Миръ искусства. Томъ 10 [7-12] [10]

Citation preview

|НІРЪПШѴССТВЛ.|

Й

« 97^- 8 00 М

1903.

7—8.

N0.

Т,)0

V.

Выставки

1903'г.

Іев

Стр. 1—28. (Жур-

нала „Міръ Искусстеа", „36-ти художниковъ", „Московск. Товарищества Художниковъ" п пр.) 39 снимковъ. • В. Брюсовъ.

ехровИіопв

V. Вгіоиввот. Рр.

— іе

роёіе

Ваітопі.

— Бальмонтъ. Стр. 29—36. — 4 (Іеввіпв. Рр. 37—40.

— 4 снимка съ его рисунковъ. М. Мезіего//.-Іёѵііап.

Стр. 37—40. * М. Нестеровъ.—Левитанъ. Энгръ.

герго-

29-36.

Сопйег. Кондеръ.

йе 1903.-39

йисііопв. Рр. 1—28.

Стр.41—44.

Іп§гев.~7

— 7 снимковъ. Стр. 45—49.

9 снимковъ

съ вещей Домьэ,

Бену

Уистлеръ.

АІехапЛге

Ое^аз,

Вепоів.

— іев

Рогігаіів

аЧпігев. Рр. 57—60.

а. —Портреты ЭнI

— 9 снимковъ съ его произве-

йев оеиѵгев сіе Оаитіег,

Репоіг еі Іа-Оапйага. Рр. 50—56.

Дегаза,

гра. Стр. 57—60.

41-44.

гергойисііопв. Рр. 45—49.

9 герг.

Ренуара и Ла-Гандара. Стр. 50—56. '•Александръ

Рр.

'

Ѵ(^НівіІег.—9 Рр.

гергойисі. (1е вев оеиѵгев.

61-68.

деній. Стр. 61—68. В. Яозапоѵѵ. ^В.

Розановъ.

— „Среди

иноязычныхъ".

—„Вт. Мёгё/котвкі".

Рр.

69-86.

Стр. 69—86. Ногв-іехіе. Приложеніе.

— В.Сгьровъ.

И. Леватана (фототипія).

Портретъ

іёѵііап

— Ѵ. 8ёго// (рНоіоіуріе).

Рогігаіі

йе

ВЫСТАВКИ 1903-го ГОДА.

Л. Бакстъ (і. ВаШ). Имп. Елизавета Петровна на охотѣ. (Собств. К. А. Сомова). Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г.

А. Архиповъ (А. АгШрот). Этюдъ (собств. И. А. Морозова). Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г.

Кн. П. Трубецкой (Рг. Р. ТгоиЬеігкоу). Статуетка. Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г..

'•'"3

М. Добужинскііі (М. ОоЬигупзЫ). \ Дворъ, пастель. \ Высгп. эісурн. „Міръ Исісусства", 1903

А". Юонъ (С. Іиоп). Гора (Собств. П. Н. Перцова). Выст. журн. „Міръ Искусства",

1903 г..

Л. Пастернакъ (і. Разіегпак). Портр. гр. С. А. Толстой. Выст. журн. „Міръ Искусства",

1903 г.

С. Яремичъ (Е. /агётіісіг). Дніъпръ. Высіп. журн. „Міръ Искусства",

1903 г.

П. Петровичевъ (Р. Реігоѵііс/іе//). Сумсріаі. Выст. эісурн. „Міръ Искусства", 1903 г.

С. Коровинъ (8. Когоѵіпе). Богомолки (собств. А. П. Боткиной). Выст. эісурн. „Міръ Искусства", 1903 г.

С. Виноградовъ (3. Шпо§гасіо//). Весна. Высіп. журн. „Міръ Искуссіпва^\ 1903 г.

8

В. Сіъровъ (]Ѵ. 8ёго//). Портр. И. С. Осіпроухова. Высіп. эісурн. „Міръ Искусства".

; \ 1903 г.

Н. Мещеринъ (7Ѵ. Мёзіскегіп). Старая церковь. Выст. журн. „Міръ Искусства",

10

1903 г..

Кн. П. Трубецкой (Рг. Р. ТгоиЬеІгкоу). Лаііка со щенятами (эскизъ). Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г.

М. Дурновъ (М. Ооито//). Въ палисадникѣ. Выст. журн. „Міръ Искусства",

^ 1903 г..

11

А. Матвіьевъ (А. Маіѵее//). Портретъ. Выст. журн. „Міръ Искусства",

12

1903 г.

ч А. Рябушкинъ (А. РіаЬоисНкіпе). Хороводъ (собств. И. А. Морозова). Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г.

13

В. Сѣровъ (\(/. Зёго//). Финская мельница. А. Бенуа (А. Вепоіз). Галлерея Гонзаги въ Пав.^овскѣ. Выст. журн. „Міръ Искусства", 1903 г. 14

М. Дурновъ (М. Ооигпо//). Портр. К. Бальмонта. Выст. журн. „Міръ Искусства",

1903 г.

15

1

С. Коровинъ (3. Когоѵіпе). Эскизъ (пріобр. въ Треіпьяковск. галл.). Высіп. „36-іпи" въ Москвіъ, 1903 г.

16

В. Сіъровъ (V. ЗёгоЛ). Поріпретъ. Выст. журн. „Міръ Искусства",

1903 г.

17

А. Васнецовъ (А. Шазпёіго//). Сіпарая Москва. Высіп. „36-іпи" въ Москвіъ, 1903 г.

18

А. Васнецовъ (А. Шазпёіго/р. Старая Москва. Выст. „36-тіі" въ Москвіъ, 1903 г.

19

А. Васнецовъ (А. Ѵ^азпёіго//). Старая Москва. Выст. „36-ти" въ Москвіь, 1903 г. 20

А. Рыловъ (А. Руіо//). Сіьверный ігеіізажъ. Высіп. „36-пііі" 85 Москвіъ, 1903 г.

21

/ 1 . Нейманъ (А. Неитапп). Псіізажи. Выст. художншсовъ въ С.П.Бургѣ, 1903 г.

В. Мусатовъ Моиззаіо^). Гобс.іень. • •• Выст. карт. Московск. Товарищ. Художниковъ

въ С.П.Бургіъ, 1902-3 г.

У

В. Мусатовъ (Ш. Моиззаіотю). \ Женская фигура. Портретъ. \ Выст. карт. Московск. Товаращ. Художниковъ вь С.П.Бургіь, 1902-3 г^

28

БАЛЬМОНТЪ.

(^К БалъмоптЪ. БуделіЬ какЪ солнце. Кннга снмволовЪ. Обложка работы Фн^уса. Москва. Книгонздательство „СкорліонЬ". 1903). Наши дни — исключительные дни, одни изъ замЪчательнЪйшихъ въ исторіи, Надо умЪть цЪнить ихъ, Неожиданныя и дивныя возможности открываются человЪчеству. Въ глубинахъ нашихъ душъ начинаетъ трепетать жизнью то, что вЪка казалось косной, мертвой, основной матеріей. Словно какія то окна захлопнулись въ нашемъ бытіи и отворились какія-то неизвЪстныя ставни. ТѴІы, какъ стебли, невольно, несознательно обращаемъ наши лица туда, откуда льется свЪтъ. ПровозвЪстники новаго—вездЪ: въ искусствЪ, въ наукЪ, въ кморали. Даже въ повседневной жизни означаются тайны, которыхъ мы прежде не знали. Событія, мимо которыхъ всЪ проходили не глядя, теперь привлекаютъ все наше вниманіе: сквозь грубую толш,у ихъ явно просвЪчиваетъ сіяніе иного бытія. { Но не надо преувеличивать силы движенія, увлекающаго насъ. Мы гребень вставшеіі волны, но она упадетъ.

Ещ,е далеко до моря, хотя съ нашей высоты уже слышенъ его соленьш запахъ. Караванъ человЪчества, въ своемъ пути, взошелъ на вершину холма, и ему видна цЬль его странствій. Юноши, идущіе впереди, уже кричатъ: „Іерусалимъ! Іерусалимъ!"—цЪлуютъ землю, плачутъ отъ счастія. Но старшіе сурово останавливаютъ ихъ, Они знаютъ, какъ приближаетъ миражъ пустыни далекія картины. Они знаютъ, что еще надо будетъ спуститься по другому склону холма, еще придется опять итти по равнинЪ, переходить рЪки, преодолЬвать новые холмы, снова сбиваться съ пути и терять надежду. Да, путь еще далекъ. Еще не скоро осуществится то, въ чемъ нынЪ дается намъ обЪтованіе. Еще опять замрутъ и засохнутъ ожившіе было въ насъ цвЪты мистическаго созерцанія. Еще не разъ человЪчество вернется всЪми помыслами въ ближаіішему, къ земному; еще не разъ прославитъ его, какъ единственное.

)( 29 )(

надеждъ, тЪмъ болЪе л;адно должны мы всматрнваться въ современность. Въ ней бьется въ первыхъ содроганіяхъ то, что въ полнотЪ и совершенствЪ развернется черезъ столЪтія. В ъ человЪкЪ сегодняш-' няго дня есть проблески тЪхъ алканій и утоленіп, которыя дикпмъ вихремт. наполнятъ души нашихъ грядущихъ^ братій. Будемъ ловить этн проблески. В ъ человЪкЪ завтрашняго дня ихъ, быть можетъ, не будетъ: мы можемъ подсмотрЪть, угадать ту жизнь, участвовать въ которой намъ не дано.

В ъ мрошломъ, уже {)ывали э"охи, ііодобныя нашей. Очень недавно, въ годы романтизма, были видны тЪ же дали, что открываются намъ,—правда, съ меньшей высоты и боліэе смутно. Такая же эпоха прозрЬнія была въ XVII вЬкЬ... Нашимъ книгамъ, созданіямъ нашего искусства суждено пережитъ годы забвенія на кладбищахъ безмЪрно разросшихся музеевъ и библіотекъ. Б ы т ь можетъ, цЪлыя столЪтія имъ придется ждать своего торжественнаго воскресенія. РЪдкіе безумцы, случаііные мечтатели, которымъ будетъ душно и тЪсно въ тогдашней жизни, станутъ разыскивать эти запыленные переплеты,эти полузаброшенные холсты и бронзы, и, впивая наши слова и пЪсни, встрЪчая въ далекомъ прошломъ отзвучья своимъмечтамъ, изумленно говорить: ,,они уже знали все это! они уже мечтали объ этомъ!" Но п сознавая эту неизбЪжную — пусть временную—гибель всЪхъ нашихъ

Именно объэтомъ говоритъ Тютчевъ: СгастлпвЬ^ кто лисѢптяЪ сеіі мірЪ ВЪ его мниутъг роковыя. Его лрнзвалп всеблагге^ КакЪ собесѢдннка, на лнрЪ. ОнЪ—нхЪ высокнхЪ зрдлніф зрнтсль, ОнЪ вЪ нхЪ совВтЬ долущоіЪ бъглЪ, И зажнво, какЪ небожнтелъ, ИзЪ гашн нхЪ везсмертье лнлЪ.

-г-"' В ъ немногихъ съ такой силоіі,такъ явно проявляется эта дрожь грядущаго, / какъ въ К. Д. БальмонтЪ. Иные, мо^ жетъ б ы т ь , яснЪе сознаютъ весь тай^ ный смыслъ современности, но рЪдко кто болЪе, чЪмъ Бальмонтъ, носитъ въ самомъ себЪ, въ своей лпчности эту современность, пережнваетъ ее полнЪе. Тэальмонтъ прежде всего ,,новьш человЪкъ' въ немъ новая душа. новыя страсти, идеалы, чаянья,—иные, чЪмъу \дірежнихъ поколЪній. Онъ живетъ отчасти уже той „удесятеренной жизнью", о которой мечталъ другой современныіі ' ^ о э г ь . И именно эта новая жизнь дЪ-

)С

30

лаетъ Бальмонта ио^томъ новаго іи:кусг\ ства. О н ъ не пришелъ къ нему черезъ сознательный выборъ. Онъ не отверг-б] „стараго" искусства послЪ разсудочной критики; онъ не ставитъ себЪ задачеіі осуществить идеалъ, наГіденньші заранЪе, мыслью. Бальмоптъ куетъ своиі стихи, заботясь лишь о томъ, чтобы они были по его красивы, по его интересны, и если его поэзія все же принадлежитъ „нопому" искусству, это ста-^ лось помимо его воли. Онъ просто разсказываетъ свою душу, но душа у него изъ числа тЪхъ, которыя лишь недавно стали расцвЪтать на нашей землЪ... Такъ

)С | о »

въ свое вреліл было съ Верленомъ... Въ этомъ вся сила Бальмонтовской поэзіи, вся жизненность ея трепета, хотя въ этомъ же н всЪ ея безсилія и ея ограниченность. Желаю все во всемЪ такЪ дѢлатъ.^ ЧтобЪ ввѢкЪ дрожатъ. В ъ этихъ двухъ стихахъ А. Добролюбовъ выразилъ все самое неотъемлемое въ новомъ пониманіи жизни. Жить— р|3начитъ быть во мгновеніяхъ, отдаІ^ваться имъ. Пусть они властно берутъ душу н увлекаютъ ее въ свою стремительность, какъ водоворотъ малый камешекъ. Истинно то, что сказалось сейчасъ. Что было передъ этимъ уже не существуетъ. Вудущаго, быть можетъ, не будетъ вовсе. Люди, соразмЪряющ,іе свои поступки со стойкими убБжденіями, съ планами жизни, съ разными условностями, стоятъ какъ бы внЪ жизни, на берегу. Вольно подчиняться смЪнЪ всЪхъ желаній—вотъ завЪтъ. Г ВмЪстить въ каждыіі мигъ всю полноту "і^бытія—вотъ цЪль. Ради того, чтобы взглянуть лишній разъ на звЪзду, стоитъ упасть въ пропасть. Чтобы однажды поцЪловать глаза тоіі, которая понравилась среди прохожихъ, можно пожертвовать любовью всей жизни. Все желанно, только бы оно наполняло душу дрожью,—даліе боль, даже ужасъ.

М утро лревратилось вЪ морл безЪ береговЪ.^ Моря ллоаугихЪ тугекЪ, вѢтвеп.^ кустовЪ, цвѢтовЪ. ЦвѢты.^ дерсвья, травы,, и травы, и цвѢпіы.^ Морл цвѣтовЪ и красокЬ., любовь,, и' я, н ты. Лицо кЪ лицу склонивши н руку вЪ < руку взявЪ., I Мы вдругЪ лроинклпсь ссастьеліЬ \ легко дрожаіцихЪ травЪ. \ БезмѣриьиіЬ свѢтомЬ солице свѢтнло і сЪ высоты.1

И было нзумлеиъе,^ восторгЪ, и л, ! и ты. \ ВЪ иасЪ царствова^^іа ВѢѵностъ, вЪ; насЪ былЪ короткін гасЪ, И утро выростало для иасЬ, для \ насЪ, для иасЪ. \ Мы былн два сіянъя, два лрнзрака Черемухой

душнстон

весиы лодсказаниые сны.

Но чтобы отдаваться каждому мгновенію, надо любить ихъ всЪ. За внЪшностью вещемі и обличій надо угадать ихъ вЪчно прекрасную сущность. Если видЪть кругомъ себя только доступное обычному людскому взору, невозможно молиться всему, Но отъ самаго ничтожнаго есть переходъ къ самому великому. , , Я каждой минутой сожженъ, я Каждое событіе—грань междудвумя безвъ каждой измЪнЪ живу", признается конечностями. Каждый предметъ созданъ Бальмонтъ. „Какъ я мгновененъ, это миріадами воль и стоитъ, какъ неисклюзнаютъ всЪ", говоритъ онъ въ дручимое звено, въ будущей судьбЪ всегомъ мЪстЪ. А въ отдЪльныхъ обраленной. Каждая душа—божество, и кажзахъ онъ даетъ какъ бы воочію видая встрЪча съ человЪкомъ открываетъ дЪть эти мгновенія, вбирающія въ себя намъ иовыіі міръ. Мелкаго нЪтъ ничего^^ весь міръ. всЪ явленія только легкая ткань, покрыЧеремухоіі дуиіистх)й сЪ тобоп вающая неизмЪримыя бездны. СмЪло ступаетъ около нихъ, между ними, тольолЬяшпы Мы вдругЬ забыли утри и вдругЬ ко тотъ, кто ихъ не видитъ, кто слЪпъ. встулнли вЪ сны. ^ Кто умЪетъ смотрЪть вглубь, знаетъ )( 31 )(

^Э»

священный ужасъ передъ безднами, окружающими жизнь. „Я за край взглянуть умЪю, и свою бездонность знаю", говоритъБальмонтъ, почти съ похвальбой. И въ одномъ изъ прекраснЪйшихъ своихъ стихотвореній онъ воплощаетъ это ощущеніе бездны въ нЪжномъ образЪ погибающихъ придорожныхъ травъ.

,,страшный" путь, гдЪ каждыи можетъ погибнуть подъ роковымъ, тяжелымъ, „невидящимъ" колесомъ... НигдЪ мистическая сторона міра неі^ открывается такъ явно, какъ въ любви^) Въ мигъ страстнаго признанія, въ мигъ страстнаго объятія одна душа смотритъ прямо въ другую душу. Таинственные корни любви, ея половое начало, тонутъ въ самоіі первоосновЪ міра, опускаются Слнте,лолумертвые,увядипе цвѢты, къ самому средоточію вселенной, гдЪ ТакЪ н неузнавшіе расцвѢта красоты, исчезаетъ различіе между я и не я,^ БлнзЪ лутен заѢзженныхЪ взрощен- между ты и онъ. Любовь уже краіінііі^ ньге ТворцолД), предЪлъ нашего бытія и начало новаго, 1 Смятые невндѢвшнмЬ тлжельгліЬ ко- мостъ изъ золотыхъ звЪздъ, по котолесомЬ. рому человЪкъ переходитъ къ тому, что БЬ гасЪ., когда всѢ лразднуюгпЬ рож- уже ,,не человЪкъ" или даже—еще ,,не деніе весньг, человЪкъ", къ Б о г у или звЪрю. Любовь ВЪ гасЪ^ когда с6ьгваютх:я несбытхус- даетъ, хотя на мгновеніе, возможность ньге сньг, вырваться изъ условій своего бытія, ВсѢмЬ дано бе^мст^овать, лншъ вздохнуть воздухомъ иного небосклона, валіЬ одннмЬ нельзя, слить всЪ чувства, всю мысль, всю ВозлѢ васЪ раскннулась заклятая жизнь, весь міръ в ъ одномъ порывЪ. стезя. „Блуждая по несчетнымъ городамъ, ВотпЬ лолунзломаны лежнте. въг вЪоднимъ я услажденъ всегда—любовью", льглн, это слова Бальмонта. „Какъ тотъ сеВьг, гтю вЪ небо дальнее свѢтж> вильскііі Донъ-Жуанъ", онъ переходитъ глядѢть моглн, въ любви отъ одноіі души къ другоіі, Вы^ гто встрѢтнть сгастіе моглн чтобы видЪть новые міры и ихъ таііны. 6ы какЪ н всѢ, Его поэзія славитъ и славословитъ люВЪ женствен7ющ вЪ нетронутющ вЪ бовь, всЪ обряды любви, всю ея радугу.^ дѢвнгескон красѢ. Онъ самъ говоритъ, что идя по путямъ Слнте лге, взглянувшіе на страш- любви, онъ можетъ достигнуть ,,слишньгн, лыльньгн луть.^ комъ многаго—всего"! И здЪсь же воВашнмЪ равнымЬ царствовать, а площаетъ любовь и сладострастіе въ вамЪ—навѢкЪ уснуть, образЪ губнтельнаго цвЪтка—Арума. ВогомЪ обдѢленные на лраздннкѢ мегтьг, Тролнгескіп цвѢтокЪ, багряно-лышСлнте.^ не вндавшіе расцвѢта краньгн арумЪ. сотьг. Твон цвѢты горятЪ лнкующнмЪложаромЬ. Символизмъ этого стихотворенія доТвон лнсты грозятЬ, нелъзл нхЪ лостигаетъ всеобъемлющаго охвата. Оно забыть, властно даетъ чувствовать, какъ близКакЪ колья^ гья судъба — орудьемЪ ко ото всЪхъ насъ пролегаетъ тотъ смертн бытъ. )(

32 )(

ЦвѢтокЪ-чудовнще., надмеііпыгі

п

подобно намъ, съ горечью восклицать о всЪхъ смЪняющихся мгновеніяхъ „не злоокт. СЪ недобрымЪ лламенемЬ, сЪ дву- тЪ! не тЪ!" цвѢтной ловолокощ ПЬсни къ стихіямъ — одна изъ лю-Л Снаружн блещущен сіяніемЬ зарн, бимЬіішихъ темъ Бальмонтовскоіі лириСвѢтло лурлуровон—-н 'серною вну- ки. „МнЪ людскоенезнакомо", обмолвлитрн. вается онъ. Онъ пишетъ гимны Огню, Губнтелънын цвѢтокЪ., нелобѢднмый Солнцу, планетамъ. ЦЬлыіі отдЪлъ его книги посвященъ „четверогласію стиарумЬ., Я лреданЪ всен душон твонмЬ мо- хііі". Онъ называетъ вЬтеръ „вЬчнымъ своимъ братомъ", океанъ — древнимъ гугнмЬ гараліЬ,, Я знаю, гто онѢ такЪ лъгшно мнѢ „прародителемъ" всЬхъ людскихъ поколЪнііі. сулятЬ: СЬ люЬовнымЬ лраздннкомЬ вЪ ннхЪ дышнпіЬ жгугін ядЬ. ОкеаиЪ, мон древній лрароднтелъ, Ты хранншь тысягелѣтній соіЛ, СвЪтлын сумракЪ, жнзнедатель, Однако ни въ любви, ни на друмстителъ гихъ путяхъ, жажда полноты мгновенія Воднын., вЪ глубь ушедшій небосклоиЫ не можетъ никогда быть утолена до Зеркало лредвѢгныхЪ насннаигй, конца, потому что по самоіі сущности ВндѢвшее лервую зарю, своей ненасытима. Она требуетъ, чтобы Знающее больше нашнхЪ знаній, каждое мгновеніе распадалось на безкоЯ сЪ тибон, сЪ 6езсмертпымЬ.,говорюІ нечное число ощущенііі, но въ человЪкЬ Ты ннкѢмЪ ие скованная цѢлыюсть, все ограничено, все конечно. При всей ярМірЪ землн для сердца мертвЪ н кости жизни, при всемъ ея безуміи, каждую душу должно охватывать чувство луспіЬ.^— безнадежноіі, роковоіі неудовлетворенТы же вѢгно дышишь вЪ безлредѢльности. Только въ состояніяхъ экстаза ность душа дЬііствительно отдаетъ себя всю, Тысягамн юно жадныхЪ усттіЫ но она не въ силахъ переживать эти соТнхій, буриын, нЬжный, стройиостоянія сколько нибудь часто. Обычно важнын,, ^ е какая то доля сознанія остается на Ты какЪ жнзнь, н лравда., н обманЬ. стражЪ, слЪдитъ со стороны за всЪмъ Дан мнѢ быть твоей лылинкон влажбуііствомъ жизни, и своимъ едва принон., мЪтнымъ, но неотступнымъ взоромъ Каллей вЪ вѣгномЬ... ВѢгность! уничтожаетъ цЪлость мгновенія, дЪлитъ ОкеанЪ! его пополамъ. Изъ этого мучительнаго ощущенія непобЪдимо возникаетъ заЖажда полноты каждаго мгновенія,'^ висть ко всему, что живетъ внЪ формъ ощущеніе окружающихъ насъ бездні., человЪческоіі жизни,—къ тучамъ, къ чувство таинства въ страсти и сліяніе вЪтру, къ водЪ, къ огню. В ъ стихіяхъ съ стихіііноіі жизнью — вотъ четыре нЪтъ нашеіі сознательности, онЪ каж- основныхъ теченія въ творчествЬ Б а л ь - ^ дому мигу могутъ отдаваться вполнЪ, монта. не помня о промелькнувшемъ, не зная Они увлекаютъ въ свои русла всЬ о слЪдующемъ. Имъ не приходится. его впечатлЬнія. Они же опредЬляіотт.

^9

){ 33 )(

\/

>/

,

\

^

I I его литературныя гимпатіи („Мамъ нравятся поэты, похожіе на насъ"). В ъ исканіи полной жизни, цЬльныхъ, стремительныхъ характеровъ онъ пришелъ къ Кальдерону, къ испапскоіі драмЬ X V I I вЬка; „Чувство таіінъ" роднитъ его съ поэтомъ ужаса, безумнымъ Здгаромъ; отношеніе къ любви, къ страсти, къ женщинЬ, близитъ съ Бодлэромъ и современными ,,декадентами"; наконецъ, проникновеніе въ жизнь стих і і і — с ъ Шелли и индійскимъ пантеизмомъ. К ъ основнымъ теченіямъ примыкаютъ второстепенныя, но это скорЬе заводи, живущія лишь полусамостоятельноіі жизнью, питаемыя в ъ сущности все тЬми же струями. Т а к ъ изъ вЬры въ возможность ,,полноіі" жизни, какъ

р

Т о , ,,что мы теперь счптаемъ праздпымъ сномъ", всЬ роды предчувствііі, внушеній, гаданііі и симпатій, все, что теперь такъ случайно и безсильно въ насъ, нЬкогда составитъ, конечно, са\_.мую сущность духовноіі жизни человЬка. Современный черепашій ходъ мышленія, наше причинное познаніе, замЬнится пламенноіі интуиціей. ПредЪлы сознанія раздвинутся и ихъ затопитъ то необъемлемое, что мы называемъ сейчасъ безсознательнымъ. Но тогда, въ этомъ едва представимомъ грядущемъ, эти тайныя силы достигнутъ своего полнаго расцвЬта и сдЬлаютъ человЬка во всЬхъ случаяхъ жизни болЬе зоркимъ, болЬе чуткимъ, болЬе властнымъ. Теперь же, едва пробуждаясь отъ многовЬкового сна, онЬ еще не могутъ замЬнить намъ

^§ )С

ея обратная сторона, получаетсл ненависть къ жизни тусклоіі, умЬренноіі, переходящая въ злобныя, почти уже не лирическія сатиры (напр. „ В ъ домахъ"). Гимны къ стихіямъ, напротивъ, часто разрЬшаются въ тихія, дЬтскія пЬсенки, милыя, кроткія и красивыя, о поляхъ, о веснЬ, о зоряхъ и снЬжинкахъ... Но четыре голоса остаются основными во всемъ существЬ Бальмонта и во всеіі его поэзін. И вс'Ь они какъ то полногласно сливаются в ъ послЬднемъ восклицаніи его русалки, всплывшей таки „ с ъ глубокаго д н а " и увидЬвшеіі солнце, хотя оно и сожгло ей очи:

Я вндѢла солнце, еказала она, Что лослВ.^ не все лн равно!

болЬе грубыхъ, но болЬе привычныхъ намъ способовъ познанія міра. Намъ легче двигаться впередъ, ползя мыслью отъ положенія къ положенію, какъ червякъ-землемЬръ,чЬмъ, порываясь, летЬть, какъ птицы на нетвердыхъ крыльяхъ. Т а к ъ прозрЬвшііі слЬпецъ сначала болЬе довЪряетъ (и справедливо!) своіі ощупи. В ъ БальмонтЬ безсознательная жизнь преобладаетъ надъ сознательной. Но гордыіі своимъ свЪтлымъ окомъ, онъ, этотъ прозрЪвающій слЬпецъ, слишкомъ полагается на силу своего прозрЪнія. Онъ отваживается на самыя запретныя дороги, иногда проходитъ тамъ, гдЪ, казалось, нЬтъ пути, а иногда жалко скользитъ и падаетъ тамъ, гдЪ многіе идутъ свободно, руководствуясь клюкоіі. ВездЬ, гдЬ сила въ сознатель^

34 )(

І 1 0 С Т И , въ ясности мысли, Бальмонтъ I Если Бальмоіітъ сказалъ это, пмЬн 1 слабЪе слабыхъ. ВсЪ его нопытки дать; въ виду своіі стихъ, его пЬвучесть, ширину мысли, вмЪстить въ стихъ ши- свою власть надъ нимъ, — онъ правъ. рокія обобщенія, охватить вЬка въ чет- Равныхъ Бальмонту въ искусствЪ стиха •^ііомъ образЬ — кончаются неуспЬхомъ.: въ русскоіі литературЪ не было п ^ Его эпическая попытка, длиниая поэма нЪтъ. Могло казаться, что въ напЬвахъ „Художникъ Дьяволъ", кромЬ нЪсколь- ф е т а русскіГі стихъ достигъ краіікихъ красиво формулированныхъ мы- неіі безплотности, воздушности. Но слеіі, да немногихъистинно лирическихъ ! тамъ, гдЪ другииъ видЪлся предЪлъ, отрывковъ, вся состоитъ изъ риториче- \ Бальмонтъ открылъ безпредЪльность. скихъ общихъ мЪстъ, изъ того крика,| Такоіі недосягаемый по пЬвучести обракоторымъ пЬвцы стараются замЬнить; зецъ, какъ Лермонтовское „На воздушнедостатокъ голоса. И въ лирикЪ Баль-: номъ океанЪ", совершенно меркиетъ [монтъ никогда не можетъ взглянуть н а | передъ лучшими пЪснями Бальмонта. свои созданія постороннимъ взоромъ] Да! Онъ впервые открылъ въ нашемъ"^ \ критика. Онъ или въ нихъ, или уже; отихЪ ,,уклоны", открылъ возможности, (^езнадежно далекъ отъ нихъ. По-І которыхъ никто не подозрЪвалъ, небытому-то Бальмонтъ никогда не можетъ; валые перепЪвы гласныхъ, переливаю\поправлять своихъ стиховъ. Его по-] щихся одна въ другую, какъ капли Іправки—искаженія. Если стихъ ему н е | влаги, какъ хрустальные звоны. Однако при этомъ стихъ Бальмонта удается, онъ спЬшитъ къ слЬдующему,; довольствуясь — для связи — какимъі сохранилъ всю конструкцію, весь остовъ і ^ нибудь приблизительнымъ выраженіемъ.^ обычнаго русскаго стиха. Можно было Зто дЬлаетъ смыслъ иныхъ его сти-! ждать, что Бальмонтъ, при его стремиховъ темнымъ, и эта темнота—самаго і тельной жаждЪ смЬны впечатлЬнііі, нежеланнаго рода: ея причина не в ъ ! отдастъ своіі стихъ на волю четыремъ темнотЬ содержанія, а въ неточности ^ вЪтрамъ, изломаетъ его, разобьетъ въ ^і^выбранныхъ выраженій. Довольствуется 1 блестящіе дребезги, въ жемчужную пыль. Но этого нЪтъ совершенно. Стихъ~] Бальмонтъ въ такихъ случаяхъ и пу-і стыми, ничего не говорящими трафа-1 Бальмонта это стихъ Пушкина, стихъ ретами. При всей тонкости общаго! фета, усовершенствованныіі, утонченпостроенія стихотворенііі, онъ въ от- ] ныіі, но по существу все тотъ же. Д в и - ^ дЬльныхъ стихахъ доходитъ до мредЬ-; женіе, которое создало во франціи и Германіи ѵсгз ІіЬгс, которое искало ^ лопъ банальностп. новыхъ пріемовъ творчества, новыхъ формъ въ поэзіи, новаго инструмента для выраженія новыхъ чувствъ и идеіі,— почти совсЬмъ не коснулось Бальмонта. Мало того, когда Бальмонтъ пытается"' В ъ одномъ стихотвореніи Бальмонтъ перенять у лругихъ нЪкоторыя особенности новаго стиха, это ему плохо^ говоритъ о себЬ: удается. Его ,,прерывистыя строки", Я гізъгскапНость русскон медлитель- какъ онъ называетъ свои безразмЬрнон рдт, ные стихи, теряютъ всю прелесть БальПредо мною другіе лоэты лредтегн. монтовскаго напЪва, не пріобрЪтая сво-

)С

35

X

У

боды стиха Верхарна, Демеля и Аннунціо. Бальмонтъ талько тогда Бальмонтъ, когда пишетъ въ строгихъ размЪрахъ, правильно чередуя строфы и риѳмы, слЪдуя всЬмъ условностямъ, выработаннымъ \ ^ з а два вЬка нашего стихотворства. И далеко не всегда новое содерлганіе укладывается на прокрустово ложе Этихъ правильныхъ размЬровъ. Безуміе, втЬсненное въ слишкомъ разумныя строфы, теряетъ свою стихіііность. Лсныя формы придаютъ опошливающ,ую ясность всему смутному, хаотическому, что пытается влить въ нихъ Бальмонтъ. Онъ какъ бы принимаетъ наоборотъ завЬтъ Пушкина: ,,Пока не требуетъ поэта"... у Пушкинскаго поэта душа просыпалась какъ орелъ при божественномъ зовЬ. У Бальмонта она что то теряетъ отъ своеіі силы и свободы. ГВъ жизни Бальмонтъ свободенъ безъ предЬла, въ искусствЬ онъ скованъ и спутанъ тысячами правилъ и предразсудковъ. Въ жизни онъ ,,стихіііный генііі" и ,,свЬтлыіі б о г ъ " (его собственныя слова), въ поэзіи онъ раньше ^^этого — литераторъ. Его порывы, его страстныя переживанія, пройдя черезъ его творчество. блекнутъ; въ большинствЬ ихъ отъ огня и свЬта остаются только тускнЬющіе угли: для насъ они еще пламенны и ярки, но они уже совсЬмъ не то солнце, которымъ были. Таковы поэзіи-

предЬлы

Бальмонтовскоіі

„Будемъ какъ солнце" уже шестой сборникъ стиховъ Бальмонта (если не считать изданнаго в ъ 1890 г . ) . Предыдущііі, „Горящія зданія", былъ мгновенной вспышкоіі, блистательнымь феііерверкомъ. Почти весь онъ былъ написанъ въ нЬсколько недЬль. В ъ немъ была острота и напряженность порыва. ,,Будемъ какъ солнце" — творчество нЬсколькихъ лЬтъ. Поэзія Б а л ь м о н т ^ разлилась здЬсь во всю ширь и видимо достигла своихъ вЬчныхъ береговъ.^ Она попыталась кое гдЬ даже переплеснуть черезъ нихъ, но неудачно, какоіі то безсильноіі и мутноіі волной. Надо" думать: еіі суждено остаться подъ этимъ небосклономъ. Но въ своемъ мірЬ—Бальмонтъ, конечно, еще будетъ достигать новой и новоіі глубины, къ котороіі пока лишь стремится. • --л

„Будемъ какъ солнце" ставитъ Баль- \ монта, въ ряду нашихъ лириковъ, тотчасъ послЬ Тютчева и ф е т а , Онъ ихъ ближайшііі и единственныіі преемникъ. Среди современныхъ поэтовъ Баль-|^ монтъ безспорно самыіі значительныіі,— и по силЬ стихііінаго дарованія, и по своему вліянію на литературу. ВсЬмъ его современникамъ приходится забо- . титься прежде всего о томъ, чтобы не попасть въ сферу его , притяженія, сохранить самостоятельность. Бороться съ Бальмонтомъ в ъ области чистоіі лигі рики — опасный подвигъ. Мало надеждъ даже остаться хромымъ, какъ Іаковъ.

Валерін БрюсовЪ.

^%

)( 36 )(

Іс^

На

террассѣ.

37

Первые

38;

совіыпы.

Панно.,

39

Вѣеръ.

40

УІЕВИТАНЪ. Сорокинъ, когда только что зарождалась мысль объ ученическихъ выставкахъ, а въ ПетербургЬ Крамскоіі во главЬ передвижниковъ призывалъ молодежь послужить русскому художеству. Вотъ тогда то я впервые узналъ юнаго Левитана, такого же юношу, какимъ былъ и я. Красивыіі мальчикъ евреіі, болЪе похожііі на тЬхъ мальчиковъ итальянцевъ, которые съ цвЬткомъ въ кудрявыхъ волосахъ такъ часто встрЬчаются на площадяхъ Неаполя и Венеціи, Левитанъ обращалъ на себя вниманіе и тЪмъ, что тогда уже слылъ въ школЪ за талантъ. До чрезвычаііности скромно одЬтыіі, какъ сеіічасъ помню, въ клЬтчатыііпиджачокъ, онъ терпЪливо ожидалъ, когда болЬе счастливые товарищи его, насытившись у старика „Моисеича", расходились по классамъ; тогда и Левитанъ застЪнчиво подходилъ къ Моисеичу, чтобы попросить его потерпЪть прежнііі долгъ (коіі. 30} и дать ему вновь „до пятачка''. Зто часто было для него въ то время и завтракъ, и обЬдъ, и ужинъ.

I.

Мысль написать воспоминанія о покоііномъ ЛевитанЪ, помню, пришла мнЪ тотчасъ, какъ я узналъ о его смерти лЪтомъ 1 9 0 0 года въ ПаридЬ. Тогда весь рядъ эпизодовъ изъ его жизни промелькнулъ въ моеіі памяти, и я набросалъ ихъ. Но затЬмъ жизнь незамЪтно вытЪснила мое намЪреніе и только теперь, когда я прочелъ въ одномъ изъ номеровъ ,,Міра Искусства" замЪтку, гдЬ на его близкихъ товарищей, въ томъ числЪ и на меня, возлагается какъ бы нравственное обязательство сказать о ЛевитанЪ то, что каждому изъ насъ о немъ извЪстно, я рЪшился вызвать въ моеіі памяти то, что было пережито за послЬдніе болЬе чЪмъ 20 лЪтъ. Т о было весною, давно, когда еще Московская школа носила на себ^Ь тотъ своеобразныіі яркій отпечатокъ страстнаго увлеченія и художественнаго подъема, вызваннаго удивительноіі личностью и горячеіі проповЪдью ПеЛевитанъ вообще тогда очень нужрова, когда, казалось, пульсъ жизни дался:—про него ходило въ школЪ школы бился особенно ускоренно, когда много разсказовъ, съ одноіі стороны, тамъ вмЪстЪ съ Перовымъ работали о его дарованіи, съ другоіі—о его веСаврасовъ, Прянишниковъ, Евграфъ ликоіі нуждЪ.

)С

41

)С

Говорили, что онъ не имЬетъ иногда возрастЬ своемъ встрЬтился съ жестокой и ночлега. Разсказывали, что бывалн нуждоіі; завязалась борьба на долгіе случаи, когда Левитанъ послЪ вечер- годы. Вышелъ побЬдителемъ талантъ, нихъ классовъ исчезалъ, незамЬтно нужда отступила, но... увы! Врагъ болЬе прятался въ верхнемъ этажЬ огромнаго сильныіі и мрачный подстерегъ Левистараго дома Юшкова, гдЬ школа по- тана и убилъ его. Левитанъ работалъ въ Саврасовскоіі мЬщалась уже п тогда, п гдЪ когдато, при АлександрЬ І-омъ, собирались мастерскоіі. Тамъ подъ руководствомъ масоны; позднЬе домъ этотъ сму- автора „Грачеіі" работало одновременно учениковъ. щалъ москвичей страшными привидЬ- нЬсколько талантливыхъ ніями. И здЬсь-то Левитанъ, выждавъ Среди нихъ надежды всеіі школы были послЬдняго обхода солдатомъ Землян- обращены на троихъ: братьевъ Корокинымъ, прозваннымъ „Нечистая Сила'', виныхъ—пылкаго, стройнаго, с ъ вьюоставался одинъ коротать въ теплЬ щимися волосами СергЬя, совсЬмъ еще длинныіі зимнііі вечеръ и долгую ночь юнаго Константина и Исаака Левитана. съ тЬмъ, чтобы утромъ натощакъ снова Мастерская Саврасова окружена была начать день влюбленными мечтаніями таинственностью: тамъвидимо священноо нЬжно любимоіі природЬ. Такъ шли дЪйствовали; тамъ уже писали картины! многіе дни и многія ночи, смЬнялись Саврасовская же мастерская должна страхъ, горе—восторгомъ и радостью. была поддержать и славу первой уче* Талантъ в ъ самомъ делпкатномъ ническоіі выставки.

дачу, данную иа мЪсяцъ, разрЪшилъ оригинально, жизненно и изящно. Первая ученическая выставка покаРаботалъ Левитанъ упорно. хотя зала еще болЪе, чтб таится в ъ красидавалось ему все легко. Помню, онъ вомъ юношЬ. Его, хотя и не конченныіі, какъ пейзажистъ пришелъ къ намъ въ но іюлный тихоіі поэзіи „Симоновъ натурныіі классъ и сЬлъ писать не- монастырь" былъ одноіі изъ лучшихъ обязательныіі этюдъ голаго тЪла; въ вещеіі выставки. СлЪдующія выставки 2 — 3 дня онъ легко разрЬшилъ за- одна за другоіі давали возможность II.

)( 42 )(

радоваться за Левитана. Не помню те- ные пути къ изученію сложноіі сЪверперь, на которой изъ нихъ онъ былъ ноіі природы. Его техника крЪпла. ПопріобрЪтенъ П. М. Третьяковымъ для Ъздки заграницу дали большую увЪгаллереи. И какъ ни странно, этотъ ренность въ себЪ. Тамъ, на западЪ, гдЪ первыйі успЪхъ причинилъ юному Ле- искусство дЪйствительно свободно, онъ витану много огорченііі. Но и это ми- убЪдился, что путь, имъ намЪчеиныіі новало, миновали постепенноитяжелые раньше, вЪренъ. дни нужды. Картины его стали пріобрЪВернувшись домоіі, онъ, вмЪстЪ съ таться, хотя и за безцЪнокъ, любите- кружкомъ своихъ товарищеіі, р1')шилями-москвичами. Къ этому періоду тельно и безповоротно примкиулъ къ надо отнести всю, такъ называемую новому движенію въ художествЪ, какъ „Останкинскую"дЪятельность Левитана, то сдЪлали за нЪсколько лЪтъ ранЪе когда онъ работалъ съ колоссальноіі художиики предыдущей эпохи—Суриэнергіеіі, изучая въ природЪ главнымъ ковъ, Викторъ Васнецовъ, РЪпинъ. Пообразомъ детали. В ъ это же время онъ явленіе картинъ Левитана было истинстрастно увлекался охотой. ноіі радостью для искреннихъ цЪниПомню, какъ сеіічасъ, зимнюю мо- телеіі его дарованія. Вокругъ него стала розную ночь въ МосквЪ; меблирован- образовываться цЪлая школа маленькихъ Левитановъ. Казалось, что счастье ныя комнаты „Англія" на Тверской; стало на его сторонЪ: онъ имЪлъ удобдовольно большоіі, низкій, какъ бы приную мастерскую и пересталъ бЪдствоплюсііутыіі номеръ въ три окна, съ вать, онъ могъ отдохнуть... неизмЪнноіі деревянноіі перегородкоіі. Тускло горитъ лампа; 2 — 3 мольберта.і. Но незамЪтно подкралась болЪзнь Отъ нихъ тЪни по стЪнамъ. Тихо, не- и послЪдніе 2 — 3 года Левитанъ рабомного жутко. З а стЪноіі изрЪдка сто- талъ подъ яснымъ сознаніемъ неминетъ тяжко больноіі Левитанъ. Поздній нуемоіі бЪды, и, какъ ни странно, вечернііі часъ. ПровЪдать больного столь грозное сознаніе вызывало страстзашли товарищи^ съ ними и молодоіі, ныіі, быть можетъ, иебывалыіі подъемъ только что окончившііі курсъ врачъ Ан- энергіи, техники и чувства. тонъ Чеховъ. Что было тогда съ ЛевиОнъ уходилъ отъ насъ, оставляя таномъ—не помню, но онъ быстро сталъ въ нашей памяти трогательныіі образъ оправляться. удивительнаго художника-поэта. Мое Къ этому же приблизительно времени относится и дебютъ Левитана на передвижноіі. НЪсколько лЪтъ, проведенныхъ на ВолгЪ въ ПлесЪ, дали цЪлыіі рядъ полныхъ удивительноіі лирическоіі красоты картинъ, который послужилъ серьезноіі основоіі настоящеіі извЪстности Левитана. В ъ это время онъ успЪшно работалъ надъ собоіі. Тонкііі умъ его, склонныіі къ глубокому созерцанію, помогалъ его таланту отыскивать истин-

послЪднее свиданіе съ Левитаномъ было въ мартЪ 1 9 0 0 г., за нЪсколько мЪсяцевъ до его смерти. Какъ всегда, проЪздомъ черезъ Москву я зашелъ къ нему. Онъ чувствовалъ себя бодрымъ. Вечеръ провели мы съ нимъ вдвоемъ въ бесЪлЪ о томъ, что и до сихъ поръ волнуетъ художниковъ. Была дивная весенняя ночь. Эта ночь соблазнила Левитана проводить меня до дому. Мы пошли съ нимъ тихо по бульварамъ. БесЪда возобновилась, одно задругимъ

воскресли воспоминанія минувшаго, ночь какъ бы убаюкивала все старое и горькое в ъ нашеіі жизни, смягчала наши души, вызывая надежды къ жизни, къ счастью... Поздно простились мы, скрЪпивъ эту памятную ночь поцЪлуемъ, и поцЪлуй этотъ былъ прощальнымъ! Левитана

не

стало

среди

насъ.

Вспоминая о немъ, дружно допоемъ нашу пВснь прекрасному. З а нами идутъ другіе, они подхватятъ эту пЬснь п звучноіі, свЪжеіі волноіі понесется она вдаль, сливаясь въ общей гармоніи всЪхъ вЪковъ.

МііханлЪ НестеровЪ, Абастуманъ. 1903 г.

ЭПГРЪ

Л. Давидъ (і. Оаѵіф 1748—1825 г. Портретъ Ж. Энгра. Третьяковск. галлерея.

45

....

.^?\

і I

1?..'

Ж. Энгръ (I. Іпёгез) 1780—1867 Портретъ скулыгтора Давада

46

г. д'Анжэ.

Ж. Энгрп (/. Іііігп'5) 1780—1867 г. Портретъ лорда и лэди Саѵеисіізіі Вепііп^.

Ж. Энгръ (I. Іпягез) 1780—1867 г. Портретъ г-жи Бенаръ (Вепагсі).

47

ГГ-'

•ч-

•-і-:^

Ж. Энгръ (/. Іпёгез) 1780—1867 Семейный портретъ.

48

г.

V •„ч

к

Ж. Энгръ ([. Іп^гез) 1780—1867 г. Портреты архитектора Лесюёра {іезиеиг)

и г-эіси?

49

Г. Домье (Н. Ваатіег) Донъ-Кихотъ.

50

1808—1879

г.

Г. Домье (Н. Оаитіег) Вагонъ 3-го класса.

Дегазъ (Ое^аз). Ожиданіе.

1808—1879

г.

3|'

П. Ренуаръ Портретъ.

(Р.

Репоіг).

П. Ренуаръ (Р. Въ ложіь.

Репоіг).

53]

П. Ренуаръ (Р. Репоіг). Праздникъ въ деревніь.

54

П. Ренуаръ (Р. Портреты.

Непоіг).

55

А. де-ла Гандара (А. йе Іа Оапсіага). Поріпретъ графини де-Ноайль. Венеціанская выставка 1903 г.

56

ПОРТРЕТЫ ЗНГРА. Въ одной изъ надгробныхъ рЬчей на похоронахъ Знгра, нЬкій ораторъ произнесъ: „умирая, онъ положилъ на алтарь тотъ факелъ, который былъ переданъ на разстояніи вЬковъ фидіемъ Рафаэию и которыіі Знгръ, этотъ ревностный обожатель ихъ обоихъ, высоко продержалъ болЬе чЬмъ двЬ четверти вЬка. Кто теперь схватитъ этотъ факелъ и встряхнетъ его искры, подобныя звЬздамъ?" В ъ этихъ высокопарныхъ словахъ высказывается весь фанатическііі культъ „энгристовъ", все значеніе, которое имЬлъ Знгръ для извЬстнаго лагеря своихъ современниковъ. Для нихъ онъ, дЬііствительно, являлся послЬднимъ преемникомъ Рафаэля и фидія, послЬднимъ знатокомъ и представителемъ классическоіі традиціи, ,,внЬ которой не можетъ быть спасенія для искусства". Наше поколЬніе, явившееся много времени спустя послЬ смерти великаго художника, можетъ быть безпристрастнымъ къ нему. Ворьба съ классическимъ шаблономъ, главнымъ представителемъ котораго былъ Знгръ, является теперь забытымъ эпизодомъ, не имЬющ,имъ значенія для нашего времени. Однако и мы, хладнокровные, незнакомые съ партійноіі ожесточенностью, ясно видимъ, что энгристы не были правы, что Знгръ не былъ наслЬдникомъ т Ь х ъ двухъ величаіішихъ художественныхъ геніевъ; что его мертвое, застывшее искусство, его педантичныіі эк-^ектизмъ,

)(

его сухая разсудочность ни въ какомъ случаЬ не могли являться отголосками радостныхъ, ясныхъ, вдохновенныхъ словъ великаго скульптора и великаго живописца. Историческія картины и церковные образа Знгра, за немногими исключеніями (въ которыхъ онъ, случайно удаляясь отъ своихъ образцовъ, приближался къ натурЬ), не возмущаютъ больше насъ, какъ они возмущали Делакруа и его приверженцевъ, но обдаютънасъледенящимъ холодомъитоской. На нихъ прямо „трудно смотрЬть", до того они лишены какоіі-либо жизни, какого-либо интереса. Красота ихъ линііі извЬстна намъ по болЪе живымъ произведеніямъ, въ подражаніе которымъ они созданы, а краски вялы и тоскливы до послЬднихъ предЬловъ. фотографіи съ „Апоѳеоза Гомера'-, съ „Андромеды", со „Стратоники" и т. п. картинъ въ тысячу разъ пріятнЬе самихъ картинъ, именно потому, что на нихъ не видишь этихъ унылыхъ, школьныхъ красокъ. „Достигнуть бы ногъ Рафаэля и ихъ облобызать!" любилъ повторять Энгръ. Намъ кажется, что онъ ногъ Рафаэля не достигалъ, такъ какъ вообще не зналъ его, вЬрнЬе, не зналъ того, чЬмъ именно великъ Рафаэль: его жизненности, непосредственности, огня,—Я еще недавно любовался въ Станцахъ геніальнымъ Геліодоромъ, Парнасомъ и Диспутоіі. До чего лгутъ тБ, кто производятъ Рафаэля въ какого-то школьнаго учи-

57 )(

І^еля, въ какого-то педанта, который недоразумЪнію, самъ З н г р ъ презиралъ чуть-ли не съ циркулемъ въ рукахъ ком- и считалъ чуть ли не своимъ позоромъ. пановалъ свои созданія и старался ,,во И если классицизмъ убилъ Знгра, какъ всемъ подражать грекамъ". Какоіі вздоръ! свободнаго живописца-творца, то, несоБолЪе свободнаго, вдохновеннаго и мнЪнно, что тотъ-же классицизмъ, жеп р о с т о г о мастера не наііти во всеіі лЪзная выправка Давидовской школы, исторіи искусства. Его фрески—„набро- много способствовали тому, что Знгръ саны" съ почти импровизаторскоіл лег- въ своихъ портретахъ всталъ въ одинъ костью, онЬ полны огромнаго знанія рядъ съ величаіішими знатоками человЪприроды, онЪ написаны съ геніальнымъ ческаго лица и фигуры,—съ Вронзино, техническимъ совершенствомъ, онЪ не- Гольбеііномъ, Веласкезомъ и Га.іьсомъ. обычаііно гармоничны по линіямъ, по Педантичная систематичность въ пронарушаетъ краскамъ, по группировкЪ, и нигдБ изведеніяхъ его фантазіи вы не наіідете скучнаго расчета, ни всякую иллюзію, всякую вЪру въ нихъ. одна складка, ни одинъ жестъ не напо- Таже педантичная систематичность въ минаютъ античнаго искусства. По ду- работахъ съ живоіі натуры позволила ху—много родственнаго съ античнымъ ему воспроизвести с ъ неподражаемоіі, міросозерианіемъ, но во всеіі своей единственноіі точностью эту живую внЪшности Рафаэль совершенно самъ натуру. Не надо забывать, что девизомъ по себЪ и его основная черта—это, пов- Давида было не одно только подражаторяю, „простота", искренность, какая- ніе антикамъ, но и упорное изученіе то даже развязность.—Ничего подобнаго природы. Давидъ—настоящііі праотецъ у суроваго педанта Знгра и, если почти всего реализма X I X в.—Къ сожалЪнію, весь его оеиѵге „историческаго" живо- винкельмановщина слишкомъ плЪнила писца въ настоящее время забытъ и все это поколЪніе (вЪрнЪе, всЪ эти пооставленъ безъ вниманія, то это со- колЪнія, такъ какъ потокъ ДавидовоГі вершенно справедливо. — Мы должны школы изсякъ лишь въ третьемъ н признать теперь, когда борьба кончи- четвертомъ поколЪніи), и это строжаіілась и трупы борцовъ давно похоро- шее изученіе натуры почему-то совернены, что классицизмъ былъ дЪйстви- шеннозастилалось изученіемъ Аполлона тельно ересью, и что встать на ряду и Лаокоона какъ только приходилось съ „живымъ" искусствомъ ему невоз- творить. можно. Едва ли это приговоръ не Не одинъ классицизмъ сослужилъ окончательныіі. Знгру-портретисту службу. НепостиОднако Знгру, подобно Давиду и жимоесовершенство его портретовъ объпочти всЪмъ классикамъ, не суждено ясняется и тоіі колоссальной практикой, быть сданнымъ въ архивъ. которая досталась ему на долю, а эта Напротивъ того, исторія живописи практика является слЪдствіемъ отчаян X I X в. немного насчитываетъ такихъ вЪч- ноіі нужды, въ котороіі прожилъ ман о - ю н ы х ъ , вЪчно - интересныхъ масте- стеръ почти до своего сорокалЪтняго ровъ, какъ Энгръ. Однако, эта прелесть возраста. До своеіі посылки въ Римъ и его зиждется не на его картинахъ, за первые десять лЪтъ своего пребыванія которыя и онъ, и его іюклонники го- въ РимЪ онъ переписалъ и перерисотовы были отдать свою жизнь, а на валъ безчисленное количество лицъ, но его портретахъ, которые, по странному при этомъ настолько гнушался этого

)(

58 )(

своего „ремесла", что даже самъ очень плохо цЬнилъ свои произведенія и исполнялъ тЪ самые свои дивные рисунки, которые теперь на аукціонахъ достигаютъ — и совершенно основательно—10, 2 0 и 3 0 , 0 0 0 франковъ, прямо за гроши. За 8 скуди дЬлалъ онъ погрудный портретъ, за 1 2 — в ъ ростъ. Знгръ говорилъ про Давида: „это Давидъ, научилъ меня ставить фигуру на ноги, прикрЬплять голову къ плечамъ." Онъ могъ бы еще прибавить: ,,приводить въ соотвЬтствіе черты лица, вести идеально тонкую линію контура, слЬдить за всЬми ея пзвилинами и находить съ необычаііною точностью всЬпропорціи."—ОсходствЬизображенныхъ имъ лицъ мы теперь не можемъ судить. Но за точность ихъ говоритъ та идеальная правильность, съ котороіі все нарисовано. Всякііі, кто пробовалъ рисовать человЬка, знаетъ, что величайшая трудность—это ,,поставить фигуру на ноги", ,,прикрЬпить голову къ плечамъ", ,,наііти вЬрное соотвЬтствіе и правильную перспективу въ чертахъ лица".Зто великоезнаніетеперь исчезло, а въ русскоіі школЬ оно и не существовало никогда, за исключеніемъ только Брюллова и Иванова.—Ни Крамской, ни РЬпинъ, ни Г е , ни даже великіе мастера Х У І І І в. Левицкііі и Рокотовъ не обладали этимъ знаніемъ. И х ъ фигуры не стоііко стоятъ на ногахъ, ихъ головы слабо „прикрБплены къ плечамъ", выработка въ чертахъ изображенныхъ ими лицъ—приблизительная, исканная, неувЬренная и часто совершенно сбитая. У Знгра ничего подобнаго. у р а в н о вЬшенность его фигуръ, гармонія линііі въ его лицахъ ,,граничатъ съ чудеснымъ". ВполнЪ понятно, что за такую тонкость взгляда, за такое владЬніе рукой, за такое проникновеніе во всЬ извилины линііі—въ странЬ, гдЬ культъ

формъ все еще не разпіатанъ, а напротпвъ того составляетъ самую суть всего отношенія къ искусству,—вполпЬ понятно, что Знгръ считался у современниковъ какимъ то полубогомъ, а у потомства заслужилъ прозваніе божественнаго—„сііѵіп". Школа школой, но, разумЬется, не въ одноіі'школЬ З н г р ъ получилъ эхотъ своіі даръ; онъ только могъправильно развиться благодаряэтой школЬ, но самая суть дЬла, самая эта неуловимость, тончаіішая прелесть его рпсунка—несомнЬнно отъ Бога, Аполлоновъ даръ, именно нЬчто ,,чудесное". Я не согласенъ съ тЬмъ, что его рисованные портреты лучше писанныхъ. Т Ь и другіе одинаково прекрасны. И даже краски въ писанныхъ нортретахъ имЬютъ своеобразную прелесть по своеГі простотЬ и рЬзкости. Вялый колористъ въ картинахъ, З н г р ъ въ своихъ портретахъ необычайно смЬлъ и прямо грубъ, пріятной, здоровоГі грубостью. Его краски имЬютъ много общаго съ Гольбейиовскими. РазумЬется, это не колористъ, подобно Тиціану, Веронезу, Рембрандту, Рубепсу. Онъ не радуется краскЬ, не увлекается ею, не ,,іюетъ" ею. И Зигръ, и Гольбеіінъ раскрашиваютъ свои поргреты; но къ этоГі раскрагкЬ они не безразличны. Рискованиыя отноіненія яркожелтаго къ голубому, краснаго къ сЬросинему, темно-зеленаго къ блЬдно-желтому, чернаго къ красному, ихъ излюбленные синіе, голубые и зеленые {}юны свидЬтельствуютъ о чемъ-то ,,мужицкомъ", грубомъ, но въ тоже вромя здоровомъ, что было въ ихъ натурахъ.Въ такихъ краскахъ народъ печатаетъ свои ситцы, вышиваетъ свои ііередникп, раскрашиваетъ свои игрушки. Зтп ,,апетитныя", наивныя, дЬтскія краски обладаютъ особоід нрелестью, о котороіі было еще мало говорено.

)С 59 )(

Но въ извЬстномъ отношеніи рисунки Знгра все же пріятнЪе писанныхъ портретовъ. Они болЬе интимны и непосредственны,апотомуещ,еболЪеубЪдительны и жизненны. Съ другоіі сторонм, „чудесность" его въ нихъ ещ,е очевиднЪе, еще удивительнЪе. УвЬренное мастерство, съ которымъ набросана фигура, и затЪмъ невЬроятная для простого глаза,тонкость, с ъ которой раэработаны въ мельчайшихъ деталяхъ черты этихъ лицъ, имЬющихъ не болЪе 3—4 сантиметровъ въ діаметрЬ — непостижимы. На пространствЬ, гдЬ, казалось 6ы, и тончаіішимъ карандашомъ едва можно поставить точку, Знгръ рисуетъ уступы, извилины, безъ малЬіішей при этомъ жеманности, никогда не впадая въ приторныіі стиль „миніатюриста". И что за проникновеніе натуроіі во всемъ этомъ. Орлинымъ взглядомъ проницалъ З н г р ъ натуру, непогрЬшимая „передача" существовала между его глазомъ и рукоіі и при всемъ этомъ, то колоссальное з н а н і е , о которомъ мы говорили выше, позволявшее ему съ фантастическоіі точностью схватывать одно характерное и игнорировать все второстепенное. ВЪдь можно лересъгітать всЬ штрихи его рисованныхъ портретовъ. Число ихъ окажется до странности ограниченнымъ. Въэтомъ, пожалуіі, его сходство съ японцами; однако, насколько этотъ европеецъ культурнЬе тЬхъ дивныхъдикарей. Характерно именно для состоянія японскоіі культуры, что японцы н е д о ш л и до портрета. ЗдЪсь сказалось не только желаніе или нежеланіе увЬковЬчить данное лицо, но именно вся разница двухъ

отношенііі къ искусству. Одно—импровизаторское, постоянное гутированіе, постоянныіі перелетъ с ъ цвЪтка на цвЪтокъ. Другое—все построенное на строгомъ и систематическомъ изученіи, на проникновеніи своимъ предметомъ, на какомъ-то „постоянствЪ". Мы теперь все дальше и дальше уходимъ .отъ этого чисто европеііскаго отношенія къ искусству. Характерно для нашего времени, что РЪпинъ называетъ рисунокъ такого дивнаго рисовальщика, какъ Л. фредерикъ,—являющагося какимъ-то анахронизмомъ среди общей разнузданностп, — бездарнымъ, неумЪлымъ, любительскимъ. З т о доказываетъ, что даже въ лучшихъ мастерахъ нашего времени (а въ особенности нашего отечества) меркнетъ с о з н а н і е формы, теряются завЪты всего строіінаго ряда нашихъ предшественниковъ.—Мы попросту грубЬемъ. Мы превращаемся въ византійцевъ. Уже теперь мастерство такого генія, какъ Знгръ, кажется ,,чудеснымъ" и непостижимымъ. Наступитъ моментъ и онъ, быть можетъ, не такъ далекъ, когда и Эта ,,чудесность" его никому не покажется чудесноіі потому, что погаснетъ сознаніе прекраснаго въ европеііской культурЬ. ВЬднымъ, легковЬснымъ, хрупкимъ бумажкамъ, на которыхъ нарисована эта „божественная" комбинація штриховъ—тогда не выжить. ОнЪ менЬе могутъ противустоять новымъ вандаламъ, нежели мраморы и бронзы тЪхъ родствениыхъ Знгру по духу художниковъ, которые жили за полторы тысячи лЬтъ.

АлеИсапдрЪ Венуа.

7-^ гЖ.^ Сішфонія

„сѣрое съ

зе/іенымъ"—океанъ. 61

і

Симфонія

62

въ бѣлоліъ. \

05

Капризъ

„пурпуръ съ золотомъ'—золотыя

ишрмы..

Нокпіюрнъ „голубое

съ

серебромъ"—Чельси.

Чельси въ снѣгу. 64

Сочетаніе чернихъ тоновъ: (Аггап§етеп( іп Ыаск).

65

Ноктюркъ,,

66

голубое

съ

серебромъ"—приливь.

Гармонія

„розовое

сь

зеленымъ"—балконъ.

67

Пурпуръ съ

68

розовьшъ.

СРЕДИ

иноязычныхъ.

(Д. С. Мережковскін). Года три назадъ, на видномъ мЪстЪ газетъ печата.дось о трагическомъ происшествіи, имЪвшемъ мЪсто въ ПетербургЪ. Англичанинъ, со средствами и образованіемъ, но не знавшій русскаго языка, потерялъ адресъ своеіі квартиры и въ то же время не помнилъ направленія улицъ, по которымъ могъ бы вернуться домоіі. Онъ заблудился въ гороѴБ, проплуталъ до ночи; и какъ было чрезвычайно студеное время, то замерзъ, къ жалости и удивленію газетъ, публики, родины и родныхъ. Судьба этого англичанина на стогнахъ Петербурга чрезвычаГшо напоминаетъ судьбу тоже замерзающаго, и на стогнахъ того же города, Д. С. Мережковскаго. Еще этою зимоіі я читалъ переводъ восторженнаго къ нему письма, написаннаго изъ... Австраліи! Авторъ письма называлъ его самымъ для себя дорогимъ, цЪннымъ, глубокомысленнымъ писателемъ, изъ всеіі современноіі всемірноіі литературы. Онъ писалъ это по поводу ,,Смерти б о г о в ъ " и ,,Воскресшіе боги",—лвухъ романовъ, только-что переведенныхъ на англіііскііі языкъ, и какъ-то попавшихъ въ Мельбурнъ. Сколько я замЪчалъ, у Мережковскаго есть истинно изящное отношеніе къ славЪ, какъ и къ безславію.

-^і

Онъ желаетъ первой, но безъ всякоіі жадности; страдаетъ отъ второго, но исключительно страданіемъ за идеи свои, не насколько ихъ отвергаютъ, но насколько ихъ не понимаютъ или отказываются въ нихъ вслушаться. Такъ, показывая мнЪ письмо изъ Мельбурна, онъ сдЪлалъ это съ простодушіемъ, котораго я не могу забыть. Т у т ъ все дЪло именно въ мЪрЪ: немножко больше удовольствія—и выніло бы тщеславіе; немного меньше его—и можно было бы въ авторЪ заподозрить желаніе скрыть свое волненіе по поводу знака столь далекаго и живого сочувствія. Но онъ былъ обрадованъ письмомъ, пересланнымъ книгопродавцемъ изъ Лондона, какъ хорошею погодоГі или удавшеюся прогулкоіі: что-то глубоко прир о д н о е , не преувеличенное и не уменьшенное, не распространенное и не сжатое, было въ егоудовольствіи,—чистомъ, простомъ, краткотечномъ. Разговоръ сеіічасъ же перешелъ на болЪе серьезныя темы:—какъ и при хорошеіі погодЪ мы лишь на минуту взглядываемъ на солнце, на воздухъ и затЪмъ говоримъ безъ устали на комнатныя темы. Когда, однажды, въ сумеркахъ вечера, попрощавшись съ нимъ на улинЪ, я отыскалъ себЪ извозчика и затЪмъ,

)С 69

)(

^

нагнавъ его, идущаго по тротуару, вторично ему поклонился, то съ высоты пролетки слЪдя за его сутуловатою, высохшею фигуркою, идущею небольшимъ и вдумчивымъ шагомъ, безъ торопливости и безъ замедленія, ,,для здоровья и моціона", я подумалъ невольно: ,,такъ, именно т а к ъ — р у с с к і е никогда не ходятъ! ни одинъ!!" ВпечатлЪніе чужестраннаго было до того сильно, физіологически сильно, что я, хотя и ничего не зналъ о его родЪплемени, но не усомнился заключить, что, такъ или иначе, въ его жилахъ течетъ не чисто русская кровь. В ъ неіі есть несомнЪниыя западныя примЪси; а думая о его темахъ, оего интересахъ— неволыю предполагаешь какія-то старокультурныя примЪси. Что-нибудь изъ Кракова или Варшавы, можетъ быть изъ Праги, изъ франціи, черезъ прабабушку или прадЪда, можетъ быть невЪдомо и дла него самого, но въ немъ есть. И здЪсь лежитъ большая доля причины, почему онъ такъ туго прививается на родинЪ, и такъ ходко, легко прививается на ЗападЪ. Сюда привходитъ одна изъ трогательнЪіішихъ его особенностеіі. Чтб 6ы ему стоило, и безъ того уже почти ,,международному человЪку", по образованію и темамъ,—всею силой души отдаться западноіі культурЪ, ,,отреся прахъ.съ н о г ъ " отъ своеГі родины, гдЪ онъ былъ столько разъ осмЪянъ и ни разу не былъ внимательно выслушанъ. Малоли въ Россіи было эмигрантовъ изъ самыхъ старыхъ русскихъ гнЪздъ, часто оставлявшихъ не только территорію отечества, но и его вЪру. Для Мережковскаго это было бы тЪмъ легче, что, воистину, онъ долгое время изъ всеіі Россіи зналъ только Варшавскую жел. дорогу, по котороіі уЪзжалъ заграницу, да еще одно-два дпчныхъ мЪста около

Петербурга, гдЪ отшельнически, безъ разъЪздовъ по сторонаиъ, проживалъ лЪто. Когда я его впервые узналъ лЪтъ семь назадъ, онъ и былъ такимъ международнымъ воляпюкомъ, безъ единоіі-то русскоіі темки, безъ единои складочки русскоіі души. у него былъ чисто отвлеченныіі, какъ у Меримэ, восторгъ къ Пушкину, удивленіе передъ Петромъ: но ничего другого, никакой болЪе конкретноіі и ощутимоіі связи съ Россіеіі не было. Заглавіе его книжки „ВЪчные спутники", гдЪ онъ говоритъ о ПлиніЪ, КальдеронЪ, ПушкинЪ, ф л о берЪ—хорошо выражаетъ его психологію, какъ человЪка, дружившаго въ мірЪ и исторіи только съ нЪсколькими ослЪпительными точками всемірнаго развитія, но не дружившаго ни съ міромъ, ни съ человЪчествомъ. Онъ былъ глубокііі индивидуалистъ и субъективистъ, безъ всякаго вЪдЪнія и безъ всякой привязанности къ глыбамъ человЪчества, народностямъ и царствамъ, вЪрамъ, обособленнымъ культурамъ. Ничего ,,о6особленнаго" въ немъ самомъ не было; это былъ человЪкъ безъ всякой с о б с т в е н н о с т и въ мірЪ и это составило глубоко жалкую въ неиъ черту, какую-то и грустную, и слабую; хотя въ себЪ с а м ъ онъ ее и не замЪчалъ. Все потомъ совершилось непосредственно: сейчасъ я его знаю, какъ человЪка, которыіі ни въ одномъ народВ, кромЪ русскаго, не видитъ уже интереса, занимательности, содержанія. у него есть чисто дЪтскііі восторгъ ь ъ русскому ,,мужику", совершенно какъ у Степана Трофимыча (изъ „ Б Ъ с о в ъ " Д—го), гдЪ-то заблудившагося и читающаго с ъ книгоношею Евангеліе мужикамъ. Годъ назадъ, собирая матерьялы для роиана о ЦаревичЪ АлексЪЪ, онъ посЪтилъ знаиенитые керженскіе лЪса Семеновскаго уЪзда, Нижегородскоіі губерніи,—родн-

)^ 70 )(

§^

ну русскаго раскола. Невозможно передать всего энтузіазма, с ъ которымъ онъ разсказывалъ и о краЪ этомъ, и о людяхъ. ВсЬ звали его тамъ ,,боляриномъ". „Боляринъ" усЪлся на пнЬ дерева, заговорилъ объ ,,АпокалипсисЪ", излюбленнЪіішей своеіі книгЪ и съ перваго же слова онъ уже былъ понятенъ мужикамъ. Столько лЬтъ не выслушиваемыіі въ ГТетербургЬ, непонимаемыіі, онъ встрЬтилъ въ Керженскихъ лЬсахъ слушаніе съ затаеннымъ дыханіемъ, возраженія и вопросы, которые повторяли только его собственные. Наконецъ-то ,,нгрокъ запоііныіі" в ъ символы, онъ нашелъ себЪ партнера. „Какъ же, бЪльш конь! блЬдныіі всадникъі! мечъ, исходпщііі изъ у с т ъ Христовыхъ и поражающііі міръ!!! понимаемъ, безъ этого и вЪры нЪтъ! т у т ъ -суть!!''о Можно сказать, народъ упивался ^,боляриномъ", который его слушалъ и разумЪлъ и даже велъ дальше, говоря о какомъ то „крылатомъ ІоаннЬ КрестителЪ" (въ нЪкоторыхъ древнихъ русскихъ церквахъ, напр. въ ЯрославлЬ, есть изображенія Іоанна Крестителя—съ огромными крыльями), а ,,боляринъ" въ свою очередь наконецъ-то, наконецъ нашелъ аудиторію, слушателей, друзеіі и паству! Прямо изъ Таормины (чудное мЬстечко въ Сициліи, съ классическими остатками), попавъ на Керженецъ, онъ не нашелъ ЗдЪсь разницы с ъ собою въ темахъ, духЪ, въ настроеніи духа. „Чтозападъ,— тамъ уже все извЬрилось: Россія- -вотъ новая страна вЬры! Петербургъ, с ъ его позитивизмомъ и общественными вопросами—это гниль, отрыжка Запада: но коренная Россія, но эти бабы и мужики на КерженцЪ, съ ихъ легендами, эти сосновые лЬса, гдЬ ЬдешьЬдешь и вдругъ впдишь иконку на деревЬ, какъ древнюю божественную нимфу въ лЬсахъ Зллады: эта Россія

есть міръ будущаго, новаго, воскресшаго Христа, примиренія нимфъ и окрыленнаго Іоанна, эллинизма и христіанства, Христа и Діониса. Ницше былъ не правъ, ихъ раздЪляя и противополагая: они—одно! возможно ихъ объединеніе!! Западные народы просмотрЪли Христа истиннаго, цЬльнаго, полнаго, усвоивъ въ Немъ только одну половину, аскетически-темную, но не увидЪвъ въ Немъ же стороны бЬлой, воскресающііі, оргійноіі, Діонисовоіі". ЗдЪсь я теряю возможность дальше слЪдить и излагать мысль Мережковскаго. Она ясна въ своеіі заглавноіі темЬ, но непонятна и имъ самимъ не высказана въ своихъ д о к у м е н т а л ь н ы х ъ основаніяхъ. Михаііловскііі, въ одной изъ критическихъ статей о Мережковскомъ, статеіі грубыхъ и плоскихъ, передаетъ правильно отъ нихъ в п е ч а т л Ъ н і е : „въ каждоіі строкЪ автора бьется одна и та-же, очевидно очень цЬнная мысль: но такъ и остается на степени скрытаго пульса". Я знаю Мережковскаго болЬе, чЪмъ читатели, только знающіе его печатные труды: но и я никогда не слышалъ и не знаю того ,,въ высокоіі степени цЪннаго, что бьется въ каждой строкЪ его послЪднихъ произведенііі, а высказаться—не можетъ". Не хочетъ-ли онъ, не можетъ-ли высказаться, объ этомъ мы не имЬемъ средствъ судить. Но я не знаю другого литературнаго явленія, чЬмъ ,,Д. С. Мережковскій" (беру потеп въ замЪнъ ,,орега о т п і а " ) , которое бы такъ вразумительно и наглядно подводило насъ къ постиженію другого, тоже никогда не разгаданнаго, огромнаго историческаго явленія. Я говорю о знаменитыхъ и древнихъ Злевзинскихъ таинствахъ, — которымъ малыя аналогіи были и въ разныхъ другихъ пунктахъ Греціи, въ Самофракіи, на КритЪ, въ

)( 71 )(

Сицпліи и пр. Это не были „таинства" эпическоіі древности: Гомеръ ничего не знаетъ о нихъ. Итакъ, это было явленіе образованноіі Греціи, явленіе греческаго образованія и фаза культуры. Кто-то, когда-то ихъ завелъ, началъ, а имя „таинства'' они получили не въ томъ смыслЪ, какъ мы теперь понимаемъ это слово: нЪчто совершаемое и могущее быть совершеннымъ однимъ священникомъ. Наши таинства (всЪ) совершаются на глазахъ всЪхъ людей, а чинъ (порядокъ) совершенія таинства напечатанъ въ каждомъ требникЪ, продающемся въ каждоіі лавкЪ. ,,Таинства" въ Греціи, напр., 3-^евзинскія, буквальио совпадали со своимъ именемъ и 0603начали сокровенную, въ безмолвіи и темнотЪ хранимую вещь (или дЪііствіе), которая не открывалась никому кромЪ членовъ содружнаго общества. Они одни, ,,посвященные'', и знали это, ИзвЪстно, что въ исторіи чрезвычаііно много разболтанныхъ секретовъ; личныхъ, кружковыхъ и политическихъ „таіінъ", которыя стали явными. „Таііны Версальскаго двора'' или личныя таііны, напр., Казановы, давно разсказаны и напечатаны, хотя въ ограниченномъ количествЪ Экземпляровъ. Болтливость человЪческая съ одной стороны и любопытство человЪческое съ другоіі—желаніе узнать и желаніе похвастать: „а вотъ—я знаю, чего никто не знаетъ", можно сказать, дало историкамъ какъ бы рентгеновскіе лучи ранЪе Рентгена. Но было что-то особенное, специфическое въ Злевзинскихъ таинствахъ, въ силу чего ихъ никто не захотЪлъ разсказать, изъ посвященныхъ въ нихъ тысячъ людей, мудрецовъ, писателеіі, историковъ, риторовъ, поэтовъ, какъ, впрочемъ, и обыкновенныхъ смертныхъ! Очевидно, „еХеиеіѵіа" не снаружи только носили имя „таинствъ", не по нарЪченію отъ че-

)(

ловЬковъ и условію между ними: но въ самоі^і сердцевинЪ ихъ въ гочности содержалось таинственное какъ нераскрываемое. И такимъ образомъ охраняла ихъ не скромность человЪческая, но они самп неизглаголанноГі сущ,ностью своею охранили свою сокрытость. , , Т а й н ы " , настоящія, не мнимыя, и пребыли въ тайнЪ, несмотря на всю слабость и любопытной, и болтливой человЪческой природы, „ Т а і і н ъ " нельзя было раскрыть: не потому что страшно, не ііотому что стыдно, не потому что было запрещено: всЪ эти три категоріи мотивовъ не оберегли же другихъ въ исторіи разсказанныхъ ,,тайнъ", но о г ъ того, что— н е л ь з я , н е в о з м о ж н о ! „не изрЪченно"! И не только р а з с к а з а т ь пхъ было невозможно, но и передать, напр., въ р и с у н к Ъ . Особенно цЪнится въ наукЪ одна ваза, изображающая такъ сказать ,,отпускъ народа" или напутственное благословеніе п о с л Ъ т а и н с т в ъ , т. е. въ моменгъ, когда ,,тайны'' уже нЪтъ, она прошла; когда нёчего и видЪть, и у;^навать. Между тЪмъ, кто видЪлъ собранія древнихъ вазъ въ Неаполіі, въ РимЪ, въ Петербургскомъ ЗрмитажЪ—знаетъ, что ихъ такъ много сохранилось, какъ у насъ глиняныхъ горіиковъ на горшечноГі ярмаркЪ; миріады! И иЪтъ ни одного взмаха кистіі безъимяннаго художника, которыіі хотя бы анонимно передалъ потомству историческііі секретъ!—ЗамЪтимъ для историковъ, чго построеніе „Святого свят ы х ъ " равно въ Скиніи Моисеевоіі и въ Соломоновомъ храмЪ представляегь наибольшую, извЪстную въ исторіи, аналогію этимъ „таинствамъ". За завЪсу его также никто не проникалъ, кромЪ первосвященника разъ въ годъ: но оиъ тамъ ничего не видЪлъ, ибо Святая святыхъ не имЪло оконъ, ни двереіі; а завЪсы его такъ заходи.діі

72 ) (

другъ за друга, что ни единый лучъ свЪта не могъ туда проскользнуть. Во всякомъ случаЬ законъ сокровенности, какъ главный, равно выраженъ въ эллинскомъ секретЪ и въ іудеііской святынЪ. Что лге это такое, само себя охраняющее въ тайнЪР Разсказчиковъ этого мы не имЪемъ, а разсказчиковъ о д Ъ й с т в і и этого на „посвященныхъ" есть нЪсколько, и слова ихъ еще увеличиваютъ наше удивленіе. „Жизнь'''' для ^ллиновъ будетъневыносима, если отнимутся у нихъсвященныя мистеріи, связующія человЬческііі родъ,—выразился проконсулъ ііретекстатъ (записано у церк. ист. Зосимы, ІѴ,3). ,,Много прекраснаго ароизвели Аѳины, но ирекраснЪе всего эти мисгеріи, возвысившія насъ до истинной человЬчности", записалъ Цицеронъ (,,Ве 1е§;іЬи5", И , і 4 ) . ,,Участіе въ этихъ таинствахъ освобождаетъ душу отъ земныхъ путъ и возвращаетъ е е къ небесной родинЪ. В ъ энтуЗІазмЬ, ихъ сопровождающемъ, есть какое-то бгжеское вдохновеніе... Таинственный характеръ священнодЪііствііі возвышаетъ благоговЪніе къ божественному, соотвЬтствуя Его природЪ, ускольЗающеіі о і ъ нашихъ чувствъ; а музыка и другія искусства, во время ихъ совершенія, сближаютъ насъ также с ъ 6ожественнымъ. Хорошо сказано, что человЬкъ особенно іюдобится богамъ, когда благодЬтельствуетъ, но еще лучше сказать: когда блаженствуетъ, т. е. радуется, празднуетъ, философствуетъ, предается музыкЪ", сказалъ Страбонъ („Географія" Х , 3 ) . Казалось бы, какъ такого не разсказать? не дать человЬчеству явно и днемъ, устно и письменно, теперь и навсегда того, безъ чего „жизнь невыносима"?! Но ,,посвящен-

скались къ ,,таинствамъ". Одинъ нЪмецъ і і а п и с а л ъ обширное двухъ-томное іізслЪдованіе о н и х ъ , озаглавивъ его именемъ одного исторически извЪстнаго жреца этихъ таинствъ *). Въ изслЪдованіи этомъ собраны и критически разслЪдованы всЪ до малЪйшаго извЪстія ц с л у х и о н и х ъ : и оказались какъ одни, такъ и другіе настолько сдержанными, что трудолюбпвый нЪмецъ пришелъ къ ,,положительному іі неііререкаемому выводу", что въ „гапнствахъ" нЬчто нок а з ы в а л о с ь , были в и д Ъ н і я : но каждыіі изъ зрителей („посвященныхъ") толковалъ ихъ по своему, и не было никакоіі „таііной науки", „тайнаго знанія" ,,тайнаго объясненія'' ихъ, которое давалось 6ы участвующимъ. Но у читателя его заключеній невольно возникаетъ вопросъ; отчего же тогда „таинства" эти ,,суть лучшее въ Греціи''— неужели наиболЪе пластическое?!! Но вотъ, во всякомъ случаЬ, комбинація трехъ признаковъ: 1 ) увидЪть можно, 2) разсказать нельзя, 3) а кто имъ причастился—сталъ ощущаемо ближе къ Богу или „божественнымъ пещамъ". ІІ такъ подробно остановился на этомъ общеизвЪстномъ и обширнаго значенія фактЪ, чтобы показать, что въ самомъ а^лЬ есть въ мірЬ... и с т и н ы ли, ц Ъ н н о с т и - л и , которыя никакъ не могутъ быть выявлены, н е в ы я в л я ю т с я с а м и по с е б Ъ , и виЪстЬ могутъ стать... скрытымъ пульсомъ жизни нашеіі, мыслей нашихъ, нашей вЬры и самыхъ страстныхъ и про-чныхъ тезисовъ. В ъ философіи Декарта нЪть „таинствъ", у Бэкона нЬтъ „умолчаній", у Канта ихъ нЪтъ тоже: но вЬдь кто-же не знаетъ, что всЪ эти философы, по крайней мЪрЬ первый и по-

ные" промолчали: промолчали люди „ с ъ ПримиреННОЮ

СОвЬсТЬЮ

И

незаПЯТНаН-

,^ Лобекъ. Аеіаорііатиз 8іѵе

НОЮ Ч е с Т Ь ю " , к а К О В Ы е ОДНИ ТОЛЬКО Д О П у -

)С

Ле іЬеоІоеіае ту8і\сае

агаесоіиш саизіз ІіЬгі 1165. Кегіот. 1829.

73

)( ІС^

слВдній, томились тЬмъ, что они знаютъ только феномены, тогда какъ суть вещеіі, даже изслЪдуемыхъ ими, отъ нихъ скрыта, х о т я о н а е с т ь . В ъ ,,таинствахъ'', кто бы ихъ ни открылъ и ни началъ въ Греціи, въ таинственственномъ: „ в о т ъ з а к о н ъ (методъ построенія и освященія) жертвенника'', „таковъ з а к о н ъ храма" у Іезекіиля въ видЪніи, или въ таѵіноіі мысли, съ которою Моисеіі построилъ скинію, давъ до послЪдняго гвоздика ея н е п р е м Ъ н н ы й планъ: во всемъ этомъ проглядываетъ такое особое вЪдЪніе, котораго не было дано ни Канту, ни Декарту, не говоря объ эмпирикахъ. Но вЪдь въ Греніи к т о - т о началъ (учредилъ) Злевзинскія ,,сокровенности", человЬкъ смертныіі, человЪкъ обыкновенный: и въ наше время, да всегда (какъ равно возможно, что и н и к о г д а ) ! можетъ появиться человЪкъ, которыіі набредетъ на подобное, если и не тоже самое, открытіе; и тогда непремЪнно въ отношеніи его почувствуетъ тоже, что древнііі грекъ: „этого нельзя р а з с к а з а т ь . ' " , „это можно было бы только п о к а з а т ь ! ! " ,,но непремЪнно однимъ , , п о с в я щ е н н ы мъ"!! Когда читаешь десятокъ страницъ за десяткомъ у Мережковскаго, и наконецъ бо.іьшіе, тяжелые его томы, и видишь усилія человЪка, страсть его, удрученность какою-то истиною, и вмЪстЪ недосказанность, васъ раздражающую, которая вырываетъ положительно крикъ: „да ч т о же, ч т о э т о т а к о е наконецъ?!"—то невольно приходитъ на мысль, что у автора дЪло заключается именно въ пок а з Ъ , а н е р а з с к а з Ъ : что книга давно уже кончилась, напрасно шуршатъ ея листья: но авторъ б о и т с я - л и , с т Ъ с н я е т с я - л и переііти къ какому-то дЪііствію. Да онъ почти это самое, почти Этими самыми словами и говоритъ о себЪ,

0 своемъ времени, о задачахъ эпохи и человЪка. Но читатели и зрители молчатъ, ожидаютъ. Вопросъ, кажется, не въ мудрости Мережковскаго, а въ мужествЪ Мережковскаго; и томительное недоумЪніе не длилось 6ы такъ долго, если бы сверхъ перваго у него было и второе. Молчаніе также можетъ разразиться с м Ъ ш н ы м ъ , какъ и потрясающимъ. И вотъ опасеніе-то перваго и удерживаетъ его, можетъ быть, отъ второго. „Нужно имЪть мужество, чтобы пройтись передъ улицеіі нагишомъ: одного изъ тысячи послЪ этого вЪнчаютъ, Аполлона вЪнчали бы; но 9 9 9 нзъ тысячи, но всякаго смертнаго, но меня — побьютъ камнями, освищутъ, заплюютъ". Въ самомъ дЪлЪ—трагедія: имЪть с е к р е т ъ мага, но не быть маг о м ъ.

Вернемся отъ этихъ гаданііі объ его писаніяхъ къ тому, что есть в ъ нихъ обыкновеннаго и яснаго. Въ разныя эпохи и разные люди пытались п р и м и р и т ь міръ христіанскій и внЪ-христіанскііі, дохристіанскііі: черезъ уменьшеніе с у р о в о с т и требованііі перваго, черезъ обЪл е н і е нЪкоторыхъ сторонъ второго. „Я х р и с т і а н и н ъ , но люблю читать и к л а с с н к о в ъ " ; „я д о б р ы і д к а т о л и к ъ , но философія П л а т о н а меня трогаетъ не меньше, чЪмъ о т ц ы ц е р к в и " . НЪкоторыя у с т у п о ч к и ; стираніе всего о с т р а г о равно в ъ христіанствЪ, какъ и въ язычествЪ; вяленькое благодушіе— вотъ, что всегда клалось фундаментомъ примирительныхъ между христіанствомъ и язычествомъ построеній. „Нагорная проповЪдь вЪдь не отрицаетъ геометріи Эвклида, ни Звклидъ—небеснаго ученія нашего Спасителя"—такъ примиряли

)( 74 )(„

два міра, ,,безнравственный и умный" міръ язычества, нравственный, но умственно плоховатыіі, слабоватыіі міръ христіанства. Отбросивъ нЪкоторое ,,юродство" христіанъ, легко соединяли ихъ религію съ культурою языческой, выбросивъ изъ послЪднеіі „блестящіе пороки". Между тЪмъ явно, что если развились двЪкультуры столь могущественнои самоувЪренно, то очевидно каждая изъ нихъ питалась нЬкотороіі о с т р о тоіі собственнаго запаха; что въ ,,юродствЪ"-то и лежитъ корень обЪихъ вещеіі,христіанскоііиязыческоіі:въ„юродствЪ христіанскомъ", „юродствЪ я.чыческомъ". Б ы л о и остается нЪчто весьма непереносимое для обыкновеннаго, т р е т р і і с к а г о сужденія, и въ христіанинЪзатворникЪ-молчальникЪ—,,питающемся акридамн и медомъ." — ,,Къ чему эти изл и ш е с т в а ! " сказалъ-бы п такомъ прохожііі. Но въ и з л и ш е с т в а х ъ - т о и суть лЬла: это лишь сконнентрпрованная форма того, что р а з р о з н е н н о во всЪхъ христіанахъ есть, было во всЪхъ христіанскихъ эпохахъ. И н е п е р е н о с и м ы - т о для первыхъ христіанъ былн вовсе не Эвклпдъ и геометрія, а совершенно другіе спеціальные выразители спеціальныхъ сторонъ античнон жизни. Новизна и великое дЪ.іо Мережковскагозаключалосьвътомъ,чтоонъположилъзадачеюсоединпть,слить о с т р о т у и остроту, острое въ христіанинЪ и острое въ язычникЪ; обоихъ ихъ ,,юродства". Открыть (перефразирую задачу такъ) въ „величаіішей добродЪтели"—

той-же вещи, поступку приложимы сдіѵ лались-бы всякія имена. Открылся-бы, такъ сказать, ,,пантеизмъ" единичныхъ вещей: „сколько боговъ (и демоновъ) въ каждоіі вещи"! Изъ этого содержанія вещей намъ, христіанамъ, видна только одна часть, да и язычникамъ была видна часть-же. Задача эта ведеіъ уже не къ вялому, черезъ уступочки, а къ в о с т о р ж е н н о м у признанію, къ у т в е р ж д е н і ю обоихъ міровъ; ведетъ къ прозрЪнію, какъ-бы черезъ прозрачныіі, сзади освЪщенныіі транспарантъ — уже въ язычествЪ и его „таинствахъ" (.,юродствЪ")—христіанства, а въ христіанствЪ, при его раскрывшихся наконецъ таіінахъ—язычества. Оба міра нмЪютъ своіі ноуменальныіі секретъ,не разсказанныіі, не вывЪданныіі, „скрытыіі отъ мулрыхъ міра сего" и тогдашняго: и секреты эти какъ бы въ ллани одного Господина. ЗдЪсь задача Мережковскаго и достигаетъ своего апогея: наііти въ ХристЪ (я не отвЪчаю за его задачу, а только принимаю на себя смЪлость формулировать ее) лицо лревияго Діониса-Адониса (греческое и сиріііское имя одного лица, миѳическаго, ,,угалываемаго"), а въ АдонисЪ-ДіонисЪ лревности прозрЪть черты Хрнста и, такимъ образомъ, персонально и религіозно слить оба міра, въ отличіе отъ сліянііі художественныхъ, поэтическихъ, философскихъ, вообще к р а е в ы х ъ п о метафизикЪ и в я л ы х ъ по темпераменту, какія одни дЪлались до сихъ поръ въ исторіи.

мсоблазнительныіі порокъ", а въ „соблазняющемъ порокЪ" - ,,величайшую добродЪтель". Я заключаю въ ковычкахъ обычные штемпеля, привычныя человЪческія опредЪленія: ибо, очевидно, исполнись задача Мережковскаго, все в ъ этоіі области стало бы такъ одно въ отношеніи къ другому, что къ одной и

В ъ подтвержденіе своеіі мысли конечно Мережковскііі могь бы сослаться на то, какая вообще малая доля Евангелія получила себЪ историческую разработку и обработку. Возьмемъ притчу о десяти дЪвахъ, ожидающихъ со свЪтильниками жениха въ полночь. Какая картина для пластическихъ повтореній,

-^^

)(

75

)(

для поэтическихъ воплощенпі, для размышленій моралиста и метафизика. Но вотъ мы наблюдаемъ, что тогда какъ притча о богатомъ и Лазарі) выступила живописью на лерковныхъ стЬнахъ, создала вокругъ себя легенды, дала начало множеству біографическихъ, житеііскихъ ко^іііі, и служитъ опорою постоянныхъ ссылокъ, постоянноіі аргументаціи у богослововъ,—эти самые богословы просто не имЪютъ ни внутренняго пожеланія, ни художественнаго искусства какънибудь подступить къ притчЪ-„миѳу" о ЖенихЪ и его десяти НевЪстахъ. Между тЪмъ притча эта изошла изъ устъ Спасителя. ВЪдь Онъ не сказалъ-же ея „только такъ". НевЪста мыслилась пменно какъ невЪста, а не какъ манекенъ съ накладными волосами и щекамп изъ картона. Живое, жизнь, кровь и плоть, опущенные долу глаза и длинныя таинственныя рЪсницы, какъ и покрывало Востока, ихъ закутывавшее—все было въ мысли Христа не какъ потеп, а какъ ге? ѵіѵа. Мы имЪемъ службы церковныя, гдЪ священникъ изображаетъ собою Христа; а движенія его, слова, „выходъ большоіі и малыіі" знаменуютъ собою служеніе міру Спасителя. Что если бы вътакое-же церковно-драматическое движеніе, пусть однажды въ годъ в ъ воспоминаніе дивноіі притчи, была воплощена эта аллегорія о десяти дЪвахъ, срЪтающихъ въ полунощи жениха? Мережковскііі несомнЪнно можетъ указать, что въ таковомъ литургіііно-церковномъ воплощеніи дивноіі притчи мы получили бы какъ бы волосъ, пусть одинъ, съ головы Адониса-Діониса, павшііі на нашу почву, да и прямо найденный среди нашихъ евангельскихъ сокровищъ. Или предсмертное возліяніе блудницею мл'ра на ноги Спасителя въ дому Симоновомъ, и отираніе ногъ Его волосами своими.

)С

Опять Мережковскій можетъ спросить: какое-же это получило литургіііное воплощеніе себЪ, какъ получило-же подобное воплощеніе омовеніе Спасителемъ ногъ апостоловъ? Д а и это самое омовеніе, и вся Таііная Вечеря протекла въ нощи: между тЪмъ какъ у насъ вкушеніе ТЪла и Крови Спасителя происходитъ (.^а позднею обЪднеіі) въ і 2 часовъ дня, самую раціональную и будничную часть сутокъ; и не „возлежа" вокругъ Трапезы Господнеіі, а стоя... точно передъ зерцаломъ въ присутственномъ мЪстЪ. Словомъ, въ мистикЪ Евангельскоіі безъсомнЪнія многое обоіідено молчаніемъ, не пошло въразработку. Мережковскііі можетъ указать, что и до сихъ поръ мы имЪемъ въ сущности тоже сухое книжничество и фарисеііство, но только пе ВетхозавЪтное, а НовозавЪтное: какъ будто, подъ ударомъ укоровъ Христа, фарисеи и книжники, поговоривъ между собою, рЪшили с о г л а с и т ь с я съ Нимъ и поііти за Нимъ: и тЪмъ однажды іі навсегда побЪдить Его въ г л а в н о м ъ; побЪдить—и господство свое надъ Іерусалимомъ превратить въ господство надъ міромъ, несокрушимое и вЪчное. Они стали п о 3 а д и Его, „какъ ученики", и изрекли: „гряди Т ы впередъ, мы—за Тобою". И все осталось, послЪ этого выверта, въ мірЪ по прежнему: все тотъ-же передъ намм Христосъ и книжники съ фарисеями: ибо какъ О н ъ оспаривалъ не д о к т р и н у фарисеііскую, а д у ш у ф а рисеііскую, то соглашеніе с ъ доктрнною (ученіемъ) Христа ихъ фарисеііскмхъ душъ въ данномъ историческомъ моментЪ равнозначуще стало соглашенію Христа съ душою фарисеііскою. Ибо подойдешь-ли ты ко мнЪ, или я къ тебЬ, обнимешь-ли ты менл, или я тебя: все равно—мы о д н о въ объятіи. „ Т ы далъ намъ ключи Царства Небеснаго", „Онъ далъ намъ власть вязать и рЪиіать",

76 ) (

„нарекать одно—добромъ, а другое— зломъ', услышалъ міръ отъ старыхъ формалистовъ, ритуалистовъ, постниковъ и молитвенниковъ.

а не на церковно-славянскомъ языкЪ; и, словомъ, что четыре Евангелиста восприняты были на языкЬ, какъ бы нарочно приготовленномъ для изложенія предметовъ величественныхъ и сухихъ, не интересныхъ, не „хватающихъ за ^ X сердце", атолько „важныхъ, серьезныхъ" и „должностныхъ", и мы поймемъ, до Противъ всЪхъ этихъ указанііі Ме- чего отъ вліянія самого языка перевода режковскаго было бы трудно спорить. Евангеліе представилось сознанію читавНо, и согласившись, мы все же имЪемъ шихъ его какъ нЪкоторыіі „божественвъ нихъ слишкомъ малое для его темы. ныйі" Согриз іигіз, какъ вЪщаніе и заЕму предстоитъ, очевидно, сдЪлать то, вЬтъ ,,Судіи міра" въ по-ту свЬтноіі что нЬкогда сдЬлалъ Толстой: тотъ вы- тогЪ. Ни одинъ цвЬточекъ не могъ пустилъ Евангеліе съ з н а ч и т е л ь н ы - удержаться, е с л и о н ъ б ы л ъ на вЬтви ми п р о п у с к а м и неудобнаго для него этого слова: но какъ въ старомъ ящитекста, и с ъ п е р е м Ъ н а м и п е р е в о д а кЬ, въ которомъ везутъ изъ-за моря нЬкоторыхъ рЬченііі Спасителя, чтобы фрукты, эти фрукты отпадаютъ, остауказать въ немъ людямъ свое „ученіе вляя вЪтви голыми, и, словомъ, все ссыо смыслЬ жизни". Мережковскііі, сколь- хается, распадается и теряетъ свЪжесть ко мы знаемъ, имЬетъ взглядъ на Еван- и ароматмстость,—такъ и Евангеліе Кигеліе, какъ на книгу, въ котороіі пе]зе- риллицеіі начертанное, не могло не расмЬнЬ или пропуску но подлежитъ „іота". пасться на „тексты" и въ этомъ видЬ Итакъ, ему предстоитъ выпустить Еван- дать лишь неистощимыіі запасъ для геліе въ окруженіе новаго комментарія: разныхъ споровъ и доказательствъ замЬтить, подчеркнуть и дать истолко- ,,книжническаго" характера. Словомъ, ваніе безчисленнымъ изрЬченіямъ Спа- какъ Евангеліе „въ изданіи" Толстого сителя и событіямъ въ жизни Его, ко- положило начало толстоизму, какъ наторыя до сихъ поръ или не попали на правленію религіозноіі мысли, какъ явостріе человЪческаго вниманія, или ленію церковноіі (или ех-церковной) жизни, такъ лишь Евангеліе „въ издаистолковывались слишкомъ по-дЪтски, ніи" Мережковскаго могло бы дать торили наконецъ прямо перетолковывались жество его темЪ: примиренію хрпстіанво вкусЬ и методЬ старыхъ фарисеевъ ства и язычества въ линЬ Едино-поклои книжниковъ. Наконецъ, здЪсь очень няемаго, Обще-поклоняемаго Христамного значитъ т о н ъ , о ж и в л е н н о с т ь Діониса. Безъ этого, до этого мы имЬемъ перевода. Переводъ св. Писанія на м е р т попытки съ весьма проблематическимъ выіі ц е р к о в н о - с л а в я н с к і і і языкъ, исходомъ. „Даіі вложить персты и о с я можно сказать, опредЬлилъ уже изназ а т ь " , отвЬчаемъ мы невольно на всЬ чала м е р т в е н н о е , н е ж и в о е его восувЪренія Д. С. М—го. пріятіе, къ нему отношеніе. Не забудемъ, что на языкЪ этомъ нЬтъ и ниВпрочемъ, и какъ п о п ы т к а — е г о когда не было ни одного поэтическаго усиліе велико. ,,Икаръ, Икаръ, не припроизведенія; ни одноіі пЪсни, ни сказки, ближаііся къ Солнцу",—много значитъ ни былины; что ,,Слово о полку Иго- уже и услышать позади себя эти крики. ревЪ" написано на д р е в н е - р у с с к о м ъ , Мы можемъ къ попыткЬ его .подоііти

критически съ другой стороны: со стороны е с т е с т в е н н о с т и и н е в о л ь н о с т и (исторической) его задачи. ЗдЪсь мы введемъ въ разсмотрЪніе его темы одного его антагониста, которыіі первыіі далъ, въ публичныхъ лекціяхъ въ Соляномъ городкЪ, опредЪленіе его тенденцііі. Зто—молодоіі и пылкііі, но недостаточно осмотрительныіі монахъ, переведенныіі недавно въ Петербургъ изъ Казани и читающііі въ здЪшней Духовноіі Академіи каноническое право. Онъ назвалъ проповЪдь Мережковскаго ,,дряннымъ ученіемъ"; его тенденціи соединить Христа и Діониса—безнравственными, извращ,енными. Онъ остановился на опредЪленіи Христа въ извЪстномъ стихотвореніи гр. Алекс. Толстого: ,,ГрЪшница":

ВЪ Его смнренномЪ выраженън Восторга нЪтЪ нн вдохновенья и, приведя его, в о с к л и к н у л ъ : ,,вотъ и с т и н н о е и г л у б о к о е пониманіеЛика Христова и самоіі сущности христіанства". Примемъ этотъ тезисъ о. Михаила, безспорно в ъ то-же время тезисъ всего историческаго христіанства, и посмотримъ, до какоіі степени именно онъ и толкнулъ Мережковскаго къ его специфическоіі задачЪ, какъ „единоспасительноіі".—„Господь моіі и Б о г ъ моіі", воскликнулъ невольно онъ, какъ бы уцЪпясь за ноги Распятаго и Воскресшаго, и защищая б о ж е с т в о Его противъ о т р и ц а н і я въ Немъ божества со стороны такихъ людеіі, какъ о. Михаилъ. „ В с е Имъ быша и б е з ъ Н е г о ничтоже бысть": вотъ опредЪленіе Б о г а не только метафизическое, но и по Слову Божію. Полнота, з а к р у г л е н н о с т ь , „богатство" Его—входитъ даже въ филологію слова , , б о г ъ ' \ „ Б о г ъ " . „Непиши

)( 7 8

б о г ъ съ маленькой буквы, какъ одно изъ простыхъ нарицательныхъ именъ, а напиши Его громадными буквами, какъ 6ы распространяющимися по всЪмъ вещамъ міра"—таковъ въ сущности лозунгъ Мережковскаго. Е г о тенденція существенно у в е л и ч и т е л ь н а я , г р о м а д н а я , р а з д в и г а ю щ а я : тогда какъ о. Михаилъ и всЪ, „иже до него и съ нимъ", вЪкъ за вЪкомъ все съуживали Бога, расхищали Его богатства, содЪлывали Его бЪднымъ, неимущимъ, ничего почти не имЪющимъ, Ш а г ъ за шагомъ тЪснили они Б о г а и вытЪснили изъ міра, съуживая владЪнія Его, власть Его, дыханіе Его—до затхлыхъ корридоровъ какихъ-то „ д у х о в н ы х ъ " департаментовъ, одноіі „духовноіі" канцеляріи, и даже наконецъ одного „столоначальничества" въ ней, какъ нЪкоего специфическаго мЪста богословскаго скряжничества. Вотъ ужъ „содЪлали боговъ литыхъ, по образу и подобію своему", можно сказать объ этихъ „духовныхъ" Плюшкиныхъ. Г р . А. Толстой конечно не былъ геніаленъ, и начертавъ:

ВЪ Его смнренномЪ вьграженъи Восторга нЪтЪ нн вдохновенья не сказалъ-ли этимъ, что „все восторженное и вдохновенное" на землЪ не отъ Христа и противъ Христа; такъ что изъ собственныхъ его стихотворенііі неудачныя, „ н е вдохновенныя", пожалуіі, „отъ Христа и въ христіанскомъ духЬ написаны", а вдохновенные, какъ

,.іЕолоколъгніін мон „ СвѢтлоголубые, —всЪ „отъ Веліара". Обмолвка Толстого, не умная, но удивительно отвЪчающая историческому положенію вещеіі, какъ онЪ сложились в ъ мірЪ, и объясняетъ,

)(

какимъ образомъ все талантливое и вдохновенное, наконецъ просто все и с к р е нн е е , одно за другимъ отталкивалось отъ себя „подлинными христіанами", и тЪмъ самымъ очутилось и сбилось въ великііістанъ „анти-христіанства",„внЪхристіанства". Станъ, побЪда котораго предрЪшена уже просто тЪмъ, что въ самое опредЪленіе его входитъ: ,,талантъ, вдохновеніе, искренность", тогда какъ кругъ христіанства весь опредЪлился условіями: „бездарно, тупо, не вдохновенно". Ну, гдЪ-же Тредьяковскому побЪдить Пушкина, хотя онъ и былъ „дЪііствительныіі статскііі совЪтникъ", а Пушкинъ какоіі-то регистратишко. У христіанства и остались одни „чины", претензіи, титулы; а все „богатство" Бога (см. филологію словопроизводства) очутилось собственностью людеіі безъ чиновъ, но с ъ силами. „Діониса, Діониса сюда!" закричалъ Мережковскій о всемъ лагерЪ бездарныхъ: ,,таланта, вдохновенія, и Того, изъ Коего по древнимъ проистекаетъ всякое въ мірЪ вдохновеніе, но не какъ собственность и миѳическое изобрЪтеніе древнихъ, а какъ нашего подлиннаго, историческаго Христа! Мы—христіане; но отъ Христа текутъ не только бЪдность и бездарность, худоуміе и худородность, Онъ не принесъ на землю скряжничества: но И м ъ в с я б ы ш а , яже б ы с т ь , и б е з ъ Н е г о ничтоже бысть". Вотъ и вся тема Мережковскаго въ ея историческомъ обоснованіи. „Скряжники" довели христіанство до атеизма. СодЪлавъ „литого Христа, по образу и подобію своему" и Плюшкинскому, они подвели христіанство къ краю пропасти, куда еще одинъ прыжокъ—и ничего не останется. Мережковскііі, можетъ быть, говоря иногда безтактныя слова (впрочемъ, я ихъ не знаю), спасаетъ то самое судно, на которомъ на-

)С

ивно и благодушно плаваетъ самъ о. Михаилъ, не подозрЪвающііі, за неимЪніемъ морскихъ картъ, его географическаго положенія. Власть Христа, „область Христова" уже сеіічасъ лишь номинально, а не э сс е н ц і а л ь н о (не „по существу") распространяется на такія области, какъ семеііство, бракъ, единеніе половъ, и далЪе—какъ наука и искусство, и, наконецъ—какъ весь техническііі и матерьяльный бытъ народовъ. Всмотримся во вздохи „бездарныхъ": они вЪдь сами вздыхаютъ, прерывая вздохи скрежетаніемъ зубовнымъ, зачЪмъ все это (семья, бракъ, искусство, наука, экономика) принадлежитъ имъ лишь платонически, по одному имени: „ и с к у с с т в о христіанскихъ народовъ", „ с е м ь я у христіанскихъ н а р о д о в ъ"; зачЪмъ вездЪ они (скряжники) являются не подлинными обладателями, а лишь въ качествЪ ,,имени прилагательнаго" около иныхъ и единственно значущихъ именъ существительныхъ: ,,народъ", „искусство". „А.хъ, е с л и б ы намъ это все, но не платонически, а э с с е н ц і а л ь н о ! " вотъ вздохъ богослововъ и богословія за много лЪтъ уже, за многіе вЪка. Мережковскій, со своимъ „Діонисомъ", и предлагаетъ имъ все это невЪроятное богатство, предлагаетъ э с с е н ц і а л ь н о ; но требуетъ... Или, точнЪе, онъ ничего с а м ъ и о т ъ с е б я и р а д и с е б я н е требуетъ, а просто предлагаетъ с а м и м ъ христіанамъ разрЪшить почти математически-точную задачу: 1) кто хочетъ обладать кровью — долженъ быть самъ к р о в е н ъ ; 2) кто хочетъ обладать плотью— долженъ быть самъ плотяненъ; 4) кто хочетъ обладать богатствомъ— долженъ быть именно б о г а т ъ , 5)ивдохновененъ,

79

)С

6) и о б и л е н ъ ,

ШолотЪ, робкое дыханье,

7) богомъ и „Богомъ" быть: дабы

Тре-т соловья,

стать О т і е м ъ и „главою" церкви обиль-

Серебро п колыханье

ной, „божественной".

Соннаго ругъя.

И тогда—всЬ пожеланія богослововъ и богословія исполнятся. Богъ—вЬченъ и одно; но с о з н а н і е Его „вЬрующими" можетъ быть различно: и вотъ ч е р т ы этого-то сознанія непремЪнно сформируютъ т и п ъ или и н а ч е „предикаты" религіи-церкви, Если вся боль богослововъ свелась почти къ воплю: „отчего мы не по су щ е с т в у владЪемъ міромъ", то позади его лежитъ та ошибка ихъже, что вообще все э с с е н ц і а л ь н о е

СвѢтЪ ногноп, ногнъгн тѢнн... Ни одного такого или приблизительно подобнаго пятистишія въ 390 томахъ іп-Ыіо , , Р а І Г 0 І 0 2 ; і а е сигзиз с о т ріешз" Миня, которая обнимаетъ всю совокупность трудовъ дреішихъ писателеіі христіанства, Ни цвЪточка. Ни лучика. Ни росинки. Б ы л а же причина, такъ радикально подсЪкшая

они выпубтили, враждебно вытолкнули изъ собственнаго представленія „ Б о г а " и пріявъ Его, какъ великое К о т е п , образовали не Кеіі^іо, а н о м и н а л и з м ъ с ъ религіозными претензіями. ^

=^ ^

Ну, хорошо: согласимся съ о. Михаиломъ, что „ни восторга, ни вдохновенія" религіи не нужно; что, не содержась въ исповЪдуемомъ БогЪ, они не содержатся и въ исповЬдующей Его церкви. Отлично; мы успокоились. Но чтб же у насъ осталось.'' НапримЬръ, не осталось-ли у насъ пронырство, каверзничество,—добродЬтели холодныя, качества ледяныя, въ которыхъ непремЪнно напутаетъ „вдохновенныіі", а вотъ безъ вдохновенія человЪкъ весьма далеко можетъ поііти въ практикЪ этихъ душевныхъ способностеіі или ,,немощеіі''. Да, принципіально они не исключены. Обратимъ вниманіе. ДЪііствительно, не найдется ни одной строки во всеіі необозримоіі богословской христіанскоіі литературЬ за 2 0 0 0 лЪтъ, „потворствующей разврату"; ну хоть6 ы пятистишіе за 2 0 0 0 лЬтъ:

^9

ШолотЬ, робкое дъгханъе. Но сказать и исповЪдать, что такъ таки нигдЬ, ну хотя бы у Тертуліана или вообще кого-нибудь изъ з а п а д н ы х ъ отцовъ (ибо о восточныхъ мы не смЪемъ говорить), не было рЪшительно ни одного слова „пронырлив а г о " и „каверзнаго"—этого сказать невозможно. Познаемъ истпну изъ взаимныхъ упрековъ. Ни одинъ восточный апологетъ не упрекнулъ западнаго богослова въ ,,потворствЪ чувственности", въ дифирамбахъ ,,робкому дыханью и вздохамъ": дотакой степени ихъ дЪііствителыю не было! А вотъ упрековъ въ ,,пронырствЪ и каверзничествЬ"— сколько угодно. И значитъ, подлинно эти качества были! Былиони въ одной западноіі части христіанскаго міра, и можетъ быть не вовсе лишена и х ъ и другая. Не смЬемъ здЬсь указывать, но в ъ правЪ сослаться нао. Михаила. На магистерскомъ диспутЪ в ъ Казани, передъ защитою диссертаціи, онъ произнесъ рЪчь: „ДвЪ системы отношенііі государства къ церкви. Римское и византійско-славянское пониманіе принципа отношеній государства къ церкви" (Казань, 1902). В ъ неіі изображены идеалистическія

)( 80 )(

ІС^

теченія Византіііскоіі исторіи, какъ они выразились въ совмЬстноіі работЪ государства и церкви. Государство имЪло самое возвыиіенное воззрЪніе на церковь, и то п о м о г а л о еіі силой (школа Юстиніана Великаго, нартія, группировавшаяся около Св. Софіи), то само, такъ сказать, сгмбалось и мякло въ рукахъ людей церкви, отказываясь даже и для себя, в ъ своихъ собственныхъ нЪдрахъ, отъ жесткихъ и твердыхъ формъ юридическаго существованія (партія, группирующаяся около Св. Непорочности, т. е. Церкви Влахерны вмЪстЪ съ Студіііскою обителью). Въ концЪ концовъ побЪдило второе теченіе, наиболЪе идеалмстическое, небесное. И вотъ результатъ этого, т. е. результатъ того, что государство какъбы передало в ъ руки церкви, въ лицЪ ея самаго кроткаго и нЪжнаго, идеалистическаго теченія, нЪкоторыя свои фукціи. ,,Въ послЪдніе дни Византіи создался институтъ вселенскихъ с у д е і і . Вселенскіе судьи, вЪдавшіе важнЪйшія преступленія гражданъ, были въ большинствЪ священники. Они передъ Евангеліемъ давали обЪщаніе судить ло правдЪ и судили въ обстановкіэ, не похожеіі на суды міра сего. Судъ часто происходилъ въ церкви; на первомъ мЪстЪ между книгами закона было Евангеліе, и судъ производился болЪе по правдЪ Христовоіі и апостольской, чЪмъ по институціямъ и пандектамъ. Имена Тита и Сейся, которыя такъ часто встрЪчались въ прежнемъ римскомъ правЪ—замЪнены были здЪсь именами Петра и Павла" (стр. 18). Такъ разсказываетъ о. Михаилъ одну половину дЪла и продолжаетъ о другоіі: „Но сами вселенскіе судьи черезъ нЪсколько времени оказались подъ судомъ за лихоимство и неправые суды. Убійства, ослЪпленія, кровь, казни и

)(

пытки—все это было кощунственнымъ ослЪпленіемъ Евангелія, хотя это Евангеліе и замЪнило въ судахъ сводъ законовъ" (стр. 1 9 ) . Такъ на двухъ страничкахъ рядомъ изображаетъ историкъ, канонистъ и монахъ царство „бЪдн ы х ъ " по принципу, ,,не вдохновенн ы х ъ " по обЬту, которымъ, за исключеніемъ горячихъ сторонъ души, остались холодныя: корысть, коварство, хитроуміе и хитросплетенія. ,,НЪтъ оргііінаго начала въ религіи" (тезисъ о. Михаила): это значитъ только, что въ неіі оставлены однЪ холодныя качества, между которыми изъ первыхъ — дипломатика, казуистика, судъ и администрація. На вопросъ, почему такъ обильно эти качества привились повсюду къ европеііскому ,,духовному строю", отчего воловьи жилы повисли на арѳЪ Давида, и можно отвЪтить почти восклицаніемъ Мережковскаго: „нЬтъ и не было здЪсь бога вина и веселья, веселаго и опьяняющаго, который... чему-чему ни научилъ бы людеіі, а ужъ во всякомъ случаЪ не научилъбы ихъ юриспруденціи". Т у т ъ и входитъ струя ,,сладкихъ соблазновъ" (не въ худомъ смыслЪ), которые несомнЬнно включены въ природу Діониса-Адониса: но она острымъ и горячимъ своимъ дыханіемъ убиваетъ то смертное начало въ смертномъ человЪкЪ, которое помЬшало служителямъ Влахерны и Непорочности выполнить не то, что небесную свою задачу, но хотя бы соблюсти обыкновенную человЬческую добросовЪстность. ВЬченъ плачъ богослововъ: ,,почему мы не таковы, какъ наши п р и н ц и п ы " . Но потому и не „таковы" вы, что принципы ваши лишь а л г е б р а и ч е с к и - прекрасны, а не и с т и н н о - г і р е к р а с н ы ; что они хороши—если ихъ написать; а для исполненія... они с а м и не даютъ

81 )(

силы, ибо не эссенніальны, а номинальны, не вдохновляютъ и, словомъ:

Восторга нѢпгЬ, нн вдохгювенья. „Византія о к л е в е т а л а тЬ принципы, которые даютъ ей мЬсто въ исторіи культурнаго самосознанія человЬчества.,. Византіііцы убили ту правду, которою жива была Византія, сами лишили себя свЬта и разрушили грандіозное зданіе, какое создали. Учрежденія, формы жизни приняли культурныя начала Влахерны, н о н е н а ш л о с ь л ю деіі, ч т о б ы в м Ь с т и т ь эти н а ч а л а . Оами вселенскіе судьи очутились „подъ судомъ за лихоимство" и т. д., и т. д. Т а к ъ плачется авторъ. Все—„не по существу'" ,,только—форма", „шелуха и шелуха"; „нЬтъ Діониса" — подводитъ итогъ этимъ „плачамъ" Мережковскііі.

В ъ другомъ мЬстЬ („Психологія таинства") тотъ-же о. Михаилъ пишетъ о бракЬ, что онъ святъ и чистъ, насколько изъ него исключена страсть; то-есть, опять-же: ,,нЬтъ Діониса—будетъ д о б р о д Ь т е л ь " . Но „добродЬтель"-ли будетъ.»* не просчитался-ли онъ, какъ „псих о л о г ъ " таинствъ, просчитавшись, какъ историкъ и канонистъ? НЬсколько лЬтъ назадъ печатался разсказъ: уже подходившііі къпристани пароходъ (на ВолгЬ) вспыхнулъ пожаромъ, и сгорЬлъ—какъ куча стружекъ. На немъ обгорЬла жена одного художника, Ьхавшая с ъ дЬтьми. Она выскочила на пристань, едва онъ подошелъ къ неіі—и с п р я т а л а с ь з а п о л Ь н н и ц а м и дровъ, обычно заготовляемыми на берегу для пароходовъ. Когда ее тамъ нашли, почему-то испуганную, она закричала: „не приводите

-^? )С

сюда дЬтеіі—они и с п у г а ю т с я " , т. е, при видЬ обгорЬвшеіі матери; и, кажется, прибавила: „не извЪщайте мужа"; но послЪдняго я не помню, а о дЪтяхъ хорошо помню. Несчастная, но и прекраснЬіішая изъ женщинъ, чуднЪіішая изъ твареіі Божіихъ. Д о того она насыщена была заботою о дЪтяхъ, что всего за нЬсколько часовъ до смерти (она скоро скончалась отъ ожоговъ) думала: какъ бы они не и с п у г а л и с ь изуродованнаго огнемъ вида матери. Зто уже не „судьи Влахерны". Но откуда взялась эта необыкновенная и, смЪю сказать, неслыханная любовь къ ближнему, къ другому человЪческому существу?? Д а изъ того, что это „иное человЬческое существо" было изъ е я к р о в и и сотворено было в ъ е я н Ь д р а х ъ , — о чемъ всемъ одинъ единомышленникъ о. Михаила, М. А. Новоселовъ, выразился, критикуя Мережковскаго-же: „ И х ъ конецъ —погибель, ихъ Б о г ъ — ч р е в о (его курсивы) и с л а в а и х ъ в ъ срамЪ: они мыслятъ о земномъ" („Нов. П у т ь " , іюль, стр. 277). Такъ вотъ какъ именуются эти нЬдра, дающія такую неслыханную любовь. Но, озирая неудачи Византіи, хотя бы въ цитатахъ изъ о. Михаила, не въ правЪ-ли былъ-бы Мережковскііі перефразировать: „Вашъ конецъ — гибель, ибо вашъ богъ — К о т е п , и слава ваша в ъ лжесловесничествЬ: ибо вы мыслите о воздушномъ и химерическомъ". Да, эта мать, сгоравшая, не ознакомленная съ „психологіей таинствъ" по о. Михаилу, нЪкогда просидЪла лунную ночь, не хуже фетовскоіі:

82 )(

ШолотЬ.^ робкое дыханье, Трелн соловья... Въ

юномъ

художникЪ,

потомъ ея

мужЪ, она увидЪла „Адониса", точь-въточь его: сквозь черты, обыкновенныя, человЪческія, ни для кого кромЪ ея не интересныя, она прозрЪла „бога", „ангела

И лобзангя, н И заря! заря!

слезы...

И сокровенное для всего міра, для отца и матери, подругъ и даже дЪтеіі, она раскрыла для него, какъ е д и н а г о и и с к л ю ч и т е л ь н а г о во вселенноіі сущ,ества; раскрылась—и зачала, и понесла; а потомъ умерла с ъ испугомъ: „какъ бы они всЪ не о б е з п о к о и л и с ь — в и д я меня болЪющ,еіі и умирающеіі". Такъ вотъ почему ,,мужъ и жена— одно", а не по предписанію „судій Влахерна"; и отчего это святое соединеніе—„таинство"-, а вовсе не по опредЪленію, вышедшему изъ того-же судилища. Не слова святы, а вещи. ,,Исключите страсть—и будетъ добродЪтель!"— учатъ человЪчество аскеты. Такъ-ли это.»* „Трелеіі соловья" незаслушивался Домбиотецъ, когда зачиналъ Домби-сына,какъбы прочитавъ изъ о. Михаила эти тезисы: „Мужъ и жена сходятся всегда и обязательно въ цЪляхъ созиданія новоіі жизни въ дЪтяхъ. „Ребенокъ и любовь къ нему, хотя бьі будущему, есть с ъ самаго начала несознанная причина связи между супругами, какая соединяетъ двоихъ въ плоть едину. „Мысль о ребенкЪ необходимо предносится мужу и женЪ в ъ ихъ отношеніяхъ,—конечно, если этотъ бракъ не Для похоти. „По требованію церкви, для брака нужно святое безстрастное настроеніе какъ соікіійо зіпе ^иа поп. Для того,

чтобы бракъ былъ святъ и ложе не скверно, чтобы отъ страстнаго не родилось страстное, человЪкъ долженъ побЪдить свою страстность, похоть, даже въ моментъ зачатія ребенка, — болЪе всего въ этотъ моментъ" (Нов. Путь", іюнь, стр. 252 и 253). Вся Европа плакала, читая, какъ рожденныіі приблизительно по такимъ предписаніямъ Домби - сынъ хирЪлъ. Чудными глазками смотрЪлъ онъ на пылающііі огонь камина, и чахъ—неудержимо, какъ этотъ огонь, по мЪрЪ перегоранія въ немъ угольевъ. Безъ болЬзней и боли, онъ умеръ—какъ многія дЪти, какъ вообще дЪти, безстрастно (безъ ,,Адониса") зачинаемыя. А общества европеііскія, безъ согласованія съ принципами Влахерны, назвали откровенно Домби-батюшку негодяемъ, а такой бракъ, въ цЪляхъ поддерживанія фирмы ,,Домби и Сынъ" заключаемыіі, называютъ „бракомъ корысти", ,,бракомъ-гадостью", „бракомъ, какъ обманомъ и жестокостью". О. Михаилъ никогда не имЪлъ дЪтеіі. Онъ не имЪлъ дочери, и не можетъ вовсе представить ужаса и отвращенія родителеіі при открытіи, что съ выходомъ замужъ ихъ дитя получило лишь производителя— Домби для производства Домби-сына, имЪющаго поддержать знаменитую фирму; или, какъ формулируетъ о. Михаилъ: „ЦЪль брака — будущіе люди, дЪти. Вступая въ бракъ, имъ передовЪряетъ человЪкъ дЪла служенія Церкви, въ лицЪ ихъ онъ хочетъ дать жизни лучшаго слугу, чЪмъ самъ" (іЬісі., стр. 2 5 0 ) . Благочестивыя пожеланія. Но слабость ихъ въ томъ, что цЪлыіі часъ и наконецъ вечеръ предаваясь таковымъ размышленіямъ, никакъ не почувствуешь того спеціальнаго въ себЪ движенія, волненія, которое и „прилЪпило бы мужа къ женЪ", до плоти единоіі, между тЪмъ

)( 83 К

какъ это можетъ сдЪлать единая соловьиная трель, прорвавшаяся въ оставленное незакрытымъ окно.

НЪтъ „Адониса"-—и нЪтъ величайшаго благородства на землЪ, какъ эта смерть матери-мученицы, съ ея предсмертнымъ испугомъ. Напечатанная въ газетахъ, она обЪжала тысячи сердецъ, и сколько ихъ согрЪла лучшимъ понятіемъ о человЪкЪ, лучшими надеждами на человЪчество, Сколько вообще своеобразнаго идеализма она породила: И вотъ отчего ,,событія" Влахерна забываются, становятся ненужными, а въ мірЪ (яко-бы) ,,грЪшномъ и прелюбодЪйномъ'' вспыхиваютъ постоянно эти свЪточи идеализма, простого, житеііскаго, на „страсти" замЪшаннаго и изъ „похоти" рожденнаго, которые питаютъ сердца человЪческія. Если бы собирать хотя за десять лЪтъ всЪ мелькающія въ газетахъ (а много-ли до нихъ доходитъ!) сообщенія о случаяхъ необыкновенноіі любви и самоотверженія, рождающихся изъ „страстнаго въ человЪкЪ начала", мы получили бы вереницу разсказовъ, неизмЪримо болЪе трогательныхъ, чЪмъ всЪ разсказанные въ „житіяхъ" случаи. А если бываютъ паденія, слабости и ничтожество здЪсь—были записаны они и въ ,,житіяхъ". Но, во всякомъ случаЪ, исключите „шопотъ, робкое дыханіе" изъ брака—и вы получите „Домби и Сына", Вы получите порнографію, пониженіе идеала; получите плоскость и раціонализмъ, вмЪсто „таинства", хоть и назовете именно ихъ спеціально „таинствомъ". „Адонисъ" — онъ вездЪ разлитъ: въ мерцаніи звЪздъ, глубинЪ неба, вздохахъ любви, пламени героизма, „Адонисъ" — не имя, но именно

)С

„миѳъ", т. е. прелестная сказка, однако заплетающаяся во всякую дЪйствительность и сообщающая еіі качества, по которымъ мы дЪііствительность не только переносимъ, но и любимъ, „Адонисъ*' даетъ намъ силы жить, даже до преувеличиванія. „Еще взоіідетъ солнце— и еще проживу я день", говоритъ старикъ, о б о л ь щ е н н ы й памятью вчерашняго восхода солнца, и всего продышавшаго вчера дня. „НЪтъ Адониса"— это дождь, непогодь, Это—снятіе красоты и ,,обольщенія" съ міра. Зто—не нравящаяся жена, опротивЪвшііі мужъ, несносныя дЪти, не уважаемое государство; и, чтобы было понятно о. Михаилу, Это—анекдоты-факты, имъ разсказанные изъ исторіи Византіи, на мЪсто блистающеіі правды, которая могла бы сіять на ихъ мЪстЪ и тогда вызвала бы не о т в р а щ е н і е наше къ Византіи, а очар о в а н н о с т ь ею. „Есть Адонисъ" — это, такимъ образомъ, гезитё всего, влекущаго насъ къ міру и удерживающаго въ немъ, привязывающаго къ вещамъ міра сего. Не знаю, послЪ этого опредЪленія захотЪлъ-ли бы онъ исключить Адониса изъ церкви, т. е. содЪлать ее не только безкрылою, но и отталкивающею. „ В ъ этомъ узлЪ заключена воііна или миръ", сказалъ римлянинъвоинъ въ Карѳагенскомъ сенатЪ, собравъ въ руку уголъ плаща. ,,Воііна", закричали карѳагеняне. И воинъ распустилъ своіі плащъ, Мережковскіп такимъ особеннымъ образомъ подошелъ къ своей темЪ, формулировалъ положеніе вещем, что сказать ,,воііна" ему едва-ли не опаснЪе для противнаго лагеря, нежели заключить съ нимъ миръ. Хотя и заключить миръ — это значитъ прежде всего перестроиться, начать все перестраивать, и притомъ отъ фундамента.

84 )(

».

БЬдныіі филипповъ, издатель„Научнаго ОбозрЬнія" и магистръ какихъ-то наукъ, погибъ, начавъ производить опасные опыты, основанные на совершенно глупоііиочевидноневЪрноймысли Бокля: ,,усовершенствованіе орудій воііны сокращаетъвойну".Сравнитьтольковоііны Наполеона съ воіінами фридриха Великаго, а эти послЪднія —съ рыцарскими ломаніями копііі. Но Бокль написалъ: „НізШгу о( сіѵііізаііоп", съ миріадами ціітатъ, и напечаталъ въ ЛондонЪ: достаточная прнчина, чтобы петербургскому магнстру наукъ сойти съ ума отъ восхищенія, покорности и всяческихъ рабскихъ чувствъ къ заморскоіі мысли, которая въ самой Англіи никого не заинтересовала. „Никто не бываетъ пророкомъ въ отечествЪ". Жалкая смерть ,,магпстра н а у к ъ " заинтересовала прессу, хотя бы легкимъ интересомъ дня, и если никто при жизни ие зналъ, кто и что филипповъ, всЪ узнали о немъ по краіінеГі мЪрЪ послЪ смертн и по поводу смертн. Такъ вихрь улицы несетъ всякіп соръ, какоіі на ту пору будетъ выброшенъ изъ окна. И вотъ этотъ-то „вихрь улицы" болЪе всего и мЪшаетъ „возстанію пророковъ въ отечествЪ": онъ поднимаетъ легкое и носитъ-носитъ его, показывая глазамъзЪвакъ; а тяжеловЪсное камнемъ падаетъ на землю, непосильное крыльямъ воздушноіі стихіи. И прохожіе топчутъ цЪнность, в ъ тоже время любуясь красноіі тряпкоіі или разноцвЪтнымъ пёрышкомъ, носимымъ туда и сюда. Вэконъ на этомъ построилъ свою гипотезу, конечно ошибочную, что отъ древнихъ лнтературъ, греческоіі и римской, до нашего времени дошло только малоцЪнное, а все тяжеловЪсное забылось и изчезло безъ возврата. Изъ грековъ и изъ римлянъ выбирали избран»ьіе умы, Свида, ф о т і й , Августинъ;

^9

выбирали изъ нихъ и хранили избранное тихія, созерцательныя времена. „Вихря улицы" еще тогда не образовалось. Но вотъ онъ насталъ въ ЕвропЪ, понесъ легкое: и подите-ка, переборите его! Такъ-же трудно, какъ новелЪть: „стоіі,солни,е,недвижьсялуна".ПобЪдить вЪтеръ можетъ тольковЪтеръ-же: нужно возникнуть чему-нибудь тоже легкому, но легкому, такъ сказать, обратнаго смысла, дабы овладЪть вниманіемъ улицы, перенести его на другіе предметы, къ другимъ горизонтамъ. Но качества „легкости" останутся, т. е. главныіі врагъ серьезнаго. Это—тоже, что ,,фарисеііство", о которомъ выше мы объясняли, какъ оно побЪдило Христа. Однажды и навсегда фарисеііство и ,,легкость" побЪдили искренность и серьезность, и какъ одно убило религію, вообще всякую на землЪ религію, такъ второе па нашихъ глазахъ убиваетъ литературу, и трудно предвидЪть, какъ далеко пойдетъ омертвБніе послЪдней. Мережковскій гюпалъ именно въ полосу этого омертвЪнія, особенно быстроіі и сильноіі фазы его, по крайнеіі мЪрЪ у насъ. Можно представить себЪ, какъ принята была бы его мысль въ пору Герцена, Грановскаго, ББлинскаго. ББдные, вБдь они всЪ питались, до ниточки, западною мыслью: туземная почва не рождала ничего, кромЪ альманаховъ и „альманашниковъ". Вся русская мельница 40-хъ годовъ молола нривозную муку: молола превосходно, съ энтузіазмомъ и добросовЪстностью. И выходилъ хлЪбъ, достаточныіі для туземнаго прокормленія, Можно представить себЪ, какъ заработала бы мысль Герцена, Грановскаго, БЪлинскаго, еслибы ей представилось это особенное сцЪпленіе тезисовъ, сдЪланное Мережковскимъ, гдЪ міръ древній и новый становятся одинъ къ другому въ совершеннб

)( 85 )(

новое отношеніе, еще ни разу не пока- улетучится окончательно этотъ запахъ, занное въ исторіи. Теперь... только ста- и поле побЪды ея покроется тою мглою, ровЬры на КерженцЪ, да еще о. Михаилъ косноіі и холодноіі, изъ котороіі уже и „Миссіонерское обозрЬніе" внимаютъ сеіічасъ несется крикъ: ,,ни Діониса, нашему литератору. „Ни Христосъ, ни н и Христа, а даваііте намъ анекдоты о Діонисъ", отвЪчаетъ согласно ему лите- филнпповЪ, какъ онъ дЪлалъ опыты ѵі ратура на призывъ: „и Христосъ, и умеръ, вычитавъ какую-то изъ Бокля Діонисъ". Вотъ связь таинственная, въ глупость". Я хочу сказать, что Мережпользу Мережковскаго: на КержениЪ или ковскій правъ въ тоіі части своихъ утверстраницахъ „Миссіонерскаго обозрЪнія" жденііі, гдЪ онъ говоритъ, что окончавсе-же чувствуютъ вопросъ о ДіонисЬ, тельная побЪда Христа, какъ Онъ до именно потому, что тамъ не умеръ и сихъ поръ понимался и понимается, Христосъ. В ъ его з е р н Ъ , античныіі какимъ-то образомъ ведетъ к ъ исчезноміръ разгадываемъ только черезъ призму венію и Самого Христа. Сперва — Голхристіанства. Лишь черезъ Христа и гофа, потомъ — одинъ Крестъ: и наковЪру въ Него мы можемъ доііти и до нецъ—пустыня, въ которой ни Креста, постиженія... „Элевзинскихъ таинствъ". ни Голгофы, н и ч е г о . Тамъ, гдЪ умеръ Христосъ и христіанВотъ въ эту-то пустыню „посл^В ство, окончательно, неоживимо, не могутъ Христа^" и врЪзывается его проповЪдь, воскреснуть н Адонпсъ, и адонисово. никого не пробулсдая къ вниманію. Отъ Исчезъ самый вкусъ къ этому. Мы не нея больно духовенству: и отсюда слывсегда замЪчаемъ, что, напр., проблема шатся на него окрики. Но внЪ духовенпола, страсти, брака такъ или иначе ства рЪшительно никому не больно отъ все же воспринимается духовными пи- нея, какъ и не сладко отъ нея. И Месателями, и притомъ одними ими во всеіі режковскііі, со всЪмъ богатствомъ солитературЪ: внЪ ихъ круга, т. е. внЪ вершенно новыхъ темъ, темъ, наконецъ, круга религіи, христіанства, вопросъ житеііски важныхъ, ибо онЪ или руэтотъ никакъ вовсе не воспринимается, ш а т ъ , или п р е о б р а з о в ы в а ю т ъ , но нЪтъ ни малЪіішаго и ни у кого чув- ничего не оставляютъ въ прежнемъ ства къ нему, органа соотвЪтственнаго видЪ—являетъ самъ видъ того жалкаго обонянія. З т о показываетъ, что, хотя англичанина, которыіі года три назадъ (тезисъ о. Михаила) христіанство и замерзъ на улицахъ Петербурга, не „убило оргійное въ человЪкЪ начало", будучи въ силахъ объяснить, к т о онъ, однако само оно еще полно запахомъ о т к у д а и чего ему нужно. убитаго. Не много времени проіідетъ,

В. РозанивЪ.

ИКЪ" художественныя крестьянскія щіт ПОДЪ РУКОВОДСТВОМЪ

княгйни 1 . К. ТЕНШЕВОІ и А. I. ПОГОССКОІ. Моеква, Столѳшниковъ пер., уголъ Петровки, д. Грачевой.

«РОДНИКЪ* представляетъ собою результатъ взаимодѣйствія стараній н уснлій разныхъ лицъ, задавшихся изученіемъ Русскаго народнаго искусства съ цѣлью развитія въ средѣ сельскаго населѳнія,на основаніи старинныхъ пародныхъ рисунковъ, производства художественныхъ издѣлій и сбыта ихъ потребителямъ, помимо всякихъ посредниковъ и коммиссіонеровъ. «РОДНИКЪ» отнюдь не чуждается сущѳствуюш;ихъ уже подобнаго же рода учреждѳній, какъ о б щ е с т в е н н ы х ъ и з е м с к и х ъ , т а к ъ и ч а с т н ы х ъ , и г о т о в ъ и д т и с ъ н и м и р у к а о б ъ р у к у ; н о , БМѢСТѢ СЪ т ѣ м ъ , о н ъ д ѣ й с т в у е т ъ н а с а м о с т о я т е л ь п о й ПОЧБѢ И и м ѣ е т ъ в о з м о ж н о с т ь с о б с т в ѳ н н ы м и с и л а м и и с р е д ствами развивать въ крестьянской средѣ производство самыхъ разнообразныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ орнгинальныхъ предметовъ, созданныхъ на почвѣ пароднаго искусства и прпмѣняя къ ихъ изготовленію выработанныя въ крестьянской же средѣ пріемы и прпвъічкн. Краѳугольнымъ камнемъ въ дѣлѣ выработки образцовъ такихъ крестьянскихъ издѣлій является основанная княгпнею М. К. Тенишевою Талашкинская сельско-хозяйственная школа, состоящая въ пмѣніи того же названія, Смоленскоіі губ. и уѣзда; при птой школѣ устроенъ отдѣлъ художественнопромышленныіі, пмальчики обучаются столярному дѣлу, рѣяьбѣ и живописи по дѳрѳву, гончарному н керамическому искусствамъ ит. п., а дѣвочкп — разнымі. рукодѣліямъ, исполняемымъ по совершенно оригинальнымъ рпсункамъ. Прп пмѣпіп имѣется своіі музей, состоящііі въ завѣдываніи И. Ф. Борщевскаго, наполненный весьма цѣнными прѣдкимп предметами Древне-Русскаго искусства, по всѣмъ ѳго отраслямъ. Художественныіі же отдѣлъ постоянно обогащаѳтся работами состоящаго при немъ художника С. В. Малютина, по рисункамъ котораго ученикамп иизготов.тяется большинство издѣлій. Нынѣ образцовъ имодѳлеіі набралось уже достаточноѳ количество ипришлось приступить къ правильноіі органпзаціи ипостановкѣ дѣла для производства и сбыта крѳстьянскихъ издѣлііі на условіяхъ, напболѣе выгодныхъ, какъ для самихъ крестьянъ, такъ п для потрѳбителѳіі. Оп. болѣѳ или менѣе удачнаго выполненія этихъ условій стоитъ въ зависимости весь успѣхъ «РОДНИКА». На складѣ, въ магазинѣ «РОДНИКЪ» въ Москвѣ, на углу Петровки иСтолешникова пер., въ д . Г р а ч ѳ в о й , п о с т о я н н о и м ѣ е т с я бо.ііьиіоіі п р а з н о о б р а з н ы і і в ы б о р ъ и з д ѣ л і і і п о в с е в о з м о ж н ы м ъ отраслямъ кустарнаго ироизводства прабоп. учсниковъ Талашкинскоіі сельско-хозяйственноіі школы. Въ числѣ дерѳвянныхъ, украшѳнныхъ рѣзьбою иживоппсью издѣлій, имѣются разные прѳдмѳты изъ домашнѳй обстановки и мебели: Берестяные бураки, корзинки, рамки, игрушки, балалайки, смоленскія дудки, свирѣли, сани, дуги и т. п.

Изъ предметовъ рукодѣлія имѣются исполненныя, по возстановленньшъ со старины рисункамъ, кружевныя издѣлія, какъ-то: Воротники, отдѣлки для платьевъ, оплеты для скатертей и дорожекъ, кружева аршинныя, и т. п.

Затѣмъ, кромѣ вышивокъ разныхъ губерній, слѣдуетъ отмѣтить «Полтавскія мережки и выишвки», отличающіяся совершенно своеобразными рисунками иисполняемыя тремя различными способами: мережкой, занизываніемъ ивырѣзываніемъ, или, говоря иначѳ,—строчкоіі по выдерганному полотну въ одномъ направлепіи, гладью по счету нитокъ (а не по нарисованному узору) пстрочкой съ вырѣзомъ. Изъ рукодѣлііі по строчкѣ ивышиванію цвѣтною бумагою ишѳлкомъ имѣются: Скатерти, дорожки, салфетки, подушки, дѣтскіе и дамскіе передники, блузки и т. л .

Кромѣ того, имѣются настоящіе старинные головныѳ уборы и украшенія.

ОткрЬіта подписка на 1903 годЪ (5-й тодЪ издашя) на художественнЬій иллюстрированнЬій журналЪ

пірЪ пскусавл Журналъ будетъ выходить въ 1903 году 12 разъ въ годъ по прежней программѣ. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА С Ъ 1 9 0 3 ГОДА выдѣляется пзъ состава журнала и будѳтъ выпускаться въ теченіѳ зпмняго сѳзона (Октябрь—Май) два раза въ мѣсяцъ. Съ другой стороны, редакціей будетъ обращено особое вниманіе на то, чтобы придать каждому выпуску журнала характеръ закончѳннаго художествѳннаго цѣпаго. ВЪ 1 9 0 3 Г О Д У П Р Е Д П О Л О Ж Е Н О особые выпуски посвятить творчѳству современныхъ русскихъ художниковъ: К. А. Сомова (по поводу выставки его произведѳній в ъ Спб.), М. А. Врубеля, С. В. Малютина (его архитектурныя и художествѳнно-промыш.ленныя работы въ іпѵіѣніи княгпнн Тенишевоіі, Смопенской губ.), К. А. Коровина, а также произведѳніямъ М. В. Якунчиковой (-І- 14 Декабря 1902 года). Затѣмъ, по примѣру прѳжнихъ пѣтъ, и ВЪ 1903 ГОДУ журнапъ будетъ знакомпть читателей, какъ со старымъ искусствомъ, такъ п съ современнымъ, русскимъ и иностраннымъ. Кромѣ возмолгао по.пнаго обзора выдаюш;ихся работъ на періодическихъ выставкахъ (передвилгаой, академичѳской, „Міра Искусства", Парпжскихъ салоновъ, выставокъ въ Бѳрпинѣ, Венѳціи, Вѣнѣ п др.). ВЪ 1 9 0 3 Г О Д У прѳдположено удѣлить особоѳ вниманіѳ произвѳденіямъ Ф. Мал:явина, новому художественному предпріятііо „Современное Искусство" (работы Апександра Бѳнуа, Л. Бакста, Е . Лансере, К. Сомова, Н. Давыдовой, И. Грабаря, М. Якунчиковой, Абрамцѳвской мастѳрской п т. п.), Московской архитектурной выставкѣ (работы И . Фомина, Браиповскаго, В . Егорова и др.) мипіатіорамъ Жана Фуке (1415—1445) и его совремѳнниковъ (между прочимъ, неизданныя французскія миніатіоры изъ собранія Императорской Публичной Библіотеки), современной западной архитектурѣ (проф. Ольбрихъ), англійскому искусству X I X вѣка, двухсотпѣтнему юбипеіо Петербурга, А. Венеціанову п его школѣ, Андреевской церкви въ Кіевѣ (гр. Растре.лпи), произвѳденіямъ I I I . Кондера, Анкакроны, Е . Каррьѳра, совремѳнному офорту па Западѣ (офорты Бэжо, гоппандскихъ офортистовъ) и другимъ, русскимъ, иностраннымъ, старымъ и современнымъ мастерамъ. Къ выпускамъ журнапа будутъ прилагаться на отдѣльныхъ лпстахъ оригинапьныя литографіи, офорты, ге.ііогравюры, оригинапьныя гравіоры на дѳревѣ, хромо.питографіи, фототипіи и т. п. Въ литературномъ отдѣлѣ журнала будутъ попрѳягаѳму принимать участіе: Н . Минскій, Д. Мережковскій, В . Бріосовъ, 3 . Гиппіусъ, П. Перцовъ, К. Бапьмонтъ, В . Розановъ, Л. Ш ѳ стовъ, Рцы, Д. Шѳстаковъ и др. По вопросамъ спѳціапьно-художѳствѳннымъ будутъ пѳчататься статьи Апександра Бѳнуа, И. Грабаря, С. Дягипѳва, А. Ростиславова, М. Семѳнова, Д. Философова, С. Ярѳмича и др.

П О Д П И С Н Л Я

Съ доставкой въ С.-Петербургѣ. „ пересылкой иногороднимъ за границу

. . .

Д-БНЛ: На годъ.

.

На

полгода.

5 руб.

10 руб. 12 ,, 14 ,,

6 7

,,

ДОПУСКАЕТСЯ РАЗСРОЧКА. Первый взносъ при подпискѣ 3 руб. Затѣмъ вносится по 1 руб. ежемѣсячно. Главная контора журнапа находится при книжномъ магазинѣ Товариш,ества М. 0 . Вольфъ (С.-Пѳтерб}фгъ, Гостинный Дворъ, № 18. Москва, Кузнецкій Мостъ, № 12). Нодписной годъ начинается съ 1 января.

Иллюстрированные выпуски журнала въ розничную продажу не поступаютъ. Отдѣльные номера ХРОНИКИ продаются по 15 коп. Издатѳпь-Рѳдакторъ До8в. цен8. Спб. 4 сентября 1903 г.

С. р . ДЯ^ГИДЕВЪ.

Т-во Р. Голике и А. Вильборгъ.

ніргіісііѵатвл.|

1903.

N0.

9.

ОЛШАЖЕ» Ю. Мейвръ-Грефе.—Современное французское искусство. (Переводъ съ нѣмт•каго). Стр. 87—100. Парижскій Салонъ 1903 31 иллюстр. Стр. 101—128.

I

Ье Заіоп ііи СІіатр Рр. 101-128.

года.—

А. С м и р н о в ъ.—Бѣдный Генрихъ. 129—133.

А. 8т ігп от.—.Оег

Стр.

Ьа

Сѣровъ.—Портретъ

При настоящемъ выпускѣ приложвно оглавленіе девятаго тома журнала. (Первое полугодіе 1903 года), .

III.

ИеіпгісН" сіе

5. О.-М. I

Іащиев

тапи/асіиге

рогсеІаіпе.—5

С. Д.—М. А. Морозовъ. Стр. 141.

Прилаженіе.—В. М. А. Морозова.

агте

О. СНёвІакоЛ.—.Іев Рр. 134-136.

Фариллюстр.

М. Добужинскій. — Звиньетокъ, исполненныхъ для .Міра Искусства'. (Заставный листъ, стр. 101, 128, 137 и 140).

сіе Маг5,—31

0. Иаирітапп. Рр. 129- 133.

Д. Шест ако въ.—Мертвые языки. Стр. 134-136. Издѣлія Императорскаго фороваго Завода. —5 Стр. 137—140.

У. Меу ег-Огае/е. —ѴАгІ тоЛеггіе /гап(аів. (Тгаа. (Іе 1'аІІетапа). Рр. 87—100.

Iтрёгіа

тогіез".

!е

(іе

III. Рр. 137—140.

МоговоЦ. (і

1903).

М. ОоЬигупвкі.—Еп іёіе еі 4 ѵі^пеііев. • Рр. 101, 128, 137 еі 140.

Иогв-іехіе.— М. МоговоЛ

V. 8ёго//. (рНоіоіуріе).

—Рогігаіі

ів

пірЬ пскусавл ТОМЪ

ДЕВЯТЫЙ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ 1903.

Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 14 Октября 1903 г , ,

ТОМЪ ДЕВЯТЫИ.

С О Д Е Р Ж А Н І Е . ИЛЛЮСТРАЦІИ. СТР.

СТР.

I

Бакстъ,.Л 229—233 Л а н с е р е , Е . ( з а с т а в к и и в и н ь е т к и ) . 1 1 7 , Б а р щ е в с к і й , И. ( к е р а м и к а п о е г о р и 120, 193, 212, 228, 229 •сунку) 184 (Видъ столовой) 221—228 Бежо, Е. (снимки съ офортовъ). 138, 140, Лейстиковъ, В. (заставки и концовки 142, 144 работы) 77 Б е н у а , А . ( з а с т а в к и и к о н ц о в к и р а б о т ы ) . 31 Л я л и к ъ , Р 237, 2 4 1 — 2 4 4 9 снимковъ съ проектовъ декорацій и Макинтошъ, Ш 116, 117 костюмовъ къ оперѣ Р. Вагнера «ГиМ а л ю т и н ъ . . 1 6 1 — 1 7 8 , 1 8 5 — 1 8 9 , 191, 192 бель боговъ» Спб. 1903 г. Маріинскій Матвѣевъ, А. (маіолика) 250 театръ 293—296 М е к к ъ - ф о н ъ , В 238, 239 Видъстоловой 2 2 1 — 2 2 8 М е н ц е л ь , А . (6 в и н ь е т о к ъ и з ъ « И с т о р і и Билибинъ, И. (заставкии виньетки). 145, Ф р и д р и х а В е л и к а г о » Ф . К у г л е р а ) 240— 154, 220

264, 268

Браиловскій, А 112 (9 снимковъ съ иллюстраційкъ «БѣВаллотонъ, Ф. (заставки и виньетки) . 190 лойрозѣ») 261—268 Врубель, М. (балалайка по его риОберъ, А 223 сунку) 190 О л ь б р и х ъ , 1 116—120 В ы с т а в к и. Орловъ, К 114 Архитектурная выставка въ Самусевъ (ученикъТалашкинск. школы) 180 М о с к в ѣ 1 9 0 3 г о д а . . . . 9 7 —С1 о2 в0 р е м е н н о е и с к у с с т в о ( х у д о ж е с т в е н Гейне, Т. Т. (заставки и концовки работъ) ное предпріятіе) 121—252 25, 30, 52, 58, 64 С о м о в ъ , К . ( 2 8 а в т о т и п і й ) . . . . 1 — 2 4 Головинъ, А. (заставка въ краскахъ— ( з а с т а в к и и к о н ц о в к и р а б о т ы ) . 1 3 , 2 4 , 96 хромолитографія) 121 « Т а л а ш к и н о » , Смоленской губерніи. (По его рис. балалайка) 179 161—192 (Впдъ терема) 245—251 Кн. Тенишева, М. К. (Дверь по ея риГрабарь, И 237—252 с у н к у ) 170 Давыдова, Н 112 С а н и п о е я р и с у н к у 180 (Балалайка по- ея рис.) 179 С м о л е н с к і я д у д к и и с в и р ѣ л и п о е я Денисовъ, В 109, 113, 116 рисунку 181 Д о б у ж и н с к і й , М. (заставки и концовки Д у г и и с и т а п о е я р и с у н к у . . 1 8 2 , 183 его работы) . . 67, 76, 97, 105, 118, Фарфоръ копенгагенской королевской 119, 213 Дюпопъ, П. (снимки съ офортовъ) . 141, 143 фабрики 2 3 8 , 2 4 0 , 241 Каррьеръ, Е. (14 снимковъ съ его произведеній) 6 5 — 7 6 Ф о м и п ъ , И . . . 9 7 — 1 0 7 , 108, 1 0 9 - 111, 113 Коровинъ, К 115,116,234,235 Фроловъ, В 107 і і у л ь ж е н к о , 0. В . ( 1 2 с н и м к о в ъ К і е в о ПІтормъ ванъ-Гравезанде, К. (снимки Андреевской церкви) 37—48 съ офортовъ) . . . . . 137, 139 Щербатовъ, С, кн 236, 238

Т Е К С Т Ъ.

СТР.

Бальмонтъ, К. Кальдероновская драма личности «Жизньесть сонъ» . . . . Типъ Донъ-Жуана въ міровой литературѣ 269 Брюсовъ, В. Искусство или жизнь? (къ десятилѣтію со дня смерти Фета) . . Дягилевъ, С. ГІ. Нѣсколько словъ о С. Б. Малютинѣ 157 Мейеръ-Грефе, I. Отъ Пуссена до Мориса Дениса(перев. съ нѣмец.). .130

М и н с к і і і , Н . Ф и л о с о ф с к і е р а з г о в о р ы . 1 9 3 , 2і 1Р2 о1 з а н о в ъ , В . Б л а г о д у ш і е Н е к р а с о в а Чувство солнца и дерева у древнихъ евреевъ 253 Р цы. Нагота рая (теорема эстетики) . 145, 21 25 Титовъ, Ѳ. Кіево-Андреевская церковь . Шестовъ, А. Власть идей (о книгѣ Мережковскаго «Л. Толстой и Достоевс к і й » т о м ъ П) 77 Я р е м и ч ъ , С . 0 К і е в о - А н д р е е в с к о й ц е р к в и 49 СТР.

ПРИЛОЖЕНІЯ.

Бакстъ,

Л Деталь будуара

(фототипія) послѣ стр. 228 Бенуа, А. Видъ столовой (фототинія) нослѣ стр. 220 Головинъ, А. Заглавный листъ (хромолитографія) и деталь терема (фототипія) послѣ стр. 244 Декоративный мотивъ къ терему (хромолитографія) . . . . послѣстр. Денисъ, М. Въ лѣсу (фототипія) соб. Щукина послѣ стр. 132 Каррьеръ, Е. Портретъ Э. Гонкуръ п о с л ѣ с т р . 84 Портретъ П. Верлена . .послѣстр. Лапсере, Е. Гибель боговъ.послѣстр.292

Знакъ

«Современнаго

Искусства» послѣ стр. 220 Видъ столовой (фототипія) послѣ стр. 220 Малютинъ, С. Заглавный листъ изъ рисунковъ художника, составленныхъ для «Русланаи Людмилы» . . послѣ стр. 15 Рисунокъ окна (хромолитографія) послѣ стр. 192 Собственный портретъ . послѣ стр. 16 2С 5о м2 о в ъ , К . В е ч е р ъ ( г е л і о г р а в ю р а ) п о с л ѣ с т р . 56 Влюбленные (хромолитографія) п о с л ѣ с т р . 32 К у п а л ь щ и ц ы ( ф о т о т и п і я ) п о с л ѣ с т р . 16 Прудъ (фототипія) . . . послѣ стр. 92 Р и с у н о к і послѣ стр.

СОВРЕМЕННОЕ Ф Р А Н Ц У З С К О Е ИСКуССТВО.

ИмлрессіонизАІЬ вЪ жнволпсп н скулълтурѢ. Статъя Юліуса МенерЪ-Грефе. Перев. сЪ нѢмецкаго. I. Сущность импрессіонизма заключается въ стремленіи передать на холстВ лишь одно чувственно-воспринимаемое. Мы, нЪмцы, тоже пишемъ картины, которыя тоже представляютъ собой искусство. Мы обнажаемъ въ немъ свою душу и показываемъ своимъ ближнимъ оригинальность нашеіі символики, характерность нашихъ переживанііі, глубину нашихъ мыслеіі. французъ же—живописецъ по преимуществу. Несмотря на это, и онъ очень глубокъ и очень индивидуаленъ. Нынче въ искусствЪ придается большое значеніе э-^ементу національности и часто приходится эстетику понимать географически. Мы непремЬнно хотимъ воплотить въ искусствЪ наше національное сознаніе и уважаемъ всякія назидательныя легенды, хотя бы изъ эпохи крестовыхъ походовъ, лишь бы онЬ давали намъ поводъ проявить „новыя" стороны нашего національнаго сознанія. французы имЪютъ мало влеченія къ этому. И х ъ „легенДьі", особенно если ихъ сочиняютъ Домьэ, форэнъ или Лотрекъ, не заклю-

чаюгь въ себЪ ничего археологическаго, а тЪмъ менЪе чего-либо благочестивоназидательнаго. У нихъ царствуетъ свободная анархія, которая относится къ идеЪ націонализма, какъ, впрочемъ, и ко многимъ другимъ идеямъ, скорЬе враждебно, и всетаки, не взирая на это, рЪдкое искусство столь глубоко національно, какъ французское. У нихъ своя, совершенно отличная отъ нЪмецкоіі, природа. У француза, будь онъ императоромъ или простымъ буржуа, ученымъ или художникомъ, остается что-то наивно элементарное, общее великому и малому, окрашивающее типичнымъ тономъ и радость и горе, и высокііі порывъ и низменный порокъ, чтото природно-французское, неистребимое, какъ языкъ, жесты и повадка. Въ БерлинЪ натурализмъ обратился во что-то безличное, не индивидуальное. Въ ПарижЪ всегда, даже во времена Курбэ, это была лишь художественная формула, котороіі пользовались очень свободно. Художники тридцатыхъ годовъ, перекочевавшіе въ лЬса фонтенебло, несмотря на всю свою непосредственность, наивность и простоту, въ сравненіи съ художниками ХѴШ в., взяли съ

)( 87 )(

собой изъ города нЪчто большее, чЪмъ нримитивные мольберты. Коро и Миллэ— одинъ чудесный поэтъ, другой великій символистъ, творецъ современноіі легенды. Передъ ихъ богатырскоіі силой исчезаютъ, какъ прахъ, наши сладкія и назидательныя сказочки. Манэ хвасталъ тЪмъ, что онъ только одну картину писалъ не совсЬмъ съ натуры: Казнь мексиканскаго императора, гдЬ, всетаки, всЪ фигуры, кромЪ центральноіі, были снимками съ натуры. И что же это намъ говоритъ о Манэ? Какое намъ дЪло до того, что „Нана", которая послужила художнику сюжетомъ для одной изъ замЪчательнЪіішихъ его вещ,еіі, жила на самомъ дЪлЪ, и что его „Вёіеипег 5иг ГЬегЬе" весь составленъ изъ самыхъ подлинныхъ моделей.'' Гораздо интереснЪе, что онъ пробудилъ къ новоіі жизни то искусство, которое отцвЪло по ту сторону Пиренеевъ, что онъ оживилъ гигантскую тЪнь Веласкеса, открылъ въ неіі свЪтъ и молодость. Необходимо быть знакомымъ съ сочиненіями Гете, и очень важно умЪть наслаждаться творчествомъ Бетховена; слЪдовало бы нризнавать Нитче и понимать Достоевскаго. Надо имЪть поверхностныя понятія о томъ, что дЪтеіі приносятъ не аисты, и полезно имЪть кой-какія идеи о соніальныхъ условіяхъ нашеіі жизни. Я признаю знакомство съ тЪмъ искусствомъ, которое далъ намъ Манэ, одинаково полезнымъ, какъ и вышеизложенное, но, конечно, только для того, у кого лежитъ сердце къ этому. Искусство, въ сущности, не нужно. Бисмаркъ обходился безъ него, и большинство правителеіі благополучно безъ него правятъ. Оно нынче тЪмъ менЪе нужно, что радость жизни стала покунаться слишкомъ дорогоіі цБноіі. Словомъ, есть вещи поважнЪе искусства. Но если кого-нибудь тя-

нетъ къ искусству, если кто-нибудь еще позволяетъ себЪ наслаждаться на счетъ другихъ, если кто-нибудь стремится еще къ оправданію безкорыстноіі дЪятельности художника, то ему необходимо встать въ ряды поклонниковъ Манэ. Если признавать какоенибудь искусство, то только это. Нельзя быть канатнымъ плясуномъ и утверждать, что все имЪетъ свои „рго" и „сопіга", что Манэ хорошъ, но хорошъ также и Беклинъ, что можно любить обоихъ, и что оба служатъ единоіі цЪли. Надо твердо установить, что Манэ есть живопись, а Беклинъ нЪчто совсЪмъ иное. З т о иное можетъ быть болЪе возвышеннымъ, можетъ намъ, германцамъ, казаться болЪе германскимъ, можетъ помогать стихотворцамъ въ писаніи стиховъ. Даже съ художественноіі точки зрЪнія, это ,,иное" можетъ имЪть большія декоративныя достоинства. Однако съ типичнымъ искусствомъ, которое мы исповЪдуемъ какъ ж и в о п и с ь — о н о не находится въ непосредственномъ отношеніи. Беклинъ прежде всего—воплотитель фантастическихъ явленій, художественность (сіаз МаІегізсЬе) которыхъ, с ъ точки зрЬнія живописи какъ таковоіі,—есть нЪчто произвольное, случайное. Манэ извлекъ изъ живописи все, что она только могла дать. Онъ не стремился ни 'къ чему другому, какъ къ тому, чтобы дать нашими органамъ чувствъ, и исключительно только имъ, наиболЪе художественныя впечатлЬнія: дать наилучшія краски, тона, сконцентрировать то, что разбросано и смЪшано въ природЪ. З т а способность концентраціи случаіінаго, это сознательное стремленіе произвести, при посредствЪ принципа упрощенія, наибольшііі Эффектъ на наши органы чувствъ—вотъ, въ чемъ кроется индивидуальность Ма-

)( 88 )(

нэ, а не въ фантазіи, которая у него ничЬмъ не отличается отъ фантазіи всякаго другого. Что „интереснаго" въ его безчисленныхъ портретахъ или „цвЪтахъ''.-' Единственная занимательная его вещь—это вышеупомянутая ,, Казнъ Максимиліана", но она принадлежитъ къ числу самыхъ слабыхъ его произведенііі. Однако, попробуііте поставить одну изъ его многочисленныхъ картинъ, изображающихъ ,,цвЪты", рядомъ съ самымъ дикимъ Беклиномъ, въ которомъ есть все, что только можетъ придумать самая необузданная фантазія. В ъ первую минуту—никто не обратитъ вниманія на эти нЪсколько цвЬтковъ, взоръ всякаго будетъустремленъна всадниковъ, на эти скалы, на этихъ невЪроятныхъ животныхъ и всякііі будетъ думать о томъ, что это изображаетъ, и ломать себЪ голову надъ тЪмъ, что собственно хотЪлъ сказать художникъ? Разъ послЪднее наіідено — интересъ къ картинЪ медленно,новЪрнопадаетъ.Умъ успокаивается, довольный своеіі успЪшноіі работоіі. Чувства же, ощущенія, сыграли лишь служебную, посредствующую роль. Но вотъ, усталыіі глазъ обращается къ цвЪтамъ Манэ. И у всякаго, кто только вообще любитъ и умЪетъ видЪть цвЪты, начинаютъ звенЪть новыя, никогда еще не затрагивавшіяся душевныя струны. То чувство наслажденія, которое онъ испытывалъ прежде, глядя на настоящіе цвЪты, онъ испытываетъ и теперь, только въ гораздо болЪе сильной степени. ЗдЬсь нЪтъ всего того, что есть въ живыхъ цвЪтахъ: нЪтъ аромата, нЬтъ движенія, и всетаки, несмотря на это^ здЪсь есть что-то такое, что и не чуялось намъ въ настоящихъ цвЪтахъ, какое-то очарованіе, которое поб^Ьждаетъ все преходящее земное, и которое, несмотря на свою интенсивность, не

настолько нами завладЪваетъ, чтобы вызываемое ими чувство наслажденія могло смЪниться въ насъ—скукоіі и утомленіемъ. ЗрЪніе здЪсь не утомится, и мозгъ не устанетъ. При посредствЬ нашихъ глазъ, что то просвЪтляющее, успокаивающее входитъ въ насъ, вызываетъ неиспытанныя, радостныя ощущенія, становится все сильнЬе, новЪе и богаче; мы смотримъ въ концЬ концовъ только на цвЬты, передъ нЬжноіі силой которыхъ тускнЪетъ чуждая и бЬдная дикость сосЬднеіі картины. И не потому, что цвЪты намъ милЬе сражающихся тритоновъ или несущихся всадниковъ. Другоіі раннііі художникъ^ котораго высоко ставилъ Веклинъ,—Тиціанъ —писалъ такіе-же неистовые сюжеты. Въ Уффиціяхъ виситъ его сраженіе, страшиЬе и яростнЪе котораго— трудно выдумать. И въ этой картинЬ тоже кроется какая-то двоііная жизнь. Когда на нее смотришь — физическая сторона предмета исчезаетъ и наслаждаешься въ неіі силою и жизненностью самого и с к ѵ с с т в а , а никакъ нелошадей или всадниковъ. Въ глубокомъ схватываніи и воплощеніи куска жизни состоитъ искусство Манэ н его послЪдователеи. ЗдЪсь кроется та красота, та жизнерадостность, которыя мы ощущаемъ и испытываемъ при созерцаніи совершенныхъ произведенііі искусства. Съ момента созданія Венеры Милосскоіі міръ сталъ уродливЪе, но онъ не станетъ красивЪе отъ постояннаго повторенія ея. Нельзя обоііти жизнь — надо проііти черезъ нее. Если мы дЪйствительно познаемъ жизнь, уяснимъ себЪ ея проявленія, поіімемъ, откуда ея внЪшнія формы и чему онЬ служатъ—мы ее полюбимъ. Реализмъ Манэ—есть символъ нашего инстинкта самосохраненія; онъ воплотилъ не ту или эту красоту, а н а ш у красоту, по-

)( 89 )( ІО»^

казалъ намъ. что и въ нашихъ уродливыхъ костюмахъ можно имЪть стиль, доказалъ, что красота есть нЪчто текущее, что она кроется во всемъ/- Рембрандтъ нашелъ ее даже во внутренностяхъ зарЬзанной свиньи. Говорятъ, что этому относительному реализму не достаетъ нЪмецкой способности возвышать душу. Но нельзя предъявлять искусству требованія, которыя зависятъ отъ столь легко мЬняющихся настроенііі зрителя. Одному достаточно три красивыхъ цвЪтка, чтобы подняться духомъ, другоіі требуетъ меланхолическііі пеіізажъ съ одинокимъ всадникомъ, закованнымъ въ латы. И никакъ нельзя утверждать, что у того, кто удовлетворяется тремя цвЪтками, душа грубЪе, чЪмъ у того, кто можетъ растрогаться лишь подъ вліяніемъ сложныхъ аппаратовъ. Но если ещ,е при этомъ цвЪты написаны хорошо, а всадникъ дурно, и всетаки душа наша откликается только на призывъ плохо написаннаго всадника—и молчитъ при видЪ хорошо написанныхъ цвЪтовъ.... то надо отъ такого „душевнаго" созерцанія отвыкнуть. Потому что, если ,,душа" неспособна на эстетическое реагированіе, то она, по краіінеіі мЪрЪ при созерцаніи художественныхъ произведенііі, становится вообще совершенно излишнеіі. Французы, по моему, люди, одаренные тонкоіі, чуткоіі душой. Преизбыткомъ души объясняется ихъ политическая и соціальная роль за нослЪднія сотни лЪтъ. Они, не переставая, таскаютъ для другихъ каштаны изъ огня. Мы, нЪмцы, очень хорошо умЪемъ во всЪхъ вопросахъ, касающихся не искусства, а нашего брюха, запрятывать куда-то очень далеко эту пресловутую душу. французы ее прячутъ въ искусствЪ. И на это нельзя сердиться. ДЪлаютъ они это изъ чувства стыдливости или приличія.

^9

Несмотря на всЪ ужасііі современнаго Вавилона, въ ПарижЪ много серьезнаго н добродЪтельнаго. Только это не выставляется на показъ. французская насмЪшка, юморъ (Ыаоис) въ сущности ничто иное, какъ протнвуядіе противъ тоіі сентиментальности, которая въ такомъ почетЪ у насъ. Этоіі насмЪшкой преисполнены работы велпкихъ французскихъ рисовальщиковъ. Во главЪ ихъ стоитъ Дегасъ, обладающііі такой силой выразительности, что его простые этюды съ натуры—кажутся безсловесными драмами, и которыіі вмЪстЪ съ тЪмъ даетъ столько колористическоіл прелести и красоты, что имм могутъ питаться еще нЪсколько поколЪнііі. Онъ всецЪло подчиняется натурЪ, и несмотря на это, то, что онъ безсознательно даетъ изъ области женскоіі психологіи, куда глубже и значительнЪе эротики какого-нибудь Ропса. Со временемъ, подобныя быстро набросанныя произведенія, напоминающія событія и эпизоды нашеіі сумасшедшеіі столичной жизни—будутъ гораздо значмтельнЪе всякой рыцарскоіі романтикм, такъ какъ они остаются въ дЪііствительности и характерны для нашего времени. Даваемая ими перспектива — очень далека. Она не исчерпывается кусочками Парижа. Бъ малЪіішеіі детали, въ самоіі манерЪ письма, французы явля- ^ ются типичными для нашей эпохи, характеризуютъ насъ, Ъздящихъ по желЪзноіі дорогЪ, ходящихъ въ театры, на биржу, насъ, современниковъ, причастныхъ къ аналогичнымъ горестямъ и радостямъ, внЪ зависимости отъ національности и географіи. Въ ПарижЪ художнику-иноземцу дышется легко. Недостатокъ родноіі обстановки замЪняется тамъ радостнымъ сознаніемъ участія въ мощномъ культурномъ движеніи. Это сознаніе, покоящееся на глубокихъ, не

)( 90 )(

іс^

тоиько эстетическихъ основахъ, какъ Сезанна (Зёгапле) можно сдЪлать свобы замЪняетъ любовь къ родинЬ, явля- имъ—только любовью; это все смирясь болЬе тонкой ея формой. Взглядъ ные, замкнутые мастера, которыхъ не Манэ и его друзей на натуру—не есть замЪтишь среди тривіальноіі толпы. вопросъ узкаго направленія, это есть Они никогда не появлялись на больнЬчто само собоіі разумЪющ,ееся и не- шихъ выставкахъ; въ лучшемъ случаЬ обходимое. Это есть направленіе цЪлоіі они выставляли въ салонЬ забракованэпохи, цЬлаго поколЬнія, ряда поколЬ- ныхъ (заіоп (Іез геііізёз), или въ анарнііі. Зто такое же слЬдствіе естествен- хистскомъ кружкЪ ,,независимыхъ". И ныхъ условііі — какъ литература Золя; вмЪстЬ съ тЪмъ они всЪ отнюдь не Оно даже еще необходимЪе. Зто сим- анархисты. Среди сутолоки нашего соволъ, и во всякомъ случаЪ оно совер- временнаго, столь пестраго по направленіямъ искусства, импрессіонисты обрашенно неоспоримо. Было бы глупо или излишне назы- зуютъ собою тЪсную семью, которая вать направленіе этихъ художниковъ такъ же сплочена, какъ нЪкогда славная натурализмомъ. Такая кличка даетъ та- кучка флорентинскихъ художниковъ, кое же понятіе объ этомъ искусствЬ, группировавшаяся вокругъ филиппо какъ если-бы мы сказали о нашихъ Линни. И если импрессіонисты не одеждахъ — что онЬ натуралистичны. представляютъ собою новаго кватроченОнЬ такія—какъ онБ намъ нужны. И то, еели ихъ средства и сфера вліянія искусство это подходитъ къ художни- значительно уже, то благородство ихъ камъ, создавшимъ его, какъ по мЬркЬ. стремленій и сила выралсенія отнюдь Ренуаръ такъ человЬченъ въ своихъ у нихъ не ниже, и если храбрая соввещахъ, въ хорошемъ и въ дурномъ, мЪстная борьба за общее дЬло является что никогда не приходѵітъ въ голову показателемъ достоинства борцовъ—то пожелать, чтобъ онъ былъ инымъ, не- мы не можемъ не восхишаться ими. Точно формулировать это общее дЬсмотря на то, что только немногія изъ его картинъ вполнЬ совершенны. Х у - ло — довольно трудно, Въ этомъ отнодожникъ такъ захватываеіъ, что его шеніи флорентинцы были счастливЬе, недостатки кажутся необходимыми и Ихъ задача, во всеіі своеіі привлекаестественными. Къ нимъ привыкаешь, тельности, была ясна всЬмъ: какъ покакъ къ голосу любимаго человЪка. И ощряющему Медичису, такъ и народноіі чтобы продолжить это сравненіе съ ор- массЬ. Всеобщее пониманіе и признаніе ганомъ рЪчи, замЪчу, что автора пеііза- подбадривало ихъ, Наши - же современжеіі работы Сизле—я не могу себЪ ники — одни сознаютъ свои цЬли и иначе представить, какъ нервнымъ, зяб- стремленія, внЪшнііі же успЪхъ — въ нущимъ человЪкомъ, которыіі говоритъ полноіі зависииюсти отъ капризовъ судьтихо, немного заикаясь. Ко всЬмъ этимъ бы. Ихъ не поддерживаетъ ни народлюдямъ относишься какъ-то особенно ное сочувствіе, ни княжеская хвала. интимно. Ихъ картины дЪйствуютъ го- Единственную поддержку встрЪчаютъ раздо больше, чЪмъ сентиментальности они у товарищей, и первыя ихъ понашихъ отцовъ, и можетъ быть потому, б^Ьды—являются вЪнцомъ мучениковъ, что они раскрываютъ свою глубину лишеннымъ всякой романтическоіі поэзіи. отнюдь не сразу и отнюдь не каждому. Они дЪлаются знаменитыми тогда, когда, Какого-нибудь Гогена (Оаи§иіп) или дучшіе ихъ соки разсЪялись какъ дымъ,

^ § )С

91 )(

и ставши энаменитыми — они должны отбиваться отъ навязчивыхъ торгашей и модничающихъ снобовъ, которые сплошь да рядомъ вплетаютъ въ ихъ лавры уродливые цвЪты пошлости. Какъ всякое значительное явленіе — они стоятъ въ неминуемомъ противорЬчіисъ настоящимъ, нотому что они принадлежатъ къ будущему. КромЪ Манэ, почти всЬ онн стояли передъ альтернативоіі, что купить:

хлЬба или красокъ.^ Многіе, какъ напр., Манэ, нЬсколько разъ бросали достигнутое, чтобъ обратиться къ еще болЬе смЬлымъ и послЬдовательнымъ средствамъ. ВсЬхъ ихъ постоянно подстегивало неутомимое стремленіе къ совершенству, стремленіе къ тоіі цЬли^ которая такъ же разнообразна, какъ и сами искатели.

формъ, въ сравненіи съ этими мастерами, кажется, у нихъ еще повысилась. II. На парижскихъ, берлинскихъ и вЪнТо поколЪніе, которое работаетъ скихъ выставкахъ послЪдняго времени въ настоящее время, послЪ того какъ ноявлялись два художника, которые одни Монэ, Ренуаръ, Дегасъ и Сезаннъ по- могутъ обезпечить славу своему поколучили право отдыха—въ сущности вЪр- лЪнію. ные послЪдователи этихъ своихъ старОба преждевременно сошли въ мошихъ предшественниковъ, хотя ихъ гилу, создавъ много прекраснаго. искусство и не совпадаетъ больше съ Тулузъ-де-Лотрекъ ( Н е п г і с і е Тоипонятіемъ импрессіонизма. І о и з е - Ь а и і г е с ) и ванъ-Гогъ ( Ѵ і п с е п і : ѵ а п Поразительная и счастливая черта Со§Ь), несмотря на то, что одинъ изъ современнаго французскаго искусства нихъ не французскаго происхожденія, именно въ томъ и состоитъ, что, не- являются представителями двухъ досмотря на разнообразіе и самостоятель- вольно ясно опредЪлившихся теченііі ность художественныхъ индивидуаль- французскоіі живописи^ и оба могутъ ностеіі, каждая изъ нихъ покоится на служить блестящими примЪрами тЪхъ результатахъ, добытыхъ предшествен- въ высшеіі степени своеобразныхъ инниками, стоитъ съ ними въ непрерыв- дивидуальностеіі, которыя, несмотря на ноіі связи. З т а черта замЪчается и въ всю свою оригинальность, живо сохрасовременной молодежи. Какъ Сезанна няютъ связи съ традиціеіі. Оба ослЪпначинаешь особенно цЪнить тогда, когда ляютъ силоіі непосредственности своего изучаешь его копіи съ Делакруа, „по- темперамента. Совершенно забываешь, черкъ" котораго въ свою очередь всего что имЪешь здЪсь дЪло съ картинами, характернЪе проглядываетъ въ копіяхъ а не только съ личными переживаніями съ Рубенса, такъ и обликъ ньшЪшняго художниковъ. И при этомъ, эти перепоколЪнія проявляется всего яснЪе, при живанія лишены всякоіі условности, всясопоставленіи съ предшественниками. коіі тенденціи къ „сюжетности". У ЛоРазличіе такое-же крупное, какъ между трека еще можно наткнуться на нЪкоСезанномъ и Делакруа. Пожалуіі, среди торыіі разсказъ, у ванъ - Гога-же, даже молодежи нЪтъ такого, у кого была-бы опытныіі читатель картинъ ничего не импозантная внушительность Манэ, клас- наіідетъ, кромЪ пеіізажеіі, съ фигурами сическое спокоііствіе Пювиса или неис- или безъ фигуръ, кромЪ безпритязательчерпаемый блескъ Дегаса. Однако спо- ныхъ портретовъ или п а Ш г е т о П е ; кособность схватывать и подмЪчать са- нечно, если онъ въ нихъ вообще сумыя индивидуальныя черты внЪшнихъ мЪетъ что-нибудь наііти.

)(

93

)( I®»

Современноеискусствопріучило публику, кажется, ко всему, однако въ сравненіи съ этими кричащими полотнами, какъ будто проііденными грубыми метелками —всЪ рЬзкости современныхъ выставокъ кажутся ничтожными и наивными. Тоны ванъ-Гога настолько рЬзки, что нужно имЪть здоровые органы чувствъ, чтобы понять ихъ гармонію. ЧеловЬкъ, создающііі эти тона, настолько весь инстинктъ, настолько молніеносно пишетъ свои вещи, что неспЬшащему зрителю трудно за нимъ поспЪть. Искусство ванъ-Гога—заключаетъ въ себЪ что то анимальное, потому что выраженіе его сводится главнымъ образомъ къ силЬ. А сила всегда прекрасна. Такому искусству не научишься, оно непосредственно дается человЪку, какъ животному красота и цЪлесообразность движенііі; оно является дарованіемъ первобытно природнымъ. Удивительно, что при этомъ искусство ванъ-Гога является лишь отдЬльнымъ звеномъ неразорванноіі цЪпи. Сила колорита соединяется въ немъ съ силой линіи, оно увЪнчиваетъ импрессіонизмъ Манэ, Монэ и Сезанна, и вмЪстЬ съ тЬмъ заключаетъ въ себЪ и Миллэ. Ванъ-Гогъ — послЪднііі представитель этого большого искусства, которое стремится къ самому непосредственно - личному, собственному, своему, и находится въ родствЬ съ великими стариками. Это—послЪднііі художникъ безъ страха и упрека. ПослЪ него можно найти новые оттЪнки, но не новыя цЪли. ПослЬ него, дальнЬіішее развитіе должно стремиться къ другому, искать новые пути. Конечно, это все мало говоритъ о немъ. Въ немъ можно найти много хорошаго и дурного. Онъ не такъ знающъ какъ Сезаннъ, но болЬе смЪлъ, чЪмъ Манэ, онъ слишкомъ обезъяничалъ съ Домьэ, и отлично зналъ, чЪмъ завоевалъ

)С

себѣ безсмертіе Миллэ- Миллэ наслаждался природоіі, когда переносилъ ее на полотно. Онъ былъ ея сынъ, былъ сотканъ изъ тоіі же матеріи. Серьезная сосредоточенность его картинъ, есть сосредоточенность земледЬльца, испытавшаго тяжесть работы, но вЪрящаго въ то, что она принесетъ плоды. Ванъ-Гогъ весь пылкая борьба. Онъ не шелъ къ природЪ, она силоіі влекла его късебЪ. Съ безумной поспЪшностью пишетъ онъ свои картины, Онъ ихъ создаетъ съ учащеннымъ дыханіемъ, запыхавшись. Въ восемь лЪтъ онъ написалъ ихъ бо.лЬе пяти сотъ. ОнЪ произошли втеченіе минутъ, такихъ минутъ, которыя рЬдко встрЬчаются въ жизпи простого смертнаго, и которыхъ избЪгаетъ смирный прозябатель. Это — аффекты, съ неудержимой силоіі стремящіеся на поверхность, долгое подготовленіе которыхъ остается скрытымъ; это — моментъ высшаго, невыносимаго, ведущаго къ сумашествію напряженія духа. И что ванъ-Гогъ сошелъ съума—неудивительно, Онъ вовсе не хотЬлъ предаваться искусству, Оно относилось къ нему, какъ функціи къ организму, Это было не что-нибудь внЬ его существующее. Онъ родился вмЬстЬ съ нимъ и погибъ съ нимъ. То, что подлежало вь пемъ вліянію—происходило отъ Сезанна. Рядомъ съ ванъ-Гогомъ Сезаннъ кажется тихимъ созерцателемъ. Онънесравненно тоньше, холоднЪе, гораздо болЪе зрЬлъ, чЪмъ ванъ-Гогъ. ПослЪднііі какъ то патологически слитъ со своими произведеніями; онъ изображаетъ самъ себя въ этихъ мятущихся облакахъ, въ этихъ вопящихъ и взывающихъ къ небу деревьяхъ, въ этихъ ужасающихъ даляхъ равнинъ. Онъ тоже писалъ паіиге-тогіе. В ъ этой области Сезаннъ далъ лучшіе образцы своего творчества. Ванъ-Гогъ изображаетъ преимущественно корзины

94 } (

съ крупными лблоками, именно такъ, какъ это дЪлаетъ Сезаннъ. Но у послЪдняго, это остается подлинной, хотя и самоіі современноіі, паШге-тоПс, по голландскоіі традиціи. Длякартинъ ванъГога—обозначеніе паиіге-тогіе звучитъ какоіі то ироніеіі. Зти желтыя яблоки горятъ. Это кусокъ самоіі неистовоіі жизни, которая случаііно вмЪстилась въ этоіі корзинЪ. Краски—невЪроятноіі силы, но онЪ выбраны съ такоіі увЪренностью, что измЪнить въ нихъ ничего нельзя. Въ холодноіі фальшивоіі обстановкЪ современнаго сентиментальнаго буржуа эти картины производятъ впечатлЪніе какоіі-то оплеухи. Но та среда,къ котороіі онЪ подходятъ и то время, въ которомъ онЪ находятъ цЪнителеіі и почитателеіі — не могутъ быть мертвыми и вырождающимися. Лотрекъ обязанъ всего больше Дегасу, которыіі, одинъ изъ первыхъ во Франціи, понялъ, что мы должны перенять у Японцевъ. В ъ настоящее время даже нельзя больше себЪ представить Парижа безъ этоіі японскоіі нотки, которая здЪсь такъ естественна, какъ будто японцы тоже когда то жили на бульварахъ. Лотрекъ упростилъ Дегаса. Ему надо было для своихъ картинъ дней, сколько Дегасу — которыіі никакъ не могъ окончить своихъ вещеіі—мЪсяцевъ. У него совсЪмъ нЪтъ настоіічивости и терпЪнія этого великаго ученика Энгра. Онъ стремится къ своеіі цЪли — дать общее внечатлЪніе, а не частности предмета — с ъ болЪе простыми и скорыми средствами. Какъ Лотрекъ относится къ Дегасу, такъ относится все молодое поколЪніе къ имнрессіонистамъ. Оно беретъ у нихъ все то, что представляется наиболЪе существеннымъ и дЪііствительнымъ въ красочномъ и линеііномъ смыслЪ, то, что наиболЪе декоративію. Про-

никнутые сознаніемъ, что превзоііти въ чисто живописномъ отношеніи Манэ, Ренуара или Сезанна невозможно, такъ же какъ невозможно повторить ихъ безпримЪрныя способности, они удовлетворяются болЪе доступными, чисто колористическими задачами. Понятіе „декоративнаго" стало настолько вульгарнымъ, а понятіе „стиля" настолько дискредитировано наростами банальностеіі и безвкусицы, что какъ то стЪсняешься употреблять эти выраженія. Искусство Лотрека и декоративнозмЪевидная дЪвица нЪмецкихъ обыденныхъ декораторовъ—не имЪютъ ничего между собоіі общаго: однако и то, и другоестремится выполнитьтЪжезадачи и удовлетворить потребность въ декоративномъ. Разница здЪсь та, что одно глубоко схватываетъ сущность эпохи и стремится прочно обосновать свое новое на почвЪ великоіі художественноіі традиціи, а другое, съ легкостью плыветъ, какъ Аріонъ на дружелюбномъ дельфинЪ, на встрЪчу общему спросу. Современное стремленіе къ стилю есть стремленіе къ симплификаціи. Есть опасность, что это искусство, въ рукахъ людеіі, не имЪющихъ ни времени, ни таланта, но обладающихъ лишь извЪстноіі выучкой, методоіі, лишится всЪхъ тЪхъ достоинствъ, которыя ему дали съ великими усиліями представители стараго искусства. Нынче общііі лозунгъ—стилизовать а іоиг ргіх. При помощи какихъ средствъ это достигается, на это не смотрятъ. Будетъ ли это посредствомъ элементовъ индіііскаго, японскаго, египетскаго или все равно какого искусства — это безразлично, лишь бы получить какую нибудь мало-мальски сносную форму. НЪтъ ничего туманнЪе и запутаннЪе этого модернизма, которыіі въ области деко-

ративной живописи далъ гораздо больше ошибокъ и прегрЬшеній противъ кодекса эстетическоіі добропорядочности— чЪмъ положительныхъ художественныхъ цЬнностеіі. Было бы истымъ несчастіемъ, еслибъ это движеніе пошло дальше, не придя въ ближайшее соприкосновеніе съ импрессіонизмомъ, въ которомъ несомнЪнно, такъ сказать документально, заключено наше искусство и наша эпоха. Новое поколЪніе французскихъ художниковъ это сознаетъ, и то колебаніе, съ которымъ оно пристаетъ къ современному движенію другихъ странъ, свидЪтельствуетъ не о томъ, что оно не понимаетъ требованій современности, а о томъ, насколько у него глубоки убЪжденія. французы планомЬрно разрабатываютъ свои богатства и совершенно послЬдовательно приходятъ къ опредЪленнымъ результатамъ. Съ другоіі стороны, мы имЪемъ теперь во Франціи группу нео-импрессіонистовъ, которые совершенно заслуженно привлекли къ себЪ вниманіе знатоковъ и любителеіі при появленіи своемъ въ Германіи. Ихъ искусство, во главЪ котораго стоитъ Синьякъ (Зіопас), есть логическая формулировка того результата, которыіі предугадывался въ искусствЬ очень давно, которыіі предчувствовалъ уже Тернеръ, которыіі разработывалъ Монэ и его единомышленники, и которыіі н е о - и ? 4 п р е с с і о н и с т ы довели до конечнаго осуществленія: до громаднаго искусства чистаго эффекта красокъ, стоящаго въ полномъ соотвБтствіи съ новЪіішими данными оптики. Конечно, это не есть то, что дБлаетъ великоіі парижскую живопись. Манэ стоитъ въ сторонЬ отъ этого, Исторія, которая дЪлаетъ его родоначальникомъ импрессіонизма—даетъ ему титулъ, въ которомъ онъ не нуждается. Ему было не только до послЪдователь-

ности въ своихъ исканіяхъ. Прямолинеііная послЪдовательность не есть дЪло генія. Для этого надо воловье упрямство Монэ или Синьяка. Но эта послЬдняя фаза, завершающая исканія импрессіонистовъ, была совершенно необходима. Неуклоннымъ преслЪдованіемъ своего пути нео-импрессіонисты нашли такую технику, которая является наиболЪе пригоднымъ матеріаломъ для подлинно декоративной живописи. Уже Сеііра ( З е и г а і : ) понялъ декоративное зн ченіе этого почти научнаго искусства, особенно же удачно примЬнили къ дЪлу эти наііденные нео-импрессіонистами результаты бельгійцы, съ Риссельбергомъ во главЬ, которые уже нЪсколько лЪтъ создаютъ лучшіе образцы современноіі стЪнноіі живописи. Ванъ-де-Вельде и Лемменъ перенесли то, что они получили отъ нео-импрессіонистовъ, въ область художественноіі промышленности, и соединили абстрактное искусство съ практическими нуждами. Они поняли потребности времени. Реализмъ импрессіонистовъ послужилъ имъ путеводноіі нитью при исканіи современныхъ и своевременныхъ путеіі. Но и внЪ этой группы художниковъ это вліяніе было сильно. Даже старыіі Писсаро одно время подпалъ подъ вліяніе Сеііра. И если заняться тЪмъ, чтобы прослЪдить косвенное воздЪііствіе нео-импрессіонистовъ, то надо будетъ признать, что вся современная живопись Парижатакъ или иначе причастна къ этому движенію. Даже изолированное въ ПарижЬ искусство Мориса Дениса и Одилона Редона заимствовало у него колоритъ и благотворное вліяніе красочныхъ эффектовъ на нЪжныіі идеальныіі рисусунокъ. Когда имя Гюстава Моро 6удетъ забыто, глазъ зрителя будетъ все еще отдыхать на панно Пювиса, или на работахъ Дениса и Редона, которые

)( 96 )(

не потеряютъ своего значенія именно потому, что они были ііе тольхо глубокомысленные или нЪжные символисты. Рядомъ съ этой группой художниковъ, стремящихся къ свЪту и чувствующихъ себя хорошо только на солнцЬ, много цЪннаго даетъ теченіе, примыкающее къ Сезанну, Творчество Виллара (ѴиіПагсі) и Боннара (Воппагсі) принадлежитъ къ числу поражающихъ неожиданностеіі Парижа. Монэ, Ренуаръ, Сизле становятся понятными, когда пойдешь куда нибудь за городъ на Сену; Дегаса, Лотрека и Бенара — находишь въ нолномъ соотвЪтствіи съ обычнымъ представленіемъ о ПарижБ. Даже Пювиса и Дениса можно объяснить себЪ именно какъ прямую противоноложность Парижа. Но о существованіи тоіі среды, которую изображаетъ Внлларъ— нельзя себЪ было даже представить. Лучше всего ее можно опредЪлить, когда представишь себЪ простого буржуа, которыйі живетъ въ ПарижЪ, рядомъ съ расточительнымъ банкиромъ, кутилоіі, элегантноіі парижанкоіі, рядомъ съ Рошфоромъ и мадамъ Змберъ, довольнаго буржуа, въ которомъ, несмотря на всякіе разговоры, коренится здоровье страны. Буржуазныіі характеръ всего новЪіішаго французскаго искусства получаетъ тутъ свою пикантную нотку. Вилларъ находитъ сложнЬйшія красочныя и линеііныя задачи въ самой обыденноіі обстановкЬ. НЬкоторые его сЪро-синіе и желтоватые тона, добываемые посредствомъ утонченнЪіішихъ контрастовъ, поражаютъ своей неожиданностью. ЗдЬсь много Японіи, много Уистлера и Сезанна, и всетаки, это что-то свое, неразложимое и необъемлемое, это такъ-же характерно для Виллара, какъ тонкость контура для Дениса или грубая сила мазковъ для ванъ-Гога. Во всеіі атмо-

)С

сферЪ, во всемъ настроеніи, чувствуется какоіі-то старыіі холостякъ, или лучше старая дЪва, но только тонкая старая дЪва, съ симпатичными чертами характера. Чувствуется какое-то благоприличіе старыхъ людеіі. Боннаръ •рЬзче, грубЪе, болЪе натянутъ. Вилларъ никогда не промахнется, Боннаръ рубитъ торопливо, сплеча, и иногда промахивается. Но тамъ, гдЪ онъ попадаетъ, онъ попадаетъ прямо въ цЪль и достигаетъ поразительнаго совершенства. Въ своихъ ошибкахъ онъ такъ занимателенъ, что его не хочется поправлять. Руссель (Коиззеі) третій членъ союза— самыіі безнритязательныіі, и можетъ быть самыіі симпатичный. Они всЪ трое скромные люди, но снисходительно къ нимъ относиться нечего. Чтобы понять ихъ значительность, надо только сравнить ихъ съ ихъ духовными братьями—новыми ПІотландцами. Скромность гласговцевъ часто лишь умное скрываніе собственнаго неумЪнія. Парижскіе же ребята высказываютъ все, что нужно, до конца. Нужно только умЬть на нихъ смотрЪть. Современная скульптура пошла заимпрессіонизмомъ, понять ее можно только съ этоіі чисто живописноіі точки зрЪнія. Зачатки этого направленія коренятся еще въ самыхъ первыхъ стадіяхъ пластики, и въ сущности исторію скульптуры можно было бы свести къ развитію того начала, которое мы ныньче называемъ импрессіонизмомъ. Гигантскііі шагъ въ этоіі эволюціи нредставляетъ собою переходъ отъ застылыхъ формъ египетскихъ памятниковъ къ мягкому идеализму послЬ-праксителевскоіі скульптуры. Такоіі же поразительныіі переходъ отъ классическаго періода къ Ренессансу. ПослЪдній шагъ— » отъ Микель-Анджело къ Родену—пред-

97

)( І ^

ставляетъ собой высшую точку драма- Однако за нимъ идешь безъ колебанііі, тическаго дЪйствія, которое мы теперь ощупывая дорогу какъ во снЪ, и если переживаемъ. Потому что настоящ,еераз- вдругъ натолкнешься на грубую дЪіірЬшеніе вопроса выпало на наше вре- ствительность, то сердишься на ея сумя, когда живопись заняла центральное ществованіе, а не на самого таинственмЪсто въ области эстетическихъ инте- наго вожака. Все, что насъ сегодня троресовъ и ея характеръ сообщился и гаетъ, что мы настолько глубоко чтимъ, скульптурЪ, которая тихо прозябала въ что всякаяформулировка егонамъ показатЪни своего великаго прошлаго. Нату- лась бы грубоіі и неудачноіі, Роденъ ралистическое движеніе, выросшее въ настолько глубоко намЪтилъ въ эскилЪсахъ фонтенебло, перешло и въ ма- захъ, позахъ, наброскахъ, отдЪльиыхъ стерскую скульптора. Внушительное попыткахъ, рисункахъ перомъ, что ховліяніе Милле отразилось, правда, зиа- чется его признать величаіішимъ симвочительно позднЪе, на конгеніальномъ листомъ нашего времени. Невольно вЪскульпторЪ КонстантинЪ Меньэ, ио на- ришь его несказанному. В ъ его рукЪ— стоящая галльская натура проявиласЬ; тысячи стиховъ, и хочется не переставая подслушивать поэтическія таііны I главнымъ образомъ, въ РоденЪ. Съ нимъ появился генііі современ- красиваго генія, стоящаго за фигуроіі ноіі пластики, который соединилъ па- Виктора Гюго. Роденъ для франціи ѳосъ латинскоіі расы съ глубокимъ все. Онъ не только средоточіе всеіі таинственнымъ постиженіемъ вещеіі, и французскоіі традиціи—отъ классицизма который далъ намъ творенія, непре- до кипящаго барокко: онъ самъ симвзойденныя еще до сихъ поръ ни въ волъ франціи, какъ ф а у с т ъ символъ скульптурЪ, ни въ другихъ искусствахъ. Германіи. Это великііі человЪкъ, творчеству котоСвита этихъ корифеевъ такъ же вераго не только прощаешь всЪ недостат- лика, какъ число художниковъ, пошедки, но даже то паденіе пластики, при- шихъ за импрессіонистами. Шарпантье, чиноіі котораго оно является. Мы такъ напр., является лирическимъ репсіапі; къ созданы, что даже при всемірномъ по- великому трагику Родену. Этотъ потопЪ способны съ послЪдняго клочка токъ импрессіонизма бЪжитъ быстро, земли слЪдить за великимъ магомъ и и иногда напрашивается на злое сравволшебникомъ, который проникновенно неніе съ тЪмъ „соусомъ", которыіі приуяснялъ бы намъ смыслъ катастрофы. чинилъ столько горя живописцамъ. То Роденъ—скала, вокругъ котороіі бушу- обстоятельство, что талантливые подраютъ недостатки и ошибки съ такоіі жатели, какъ, напр., Бигеландъ (Ѵіе^есилою, что кажется вотъ - вотъ — она Іапсі),—при помощи этихъ средствъ доподъ водоіі, но это только для того, чтобы стигаютъ большихъ эффектовъ, ие возопять вынырнуть. Онъ не создалъ ни награждаетъ за кучу неудачныхъ и одноіі вещи, на котороіі не были бы бездарныхъ работъ другихъ, менЪе давыжжены страшныя слова: ,,Мене, Т е - ровитыхъ, подражателеіі. И здЪсь одинъ келъ, фаресъ". Чрезъ это собраніе ге- только шагъ отъ возвышеннаго—до маніальныхъ наитііі сверхъ-художника по- нерности. ЗдЪсь особенно легко замападаешь въ ту область, гдЪ искусство скировать недостатокъ культуры и знаперестаетъ быть непорочноіі храни- иія — дерзкими выходками якобы свотельницей чистыхъ, сладкихъ радостеіі. боднаго искусства.

)С

98 )(

Полезно вообще опредЪлить граннны этой пластики, которая съ невЪроятной силой стремится къ тому, чтобы дЬйствовать не чисто пластическими средствами. Для этого надо прослЬдить за этою отраслью искусства до того момента, когда она выходитъ за предЬлы мастерской, гдЬ она зависитъ исключительно отъ свободной индивидуальности художника, и за предЬлы выставочныхъ залъ, гдЬ она подчиняется капризамъжюри. Нужно. посмотрЬть на эту пластику въ примЬненіи къ тЬмъ жизненнымъ заданіямъ, которыя, не взирая на всю трезвость и дЬловитость нашеіі энохи, не совсЬмъ чужды искусству. ВЬдь, въ концЬ концовъ, парижскіе салоны и ателье — не весь міръ, какъ-бы ни шумЬла въ ихъ стЬнахъ художественная жизнь. Волны рукоплесканій достигаютъ лншь запыленныхъ стеколъ выставочныхъ помЬщенііі; и жизнь, текущая внЬ этихъ праздничныхъ ящиковъ, мало соприкасается съ тЬмъ, что въ нихъ происходитъ. Конечно, не подлежитъ сомнЬнію, что мы научились смотрЬть на все сквозь призму искусства; это большое пріобрЬтеніе. Современная скульптура въ рукахъ великихъ мастеровъ сдЬлалась какимъ-то сказочнымъ орудіемъ для изученія современноіі души. Она конкурируетъ съ самоіі тонкоіі психологіеіі какого-нибудь сЬвернаго прозаиста. Этого—у стариковъ не было. Создатель Венеры Милосскоіі работалъ въ сравненіи съ первымъ попавшимся художникомъ современности надъ очень бЬднымъ психологическимъ матеріаломъ. Такъ-же и искусство, слЬдовавшее за эпохоіі язычества,—эти выбитые изъ камня фигуры нашихъ святыхъ, эта набожность горячихъ молитвенниковъ, которымъ запрещено было мыслить! Вся исторія скульптуры прожила вплоть До нашихъ днеіі между этими двумя

религіями; и во многихъ Россо или Роденахъ замЬтишь готическія формы рядомъ съ классическими. Жизнерадостныіі мраморъ грековъ былъ божествомъ, вокругъ котораго воздвигались строііныя колонны храма; сЬверноіі христіанскоіі скульптурЬ удалось подчинить свои частныя творенія неизрЬченноіі, надо всЬмъ господствующеіі идеЬ. Современность въ своемъ искусствЬ приблизила къ намъ человЬка, и чЬмъ ближе къ намъ произведенія современнаго ваянія, тЬмъ дальше отходитъ божественная обитель, въ котороіі оно прежде находило пріютъ; въ унылоіі одинокости возвышается оно нынЬ прямо подъ открытьшъ небомъ; мы стоимъ передъ нимъ пораженные и увлеченные, а затЬмъ . . , проходимъ мимо! Всякій новыіі памятникъ работы современнаго художника, памятникъ, открытый въ любомъ изъ красивыхъ современныхъ городовъ, вызываетъ чувство полной неудовлетворенности. Можетъ быть время уже прошло ставить мраморные постаменты, можетъ быть мы уже не способны болЬе поощрять этотъ паѳосъ ,,безсмертности"; во всякомъ случаЪ ясно одно, что подходящаго мЪста для памятниковъ у насъ больше нЬтъ. Я часто ловилъ себя на томъ, что псевдо-классическія статуи въ паркахъ Версаля и фонтенебло, статуи, мимокоторыхъя прошелъ бы, не замЬтивъ, налюбоіІ выставкЪ,начинал и мнЬ нравиться, даже казаться совершенноумЪстными и необходимыми, авмЬстЬ съ тЬмъ, какъ всякііі уважающій себя человЪкъ, я былъ въ свое время преисполненъ ненависти къ членамъ общества французскихъ писателеіі, не принявшихъ роденовскаго ,,Бальзака". Но я никакъ не могу себЬ представить, на какомъ мЬстЪ Парижа можно было бы , съ грЪхомъ пополамъ помЪстить это

)( 99 )(

выруганиое всЪми фельетонистами всего міра произведеніе? Интересна немощность французской пластики, какъ только она стремится къ тому, чтобы переііти къ служебнымъ цЬлямъ. Съ „Агс (іе ігіотрЬе" исчерпывается прикладная скульптура въ монументальномъ искусствЬ современнаго Парижа. ВсЬ попытки Родена въ этомъ родЬ—никуда не годны. Молодежь дала намъ возможность прослЬдить за пластическими исканіями въ области прикладного искусства. Но и здЪсь мало утЪшительнаго. Тонкій Шарпантье становится невЬроятно банальнымъ, какъ только принимается дЬлать мебель. Карріэсъ (Саггіёз), великій керамистъ— неудаченъ во в с Ь х ъ своихъ попыткахъ примЬнить свою изобрЬтательность къ чему-пибудь практическому. Карабенъ (СагаЬіп), который достигаетъ баснословноіі прелести въ своеіі обработкЬ различныхъ матеріаловъ, становится чудовищнымъ, какъ только онъ хочетъ на мотивъ своихъ эскизовъ сдЪлать

стулья или столы. Можно было 6ы привести кучу примЬровъ того, что французскоіі современной пластикЬ пока совершенно не удалось соединить красивое съ полезнымъ. Конечно и здЬсь можно надЬяться, что фраицузскііі генііі создастъ что-нибудь выдающееся. франція создала Барокко, этотъ импрессіонизмъ въ архитектурЬ; она должна испить до дна ту чашу, изъ которой она пьетъ уже вЬка. Живопись поможетъ еіі ускорить періодъ опьяненія, послЬ котораго наступитъ необходимое пробужденіе. Уже въ другихъ областяхъ появились люди, которые работаютъ не рЬзцомъ скульптора, которые примЪняютъ къ дЪлу лишенное ореола искусство инженера. Промышленныіі расцвЬтъ франціи, съ которымъ сопряжено теперь и процвЬтаніе ея молодоіі республики, вЪроятно повліяетъ на новыіі поворотъ въ ел искусствЪ. И старая традиція, конечно, не откажетъ для этого дЪла въ своей цЬннои помощ,и.

А. Бенаръ (А. Уединеніе.

Везпагсі).

105

/1. Мореръ (А. Маигег). Конецъ бала Біолье.

106

Е. Аманъ Жанъ (Е. Атап Портретъ.

]еап).

107

А. Эдельфельтъ (А. ЕсіеІ/еК). Портретъ ііроф. Рунеберга.

108

А. Эдельфельтъ (А. Борго.

Есіеі/еіі).

109

Т. Минаріпцъ (Т. Міпагіг). Вечеръ въ паркіь.

Ф. Фризеке (Т. Тгіезке). На солнціь.

110

И. Зулоага (V. гиіоа^а). Приготовленія передъ боемъ быковъ.

111

М. Денисъ (М. Оепгз). Положеніе во гробъ.

112

Е. Уольтош, (В. Портрстъ.

Шаііоп).

113

А. Мореръ (А. Маигег). Магазинъ готовых7> веіцеи.

114

С Русиноль (8. Ри&іиоі). Сады Маіорки.

119

Т. Гольмбо (Т. НоІтЬое). Зимнее утро.

120

И. Зумоага (V. Іиіоа^а). Гитана и Андалузка.

121

РІ Атлада^'(Н. Ап§1ас16и). Цвѣты Яарлжа.

122

М. Лобръ (М. Версаль.

іоЬге).

123

Ф. Валлдттонъ (Р. ѴаІМіоп). Портретр.-

Ш. Коттэ (С. СоИеі). Бретань. 124

М. Денисъ (М. Оепіз). Богоматерь съ дѣтьми.

125

Л. Анкетэнъ (і. Вечеръ.

Апдиеііп).

Ле Сиданерь (іе ЗШпег), Букетъ, 126

„РОДНИКЪ" художественныя крестьянскія щ і т ПОДЪ РУКОВОДСТВОМЪ

княгини 1 . К. ТЕШШЕБОЙ и А. Л. ПОГОССКОІ. Моеква, Столешниковъ пер., уголъ Петровки, д. Грачевой. «РОДНИКЪ» представляеп. собою резу.іьтать взаимодѣйствія стараній н усн.ііій разныхъ лицъ, задаіііннхся изученіелъ Русскаго народнаго искусства с ъ цѣлью развитія въ средѣ сельскаго населенія, на основаніи старинныхъ народныхъ рисунковъ, пронзводства художественныхъ издѣлій н сбыта ихъ потребителямъ, помимо всякнхъ посредниковъ и коммнссіонеровъ. «РОДЫИКЪ» отнюдь не чуждается существующихъ уже подобнаго же рода учрежденій, какъ общественныхъ и земскихъ, такъ и частныхъ, и готовъ идти съ нныи рука объ руку; но, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ дѣйствуетъ на самостоятельной почвѣ и имѣетъ возможность собственными силами и сре.дствамн развнвать въ крестьянской средѣ пронзводство самыхъ разнообразныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ оретішальныхъ предметовъ, создапныхъ на почвѣ народнаго нскусства и прпмѣняя къ ихъ изготовленію выработанныя въ крестьянской же средѣ пріеш.і и прнвычкн. Краеугольнымъ камнемъ въ дѣлѣ выработки образцовъ такнхъ крестьянскихъ нздѣлій является основанная' княгинѳю К. Теннніевою Талашкинская сельско-хозяііственная інкола. состоящая въ ішѣніи того же названія, Смоленской губ. н уѣзда; іірн этой школѣ устроенъ отдѣль^удожественнопромышленныіі, іі мальчикн обучаются столярному дѣлу, рѣзьбѣ и живописіі но дѳреву, гончарному 11 керамическому искусствамъ и т. п., а дѣвочки — разныыъ рукодѣліямъ, исполняемымъ по соверіііенно оригинальнымъ рисункаыъ. Прн пмѣнііі ііыѣется свой музей, состоящій въ завѣдыванін И. Ф. Борщевскаго. наполненныіі весьма цѣнными іі рѣдкими предметами Древне-Русскаго нскусства, но всѣыъ его отраслямъ. Художественный же отдѣлъ ностоянно обогащается работами состоящаго прн нѳмъ художника С. В. Малютина, но рисункаыъ котораго ученикаыіі и нзготовляѳтся большпнство издѣлій. Нынѣ обра:щовъ и ыоделеГі набралось уже достаточное колнчество н пришлось нристунить къ правильпой организаціи и постановкѣ дѣла для нронзводства и сбыта крестьянскнхъ ііздѣлііі на условіяхъ, напболѣе ныгодныхъ, какъ для самихъ крестьянъ, такъ и для потребителей. Отъ болѣе или менѣе удачнаго выііолнѳнія этнхъ условій стоиіт, въ зависимости весь успѣхъ «РОДНИКА». На складѣ, въ магазинѣ «РОДНИКЪ» въ Москвѣ, на углу Петровки и Столешникова пер., въ Д. Грачевой, постоянно имѣется большой іі разнообразный выборъ издѣлій по всевозможнымъ отраслямъ кустарнаго производства н рабоп, учениковъ Талашкинской сельско-хо.зяііственной школы. Въ числѣ деревянныхъ, украшенныхъ рѣзьбою и живонисью издѣлій, имѣются разные нрѳдметы "зъ домашней обстановкн и мебели: Берестяные бураки, корзинки, рамки, игрушки, балалайки, смоленскія дудки, свирѣли, сани, дуги и т. п. Изъ предметонъ рукодѣлія имѣются исполненныя, по возстановленнымъ со старины рисункамъ, кружевныя издѣлія, какъ-то: Воротники, отдѣлки для платьевъ, оплеты для скатертей и дорожекъ, кружева аршинныя, и т. п. Затѣмъ, кромѣ вышивокъ разныхъ губерній, слѣдуетъ отмѣтить «Полтавскія мережки и вышивки», отличающіяся совершенно своеобразными рисунками п иснолняемыя тремя различпыми сносооамн. мережкой, занизываніеыъ и вырѣзьтаніемъ, нли, говоря пначѳ,—строчкой по выдерганному нолотну въ одномъ направленіи, гладью но счетѵ нитокъ (а не но нарисованному узору) и строчкой съ выръзомъ. Изъ рукодѣлій по строчкѣ и выпіиванію цвѣтною бумагою и шелкомъ имѣются: Скатерти, дорожки, салфетки, подушки, дѣтскіе и дамскіе передники, блузки и т. п. Кромѣ того, имѣются настоящіе старинные головные уборы и украшенія.

ОткрЬііпа подписка на 1903 годЪ (уй годЪ изданія) на художественнЬій иллюстрированнЬій ж^фналЪ

пірЪ пскусавл Журналъ будетъ выходить въ 1903 году 12 разъ въ годъ по прежней программѣ. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА С Ъ 1 9 0 3 ГОДА выдѣляется пзъ состава журнала и будѳтъ выпускаться въ теченіе зішняго сезона (Октябрь—Май) два раза въ мѣсяцъ. Съ другой стороньі, редакціей будетъ обращено особое пнпманіе на то, чтобы прпдать каждому выпускѵ журнала характеръ законченнаго художѳственнаго цѣпаго. В Ъ 1 9 0 3 Г О Д У П Р Е Д П О Л О Ж Е Н О особыѳ выпуски посвятигь творчеству современныхъ русскііхь художнпковъ: К. А. Сомова (по поводу выставкп его произведеній въ Спб.), М. А. Врубеля, С. В. Малютина (его архптектурныя и художественно-промышлѳнныя работы въ ішѣнін княгиіш Тенпшевоіі, Смоленской губ.), К. А. Коровина, а также произведѳніямъ М. В. Якунчиковой (1 14 Декабря 1902 года). Затѣмъ, по прішѣру прежнихъ лѣтъ, п ВЪ 1903 ГОДУ журналъ будѳтъ знакомить читателѳй, какь со старымъ пскусствомъ, такъ іі съ современнымъ, русскпмъ и иностранньшъ. Кромѣ возможно полнаго обзора выдаіош,ііхся работъ на пѳріодпческихъ выставкахчэ (передвижной, акадѳмической, „Міра Искусства", Парпжскихъ салоновъ, выставокъ въ Бѳрлинѣ, Венеціи, Вѣнѣ и др.). В Ъ 1 9 0 3 Г О Д У прѳдположено удѣлить особое вниманіе произведеніямъ Ф. Малявина, новому художѳствѳнному предпріятііо „Современное Искусство" (работы Александра Бѳнуа, Л. Бакста, Е.,-Лансѳрѳ, К. Сомова, Н. Давыдовоіі, И. Грабаря, М. Якунчиковоіі, Абрамцевской мастѳрской и т. п.), Московской архитектурноіі выставкѣ (работы И . Фомина, Браиловскаго, В . Егорова и др.) мпніатіорамъ Жана Фукѳ (1415—1445) іі ѳго соврѳменниковъ (между прочимъ, неизданныя французскія миніатіоры изъ собранія Императорской Публичной Библіотѳки), совремѳнноіі западной архитектурѣ (проф. Ольбрихъ), англійскому искусству X I X вѣка, двухсотлѣтнему іобплеіо Пѳтѳрбурга, А. Вѳнѳціанову и его школѣ, Андреевскоіі церкви въ Кіевѣ (гр. Растреллп), произведеніямъ I I I . Кондера, Анкакроны, Е . Каррьѳра, соврѳмѳнному офорту на Западѣ (офорты Бэжо, голландскихъ офортистовъ) и другимъ, русскимъ, пностраннымъ, старымъ и совремѳннымъ мастѳрамъ. Къ выпускамъ лсурнала будутъ прилагаться на отдѣльныхъ листахъ оригинальныя литоі'рафіи, офорты, геліогравіоры, оригинальныя гравіоры на деревѣ, хромолитографіи, фототипіи іі т. п. Въ литературномъ отдѣлѣ журнала будутъ попрежнему принимать участіе: Н. Минскііі, Д. Мережковскій, В . Бріосовъ, 3 . Гиппіусъ, П . Пѳрцовъ, К. Бальмонтъ, В . Розановъ, Л . Шестовъ, Рцы, Д. Шѳстаковъ и др. По вопросамъ спеціапьно-художѳственнымъ будутъ пѳчататься статьи Апѳксандра Бенуа, И. Грабаря, С. Дягилѳва, А. Ростиспавова, М. Семѳнова, Д. Философова, С. Яремича и др.

ПОДПИСНЛЯД^ЬНЛ: На

Съ доставкой въ С.-Петербургѣ. . ,, пересылкой иногороднимъ за границу

.

.

. ,

годъ.

На

полгода.

5 руб.

10 руб. 12 „ 14 „

6

„

7

.,

ДОПУСКАЕТСЯ РАЗСРОЧКА. Первый взносъ при подпискѣ 3 руб. Затѣмъ вносится по 1 руб. ежемѣсячно. Главная контора журнала находится ири книясномъ магазинѣ Товариш,ѳства М. 0 . Вольфъ (С.-Петѳрбургъ, Гостинный Дворъ, № 18. Москва, Кузнецкій Мостъ, № 12). Подписной годъ начинается съ 1 января.

Иллюстрированные выпуски журнала въ розничную продажу не поступаютъ. Отдѣльные номера ХРОНИКИ продаются по 15 коп. Издатель-Редакторъ До8В. цепв. Спб. 24 октября 190.=? г.

С. Ц. Д Я Г И Д Е В Ъ .

Т-во Р. Голике и А. Видьборгъ.

А. Бенаръ (А. Лебеди.

Везпагсі).

П. Боннаръ (Р. Воппагё). Посліъ іголудня.

Б Ъ Д Н Ы Й Г Е Н Р И Х Ъ — Я З Ы Ч Н И К Ъ И ХРИСТІАНИНЪ. Есть литературныя произведенія, которыя требуютъ къ себЪ крайне осторожнаго отношенія; я говорю о тЪхъ обломкахъ стихійно-мощнаго личнаго илн народнаго творчества, которые дошли до насъ отъ давно-мпнувшихъ эпохъ въ формЪ эпическихъ поэмъ, пЬсенъ, сказаній и гимновъ. Тэнъ видЬлъ единственную цЬль историколитературныхъ изслЬдованій въ возстановленіи полноіі картины тоіі эпохи, изъ которой взяты произведенія; но если его взглядъ и одностороненъ, если это и не е д и н с т в е н н а я цЪль углубленія въ памятники прошлаго, то во всякомъ случаЬ главная. Но тогда какъ историка интересуютъ болЬе всего разрозненныя черты домашняго и общественнаго быта, которыя ему удается выловить изъ разбираемаго произведенія, что можетъ быть дороже и цЬннЬе для эстетика, какъ возсоздать образъ человЬческоіі души тоіі или другоіі эпохи, уловить ея колоритъ, специфическііі ароматъ, стиль, вкусъ? Въ этомъ смыслЬ все богатство, все разнообразіе литературы новыхъ вЬковъ не сравнится съ тЬмъ, что дадутъ емунемногочисленные остатки искусства отдаленныхъ, полу-дикихъ, варварскихъ зпохъ. Скандинавскія саги, ПЬснь ПЬснеіі, гимны Веддъ, ПЬснь о Нибелунгахъ, все это—драгоцЪнные памятники, неприкосновенныя святыни, къ которымъ надо подходить съ непокрытоіі

головоіі, не дерзая измЪнить хотя бы одно слово этихъ священныхъ текстовъ. Такую передЪлку, или, вЪрнЬе сказать, искаженіе одной изъ этихъ старинныхъ жемчужинъ далъ Гергардъ Гауптманъ въ своеіі послЪднеіі драмЬ ,,ВЪдныіі Генрихъ". ПослЬ пЬсни о Нибелунгахъ и произведенііі Вольфрама фонъ-Эшенбаха ничто такъ не цЬнится изъ средневЬковоіі германской литературы, какъ прелестная по своей чистотЬ и наивности небольшая поэма Гартмана фонъ - деръ - Ауэ , ,БЪдныіі Генрихъ". Сюжетъ ея очень не сложенъ. Вогатыіі и знатныіі рыцарь Генрихъ фонъ-деръ-Ауэ внезапно заболЬваетъ проказоіі; потерявъ всякую надежду излечиться, онъ покидаетъ своіі пышныіі замокъ и переселяется жить къ одному изъ своихъ подданныхъ, мызнику Готфриду. У Готфрида есть дочь-подростокъ Оттегебе, безконечно преданная своему господину. Узнавъ, что есть въ Салерно врачъ, который умЬетъ лечить проказу кровью дЪвушки, добровольно принесшеіі себя въ жертву. она рЬшается отдать свою жизнь для Генриха, и, съ большимъ трудомъ добившись согласія его и родителеіі, она отправляется съ нимъ къ врачу. Но въ самую рЪшительную минуту, когда тотъ занесъ уже надъ Оттегебе ножъ, въ комнату врывается Генрихъ и не даетъ произоііти убіііству. Однако, чудо совершилось: Генрихъ чув-

)( 129 )(

! лалагомЪ, Л, какЪ н ты; лрнму я всѢ мусенья, Прнму всѢ лъгткн, колъ лрнкажегиь тьг.

Какая разница между этой Оттегебе и Гауптмановской, „умирающей отъ стыда у позорнаго столба!" Не сказалась ли въ юной германкЪ вся та чисто языческая легкость, н е л е г к о м ы с л і е , а л е г к о к р ы л о с т ь , которая приводила въ ужасъ набожныхъ христіанъ въ первые вЪка христіанства, которая заставляла ихъ принимать за бЪсовъ статуи Психеіі и Венеръ, ,,ни на волосъ", ни чуточки не стыдившихся своей наготы? Вспомнимъ русскую вЪдьму изъ Пушкинскаго „Гусара":

РаздѢласъ до нага; лотомЬ ИзЪ склянки трп раза хлебнула, И вдругЬ на вѢннкѢ верхомЬ Взвнласъ вЪ трубу н улнзнула. Кто знаетъ, еслибы аскетическая и мистическая Оттегебе Гауптмана увидала своіі прообразъ, не отвернулась ли бы она съ отвращеніемъ и ужасомъ отъ молодой колдуньи.Р Тоже самое надо сказать и объ отношеніи Генриха къ Оттегебе. По драмЪ, ему, какъ христіанину, совЪсть не дозволяегь принять ея жертву, и онъ нЪсколько разъ, несмотря на сильное искушеніе, отказывается отъ нея. Когда, загнанныіі, затравленныіі, какъ звЪрь, преслЪдующими его крестьянами, онъ безъ силъ падаетъ у подножія алтаря, и тогда лишь, по новому призыву Оттегебе, рЪшается наконецъ слЪдовать за нею, это уже не прежнііі Генрихъ.

)С

Однимъ словомъ, онъ съ начала до конца типичный церковныіі христіанинъ, съ христіанскими чувствами,представленіями, идеалами. СовсЪмъ другое дЪло въ поэмЪ. Правда, и тутъ онъ сначала не соглашается, побуждаемыіі жалостью къ молодоіі жизни, но это продолжается очень недолго: 2.иіеігі іеЛоск Ьейаскіе зіск Ікг Неп, сіег агте Неіпгіск, Ѵпй аиз §апгет Неггеп Оапк Гііг ііеЬ ипсі Тгеие зопсіег Ѵ^апк За§і'ег аііеп сігеіп. Какъ это просто, мило, истинно поязычески!.. Но, можетъ быть, Гауптманъ остался все-таки вЪренъ основному мотиву.!' В ъ самомъ дЪлЪ., какъ можно объяснить съ языческоіі точки зрЪнія сначала—леченіе кровью, и затЪмъ— чудо безкровнаго исцЪленія? Могло бы казаться, что это чисто христіанскш мотивъ, если бы сравненіе съ другими сходственными сказаніями не доказывало противнаго.

132

)С

Въ балладЪ „Король Робертъ" герой раненъ отравленной стрЪлою, и нЪтъ другого средства излечить его, какъ высосать ядъ изъ раны, но тотъ, кто рЪшится на это, заразится и умретъ самъ. Молодая жена Роберта, Свангильда, жертвуетъ собой для его спасенія, и высасываетъ ядъ. Однако, о б а они остаются живы: языческіе боги тоже умЪютъ награждать за вЪрность! Другой примЪръ—ПовЪстьобъ АмикусЪ и АмеліусЪ. Одинъ вельможа, чтобы излечить отъ проказы своего любимаго друга, зарЪзалъ своихъ собственныхъ маленькихъ дЪтеіі (единственное средство!) и ихъ кровью окропилъ его. Другъ выздоровЪлъ, а на другое утро счастливыіі отецъ нашелъ своихъ дЪтеіі въ ихъ постелькахъ іюпрежнему здравыми и невредимыми. Правда, Амикусъ и Амеліусъ сіе поіпіпе христіане, и даже приняли крещеніе отъ папы Веизсіссііі^а, но надо вспомнить, каковы были франки временъПипина, чтобы судить вЪрно объ ихъ христіанствЪ; дЪйствительно, всю свою жизнь оба друга только и занимаются клятвопреступничествомъ, прелюбодЪяніями и убіііствами; вЪроятно, и самъ папа Веи^сіеіііі: недалеко отъ нихъ ушелъ. Въ томъ же языческомъ свВтЪ рисуется мнЪ и событіе въ „БЪдномъ ГенрихЪ". .Деченье кровью дЪвы—языческое колдовство, волхвованіе; само же чудо—награда за вЪрность, за преданность, со стороны Б о г а или боговъ,— не все ли это равно? Итакъ, въ поэмЪ Гартмана фонъдеръ-Ауэ все — языческое, въ драмЪ Гауптмана все—христіанское, и между ними нЪтъ ничего общаго кромЪ нЪсколькихъ именъ. Д а и христіанство

его—настоящее ли.^ Живая ли это вЪра или безобразныіі призракъ давно умершаго и сгнившаго уже трупа? Есть у ЛЪскова разсказъ—„На краю свЪта". Епископъ одноіі изъ отдаленныхъ сибирскихъ епархій, пылая рвеніемъ крестить всЪхъ инородцевъ, наталкивается на препятствіе въ лицЪ монаха Киріака, доказывающаго ему ненадобность и даже вредъ крещенья ихъ. „Да ты молчи, владыко", отвЪчаетъ Киріакъ на возраженія епископа: „ о н и с а м и не ч у ю т ъ , к а к ъ края р и з ы Е г о к а с а ю т с я " . ВпослЪдствіи епископъ убЪдился, насколькоэти дикіе нехристи дЪііствительно ближе ко Христу, чЪмъ многіе принявшіе крещеніе. Не то же ли самое и здЪсь? Не ближе ли въ тысячу разъ къ истинному христіанству здоровое, ясное, полуязыческое міросозерцаніе Гартмана фонъ-деръ-Ауэ, чЪмъ сирійская аскеза Гауптмана? у перваго все такъ искренно свЪтло, прекрасно, у второго все насквозь фальшиво и безвкусно. ЗачЪмъ же понадобилось нЪмецкому драматургу перекраивать, искажать старинную драгоцЪнную повЬсть, зачЬмъ замЪнилъ онъ ея своеобразный, прелестныіі средневЪковоіі ароматъ духами новоіі фабрикаціи, обманывая читателеіі сохраненіемъ стараго названія? Если обрабатывать старинныя саги, то только такъ, какъ обработалъ „Тристана и Изольду" и „Нибелунговъ" Рихардъ Вагнеръ, но для этого надо быть... Вагнеромъ! Будетъ лучше, если Гауптманъ откажется отъ своихъ философскихъ фантазій, и примЪнитъ свое дарованіе въ иной, болЪе своиственной ему области творчества.

А. СмнрновЪ.

МЕРТВЫЕ ЯЗЫКИ.

Друзьл мні) мертвецы. ПушкннЪ. МногоцвЪтная статья В. В. Розанова: ,,Среди иноязычныхъ'' (,,Міръ Иск." № 7 - 8 ) одноіі своеіі фразоіі, одноіі мыслью вызываетъ невольное возраженіе. Зто тамъ, гдЪ говорится о переводЪ

св. Писанія на мертвын церковно-славянскііі языкъ, и, въ силу мертвенности языка перевода, о „мертвенномъ, неживомъ отношеніи" къ самому св. Писанію. ДалЪе уважаемыіі авторъ весьма положительно удостовЪряетъ, что ,,на языкЪ этомъ нЪтъ и никогда не было ни одного поэтическаго произведенія; ни одноіі пЪсни, ни сказки, ни былины"; что ,,Слово о полку ИгоревЪ" написано на древне-русскомъ, а не на церковнославянскомъ языкЪ". Правъ-ли здЪсь В. В. Розановъ? И прежде всего касательно его раздЪленія языковъ на живые и мертвые. Что такое живоіі языкъ, и что такое мертвый? Живоіі языкъ это языкъ повседневно растущеіі и развивающеііся народнои рЪчи, языкъ, повторяющііі въ своеіі исторіи всЪ судьбы говорящаго н а немъ народа, дышащііі однимъ съ

^

X

нимъ дыханіемъ. Но стоитъ языку оторваться отъ народа, хотя-бы художественно возвыситься надъ нимъ, и, строго говоря, языкъ перестанетъ быть живымъ. Языкъ книги уже не языкъ живого слова или пЪсни, хотя-бы ту книгу написалъ Пушкинъ, Тургеневъ. Справедливость этоіі мысли ясно доказываетъ судьба самоіі художественноіі изъ европеііскихъ литературъ, литературы древне-греческоіі. Конечно, и у древняго грека была нЪкогда живая, народная рЪчь, быстро и ярко звучавшая на солнечныхъ улицахъ Аѳинъ или Смирны. Но такъ безслЪдно исчез.^а она на художественныхъ страницахъ поэтовъ иораторовъ Зллады, что только вотъ сеіічасъ, на нашихъ глазахъ, начинаютъ отыскивать кое-какіе остатки живого греческаго языка, повЪряя вырвавшіяся тамъ и сямъ невольно у писателеіі - художниковъ слова языкомъ позднЪіішихъ сочиненііі, уже слабЪющимъ и несовершеннымъ. Потому же такъ слабы и ненужны писатели-подражатели, какъ 6ы ни былъ высокъ избранныіі образецъ. Но роковымъ образомъ подражатели силятся воспроиэвести лэыкъ уже омертвЪлый;

134 )(

^

хотя бы художественно омертвЪлый; черпаютъ изъ книги, не изъ жизни; перепЬваютъ художника, а не поютъ съ народомъ. Итакъ, мертвъ языкъ каждой книги. Мертвъ и церковно-славянскій, но это не значитъ, что онъ и безсиленъ дЪйствовать. Розановъ такой знатокъ библіи, что не откажется согласиться со справедливостью такоіі параллели: „книга судеіі израилевыхъ", въ 5-іі гл., стихъ 27, влагаетъ въ уста пророчицы Девворы похвалу израильтянкЪ Іаили, поразившеіі врага своего народа Сисару. „Между ногама ея повалися, —рисуетъ славянскііі переводъ Библіи сцену смерти

Сисары—ладе утруждепЪ: и умре посредЪ ногЪ ея, и тамо ладе ()ВднѢ^\ Такъ, с ъ снлою и энергіей выраженія, которой нельзя отказать въ красотЪ, передалъ славянскій переводчикъ Библіи предлежащее мЪсто подлинника. Передалъ, не претендуя, конечно, ни на славу поэта, ни на его вліятельность, перелагая мысли востока въ греческую форму (потому что что-же иное по своему духу, съ одной стороны, по своеіі плоти, съ другоіі, нашъ церковпо-славянскііі языкъ?). Но вотъ пришелъ высокііі русскій поэтъ и поразился всеіі силоіі соотвЪтствія грознаго духа библейскоіі сцены съ староіі твердостью описательнаго слова. И возникло четыре памятныхъ стиха въ Пушкинскомъ „АнчарЪ", повторяющіе до поразительности и общее, и частности Библіи:

Принесъ—и ослоібѢлЪ, н легЪ Подъ сводомъ шалаша, на лыки,

И умерЪ бѢднын рабъ у ногЪ НепобЪдимаго владыки. Двоііную красоту церковно - славянскихъ рЪченііі, глубину восточноіі мысли при эллинскомъ изяществЪ формы, почувствовалъ и другоіі нашъ великііі

)С

поэтъ, Тютчевъ, когда вздохнулъ: , , В ъ рабскомъ видЪ Царь Небесныіі". Зто, конечно, повтореніе церковно -славянскаго: ,,пришелъ еси въ рабіи зрацЪ" (напр., въ „послЪдованіи малаго освященія воды"). И ветхііі, удивительно ветхііі языкъ Тютчева, и языкъ „Слова о полку ИгоревЪ (Розановскііі, однако, примЪръ!) къ чему ближе: къ ,,живои" ли народиоіі ,,частушкЪ", поспЪшающей въ растерзанномъ видЪ на фабрику, или оъ фабрики домоіі, или къ ,,мертвоіі" красотЪ нашихъ церковно-славянскихъ возгласовъ: „убойся Бога, его же повелЪніемъ земля на водахъ утвердися, создавшаго небо, и поставльшаго горы ставиломъ, и удолія мЪриломъ, и положшаго песокъ морю предЪлъ, и въ водЪ зЪльнЪіі стезю твердую, прикасающагося горамъ и дымятся". Ну, какъ можно, послЪ этого, говорить, что на такомъ языкЪ ,,нЪтъ и никогда не было ни одного поэтическаго произведенія"? Я возьму еще параллель: „Сирены" Кохановскаго—высокое лирическое произведеніе, плачъ осиротЪлаго отца по своей маленькоіі „УриулькЪ", весь домъ наполнявшеіі солнечными улыбками. Но это тяжелыіі, одинокііі плачъ, едва освЪщаемыіітЪнью маленькой, легкоіі фигурки, недавно шнырявшей по цЪлому дому. Сравните съ этимъ церковно-славянскііі „Чинъ погребенія младенческаго''. Какая близость по тону, но какое преимущество по полнотЪ лиризма, по силЪ утЪшительнаго сочувствія! Т у т ъ слышится уже не только сиротливыіі плачъ родителеіі, отъ которыхъ ушелъ ихъ ребенокъ ,,яко же корабль слЪда не имыѵі". Т у т ъ струится нЪжными вздохами и голосъсамого отшедшаго. „Чистая птица" оглядывается, не можетъ еще не оглянуться и изъ ,,гнЪздъ небесныхъ" на

135

X

останленныхъ и плачуш,ихъ. ,,Боже, Боже, п|)и;іі»аный мя, матери моея утробы мрохлади, и ороси сердце отца''. ЗдЬсь ничья печаль не забыта. Мы скажемъ болЪе: „мертвый" языкъ тиоритъ и будетъ творить и далЬе. Чудесный разсказъ чудеснаго нашего писателя Чехова „Святой ночью" содержиіъ памятный образъ русскаго монахапоэта, сочинителя ака(})истовъ. Понятно, что дЬло снова идетъ о такъ ненанистномъ Розанову „мертвомъ" славян("комъ языкЬ. И однако простой монахъ, съ сильно-чувствующей красоту душой, успЬлъ заразить своей своеобразной эстетикой и грустнаго, больного ,,брата" въ чернорабочемъ трудЬ живо припоминнющаго сладкія минуты поэзіп, и большого русскаго поэта. Рпсунокъ Чехова, и всегда чистыіі, нЬжныіі, воздуииіыіі, пріобрЬтаетъ здЬсь особенно мягкіе контуры. Святая, пасхальная

ночь... Дрожащіе огни костровъ .. Мертвецъ въ одинокоіі кельЬ, упивавшіііся недавно гармоническими звуками имъ же слагаемыхъ гимновъ... Все сливаетсл въ нЬжное, подымающее, какое-то ,,рыцарское" впечатлЬніе, точно опять,,рыцарь бЬдныіі" взглянулъ на васъ своими грустными, добрыми глазами. И все это, какъ свЬчи вокругъ образа, сіяетъ и теплится вокругъ глубокоіі поэзіи „мертваго" языка, „мертваго" монаха. Розановъ большоіі художникъ; но онъ, сверхъ того, реформаторъ, а реформаторы всегда односторонни и нетерпимы. Оттого онъ ополчается и на эту, такъ, казалось-бы, понятную ему тему: на старую книгу, въ странномъ, такомъ ,,несовременномъ'' кожаномъ окладЬ, за которымъ скрываются такія старыя ,,мертвыя" слова. Скрываются, и живутъ, и дышатъ...

Д. ШестакивЪ.

X.

По модели

А. Обера.І

137

138

По моделиА.

Оберп.

139

М. А. М О Р О З О В Ъ . Коллекціи и коллекціонеры краііне рЪдки въ Россіи. За послЬдніе годы, подъ вліяніемъ художественноіі дБятельности П. М. Третьякова, въ МосквЪ стали появляться среди просвЪщеннаго московскаго купечества настоящіе любители искусства и къ тому-же, какъ это ни кажется на первыіі взглядъ страннымъ, любители самаго передового, ультра-современнаго искусства. Такимъ любителемъ быль только-что умершііі М. А. Морозовъ. Собраніе его, составленное въ какіе-нибудь пять лЪтъ, ежегодно пополнялось привозимыми имъ изъ заграницы и покупаемыми въ Россіи художественными произведеніями. М. А. умеръ совсЪмъ молодымъ человЪкомъ, ему не было 35-ти лЪтъ. Можно себЪ представить, въ какую галлерею разрослось-бы его собраніе, если 6ы смерть не прервала этихъ добрыхъ начинанііі. Коллекція М. А. Морозова чрезвычаііно разнообразна, въ неіі много первоклассныхъ русскихъ картинъ, начиная с ъ отличнаго портрета Боровиковскаго и кончая работами всЪхъ нашихъ талантливыхъ современниковъ, какъ Суриковъ, Васнецовъ, СЬровъ, Коровинъ, Виноградовъ, Ивановъ и др. Но чЪиъ особенно увлекался М. А. за послЪднее время, это коллекціонированіемъ современноіі иностранноіі и особенно французскоіі школы. Онъ привозилъ отличныхъ Дегасовъ, Ренуаровъ, Манэ, Монэ, а съ нынЪшняго года сталъ единственнымъ въ Россіи собственникомъ произведенііі такихъ мастеровъ, какъ Боннаръ, Вюилларъ, Денисъ, Гогенъ и др., веіци которыхъ даже въ ПарижЪ не нашли еще себЪ достоііноіі оцЪнки. Между прочими полотнами М. А. пріобрЪлъ знаменитую и надЪлавшую столько шума въ ПарижЪ „Рёегіе і п і і т е " Бенара, а также купилъ одну изъ самыхъ первыхъ вещеіі Англады, когда еще объ этомъ, модномъ теперь, художникЪ никто не говорилъ. Все это свидЪтельствуетъ о томъ, что М. А. Морозовъ относился къ своеіі задачЪ коллекціонера съ большой любовью и тонкимъ чутьемъ. Какъ жаль когда такіе люди, столь глубоко окунувшіеся въ жизнь, любящіе и понимающіе ее вдругъ выбиваются изъ строя. И х ъ очень недостаетъ. Казалось бы, что они спеціально созданы для жизни п должны въ неіі пребывать, пока въ нихъ не потухъ запасъ тоіі жизненноіі энергіи, которою они такъ видимо изобилуютъ. М. А. Морозовъ вообще былъ чрезвычаііно характерноіі фигуроіі, во всемъ его обликЪ было что-то своеобразное и вмЪстЪ съ тЪмъ неотдЪлимое отъ Москвы, онъ былъ очень яркоіі частицеіі ея быта, чуть-чуть экстравагантноіі, стихіііноіі, но выразительноіі и замЪтноіі. Его, повторяю, постоянно не хватаетъ, 0 немъ часто вспоминаешь с ъ грустью, и я увЪренъ, что большинство художниковъ-москвичеіі и любителеіі искусства и театра долго не забудутъ его оригинальноіі жизнерадостноіі фигуры такъ мЪтко обрисованноіі на оставшемся намъ портретЪ работы СЪрова, написанномъ почти наканунЪ ранней и неожиданной кончины М. А. Морозова.

С. Д.

кіргіісііѵсствл.|

10-11

9т

Ст. Яремичъ.—Фрески Врубеля въ Кирилловской церкви въ Кіевѣ, стр. 188—190.

Е. ѴагётіісН.—іе$ рр. 188—190.

Л.Бакст

і. Вак8(.—Ргопіізрісе

ъ.—Заставный листъ. Тернеръ'.

Тернеръ.—20 снимковъ съ его произведеній (автотипіи), стр. 191—206 и 2 приложенія (фототипіи).

Тигпег.—20

Р.Мутеръ.—ПолетъкъСолнцу стр. 207-210.

(Тернеръ),

/?. М и IН е г.—Тигпег

Н. М и н с к і й.—Философскіе IX, стр. 211-224.

разговоры:

.Тигпег".

гергойисі. (І'аргё$ зе$ оеиѵгез

(аиіоіуріез), Іехіе

/гевдиев сіе ѴітоиЬеІ,

рр.

191 — 206 еі 2

Ногв-

(рНоШуріез).

рр. 207—210.

(ігаЛ. йе 1'аііетапй),

М.А.Б Р У Б Е Л Ь .

Надгробный плачъ. Собсіпв. А. Н. Терещенко въ Кіевіь.

143

Надгробный плачъ. Собств. А. Н. Терещенко въ Кіевіь.

144

Демонъ. Собств. А. П. Боткиной въ С.П.Бургіь.

145

Воскресеніе. Надгробный іыачъ. Собсіпв. А. Н. Терещенко вь Кіевіь. ь46

Надгробный плачъ. Собств. А. Н. Терещснко

въ Кіевѣ.

Воскресеніе. Собств. А. Н. Терещенко вь Кіевѣ.

148

уЩЩ

к

Фаустъ, панно. Собсти. А. В. Морозова въ Москвіь.

Ангелъ. Собсіпв. А. Н. Терещенко въ Кіевіь.

149

Неоконченныіі портретъ. Собств. Б. И. Ханенко въ Кіев/ь.

150

Демонъ,

э т ю д ъ .

Пріобріып. въ Треіпьяковск.

галлерею.

151

Морскал Царевна. Маіолика гончарной мастерской

152

„Абрамцево"

Садко. Маіолика

гончарной мастерскоіі

„Абрамцево".

153

Портретъ.

154

Эсіаізі, кь Ліикуліь Селяниновпчу. \ Собсііів. С. С. Ьоткина вь С.П.Г,ургіь.\

Декорація

кь ои. „Царь Салтанъ" Н. А. Римскаго-Корсакова.

155

Лель. Маіолат 156

готарной

мастерской

„Абрамцево".

Купава. Маіолика

гончарноіі

мастерскоіі

„Абрамцево".

157

Рисунокь Оля цтьтноіо сиіекла. Собств. Ф. 0. Шехтеля въ Москвіь. 158

Наяды. Собсіт. Н. К. фонъ-Мсккь іѣ Москвіь.

Рисунокъ

блюда.

169

Гадалт. Собств. М. А.

170

Морозова.

Тридцать три богатыря, эскизъ. Собств. В. О. Гиршмана въ Москвіь.

171

Рисунокъ для цвіьтного

172

стекла.

Портретъ СО

г.

Арцыбушева.

Маіолика

174

гончарной

масіперской

„Абрамцево"

Портретъ. Собств. Н. А. Терещенко

въ Кіевіь.

159

Испанія, панно. Собств. В. В. сронъ-Меккъ въ Москвіъ.

160

Этт къ „Микулѣ Селяниновичу". Собств. В. В. фонъ-Меккъ въ Москвѣ.

Барельефъ. Маіолика

гончарноіі мастерской

„Абрамцево".

161

Морская Царевна. Маіолика гончарной мастерской

162

„Абрамцево"

Воспіочная сказка. Собств. Б. И. Ханснко «» Кіевѣ.

163

Проэкіпь камііна.

164

Скульптура. Маіолика

гончарноіі

мастерскоіі

„Абрамцево"

165

Балалайка. Собств. кн. М. К. 166

Генішевой.

ВРуБЕЛЬ. Моя книга о русской живописи подверглась ожесточенной критикЬ. Одни обвиняли меня въ партійности, другіе въ невЪжествЬ, третьи въ легкомысліи, всего же болЪе попало мнЬ за непослЬдовательность. Съ послЪднимъ обвиненіемъ я долженъ, впрочемъ, отчасти согласиться, хотя, разумЪется, я усматриваю непослЪдовательность въ моеіі книгЬ совершенно иную, нежели ту, которую видЬли въ неіі мои критики. Не въ томъ моя ошибка, что я дерзновенно сопоставлялъ великое имя Васнецова съ именемъ Сомова, а въ томъ, что я не дошелъ въ своеіі искренности, въ своеіі „дерзости" до конца и не сказалъ в с е іі правды.

торое время сряду, то получится настроеніе человЪка, стоящаго на площади, въ толпЬ, во время большого и шумнаго праздника. Колокола гудятъ, пушки палятъ, народъ оретъ — и заражаешься всЪмъ этимъ шумомъ, чувствуешь даже какоіі-то подъемъ восторга, хотя въ сущности нЪтъ никакого дЪла до окружающаго, до праздника, до чествуемыхъ лицъ. Стасовъ обладаетъ несомпЪнно такимъ „колокольнымъ" талантомъ. То, что онъ говоритъ, пе 1:іеп1; раз сІеЬоиі;, но онъ такъ громко и азартно взываетъ, что даже самый стоіікііі противникъ способенъ заколебаться и почувствовать, на время, что-то вродЬ убЪжденности отъ его словъ. Итакъ, я заразился стасовщиноіі и, если не перешелъ въ его лагерь, то всетаки не рЪшился и обратить всю силу своего оружія на отстаиваемую Стасовымъ крЪпость шестидесятническаго искусства. Я отлично зналъ, что всЪ его тузовые и велиі^іе мастера, насадившіе будто-бы истинное и зрЪлое искусство въ Россіи, вовсе не великіе, а скорЪе очень нехудожественные маленькіе люди, но сказать это тогда я не рЪшился и, напротивъ, почти повЪрилъ, что они сблизили насъ съ природоіі, съ Русью, а вслЪдствіе того и съ прекраснымъ, и проч., и проч., и проч.

Впрочемъ, здЪсь не было недостатка въ искренности или смЬлости, а простое „затменіе", извЪстное всякому, кто занимался мсторіеіі искусства и въ особенности современнаго. Я долженъ сознаться, что, читая массу русскоіі критической литературы, относящ.еііся къ эпохЪ 5 0 - х ъ , бО-хъ и 70-хъ годовъ, я нЬсколько заразился ею; тромбоны Стасова, отчасти даже реторика Чернышевскаго произвели на меня свое дЪйствіе, быть можетъ потому, что я какъ разъ тогда вернулся изъ за границы и все характерно русское, хотя бы нелЪпое и несуразное, производило на меня какое то Меа сиіра, что вся эта уродливая наумиляющее и трогательное впечатлЪніе. смЪшка надъ святыней искусства, что вся Кого, впрочемъ, хоть на годъ, на два эта смрадная лавочка смазныхъ сапогь, Стасовъ не увлекалъ? Если читать его весь этотъ клубъ чинушеіі, мужичья, сакритическія сочиненія подрядъ и нЪко- лопницъ, бурлаковъ, купчихъ, вся эта

)( 175 )(

дурно пахнущая и неумная компанія не быда выставлена въ настоящемъ свЬтЪ, въ моей книгЬ о русскоіі живописи. Меа т а х і т а сиіра, что я даже попробовалъ (правда, сквозь зубы и весьма нерЬшительно) кое-что похвалить изъ этихъ „произведенііі искусства", чЬмъ, пожалуіі, ввелъ кое-кого въ соблазнъ. НЬтъ, г. Кравченко, г. Буренинъ, г. Стасовъ и вы, прочіе мои хулители, не въ томъ я провинился, что хвалилъ клЬтчатые панталоны Сомовскихъ скурильныхъ господъ, не въ томъ, что я превознесъ Коровина, Врубеля и еще кое-кого изъ ненавистныхъ вамъ „декадентовъ", а въ томъ, что въ исторіи такого великаго искусства, какъ живопись, я, съ одноіі стороны, не возмутился до кониа^ противъ того мЬщанскаго 6езобразія,8 которое подъ названіемъ живописи про- ^ цвЬтало у насъ отъ 1850 по 1890 годъ и, въ зависимости отъ этого, не достаточно ярко очертилъ истинно великихъ русскихъ художниковъ, истинныхъ жрецовъ красоты, явившихся для очистки воздуха русскаго искусства, въ которомъ одно время можно было задохнуться отъ набравшеііся черной толпы! Не с л и ш к о м ъ с и л ь н о я р а с х в а л и л ъ Врубеля, Сомова, Лансере, СЬрова, Коровина, Головина, Малютина, Левитана, а слишкомъ и я г к о о т н е с с я къ такимъ художникамъ, какъ Перовъ, Вл. Маковскііі, Верещагинъ, Савицкій, Ярошенко, отчасти и РЬпинъ, ибо эти живописцы святотатственно кощунствовали надъ искусствомъ, топтали въ грязь красоту, да просто не слыхали и не видали, что такое красота, и вводили только въ обманъ русскую публику, выдавая за художественныя произведенія свои дешевые анекдоты, какія-то никому не нужныя сплетни и прописныя истины. Русское искусство 60-хъ годовъ есть одна сплошная оплеуха Аполлону, одно

нвистовое гоготинье надъ прекраснымъ. Грязныіі толкучііі рынокъ, выдававшійся такими лжепророками, какъ Стасовъ, за святыню, за храмъ! Другая моя ошибка, тЬсно связанная съ первой, заключалась въ отдачЬ должнаго „національному" элементу, въ нЬкоторомъ расшаркиваніи передъ „чистр русскиіми" художниками. З т а ошибка имЬла болЬе фатальное значеніе для моеіі книги. НЬсколькимъ изъ самыхъ лучшихъ русскихъ художниковъ пе отведено подобающаго имъ мЬста именно въ силу того, что я въ нихъ не могъ доискаться чисто національныхъ чертъ, а въ то время, когда я писалъ о нихъ, я еще не вполнЬ былъ освобожденъ отъ ереси націонализма и бывалъ прямотаки смущенъ отсутствіемъ національной самобытности въ этихъ художникахъ. Теперь это отношеніе мнЬ прямо представляется нелЬпымъ, ибо слишкомъ-же ясно, что Микель Анжело или Рафаэль оттого не хуже, что они не нзображали современныхъ имъ пифферарии чучарокъ, Рубенсъ врядъ ли потому только хорошъ, что писалъ безобразныхъ фламандскихъ 6абъ, а Рембрандтъ, сколько т і старались это доказать, ровно ничего общаго съ остальноіі голландскоіі школоіі не имЬетъ и вообще мало характеренъ для своеіі свЬтлой и пустынноіі, открытоіі для всЬхъ вЬтровъ родины и для своихъ грубыхъ и веселыхъ соотечественниковъ. МнЬ укажутъ, что нельзя же отрицать, что въ Микель Анжело не было и чисто итальянскихъ чертъ, что пышность Рубенса есть прямо-таки отраженіе извЬстнаго историческаго фазиса фламандскихъ провинцііі, что въ РембрандтЬ преобладаетъ настроеніе чрезвычаііно характерное для сЬверо-германскихъ народностеіі, Да, но, во-первыхъ, всЬ эти черты неуловимы и въ концЬкон-

)(. 176 )(

цовъ становятся поиятными только съ Тэновской точки зрЬнія, во-вторыхъ, онЪ ничего не придаютъ художественнымъ достоинствамъ и красотЬ произведеній вышеназванныхъ мастеровъ, въ третьихъ, мнЪ кажется, что эти художники тЪмъ именно и отличаются отъ своихъ меньшихъ братьевъ, что эти черты въ нихъ менЪе замЪтны и что б л а г о д а р я и м е н н о э т о і і незамЪтности ихъ произведенія велики въ ряду произведеній величаіішихъ геніевъ всего

отличаютъ именно по костюму, по странностямъ костюма. Ясное дЪло, изъ этого не сіЪдуетъ, что въ этомъ костюмЪ вообщ,е вся суть. Есть художннки (и они то самые драгоцЪнные)—которые являются передъ публикоіі въ совершенно необычаііныхъ костюмахъ, не похожихъ ни на одинъ національныіі. Такимъ художникомъ является и Врубель. Ему-то я и не отвелъ подобающаго мЪста въ своеіі книгЪ, это и есть важнЪіішая ошибка ея. геловѢгества. Врубель принадлежитъ къ самому Вообщ,е-же, не хватая такъ высоко отрадному, что создала русская живои далеко, мнЪ кажется, что хвастанье пись, вЪрнЪе русское искусство, ибо націонализмомъ въ искусствЪ ~ полная Врубель былъ одинаково хорошъ въ нелЪпость и полнЪіішее недоразумЪ- живописи, и въ скульптурЪ, и въ тоіі ніе. I Совершенная истина, чіо__хортцо ісферЪ, которая у насъ такъ неудачно можно пзобразнтъ лишь то, что хорошо и I глупо называется ,,художественною знаешь. Импровизація въ искусствЪ промышленностью". Впрочемъ, чтобы предитъ глубинЪ впечатлЪиія. Вотъ быть послЪдовательнымъ, слЪдуетъ сдЪпочему Левитанъ лучпіе другихъ рус- лать еще одну поправку: Врубель не скихъ пейзажистовъ. Онъ лучше з н а л ъ принадлежитъ къ „русскому" искуси лучше любилъ своіі предметъ, не- ству, а къ искусству в ъ Р о с с і и . жели другіе, и этотъ его предметъ Именно въ немъ національнаго нечего была русская природа. Однако, вовсе искать, не потому, разумЪется, что онъ не тЪмъ хорошъ, что изобразилъ происхожденія онъ не чисто русскаго, именно о т е ч е с т в е н н у ю природу. За а потому, что онъ одинъ изъ немнопримЪромъ ходить недалеко. Бёклинъ, гихъ нашихъ мастеровъ вознесся надъ величаіішііі изъ пейзажистовъ X I X в.,— мЪстными условіями, предсталъ предъ швеііцарецъ, ноникогдане писалъШвеіі- нами не въ народноіі сермягЪ, а въ иаріи, а исключительно итальянскіе мо- блестящемъ, сказочномъ, ослЪпительтивы; тоже самое лотарингецъ Клодъ номъ нарядЪ, которыіі, къ сожалЪнію, Желлэ, тоже самое французы Пуссэнъ и былъ причиной его непризнанія, 11 Дюгэ. Какъ общее правило, художники всЪхъ насмЪшекъ, отравившихъ жизнь лучше знаютъ свою родину и потому Этого драгоцЪннЪіішаго человЪка. •іучше изображаютъ родное, но изъ Я въ своеіі книгЪ упрекалъ Врубеля этого на слЪдуетъ, однако, что на- въ нЪкоторомъ ломаніи, въ желаніи „геціональныіі характеръ относится къ ніальничать". Я былъ неправъ. Врубель д о с т о и н с т в а м ъ ихъ произведенііі. былъ безусловно чистыіі, искреннііі хуПравда, что на позорныхъ толкучкахъ, дожникъ и именно настоящііі Геній. \\о именуемыхъ въ наше время междуна- то, что я принималъ за ломанье, та гриродными выставками, весьма выгодно маса, которая дЪііствительно нЪсколько быть національнымъ. Лучше тогда замЪ- искажаетъ ликъ его искусства—не есть чаютъ среди набравшагося народа, но нЪчто придуманное, не есть вывертъ че-

^

) {177 ) ( І І ^

ловЪка, желающаго вочто-быто нистало поразить толпу, а отраженіе того жгучаго страданія, въ которомъ прошло все творчество Врубеля. З т а гримаса — не его гримаса, а это есть отраженіе безобразнаго гогота уродливоіі толпы, показатель тоіі измученности, до котороіі довели Врубеля друзья и недруги, оказавшіеся по уровню развитія, по художественнымъ требованіямъ неизмЪримо ниже его. Врубель обладалъ настоящимъ г е н і е м ъ , но въ наше время всеобщаго недоразумЬнія, полнЬіішаго непониманія, самыхъ разнорЬчивыхъ и плоскихъ теорііі — обладать геніемъ опаснЪе, нежели положить себЬ за пазуху тлЪющіе уголья. Врубель сдЪлался жертвоіі своего дара, которыіі умчалъ его слишкомъ далеко и высоко отъ его современниковъ и соотечественниковъ, такъ далеко и высоко, что онъ наконецъ очутился въ полномъ, въ безусловномъ одиночествЬ, какъ въ одиночной тюрьмЪ, какъ въ безвоздушномъ пространствЬ, и въ этомъ обстоятельствЪ и кроется причина тяжкаго недуга. Тяжелая и многозначительная драма, въ котороіі виновато все русское общество, и глупые враги Врубеля, и его недостаточно убЪжденные друзья. •95 ^

»»

Въ 1 8 9 9 г. я поЬхалъ въ Кіевъ, для изученія живописи Васнецова во Владимірскомъ соборЬ. Тогда я еще имЪлъ самое смутное понятіе о ВрубелЬ. Я видЪлъ лишь панно, пріобрЪтенное годомъ раньше кн. Тенишевой, но это огромное полотно смутило меня своей безформенностью и даже чЬмъ-то „дешевымъ" въ фигурахъ нимфъ, прячущихся среди водорослей. Между тЪмъ все, что я слышалъ раньше объ этомъ

художникЬ, очень распологало меня къ нему. Я „хотВлъ его полюбить", я съ трепетомъ ожидалъ увидЪть его произведенія, надЬясь на нихъ отдохнуть отъ давящеіі прозы нашего искусства. И вотъ панно „ У т р о " разочаровало меня. Я увидЬлъ талантъ, нЪкоторое мастерство, но б о л ь ш о г о мастера и художника въ этоіі картинЪ не было. Теперь, когда я узналъ Врубеля и привыкъ къ его манерЬ думать и видЬть вещи, мнЬ н это панно нравится, но тогда эта очень скромная въ краскахъ и достаточно безумная по композиніи картина сбила меня съ толку. Вотъ, почему я безъ особаго довЪрія относился послЪ того и къ разсказамъ о „геніальныхъ" будто-бы фрескахъ мастера въ Кирилловскомъ МонастырЬ, близъ Кіева. Я не для нихъ Ьхалъ въ Кіевъ; по росписанію отложилъ я даже посЪщеніе монастыря на послЬдній день; я предпринялъ это странствіе исключительно для прославленнаго Васнецова. Вышло однако-жъ очень странно. Уже во Владимірскомъ соборЬ мнЪ по настоящему, безъ натяжки,понравились не театральные пророки, не нарочито строгіе святые, не эффектныя историческія картины, не балетныіі апоѳеозъ въ барабанЬ купола, не гигантская, но совершенно иллюстраціонная Мадонна, не орнаменты Васнецова, а скромные, но изумительно красивые разводы Врубеля, въ боковыхъ корабляхъ церкви. Какоіі чудныіі, Богомъ данныіі талантъ сказался въ нихъ; какой чистоіі, ясноіі, вдохновенноіі музыкоіі льются они по стЬнамъ. Какими х:олодными, оффиціальными разсудочными, ѵі сухими кажутся рядомъ произведенія Васнецова! Зти орнаменты Врубеля совершенно поразительны. Они не сдЪланы въ какомълибо стилЬ, но сколько въ нихъ собственнаго, настоящаго стиля. Это див-

)( 178 )(

I

ные ковры, равняющіеея лучшимъ персидскимъ и арабскиѵіъ коврамъ. Глядя на нихъ, я повЪрилъ, что Врубель геніаленъ и на слЪдующііі же день отправился въ Кирилловскііі монастырь. фрески Врубеля въ Кирилловскомъ монастырЪ будутъ въ исторіи русскоіі живописи служить вЪчнымъукоромъ ддя тЪхъ, на долю которыхъ выгіало распоряженіе декоративными работами Владимірскаго собора. Совершенно непонятно, какъ мастеръ, обнаружившіііся въ с а момъ началЪ своеіі д Ъ я т е л ь н о с т и съ такоіі поразительноіі силоіі, съ такимъ изумительнымъ чувствомъ монументальнаго и церковнаго стиля,не былъ привлеченъдля болЪе крупноіі и самостоятельноѵі работы—и это въ томъ-же городЪ. РазумЪется, отлично поступили тЪ, которые предпочли Васнецова какому-либо присяжному богомазу вродЪ В . П. Верещагина. Я не стану отрицать, что Васнецову удалось сдЪлать нЪчто недюжинное, мЪстами даже красивое, мЪстами живое. Но, если-бы Врубелю, вмЪсто Васнецова, досталось воплотить въ грандіозныхъ размЪрахъ свои замыслы (ѵіы ихъ видЪли на послЪдней выставкЪ „Міръ Искусства"), то, навЪрное, у насъ, единственно у насъ, въ настоящее время и въ цЪломъ мірЪ, появились-бы на стЪнахъ Божьяго храма истинно-живыя, истинно-вдохновенныя слова. Что долженъ былъ чувствовать несчастный художникъ, когда онъ принужденъ былъ для куска хлЪба заниматься заполненіемъ боковыхъ стЪнъ Владимірскоіі церкви орнаментами,— онъ, который чувствовалъ въ себЪ силу показать нЪчто несравненно большее и прекрасное, нежели то приличное, что выходило на его глазахъ изъ подъ кисти его счасхливаго товарища. Правда, что онъ и въ свою скромную задачу вложилъ сто.іько таланта,что всякііі, кому дорога истинная

красота, а не театральныіі блескъ, отмЪтитъ, изъ всего Владимірскаго собора, какъ наиболВе изумительное и художественное, именно эти разводы Врубеля. Я не скажу, чтобы фрески Кирилловскаго монастыря принадлежали къ лучшему въ творчествЪ Врубеля. Зто былъ его первыіі опытъ въ монументальноіі живописи. Недостатки чувствуются и въ нЪкотороіі робости рисунка, и въ чрезмЪрномъ подражаніи византіііскому стилю. Первое, впрочемъ, зависЪло отъ краііне неблагопріятныхъ условііі свЪта, (живопись въ Кирилловскомъ монастырЪ—настоящая стЪнная живопись, писанная на мЪстЪ, на стЪнахъ), а также и отъ того, что въ сущности Врубелю досталась неблагодарная задача—добавить къ имЪющимся уже древнимъ фрескамъ нЪсколько новыхъ, въ тЪхъ мЪстахъ, гдЪ старыя совершенно погибли отъ времени. Однако, несмотря на эти недостатки, Кирилловская роспись—изумительная страница въ исторіи русскоіі живописи. ВБдь со временъ Иванова ничего подобнаго русскіе художники не дЪлали. Съ трудомъ вЪрится, чтобъ эти странные серафимы, эти трепетные апостолы, эти мрачные святители, эта радостная Богоматерь и величественный Христосъ были созданы въ одно время съ „Не ждали", съ„Крестнымъходомъ", съанекдотами Вл. Маковскаго, съ обличительными картинками Ярошенки или съ жалкими порожденіями упадочныхъ академиковъ! Можно не соглашаться съ тЪмъ или инымъ типомъ, можно протествовать противъ утрировки въ византіііствЪ, но нельзя не изумляться силЪ и смЪлости этого творенія, нельзя не любоваться превосходноіі живописноіі техникоіі, котороіі въ особенности отличаются образа иконостаса, техни-

)( 179 } (

кой, до которой Васнецову далеко, —какъ до неба! И какой ужасъ, что Врубель, обнаружившій, только что покннувъ школьную скамью, такое мастерство, создавшій такое дивное и уже совершенное пронзведеніе, впослЬдствіи такъ и не былъ призванъ къ подобному творчеству. Его геніальиые эскизы къ Владимірскому собору не были одобрены слишкомъ „благоразумными" цЬнителями, отъ которыхъ зависЬла раздача работъ по отдЬлкЬ этого храма. іі съ тЬхъ поръ Врубель такъ н не могъ „дорваться" до стЬнъ с о б о р о в ъ или другихъ монументальныхъ зданій. Много лЬтъ спустя, но уже тогда, когда въ его творчествЬ сталъ чувствоваться какоіі-то надломъ — ему всего одинъ разъ еще досталось сдЬлать, благодаря заступничеству Саввы Мамонтова, картины монументальнаго характера для Нижегородскоіі выставки, но эга затЬя послужила лишь для вящаго его мученія. Его, правда, очень странныя, но безъ сомнЬнія прекрасныя и грандіозныя панно были осмЬяны академическимъ ареопагомъ и съ позоромъудалены со стЬнъ выставочнаго зала, единственнымъ украшеніемъ котораго онислужили.И, подумаешь,это произошло на тоіі-же выставкЬ, на котороіі безъ единаго протеста были допущены огромныя и смЬхотворныя чучела г-на Пащенки, „украсившія" наружныя стЬны выставочныхъ зданііі. Долго боролся Врубель противъ своеи судьбы, такъ долго, что рЪшите.Тбпо не понимаешь, откуда у него бралось столько силы, столько терпЬнія н выдержки. Упорно отстраняемый отъ художественныхъ работъ „общественнаго" характера, онъ тЬмъ не менЬе до самоіі своеіі болЬзни не отказывался отъ излюбленнаго типа живописи-отъ монументальноіі. Это единственный русскііі художникъ послЬ Иванова, у ко-

)С

тораго душа была исполнена тЬмъ свЬжимъ и яснымъ настроеніемъ, которымъ отличается итальянское возрожденіе; но тогда какъ Ивановъ, несмотря на весь свой энтузіазмъ, былъ полонъ предразсудковъ и рабской зависимости отъ Академіи, Врубель съ самаго начала своеГі дЬятельности явилъ себя свободньшъ, сразу пошелъ съневЬроятноіі смЬлостью, съ непоколебимоіі вЬроіі своеіі дорогоіі, добиваясь лишь выраженія своихъ мечтанііі и грезъ. Его съ непобориыон силой влекло „къ стЬнамъ", къ „большому нскусству", къ большимъ поверхностямъ. Его грандіозные замыслы не укладывались въ рамки мольбертноіі, комнатноіі живописи. СтЬнная живопись имЬетъ свои совершенпо особые законы, свои требованія, необычаііно заманчивыя для художника съ возвышенноіі душоп. Врубель, съ его превосходнымъ рисункомъ, съ его поразительной техннкоіі, могъбы пользоваться большимъ успЬхомъ средн любмтелей, е с л и б ы т о л ь к о онъ, какъ многіе другіе, рЬшился хоть немножко уступить толпЬ, отказаться на время отъ своего душевнаго влеченія къ „величественному", столь непонятному и неумЬстному въ нашъ мБщапскііі вЬкъ. Наше время допускаетъ художество и даже не отказывается его поощрять, но только художество должно укладыватізся въ скромныя, тЬсныя рамки—и это какъ въ переносномъ, такъ и въ прямомъ смыслЬ. Мы не можемъ позволить, чтобъ картина заполнила всю стЬну нашеіі комнаты, чтобы она о д н а говори.іа со стЬны и всеіі своеіі одинокой силой дЬйствовала бы на насъ. Мы предпочитаемъ оклеить наши стЬны гн^цьяйі^ обоямн и развЬсить по нимъ много картинъ самого разношерстнаго характера.

180 )(

Такимъ художникамъ, какъ Врубель, то, что въ немъ жилъ этотъ настоящій въ сущности самымъ рЪдкимъ н драгоцЪн- Аполлоновъ пламень. нымъ художникамъ, у которыхъ печатью Горькая судьба, вЪчная борьба изъАполлона отмЪчена всякая черта, плохо за куска х.-іЪба, сознаніе своего внутжить въ наше вреия. Но Врубель не сдал- ренняго величія, сознаніе своихъ огромся. Онъ боролся, цЪплялся, претерпЪ- ныхъ, почти не использованныхъ силъ, валъ уииженія, соглашался на самыя не- вЪчньш, всепоглощающііі трепетъ отъ ^ выгодныя условія, только бы ему давали прекраснаго, презрЪніе къ толпЪ, недЪлать то, къ чему его влекло съ не- избЪжноіі стезей привели Врубеля къ преодолимоіі силой. Къ счастью еще, безумію, но до этого натолкнули его на онъ былъ москвичъ, а не петербур- ^"•'темуТявившуюся отраженіемъ всего его жеиъ. ЗдЪсь онъ бы давно погибъ. страшнаго душевнаго состоянія. Въ МосквЪ же нашлось нЪсколько чудаковъ, которые, изъ почтеннаго жела"Э^ ^ а&^ нія увидать на стЪнахъ своихъ палаццо „фрески", давали Врубелю возможЕго героемъ сдЪлался Демонъ: Духъ ность воплощать свои мечты, утолить гордости и красоты, Д у х ъ ненависти и свою жажду по „большоіі живописи". глубокаго состраданія, истерзанный и веТакимъ образомъ былъ созданъ цЪлыіі ликолЪпныіі Духъ. рядъ фресокъ у Морозовыхъ, частью съ Христіанства, вЪрнЪе, самогоХриста, сюжетами изъ ф а у с т а . нечего искать въ пскусствЪ Врубеля. Его Изъ того же стремленія къ „большоГі изображенія Христа полны строгоіі краііоверхности",къбольшимълиніямъ,Вру- соты и мистичноід загадочности, но не бельбрался піюать декораціи и театраль- вЪрится, чтобъ это былъ Христосъ. Ообныя занавЪси —эфемерныя творенія, ко- ственное непониманіе или вЪковое недоторымъ въ лучшихъ случаяхъ суждеио разумЪніе отторгло Врубеля отъ Христа, ііросуществовать не бо,дЪе десятка лЪтъ. Онъ самъ, какъ кажется, не „довЪрялъ" И въ этомъ онъ сходился съ мастера- ему. Безплотность христіанскихъ церми ренесанса, которые съ такоІі охо- квей служила вЪроятно и для него нетоіі писали гигантскія тріумфальныя преодолимымъ камнемъ преткновенія. ворота, расписывали цЪлыя улицы, Ближе для него былъ Князь міра сего, раскрашивали костюмы и аттрибуты Люциферъ, красавецъ-ангелъ, не Карасъ тЪмъ только, чтобъ натЪшиться мазовскііі Чортъ — ,,приживалЬщикъ", глазами, когда черезъ эти арки, по а прекрасныіі, хотя и - лж^ивый, близэтимъ улицамъ, проіідетъ сверкающая кій, пЪжный къ людямъ, хотя и жапышная толпа, пройдетъ блестящая ждущііі ихъ мученііі Демонъ-^--аакойпроцессія. Настоящііі художникъ безко- же надломленныіі и гордый,,, тдіуО^і^оке рыстенъ и расточителенъ въ своемъ трагиіігсійи] какъ сам;ь Вщбель. Въ творчествЬ, какъ ребенокъ. Онъ не картинЬ Брубель захотЪлъ изобразить ггоргуетъ имъ. Онъ радуется, если мо- свою мечту о Немъ, свое видЬніе Его. жетъ его подарить. В ъ этихъ чертахъ И, глядя на эту картину, на эти каряснЪе всего сказывается божественное тины (ибо неоднократно брался онъ за начало художника. Но въ наше время эту тему, долго бродилъ онъ вокругъ эти черты болЪе чЪмъ неудобны и Вру- своего предмета, со всЪхъ сторонъ прибель поплатился всеіі своеіі жизнью за сматриваясь къ ііему), глядя на нихъ,

^^'

^§

)( 181 )(

вВрншь, что Князь Міра п о з и р о в а л ъ ему. Есть ч т о - т о ^ ^ б о к о правдивое въ этихъ ужасныхъ и прекрасныхъ, до слезъ волнующихъ картинахъ... Но Демонъ остался вЬренъ своей натурЪ. Онъ, п о л ю б и в ш і й і Врубеля, всеже и обманулъ его. Зти „сеансы" были сплошнымъ издЪвательствомъ и дразненіемъ. Врубель видЪлъ то одну, то другую черту своего божества, то сразу и ту, и другую, и въ погонЪ зЭі этимъ неуловимымъ, онъ быстро сталъ придвигаться къ пропасти, къ котороіі его толкало увлеченіе Проклятымъ. Его безуміе явилось логичнымъ финаломъ его демонизма. Я помню, съ какимъ ужасомъ мы замЪчали постепенные шаги къ безумію на самоіі картинЪ. Врубель самъ привезъ ее изъ Москвы на выставку „Міра Искусства". Въ МосквЪ она была выставлена только послЪдніе 3 дня до закрытія выставки. До того времени Врубель не рЪшался выпускать ее изъ мастерской. ПослЪ нЪсколькихъ лЪтъ работы онъ все еще находилъ свою мысль невыясненноіі, и причиноіі тому было то, что самая мысль не выяснялась, а принимала то тотъ, то другой оттЪнокъ. Наконецъ, чтобъ отдЪлаться отъ мучительнаго преслЪдованія, рЪшился онъ ее увезти отъ себя. Но на выставкЪ, онъ вдругъ яснЪе увидалъ недостатки картины и сейчасъ-же принялся ее исправлять.—То-же повторилось и въ ПетербургЪ. Каждое утро, до 12-ти, публика могла видЪть, какъ Врубель „дописывалъ" свою картину. Въ этоіі послЪднеіі борьбЪ (2 мЪсяца спустя художникъ уже находился въ лЪчебницЪ) было

что-то ужасное и чудовищное. Каждый день мы находили новыя и новыя измЪненія. Лицо Демона одно время становилось все страшнЪе и страшнЪе, мучительнЪе и мучительнЪе; его поза, его сложеніе имЪли въ себЪ что-то пыточновывернутое, что-то до послЪдней степени странное и болЪзненное, общііі колоритъ наоборотъ становился все болЪе и болЪе феэричнымъ, блестящимъ. ЦЪлыіі феііерверкъ звенящихъ павлиньихъ красокъ разсыпался по крыльямъ Демона, горы позади зажглись страннымъ торжественнымъ заревомъ, голова и грудь Демона украсились самоцвЪтными камнями и царственнымъ золотомъ. Въ этомъ видЪ картина была и безобразна и безумно-прельстительна. Но или художникъ самъ испугался ея', или модель коварно перемЪнила ликъ своіі, спутавъ воображеніе мастера и натолкнувъ его на совершенно иное. Произошелъ поворотъ и съ тЪхъ поръ картина стала тускнЪть, чернЪть, поза стала естественнЪе, голова красивЪе, какъ-то благоразумнЪе, а демоническая прелесть почти совершенно изчезла. Врубель и совершенно измЪнилъ-бы картину, если-бы его не умолили товарищи, хоть на выставкЪ, не касаться своего произведенія. Онъ бросилъ писать, но постоянно продолжалъ разрабатывать своіо мысль. Въ послЪднііі разъ, когда я его видЪлъ, онъ вытащилъ изъ кармана лоскутокъ бумаги, кажется обрывокъ почтоваго конверта, на которомъ былъ (чудесно) нарисованъ опятьтаки Демонъ, но съ новымъ лицомъ и съ новоіі позоіі. Отъ этого дня, до рокового дня, когда Врубеля помЪстили въ лЪчебницу, не прошло и мЪсяца...

АлександрЪ БенуаЛ

ВРуВЕЛЬ. „Пушкинъ былъ данъ міру, чтобы дицііі къ изслЪдованію, отъ инстинктивявить собоіі типъ поэта". ности къ сознательности. Можно сказать о ВрубелЪ: онъ былъ Было обращено вниманіе на примиданъ, чтобы олицетворить собоіі худож- тивные, основные элементы пластики, ника по преимуществу. на самые способы изображенія. Другіе великіе художники новаго Первоіі задачеіі было сумЪть своискусства имЪли свое собственное, внЪ бодно, непосредственно передать впечаискусства находящееся, міровоззрЪніе, тлЪнія природы. свою опредЪленную идею; она наполВеликііі мзслЪдователь Манэ, открывъ няла ихъ искусство, вліяла на него, и новыіі способъ изображенія и понимадЪлала его великимъ и ограниченнымъ. нія природы, подарилъ человЪчеству Но вся собственная идея Врубеля какъ бы шестое чувство. Появился иместь именно влюбленность въ самое ис- прессіонизмъ, свободное, пытливое, некусство, влюбленность въ то, что кра- посредственное отношеніе къ природЪ. сиво, изысканно и странно, влюблен- Зто былъ первыіі этапъ; мысль челоность въ фантастмчность, фантастич- вЪческая, продолжая развиваться, возыность линііі, фантастичность красокъ, мЪла идею о совершенно свободной, фантастичность чувствъ и настроеній. индивидуалистическоіі, фантастическоіі Врубель—самыіі фантастичныіі изъ пластикЪ, пластикЪ свободноіі, какъ мувсЪхъ художниковъ. Но этотъ же самый зыка. Появился новоидеализмъ. Но бычеловЪкъ является великимъ изслЪдова- ли ли открыты тЪ новые способы польтелемъ и аналитикомъ въ области пла- зоваться матеріаломъ, даннымъ приростики и элементарныхъ ея пріемовъ, доіі, тЪ новые пріемы изображенія, кооткрывателемъ новыхъ способовъ изо- торые бы дали это новое искусство? браженія... Какое же мЪсто подобаетъ Я знаю, что произведенія великихъ ему въ европеііскомъ искусствЪ? новоидеалистовъ будутъ вЪчно прекрасВторая половина X I X столЪтія, по- ны, какъ изображенія изысканныхъ явленіе того духа изслЪдованія и сво- чувствъ и настроенііі человЪческаго бодомыслія, которыіі называютъ дека- духа, какъ великія поэтическія созданія, дентствомъ, были для всеіі мысли чело- но нельзя не сказать, что въ смыслЪ вЪческоіі временемъ прогресса и даже, новыхъ пріемовъ пластики они дали какъ будто, перехода въ новый фазисъ немного. Великіе поэты, великіе мастесамосознанія. ра, они не были великими изслЪдоватеНигдЪ, однако, это не проявилось съ лями. Бэрнъ Джонсъ—великііі с о в р етакой силоіі, какъ въ пластическомъ м е н н ы і і поэтъ,Бэрнъ Джонсъ—великііі искусствЪ. НЪтъ сомнЪнія, что въ этоіі пластикъ, но с о в р е м е н н ы і і ли онъ области и именно въ указанное время пластикъ? И посмотрите, въ то время, мысль человЪческая перешла отъ тра- какъ импрессіонизмъ растетъ и разви-

) ( 1 8 3 )С

вается, новоіідеализмъ падаетъ; художники, великіе своей индивидуальностью, а не открытіями, могутъ имЪть подражателей, но не преемниковъ. Однако, нЪкоторыя попытки открыть повые пріемы изображенія біяли сдЪланы. уистлеръ написалъ теорію будущаго искусства и старался слЪдовать ей пъ своихъ картинахъ. Но въ концЪ концовъ вмЪсто новыхъ пріемовъ изображенія, новаго отношенія къ природЪ, онъ изобрЪлъ только одну единственную гармонію, которую и повторялъ на разпые лады въ своихъ картинахъ. Были родственныя попытки; всЪ онЪ кончались тЪмъ же: художникъ открывалъ какую-нибудь частную гармонію, а не іювый, общій, животворящій пріемъ, которыіі бы породилъ въ своемъ развитіи безконечное множество гармоній... Монтичели всю жизнь повторялъ тотъ же фейерверкъ красокъ, Моро свою мозанку драгоцЪнныхъ камней, Шотлаіідцы свой коверъ... ' Между тЪмъ существуетъ художникъ, чьи произведенія по самоіі структурЪ своеіі техники, небывалоіі и фантастической, не имЪютъ ничего подобнаго въ искусствЪ, художникъ, которыіі, обладая божественнымъ, поистинЪ сказочнымъ воображеніемъ, какъ бы шутя, создаетъ небывалыя, несравнимыя по прелести гармоніи красокъ и полонъ предпріимчивымъ духомъ мзслЪдованія бросаетъ ихъ въ даръ человЪчеству, устремляясь въ новыя, неизвЪданныя области. Говорятъ, что Врубель не умЪетъ рисовать. Для всякаго, кто видЪлъ такія вещи, какъ „Натурщица", „Женскііі портретъ" (изъ собр. Терещенко) явно, что это несправедливо. Мастерство рисунка въ этихъ вещахъ равняется мастерству самыхъ лучшихъ европейскихъ художни'^^'^'Ь-

-Ш^

Но и в ъ другихъ вещахъ Врубеля, еслн только дать себѣ трудъ приглядЪться къ нимъ, станетъ очевидно огромное мастерство рисунка, хотя часто и отступающаго отъ пропорцій дЪйствительности. ДЪло въ томъ, что Врубель, который очевидно м о г ъ рисовать совершенно правильно и къ тому же съ исключительной элегантностью, вполнЪ сознательно отступалъ отъ реальности, употребляя свое огромное мастерство на открытіе новыхъ пріемовъ рисунка. Въ природЪ былъ свЪтъ и до Манэ, но люди не видЪли его; въ природЪ, въ ея деталяхъ, есть сказочность и фантасмагоричность, но мы не видимъ этого... Подъ взоромъ Врубеля природа пріінимала небывалыя доселі) формы. Врубель чувствовалъ, что еще ніі одинъ человЪкъ на свЪтЪ не всматривался достаточно въ природу, въ таинственность и фантастичность ея деталей. Онъ чувствовалъ, какъ грубы и нехудожественны обыкновенные способы передачи деталеіі, которые не передаютъ ихъ строііности, гибкости, элегантности и фантастичности. И на структуру цвЪтка, на переливы красокъ перламутра онъ смотрЪлъ еще небывалымъ у человЪка взглядомъ... Были художники, которые всматривалмсь въ природу, но они дЪлали это илм дЪтскм наивно — прммитивы, или фотографически—Деннеръ. Поэтому Врубель изъ всЪхъ художниковъ выдЪлялъ (|)ортуни, особенно въ его аквареляхъ. Въ этихъ вещахъ ему чувствовалось новое, оригинальное понмманье натуры. Еще въ Академіи, Врубель написалъ этюдъ, натурщицу посреди богатыхъ драпировокъ. ІТзъ класснаго этюда онъ сумЪлъ сдіыать оригинальное, стильное, вполніэ зрЪлое произведеніе.

)( 184 } (

^

^

|,

,

Въ этой вещи есть фортуни и скорЬй то, что предчувствовалъ Врубель сквозь фортуни. Но это былъ только намекъ на будущаго Врубеля. Врубель дЬйствительно открылъ новый пріемъ пониманія природы, новый способъ изображенія... у него общее не доминируетъ надъ деталями, оно само есть живой, гармоничный конгломератъ деталеіл. Только такимъ образомъ и могла быть достигнута непосредственная, живая одушевленность деталей. Подчиненіе ихъ общимъ пропорціямъ губитъ, расхолаживаетъ ихъ красоту, какъ подчиненіе логическимъ законамъ погубило бы чудесную жизненность сна. Никогда еще структура цвЬтка, изгибъ волны не были изображены болЬе стройно, э-^егантно и фантастично. НБкоторое приближеніе къ этому есть въ искусствЬ японцевъ, но у Врубеля і і о м и м о болЬе пышной фантастичности огромное преимущество сознательности. Врубель примЬнилъ новые оригинальные способы изображенія формы. Импрессіонисты для произведенія Эффекта кладутъ чистые, несмЬшанные цвЬта, Врубель понялъ форму, какъ соединеніе прямыхъ линій и плоскостей. Для Врубеля это не есть вспомогательныіі пріемъ, скелетъ рисунка, которыіі сглаживаютъ при заканчиваньи. Для Врубеля это особое пониманіе природы, онъ все изображалъ бликами и квадратами, все до послЬднихъ мелочеіі. И подобно тому, какъ только чистыя, несмЬшанныя краски могли передать игру и жизнь свЬта, такъ эта кристаллообразная форма одна способна была передать строііность, и фантастичность деталеіі... Впрочемъ, это частный пріемъ: въ разныхъ произведеніяхъ Врубеля онъ обозначенъ болЬе или менЬе рЬзко.

НесомнЬнно и важно то, что Врубель сумЬлъ намъ представить природу, какоіі мы ея еще никогда не видали. Какъ колористъ, Врубель удивителенъ и несравнимъ. То, что создаетъ ему это совершенно исключительное положеніе, это—его удивительная свобода и сознательность въ тоіі области, гдЬ люди двигались до сихъ поръ ощупью. Обыкновенно колоритъ владЬлъ художникомъ, а не художникъ колоритомъ. Для Врубеля каждыіі предметъ, каждое случаііное соединеніе красокъ можетъ служить вдохновеньемъ для созданія новоіі гармоніи; можно подумать, что дЬііствительно всЬ возможности соединенія красокъ подвластны его неисчерпаемому воображенію. Очевидно, онъ зашелъ здЬсь въ ранЬе неизслЬдованныя области. Импрессіонисты изучаютъ не столько цвЬта, сколько свЬтъ; да въ природЬ краски и подчинены освЬщенію; автономную игру цвЬтовъ мы находимъ только въ фантастикЬ, или въ такихъ рЬдкихъ и фантастическихъ произведеніяхъ природы, какъ перламутръ, какъ изысканно красивыіі закатъ, какъ пышные переливы красокъ, всплывающіе на гнилоіі водЬ... Произведенія Врубеля—единственныя вполнЬ свободныя, вполнЬ сознательныя изслЬдованія этоіі автономной игры цвЬтовъ. Врубеля обвиняютъ въ расплывчатости... Но, напротивъ, изумительна обрисованность, кристаллообразность его техники. Какой другоіі художникъ, совершенно отвергая помощь стушевки и приблизительности, каждыіі тонъ, каждый чуть замЬтныіі нюансъ ограничивалъ тончаіішими, чуть замЬтными, но все-же опредЬленными контурами?

44

^5

)( 185 )(

И какое самообладаніе, какую удивительную сознательность нужно имЬть, чтобы это дЬлать? Гармоніи красокъ, созданныя Врубелемъ, многочисленны и разнообразны. ^иеііе Ыіе оп§іпа1е еі: паіѵе, ипе ехіазе с1'ог, іе пе заіз ^иоі! (Маііагтё). Зтотъ экстазъ золота, эту вЬчную мечту человЪчества воплотилъ Врубель въ пышномъ, металлическомъ, гремящемъ великолЬпіи красокъ своего „Демона". Другимъ очарованіемъ Врубеля былъ рай переливовъ перламутра. Образцомъ его творчества въ этомъ родЬ можетъ служить акварель „Тридцать три богатыря" блистающая, какъ чистыіі брилльянтъ. Никогда не создавалось ничего болЬе свЬтлаго, прозрачнаго и упоительнаго. Но любимыми гармоніями Врубеля были сиреневые, фіолетовые тона. Онъ повторялъ ихъ всю жизнь, достигая ішогда такоіі нЬжности, такоіі бархатистоіі мелодичности ііереливовъ, что глазъ не въ силахъ оторваться и все внутреннее сущ,ество человЬка утихаетъ въ безмолвномъ созерцаніи... Очень, очень рЬдко бываютъ въ часъ заката, на востокЬ, въ сторонЬ, противуположноіі солнцу, безмБрноіі нЬжности фіолетоватыя тучки—нЪкоторое подобіе этихъ тоновъ... фантастикоіі линііі и красокъ, однако, не исчерпывается Врубель. Врубель самыіі фантастическііі изъ всЬхъ художниковъ; идеалъ фантастичности достигается лишь соединеніемъ фантастики линііі и красокъ съ фантастикоіі чувства и настроенія. Идеалистичная сторона искусства Врубеля—одно изъ лучшихъ выраженііі той влюбленности въ странное, которая охватила людеіі въ концЬ X I X в'Ька... У Врубеля есть извЬстные, ему од-

^$

ному своііственные и зачаровывающіе своеіі музыкальностью жесты наклоненія головы его фигуръ, граціозно величавыхъ, какъ облики облаковъ и изгибы волнъ. Не случалось ли вамъ на замороженномъ стеклЪ, или въ зубчатоіі тЬни, случаііно наброшенноіі на стЬну какимънибудь предметомъ, различить профиль человЬческаго лица, профиль, иногда невообразимоіі красоты, пногда непостижимо отвратительныіі? Попробуііте переложить ихъ на бумагу—вамъ не удастся, попробуііте на стБнІэ обрисовать силуэтъ, васъ такъ поразившііі, и очарованіе исчезнетъ... Кажется, Врубель одинъ въ свЬтЬ сумЬлъ передать эту неуловимую красоту... Иногда онъ полонъ безконечноіі, фантастически ароматноіі нЬжности, на другихъ картинахъ онъ изображаетъ взглядъ, острыіі и напряженныіі до безумія. Изобрая^енія напряженности, этавешь, возможная только великимъ художникамъ, чрезвычаііно занимала Врубеля.Его фигуры смотрятъ выпуклымъ, огромнымъ взоромъ. Его изображенія Демона одни изъ самыхъ сильныхъ выраженііі этоіі идеи. СлЬдуетъ также замЬтить, что В])убель раньше ВаснеЦова создалъ тотъ мистическіГі византійско-русскііі стиль, которыіі называютъ обыкновенно Васнецовскимъ. Образа Кирилловскаго собора, расписаннаго Врубелемъ, несравненно превосходятъ художественностью, орпгинальностью и мастерствомъ эклектическія произведенія Васнецова. Въ русскомъ искусствЪ Врубель совершенно одинокъ; какой ^.національности принадлежитъ его искусство? Вр\бель—полякъ по отцу и можетъ быть польская эксцентричность и фантастич-

)( 186 )(

иость можетъ служить нЪкоторымъ объясненіемъ его художественноіі индивидуальности. Разсматривая въ Кіевскомъ музеЪ полъскіе портреты 17-го вЬка, я былъ удивленъ изящноіі, полноіі темперамента, вычурностью этихъ вещеіі. Прекрасная, съ черными бровями и огромными, черными, подведенными глазами королева одЬта въ платье, испещренное узорами... И глядя на эту удивительную, пышную орнаментику, я вспомнилъ о ВрубелЬ... На темномъ плащЬ какого-тр пана орнаментъ наброшенъ огромными, странно смЬлыми цвЬтами... Я видЬлъ это только у Японцевъ и у Врубеля... Наконецъ, одна старая, величественная дама, утопающая во мракЬ, своимъ мрачнымъ подобіемъ птицы напомнила мнЬ Демона... Нельзя также не замЬтить, что лучшеіі литературноіі параллелью сказочному богатству воображенія Врубеля служатъ стихотвореніяМицкевича... По своимъ задачамъ и стремленьямъ, по степени культурности своего искусства Врубель—художникъ западно-европейскііі. Но какоіі школы и національности? Безконечное разнообразіе стилеіі, чувствъ и настроенііі въ его произведеніяхъ переступаетъ, отрицая ее, черезъ всякую національность.. Въ „НатурщицЬ" онъ подходитъ къ фортуни, въ „Піета" къ англіііскимъ прэрафаэлитамъ, въ другоіі „Піета", фрескЬ въ Кирилловскомъ монастырЬ, онъ кажется какимъ-то удивительнымъ по тонкости и настроенію художникомъ итальянскаго Треченто. Въ „ПарисЬ" онъ соперничаетъ съ декоративностью Пювиса, въ „ У т р Ь " , въ „ПанЬ" изображаетъ въ духЬ пантеизма, впрочемъ, совершенно непохоже на Беклина, жизнь природы...

Въ портретЪ жены онъ создаетъ удивительную по воздушности сЪрозеленую гармонію пленэра, а миніатюра „Гаремъ" является поистинЬ сказочноіі драгоцЬнностью, котороіі позавидовалъ бы любой европеііскііі художникъ-штукарь.. Наконецъ, чЬмъ-то соверпіенно своеобразнымъ является „Демонъ". И если справедлива мысль Достоевскаго объ ннтернаціональности русскоіі иителигенціи, то можетъ быть можио назвать

Врубеля русскнліЬ художникомъ въ лучшемъ значеніи этого слова. Приходится опять повторить сравненіе съ Пушкинымъ. Можетъ ли искусство Врубеля имЬть будущее? МнЪ кажется, что да. Скажутъ, что настроеніе человЪчества, произведшее его, было мимолетнымъ и уже ослабЪваетъ. Но, какъ я пытался показать, въ искусствЬ Врубеля есть и другая сторона,—это брешь въ новыя, иеизвЬстныя области самыхъ пріемовъ изображенія. И чтобъ эту брешь забросили, надо, чтобы изсякло то настроеніе пытливостии исканія, которое составляетъ самую сущность европейскоіі цивилизаціи. Тотъ, кто любитъ искусство для мскусства и только для искусства, кто видитъ въ немъ изысканную забаву, кто влюбленъ въ фантастичность, однимъ словомъ—всякііі декадеитъ долженъ видЪть въ творчествЪ Врубеля лучшее воплощенье своихъ стремленій... Но и человЬкъ другого образа мыслеіі долженъ высоко ставить Врубеля, какъ великаго изслЬдователя въ области пластики, какъ человЬка, расширившаго способы изображенія, наконецъ, какъ геніальнаго выразителя извЪстнаго настроенія человЪчества.

Н. П. Ге. А5

фРЕСКИ ВРУВЕЛЯ ВЪ КИРИЛЛОВСКОЙ ЦЕРКВИ В Ъ КІЕВЪ. ( 1 8 8 4 — 1 8 8 5 гг.)

Первые творческіе опыты Врубеля находятся въ старой лолузаброшенноіі церкви бывшаго Кирилловскаго монастыря. Принимая участіе въ росписи и реставраціи этоіі церкви Врубель, былъ еще совсТзмъ молодымъ человЪкомъ, только что вышедшимъ изъ академіи, не проіідя даже полнаго академическаго курса. ТЬмъ болЬе поразительна степень зрЬлости, съ котороіі онъ выполнилъ взятую на себя задачу, какъ въ смыслЬ свободы мастерства, такъ и въ смыслЬ необычаііной своеобразности, вложенноіі имъ въ основу работы. Въ русскомъ искусствЪ новаго времени опыты эти стоятъ совершенно одиноко. НЬтъ прототиповъ, на которые можно было бы указать, какъ на предшествующіе образцы и нЬтъ въ сущности и продолжателеіі. Роспись Виктора Васнецова во Владимірскомъ соборЬ является подражаніемъ Врубелю, только разжиженнымъ и обезцвЬченнымъ. Не будь Врубеля, стиль Владимірскаго собора остался бы цЬликомъ Солнцевскимъ, даже безъ того обманчиваго отпечатка твердости, которыіі Васнецову дало изученіе Кирилловскихъ фресокъ, что между прочимъ видно по вялому, безхарактерному эскизуБогоматери, исполненному до знакомства съ произведеніями Врубеля. Главньш и существенныіі недоста-

^ § )С

токъ всякихъ попытокъ возродить офиціальныіі византіііскііі и древне-русскііі стиль заключается въ томъ, что художники, стремящіеся къ этому, игнорируютъ дЬііствительныя формы того искусства, которое онм берутся возсоздавать, и остаются при этомъ въ своііственныхъ и привычныхъ имъ рамкахъ ходячаго натурализма, которыіі ими признается на самомъ дЬлЬ единымъ истиннымъ и непреложнымъ. Въ основЬ всЪхъ нашихъ реставраторскихъ начинаній всегда лежитъ требованіе уступокъ „въ пользу природы и правильности рисунка, согласно нынЪшнему уровню развитія современнаго искусства"—мысль, высказанная не однажды и служащая девизомъ не толъко для художниковъ, но равнымъ образомъ и для ученыхъ знатоковъ, задающихъ тонъ въ аѢлЪ с о зданія стиля. Поэтому то въ этихъ начинаніяхъ всегда отсутствуетъ основноіі э-^ементъ, византіііскаго искусства (э-^ементъ, вообще присущій искусствамъ античному и средневЬковому) — о р н ам е н т а л ь н о с т ь въ самомъ обширномъ смыслЪ слова. Творцы удивительнаго декоративнаго стиля, византіііцы, всюду вносили это орнаментальное начало, но въ особенности блестяще они выразили его въ нзобрЪтеніи складокъ одеждъ. Но именно это-то главное основаніе византизма обыкновенно игнорируется.

188

К |>

Для „оживленія" старой схемы обыкііовенно разстанавливаютъ манекеиы, задрапированные въ академическія простыни, добавляя при этомъ кое-какія археологическія подробности, все это подслаш,иваютъ подобающимъ настроеніемъ и „стиль" готовъ. Остаются слЪдовательно внЪшніе грубые признаки: золотые фоны, огромные золотые нимбы, широко раскрытые глаза... Но переодЬвая такимъ грубымъ образомъ высокііі древнііістиль,уничтожаютъвсякііі смыслъ декоративнаго искусства, задача котораго— украшеніе тонкими орнаментальными сочетаніями формъ и цвЪтовъ п л о с к ос т и стЪнъ, а не передача грубоіі иллюзіи.

въ своеіі художественной осііовЪ отмЪченныя изображенія, но весь блескъ и вся мощь великаго дарованія художника выразились рельефнЪе всего въ образахъ иконостаса. Ихъ всего четыре—Христосъ, Богоматерь, св. Кириллъ и св. Аѳанасііі. Они явились результатомъ увлеченія произведеніями великихъ венеціанскихъ мастеровъ X V вЪка. Но это ие есть рабское подражаніе, а лишь т о 5 к д е с т в о художественныхъ темпераментовъ, сближающее всЪ времена и всЪ національности. Глядя на эти вещи, какъ то не вЪрится, что создаиы ои і) русскимъ мастеромъ въ то самое время, когда истинные взгляды на задачи искусства были почти совершенно утрачены. ЗдЪсь въ И вотъ этотъ то основноіі тонъ орна- полноіі мЪрЬ выражено наслажденіе чамельности чувствомъ декоративнаго генія рующими переливамм красокъ, вспыхми былъ угаданъ и разрЪшенъ Врубелемъ. вающихъ затаеннымъ блескомъ огня, На стЪнахъ Кирилловскоіі церкви кисти полныхъ невиданноіі прелести. Краски художника всецЪло принадлежатъ слЪ- Врубеля принадлежатъ всецЪло ему оддующія вещи: огромное „Сошествіе Св. ному. Необходимо видЪть его произвеД у х а " на коробовомъ сводЪ паперти на денія въ оригиналЪ, чтобы имЪть о нихъ хорахъ, выдержанное все въ свЪтломъ мстмнное представленіе. Въ смыслЪ формы серебристомъ тонЪ. Подъ этоіі же фре- Врубель также стоитъ совершенно одискоіі (подъ Космосомъ) кисти Врубеля ноко въ современномъ европеііскомъ испринадлежитъ голова фигуры пророка кусствЬ. На всЬхъ молодыхъ его произМоисея, безбородое лицо котораго, обра- веденіяхъ, равно какъ и на преобладаюмленное пышноіі массоіі волосъ, прі- щемъ большинствЪ позднЪіішихъ, чувобрЪтаетъ особыіі интересъ чрезвычаіі- ствуется полное отсутствіе рЬзкихъ, такъ ноіі близостью по типу къ много разъ называемыхъ, драматическихъ движеиій. трактованному „демону". Въ крестильнЪ Его пластическому міропонимаиію болГ)е хоръ надъ задЪланнымъ ходомъ (откуда всего сродно чисто античное созерцаніе раньше опускалась лЪстница въ алтарь безъ малЪйшихъ признаковъ позировкм бокового нефа) находятся ангелы съ ри- млм игры въ академическую экспрессію. пидами — блестящее разрЪшеніе задачи Ясиыіі, звучиыіі и глубокііі, оиъ не пыорнаментаціи складокъ одежды. Тамъ же тается вызывать расположеніе зрителя надъ входомъ въ крестильню въ ме- какимн-нибудь побочными, чуждыми его дальонЪ изображеніе Христа. Въ иижней основному настроенію средствами. части паперти въ аркосоліи въ выцвЪтЗамЪчательно, что капитальныіі трудъ піихъ, сЪрыхъ, бархатныхъ тонахъ „Над- этотъ, не эфемерныіі, а дЬііствительныіі гробиыіі плачъ"—одинъ изъпервыхъ ва- памятникъ иаціональнаго русскаго искусріантовъ любимаго художникомъ сюжета. ства, не вызвалъ въ свое время никакихъ Какъ ни прекрасны и какъ ни цЪльны толковъ ни въ печати, ни въ публпкЬ и

П

)( 189 )(

І^

кромЬ ограниченнаго кружка художниковъ вовсе не былъ ни кЬмъ замЪченъ. Насколько мнЬ извЬстно, единственный печатный отзывъ объ этомъ трудЬ имЬется въ „Правительственномъ ВЪстникЪ" 1892 г. въ замЪткЪ о Кирилловской церкви. Вотъ немногія слова замЪтки, касающіяся росписи: „Иконы иконостаса принадлежатъ кисти молодого художника Врубеля, старавшагося подражать по манерЪ мозаичноіі живописи, что вполнЪ ему удалось; на извЪстномъ разстояніи иконы вполнЪ передаютъ характеръ мозаикъ и отличаются яркимъ и колоритнымъ подборомъ красокъ, равно какъ и строгимъ рисункомъ. Его же кисти принадлежитъ стЪнная картина „Сошествіе Св. Духа", находящаяся на хорахъ. Въ этоіі картинЪ художникъ очень близко подошелъ по колориту и наивноіі композиціи къ характеру фресокъ въ храмЪ; картина отличается отъ нихъ только болЪе строгимъ и жизненнымъ рисункомъ, а также характерною выразительностью лицъ Апостоловъ". Зти наивныя, но

благожелательныя строки были для Врубеля первымъ и въ то же время единственнымъ сочувственнымъ отзывомъ на долгое время. Непосредственно за росписью Кирилловскоіі церкви слЪдуетъ рядъ поразительныхъ акварельныхъ эскизовъ на религіозные сюжеты, такъ какъ предполагалось участіе мастера въ росписи Владимірскаго собора. Но участіе это въ надлежащей мЪрЪ не состоялось по причинамъ вполнЪ понятнымъ. Лпцами, распредЪлявшими работы, дано было предпочтеніе художникамъ болЪе популярнымъ, доступнымъ и, что самое главное, вполнѣ отвЪчавшими уровню ходячихъ требованііі стиля въ области церковной живописи. ТЪмъ не менЪе Врубелю удалось оставить яркііі слЪдъ на стЪнахъ собора въ видЪ дивныхъ орнаментовъ боковыхъ наосовъ, которые составляютъ единственное цЪльное и вполнЪ художественное мЪсто собора и самое удивительное, что было когда-либо создано въ русскомъ искусствЪ въ области чистоіі орнаментики.

Ст. ЯремнхА.

Агриппина привозитъ тѣло Германика. Національная галлерея въ Лондонѣ.

191

Римъ. Церковь Джіованни и Паоло. Національная галлерея въ Лондонѣ.

Аббатство Больтонъ, Собр. Оеог§е Заіііп§.

192

акварель.

Кораблекрушеніе. Національная галлерея

сг'^

-^Ч

въ Лондонѣ.

Снѣжная буря въ Алыгахъ, Собр. 8. 0. Ноііапсі..

194

акварель.

Гарольдъ въ Національная

Италіи. галлерея

Монъ-Бланъ, Національная

въ

Лондоніъ.

акварель. галлерея въ

Лондоніъ.

195

Лѣтнее утро (МогНаке Собр. 5. 0. НоИапсі.

196

іепасе).

Фрегатъ Тётёгаіге. Національная галлерея

въ

Лондоніъ.

Венеція. Собр. I. Яозз.

ЗотегкШ., ШІрН Вгоскіе-Ьапк.

198

Ціорихъ, атарель. Собр. Ігтінпе ЗтііН.. і

Улиссъ а Полиѳемъ. ^ —ЛНаціональная галлерея

въ

Лондонѣ.

СІарНат Соттоп. Національная галлерея

200

вт> ЛонОоніь.

Уіпро въ Карѳагеніъ. Иаціонаяьная галлерея

о •

въ

Лондоніь.

Люцернъ; акварель. Собр. Іпаіп Зтіііі.

Венеція.

202

ся

Ю

о

-

Смеріпь Нельсоно при Трафольгарской Національная галлерея въ Лондоніъ.

битвіъ.

Ліътній веяеръ (Могйаке Собр. Мг5. Азкіоп.

204

іепасе).

Пристань въ Національная

о сл

N0

Калэ. галлерея

въ

Лондоніь.

Эдинбургскій Замокъ, Британскій Музей.

206

акварель.

ПОЛЕТЪ к ъ с о л н п у * ) . Рёскинъ считаетъ Микель - Анджело изъ одного, свободнаго отъ нихъ, мЪи Тёрнера величайшими мастерами ис- ста падаетъ рЪзкій С н о п ъ лучеіі и ократоріи искусства. З т о — парадоксальное, шиваетъ нЪсколько в о л н ъ в ъ желтый но очень тонкое замЪчаніе. Величайшему цвЪтъ, тогда какъ другія остаются въ мастеру формы противопоставляется ве- черной мглЪ. Каналетто также служилъ ликій художникъ, ея не признающій, ему примЪромъ, но Тернеръ с ъ самаго для котораго все—свЪтъ и воздухъ. начала гораздо болЪе ярокъ, красоченъ НесомнЪнно, и у него были пред- и менЪе строгъ по рисунку. Пуссенъ шественники: онъ продолжалъ напра- заронилъ въ него представленіе о карвленіе, представителемъ котораго въ тинахъ, полныхъ спокоіінаго величіа 18-мъ столЪтіи былъ Ричардъ Виль- Но его высшимъ идеаломъ былъ Клодъ. сонъ, а непосредственно за нимъ Т . Въ окрестностяхъ Лондона искалъ онъ Даніель и Г . Барретъ. Они довольно мотивовъ, которые подходили бы къ ловко составляли композиціи а 1а Сіаисіе образцамъ Клода,—классическія зданія, съ классическими акведуктами и краси- на сЪрыхъ стЪнахъ которыхъ играетъ выми группами деревьевъ. Подобнымъ солнце, тихія лЪсныя озера, съ отдыже образомъ работалъ Тернеръ и дол- хающими на берегу пастухами среди гое время нельзя было подозрЪвать, стада. Какъ и Клодъ, онъ пользуется что изъ личинки выидетъ бабочка, изъ художественнымъ фокусомъ — занимать ученика стариковъ—великій, самостоя- обЪ стороны передняго плана высокими, тельный мастеръ. ВначалЪ у него было темными кулисами, дворцами, гигантвсе темно, густо и тяжело. Сальваторъ скими деревьями—съ цЪлью направить Роза далъ ему поводъ написать рядъ взглядъ зрителя въ солнечную даль. картинъ, похожихъ на марины Рибо. Картина, изображающая Энея, покиМрачными тучами покрыто небо. Лишь дающаго съ Дидоною Карѳагенъ, является типичнымъ образцомъ этого періода. И даже въ позднЪіішемъ произве*) Настоящая статья представляетъ собой главу деніи ,,Путешествіе Чаіільдъ-Гарольда" изъ недавно вышедшей на нѣмецкомъ языкѣ „Исторіи онъ отступаетъ отъ образцовъ Клода англійской живописи', проф.Рих. Мутера. Обращаемъ также вниманіе читателей на статью о Іернерѣ лишь въ томъ, что въ ви дЪ варіаціи Александра Бенуа („Мірь Иск." 1899). Желающимъ ставитъ темное дерево не сбоку, а на болѣе подробно ознакомиться съ жнзнью и творчесредину картины. Варіантъ этотъ укаствомъ геніальнаго англійскаго художника рекомен(^уемъ прекрасный трудъ Директора Ирландской На- зываетъ на то, что онъ началъ сознаЩональной галлереи, Сэра Вальтера Армстронга (Лон- вать собственныя силы, Ему больше донъ, 1902). Роскошно изданная книга Армстронга нечему учиться у Клода: онъ его преснабжена многочисленными, отлично выполненными снимками сь картинъ Іернера и полнымъ спискомъ восходитъ. Доказательствомъ этого слу" 0 произведеній.

Ред.

^

)( 207 )(

жатъ двЬ картины: ,,Основаніе Карѳагена Д и д о н о ю " Тернера и ,,Отплытіе царицы Савской" Клода, которыя, по желанію Тернера, висятъ рядомъ въ Національноіі галлереЪ. Однако и здЪсь ещ,е онъполонъторжественности. Произведеніе это—„героическііі" ландшафтъ с ъ античнымъ стаффажемъ, но у Тернера все воздушнЬе, свЪтлЪе и прозрачнЪе, чЬмъ у Клода, у котораго облака рЬзко очерчены, такъ-же какъ и контуры предметовъ. У Тернера все мягко. Линіи расплываются, воздухъ колеблется. Нельзя смотрЪть на картину не прищуривая глазъ. И вотъ начинается то время, когда онъ становится великимъ люминистомъ, смЪлымъ предшественникомъ Клода Моне.—Искусство формы, писалъ въ 1 8 1 0 г. филиппъ Отто Рунге въ ГамбургЬ, достигло своеіі высоты у грековъ и мастеровъ эпохи Возрожденія. Старанія довести его когда нибудь до подобнаго же расцвЪта — безплодны. Наоборотъ, старыя школы недостаточно изучили свЪтовые эффекты. З т о должно быть исходнымъ пунктомъ новоіі школы и в ъ ландшафтноіі живописи долженъ произоііти переворотъ. СвЪтъ, воздухъ и жизненность станутъ великой проблемоіі, завоеваніемъ современнаго искусства.—Когда Рунге писалъ это в ъ ГамбургЬ, въ Англіи его пророчество уже исполнилось. Искусство Тернера—новое, неслыханное искусство: оно избЪгаетъ всякихъ рЪзко очерченныхъ линііі и стремится лишь къ свЪту, который, горя и колеблясь, наполняетъ пространство между предметами. Венеція, городъ солнца, открыла ему глаза. ВсЪмъ извЪстны слова, которыми Пьетро Аретино описываетъ закатъ солнца надъ Сапаіе Сгапсіе: „ В ъ атмосферЪ совершался переходъ отъ свЪта къ сумеркамъ; облака надъ кры-

^ § )С

шами терялись въ сЪроватомъ туманЪ, ближаіішія—ярко освЪщались солнцемъ дальнЪіішія—расплывались воздушными полосами, то синими, то синевато-зелеными, то желтыми и пурпуровыми. Съ содраганіемъ и наслажденіемъ вздохнулъ я: о, Тиціанъ, гдЬ ты и почему ты этого не напишешь?*. Тернеръ первыіі написалъ это. ВсЬ его венеціанскія картины—свЬтовыя видЪнія. О н ъ пишетъ ,,Приближеніе къ Венеціи", гдЪ все плаваетъ въ лимонножелтомъ свЪтЪ, „Закатъ солнца въ Венеціи",—гдЪ весь небосводъ блещетъ оранжево-краснымъ свЪтомъ. Онъ схватываетъ т о т ъ часъ, когда восходящее солнце заливаетъ раскаленнымъ золотомъ весь городъ лагунъ. „Возвращеніе съ б а л а " называется эта картина. Другими словами,—природа изображена съ точки зрЪнія ночного мечтателя, которыіі, возвращаясь съ бала, смотритъ вокругъ себя с ъ болЪе напряженными, воспріимчивыми нервами. И во всЪхъ этихъ картинахъ отсутствуютъ контуры и линіи. Дворцы, прежде рЪзко очерченные, теперь мерцаютъ, какъ сЬрые призраки, сквозь серебристыіі туманъ. Корабли танцуютъ розовыми и бЪлыми пятнами на синихъ, блестящихъ волнахъ Онъ изображаетъ не только Венецію, но и всЬ мечты, которыя связаны съ этимъ купающимся въ свЬтЬ городомъ. ЗатЬмъ и Англія становится для него страною солнца. Все архитектонмческое имъ избЬгается. Небо и море—т. е. все прозрачное, переливающееся, всегда подвижное — вотъ тема его картинъ. Англіііскііі туманъ способствовалъ тому, что мотивы еще осложнились, что борьба этого тумана со свЪтомъ сдЬлалась преобладающимъ сюжетомъ его картинъ. ЗдЪсь, въ серебристо-сЬромъ сумракЬ виднЪются бЪлые паруса, всЪ озарен-

208

X

ные свЬтомъ, тамъ борются солнечные лучи съ влажными испареніями, которыя густымъ покровомъ нависли надъ землею. Или зимнее солнце, прорывая волнующееся море тумана, ложится блестящими, холодными лучами на волны, Грозное, черное, ревущее море. Единственныіі парусъ сосредоточилъ на себЬ весь свЬтъ и отражаеіъ его. Или: оранжево-желтое солнце за лимонно-желтыми облаками. Небо пересЬкаетъ радуга въ этотъ часъ сумерокъ, когда паруса, море и горы горятъ въ темномъ пурпурЬ вечерней зари. В ъ картинахъ кораблекрушенііі все дышетъ грозомі, точно всЬ силы ада вырвались на свободу; сЬроіі и фосфоромъ насыщенъ воздухъ. Когда ему поручили написать„Смерть Нельсона въ битвЬ при ТрафальгарЬ", онъ съумЬлъ изъ историческаго сюжета, которыіі послужилъ 6ы другимъ лишь темою для корректной монотонноіі картины,—сдЬлать дивную сказку, подобно тому, какъ Рембрандтъ создалъ гимнъ свЬту изъ своего прозаическаго„Ночного обхода". Но и чудеса искусственнаго освЬщенія занимали его. Его дЬятельность совпала с ъ тЪмъ временемъ, когда появились локомотивъ и пароходъ, Тернеръ первыіі прославилъ эти красноглазыя чудовища 19 вЬка. В ъ то время онъ нарисовалъ „Пожаръ на морЬ". По горящимъ мачтамъ корабля бЬгутъ, извиваясь, пламенные языки; сыплются искры; красный и желтыіі дымъ смЬшивается съ серебристо-свЬтлымъ эѳиромъ. Въ знаменитоіі картинЬ, изображаюЩеіі смерть Вильки, столбъ дыма торжественно, совсЬмъ прямо, поднимается къ небу. Корабль имЬетъ видъ черноіі, ногребальной колесницы, и тысячи огнеіі призрачно отражаются на поверх-

ности моря. Картина, представляющая поЬздъ желЬзной дороги въ дождь и бурю, — одно изъ самыхъ удивительн ы х ъ его твореній. ЗдЪсь дЪло не только въ двоііномъ свЪтЪ — огненно-красный свЪтъ локомотива и желтый — освЪщенныхъ вагоновъ, разсЪкающихъ туманъ подобно молніи, — кромЬ того льетъ еще дождь и бушуетъ вЬтеръ. Машина несется и колеса шумятъ. Получается впечатлЬніе бЪшено-быстраго движенія. Въ этомъ заключается вмЪстЬ съ умЪніемъ передавать освЪщеніе,—сильная сторона Тернера. Все у него живетъ, все колеблется и дышитъ. Марины старыхъ голландцевъ — лишь портреты кораблеіі, жизнь безъ движенія, паіиге т о П е . Тернеръ первыіі показалъ море въ его непрестанныхъ измЬненіяхъ,—то грозное, то ласкающее, показалъ его фосфоресцирующія волны,— то опускающіяся, то поднимающіяся. Онъ показалъ корабли, качающіеся на волнахъ подобно скорлупЪ, паруса, надувшіеся подъ напоромъ вЬтра м людеіі, бЬшено борющихся съ разъяренноіі стихіеіі. При всемъ томъ, чтобы вызвать подобныя настроенія, Тернеръ дЬлалъ мало этюдовъ на открытомъ воздухЪ. Его портретъ изображаетъ его въ комнатЬ, импровмзирующаго около мольберта. У него нЬтъ м рЪчи о разложеніи красокъ, объ основныхъ научныхъ прмнципахъ. Его картины не поддаются анализу, такъ-же какъ и произведенія Коро, про котораго одинъ критикъ сказалъ, что его картины состоятъ „изъ небольшого количества сЬроіі краски, соединенноіі с ъ чЬмъ-то". Онъ дЬлаетъ желтую точку, — и это—пылающій огонь. Онъ прибавляетъ немного оранжеваго и вечерняя красная заря обливаетъ горизонтъ. Онъ беретъ

)( 209 )(

І^.

сЬрую краску, — и страшныя грозовыя тучи несутся, какъ небесныя ополченія. Инстпнктивно. благодаря своему генію, онъ далъ то, что лишь много позже получило научное обоснованіе. Но недостаточно привЪтствовать Тернера, какъ предшественника Клода Моне и смЪлЪіішихъ импрессіонистовъ, потому что правдивость и точность въ передачЪ впечатлЪнііі, вызванныхъ природоіі, не были его единственноіі цЪлью. Никогда не прибЪгая къ натурЪ, работалъ онъ надъ свЪтовыми эффектами, какъ музыкантъ надъ звуками и создавалъ произведенія, которыя в ъ своемъ симфоническомъ, декоративномъ благозвучіи предвосхищаютъ еш,е болЪе поздніііперіодъсовременнаготворчества. Картины, какъ „ У т р о послЪ потопа ' или „Одиссеіі, издЪвающіііся надъ Полиѳемомъ", хотя и не называются „ Г а р монія в ъ оранжевомъ" или ,,3олото с ъ опаломъ'', но уже содержатъ въ себЪ зародышъ произведенііі у и с т л е р а . В ъ то ж е время названія и х ъ указываютъ на то, что Тернеръ къ концу своеіі жизни дошелъ до странноіі фантастики, которая едва лишь была намЪчена въ ,,Смерти дочереіі Ніобеи" Вильсона. СвЪтовоіі символизмъ—наше современное искусство до этого еще не дошло, т. к. противоположное направленіе, направленіе линііі и красокъ,—встало на пути импрессіонистскаго движенія. Для Тернера с в Ь т ъ былъ н е только физической силоіі: посредствомъ него онъ передавалъ свои метафизическія настроенія, какъ это дЪлали съ помощью линііі и красокъ Беклинъ и Клингеръ. Какое нибудь выдающееся свЪтовое явленіе его захватило. СвЬтъ сгущается въ форму и бЪдная земля превращается ВЪ

феерИЧеСКІІІ

МІрЪ,

ГдЬ

СКазОЧНЫЯ

животныя носятся в ъ воздухЪ и бЪлыя

тБла купаются въ эфпрЬ. В ъ его картинЪ „ У т р о послЪ потопа" ликуетъ солнце; райскимъ сіяніемъ свЪтится возродившаяся земля. В ъ его „ОдиссеЪ" гигантское тЪло Полиѳема распростерто подобно облаку на горЪ. Въ его картинЪ ,,Аполлонъ, убивающііі Пиѳона'^, разлитъ зловЪщііі мракъ. Черные вороны каркаютъ. Только свЪтлое тЪло бога солнца сіяетъ въ этомъ мракЪ. У ж а с н о е настроеніе передаетъ другое произведеніе. Потоки сЪры льются съ неба, и въ ужасЪ бЪгутъ обитатели Содома. Или: черныя грозовыя тучи принимаютъ формы призраковъ. Надъ сЪрыми скалами и сумрачными елями сверкаетъ молнія. Солнце кроваво-краснаго цвЪта. И при этоіі макбетовскоіі декораціи воііско Ганибала идетъ на Италію. Тернеръ — феноменъ, передъ которымъ содрагаешься, какъ передъ сшои природы. Есть что-то странное въ этомъ человЪкЪ, которыіі жилъ въ бЪдности, какъ сельскііі учитель, и завЪщалъ всЪ свои картины государству, чтобы получить могилу въ ПантеонЪ. НедЪлями и мЪсяцами не покидалъ онъ своего темнаго жилища, а между тЪмъ имЬлъ свЪтлыіі міръ в ъ головЪ. Чтобы ему не мЬшали, онъ говорилъ, что Ьдетъ на ю г ъ , а самъ переЪзжалъ на омнибусЪ только въ другоіі кварталъ Лондона, гдЪ его однажды нашли мертваго подъ чужоіі фамиліеіі. Пьеро делла франческо первый взглянулъ на солнце и ослЪпъ. У Золя Клодъ погибъ, такъ какъ отчаялся въ томъ, что можетъ похитить с ъ неба огонь Прометея. Тернеръ единственныіі, кто осмЪлился совершить полетъ Икара къ солнцу, и единственныіі, кто достигъ его. (Перев. с ь нѣмецкаю).

Р. МутерЪ.

фИЛОСОфСКІЕ РАЗГОВОРЫ. (Огадть религіовнаго міросоверцанія).

Разговоръ девятый, Утилитарная

и религгознал

мораль.

— В ы во что 6ы то ни стадо пытаетесь свести наши разговоры на вопросъ о томъ, какъ надо жить,—сказалъ я Владиміру Ивановичу. Пусть будетъ по вашему. Мы обошли двЪ сферы — ученія о БогЪ и легенды о БогЪ — и теперь вступаемъ в ъ третью — ученія 0 путяхъ жизни. Признаюсь вамъ, я дЪлаю этотъ послЪднііі шагъ съ большимъ опасеніемъ и не безъ колебанііі. — А между тЪмъ,—прервалъ моіі собесЪдникъ,—люди ни въ чемъ такъ не

^9

нуждаются, какъ въ отвЪтЪ на вопросъ: какъ жить. И религія, не отвЪчающая на этотъ вопросъ, похожа на безплодное дерево, иа ту смоковницу, которую проклялъ Христосъ, — Оттого такъ и боязно вступить въ область морали, возразилъ я. Правила жизни нужны всЪмъ; поэтому область морали такая шумная, бурная, многолюдная. Подумаііте: кто только не считалъ себя призваннымъ говорить о морали? В ъ этоіі области такъ легко вопіять и проповЪдывать, и такъ трудно творить. Атмосфера страстности, которою окружены всЪ нравственныя проблеммы, сливаетъ ихъ очертанія, искажаетъ формы. Уже въ области мысли не легко было провести предЪльную черту между при-

)( 211 к

^о»

званіемъ чувственнаго н мистическаго разума; все-же я увЬренъ, что едва-ли кто-нибудь станетъ требовать отъ религіознаго мыслителя отвЪтовъ на вопросы по химіи или механикЬ. Не то въ области воли и чувства. ЗдЬсь отъ религіи требуется, чтобы она не только оправдала и освятила пути жизни, но и разрЬшила всЬ недоразумЪнія утилитарной нравственности, политическія, экономическія, семейныя. — Т а к ъ что вы различаете двЬ морали: религіозную и утилитарную? спросилъ Владиміръ Ивановичъ. — Различіе это,—отвЪтилъ я, — выдумано не теперь, а уже давно обнаружено и даже разрослось до явнаго разлада. Съ одной стороны, сторонники ути.іитарной нравственности отвергли таинство религіознаго освященія, съ другой, представители мистической морали во имя служенія Б о г у какъ-то пренебрегли служеніемъ людямъ, примирились съ ея неправдой и рабствомъ. Одна возможность подобной розни доказываетъ, что мистическая мораль и утилитарная—отличны и в ъ извЪстномъ отношеніи независимы одна отъ другой. По своему содержанію мораль утилитарная могла бы быть названа распредЬлительноіі, ибо она завЪдуетъ распредЪленіемъ между членами общ,ества какъ добытыхъ благъ, такъ и необходимаго для и х ъ добыванія труда. Но наряду съ борьбою индивидуумовъ изъ-за удовлетворенія потребностеіі, въ іушЪ отдЪльной личности возникаетъ борьба самыхъ потребностеіі между собою. В ъ первоіі борьбЪ вырабатывается тосіиз ѵіѵепсіі между членами общества, во второіі борьбЬ отдЪльная личность утверждаетъ про себя правду жизни. Борьба многихъ и з ъ - з а обладанія благами заставляетъ каждаго мириться съ компромисомъ, наиболЬе для неі'0 по-

)С

лезнымъ; борьба же потребностеіі возникаетъ во имя неуступчивой правды, и чтобы замирить эту борьбу, личность должна вынести наружу скрытыіі въ ея душЪ критерііі цЪлесообразности. Первая борьба происходитъ нафорумЪ; ближнііі предстонтъ ближнему, какъ противникъ и соперникъ. Вторая происходитъ въ тишпнЪ размышленііі; человЬіхЪ предстоитъ благу, судитъ и цЬнитъ е г о , н о на этомъ судЬ нЬтъ мЪста ближнему, нЪтъ мЬста третьему, ни другу, ни врагу. Первая имЬетъверховнымъ принципомъ обществеиную справедливость, вторая — личную святость. Первая приводитъ къ распредЬляющеіі утилитарноіі этикЪ, вторая ~ къ опредЪляющеіі религіозноіі моралн, къ морали въ собственномъ значеніи этого слова. Возьмемъ д л я примЬра борьбу римскихъ плебеевъ и патриціевъ. ТЬ и другіе признавали желанными богатство и власть; боролись же они между собою изъ-за распредЪленія богатства и власти. У т и л и т а р н а я мораль ихъ разъединяла, религіозная соединяла. Но вотъ въ РимЬ являются философы Стои. Не принадлежа ни къ патриціямь, ни къ плебеямъ, они вдали отъ сената и форума, въ тишинЪ, про себя, подвергаютъ новоіі оцЪнкЪ не законы о распредЬленіи благъ, а самыя эти блах^а. Они находятъ, что всЪ блага, не завнсящія отъ воли человЬка, — богатство, слава, почести и даже здоровье—случаііны и ничтожны, и что желанными слЬдуетъ признать лишь внутреннее безстрастіе и добродЪтель. Разсуждая такъ, стоики какъ-бы забыли о ближнемъ, такъ что Зпиктетъ, боясь чувства жалости, какъ одной изъ регіигЬаПопсз апіті, и добро совЬтуетъ дЪлать изъ любви къдобру, а не изъ л ю б в и къ ближнему. Но на самомъ дЪлЬ, совершенствуя свою лич-

212

X

ность, они возвысили и личность ближняго. Зажигая свЪтъ в ъ собственной душЪ, они становились свЪтящ,имися и горящими, освЪщающими и зажигающими. — Если я вЪрно понялъ васъ, — сказалъ Владиміръ Ивановичъ,—то утилитарная мораль исходитъ отъ себялюбія, но подъ вліяніемъ разумнаго разсчета примиряетъ мои интересы съ интересами ближняго, Религіозная же мораль исходмтъ отъ любви къ ближнеиу м отреченія отъ лмчнаго счастія. — Говоря такъ,—отвЪтмлъ я, — вы выражаете одинъ изъ самыхъ распространенныхъ м самыхъ ошибочныхъ взглядовъ на сущность нравственности. Издавна принято помЪщать проповЪдь любвм къ ближнему въ иентрЪ религіозной морали. Между тЪмъ въ дЪііствительности любовь къ блмжнему является верховнымъ закономъ не религіозноіі, а утилмтарноіі этикм. Сила славолюбія, жажда добровольнаго, сознательнаго поклоненія заставляютъ насъ жертвовать, радм счастія ближняго, не только собственпымъ счастіемъ, но м самою жмзнью. Поэтому самоотверженная любовькъ ближнему— удЪлъ лишь немногмхъ мзбранныхъ нравственно-геніальныхъ людеіі. Славолюбіе—пмща боговъ и героевъ; толпа, осужденная питаться этоіі амврозіеіл, умерла 6ы съ голода. Вотъ, почему я считаю, что проповЪдывать любовь къ ближнему столь же безполезно, какъ убЪждать людеіі быть геніальнымм или имЪть классическііі профиль. — Но все же полезнЪе, — прервалъ моіі собесЪднмкъ,— пежели проповЪдывать эгоизмъ. — Незнаю, право,— отвЪтмлъ я , — какоіі мзъдвухъ прмзраковъ прмзрачнЪе, Впрочемъ, проповЪдь эгоизма кажется мнЪ менЪе вредной, ибо несбыточность

^ § )С

ея очевиднЪе. Еще въпрежнія времена, когда большинство людей не сознавало своеіі силы, когда господствовало право лжесильнаго, а дЪііствительно ,,сильные міра'' гнули шею подъ ярмо—въ тЪ времеиа эгоисты могли еще властвовать и наслаждаться. Но по мЪрЪ того, какъ сознаніе силы просыпается во всЪхъ, эгоисты должны наряду со всЪми работать на общую пользу или исчезнуть съ лица земли. ПроповЪдь ихъ никого, кромЪ пылкихъ сіихотворпевъ, не прельститъ. Между тЪмъ проповЪдь любви, будучи безсодержательнымъ учительствомъ, обманываетъ своеіі мнимоіі возвышенностью и отвлекаетъ вниманіе отъ задачъ истинноіі морали. Неудивительно поэтому, что всякая попытка вернуть людеіі къ религіозному познанію встрЪчаетъ прежде всего отпоръ со стороны проповЪдниковъ любви къ блпжнему. Они инстинктивпо боятся, какъ-бы въ лучахъ вЪчноіі истины не полинялаи не сморщилась ихъ просвЪщенно-гуманная мораль, существующая исключительно для того, чтобы ее проповЪдывать. Признаюсь вамъ, не люблю я краснорЪчивыхъ человЪколюбцевъ, боюсь, что гюдъ цвЪтами ихъ человЪколюбія таится змЪя грубодушія и самодовольства. Недаромъ и заповЪдь о любви къ ближнему впервые прозвучала среди жестокосердаго Израиля, какъ противовЪсъ къ другоіі заповЪди: „да не пощадитъ глазъ твой: душу за лушу, глазъ за глазъ". Въ проповЪди любви есть что-то показное, отчуждающее. Сверхъ того, она и теоретмчески обоснована невЪрно. Любовь къ ближнему въ дЪі^іствительноіі жизни является не исходноіі точкоіі, а предЪльноіі цЪлью, верхнеІ4 площадкоіі нашей утмлитарноіі дЪятельности, Къ любви, какъ къ высшему синтезу, ведутъ всЪ наши страсти, желанія, вожде-

2 1 3 )(

лВнія и в ъ ней трагически отринаютъ себя и сгораютъ очистительною жертвой. Между тЪмъ краснорЬчивые моралисты хотЬли бы сдЬлать любовь къ ближнему исходною точкою каждодневной дЬятельности, и въ этомъ отношеніи ихъ мораль напоминаетъ мнЬ в ы читанную в ъ одномъ старомъ журналЬ повЬсть, которая начиналась словами: „На противоположномъ берегу Волги стонтъ богатое село". ВсЬ свои дворцы и храмы проповЬдь любви строитъ нменно на противоположномъ берегу, на невЬдомомъ всЬмъ намъ берегу ближняго, а не на извЬстномъ каждому изъ насъ берегу моего собственнаго ,,я". НЬтъ, боюсь я любви къ людямъ и боюсь ея проповЬдниковъ. Боюсь любви къ людямъ, какъ вЬчно влекущаго, но непосильнаго подвига, какъ скорбнои Голгоѳы, на которой распинается радость моего слабаго сердца, столь влюбленнаго въ блага жизни. ВЬдь сказать: „я люблю людей"—тоже самое, что пролнться каплей воды в ъ горячій песокъ пустыни. РазвЬ, любя людей, я могъ бы прожить день, часъ, минуту?.. ПроповЬдниковъ-же любви къ ближнему я боюсь, какъ себялюбцевъ, которымъ слишкомъ легко и дешево далось счастіе на землЪ. Они, не жертвуя ничЪмъ, пользуются и признаніемъ, и довЬріемъ, и богатствомъ, между тЬмъ какъ мы, религіозные мыслители, должны робко и с ъ оглядкой пробираться сквозь толпу съ подозрительнымъ грузомъ своей мучительно вылитой истины и тайны. Порою, чтобы утЬшить себя, я стараюсь себя увЪрить, что наша нелюбовь стократъ человЪчнЪе и добрЪе ихъ показной, не жгущеіі, ихъ самихъ не сжегшей любви. Кто знаетъ, можетъ быть, мы оттого и боимся всуе говорить о любви к ъ людямъ, что наше мягкое, жалостливое сердце боится лица огня?

)С

Можетъ быть, мы избЬгаемъ любви оттого, что боимся непоснльной жалости къ любимому существу. Не оттого-ли радіусъ священнаго круга, который каждая личность чертитъ вокругъ себя, съ теченіемъ вЬковъ все растетъ, и все бдительнЪе становится стража на порогЪ нашего сердца, и все напряженнЪе тревога за права своей личности, за объемъ и предЪлы своего престижа? Но посмотрите на проповЪдниковъ любви, этихъ фарисеевъ и книжниковъ нашихъ дней! Каждый изъ нихъ признаетъ всеобщій законъ любви съ однимъ исключеніемъ — для самого проповЪдника. Впрочемъ, ихънеискренность никого не смущаетъ. О т ъ нихъ требуется лишь дрожь въ голосЪ и блескъ въ глазахъ, мимическія, а не умственныя или душевныя качества. Они похожи на т Ь х ъ царедворцевъ, которые, не обладая ни гражданскими доблестями, ни военными талантами, процвЬтаютъ лишь потому, что умЪютъ съ искреннимъ видомъ потакать и льстить своему владыкЪ. РазвЬ вы не видите, что проповЪдники любви только и дЪлаютъ, что льстятъ властелину - толпЬ? Когда такоіі проповЬдникъ обращается къ толпЪ со своимъ словомъ, никто не помышляетъ о непосильныхъ обязанностяхъ, которыя на него возлагаетъ заповЪдь любви ко всЪмъ ближнимъ, но каждыіі съ восторгомъмечтаетъ о неисчислимыхъ правахъ, которыя ему сулитъ любовь всЪхъ. Съ другой стороны, и проповЬдникъ ничего иного не добивается, какъ любви всЪхъ къ нему самому. Такимъ образомъ между нимъ и каждымъ изъ его слушателей образуется чрезвычаііно сильныіі токъ ложнаго умиленія, которыіі небезопасно прервать. Знаю: въ молодости проповЬдь любви заставляетъ насъ проливать слад-

214

)С

кія слезы. Но какъ только ю н о ш а вступаетъ в ъ дЬііствительную жизнь, на него со в с Ь х ъ сторонъ нападаютъ неотступныя потребности, и онъ съ замЬшательствомъ и горечью видитъ, что ихъ-то словамп о любви не прогонишь и не укротишь. Сама любовь оказывается одноіі изъ іютребностеіі, притомъ не освобождающеіі отъ другихъ, но порабощающеіі пмъ, ибо тотъ, кто полюбилъ, долженъ заботиться объ удовлетвореніи не т о л ь к о своихъ, но и потребностеіі любимаго человЬка. Я увЬренъ, что именно непосильная заповЬдь любви породила тЬ ученія объ эгопзмЬ, Э Г О т и з м Ь и сверхчеловЬкЬ, которыми кишитъ паша современность. И еще увЬренъ я въ томъ, что если безсодержательная и пустая проповЬдь любви до сихъ поръ фигурируетъ въ качествЬ общепризнанноіі оффпціальноіі морали, то этой славоіі она обязана именно своеіі безсодержательности и пустотЬ. ПритЬснителямъ и врагамъ людеіі должно казаться полезнымъ, чтобы на фронтонЬ общественности красовалась какая - нибудь нравственная заповЬдь, непремЬнно слишкомъ возвышенная, превосходящая силы человЬка, несбыточная и потому безвредная. ЗаповЬдь любви къ ближнему вполнЬ достигаетъ этоіі цЬли. Она превышаетъ наши силы и поэтому ни къ чему не обязываетъ. Меліду тЬмъ она отвлекаетъ вниманіе толпы и увы—не одноіі толпы. В ъ этотъ просакъ попадались нерЬдко и мудрецы и я думаю, что насильники и притЬснители не разъ смЬялись про себя, глядя, какъ одинъ изъ такихъ мудрецовъ шагаетъ на ходуляхъ категорическаго императива долга, а другоіі—на ходуляхъ непротивленія злу. Для блага людеіі было бы достаточно, если бы они перестали противляться добру. Но такія скромныя требованія опасны, ибо онЬ

)С

выполнимы, между тЬмъ ходули категорическаго долга и непротивленія злу, благодаря уже ихъ высотЬ, проносятъ своихъ мудрецовъ надъ дЬйствительностью, не задЬвая ея. Впрочемъ, предоставимъ эгоистамъ и человЬколюбцамъ сражаться между собою при помощи бЬлыхъ и черныхъ призраковъ и обратимся къ великоіі моральноіі проблемЬ нашихъ днеіі. — Одинъ только вопросъ,—остановилъ меня Владиміръ Ивановичъ. — Вы произнесли цЬлое обвинительное слово противъ нашихъ моралистовъ, и не я стану н х ъ защищать. ВЬдь я какъ разъ одинъ изъ тЬхъ обманутыхъ, о котор ы х ъ вы говорили. Но вотъ, чего я не понимаю. В ы сказали, что любовь къ ближнему является верховнымъ принципомъ утилитарной, а не религіозной морали. Однако ученіе Христа основано на любви къ людямъ. Теперь, благодаря вамъ, я знаю евангеліе и могу привести подлинныя слова: „ЗаповЬдь повую даю вамъ, да любите другъ друга, какъ я возлюбилъ васъ". — В ы хорошо сдЬлали, отвЬтилъ я,—что произнесли имя Христа. Нельзя придти ни къ какоіі религіозноіі истипЬ, не отправляясь отъ евангелія. Но не думаііте, что истины евангелія, въ особенности моральныя, лежатъ на поверхности. Наоборотъ, онЬ скрыты весьма глубоко, и ихъ приходится добывать изъ-подъ покрова ложныхъ гуманитарн ы х ъ толкованііі, какъ откапываютъ древніе города изъ-подъ праха вЬковъ. Изъ всЬхъ моральныхъ движеній, направленныхъ къ новому опредЬленію благъ, евангельское отличается безпримЬсною чпстотою религіознаго критерія. В ъ ветхомъ завЬтЬ откровенія религіи и морали еще перепутаны съ наставленіями юридическими, политическими и даже медицинскими.

215 )( ІС^

Ученіе-же Христа насквозь религіозноморальное, и уже отсюда а ргіогі можно заключнть, что о н о имЪло цЪлью установить наше отношеніе не къ ближнему, не къ сопернику по пользованію благами жизни, а къ самимъ этимъ благамъ и нашей собственной душЪ. В ъ самомъ дЪлЬ, Христосъ отдаленнЪйшимъ образомъ не касался въ своей проповЪди тЪхъ отношеній, которыя мы называемъ экономической справедливостью или политическимъ альтруизмоліъ, не отрицалъ и не утверждалъ и х ъ , но отклонялъ отъ себя. Когда фарисеи изъ лукавства задаютъему политико-экономическійвопросъ о томъ, слЪдуетъ-ли платить подати, Христосъ велитъ платить, но въ то-же время отклоняетъ отъ себя вопросъ. Ибо онъ совЪтуетъ отдать динарін Кесарю не потому, чтъ такъ велитъ нравствепный законъ, а потому, что на динаріи имЪется изображеніе и подпись Кесаревы. Это значитъ: динарій самъ по себЬ не благо, подлежащее моральноіі оцЪнкЪ, а лишь мЪновой знакъ, установленное государствомъ условіе обмЪна н распредЪленія. А такъ какъ распредЪленіе благъ есть дЪло не релпгіозноп моралп, а государственной, то динарііі слЪдуетъ уплатить государству: Кесарю Кесарево. На лукавыіі вопросъ фарисеевъ Христосъ далъ простоіг и искреннііі отвЪтъ, которыіі, однако, многихъ ввелъ въ заблулѵденіе, заставивъ думать, будто Христосъ отсЪкъ Кесарево отъ Божьяго и унизилъ его. Главнымъ-же образомъ всЬ недоразумЬнія относительно сущности евангельской морали породилъ другоіі отвЪтъ Христа на вопросъ законника о томъ, какая наибольшая заповЪдь въ законЪ. ,,Полюби Господа Б о г а и полюби ближняго твоего, какъ самого себя", отвЬтилъ Христосъ, и изъ этихъ словъ хотятъ заключить, будто самъ Христосъ утверждалъ свое

ученіе на любви къ Б о г у и любви къ ближнему. Но отвЬтъ Христа простъ и ясенъ, и не допускаетъ двусмысленнаго толкованія. ,,На сихъ двухъ заповЬдяхъ"—отвЪтилъ онъ, —„утверждается законъ и пророки". Законникъ хотЪлъ знать, въ чемъ сущность закона, т. е. ученіе Моисея, и Христосъ отвЪтилъ, что ученіе Моисея зиждется на любви къ Б о г у и любви къ ближнему. Въ этомъ объясненіи, искреннемъ и нростомъ, скрытъ также упрекъ по отношенію къ вопрошателю. Т ы признаешь законъ, повелЬвающііі любить Вога и ближняго, а самъ его не исполняешь. Подобные упрекн Христосъ часто бросалъ въ лицо фарисеямъ. ,,Горе вамъ, книжники н фарисеи, лицемЬры, что поЪдаете домы вдовъ и лицемЪрно долго молитесь". „Горе вамъ, книжники и фарисеи, лицемЬры, что даете десятину съ мяты, аішса и тмина, и оставляете важн Ъ іі ш е е в ъ з а к о н Ь: судъ, милость и вЬру''. Христосъ упрекаетъ законниковъ въ лицемЪріи,нъ несоблюденін ими же признаннаго закона, утвержденнаго на любви къ Б о г у и любви къ ближнему. Но слЬдуетъ-ли отсюда, что и завЪтъ самого Христа утвержденъ на этихъ-же основахъ? Конечно, нЬть. Ибо въ такомъ случаЬ, завЪтъ его не былъ-бы новымъ, а являлся-бы повтореніемъ Моисеева закона, безсильнымъ и робкимъ, какъ всЪ повторенія и заимствованія. Самъ Христосъ называетъ своіі завЪтъ новымъ, и в ъ сознаніи его учениковъ этотъ завЪтъ не сливается съ закономъ: ,,ибо законъ данъ черезъ Моисея, благодать-же и истина произошла черезъ Іисуса Христа". Если-же законъ Моисея утверждается на любви къ Б о г у и любви къ ближнему, то завЬтъ Христа зиждется не на нихъ, а на какихъ-то другмхъ, болЬе благодатныхъ и болЪе истинныхъ осно-

)( 2 1 6 X

вахъ. Каковы-же эти основы Христова завЬта? Созерцая міръ только въ лучахъ религіии морали,Христосъвпервыевынесъ на свЪтъ истины всЬ блага жизни и впервые опредЬлилъ ихъ абсолютную, вЬчную цЪнность. Вътомъ, что мы называемъ потребностью, существуютъ, какъ вы знаете, двЪ неразрывно слптыя стороны: субъективная, мое желающее „я", и объективная, то благо, тотъ предметъ, которые я претворяю въ себЪ, удовлетворяя свою потребность. Поэтому любовь наша всегда обращена и къ внЪшнему міру и къ нашему „я", мы любимъ чистыіі воздухъ, свЬтъ, ласку, потому, что любимъ свое „я", нуждаюшееся во всемъ этомъ. Мы корыстно любимъ блага жизни, потому что безкорыстно любимъ свою радость жизни, свое счастье. Прежде всего Христосъ подвергъ суду внЬшнііі момептъ потребностеіі, самын блага жмзнм, всЬ тЪ радостп, которыя принято называть языческими— пищу, вино, женскую любовь. Христосъ всЬ этм блага внутренно освятилъ и придалъ имъ вЪчную цЬнность. ЗамЬчательно, что первыіі актъ его дЬятельности и послЪднііі, самым торжественныіі, были посвящены мменно прославленію внЪшнмхъ жизненныхъ благъ. ,,Такъ положилъ Іисусъ начало чудесамъ в ъ КанЬ Галилеііской и явилъ славу свою'^,—говоритъ апостолъ м къ этимъ словамъ можно лишь прмбавить: и явилъ славу жизни. В ъ самомъ дЪлЬ, какъ удивительно и непостижимо то, что искупитель міра вступаетъ въ своіі учительскііі и мскупмтельныіі подвмгъ ие черезъ храмъ или уединенную келію, а черезъ пиршественныіі залъ, бокъ-обокъ с ъ брачнымъ покоемъ. Мы, философы, конечно, отнесемся къ элементу чудеснаго в ъ этомъ, какъ и въ другихъ событіяхъ изъ жизни Христа, такъ, какъ

)С

намъ велитъ разумъ. Но какъ непостижимо то, что апостолъ начинаетъ повЪсть о чудесахъ Христа съ Каны Галилеііской! В ъ разсказЬ евангельскомъ есть одна изумительная черта. Вино, въ которое Христосъ превратилъ воду,нужно было не для того, чтобы неимущіе люди могли совершить, какъ должно, обрядъ вЬнчанія или скрасить бЪдную трапезу. НЬтъ, въ домЪ, куда пригласмли Христа на пиръ, былъ распорядитель пира, были служители. В ъ то время, когда Христосъ совершилъ превращеніе вина, гости уже напились, ибо распорядитель, отвЪдавъ чудесное вино и не зная его происхожденія, сказалъ жениху: „всякііі человЪкъ подаетъ сперва хорошее вино, а к о г д а н а п ь ю т с я , тогда худшее, а ты хорошее вино сберегъ доселЪ". Такимъ образомъ, Христосъ превратилъ содержимое ш е с т и к а м е н н ы х ъ с о с у д о в ъ н е въ вино скромной т р а п е з ы , а въ вино опьяненія, въ вино пьянаго веселія, на порогЪ брачнаго покоя. Еслибы на мЪстЪ Христа, сопровождаемаго матерью и учениками, явился Зпикуръ, онъ не могъ-бы болЪе ярко прославитьрадость жизни и удовлетворенія. Представьте себЪ освЪщенныіі залъ, гостеіі, уже разгоряченныхъ виномъ и еще жаждущихъ пить, жениха и невЪсту въ цвЬтахъ, веселыіі шумъ, смЬхъ, пЬсни— и это первая ступень къ ГолгоѳЪ! В ъ КанЪ Галилейскоіі Христосъ оправдалъ блага жизни, но таинства этого оправданія пока онъ не раскрылъ присутствующимъ. „Что МнЬ и тебЪ, жена? Еще не пришелъ часъ мой". Но вотъ этотъ часъ пришелъ. „Время мое близко", сказалъ Онъ, совершивъ своіі земноіі подвигъ и въ послЪднііі разъ созвавъ учениковъ. На таііноіі вечерЬ Христосъ завершаетъ начатое въ КанЬ Галилеііскоіі, какъ бы кладетъ конецъ чуде-

217 X

самъ своимъ, ибо не только вторично освящаетъ блага жпзни, но впервые раскрываетъ таинство этого освященія. ЦвЬтокъ, завязавшійся на первой ступени, благоуханно распускается на послЪдней. „Іисусъ взялъ хлЬбъ, и, благословивъ, преломилъ и, раздавая ученикамъ, сказалъ: примите, Ьдите: сіе есть тЪло мое. И, взявъ чашу и благословивъ, подалъ имъ и сказалъ: пейте изъ нея всЪ, ибо сія есть кровь Моя новаго завЬта, за многихъ изливаемая, во оставленіе грЪховъ". Не знаю, другъ мой, съумЪю ли я вамъ выразить то непреходящее изумленіе, тотъ умиленный восторгъ, которые эти слова всегда возбуждали во мнЬ. НЬтъ въ мірЬ другихъ словъ, в ъ которыхъ было бы заключено столько лучей. В ъ сущности всЪ религіи, главнымъ образомъ, и стремились къ тому, чтобы освятить блага жизни. Язычество освящало и х ъ тЪмъ, что заставляло боговъ пользоваться тЪми же благами и жить тЬми же страстями и желаніями, какъ и мы. Ъдящіе, пьющіе, хохочущіе, любящіе Олимпійцы бросали отблескъ вЪчности на Ъду, питье, забавы и любовь людей. Но Олимпійцы жили до тЪхъ поръ, пока жила вЪра в ъ нихъ. Ветхіѵі завЪтъ освящалъ 6лага жизни глубже и вЬрнЬе, освящалъ тЪмъ, что принималъ ихъ изъ рукъ единаго и вЬчнаго Бога, какъ Творца всЪхъ существъ и благъ и оттого заповЪдалъ любить Б о г а . Однако и это освященіе было внЪшнимъ, ибо между творцомъ и твореніемъ оставалась бездна, такъ что м о г л о с л у ч и т ь с я , что творецъ однажды р а с к а я л с я в ъ актЪ т в о р е н і я и р Ъ ш и л ъ у н и ч т о ж и т ь дЪло своихъ рукъ. На языкЪ философіи можно бы сказать, что освященіе ветхаго завЬта носило характеръ трансцендентный. Но внутренне, имманентно.

^9

навсегда и неистребимо освятилъ блага жизни только Христосъ. Х л Ь б ъ и вино не только созданы Богомъ, они суть—тЪло и кровь Бога, Б о г ъ преосуществляется въ нихъ. В ъ этомъ актЬ преосуществленія богословіе видитъ чудо, исключеніе изъ общей закономЬрности явленій. Мы же въ свЬтЪ разума можемъ видЬть лишь мистическое, не исключеніе изъ закона, а новый законъ, дающііі всЬмъ явленіямъ высшій смыслъ. В ъ мистическоіі евхаристіи Б о г ъ преосуществляется въ хлЬбъ своимъ тЪломъ, въ вино своею кровью, въ возд у х ъ своимъ дыханіемъ, въ свЪтъ своею мыслью, в ъ вожделЪнія страсти своею безкорыстнон любовью, въ страданія — своею скорбью, въ смерть — своею иіертвою за міръ, во всЪ мимолетныя явленія всею своею вЪчностью. З т о не отвлеченный пантеизмъ, которыіі ,,вс.е'' называетъ словомъ ,,Богъ" или за явленіями предполагаетъ безличныіі міровоіі разумъ. З т о новое постиженіе міра, какъ имманентной святости, какъ вЪчнаго жертвоприношенія живаго, любящаго, страждущаго Бога. — В ы вмдите въ евхаристіи выраженіе меоническоіі легенды.^' прервалъ меня моіі собесЪдникъ. — Вижу въ неіі, отвЬтилъ я, ту же тайну, но начертанную не письменами нашеіі разсудочности, а огненными чертами пророчества и искупленія. Но вернемся къ нашему вопросу. На чемъ утвердилъ Христосъ своіі новыіі завЬтъ.'^ На любви-ли къ Б о г у , какъ къ внЪшнему Творцу и подателю благъ? На любви-ли къ ближнему, какъ союзнику и сопернику при пользованіи благами? НЬтъ, новыіі завЪтъ зиждется на новомъ основаніи, заложенномъ болЪе глубоко, углубленномъ до послЬднихъ корнеіі жизни. Онъ зиждется на любви къ самымъ

)( 218 )(

8 ^

благамъ, какъ къ божественноГі сущности, на любви къ хлЪбу и вину, какъ тЬлу и крови Б о г а . ВетхозавЪтная любовь къ Отцу имЪла своею тЪнью страхъ грЪха, ибо Отецъ могъ мнЪ одни блага разрЪшить, а другія, напримЪръ, плоды отъ такого-то дерева запретить. Но когда самыя блага, самые плоды всякаго дерева сдЪлались кровью и плотью Бога, грЪхъ сталъ немыслимъ. Вотъ, на какоіі высотЪ принесена жертва во искупленія міра, вотъ, на какоіі глубинЪ подрЪзаны корни грЪха. И скажите, можете ли вы себЪ представить, чтобы Христосъ на таіінои вечерЪ сталъ говорпть объ экономическомъ равенствЪ, о правильномъ распредЪленіи налоговъ, о высокой заработноГі платЪ— однимъ словомъ, объ альтруизмЪ, о любви къ ближнему? З х о звучало бы такъ же странно, какъ если бы Онъ, вмЪсто того, чтобы открыть ученикамъ таинство хлЪба и вина, сталъ 6ы поучать ихъ новымъ, болЪе усовершенствованнымъ способамъ земледЪлія и винодЪлія. Конечно, для того, чтобъ быть освяііі,енными, хлЪбъ и вино должны быть сперва приготовлены, а затЪмъ распредЪлены, но созданіемъ благъ завЪдуетъ техника, а распредЪленіемъ ихъ политика, — дЪятельности случаііныя, измЪнчивыя, развивающіяся. К ъ религіи же всЪ явленія обращены своеіі вЪчноіі, необходимоіі, божественноіі стороной. Любовь къ единому Творцу случаііна, ибо многіе иароды до сихъ поръ не знаютъ о единомъ ТворцЪ. Любовь къ ближнему случайна, ибо ближнііі можетъ не нуждаться в ъ моеіі любви, я могу жить въ пустынЪ, гдЪ нЪтъ ближняго. Лишь любовь къ благамъ жизни необходима и вЪчна, и ее-то Христосъ освятилъ своеіі кровью и преобразилъ въ божественную.

^

Но до спхъ поръ мы говоримъ лишь объ одной—объективной сторонЪ потребностей. Есть ,іругая сторона, субъективнал. Наряду съ благаміі и цЪнностями есть еще мое „я", которое жаж"детъ благъ и цЪиитъ пхъ. И вотъ эту вторую внутреннюю личную подкладку явленііі—Христосъ не только освятилъ, но въ мірЪ іудейско-языческомъ впервые освГітплъ, впервые вынесъ на свЪтъ созпанія. Скрытымъ образомъ освященіе личности уже заключено въ тапнствЪ евхаристіи. Если міръ есть перевоплошеніе бога, то божественны не только блага жпзни, не только хлЪбъ и вино, но и тотъ, кто Ъстъ хлЪбъ 11 пьетъ вино, священно и божественно мое человЪческое „я". Выводы этоіл истмны даны въ нагорной проповЪди. В ъ самомъ дЪлЪ, если мое .,я" священно, то мнЪ нечего стремиться къ обладанію благами жизни, ибо я могу обрЪсти бога въ самомъ себЬ. Пасху новаго завЪта и святые дары я нахожу въ себЪ самомъ, въ храмЪ моего тЪла и въ скиніи моего духа. „Въ тотъ день узнаете вы, что я въ ОтцЪ моемъ, и вы во мнЪ, м я въ васъ". Вмдите: Христосъ указываетъ на двЪ свои обители. Во-первыхъ, онъ въ мірЪ (сіе есть тЪло мое, сія есть кровь моя) и во-вторыхъ, онъ въ моемъ „я" („вы во мнЪ, и я въ васъ"). СлЪдовательно, пскать Бога можно также двумя путями: черезъ таинство сліянія съ міромъ, въ КанЪ Галиллеііскоіі, и черезъ таинство удаленія отъ міра и погруженія въ свое „я". На первомъ пути блаженны много имущіе, „ибо всякому имЪющему дастся и пріумножится, а у неимЪющаго отнимется и то, что имЪетъ", на второмъ же путм блаженны неимущіе, блаженны нищіе, ибо ,,удобнЪе промти верблюду сквозь игольныя уши, нежели богатому воііти въ царство

)( 219 )(

божіе". „Продай имЪніе свое н раздай женствЪ нищихъ закутана въ санкцію нищнмъ".—ВмЪстЪ с ъ богатствомъ от- внЪшняго суда, наказанія и награды, дай, сбрось с ъ себя всЬ блага, кото- и все это приближено къ глазамъ вЪрыя считаются святымн на пути удо- рующаго, какъ яркое видЪніе: „не проіівлетворенія: ,,Всякій, кто оставиі-ь до- детъ родъ сеіі, какъ все сіе будетъ". мы, или братьевъ, или сестеръ, или Вы поіімете, что эти пелены еще боотца, или мать, или жену, или дЬтей, лЪе мЪшали разглядЪть таііну евангельили земли, ради имени моего, получитъ ской морали, и безъ того трудно пово сто кратъ". Слышите: и братьевъ, и стижимую для чувственнаго разума. И вмЪстЪ съ тЪмъ вы видите, что, несмодЪтеіі, не только друга и ближняго! — Но вЪдь это есть ученіе о д в у х ъ 1 тря на то, что мы признаемъ евангельпутяхъ добра,—снова прервалъ меня скую нстину вЪчноіі м абсолютноіі, намъ все же необходимо снова искать Владиміръ Ивановичъ. — Конечно, отвЪтилъ я. Только не и обрЪтать эту истину еще во внутренвъ крпсталлизованномъ, а въ расплав- немъ откровеніи разума, въ чистой имленномъ, вдохновенномъ, пророческомъ манентности, лншенноіі всякихъ внЪшсостояніи. Христосъ заповЪдалъ двуе- нихъ покрововъ, хотя бы и легчаіішихъ. динство морали, освятивъ блага жизни н освободивъ отъ благъ жизни, но тай«э*! ны этого двуединства не разъяснилъ, а разгадку ея предоставилъ свободЪ и вдохновенію: „кто можетъ вмЪстить, да вмЪНо возвращаюсь къ нашеіі темЪ, и с т и т ъ " . Что-жъ уднвительнаго въ томъ, еще разъ, по поводу идеала отреченія, что евангельская мораль осталась до сихъ ставлю прежнііі вопросъ: на чемъ зижпоръ книгой, „писанной внутри и отвнЪ дется евангельская проповЪдь блажензапечатанной семью печатями". Поль- ноіі нищеты—на ветхозавЪтной ли любЗуюсь случаемъ, чтобы замЪтить мимо- ви къ Б о г у и любви къ ближнему, или ходомъ, что пониманіе этой, какъ и на любви къ новому, болЪе имманентдругихъ евангельскихъ таіінъ, затруд- ному и близкому намъ началу.'' Что нено еще тЪмъ, что и ко Христу при- касается любви къ ближнему, то, казамЪнимо слово, которое Онъ сказалъ о лось 6ы, само собою очевидио, что МоисеЪ, ибо и Его истина часто обле- идеалъ отреченія отъ ближняго не мочена въ формы, разсчитанныя на же- жетъ быть построепъ на любви къ стокосердіе, грубодушіе и тугомысліе ближнему. Для отшельника, пустыннолюдей. ИмЪя цЪлью превратить внЪш- жителя, затворника, уедннившагося (мо нюю ветхозавЪтную божественность во наха), какъ видно уже изъ самыхъ внутреннюю святость самого міра, еван- этихъ словъ, нЪтъ ближняго. Для того, гельская истина все же кутается в ъ кто уходитъ, удаляется, существуютъ трансцендентныя пелены вЪры, чуда и только дальніе. У одного изъ великихъ возмездія. З т о общее замЪчаніе примЪ- аскетовъ есть разсказъ о томъ, какъ святонимо и къ евангельскоіі морали. Каза- му отшельнику сообщаютъ, что его братъ лось бы, внутреннее блаженство отре- (тоже монахъ) умираетъ и хочетъ видЪть ченія уже во внЪшнеіі санкціи не нуж- его передъ смертью. Святоіі отказываетъ дается. Однако, вслЪдствіе жестокосер- въ просьбЪ умирающаго брата, дабы дія людей, евангельская истина о бла- остаться вЪрнымъ своему подвигу и

^§

)( 220 )(

своему блаженству. Передъ судомъ адьтруизма и любви къ ближнему такой отказъ является выраженіемъ дикаго безсердечія. Но передъ судомъ вЪчноіі истины святоіі былъ правъ. ВЪдь отрекшись отъ міра, онъ зпалъ, что въ мірЬ есть больные и страждущіе, нуждающіеся въ помощи и уходЬ, Однако онъ ушелъ отъ нихъ къ святынЬ одиночества и молчанія. Почему же теперь, когда этимъ страждущимъ является его братъ, онъ долженъ измЪнить своей святынЬ.'' И кто знаетъ, не помогъли онъ больше умирающему брату своимъ отказомъ, чЬмъ сдЬлалъ бы это своимъ приходомъ.»^ Подобно тому, какъ отрекшись отъ міра, удалившись отъ страждущихъ и нуждающихся въ помощи, онъ своимъ обЬтомъ не огорчилъ этихъ страждущихъ, а, наоборотъ, облегчилъ имъ бремя страданііі, доказавъ, что это бремя призрачно и легко сбрасываемо,— такъ и теперь отказомъ видЪть умирающаго брата онъ, можетъ быть, облегчилъ ему муку умиранія, доказавъ, что вЪрность себЬ самому цЬннЬе самоіі жизни. Впрочемъ, какъ бы вы ни относились къ этому частному случаю, вы должны согласиться, что вообще святыня отреченія не можетъ быть утперждена на альтруизмЪ, и что поэтому проповЪдь Христа оставить отца п мать зиждется не на любви къ ближнему. — Долженъ согласиться, — сказалъ Владиміръ Ивановичъ съ покорной улыбкоіі. — А не должны-ли вы еще согласиться съ тЪмъ, что святыня отреченія зиждется и не на любви къ Богу, я хочу сказать, не на ветхозавЪтной любви къ Б о г у , какъ къ Творцу и отцу. Въ самомъ дЪлЬ, спросимъ себя, куда собственно звалъ Христосъ человЬка, повелЪвая ему бросить отца и мать и отречься отъ міра? В ы скажете: къ Б о г у .

^§

Согласенъ. „Всякій, кто оставитъ домъ или братьевъ, пли сестеръ, или отца, или мать, или жену, или дЬтей, или земли—ради и м е н и м о е г о " . Но гдЬже искать Бога. гдЪ храмъ этого Б о г а , радиимени котораго надо оставпть домы, семью, близкихъ и землю? На этотъ вопросъ ветхііі завЪтъ отвЪчаетъ вполнЬ ясно: Б о г ъ есть творецъ міра, и обрЬтать Вога можно лишь въ Его твореніи, въ мірЬ, въ государствЬ, въ семьЪ, въ ближнемъ. В ъ этомъ отношеніи между ветхимъ завЬтомъ и завЬтомъ язычекимъ нЪтъ разницы. Оба онп ищутъ и обрЬтаютъ Б о г а во внЪпгаихъ явленіяхъ, съ тЪмъ лишь различіемъ, что ветхііі завЪтъ открываетъ явленія и опредЪляетъ ихъ нравственныіі вЪсъ, а язычество, сверхъ того, еще созерцаетъ ихъ эстетическія формы. Поэтому святыня отреченія была одинаково чужда и іудею, и эллину. Но новыіі завЪтъ, зовущііі изъ міра ради имени Бога, ради царства Божія, уже не можетъ утвердить храмъ Бога въ мірЪ, ибо это значило-бы звать изъ міра назадъ, въ міръже. Итакъ, куда направляется отшельникъ, оставивъ домъ и землю, семью и ближнихъ? Изъ внЪшняго міра идетъ онъ къ себЬ самому, отъ земли и неба устремляется къ своеіі собственноіі душЪ, вмЬщающеіі царство Божіе. Т а кимъ образомъ, вы видите, что святыня отреченія зпждется столько-же на любви къ Богу, сколько на любви человЪка къ своему сокровенному „Я", единосущному съ богомъ. Т о , что мы называемъ культомъ личности, преклоненіемъ человЪка передъ своимъ „Я", завЪщано намъ не язычествомъ, а впервые заповЪдано міру Христомъ, „Какая польза человЬку, если онъ^пріобрЪтаетъ весь міръ, а душЪ своеіі повредитъ?" Ахиллестэ, при всеіі своеіі гордости, позволяющеіі ему ставить свою личную

)( 221 )(

ІС^.

обиду выше безопасности всего народа, все-же на послЬдней глубинЪ любитъ не себя, а свою славу, т. е. судъ и похвалу ближняго. На послЬдней глубинЬ Ахиллесъ зависитъ не отъ себя, а отъ ближняго,и не уднвнтельно,что любовь къ ближнему (къ другу ГІатроклу) в ъ концЬ концовъ перевЬшиваетъ его личную обиду. СовсЬмъ отречься и освободиться отъ бл ижняго, остаться наедннЬ съ собою, довольствоваться своимъ собственнымъ судомъ и одобреніемъ Ахиллесъ не могъ-бы: для этого онъ недостаточно любилъ и боготворилъ свое „ Я " . Но недоступное Ахиллесу стало доступнымъ каждому отшельнику послЬ завЬта Христа, освятившаго жизнь въ ея д в у х ъ источникахъ. Итакъ, вотъ выводъ изъ всего сказаннаго. Христосъ освятилъ оба источника жизни — внЬшнія блага, хлЬбъ и вино, какъ единосущныя съ тЬломъ и кровью Б о г а , и сокровенное человЬческое „ Я " , какъ единосущное с ъ духомъ Божіимъ. Такимъ образомъ, новый зав Ь т ъ зиждется на любви человЬка къ міру и на любви человЬка къ своей душЬ. Владиміръ Ивановичъ, едва давъ мнЪ докончить, во.чразилъ: — А все-таки земля вертится, сказалъ онъ тихо и настоідчиво. Если-бы ваши доводы были въ сто разъ многочисленнЬе и уб^ЬдительнЪе, я всетаки знаю безъ доводовъ, наглядно и безспорно знаю, что Иліада и ветхііі завЬтъ любви къ ближнему въ себЪ не заключаютъ, а отъ каждаго слова евангелія струится любовь къ ближнему, какъ тепло отъ огня. Можете-ли меня доводами убЪдить, что когда я стою передъ костромъ, мнЬ холодно? — Не могу, отвЪтилъ я, да и не хочу. Я признаю, какъ и в ы , что в ъ атмосферЪ евангелія разлита любовь къ ближнему,

^§

какъ благоуханіе, но я бы хотЬлъ, чтобы вы не довольствовалнсь чувственнымъ знаніемъ, а еще понялѵі процессъ и прмчины этого явленія. Въ ИліадЬ и в ъ ветхомъ завЪтЪ любовь къ ближнему является основой, поддерживающеіі все зданіе, но основой далекоіі и часто невидимоіі подъ грудой историческихъ, дЪііствительныхъ, а не идеальныхъ событін. Евангеліе-же зиждется на освященіи и обожествленіи внЬшннхъ благъ н внутренняго „ Я " , но въ атмосферЪ этого всеосвященія любовь къ ближнему возникаетъ, какъ одинъ изъ психологическихъ выводовъ, какъ нЬчто второстепенное и побочное, какъ ароматъ, какъ цвЬтъ. Прежде всего слЬдуетъ помнить, что Христосъ, принесши в ъ міръ благодать всеосвященія, не отвергъ ни заповЬдеіі, ни закона, ни пророковъ, но утвердилъ ихъ, какъ основу основы, какъ земной пластъ, на который кладутъ фундаментъ. „Если хочешь воііти въ жизнь вЪчную, соблюди заповЬди... Не убиван, не прелюбодЬііствуіі, не крадь, не лжесвидЪтельствуіі, почитаіі отца и мать и люби ближняго твоего, какъ самого себя". Новый завЬтъ устланъ ветхозавЪтными заповЬдями, какъ зеленЬющііі лЪсъ прошлогодними листьями, тлЪющими и питающими почву. Многія прмтчи и поученія Христа, принимаемыя обыкновенно за суть христіанства, оказываются лишь отраженіемъ, отзвукомъ, повтореніемъ ветхозавЬтноіі и пророческоіі морали. Такова прнтча о добромъ СамаритянинЬ, и заповЪдь милостыни. Все это лишь освЪщеніе в ъ образахъ и развитіе словъ пророка: „къ чему мнЬ множество жертвъ вашихъ?—Научитесь дЬлать добро, ищите правды, спасаите угнетеннаго, защищаііте сироту, вступаіітесь за вдову. Тогда придмте и разсудимъ, говоритъ Господь". Если-

)( 222 } (

^

6ы центръ христіанства заключался въ этихъ иллюстраціяхъ на текстъ пророковъ, то весь новыіі завЬтъ отцвЬлъ-бы, не разцвЬтши, и имя Христа безлЬдно-бы померкло среди безымянноіі толпы кишЬвшпхъ въ то время проповЬдниковъ и учителей. Но и живая зелень новозавЬтноіі истины испускаетъ изъ себя, какъ вы вЬрно выразились, тепло и свЬтъ любви къ ближнему. У ж е одинъ возвышенный строй евангельскоіі истины отвлекаетъ душу отъ всего мелочно житейскаго, и слЬдовательно, отъ мелкой вражды и мелкоіі похоти. Вы знаете миѳъ объ ОрфеЬ, которыіі своею игрою укрощалъ дикихъ звЬреіі, но слЬдуетъ-ли изъ этого, что Орфеіі проповЬдывалъ любовь къ ближнему.^' Онъ восхищалъ и отвлекалъ. ТЬмъ болЬе восхищаетъ и отвлекаетъ отъ житеііскоіі борьбы евангельское слово, дышущее кротостью, которая ведетъ ко всеобщему благорасположенію, къ умственному провидЬнію во всякоіі твари образа божія, къ отождествленію себя со всякимъ дыханіемъ въ лонЬ Творца, къ безпредЬльноіі благости, изливающейся на ближняго и дальняго, на людеіі и ЗвЬреіі, на живое и мертвое, на существующее и возможное. „ Я кротокъ и смиренъ сердцемъ". ЗатЬмъ и сама евангельская истина имЬетъ любовь къ ближнему однимъ изъ своихъ послЬдствііі, отрицательныхъ и положительныхъ. Святыня отреченія, зовущая ото всЬхъ внЬшнихъ благъ, вмЬстЬ съ тЬмъ отвлекаетъ отъ борьбы за блага, а вЬдь вражда между людьми, главнымъ образомъ, вызывается борьбою изъ-за обладанія благами. Тутъ нЬтъ любви къ ближнему, но есть отсутствіе вражды. „Если хочешь быть совершеннымъ, поііди, продаіі имЬніе твое и раздаіі нищимъ". Очевидно, центръ

^

тяжести не въ нищихъ, но въ отреченіи отъ богатства. Продавъ и роздавъ имЬніе, я самъ становлюсь въ ряды ни • щихъ и уже не могу ничЬмъ имъ служить, но за то я свободенъ слЬдовать за Богомъ. Раздай имЬніе „и приходп, и слЬдуіі за мною". Раздаіі имЬніе не изъ любви къ ближнему, а изъ любви къ себЬ, не потому, что оно полезно другимъ, а потому что пагубно для тебя, ибо ,,трудно богатому воііти въ царство небесное'', т. е. трудно очутиться наединЬ со своимъ внутреннимъ „я" тому, кто привязанъ къ внЬшнимъ предметамъ, къ „не я". Этотъ самыіі мотивъ „невражды" къ ближнему, основанноіі на величаіішеіі любви къ своему .,я"„ проиикаетъ собою всЬ заповЬди нагорноіі проповЬди, которыя поверхностному взору кажутся вершиною любви къ ближнему. „Кто ударитъ тебя въ правую щеку твою, обрати къ нему и друг у ю " . Г д Ь моральный центръ тяжести этоіі заповЬди? Очевидно, не въ ближнемъ, котораго я своею пассивностью побуждаю къ новоіі несправедливости, а во мнЬ, отрекшемся отъ всего внЬшняго и, между прочимъ, отъ чести собственнаго тЬла, отъ чести своеіі правоіі и лЬвоіі щеки. „Кто захочетъ судиться съ тобою и взять у тебя рубашку, отдаіі ему и верхнюю одежду". Почему? Потому что объ одеждЬ не слЬдуетъ заботиться: „если траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будетъ брошена въ печь, Б о г ъ такъ одЬваетъ, кольми паче васъ, маловЬрыІ"— „Любите враговъ вашихъ, благословляііте проклинающихъ васъ, благотворите ненавидящимъ васъ, и молитесь за обижающихъ васъ и гонящихъ васъ''. Почему? Потому что для отрекшагося и другъ, и врагъ одинаково далеки и безразличны, и онъ съ одинаковоіі равнодушноіі „не-враждой" относится къ

)( 223 )(

тому и къ другому, „какъ солнце, восходящее надъ злыми и добрыми, какъ дождь, падающій на праведныхъ и неправедныхъ". И здЬсь центръ тяжести не въ ближнемъ или врагЪ, который, будучн злымъ и неправеднымъ, такимъ п останется, сколько 6ы солнце ни освЪщало его и ни окроплялъ дождь, а въ отрекшемся праведномъ и въ его наградЪ. „ Я говорю: не протпвься злому". Почему.'' Потому что внутренній человЪкъ ко внЪшнему злу равнодушенъ и не боится „убиваюніихъ тЪло, душу-же не могущихъ убить". Является вопросъ: а что если бы врагъ посягнулъ не на одежду, не на тЪло, не на внЪшнія блага, а на самую душу праведнаго, на скрытое в ъ ней царство божіе.'' О, по отно-' шенію къ такому врагу евангеліе не знаетъ ни любви, ни прощенія, ни снисхожденія. „Горе вамъ, книжники и фарисеи, лицемЪры, что затворяете царство небесное человЪкамъ". „Зміи, порожденія ехидны, какъ убЪжите вы отъ осужденія въ геену.''" ,,Да пріидетъ на васъ вся кровь праведная, пролитая на землЪ". „Негоднаго раба выбросьте во тьму внЪшнюю: тамъ будетъ плачъ и скрежетъ зубовъ".—„Пошлетъ сынъ человЪческій ангеловъ своихъ и соберутъ изъ царства его всЪ соблазны и дЪлающихъ беззаконіе; и ввергнутъ ихъ въ печь огненную; тамъ будетъ плачъ и скрежетъ зубовъ". В ы слышите.'' В ъ нЪжномъ голосЪ Сына прозвучали громовые окрики О т ц а . — Сквозь тлЪющія листья ветхозавЪтной любви къ ближнему нога ощупала тернія и сучья ветхозавЪтной мстительности, и б о л ю б о в ь к ъ ближнему всегда подбита священнымъ гнЪвомъ, судомъ, борьбою и мщеніемъ. Таково отрицательное слЪдствіе евангельской проповЪди отреченія, рождающей не столько любовь, сколько невражду къ ближнему. Но любовь къ ближнему

^9

является еще однимъ изъ ея положительныхъ выводовъ. Правда, ближній, какъ союзникъ по созиданію благъ и какъ соперникъ по ихъ потребленію, находится внЪ кругозора евангельскоіі истины, ибо евангеліе заботится не о политико - экономическомъ распредЪленіи благъ, а лишь объ ихъ мистическомъ опредЪленіи. Но вЪдь помимо союзника и соперника ближній самъ собою бываетъ для насъ благомъ, предметомъ вожделЪнія, несущимъ удовлетвореніе нашему сладострастію, нашеіі жаждЪ одобренія, нашеіі любви къ первенству и славЪ. ЧеловЪкъ человЪку бываетъ хлЪбомъ и виномъ, и въ этомъ качествЪ ближній подпадаетъ подъ освященіе евхаристіи. Любя ближняго, какъ высшее благо, мы прнносимъ наибольшія жертвы для пріобрЪтенія этого блага, ибо „нЪтъ больше той любви, какъ если кто положитъ душу свою за друзеіі своихъ". Ближняго, какъ высшее благо, евангеліе в ъ самомъ дЪлЪ велитъ намъ любить, но уже любить не какъ самого себя (такова формула ветхозавЪтноіі и всякоіі утилитарной этики), а любить мистически, божественно, любить какъ бога, какъ тЪло и кровь бога. Съ этимъ новымъ оттЪнкомъ любовь къ ближнему, какъ къ богу, въ самомъ дЪлЪ проходитъ небеснымъ лучемъ черезъ все евангеліе. „Истинно говорю вамъ: такъ какъ вы сдЪлали это одному изъ сихъ братьевъ моихъ меньшихъ, то сдЪлали МнЪ".—,,Кто принимаетъ васъ, принимаетъ Меня, и кто принимаетъ Мвня, принимаетъ іюславшаго меня". „Въ тотъ день узнаете вы, что я въ ОтцЪ моемъ, и вы во мнЪ, и я въ васъ". Теперь, наконецъ, вы поймете, почему я съ такимъ отрицаніемъотношусь къ староіі морали, проповЪдующеіі любовь къ ближнему. На мистическомъ стеблЪ евангельскоіі благодати лю-

)( 2 2 4 )(

ІС^

бовь къ ближнему распускается, какъ одмнъ изъ многихъ цвЪтковъ, можетъ быть, самый ароматный. Но моралмсты гуманизма, пренебрегая тайной всеосвященія п благодати и оставляя одну проповЬдь любви къ ближнему, вмЬсто свЬжихъ цвЬтовъ подносятъ людямъ мертвое сЪно. Они не понимаютъ и не видятъ, что вотъ уже нЬсколько столЪтій, какъ человЪчество пребываетъ внЪ морали, живетъ одною лишь утилитарною этикою, одною заботою о болЬе быстромъ приготовленіи и болЪе правильномъ распредЬленіи благъ, не оцЪненныхъ судомъ высшеіі мстмны м не освященныхъ. ВсЬ великія побЪды гуманизма за послЬдніа два столЪтія— отмЪна рабства, освобожденіе женщины, новое отношеніе къ наказанію, какъ къ мЪрЬ воспитанія, свобода совЬсти, равенство всЪхъ передъ закономъ, народовластіе, — все это порожденіе не религіозной морали, а утилитарной ЭТИКИ.

— Если такъ, прервалъ меня моіі собесЬдникъ, то да будетъ благословенна утилитарная этика! — Да будетъ она благословенна, повторилъ я. Современные люди ни къ чему такъ не чувствительны, какъ къ проявленіямъ распредЬлительной утилитарноіі этики, и лично про себя я долженъ сказать, что въ этомъ отношеніи ничЬмъ не отличаюсь отъ всЬхъ моихъ современниковъ. Первые идеалы, которые въ молодости засвЬтились моему сознанію, были идеалы гражданскіе н политическіе, и съ тЬхъ поръ донынЬ сердце мое бьетъ тревогу, заслышавъ знакомые призывы. Но утилитарная этика, завЬдующая распредЬленіемъ благъ, не должна устранить собою или затмить дЪііствительной морали, дающеіі благамъ внутреннюю цЬнность и верховное освященіе,—подобно тому, какъ разумъ

^§

научныіі не можетъ замЬнить собою разумъ метафизическііі м ммстическііі. МалЪіішее замЪшательство въ этихъ областяхъ, и мсточники жизни мутнЬютъ и всЬ блага внутренно обезцЬниваются. Смутно и проповЬдники любви чувствуютъ, что однЪми нормами политикоЭкономическаго распредЬленія благъ нельзя удовлетворить душу, что нужна люраль, оцЬнмвающая и освящающая. Но когда ихъ спрашиваютъ, каковы завЬты этоіі морали, они ссылаются на любовь къ ближнему и, такимъ образомъ, опять сворачиваютъ на политикоэкономическое распредЬленіе благъ. Опасность проповЪди любви къ ближнему состоитъ въ томъ, что она, называя себя моралью, устраняетъ истинную мораль освященія, обкрадываетъ душу и оголяетъ жизнь. Допустимъ, что для меня блага освящены тЬмъ, что я ихъ уступаю ближнему. Но чЪмъ они будутъ освящены для ближняго.'' ПроповЬдники любви, въ бЬгствЬ отъ пессимизма, прячась за ближняго, похожи на страуса, которыГі, преслЬдуемый охотниками, прячетъ голову въ песокъ и не соображаетъ, что онъ и груда песку остаются на мЬстЬ, между тЬмъ какъ охотникъ надвигается. — Теперь для меня все ясно!—воскликнулъ Владиміръ Ивановичъ.- -ПроповЪдниковъ любви къ ближнему нельзя винить ни въ лицемЬріи, ни въ упрямствЬ. Они искренно хотятъ счастія людямъ, и рады 6ы подвергнуть блага новоіі нравственноіі переоцЬнкЪ, но для Этой оцЬнки у нихъ нЪтъ мЬрила и критерія. Они поневолЬ прячутся за ближняго, ибо у нихъ нЪтъ матеріала для созданія истинноіі моралм. — Вы, конечно, правы, — отвЬтилъ я. — Мораль есть оцЪнка благъ передъ судомъ вЬчной, абсолютноіі цЬлесообразности, или, что одно и тоже, передъ

) ( 2 2 5 )(

^

судомъ религіозной истины. Когда религіозная истина евангелія, державшаяся на вЪрЪ и авторитетЪ, номеркла въ сознаніи людеіі, вмЪстЪ с ъ нею исчезъ критерііі моральноіі оцЪнки и потеряно знаніе путеіі жизни. Теперь-же, когда

мы увЪрены, что религіозная истина вновь обрЪтена во внутреннемъ откровеніиразума, мы вмЪстЪсътЪмъ должны допустить, что стоимъ у порога новой религіозноіі морали. Н. Мннскііі.

Отк,рыта.

гіодписі^а

ыа, 190^4

г о д ъ

на ежем-ѣсячный ли-гературно-общес-гвенный журналт»

НОВЫЙ П У Т Ь ' (ВТОРОЙ Г О Д Ъ Ж у р н а л ъ будетъ в ы х о д и т ь п о п р е ж н е й

ИЗДАНІЯ). программѣ и при прежнемъ составѣ

сотрудниковъ. Редакціей п р і о б р ѣ т е н ъ н о в ы й романъ

Д. С. Мережковскаго.

„Петръ I и ц а р е в и ч ъ Алексѣй". 1 9 0 3 году были, междѴ прочимъ, напечатаны: С Т А Т Ь И : „ С у д ь б а Г о г о л я " Д . Мережковскаго; „ 0 с в о б о д ѣ р е л и г і о з н о й с о в ѣ с т и " , „ Д в у е д и н с т в о нравственнаго идеала" Н. Минскаго; рядъ статей подъ п о с т о я н н о й р у б р и к о й „ В ъ своемъ у г л у " В. Розанова; „ М ы с л и о б ъ и с к у с с т в ѣ " И. Рѣпина; „Рембрандтъ" Рцы; „Венеціанская ш к о л а ж и в о п и с и " П. Перцова; „ Н е к р а с о в ъ " К. Бальмонта; „ И з ъ ж и з н и П у ш к и н а " , „Легенда о Т ю т ч е в ѣ " Вал. Брюсова; „ Т и п ъ К и р и л л о в а у Д о с т о е в с к а г о " И. Вернера; „ В ъ чемъ сила и слабость Л . Т о л стого?" В. К.; „ Д в ѣ ф о р м ы д і а л е к т и к и " , „Задачи и методъ ф и л о с о ф і и " А. Гуревича; „ІѴІистицизмъ М . С п е р а н с к а г о " А. Ельчанинова; „ О с у е в ѣ р і и " Л. Флорен• скаго; „ О т е у р г і и " Андрея Бѣлаго и др. С Т И Х И и Р А З С К А З Ы : К. С л у ч е в с к а г о , К. Фофанова, К. Бальмонта, 3 ; Г и п п і у с ъ , А11е§го, Н . М и н с к а г о , В. Б р ю с о в а , А . Б л о к а , Л е о н . Семенова, Ѳ. Сологубова и мн. щ).—Литературный архивъ. Письма Л. Толстого и Надсона.—Язб частной переписки. Письма и с о о б щ е н і я читателей.—Литературная хроника: рецензіи и замѣтки; о ч е р к и Антона Крайняго.— Политическая хроника.—Религіозно-философская хроника: статьи В. Розанова, Б. Бартенева и Т. Романскаго ( о б з о р ъ духовныхъ журналовъ) и др. Альбомъ р и с у н к о в ъ и з ъ Я с н о й П о л я н ы И. Рѣпина, и м н о г о с н и м к о в ъ съ х у д о ж е с т в е н н ы х ъ п р о и з в е д е н і й . — В ъ теченіе всего года п о м ѣ щ а л и с ь

З а п и е к и религіозно^^филоѳофѳкихъ еобраній в ъ г о р о д ѣ С.^^Цетербургѣ. ( Д о к л а д ы и пренія л и ц ъ с в ѣ т с к и х ъ и д у х о в н ы х ъ ) . П О Д П И С Н А Я Ц Ъ Н А Ж У Р Н А Л А : на г о д ъ 7 р у б . с ъ д о с т а в к о й и п е р е с ы л к о й ; безъ д о с т а в к и 6 р у б . 50 к о п . ; п о п о л у г о д і я м ъ 4 р у б . ; п о четвертямъ 2 р у б . За г р а н и ц у 10 р у б . Редакція и к о н т о р а :

С.-Петербургъ, Саперный, 10.

Подписка также во в с ѣ х ъ главныхъ к н и ж н ы х ъ

магазинахъ.

Редакторъ-издатель

П. Перцовъ.

Открыта подпиека на 1904 годъ НА

ЖУРНАЛЪ

Воеьмой годъ изданія.

52 24

№№ и л л ю с т р и р о в а н н а г о еженедѣльнаго ж у р н а л а ц і й , 1000 с т р а н и ц ъ текста большого формата).

(около

1000

илліостра-

нниги „БИБЛІОТЕКИ ТЕАТРА и ИСКУСОТБД". (іп 8 д.) около 1 и 15 числа каждаго мѣсяца.

В ъ „ В и б л і о т е к ѣ " будутъ п о м ѣ щ е н ы около О ^ репертуарныхъ ПЬЕ(І)Ъ, ш е д ш и х ъ на лучО ш п х ъ с ц е н а х ъ , съ о т д ѣ л ь н о ю н у м е р а ц і е ю с т р а н и ц ъ , н а у ч н о - п о п у л я р н а г о содержанія и п р .

1-4 О І-^І "Т-ѵ. П О О і / \ О р о м а н ы , п о в ѣ с т и , статьи

выпуска „Словаря современныхъ сценическихъ дѣятелей". Словарь доведенъ до буквы М), 12 НОТНЫХЪ

ПРИЛОЖЕНІЙ.

Рті»

г г печатались п р о и з в е д е н і я : Авеѣѳнко В. Г., АмфиІ - ) Ь 1 0 ^ ; / 1 С 7 и О 1 1 . театрова А. В., Арбѳнина Н . Ф., Бабѳцкаго Е . М., Баекина В. С, Бѳнтовина Б. И., Бдѳйхмана Ю. И., Боборыкина П. Д., Брешко-Брѳшковскаго Н. Н., Бѣдяѳва Ю. Д., пр.-д. Варнекѳ Б. В . , Вейнбѳрга П . И., Гѳ Г. Г., Гнѣдича П . П., кн. Голицына Д. П. (Муравлинъ), Гриневской И. А., Далматова В . П., Дорошѳвид:а, В. М., п р . Иванова И. И., Иванова М. М., Измайдова А. И., Карпова Е . П., Кнозоровскаго И. М., Кожѳвникова В. А., Коринфскаго А. А., Лѳнскаго Ад. П., Линскаго Вд. А., Лихачѳва В. С, Іоіо, Лухмановой Н. А , Любимова М. А., Найдѳнова С. А., НѳмировичаДанчѳнко Вао. И., Нѳмировича-Данчѳнко Вл. И., Нестѳрова М. Д., Николаѳва Н. И., Потапѳнко И. Н., Ростиславова А. А., пр. Сакѳтти Л. А., Сараханова К. К., к н . Сумбатова А. И., Сутугина, С, Тихонова В. А., Трахтѳнбѳрга В. 0 . , Фѳдорова Н. Ф., Фруга С. Г., ІПѳвиль С. А., Эфроса Н. Е . , Ярцѳва П. М., Ясинекаго I. I . и др. ПОДПИСНЛЯ Д Ѣ Н Л НА

ГОДЪ

7

Р.—НА

ІІОЛГОДА

4

Р.

И н о г о р о д н і е , ж е л а ю щ і е ознакомиться съ ж у р н а л о м ъ , п о л у ч а ю т ъ за семикоп. марку, по п и с ь м е н н о м у з а я в л е н і ю , т е к у щ і й № БЕЗПЛАТНО, для п о л у ч е н і я книги „Библіотеки" п р и л а г а е т с я 25 к. марками. Р а з с р о ч к а д о п у с к а е т с я н а с л ѣ д у ю щ и х ъ о с н о в а н і я х ъ : 3 р у б . п р и п о д п и с к ѣ , 2 р.— к ъ 1 а п р ѣ л я и 2 р. к ъ 1 і ю н я .

Адресъ Главной конторы: С-Петербургъ, Моховая, 45. Редакторъ

А. Р. Кугель.

Издательница

3. В. Тимофеева (Холмская).

Съ 1904 года будетъ ііздаваться въ Москвѣ новый научно-литературный и ежемѣсячный асурналъ

кріітико-бнбііографическій

„В Ъ С Ы". Въ «ВѢСАХЪ» будутъ помѣщаться статьи по вопросамъ науки, искусства и дитературы «ВѢСЬЬ будутъ дѣлать ежемѣсячный обзоръ литературной жизни Россіи, Западной Европы, Америки іі Лзіи какъ въ критическихъ статьяхъ п біібліографическихъ заыѣткахъ о новыхъ книгахъ, такъ и въ письмахъ своііхъ спеціальныхъ корреспондентовъ изо всѣхъ центровъ умственной жизни! «ВѢСЫ» будутт. слѣдить за всѣми выдающимися явленіями въ тѳатральномъ, художественномъ и музыкальномъ ыірѣ. Въ «ВѢСАХЪ» будутъ помѣщаться свѣдѣнія о жизни современныхъ намъ писателей, ученыхъ, художниковъ, композиторовъ и артистовъ. Въ области науки >, «Ыеханика»^'въ'^^^ гимп естеств. наукамп, географ., астрономіей п пр.2)Новѣйшіе успѣхи матеріальной культуры въ связи съ ея исторіей. Л о проф. Л а с а р ъ - К о н у и проф. Бердову. Здѣсь говорится о чудесахъ проыышленностп п техцнки, достигнутыхъ наукою и сравнпвается съ отдаленнымъ прошлымъ. Изложеніе живое, вполнѣ общедоступное. М а с с а рпсунковъ, таблпцъ п картинъ, ч а с т ь ю в ъ к р а с к а х ъ .

1 2 книж. „Знциклопедичеекой Бнбліотеки для еамообразованія",

^ГнІГп: ^авнСГГтХГГТанТ;

I ) Проф. Р Й Л Ь . Исторія древней и новой философіи.—2) Проф. Р И Л Ь п проф. К І О Л Ь П Е . Исторія новѣйшей философіи.— 3 ) Проф. Г А Р Т Ъ . Исторія западной,'литературы XIX вѣка,—4)Проф. М А К М И Л Ь Я Н Ъ . Жизнь растеній.—5)Проф. М Е . . Е Р Ъ . Происхожденіе солнечной системы, земныя и космическія катастрофы. — 6. СИСТЕМАТ. СЛОВАРЬ БІОЛОГИЧЕСКИХЪ НАУКЪ въ двухъ частяхъ. Ч а с т ь I . — 7 ) По проф. З И М М Е Л Ю . Философія^политич. экономіи.—8) Проф. Ш У Р Ц Ъ . Народовѣдѣніе.—9) Проф. Б Л О Х Ъ . Соціальная исторія Римской республики.—10) СИСТЕІИ. СЛОВАРЬ БІОЛОГ. НАУКЪ. Часть П . I I ) Проф. М Е Й Е Р Ъ . Жизнь на небесн. тѣлахъ и ея естеств. конецъ.—12) Проф. В У Н Д Т Ъ . Естествознаніе и психологія. Легкое, живое и популярное изложеніе, прп м а с с ѣ рисунк., портротовъ п картпнъ,';частью в ъ к р а с і и х ъ , отличаетъ эту библіотеку отъ другихъ пздаяій для саыообразовапія легкою усвояемостью. 19 КПШ Читялі,ии Яѣптпиігя Япянія" состоящей пзъ ряда соч. для легкаго и самооораз. чтенія, пмѣющаго НИИЖ. „ЧИТаЛЬНИ ИЬВТНИКа ОНаНШ , въ виду широкое обравопаніе: 1) Проф. АНДЕРСОНЪ. Исторя погибшихъ цивилизацій.-2) Проф. Ы У Т Е Р Ъ . Изъ исторіи искусства: Крапахъ. Боттпчеллп. Дюреръ.—3) Ф . - В О Л Е Н Ц Ъ . «Въ странѣ свободы».—4) В Е Л Ы П Е . Завоеваніе человѣка.—5) Ницше и его произведенія.—бІ.Проф. Э Ы Е Р С О Н Ъ . Великіе люди. ІІлатопъ. Сведенборгъ. Монтэнь, Шекспиръ, Наполеонъ, Г е т е . — 7 ) К И Н Г С Л Е Й . Старые и новые боги. Истор. Р0Ы.-8) Рескинъ и его произведенія.—9) Ироф. С Е Р В А Б Ъ . «Допотопная» Европа,—10) Проф. У Н О Л Ь Д Ъ . Цѣль жизни и ея задачи.—11) Т А Ц И Т Ъ . Изъ древней исторіи.—12) Проф. І Е Р М А Н Ъ . Природа и эконом. жизнь. Главпое назнач. «Читальип» будпть ыысль, способствовать развитію гумааностп п лгобви к ъ вяанію и расшпрять умственнный кругозоръ читателей. Многочисленпыя иллюстраціп еще болѣе оживляютъ пвложеніе. Нъ 19 КИИГЯУТ. «Вѣстн. Знанія», я в л я ю щ а г о с я не спеціальні.шъ, а обще-лптературнымъ и притомъ ио 10 пИИІоАЬ иллюстрированнымъ журналомъ, прпііимаютъ участіе уважаемые литераторы, профессора, популяриваторы п беллетристы. Счптаеыъ нужнымъ упомянуть, что профессора Парижской Р у с с к о й Высшей Ш к о л ы Обществ. наукъ принимаютъ в ъ будетъ выходить около 5 час. дня по слѣдующей программѣ: 1) распоряженія и дѣйствія Правптельства, 2) статьи до вопросамъ внутреннеіі и заграничной жпзни, 3) обзоръ заграничной и русской печати, 4) политическая и общественная хроника, 5) корреспонденціи, 6) телеграммы собственныхъ корреспондентовъ п телеграфныхъ агентствъ, 7) фѳдьетонъ литературный, научный и на злобу дня, 8) торгово-промышленныіі отдѣлъ, 9) музыка, театръ и искусства, 10) библіографія, 11) судебвая хроника, 12) спортъ и игры, 13) слравочный отдѣлъ, 14) письма въ редакцію^ 15) почтовый ящикъ, 16) емѣсь, 17) моды, 18) иллюстраціи н каррикатуры и 19) объявленія. ПОДПИСНАЯ Ц Ѣ Н А НА ГАЗЕТУ: для городск. подписчиковъ: ва годъ 4 р., на 11 м.—3 р. 75 к., на 10 м.—3 р. 50 к., на 9 м.—3 р. 25 к., на 8 м.— 3 р., на 7 м.—2 р. 70 к., на 6 м.— 2 р. 40 к., на 5 м.—2 р., на 4 м.—1 р. 75 к., на 3 м.—1 р. 40 к., на 2 м.—1 р., на 1 м.—50 к». Для иногород. подписчиковъ: на годъ 5 р., на 11 м.—4 р. 70 к., 10 м.—4 р. 35 к., на 9 м.—4 р.. ; на 8 м.—3 р. 70 к., на 7 м.—3 р. 35 к., на 6 м . - З р., на 5 м,—2 р. 50 к., на 4 м.—2 р. 30 на 3 м.—1 р. 70 к., на 2 м.—1 р. 20 к., на 1 м.—60 к. За границу: на годъ—8 р., 6 м.—4 р., •

к., \

3 м.—2 р. 50 к.,

1 м.—1 р. Подписываться можно на всѣ срокн, но нѳ иначѳ, какъ съ 1 числа:

каждаго мѣсяца и нѳ далѣѳ, какъ до конца года. Разсрочка для городскихъ и иногороднихъ подписчиковъ допускаѳтся на сіѣдующихъ условіяхъ: для городскихъ—при подпискѣ 1 р., къ 1 марта 1 р., къ 1 мая 1 р., къ 1 Іюля 1 р.; для иногороднихъ—при подпискѣ 2 р., а затѣмъ, къ 1 марта 1 р., къ 1 мая 1 р., къ 1 іюля 1 р.

Ивдатѳль Г. Ю. ЗацвилиховскіЙ.

Рѳдакторъ Н. Г. ІУІолоствйвъ.

9

Открыта подпиека на новый ЕЖЕМ-ВСЯЧНЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫИ и ПОЛИТИЧЕСКІЙ ЖУРНАЛЪ,

органъ серіозныхъ исканій истины, не пренебрегающій и добрымъ русскимъ юморомъ, когда онъ у мѣста. „ЛЪТОПИСЕЦЪ" сторонникъ идей гуманизма и свободы; онъ вѣритъ въ возможность широкаго синтеза вѣры и знанія мистическихъ упованій сердца и пытливыхъ исканій вѣчно сомнѣвающагося разума. Публицисіу въ равной мѣрѣ близки и понятны: итрезвый реализмъ жизни, ипоэзія мечты; ему одинаково невозможно было бы: и отказаться отъ золотыхъ сновъ, которыми во всѣ времена убаюкивало, угѣшало себя изстрадавшееся человѣчество, и закрыіь глаза на неумолимую силу вещей, на желѣзную логику исторіи... Въ частности, русская исторія, созданная неисчислимыми жертвами поколѣній, властно требующая еще и еще жертвъ—для „ЛЪТОПИСЦА" не пустой звукъ. Мы ясно отдаемъ себѣ оічетъ, что право принадлежать такому государству, какъ Россія, не можетъ доставаіься даромъ. Да, нужны жерівы, да, исіорія и еще поіребуеіъ оіъ насъ и подвиговъ терпѣнія, и подвиговъ любви, но наряду съ эіимъ „ЛЪТОПИССЦЪ" горячо вѣритъ, что въ поступательномъ движеніи исторіи балансъ добра и зла склоняется все-таки въ пользу перваго, и что живая сила христіанства должна неминуемо привести къ гармоническому примиренію суровыхъ требованій государсівенности съ закономѣрной обезпеченностью личности въ свободѣ быта и труда. „Л-ЬТОПИСЕЦЪ" стоигь на твердой почвѣ жнвого и непосредственнаго чувсіва родины, съ ея неисчислимыми рессурсами духовнаго и нравсівеннаго порядка, съ ея вполнѣ уже опредѣлившимися задатками и возможностями великаго, свѣтлаго будущаго. Но чѣмъ сильнѣе въ немъ это здоровое чувсіво народности, тѣмъ сознательнѣе способенъ онъ оцѣнить и съ благодарнымъ чувствомъ преклониіься передъ великими заслугами болѣе нашего потрудившихся на благо человѣчества исіорическихъ кулыуръ. „ЛЪТОПИСЕЦЪ" призванъ служить главнымъ образомъ выраженію мысли и настроенія Гатчинскаго Отшельника, Вл, Заточникова, Рцы (псевдонимы издателя), но онъ далекъ отъ самомнѣнія и узкаго субъекіивизма. Высоко цѣня

свободу изслѣдованія, уважая всякое искреннее убѣжденіе, „ЛѢТОПИСЕЦЪ"' былъ бы радъ поддерживать постоянный живой обмѣнъ мнѣній съ своими читателями. Въ спорахъ, говорятъ, брыжжетъ исіина. Мы вѣримъ также, что постиженіе истины оікрывается соборному единомыслію совѣсіей и душъ. Такъ или иначе—идеалъ нашъ, думается, ясенъ: мы жаждемъ гармоніи правды, какъ величайшей н можетъ быть особливо для насъ, русскихъ, безконечно дорогой красоіы. Разрѣшенная программа изданія: I) Неизданные сочиненія издателя по всѣмъ текущимъ вопросамъ литературы и жизни, въ видѣ руководящихъ стаіей, замѣіокъ, дневниковъ, оікрыіыхъ писемъ, фельеіоновъ, дорожныхъ очерковъ, научныхъ обозрѣній, хроники сезона, критики и библіографіи, беллетристики во всѣхъ возможныхъ родахъ, сценическихъ діалоговъ, равно какъ шутокъ, пародій, и пр. 2 ) Бывшія уже въ печаіи, но разбросанныя по разнымъ изданіямъ сіатьи и замѣіки издаіеля. 3 ) Изъ переписки издателя: его письма и письма къ нему разныхъ лицъ. 4 ) Обзоръ печати отечественной и заграничной съ комментаріемъ и полемическими замѣтками издателя. 5) Новизна забыіаго. Литературныя раскопки, могущія содѣйствовать освѣщенію текущаго. Архивные матеріалы издателя. 6) Фотографическіе опыіы издаіеля. Тексіъ и иллюстраціи. 7) Копилка опыіа и наблюденій. Поиски и догадки въ обласіи недостаточно разъясненныхъ явленій природы, трудныхъ проблемъ исторіи, спорныхъ вопросовъ литературы или эстетики. Обмѣнъ мнѣній за и противъ. Темы и задачи въ области изобрѣтеній и полезныхъ примѣненій къ обиходу домашней жизни. Общедоступная рецепіура. Справки и указанія. Вопросы и отвѣты. 8 ) Статьи другихъ авторовъ по всѣмъ отдѣламъ программы, оригинальныя и переводныя. 9 ) Сіи.хи исключиіельно юмористичесніе. 10) Смѣсь. Мелочи. Анекдоты. Юмористика во всѣхъ видахъ. 11) Фотографическіе снимки. Поріреіы. Репродукціи съ каріинъ старинныхъ мастеровъ. Иллюстрированная хроника событій. Каррикаіуры. Черіежи. Планы. 12) Справочный оітдѣлъ. Книжный рынокъ у насъ и заграницей, Объявленія. Срокъ выхода въ свѣтъ ежемѣсячный.

Оервая (авварьекая) квіжка вечатаѳтея в выйдетъ въ декабрі

ПОДПИСНАЯ ПІНА: ^ -'"оГи^с^Г^^^^^^^^^^^ '

2 руб. 80

нягпп-кчя лвѣняля іть книжекъ ІѴ

Подпйска приыимается въ конторѣ Метцль, Морская, 1 1 — 6 и во всѣхъ извѣстныхъ книжныхъ магазинахъ. Иногородніе благоволятъ обращаться ИСЕЛЮЧИТЕЛЬНО въ редакцію журнала: Гатчина, С.-Петерб. губ., Люцевская, 6 7 . З Р в д а к т о р ъ - и з д а т е л ь уів.

р.

романовъ

„РОДНИКЪ" художественныя нрестьянскія щ і ш Моеква, Столешниковъ пер., уголъ Петровки, д. Грачевой. «РОДНИКЪ» ііредставляеп. собою результатъ взаимодѣйствія стараній и усилій разныхъ лицъ задавшнхся изученіемъ Русскаго народнаго искусства съ цѣлыо развитія въ средѣ сельскаго нассленія, і;а основаніи старинныхъ народпыхъ рисупковъ, ііроіі;шодства художественныхъ ііздѣлій п сбыта ихъ потрсбителямъ, помимо і і с я к и х ъ посродніікова, и коммиссіонеровъ. «РОДНИКЪ» отніодь не чуждается суш,ествуюш;нхъ уже подобнаго же рода учрсжденііі, какъ общественныхъ и земскихъ, такъ и частныхъ, іі готовъ идти съ ними рука объ руку; по, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ дѣйствуетъ на самостоятельной почвѣ и имѣеть возможность собственныміі сіілами и средстваміі разв ивать въ крестьянскоіі средѣ нроіізводство самыхъ разнообразныхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ оригпнальныхъ предметовъ, созданныхъ на почвѣ народнаго нскусства и пріімѣняя къ ихъ изготовленію выработанныя въ крестьянской ясе средѣ пріемы и ііривычки. Краеугольнымъ камнсм'і. въ дѣлѣ выработкіі образцовъ такихъ крестьянскихъ. издѣлііі является основанная княгинею М. К. Тенишевоіо Талашкинская сельско-хозяйственная школа, состоящая въ іімѣніи того жс названія, Смоленскоіі губ. н уѣзда; пріі этой школѣ устроенъ отдѣлъ художественнопромышленный, н мальчикн обучаются столярному дѣлу, рѣзьбѣ и живописи по дереву, гончарному п керамнческому искусствамъ и т. п., а дѣвочки — разнымъ рукодѣліямъ, исполняемымъ по совершенно орпгинальнымъ рисункамъ. При пмѣніи имѣется своіі музей, состоящій въ завѣдываніи И. Ф. Ворщевскаго, наполненныіі весьма цѣннымн и рѣдкими предметами Древне-Русскаго пскусства, по всѣмъ его отрасляыъ. Художественный же отдѣлъ постоянно обогащается работамп состоящаго при неыъ художника С. В. Малютина, по рисункамъ котораго учениками и изготовляется большинство нздѣлій. Нынѣ образцовъ и моделеіі набралось уже достаточное количество и пришлось прпступить къ правильноіі организаціи и постановкѣ дѣла для производства и сбыта крестьянскихъ издѣлііі на условіяхъ, наиболѣе выгодныхъ, какъ для самихъ крестьянъ, такъ и для потребителѳіі. От-ь болѣе или менѣе удачнаго выполнѳнія ѳтихъ условііі стоитъ въ зависимости весь уснѣхъ «РОДНИКА». На складѣ, въ магазинѣ «РОДНИКЪ» въ Москвѣ, па углу Петровки и Столешникова пер., къ д. Грачевой, постоянно нмѣется большоіі п разнообразныіі выборъ пздѣлііі по всевозможнымъ отрасляиъ кустарнаго производства и работъ ученнковъ Талашкинскоіі сельско-хозяйственноіі школы. Въ числѣ дерѳвянныхъ, украшенныхъ рѣзьбою и живописыо издѣлііі, имѣются разные предметы іізъ домашней обстановки и мебели: Берестяные бураки, корзинки, рамки, игрушки, балалайки, смоленскія дудки, свирѣли, сани, дуги и т. п. Изъ предметовъ рукодѣлія имѣются исполненныя, по возстановленнымъ со старины ріісункамъ, кружевныя издѣлія, какъ-то: Воротники, отдѣлки для платьевъ, оплеты для скатертей и дорожекъ, кружева аршинныя, и т. п. Затѣмъ, кромѣ вышивокъ разныхъ губернііі, слѣдуетъ отмѣтпть «Полтавскія мерѳжки и вышивки» отличающіяся совершенно своеобразныміі рпсунками и псполняемыя тремя разліічныміі способами мережкоіі, заннзываніемъ и вырѣзываніемъ, или, говоря пначе,—строчкоіі по выдергаиному ііолотну въ одномъ направленіи, гладыо по счету нитокъ (а не по нарисованному узору) и строчкой съ вырѣзомъ. Изъ рукодѣлііі по строчкѣ и вышиванію цвѣтною бумагою и шелкомъ имѣются: Скатерти, дорожки, салфетки, подушки, дѣтскіе и дамскіе передники, блузки и т. п. Кромѣ того, имѣются настоящіе старинные головныѳ уборы и украшенія.

ОпшрЬіта посіппска на 1904 годЪ (6-п годЪ ііз^анія) иа художественнЬій иллюстрированнЬій журналЪ

гіірЪ пскусавл Журналъ будетъ выходить въ 1904 году 12 разъ въ годъ по прежней программѣ.

ПОДПИСНЛЯ

И,ѢНА: На

Съ доставкой въ С.-Петербургѣ „ пересылкой иногороднимъ „

за границу

годъ.

На

полгода.

10 руб.

5 руб.

12

„

6

„

14

„

7

„

ДОПУСКАЕТСЯ РАЗСРОЧКА. Первый взносъ при подпискѣ 3 руб. Затѣмъ вносится по 1 руб. ежемѣсячно. Главная контора журнала находится прн книжномъ

магазинѣ Товарищѳства М. 0 . Вольфъ

(С.-Петербургъ, Гостипный Дворъ, № 18. Москва, Кузнецкій Мостъ, № 12). Подписной годъ начинается съ 1 января.

Иллюстрированные выпусни журнала въ розничную продажу не поступаютъ. Отдѣльные номера ХРОНИКИ продаются по 15 коп. Издате.іь С. П- Д Я Г И Л Е В Ъ .

Редакторы: С. ГІ. Д Я Г И Л Е В Ъ . Апеквандръ Н- БЕНУД-

Довв.

цеп8.

Спб. 23 декабря 1903 г

Т-во Р. Голике и А. Вильборгъ.

р . 8 4