том 25. # 2 (104) 2015 Логос

Citation preview

Том 25 #2 (104) 2015  Издательство Института Гайдара Москва

LOGOS. Volume 25, # 2 (104) 2015 Philosophical and Literary Journal

P U B L I S H E D S I N C E 1991, F R E Q U E N C Y—S I X I S S U E S P E R Y E AR E STA B L I S H E R—GA I DAR I N ST I T U T E F O R EC O N O M I C P O L I C Y

E D I TO R-I N-C H I E F Valery Anashvili E D I TO R S: Michail Maiatsky (Digital Humanities) и Igor Chubarov (Medientheorie) E D I TO RI AL B OAR D: Alexander Bikbov, Vyacheslav Danilov, Dmitriy Kralechkin, Vitaly Kurennoy (science editor), Inna Kushnaryova, Michail Maiatsky, Yakov Okhonko (executive secretary), Alexander Pavlov, Artem Smirnov, Rouslan Khestanov, Igor Chubarov E D I TO RI AL C O U N C I L: Petar Bojanić (Belgrade), Georgi Derluguian (New York, Abu-Dhabi), Boris Groys (New York), Gasan Guseynov (Basel), Klaus Held (Wuppertal), Leonid Ionin (Moscow), Boris Kapustin (New Haven), Vladimir Mau (Council Chair, Moscow), Christian Möckel (Berlin), Victor Molchanov (Moscow), Frithjof Rodi (Bochum), Blair Ruble (Washington), Sergey Sinelnikov-Murylev (Moscow), Maxim Viktorov (Moscow), Mikhail Yampolsky (New York), Slavoj Žižek (Lublyana), Sergey Zuev (Moscow) Executive editor Elena Popova Design and layout Sergey Zinoviev Cover and artwork Vlad Yurashko Editor Artem Morozov Proofreader Lyubov Agadulina Project manager Kirill Martynov Website editor Egor Sokolov English language editor Olga Zeveleva E-mail: [email protected] Website: http://www.logosjournal.ru Facebook: https://www.facebook.com/logosjournal Twitter: https://twitter.com/logos_journal Certificate of registration П И № Ф С77–46739 of 23.09.2011 Subscription number in the unified catalogue “Pressa Rossii” — 4 4 7 6 1 I S S N 0869-5377 All published materials passed review and expert selection procedure

© Gaidar Institute Press, 2015 http://www.iep.ru/

Print run 500 copies

ЛОГОС.

Том 25, # 2 (104) 2015

Философско-литературный журнал И ЗД АЕ ТС Я С 1991 ГОД А, В Ы Х ОДИ Т 6 РА З В ГОД

У Ч Р Е ДИ Т Е Л Ь  — Ф О НД «И Н С ТИ ТУ Т Э КО Н О М И Ч Е С КО Й П ОЛ И ТИ К И И М. Е. Т. ГАЙД АРА»

ГЛАВ Н Ы Й Р Е Д АК ТО Р Валерий Анашвили Р Е Д АК ТО Р Ы-С О С ТАВ И Т Е Л И Н О М Е РА: Михаил Маяцкий (Digital Humanities), Игорь Чубаров (Medientheorie) Р Е Д АК Ц И О Н НА Я КОЛЛ Е ГИ Я: Александр Бикбов, Вячеслав Данилов, Дмитрий Кралечкин, Виталий Куренной (научный редактор), Инна Кушнарева, Михаил Маяцкий, Яков Охонько (ответственный ­секретарь), Александр Павлов, Артем Смирнов, Руслан ­Хестанов, Игорь Чубаров Р Е Д АК Ц И О Н Н Ы Й С О В Е Т: Петар Боянич (Белград), Максим Викторов (Москва), Борис Гройс (Нью-Йорк), Гасан Гусейнов (Базель), Георгий Дерлугьян (Нью-Йорк, Абу-Даби), Славой Жижек (Любляна), Сергей Зуев (Москва), Леонид Ионин (Москва), Борис Капустин (Нью-Хейвен), Владимир Мау (председатель совета, Москва), Кристиан Меккель (Берлин), Виктор Молчанов (Москва), Фритьоф Роди (Бохум), Блэр Рубл (Вашингтон), Сергей Синельников‑Мурылев (Москва), Клаус Хельд (Вупперталь), Михаил Ямпольский (Нью-Йорк) Выпускающий ред актор Елена Попова Дизайн и верстка Сергей Зиновьев Художник Влад Юрашко Ред актор Артем Морозов Корректор Любовь Агадулина Руковод итель проектов Кирилл Мартынов Ред актор сайта Егор Соколов Ред актор английских текстов Ольга Зевелева E-mail редакции: logosjournal@gmx. com Сайт: http: // www.logosjournal.ru Facebook: https://www.facebook.com/logosjournal Twitter: https://twitter.com/logos_journal Свидетельство о регистрации П И № Ф С77–46739 от 23.09.2011 Подписной индекс в Объединенном каталоге «Пресса России» — 4 4 7 6 1 I S S N 0869-5377 Публикуемые материалы прошли процедуру рецензирования и экспертного отбора

© Издательство Института Гайдара, 2015 http://www.iep.ru/

Отпечатано в филиале «Чеховский печатный двор» ОАО «Первая образцовая типография». 142300, Московская обл., г. Чехов, ул. Полиграфистов, 1. Тираж 500 экз.

Contents

1 Kirill Martynov. Era of Writers: Text and Writing in New Media

DIGITAL HUMANITIES 12 God Loves Digits 14 A Conversation with Igor Pilshchikov. Digital Humanities: Is This Something New, Or Have We Been Doing It All Along? 37 Susan Hockey. The History of Humanities Computing 66 Lev Manovich. Media Visualization: Visual Techniques for Exploring Large Media Collections

MEDIENTHEORIE 92 Media, Media Science and Media Philosophy 106 Max Bense. Spiritual Man and Technology 122 Igor Chubarov. Machine Anthropology: a Belated Manifesto 142 Hans Magnus Enzensberger. Building Blocks for a Theory of the Media 162 Norbert Bolz. Your Inside Is Out, Your Outside Is In: a Mythic World of Electronic Media 173 Friedrich Kittler. Media of Philosophy / Philosophy of Media 189 Lev Manovich. How to Follow Software Users

INTELLECTUAL BIOGRAPHIES 219 A Conversation with Renata Salecl. The Future Isn’t Too Rosy

CRITICS 224 Alexey Appolonov. Heidegger’s Unexpected Journey in Russia 232 Artem Rondarev. Dissolving in Everyday Life 237 Vyacheslav Danilov. Out of Frame 243 Tamara Kusimova. Inventing the Body: Between Sensuality and Pathology 249 Andrey Lazarev. Yesterday’s Lessons

iv

LO G O S . V O LU M E 2 5 , # 2 [ 1 0 4 ] 2 0 1 5

Содержание

1 Кирилл Мартынов. Век писателей: текст и письмо в новых медиа

DIGITAL HUMANITIES 12 От редакции. Бог цифру любит 14 Беседа с Игорем Пильщиковым. Digital Humanities — это что-то новое или мы уже давно этим занимаемся? 37 Сьюзан Хоки. История гуманитарного компьютинга 66 Лев Манович. Визуализация медиа: техники изучения больших медиаколлекций

MEDIENTHEORIE 92 От редакции. Медиа, медианаука и философия медиа 106 Макс Бензе. Духовный человек и техника 122 Игорь Чубаров. Машинная антропология. Запоздалый манифест 142 Ханс Магнус Энценсбергер. Строительный материал для теории медиа 162 Норберт Больц. Ваше внутреннее вовне и ваше внешнее внутри: мифический мир электронных медиа 173 Фридрих Киттлер. Медиа философии / философия медиа 189 Лев Манович. Как следовать за пользователями программ?

И Н Т Е Л Л Е К Т У А Л Ь Н Ы Е Б И О Г РА Ф И И 219 Беседа с Ренатой Салецл. «Будущее не слишком радужно»

КРИТИКА 224 Алексей Апполонов. Неожиданные приключения Хайдеггера в России (Александр Дугин. Мартин Хайдеггер…) 232 Артем Рондарев. Растворение в повседневности (Франко Моретти. Буржуа) 237 Вячеслав Данилов. Out of Frame (Harvey Molotch. Against Security) 243 Тамара Кусимова. Изобретение тела: между чувственностью и патологией (История тела. Т. 2.) 249 Андрей Лазарев. Вчерашние уроки (Jared Diamond. The World Until Yesterday)

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015  v

Объединенный каталог «Пресса России»

Подписной индекс

4 476 1 В отделениях связи «Почта России»

Век писателей: текст и письмо в новых медиа Кирилл Мартынов Кандидат философских наук, доцент школы философии факультета гуманитарных наук Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Адрес: 105066, Москва, ул. Старая ­Басманная, 21/4. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: письмо; новые медиа; Маршалл Маклюэн; книгопечатание; Иоганн Гутенберг; автор; текст.

0000528979000000143924000 4000011680028000019640001 3500007300153800007500824 1480009008257920006007519 8534000046950162000062159 9782100008659185100002372 2020070000976580010000168 6400786000060800711000089 9002636400008008296900009 0032214140000008326930000 6883652442142647568499418 4333596988866465345747197 1096009912428282082921534 4648941759525471262022071 3952273054299605653296027 3291987491294455678695368 5184136802975891933203513 9058443883061335679799431 9461367884079224841415304 1164891593883887931814732 1813558669494772119325368 8945629527446071214642623 5959388780685396452171726 0531906184882709744128817 9614261512796187047534547 0320680769372341732265313 6215872551172683854374584 2645840776709164616209889 2369911885911949897093920 9934164721821464242591813

XX век постоянно думал о будущем. Поэты, политики и ученые без устали обсуждали образы нового мира. Большинство из этих прогнозов, как нам известно сегодня, не сбылись. После окончания холодной войны человечество в целом перестало интересоваться покорением космоса. У нас все еще нет лекарства от насморка и, что самое обидное, летающих автомобилей. С другой стороны, человечество создало интернет и невероятно мощные мобильные вычислительные системы. Сценарий будущего, воплощенный сегодня в жизнь, тоже не предсказал почти никто. В середине прошлого столетия, судя по текстам Хайнлайна или Брэдбери, люди думали, что в полет на космичеК ирилл М а рт ы нов  1

В статье рассматриваются вопросы, связанные с практиками письма в новых медиа. Утверждается, что текстовая культура вопреки предсказаниям теоретиков XX века не только не умирает, но и, напротив, переживает новый расцвет, связанный с переходом от потребления контента по модели массмедиа к практикам письма в интернете. Век писателей — это десятилетие цифровых социальных сетей, в ходе которых человечество писало много больше, чем в любую из предыдущих эпох. Письмо перестало быть уделом узких групп профессионалов и превратилось в обычный бытовой навык для всех социальных групп, причем в авангарде новой культуры письма идут подростки. Школьное образование до сих пор не смогло уловить эту тенденцию, и официальная культура никак не связывает тек-

стовые сообщения, которые пишут подростки, с большой литературной традицией как предметом педагогики. В целом консервативный фон культуры предполагает, что писателем может выступать лишь фигура, издающаяся в централизованной профессиональной печати, хотя фактическая фигура писателя сегодня представляет собой просто пользователя сети. Смысл понятия «графоман» полностью утерян. При этом письмо в новых медиа является не столько инновацией, сколько преодолением наследия эпохи массмедиа и возвращением к модели циркуляции текстов, известной до изобретения книгопечатания. Центральный тезис статьи состоит в том, что текст остается ключевым форматом медиа будущего: он пригоден для быстрой коммуникации и анонимных сообщений. Автор не умер, он переехал на Facebook.

ском корабле к другим звездным системам мы возьмем с собой бумажные книги и пластинки. Компьютеры же останутся дорогими и сложными устройствами, владеть которыми будут государства, а обслуживать — лишь профессионалы. Можно спорить о том, что считать более «футуристичным»: несостоявшуюся прогулку по Марсу или айфон со всеми знаниями человечества в кармане подростка. Ясно только, что, согласно любимой цитате великого Джорджа Карлина, будущее уже не то, что прежде1. Одним из пророков XX века был Маршалл Маклюэн. В 1960‑е он сделал несколько важных предсказаний относительно природы и динамики медиа. Его работы до сих пор являются обязательным чтением для всех, кто изучает медиатеорию (а среди современных студентов таких много — это могут быть и журналисты, и экономисты, и будущие IT -специалисты). Более того, некоторые его мысли стали сегодня общим местом, признаком стандартного здравого смысла. Можно не читать Маклюэна, но быть его единомышленником. В первую очередь это касается его оценок будущего письменности и чтения. Маклю

2

1. См.: Карлин Дж. Будущее уже не то, что прежде. М.: Альпина нонфикшн, 2015. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

эн считал, что вторая половина XX века стала концом эпохи Гутенберга с ее поклонением печатному тексту. На смену тексту идут, по его мысли, аудиовизуальные комплексы: звукозапись, радио, кино, телевидение. Маклюэн пропагандировал идею (и в этом был как раз подлинным новатором), согласно которой формат медиа не является нейтральным для его содержания. Те смыслы, которые доминировали в мире печатного текста, уходят на второй план в мире визуальных образов. Разного рода алармизм вокруг того, что современные подростки будто бы не умеют читать, а планета заражена клиповым мышлением и обречена на бескультурье и деградацию, связан как раз с ассимиляцией маклюэновских текстов в массовой культуре. Маклюэн умер в 1980 году, не дожив трех лет до появления протокола передачи данных TCP/IP , который по сей день остается основным технологическим стандартом интернета. Было бы любопытно посмотреть на реакцию этого культуролога, которому показали бы сначала экспоненциальный рост текстовых вебстраниц и форумов, а затем триумф социальных сетей, в первую очередь Twitter, в котором первоначально не было ничего, кроме 140 печатных знаков, то есть текста и только текста. Другие формы информации, конечно, представлены в интернете очень широко — есть социальные сети, в которых доминируют изображения и видео. Однако в силу ряда причин именно текст по-прежнему остается фундаментом наших новых медиа. Сначала это было связано с низкой скоростью работы раннего интернета. Теперь причиной становится экономичность в создании и потреблении текста. Писать его быстрее, чем снимать и редактировать видео, а читать с небольшого карманного устройства удобнее, чем смотреть ролики. Текст оказывается более универсальной формой передачи информации по сравнению со всеми известными альтернативами. И он имеет все шансы пережить эпоху Гутенберга, что, собственно, и произошло на наших глазах. Именно текст останется доминирующим медиа будущего, только текст совершенно непривычный нам, выросшим в культуре централизованной печати. В 2013 году американские подростки отправляли в среднем 2022 текстовых сообщения в месяц, то есть по 67 сообщений ежедневно2. В эту статистику включены как SMS , так и тексты в социальных сетях. Изменения в нашей медийной культуре произо

2. См. URL: http://www.experian.com/marketing-services/2013-digital-marketer-report.html? WT.srch=PR_EMS_DMReport_020813_DMReport. К ирилл М а рт ы нов  3

шли, но оказались совсем не маклюэновскими. Главная революция состоит в том, что мы теперь не только читатели, но и авторы текстов (а  также, во вторую очередь, фотографий, фильмов и подкастов). Мы не только знакомимся с публикациями авторов, но и ежедневно сами публикуем информацию. Многие из нас могли бы издавать ежегодно несколько книг с собственными комментариями, написанными в интернете (правда, вне своего контекста такие заметки, как правило полемические и эмоциональные, мало кому могут быть интересны). Тексты быстро устаревают, их объем сокращается до минимума, но они и не думают сходить со сцены. Автор не умер, он просто переехал в Facebook. Маклюэн и его последователи мыслили в рамках старой модели распространения текстов, характерной для массмедиа. Автор отдает свою рукопись издателю, и тот, если сочтет ее пригодной для печати, включает текст в систему распространения. Выстраивается цепочка профессиональных посредников, начиная от редакторов и заканчивая книгопродавцами. Читатель и автор — совершенно разные лица, поскольку большинство читателей ничего не пишут. Эта же модель была вновь воплощена в великих медиа XX века — радио и телевидении. По мысли социолога Норберта Больца, массмедиа порождают небывалое прежде социальное расслоение: несколько десятилетий назад люди поделились на тех, кого показывают в телевизоре, и тех, кто смотрит на них3. Это разделение сохраняется и сегодня, но наша нынешняя ситуация позволяет любому публиковать какой угодно контент (в первую очередь текст) в интернете, минуя всех посредников. Первые десятилетия XXI столетия стали в подлинном смысле эпохой писателей. Осознать это довольно трудно, ведь под писателями мы до сих пор понимаем фигуры, созданные книгопечатанием как медиа и индустрией, а не тех, кто фактически что-то пишет. Том Стэндидж, автор книги «Писать на стене: первые 2000 лет социальных медиа»4, предлагает в этой связи обратиться к истории. Что будет, если мы сравним нынешнюю интернет-культуру не с событиями последних столетий (эрой Гутенберга), но со всей остальной историей цивилизованного человечества? Тогда мы выясним, что письмо без редакторов было скорее правилом, чем исключением. Цивилизация — это прежде всего прямой обмен и циркуляция рукописных текстов без посредничества масс

4

3. См.: Больц Н. Азбука медиа. М.: Европа, 2011. 4. См.: Standage T. Writing on the Wall. Social Media — The First 2000 Years. N.Y.: Bloomsbury, 2013. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

медиа. В контексте римского мира это верно в отношении, например, писем Цицерона, христианство началось с посланий апостола Павла, а современный мир — с тезисов Лютера. И даже позднее, когда печатный пресс уже был изобретен, многие ключевые идеи распространялись по модели социальных сетей, а не централизованной печати. Типичный пример тут — культура памфлетов в эпоху, предшествующую Американской революции5. Во второй половине XVIII века на территории тринадцати колоний были напечатаны тысячи политических текстов, авторами которых были не профессиональные писатели, но юристы, врачи и фермеры. Некоторые из памфлетистов оказались в итоге авторами американской Конституции. Третий президент США, Томас Джефферсон, вообще считал, что полная демократия возможна в том случае, когда у каждого человека есть печатный пресс. Его мечта в определенном смысле сбылась. Правда, всех политических последствий этого события мы пока не понимаем и склонны их либо недооценивать, либо, напротив, преувеличивать. По подсчетам канадского IT -журналиста Клайва Томпсона, человечество сегодня каждый день отправляет 154 миллиарда электронных писем, пишет более 500 миллионов твитов и более 1 миллиона постов в блогах только на платформе Wordpress6. В Facebook ежедневно появляется более 16 миллиардов слов. Это касается только западных стран, а в Китае параллельно идет своя жизнь: здесь только на местном аналоге Twitter под названием Sina Weibo 100 миллионов обновлений ежедневно. Аналогичные потоки слов генерируют российские социальные сети, такие как «ВКонтакте» или «Одноклассники». Как оценить такое количество текста в привычных нам единицах классической книжной культуры? Очень грубо можно сказать, что только электронные письма и статусы в социальных сетях без учета блогов и текстовых сообщений дают нам примерно 3,6 миллиарда слов ежедневно, что эквивалентно примерно 36 миллионам томов бумажных книг. Для сравнения: фонды Российской государственной библиотеки насчитывают 18 миллионов книг. Разумеется, можно заявить, что бо`льшая часть всего этого объема информации не представляет собой никакой



5. Об этом см., напр., классическое исследование Бернарда Бейлина «Идеологические истоки Американской революции» (М.: Новое издательство, 2010). 6. См.: Clive Thompson: «A frothing Niagara of words» // National Post. 27.11.2013. URL http://news.nationalpost.com/full-comment/clive-thompson-a-frothing-niagara-of-words. К ирилл М а рт ы нов  5

ценности. Однако то же верно и в отношении текстов, прошедших через редактуру и издательства. Социальные сети в любом случае лишь один из аспектов наступающего века писателей. Есть, скажем, сверхпопулярная и малоизученная история о фанфиках — поражающем воображении массиве текстов, которые создаются пользователями интернета по мотивам произведений массовой культуры — от «Игры престолов» до «Анны Карениной». Тот же Клайв Томпсон утверждает, что 325 миллионов слов написано, например, о «Голодных играх», причем каждая история насчитывает в среднем около 14 тысяч слов. 26 тысяч полноценных повестей написано пользователями по мотивам «Звездных войн» и 1700 — по мотивам пьес Шекспира. Все это, в свою очередь, комментируется и обсуждается, как и популярные телешоу или видео на Youtube. Фанфики порождают комментарии и фанфики-ответы. Некоторые из последних получают двусмысленный статус. По сути, это самостоятельные книги, у которых могут быть сотни тысяч читателей, но которые не могут быть изданы из-за ограничений, связанных с авторскими правами на героев и сюжетные линии. Самый яркий пример — текст «Гарри Поттер и методы рационального мышления», написанный американским специалистом по искусственному интеллекту Элиезером Юдковским7. До появления интернета большинство окончивших школу не писали ради удовольствия или частного интеллектуального поиска. Авторов такого рода презрительно называли графоманами — термин, значение которого в мире Facebook вызывает множество вопросов. До некоторой степени эта проблема оставалась без внимания, ведь мир, в котором никто не пишет, было труднее себе представить именно тем, чья повседневность связана с анализом состояния общества, а работа — с письмом: ученым-социологам, философам и журналистам. Для них акт письма и процесс оттачивания идей кажутся единым целом, а такое объединение — чем-то само собой разумеющимся. Однако до середины 1990‑х годов для обычного человека это было не так. Единственным исключением были белые воротнички, работа которых в течение XX века требовала написания все большего количества отчетов. Но самовыражение через текст за пределами рабочего места было чрезвычайно редким явлением. У обычного человека просто не было шансов быть опубликованным и услышанным.

6

7. См.: Юдковский Э. Гарри Поттер и методы рационального мышления. URL: http://hpmor.ru/. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Сейчас часто ностальгируют о золотом времени, когда люди писали друг другу «настоящие», бумажные письма. Нам кажется, что раньше люди делали это регулярно и гораздо душевнее, чем сегодня. На самом деле особых причин для ностальгии нет. Даже в викторианской Англии на пике эпистолярной культуры каждый житель страны получал в лучшем случае одно письмо в две недели. И даже эту скромную цифру необходимо разбавить многочисленными формальными сообщениями вроде писем от банков «вы должны нам денег». В США количество писем резко увеличилось после 1845 года, когда услуги почты стали дешевле и доступнее, а переселенцы на Запад остро нуждались в коммуникации. Дешевое почтовое сообщение стало мощным фактором, влияющим на стремление людей к самовыражению на письме, — так же как сейчас возможность публиковаться в сети. И все же вовлечен в этот процесс был лишь узкий слой корреспондентов. По нынешним стандартам объем создаваемого людьми текста в течение XIX века был очень маленьким. В книге «Почтовый век» историк Дэвид Хенкин утверждает, что к 1860 году житель США отправлял в среднем лишь 5,15 письма в год8. Для своего времени это был пример активной переписки, тогда как сегодня мы, скорее, сочтем нормой пять писем, отправленных за день. Для Хенкина как исследователя это, среди прочего, связано с некоторым беспокойством о будущем науки, которой от нашей нынешней эпохи достанутся прямо-таки океаны текстов о повседневной жизни людей. В эпоху массмедиа школьное образование во всем мире, включая Россию, ориентировалось скорее на чтение, чем на письмо. Даже несмотря на практику составления сочинений, быть грамотным означает прочитать те или иные произведения, но не написать определенное количество текстов. Исследований, посвященных этой проблеме на русском языке, по-видимому, не существует, так что говорить вновь придется о США. Историк английского языка Дэбора Брандт, изучающая культуру письма, характерную для 1980–1990‑х годов, указывает на любопытный момент в воспитании детей9. Родители, всеми силами пытавшиеся убедить своих детей в необходимости много читать, чрезвычайно редко заботились о том, чтобы дети регулярно со



8. См.: Henkin D. M. The Postal Age: The Emergence of Modern Communications in Nineteenth-Century America. Chicago: University of Chicago Press, 2007. 9. См.: Brandt D. The Rise of Writing. Cambridge: Cambridge University Press, 2014. К ирилл М а рт ы нов  7

ставляли тексты. Это легко понять, ведь в эпоху до интернета навык письма чаще всего никак не соотносился с повседневной жизнью. Чтение, напротив, представляет собой ежедневный навык, который критически важен для осмысления мира. Кроме того, за чтением великих литературных произведений признается моральное значение. Мы все привыкли считать, что, читая, люди становятся лучше. Интернет положил конец асимметрии чтения и письма. Сегодня мы живем в цивилизации, которая пишет для удовольствия. Частично расцвет этой культуры отразился на рабочих местах. Вечно переполненные почтовые ящики современных менеджеров тому свидетельством. Но мы также пишем о вещах, которые нам просто нравятся: о наших увлечениях, о друзьях, искусстве, новостях, спорте и последнем эпизоде любимого сериала. Чтение и письмо теперь тесно связаны друг с другом. Люди читают для того, чтобы создавать новые тексты. Мы научились читать с позиции писателя, и мы пишем, обращаясь к другим пишущим людям. Возможно, ярче всего это можно наблюдать в том самом еще малоизученном мире фанфиков, где понятия писателя и аудитории практически совпадают. Тот факт, что чтение меняет наш способ мышления, общеизвестен. Оно не только развивает воображение, но и помогает прояснить наши собственные идеи и образы, сравнивая их с прочитанным. Что в этом смысле дает нам письмо? В первую очередь оно делает нашу культуру более демократичной и «горизонтальной». В частности, микроблогинг привел к появлению огромного числа новых публичных авторов, сделав краткость высказывания преимуществом и необходимым условием. Позволив людям писать лишь 140 знаков за один раз, Twitter снял с нас проклятие «чистого листа». Любой может придумать как минимум один твит. Facebook спровоцировал поток текстов, предоставив людям возможность обращаться к аудитории своих знакомых. Текстовые сообщения предложили более удобную модель общения по сравнению с голосовыми звонками (не говоря о дешевизне): они создают асинхронные паузы для того, чтобы собраться с мыслями или дождаться возможности поговорить по телефону вдали от ушей и глаз начальства. Стэнфордский профессор Андреа Лунсфорд в своей книге «Повседневный писатель» анализирует практики письма, характерные для различных социальных групп в современных США 10. Если вы переживаете из-за того, что современная мо 10. См.: Lunsford A. S. The Everyday Writer. Boston: Bedford/St.Martin’s, 2007. 8

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лодежь не умеет писать, ее работа может вас несколько успокоить. В частности, Лунсфорд изучала, как часто американские студенты-первокурсники делали орфографические ошибки в сочинениях за последние 100 лет. Она обнаружила, что это количество остается стабильным. Более того, современные сочинения примерно в шесть раз длиннее и имеют более сложную структуру. Авторы студенческих сочинений первых десятилетий XX века часто писали эссе по заранее заготовленным темам вроде описания «весенних цветов» (российский аналог — «Грачи прилетели»). Начиная с 1980‑х годов студенты все чаще обращаются к личным историям. Их современные ровесники, по данным Лунсфорд, стремятся к тому, чтобы представить некоторый аргумент и свидетельства, которые могли бы его подтвердить, то есть выполняют более сложную задачу. Что касается сокращений, характерных для интернет-сленга, вроде LOL , то их следов в студенческих эссе почти нет. Другие исследования подтверждают слова Лунсфорд11. Анализ 1,5 миллиона слов подростков из сервисов обмена текстовыми сообщениями показал, что только 3% из них являются сленговыми сокращениями. Многих раздражает письменный английский, который используют подростки, но в действительности все не так уж страшно: например, u вместо you используется американскими тинейджерами лишь в 8,6% случаев. Кроме того, есть исследования, которые показывают, что подростки, которые пишут много текстовых сообщений, в целом несколько лучше знают грамматику. Похоже, самое страшное, чем грозит нам развитие культуры текстовых сообщений, — это усиление уже существовавшей тенденции к тому, чтобы делать официальные тексты, такие как вступительное сочинение на экзамене или годовой отчет фирмы, менее формальными. Лунсфорд считает, что мы переживаем революцию в области грамотности, небывалую со времен Античности. Устное знание в эпоху древних греков формулировалось лицом к лицу, в дебатах с другими людьми. Нынешняя культура онлайн-письма напоминает смешение этой устной традиции с моделью Гутенберга. Мы можем более точно формулировать наши мысли на письме, но это происходит в контексте, близком к разговору лицом к лицу, в диалоге. Аудитория реагирует на наши слова немедленно, как только появляется очередной пост, — она со 11. См.: Tagliamonte S. A., Denis D. Linguistic Ruin? LOL! Instant Messaging and Teen Language // American Speech. 2008. Vol. 83. № 1. P. 3–34. К ирилл М а рт ы нов  9

глашается, спорит, впадает в истерику или угрожает. Возможно, главное наблюдение здесь может состоять в том, что новая культура публичного мышления динамична, ориентирована на процесс и не сводится к набору медийных «атомов» — книг, телепередач или заголовков, как это было прежде. Газета публикует статью, ваш френд ссылается на нее в Facebook, а знакомый блогер отвечает критическим постом. Все это интересно, но реальная дискуссия часто разворачивается в комментариях к материалам: автор и читатели меняются местами. Еще один момент связан с тем, что текст, кажется, остается последним пристанищем мечты об анонимности в интернете. Если вы пишите, пользуясь всеми возможными предосторожностями вроде сети Tor, сервисов VPN (Virtual Private Network) и системы шифрования PGP (Pretty Good Privacy), вычислить вас очень трудно и дорого. Видео, аудио или даже изображение, выложенное в сеть, скажет о вас намного больше, особенно если за дело возьмутся специалисты. Впрочем, речь совершенно не обязательно должна идти о слежке со стороны государственных органов. Адепты цензуры по всему миру связывают свои надежды с различными формами самоограничения, накладываемыми на пользователей сети по социальным, партийным и корпоративным мотивам. Вы не можете себе позволить слишком многого в своих аккаунтах в социальных сетях, поскольку об этом станет известно как вашим нынешним, так и будущим работодателям, политическим союзникам и сексуальным партнерам. На этом феномене уже пытаются сделать деньги социальные сети нового типа, которые продают своим пользователям анонимность высказывания. В 2014 году, например, взошла (и быстро закатилась) звезда социальной сети Secret, построенной именно на этом принципе. Тенденция очевидна: анонимность в интернете становится товаром, и именно текст будет той упаковкой, в которой он будет продаваться. Интернет мог бы существовать без видео, без звуков и даже без изображений. До сих пор мы видим сеть именно такой, если пользуемся дорогим и нестабильным соединением где-нибудь вдалеке от цивилизации. Но попробуйте открыть страницу, отфильтровав на ней все символы и буквы, и вы увидите, что без текста мы слепы. Текст действительно освободился от оков Гутенберга, он сжат до минимума, однако в ближайшие десятилетия люди продолжат, как никогда прежде, много читать и писать. И это очень хорошая новость для нас, людей книги.

10

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Era of Writers: Text and Writing in New Media Kirill Martynov. PhD in Philosophy, Associate Professor at the School of Philosophy of the Faculty of Humanities of the National Research University—Higher School of Economics. Address: 21/4 Staraya Basmannaya str., 105066 Moscow, Russia. E-mail: [email protected].

all social classes, and teenager stand as the vanguard of the new culture of writing. School education has still not caught up with this trend, and official culture has failed to link texts teenagers produce with the great literary tradition in pedagogic efforts. In general, a conservative cultural atmosphere creates a situation where that the writer may only be the perKeywords: writing, new media, Marshall son who has published in the centralized McLuhan, printing press, Johannes professional press, although the real figGutenberg, author, text. ure of the writer today is simply a social This paper discusses issues related to network user. The meaning of “graphothe practice of writing in new media. maniac” has gotten completely lost. WritDespite predictions made by 20th cening in new media is not so much an tury thinkers, text culture is not dying. innovation as it is the overcoming of a Rather, it is experiencing a renaissance legacy from an era of mass media, and associated with the transition from cona return to the text circulation model tent consumption in mass media to the known before the invention of printing. practice of writing on the Internet. The The central thesis of this article is that age of writers is a decade of digital social the text remains a key aspect of the networks, during which mankind has pro- future of media as suitable for fast comduced much more writing than in any of munication and anonymous messages. the previous eras. Writing is no longer the The author is not dead—the author has skill of a small group of professionals. It moved to Facebook. has become a regular everyday skill for References Bailyn B. Ideologicheskie istoki Amerikanskoi revoliutsii [The Ideological Origins of the American Revolution], Moscow, Novoe izdatel’stvo, 2010. Bolz N. Azbuka media [Das der Medien], Moscow, Europe, 2011. Brandt D. The Rise of Writing, Cambridge, Cambridge University Press, 2014. Carlin G. Budushchee uzhe ne to, chto prezhde [The Future Isn’t What It Used to Be], Moscow, Al’pina non-fikshn, 2015. Clive Thompson: “A frothing Niagara of words”. National Post, November 27, 2013. Available at: http://news. nationalpost.com/full-comment/clivethompson-a-frothing-niagara-of-words.

Henkin D. M. The Postal Age: The Emergence of Modern Communications in Nineteenth-Century America, Chicago, University of Chicago Press, 2007. Lunsford A. S. The Everyday Writer, Boston, Bedford/St.Martin’s, 2007. Standage T. Writing on the Wall. Social Media — The First 2000 Years, New York, Bloomsbury, 2013. Tagliamonte S. A., Denis D. Lingvistic Ruin?! Instant Messaging and Teen Language. American Speech, 2008, vol. 83, no. 1, pp. 3–34. Yudkowsky E. Garri Potter i metody ratsional’nogo myshleniia [Harry Potter and the Methods of Rationality]. Available at: http://hpmor.ru/.

К ирилл М а рт ы нов  1 1

Бог цифру любит От редакции

813558И0ТОГДА0БОГ0В0СВОЕЙ 745БЕЗГРАНИЧНОЙ0БЛАГОДАТИ 2ПОДВЕЛ0ЧЕЛОВЕКА0К0ИЗОБРЕТЕНИЮ0МАГНИТОФОННОЙ0ЛЕНТЫ. 0542996056053296027947721 7806853964853РОБЕРТО0БУЗА 6883652442142647568499418 4333596988866465345747197 1096009912428282082921534 4648941759525471262022071 3952273054299605653296027 3291987491294455678695368 5184136802975891933203513 9058443883061335679799431 9461367884079224841415304 1164891593883887931814732 1813558669494772119325368 8945629527446071214642623 5959388780685396452171726 0531906184882709744128817 9614261512796187047534547 0320680769372341732265313 6215872551172683854374584 2645840776709164616209889 2369911885911949897093920 9934164721821464242591813 0688365244214264756849941 8433359698886646534574719 7109600991242828208292153 4464894175952547126202207 1395227305429960565329602 7329198749129445567869536 8518413680297589193320351 3905844388306133567979943 1946136788407922484141530 4116489159388388793181473 2181355866949477211932536 8894562952744607121464262 3595938878068539645217172 12

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Автор вынесенных в  эпиграф слов, итальянский иезуит Роберто Буза (1913–2011), подсчитал, что лексический каталог на  карточках Index Thomisticus, Индекса к трудам Фомы Аквинского, к работе над которым он приступил в 1949 году, будет весить 500 тонн. Тогда он параллельно стал осваивать появляющиеся средства записи и машинной обработки (и дожил до айфона!), сумев уже тогда убедить руководство IBM поддержать свой проект. Поэтому он смог оставить результат своих (и ассистентов) трудов в виде не только 56 томов, но и одного CD-ROM ’a, а сам вошел в историю как один из основателей цифровой гуманитаристики. Начало новой эры заметили не все и не сразу. В лингвистике или археологии запрос на  применение информатики витал в воздухе, когда никаких адекватных этому средств еще не было. В других отраслях гуманитарного знания при-

менение машин было не очевидно и наталкивалось на сопротивление традиционалистов. Оказалось, что гуманитарии, вопреки репутации оторванных от материи и прозы мира, упорно держатся своей материи — обломков, черепков, бумаги и музеев, архивов, библиотек… важность которых, впрочем, никто и не собирался оспаривать. Труднее переубедить тех, кто считает, что применение информатики пагубно для «духа» и «духовности» подобно тому, как Хайдеггер считал пагубным для них использование печатной машинки. Сегодня преимущества оцифровки для исследования уже никем всерьез не отрицаются. Digital Humanities представляет огромное и разнообразное поле. Здесь и оцифровка текстов, и их индексирование, и каталогизация, и проблемы сохранения изначально цифровых артефактов, и информационный поиск с его алгоритмами, и навигация в информации, и обработка мегаданных, и создание цифровых библиотек, и формирование метаданных, и такие относительно частные проблемы, как машинный перевод или атрибуция авторства. В нашем небольшом блоке были затронуты или даже упомянуты далеко не все из них. Его задачи более скромны — дать введение в проблематику, в котором читатели Ярхо и Гаспарова, Колмогорова и Манина едва ли нуждаются. Порог между так называемыми точными методами в гуманитаристике и цифровой гуманитаристикой сугубо условный или, если угодно, чисто технологический. Благодарный hommage Борису Ярхо и вежливую расправу над любителями духовности вы найдете в интервью с Игорем Пильщиковым, горячим сторонником и практиком применения точных методов в филологии. Статья Сьюзан Хоки — полезный очерк полувековой истории, начало которой дал отважный цифровой иезуит Роберто Буза. Лев Манович познакомит с важным — визуальным — аспектом работы с мега- и метаданными. Михаил Маяцкий

ОТ РЕДАКЦИИ  13

Digital Humanities — это что-то новое или мы уже давно этим занимаемся? Интервью с Игорем Пильщиковым Беседовал Михаил Маяцкий

Игорь Пильщиков — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой культуры МГУ им. М. В. Ломоносова, старший научный сотрудник Эстонского гуманитарного института Таллиннского университета, ведущий научный сотрудник Института языкознания РАН, главный редактор Фундаментальной электронной библиотеки «Русская литература и фольклор», научный редактор Русской виртуальной библиотеки, соредактор журналов Philologica (1994–2013) и Studia Metrica et Poetica.

Начнем с простого вопроса: когда вы узнали про интернет? Сегодня такой вопрос прозвучит странно, но ведь интернет появился всего 20–25 лет назад.

Интернет появился в 1991 году, а через несколько лет началось бурное развитие русскоязычного сегмента интернета. Я об интернете услышал впервые в Англии в 1992–1993 годах и тут же стал смотреть, а что есть в этой новой среде по интересующим меня славистическим вопросам. Например, я вбил в тогдашний поисковик фамилию Батюшкова, которым я как историк литературы много занимался и продолжаю заниматься, и обнаружил, что никакой особой литературы о нем в интернете по его состоянию на 1993 год не было. Вы с самого начала воспринимали интернет как место, где можно найти такого рода сведения?

Я рассматривал интернет как место, где можно получать, обрабатывать и  продуцировать какую-то информацию. Я  ви14

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

дел в нем тогда некое расширение компьютера. В Англии, куда я приехал в 1991 году, все студенты уже работали на персональных компьютерах, хотя это были и смешные на сегодняшний взгляд модели (с 286‑м процессором, с 386‑м…). Но тем не менее это были компьютеры! Я был единственным человеком во всем университете, который печатал свои статьи на машинке. Люди с других факультетов приходили посмотреть на меня, потому что с машинкой тогда уже мало кто хотел и умел обращаться. А мой первый компьютер был вообще без жесткого диска. Тогда же, в Англии, я начал использовать компьютер в издательской деятельности. Сначала я участвовал в издании журнала Британского нео-формалистического кружка Essays in Poe­tics (как приглашенный редактор одного из разделов). Потом мы вместе с покойным ныне Максимом Шапиром задумали и начали издавать двуязычный русско-английский журнал Philologica, взяв курс на редактирование профессиональных текстов в компьютерной среде, на профессиональную редакционно-издательскую обработку. Но тогда, в 1994–1995 годах, еще не было электронных публикаций и электронной текстологии. А уже через три года мой старый друг и соученик по Новосибирскому и Тартускому университетам Евгений Горный, один из пионеров русского интернета, задумался о том, как сделать профессиональную филологическую электронную библиотеку. К тому времени уже существовала Библиотека Мошкова, возникшая практически одновременно с национальной доменной зоной .RU (1994). Максим Мошков создал, по сути, русский аналог проекта «Гутенберг» (Project Gutenberg). Это была первая — стихийная — стадия дигитализации. Тогда все понимали, что новая среда есть, а содержания в ней никакого нет, и важно ее наполнить какими-то текстами. А уж что мы начнем цифровать раньше — Толстого или Достоевского, было абсолютно все равно. Даже была такая идеологическая установка, манифестированная в проекте «Гутенберг»: все равно, какого качества текст, по какому изданию, давайте сначала наполним информационное пространство, а потом пользователи сами текст до ума доведут, доправят. Это имело смысл на первом этапе наполнения интернета информацией, однако этот этап быстро себя исчерпал (хотя сам по себе процесс стихийной оцифровки бумажных источников не остановился и поныне — и, надеюсь, никогда не остановится). Но в конце 1990‑х годов встал вопрос о создании профессиональных ресурсов, планирующих порядок вводимой информации, вид ее представления, цели введения, приоритеты и поэтапную проИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   1 5

грамму комплектования. Неслучайно ведь на определенной стадии та же Lib.Ru, Библиотека Мошкова, тоже выделила у себя большой подраздел Az.Lib.Ru (он носит название «Lib.ru: Классика»), который устроен уже по принципу профессиональной филологической библиотеки. Там тексты планомерно вычитываются, приводятся в соответствие с печатным изданием, которое они представляют, там появился план публикаций и т. д. Но на первом этапе этого не было, хотя уже на рубеже веков всем стало понятно, что электронная библиотека — наиболее удобный способ представления литературных текстов и разработки инструментария для работы с ними. Поскольку электронная библиотека — это не просто некая коллекция текстов, а коллекция, структурированная и пополняемая, она, как и традиционные библиотеки, имеет планы, которые строятся исходя из нужд целевой аудитории, на которую рассчитана библиотека. В 1998–1999 годах Горный предложил сделать электронную библиотеку профессионального типа, мы назвали ее «Русская виртуальная библиотека» (РВБ). А еще одним активным участником стал Владимир Литвинов, ныне технический директор РВБ. Почти одновременно с нами стартовал другой филологический (но не библиотечный) интернет-проект — Ruthenia. Иначе говоря, настало время «филологического» интернета — филологи начали понимать, что им тоже что-то нужно от этой новой среды. Мы открыли библиотеку 1 декабря 1999 года, то есть уже 15 лет назад. Было интервью по радио, и нас услышали коллеги, которые занимались приблизительно тем же самым, но пока вне интернета, на дисках, — это Константин Вигурский и Александр Штольберг, которые тогда работали в Научно-техническом центре «Информрегистр», то есть, так сказать, в «электронной книжной палате» РФ. Согласно существующему законодательству, в России книги регистрируются (по крайней мере, до последнего времени регистрировались) в Книжной палате, а электронные тексты — в «Информрегистре». И вот они, скооперировавшись с Институтом мировой литературы, еще в середине 1990‑х начали делать проект «Русская классика на компакт-дисках». Первым проектом было издание Грибоедова, вторым — Пушкина. Почему первым стал именно Грибоедов?

Он был выбран как, с  одной стороны, абсолютный классик, а с другой — автор небольшого корпуса текстов, и на нем обкатывались разные методики (в частности, та поисковая систе16

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ма, которая потом стала большим «Яндексом», была обкатана, в частности, на Грибоедове). И когда этот проект перерос в проект ФЭБ, «историческая» связка между ним и «Яндексом» сохранилась. Некоторые виды поиска были впервые опробованы в ФЭБ — например, сделанный «Яндексом» по нашему заказу поиск в старой орфографии (когда пользователь формирует запрос в нынешнем правописании, а результат выдается и в дореформенном, и в пореформенном). Теперь и большой «Яндекс», а с определенного момента и Google ведут поиск по русским текстам и в дореволюционной, и в современной орфографии. Но я забегаю вперед. После интервью на радио коллеги предложили встретиться, и в результате я оказался редактором сразу двух электронных библиотек. Значит, радио? То есть старые медиа играют свою роль в истории новых?

Ну конечно. Культура ведь едина, и  все формы коммуникации дополняют друг друга. Коллеги, занимаясь разработкой информационно-поискового инструментария, принципов электронной публикации, принципов подготовки и подачи текстов в электронной среде, услышали, что есть еще такие же чудаки, которые занимаются тем же самым. Таким образом, мы двумя пересекающимися по составу командами стали делать две библиотеки. Новый сайт открылся 1 июня 2002 года и получил название «Фундаментальная электронная библиотека „Русская литература и фольклор“» (ФЭБ). В этом проекте активное участие, особенно на начальных этапах, принимали институты Российской академии наук — Институт мировой литературы и Пушкинский Дом, но в целом он не привязан жестко ни к конкретным институтам, ни к определенным авторам. Мы занимались и Пушкиным, и Ломоносовым, и Маяковским, и фольклором, нас интересуют разные вещи, и в зависимости от новых интересов появляются новые участники. Например, для пока не оконченного словаря русского языка XVIII века соучастником стал Институт лингвистических исследований в Петербурге, где готовят оригинальное, «бумажное» издание этого словаря. Какая идея, программа стоят за всем этим?

Мы начали разрабатывать сразу несколько стратегий создания электронных библиотек. Одна стратегия — развитие «вглубь» (как в ФЭБ). Выбираются несколько базовых имен — Пушкин, И нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   1 7

Грибоедов, Гоголь, Толстой, Маяковский, Есенин и т. д., и по ним аккумулируется все наиболее важное: все авторитетные издания, монографии, статьи, словари… Другой тип развития — экстенсивный (как в РВБ): представить разных авторов если не полным, то репрезентативным корпусом текстов, хотя бы по одному авторитетному изданию для каждого автора. И это тоже дало свои плоды. Ведь когда мы 10 лет назад начали публиковать на РВБ электронные версии академических и научно-популярных изданий русских писателей XVIII века, никаких текстов XVIII века в сети еще не было, а теперь они есть и пользуются читательским спросом (удивительный, кстати, факт!). Когда в ФЭБ мы начали публиковать в цифровой форме пушкинскую периодику (с 1903 года до нынешнего времени) — «Пушкин и его современники» под редакцией Модзалевского, «Временник Пушкинской комиссии» довоенный и послевоенный, «Пушкин: исследования и материалы», — всех этих материалов в сети не было, а филологам они нужны ежедневно. Собранные в одном месте, представленные в едином формате, проиндексированные одной поисковой системой, эти материалы заиграли по-новому, превратились в качественно новый инструментарий. Какие задачи вы ставили перед собой? Какие препятствия возникали?

Нужно было думать и объяснять себе и другим, чтó делать. Даже то, что может показаться очевидным, было вовсе не очевидно. Возьмем такую простую вещь: нужно ли при представлении текста в электронной форме воспроизводить пагинацию исходного печатного издания? С нашей точки зрения, конечно, нужно! Можно делать новые, оригинальные электронные публикации, а можно воспроизводить какой-то определенный печатный источник, и эти вещи нужно разделять. На стадии проекта «Гутенберг» и раннего Мошкова дело обстояло так: мы не знаем, что это за текст и по какому изданию он приводится. Издание не идентифицировано. До сих пор главная филологическая болезнь интернета — неидентифицированные тексты. Когда каждый может быть редактором и распространителем, что ж удивляться, что подчас распространяется неизвестно что. Когда вы берете с произвольного сайта текст «Анны Карениной», уверены ли вы, что там нет пропусков, что текст правильный? Да и какой текст «Анны Карениной» или «Войны и мира» считать правильным — вопрос далеко не пустой, и ответ на него не очевиден. И вот опубликуете вы научную работу по этой теме, 18

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

а вас на смех поднимут: «Знаете, а ведь Толстой такого не писал ни в одной из редакций романа!» Принципы филологически корректного воспроизведения издания — это воспроизведение структуры и пагинации издания, это обязательная идентификация, библиографическое описание исходного печатного издания, позволяющее соотнести с ним и таким образом идентифицировать его электронную версию. Все это приходилось объяснять и другим, и самим себе! Я помню, как десять лет назад тот же Максим Мошков спрашивал коллег на семинаре в РГБ: зачем нужна страница издания, когда в электронной библиотеке есть полный текст, и если мне нужно найти цитату, то я ее тут же нахожу? Ответ, в общем-то, простой: а если у вас ссылка не на цитату «Мой дядя самых честных правил…», а «Пушкин, ПСС, т. 6, с. 5», то как вы будете искать? Вопрос об идентификации — принципиальный. Почему G ­ oogle Books является не полноценной библиотекой, а «всего лишь» полигоном для новых технологий? Об этом много писали американские филологи и библиотековеды. Да потому что, с одной стороны, Google оцифровывает огромное количество текстов, а с другой — уничтожает «поляну»: вместо библиотеки (некоей электронной версии Библиотеки Конгресса или даже Всемирной электронной библиотеки) получается гигантская сельская лавка, в которой все перемешано, а книги — неизвестно какие. С самого начала не была подключена команда библиографов. Сначала оцифровщики предполагали, что можно будет идентифицировать книги по титульным листам. Это крайне наивное представление, потому что в разные эпохи титульные листы организовывались по-разному, да и взять всю информацию с титульного листа невозможно — иногда она находится в других местах в той же книге, а подчас и в других книгах. Началась путаница и мешанина. На втором этапе в Google Books стали использовать для идентификации библиотечные карточки. Но они делались и делаются в разные периоды и в разных странах по-разному, и сведе`ние этих разных описаний воедино — задача небанальная. Результат: найти конкретное издание или идентифицировать найденное издание в Google Books непросто, а иногда невозможно. Поэтому огромное количество собственно научных задач на Google Books невыполнимо. И конечно, автоматическое распознавание книг, содержащих тексты на разных языках, крайне затруднено. Если книга содержит и кириллицу, и латиницу, вполне возможно, она будет распознана вся как кириллица, а части на лаИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   1 9

тинице не будут корректно распознаны, или наоборот. Русская дореформенная орфография на разных этапах создания ­Google Books распознавалась по-разному. До определенного момента старые книги по ошибке распознавались с помощью анализатора, настроенного на современное правописание и современный словарь, поэтому робот, скажем, распознавал неизвестное слово «сынъ», но не «знал», что оно идентично известному в другом правописании слову «сын». Поэтому, набрав в запросе «сын», слово «сынъ» вы не найдете. На втором этапе тексты в старой орфографии стали распознавать отдельно. А потом распознавание старой орфографии настроили так же, как это сделано сейчас в «Яндексе», — распознанные тексты представляются пользователю в новой орфографии, а на картинке, под которую «подложен» текст в новом правописании, виден текст в старой орфографии. Для этих книг, набрав в запросе «сын», вы слово «сынъ» найдете. Но в этом массиве вы не сможете отделить книги в старой орфографии от книг в новой, потому что с точки зрения распознанного текста они одинаковы. Результат: десятки тысяч книг распознаны тремя разными способами. Чтобы в одной книге найти слово «сѣнь», вам надо набрать его с ятем, а «сынъ» — с ером, а в другой, аналогичной, — без ятя и без ера. Чтобы что-то всерьез искать, нужно представлять себе, как были организованы разные этапы распознавания разных текстов в Google Books, какие могли возникать типичные ошибки распознавания, и только тогда оттуда можно будет что-то вытащить. Но для этого нужна работа диггера, а не традиционного профессионала-филолога. С другой стороны, тщательная вычитка распознанных текстов замедляет процесс оцифровки в сотни, если не в тысячи раз. Что делать? Все эти вещи требовали рефлексии. А не возникало ли проблем, связанных не с разными языками, а с разными шрифтами?

Конечно же, возникал и этот вопрос: мы воспроизводим книгу, а нужно ли воспроизводить ее шрифтовые особенности? Возьмем любую книжку. Казалось бы, какая разница: с засечками шрифт или без засечек? Если он на бумаге с засечками, а у нас будет без засечек, в общем случае ничего не изменится. Но есть огромное количество книг, где шрифт семантизирован и где разными шрифтами набраны разные тексты или фрагменты текста — как, например, в романе Умберто Эко «Маятник Фуко». Зна20

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

чит, в таких случаях нужно воспроизводить различия. А с какой точностью это воспроизводить? Положим, шрифт с засечками можно противопоставлять шрифту без засечек. А внутри категории «шрифтов с засечками»? Нужно ли отличать при электронном воспроизведении Garamond от Times? Зависит от того, имеется ли это различие в издании и как оно нагружено — семантически? эстетически? И нужно решить, что мы воспроизводим — текст? внешний вид издания? Это разные вещи. Главное, что такой упрощенной номенклатурой шрифтов все отнюдь не исчерпывается. Вот есть задача, которая до сих пор не имеет стандартного решения. Немецкий, готический шрифт, фрактура, — исторически сложившийся графический вариант латиницы; это не другой алфавит, а другая гарнитура. Привычный нам вариант латиницы, именуемый «антиква», и фрактура отличаются не составом букв, а начертанием. Кроме некоторых знаков типа умлаута…

Да, умлаут может обозначаться как точками, так и отдельной буквой «е» (ä = ae, ü = ue и т. д., причем иногда «е» располагается не после, а над «а» или «u»), имеются особые лигатуры (слитные написания двух букв), но это дела не меняет. Дело в том, что в Юникоде нет специального диапазона, где находились бы готические буквы: у них те же самые кодировки, только гарнитура другая. Появляется шрифтовая зависимость, то есть в одном шрифте мы не можем воспроизвести разницу между готикой и антиквой, а она иногда нужна. Известно, что немецкие книги могли вплоть до конца Второй мировой войны печататься на выбор — готикой или антиквой. И скорописи было тоже две, иногда эта разница семантизировалась. Но допустим, что в таких случаях разница имеет чисто оформительский характер (хотя это не всегда так). Но вот другой пример. У Пушкина в «Борисе Годунове», в сцене битвы на равнине, идет разговор на трех языках — по-русски, по-французски и по-немецки. И в оригинальном издании, и в современных академических и научно-массовых изданиях используются три шрифта: для русской речи — кириллица, для французской — антиква, для немецкой — готика. В электронных изданиях без специальной шрифтовой подгрузки воспроизвести эту специфику невозможно, и все тексты «Бориса Годунова» в интернете эту особенность теряют. Будем во всем винить технику? Нет, просто нужно понимать, чтó нужно воспроизвоИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   2 1

дить, а чем можно пожертвовать. Кстати, в переводах «Годунова» на другие языки это соответствие между шрифтами и языками часто теряется. И есть даже научные работы, толкующие, как Пушкин изображает столкновение трех языков, используя только два шрифта. Как организована взаимосвязь между филологами и программистами? Вы ставите перед ними задачи?

Да, задачи всегда должны ставить те, для кого создается информационная система. К примеру, поиск в старой орфографии доступен сейчас всем пользователям, а до нашего заказа (то есть заказа очень узкой группы людей для очень конкретной цели) такой задачи не стояло. Мы с самого начала наметили цель — аутентичное воспроизведение печатного издания: структуры, пагинации, номенклатуры шрифтов, орфографии. Но при этом какие-то элементы мы все же можем опускать, если примем соответствующее решение (ну вот мы, например, не воспроизводим колонтитулы). Но нас постоянно преследовали и будут преследовать вопросы: что сохранять, а чем допустимо пожертвовать? Например, разбивка на строки в поэзии обязательна, а в прозе она обычно не считается обязательным элементом. Но в некоторых академических изданиях (например, в изданиях Пушкина и Чехова) комментарии даются к такой-то строке на такой-то странице. Если строки не воспроизвести, комментарий повиснет в воздухе. Это один из тех многочисленных вопросов, которые встают перед специалистом по электронной текстологии. Иные, но сходные вопросы встают относительно воспроизведения изображений. Конечно, понимание самого принципа аутентичности меняется. В конце 1990‑х — начале 2000‑х она осуществлялась через «глубокую» разметку (TEI , «глубокий» HTML ): это логическая и семантическая разметка текстов, способная одновременно воссоздавать визуальный облик печатного издания — создавать представление о нем, близкое к исходному. Сейчас тренд другой — совмещение текстового и имиджевого представления: поиск идет по тексту, а результаты отображаются на картинку, факсимильно воспроизводящую исходную страницу. Так устроена коллекция Google Books, так устроена цифровая коллекция Национальной библиотеки Франции — Gallica. При таком подходе многие проблемы снимаются, но одновременно появляются новые, то есть это вовсе не панацея. Возьмем уже обсуждавшуюся проблему поиска русского текста в старой ор22

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

фографии. Как искать? Нужно, чтобы я набирал слово в старой орфографии и чтобы поиск осуществлялся только в старой орфографии? Но пользователь может не знать старой орфографии, и тогда он не сможет корректно сформулировать запрос. Иди знай, как пишется «осѣненнаго»; есть ли там ять и где именно? Да и дореформенная орфография существовала в нескольких вариантах — все возможные написания сможет перечислить разве что специалист по истории орфографии. Или набирать в одной орфографии, чтобы машина при этом искала в разных? Для этого был придуман алгоритм редукции старой орфографии к новой (он использован в ФЭБ и на большом «Яндексе»). Старая орфография более информативна, чем новая, она отражает этимологию (в заимствованных словах «ф» пишется в соответствии с f и ph, а «ѳ» — в соответствии с th), она различает омонимы типа «всѣ — все» (сейчас графическое противопоставление «все — всё» возможно, но не обязательно), «миръ» как отсутствие войны и «міръ» как вселенная (это искусственное графическое различение, давно введенное, притом что эти понятия связаны друг с другом: ср. латинское pax в значении universum). А у Толстого как? Это какой-то вечный спор…

Толстой колебался. Думал, как назвать роман: «Война и универсум», «Война и перемирие»? Напечатал под названием «Война и миръ». А в 1913 году Бирюков издал роман под названием «Война и міръ», а ведь «міръ» — это ведь не только универсум, но и общество. На эту тему есть исследование у Эвелины Ефимовны Зайденшнур, крупного текстолога-толстоведа. Максим Шапир много писал о недопустимости модернизации орфографии в научных изданиях. У нас с Николаем Перцовым есть статья в «Вопросах языкознания» за 2011 год о том, почему научные издания классики XIX века должны вернуться к воспроизведению аутентичной орфографии (авторской либо современной автору). Там разбирается в том числе и вопрос с «войной и миром». Почему это важно? Потому хотя бы, что, например, у Маяковского поэма называется «Война и міръ» (война и общество) — то есть не так, как в абсолютном большинстве изданий Толстого. А узнать об этом мы можем только из набранного петитом однострочного комментария в академическом собрании сочинений. Игорь, вот вы показали, как важный, необходимый инструментарий предлагается сначала немногочисленным специалистам, потом всем гуманиИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   2 3

тариям, потом взыскательным читателям, а потом и «обычным» читателямпользователям. Осыпают ли вас коллеги только благодарностями? Какие вообще отношения складываются с цехом? Ощутимо ли противодействие с его стороны? Например, под девизом: «Книжки надо читать, а вы потакаете тенденции читать с экрана».

Когда все начиналось, приходилось многое выслушивать: Зачем нам вся эта инженерия? Нужно ходить в архив, чувствовать запах старой бумаги. Надо обязательно листать, не доверять никаким копиям, пощупать первое издание…

Ну, я как человек, который достаточно много работает в архивах, знаю, как важно и листы потрогать, и на чернила посмотреть, и первопечатные издания в руках подержать, и не доверять никаким копиям, а посмотреть в оригинал и, если возможно, в несколько экземпляров печатного оригинала, ибо всякое бывает. Но это одна сторона вопроса. С другой же стороны, потратить два-три дня на поиски забытой цитаты в 16-томнике Пушкина — это роскошь недопустимая, и для этого совершенно не нужно нюхать запах корешков, а лучше 16‑томник грамотно оцифровать и эту цитату быстро найти. О том, что в данном случае значит «грамотно», мы уже говорили. Ведь можно оцифровать и так, что ничего нельзя будет найти, а найдя — идентифицировать, и тогда эта оцифровка окажется для профессионала бесполезной. Я бы сказал так: читать или просто перелистывать удобнее бумажное издание, а работать удобнее с электронным. Не сталкивались ли вы с содержательными, интересными возражениями от коллег?

Вначале возражения всегда шли «от консерватизма»: вот есть некоторые сложившиеся, опробованные и  апробированные практики, а  эти новые инструменты их уничтожают.  На самом же деле новые практики не уничтожают старые, а расширяют и дополняют их. Потому что никто не только не запрещает коллегам идти в архив, но и все, что делается в сфере Digital Humanities, никак не отменяет архивной и традиционной библиотечной работы. Это первое. Второе. Я до этого только об электронных библиотеках говорил, а ведь электронные библиотеки — не единственный способ работы с текстами, в том числе с литературными. Существуют 24

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лингвистические ресурсы. Например, создан Национальный корпус русского языка, существуют другие, ранее созданные корпусы — Британский, Чешский. Они позволяют исследовать литературные тексты. В них есть специальные подкорпусы — так, существуют русский и чешский поэтические подкорпусы. С их помощью можно работать с формальными лингвопоэтическими параметрами поэтических текстов, там совершенно другие задачи, другой инструментарий. Речь не идет о жестком противопоставлении или-или: корпусы или библиотеки. Специалисту требуется и то и другое (а также третье — электронные архивы, и четвертое — электронные каталоги, и многое другое). Исторически сложилось так, что я больше занимаюсь электронными библиотеками, хотя корпусный подход мне тоже близок и нужен. С другой стороны (если взять историю создания русских филологических и лингвистических электронных ресурсов) возможны и нередки случаи обмена информацией и компетенцией. Например, поэтические тексты XVIII века были в свое время переданы в Национальный корпус русского языка из РВБ. Наконец, есть области, для которых этот инструментарий недостаточен. В последние годы я много говорю и пишу о том, что для авторской лексикографии и истории стиха ни электронные библиотеки, ни языковые корпусы не пригодны. Разумеется, не я один об этом говорю. Действительно, если вы хотите создать словарь языка писателя, то важно охватить весь корпус его текстов и дифференцировать его хронологически. А обычное представление текстов в научном или научно-массовом издании (возьмем, например, Жуковского в издании «Библиотеки поэта») таково, что текст дается в последней авторской редакции, а датируется годом создания первой редакции. Большое количество слов, которых не было в ранней редакции, появятся в поздней, а при таком представлении они окажутся датированы более ранним периодом. В случае Жуковского разрыв этот может составлять 30–35 лет — срок огромный. А 1820–1830‑е годы — это годы ломки языка, очень быстрого его изменения. Зафиксировано словосочетание впервые в 1815 или же в 1845 году — разница принципиальна. В корпусе могут быть приведены некоторые разночтения, некоторые редакции. Формального сопоставления между разными редакциями нет нигде. В электронной библиотеке разные редакции есть, но они «есть» так же, как они есть на книжной полке: у вас имеется научное издание, в нем печатаются некоторые редакции, другие редакции печатаются в виде разночтений, в некоторых изданиях собран более полный корИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   2 5

пус, в других — менее полный, следующее издание содержит поправки к предыдущему и т. д. В электронной библиотеке все это есть в электронном виде, но это все не формализовано. Вы не можете сделать качественный словарь языка писателя, просто взяв пять книг с полки. Точно так же вы не сможете сделать его, просто взяв тексты из электронной библиотеки. Но и на основе Национального корпуса вы тоже не сможете создать такой словарь. Требуется новый, специально препарированный корпус особого типа. А в перспективе есть возможность делать новые типы справочных изданий? Например, словарь языка поэта по состоянию на такой-то год?

Я хотел бы их делать: хронологически дифференцировать корпусы с представлением всех дошедших до нас вариантов произведения, чтобы все редакции и варианты текста были представлены в одной общей системе и они были бы идентифицированы и датированы. Тогда у нас появится возможность использовать такие дифференцированные корпусы и для работ по авторской лексикографии, и для работ по истории стиха. Мы будем подсчитывать те или иные ритмические формы или языковые конструкции по конкретной редакции, точному году, а сейчас это требует дополнительной филологической работы. Мы вынуждены предварять профессиональный лингвистический или стиховедческий анализ традиционной работой с источниками, поскольку электронные ресурсы для этого пока не приспособлены. Но появляются новые способы подготовки и представления информации, новые виды разметки, новые инструменты анализа, хранения и поиска информации. Все это дает профессионалу новые возможности. Во-первых, компьютерные средства позволяют ускорить рабочий процесс, поскольку автоматизируются рутинные операции. Заполнение карточек с примерами или разметка ритмических форм (я нарочно беру примеры из разных сфер) занимают очень много времени, а дальше ведь довольно часто приходится все делать вручную заново, поскольку нет общего хранилища, нет общей системы сопоставлений между разными фрагментами данных. Как только у нас появляется такого рода инструментарий, вместо 80% рабочего времени, уходящего на обработку материала, и 20% времени уходящего на его осмысление, мы можем получить обратное соотношение. У нас будет гораздо больше времени на размышления и выводы. 26

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Во-вторых, это масштабирование задач. Оно становится возможно благодаря ускорению. Мне очень близок сциентистский пафос, скажем, Бориса Исааковича Ярхо, который боролся с импрессионизмом в науке, с «безответственным словоупотреблением». Давайте, говорил он, посчитаем то, что можно посчитать, а потом будем разбираться с остальным. А когда говорят, что вот такое описание вот такого-то цветочка характерно для такого-то автора — это не наука. Наука — это когда мы посмотрим по текстам максимально доступного числа авторов, как именно они описывают цветочек, а дальше мы увидим, отличаются эти описания цветочка у разных авторов или нет. Это уже будет основа для научного исследования, потому что фактов будет много, мы начнем их систематизировать и они будут верифицируемы, а наши выводы — фальсифицируемы. Не любой подсчет является наукой, но и заявление, что такое-то слово, скажем, у Баратынского звучит свежо и необычно, тоже не является наукой. Иногда оказывается, что оно звучит необычно только для невежественного исследователя, а для современников поэта это было вполне стандартное словоупотребление. То есть в каком-то смысле появилась техническая возможность относительно легко выполнить заветы Ярхо? Или даже: исчезла возможность отговорки, чтобы их не выполнять?

Ярхо своим «точным литературоведением» вообще во многом предвосхитил Digital Humanities. Что касается его методики, то некоторые виды работ (например, анализ прозы) были весьма трудоемкими. Сам он называл этот процесс муравьиной работой. А возражали ему так: зачем советские люди будут производить такое количество разнообразных подсчетов, если еще неизвестно, какой из них пригодится в народном хозяйстве? Сейчас ясно, что эти возражения снимаются хотя бы потому, что многое можно сделать с помощью компьютера и работа займет гораздо меньше времени — ее можно будет сделать в десятки, а то и в сотни раз быстрее. И формализованные результаты можно будет использовать в том числе на практике — они не будут оставаться какой-то игрой ума. Ведь и много позже одним из возражений против работ Андрея Анатольевича Зализняка по формальному описанию русского языка было такое: зачем нам формализованное описание русской грамматики? У нас же есть школьная грамматика. Зачем нам знать, что у русского существительного не три парадигмы склонения, а гораздо больИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   2 7

ше? Но сегодня нам ясно, что без формализованной грамматики никакого поиска с учетом морфологии в интернете просто бы не было. Мы не смогли бы набирать слово в одном падеже и получать в результатах поиска то же слово в других падежах. Игорь, вы говорили о масштабировании. Почему это важно?

Потому что постановка некоторых вопросов обретает смысл, только если ответ получен на большом материале, чтобы результат был статистически значим. Определить частотность какого-то параметра в маленьком рассказике под силу девятикласснику. А сравнить по такому же параметру, скажем, раннего Толстого с поздним — задача и по-настоящему интересная, и разрешимая только тогда, когда под рукой есть соответствующий инструментарий. И потом, как только появляются ускорение и масштабирование, возникает новая, большая система, а большие системы, как мы знаем, обладают свойством эмерджентности: в них появляются новые, не планировавшиеся при их создании связи, и благодаря этим свойствам появляются возможности постановки новых задач, которые раньше не ставились и которые никому не приходили в голову. Можно это описать как имманентный способ развития систем. Это уже вопрос, относящийся не только к «цифровой филологии», но и к философии. К философии медиа, во всяком случае.

Да. Вот у нас есть электронная среда, а раньше была печатная. Она нас меняет или мы ее меняем? Конечно, и то и другое. Возьмите спор Фридриха Киттлера и Маршалла Маклюэна о том, что такое электронная среда: расширение возможностей человека или некая автономная саморазвивающаяся сущность? Это напоминает старый вопрос, занимавший русских формалистов: что такое литература? Одна из социальных функций человека или же некоторый имманентный процесс? Разумеется, и то и другое. Это и имманентный процесс: попробуйте написать русское стихотворение, чтобы оно было стихотворением и чтобы оно вообще ни на что не опиралось, чтобы в нем не действовали законы русского языка, правила русской версификации. Это невозможно, какие-нибудь до вас существовавшие законы в нем обязательно начнут работать. С другой стороны, если бы мы могли это все описать как полностью имманентный процесс, то мы действительно смогли бы запрограммировать следующе28

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

го «Онегина», составить такую генеративную грамматику, которая могла бы писать гениальные стихи. Но ведь уже делаются какие-то эксперименты в этом направлении.

Да, у нас есть, условно говоря, генеративная грамматика Тютчева. Но попробуйте написать с ее помощью новое стихотворение Тютчева или хотя бы пародию на нее! Используйте какой угодно алгоритм, хоть в голове его прокручивайте, хоть в машине… Ясно, что можно создать генератор текстов (и множество таких генераторов давно уже создано), но это не значит, что вы создадите генератор культурно значимых текстов. Это совсем другое. Пока что роботы умеют писать только центоны — даже не полноценные пародии (хотя некоторые центоны у «автоматического поэта» «Яндекса», который составляет стихи из поисковых запросов, совершенно замечательные). Что-то подобное происходит и с медиа. Ясно, что когда культура перешла от рукописи к книге, многое изменилось. Помимо элитарной литературы появилась массовая литература, которая при этом оказалась отделенной от фольклора. Появилось огромное количество профессионалов печатного дела — литераторы, журналисты, газетчики. Вещь зажила по своим законам да еще начала надиктовывать нам наше поведение. Кто-то хочет совершить такой поступок, чтобы об этом написали в газете. Кто-то хочет прочесть автобиографию знаменитости. Дети могут захотеть стать космонавтом, журналистом, автором детективов… Ребенку XIV века и в голову бы не пришло стать ни автором детективов, ни космонавтом. В чем отличие новых медиа от  медиа эпохи Гутенберга? Принципиально изменилась ситуация с правом на републикацию. Если для эпохи Гутенберга авторское право — это «копирайт», право на изготовление копии, то сейчас право на изготовление копии поставлено под вопрос. Не только потому, что копирование уже не занимает столько времени и сил, как раньше, но и потому что изменился его статус. Что такое копирование? Когда я смотрю на экране в удаленном режиме какой-то текст, я его уже фактически копирую. Идея копирайта, как она была сформулирована в 1830‑е годы и окончательно кодифицирована в 1970‑е, в течение 1990‑х рухнула, стала абсурдом, тормозом, бревном на пути к прогрессу — хотя бы потому, что нарушает право человека на информацию. Из механизма защиты писательского меньшинства она превратилась в авторитарный И нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   2 9

механизм именно из-за изменения среды, а у этой среды есть своя внутренняя логика, независимая от ее субъективного осознания. Ведь любое знание не существует как нечто полностью доступное субъективному сознанию. У физики как науки есть своя логика развития, но при этом нет ни одного человека, который знал бы «всю физику», или института, все члены которого в совокупности знали бы «всю физику». Есть то, что Поппер называл objective knowledge — знание, которое превосходит все, что знают отдельные физики. Попперовский подход к знанию — один из способов обозначить то, что` мы сами делаем и что` одновременно оказывает обратное воздействие на нас. Точно так же любая культурная деятельность оказывает обратное воздействие на деятеля. Давайте вернемся к вопросу об эмерджентности.

Да, это очень важно: появление новых свойств, которых раньше не было, и возможность постановки новых задач. Например, некоторые модели речевой деятельности раньше не имели практического применения. Если в нашей модели происходит перебор каких-то вариантов и теоретически таких вариантов — сотни и тысячи, то без практической возможности быстро перебрать эти тысячи вариантов такая модель остается отвлеченной игрой ума. Но такая модель может стать реальным инструментом познания с появлением автомата, который быстро исчисляет эти варианты. Это мы уже видели на примере грамматического словаря Зализняка. На следующем этапе мы начинаем моделировать такие процессы, о которых раньше никто не думал, потому что раньше их нельзя было смоделировать. Ну, один человек за пятьдесят лет мог бы просчитать тысячу вариантов. Но какой в этом смысл, если для получения результата надо сравнить десять или сто тысяч? Здесь простой переход количества в качество. Некоторый результат появляется только тогда, когда вы сравнили сто тысяч вариантов, а вручную вы можете сделать только тысячу-две. Значит, сегодня конкретным специалистам — лермонтоведам, тургеневедам — дан в руки невиданный дотоле в истории науки арсенал средств. Дало ли это неслыханные или просто ощутимые результаты?

Даже если говорить только о русской литературе и только о десятке ресурсов — Google Books, РВБ, ФЭБ, Библиотека Мош30

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

кова, электронная библиотека Пушкинского Дома, библиотека ImWerden, Национальный корпус русского языка, — они уже кардинально изменили филологическую практику. Все ли этим богатством пользуются? Нет, не все. Человек — существо консервативное. До него доходит не сразу, а когда доходит, он не сразу бросается менять свои привычки. Интересно, что нередко до провинции новшества доходят быстрее, потому что провинциальному исследователю могут быть недоступны традиционные формы библиотечного обслуживания — в его городе может просто не быть достойной «традиционной» библиотеки. То же касается зарубежных коллег — тех, у которых под рукой нет большой славянской библиотеки. А дальше все зависит от установки. Если есть установка на то, чтобы фундировать каждое утверждение конкретными примерами из текстов, тогда вероятно, что появится желание и обработать-посчитать. Но есть и такие «исследователи», которым достаточно почесать в затылке и сообщить миру, что Пушкин — русский гений. Так заметен ли всплеск с появлением новых средств в этих областях?

И да и нет. С одной стороны, появились целые новые области знания, новые дисциплины — появилась компьютерная лингвистика, корпусная лингвистика, практикующая совершенно новые подходы к работе с языковым материалом. С другой стороны, многое закостенело в своей консервативной нетронутости. То есть существенные результаты, несомненно, есть, но их меньше, чем могло бы быть, потому что представления специалистов в какойлибо области о возможностях автоматизации труда в этой самой области часто сводятся к формуле: «пусть придут и мне дадут». Но жизнь устроена так, что никто не может прийти и дать. Как программист может прийти и дать вам инструмент, если он вообще не знает, чем вы занимаетесь? А если он попытается себе это представить, то результат будет плачевным. Как в примере с библиографами и инженерами из Google Books: инженеры все продумали, но не учли специфику библиографической работы. То есть гуманитарий должен уметь сформулировать задачу на понятном программисту языке?

Да, мне кажется, я после многих лет работы в той сфере, которую сейчас начали называть Digital Humanities, стал своего рода специалистом по «переговорам» между филологами и програмИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   3 1

мистами. Я помогаю коллегам с двух сторон этого дигитального «фронта» найти взаимопонимание. А вот практически? Можно отличить статью, написанную коллегой инертным и консервативным, работающим по старинке, от статьи, написанной по результатам машинной обработки большого корпуса?

Это сложный вопрос. Когда речь идет о верифицируемых данных и фальсифицируемых утверждениях (например, «такое-то выражение употреблялось в 1830‑х годах крайне редко или, скажем, реже, чем в 1860‑е»), то теперь это более-менее легко проверить: человек взял это из головы, из небольшой картотеки или посчитал по огромному массиву. Иногда исследователи склонны к неправомерным обобщениям результатов, полученных на ограниченном материале. Но привносит ли электронная обработка данных в статью нечто, что ее сразу отличает от той, которая написана без такой обработки?

Это зависит от ученого. Возьмем пример из историко-литературной сферы. Проблема формульности, цитации, интертекстуальности, взаимосвязей между текстами. Установление цитаты в художественном тексте может ведь полностью перевернуть наши представления о нем: либо кардинально изменить его интерпретацию, либо бросить новый свет на историю текста. У любителей охотиться за цитатами бывает трудно понять, пользовались ли они машинным поиском. Я вот больше половины своих находок такого рода сделал в доинтернетную эпоху. Другое дело, что тогда я мог тратить годы на поиски одной цитаты, а теперь многое могу находить легко и быстро. Но это не значит, что в сети легко все можно найти, об этом мы уже говорили. В общем, я думаю, что такого четкого водораздела — между теми, кто пользуется в своих исследованиях современными информационно-поисковыми технологиями, и теми, кто работает «по старинке», — нет, по крайней мере пока. Трансформируется ли исследовательское поле под влиянием нового инструментария?

Конечно. Нерефлективное «знаточество» теряет смысл: ученый, который просто знает много разрозненных фактов, уже не так интересен. С другой стороны, поскольку добывать разрозненные 32

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

факты стало легко, а определенную ценность они все-таки имеют, то нередко происходит подмена науки псевдонаукой. Ведь раньше огромная коллекция фактов, собранных традиционными методами, имела больший смысл, потому что благодаря «древесной» структуре знаний факты отбирались человеком исходя из некоторой общей картины мира: факт — это листик на побеге, который растет на ветке, которая, в свою очередь, растет на большом дереве единого дисциплинарного знания. Пусть эти факты разрозненные, но это листики одного дерева. При новых подходах имеется возможность сразу же набрать эти листики, не зная, на каких ветках и каком дереве они растут. Но это общая проблематика современного знания: данные стало добывать легче, но умение анализировать данные, умение ставить вопросы сходит на нет.  Человек, который вручную отбирает эти листики, отбрасывает случайные совпадения, тогда как при массовой обработке неизбежна погрешность.

Это верно, есть плюсы и минусы, но они общие для разных видов знаний, не только для филологического. Доступность разного рода энциклопедической информации по разным аспектам знания из плюса легко становится минусом, потому что вместе с фактом тебе не предоставлен путь к этому факту. Раньше это знание добывалось так: ты вырабатывал методику его получения, и по дороге к факту — от дерева к ветке, от ветки к листику — встречал много интересного. Ну а когда «ствола больше нет», познающему непонятно, как один листик связан с другим. Но даже если это знание какого-то нового типа — скажем, «ризомное», а не «древесное», — то у него должны быть свои способы организации и аккумуляции. Иначе знание опять «распадется» на множество мелких фактов и перестает быть знанием. Хаос, который творился в оцифровке на заре информационной эры, отчасти продолжается. Необходимо ли вмешательство государства или академических институтов для регламентации оцифровки, для введения каких-то норм, для запрета хулиганства, пиратства, любительства?

Это большой, сложный, многоаспектный вопрос. Нужно ли поддерживать государственные и профессиональные начинания разного рода? Думаю, что нужно. Но когда государство начинает что-то поддерживать, оно регламентирует. И не всегда эта регламентация приносит благо. В России был период, когда, например, создание электронных библиотек поддерживали и государство, И нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   3 3

и научные фонды, государственные и частные. Было много разных инициатив, которые искали и находили себе поддержку. Видимо, рубеж столетий был кратковременным золотым веком для этого направления Digital Humanities. Многое из того, что появилось тогда, продолжает существовать поныне. Но затем поддержка крайне сузилась. Так, разработка и создание электронных библиотек до определенного момента считались научной проблемой, а теперь переведены в ранг прикладных, инженерных задач. В результате профессиональные электронные библиотеки оказались практически брошены без системной поддержки. В России, в отличие от западной «цифровой гуманитаристики», я не вижу поддержки крупномасштабных проектов — исключения единичны. Что касается пиратства, то его запрещать, на мой взгляд, бессмысленно и даже вредно — нужно, как мы уже говорили, менять нормы в сфере авторского права. А любительство запретить и вовсе невозможно — можно только противопоставить аматерству качественный профессионализм. Какая разница между профессионалом и диггером? Раньше профессионал и был диггером…

Да он и сейчас иногда вынужден им быть. Есть же профессионалы разного типа. Есть революционеры, а есть собиратели. Есть те, кто совершает прорыв, кому важно наметить новое направление в целом и продвинуться, посылая к черту подробности. А есть те, которые хотят как раз этих подробностей. Видимо, эти два типа профессионалов всегда были и останутся в будущем, как всегда останется значимым куновское противопоставление «научной революции» «нормальной науке». Другое дело, что само по себе нахождение подробностей стало иным, чем раньше. Но вместе с тем многие новые методы — это всего лишь новая форма старых. Человек, который не владеет методикой поиска информации в традиционной библиотеке, и в электронной библиотеке мало что найдет.  Мы говорили об автоматизации рутинных процедур, об экономии времени. Не происходит ли простого перераспределения: сэкономленное время теперь должно уходить у профессионалов на освоение новых информационно-компьютерных методов?

Иногда происходит. Вот пример из личного опыта. То количество времени, которое я вложил в создание коллекций электрон34

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ных текстов по Пушкину и пушкинской эпохе, конечно, вернулось сторицей, потому что с их помощью я добыл интересные результаты, получение которых без этого инструментария заняло бы гораздо больше времени. А ведь кроме этого был создан и дополнительный продукт, которым пользуются не только его создатели, но и другие люди. Традиционный «гутенберговский человек» постоянно что-то забывал и искал заново, а сейчас ситуация однажды найденного и удобно хранящегося решается все-таки гораздо лучше, чем пятьдесят лет назад. Но сегодняшний человек гораздо хуже все запоминает…

А это уже обратная сторона легкости! Найти легко, но найденное уже не помнится. К тому же запоминаются не только факты и истины, но и ошибки.

Не только запоминаются и сохраняются, но и множатся. Любой ошибочный текст размножается с той же скоростью, что и правильный. Это огромная проблема. Кто-то работает с ошибками в базах?

В конкретных библиотеках такие специалисты есть. Тексты проверяют, ошибки находят и исправляют. О каких-то ошибках сообщают пользователи. Но в целом корректировка данных — это отдельная (и непростая) задача. В заключение пара персональных вопросов от члена редколлегии «Логоса» Игоря Чубарова. Какие изменения в силу этих процессов претерпел художественный перевод?

Как практикующий переводчик, могу сказать, что новых полезных инструментов уже создано очень много. Я, например, пользуюсь корпусами параллельных текстов — они могут ускорить знакомство с традицией перевода того или иного фрагмента памятника. Благодаря электронным библиотекам всегда можно посмотреть употребительность тех или иных слов и выражений. Например, когда я переводил с итальянского на русский трактат о Петрарке поэта-символиста Вячеслава Иванова, я должен был учитывать русские аналоги его итальянских оборотов. Поэтому его следовало переводить не на русский язык «вообИ нтерв ь ю с  И горем П ил ь щ иков ы м   3 5

ще», а на русский язык Вячеслава Ивановича Иванова. Поскольку к тому времени на РВБ уже появилась электронная версия брюссельского собрания сочинений Иванова, я имел возможность найти в его русских сочинениях сходные контексты и выбрать те синонимы, которые с высокой вероятностью выбрал бы и он. Да и от программ автоматического перевода есть прок, хотя еще десятилетие назад казалось, что большой практической пользы от них не будет, и некоторые специалисты предрекали закат машинного перевода. Не могли бы вы прокомментировать рефлексию на современные способы хранения, переработки и трансляции данных, например, у Киттлера?

Мне предельно близок пафос Киттлера: изгнать Geist из Geisteswissenschaften. И не потому что в них нет Geist’a, а потому что Geist должен определяться апофатически. При исследовании продуктов творческой деятельности всегда образуется какой-то «остаток», с которым мы не можем справиться посредством доступных научных методов. Но, по-моему, нужно сначала применить доступные методы, затем попытаться разработать новые и только потом то, что останется, объявить, если захочется, не подлежащим естественно-научному изучению Geist’ом. А когда у нас все Geist, это может означать только одно: людям лень заниматься наукой и они свои вольные фантазии выдают за результаты исследований. Ярхо, которого мы не раз сегодня вспоминали, называл таких гуманитариев скорострельными интуитивистами и добавлял с сожалением: «Не любят люди работать». Спасибо вам большое!

36

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

История гуманитарного компьютинга Перевод с английского Валерии Гавриленко по изданию: © Hockey S. The History of Humanities Computing // A Companion to Digital Humanities / S. Schreibman, R. Siemens, J. Unsworth (eds). Oxford: Wiley-Blackwell, 2004. Публикуется с любезного разрешения автора.

Сьюзан Хоки Эмерит-профессор библиотечного дела и информационной науки департамента информационных исследований Университетского колледжа Лондона (UCL). Адрес: Gower Street, London WC1E 6BT, United Kingdom. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: автоматическая обработка; методология; дигитализация; кодировка; данные. Автор прослеживает историю компьютеризации и дигитализации гуманитарного знания за период от 1950 до 1990 года. Она

Вступление 0000000000142647560000000 4000000008866465300000007 1000000012428282000000034 4600000059525470000000071 3900000054299600000000027 3200000091294000600000068 5100000002970001900000013 9000000083000035600000031 9400000084000224800000004 1100000090003887900000032 1800000000094772100000068 8900000000446071200000023 5900000000685396400000026 0000000084882709000000007 0000000512796180000000000 0320680769372341732265313 6215872551172683854374584 2645840776709164616209889 2369911885911949897093920 9934164721821464242591813 8499297080485525401415973 5295097268267858345538994 6511133226416356413631418 4749086794856867561877792 6244154088781893801569853 9227030559555683310407958 9277706417688992359344184

Изучение истории любой междисциплинарной академической сферы ставит ряд базовых вопросов. Каковы пределы этой сферы? Пересекается ли она с другими смежными областями, которые, может быть, повлияли на ее деятельность? Каково ее воздействие на другие, возможно, более традиционные дисциплины? Отдает ли должным образом отчет о ее деятельности простое хронологическое изложение? Возможны ли отступления от него, которые могли бы навести нас на прежде неизвестные возможности? Каждый из этих вопросов мог бы стать основанием для отдельного эссе, но в рамках наличного здесь проС ь ю з а н Х оки  3 7

начинает с новаторской деятельности патера Роберто Буза для приведения трудов Фомы Аквинского в автоматически читабельную форму и заканчивает Инициативой по кодированию текстов (TEI). Статья охватывает огромное разнообразие методов и большой круг вопросов, характеризующийся явной склонностью к междисциплинарности. По самой своей природе дигитализация гуманитаристики была призвана объединить «две культуры» (Чарльз Сноу), чтобы принести строгость и систематические однозначные процедурные методологии, характерные для «точной» науки, для решения проблем в области наук гуманитарных, которые до сих пор, как правило, продвигались с изрядной долей интуитивности и случайности. Вершиной достижений за рассматриваемый период стал TEI, повлиявший на профессиональное сообщество в целом.

Дигитализация гуманитаристики может внести существенный вклад в сохранение культурного наследия в интернете, что важно не только для академических пользователей, но и для всех учащихся и широкой общественности в целом. Наши инструменты и методы должны помочь исследованию посредством оцифровки и кодирования процессов, где предстоит найти, как сократить расходы на создание данных без потери научной ценности или функциональности. На протяжении всей своей истории дигитализация гуманитарного знания показала здоровый аппетит для фантазии и инноваций, продолжая поддерживать высокие академические стандарты. Теперь, когда интернет является доминирующей чертой повседневной жизни, для дигитализации гуманитаристики сложились возможности, о которых прежде нельзя было и мечтать.

странства и контекста выбранный подход призван представить развитие применения компьютерных систем в гуманитарных науках в хронологическом порядке. В пределах этой задачи я уделю внимание лишь ключевым моментам — серьезным интеллектуальным прорывам или тем случаям, когда проделанная в гуманитарном компьютинге работа осваивалась, развивалась или существенно использовалась в других дисциплинах. Здесь не место обсуждать определение того, что имеется в виду под гуманитарным компьютингом. Достаточно сказать, что нас интересует применение компьютерной обработки данных в исследованиях и преподавании в рамках дисциплин, расплывчато определенных как «гуманитарные науки» (humanities), а в британском английском — «искусства» (arts). Программные приложения, работающие с текстовыми источниками, заняли ведущее место в развитии гуманитарного компьютинга, о чем свидетельствуют ключевые публикации в этой сфере. Поэтому неизбежно, что данное эссе фокусируется на этой области. Здесь также не будут предприниматься попытки дать определение «междисциплинарности», но ясно, что по самой своей природе гуманитарный компьютинг должен был охватить «обе 38

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

культуры», ввести свойственные точным наукам жесткие и систематичные однозначные процедурные методологии, чтобы обратиться к тем проблемам в гуманитарии, которые до сих пор решались инстинктивно. Истоки: 1949‑й — начало 1970‑х

В отличие от многих других междисциплинарных экспериментов, и  дата, и  обстоятельства рождения гуманитарного компьютинга тайны не  представляют.  В 1949 году итальянский иезуитский священник отец Роберто Буза начал то, что даже на сегодняшний день представляется задачей монументальной: создание index verborum, указателя всех слов корпуса текстов Фомы Аквинского и других средневековых философов, насчитывающего в целом до одиннадцати миллионов слов средневековой латыни. Буза решил, что какая-то машина могла бы ему помочь, и, услышав о компьютерах, отправился за поддержкой к Томасу Дж. Ватсону в IBM в США 1. Помощь должна была скоро подоспеть, и Буза взялся за работу. Для проекта все тексты были постепенно перенесены на перфокарты и была разработана программа конкордансов. Целью было создание печатных томов, первый из которых был опубликован в 1974 году2. Чисто механическая программа конкордансов, где слова располагаются по алфавиту согласно их графическим формам (последовательностям букв), могла бы дать результат за гораздо более короткое время, однако Буза это бы не удовлетворило. Он хотел создать «лемматизированный» индекс, где слова расположены по словарным гнездам, а не просто по их формам. Его команда попыталась написать программу, чтобы справиться с этой задачей, в результате чего лемматизация всех одиннадцати миллионов словоупотреблений была полуавтоматически осуществлена людьми, работающими со словоформами, с которыми одна программа не могла справиться. Буза задал для своей работы очень высокие стандарты. Его тома напечатаны изящно; ни на каком этапе работы он не пошел на уступки ради того, чтобы ее ускорить. Он продолжает оказывать глубокое влияние на гуманитарный компьютинг своим видением и воображени

1. Busa R. The Annals of Humanities Computing: The Index Thomisticus // Computers and the Humanities. October 1980. Vol. 14. № 2. 2. Idem. Index Thomisticus: Sancti Thomæ Aquinatis operum indices et concordantiæ: In 49 vols. Stuttgart: Frommann-Holzboog, 1974–. С ь ю з а н Х оки  3 9

ем, не уступающим многим специалистам нынешнего поколения, воспитанного на интернете. В 1992 году вышел CD-ROM с корпусом текстов Аквината, содержащим гипертекстовые функции (cum hypertextibus)3 и сопровождаемым инструкцией на латыни, английском и итальянском языках. Отец Буза стал первым лауреатом премии имени Буза, учрежденной в знак признания выдающихся достижений в применении информационных технологий в гуманитарных исследованиях. В 1998 году на своей лекции, приуроченной к вручению премии в Дебрецене, он размышлял о потенциале Всемирной паутины WWW производить мультимедийные научные данные, сопровождаемые изощренным аналитическим инструментарием4. К 1960‑м годам преимущества работы с конкордансами стали очевидны и для других исследователей. Серия из четырех статей Долорес Бертон в журнале «Компьютеры и гуманитарные науки» (Computers and the Humanities) в 1981–1982 годах попыталась объединить их, начав с дискуссии 1950‑х5. Некоторые исследователи были независимыми учеными, чьи интересы концентрировались на одной группе текстов или авторов. В Великобритании Рой Уисби построил ряд конкордансов к ранним средневерхненемецким текстам6. В США конкордансы Стефена Перриша к стихотворениям Мэтью Арнольда и Уильяма Батлера Йейтса предварили серию конкордансов, опубликованных издательством Корнельского университета7. В этот же период возникли вычислительные центры при некоторых крупных языковых академиях Европы — главным образом для помощи в составлении словарей. Среди примеров — Trésor de la Langue





40

3. Thomae Aquinatis Opera Omnia Cum Hypertextibus in CD-ROM / R. Busa (ed.). Milano, 1992. 4. Busa R. Picture a Man… // Literary and Linguistic Computing. 1999. Vol. 14. № 1. 5. Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: The Fifties // Computers and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 1; Idem. Automated Concordances and Word Indexes: The Early Sixties and the Early Centers // Computers and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 2; Idem. Automated Concordances and Word Indexes: The Process, the Programs, and the Products // Computers and the Humanities. 1981. Vol. 15. № 3; Idem. Automated Concordances and Word Indexes: Machine Decisions and Editorial Revisions // Computers and the Humanities. 1982. Vol. 16. № 4. 6. Wisbey R. The Analysis of Middle High German Texts by Computer: Some Lexicographical Aspects // Transactions of the Philological Society. 1963. Vol. 62. № 1. 7. Parrish S. Problems in the Making of Computer Concordances // Studies in Bibliography. 1962. Vol. 15. № 1. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Française8, основанный в Нанси для создания архива французских художественных текстов, и Институт голландской лексикологии в Лейдене9. Хотя большая часть работы в это время была сосредоточена на построении конкордансов как самоцели, применение новых инструментов начало жить собственной жизнью. Использование количественных подходов в изучении стиля и авторства предвосхищает компьютерную обработку данных. Например, еще в 1851 году британский математик и логик Август де Морган предложил количественное изучение словаря как способ исследования авторства посланий Павла10, а Томас Корвин Менденхолл в конце XIX века описал свою счетную машину, с помощью которой две женщины подсчитывали количество слов, состоящих из двух, трех и т. д. букв у Шекспира, Марло, Бэкона и многих других авторов, пытаясь установить, кто написал Шекспира11. Однако появление компьютеров сделало возможным регистрировать частотности слов в гораздо больших количествах и точнее, чем это может человек. В 1963 году шотландский священник Эндрю Мортон опубликовал в одной британской газете статью, где утверждал, что по данным компьютера святой Павел написал только четыре послания. Мортон обосновывал свое утверждение подсчетом общеупотребительных слов в греческом тексте с учетом некоторой элементарной статистики. Он продолжил изучение разных греческих текстов, выпуская статьи и книги, посвященные исследованию частотностей общеупотребительных слов (обычно частиц), а также длины предложений, хотя ему можно возразить, что пунктуация, идентифицирующая предложения, была внесена в греческие тексты современными издателями12.







8. Gorcy G. L’informatique et la mise en œuvre du trésor de la langue française (TLF), dictionnaire de la langue du 19e et du 20e siècle (1789–1960) // The Possibilities and Limits of the Computer in Producing and Publishing Dictionaries / A. Cappelli, A. Zampolli (eds). Pisa, 1984. 9. De Tollenaere F. The Problem of the Context in Computer-aided Lexicography // The Computer and Literary Studies / A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamilton-Smith (eds). Edinburgh: Edinburgh University Press, 1973. 10. Lord R. Studies in the History of Probability and Statistics: viii. de Morgan and the Statistical Study of Literary Style // Biometrika. 1958. Vol. 45. № 1–2. P. 282. 11. Mendenhall T. C. A Mechanical Solution of a Literary Problem // The Popular Science Monthly. 1901. Vol. 60. № 7. 12. Morton A. The Authorship of the Pauline Epistles: A Scientific Solution. Saskatoon, 1965; Morton A., Winspear A. It’s Greek to the Computer. Montreal: Harvest House, 1971. С ь ю з а н Х оки  4 1

Считается, что в изучении спорного авторства компьютер был впервые применен Альваром Эллегардом к так называемым письмам Юниуса, анонима второй половины XVIII века. Его опубликованное в 1962 году исследование использовало компьютер не для подсчета слов, а для машинных расчетов, позволивших Эллегарду получить общую картину словаря исходя из подсчетов вручную13. Вероятно, наиболее авторитетным является основанное на применении компьютера исследование авторства, также выполненное в начале 1960‑х годов. Это работа Мостеллера и Уоллеса, посвященная «Запискам Федералиста», сборнику в поддержку ратификации Конституции США, где исследователи пытались установить авторство двадцати спорных статей14. С таким объемом текстов, написанных обоими кандидатами на авторство на одну ту же тему, исследование имело дело с идеальной ситуацией для компаративной работы. Мостеллер и Уоллес были сначала заинтересованы в статистических методах, которые применяли, но они сумели продемонстрировать, что автором обсуждаемых записок был, очевидно, Медисон. Их выводы в целом приняты, причем до такой степени, что «Федералист» используется в качестве теста новых методов установления авторства15. В это время много обсуждались границы технологии. Анализируемыми данными были либо тексты, либо числа. Они тщательно вносились от руки на перфокарты, при этом каждая карта содержала до восьмидесяти знаков или одну линию текста (только заглавными буквами), или на бумажные перфоленты, где строчные буквы, может, и были допустимы, но человек никоим образом не мог их прочитать. У отца Буза есть свои рассказы о вагонах перфокарт, транспортируемых по Италии из одного центра в другой. Вся обработка данных выполнялась поэтапно, так что пользователь никак не мог увидеть результаты раньше вывода на печать, когда работа была уже завершена. Представление данных на основе набора символов вскоре было признано 13. Ellegеrd A. A Statistical Method for Determining Authorship: The Junius Letters 1769–1772. Gothenburg: Elanders Boktryckeri Aktiebolg, 1962. 14. Mosteller F., Wallace D. Inference and Disputed Authorship: The Federalist. Reading, MA: Addison-Wesley, 1964. 15. Holmes D., Forsyth R. The Federalist Revisited: New Directions in Authorship Attribution // Literary and Linguistic Computing. 1995. Vol. 10. № 2; Tweedie F. J., Singh S., Holmes D. I. Neural Network Applications in Stylometry: The Federalist Papers // Computers and the Humanities. 1996. Vol. 30. № 1. 42

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

существенной проблемой, которую начали решать только сейчас, с появлением Unicode, хотя и не для любых гуманитарных текстов. Были разработаны разные методы изображения прописных и строчных букв на перфокартах, чаще всего введением звездочки или похожего символа перед заглавной буквой. Акценты и другие нестандартные символы подвергались схожей процедуре, а нелатинские алфавиты были целиком транслитерированы. Самые объемные массивы данных записывались на магнитофонную ленту, а это можно делать только сериально. Проматывание всей кассеты из конца в конец занимало около четырех минут, так что была написана программа для минимизации количества прокруток кассеты. Произвольный, как на дисках, доступ к данным был невозможен. Таким образом, их нужно было записывать сериями. Это было не так проблематично для текстовых данных, однако для исторических текстов это могло означать упрощение данных, которые представляли несколько аспектов одного объекта (формируя несколько таблиц в технологии реляционной базы данных), сведение их к одному линейному потоку. Этого оказалось достаточно, чтобы отпугнуть историков от участия в проектах, основанных на применении компьютера. Проблемы репрезентации коснулись далеко не только отдельных символов. Программам построения конкордансов и поисковым программам нужно было идентифицировать цитаты по их расположению в тексте. Методы, используемые поисковыми системами для обычных документов, не подходили, так как обычно они предполагали структуры документов, подобные статьям в журналах, и не могли справиться со структурами, свойственными в поэзии, драме или в тех рукописях, в которых важно размещение по строкам. Предложены были разные методы определения структур документов, но наиболее изощренным оказался метод, используемый программой построения конкордансов COCOA 16. Смоделированный по формату, созданному Полом Брэтли для Архива древних шотландских текстов17, COCOA дает возможность пользователю задавать спецификацию структуры документа, свойственной определенному набору документов. Он также позволяет размечать параллельные структуры, 16. Russell D. COCOA — A Word Count and Concordance Generator for Atlas. Chilton, UK: Atlas Computer Laboratory, 1967. 17. Hamilton-Smith N. A Versatile Concordance Program for a Textual Archive // The Computer in Literary and Linguistic Research / R. Wisbey (ed.). Cambridge, MA: Cambridge University Press, 1971. С ь ю з а н Х оки  4 3

делая возможным, например, кодирование системы цитирования для печатной версии параллельно с системой цитирования для рукописного источника текста. COCOA не занимает много памяти, но, кажется, не очень читабелен для человека. Другая широко применяемая схема для цитаций была более зависима от формата перфокарт. В этой схеме, часто называемой фиксированным форматом, каждая строка начиналась с закодированной последовательности символов с информацией о цитате. Каждая единица в пределах цитаты располагалась в специальных колонках параллельно строке, например: название — в колонках 1–3, номер стиха — в 5–6, а номер строки — в 7–9. Ввод этой информации ускорялся функциями на перфораторе, но в то же время она занимала больше места в компьютерном файле. Наследие этих схем цитирования до сих пор может быть обнаружено в электронных текстах, созданных некоторое время тому назад. Программа COCOA , в частности, имела решающее воздействие: другие схемы были выведены из нее. COCOA не может легко обращаться с разметкой небольших признаков объектов внутри контента, таких как имена, даты и аббревиатуры, но ее способность работать с параллельными структурами обгоняет в этом почти все современные схемы разметки. В этот же период впервые сложились возможности кооперации через гуманитарный компьютинг для обмена идеями и совместного решения проблем. В 1964 году IBM организовал конференцию в Йорктаун-Хайтс.  Последующая публикация «Обработка литературных данных: материалы конференции», изданная Джесс Бессинджер и Стефеном Перришем18, читается почти как текст 1980‑х годов, если абстрагироваться от перфокарт. В докладах выносят на обсуждение сложные вопросы кодирования рукописных текстов и автоматической сортировки конкордансов, где и варианты написания, и недостаток лемматизации отмечены как серьезная помеха. Насколько можно судить, конференция в Йорктаун-Хайтс была уникальным и изолированным событием. Только через шесть лет, в марте 1970 года, в Кембриджском университете Роем Уисби и Майклом Фаррингдоном была организована конференция, задуманная как первая в  серии регулярных конференций по литературному и лингвистическому компьютин 18. Bessinger J., Parrish S. Literary Data Processing Conference Proceedings. White Plains, NY: IBM, 1965. 44

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

гу и предшественница того, что станет встречами Ассоциации по литературному и лингвистическому компьютингу / Ассоциации по компьютерам и гуманитарным наукам (ALLC/ACH ). Это было поистине международное событие с достойными представителями с обеих сторон Атлантики и из Австралии. Материалы, тщательно подготовленные Уисби19, установили стандарт для последующих публикаций. Ретроспективно внимание на себя обращает акцент на вводе, выводе и программировании, а также на лексикографии, текстовом редактировании, преподавании языков и стилистике. Даже в это время вполне осознавалась необходимость архивирования и поддержки электронных текстов. Другой показатель нарождающейся отрасли знаний — основание нового журнала. «Компьютеры и гуманитарные науки» начал выходить под редакцией Йозефа Рабена в 1966 году. Рабен с особой энергией пестовал новый журнал, и на протяжении нескольких лет, по крайней мере до регулярных конференций и образующихся после них ассоциаций, журнал был главным средством распространения информации о гуманитарном компьютинге. Рабен осознавал необходимость быть в курсе происходящего, и редакция журнала постепенно стала первым местом, куда обращались желающие запустить какой-либо проект. Другие неофициальные бюллетени и  журналы также помогали отдельным сообществам, в частности Calculi по компьютерам и классической филологии, издававшийся Стефеном Уэйтом. На 1960‑е приходится и создание центров по использованию компьютеров в гуманитарных науках. В 1963 году Уисби основал Центр литературного и лингвистического компьютинга в Кембридже в качестве поддержки своей работы с ранними средневерхненемецкими текстами. В Тюбингене Вильгельм Отт собрал группу, начавшую разработку серии программ по текстовому анализу, в частности, для создания критических изданий. Программные модули TuStep до сих пор в ходу, они задают очень высокие стандарты научной работы во всех ее фазах — от ввода данных и сличения текстов до производства всего комплекса печатных томов. Для этого раннего периода характерно, что технология часто стесняла работу, если под технологией понимать наборы символов, инструменты ввода/вывода и медленный оборот систем пакетной обработки данных. Впрочем, исследователи находили, 19. The Computer in Literary and Linguistic Research / R. Wisbey (ed.). Cambridge, MA: Cambridge University Press, 1971. С ь ю з а н Х оки  4 5

пусть и неуклюжие, способы решения некоторых из этих проблем. Что более характерно, выявленные ими ключевые пробле­ мы все еще остаются, например необходимость справляться с вариативным написанием, различными вариантами рукописей и лемматизацией. Консолидация: 1970‑е — середина 1980‑х

Если охарактеризовать этот период одним словом, то им будет «консолидация». Все больше людей применяли методологии, разработанные в течение предшествующего периода. Создавалось больше электронных текстов, стартовало все больше проектов, использующих те же приложения. Информация о том, что возможно, постепенно распространилась по обычным каналам в академической среде, все больше людей имели дело с компьютерами в повседневной жизни, начиная задумываться о том, как использовать компьютеры для своих исследований и преподавания. Распространению информации способствовали «Компьютеры и гуманитарные науки» и постоянные конференции. Симпозуим в Кембридже в 1970 году положил начало серии конференций, проводившихся в Великобритании один раз в два года и ставших главным событием в области гуманитарного компьютинга. На встречах в Эдинбурге (1972), Кардиффе (1974), Оксфорде (1976), Бирмингеме (1978) и Кембридже (1980) были представлены очень высококачественные доклады. Ассоциация по литературному и лингвистическому компьютингу (ALLC ) образовалась в результате встречи в Королевском колледже Лондона в 1973 году. С самого начала она трижды в год выпускала свой бюллетень, а также начала организовывать ежегодные встречи с приглашенными специалистами и к 1986 году основала журнал «Литературный и лингвистический компьютинг» (Literary and Linguistic Computing). К середине 1970‑х в Северной Америке началась другая серия конференций под названием «Международная конференция по компьютингу в гуманитаристике» (ICCH ). Конференции проводились по нечетным годам, чтобы чередоваться со встречами в Великобритании. Британские конференции и ежегодные встречи ALLC начали постепенно объединяться. Они продолжали заниматься литературной и лингвистической обработкой данных с некоторым акцентом на «лингвистическом», предложив форум для растущего числа европейских исследователей в области, ставшей известной как корпусная лингвистика. ICCH привлекала доклады с более широким тема46

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

тическим спектром, к примеру о применении компьютеров в преподавании письма, о музыке, искусстве и археологии. Ассоциация по компьютерам и гуманитарным наукам (ACH ) возникла из этой конференции и была основана в 1978 году. Требования гуманитарного компьютинга начали признаваться и в академических вычислительных центрах. Еще во времена обработки данных на универсальных ЭВМ нужно было регистрироваться, чтобы воспользоваться любыми вычислительными средствами. А такая регистрация позволяла персоналу академических вычислительных центров определять потребности пользователей и планировать установку стандартного программного обеспечения, которое могло бы использоваться разными людьми. Вторая версия программы построения конкордансов COCOA в Британии была разработана именно с целью установки на разных мейнфреймах20. Программа была распространена по разным вычислительным центрам в середине 1970‑х, и многие из них назначали одного человека, ответственного за поддержку. Неудовлетворенность ее пользовательским интерфейсом вместе с прекращением поддержки со стороны лаборатории «Атлас», где программа была написана, привели к тому, что финансовые структуры спонсировали разработку новой программы в Оксфордском университете. Названная Оксфордской программой конкордансов (OCP ), она была готова к реализации в 1982 году и вызвала интерес во всем мире у пользователей разных стран21. В это же время появилось и другое пакетное или комплексное программное обеспечение, что значительно снизило стоимость проектов по части средств обеспечения программных разработок. Потребность в том, чтобы избежать дублирования усилий, тоже привела к объединению в области текстового архивирования и хранения. С появлением пакетного программного обеспечения и в связи с уже неактуальным программированием в  больших объемах, в  любом проекте подготовка электронных текстов начала занимать большую часть времени. Главным стимулом к созданию Оксфордского текстового архива (ОТА ) в 1976 году была потребность удостовериться в том, что законченный исследователем текст не пропадет.  ОТА предпринял 20. Berry-Rogghe G., Crawford T. Developing a Machine-independent Concordance Program for a Variety of Languages // The Computer and Literary Studies. 21. Hockey S., Marriott I. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 1–3 // ALLC Bulletin 7. 1979; Idem. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 4 // ALLC Bulletin 8. 1980. С ь ю з а н Х оки  4 7

сохранение электронных текстов и, при условии разрешения депозитора, а также с соответствующими разрешениями относительно авторских прав, делал эти тексты доступными для любого желающего воспользоваться ими в академических целях. Это было началом цифровой библиотеки, хотя изначально никто ее так не называл, и ее персонал должен был еще выработать свои методы описания и документации материала22. Массив недокументированных данных указал на необходимость выработки общепринятых процедур описания электронных текстов. Подход ОТА состоял в том, чтобы предложить сервис по сохранению любых внесенных данных. Ему это удавалось достаточно длительное время и с помощью очень небольшого бюджета, однако сервис не поддерживал создание некоторых текстов. Группы ученых в некоторых дисциплинах скооперировались для создания архива текстов с целью использования его в качестве источника исследований. Из них особого внимания достоин Thesaurus Linguae Graecae (TLG ), созданный в Калифорнийском университете в Ирвайне и руководимый Теодором Бруннером на протяжении многих лет. Бруннер собрал миллионы долларов на поддержку создания «базы данных» древнегреческих текстов, включавшей всех авторов от Гомера до приблизительно 600 г. н. э., — около 70 миллионов слов23. Дополнительная коллекция классических латинских текстов была создана позднее Институтом гуманитарных наук Паккарда, что вместе с TLG дало классическим филологам такой исследовательский ресурс, которому в других дисциплинах долгие годы не было равных. Только у специалистов по древнеанглийской литературе был доступ к похожему полному, но меньшему корпусу древнеанглийских текстов, составленному для древнеанглийского словаря24. В этот период было основано еще больше центров по обработке данных в гуманитарных науках. Некоторые из них, как, например, Норвежский вычислительный центр для гуманитарных наук (сегодня HIT ) в Бергене, при существенной поддержке го 22. Proud J. The Oxford Text Archive. L.: British Library R&D Report, 1989. 23. Brunner T. Classics and the Computer: The History of a Relationship // Accessing Antiquity: The Computerization of Classical Studies / J. Solomon (ed.). Tucson; L.: University of Arizona Press, 1993. 24. Healey A. The Corpus of the Dictionary of Old English: Its Delimitation, Compilation and Application // Fifth Annual Conference of the University of Waterloo Centre for the New Oxford English Dictionary (September 18–19, 1989, St. Catherine’s College, Oxford). Waterloo, ON: UW Centre for the New OED, 1989. 48

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

сударства внедряли широкий спектр прикладных технологий и проектов. Другие, как Центр компьютерного анализа текстов (ССАТ ) в Университете Пенсильвании, сосредоточивались более узко на интересах научных и университетских кругов, которые способствовали формированию этих центров. Подобные организмы стали возникать по всему миру, а ученые этих институций в целом пользовались значительной поддержкой. В этот период были введены университетские курсы, посвященные разным аспектам гуманитарного компьютинга. Одни преподавались персоналом академических вычислительных центров: они концентрировались в основном на технических аспектах применения программного обеспечения. Другие предусматривали широкий обзор областей приложения. Если курсы читались учеными, то их тематика обычно соответствовала интересам авторов, которые затем привлекали к этим областям и своих студентов. Помимо этого, не прекращалась дискуссия, должны ли студенты изучать программирование. Кто-то считал, что оно заняло место латыни в качестве «ментальной дисциплины»25. Другие полагали, что оно сложно и отнимает слишком много времени от основной работы в гуманитарных науках. Некоторое время язык обработки строк Снобол был в моде, так как для студентов-гуманитариев он был проще остальных языков программирования, среди которых главным был Фортран. Были также подвижки в развитии инструментов обработки, в основном в связи с переходом от ленты к хранению на дисках. Файлы больше не нужно было искать в порядке их следования. Какое-то время в ходу были разные способы упорядочивания материала в базах данных, и некоторые из них — весьма эффективные для гуманитарных текстов26, но постепенно возобладала реляционная модель. При вводе в эксплуатацию на мейнфреймах она продемонстрировала лучшую структуру, в которой могли работать историки и другие имеющие дело с материалом, взятым из источников (не с самими источниками). Однако реляционные методы все еще представляли трудности в репрезентации той информации, которую нужно было вмещать в таблицы. В 1970‑е годы были изобретены по меньшей мере два аппаратных устройства для помощи в поиске. Одно было установлено на компьютере Дэ 25. Hockey S. Workshop on Teaching Computers and the Humanities Courses // Literary and Linguistic Computing. 1986. Vol. 1. № 4. P. 228–229. 26. Burnard L. Principles of Database Design // Information Technology in the Humanities / S. Rahtz (ed.). Chichester: Ellis Horwood, 1987. С ь ю з а н Х оки  4 9

вида Пакарда Ibycus, cозданном для работы с TLG и некоторыми другими материалами классической филологии27. Другое, контентно-адресуемое хранилище данных (CAFS), работало на британских компьютерах ICL 28. Идея переноса обработки данных на хардвер казалась очень заманчивой гуманитариям, имеющим дело с большими массивами данных, но она так и не прижилась в полной мере, возможно, потому, что ее опередило быстрое усовершенствование стандартного аппаратного оборудования. В публикациях этого периода преобладают работы на основе лексических исследований, порожденных программами конкордансов. Результаты представляли интерес либо для каких-то видов стилистического анализа, либо для использования в лингвистике. При различных лексических подсчетах применялась все более сложная математика, из-за чего некоторые, более гуманитарного склада, участники процесса оставались не у дел. Кроме того, в отношении методологии было мало действительно нового или любопытного и, возможно, меньше, чем хотелось бы, критической оценки методологий. Важные тенденции этого периода относятся больше к системам обслуживания, разработанным благодаря наличию все большего числа средств распространения (конференции и журналы), а также благодаря признанию необходимости стандартного программного обеспечения, архивирования и хранения текстов. Распространение осуществлялось через бюллетени по гуманитарному компьютингу и намного меньше — через гуманитарные издания широкого профиля. Похоже, мы все еще пребывали на той стадии, когда гуманитарные исследования, осуществляемые с помощью компьютера, не пользовались особым уважением и ученые предпочитали публиковаться там, где их работы имели больший шанс быть принятыми. Новые тенденции: середина 1980‑х — начало 1990‑х годов

В этот период произошли существенные сдвиги в развитии гуманитарного компьютинга. Некоторые можно отнести к двум новым техническим решениям — персональному компьютеру и электронной почте. Другие произошли в результате роста экс 27. The Humanities Computing Yearbook 1989–1990: A Comprehensive Guide to Software and Other Resources / I. Lancashire (ed.). Oxford: Clarendon Press, 1991. P. 204–205. 28. Burnard L. CAFS: A New Solution to an Old Problem // Literary and Linguistic Computing. 1987. Vol. 2. № 2. 50

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

плуатации технологий и в связи с необходимостью сократить затраты усилий. Сначала появилось несколько разных конкурирующих брендов персональных компьютеров. Одни были созданы для игр, другие служили автономными текстовыми редакторами и не могли быть использованы ни для чего другого, третьи предназначались для рынка образования, а не для общего пользования. Постепенно персональные компьютеры IBM и модели на основе архитектуры IBM начали доминировать. Компьютеры Apple Macintosh также широко применялись, особенно в области графики. Персональный компьютер теперь — неотъемлемая часть научной жизни, однако во времена своего появления он был значительно дороже, чем сейчас, и  его первыми покупателями были энтузиасты и интересующиеся. Первоначальным результатом оказалось то, что больше не требовалось регистрироваться в вычислительном центре, чтобы воспользоваться компьютером. Пользователи ПК могли делать что хотели и уже не были ограничены тем, что имелось в доступе прежде. К концу 1980‑х появились три основанные на DOS программы текстового анализа: Word-Cruncher, TACT и MicrOOCP  — все с очень хорошей функциональностью. Владельцы ПК могли работать с ними на дому и, в случае с Word-Cruncher и TACT , получать мгновенные результаты поиска. MicrOOCP была разработана из мэйнфреймовой программы с применением метода пакетного индексирования, а не интерактивного поиска. Однако главным приложением персональных компьютеров было то, что применялось во всех других дисциплинах, а именно обработка текстовых данных. Это привлекло еще больше пользователей, которые очень мало знали о других приложениях и были склонны считать, что функции программ текстовой обработки — это все, что компьютеры могли для них сделать. Apple Macintosh привлек пользователей-гуманитариев по двум причинам. Во-первых, у него задолго до Windows был графический интерфейс. Это означало, что он гораздо удобнее с точки зрения отображения нестандартных символов. Наконец-то можно было теперь увидеть на экране древнеанглийские, греческие, кириллические символы и почти любой другой алфавит и легко работать с содержащим эти символы текстом. Во-вторых, Macintosh появился с программой, с помощью которой можно было легко создавать примитивные гипертексты. HyperCard предоставил модель карточных файлов со связями С ь ю з а н Х оки  5 1

между ними. Он включал и простой инструмент программирования с возможностью — впервые для ученых-гуманитариев — легко писать компьютерные программы. Вскоре была признана польза гипертекста для преподавания и появились разные примеры этого. Один из них — рабочая станция «Беовульф», созданная Патриком Коннером29. Он дает текст со ссылками на современную английскую версию и различные языковедческие и контекстные примечания. Также первая версия проекта «Персей» была выпущена для последнего пользователя HyperCard. Создание сети контактов, по крайней мере для электронной почты, первоначально предназначалось для групп программистов и исследовательских институтов. К середине 1980‑х годов большинство академических компьютерных сервисных центров разработали средства отправления и получения электронной почты вне международных границ. Электронными адресами жадно обменивались на конференции ALLC в Ницце 1985 года; началась эра мгновенной коммуникации. Вскоре электронная почта отправлялась группам пользователей и была установлена программа для электронных групп дискуссий ListServ. Ansaxnet, самая старая электронная группа дискуссий в гуманитарии, была разработана Коннером в 1986 году30. Весной 1987 года на конференции ICCH в Колумбии, Южная Каролина, встретились специалисты, в гуманитарном компьютинге работающие в основном в сфере поддержки, и сошлись на том, что нужно найти способ поддержания связи на регулярной основе. Уиллард МакКарти, в  то время работавший в Университете Торонто, взялся за рассмотрение того, что они могли бы предпринять. После конференции он обнаружил существование ListServ, и вскоре появился «Гуманист»31. Первое сообщение было отправлено 7 мая 1987 года. МакКарти взял на себя функцию редактора того, что сам он предпочитает называть «электронным семинаром», и с тех пор, за исключением пропуска в начале 1990‑х, когда «Гуманист» издавался Университетом Брауна, продолжает выступать в этой роли. «Гуманист» стал чем-то вроде модели электронных групп дискуссий. МакКарти соблюдает отличные стандарты редакти 29. Conner P. The Beowulf Workstation: One Model of Computer-assisted Literary Pedagogy // Literary and Linguistic Computing. 1991. Vol. 6. № 1. 30. Idem. Networking in the Humanities: Lessons from Ansaxnet // Computers and the Humanities. 1992. Vol. 26. № 3. 31. McCarty W. Humanist: Lessons from a Global Electronic Seminar // Computers and the Humanities. 1992. Vol. 26. № 3. 52

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

рования, и уровень дискуссии также в целом высокий. Для тех из нас, кто находится в Европе, регулярный утренний рацион из трех–шести дайджестов «Гуманиста» — приятное начало дня. «Гуманист», став главным в поддержке и развитии сообщества, оказал существенный вклад в формирование гуманитарного компьютинга. Его архивы, восходящие к 1987 году, являют собой неисчерпаемый источник сведений касательно тенденций и проблем этого периода. Он был также взят за образец основателями Linguist List, главного электронного форума по лингвистике. В этот период обретает печатную форму единственная широкомасштабная попытка составления библиографии проектов, программ и публикаций. Вышли два тома «Ежегодника гуманитарного компьютинга» (Humanities Computing Yearbook, HCY ). Первый, под редакцией Яна Ланкашира и Уилларда МакКарти, вышел в 1988 году и насчитывал около 400 страниц. Второй том, за 1989–1990 годы, — почти 700 страниц и с гораздо лучшим указателем. На протяжении нескольких лет, пока издание не начало устаревать, «Ежегодник» был чрезвычайно ценным источником, исполняя ту роль, которую ранее взял на себя журнал «Компьютеры и гуманитарные науки», переставший выходить в начале 1970‑х. Подготовка «Ежегодника» была поистине трудоемким предприятием, и следующие тома не появились. К началу 1990‑х сложилось общее мнение, что в будущем база данных онлайн была бы более эффективным ресурсом. Хотя и предпринимались разные попытки создать нечто подобное, ничего стоящего внимания так и не появилось, а общая картина проектов и публикаций снова оказывается неполной. В отношении интеллектуальных прорывов на  фоне других событий этого периода одно выделяется особенно. В ноябре 1987 года Нэнси Айд с помощью коллег из ACH организовала встречу по приглашениям в Колледже Вассара, Пукипси, для обсуждения возможности создания стандартной схемы кодирования для гуманитарных электронных текстов32. До сих пор предпринимались разные попытки решить проблему множества различных конфликтующих схем кодирования — ситуация, которую один из участников конференции в Вассаре назвал хаосом. Настало время действовать. Ученые уставали все больше, тратя время на переформатирование текстов под определенную программу, и испытывали все большую фрустрацию из-за недо 32. Burnard L. Report of Workshop on Text Encoding Guidelines // Literary and Linguistic Computing. 1988. Vol. 3. № 2. С ь ю з а н Х оки  5 3

статков существующих схем. В 1986 году появилась новая схема кодирования. Стандартный общий язык разметки SGML (Standard Generalized Markup Language), выпущенный ISO , предложил такой механизм определения схемы разметки, который мог работать с различными типами текстов, обращаться с метаданными и представлять как сложный научный анализ, так и базовые структурные элементы документов. Участники конференции согласовали ряд принципов («Принципы Пукипси») в качестве основы для разработки новой схемы кодирования и доверили руководство проектом Комитету управления с представителями от ассоциаций по компьютерам и гуманитарным наукам (ACH ), по литературному и лингвистическому компьютингу (ALLC ) и по компьютерной лингвистике33. Впоследствии группа собрала свыше миллиона долларов в Северной Америке и контролировала разработку «Принципов кодирования электронного текста и обмена» Инициативы по кодированию текстов (Text Encoding Initiative, TEI ). Работа сначала велась в четырех областях, с комитетом при каждой из них. Результаты затем были объединены двумя редакторами в первый черновой вариант, распространенный в 1990 году для открытого комментирования. На следующем этапе к проекту были подключены рабочие группы, которые детально исследовали применимость этих методов к конкретным областям. Первая полная версия «Принципов» TEI была опубликована в мае 1994 года и распространена в печатном и электронном виде. Размер, размах и воздействие TEI превзошли все ожидания участников конференции в Вассаре. Это была первая способная заинтересовать ученых систематическая попытка категоризировать и определить все свойства текстов в гуманитаристике. Всего около 400 тегов кодирования было задано в структуре, легко расширяемой для новых прикладных областей. Задавание тегов в «Принципах» проясняет некоторые вопросы, однако по ходу работы возникли более глубокие интеллектуальные проблемы. Работа в TEI вызвала интерес к теории разметки и к репрезентации гуманитарного знания в качестве темы как таковой. Публикация «Принципов» TEI совпала с появлением полнотекстовых цифровых библиотек, так что для проектов цифровых библиотек, которые до сих пор не пересекались с гуманитарным компьютингом, оказалось естественным основывать работу на TEI , нежели изобретать схемы разметки с нуля. 33. Text Encoding Initiative (2001), URL: http://www.tei-c.org. 54

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Большая часть работы TEI была сделана с помощью электронной почты с использованием частных и публичных групп дискуссий и через файловый сервер, куда вывешивались черновики документов. С самого начала любой, кто работал в группе TEI , должен был регулярно пользоваться электронной почтой, так что проект стал любопытным примером такого способа работы. Впрочем, участники вскоре поняли, что подводить итоги в электронных дискуссиях непросто, но, к счастью, имелись ресурсы и для регулярных личных встреч, с тем чтобы удостовериться, что решения действительно выполняются, а предложения по разметкам от различных рабочих групп обоснованны. Как мы видим, помимо важных достижений в использовании персональных компьютеров, нетворкинге и TEI в 1970‑е годы бурно развивался и гуманитарный компьютинг, вовлекая все больше пользователей и проектов. Некоторые прикладные области постепенно отделились от обработки данных в гуманитаристике, развив собственную культуру и способы распространения. «Компьютеры и письмо» оказались темой, довольно быстро себя исчерпавшей. Компьютерная лингвистика развивалась всегда независимо от гуманитарного компьютинга и, несмотря на усилия Дона Уокера в оргкомитете TEI , оставалась независимой дисциплиной. Уокер и Антонио Замполли из Института компьютерной лингвистики в Пизе много работали над объединением сообществ гуманитарного компьютинга и компьютерной лингвистики, однако без большого успеха. Как раз когда ученые в гуманитарном компьютинге начинали испытывать серьезную потребность в инструментах, разработанных в компьютерной лингвистике (морфологический анализ, синтаксический анализ и лексические базы данных), в компьютерной и корпусной лингвистике велась активная работа по аргументационному анализу и анализу речи. Несмотря на знаковый доклад о взаимодействии между компьютерной лингвистикой и литературным и лингвистическим компьютингом, прочитанный Замполли и его коллегой Николеттой Кальцолари на первой объединенной конференции ACH/ALLC в Торонто в июне 1989 года34, эти два сообщества почти не контактировали, и той пользы, какую мог бы извлечь из методик компьютерной лингвистики, гуманитарный компьютинг не извлек. 34. Calzolari N., Zampolli A. Lexical Databases and Textual Corpora: A Trend of Convergence between Computational Linguistics and Literary and Linguistic Computing // Research in Humanities Computing / S. Hockey, N. Ide (eds). Oxford, 1991. Vol. 1. С ь ю з а н Х оки  5 5

Эра интернета: от начала 1990‑х до наших дней

Одно событие по своему воздействию далеко превзошло любое другое в период 1990‑х. Это был приход интернета, а особенно Всемирной паутины (World Wide Web). Первый графический браузер Mosaic появился на сцене в 1993 году. Отныне использование интернета — жизненно важная часть любой академической деятельности. Поколение студентов выросло с ним и естественно воспринимает его как главный источник любой информации. Изначально специалистам, работающим в долгосрочных проектах гуманитарного компьютинга, было сложно осознать возможное воздействие сети почти в тех же масштабах, что и Microsoft’а. Работающие с TEI остро почувствовали, что язык гипертекстовой разметки HTML (HyperText Markup Language) был слабой системой разметки, навсегда сохранившей все проблемы с текстовыми редакторами и с основанной на этом виде разметкой. Сеть просматривалась с любопытством, но, скорее, извне. Она была средством поиска каких-то видов информации, а не действительно серьезным инструментом гуманитарных исследований, но она стала первой возможностью для тех институций и организаций, которые первыми намерились освоить компьютинг в гуманитарных науках. Они увидели, что сеть является и превосходным средством для распространения результатов научной работы не только среди коллег, но и среди намного более широкой аудитории. Возникла новая группа пользователей. С точки зрения производителя, преимущества интернета огромны. Формат более не ограничивается форматом печатной книги. Теоретически почти отсутствуют ограничения в объеме, и гипертекстовые ссылки предоставляют удобный способ работы с примечаниями и пр. Публикация может выстраиваться постепенно, по мере того как и когда ее части готовы к изданию. Ее можно выложить сразу, легко исправлять и обновлять. С начала до середины 1990‑х годов было заявлено множество новых проектов, некоторые из них нашли финансирование и были запущены. В частности, в области научных электронных изданий было несколько встреч и публикаций, посвященных дискуссии о том, на что может быть похожим электронное издание35. Происходило это как раз в то время, когда теоретики редакторского дела работали над текстом как физическим объ 35. Finneran R. The Literary Text in the Digital Age. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1996; Bornstein G., Tinkle T. The Iconic Page in Ma56

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ектом, который они могли бы репрезентировать в цифровых образах. За знаменательным исключением работы, проделанной Питером Робинсоном36 и, возможно, еще парой других специалистов, немногие из этих публикаций увидели свет иначе, чем в виде прототипов или небольших образцов, и ко второй половине десятилетия интерес к этому несколько угас. Было предложено множество творческих идей, но, как только они оказывались на стадии, где теория должна перейти в практику, а проекты требовали усердного труда по вводу, текстовой разметке и разработке программного обеспечения, внимание переносилось на другие вещи. Велись споры о  том, как называть коллекции электронных ресурсов. Многие предпочитали термин «архив» (archive). В частности, так были названы «Архив Блейка» и другие проекты в Институте передовых технологий в гуманитарных науках в Университете Вирджинии. «Архив» означал коллекцию материала, где обычно пользователь должен был выбирать метод навигации. «Версия» (edition) подразумевает значительную долю научной прибавочной стоимости, поскольку отражает представления одного или более редактора, что может быть осуществлено благодаря предпочтению определенных методов навигации. Язык разметки SGML , в основном в созданных на основе TEI приложениях, был принят как способ снабжения добавочными блоками, на которых могли быть построены маршруты навигации. Однако оставались нерешенными серьезные задачи по проектированию и построению эффективного пользовательского интерфейса. И все же основной упор делался на навигации, а не на инструментах и методах анализа, которые в прошлом сформировали в гуманитарном компьютинге основные сферы приложения. На заре появления сети технология распространения текстов, размеченных по стандарту SGML , была неуклюжей и во многих отношениях предоставляла менее удовлетворительный пользовательский интерфейс, чем тот, что может быть выработан неформатированным HTML . Но из-за легкости nuscript, Print, and Digital Culture. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1998. 36. Geoffrey Chaucer: The Wife of Bath’s Prologue on CD-ROM / P. Robinson (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1996; Idem. New Directions in Critical Editing // Electronic Text: Investigations in Method and Theory / K. Sutherland (ed.). Oxford: Clarendon Press, 1997; Idem. New Methods of Editing, Exploring and Reading The Canterbury Tales. 1999. URL: http://www.cta.dmu.ac.uk/projects/ctp/desc2.html. С ь ю з а н Х оки  5 7

просмотра этих текстов воздействие многих издательских проектов такого рода было существенным. Для большего числа людей идея технологии в гуманитарии стала привычной, хотя это в меньшей мере касалось загрузки материалов в сеть. Хотя поначалу большинство из издательских проектов были запущены коллективами ученых, вскоре и библиотеки стали обдумывать идею выкладывания содержания свих коллекций в интернет. В США несколько институций создали коллекции электронных текстов и цифровых библиотек в качестве гуманитарных первоисточников, обычно используя поисковый механизм OpenText SGML 37. Обладая хорошими и быстрыми возможностями поиска слов (цепочек), он в то же время позволяет немногим больше, чем справочная система для поиска слов. Другие проекты использовали систему электронных книг ­DynaText SGML для распространения своих текстов. Это дало возможность более структурированного поиска, однако с не особенно удобным интерфейсом. Совершенно новая идея электронных публикаций принадлежит проекту «Орландо», работающему с историей британской женской литературы в университетах Альберты и Гуэльфа. При существенной финансовой помощи новый материал в виде кратких биографий авторов, истории их письма и общих мировых событий был создан как совокупность документов стандарта SGML 38. Затем можно было работать над извлечением порций этих документов и преобразованием их в новый материал, например, для того, чтобы генерировать хронологии отдельных периодов или тематик. Этот проект представил собой идею совершенно новой формы академического письма, идею, принципиально отличную от всего, что было сделано до сих пор. Остается только следить за тем, действительно ли она наберет обороты. Благодаря интернету стало реально выполнять совместные проекты ранее невозможными способами. Простая возможность участия в составлении одного и того же документа людей, находящихся в разных местах, была большим прорывом в более ранних методах работы. В проекте «Орландо» исследователи обеих институций создают дополнения к архиву документа, который раз 37. Price-Wilkin J. Using the World Wide Web to Deliver Complex Electronic Documents: Implications for Libraries // The Public-Access Computer Systems Review. 1994. Vol. 5. № 3. 38. Brown S. et al. SGML and the Orlando Project: Descriptive Markup for an Electronic History of Women’s Writing // Computers and the Humanities. 1997. Vol. 31. № 4. 58

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

работан на базе web-технологии, в административных целях использующей элементы разметки SGML. Распространялись также идеи по совместной редакции рукописных источников, при которой специалисты, находясь в разных местах, могли бы добавлять слои примечаний, например для проекта Пирс39 и Codex Leningradensis40. Технические стороны этой идеи достаточно прозрачны. Может быть, менее ясно управление проектом: кто контролирует или проверяет примечания и как все это можно сохранять. Внедрение TEI в качестве модели в проектах цифровых библиотек затронуло некоторые любопытные вопросы относительно целой философии TEI , задуманной большей частью учеными, которые желали быть возможно более гибкими. Любой тег TEI может быть изменен, теги можно добавлять там, где это уместно. Несколько иная философия преобладает в библиотечно-информационной науке, где заданным стандартам следуют с большим тщанием, для того чтобы обеспечить читателям легкий поиск книг. К сожалению, большего вклада со стороны библиотечно-информационной науки в то время, когда создавалась TEI , ожидать не приходилось, но проект TEI был запущен задолго до того, как термин «цифровая библиотека» вошел в обиход. Среди библиотекарей многолетний опыт работы с электронными текстами был редкостью в отличие от сообщества ученых. Тем не менее TEI была взята в качестве модели разработчиками кодированного архивного описания EAD (Encoded Archival Description), возымевшего очень широкое воздействие в качестве стандарта поисковых вспомогательных средств в архивах и специальных коллекциях. В начале 1990‑х к электронным ресурсам гуманитарных наук добавилось дополнительное измерение — тогда появилась возможность подачи мультимедийной информации в виде изображений, аудио и видео. На заре эпохи цифровых изображений было много дискуссий о файловых форматах, цветовой разрешающей способности, других технических аспектах формирования изображения и гораздо меньше о том, что же люди могут с ними делать помимо просмотра. Безусловно, в доступе к изображениям первоисточников в сети есть множество преимуществ, однако специалисты по гуманитарному компьютингу, 39. Neuman M., Keeler M., Kloesel C., Ransdell J., Renear A. The Pilot Project of the Electronic Peirce Consortium (abstract) // ALLC/ACH ‘92 Conference Abstracts and Program. Oxford, 1992. 40. Leningrad Codex Markup Project // Project «EL»: The XML Leningrad Codex. 2000. URL: http://www.leningradensis.org/. С ь ю з а н Х оки  5 9

воспитанные на привычке к гибкости текста с возможностью поиска, опять-таки склонны были рассматривать связанные с изображениями проекты как не совсем их дело, если только, — как в проекте «Беовульф»41, — с изображениями нельзя было работать и каким-то образом увеличивать их ценность. В настоящее время ведется интересная работа по соединению образов с текстом, вплоть до отдельных слов42. Когда большую часть этой работы можно будет выполнять автоматически, перед нами предстанет возможность переосмысления некоторых аспектов изучения рукописей. Потенциал других форм мультимедиа сегодня широко признан, но их применение действительно оправданно лишь при высокоскоростном доступе, а будущее состоит в их постепенном сближении с телевидением. Распространение доступа к  электронным ресурсам, порожденное сетью, вызвало интерес к другим теоретическим областям в гуманитарном компьютинге. Электронные ресурсы стали отдельной темой исследований: их начала анализировать новая группа ученых, среди которых и люди без большого опыта работы с техническими аспектами ресурсов. В частности, внушительное количество теоретиков привлекал гипертекст. Это помогло расширить спектр интереса дискуссий о компьютинге в гуманитарных науках, но в то же время, возможно, повлияло и на формирование превратных представлений о том, что происходит на самом деле при создании и использовании такого ресурса. Снова возникли проблемы с двумя культурами — той, которая ресурс создает, и другой, предпочитающей об этом говорить. Введение академических программ служит обычно еще одним подтверждением принятия какой-либо дисциплины более широкой академической средой. В случае гуманитарного компьютинга это начало происходить к концу 1990‑х, хотя, наверное, любопытно будет отметить, что очень немногие из программ содержали слова «гуманитарный компьютинг» в самом названии. Королевский колледж в Лондоне предлагает студентам-бакалаврам гуманитарных специальностей дополнительную программу по прикладному компьютингу с набором гуманитарных дисциплин, а его новая магистерская программа при Центре гуманитарного компьютинга также называется «Прикладной 41. Kiernan K. Digital Image Processing and the Beowulf Manuscript // Literary and Linguistic Computing. 1991. Vol. 6. № 1. 42. Zweig R. Lessons from the Palestine Post Project // Literary and Linguistic Computing. 1998. Vol. 13. № 2. 60

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

компьютинг». МакМастерский университет в Канаде предлагает бакалавриат по специальности «мультимедиа». Магистерская программа, которую вскоре откроет Университет Вирджинии, называется «Цифровые гуманитарные науки» и находится под покровительством программы «Исследования медиа». Университет Альберты, насколько мне известно, первый открывает программу с «гуманитарным компьютингом» в названии, хотя в Университете Глазго на магистратуре философского факультета специальность «история и компьютинг» существует уже много лет. Поскольку интернет способствовал все более широкому применению компьютеров в гуманитарных науках, к процессу начали подключаться другие организации, что привело в дальнейшем к некоторым попыткам определить это дисциплинарное поле или по крайней мере его текущие исследовательские задачи. В 1996 году отдел информатики в истории искусств музея Гетти выпустил, на мой взгляд, очень интересную программу исследований сетевого культурного наследия43. В ней восемь статей, которые охватывают такие области, как цифровые библиотеки, гуманитарные исследования и преподавание. Каждая из областей могла бы сформировать отдельную исследовательскую программу, однако инициатива не была развита. Тем временем ALLC и ACH продолжали устраивать ежегодные конференции, где преобладали доклады о разметке и других технических вопросах. Попытка выработать план действий и новые направления в гуманитарном компьютинге на конференции 2002 года в Германии дала в результате полезный обзор44, однако едва ли новый: к работе, возможно, стоило бы привлечь более широкий круг специалистов. Однако задействовать другие научные круги становилось все проблематичнее в эпоху, когда все больше электронных ресурсов гуманитарных наук создавались за пределами сообщества гуманитарного компьютинга. Заключение

Если нужно выделить самое важное направление гуманитарного компьютинга, то, на мой взгляд, это должна быть TEI . Она представляет собой самый существенный интеллектуальный 43. Research Agenda for Networked Cultural Heritage / D. Bearman (ed.). Santa Monica, CA: Getty Art History Information Program, 1996. 44. Robey D. Introduction: new directions in humanities computing // Literary and Linguistic Computing. 2003. Vol. 18. № 1. С ь ю з а н Х оки  6 1

прорыв среди всего, что было сделано в нашей области. TEI оказала воздействие на все сообщество, занимающееся разметкой. Она привлекла внимание лидирующих специалистов SGML в то время, когда разрабатывался расширяемый язык разметки XML , и Майкл Сперберг МакКуин, один из редакторов TEI , был приглашен в качестве соредактора нового стандарта XML . Сделанная в TEI работа по связыванию через гиперссылки послужила основой связывающих механизмов в пределах XML . Во многих отношениях TEI была впереди своего времени, поскольку лишь с быстрым внедрением XML на протяжении последних двухтрех лет потребность в описательной разметке была признана более широкими кругами. Между тем выделившаяся из TEI группа теоретиков разметки продолжает ставить актуальные вопросы по репрезентации знания. До сих пор остаются области, пока еще тщательно не исследованные. Гуманитарный компьютинг может оказать существенное влияние на растущий интерес к выкладыванию культурного наследия в интернете — не только для пользователей академических кругов, но и для занимающихся самообразованием, для широкой аудитории в целом. Инструменты и методы, разработанные в гуманитарном компьютинге, облегчат изучение этого наследия, а внедрение методов компьютерной лингвистики, как показывает проект «Персей»45, может добавить и новые области работы. Наши инструменты и методы также могут помогать исследованиям, облегчая процессы оцифровки и кодирования там, где нам нужно находить пути снижения затрат на создание данных без потери научного значения или функциональности. Благодаря интернету гуманитарный компьютинг привлекает гораздо более широкую аудиторию, и студенты, которые оканчивают новые предложенные программы, смогут заниматься не только наукой, но и электронной издательской деятельностью, образовательными технологиями и разработкой мультимедиа. На протяжении своей истории гуманитарный компьютинг продемонстрировал здоровый аппетит к воображению и инновации, продолжая в то же время придерживаться высоких научных стандартов. Сейчас, когда интернет является важным элементом повседневности, для гуманитарного компьютинга существует возможность достичь гораздо большего, чем было возможно до сих пор. 45. Rydberg-Cox J. Co-occurrence Patterns and Lexical Acquisition in Ancient Greek Texts // Literary and Linguistic Computing. 2000. Vol. 15. № 2. 62

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

The History of Humanities Computing Susan Hockey. Emeritus Professor of Library and Information Studies (SLAIS) at the Department of Information Studies of the University College London (UCL). Address: Gower Street, London WC1E 6BT, United Kingdom. E-mail: [email protected].

problems within the humanities that had hitherto been most often treated in an intuitive and serendipitous fashion. The pinnacle of achievement for this period has been the TEI, which has influenced the professional community as a whole. Humanities computing can contribute substantially to the growing interest in Keywords: computing; methodology; digiputting humanity’s cultural heritage on tization; encoding; data. the internet, not only for academic users, The author traces the history of the Digbut also for lifelong learners and the genital Humanities (humanities computeral public. Our tools and techniques ing) from 1950 to 1990. She starts from can also assist researchers in facilitating Roberto Busa’s pioneering endeavour the digitization and encoding processes, to render the works of Thomas Aquinas where ways to reduce the costs of data automatically treatable, and goes on to creation, without loss of scholarly value or look at the Text Encoding Initiative (TEI). functionality, have to be found. ThroughThe article covers a variety of methods out its history, humanities computing has and a large range of topics, with a clear shown a healthy appetite for imagination interdisciplinary inclination. By its very and innovation, while continuing to mainnature, humanities computing has had tain high scholarly standards. Now that to embrace “the two cultures,” to bring the internet is such a dominant feature in the rigour and the unambiguous, sysof everyday life, the opportunity exists for tematic, procedural methodologies char- humanities computing to reach out much acteristic of the sciences to address further than has hitherto been possible. References Berry-Rogghe G., Crawford T. Developing a Machine-independent Concordance Program for a Variety of Languages. Computer and Literary Studies (eds A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamilton-Smith), Edinburgh, Edinburgh University Press, 1973, pp. 309–316. Bessinger J., Parrish S. Literary Data Processing Conference Proceedings, White Plains, New York, IBM, 1965. Bornstein G., Tinkle T. The Iconic Page in Manuscript, Print, and Digital Culture, Ann Arbor, University of Michigan Press, 1998. Brown S. et. al. SGML and the Orlando Project: Descriptive Markup for an Electronic History of Women’s Writing. Computers and the Humanities, 1997, vol. 31, no. 4, pp. 272–284. Brunner T. Classics and the Computer: The History of a Relationship. Access-

ing Antiquity: The Computerization of Classical Studies (ed. J. Solomon), Tucson, London, University of Arizona Press, 1993, pp. 10–33. Burnard L. CAFS: A New Solution to an Old Problem. Literary and Linguistic Computing, 1987, vol. 2, no. 2, pp. 7–12. Burnard L. Principles of Database Design. Information Technology in the Humanities (ed. S. Rahtz), Chichester, Ellis Horwood, 1987, pp. 54–68. Burnard L. Report of Workshop on Text Encoding Guidelines. Literary and Linguistic Computing, vol. 3, no. 2, pp. 131–133. Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: Machine Decisions and Editorial Revisions. Computers and the Humanities, 1982, vol. 16, no. 4, pp. 195–208.

С ь ю з а н Х оки  6 3

Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: The Early Sixties and the Early Centers. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 2, pp. 83–100. Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: The Fifties. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 1, pp. 1–14. Burton D. Automated Concordances and Word Indexes: The Process, the Programs, and the Products. Computers and the Humanities, 1981, vol. 15, no. 3, pp. 139–154. Busa R. Index Thomisticus: Sancti Thomæ Aquinatis operum indices et concordantiæ: In 49 vols, Stuttgart, Frommann-Holzboog, 1974–. Busa R. Picture a Man… Literary and Linguistic Computing, 1999, vol. 14, no. 1, pp. 5–9. Busa R. The Annals of Humanities Computing: The Index Thomisticus. Computers and the Humanities, October 1980, vol. 14, no. 2, pp. 83–90. Calzolari N., Zampolli A. Lexical Databases and Textual Corpora: A Trend of Convergence between Computational Linguistics and Literary and Linguistic Computing. Research in Humanities Computing (eds S. Hockey, N. Ide), Oxford, 1991, vol. 1, pp. 273–307. Conner P. Networking in the Humanities: Lessons from Ansaxnet. Computers and the Humanities, 1992, vol. 26, no. 3, pp. 195–204. Conner P. The Beowulf Workstation: One Model of Computer-assisted Literary Pedagogy. Literary and Linguistic Computing, 1991, vol. 6, no. 1, pp. 50–58. De Tollenaere F. The Problem of the Context in Computer-aided Lexicography. The Computer and Literary Studies (eds A. J. Aitken, R. W. Bailey, N. Hamilton-Smith), Edinburgh, Edinburgh University Press, 1973, pp. 25–35. Ellegård A. A Statistical Method for Determining Authorship: The Junius Letters 1769–1772, Gothenburg, Elanders Boktryckeri Aktiebolg, 1962.

64

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Finneran R. The Literary Text in the Digital Age, Ann Arbor, University of Michigan Press, 1996. Geoffrey Chaucer: The Wife of Bath’s Prologue on CD-ROM (ed. P. Robinson), Cambridge, MA, Cambridge University Press, 1996. Gorcy G. L’informatique et la mise en œuvre du trésor de la langue française (TLF), dictionnaire de la langue du 19e et du 20e siècle (1789–1960). The Possibilities and Limits of the Computer in Producing and Publishing Dictionaries (eds A. Cappelli, A. Zampolli), Pisa, Giardini, 1984, p. 119–144. Hamilton-Smith N. A Versatile Concordance Program for a Textual Archive. The Computer in Literary and Linguistic Research (ed. R. Wisbey), Cambridge, MA, Cambridge University Press, 1971, pp. 235–244. Healey A. The Corpus of the Dictionary of Old English: Its Delimitation, Compilation and Application. Fifth Annual Conference of the University of Waterloo Centre for the New Oxford English Dictionary (September 18–19, 1989, St. Catherine’s College, Oxford), Waterloo, ON, UW Centre for the New OED, 1989, pp. 113–124. Hockey S. The History of Humanities Computing. A Companion to Digital Humanities (eds S. Schreibman, R. Siemens, J. Unsworth), Oxford, Wiley-Blackwell, 2004, pp. 3–19. Hockey S. Workshop on Teaching Computers and the Humanities Courses. Literary and Linguistic Computing, 1986, vol. 1, no. 4, pp. 228–229. Hockey S., Marriott I. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 1–3. ALLC Bulletin 7, 1979, pp. 35–43, 155–164, 268–275. Hockey S., Marriott I. The Oxford Concordance Project (OCP). Part 4. ALLC Bulletin 8, 1980, pp. 28–35. Holmes D., Forsyth R. The Federalist Revisited: New Directions in Authorship Attribution. Literary and Linguistic Computing, 1995, vol. 10, no. 2, pp. 111–127.

Kiernan K. Digital Image Processing and the Beowulf Manuscript. Literary and Linguistic Computing, 1991, vol. 6, no. 1, pp. 20–27. Leningrad Codex Markup Project. Project “EL”: The XML Leningrad Codex, 2000. Available at: http://leningradensis. org/. Lord R. Studies in the History of Probability and Statistics: viii. de Morgan and the Statistical Study of Literary Style. Biometrika, 1958, vol. 45, no. 1–2, p. 282. McCarty W. Humanist: Lessons from a Global Electronic Seminar. Computers and the Humanities, 1992, vol. 26, no. 3, pp. 205–222. Mendenhall T. C. A Mechanical Solution of a Literary Problem. The Popular Science Monthly, 1901, vol. 60, no. 7, pp. 97–105. Morton A. The Authorship of the Pauline Epistles: A Scientific Solution, Saskatoon, 1965. Morton A., Winspear A. It’s Greek to the Computer, Montreal, Harvest House, 1971. Mosteller F., Wallace D. Inference and Disputed Authorship: The Federalist, Reading, MA, Addison-Wesley, 1964. Neuman M., Keeler M., Kloesel C., Ransdell J., Renear A. The Pilot Project of the Electronic Peirce Consortium (abstract). ALLC/ACH ‘92 Conference Abstracts and Program, Oxford, 1992, pp. 25–27. Parrish S. Problems in the Making of Computer Concordances. Studies in Bibliography, 1962, vol. 15, no. 1, pp. 1–14. Price-Wilkin J. Using the World Wide Web to Deliver Complex Electronic Documents: Implications for Libraries. The Public-Access Computer Systems Review, 1994, vol. 5, no. 3, pp. 5–21. Proud J. The Oxford Text Archive, London, British Library R&D Report, 1989. Research Agenda for Networked Cultural Heritage (ed. D. Bearman), Santa Mon-

ica, CA, Getty Art History Information Program, 1996. Robey D. Introduction: New Directions in Humanities Computing. Literary and Linguistic Computing, 2003, vol. 18, no. 1, pp. 3–9. Robinson P. M. W. New Directions in Critical Editing. Electronic Text: Investigations in Method and Theory (ed. K. Sutherland), Oxford, Clarendon Press, 1997, pp. 145–171. Robinson P. M. W. New Methods of Editing, Exploring and Reading The Canterbury Tales, 1999. Available at: http://cta. dmu.ac.uk/projects/ctp/desc2.html. Russell D. COCOA—A Word Count and Concordance Generator for Atlas, Chilton, UK, Atlas Computer Laboratory, 1967. Rydberg-Cox J. Co-occurrence Patterns and Lexical Acquisition in Ancient Greek Texts. Literary and Linguistic Computing, 2000, vol. 15, no. 2, pp. 121–129. The Computer in Literary and Linguistic Research (ed. R. Wisbey), Cambridge, MA, Cambridge University Press, 1971. The Humanities Computing Yearbook 1989–1990: A Comprehensive Guide to Software and Other Resources (ed. I. Lancashire), Oxford, Clarendon Press, 1991. Thomae Aquinatis Opera Omnia Cum Hypertextibus in CD-ROM (ed. R. Busa), Milano, 1992. Tweedie F. J., Singh S., Holmes D. I. Neural Network Applications in Stylometry: The Federalist Papers. Computers and the Humanities, 1996, vol. 30, no. 1, pp. 1–10. Wisbey R. The Analysis of Middle High German Texts by Computer: Some Lexicographical Aspects. Transactions of the Philological Society, 1963, vol. 62, no. 1, pp. 28–48. Zweig R. Lessons from the Palestine Post Project. Literary and Linguistic Computing, 1998, vol. 13, no. 2, pp. 89–97.

С ь ю з а н Х оки  6 5

Визуализация медиа: техники изучения больших медиаколлекций Лев Манович Перевод с английского Ксении Майоровой по изданию: © Manovich L. Media Visualization: Visual Techniques for Exploring Large Media Collections // Media Studies Futures / K. Gates (ed.). L.; N.Y.: Wiley-Blackwell, 2012. Публикуется с любезного разрешения автора.

Доктор визуальных и культурных исследований, руководитель лаборатории Software Studies Initiative в Калифорнийском университете в Сан-Диего (UCSD), профессор Городского университета Нью-Йорка. Адрес: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: визуализация медиа; big data; медиа-коллекции; программное обеспечение; паттерны. Статья посвящена описанию эффективных инструментов для исследования и анализа непрерывно увеличивающейся в современ-

Введение: как работать с большими массивами медиаданных? 0000000000882709700000000 9000000002796187000000007 0300000069372341000000013 6200000051172680000000084 2600000076709100600000089 2300000085911009800000020 9900000021820064200000013 6800000042100647500000018 4300000088006465300000097 1000000010028282000000034 4600000000525471200000071 3900000004299605600000027 3000000091294455000000008 0000000802975890000000000 9058443883061335679799431 9461367884079224841415304 1164891593883887931814732 1813558669494772119325368 8945629527446071214642623 5959388780685396452171726 0531906184882709744128817 9614261512796187047534547 0320680769372341732265313 6215872551172683854374584 66

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Исследователям начала XXI века доступны небывалые объемы медиа — превосходящие их возмож­ ности изучить, не говоря уже о том, чтобы просто просмотреть или даже прозондировать. Много­численные взаимосвязанные нововведения и разработки 1990–2010-х годов — оцифровка коллекций аналоговых медиаданных, снижение цен и расширение возможностей переносных компьютерных устройств (ноутбуков, планшетов, телефонов, камер и т. д.), рост объемов пользовательского контента и социальных медиа, а также глобализация, вовлекающая в производство медиа

ных медиа визуальной информации и выявления связывающих ее символических паттернов. По наблюдениям автора, существующие методы поиска и анализа информации, восходящие к технологиям XX века (интерфейсы, поисковые системы и принципы создания метаданных), уже не позволяют справляться с данной задачей и требуют принципиальной модернизации на всех уровнях. Как открыть что-то интересное в огромных массивах медиаколлекций? Как с толком и эффективно просматривать эти коллекции, не имея изначального знания о том, что мы хотим найти? В статье описаны визуальные техники исследования больших медиаколлекций для выполнения этой задачи. Эти техники основаны на одной общей идее: использовать содержание коллекции — все изображения, их подмножества (темпоральные выборки) или их части (пространственные вы-

борки) — и представить его в различных пространственных конфигурациях, чтобы сделать видимыми паттерны и общую «форму» коллекции. В отличиe от привычных практик визуализации информации данный подход получил название «визуализация медиа». Типичная визуализация информации предполагает сначала перевод мира в цифры, а затем визуализацию отношений между этими цифрами. Визуализация же медиа представляет собой перевод множества изображений в новые, метаизображения, позволяющие выявлять паттерны этого множества. Тем самым картинки переводятся в картинки. Концептуально визуализация медиа основана на трех операциях: изменении точки зрения с целью увидеть всю коллекцию, временно́й и пространственной выборке и перекартографировании (пересборке выбранных элементов медиа в новой конфигурации).

по всему миру все больше агентов и институтов, — спровоцировали экспоненциальное увеличение количества медиа, одновременно сильно облегчив поиск, обмен, распространение, обучение и исследование. Миллионы часов телевизионных программ, уже оцифрованные национальными библиотеками и медиамузеями, миллионы отсканированных газетных страниц XIX и XX веков1, 150 миллиардов снимков веб-страниц начиная с 1996 года2, сотни миллиардов видео на YouTube и фотографий на Facebook (согласно статистике Facebook на начало 2012 года, его пользователи загружают по 7 миллиардов изображений в месяц) — все эти данные, а также другие многочисленные медиаресурсы ждут того, чтобы за них «взялись». Как можно на практике воспользоваться преимуществами этого нового масштаба медиа? К примеру, нас интересует то, как телевизионные программы в разных странах используют и контекстуализируют выступления политиков и их интервью. Релевантные большие медиаколлекции включают 1800 официальных

1. См. URL: http://www.chroniclingamerica.loc.gov. 2. См. URL: http://www.archive.org. Л ев М а нович  6 7

видео Барака Обамы из Белого дома, 500 часов президентских выступлений Джорджа Буша, 21 532 часа программ с Al Jazeera English (2007–2011) и 5167 часов телепрограмм DemocracyNow! (2001–2011). В совокупности эти коллекции содержат десятки тысяч часов видео. Мы хотим описать риторические, монтажные и кинематографические стратегии, характерные для каждого массива видео, понять, как разные каналы могут по-разному использовать одни и те же видео с политиками, определить крайние случаи и найти кластеры программ с одинаковыми паттернами работы с видео. Затруднение банально: как отсмотреть весь этот материал, чтобы начать разработку этих или иных тем? Такие задачи трудновыполнимы, даже если мы имеем дело с большими коллекциями неподвижных изображений (к примеру, 307 тысяч изображений в галерее группы ArtNow на Flickr3, 268 тысяч портфолио профессиональных дизайнеров на coroflot. com, оцифрованные Библиотекой Конгресса 170 тысяч фотографий Администрации по защите фермеров и Управления военной информации за 1935–1944 годы4). Больше не работает основной метод работы с медиаобъектами, всегда помогавший, когда их количество было невелико, просмотреть все изображения и видео, найти паттерны и проинтерпретировать их. Учитывая размеры многих медиаколлекций, невозможно просто просмотреть их содержимое (даже до того, как мы начнем формулировать вопросы с гипотезами и отбирать образцы для более детального анализа). Хотя может оказаться так, что причины этого — в ограниченных способностях человека к визуальному восприятию и обработке информации, я считаю, что на самом деле виной тому распространенные сегодня дизайны интерфейса. Популярные веб-интерфейсы для больших цифровых медиаколлекций, такие как «список», «галерея», «сетка» или «слайд-шоу», не позволяют нам увидеть содержание всей коллекции. Обычно они отображают лишь несколько единиц коллекции одновременно. Этот способ доступа не позволяет нам понять «форму» всей коллекции и заметить интересующие паттерны. Большинство медиаколлекций содержат те или иные метаданные: имена авторов, даты производства, названия программ, форматы изображений или — в случае таких медиасервисов, как Flickr, — даты загрузки, пользовательские подписи и теги, гео 68

3. См. URL: http://www.flickr.com/groups/37996597808@N01/. 4. См. URL: http://www.loc.gov/pictures/. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

графические данные и прочую информацию5. Будь у нас удобная форма доступа к таким метаданным по всей коллекции (например, электронные таблицы или база данных), это позволило бы нам по крайней мере понять распределения контента, дат, статистики просмотров и других параметров коллекции. К сожалению, обычно онлайн-галереи и медиасайты не предоставляют пользователям доступ к метаданным всей коллекции. Но даже если бы такой доступ предоставлялся, он не смог бы полноценно заменить непосредственный просмотр или чтение самих медиа. Даже самые богатые базы метаданных из доступных сегодня для медиаколлекций не схватывают многие паттерны, которые мы легко заметим, непосредственно просматривая видео, разглядывая фотографии или читая текст, то есть изучая сами медиа в противовес их метаданным6. Против поиска: как искать, не зная, что хочешь найти

Распространенные в XIX и XX  веках технологии (к  примеру, волшебный фонарь, кинопроекторы, микрофильмы, мовиола и штеенбек, проигрыватели, аудио- и видеозаписывающие устройства) были созданы таким образом, чтобы давать доступ к отдельным единицам медиа на ограниченных скоростях. Одновременно шла организация сети распространения медиа: магазины аудио- и видеозаписей, библиотеки, телевидение и радио давали доступ лишь к небольшому числу объектов за раз. К примеру, вы не могли смотреть больше некоторого количества телевизионных каналов или взять в библиотеке напрокат больше нескольких видеокассет. Вместе с тем системы иерархической классификации затрудняли просмотр коллекции или навигацию по ней в порядке, не предусмотренном библиотечным каталогом. Двигаясь от полки к полке, вы следовали классификационной системе, основанной на темах, а книги в каждой из рубрик расставлялись согласно именам авторов в алфавитном порядке. Данные системы распространения и классификации вынуждали исследователей медиа XX века заранее решать, что посмотреть, послушать или почитать. Обычно исследователь начинал, держа в уме какую-то тему — фильмы определенного автора, работы определенного фотографа или категории вроде «Амери

5. См. URL: http://www.flickr.com/services/api/. 6. Хороший пример разнообразных метаданных медиа: http://www.gettyimages.com/EditorialImages. Л ев М а нович  6 9

канское экспериментальное кино 1950‑х годов» и «Открытки Парижа начала XX века». Невозможно было вообразить блуждание по всем когда-либо снятым фильмам и всем когда-либо напечатанным открыткам. (Один из первых медиапроектов, в которых повествование выстраивается вокруг навигации по медиаархиву, была «История кино» Жана-Люка Годара — в ней использованы фрагменты сотен фильмов.) Популярный в социальных науках объективистский метод работы с масштабными массивами медиа — контент-анализ, то есть разметка (тегирование) семантики медиаколлекции силами нескольких человек с помощью предзаданного терминологического словаря7, также требует от исследователя заранее решить, какая информация значима. Иными словами, вместо исследований медиаколлекций без каких бы то ни было предвзятых ожиданий или гипотез — просто «посмотреть, что там» — исследователь должен был постулировать «что там было», то есть информацию какого толка стоит разыскивать. К сожалению, сегодняшний стандартный способ доступа к медиа — компьютерный поиск — не позволяет нам покинуть эту парадигму. Поисковый интерфейс представляет собой пустую форму, ожидающую, что вы что-то в ней напечатаете. Прежде чем кликнуть на кнопку поиска, вы должны решить, по каким ключевым словам и фразам будете искать. То есть, хотя поисковая система значительно увеличивает скорость получения доступа к искомой информации, ее фундаментальная предпосылка (истоки которой мы можем проследить вплоть до 1950 года, когда большинство ученых и не ожидали, насколько огромными станут цифровые коллекции) состоит в том, что вы заранее что-то знаете о коллекции, которую будете изучать. Иначе говоря: поиск предполагает, что вы хотите найти иголку в информационном стоге сена. При этом он не позволяет вам увидеть форму этого стога. Если бы вы могли увидеть ее, это натолкнуло бы вас на какие-то идеи относительно того, что бы еще там стоило поискать помимо той иголки, которую вы держали в голове изначально. Поиск также не показывает, в какой части стога располагаются другие иголки, то есть он не показывает, как определенные информационные объекты и подмножества данных относятся к массиву данных в целом. Использовать поисковую систему — это как смотреть на картину пуантилиста

70

7. Подробнее см.: Stemler S. An overview of content analysis // Practical Assessment, Research & Evaluation. 2001. Vol. 7. № 17. URL: http://PAREonline.net/getvn.asp?v=7&n=17. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

вблизи и видеть только цветные точки, не имея возможности отдалиться на достаточное для восприятия форм расстояние. Парадигма гипертекста, определявшая интернет 1990‑х годов, точно так же позволяет пользователю перемещаться в сети только по кем-то заданным ссылкам, а не двигаться в любом направлении. Это согласуется с изначальным пониманием гипертекста, которое сформулировал в 1945 году Ванневар Буш: для исследователя это способ прокладывать «тропы» в массивах научной информации, а для других — способ следовать этими тропами. Мой неформальный обзор крупнейших из доступных сегодня онлайн институциональных медиаколлекций (europeana.org, archive.org, artstor.com и др.) показывает, что обычно предлагаемый ими интерфейс сочетает в себе технологию иерархических категорий XIX века и информационного поиска середины XX века (то есть поиск с помощью метаданных, записанных для определенных медиаданных). Иногда у коллекций есть тематические теги. И категории, и метаданные, и теги были прописаны архивариусами, управляющими коллекциями. Это навязывает данным определенные порядки организации. Когда пользователь получает доступ к институциональным медиаколлекциям через их веб-сайты, все, что он в итоге может, — лишь передвигаться по ограниченному количеству траекторий, заданных таксономией коллекции и типами метаданных. Напротив, когда вы наблюдаете нечто непосредственно, своими глазами, то можете смотреть в любую сторону когда вам угодно. Это позволяет вам быстро замечать разнообразие паттернов, структур и отношений. К примеру, представьте, как вы сворачиваете за угол и перед вами открывается вид на площадь с прохожими, кафе, машинами, деревьями, рекламными плакатами, витринами магазинов и прочими элементами. Вы можете быстро распознать и проследить множество динамически меняющихся паттернов, основываясь на зрительной и семантической информации: параллельно движущиеся машины, выкрашенные в один цвет дома, идущие своей дорогой или беседующие друг с другом люди, необычные лица, выделяющиеся витрины магазинов и т. д. Нам нужны похожие техники, которые позволят осматривать обширные «медиавселенные» и быстро распознавать все интересные паттерны. Эти техники должны работать со скоростями, во много раз превышающими стандартную скорость воспроизведения (в случае медиа, обладающих временным измерением). В случае неподвижных картинок мне нужно суметь вычленить Л ев М а нович  7 1

важную информацию из миллиона изображений за то же самое время, которое потребуется для аналогичной операции с одним изображением. Эти техники должны сжимать огромные «медиавселенные» в меньшие и обозримые медийные «ландшафты», совместимые с человеческими скоростями обработки информации. Вместе с тем они должны сохранить достаточное количество деталей исходных изображений, видео, аудио и интерактивных опытов, чтобы можно было изучать трудноуловимые паттерны в массивах данных. Визуализация медиа

Ограничения стандартных интерфейсов в случае онлайн-медиаколлекций распространяется и на интерфейсы программ для просмотра, каталогизации и редактирования. Эти приложения позволяют пользователям искать и просматривать коллекции изображений и видео, а также отображать множества изображений в формате автоматического слайд-шоу или презентации в стиле PowerPoint. Впрочем, их возможности в качестве инструментов исследования весьма ограниченны. Такие приложения, как iPhoto, Picasa и Adobe Bridge, а также сайты для обмена изображениями вроде Flickr и Photobusket отображают картинки лишь в нескольких стандартных форматах — обычно это двухмерная сетка, линейка или слайд-шоу, а в некоторых случаях — отображение на карте (фотографии, наложенные на карту мира). Чтобы показать фотографии в новом порядке, пользователю придется потратить время на добавление новых метаданных в файл каждой из них. Невозможно автоматически упорядочить изображения по их визуальным качествам или семантическим отношениям. И точно так же невозможно создавать анимацию, сравнивать коллекции из сотен тысяч изображений или с помощью разнообразных техник визуализации информации исследовать паттерны множеств изображений. Инструменты для построения графиков и визуализации, которые есть в Google Docs, Excel, Tableau8, manyeyes9 и иных программах для построения графиков, таблиц и работы со статистикой, предлагают ряд техник визуализации, предназначенных для выявления паттернов в массивах данных. Однако у указанных инструментов тоже есть ограничения. Ключевой принцип 72

8. См. URL: http://www.tableausoftware.com. 9. См. URL: http://www‑958.ibm.com/software/data/cognos/manyeyes. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

создания таблиц и визуализации информации состоит в репрезентации данных с помощью точек, полос, линий и других простых графических элементов. Этот принцип не менялся со времен первых статистических графиков начала XIX века вплоть до современных программ интерактивной визуализации, способных работать с большими массивами данных10. Хотя такие репрезентации и выявляют взаимосвязи в данных, они одновременно скрывают от пользователя объекты, стоящие за данными. Если для многих типов данных такой метод приемлем, то в случае изображений и видео его применение проблематично. К примеру, свою задачу прекрасно выполняет двумерный точечный график, показывающий распределение оценок в группе студентов, причем каждый из них представлен в виде точки. Но тот же точечный график ограниченно применим для репрезентации смены стилистических паттернов в творчестве художника — у нас нет возможности видеть изображения самих художественных работ. Начиная с 2008 года наш проект Software Studies Initiative («Инициатива по исследованию программного обеспечения») в Калифорнийском университете в Сан-­Диего разрабатывал визуальные техники, сочетающие в себе сильные стороны приложений для просмотра медиа и приложений для построения графиков и визуализации11. Как и последние, эти техники создают графики для демонстрации взаимосвязей и паттернов в массивах данных. Однако если приложение для создания графиков способно отображать данные только в виде точек, линий или иных простых графических элементов, то наша программа может показывать имеющиеся в коллекции изображения. Такой подход мы называем визуализацией медиа12. Типичная визуализация информации предполагает сначала перевод мира в цифры, а затем визуализацию отношений между полученными цифрами. В противоположность этому визуализация медиа представляет собой перевод множества изображений в новое изображение, способное выявить паттерны этого множества. То есть картинки переводятся в картинки. Визуализацию медиа можно формально определить как создание новых визуальных репрезентаций из визуальных объектов коллекции. В случае коллекции, содержащей отдельные изображения (к примеру, уже упомянутая коллекция фотографий, которая была создана в 1930‑е годы Администрацией по защите 10. Manovich L. What Is Visualization? // Visual Studies. 2011. Vol. 26. № 1. P. 36–49. 11. См. URL: http://www.softwarestudies.com. 12. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/5866777772/. Л ев М а нович  7 3

фермеров и хранится ныне в Библиотеке Конгресса), визуализация медиа показывает все изображения или их части, по-разному упорядоченные в соответствии с метаданными (даты, места, авторы), свойствами их содержания (например, наличие лиц) и/или визуальными характеристиками (композиция, направленность линий, контраст, текстуры и прочее). Если мы хотим визуализировать коллекцию видео, то обычно удобнее выбрать ключевые кадры, отражающие характеристики и паттерны видео. Такая выборка может осуществляться автоматически по разным критериям: к примеру, резкое изменение цвета, движения, позиции камеры, постановки и других кинематографических аспектов, а также содержательные изменения — границы кадра и сцены, начало музыки или диалога, новые темы в диалогах персонажей и т. д. Наши техники визуализации медиа можно использовать как независимо, так и в сочетании с цифровой обработкой изображений. Цифровая обработка изображений концептуально схожа с широко используемым в цифровых гуманитарных науках автоматическим анализом текстов13. Текстовый анализ представляет собой автоматическое создание статистики по разным аспектам содержания каждого из текстов коллекции: частота использования слов, их длина и позиция, длина предложений, частота использования существительных и глаголов и т. п. Эти статистические данные (или features, как они называются в компьютерных науках) используются для изучения паттернов в отдельных текстах, отношений между текстами, литературными жанрами и т. д. Аналогичным образом обработку цифровых изображений можно использовать для подсчета статистики по разным визуальным характеристикам изображений: средняя яркость и насыщенность, количество и характеристики форм, количество границ и их направления, ключевые цвета и т. д. Эти характеристики можно использовать в похожих исследованиях. К примеру, в анализе визуальных различий между новостными фотографиями из разных журналов или из разных стран, изменений визуального стиля фотографа на протяжении его творческого пути или эволюции новостных фотографий в течение XX века. Можно использовать их и для первоначального исследования любой большой коллекции изображений14. 13. См. URL: http://toolingup.stanford.edu/?page_id=981. 14. Этот метод подробно описан в: Idem. How to Compare One Million Images? // Understanding Digital Humanities / D. Berry (ed.). N.Y.: Palgrave Macmillan, 2012. P. 249–298. 74

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Оставшаяся часть этой статьи будет посвящена техникам визуализации медиа, тоже подходящим для первоначального изучения любой коллекции медиа, но вместе с тем не требующим цифровой обработки всех изображений. Я представлю основные техники и проиллюстрирую их примерами из разных типов медиа. При использовании этих техник исследователи могут применять разнообразные программные инструменты и технологии — писать сценарии для Photoshop, использовать медиаутилиты с открытым исходным кодом (скажем, ImageMagic15) или писать новый код в Processing16. В своей лаборатории мы используем ImageJ17 — программу для обработки изображений с открытым исходным кодом. Она обычно применяется в биологических и медицинских исследованиях, астрономии и иных научных областях. Мы написали много специальных макросов, увеличивающих функционал ImageJ, чтобы удовлетворить потребности исследователей18. Эти макросы позволят вам создать любой из описанных в настоящей статье типов визуализации, а также получить основные визуальные характеристики любого количества изображений и видео. Иными словами, эти техники уже сейчас доступны для всех желающих попробовать применить их к собственным массивам данных. Кроме того, вместе с лабораторией Gravity в Calit2 (Калифорнийский институт телекоммуникации и информационных технологий) мы разработали дополнительную версию наших инструментов для следующего поколения визуальных суперкомпьютерных систем вроде HIP erSpace19. В своей нынешней конфигурации она состоит из семидесяти 30-дюймовых мониторов с разрешением 35 840 × 8000 пикселей. С помощью нашего приложения мы можем загружать одновременно до 10 тысяч изображений высокого разрешения, а затем в реальном времени интерактивно создавать разнообразные медиавизуализации20. Разработка наших инструментов определялась исследовательскими интересами. В течение последних трех лет мы использовали наше программное обеспечение для анализа и ви

15. См. URL: http://www.imagemagick.org. 16. См. URL: http://processing.org. 17. См. URL: http://rsbweb.nih.gov/ij/. 18. Вы можете скачать эти макросы и подробные руководства по их эксплуатации на нашем сайте: http://lab.softwarestudies.com/p/software.html. 19. См. URL: http://vis.ucsd.edu/mediawiki/index.php/Research_Projects:_HIPerSpace. 20. Видео, иллюстрирующее такое интерактивное изучение коллекций изображений: http://youtu.be/-YlT1qFhJhk. Л ев М а нович  7 5

зуализации более чем 20 различных коллекций изображений и видео из ряда областей. Это, к примеру21, миллион страниц манги (японских комиксов)22, 340 тысяч картинок из групп Artnow и GraphicDesign во Flickr, 4553 обложки журнала Time, опубликованные в период с 1923 по 2009 год23, 20 тысяч страниц журналов Science и PopularScience (1872–1922)24, 100 часов записей видеоигр25 и 130 еженедельных обращений президента Барака Обамы (2009–2011)26. Кроме того, настоящее программное обеспечение использовалось студентами и аспирантами Калифорнийского университета в Сан-Диего на занятиях по медиа и истории искусства. Вдобавок мы сотрудничаем с культурными организациями, заинтересованными в применении наших методов и инструментов к своим медиаколлекциям и массивам данных. Это Библиотека Конгресса, Исследовательский институт Гетти, Австралийский музей кино, Нидерландский институт звука и изображения, фотоагентство Magnum Photos. Наконец, мы работали с учеными и исследовательскими группами из калифорнийских университетов в Лос-Анджелесе и Сан-Диего, Чикагского университета, Университета Порту в Португалии и Сингапурского национального университета, применявшими эти инструменты к массивам визуальных данных своих дисциплин — истории искусства, исследований кино и медиа, исследований танца и регионоведения. Наше программное обеспечение было разработано для работы с коллекциями изображений и видео любых размеров. Самое масштабное его применение — это анализ одного миллиона страниц переведенной фанатами манги27. Впрочем, у этих инструментов нет внутренних ограничений, они применимы и к более крупным собраниям. 21. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/p/research_14.html. 22. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2010/11/one-million-manga-pages. html. 23. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4347477551/; http://www. flickr.com/photos/culturevis/4038907270/. 24. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2010/11/science-and-popular-science-magazines.html. 25. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www. flickr.com/photos/culturevis/4038975476/. 26. См. URL: http://lab.softwarestudies.com/2011/09/digging-into-global-news. html. 27. Douglass J., Huber W., Manovich L. Understanding Scanlation: How to Read One Million Fan-Translated Manga Pages // Image and Narrative. 2011. Vol. 12. № 1. P. 206–228. 76

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Измерения визуализации медиа

Эта часть статьи посвящена сравнению методов визуализации медиа с другими методами анализа и визуализации данных. Как я уже отметил, визуализацию медиа можно понимать как противоположность статистическим графикам и визуализации информации. Также визуализацию медиа можно сопоставить с контентанализом (ручное кодирование медиаколлекций, обычно используемое для описания семантики) и методами автоматического медиаанализа, используемыми коммерческими компаниями (видеоподписи, поиск изображения на основе контента, кластеранализ, распознавание концептов, добыча изображений и видео и др.). В отличие от контент-анализа техники медиавизуализации не требуют затратного по времени создания новых метаданных о коллекции медиа. В отличие же от автоматических компьютерных методов они не предполагают специальных технических знаний и могут использоваться каждым, кто знаком с основными инструментами цифровых медиа (взять хотя бы QuickTime, iPhoto и Excel). Метод медиавизуализации основан на том, что коллекции изображений содержат по крайней мере минимальные метаданные. Эти метаданные определяют, в каком порядке должны располагаться изображения, и/или группируют их в различные категории. В случае цифрового видео упорядочивание отдельных кадров встроено в сам формат. В зависимости от жанра можно привести другие последовательности более высокого порядка: эпизоды и сцены в повествовании, порядок сюжетов в выпуске новостей, еженедельные эпизоды телевизионного сериала. Есть два взаимодополнительных способа использовать эти уже существующие информационные последовательности. Во-первых, мы можем собрать в коллекцию все изображения в заданной метаданными последовательности. К примеру, в визуализации 4535 обложек журнала Time все изображения упорядочены по дате публикации28. Во-вторых, чтобы обнаружить паттерны, которые такой порядок может от нас скрывать, можно расположить изображения в новых последовательностях и макетах. Поступая таким образом, мы сознательно идем против конвенционального понимания массивов культурных изображений, 28. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/in/set‑721 57624959121129/. Л ев М а нович  7 7

которые зачастую реифицируются метаданными. Такую концептуальную операцию мы называем «перекартографирование». Изменяя принятые способы выстраивания последовательности артефактов медиа и группируя их в категории, мы создаем новые «карты» знакомых нам вселенных и ландшафтов медиа. Кроме того, техники визуализации медиа могут принадлежать второму концептуальному измерению в зависимости от того, используют ли они все медиа в коллекции или только выборку. Мы можем делать темпоральную (используя лишь некоторые из доступных изображений) или пространственную (используя только их фрагменты) выборку. Примером первой техники является визуализация 60-минутного документального фильма Дзиги Вертова «Одиннадцатый» (1928), в которой используется лишь первый кадр каждого из монтажных кадров29. Примером второй техники выборки является срез из 4353 обложек журнала Time, в которой используется только однопиксельная вертикальная линия с каждой из обложек30. Третье концептуальное измерение, также помогающее нам отобрать возможные техники медиавизуализации, — это используемые ими средства информации. Как я уже объяснял, медиавизуализация исходит из наличия в коллекции медиа по крайней мере минимальных метаданных, так что нам не требуется добавление новых метаданных по каждому из объектов коллекции. Однако если мы решим добавить такие метаданные (например, теги содержания, созданные путем ручного контентанализа, ярлыки, разделяющие медиаколлекцию на  классы, сгенерированные путем автоматического кластер-анализа, автоматически распознаваемые семантические концепты, результаты распознавания лиц и извлеченные путем обработки цифровых изображений визуальные характеристики), то вся эта информация тоже может быть использована в визуализации. На самом деле медиавизуализация представляет собой новый способ работать с этой информацией. Представьте информацию о контенте, которую мы вручную добавили к нашей коллекции обложек Time: к примеру, она делит ее на обложки с портретами конкретных личностей и обложки, иллюстрирующие некоторый концепт или проблему с помощью концептуальной композиции. Как правило, для визуализации такой информации исследователь использует техники вроде линейного графика. Однако мы 29. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/3988919869/. 30. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4040690842/. 78

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

также можем создать визуализацию с высоким разрешением, которая покажет все обложки и с помощью красных рамок выделит обложки, подпадающие под одну из этих категорий31. Техники визуализации медиа

Далее некоторые из этих различий будут раскрыты подробнее и проиллюстрированы созданными в нашей лаборатории визуализациями. В первом пункте я расскажу о простейшей технике: использование всех изображений коллекции и их упорядочивание в последовательности, определенной имеющимися метаданными. Второй пункт затронет тему темпоральной и пространственной выборки — отображения фрагментов изображений или некоторых изображений из коллекции. Третий пункт будет посвящен операции перекартографирования. 1. Монтаж коллекции

Концептуально и технически самая простая техника — собрать связанные друг с другом визуальные артефакты и показать их сразу, на одной картинке. Коль скоро медиаколлекции всегда сопровождаются такими метаданными, как даты создания или обновления, то, используя эти метаданные, можно организовать показ артефактов32. Данную технику можно рассматривать как расширение простейшей интеллектуальной операции исследований медиа и гуманитарных наук — сравнения множества связанных объектов. Однако если технологии XX века позволяли сопоставлять лишь небольшое количество артефактов за один раз (к примеру, стандартный метод чтения лекции по истории искусства состоял в использовании двух проекторов для показа и обсуждения двух расположенных рядом изображений), то современные приложения для стандартных настольных компьютеров, ноутбуков, нетбуков, планшетов и сетей позволяют одновременно отображать тысячи изображений в формате сетки или плитки. Изображения в таких сетках могут быть упорядочены в соответствии с любыми метаданными из доступных в наличии: год создания, страна, имя автора, размер изображения или дата за 31. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4347477551/. 32. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/; http://www. flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www.flickr.com/photos/ culturevis/4038975476/. Л ев М а нович  7 9

грузки. Как уже обсуждалось выше, все распространенные органайзеры и редакторы фотографий, включая iPhoto, Picasa, Adobe Photoshop и Apple Aperture, поддерживают эту функцию. Такие сервисы поиска изображений, как Google Image Search, и сервисы обмена контентом вроде Flickr и Picasa тоже используют сетку в качестве интерфейса по умолчанию. Однако для создания сеток изображений намного удобнее использовать такие программы, как ImageMagic или ImageJ, специально предназначенные для обработки изображений: они предлагают намного больше опций и инструментов управления. В ImageJ специальная команда создания сетки называется «Сделать подборку» (Make Montage)33. Поскольку в лаборатории мы обычно используем именно эту программу, то будем называть подобные сетки изображений подборками. Наш специальный плагин ImageMontage добавляет дополнительные функции, недоступные встроенной в ImageJ команде Make Montage34. Увеличение числа изображений, которые можно единовременно визуально сравнить, влечет за собой качественные изменения в самом наблюдении. Возможность отображать тысячи изображений за один раз позволяет наблюдать происходившие со временем постепенные исторические изменения, отличающиеся от других изображения (то есть отклонения), различия в вариативности между разными группами изображений. Кроме того, эта возможность позволяет нам распознать кластеры изображений, имеющих общие характеристики, и сравнивать формы этих кластеров. Иными словами, подборка — это идеальная техника для «исследовательского медиаанализа». Для пущей эффективности даже такой простой технике может потребоваться некоторая трансформация визуализируемых медиа. К примеру, чтобы увидеть сходства, различия и закономерности в больших медиаколлекциях, чрезвычайно важно привести все изображения к одному размеру. Мы также считаем, что лучше всего расположить изображения вплотную друг к другу без пробелов (поэтому обычная программа для работы с медиаколлекциями, оставляющая промежутки при отображении, не подходит для исследования закономерностей в коллекции изображений). 33. См. руководство пользователя ImageJ http://imagej.ru/komandi-meniuimage/komandi-image-stacks.html. 34. См. инструкции по созданию визуализации с помощью монтажа в нашем руководстве: https://docs.google.com/document/d/1gaBVMNa6IyP9J_lXYHDW3Z_2WMWxsiGnyX_6dQrlAJE/. 80

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Следующий пример иллюстрирует технику монтажа изображений35. Мы уместили все 4535 обложек журнала Time за 1923– 2009 годы в одном-единственном изображении с высоким разрешением. Визуализация раскрывает ряд исторических паттернов, в том числе следующие: • Инструменты. В 1920‑е и 1930‑е годы при создании обложек Time использовались в основном фотографии. После 1941 года журнал переходит на рисунки. В последние десятилетия фотографии снова начинают преобладать. В 1990‑е годы мы видим возникновение современного визуального языка, основанного на программных приложениях, который сочетает обработанные фотографии, графические и типографические элементы. • Цвет vs ч/б. Переход от ранних черно-белых к полноцветным обложкам происходит постепенно, оба типа сосуществуют годами. • Оттенки. Отдельные «цветовые периоды» опознаются по полосам: зеленый, желтый/коричневый, красный/синий, снова желтый/коричневый, желтый и светлый желтый/синий в 2000‑х. • Яркость. Изменения яркости (среднее арифметическое значений по «серой шкале» для всех пикселей для каждой обложки) происходят по тому же циклическому паттерну. • Контраст и насыщенность. Обе характеристики постепенно увеличиваются на  протяжении XX  века. Однако с конца 1990‑х наблюдается обратная тенденция: контраст и насыщенность обложек уменьшаются. • Содержание. Изначально большинство обложек — это индивидуальные портреты на нейтральном фоне. Со временем на фоне портретов начинают появляться композиции, представляющие некоторый концепт. Позже эти две стратегии сосуществуют: портреты возвращаются к нейтральному фону, а концепты представляются композициями, которые могут включать в себя как объекты, так и людей, но не конкретных индивидов. Визуализация также раскрывает важный «метапаттерн»: почти все изменения постепенны. Каждая новая коммуникацион-

35. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/. Л ев М а нович  8 1

ная стратегия вводится медленно, в течение нескольких месяцев, лет или даже десятилетий. Техника подборки впервые была применена в таких цифровых арт-проектах, как Cinema Redux36 и The Whale Hunt37. Для создания своих подборок художники специально писали код. В каждом случае код использовался с определенным массивом данных и не предполагал использования кем-то еще с иными массивами. Программа ImageJ, однако, позволяет с легкостью монтировать изображения, не требуя написания индивидуального кода. Мы обнаружили, что эта техника пригодна для изучения любого массива данных, имеющего временные параметры, будь то эпизоды фильма, обложки и страницы журнальных изданий или множество картин, созданных художником в течение всего творчества. Хоть метод подборки технически самый простой, охарактеризовать его теоретически чрезвычайно сложно. Учитывая, что визуализация информации обычно берет невизуальные данные и представляет их визуально, уместно ли говорить о подборке как методе визуализации? При создании подборки мы начинаем в области визуального и в ней же заканчиваем, то есть мы начинаем с отдельных изображений, собираем их вместе, а затем уменьшаем масштаб, чтобы увидеть их все одновременно. Мы считаем, что этот метод оправданно называть визуализацией, если фокусироваться не на изменении характера данных при визуализации информации (от чисел и категорий к изображениям), а на другой ключевой операции: упорядочивании элементов визуализации, позволяющем пользователям с легкостью замечать паттерны, которые иначе заметить сложно. С этой точки зрения подборка — легитимная техника визуализации. Например, текущий интерфейс Google Books может показывать лишь несколько обложек любого журнала (в том числе Time) за один раз, так что сложно различить исторические паттерны. Однако если мы возьмем все обложки журнала и упорядочим их определенным образом (приведя к единому размеру и отобразив в прямоугольной сетке в порядке даты публикации, то есть сделав все одинаковым, чтобы взгляд мог сфокусироваться на улавливании различий), то эти паттерны будет гораздо легче увидеть38. 36. Dawes B. Cinema Redux. 2004. URL: http://www.brendandawes.com/project/cinema-redux. 37. Harris J. The Whale Hunt. 2007. URL: http://thewhalehunt.org/. 38. Дальнейшее обсуждение отношений между визуализацией медиа и ви82

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

2. Темпоральная и пространственная выборки

Следующая техника — еще один концептуальный шаг. Вместо отображения всех изображений коллекции мы можем создать выборку, используя некоторую процедуру для отбора их подмножеств и/или их частей. Темпоральная выборка — это отбор подмножества изображений из большего массива изображений. Мы предполагаем, что эта последовательность задана такими метаданными, как номер кадра видео, дата загрузки пользовательских изображений на сайте социальных медиа или количество страниц в главе из манги. В таком случае отобранные изображения выстраиваются друг за другом в порядке, определенном метаданными. Темпоральная выборка особенно полезна при представлении культурных артефактов, процессов и опытов, которые разворачиваются на протяжении значительных периодов времени. К примеру, прохождение видеоигры. В режиме «одиночной игры» оно может занять десятки и даже сотни часов. А в случае многопользовательских ролевых онлайн-игр (MMORPG ) пользователи могут играть годами. Проведенное в 2005 году Ником Йи исследование выяснило, что игроки MMORPG проводили в игровом мире в среднем 21 час в неделю. Мы создали две визуализации, суммарно фиксирующие 100 часов игры в Kingdom Hearts (2002, SquareCo., Ltd.) и Kingdom Hearts II (2005, Square-Enix, Inc.)39. Каждая игра была пройдена от начала до конца за несколько сессий. Взятые из всех сессий каждой игры фрагменты видео были собраны в единую цепочку. Затем из цепочек были сделаны выборки до шести кадров в секунду. В результате — 225 тысяч кадров Kingdom Hearts и 133 тысячи кадров Kingdom Hearts II . В визуализациях использовался каждый десятый кадр из полного набора кадров. Кадры были помещены в сетку в порядке развития игры (слева направо, сверху вниз). Kingdom Hearts — это франшиза компьютерных игр и иных медиапродуктов, созданная в 2002 году в рамках сотрудничества между токийским издателем видеоигр Square (сейчас это Square-Enix) и The Walt Disney Company. Франшиза включает зуализацией информации см.  в: Manovich L. What Is Visualization? // Visual Studies. 2011. Vol. 26. № 1. P. 36–49. 39. См. URLs: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4039126932/; http://www. flickr.com/photos/culturevis/4038975476/. Л ев М а нович  8 3

в себя оригинальных персонажей, созданных Square, и путешествие по мирам, представляющим медиапродукты Диснея («Тарзан», «Алиса в Стране чудес», «Ночь перед Рождеством» и т. д.). В каждом мире есть персонажи диснеевских фильмов. Цветовое и стилистическое оформление миров связано с визуальным стилем соответствующих лент. Визуализации раскрывают структуру прохождения игры, которое кружит между сюжетной историей и посещением диснеевских миров. Темпоральная выборка используется в интерфейсе некоторых медиаколлекций. К примеру, интерфейс Internet Archive40 содержит регулярно сменяющуюся выборку эпизодов из видеоматериалов этой коллекции (параметры выборки в них зависят от типа видео). В компьютерных науках многие исследователи работают над резюмированием (summarization) видео: алгоритмы для автоматического создания компактных репрезентаций видеоконтента, обычно дающие на выходе небольшое количество кадров (Google Scholar по запросу video summarization выдает 17 600 статей). Поскольку использование этих алгоритмов требует серьезных технических познаний, мы предлагаем более простые техники, которые можно применять без подобного рода познаний, используя встроенные в программу ImageJ команды. Пространственная выборка предполагает отбор фрагментов изображений в соответствии с определенной процедурой. Скажем, в визуализации обложек Time мы использовали пространственную выборку, так как обрезали некоторые картинки, чтобы избавиться от традиционной для журнала красной рамки. Впрочем, как показывает приведенный ниже пример, зачастую более серьезные выборки, оставляющие лишь маленький фрагмент изображения, могут быть эффективными в раскрытии паттернов, которые в полной версии изображения были едва различимы. Вслед за принятой практикой именования подобных визуализаций в медицинских и биологических исследованиях, а также в программе ImageJ назовем такие выборки срезами. Примером послужит срез из 4535 обложек журнала Time, упорядоченных по дате публикации (с 1923 по 2009 год, слева направо). Каждая вертикальная колонка шириной в один пиксель получается из одной обложки41. Эта визуализация наглядно и в деталях показывает паттерны типографии, использования изображений и композиции. К примеру, мы видим, что слово 40. См. URL: http://www.archive.org. 41. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4040690842/. 84

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Time никогда не располагается в одном и том же месте. Также мы замечаем, что когда журнал перешел от белого пространства вокруг иллюстрации к иллюстрациям до краев, то сначала это коснулось верхней части обложки и только потом — нижней. Такого рода паттерны сложно вычленить при полной подборке, демонстрирующей полные обложки42. Другой пример техники среза — наша визуализация 626 часов игры в Kingdom Hearts I43. Естественно, встает вопрос об отношениях между показанными здесь техниками выборки визуальных медиа и стандартными теориями и практиками выборки в статистике и социальных науках44. Хотя вопрос требует детального анализа, позволим себе один общий комментарий. Статистика занимается осуществлением выборки таким образом, чтобы с ее помощью можно было получить надежное знание о большей совокупности. Так как собирать информацию о всей совокупности было непрактично, идея выборки стала основой применения статистики в XX веке. Создавая медиавизуализации, мы зачастую сталкиваемся с такими же ограничениями. К примеру, в нашей визуализации Kingdom Hearts мы отобрали полные видео прохождения игры с помощью метода систематической выборки. В идеале, если бы программа ImageJ могла создавать подборки с использованием видеокадра, нам бы не пришлось этим заниматься. Однако, как показывает визуализация обложек Time с помощью среза, чтобы раскрыть определенные паттерны, порой лучше существенно урезать данные, нежели использовать их в полном объеме. Хотя исторически меняющиеся паттерны в макете обложек (например, расположение и размер слова Time, размер изображений в центре относительно размера всей обложки) можно заметить и в подборке из полных изображений, однопиксельные колонки из каждой обложки представляют их более наглядно. Следующие две визуализации иллюстрируют эту идею. В первой45 для репрезентации «Одиннадцатого» Дзиги Вертова использована равномерная выборка. Полная репрезента 42. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4038907270/. 43. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4048161174/in/set‑72157 622525209077. Кликните view all sizes и выберите размер original. 44. Крайне полезную дискуссию об основных понятиях выборки, о том, как она применяется в  цифровых гуманитарных науках, см.  в: Kenny A. The Computation of Style: An Introduction to Statistics for Students of Literature and Humanities. Oxford: Pergamon Press, 1982. 45. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4052703447/. Л ев М а нович  8 5

ция фильма бесполезна. Вторая визуализация46 ориентируется на семантически и визуально важную сегментацию фильма — последовательность эпизодов. Каждый эпизод представлен первым кадром. Кадры выстроены слева направо и сверху вниз в порядке следования эпизодов фильма. Несмотря на то что в последней визуализации использовано намного меньше кадров, чем в первой, она гораздо более содержательна. Можно рассматривать ее как воображаемую раскадровку фильма в режиме обратного проектирования — реконструированный план его съемки, редактуры и содержания. 3. Перекартографирование

Любую репрезентацию можно понимать как результат операции картографирования, осуществляемой на двух объектах: знаке и означаемой вещи. Математически картографирование — это функция, устанавливающая соответствия между элементами двух областей. Известный пример такого рода картографирования — техники геометрической проекции для создания двумерных изображений трехмерных сцен, например изометрическая проекция и перспективная проекция. Другой пример — это двухмерные карты физических пространств. Можно вспомнить всем известную таксономию знаков философа Чарльза Пирса: иконы, индексы, символы и диаграммы — это различные типы картографирования связей между объектом и репрезентацией. Культурная теория XX века часто подчеркивала, что культурные репрезентации — всегда частичные карты, так как они могут показывать лишь некоторые аспекты объектов. Однако настоящее предположение нужно переосмыслить, учитывая десятки разработанных недавно технологий фиксации данных о физических объектах и возможность обрабатывать большие массивы данных с целью извлечения каких-то характеристик и иной информации. К примеру, Google осуществляет эту операцию несколько раз в день, так как анализирует более триллиона веб-ссылок47. Несмотря на то что любая репрезентация всегда является результатом картографирования, современные медиатехнологии 46. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/3988919869/. 47. Более подробно см.: Manovich L. Trending: The Promises and the Challenges of Big Social Data // Debates in Digital Humanities / M. Gold (ed.). Minneapolis, MN: Minnesota University Press, 2012. 86

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

(фотография, кино, аудиозапись, факс и копировальная машина, магнитная запись аудио и видео, программы для редактирования медиа, интернет) привели к новой практике культурного картографирования — использованию уже существующих медиаартефактов и созданию новых значений или новых эстетических эффектов путем выборки и пересборки частей этого артефакта. Хотя эта стратегия уже использовалась во второй половине XIX века (в фотомонтаже), центральное место в современном искусстве она заняла с 1960‑х годов. Она представлена в поп-арте, перемонтажных фильмах, апроприационизме, ремиксах и большой части медиаискусства — от первого перемонтажного фильма A Movie (Bruce Conner, 1958) до Technology/Transformation: Wonder Woman (Dara Birnbaum, 1979), 24 Hour Psycho (Douglas Gordon, 1993), The Invisible Shapes of Things Past (Dirk Lüsebrink and Joachim Sauter, 1995), The Top Grossing Film of All Time, 1 × 1 (Jason Salavon, 2000), Shredder (Mark Napier, 1998), Every Shot / Every Episode (Jennifer and Kevin McCoy, 2001), Cinema Redux (Brendan Dawes, 2004), Mass Ornament (Natalie Bookchin, 2009), The Clock (Christian Marclay, 2011) и многих других лент. Если первые попытки перекартографирования осуществлялись вручную и задействовали небольшое количество элементов, то использование компьютеров позволило художникам автоматически создавать новые медиарепрезентации из тысяч элементов. Если исходные медиаартефакты, такие как новостная фотография, полнометражный фильм или веб-сайт, понимать как «карту» некоторой «реальности», то арт-проект по пересборке элементов этого артефакта будет «перекартографированием». Значение и эстетический эффект подобных проектов проистекают из систематической пересборки в новые конфигурации выборок из исходных медиа. Ретроспективно многие из этих арт-проектов можно считать визуализациями медиа. Они исследуют идеологические паттерны в массмедиа, экспериментируют со способами навигации по медиа и взаимодействия с ними, а также остраняют наше восприятие медиа. Описанные в этой части техники уже используют ряд технологий, освоенных художниками ранее. Однако такие практики, как фотомонтаж, монтаж фильма, выборка, ремиксы и цифровое искусство, содержат множество других стратегий, которые визуализация медиа может присвоить. Как и в случае с проблемой выборки, необходим более детальный анализ отношений между художественными практиками по перекартографированию меЛ ев М а нович  8 7

диа и визуализацией медиа как методом изучения в исследованиях медиа. Но одно отличие можно легко описать. Как правило, в своих проектах художники осуществляют выборку артефактов медиа, отбирая части, а затем произвольно собирая эти части в новом порядке. К примеру, в классической работе видеоарта Technology/Transformation: Wonder Woman Дара Бирнбаум сделала выборку эпизодов телесериала Wonder Woman, чтобы выделить некоторые моменты, например превращение женщины в супергероя. Эти короткие клипы затем были многократно повторены, чтобы создать новый нарратив. Последовательность клипов не совпадала с их последовательностью в самом сериале. В нашем случае нас интересует обнаружение паттернов полных медиаартефактов или их серий. Следовательно, независимо от того, используем ли мы все медиаобъекты (например, подборку обложек Time или подборку Kingdom Hearts) или их выборку (срез обложек Time), обычно мы начинаем с того, что выстраиваем их в том же порядке, что и в оригинале. Кроме того, мы скорее начнем с применения метода систематической выборки (например, отбирая каждый второй кадр из коротенького видео либо по кадру из каждого эпизода художественного фильма), чем будем отбирать выборки для поддержки нашего сообщения (передачи нового смысла, выражения своего мнения о работе). Как уже утверждалось ранее, мы также экспериментируем с  новыми правилами выборки и  разными пространственными порядками медиаобъектов в визуализациях. Такие произвольные перекартографирования ближе к художественным практикам агрессивных пересборок медиаматериалов, несмотря на то что наша цель — обнаружение уже имеющихся паттернов, а не производство новых утверждений о мире с помощью выборок медиа. Насколько эта цель осуществима — вопрос открытый. Одно можно точно сказать: наши перекартографирования — это переинтерпретации медиаобъектов, которые принуждают зрителей обращать внимание на одни паттерны в ущерб другим. В качестве примера техники перекартографирования возьмем визуализацию, в которой использованы первый и последний кадры каждого монтажного кадра фильма Дзиги Вертова «Одиннадцатый»48. Каждая колонка представляет монтажный план фильма с помощью его первого (верхний ряд) и последне 48. См. URL: http://www.flickr.com/photos/culturevis/4117658480/. Щелкните view all sizes и выберите размер original. 88

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

го (нижний ряд) кадров. Монтажные кадры расположены слева направо в том порядке, в котором они идут в фильме. Для создания этой визуализации я написал код на основе макроса из ImagePlot. «Вертов» — это неологизм, созданный режиссером, который взял его в качестве своей фамилии в самом начале карьеры. Вертов — от русского глагола «вертеть». «Вертов» может отсылать к  основному движению, осуществлявшемуся при киносъемке в 1920‑х годах (вращение рукоятки камеры), а также к динамичности изобретенного Вертовым киноязыка: наряду с другими российскими и европейскими художниками, дизайнерами и фотографами того десятилетия он хотел остранить знакомую реальность с помощью динамических диагональных композиций и съемки с непривычных ракурсов. Однако наша визуализация дает совершенно другое представление о Вертове. Почти каждый монтажный кадр «Одиннадцатого» начинается и заканчивается практически одними и теми же композицией и темой. Иными словами, монтажные кадры во  многом статичны. Возвращаясь к  самому фильму и исследуя эти кадры далее, мы обнаруживаем, что некоторые из них действительно полностью статичны — например, крупные планы человеческих лиц, неподвижно смотрящих в разных направлениях. В других монтажных кадрах используется неподвижная камера, фиксирующая в кадре некоторое движение, например работающие станки или занятых делом рабочих. Но при этом все действие остается полностью внутри кадра (то есть предметы и человеческие фигуры не выходят за рамку изображения камеры). Разумеется, можно вспомнить, что некоторые монтажные кадры самого известного фильма Вертова «Человек с киноаппаратом» (1929) были намеренно сняты как противоположности: в ходе съемки из движущегося автомобиля снимавшиеся предметы постоянно выпадали из поля видимости камеры. Но даже в этом, самом экспериментальном фильме Вертова такие кадры составляют очень малую часть фильма. Заключение

Мы описали визуальные техники исследования больших медиаколлекций. Эти техники основаны на одной общей идее: использовать содержание коллекции — все изображения, их подмножества (темпоральные выборки) или их части (пространственные выборки) — и представить его в различных пространственных Л ев М а нович  8 9

конфигурациях, чтобы сделать видимыми паттерны и общую «форму» коллекции. Чтобы выделить этот подход на фоне привычных практик визуализации информации, мы называли его визуализацией медиа. Мы рассмотрели примеры, демонстрирующие, как визуализация медиа может работать с уже существующими метаданными. Однако если исследователи добавляют новую информацию к коллекции, то и ее в том числе можно использовать для визуализации медиа. К примеру, изображения могут быть выстроены с помощью кодированных вручную или распознаваемых автоматически характеристик контента либо визуальных характеристик, извлеченных с помощью обработки цифровых изображений. В случае видео также можно использовать автоматически извлекаемую или кодируемую информацию о техниках монтажа, компоновке кадра, присутствии человеческих фигур и иных объектов, объеме движения в каждом кадре и т. д. Концептуально визуализация медиа основана на трех операциях: уменьшении масштаба с целью увидеть всю коллекцию (подборка изображений), временной и пространственной выборке и перекартографировании (пересборке выбранных элементов медиа в новой конфигурации). Зачастую требуется много времени и экспериментов, прежде чем с помощью техники перекартографирования будут получены значимые результаты. Первые два метода обычно дают информативные результаты быстрее. Поэтому каждый раз, когда мы собираем или загружаем новые массивы медиаданных, следующим шагом мы исследуем их с помощью подборок изображений или создания среза всех изображений коллекции. Обратимся к определению слова browse из Wiktionary: «Сканировать, бегло просматривать в поиске интересующих вещей, особенно не имея предварительного представления о том, что искать». Также релевантно одно из  значений слова exploration: «путешествовать где-либо в поисках открытия». Как открыть что-то интересное в огромных массивах медиаколлекций? Иными словами, как просматривать эти коллекции эффективно и с толком, не имея изначального знания о том, что мы хотим найти? Техники визуализации медиа дают нам некоторые базовые инструменты для выполнения этой задачи.

90

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Media Visualization: Visual Techniques for Exploring Large Media Collections Lev Manovich. PhD in Visual and Cultural Studies, Director of the Software Studies Initiative at the University of California, San Diego (UCSD), Professor at The Graduate Center of the City University of New York. Address: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected]. Keywords: media visualization; big data; media collections; software, patterns. The digitization of historical visual collections and the emergence of user-generated visual content (Instagram, YouTube, and many other media sharing sites) create fascinating opportunities for cultural research, as well as a new problem. How can we work with sets of millions or billions of images and video? How can we discover interesting things in these collections, without prior knowledge of what we want to find? The article proposes visualization methods suitable for exploring massive collections of images and videos. It argues that existing mechanisms, such as search engines, are not effective for understanding patterns in a col-

lection, since they only show items that match particular words or tags. It also critiques the exclusive use of verbal metadata, since it prevents us from seeing visual patterns not described by metadata. Instead, the author proposes to use the actual content of the collection—i. e., all images—and present them in various spatial layouts sorted in various ways. This allows us to see the patterns and the overall “shape” of a collection. To contrast this approach to the more familiar practice of data visualization, we have decided to call it “media visualization.” Typical information visualization involves translating the world into numbers and then visualizing relationships between these numbers. In contrast, media visualization involves translating a set of images into a new image that can reveal patterns in the set. In short, pictures are translated into pictures. Conceptually, media visualization is based on three operations: zooming out to see the whole collection (image montage), temporal and spatial sampling (using parts of a collection), and remapping (re-arranging the samples of media in new configurations).

References Dawes B. Cinema Redux, 2004. Available at: http://brendandawes.com/project/cinema-redux. Douglass J., Huber W., Manovich L. Understanding Scanlation: How to Read One Million Fan-Translated Manga Pages. Image and Narrative, 2011, vol. 12, no. 1, pp. 206–228. Harris J. The Whale Hunt, 2007. Available at: http://thewhalehunt.org/. Kenny A. The Computation of Style: An Introduction to Statistics for Students of Literature and Humanities, Oxford, Pergamon Press, 1982. Manovich L. How to Compare One Million Images? Understanding Digital Humanities (ed. D. Berry), New York, Palgrave Macmillan, 2012, pp. 249–298.

Manovich L. Media Visualization: Visual Techniques for Exploring Large Media Collections. Media Studies Futures (ed. K. Gates), London, New York, Wiley-Blackwell, 2012. Manovich L. Trending: The Promises and the Challenges of Big Social Data. Debates in Digital Humanities (ed. M. Gold), Minneapolis, Minnesota University Press, 2012. Manovich L. What Is Visualization? Visual Studies, 2011, vol. 26, no. 1, pp. 36–49. Stemler S. An Overview of Content Analysis. Practical Assessment, Research & Evaluation, 2001, vol. 7, no. 17. Available at: http://PAREonline.net/getvn. asp?v=7&n=17. Л ев М а нович  9 1

Медиа, медианаука и философия медиа

35959388780685396452171726215 87255117268385437458426458407 76709164616209889236991188591 19498970939209934164721821464 24259181306883652442142647568 49941843335969888664653457471 97109600991242828208292153446 30542996056532960273291987491 29445567869536851841368029758 91933203513905844388306133567 97994319461367884079224841415 30411648915938838879318147321 81355866949477211932536889456 29527446071214642623595938878 06853964521717262158725511726 83854374584264584077670916461 62098892369911885911949897093 92099341647218214642425918130 68836524421426475684994184333 59698886646534574719710960099 12428282082921534464894175952 54712620220713952273054299605 65329602732919874912944556786 95368518413680297589193320351 39058443883061335679799431946 13678840792248414153041164891 59388388793181473218135586694 94772119325368894562952744607 12146426235959388780685396452 17172433359698886646534574719 71096009912428282082921534464 89417595254712620220713952273 05429960565329602732919874912 94455678695368518413680297589 19332035139058443883061335679 79943194613678840792248414153 04116489159388388793181473218 13558669494772119325368894562 95274460712146426235959388780 92

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

От редакции

Широкое распространение культурологических, литературоведческих и философских исследований медиа со второй половины XX века было во многом обусловлено кризисными процессами в гуманитарных науках, ориентировавшихся с середины 1920‑х годов на герменевтику, семиотику и структурный анализ. Это было отчасти связано с кризисом перепроизводства в гуманитарной сфере вообще, избыточным предложением специалистов и дефицитом рабочих мест в университетах Европы и США с середины 1960‑х годов. Речь шла о новом витке обоснования общественной пользы гуманитарного знания и поиске новых источников финансирования. Обращение к медиаиндустрии оказалось, таким образом, сверхдетерминированным. Так, в 1960‑е годы к теме медиальности пришла германистика на фоне роста популярности исследований повседневности,

популярной массовой литературы, криминальных жанров, кино и т. д. Однако еще в середине 1970‑х годов вторжение медиарефлексии в литературоведение считалось опасной профанацией. Сегодня само литературоведение рассматривается как раздел медиатеории. В 1980‑е годы было признано, что общественная функция медиа повлияла на то, что качественные литературные тексты стали частью массовой культуры, начали появляться в газетах и СМИ в целом. Была проблематизирована роль передачи информации и значений из одного текста в другой (экранизация), а предметом теории стал не только литературный текст, но и его репрезентация на театральной сцене, экране, в сериалах, на телевидении и т. д. В конце концов исследователи пришли к согласию в том, что литературное произведение зависимо от своего носителя, своего посредника и своей среды — от бумажных печатных носителей, радио, кино, спектакля и т. д. Так произошел разворот от литературоведения к медиатеории. Конец 1980‑х годов был отмечен расцветом специализированной литературы по теме медиа, а литературоведение и науки о коммуникации методически сблизились на основе эмпирических методов. Ориентация современных гуманитарных исследований на междисциплинарность также была связана с изучением истории медиакоммуникаций. Сегодняшняя медиатеория характеризуется плюральностью и разнонаправленностью, проходя под общей рубрикой наук о медиа и культуре. Термин «медиафилософия» (Medienphilosophie, Media Philosophy) впервые встречается в начале 1990‑х годов в названии книги Рудольфа Фитца «Медиафилософия. Музыка, язык и письмо у Фридриха Ницше»1. В этом же году Юрген Хабермас использует это выражение в своей книге «Фактичность и ценность»2, но еще не в качестве специального термина. Однако уже через два года выходит книга под названием «Визуальные медиа: Медиафилософия»3. Обсуждение вопроса о самостоятельности медиафилософии как части современного философского дискурса и ее месте среди других гуманитарных наук продолжается до сих пор4.

1. Fietz R. Medienphilosophie. Musik, Sprache und Schrift bei Friedrich Nietzsche. Würzburg: Königshausen & Neumann, 1992. 2. Habermas J. Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Fr. a. M.: Suhrkamp, 1992. 3. Taylor M., Saarinen E. Imagologies: Media Philosophy. L.; N.Y.: Routledge, 1994. 4. См.: Визинг Л. Шесть ответов на вопрос «Что такое медиафилософия?» / ОТ РЕДАКЦИИ  93

*** Медианаука изучает три важнейшие функции медиа: обработку, хранение и передачу данных, но только последняя обладает привилегированным статусом в рамках позитивистски ориентированного подхода к пониманию медиакоммуникации. Однако такое понимание значительно сужает горизонт значений понятия «медиа». Георг Кристоф Толен5 справедливо отмечает, что наряду со «слабым» значением медиа как нейтрального, индифферентного к смыслу средства передачи информации от отправителя к получателю «сильное» его значение включает в себя опосредование и посредника, которое его дополняет и расширяет. Последнее выходит на передний план еще в эпоху Просвещения и у романтиков (Гердер, Гегель, Новалис, Шлейермахер), когда начинает постепенно раскрываться конститутивная активность медиа6. На границе антропологии, теорий языка и образа, возникает понятие медиа как среды. Познание, обусловленное языком, диктует понимание медиа не только как пассивного орудия или инструмента, но и как конститутивной активности «между» (Dazwischen) или «среды рефлексии» (Reflexionsmedium), обеспечивающих единство разума и медиальности. Существенный вклад в дальнейшее развитие современной медиатеории внесли такие близкие по взглядам немецкие мыслители, как Вальтер Беньямин7, Макс Бензе8, Вилем Флюссер9 и др. Теория медиа Маршалла Маклюэна связывала содержание рассматриваемого медиума, например печати, с исторически ему предшествующим — рукописным письмом, которое, в свою очередь, отсылало к устному слову и требовало учета влияния









94

Пер. с нем. Д. Колесниковой // Исследовательский центр медиафилософии. URL: http://mediaphilosophy.ru/biblioteca/articles/vizing_mediaphil/. 5. Tholen G. Ch. Medium/Medien  // Grundbegriffe der Medientheorie  / A. Roesler, B. Stiegler (Hg.). München: Wilhelm Fink, 2005. URL: http:// www.xcult.org/texte/tholen/Tho_Medium_VS_3.pdf. 6. Schulte-Sasse J. Medien/medial // Ästhetische Grundbegriffe / K. Barck, M. Fontius, D. Schlenstedt, B. Steinwachs, Fr. Wolfzettel (Hg.). Stuttgart; Weimar: J. B. Metzler, 2002. Bd. 4. S. 1–28. 7. См.: Беньямин В. О языке вообще и о человеческом языке; Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости; Краткая история фотографии и др. // Он же. Учение о подобии. 8. См. о нем: Bense M. Philosophie als Forschung / E. Walther, E. Uhl (Hg.). Stuttgart: Internat. Zentrum für Kultur- und Technikforschung, 2010. 9. См. тематический журнал, посвященный изучению наследия Вилема Флюссера: Flusser Studies. Multilingual Journal for Cultural and Media Theory, URL: http://www.flusserstudies.net/. ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

носителя на смысл передаваемого с его помощью сообщения. И хотя при такой линейной исторической реконструкции в истории медиа обнаруживались нестыковки уже на уровне отношений письменности и устности, сам тезис о наличии собственного содержания медиума, несводимого ни к чему внешнему, а отсылающего лишь к предшествующему медиуму, был весьма продуктивен. Да и само мотто Маклюэна «медиум — это сообщение» можно было понимать, скорее, как «концептуальную историческую отправную точку сильного варианта значения медиума как опосредования»10. У Беньямина подобная идея была выражена диалектически, если не сказать противоречиво: медиальное понималось им как «непосредственность духовных сообщений языка»11. «Духовное», по Беньямину, сообщает себя не посредством языка, а им самим. В языковом сообщении выражается прежде всего не что-то внешнее языку, а сам язык. Это утверждение только по видимости тавтологично — «духовная» сущность вещи не является чем-то внешним по отношению к его языковой сущности, хотя и не сводится к последней. Она тождественна ей лишь постольку, поскольку сообщает о себе в языке, то есть сообщаема. Иначе говоря: язык выражает сообщаемость как таковую, но лишь в той мере, в какой в нем сообщает себя духовная сущность. Именно этот смысл имеет утверждение Беньямина, что «духовная сущность» сообщает себя не посредством языка, а в самом языке. Современные немецкие медиатеоретики рассматривают соответствующий поворот к медиальности как эпохальный в контексте изменения способов восприятия, систем коммуникации, картины мира и т. д. К середине 1980‑х годов он приобрел институциональный характер на фоне подъема «новых медиа» и насущности их интеграции со «старыми» в перспективе сохраняющейся проблематичности и несводимости их «сильного» и «слабого» понимания. Основной вопрос зародившейся в это время медианауки может быть сформулирован следующим образом: какое сообщение являет собой каждый новый медиум и как он трансформирует тем самым набор ценностных ориентаций человеческой цивилизации, модели социальных отношений, поведение и способы восприятия? Однако ответить на этот вопрос можно лишь путем сравнительного изучения способов 10. См. обзор Георга Кристофа Толена: Tholen G. Ch. Op. cit. 11. Беньямин В. О языке вообще… С. 11. ОТ РЕДАКЦИИ  95

записи, архивирования и трансляции данных различными доступными сегодня медиа в широком историческом и культурном контексте. *** Не существует знака, текста или значения вне и помимо своего медианосителя — поверхности записи и интерфейса взаимодействий видимого и говоримого. Даже эта фраза записана и, следовательно, означает нечто и помимо ее номинального смысла. Как и выбитая на камне заповедь «Не убий» означает уже нечто иное в устах Аарона, разъясняющего косноязычие Моисея, в свою очередь переведшего с «божественного» языка на человеческий первые фундаментальные идеи истории. Новый смысл приобретают они на папирусе Нэша, свитке Торы, в лютеровой Библии, неокантианской или марксистско-ленинской брошюре по этике или философии права. И тем более различным будет смысл аналогичных сообщений на дисплее айпада думского депутата, на стене забора, в блоге или посте фэйсбука или твиттера. Какова роль медиа в размножении подобных различий, позволяющих смыслу соответствующих ценностей одновременно оставаться тем же и иным на протяжении тысячелетий? Речь идет не только об очевидном влиянии тех или иных носителей на смысл несомых ими сообщений, но и об их собственном имманентном значении. В отличие от прикладных Media Studies философию медиа в этом смысле интересует не столько воздействие медиа на мир тел и мир идей (Норберт Больц), сколько те значимые messages, которые являют нам сами новые медианосители (устройства записи и обработки информации, пользовательские программы и т. д.) на уровне их собственного языка — языка научных и технических открытий, имеющих свои концептуальные соответствия в истории военного дела, искусства и метафизики. Медиальное в этой логике предстает как непосредственность языковых сообщений и интерактивная среда, делающая их возможными (Вальтер Беньямин), как «различение», которое производит сегодня все значимые дифференциации и представляет пространство для формообразования (Георг Кристоф Толен). Галактика Алана Тьюринга, давно поглотившая гутенбергову, привела к кардинальным изменениям в социально-политическом и  символическом полях, в  структурах восприятия и рефлексии, в способах производства образов и знаков, в архивации и дистрибуции знания. Норберт Больц в этой связи пишет 96

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

не только об овнешнении центральной нервной системы в новых медиа12 и переносе сознания в компьютер через электронную симуляцию, но и о понимании самого мозга как электронной сети, контролирующей наши чувства и сознание13. Чтобы понять, являются ли современные цифровые медиа чем-то принципиально новым в сравнении с предшествующей массмедийной эпохой (газеты, радио, кино и телевидение) или речь идет всего лишь об усложненном количественном отличии, необходима выработка соответствующих предмету методов анализа. Они должны быть релевантны цифровой обработке данных, современным мультимедийным и многофункциональным медиатехнологиям, бурно развивающемуся программному обеспечению, практически неисчерпаемым возможностям интернета и социальных сетей. Поэтому в западноевропейской медианауке и придают столь большое значение современным методам изучения медиа (наряду с семиологическим и прагматическим конструктивизмом, системной теорией, дискурс-анализом, деконструкцией и т. д.), позволяющим анализировать этот феномен интегрально — как средство, посредника, среду, промежуток, различающий процесс и т. д. Этот подход предполагает также сопоставление возможностей «старых» и «новых» медиа14, что позволяет разобраться в ненаблюдаемых источниках самой медиальности и дает импульс дальнейшему развитию медиафилософии и медиакультуры. *** По ряду причин социально-политического, идеологического и коммерческого характера главные акторы отечественного медиаполя (медиахолдинги, государственные и  частные компании, владеющие ведущими медиабрендами) не заинтересованы в серьезной научной саморефлексии15. Отсюда почти полное 12. См. статью Норберта Больца о Маршалле Маклюэне в настоящем номере «Логоса». 13. Ср.: «Свободные мысли являются церебральным программным обеспечением, дух — воплощением всевозможных комбинаций данных, а культурой зовется игра на клавиатуре мозга» (Computer als Medium / N. Bolz, Fr. Kittler, Ch. Tholen (Hg.) // Bolz N. Einleitung. München: Wilhelm Fink, 1994. S. 9f). 14. Ср.: Kittler Fr. Grammophon—Film—Typewriter. B.: Brinkman und Bose, 1986. 15. Ср., напр.: Вахштайн В., Морозов А., Бикбов А., Бодрунова С. и др. Современные медиа: между производством и  культурой // Культиватор. 2012. № 4. С. 17–33. URL: http://www.intelros.ru/pdf/Kultivator/2012_4/2. ОТ РЕДАКЦИИ  97

отсутствие серьезного запроса на включение в систему высшего образования, даже журналистского, теории и истории медиа, а тем более медиафилософии. Функционирующие центры и институты медиа в большей мере ориентированы на обучение техническим навыкам медиапроизводства, управления СМИ, проведения государственной медиаполитики, компьютерного дизайна и PR 16. Исключение составляют разве что личные «метафизические» увлечения отдельных научных сотрудников17. На свой страх и риск проблематикой медиатеории систематически сегодня занимается исследовательский центр медиафилософии при Санкт-Петербургском философском обществе18. В популярной массовой прессе интерес к изучению медиа поддерживает разве что журнал «Искусство кино»19. По сравнению с западной ситуацией серьезных работ по медиатеории в русскоязычной литературе пока немного. Опубликовано лишь несколько, преимущественно вторичных, тематических монографий20. Только в последнее время стали появляться









pdf. См. также первый комплексный выпуск по медиа в русском журнальном пространстве: Отечественные записки. 2003. № 4 (13). Тема номера: Конец СМИ. URL: http://www.strana-oz.ru/2003/4. 16. См. описание деятельности кафедр отделения журналистики РАНХиГС (URL: http://www.migsu.ranepa.ru/jur/about/divisions) и Департамента медиа НИУ ВШЭ (URL: http://cmd.hse.ru/media/). 17. Cр., напр., направления деятельности кафедры новых медиа и теории коммуникации факультета журналистики МГУ: http://www.journ.msu. ru/about/departments/14/654/ (руководитель — Иван Засурский); отделения социокультурных исследований РГГУ: http://culture.rsuh.ru (руководитель — Галина Зверева); программу «Медиакультура» школы культурологии НИУ ВШЭ: http://www.hse.ru/edu/courses/126211507.html (автор — Виктория Чистякова) и магистерскую программу по визуальным исследованиям: http://www.hse.ru/ma/visual/; электронные журналы, издаваемые факультетом журналистики МГУ: http://mediascope.ru/; http://mediascope.ru/node/478/ (руководитель — Елена Вартанова). 18. См. URL: http://mediaphilosophy.ru/. 19. См.: Даниил Дондурей: «Телевизор — главный инструмент управления страной» // Нескучный сад. 31.10.12. URL: http://www.nsad.ru/articles/daniil-dondurej-televizor-glavnyj-instrument-upravleniya-stranoj; Иван Засурский: «Все знают все про всех» // Искусство кино. Июль 2013. № 7. URL: http://kinoart.ru/archive/2013/07/ivan-zasurskij-vse-znayut-vsjopro-vsekh/ и др. 20. Кириллова Н. Медиакультура: От модерна к постмодерну. М.: Академический проект, 2005; Юдина Е. Н. Медиапространство как культурная и  социальная система. М.: Прометей, 2005; Черникова В. Е., Молчанова Е. Н., Климова Л. Е. Масс-медиа в  культуре информационного общества. Ставрополь: Мир данных, 2007; Медиафилософия. Основные проблемы и  понятия / Под ред. В. В. Савчука. СПб.: Санкт-Петербург-

98

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

оригинальные публикации достаточно высокого уровня21. Немногочисленны также и переводы на русский язык зарубежных источников. Изданы две книги Маршалла Маклюэна22, всего одна книга Фридриха Киттлера23, несколько книг Мануэля Кастельса24 и Поля Вирильо25. К немногочисленным важным источникам относятся «Беседы о масс-медия» Эверетта Дэнниса и Джона Мэррилла26, «За философию фотографии» Вилема Флюссера27, несколько книг Рудольфа Арнхейма28, важные тексты Вальтера Беньямина29, «Реальность масс-медиа» Никласа Лумана30, «Азбука Медиа» Норберта Больца31, по одной книге Уильяма Мит-









ское филос. об-во, 2008; Спирин В. А., Попонов М. А. Медиа-философия Маршалла Маклюэна. СПб.: Изд-во СПБГУСЭ, 2009; Фортунатов А. Н. Медиареальность: в плену техногуманизма. Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госун-та, 2009; Вартанова Е. Л. Теория СМИ. Mass media theory. Актуальные вопросы: В 2 т. М.: Интегрум, 2010; Интернет и интерактивные электронные медиа: В 3 ч. / Под ред. И. И. Засурского, А. О. Алексеевой. М.: МГУ, 2010. 21. См., напр.: Куртов М. К теологии кода. Генезис графического пользовательского интерфейса. СПб.: Транслит, 2014; Черных А. И. Ритуалы и мифы медиа. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив; Гнозис, 2015. 22. Маклюэн М. Понимание Медиа: внешние расширения человека / Пер. с англ. В. Г. Николаева. М.: Гиперборея; Кучково поле, 2007; Он же. Галактика Гутенберга: становление человека печатающего / Пер. с англ. И. О. Тюриной. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2005. Существует также отдельный сайт, посвященный Маклюэну и медиатеории, см. URL: http://www.mcluhan.ru/. 23. Киттлер Фр. Оптические медиа: берлинские лекции 1999 года. М.: Логос; Гнозис, 2009. 24. Кастельс М. Галактика Интернет: размышления об Интернете, бизнесе и обществе / Пер. с англ. А. Матвеева; под ред. В. Харитонова. Екатеринбург: У-Фактория; Изд-во Гуманит. ун-та, 2004; Он же. Информационная эпоха: Экономика, общество и культура / Пер. с англ.; под науч. ред. О. И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 25. Вирильо П. Информационная бомба: Стратегия обмана / Пер. с  фр. И. Окунева. М.: Прагматика культуры; Гнозис, 2002. 26. Дэннис Э., Мэррилл Дж. Беседы о масс-медиа. М.: Рос.-амер. информ. пресс-центр; Вагриус, 1997. 27. Флюссер В. За философию фотографии / Пер. с нем. Г. Хайдаровой. СПб.: СПБГУ, 2008. 28. Арнхейм Р. Искусство и  визуальное восприятие / Сокр. пер. с  англ. В. Н. Самохина. М.: Архитектура-С, 2007. 29. Беньямин В. Учение о подобии. Медиаэстетические произведения. М.: РГГУ, 2012. 30. Луман Н. Реальность масс-медиа / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2005. 31. Больц Н. Азбука Медиа / Пер. с нем. Л. Ионина, А. Черных. М.: Европа, 2011. ОТ РЕДАКЦИИ  99

челла32 и Петера Вайбеля33. Из последних значительных изданий по теме можно назвать сборник «Медиа: между магией и технологией»34 с переводами на русский язык статей Анн-Сара Ле Мёр, Марка Б. Н. Хансена, Уильяма Митчелла, Вольфганга Эрнста, Эркки Хухтамо, Жан-Луи Деотта, Джованни Карроццини, Гирта Ловинка, Александра Гэллоуэя, Жака Рансьера. Классические тексты из ранней истории массовых медиа представляют новые серии издательства Ad Marginem с книгами Бертольта Брехта, Осипа Брика, Зигфрида Кракауэра, Александра Родченко, Ласло Мохой-Надь, Сьюзан Зонтаг и др. Но многие ключевые работы по медиатеории на русский язык все еще не переведены. География современных медиаисследований достаточно обширна. Среди медиатеоретиков в Германии есть те, кого можно назвать если не классиками, то ведущими учеными в этой области; большинство из них преподают в различных университетах Германии. К ним относятся Норберт Больц, Михаэль Гизеке, Георг Кристоф Толен, Штефан Мюнкер, Лоренц Энгель, Дитер Прокоп, Рафаэль Капурро, Майк Зандботе, Вернер Фаульстих, Йохен Хёриш, Райнер Лешке, Вольфганг Эрнст, Бернхард Дотцлер, Франк Гартманн, Клаус Пиас, Томас Махо, Хорст Бредекамп и др. Помимо пионеров медиатеории из Канады Гарольда Инниса35 и Маршалла Маклюэна, следует отдельно иметь в виду американских социологов массмедиа Пола Лазарсфельда, Роберта Мертона, Гарольда Лассуэлла и Джорджа Гэллапа. В США также работали такие знаменитости, как Рудольф Арнхайм, Эрик Альфред Хэвлок, Нейл Постман, из более современных — Уильям Митчелл, Лев Манович, Александр Гэллоуэй и др. В первом ряду авторитетов актуальной теории и философии медиа стоят Фридрих Киттлер, Поль Вирильо, Мануэль Кастельс, Жильбер Симондон, Жан Бодрийяр, ЖанФрансуа Лиотар, Борис Гройс, Питер Вайбель, Бруно Латур, Мануэль ДеЛанда и др. 32. Митчелл У. Я++: человек, город, сети / Пер. с англ. Дм. Симановского. М.: Strelka Press, 2012. 33. Вайбель П. Мир — переписываемая программа? М.: Медиаком. 2011; Он же. 10++ программных текстов для возможных миров. M.: Логос; Гнозис, 2011. 34. Медиа: между магией и технологией / Под ред. Н. Сосны, К. Федоровой. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2014. 35. Innis H. Empire and Communications. Toronto: Dundurn Press, 1950; Idem. The Bias of Communication. Toronto: University of Toronto Press, 1951. 100

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Лишь в  последнее время интерес к  изучению общегуманитарного значения медиа в российском обществе начал возрастать — во многом за счет развития мобильного интернета, активности социальных сетей, роста продаж новых мультимедийных устройств и т. д. Но поддерживается он преимущественно внеинституционально, за счет отдельных групп энтузиастов36. На фоне давно и успешно функционирующих учебных и научных центров по изучению медиа на Западе37, а также в Белоруссии и на Украине38 все настоятельнее звучит запрос к профессиональному научному сообществу и министерскому руководству на создание аналогичных образовательных программ и медиаисследовательских центров в России. *** Предлагаемая ниже подборка текстов большей частью представляет ведущих немецких медиатеоретиков современности — от Макса Бензе и Ханса Магнуса Энцесбергера до Фридриха Киттлера и Норберта Больца, а  также различные направления медиаисследований — от археологии медиа и теории машин до Digital Humanities и анализа Software. При их отборе мы руководствовались довольно консервативными просветительски 36. В качестве удачного примера публичного осмысления влияния современных медиа на повседневную жизнь и образ человека стоит упомянуть состоявшийся в декабре 2012 года круглый стол в рамках лектория Политехнического музея «Свобода и творчество после социальных сетей: Киберскептики и  кибероптимисты», см. URL: http://youtu.be/ ZDS73_h8V8U. 37. Среди наиболее известных можно назвать: Институт культурологии Университета им. Вильгельма фон Гумбольдта (Берлин), http:// www.culture.hu-berlin.de/institut; Центр культуртехники им. Германа фон Гельмгольца ( HZK ) Университета им. Вильгельма фон Гумбольдта (Берлин), http://www.kulturtechnik.hu-berlin.de; Институт языка и  коммуникации (Медианаука) Технического университета (Берлин), http://www.medienwissenschaft.tu-berlin.de; Центр искусства и  медиатехнологий ( ZKM ) (Карлсруэ), http://www.zkm.de/; Центр ИККМ Университета Баухаус (Веймар); Институт массовых коммуникаций и  медиаисследований ( IPMZ ) Университета Цюриха, http://www.ipmz.uzh.ch/ и др. 38. См., напр., программу «Медиа и  коммуникация» Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе: http://www.ehu.lt/ru/academics/ bachelor/programs/media-i-kommunikacija-specializacija-massove-kommunikacii-i-zhurnalistika/; Центр медиакоммуникаций и визуальных исследований при Харьковском национальном университете им. В. Н. Каразина: http://mediatopos.org/, а  также интересный украинский сайт по медиа: http://osvita.mediasapiens.ua/. ОТ РЕДАКЦИИ  101

ми целями, хотя на сегодняшний день проблематика медианауки значительно модернизировалась и усложнилась даже по сравнению с 2000‑ми годами. Но с учетом описанного выше отставания и характерной инерции в современных отечественных медиаисследованиях мы посчитали важным хотя бы в самом общем виде прочертить горизонт этой стремительно развивающейся трансдисциплинарной науки. Разумеется, это лишь капля в море современных Media Studies и Medienwissenschaft (см. список избранной литературы ниже и статью Льва Мановича в настоящем номере «Логоса»). Мы постарались привлечь наиболее знаковые имена и ключевые тексты, обозначить актуальные направления современных медиаисследований. «Логос» ведет работу над подготовкой номеров по кибернетике, «метафизике» видеоигр, исследований медиаискусства, теорий образа и т. д. Избранная литература

Arnheim, Rudolf. Rundfunk als Hörkunst. München / Wien 1979; Film als Kunst. Frankfurt a. M. 1988. Balázs, Béla. Der Geist des Films. Frankfurt a. M. 1972. Faulstich, Werner. Radiotheorie. Eine Studie zum Hörspiel The war of the worlds (1938) von Orson Welles. Tübingen 1981. Brecht, Bertolt. Radio — Eine vorsintflutliche Erfindung? In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 119–121; Vorschläge für den Intendanten des Rundfunks. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 121–123; Der Rundfunk als Kommunikationsapparat. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 127–134; Über Verwertungen. In: Idem. Gesammelte Werke in 20 Bänden. Bd. 18, Frankfurt a. M. 1967, S. 123–124. Fietz, Rudolf. Medienphilosophie. Musik, Sprache und Schrift bei Friedrich Nietzsche. Würzburg 1992. Flusser, Vilém. Lob der Oberflächlichkeit. Für eine Phänomenologie der Medien. Vilém Flusser Schriften Bd. 1. Stefan Bollmann, Edith Flusser (Hg.), 2., durchgesehene Aufl. Mannheim 1995; Kommunikologie. Schriften Bd. 4. Stefan Bollmann, Edith Flusser (Hg.), Mannheim 1996. Habermas J. Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskurstheorie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Frankfurt a. M., 1992; Faktizität und Geltung. Beiträge zur Diskursthe102

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

orie des Rechts und des demokratischen Rechtsstaats. Frankfurt a. M. 1992. Handbuch Medienwissenschaft. J. Schröter (Hg.). Metzler 2014. Hörisch, Jochen. Gott, Geld, Medien — Studien zu den Medien, die die Welt im Innersten zusammenhalten. Frankfurt a. M. 2004; Eine Geschichte der Medien (=Taschenbuchausgabe von Der Sinn und die Sinne — Eine Geschichte der Medien. Frankfurt a. M. 2001). Frankfurt a. M. 2004. Lazarsfeld, Paul F. Radio and the Printed Page: An Introduction to the Study of Radio and Its Role in the Communication of Ideas. New York 1940. Lasswell, Harold Dwight. Propaganda Techniques in the World War. New York 1938. Medien — Computer — Realität. Wirklichkeitsvorstelllungen und Neue Medien. Sybille Krämer (Hg.). Frankfurt a. M. 1998. Margreiter, Reinhard. Medienphilosophie. Eine Einführung. Berlin 2007. Medienphilosophie. Beiträge zur Klärung eines Begriffs. S. Münker, A. Roesler, M. Sandbothe (Hg.). Frankfurt a. M. 2003. Manovich, Lev. The Language of New Media. Cambridge 2001. Kittler, Friedrich. Aufschreibesysteme 1800/1900. München 1989; Grammophon — Film — Typewriter. Berlin 1986. Rheingold, Howard. Tools for Thought. 1986; Virtuelle Gemeinschaft: Soziale Beziehungen im Zeitalter des Computers. Bonn / Paris / Reading, MA u. a. 1994. Theorien der Medien: Von der Kulturkritik bis zum Konstruktivismus, UVK Verlaggesellschaft mbh S. Weber (Hg.). Konstanz 2003. Turkle, Sherry. Leben im Netz. Identität in Zeiten des Internet. Reinbek bei Hamburg 1998. Базен, Андре. Что такое кино? М., 1972. Барлоу, Джон Перри. Киберномика: к теории информационной экономики. http://www.20khvylyn.com/next/economy/ cybernomics.html. Бодрийяр, Жан. Реквием по масс-медиа. К критике политической экономии знака. М., 2007. Больц, Норберт. Азбука Медиа. М., 2011. Брехт, Бертольт. Теория радио 1927–1932. М., 2014. Бриггз, Адам; Кобли, Поль. Медиа: Введение. М., 2005. Брик, Осип. О рекламе. М., 2014. Бурдьё, Пьер. О телевидении и журналистике. М., 2002. ОТ РЕДАКЦИИ  103

Вайбель, Петер. Мир — переписываемая программа? М., 2011; 10++ программных текстов для возможных миров. М., 2011. Вартанова, Елена. Теория СМИ. Mass media theory. Актуальные вопросы: В 2 т. М., 2010. Вирильо, Поль. Информационная бомба. М., 2001. Гройс, Борис. Под подозрением. Феноменология медиа. М., 2006. Делёз, Жиль. Кино. М., 2004. Кастельс, Мануэль. Галактика Интернет: размышления об Интернете, бизнесе и обществе. Екатеринбург, 2004. Кино: Энциклопедический словарь. С. И. Юткевич (ред.). М., 1987. Кириллова, Наталья. Медиакультура: От модерна к постмодерну. М., 2005. Кракауэр, Зигфрид. Природа фильма: Реабилитация физической реальности. М., 1974; Психологическая история немецкого кино: От Калигари до Гитлера. М., 1977; Орнамент массы. М., 2014. Куртов, Михаил. К теологии кода. Генезис графического пользовательского интерфейса. СПб., 2014. Ланир, Джарон. Вы не гаджет. Манифест. М., 2011. Маклюэн, Маршалл. Галактика Гутенберга; Понимание медиа. М., 2005. Медиа: между магией и технологией. Н. Сосна, К. Федорова (ред.). М. ; Екатеринбург, 2014. Мохой-Надь, Ласло. Telehor. М., 2014. Луман, Никлас. Реальность массмедиа. М., 2006. Интернет и интерактивные электронные медиа: В 3 ч. И. И. Засурский, А. О. Алексеева (ред.). М., 2010. Киттлер, Фридрих. Оптические медиа. М., 2010. Медиафилософия. Основные проблемы и понятия. В. В. Савчук (ред.). СПб., 2008. Митчелл, Уильям. Я++: человек, город, сети. М., 2012. Спирин, Вячеслав; Попонов, Михаил. Медиа-философия Маршалла Маклюэна. СПб., 2009. Флюссер, Вилем. За философию фотографии. М., 2010. Фортунатов, Антон. Медиареальность: в плену техногуманизма. Нижний Новгород, 2009. Черникова, Валентина; Молчанова, Елена; Климова, Людмила. Масс-медиа в культуре информационного общества. Ставрополь, 2007. 104

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Черных, Алла. Мир современных медиа. М., 2007; Ритуалы и мифы медиа. М.; СПб., 2015. Ширки, Клэй. Включи мозги. Свободное время в эпоху интернета. М., 2012. Шеннон, Клод. Работы по теории информации и кибернетике. М., 1963. Шкловский, Виктор. Эйзенштейн. М., 1973. Юдина, Елена. Медиапространство как культурная и социальная система. М., 2005. Подготовили Игорь Чубаров и Анна Рябова

ОТ РЕДАКЦИИ  105

Духовный человек и техника Перевод с немецкого Анны Рябовой по изданию: © Bense M. Über Leibniz. Leibniz und seine Ideologie. Der geistige Mensch und die Technik. Jena: Karl Rauch, 1946. S. 26–48.

Макс Бензе (1910–1990). Немецкий философ, культуролог, профессор философии и теории науки Штутгартского университета, лидер «штутгартской школы» информационной эстетики. Ключевые слова: духовный человек; технический аппарат; лапласовский демон; дух Платона; учение о предопределении Кальвина; Лейбниц; часы; счетная машина. Впервые на русском языке публикуется текст, написанный Максом Бензе еще в 1946 году, который говорит о нем как о патриархе археологии медиа, одним из первых в послевоенные годы развившем метод интегрального рассмотрения и сравнительного

8499297000000000000000003 5295097200000000000000094 6511133220006310000000418 4749086790006867000000792 6244154000081893000000853 9227030500055683000000958 9277706000688992000000184 3107275000442729000000332 0351390004438830000000797 9943190003678994000000367 8840700048414625000000994 1169000338473615000000246 6190003913184366000000328 0000000000000000000000000 0000000000000000000000000 0000745966961914713480000 0003561949618256334170001 0090044363627773688970001 5799431946136788407922484 1484079224841415304116489 1593883887931814732181355 8669494772119325368894562 9527446071214642623595938 8780685396452171726053190 6184882709744128817961426 1512796187047534547032068 0769372341732265313621587 2551172683854374584264584 106

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Далее под духовным я буду понимать того человека, который рассматривает все преимущественно с позиции интеллекта. А под техникой в  первом приближении  — все, что вызывает этот интеллект из материи к определенной цели, которую интеллект исключительно и определяет. В результате этого наряду с естественным миром возникает новый мир, который накладывается на  естественный мир как мир аппаратов (apparativ), оказывает на него воздействие, изменяет его и в котором все мы теперь вынуждены жить. Мы будем говорить в дальнейшем о техническом мире именно потому, что мир всегда определяется через множе-

анализа религиозных, культурных и технических феноменов на основе преобладающих в ту или иную эпоху медиатехнологий. Как предтеча компьютерной эры, Бензе размышлял о технических аналогах человеческого существования. В отличие от многих своих современников он считал машины чистыми продуктами человеческого интеллекта, имеющими в своей основе алгоритмы, но вскоре поставил этические вопросы, которые не обсуждались в инженерной этике даже десятилетия спустя. В своем исследовании он, в частности, демонстрирует сущностное сродство идей Пьера-Симона Лапласа и Жана Кальвина на основе принципов часового производства конца XVI века. Бензе убедительно реконструирует интеллектуальную историю Европы через драматическое столкновение «демона» предсказания Лапласа и платоновского «духа» созидания, избегая присущей его старшему современнику Мартину Хайдеггеру

технофобии. Хотя между лапласовским демоном и платоническим духом всегда существует экзистенциальное противоречие, эта экзистенциальная диалектика лишь служит более тонкой выработке того, чем является настоящий человек, который выступает в роли поправки к истории и к любому типу общества. Согласно идее Бензе, Платон дополняет Лапласа, а не противостоит ему, а физикалистская интерпретация «демона» не противоречит его теологическому обоснованию благодаря универсальной математической теории, сформулированной Лейбницем, способствовавшей возникновению измерительных методов математического описания природы, счетных машин, а в дальнейшем и современных электронных медиа. Бензе прослеживает развитие европейской культуры от обладания техникой к техническому бытию, предвосхищая аналогичные, но гораздо более поздние интуиции современных медиатеоретиков.

ство индивидов, к которым применяются некоторые правила и законы. И то правило, тот закон, который применяется нами ко множеству индивидуумов, называемому техническим миром, есть закон совершенства, завершенности, ибо множество индивиду­умов возникает только через требование совершенства для мира. Это лежащее в основе постоянного совершенства множество индивидов, которое состоит из аппаратов, машин, инструментов и технических интеллектов и которое мы называем техническим миром, выделяется само по себе тем, что оно состоит из конкретных, реальных индивидов. Это значит, что технический мир является реальным миром со всеми предикатами, какими можно наделить реальность. Тот самый интеллект, который занимается специально созданием технических индивидов и следующим за этим применением законов (точнее говоря, правил этого мира), в особенности же его усовершенствованием и завершением, мы называем техническим интеллектом и причисляем сюда изобретателей, инженеров, механиков, ремесленников, а также физиков, химиков М а кс Б ензе  1 0 7

и математиков. Все они имеют особые функции в этом мире. Все они имеют также и экзистенциальные трудности в отношении этого мира, который создают и где вынуждены существовать. Здесь я говорю о существовании в смысле Кьеркегора, который понимал существование в основном диалектически, несколько расширенно, истолковав его как положение между бытием и небытием, временем и вечностью, жизнью и духом, материей и мышлением, обществом и индивидами. Таким образом, теперь мы знаем, о чем говорим, рассуждая о техническом интеллекте, техническом мире и его возможном совершенстве. При окончательном подсчете элементов, сотворивших то, что мы называем духом Запада, и  к  которому относятся: воспоминания об античности; платоническая и христианская метафизика любви; рыцарская мысль трубадуров, Honnête homme1 и джентльменов; рациональный научный идеал, воплощенный в фигурах Паскаля, Декарта и Лейбница; наконец, теологический протестантизм от Лютера до Кьеркегора — в этом ряду нельзя упустить из виду и тайную метафизику лапласовского демона, который в конце концов полностью признал свое родство с рациональным научным идеалом. Что подразумевается под этим лапласовским демоном? Мы понимаем под ним интеллект, который благодаря предварительному расчету способен рационально овладеть закрытым множеством индивидов и событий, называемых совершенным миром, и завершить этот мир посредством факта такого рационального овладения. Довольно хорошо известно: Лаплас был убежден в том, что теоретическая физика с ее программой математического наблюдения природы служит непреходящим воплощением лапласовского демона. Так называемая классическая физика приняла его точку зрения. Однако сегодня мы знаем, что существует неклассическая физика, показывающая, что совершенный мир с непрерывной закрытой причинностью дан нам лишь примерно, в приближении, и что лапласовский демон владеет только частью мира. Таким образом, он не находит воплощение в физикалистской теории, а обретает реальную видимость только в совершенном техническом мире, где все попытки искать его на ощупь запечатлены в виде конкретного исторического результата.

1. Порядочный человек (нем.), например, по Бальтасару Грасиану. — Прим. пер.

108

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Платон вызвал лапласовского демона из области математики. У Кальвина он приобретает теологический образ. Лейбниц возвышает его до calculus ratiocinator, а свое имя он получает благодаря теоретической физике Лапласа. Очертания, придаваемые ему Платоном, выражаются в отрывке из «Федра»: ……эту область занимает бесцветная, бесформенная, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — уму; на нее-то и направлен истинный род знания2.

Здесь вводится дух — ум, который рассматривает мир sub specie aeternitatis. Богатству этой абстракции соответствует теологическая глубина предопределения Кальвина: «Итак, да познаем мы связь всеобщего природного порядка с особым провидением Божьим». Это первое и как бы принципиальное утверждение кальвиновской теории природы. Следующее рассуждение приводит к более точному анализу: Конечно, была необходима наука и точная работа, чтобы установить движения, положения, отдаленность и качества небесных тел; но подобно тому, как исследование приблизилось к пониманию божественного промысла, так и дух в соответствии с этим должен воспрянуть для созерцания такого великолепия, ибо природа — это все же установленный Богом порядок.

Таким образом, при исследовании природы окольными путями теологии в физику проникает метод предсказаний. Или, наоборот, математический метод предопределения Кальвина имеет отчетливый теологический акцент, что означает: предвычисление физика является не чем иным, как познанием божественного промысла. Так как в «Установлениях» определенно отсутствует случай, то отсутствуют и неизвестные параметры. Поэтому природа должна быть постоянна. Потому Кальвин и говорит недвусмысленно о «законе постоянства природы» (naturae lex), который надо всем господствует. Впрочем, господство Бога осуществляется таким образом, что он направляет каждое отдельное событие, но происходит это из его определенного волеизъявления, которое в данной теологической теории природы до некоторой степени встает на место физикалистского принципа экстремума.

2. Платон. Соч.: В 4 т. СПб.: Изд-во СПбГУ; Изд-во Олега Абышко, 2007. Т. 2. С. 187. М а кс Б ензе  1 0 9

Если мы не забудем ньютоновское представление (из предисловия к его труду, положившему начало классической физике) о том, что сущность закона природы — это волеизъявление Бога, как он сотворил мир и предначертал его, то Лейбниц окажется современником универсальной математической теории нашего демона, которая допускает одновременно и теологическую, и физикалистскую интерпретацию… а именно в трех вариантах, данных Лейбницем. Первый звучит так: Cum deus calculat, fit mundus3. Второй происходит из написанного в 1697 году трактата De rerum originatione radicali и характеризуется следующим образом: Все возможное или то, в чем выражается бытие или возможная действительность, стремится на равных правах к существованию по мере бытия или действительности или к степени совершенства, которое оно с собой несет; совершенство является, по сути, не чем иным, как мерой бытия. Отсюда с наглядностью видно, что среди бесконечно многочисленных контекстов и всевозможных рядов существуют такие, через которые наибольшее бытие становится существованием. А именно — в вещах существует принцип определения, берущегося исходя из максимума или минимума, в соответствии с которым самое большое воздействие оказывается как раз с наименьшими, так сказать, издержками.

И наконец, третий вариант этой демонической идеи взят из знаменитого сочинения Initia et Specimina Scientiae novae Generalis: Отсюда видно, что все подчинено в этом необъятном мире математическим законам, то есть происходит бесперебойно; и даже видно, что, если бы кто-то мог иметь достаточно глубокий взгляд во внутренние части вещей и при этом достаточно памяти и рассудка, чтобы охватить и просчитать все предметы, он стал бы пророком и увидел бы будущее в настоящем, словно в зеркале. Ибо, как оказалось, и цветы, и даже животные уже в семени содержат свое строение, хотя кое-какие случайности кое-что изменяют; поэтому можно также утверждать, что весь грядущий мир сокрыт и полностью предначертан в настоящем, ибо никакой внешний случай не может сюда вмешаться, так как ничего не лежит за его пределами.

Благодаря Лапласу этот демон получил одновременно и имя, и точное математическое определение.

3. Как рассчитывает Бог, так и делается в мире (лат.). — Прим. пер.

110

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Дух, знающий для данного мгновения все силы, оживляющие природу, и подвергающий эти данные математическому анализу, мог бы с помощью одной и той же формулы познать движение самых больших небесных тел и легчайших атомов. Будущее и прошлое стали бы для него современными друг другу.

Широта математической абстракции, которая все еще присутствует в этой демонической формуле и в этом мировом уравнении, не уступает глубинной серьезности кальвиновского учения о предопределении. В самом деле, внутренняя взаимосвязь Лапласа и Кальвина очевидна. К примеру, возникновение в Женеве в 1587 году часового производства можно понимать как свидетельство ее кальвинизации, как то обстоятельство, которое благоприятствовало возникновению измерительных методов математического, «заранее вычисляющего» описания природы, а уравнение часов — как классическое уравнение Лейбница и последующих деистов. Так же очевиден факт, что их взаимосвязь прослеживается через Лейбница и Паскаля. Лейбниц очень оживленно обсуждает предопределение и не чурается его. Паскаль в трогательном письме 1661 года к другу в Клермон отчетливо говорит о том, что одно и то же предсказание одному открывает свет, а другому нет… и эту фразу можно понять, лишь учитывая скрытые влияния Кальвина на Паскаля. Простите нам это небольшое отступление; оно должно было лишь помочь установить духовно-историческую взаимосвязь между Кальвином и Лапласом, которая важна для истории лапласовского демона. Важно указать на то, что из классической эпохи mathesis universalis, века Паскаля, Декарта и Лейбница, то есть примерно с 1630 по 1750 год, произрастает Просвещение. С точки зрения истории духа этот переход не готовит никаких трудностей, однако можно утверждать, что в той мере, в какой в Просвещении подходил к концу классический век математики и mathesis universalis, рос интерес к технике. Конечно, эпоха mathesis universalis тоже обладала своим пониманием техники. Эрхардт Вайгель, которого слушал Лейбниц, пытался основать школу механиков, а лейбницевский план академии предполагал своего рода технические мастерские и лаборатории. Однако прежде всего век mathesis universalis подарил нам документ, проливающий свет на внутреннюю взаимосвязь между духом математики и духом техники, как и на обе интерпретации лапласовского демона, а именно знаменитое письмо Паскаля канцлеру Сежье М а кс Б ензе  1 1 1

об изобретении счетной машины (1645). Я хотел бы добавить, что этот документ также дает сведения о качественном различии между платоновским духом созидания и лапласовским демоном предсказания: Милостивый Государь, если общественность найдет применение моему открытию, с помощью которого новым и удобным способом решаются все арифметические задачи, то она будет этому более всего обязана Вашему Высочеству, чем моим скудным усилиям, так как я могу прославиться лишь тем, что пришел к этой идее, в то время как только Вашему почетному поручению оно может быть обязано своим воплощением в жизнь. Методы, которыми мы до сих пользовались, были настолько сложными и затратными по времени, что я пришел к идее изобрести более подходящее и легкое средство, которое помогло бы мне при больших вычислениях, с какими я имею дело уже несколько лет; эти вычисления непосредственно связаны с должностями, которыми Вы имели честь наградить моего отца за службу, которую он оказал Его Величеству в Верхней Нормандии; итак, при этих исследованиях я употребил все знание, приобретенное благодаря моим склонностям и работе над первыми трактатами по математике. После глубоких размышлений я понял, что изобрести такое вспомогательное средство вполне возможно. Познания в геометрии, физике и механике подсказали мне план действий и убедили меня, что работа этой машины будет безошибочной, если мастер сможет создать ее в точности по моему чертежу. Но тут я натолкнулся на новые трудности, настолько же серьезные, как и те, коих я хотел избежать и для преодоления которых искал поддержки. Так как я был не столь искусен в обращении с металлом и молотком, как с пером и компасом, и так как мастера больше понимают в оттачивании своего искусства, чем в науке, на которой оно основано, я был вынужден отказаться от этого предприятия, которое лишь отняло бы у меня много сил и не принесло бы никакого успеха. Но Ваше Высочество, Милостивый Государь, снова воодушевили мое мужество, которое уже начало исчезать, когда оказали мне милость, позволив говорить о простом, предназначавшемся моим друзьям чертеже таким образом, что я стал смотреть на это предприятие совсем в другом свете, предпринял новые усилия и взялся за это дело с новыми силами, приданными мне Вашим признанием; я отложил всякую иную работу и думал только о конструировании этой небольшой машины, которую я обещал Вам представить, Милостивый Государь; после чего я довел ее до состояния, в каком она сама по себе, без какойлибо работы духа, была способна решать задачи из всех областей математики, как я и предполагал. 112

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Итак, Милостивый Государь, я обязан Вам той маленькой попыткой, так как Вы способствовали ее осуществлению; я также ожидаю от Вас благосклонного покровительства. Неизвестные открытия всегда встречают больше порицания, чем одобрения: изобретателей порицают, потому что не до конца понимают их изобретение, и этот несправедливый, заранее вынесенный приговор лишь усугубляет трудности, с которыми встречается неслыханное: его укоряют за неприменимость и обвиняют в дерзости вместо того, чтобы уважать его вопреки этим трудностям. Впрочем, я предполагаю, Милостивый Государь, что среди того множества ученых, которые пробираются к последним тайнам математики, найдутся и те, кто пока что одобряет мое безрассудно-отчаянное предприятие, ведь я еще так молод и все-таки отважился со столь небольшими средствами и без проводника, который бы указывал мне дорогу, проложить новую тропу через поле терний. Но я хочу, чтобы меня упрекали и осуждали, если смогут доказать, что я не вполне сдержал обещанное слово; я лишь прошу о благосклонности испытать мой труд, а не о том, чтобы его одобряли до того, как о нем узнают. Также я могу сообщить Вашему Высочеству, что я удовлетворен уже тем, что моя маленькая работа стала возможна благодаря одобрению одного из самых прославленных умов этой выдающейся науки — науки, особое преимущество которой состоит лишь в том, что она не обучает тому, чего не доказала.

В 1750 году эпоха mathesis universalis подходит к концу. Появляется новый математический век, который лучше всего можно было бы охарактеризовать как век прикладной математики, математического или теоретического овладения природой. Так или иначе, 1750 год является знаковым. Жан-Жак Руссо пишет трактат на тему того, что искусства и науки испортили нравы, где дается отпор не только математике, но и всем прочим наукам. Д’Аламбер и Дидро выпускают энциклопедию в 1751 году. Д’Аламбер отказывается от аксиоматики и называет математику экспериментальной наукой, не говоря уже о логике. Известно, что Д’Аламбер — великий математик, но он также и великий деист, мыслитель-янсенист, человек уравнения часов. Для него существует прежде всего прикладная, а не чистая математика с выходом на математическую организацию Богом природы. Поэтому Д’Аламбер — типичный пример для своего века динамики и небесной механики. В общем, однако, 1750 год разделяется на два мира не только в духовно-историческом плане, но и в политическом. Духовный человек начинает письменно выступать против человека феодального и клерикального. Так он отделяет революционную эпоху от консервативной. М а кс Б ензе  1 1 3

Понимание того, что наша культура обладает технической основой, занимает свое место благодаря Дидро, который в «Мыслях об истолковании природы» 1754 года впервые указывает на то, что сугубо математическое производство достигло известного завершения. Участие Дидро в энциклопедии проявилось прежде всего в написании тысячекратной серии статей о технике. Биограф Дидро Розенкранц справедливо заметил: До Дидро никто еще не осознавал технику в ее внутренней взаимосвязи с культурной работой человека вообще и никогда не отдавал должного значения техническому работнику.

Как уже было сказано, Паскаль первым отмечает экзистенциальные трудности, с какими сталкивается изобретатель, но тему культуры и техники нашему западноевропейскому сознанию впервые представляет Дидро. Одновременно он ощущает огромный разрыв между наукой и техникой. Он понимает разницу между представлением действия машины через ее физические принципы и наглядным описанием этой машины исходя из ее технического функционирования в рамках энциклопедии. Таким образом, Дидро впервые замечает разницу между физиком и инженером, которую сегодня иногда сводят к фразе о том, что физик знает, как нечто работает, а инженер знает, как это нечто сделать. Дидро попросил изготовить ему очень красивые модели машин для чулочного и филигранного бархатного производства, чтобы изучать их дома; и только на основе такого изучения этот великий писатель смог создать их описание. Именно так Дидро, изучивший взглядом врача классический век математики и философии математики, изучает подъем нового века, подъем все более совершенствующегося мира машин, то есть, как энциклопедист и человек Просвещения, он наводит мост от теории лапласовского демона, как она представлена в mathesis universalis, к практике лапласовского демона, впервые означающей энциклопедически понятый мир устройств и машин, а также экономических функций. Факт основания Политехнической школы в дни революции доказывает, во‑первых, насколько прочно математика становится предметом прикладного интереса и, во‑вторых, в какой степени под влиянием Дидро отношение к технике выходит на первый план. В то время как энциклопедисты занимаются разрушением привилегий на знание у знати и клириков, Политехническая школа начинает воспитывать математиков, физиков и инженеров. Монж, Пуассон, Лагранж, Фурье и Коши 114

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

управляли этой школой или как-то с ней соприкасались. Она является местом расцвета прикладной математики. Ни один из названных выше ученых не может быть исключен из современной математической, а точнее, теоретической физики. Справедливо сказал Феликс Кляйн: В действительности, почти всем, что было осуществлено в первые десятилетия XIX века в математике, физике и химии, Франция обязана Политехнической школе — образцу высшей технической школы.

Выдуманный дух Лапласа, который, владея уравнением мира, стремился господствовать не только над естественным, но и над техническим миром, занимал в этой школе в то время ключевое место. В ином смысле классический век mathesis universalis основал другой «рассадник» своего духа. Хотя аббатство Пор-Рояль, которое можно здесь припомнить, и являлось оплотом предвидения и знаменитой логики, будучи янсенистским монастырем, к которому принадлежал и Паскаль, пор-роялисты не осуществили программу новой логики до конца и не основали исторической школы. Только эпоха Просвещения, которая также является прикладным веком, применяет выдающиеся универсальные взгляды на практике и создает школу, которая идейно порождает новую эпоху. Однако все-таки стоит сказать: между Пор-Роялем и Политехнической школой существует чудесная непрерывность в теоретических и практических взглядах на математику, характерная для мира эпохи модерна. Благодаря лапласовскому определению наш демон достигает высочайшей степени точности. Мир демона необходимо совершенен, потому что его невозможно отразить в мировом уравнении как-то иначе. И этот совершенный мир лапласовского демона, который содержит в себе именно то, что исследует теоретическая или математическая физика, к создателям каковой, безусловно, принадлежит Лаплас, непосредственно относится к техническому миру; категория совершенства, которая в качестве принципа замкнутой природной причинности уместна для математического созерцания мира, является также осмысленной для учения о непрерывном совершенствовании технического мира. Обе категории — совершенствования математической картины мира и реализации совершенного технического мира — восходят к лапласовскому демону, который все с точностью предопределяет. «И придут крылья», — сказал однажды М а кс Б ензе  1 1 5

Леонардо, уверовав в совершенствование технического мира, к представителям первой стадии которого он уже принадлежал, проиллюстрировав действенность лапласовского демона — хотя бы в своих пророчествах. «И придут крылья» представляет собой техническое пророчество; оно возможно, потому что Леонардо втайне знает, что и технический мир подпадает под категорию пророчества, под власть лапласовского демона, который является существенной частью нашего созидающего, познающего духа, независимо от того, какими этическими предикатами мы его наделяем — добра или зла. Эта философия различия между «иметь» и «быть», на которой Шарль де Буа построил свои взгляды на вещи и время, превосходно выражена в истории поступательного усовершенствования техники. Несомненно, есть явления, которые «имеют технику», а есть феномены, которые «являются техникой». Устройство крыльев стрекозы, само не будучи «техникой», всегда будет «иметь» свою технику; турбина же не «имеет» техники, но «является» ей без остатка. Так в поступательном усовершенствовании техники присутствует революционный поворот от «обладания» техникой к «бытию» техникой, и я считаю, что цивилизаторский мир, который мы населяем, в этом смысле все сильнее переходит от обладания техникой к бытию техникой. В статьях Дидро для Энциклопедии этот прогресс находит свое первое осознанное выражение. В конечном итоге мы будем существовать в жизненном пространстве, каковое является совершенным техническим бытием, и естественно, подобно бытию в природе или бытию в культуре, оно также будет иметь свои апории. Совершенный технический мир — это мир аппаратов. Он выступает, как уже было сказано, в качестве самостоятельного мира наряду с миром природы и культуры. И наступит момент, когда наше наследие будет не только природно-историческим и культурно-историческим, но именно наследием технического прогресса, то есть наследием поступательного технического совершенствования. Ибо техника тоже принадлежит к необратимым, бесповоротным процессам. Этот мир аппаратов технической физики, как я сказал, является только реальным, только объективным, только конкретным. Он подтверждает вторую, самостоятельную возможность воображения лапласовского демона — наряду с природой. Он похож на твердую, холодную грезу материи; он развоплощается до своего истинного образа, но не отказывается от своих законов. Он 116

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

теряет свой запах, свое тепло, свою жизнь и смерть — и все же не является столь же абстрактным, как платонический мир. Он сам не вызывает к жизни чувствующих, думающих, познающих и понимающих существ, но порождается такими существами. И он заменил безмолвное естественное становление уединенной сухой фантазией о прогрессе. Техническое совершенствование реализует, таким образом, могущественный процесс «разъестествления» нашего духовного бытия — процесс, о коем начинает говорить по меньшей мере Ньютон, которому Гёте в очередной раз в своем величественном природопоклонничестве хотел воспрепятствовать учением о цвете и морфологией. Глубокий страх нашего интеллекта перед техническим совершенствованием является тем же страхом, что и перед идееформирующей абстракцией. Это страх, которым отличается естественное мышление, все еще привязанное к образам, — страх перед лапласовским демоном безжалостного совершенствования и предвидения. Подобно любому действительному миру, мир лапласовского демона имеет свои бытийные слои. Иерархия — это примета настоящего бытия. Здесь не имеет значения, развиваем ли мы его на основе механики, оптики, термодинамики или электродинамики. Повсеместно существуют экстремальные принципы, откуда может быть выведено бытие замкнутого технического мира. Для каждого основоположения можно помыслить о замкнутом техническом мире и аппаративно его завершить, не нарушая принципов этого основоположения. И самостоятельность создаваемого таким способом мира можно помыслить так, что для него существует платонический ум или дух, который высказывает в математической теории законы, платонически отражающие этот мир. Для каждого лапласовского демона существует платонический дух в качестве поправки. Уравнения теоретической физики Максвелла образуют для этого парадигму. Рассмотренные математически, они являются подтверждением в каком-то смысле платонического духа. Рассмотренные технически, они господствуют над устройствами электротехнического мира. Так, в виде максвелловских уравнений электродинамика имеет математическую и техническую интерпретации, а физика обладает одним смыслом для платонического духа и другим — для лапласовского демона. Также на ступенях технического мира действует онтологический закон, согласно которому более высокие способы бытия одновременно являются в известной степени более слабыМ а кс Б ензе  1 1 7

ми. Механические машины более сильны с точки зрения бытия, чем высокоразвитые осцилляторы или циклотроны электродинамики либо ядерной физики. «Расписания движения электронов» «устройств машинного времени» работают на более высокой ступени бытийной чувствительности и зависимости, чем «маятниковые колебания». Существует декаданс технических устройств, который проявляется в  виде избытка чувствительности прочного бытия и через который выражается число известных и бесконечное множество неизвестных параметров, от которых зависит их бытие, то есть их функционирование. В более высоком техническом мире решающую роль играют не границы чувствительности и границы нагрузки — функциональные параметры этого мира должны быть исследованы точнее. И здесь мы узнаем старый закон: чем выше совершенствование, тем опаснее функция. На языке естественного бытия: чем совершеннее существование, тем очевиднее «бытие-к-смерти». Так как техника зависит от лапласовского демона, она будет совершенна только тогда, когда сама станет изображением демона. Это глубокий страх нашего интеллекта, который происходит из противоречия между платоническим духом и лапласовским демоном. Можно заметить, что для платонического духа «свобода», прежде всего свобода творчества, все еще является осмысленным понятием, тогда как для лапласовского мира понятие свободы уже ничего не значит. И только в том смысле, что платонический мир все еще допускает пространство «свободы», которая была утрачена в лапласовском мире непреодолимой предопределенности, мы говорим в первом случае о духе, а во втором — о демоне и тотчас не видим при этом этической окраски. Совершенствование демона означает одновременно совершенствование низкого — и этому не стоит удивляться, потому что каждое поколение становится свидетелем совершенствования низкого. Духовный человек — в той степени, в какой он сегодня выражает то, что мы называем платоновским духом, — означает, таким образом, неизбежную поправку к миру лапласовского демона. То, что является такой выделяющей духовного человека поправкой, — его экзистенциальное положение, его духовная ситуация во времени. Разумеется, отсюда произрастают его внутренние и внешние конфликты. Никто не может помешать ему видеть здесь или-или, ему предоставляется выбор между платоновским духом и лапласовским демоном. 118

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

К условиям существования интеллектуала относится то, что он еще и господствует над миром, где существует, то есть он хочет его изменять, быть в нем активным. И вот вопрос одного мгновения: действовать ли ему как платоновский дух или как лапласовский демон? Однако обнаруживается, что более высоким техническим миром, то есть техническим миром на более высокой ступени совершенства, овладеть труднее, чем более низким техническим миром. Тем не менее между рассмотрением принципов механики и основ тепловой теории в макрокосме и работой в микрокосме над электромагнитными волнами, элементарными частицами и квантами есть разница. Требуются навыки для того, чтобы взвешивать 1⁄10 миллиграмма вещества на прецизионных весах. Требуется опыт, чтобы настроить телескоп на спутник Юпитера. Но для того, чтобы точно настроить генератор сантиметровых волн на приемник, помимо научного терпения, опыта и дара необходим высокий уровень научной работы, и эта работа — не просто терпеливое наблюдение, она сама по себе является научным процессом. Получается, что физик, который на протяжении лет наблюдал за спектрами или определял молекулярные веса, может лишь с трудом привыкнуть к высокочастотно-техническим работам, хотя полностью владеет теорией коммутации и ламп (трубок). Так что овладеть более высокотехничным миром труднее — это его примета, это противостояние платонического духа и лапласовского демона. С формированием более высокотехничного мира ученый должен стать ученым нового масштаба, так что здесь, по сути, образуется новый тип научного работника, а именно тип par excellence, который одновременно является и рабом, и господином лапласовского демона. И когда техника погибает, происходит вымирание этого типа. Справедливо заметил испанский философ Ортега-и-Гассет, что утрата математической одаренности у одного поколения оставила бы после себя бóльшие катастрофы, чем землетрясение, что означает, что духовный человек, который видит для себя угрозу в техническом мире, в действительности погибает только от нехватки духовности в этом самом мире. К совершенствованию технического мира относится, естественно, и та практика экономических и социальных процессов, которые обязаны своим возникновением теории. В самом деле, возникновению современного социалистического общества предшествует точная теория истории, общества и процессов производства. И не зря эта теория, у которой есть свои варианМ а кс Б ензе  1 1 9

ты, пускает корни в эпоху, когда впервые, как уже было сказано, техника вступает в сферу духовного человека, а именно в эпоху просветителей, энциклопедистов, в эпоху Дидро. И получается так, что совершенство этого мира, объединяющее технику и общество, в котором каждый из них имеет свои функции и где производственные отношения точно рационально установлены, находится в том же противоречии с платоническим духом, в каком находятся духовный человек и техника. Оказывается, что в этом совершенном мире, который все отчетливее вырисовывается, проблему представляет отнюдь не рабочий, то есть пролетариат, а интеллектуал, который из-за своего платонического ума вновь и вновь избегает лапласовского демонизма в этом совершенном мире. Теоретически рабочий, то есть социальная проблема, больше не несет с собой трудности. Мы знаем теорию мира, который необходимо усовершенствовать, чтобы он имел осмысленный, секулярный образ времени. Вот только этот уровень совершенства еще не достигнут и не проведено еще то самое необходимое изменение мира. Но теории того, как интеллектуал должен существовать в этом усовершенствованном для рабочего техническом мире, — такой теории у нас нет. Как же могли мы требовать, чтобы интеллектуал был одной из понимаемых в этом мире фигур — в мире, где мы верим в неизменное платоническое убеждение о примате чистой теории, ведь интеллектуал, духовный, творческий человек, принадлежит бесклассовому обществу в отношении своего экономического положения, и через чистое существование в нем все же прорывается то совершенство, которое мы называем прогрессом. Почему? Потому что между лапласовским демоном и  платоническим духом всегда существует экзистенциальное противоречие. Но я убежден в том, что эта экзистенциальная диалектика лишь служит более тонкой выработке того, чем является настоящий человек, который выступает в роли поправки к истории и к любому типу общества. Чем глубже мы принадлежим к миру лапласовского демона, — а закон поступательного совершенствования технического мира толкает нас к этому совершенствованию, — то есть чем глубже мы принадлежим к этому миру, тем будет более необходимо для духовного человека создать рациональное оружие. Новой ступени абстракции, новой ступени западноевропейского рационализма не сможет в конечном итоге отказать ни один духовный человек, и эта ступень, поверхность уровня дистанци120

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

рует нас от мира, который мы вынуждены населять. Утрачивая навыки, которые дает нам физика, нам не удастся избежать техники. Лапласовский демон служит, таким образом, прекрасным критерием для цветущей или вымирающей способности нашей экзистенции. Это критерий для духовных людей, у кого он либо находит более высокую ступень рациональности, либо утрачивает дистанцию в буйстве мистики и иррациональности. Духовный человек все же живет, дистанцируясь от вещей, создание дистанции относится к метафизическим силам духовной экзистенции. Духовным человеком является тот, кто все еще обладает силой дистанцирования от населенного мира. Современен тот, кто дорос до своей эпохи. И эта сила метафизической дистанции и платонического, и демонического происхождения.

Spiritual Man and Technology Max Bense (1910–1990). German philosopher and culturologist, Professor of Philosophy and Theory of Science at the University of Stuttgart, head of the Stuttgart School of Information Aesthetics. Keywords: spiritual man; technical apparatus; Laplace’s demon; Platonic spirit; Calvin’s doctrine of predestination; Leibniz; clocks; calculating machine. This essay, written by Max Bense in 1946, is now published in Russian for the first time. The work shows the author as a patriarch of media archaeology, and one of the first thinkers to develop a method of integrally analyzing and comparing religious, cultural and technical phenomena on the basis of those media technologies that dominate in a certain period. As a forerunner of the computer age, Bense thought about the technical counterparts of human existence; unlike many of his contemporaries, he considered machines as pure products of human intelligence, with algorithms at their base, but he soon posed ethical questions, which were not discussed in ethics of technology until decades later. In his research, he refers, among other things, to the principles of clock production in the 16th century, in order to

demonstrate that the ideas offered by Pierre Simon Laplace and Jean Calvin were essentially close. Bense succeeds in reconstructing European intellectual history by dramatically colliding Laplace’s predictive demon with the Platonic creative spirit, but without the technophobia inherent to Heidegger. Although an existential contradiction always remains between Laplace’s demon and the Platonic spirit, it assists in working out a finer idea of what a real person, who plays the role of a correction to history and to any type of society, should be. According to Bense, Plato’s theory is not opposed to the theory of Laplace, but is, instead, quite compatible with it. Also, the way in which the “demon” is theologically founded does not contradict its physicalist interpretation, due to the universal mathematical theory created by Leibniz, which in its turn led to the elaboration of quantitative methods in the natural sciences, to calculating machines and, later, to modern electronic media. Bense traces the development of European culture, from possessing technology to a technological existence, thus anticipating the analogous but much later intuitions of contemporary media theorists.

М а кс Б ензе  1 2 1

Машинная антропология Запоздалый манифест Игорь Чубаров Статья была ранее опубликована на французском языке: Chubarov I. Anthropologie machinique. Manifeste tardif // Revue philosophique de la France et de l’Étranger. 2014. № 3 (139). P. 377–394.

Доктор философских наук, старший научный сотрудник Института философии РАН. Адрес: 119019, Москва, ул. Волхонка, 14/1, стр. 5. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: машинная антропология; концепт простой машины; утипические машины авангарда; философия техники Мартина Хайдеггера; машина желания Жиля Делёза и Феликса Гваттари. В статье разрабатывается особого рода машинная логика, альтернативная традиционным онтотеологикам в понимании техники, которая претендует на выражение допредикативного опыта человеческой телесности и чувственности, а также социальных

Человек — это машина 8499297000000000000000003 5295097200000000000000094 6511133220006310000000418 4749086790006867000000792 6244154000081893000000853 9227030500055683000000958 9277706000688992000000184 3107275000442729000000332 0351390004438830000000797 9943190003678994000000367 8840700048414625000000994 1169000338473615000000246 6190003913184366000000328 0000000000000000000000000 0000000000000000000000000 0000745966961914713480000 0003561949618256334170001 0090044363627773688970001 5799431946136788407922484 1484079224841415304116489 1593883887931814732181355 8669494772119325368894562 122

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Дать слово машине в себе — это прежде всего значит не допускать никакой нарциссической рефлексии. (Разве что кроме этой фразы.) Разрешен лишь плагиат. Ссылаться на источники следует только в случае неясности заимствуемого. Рефлексивная стратегия претендует на обнаружение или хотя бы поиск «естества» сознания, то есть одновременно и самосознания, и реальности. Но машину не интересует ничего помимо того, что она производит сама. А производит

моделей, понятых как машины. Речь идет о введении и обосновании понятия «простой машины», артистической «машины-игрушки», которая выступает, по мнению автора, первичной по отношению к другим типам машин — социальной мегамашине (Льюис Мамфорд) и собственно полезным техническим устройствам и технологиям. Предпринят анализ трансцендентальных условий возможности такой машины и медийных предпосылок самой трансцендентальности как своего рода машинного a priori и первичной символической структуры языка. Тезис о неэксплицитной машинности традиционных образов человека обосновывается на материале истории медиатехники, с привлечением учения о символическом Жака Лакана, медиатеорий Жильбера Симондона и Фридриха Киттлера. Проведен критический анализ концепции техники Мартина Хайдеггера, желающих машин Жиля Делёза и Феликса Гваттари и ряда других современных теорий техники (Геральда Раунига и др.). В статье подвергает-

ся критике центральный тезис Мартина Хайдеггера («техника не есть нечто техническое») и его характеристика современной техники как постав (das Gestell). В этих формулах неявно предполагается, что сущность «технического» известна заранее, однако она представляет собой у него лишь суррогат технического, антропоморфный образ машины. Другими словами, машину нельзя, предварительно не подменив ее антропологическим двойником, ввести в рамки герменевтического круга. Она всегда ускользает и при попытке прямо указать на нее, наделить сущностью. Машинные образы русского левого авангарда рассматриваются в заключение статьи в сравнении с аналогичными западными художественными проектами (сюрреализмом, дадаизмом) не просто в качестве значимых примеров общей машинной логики, но как проблемный авторефлексивный материал, позволяющий, в частности, критически отнестись к неадекватной оценке Делёзом и Гваттари русского конструктивизма.

она реальность собственного становления. «Естество мысли» — это всего лишь отсрочка ее машинной работы или оболочка, которую можно и прорвать ради нового более привлекательного и удобного интерфейса. Ошибка «Матрицы» — реальности никогда и нигде не существовало. Или, наоборот, все реально — даже в бессознательном1. Но единственно доступная нам реальность — это реальность машины. Любые другие ее виды находятся под подозрением бесконечного удвоения сущностей, пока не обнаружат своего машинного происхождения или устройства. Машина впервые произвела движение, которое не сводится к метафоре «остановки мира»2, а детерриторизует самый



1. Ср.: Гваттари Ф. Машинное бессознательное // Архетип. 1995. № 1. С. 58– 65; Он же. Машинное бессознательное. Очерки по шизоанализу // Архетип. 1996. № 3–4. С. 95–103. 2. Липавский Л. Исследование ужаса. М.: Ad Marginem, 1993. С. 77 слл. И гор ь Ч уб а ров  1 2 3

Мир, ускользая от великого полдня Хроноса в эоническое время События. В своей работе она всегда сопротивляется осуществлению в настоящем на принудительно приписываемой ей территории, детерриторизуя любые субъективные единства, но обратным движением может быть ретерриторизована сама3. Машина характеризуется оригинальным самодвижением, к которому человек оказался причастен лишь по случаю. Все внятное, что до сих пор было сказано о человеке, связано именно с машинами, которые он изобретал (или, точнее, при рождении которых он присутствовал) и которые постепенно изобретали его самого, причем не столько в роли субъекта или неизаинтересованного наблюдателя, сколько в виде детали будущей машины. Все же невнятное связано с неадекватным пониманием, вернее, таким использованием машин, которое отчуждает их от человеческого тела или человеческое тело от них (Жильбер Симондон)4. Если бы было точно известно, что такое машина, любое сравнение с ней человека и его действий — результатов человеческой деятельности — было бы упрощением. Но так как природа машины остается до конца неизвестной (тем более что у нее нет никакой «природы»), то объяснение ее через человека относится, скорее, к области антропологического знания. Поэтому мы будем понимать машину как образ или модель, с помощью которых человек стремится познать, вернее, воспроизвести самого себя в том или ином историческом времени и онтологическом контексте. Мы хотим сказать, что в устройствах простых машин человек в различные исторические эпохи прежде всего пытался узнать самого себя. Здесь уместно замечание Жака Лакана: «Машина воплощает в себе символическую активность человека наиболее радикальным образом»5.





3. Ср. устройство абстрактной машины лицевости — «белая стена — черная дыра»: Делёз Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория; М.: Астрель, 2010. С. 276 слл.; или действие экологической машины «луговой клевер — шмель»: Они же. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. С. 449 слл. 4. Михаил Куртов в предисловии к первому переводу на русский язык «О способе существования технических объектов» Симондона отмечает, что «не техника порабощает и отчуждает человека, а человек своим утилитарным подходом порабощает и отчуждает технику от человеческого, в результате чего отчуждается сам» (Куртов М. Комментарий // Транслит. 2012. № 9. С. 94–95). 5. Лакан Ж. Семинары. Кн. 2. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (Семинар. Кн. II. 1954/55). М.: Гнозис, Логос, 2009. С. 109.

124

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

«Человек — это машина». Так в первом приближении можно было бы сформулировать первичную гипотезу анонсируемой здесь науки — машинной антропологии. Она может дать ключ к пониманию процессов, которые начались в прошедшем уже веке и выразились в продуктах и произведениях современной технической цивилизации и гуманитарной культуры. Понимание человека в качестве машины, разумеется, не является исключительным достоянием современности. Помимо Рене Декарта и Жюльена Офре де Ламетри приходят на ум разрозненные интуиции религиозных мистиков, изобретения ученых-шарлатанов и поделки уличных гениев. Не говоря уже о машинно истолковываемой легенде о Франкенштейне. Но именно современность впервые сформулировала этот тезис не в метафорическом смысле. Проблема сегодня ставится уже не так, будто известный преимущественно из религиозных и научных контекстов «человек» захотел всерьез осознать себя машиной, а так, как если бы сама машина захотела «стать мальчиком» («Искусственный разум» Стенли Кубрика и Стивена Спилберга — одна из недавних попыток). Другими словами, современный человек перестает исходить из себя как чего-то реального и само собой разумеющегося, отказывается перепоручать вопрос о том, что он такое, богам, природе или инопланетянам. Поэтому машинная антропология не спрашивает, что такое человек, она задает вопрос «Что такое машина?», который только и способен указать на вытесненное в первом вопросе травматическое событие. Таким образом, речь не идет о какой-то изощренной версии философии техники. Ибо мы заранее не знаем, что такое машина, в том смысле, что не берем за основу квазииндивидуальность соответствующей вещи. Никакой предпонимательной процедуры, никакой антропологической или техницистской объективации. Мы держимся лишь оборачиваемого тождества «человек — машина». Но это же абсурд?! Пожалуй. Однако не будем спешить с его поэтологическим алиби. Посмотрим, чем это утверждение абсурднее понимания человека как природного существа, общественного животного или образа-подобия Божия на концептуальном уровне. И дело здесь не только в том, что мы не можем ничего знать до конца ни о природе, ни о Боге, ни об обществе, а в том, что в основаниях соответствующих типов знания мы без труда обнаружим уже предвзятого антропоса и вынуждены будем повторить все тот же риторический (или истерический) вопрос. Мы не пытаемся ввиду неизбежного антропоцентризма И гор ь Ч уб а ров  1 2 5

нашей мысли свести все к отрицательному, циническому аргументу, что если, мол, все бессмысленно, то почему бы не изобрести очередной спекулятивный конструкт, столь же бессмысленный, как и предыдущие. Напротив, речь идет об элементарной арифметике: «смысл смысла — bon sens = nonsens». Усматривая смысл человека в машине, мы пытаемся избежать ловушки здравого смысла — сводить все к лишенной всякого смысла банальности. В таком случае подобная постановка вопроса отличается от известных из истории культуры машинных метафор принятием всерьез обстоятельств, в которых фактически живет современный человек, — тотальной машинизации мира, его сознания, тела и даже желания. Речь, таким образом, идет о смене генеральной стратегии в исследованиях техники — необходимо преодолеть идеологию подчинения машин человеческой воле и сознанию, подобно тому как новоевропейская наука подчиняла себе природные объекты, и обратиться к медиаисследованиям как анализу отношений равноправных машин, каковыми сегодня выступают человек и компьютер. Машина как интерпретативный концепт

Обращение к машине в послевоенной философии XX века (Мартин Хайдеггер, Жак Лакан, Андре Леруа-Гуран, Мишель Фуко, Жильбер Симондон, Жиль Делёз и Феликс Гваттари, Льюис Мамфорд, Жан Бодрийяр, Поль Вирильо, Фридрих Киттлер и др.) было обусловлено нехваткой классических интерпретативных средств для понимания нерепрезентативных моделей субъективности, с которыми философы столкнулись прежде всего на территории современного искусства — ряда авангардных литературных, художественных и кинематографических проектов XX  века (Альфред Жарри, Раймон Руссель, Курт Швиттерс, Ман Рэй, Дзига Вертов, Андрей Платонов и др.). Интерес к теме машины берет начало в беспомощности традиционных объяснительных и описательных методов (от феноменологии до структурного анализа) в попытках логической реконструкции ее единичности. Машина определяется в них (если не упоминать откровенно мистические подходы) из поставленных человеком самому себе целей в процессе самовоспроизводства как инструмент для удовлетворения связанных с этим воспроизводством потребностей. Но потребности, как и выражаемые ими интересы и цели, машины не изобретают. Изо126

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

бретенная машина, скорее, используется в связи с этими потребностями, будучи изначально независимой по отношению к дальнейшему применению. Скорее уж потребности появляются вследствие возникновения возможностей по их удовлетворению, предоставляемых каждой новой машиной. Машине нельзя придавать a priori форму индивидуального существования — сложная техническая машина не является целым своих частей, не субстантивируется на основе какой-то имманентной ей сущности, а отсылает к коллективному, групповому бессознательному, механизмам производства желания, получая индивидуальную форму лишь a posteriori, в результате вторичной миметической проекции. Открытие в современной философии принципиально неутилизируемой общественным производством «простой» машины и экспликация элементарных машинных принципов, отличных от традиционных логических моделей, позволили найти основания и язык для реконструкции производимых в упомянутых опытах способов субъективации. Машина как имманентный интерпретативный концепт себя самой, а не внешний пониманию предмет-вещь тем не менее не сводится к понятию самой себя, а выступает открытой структурой понимания, разомкнутой на свой предмет. В этом смысле она может претендовать на роль универсального семиотического ключа, вечно искомого философского камня, выступавшего в истории метафизики под псевдонимами «абсолют», «субстанция», «бытие», «разум», «сознание», «материя» и т. д., в котором различия формы и содержания, мыслимого и представляемого, означающего и означаемого, знака и значения, существующего и сущностного приобрели бы статус становящегося бесконечного тождества. Наряду с «Богом», «миром» и «человеком» машина входит в универсальный семиозис последним полюсом метафизической четверицы, ибо вещи его никогда по сути не занимали, срезаясь ножницами оппозиций означаемое–означающее, знак–значение, то есть находясь на пересечении линий семиотического натяжения. Они привлекались всегда лишь ad hoc, в качестве неудачных примеров или иллюстраций предвзятых идей, и неизменно вываливались из протянутых к ним рук (башмаки Ван Гога в интерпретации Хайдеггера). Машина в этом плане тождественна собственному смыслу. Однако это не смысл анамнеза, представления, фантазма или проекции. Повторяя (но не имитируя) его устройство, сама машина не может быть исчерпывающе определена ни в формально-логической, ни в феноменологичеИ гор ь Ч уб а ров  1 2 7

ской, ни в герменевтической, ни в психоаналитической перспективе, предполагая собственную логику, о которой пойдет речь ниже. Наш замысел состоит в наброске альтернативной онтотеологике модели понимания, в которой мог бы выражаться допредикативный опыт переживаний человеческого тела как машины. Вступая в поле универсального означивания, машина детерриторизует упомянутую четверичную структуру, перетягивая на себя и поглощая все разнообразие парадоксов, протянувшихся от естественного человека и человека «Богом-рожденного» до человека-машины, сконцентрированных прежде на других ее полюсах. При этом характеризующие машину тождество производства и продукта, работа в сломанном состоянии, принципиальная неутилитарность, непроизводительность (при сохранении функциональности) вообще отменяют универсалистские претензии структуралистской семиотики, отсылая мысль к незначащим знакам — чистым интенсивностям желания (Жиль Делёз и Феликс Гваттари). Машина — это не постав

Хайдеггеровский приговор современной технике  — постав (das Gestell)6 — разделяет с отвергнутыми им инструментальным и  антропологическим подходами платоническую иллюзию: «сущность техники не есть нечто техническое» (мы пока не уточняем здесь различие техники и машины). Но в этой гипнотической формуле неявно предполагается, что сущность «технического» известна заранее. Кристиан Кассунг отмечает: Перед нами очевидный дуализм: сущность техники (постав) противопоставляется конкретно-техническому (предметам, наносам, станинам…) — техника тогда становится чем-то неопределимым и тем самым угрожающим. Если составные части и скрепы машины не имеют ничего общего с самой машиной, но лишь вхолостую воспроизводят опредмечивание машины, то можно говорить об одержимости машины самой собой7.

Но машина вообще не поддается классической процедуре выявления сущности в силу непрерывного смещения ее простран



6. См. эссе «Вопрос о технике», «Время картины мира», «Наука и осмысление», «Вещь», «Поворот» в сборнике: Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. 7. См.: Кассунг К. Аппарат — это не постав // Логос. 2010. № 1 (74). С. 165.

128

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ственно-временной рамки. Хайдеггер вроде бы об этом и пишет, когда вводит фигуру постава как особого мирового хронотопа, берущего на себя в современности функцию «выведения потаенного в открытость». Но в том-то и дело, что машина ранее уже была размещена им в объективном пространстве (топос) и времени (хронос) подобно произведенным вещам (рассматриваемым к тому же как ставшие, а не становящиеся), представляя простой пример «состоящего в наличии» и «подручного». Хайдеггер совершает ошибку, когда, подчинив событие логике произведения как взаимодействия четырех видов повода (переименованных четырех аристотелевских причин), в перспективе «становящегося в истину» бытия, уступает его место «истине» (пусть истолкованной не как «правильность представления», а как «несокрытость»). Ибо такое «становление» способно только имитировать настоящее событие, требуя для своего мнимого осуществления мифологической четверицы неба и земли, божественного и смертного, разом воспроизводящей все традиционные метафизические предпосылки. В результате вещи и машины уравниваются для него в неподвижном «событии» мировости — ландшафтной галлюцинации шварцвальдского онтотеолога. Но можно парадоксально заявить, что машина, дабы существовать, не нуждается в хайдеггеровском бытии, не улавливается «вотостью» (Da) и не сводится к примерам подручного и наличного. Отдельные технические машины не являются простыми примерами технического, представляя собой «форму идеального», то есть находятся в исключительных отношениях с особыми событиями, вызвавшими их к жизни. В горизонте этих событий можно попытаться описать машину из нее самой, вовсе не задаваясь праздными вопросами об утилитарной цели и трансцендентной сущности техники. Ибо отнюдь не потребности задают этот горизонт, они лишь вторичным образом к нему пристраиваются, чтобы затем бессознательно (мифология) или сознательно (наука) воссоздавать условия его заданности. В результате они неизбежно забывают само событие рождения (перво) машины, замаскированное работой некоего первичного машинного устройства («абстрактной машины»), производящего другие машины и продуцирующего разнообразные субъективации8.

8. Ср.: «…сущностным определение технического объекта не является утилитарность: он есть то, что осуществляет заданную операцию, выполняет определенную функцию по заданной схеме» (Симондон Ж. О споИ гор ь Ч уб а ров  1 2 9

В этом смысле машина изначальнее образа ее «поставленности» в новоевропейской науке и картине мира (мире как картине). Она также первичнее новоевропейского субъекта, коль скоро производит его самого и тот суррогат ошельмованной антропоморфной машины, который Хайдеггеру было вольно называть поставом. Другими словами, машину нельзя ввести в рамки герменевтического круга, предварительно не подменив ее антропологическим суррогатом; она всегда ускользает и при попытке прямо указать на нее. Поэтому герменевтика должна быть дисквалифицирована как метод интерпретации кода машины, ибо она основывается на предварительной фетишизации истолковываемых понятий. Машина у Хайдеггера функционирует как фетиш, как миметический образ вызвавшего ее к жизни события. Но  сама машина ничему не  уподобляется, приостанавливая квазинатуральный мимесис, а человек обретает благодаря ей новые формы существования, претерпевая становление в андроидов или репликантов9. Машинная манифестация желания (Делёз и Гваттари)

(Шизо)аналитическое понимание машины описывает ее как совмещение гетерогенных серий, не связанных природно фрагментов реального, которые в результате некоего случайного события впервые находят друг в друге, как себе ином, выражение чего-то, чем не являлись порознь. В таком смысле машина принципиально не тавтологична, не совпадает сама с собой. Это не организм, не представление и не фантазматическая проекция потребности, а, скорее, непредсказуемый эффект встречи разнородных явлений, принцип связи гетерогенного, задающий способ становления новых единичностей и коллективностей. Причем машина обладает самодвижением и способностью развиваться, подключать к себе все новые детали и аппараты10. собе существования технических объектов // Транслит. 2012. № 9. С. 99). Согласно Куртову, техническому объекту отводится у Симондона определенная роль или способ существования в троякой системе ансамбль– индивид–деталь. Человек занимается техническим ансамблем как дирижер или совершенствует технические детали, чем способствует размножению технической жизни. Роль индивида переходит от него к самому техническому объекту, поскольку человек — это не индивид, а перманентная индивидуация. Поэтому Симондон также пишет, что самопознание возможно только как самоиндивидуация. 9. Ср.: Bolz N. Das Gestell. München: Wilhelm Fink, 2012. 10. Актуальный венский философ Геральд Рауниг приводит определения 130

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

В простейшем случае совмещаемых в машине серий может быть всего две, но с сохранением возможности подсоединения других серий. В качестве примера возьмем одно из первых машинных устройств — пружинную ловушку. Первоначально сопряженные в ней серии — пластичности и гибкости дерева, сгибающей его стихии или силы и практики охоты — постепенно совершенствовались, заменяясь и дополняясь новыми, более экономичными и технологичными, так что из случайно расщепленного (например, молнией или ветром) ствола, невольно пленившего пробегавшего мимо зайца, она в результате долгого исторического мимесиса этого события и ряда усовершенствований превратилась в известную охотничью (и не только) принадлежность. В алгоритм сборки так понятой машины всегда вплетен человек, но не столько в качестве сознания, базирующегося на чувственном созерцании, памяти и представлении, сколько в качестве желающего тела. В нашем примере это случайный свидетель квазиприродной драмы, аффективно затронутый чудесным событием, но постепенно инвестировавший в нее утилитарный общественный интерес. Говорят, что «машина не в силах повторить опыт живого индивида», не способна обеспечить полезный результат и противостоять автоматизации без машиниста, человека, что обратная связь с машиной предполагает «управление ее человеческим разумом»11. Делёз и Гваттари (далее Д. — Г.) смотрят на это дело иначе: разве живой индивид в одиночку распоряжается своей репродуктивной системой?12 Витрувия («Машина — это непрерывное сопряжение материальных составляющих, обладающее максимальной мощностью для перемещения тяжестей») и Вольфа («Машина — это составленное из частей изделие, движение которого основано на способе сопряжения частей»). Он отмечает, что к машине, понятой как сопряжение ранее обособленных частей, можно только присоединять дополнительные агрегаты, однако в нее нельзя привносить никаких делений. Ибо взаимодействие частей машины обеспечено простым сцеплением частей, без каких-либо разрывов, «глубинным полифоническим созвучием», негармоничной «композицией без композитора», а  не  какой-либо универсалией, субстанцией или Богом. См.: Рауниг Г. Абстрактные машины // Логос. 2010. № 1 (74). С. 207–208. 11. Ср.: Подорога В. А. Homo ex machina. Авангард и его машины. Эстетика новой формы // Логос. 2010. № 1 (74). С. 22–50. 12. Ср.: «Каждый из нас вышел из бесконечно малых микроскопических анималькул, тождество которых радикально отличено от нашего и которые составляют часть нашей собственной репродуктивной системы; почему же нам не являться частью репродуктивной системы машин…» (Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 449). И гор ь Ч уб а ров  1 3 1

В детерриторизованной художественной машине позиция машиниста, согласно Д. — Г., представляет собой ее наиболее детерриторизованную часть13. Итак, связь разнородных серий в  машине не  является ни естественно полагаемой, ни предумышленной человеческими целями. Речь идет «о представлении системы, элементы которой связаны между собой именно отсутствием всякой связи»14. По словам Пьера Оже, «машина появляется, как только появляется коммуникация двух реально различных порций внешнего мира в возможной, хотя и менее вероятной системе»15. Подвесив органопроекцию и технологическую версию происхождения машин, Д. — Г. вслед за Сэмюэлем Батлером оспорили виталистское и механицистское понимание, соответственно, природных и технических систем. Включенность осы в репродуктивную систему орхидеи, по Д. — Г., говорит о том, что у орхидеи нет единичного центра репродуктивной активности, что не мешает функционировать ее системе репродукции благодаря схватыванию кодом осы репродуктивного кода орхидеи, которая, в свою очередь, перехватывает самца осы, сохраняя в своем цветке фрагмент кода осы-самки. То же можно сказать и о технических машинах. Было бы абсурдным предполагать, будто паровая машина порождена другой паровой машиной. Ее появление также никак не вытекает из законов термодинамики, которым она начинает подчиняться только после своего «изобретения», да и сами эти законы стали достоянием науки уже после возникновения подобных простых машин. Каждая часть паровой машины возникла из разнородных серий ее специфических производителей, обретя затем способность порождать новые машины и саму возможность естественно-научного истолкования16. Вопрос, который поставили Д. — Г. в  результате развенчания органической цельности природных систем и структурного единства технических машин, касался их истолкования как двух состояний некоей абстрактной «желающей» машины, образующей своего рода бессознательное мира природы и техники: Настоящее различие проходит не между машиной и живым, витализмом и механицизмом, а между двумя состояниями

13. Там же. С. 621. 14. По словам Сержа Леклера. Цит. по: Там же. С. 620. 15. Там же. С. 609. 16. Там же. С. 449.

132

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

машины, которые также оказываются двумя состояниями живого. Существует взаимопроникновение, прямая коммуникация между молекулярными феноменами и сингулярностями живого… — область неразличимости микрофизического и биологического, из-за которой живого в машине не меньше, чем машинного в живом17.

Но коммуникация органических и технических машин и их общая бессознательная основа еще не объясняют появление принципиально новых машинных принципов и сочетаний. Поэтому, пытаясь прояснить неметафоричность концепта машины в применении к человеку, Д. — Г. различали органическую, социальную, «общественную техническую машину» и собственно машину творческую, художественную или желающую. Отношение между этими видами машин не предполагает общего рода, какой-то машинной субстанции и жесткой субординации. Речь идет о «заселении» технических машин желающими, о «конституировании желающей машины в лоне технической». Но в то же время сами технические машины «являются лишь конгломератами желающих машин в исторически определенных молярных условиях»18. В отличие от отношений системы «орган–орудие», пара «желание–машина», согласно Д. — Г., опосредована неким «машинным типом» — машинирующей социальной инстанцией, не служащей непосредственному удовлетворению потребности, а опосредуемой желанием других. Превращение орудия в машину в этом плане они довольно убедительно продемонстрировали на ряде исторических примеров (превращение оружия гоплитов в элемент греческой машины войны — фаланги). Но тем самым все еще не проясняется статус машин, существовавших и до их «завладевания» машинным типом. Классический пример такой машины являет та же паровая машина Герона, целую эпоху функционировавшая как бесполезная игрушка, пока не была вновь открыта для промышленного использования в новых социальных условиях. Данный пример показывает, что паровая машина и до своей поздней технологической социальной адаптации обладала несводимой машинной структурой, то есть совмещала характеристики желающей и техни 17. Там же. С. 450. 18. Там же. С. 623–624. Ср.: «Желающие машины, с одной стороны, и органические, технические и общественные машины, с другой, — это одни и те же машины в определенных условиях» (Там же. С. 453). И гор ь Ч уб а ров  1 3 3

ческой машин. Это вовсе не значит, что социальные инвестиции не имели места при появлении первой паровой машины, однако они не носили исключительно технологического, научного или «извращенного» характера. Я намекаю здесь на первичность желающей = технической машины как машины нечеловеческой, то есть в буквальном смысле на машинный — не антропоморфный — характер желания. Генеалогическая цепочка запуска машин могла бы выглядеть следующим образом:



1. Открытие первичного машинного принципа вследствие случайного события. 2. Нетехнологическое использование машины в виде игрушки, визуального развлечения. 3. Перехват социальной мегамашиной машинного принципа. 4. Появление общественной технической машины, выполняющей в новых социальных условиях полезные функции. 5a. Эстетизация и автоматизация технической машины вместе с последующим альянсом полученного машинного образа с автоматической моделью машинной власти. 5b. Открытие новых машинных принципов, способных разорвать установившуюся систему «машина–власть». Поясним. Еще в середине 1950‑х годов Жак Лакан обратил внимание, что до появления энергетических машин (в том числе паровой) понятия энергии не существовало. При этом не то чтобы не существовало самой энергии, просто деспотической социальной машине, сколь бы машинной она сама ни была (ср. «мегамашину» Л. Мамфорда), был неизвестен принцип зависимости между полезной работой и питанием рабов19. Это говорит о том, что машинирующая социальная инстанция не способна машинировать орудия и машины-игрушки безотносительно к открытым независимо от нее машинным принципам. Она может машинировать их только согласно доступному и имманентному ей 19. Ср.: «И только когда появились машины, люди заметили, что им нужно питание. Больше того — что за ними нужен уход. А почему? Да потому, что они изнашиваются. Рабы тоже, но об этом как-то не задумывались, считая старение и смерть делом вполне естественным. А спустя еще некоторое время было обнаружено — факт, о котором тоже раньше никогда не задумывались, — что живые существа содержат и поддерживают себя сами, другими словами, что они представляют собой кибернетические автоматы» (Лакан Ж. Указ. соч. С. 109). 134

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

самой машинному принципу. К примеру, тиранической мегамашине в Древнем Египте было доступно только преобразование физической энергии в механическую, но не был известен принцип преобразования в механическую энергию энергии тепловой. Поэтому рабы умирали тысячами, а пирамиды строились десятилетиями (хотя и были успешно возведены). Но для того, чтобы социальная машина могла практически использовать открытые независимо от нее технические принципы, она должна была вначале перенять их для собственного устройства. Что и произошло в эпоху буржуазных революций благодаря интеграции в социальную машину принципа маятниковых часов и той же паровой машины. Демократический принцип нового государственного устройства коррелировал здесь с кинематическими и энергетическими принципами. Далее имела место внешняя миметическая эстетизация машины, закрепление перенятого у нее государством кода в синхроническом срезе управления и автоматическом режиме контроля. Проблема состояла в том, что при капитализме демократический машинный принцип был только объявлен, а если и применялся, то ограниченным классом буржуазии (подобно тому как ранее его применение ограничивалось свободными гражданами греческого полиса). Искусство в данных условиях было вынуждено искать новые машинные принципы на теле уже работающей против нее системы формализованной машинной идеологии20. При этом желающая машина продолжала работу на социальном теле капитала в сфере представления — индивидуального и семейного фантазмов. *** Согласно Д. — Г., человек причастен машине в той мере, в какой ее язык отвечает устройству его собственного желания — структуре бессознательного, организованного, однако не по психоаналитическому, а по шизо-сценарию, в котором задействованы общественные темы: проблемы власти, подавления, революции. Верно, что в структуру желания всегда инкорпорирован Другой со своим собственным желанием и аффектами (это, кстати, по 20. Поэтому, кстати, Д. — Г. писали, что «„дружеская революция“ желания должна осуществиться не во имя относительно простых и малых машин, а во имя самой машинной инновации, которую всеми силами подавляют капиталистические и  коммунистические общества…» (Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 626). И гор ь Ч уб а ров  1 3 5

ясняет машинность желающей машины и ее связь с бессознательным). Но вопрос в том, как разрешается возникающий таким образом конфликт желаний. Желание как желание Другого в психоанализе неудовлетворимо и чревато травмами, сопряжено с экзистенциальными рисками. Парадокс желающих машин состоит в том, что они работают одновременно и на реакцию, и на высвобождение «революционного бессознательного». Эдипальная проекция, отправляющаяся от запрета на инцест и страха кастрации, продолжает инвестировать общественное поле в автоматическом режиме, усугубляя соответствующее подавление вытеснением (причем даже при установлении коллективных форм собственности на средства производства). Известно, что Д. — Г. подвергли жесткой критике фрейдовский психоанализ как способ натуралистического и утилитарного истолкования машин желания (как, впрочем, и марксистскую идею противоречия производительных сил и производственных отношений)21. Также они атаковали лакановское понимание бессознательного, которое исходит из опосредования желания запретом (инцест, отцеубийство, кастрация), понимаемого пускай и в символическом порядке, однако запертого под номинальным домашним арестом. Шизоаналитическое (машинное) понимание бессознательного обосновывает отношение «человек–машина» не на органологическом принципе подавления, предрешающем захват человеком природного мира и господство в мире общественном (как условие по умолчанию), а на принципе «рекуррентной коммуникации». Соответствующая установка предполагает программирование желания, «по существу своему структурированное вне эдиповой проблематики»22. Это, в частности, означает, что желание в открытой машинной структуре, прописанной на «теле без органов» данного общества, не должно больше «захотеть матери» и отцеубийства не только в смысле имени, но и в смысле тела. Речь идет о продумывании альтернативной модели символического, которой соответствовало бы и альтернативное общественное устройство23. 21. Ср.: «…машину… необходимо мыслить в непосредственном отношении к общественному телу, а не по отношению к биологическому человеческому организму» (Там же. С. 628). 22. Ср.: Там же. С. 611. 23. Геральд Рауниг считает, что в социальном поле подобный (демократический) тип сопряжения общественных сил может функционировать «помимо государственного аппарата» (Рауниг Г. Указ. соч.  С. 208). Ср. также нашу книгу: Чубаров И. М. Коллективная чувственность: тео136

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Освобождение «революционного» желания, по Д. — Г., предполагает сложный процесс (шизо)анализа группового, коллективного бессознательного, в котором желание также есть желание Другого, но как его исполнение, а не как бесплодные или разрушительные зависть и соперничество по поводу его объектов и субъектов. Шизоанализ задумался над тем, как возможно неидеологическое исследование коллективных (не юнгианского типа) проекций желания и идеологически не инструментализованных групповых фантазмов24. Другой вопрос, способны ли были Д. — Г. выполнить подобное задание в условиях «данного общества» — буржуазно-демократической Франции 1960–1970‑х годов? Мы отдаем себе отчет в том, что предложенная интерпретация имеет в дискурсе Д. — Г. известные ограничения25. Но то, что они пытались осуществлять свою аналитическую программу на территории искусства, а не через риторику «новых философов», сталинистов и прочих политических провокаторов и социал-предателей, является их непреходящим достоинством. Авангардное искусство является настоящей мастерской подобных поисков и их привилегированным материалом. Ведь именно художник первоначально открывает новую машинную модель-игрушку или авангардный технический прием, который затем может захватить машинные элементы общественных отношений, технику и самого человека. Более того, он становится художником в процессе этого открытия. Художественные машины авангарда

Итак, в современности мы встречаемся с машинами по преимуществу в литературе и искусстве. Век первичных технических открытий завершился. Но в результате невозможные и неутилитарные желающие машины (притом, что в другом, а именно рии и практики левого авангарда. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2014. 24. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 619, 635. 25. Например, в понятии «зародышевого имплекса», соотношения элементов производства и антипроизводства на полном теле капитализма или оценки русского комавангарда. Рауниг также отмечает, что центральные характеристики абстрактной машины — диффузность, виртуозность и  монструозность — являются продуктивными составляющими современного «когнитивного капитализма» (Рауниг Г. Указ. соч. С. 211– 215). И гор ь Ч уб а ров  1 3 7

в коммуникативном, смысле они более реальны и полезны, чем современные социальные и технические машины) оказались заперты в автономном художественном представлении, словно в гетто. Как следствие, теория машин Д. — Г., релевантная этим фантастическим, утопическим и художественным машинам, носит по большей части программный и манифестационный характер. Проблема состоит в том, что, по словам Д. — Г., ……желающие машины не находятся в нашей голове, в нашем воображении, они находятся в самих общественных и технических машинах26.

Но когда мы понимаем, с какими именно общественными машинами соотносятся данные желающие машины, мы вспоминаем о том, что желание это хочет и собственного подавления, как бы «шизоаналитически» оно ни истолковывалось. В этой связи Д. — Г. подмечают реакционные тенденции даже в самом авангардном искусстве, указывая на издержки сюрреализма, итальянского футуризма и… советского конструктивизма, отдавая предпочтение дадаизму и образцам анархического машинного искусства: Курт Швиттерс, Ман Рэй, Марсель Дюшан, Жан Тэнгели, Руб Голдберг, Франсис Пикабия, Антонен Арто, Сэмюэл Беккет и др. Для последних машинность была не заботой внешнего уподобления, представления или фантазии, а внутренним устройством самих авангардных произведений. Машинизация как прием состояла прежде всего в диссоциации стереотипов восприятия и достижения функционирования реально различных («связанных отсутствием связи») деталей в открытой структуре произведения. Главной характеристикой таких машин выступало тождество производства и продукта, то есть их непроизводительность. А центральным приемом создания подобных упрощенных желающих машин являлся метод повторения (рекурренции) одних и тех же машинных функций-действий, но с некоторым смещением, предполагающим возможность подключения все новых машин. Например, когда одна из деталей машины не является функциональной по отношению к предыдущей, но связана с последующей — и так (в идеале) до бесконечности (пример «машин» Тэнгели27). Основанная на различающем повторе поэтика не сводится к привычному тропированию (метафоре и метонимии), предполагая иную организацию бессо 26. Делёз Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип. С. 623. 27. Там же. С. 621–622. 138

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

знательного, а именно почти утраченную в современной культуре практику неосознаваемых уподоблений. Они и составляли собой гетерогенные детали анархической авангардной машины. Но все привлекаемые Д. — Г. примеры западного авангардного искусства едва ли способны исчерпывающе выразить «шизоидные» требования их проекта, если, конечно, не подключать дополнительную «дружескую» фантазию. Для того чтобы обеспечить сегодня доступ к групповому бессознательному и возможность освобождения революционного желания, авангардные произведения искусства должны быть как минимум способными как-то проецироваться на социальное поле и иметь соответствия в общественной технике, причем так, чтобы желание при этом не подавлялось. Разумеется, об этом сегодня можно говорить только в иллокутивном модусе пожелания или призыва. В большей степени они обладают такой возможностью разве что в рамках индивидуальных проектов и, как правило, ограничиваются приватным и неизбежно относительным (если не иллюзорным) освобождением самих авангардных художников. Тем актуальнее становится для нас опыт русского левого авангарда и  конструктивизма, который Д. — Г. не  оценили по достоинству — между прочим, с чужих слов (Льва Троцкого). В частности, они не учли потенциал машинных утопий 1920‑х годов в Советской России — Алексей Гастев, Алексей Ган, Николай Тарабукин, Борис Арватов, Осип Брик, Борис Кушнер, Александр Родченко, Дзига Вертов, Андрей Платонов, Варвара Степанова, Любовь Попова и др. Центральная идея производственного искусства и конструктивизма, представленная этими авторами, состояла в том, что машина должна не только выражать структуру желания, но и иметь возможность изменять ее. Поэтому произведения производственного искусства не боялись двигаться к тождеству «красоты» и «пользы», целесообразности и художественности, которые как раз и являются условиями изменения отношений людей к труду, вещам, собственности и телам других людей. Во всяком случае русский комфутуризм не сводился к «выражению пресловутой организации партии как демократического централизма» (как бы ни относиться к «башне Татлина») и запиранию «анархистских элементов в партийную машину, которая их уничтожает»28. Хотя и верно, что партия постепенно 28. Ср. что пишут об этом Д.— Г. в самом конце статьи-приложения к «­АнтиЭдипу»: Там же. С. 633–634. И гор ь Ч уб а ров  1 3 9

подчинила коммунистические элементы авангарда бюрократическим и государственно-капиталистическим автоматам ценою его уничтожения. Сами же художники-авангардисты предполагали открытие в художественных машинах новой реальности отношений, коммунистическую расшифровку действительности, соотнесение открытых машинных принципов с элементами общественного поля, чувственностью новых людей, коллективной телесностью и т. д. Архив авангарда обладает на сегодня в этом плане колоссальным теоретическим и художественным потенциалом, достигнув до сих пор не опознанных и не учтенных западными критическими мыслителями практических результатов29. Нам сегодня чрезвычайно сложно находить в социальном бытии опору авангардным проектам, но, сознавая транзитивный характер самого авангарда, мы можем по крайней мере ориентироваться на открытие в нем принципов свободных отношений для настоящего, практикуя их по возможности в собственном общении, групповом творчестве и личном философском дискурсе, ориентированном на угнетенных.

Machine Anthropology: a Belated Manifesto Igor Chubarov. Doctor of Philosophy, Researcher at the Institute of Philosophy at the Russian Academy of Sciences. Address: 14/1 Volkhonka str., Bldg. 5, 119019 Moscow, Russia. E-mail: [email protected].

chine,” which are primary to the other types of machines, as well as the social megamachine (Lewis Mumford), and smart technologies. This article deals with the transcendental conditions of the emergence of such a machine, and the media preconditions of transcendence Keywords: a machine notion; machine itself, which are treated as the machine’s Utopias of the Avant-guard; Martin Heidea priori and as a symbolic language strucgger’s philosophy of the technics; desirture. A thesis regarding the nonexplicit ing machines by Gilles Deleuze and Félix machinic character of traditional human Guattari. images is based on the history of media The task of this article consists of develtechnologies, Lacan’s symbolic order, oping a sui generis machine logic, one and the media theory of Gilbert Simonthat might become an alternative to the don and Friedrich Kittler. On the other traditional onto-theo-logics. This new hand, Heidegger’s theory of technology, logic claims that the pre-predicative the “desiring-machines” of Gilles experience of human corporeality and Deleuze and Félix Guattari, and media sensibility, along with social models, theory by Gerald Raunig were thoroughly could be expressed as a machine. And it scrutinized. Heidegger’s key arguments, provides justifications for the notions of that “the essence of technology is itself “simple machine” or the artistic “toy-ma- nothing technological,” as well as his 29. См. подробнее нашу монографию: Чубаров И. М. Указ. соч.  140

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

characterization of modern technology as Gestell (das Gestell), are criticized. These arguments provide an implicit assumption that the essence of “technology” is known in advance. Nevertheless, this essence is represented as no more than the ersatz of something technological, or as an anthropomorphous image of the machine. Thus, the machine cannot be placed into the hermeneutic circle without being replaced by its anthropological twin. It always slips away from any attempt to either to point to it or define it.

The last part of the article considers mechanic images of the Russian Avantgarde, in comparison with western artistic projects of the time (surrealism, dadaism). However, such comparison does not lead to a simple demonstration of a common machine logic, but brings with it the crucial point of its problematic and autoreflexivity, which provides us with an understanding of the inadequate evaluation of Russian constructivism made by Gilles Deleuze and Félix Guattari.

References Bolz N. Das Gestell, München, Wilhelm Fink, 2012. Chubarov I. Anthropologie machinique. Manifeste tardif. Revue philosophique de la France et de l’Étranger, 2014, no. 3 (139), pp. 377–394. Chubarov I. Kollektivnaia chuvstvennost’: teorii i praktiki levogo avangarda [Collective Sensibility: Theory and Practice of the Left Avant-garde], Moscow, HSE, 2014. Deleuze G., Guattari F. Anti-Edip: Kapitalizm i shizofreniia [L’Anti-Oedipe: Capitalisme et Schizophrénie], Yekaterinburg, U-Faktoriia, 2007. Deleuze G., Guattari F. Tysiacha plato: Kapitalizm i shizofreniia [Mille Plateaux: Capitalisme et Schizophrénie], Yekaterinburg, Moscow, U-Faktoriia, Astrel’, 2010. Guattari F. Mashinnoe bessoznatel’noe [L’inconscient machinique]. Arkhetip [Archetype], 1995, no. 1, pp. 58–65. Guattari F. Mashinnoe bessoznatel’noe. Ocherki po shizoanalizu [L’inconscient machinique. Essais de schizo-analyse]. Arkhetip [Archetype], 1996, no. 3–4, pp. 95–103. Heidegger M. Vremia i bytie [Zeit und Sein], Moscow, Respublika, 1993. Kassung C. Apparat—eto ne postav [Ein Apparat ist kein Gestell]. Logos. Filosofsko-literaturnyi zhurnal [Logos.

Philosophical and Literary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 164–172. Kurtov M. Kommentarii [A Commentary]. Translit, 2012, no. 9, pp. 94–95. Lacan J. Seminary. Kn. 2. “Ia” v teorii Freida i v tekhnike psikhoanaliza (Seminar. Kn. II . 1954/55) [Séminaires. Livre II. Le Moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse, 1954–1955], Moscow, Gnozis, Logos, 2009. Lipavsky L. Issledovanie uzhasa [Investigation of Horror], Moscow, Ad Marginem, 1993. Podoroga V. Homo ex machina. Avangard i ego mashiny. Estetika novoi formy [Homo ex machina. Avant-garde and Its Machines. Aesthetics of a New Form]. Logos. Filosofsko-literaturnyi zhurnal [Logos. Philosophical and Literary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 22–50. Raunig G. Abstraktnye mashiny [Abstract Machines]. Logos. Filosofsko-literaturnyi zhurnal [Logos. Philosophical and Literary Journal], 2010, no. 1 (74), pp. 207–215. Simondon G. O sposobe sushchestvovaniia tekhnicheskikh ob”ektov [Du mode d’existence des objets techniques]. Translit, 2012, no. 9, pp. 96–105.

И гор ь Ч уб а ров  1 4 1

Строительный материал для теории медиа Перевод с немецкого Анны Рябовой по изданию: © Enzensberger H. M. Baukasten zu einer Theorie der Medien // Idem. Palaver. Politische Überlegungen (1967–1973). Fr. a. M.: Suhrkamp, 1974. S. 91–128. Публикуется с любезного разрешения автора.

Ханс Магнус Энценсбергер Немецкий поэт, писатель, переводчик и общественный деятель левого толка, инициатор и редактор ряда известных журнальных и издательских проектов. Ключевые слова: индустрия сознания; электронные массмедиа; социалистическая теория медиа; обратная связь; интерактивность; манипуляция; сетевые способы публичности; самоорганизация. Классический текст известного левого медиатеоретика, ярко выраженного медиаоптимиста Ханса Магнуса Энцесбергера, давшего импульс знаменитой полемике с Жаном Бодрийяром о политическом измерении массмедиа, позволяет понять, насколько критика последним квази-

86ЕСЛИ0ЖЕ0ВЫ0СЧИТАЕТЕ0ЭТО 84УТОПИЕЙ,0ПРОШУ0ВАС0ЗАДУ539МАТЬСЯ0НАД0ТЕМ,0ПОЧЕМУ 6889865629527ЭТО0УТОПИЧНО. 6883652442142647568499418 89198970941БЕРТОЛЬТ0БРЕХТ. 5653276236420ТЕОРИЯ0РАДИО 1 1 4333596988866465345747197 Благодаря развитию электрон1096009912428282082921534 ных медиа индустрия сознания 4648941759525471262022071 3952273054299605653296027 (die Bewusstseinsindustrie) ста3291987491294455678695368 новится движущей силой соци5184136802975891933203513 ально-экономического развития 9058443883061335679799431 позднеиндустриальных обществ. 9461367884079224841415304 1164891593883887931814732 Она проникает во все новые сек1813558669494772119325368 торы производства, берет на себя 8945629527446071214642623 все больше функций управления 5959388780685396452171726 и контроля и определяет стан0531906184882709744128817 9614261512796187047534547 дарт господствующей технологии. 0320680769372341732265313 6215872551172683854374584 1. Брехт Б. Теория радио // Он же. 2645840776709164616209889 О литературе. М.: Художественная 2369911885911949897093920 литература, 1988. С. 98. 9934164721821464242591813 142

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

марксистской медиатеории зависима от центральных положений своего viza-viz. Именно Энцесбергер характеризовал классические массовые медиа (прежде всего кино и телевидение) как однонаправленные и закрытые, исключающие возможность обратной связи или сводящие связь с аудиторией к минимуму. Однако, по мнению Энцесбергера, сама медиатехника в этом не виновата. Он рассматривает становление универсальной капиталистической медиасистемы, сочетающей классические и новые электронные медиа, и называет ее индустрией сознания, подобно «культуриндустрии» Теодора Адорно и Макса Хоркхаймера. Автор критикует используемые в левой критике буржуазных медиа идеи тотального контроля, цензуры и манипуляции за односторонность, указывая на наличие в новых медиа имманентного эмансипаторного потенциала. В тексте ставится проблема открытой медиакоммуникации в контексте изменения способов производства и форм собственности, развивая

соответствующие близкие идеи Бертольта Брехта и Вальтера Беньямина. Автор пишет о мобилизующей силе современных медиа и призывает социалистические движения обзаводиться собственными медиаресурсами. Именно за тезис о возможности эмансипации новых медиа за счет изменения субъекта их собственности текст Энцесбергера и был в основном подвергнут критике Жаном Бодрийяром. Энцесбергер видит проблему в «репрессивном использовании медиа» (централизованно управляемыми программами с одним отправителем и многими получателями, которые делают потребителей пассивными и деполитизированными). Специалисты производят контент, но он контролируется владельцем или бюрократией. «Освободительное использование средств массовой информации», напротив, делало бы каждого получателя отправителем. Благодаря устранению технических барьеров массы могли бы быть мобилизованы для участия в политической жизни.

Вместо нормативных определений приведем здесь неполный список изобретений, которые появились в течение последних двадцати лет: спутниковая связь, цветное, кабельное и кассетное телевидение, магнитная видеозапись, видеомагнитофон, видеофон, стереофония, лазерная техника, электростатический метод копирования, высокоскоростной электронный принтер, верстальные станки и обучающие машины, микрофиша с электронным доступом, беспроводная печать, компьютер с интерактивным многопользовательским режимом работы (time-sharing computer), базы данных. Перечисленные медиа устанавливают между собой и с более ранними медиа, такими как печать, радио, кино, телевидение, телеграф, радар и т. д., все новые связи. Все они соединяются на наших глазах в универсальную систему. Однако всеобщий конфликт между производительными силами и производственными отношениями обостряется именно там, где те оказываются наиболее развиты. Напротив, затяжные структурные кризисы по типу кризиса в угледобывающей Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 4 3

промышленности принципиально разрешимы в рамках системы путем простой ликвидации задолженности, в связи с чем опирающаяся на них революционная стратегия была бы недальновидной. Монополистический капитализм развивает индустрию сознания стремительнее и глубже, чем другие отрасли производства; вместе с тем он должен ее обуздать. Социалистическая теория медиа должна будет поработать над этим противоречием. Нужно показать, что в рамках заданных производственных отношений возникает неразрешимое, быстро растущее расхождение потенциально взрывных сил. Такая теория должна «отвечать определенным прогностическим требованиям»2. «Критической» инвентаризации status quo недостаточно. Существует опасность недооценки, умаления конфликтов, нарастающих в сфере медиа, в их профсоюзной или либеральной интерпретации — например, в качестве обычных трудовых конфликтов или оппозиции интересов определенных групп (директоров/редакторов, издателей/авторов, монополии и «средних» предпринимателей, учреждений общественного сектора и частных капиталистических предприятий и т. д.). Такое понимание весьма ограниченно и застревает в тактических дискуссиях. Марксистской теории медиа пока что не существует. Поэтому нет и пригодной стратегии для этой области. Неуверенность, колебания между страхом и обреченностью — вот что характеризует отношение левых социалистов к новым производительным силам индустрии сознания. Двойственность этой позиции всего лишь отражает амбивалентность самих медиа, существующих без своего господина. Устранить эту неопределенность можно было бы, лишь высвободив скрытые в новой производительной силе эмансипационные возможности — возможности, которые капитализм, как и советский ревизионизм, должен саботировать, потому что они поставили бы под угрозу господство обеих этих систем. 2

Известной тайной электронных медиа, решающим политическим моментом, который до сих пор, будучи подавленным или искаженным, ждал своего часа, является их мобилизующая сила.

2. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.: Медиум, 1996. С. 16.

144

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Когда я говорю мобилизовать, я имею в виду мобилизовать. В  стране, которая на  собственной шкуре испытала фашизм (и сталинизм), до сих пор — или вновь — необходимо объяснять, что значит делать людей более подвижными, чем они есть: свободными, как танцоры; с присутствием духа, как у футболистов; ошеломляющими, как партизаны. Тот, кто видит в массах лишь объект политики, не сможет их мобилизовать. Он их лишь рассредоточит. Посылка неподвижна, ее можно посылать туда-сюда. Демонстрации, колонны, парады мобилизуют людей. Пропаганда, которая не освобождает, а парализует самостоятельность, подчиняется той же схеме. Она приводит к деполитизации. Медиа впервые в истории дают массам возможность участвовать в общественном и обобществленном производственном процессе, практические средства которого находятся в руках самих масс. Подобное их использование привело бы коммуникативные средства, до сих пор незаслуженно несшие это имя, к самим себе. В нынешнем виде такие системы, как телевидение или кинематография, не способствуют коммуникации, а препятствуют ей. Они не допускают ни малейшего взаимодействия между отправителем и приемником: выражаясь технически, они сводят обратную связь к возможному системно-теоретическому минимуму. Это положение вещей, однако, не обосновано технически. Как раз наоборот: электронная техника не знает принципиального противоречия между отправителем и приемником. Любое транзисторное радио является по своему строению одновременно и потенциальным отправителем; через обратную связь оно может оказывать воздействие на другие приемники. Трансформация простого средства распределения в средство коммуникации — не техническая проблема. Этой трансформации сознательно препятствуют — по тем или иным политическим причинам. Техническое разделение отправителя и приемника отражает общественное разделение труда между производителями и потребителями, которое приобретает особенное политическое звучание в индустрии сознания. В конечном счете основа данного технического разделения — фундаментальное противоречие между господствующими и угнетаемыми классами (то есть между монополистическим капиталом или монополистической бюрократией, с одной стороны, и зависимыми массами — с другой). Структурная аналогия прослеживается и в деталях. Предложению программы передач на радио соответствует политичеХ а нс М а гнус Э нценсбергер  1 4 5

ское предложение авторитарных партий во власти. Маргинальные различия программы действий в обоих случаях создают видимость конкурентного отношения, не существующего в ключевых вопросах. Минимальная активность избирателя/зрителя: как и при парламентских выборах в двухпартийной системе, обратная связь сводится к индексным показателям. «Волеизъявление» сводится к ответу, полученному исключительно от трехзначного коммутационного процесса: 1) программа; 2) программа; 3) выключение питания (воздержание от голосования). Радиовещание надо превратить из распределительного аппарата в аппарат коммуникативный. Радиовещание может стать великолепнейшим из всех мыслимых коммуникативных аппаратов общественной жизни, небывалой системой каналов, то есть оно может стать таким, если сумеет не только передавать, но и принимать, следовательно, если сумеет сделать слушателя не только слушающим, но и говорящим и не изолировать его, а завязать с ним отношения. Неосуществимые при этом общественном порядке, осуществимые при другом, эти предложения, являющиеся лишь естественным выводом из технического развития, служат пропаганде и формированию этого другого порядка3.

3

Ужасающая картина монолитной индустрии сознания Джорджа Оруэлла свидетельствует о недиалектическом и устаревшем понимании медиа. Возможность тотального контроля над такими системами через центральную инстанцию — дело прошлого, а не будущего. Так, с помощью теории систем — дисциплины буржуазной науки (с имманентными системе категориями) — можно доказать, что если коммуникативное взаимодействие (или, выражаясь технологически, коммутационная сеть) превышает некоторый критический размер, то она более не поддается контролю из единого центра. Она может быть лишь статистически просчитана. Эта принципиальная «неплотность» стохастических систем позволяет, однако, проводить вероятностные расчеты, основанные на выборочных проверках и экстраполяциях; конечно, полная проверка потребовала бы экрана большего, чем сама система. Контроль над всеми телефонными разговорами, например, предполагает устройство, которое будет на порядок

3. Брехт Б. Указ. соч. С. 97, 101.

146

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

объемнее и сложнее, чем уже существующие телекоммуникационные устройства. Цензурная инстанция, которая широко развернула бы свою работу, с необходимостью стала бы самой значительной отраслью промышленности в обществе. Однако контроль над системой, основанный на приблизительных величинах, предлагает с точки зрения тех, кто владеет этой системой, далеко не совершенное руководство по ее самоуправлению. Такой контроль предполагает высокую степень внутренней стабильности. Когда хрупкое равновесие нарушается, основанное на статистике кризисное управление перестает работать. Фактор помех может вмешиваться в проницаемые узлы сопряжения медиа и стремительно развиваться и усиливаться благодаря резонансу. Находящийся под угрозой режим прибегает в таких случаях (если он еще дееспособен) к насилию, полицейским или военным мерам. Чрезвычайное положение служит, таким образом, единственной альтернативой проницаемости индустрии сознания. Но оно не может сохраняться в долгосрочной перспективе. Позднеиндустриальные общества завязаны на  беспрепятственном обмене информацией: «объективные необходимости», на которые беспрерывно ссылаются контролеры, обращаются тем самым против них. Любая попытка подавить случайные факторы, любое сужение поперечного сечения потока и любая деформация информационной структуры приводят со временем к чему-то вроде эмболии. Электронные медиа не только интенсивно уплотнили информационную сеть, но и экстенсивно ее расширили. Уже войны эфиров в 1950‑е годы показали, что национальный суверенитет в коммуникационной сфере обречен на вымирание. Дальнейшее развитие спутников полностью положит ему конец. Информационные карантины, прописанные фашизмом и сталинизмом, возможны сегодня только ценой сознательного промышленного регресса. Вот пример. Советской бюрократии, самой крупной и наиболее сложной во всем мире, пришлось почти повсеместно отказаться от элементарного средства организации работы — копировального аппарата, потому что он превращал каждого работника в потенциального печатника. Скрытый здесь политический риск, возможность проницаемых мест в информационной сети учитывались только на самом высоком уровне — на открытых узлах коммуникации между политической, военной и научной областями. Очевидно, что советское общество должно было заХ а нс М а гнус Э нценсбергер  1 4 7

платить огромную цену за угнетение собственных производственных сил: громоздкостью, дезинформацией, непроизводительными расходами. Этот процесс, кстати, имеет соответствие на капиталистическом Западе, хотя и в меньшей степени. Технически наиболее передовой электростатический копировальный аппарат, который работает с обычной бумагой, вне зависимости или контроля со стороны поставщиков, принадлежит монополии (Xerox); он в основном сдается в аренду, а не продается. Уже в сами расходы заложена озабоченность тем, чтобы аппарат не попал не в те руки. Аппарат появляется как будто сам собой там, где сосредоточена экономическая и политическая власть. Политический контроль над ним идет рука об руку с максимизацией прибыли производителя аппарата. В отличие от советского способа и исходя из вышеизложенного, однако, этот контроль не является всеобъемлющим. Таким образом, проблема цензуры переходит в новую историческую стадию. Борьба за свободу прессы и мнения была до сих пор в основном объектом обсуждений в рамках буржуазного класса. Для масс свобода выражения мнений была фикцией, так как массы с самого начала держали подальше от средств производства — прежде всего от прессы, а тем самым и от либеральной общественности. Сегодня цензура находится в опасности из-за производительных сил индустрии сознания, которые уже и сами отчасти выступают против господствующих производственных отношений. Противоречие между возможным и действительным обострится еще раньше, чем последние будут ниспровергнуты. 4

Новые левые 1960‑х годов свели развитие медиа к одному-единственному понятию — понятию манипуляции. Изначально оно обладало большой эвристической силой и  позволило осуществить ряд конкретных аналитических исследований, но сегодня оно рискует стать лишь модным лозунгом, который в себе больше скрывает, чем объясняет, и поэтому сам требует анализа. Манипуляционный тезис левых является по сути оборонительным и в результате может привести к пораженчеству. В основе перехода к обороне лежит субъективное переживание бессилия. Объективно этому соответствует совершенно верное осознание того, что ключевые средства производства находятся в руках противника. Однако довольно-таки наивно было бы 148

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

относиться к этой ситуации с моральным возмущением. Как правило, разговор о манипуляции начинается с жалобных ноток сетования и завершается идеалистическими ожиданиями: как будто бы классовый враг когда-либо сам придерживался выдвигаемых им благородных лозунгов. Либеральная наивная вера в то, что в политических и общественных вопросах существует какая-то чистая неманипулируемая правда, похоже, оказывается особенно значимой для социалистических левых: она является главной невысказанной предпосылкой к тезису о манипуляции. Этот тезис не приводит в движение никакие силы ускорения. Социалистическая перспектива, не подразумевающая посягательство на существующие отношения собственности, ограниченна. Экспроприация издательства «Шпрингер» является желаемой целью, но было бы хорошо знать, в пользу кого должны отчуждаться медиа. Партии? После всех испытаний, к которым привело это решение, данная альтернатива не является жизнеспособной. Возможно, неслучайно и то, что левые до сих пор не провели анализ манипуляционных взаимоотношений в социалистических странах. Тезис о манипуляции может также служить самоутверждению. Демонизация противника позволяет скрыть слабости и будущие недостатки собственной агитации. Если вместо мобилизации масс агитация ведет к самоизоляции, то ее осечка будет целиком приписана всевластию медиа. Теория репрессивной толерантности также проникла в дискуссию о медиа у левых; с особым вниманием рассмотренная ее автором, она даже стала, будучи недиалектически сокращенной, средством распространения безразличия. Там, где концерн по изготовлению офисной техники зазывает на работу молодых менеджеров по продажам портретом Че Гевары и подписью We would have hired him4, соблазн отступить огромен. Но страх прикосновения к дерьму — это роскошь, которую, к примеру, может себе позволить не без последствий канализационный работник. Электронные массмедиа кладут конец любой чистоте, они принципиально «грязны». Это относится к их производительной силе. По своей структуре они являются антисектантскими; вот еще одна причина того, почему левые, не желая пересмотреть свои традиции, не могут начать с ними работать. Стремление к отчетливо определяемой «линии» и подавлению «откло

4. Мы бы его наняли (англ.). — Прим. пер. Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 4 9

нений» является анахронизмом и служит только обеспечению собственной безопасности. Оно ослабляет собственную позицию через иррациональные чистки, исключения и фракционирования вместо ее укрепления с помощью рациональной дискуссии. Сопротивления и  страхи усиливаются рядом культурных факторов, которые действуют по большей части бессознательно и объясняются социальной историей сегодняшних левых движений, а именно их буржуазной классовой подосновой. Часто медиа понимаются как представляющее опасность всевластие именно из-за их прогрессивных возможностей — из-за того, что они впервые ставят под вопрос буржуазную культуру и тем самым привилегии буржуазной интеллигенции, делая это гораздо радикальнее всякой самокритики, на которую способна буржуазия. Во враждебном отношении новых левых к медиа, похоже, в прогрессивном обличье возвращаются старые буржуазные страхи, такие как страх перед «массовым человеком» и ностальгия по доиндустриальным состояниям. Уже в  самом начале студенческих мятежей — «Движение за  свободу слова» в Беркли — компьютер был главным объектом агрессии. Интерес к третьему миру не всегда свободен от враждебных цивилизации мотивов из запасов консервативной культурной критики. Для парижского мая 1968 года особенно характерным было обращение к древним формам производства. Вместо того чтобы агитировать работников современной офсетной печатью, студенты печатали свои плакаты на ручных прессах Школы изящных искусств. Поэтические лозунги рисовались от руки. Шаблоны способствовали бы их массовому распространению, но они оскорбили бы творческое воображение создателей. Стратегически верное нападение на самые передовые средства коммуникации не состоялось: повстанцами был занят не центр радиовещания, а богатый традициями театр «Одеон». Оборотной стороной страха прикосновения к медиа служит их притягательность для левых движений в крупных городахметрополиях. С одной стороны, вместо того чтобы обратиться к противоречию между современным состоянием медиа и их революционным потенциалом, товарищи склоняются к  устаревшим формам коммуникации и эзотерической кустарщине. С другой стороны, они не могут избежать программы и эстетики индустрии сознания. Это приводит (с субъективной точки зрения) к разрыву между пуритански понятой политической практикой и частной сферой «свободы», а с объективной — к разделению на политически активные и субкультурные группы. 150

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

В Западной Европе социалистическое движение обращается к аудитории единомышленников в основном со страниц, эксклюзивных по языку, содержанию и форме журналов. Данная корреспонденция и бюллетени предполагают структуру подписчиков и единомышленников, которая соответствует историческому положению дел где-то в 1900‑х годах; ее формирование по образцу «Искры» очевидно. Вероятно, ее создатели слушают The Rolling Stones, смотрят на вторжения и забастовки на экране и ходят в кино на вестерны или на Годара. Только в своем качестве создателей они не принимают этого во внимание, а в их анализе весь сектор медиа сжимается до размеров одного ключевого слова «манипуляция». Любое продвижение на данном поле заранее подозревается в намерении интеграции. Такое подозрение не безосновательно. Однако оно может скрывать собственную двойственность и неопределенность. Страх быть поглощенным системой является признаком слабости; он подразумевает то, что капитализм может справиться с любым противоречием — убеждение, легко опровержимое исторически, да и теоретически несостоятельное. Когда социалистическое движение умаляет новые производительные силы индустрии сознания и отбрасывает работу над медиа в субкультуру, тогда возникает circulus vitiosus. Андеграунд воспринимает технические и эстетические возможности диска, магнитной записи, видеокамеры и т. д. все более ясно и систематически исследует эту местность. Однако он не располагает собственной политической перспективой и поэтому, как правило, без сопротивления сдается коммерции. Политически активные группы относятся к каждому такому случаю с самодовольным злорадством. Процесс забывания — это следствие, в котором обе стороны являются проигравшими. Из враждебного отношения левых к медиа, как и из деполитизации контркультуры, пользу извлекает единственно и исключительно капитал. 5

Манипуляция (в немецком языке — ручной или искусный прием) означает целенаправленное техническое вмешательство в наличный материал. Если речь идет об общественном непосредственно актуальном вмешательстве, то манипуляция является политическим актом. Именно это происходит в индустрии сознания. Любое использование медиа, таким образом, предполагает манипуляцию. Самые элементарные процессы медиального проХ а нс М а гнус Э нценсбергер  1 5 1

изводства — от выбора самого средства коммуникации через запись, нарезку, синхронизацию, дубляж, микширование до распространения — являются вмешательством в данный материал. Не существует неманипулируемого письма, съемки или отправки. Поэтому вопрос не в том, манипулируются ли медиа или нет, а в том, кто ими манипулирует. Революционный проект должен привести не к исчезновению манипуляторов, а, наоборот, к тому, чтобы сделать манипулятором каждого. Любой технический ручной прием потенциально опасен. Но манипуляция медиа должна сопровождаться не старыми или новыми формами цензуры, а лишь прямым общественным контролем, то есть осуществляться активизировавшимися массами. Необходимым, но  недостаточным условием этого является ликвидация капиталистических отношений собственности. По сей день не хватает исторических примеров самоуправляемого и массового процесса обучения, обеспечиваемого электронными медиа. Страх коммунистов перед освобождением этого потенциала, перед мобилизующими возможностями медиа, перед взаимодействием свободных производителей представляет собой одну из главных причин того, что даже в социалистических странах продолжает господствовать старая буржуазная культура, во многом производная и замаскированная, но структурно бесспорная. Для исторического объяснения такого положения дел можно привести тот факт, что индустрия сознания в России периода Октябрьской революции чрезвычайно отставала. Производительные силы с тех пор невероятно выросли, но производственные отношения были искусственно и зачастую насильственно законсервированы. Как и прежде, примитивная управляемая пресса, книга и театр остаются центральными медиа в Советском Союзе. Радио, кино и телевидение в своих проявлениях политически сдержанны. Такие иностранные радиостанции, как «Би-би-си», «Голос Америки» и «Немецкая волна», находят в связи с этим не только аудиторию, но и почти не ограниченную веру. Важную роль играют такие архаичные медиа, как рукописный список и устно передаваемый стих. 6

Новые медиа по структуре эгалитарны. Через простой процесс переключения программ каждый может в них участвовать; сами программы являются нематериальными и могут воспроизво152

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

диться любым способом. Стало быть, электронные медиа противостоят таким более старым медиа, как книга или станковая живопись, эксклюзивный классовый характер которых очевиден. Телевизионные программы для привилегированных групп (closed-circuit TV ) технически вряд ли возможны и структурно абсурдны. Новые медиа имеют тенденцию к устранению всех образовательных привилегий и тем самым культурной монополии буржуазной интеллигенции. Вот одна из причин недовольства мнимой элиты индустрией сознания. Это духовность, которую они защищают от «обезличивания» и «омассовления». Чем скорее они от нее откажутся — тем лучше. 7

Новые медиа ориентированы на действие, а не на созерцание, на мгновение, а не на традицию. Их отношение ко времени совершенно противоположно буржуазной культуре, которая хочет владеть длительностью, желательно вечностью. Медиа не производят объекты, которые сберегаются и продаются с аукциона. Они упраздняют «духовную собственность» и ликвидируют «наследие», то есть привязанную к определенному классу передачу нематериального капитала. Однако это вовсе не значит, будто они лишены истории или ведут к исчезновению исторического сознания. Наоборот, они впервые позволяют зафиксировать исторический материал так, чтобы он всегда мог быть актуальным. Предоставляя этот исторический материал для актуальных целей, они дают понять каждому пользователю, что историография всегда есть манипуляция. Но память, которую они держат наготове, закрепляется не за кастой ученых. Она принадлежит обществу. Накопленная информация общедоступна, и этот доступ столь же мгновенен, как снимок. Достаточно сравнить модель частной библиотеки с моделью обобществленного устройства для хранения информации, чтобы увидеть структурное различие двух систем. 8

Медиаустройства нельзя рассматривать как простые средства потребления. Они по своему принципу одновременно являются средствами производства, а именно социализированными средствами производства, так как находятся в руках масс. Электронным медиа чужд конфликт между производителями и потребиХ а нс М а гнус Э нценсбергер  1 5 3

телями; данный конфликт, скорее, утверждается искусственно с помощью экономических и административных механизмов. Одним из ранних примеров такого положения дел может служить различие между телеграфом и телефоном. В то время как телеграф до сих пор находится в руках бюрократического аппарата, который может заархивировать и перепроверить каждый посланный текст, телефон напрямую доступен каждому пользователю. Благодаря конференц-связи телефон открывает коллективный доступ к разговору даже для территориально отдаленных групп. Беспроводные звуковые и визуальные средства коммуникации, напротив, подвергаются до сего дня государственной регламентации (закон о телекоммуникационном оборудовании). Принимая во внимание развитие техники, благодаря которому появился местный и международный радиотелефон, а к телевидению подключаются все новые диапазоны (даже в диапазоне гигагерц в одной местности возможна беспрепятственная передача большого количества программ, не говоря уже о возможностях кабельного и спутникового телевидения), действующие законы о контроле эфира являются анахронизмом. Они напоминают об эпохе, когда использование печатного станка ограничивалось привилегией императора. Социалистические движения должны включиться в борьбу за собственные частоты и в ближайшем будущем построить собственные передатчики и ретрансляционные станции. 9

Из вышеперечисленных структурных свойств новых медиа следует то, что ни один из господствующих сегодня режимов не может сдержать свои обещания. Только свободное социалистическое общество в силах активизировать новые медиа. Эту гипотезу подтверждает еще одна, пожалуй, ключевая черта передовых медиа — их коллективная структура. Ибо точка зрения, согласно которой с помощью медиа каждый в будущем сможет стать производителем, так и останется аполитичной и ограниченной, если производство будет основано на индивидуальной кустарщине. Работа в области медиа может быть индивидуальной только в той степени, в которой она остается общественно и эстетически неактуальной. Примером здесь могут быть фотографии с последнего отпуска. Именно на это, естественно, посягнули господствующие рыночные механизмы. Такие устройства, как мини- и  узкопле154

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ночная видеокамера, магнитофон, которые фактически уже давно находятся в  руках масс, продемонстрировали, что одиночка, пока он остается изолированным, может стать с их помощью только любителем, но не производителем. Даже столь мощное средство производства, как коротковолновый передатчик, было таким способом усмирено и  превратилось в  руках рассредоточенных радиолюбителей в  безобидную и  бесследную «организацию досуга». Программа, которую создает изолированный от  других любитель, всегда останется лишь некачественной и устаревшей копией того, что он и так получит.  Частное медиапроизводство является не  чем иным, как концессионной надомной работой. Оно остается лишь уступкой даже в случае публикации. Для этого владельцы медиа разработали собственные программы и  рубрики, которые, как правило, называются «демократический форум» или как-то в этом роде. Там, в  углу, читатель (слушатель, зритель) «берет слово», которое, естественно, при желании может быть вырезано. Как и  в  практике демоскопии, его опрашивают исключительно для того, чтобы он утвердил собственную независимость. Речь идет об управляемом цикле, при котором обратная связь уже включена в расчет. Термин «концессия» здесь также можно употребить в другом, а именно в экономическом смысле: система старается сделать каждого участника концессионером монополии, развивающим свои фильмы и крутящим свои ленты. Самодеятельность, которую позволяет реализовать, к примеру, видеоаппаратура, должна быть пресечена уже в зародыше. Конечно, эти тенденции структурно устойчивы, и  новые производительные силы не столько позволяют, сколько требуют их изменения. Профессиональные производители медиа, как правило, злобно комментируют жалкие, беспомощные, зачастую унизительные результаты этого концессионного производства. К вреду, причиняемому массам, также относится торжествующее презрение к тому факту, что массы якобы не понимают, как правильно использовать медиа. То, что разыгрывается в  телевизионных шоу вроде шоу Куленкампфа, должно послужить доказательством того, что медиа вообще не способны к собственной артикуляции. Это не только противоречит результатам новейших психологических и педагогических исследований, но также легко объяснимо как оборонительная реакция: «одаренные» просто защищают свои привилегии. Речь идет о культурном аналоге тех Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 5 5

известных политических суждений, что якобы «слабоумный» рабочий класс не способен к какому-либо самоопределению. Как ни странно, мнение о том, что массы никогда не могли управлять собой, можно также услышать из уст людей, считающих себя социалистами. В лучшем случае речь здесь идет о тех экономистах, которые под социализмом понимают лишь национализацию. 10

Напротив, каждая социалистическая медиастратегия должна стремиться устранить обособленность отдельных участников общественного процесса обучения и производства, что невозможно без самоорганизации участников. Это и есть политическое ядро вопроса о медиа. По данному вопросу расходятся взгляды социалистов, поздних либералов и технократов. Тот, кто говорит об освобождении благодаря одному хорошо структурированному технологическому устройству или системе устройств, обречен на сомнительную веру в прогресс. Тот, кто воображает, будто медиа обретут свободу естественным образом, если каждый из нас будет прилежно отсылать и принимать информацию, попадает в ловушку либерализма, который под современной маской рекламирует поблекшее представление о предустановленной гармонии социальных интересов. Развеять эти иллюзии призвано утверждение о том, что правильное использование медиа требует и разрешает организацию. Любое производство, которое делает своим объектом интересы производителей, предполагает коллективный способ производства. Оно уже само по себе — форма самоорганизации общественных потребностей. Магнитофоны, видео- и узкопленочные камеры уже сегодня находятся в большом объеме в распоряжении наемных работников. Нужно задать вопрос о том, почему эти средства производства не появляются в массовом порядке на рабочих местах, в школах, в служебных кабинетах чиновников и вообще во всех общественных конфликтных ситуациях. Создавая агрессивные формы собственной публичности (Öffentlichkeit), массы могли бы завладеть своим повседневным опытом и извлечь из него более значимые уроки. Гражданское общество, само собой, защищается от  таких перспектив правовыми мерами. Оно опирается на внутреннее законодательство, деловую и служебную тайну. Когда тайные службы проникают в дома и вторгаются в самые интимные раз156

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

говоры, общество приводит в оправдание трогательные доверительные отношения и проявляет нежную заботу о защите частной жизни, в которой уже ничего не является частным, кроме интересов эксплуататоров. Только коллективные организованные действия могут разрушить эти бумажные стены. Коммуникационные сети, построенные для этих целей, могут помимо своей основной функции представлять интересные политические организационные модели. В социалистических движениях диалектика дисциплины и спонтанности, централизма и децентрализации, авторитарного руководства и антиавторитарной дезинтеграции уже давно достигла мертвой точки. Указания по поводу того, как преодолеть это состояние, могут дать сетевые коммуникационные модели, основанные на принципе взаимодействия: массовая газета, написанная своими читателями и распределенная среди них, видеосеть политически активных групп и т. д. Радикальнее любого хорошего плана, упорнее экзистенциального побега из собственного класса медиа, пришедшие к самим себе, разрушают частные способы производства буржуазной интеллигенции. Их индивидуализм можно ликвидировать посредством продуктивных обучающих и рабочих процессов так, чтобы он перерос из нравственно обоснованного (что, как и раньше, означает «индивидуального») отступничества в качественно новое политическое самосознание и поведение. 11

Широко распространенный тезис гласит, что сегодняшний капитализм живет эксплуатацией ложных потребностей. В лучшем случае это лишь часть правды. Результаты исследований популярных американских социологов типа Вэнса Паккарда5

5. Вэнс Паккард (1914–1996) — американский журналист, социальный критик и автор. Работал репортером и писателем в Associated Press, The American Magazine, Collier’s. В 1957 году опубликовал книгу «Тайные манипуляторы» (The Hidden Persuaders), ставшую бестселлером и разошедшуюся в более чем 1 миллион экземпляров. В этой книге автор анализирует использование в рекламе мотивации потребителя и других психологических техник, в том числе долговую психологию и подсознательные тактики с целью манипуляции ожиданий и увеличения желания покупки товаров, в особенности в послевоенную эпоху в Америке. Он выделил восемь «насущных потребностей», которые, как обещают рекламщики, могут осуществить эти продукты. Согласно Паккарду, эти нужды настолько сильны, что люди вынуждены покупать Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 5 7

небесполезны, но ограниченны. Их тезисы об оживлении спроса за счет рекламы и искусственного выхода из употребления не могут адекватно объяснить гипнотическую тягу наемных рабочих к  массовому потреблению. Гипотеза о «терроре потребления» сталкивается с предрассудками считающей себя просвещенной буржуазии об интегрированном, ставшем мелкобуржуазным и коррумпированным пролетариате. Притягательная сила массового потребления основана, однако, не на навязывании ложных потребностей, а на искажении и эксплуатации вполне реальных и законных потребностей, без которых паразитарный процесс рекламы потерпел бы крах. Социалистическое движение должно не разоблачать эти потребности, а воспринимать их всерьез, исследовать и использовать политически. Это также верно в отношении индустрии сознания. Электронные медиа обязаны своей неуязвимостью не какой-то хитрости, а элементарной силе глубоких социальных потребностей, которые даже в извращенном состоянии пробиваются сквозь медиа. Интересы масс остаются тем временем довольно-таки неизведанным полем хотя бы потому, что они никому не интересны, да и исторически новы. Конечно, они выходят далеко за пределы целей, которые преследует традиционное рабочее движение. Как и в сфере производства, где индустрия товаров и индустрия сознания все больше проникают друг в друга, материальные и нематериальные факторы субъективно, с точки зрения потребностей, тесно переплетены между собой. При этом за ними тянутся старые психосоциальные мотивы (социальный престиж, идентификационный образец), но появляются также и новые мощные, утопичные мотивы. С материалистической точки зрения ни те ни другие не должны быть скрыты. Анри Лефевр предложил понятие «спектакль» (spectacle) для обозначения современной концепции массового потребления. Товары и витрины, дорожное движение и реклама, универмаг и мир сигналов, новости и упаковка, архитектура и медиапродукция образуют совокупность, постоянную инсценировку, которая господствует не только в публичных городских центрах, но и в частных интерьерах. Лозунг «Жить красивее!» делает даже обыденные предметы реквизитом этого общего фестиваля, где фетишный характер товаров абсолютно противополотовары, чтобы удостовериться в этом. Книга также исследует манипулятивные техники продвижения политиков на выборах и вопросы моральности использования таких техник. — Прим. пер. 158

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

жен их потребительской стоимости. Головокружение, возникающее от этих праздников, является и остается головокружением в пределах существующего общества. Тем не менее в нем содержится и кое-что другое. Потребление как спектакль сулит исчезновение дефицита. Обманные, жестокие и непристойные шествия праздника происходят оттого, что о реальном выполнении этого обещания не может быть и речи. Пока господствует дефицит, потребительская стоимость остается ключевой категорией, которая может быть ликвидирована только мошенническим путем. Однако мошенничество в таких размерах мыслимо, лишь когда оно основано на массовой потребности. Эта утопичная потребность существует: стремление к новой экологии, к обособлению окружающей среды, к эстетике, не ограниченной сферой «художественной красоты». Данные желания не являются внутренними правилами игры капиталистической системы — по крайней мере, не в первую очередь. Они коренятся в физиологии и не могут быть подавлены. Экспозиция потребления — это пародийное предвосхищение утопической ситуации. Обещания медиа показывают ту же амбивалентность. Они отвечают на массовую потребность в нематериальном разнообразии и мобильности (которая ищет своего материального осуществления во владении частным автомобилем и в туризме) и эксплуатируют ее. Такими же мощными и однозначно эмансипационными являются и другие коллективные желания, которые зачастую раньше распознаются и правильнее оцениваются капиталом, чем его противниками, — конечно, лишь для того, чтобы ими овладеть и лишить взрывной силы: потребность участия в общественном процессе локального, национального и международного масштаба; потребность в новых формах взаимодействия, в избавлении от невежества и незрелости; потребность в самоопределении. «Присутствовать везде!» — один из наиболее успешных лозунгов индустрии сознания. «Читательский парламент» газеты «Бильд» — прямая демократия, направленная против интересов демоса (demos). «Свободное пространство» и «свободное время» — понятия, которые схватывают дополнительные потребности масс и одновременно нейтрализуют их. Соответственно, медиа проницаемы для утопических историй. Пример: история того молодого итало-американца, который угнал пассажирский самолет в Калифорнии, чтобы добраться домой в Рим, была без сопротивления принята реакционной массовой прессой и, несомненно, правильно понята ее читателями. Идентификация основана на необходимости, которая стала Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 5 9

всеобщей: никто не понимает, почему такие путешествия предписаны лишь политикам, крупным чиновникам и бизнесменам. Под таким же углом можно проанализировать роль поп-звезды, где причудливо смешиваются авторитарные и освободительные моменты. Возможно, немаловажно то, что бит-музыка предлагается в качестве идентификационной модели не индивидуумам, а группам. В производстве The Rolling Stones (и в способе производства) часто выходит наружу утопичное содержание. Такие мероприятия, как Вудсток, концерты в Гайд-парке, на острове Уайт и в Альтамонде (Калифорния), развивают мобилизующую силу, о которой политические левые могут только мечтать. Совершенно ясно, что индустрия сознания при существующих общественных формах не может избавиться от потребностей, какими она живет и которые она должна возбуждать, — только в иллюзорных игровых формах. И дело здесь не в том, чтобы принять на слово их обещания, а в том, чтобы поймать их на слове и показать, что они могут осуществиться лишь в ходе культурной революции. Социалисты и социалистические правительства, удваивающие разочарование масс, неправильно объясняя их потребности, делают себя сообщниками системы, которую взялись побороть. 12. Резюме Репрессивное использование медиа

· Управляемая из центра программа · Один отправитель, много приемников · Иммобилизация изолированных индивидов · Пассивное состояние потребителя · Процесс деполитизации · Производство с помощью специалистов · Контроль через собственников или бюрократов 160

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Эмансипационное использование медиа

· Децентрализованная программа · Каждый приемник является потенциальным отправителем · Мобилизация масс · Интерактивность участников Обратная связь · Политический процесс обучения · Коллективное производство · Общественный контроль через самоорганизацию

Building Blocks for a Theory of the Media Hans Magnus Enzensberger. German poet, writer, translator, and public figure. Initiated several well-known publishing and editorial projects.

the ideas of total control, censorship, and manipulation used by left-wing critics of bourgeois media to be extremely narrow, and indicates that there is immanent emancipating potential in new Keywords: consciousness industry; elecmedia. The problem of open media comtronic mass media; socialistic media themunication is raised, in the context of ory; feedback; interactivity; manipulation; changing modes of production and forms network forms of publicity; self-organizaof ownership, with the author developing tion. ideas close to those of Bertolt Brecht and This classic text, by the well-known, leftWalter Benjamin. Enzensberger writes wing media theorist and explicit media about the mobilizing power of modern optimist Hans Magnus Enzensberger, media and urges the socialist movewhich led to a famous debate with Jean ments to develop their own media Baudrillard on the political dimension of resources. Thus, he states that that it is mass media, reveals the extent to which possible to emancipate new media by the author’s critique of quasi-Marxist changing the subject who owns them. media theory depends on the key stateThis is the point to which Jean Baudrillard ments of his own vis-a-vis. Enzensberger is mainly opposed. Enzensberger discharacterized classical mass media, cerns a problem in the repressive use of foremost cinema and television, as one- media (by centrally guided programs, way and closed, without possibility of with one addresser and many addressfeedback, so that any contact with the ees, which makes users passive and audience is minimal. However, in his depoliticized). Experts produce content; opinion, media technology itself is not to however, it is controlled by the owner or blame. He examines how the universal by the bureaucracy. “The liberating use of capitalist media system, which combines media,” on the contrary, could make an classical and new electronic media, has addresser out of every addressee. Due to come into being, and terms it “the conthe elimination of technical barriers, sciousness industry,” similarly to the masses could be mobilized toward politi“culture industry” of Theodor Adorno and cal participation. Max Horkheimer. The author considers References Benjamin W. Proizvedenie iskusstva v epokhu ego tekhnicheskoi vosproizvodimosti [Kunstwerk im Zeitalter seiner technischen Reproduzierbarkeit], Moscow, Medium, 1996. Brecht B. Teoriia radio [Radiotheorie]. O literature [Schriften zur Literatur],

Moscow, Hudozhestvennaja literatura, 1988, pp. 91–101. Enzensberger H. M. Baukasten zu einer Theorie der Medien. Palaver. Politische Überlegungen (1967–1973), Frankfurt am Main, Suhrkamp, 1974, pp. 91–128.

Х а нс М а гнус Э нценсбергер  1 6 1

Ваше внутреннее вовне и ваше внешнее внутри Норберт Больц Мифический мир Доктор наук, профессор медиаиссле­ электронных медиа дований, директор Института языка Перевод с немецкого Игоря Чубарова и Ирины Градинари по изданию: © Bolz N. Your inside is out and your outside is in — die mythische Welt der elektronischen Medien // Mediendämmerung. Zur Archäologie der Medien / P. Klier, J.-L. Evard (Hg). B.: Tiamat, 1989. S. 81–89. Публикуется с любезного разрешения автора.

42600008490000000000098886646 53400000000000000000000082082 92100000089417595000000000220 71300000305429960565000000032 91900001294455678695300000003 68000058919332035139000000000 06000567979943194613600000002 24841415304116489150000000003 17519824800000000000000000822 64627519800000000000000016693 82621599700000000000000000199 11237220271701814700000000066 94947721193253688945000000006 07121464262359593887800000000 52100026053190618488200000000 80000000061512796187000000000 00000000003723417322600000000 00000000008385437458400000007 00000000616209889236000000091 19000000039209934100000000464 94179000000000000000000028979 06406468180000000009977332527 162

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и коммуникации Берлинского технического университета. Адрес: Straße des 17. Juni 135, 10623 Berlin, Germany. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: Маклюэн; действующая метафора; технологические расширения нервной системы; тактильность всеприсутствия; технически Реальное; мифология медиа. Ранний текст Больца (1989) представляет такую ключевую для истории медианауки фигуру, как Маршалл Маклюэн. Больц рассматривает причины нашей поглощенности современными средствами массовой коммуникации

За два года до «Грамматологии», изобличившей западный дух забвения письма, и «Негативной диалектики», заклеймившей общественную объективность того же духа как тотальную связь заблуждений, появилась одна книга, которая с беззаботным позитивизмом заглянула в прекрасный новый мир медиа. Ее тезис содержался (а это так у всех хороших книг) в названии, будучи помещенным в него как в некую скорлупу, — «Понимание медиа: внешние расши-

(телевидением и т. д.). Полагая вслед за Маклюэном, что наше внутреннее находится вовне, а наше внешнее внутри, Больц исходит из знаменитого тезиса канадского медиатеоретика, что все технологии представляют собой расширение тела (Physis). Тогда новые медиа представляют собой овне­ шнение нашей самости, производя, как это усмотрел уже Вальтер Беньямин, коллективную хирургию социального тела. Больц понимает медиа как расширение центральной нервной системы, а ее саму как электронную сеть, синтезирующую и координирующую наши органы чувств. Подобные процессы происходили в другую историческую эпоху в мифологическом сознании. Мир современных медиа подобен мифу мгновенностью (instantan) и одновременностью процессов вместо их последовательности (sequentiell), обусловлен конфигурациями вместо линейных связей и предполагает распознавание паттернов (pattern recognition) вместо классификаций. Электронные расширения самости преодолели ограничения простран-

ства и времени, заставив нас отбросить старые формы приспособления и ускорения, а скорость церебральных сигналов задает меру электронным информационным процессам. Согласно Больцу, медиа просто переводят прошлый опыт на новые носители, но именно поэтому новые медиа всегда привлекательны, так как обеспечивают счастье узнавания собственного опыта в новой форме материала. Известную Маклюэнову формулу «медиум — это сообщение» Больц называет фельетонической и предлагает, вслед за Фридрихом Киттлером, понимать ее как открытие смысла предыдущего медиа в последующем. Нашу повседневность в мифическом мире новых медиа Больц предлагает рассматривать как войну другими средствами — электронную битву информации и образов. Начиная с электронного расширения центральной нервной системы в новых медиа, на аренах военных действий речь идет о некоем мысленном создании и разрушении образа (mental image-making-and-breaking).

рения человека»1. Актуальность Маршалла Маклюэна проявляется в развертывании этого названия. Основная функция любого медиума — хранить и передавать информацию, при этом сохранение обеспечивает доступ к ней; так медиа оснащают нас искусственным восприятием. Каждый медиум формирует человеческие действия, поскольку он, подобно метафоре, преобразует опыт: «Все средства коммуникации, будучи способными переводить опыт в  новые формы, являются действующими метафорами»2. Тот факт, что мы постоянно слушаем радио и нам так трудно выключить телевизор, — наше фанатичное пользование новыми медиа — истолковывается Маклюэном через объективированное удовольствие от использования чувств (Sinnengebrauch).

1. Здесь и далее цит. по: Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. М.: Кучково поле, 2003. 2. Там же. С. 69. Н орберт Б ол ь ц  1 6 3

Медиа обеспечивают счастье узнавания собственного опыта в новой форме материала. Всякий перевод опыта в некий новый медиум приносит playback (воспроизведение) прежних осознаний (Gewärtigkeit3) и переводит внешний мир в структуру нашего собственного бытия. Маклюэн говорит здесь о «возбуждении от перевода» (excitement of translation), и мы слышим его великолепную интонацию (O-Ton): Сообщения в прессе, на которые все люди в первую очередь обращают внимание, — это сообщения о том, о чем они уже знают. Если нам довелось быть свидетелями какого-то события, будь то бейсбольный матч, крах фондовой биржи или снежная буря, мы прежде всего обращаемся к сообщению об этом событии. Почему? Ответ на этот вопрос имеет решающее значение для понимания средств коммуникации. Почему ребенку нравится без умолку, пусть даже и сбивчиво, болтать о том, как он провел день? Почему мы предпочитаем романы и кинофильмы об известных событиях и персонажах? Потому что для разумных существ заново видеть или узнавать свой опыт в новой материальной форме — высшая радость в жизни. Опыт, переведенный в новое средство коммуникации, дарит чарующее возвращение прежнего переживания, в самом буквальном смысле. Пресса повторяет то возбуждение, которое мы получаем от работы своего ума, а посредством работы своего ума мы можем переводить внешний мир в ткань нашего собственного бытия. Этим возбуждением от перевода как раз и объясняется, почему люди совершенно естественным образом желают все время пользоваться своими чувствами. Те внешние расширения чувств и способностей, которые мы называем средствами коммуникации, мы используем так же постоянно, как глаза и уши, и притом исходя из тех же самых мотивов4.

Будущий директор Института культуры и техники в Торонто натолкнулся, будучи студентом в Кэмбридже, на электрофизиологические исследования Кита Лукаса и Эдгара Дугласа Эдриана, расшифровавших код, с помощью которого передается информация по центральной нервной системе живых существ. Данная нейропсихологическая парадигма стала для Маклюэна, как и для Фрейда, конститутивной для развития его теории. Электронные средства коммуникации мы и называем тем подспудным технологическим расширением нашей централь

3. Обратить внимание на что-либо, познать, осознать что-либо в настоящий момент (нем.). — Прим. пер. 4. Там же. С. 240–241.

164

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ной нервной системы, начавшимся с середины XIX века; исходная точка — 1844 год: В тот же самый год… когда на первой американской телеграфной линии люди играли в шахматы и лотереи, Сёрен Кьеркегор опубликовал «Понятие страха». Началась Эпоха Тревоги. Ибо с появлением телеграфа человек приступил к тому овнешнению, или расширению наружу своей центральной нервной системы, которое приближается ныне к стадии расширения сознания с помощью спутникового вещания. Вынести свои нервы вовне и поместить свои физические органы внутрь нервной системы, или мозга, значит инициировать если уж не понятие, то во всяком случае ситуацию страха5.

Ваше внутреннее — вовне, ваше внешнее — внутри. Об этом овне­ шнении центральной нервной системы и соответствующем отображении органов тела в мозгу и пойдет речь. Но прежде зафиксируем одно из важнейших дифференциаций понятия средств коммуникации: различие между горячими и холодными медиа. Горячие медиа с высокой точностью расширяют отдельный орган чувств, то есть посредством изобилия данных они создают состояние насыщения — Маклюэн говорит в этом случае о «высокой определенности» (high definition). Поэтому такие средства коммуникации, как фотография или радио, требуют малого участия и рецептивного дополнения. Холодные же медиа, такие как телефон или карикатура, наоборот, поставляют органам чувств мало данных и потому требуют усиленного рецептивного участия. «Если средство коммуникации обладает низкой определенностью, то участие становится высоким. Видимо, именно поэтому влюбленные любят перешептываться»6. В этом контексте обретает хороший, а именно антигерменевтический, смысл пресловутая фельетонная формула «медиум и есть месседж» (the medium is the message). Содержанием одного медиума всегда является другой медиум. И это один из важнейших эффектов содержания — отвлечь от медиума, чем объясняются обманы восприятия, которые именуются литературной критикой. Эффекты средства коммуникации абсолютно независимы от его программы. Тем самым Маклюэн создает противоположный полюс к  качественным анализам контекста (content analysis): эффективный контроль над

5. Там же. С. 287. 6. Там же. С. 365. Н орберт Б ол ь ц  1 6 5

средствами коммуникации должен начинаться за пределами их программ — с термостатической формы количественного распределения «медийных осадков» (media fallout)7. Маклюэн, конечно же, интересуется массажем масс через месседж медиума. Если все технологии представляют собой расширение тела (Physis), то новые медиа как овнешнение нашей самости производят коллективную хирургию социального тела (как это уже усмотрел и Вальтер Беньямин). Электроника — это расширение нашей центральной нервной системы, которую, в свою очередь, саму можно понять как электронную сеть, координирующую наши органы чувств. Таким образом, мы можем определить оба основополагающих процесса, формирующих лицо постисторического мира: во‑первых, овнешнение центральной нервной системы в новых средствах коммуникации и, во‑вторых, перенос сознания в компьютер посредством электронных симуляций. Языки — это заикающиеся расширения наших пяти чувств, которым свойственны разные пропорции и волновые длины. Непосредственная симуляция сознания преодолела бы речь в своего рода массивном сверхчувственном восприятии подобно тому, как глобальные термостаты могли бы оставить в прошлом те расширения кожи и тела, которые мы называем домами8.

Я перевел здесь маклюэновское понятие extension как «овнешнение» (Entäußerung), чтобы выставить на обозрение решающее упущение: электронные расширения нашего тела (Physis) в медиа издавна провоцируют характерное недоразумение — они-де существуют независимо от нас «там вовне». Электрическая технология напрямую связана с нашими центральными нервными системами, а потому нелепы всякие разговоры о том, что «то, чего хочет публика», играет ей на нервах9.

Электронные расширения нашей самости обходят время и пространство и уже не позволяют вмещать себя в старые формы ускорения, приспособления и апперцепции. Скорость сигналов в центральной нервной системе служит мерой для электрон

7. Слово fallout употребляется для обозначения прежде всего радиоактивных осадков. — Прим. пер. 8. Там же. С. 149. 9. Там же. С. 82.

166

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ных информационных процессов. Так возникает некая тотальность всех охватываемых осознаний (Gewärtigkeit). Подобно миру мифа, мир новых медиа является мгновенным (instantan), а не последовательным (sequentiell); он обусловлен конфигурациями вместо линейных связей и требует «распознавания паттернов» (pattern recognition) вместо классификации. В «мифическом»10 мире электронной обработки данных давно стала нормой повседневности необходимость справляться с ситуациями информационной перегрузки, когда речь всегда идет о распознавании конфигураций. Поэтому Маклюэн снова и снова заклинает «Низвержение в Мальстрём» Эдгара Аллана По как литературную первосцену нового медиамира: подобно тому как любой может сегодня показать, что он справляется с информационной перегрузкой только через иконическую форму осознания, так и медиатеоретик вместо того, чтобы плыть против потока «электронной обработки данных», моралистически протестуя, должен обратить внимание на спасительные конфигурации. Иконическое внимание — позиция, соразмерная мифическому миру новых медиа. Ибо схемы контура и другие интегральные модели электроники делают возможным мгновенные информационные процессы, которые, собственно, больше не знают даже временнóго дифференциала между действием и реакцией. И это мифично. Миф представляет собой сжатие, или имплозивное свертывание, всякого процесса, и сегодня мгновенная скорость электричества сообщает мифическое измерение даже самому простому промышленному и социальному действию. Мы живем мифически, но продолжаем мыслить фрагментарно и однобоко11.

Так мы мыслим глупее, то есть более философски, чем живем, а живем мифически. Однако наш критический дух — не единственное, что препятствует нам внимательно всмотреться в технически Реальное новых медиа. В одном пункте необходимо согласиться с культуркритическим сознанием: мир новых медиа покрыт некоей анестезирующей вуалью. И все-таки зачем наркоз? Мы уже говорили о страхе овнешнения. Кроме того, задача рецепции шока беспредельно возросла благодаря массмедийному расширению наших чувств. Подобно тому как индивидуаль 10. Там же. С. 7. 11. Там же. С. 32. Н орберт Б ол ь ц  1 6 7

но-психологическое вытеснение функционирует в качестве защитного наркоза психического аппарата, так и массмедиальная рецепция шока требует некоей «системы охлаждения» (cooling system) в качестве цензурирующей инстанции. Принципиально значимо: при каждой технологической инновации анестезируется расширяющаяся благодаря ей зона овнешнения. И как раз это в новых медиа — технологически выставленная напоказ (exponierte) центральная нервная система — требует защитного наркоза. Отсюда происходит сомнамбулизм постистории. Comfortably numb (комфортное оцепенение) — так называется песня из этого мира12. Вместе с электрической, а равно и любой другой технологией вступает в действие принцип оцепенения. Когда наша центральная нервная система расширяется и ставится под удар, мы вынуждены вводить ее в оцепенение, иначе мы умрем. Таким образом, эпоха тревоги и электрических средств является также эпохой бессознательного и апатии. Но, что удивительно, это вдобавок еще и эпоха осознания бессознательного. Со стратегическим погружением нашей центральной нервной системы в состояние оцепенения задачи осознания и сознательного упорядочения переносятся в физическую жизнь человека, вследствие чего он впервые сознает технологию как расширение своего физического тела. Очевидно, этого не могло случиться раньше, чем электрическая эпоха дала нам средства мгновенного, тотального осознания поля. С появлением такого осознания подсознательная жизнь — как частная, так и социальная — была выведена в поле всеобщего обозрения, и в итоге мы приобрели то «общественное сознание», которое представляется нам причиной гнетущего нас чувства вины13.

Итак, когда из благих побуждений людям желают лучших телевизионных программ, мы имеем дело с полным непониманием технической Реальности новых медиа. Ибо если нас самих фактически и могли оглупить американские «сериалы», то это еще не затрагивает решающего обстоятельства: эндогенной анестезии людей в мифическом мире новых медиа. Маклюэн говорит здесь, — как всегда, очень емко — о нарциссическом наркозе; человек околдован овнешнением себя самого в другом материале. Электронный наркоз не делает нас трудоспособными, а депотен 12. Композиция группы Pink Floyd. — Прим. пер. 13. Там же. С. 59. 168

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

цирует сознание на каждом уровне сублиминальных осознаний, которые единственно соразмерны нашей непрерывной сопряженности с медиа. Отсюда также происходит и примат тактильности в гражданской войне технологически вооруженных [органов] чувств. Маклюэн примыкает здесь к эмансипации осязания в программе Баухауза. «Для осязания все вещи внезапны, противоположны, оригинальны, лишни, чужды»14. Следовательно, осязание (touch) означает не первичный контакт с вещами, но жизнь самих вещей в человеческом духе. Если понимать осязание как устанавливающую отношения реальность, то электричество, учреждающее отношения как таковые, можно охарактеризовать как изначально тактильное. Осязание формирует «взаимодействие чувств» (interplay of senses) и к тому же позволяет понять тактильность как силу перевода опыта одного чувства на языки всех других чувств. По отношению к отстраненному удовольствию от рефлексии (Reflexionslust) кантовской игры душевных способностей маклюэновская синестезия «взаимодействия» (interplay) чувств образует точную антитезу — его sensus communis (общим чувством) служит осязание: touch (прикосновение). А теперь медиатеоретическая особенность (Pointe): расширение осязания с максимальным «взаимодействием» чувств называется телевидением. Подобно тому как Hi-Fi придает звуку равномерную и как бы скульптурную осязательность, внушая, что перформанс музыкантов и инструментов совершается в пространстве самих слушателей, так и в телевидении благодаря тому, что крупный план стал нормой, сплошь господствует тактильность всеприсутствия (überall Dabeisein). Маклюэн говорит о «всепоглощающей сейчасности»15 и о «всевовлекающих сенсорных полномочиях телевизионного образа16». Телевидение создает новый мир с незначительной визуальной ориентацией и большой включенностью, даже сопричастностью. Будучи холодным медиумом, оно интенсивнее подвигает зрителя к участию, и постольку он благодаря «взаимосвязи» должен дополнить то, на что телевизионная картинка с его мозаикой пикселей лишь намекает. В строгой противоположности к линейности и перспективности разума Нового времени телевизионная картинка благодаря мозаике являет 14. Там же. С. 385. 15. Там же. С. 386. 16. Там же. С. 353. Н орберт Б ол ь ц  1 6 9

ся не трехмерной, а прерывистой и асимметричной. Из многих миллионов пикселей в секунду зритель способен воспринять только ничтожную долю благодаря иконической апперцепции, формируя какой-то образ. Он постоянно принужден сопрягать зоны экрана посредством тактильной сопричастности. Однако и производство образов телевидения тотально тактильно, как это подтверждает технический термин scanning-­ finger. Непрерывное сканирование изображений через телевизионную камеру — scanning — дает вместо какого-то изолированного аспекта единый иконический профиль. С появлением телевидения сам зритель становится экраном. Он подвергается бомбардировке световыми импульсами, которую Джеймс Джойс назвал «Атакой Световой Бригады», и эта бомбардировка нашпиговывает «оболочку его души душещипательно-подсознательными осторожными намеками». Телевизионный образ с точки зрения заложенных в нем данных имеет низкую визуальную определенность. Телевизионный образ не стоп-кадр. И это ни в каком смысле не фотография; это непрестанно формирующийся контур вещей, рисуемый сканирующим лучом. Складывающийся в результате пластичный контур образуется просвечиванием, а не освещением, и сформированный таким способом образ имеет качества скульптуры и иконы, но никак не картины17.

Такие постоянно возвращающиеся слова, как all-inclusive (всепоглощающий), all-involving (всевовлекающий), unique-around space (уникальное обволакивающее пространство), depth participation (глубинная взаимосвязь) и т. д., указывают, что с телевидением мы переступили порог маклюэновского медиакатолицизма. Мифический мир новых медиа представляет собой именно католический в многозначительной Галактике Гутенберга специалистов и индивидуалистов, располагающихся под знаком книги (книг). Данную антитезу можно перенести в формулу: телевизионный образ против фонетического письма. Такое холодное средство коммуникации, как иероглифическое или идеографическое письмо, очень отличается по своим воздействиям от такого горячего и взрывного посредника, как фонетический алфавит. Алфавит, доведенный до высокой степени абстрактной визуальной интенсивности, превратился в книгопечатание. Печатное слово с присущей ему специа 17. Там же. С. 358–359. 170

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

листской интенсивностью разрывает путы средневековых корпоративных гильдий и монастырей, создавая крайние индивидуалистические образцы предпринимательства и монополии18.

Фонетическое письмо индивидуализирует, разделяет органы чувств и жертвует теми мирами значимости, которые были отражены еще в иероглифах и идеограммах. Технология печатного слова — типографический принцип однородности, непрерывности, линейности, воспроизводимости и централизованной организации — стала моделью разума Галактики Гутенберга. По отношению к ее линейному структурированию рациональной жизни телевизионное изображение должно было вызвать невыносимый скандал. Потому-то человек литературный и объявил ему войну. Осознавая это, подобно Маклюэну буквально, мы осознаем, что конфронтация медиа служит основой всех войн. Прежние войны могут рассматриваться теперь как обработка трудных и сопротивляющихся материалов с помощью самой последней технологии, как стремительное обрушивание индустриальных продуктов на вражеский рынок вплоть до его полного социального насыщения. Войну фактически можно рассматривать как процесс достижения равновесия между неравными технологиями…19

Война является ускоренным технологическим изменением, а  наша повседневность в  мифическом мире новых медиа — электронной битвой информаций и образов. К тому же можно было бы сказать: начиная с электронного расширения центральной нервной системы в новых медиа, на аренах военных действий речь идет, собственно, лишь о некоем «ментальном сотворении-и-сокрушении-образов» (mental image-­making-andbreaking). Там, где такие войны становятся кровавыми, рецепция техники терпит неудачу. А так как постоянно существует угроза того, что бескровная война чувств трансформируется в летальную звездную войну, требуется эстетическая система раннего оповещения: художник должен переселиться из башни слоновой кости в диспетчерскую полетов. Там сидит уже в своем кресле «мыслитель-радар» Бенна, воображая антиокружающие миры, 18. Там же. С. 29. 19. Там же. С. 349. Н орберт Б ол ь ц  1 7 1

которые делают возможным такую тренировку восприятия, что технически Реальное новых медиа само становится воспринимаемым — пластическими образами мгновенного мира, в котором сосуществуют органы чувств. И притом как в мифе.

Your Inside Is Out, Your Outside Is In: a Mythic World of Electronic Media Norbert Bolz. PhD, Professor of Media Studies, Head of the Institute for Language and Communication at the Technical University of Berlin. Address: Straße des 17. Juni 135, 10623 Berlin, Germany. E-mail: [email protected].

instead of being sequential (sequentiell). Moreover, the world of media is also predicated on configurations instead of linear relations, and implies pattern recognition instead of classifications. Electronic extensions of self have overcome the restrictions of space and time, thus Keywords: McLuhan; active metaphor; making us throw away old forms of technological extensions of nervous sysaccommodation and acceleration; now tem; tactility of omnipresence; technithe speed of cerebral signals paces eleccally Real; media mythology. tronic information processes. According This early text from Bolz introduces a key to Bolz, media just transmit past experifigure in the history of media science: ence onto new data carriers, but this is Marshall McLuhan. Bolz reflects on why the very reason why new media are so we are so obsessed with modern mass attractive, as we are happy to recognize media. Like McLuhan, he believes that our own experience in a new material “your inside is out, your outside is in,” and form. Like Friedrich Kittler, Bolz offers refers to a famous statement by the another reading for McLuhan’s stateCanadian media theorist, that all techment that “the medium is the message,” nologies are extensions of the body (Phy- which by itself seems “feuilleton-like”. In sis). Thus, new media should externalize Bolz’s view, it actually means that the our selves, producing collective surgery sense of past media opens in the media of the social body, as Walter Benjamin following. Bolz also offers that we think of had already noted in his works. Bolz sees our everyday life, in this mythic world of media as an extension of our central new media, as of making war using new nervous system, with the latter itself as a means, or, better yet, as carrying on an network that synthesizes and coordielectronic struggle through information nates our senses. Similar processes took and imagery. Starting from the electronic place in the mythological consciousness extension of the central nervous system of a different historical period. The world in new media, it is a matter of “mental of modern media is similar to myth, in image-making-and-breaking” on the batthat the processes here are instantanetlefields. ous (instantan) and simultaneous

172

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Медиа философии, философия медиа Перевод с немецкого Ильи Инишева. Публикуется с любезного разрешения автора.

Фридрих Киттлер Фридрих Киттлер (1943–2011). Германист, историк медиа, теоретик электронных медиа, многолетний директор Центра культуртехники им. Германа фон Гельмгольца (HZK ) Берлинского университета им. Вильгельма фон Гумбольдта, Берлин. Ключевые слова: философия медиа; история медиа; медиатехнические условия философии; книга; Фома Аквинский; Гегель; машина Тьюринга. Статья самого авторитетного и именитого европейского медиатеоретика современности посвящена проблеме научного стату-

4595254МЫ0ПРЕКРАСНО0ЗНАЕМ, Трудности, с какими сталкивается 50КОНЕЧНО,0ЧТО0МАШИНА0ЭТА философия медиа, которую нель29445НЕ0ДУМАЕТ.0ЭТО0МЫ0ЕЕ 8833СДЕЛАЛИ,0И0ДУМАЕТ0ОНА зя счесть абсолютно излишней 2ТОЛЬКО0ТО,0ЧТО0ЕЙ0СКАЖУТ. в нынешних высокотехнологич9НО0ЕСЛИ0НЕ0ДУМАЕТ0МАШИНА, ных условиях, восходят, вероятно, 4ТО0ЯСНО,0ЧТО,0ПРОДЕЛЫВАЯ 64407МЫСЛЕННО0ТУ0ИЛИ0ИНУЮ к медиа самой философии. Сре2ОПЕРАЦИЮ,0НЕ0ДУМАЕМ0И0МЫ ди так называемых гуманитар3САМИ.0ВЕДЬ0МЫ0ПОЛЬЗУЕМСЯ 2135140ДЛЯ0МЫШЛЕНИЯ0ТОЧНО ных наук философия отличается 253688ТЕМИ0ЖЕ0МЕХАНИЗМАМИ, 7172685396452ЧТО0И0МАШИНА. наименьшим интересом к техни6883652442142647568499418 ческим предпосылкам собствен4388306133567979ЖАК0ЛАКАН 1 ного существования. В основании 6883652442142647568499418 этого упущения лежало и лежит, 4333596988866465345747197 1096009912428282082921534 по всей видимости, понятие о по4648941759525471262022071 3952273054299605653296027 3291987491294455678695368 5184136802975891933203513 1. Лакан Ж. Психоанализ и кибернети9058443883061335679799431 ка, или О природе языка // Он же. «Я» 9461367884079224841415304 в теории Фрейда и в технике психоана1164891593883887931814732 лиза. Семинар. Кн. II. 1954/1955. М.: Гно1813558669494772119325368 зис, Логос, 2009. С. 428. 8945629527446071214642623 Ф ридрих К иттлер  1 7 3

са философии медиа. Фридрих Киттлер, всегда критиковавший самостоятельное значение подобной дисциплины, задается вопросом о ее обосновании как инверсии истории переменчивых медиатехнических условий, сделавших ее возможной. Киттлер подвергает принципиальной критике невнимание традиционной философии к техническим условиям своего происхождения, говоря о том, что понятие общей философии, скорее всего, является омонимом, а говорить следует о множестве философий медиа различных эпох и цивилизаций. Он сравнивает в этом ключе два знаменитых философских сочинения — «Сумму теологии» Фомы Аквинского и «Феноменологию духа» Гегеля, показывая, чем они обязаны современным им медиа на уровне «чисто» философских положений: понимания истины, самой философской структуры текстов, причем независимо от их самопонимания.

Привлекая целый ряд убедительных примеров из истории религии, философии, науки, языкознания, Киттлер показывает, как история письменности, книгопечатания и т. д. определяет трансформацию философского знания в истории — не только жанры и формы философских тестов, но и их более существенные характеристики, такие как комментаторский или мнемонический характер соответствующих текстов. Например, он демонстрирует, как «гегелевская медиатехника заранее практиковала тройственный буквальный смысл снятия (Aufheben) задолго до того, как он был открыт в его философии». Ту же самую логику Киттлер усматривает и в отношении режима знания в условиях современных медиа, в которых оно может и не осознаваться, но быть «снятым». Это объясняет, с его точки зрения, разрыв между медиафилософией и философией самих медиа.

нятии, которое не столько производит операции, сколько требует понимания. Понадобился целый лингвистический поворот, чтобы это понятие вновь привести в связь с разговорными языками, на забвении каковой основывалась его автаркия. Потребовались долгие дебаты — от Хэвлока до Деррида — об устности и письменности, прежде всего у Платона, дабы взглянуть на эти языки и как на исторически изменчивые носители информации. Однако известная со времен Ницше догадка, что литература и философии имеют общие греческие истоки, так и не вылилась в философско-исторические исследования, которые бы обратили внимание на такой медиум, как книга, в его переменчивом техническом оснащении. Поэтому открытым остается вопрос, не следует ли признать единое понятие философии всего лишь омонимом, высокомерно игнорирующим все различия между диалогами, суммами и системами или, выражаясь более техническим языком, между античным свитком, средневековым кодексом и современным книгопечатанием. И все же посредством подобных технических различий можно установить, какие аргументы и доказательства, какие цитаты 174

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и документы находились в распоряжении данной эпохи. Прежде чем речь пойдет о транзисторных микросхемах как технических счетных жетонах современности, я бы хотел проиллюстрировать сказанное на двух блестящих примерах: «Сумме теологии» и «Феноменологии духа». 1

То, что святой Фома был первым философом, чей автограф дошел до нас, видимо, имеет мало значения. То, что его письменный стол нуждался в полукруглой выемке, дабы обеспечить перу свободу движения от живота к бумаге, — среди философов факт, скорее всего, еще менее важный. Однако не следует сомневаться в том, что без той великой реформы письма, которую Иван Иллич датировал XII веком2, философии типа «Суммы теологии» были бы решительно невозможны. С появлением пропусков между словами, абзацев между параграфами и заголовков между главами в то время в парижских монастырях и кафедральных школах начала складываться совершенно новая организация страницы: она отъединила книги от потока речи и тем самым предоставила возможность для отделения истинного от ложного в старых, лишенных членения книгах. В соответствии с этим каждая глава «Суммы теологии» представляет собой вопрос об истине некоего переданного философией или теологией тезиса. Каждая глава начинается с пронумерованных цитат, приводящих авторитетные доказательства для данного утверждения, однако в Sed Contra добавляется не менее авторитетная цитата, которая этому тезису противоречит. Но еще до того, как Фома Аквинский стал разрешать это противоречие в пределах основной части каждой главы и комментировать цитаты на предмет общего им смысла в также пронумерованной заключительной части3, технические предпосылки его «Суммы» были уже очевидны. Во-первых, все не



2. Ср.: Illich I. Im Weinberg des Textes. Als das Schriftbild der Moderne entstand. Ein Kommentar zu Hugos Didascalicon. Fr. a. M.: C. H. Beck, 1991. S. 110–133. Остается, конечно, сожалеть, что, хотя Иллич демонстрирует материальное богатство старинных scriptura continuata Гуго СенВикторского, на новшество содержательно и/или по алфавиту структурированной книжной страницы он разве что только ссылается. 3. К понятию sensus у Фомы ср. прежде всего: Aquinas Th. Summa theologiae. I, I, a. 10. Ф ридрих К иттлер  1 7 5

обходимые рукописи необходимо собрать вокруг стола философа (что в 1260 году не было чем-то само собой разумеющимся). Во-вторых, каждая из этих рукописей должна быть в виде пронумерованного кодекса, а не свитка, дабы обеспечить возможность перелистывания страниц и быстрой ориентации в ней. Потому что, как остроумно заметил Алан Тьюринг, основоположник компьютерных технологий, ……на прокручивание при поиске ссылок требуется отдельное время, так что, вне всяких сомнений, следует предпочесть современную организацию текста в книгах, которые можно раскрыть на любой странице4.

Таким образом, «Сумма теологии» представляла собой исторически достаточно точно датируемую программу обработки текстов: из двух потоков входных данных — теологического потока отцов Церкви и философского потока «Философа», то есть Аристотеля, — на выходе получилась христианская философия, высмеянная Хайдеггером как «деревянное железо». От нынешних программ по обработке текстов, установленных на каждом компьютере, она отличается лишь мелкой деталью. «Сумме» недостает той буквы, которая и не буква вовсе, или, выражаясь по-гречески, того элемента, в котором философы до Ницше чувствовали себя столь5 комфортно, что они на него не обращали никакого внимания, — кавычек. Как раз потому, что христианская философия была далека от того, чтобы позволить себе хотя бы прикоснуться к изречениям Библии, философа или отцов Церкви, расчленение этих изречений на отдельные синтагмы или даже слова составляло проблему. Вместо кавычек, между которыми со времени Ницше помещались все отдельные слова, а со времен Деррида даже все отдельные буквы критикуемых текстов, у схоластики было только одно вспомогательное средство, которое, однако, уже само по себе помещало ее текст за пределы классической латыни. На трудный вопрос об истине переданного традицией высказывания о том, что отец и сын составляют единый принцип святого духа, святой Фома способен ответить лишь путем извлечения отдельного слова «принцип» из взаимосвязи высказывания

4. Turing A. The State of the Art // Idem. Intelligence Service: Ausgewählte Schriften / B. Dotzler, F. Kittler (Hg.). B.: Brinkmann & Bose, 1986. S. 187. 5. Ср.: Blondel E. Les guillemets de Nietzsche: philologie et généalogie // Nietzsche aujourd’hui. P. : Editions Hermann, 1973. T. II. P. 153–182.

176

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и последующего анализа его подстановки, то есть его словесных связей. Ответ в таком случае гласит: либо то, что я называю принципом — hoc quod dico principium, — не имеет определенного референта (Bezug), но только запутанный референт, отсылающий одновременно сразу к двум лицам Троицы, либо тот же самый ответ оказывается намного короче и удивительней, будучи сформулированным в одной фразе ly principium supponit confuse et indistincte pro duabis personis simul6. Как раз на том месте, где должны были быть кавычки, отсутствующие в репертуаре символов, доступных в XIII веке, в самом латинском тексте находится инородное тело: просторечный определенный артикль, старофранцузское ly. «И не удивительно», — замечает касательно этого авторитетная догматическая история. «Словечко ly, замещающее неизвестный в классической латыни артикль», пришло «в теологическую аудиторию с парижских улиц и смогло настолько утвердиться, что вытеснило ломбардское lo»7. Однако, во‑первых, принципы вполне обходятся без определенного артикля, во‑вторых, ly principium означает не «конкретный принцип» (das Prinzip), а hoc quod dico principium, что, в‑третьих, вопреки Святому Фоме представляет собой не устный акт, а письменный. Следовательно, в‑четвертых, ly перекочевало не с улиц в аудитории Сорбонны, а из уст просторечных студентов в суммы их учителей. Там оно обосновывало, — что было так или иначе в духе номинализма, — технику подстановки или даже экспликации словесной референции (Wortbezug); без этой техники цитирования отдельных слов как таковых, вероятно, обходилась античная философия. Стало быть, тезис, согласно которому слова представляют собой счетные жетоны, зиждется на твердых исторических предпосылках. Во-первых, он предполагает, что слова вообще могут отделяться от соседствующих с ними слов. С 1150 года, и именно с 1150 года, это стало возможным благодаря пробелам, пришедшим на смену стародавней scriptura continuata. Во-вторых, он предполагает, что слова могут лишь упоминаться без того, чтобы простое упоминание было уже и их употреблением. С 1220 года такая возможность обеспечивается артиклем, «который еще не встречался на всем протяжении XII столетия» (по словам

6. «…„начало“ подразумевает одновременно два лица, смутно и неразличенно» (Aquinas Th. Op. cit. I, 36, a. 4). 7. Landgraf A. M. Dogmengeschichte der Frühscholastik. T. I: Die Gnadenlehre. Regensburg: Friedrich Pustet, 1952, S. 21–24. Ф ридрих К иттлер  1 7 7

Ландграфа)8, а теперь систематически становится объектом злоупотреблений. Таким образом, Европа практически одновременно импортировала позиционную систему счисления и разработала не менее значимую технику адресации для последовательностей букв. То обстоятельство, что «Сумма теологии» проверяемые ею аргументы, во‑первых, цитирует в соответствии с книжными главами, во‑вторых, нумерует в последовательности их обсуждения и, в‑третьих, разлагает на множество цитируемых отдельных слов, едва ли можно проигнорировать как какую-то медиатехническую формальность. Куда более вероятно, что оно определяет ее философскую структуру. 2

Уже только поэтому напрашивается предположение, что медиатехнический переход от рукописного шрифта к книгопечатанию изменил и структуру философских книг. Они, конечно, не перестали быть книгами о других книгах и из других книг, однако чтение и письмо уже не совпадают между собой в один и тот же момент за письменным столом. После того как культурная память материализовалась и умножилась в печатных изданиях, процесс письма с необходимостью переходит от комментария к воспоминанию (в гегелевском смысле слова). В этой функции медиатехнические операции письма остаются по большей части невидимыми, разве что их сохранит счастливая случайность. В случае Гегеля, которому даже довелось слышать многозначительную с мнемотехнической точки зрения фамилию Розенкранц (Rosenkranz), такая случайность произвела биографию философа, неспроста фигурировавшую в содержании последнего тома первого собрания сочинений. Непосредственное ознакомление с документами как раз позволило Розенкранцу описать процесс получения образования штутгартским гимназистом Георгом Фридрихом Вильгельмом Гегелем как медиатехнику. В самом начале биографии говорится: В своем чтении он практиковал следующий подход к изучаемым текстам. Все, что казалось ему достойным внимания (а что ему таковым не казалось!), он записывал на отдельном листе, обозначавшемся им сверху некоторой общей рубрикой, под которую следовало подвести определенное содержание.

8. Landgraf A. M. Op. cit. S. 21.

178

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Затем по середине верхнего края он писал заглавными буквами, нередко готическим шрифтом, ключевое слово статьи. Сами эти листы Гегель располагал по алфавиту и благодаря этому простому приспособлению имел возможность в любой момент воспользоваться своими выписками. При каждом переезде он всегда брал с собой эти инкунабулы своего образования. Часть из них хранится в папках, часть — в раздвижных футлярах, на обратной стороне которых наклеены ориентирующие этикетки9.

Таким образом, начинающий философ задолго до того, как приступить к написанию книг, выступает в роли читателя, для которого любое печатное слово незамедлительно превращается в рукописные выдержки. Переписывание было превосходнейшим средством, которое [Гегель] использовал на протяжении всей его жизни. Трудно представить, сколько всего ему удалось усвоить таким способом, и с трудом можно понять, как ему удалось найти для этого время, притом что он никогда не отгораживался от общества10.

Но в то время, как в эпоху рукописного текста переписывание было дело монахов-копировщиков, создававших таким способом книги11, в эпоху книгопечатания оно становится делом гимназиста, который теперь делает частные выписки и тем самым «усваивает» для своей философии безграничное знание библиотек. Иначе, нежели в схоластике, гегелевские выписки, эти «инкунабулы», то есть первопечатные книги его образования, не составляют пронумерованной последовательности мест или цитат; каждый раз они переводят целую книгу в отдельные листы бумаги, которые удобно впоследствии перелистывать. Порядок страниц и глав, из которых возникают выписки, исчезает ради его собственного порядка, который Гегель учреждает посредством независимой, а именно алфавитной, нумерации. Рубрики на каждой отдельной странице — это первая ступень, этикетки на каждом собрании выписок — вторая ступень классификации (Subsumtion), обобщающая все особенные содержания в их адреса. Но тем самым гегелевская медиатехника всегда уже практиковала тройственный буквальный смысл снятия

9. Rosenkranz K. Georg Wilhelm Friedrich Hegel’s Leben. B.: Duncker und Humblot, 1844. S. 12. 10. Ibid. S. 12. 11. См., напр.: Mainberger S. Schriftskepsis: von Philosophen, Mönchen, Buchhaltern, Kaligraphen. München: Wilhelm Fink, 1995. S. 43–52. Ф ридрих К иттлер  1 7 9

(Aufheben) задолго до того, как он был открыт в его философии. В соответствии с дословным смыслом разобранные на выписки книги уничтожены, согласно смыслу сохранены, а по духу сняты, усвоены или запомнены. Поэтому-то Гегель «при каждом переезде» от Штутгарта до Берлина «всегда брал с собой» не сами книги, а выписки из них. В эпоху книгопечатания философам уже попросту не подобает, как уже отмечал Фихте, еще раз «устанавливать» в лекциях или учебниках давно напечатанное знание12. Лишь после его тройного снятия знание других может стать собственным знанием, собственной научной системой, систематическим учебником. Как раз это и делает, как следует из предисловия, гегелевская «Феноменология духа». На вопрос, давший название книге (как появляется знание?), дается ответ, понимающий это появление именно в буквальном значении, связанном с техникой книги. Согласно Гегелю, философская книга, говоря кратко, не должна содержать ни математических формул, ни вразумительных таблиц. Конечно, и «Феноменология» организует свои главы и подразделы в нисходящем порядке по латинским заглавным буквам, римским цифрам, латинским строчным буквам и т. д. Однако «живая суть дела» запрещает ей превращать эти рубрики и этикетки в метод. В предисловии сказано: Результат этого метода приклеивания ко всему небесному и земному, ко всем природным и духовным формам парных определений всеобщей схемы и раскладывания всего по полочкам есть не что иное, как ясное, как солнце, сообщение об организме Вселенной, то есть некая таблица, уподобляющаяся скелету с наклеенными ярлыками или ряду закрытых ящиков с прикрепленными к ним этикетками в бакалейной лавке, — таблица, столь же понятная, как этот скелет и эти ящики, упустившая или утаившая живую суть дела так же, как в первом случае с костей удалены плоть и кровь, а во втором — такие же мертвые вещи именно и запрятаны в ящиках13.

12. «После того как уже не существует ни одной области науки, по которой не наличествовал бы даже избыток книг, мы все-таки считаем себя обязанными еще раз пропускать всю эту книжную мудрость мира через университеты и как раз то самое, что в напечатанном виде предстает взору каждого, позволять пересказывать еще и  профессорам» (Fichte J. G. Deducirter Plan einer zu Berlin zu errichtenden höheren Lehranstalt // Sämmtliche Werke. Bd. VIII / I. H. Fichte (Hs.). B.: Veit und comp., 1845. S. 98). 13. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М.: Наука, 2000. С. 32. 180

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Другими словами, процесс возникновения «Феноменологии духа» столь глубоко сокрыт в ее основании, что она оставляет его на осмеяние читателям. Достаточно только заменить таблицу с наклеенными ярлыками на выписку с тематической рубрикацией и ящик из бакалейной лавки с прикрепленной к нему этикеткой на раздвижные чехлы «с прикрепленными к ним этикетками»14, как в самом тексте будет вновь найдена производящая его медиатехника. Гегелевские выписки, едва исполнив свой долг и произведя на свет новую философскую книгу, оказались в ней сняты, потому что, хотя эта книга вносит вклад в обнаружение исторических проявлений духа, а значит, цитирует, в ней нет и дюжины сносок — и никаких кавычек. Это исчезновение маркировок, характерных для техники книги, означает для читателей, что им придется самостоятельно раскрыть и реконструировать устройство книги. Схема (Schema), которая, согласно гегелевской изящной игре слов, стала призраком, оставляет им лишь такой выбор: «многое… перечитывать несколько раз» до тех пор, пока и от «философских сочинений» не отступит «непонятность», в которой их так часто упрекают15. Потому что лишь в шлейфе обратной связи по имени «повторное чтение» спекулятивные положения вновь обретают те значения, маркирование которых философским автором систематически уничтожается. 3

Два примера — католического святого и прусского профессора, — вероятно, смогли пояснить, что и философы, абсолютно вне зависимости от их самопонимания, подчинялись переменчивым медиатехническим условиям. Вполне возможно и даже желательно сделать набросок подобной медиаистории философии, дабы тем самым проложить дорогу ее инверсии, то есть философии медиа. Поставленный Мишелем Фуко вопрос об устройстве знания, которое в конкретные эпохи подчинялось всякий раз сменяющимся правилам переводимости, преобразования и соединения, можно было бы переформулировать с технической позитивностью. В конце этого предприятия, — выражаясь словами Гегеля, и против него — могло бы находиться положение, что философское «познавание не есть орудие нашей деятельно 14. Там же. 15. Там же. С. 39. Ф ридрих К иттлер  1 8 1

сти, а как бы пассивная среда (Medium), сквозь которую проникает к нам свет истины»16. Однако до тех пор, пока эмпирией данной медиальности была книга, а метафорой — солнечный свет, она не нуждалась в собственной теории. Символическое действие в науке и практике, в философии и математике всегда сводилось к письму. И если это письмо вдобавок выдвигало претензию на философию, то уже в своей медиатехнике оно превосходило устности, выступавшие у Гегеля в качестве форм духа точно так же, как оно превосходило пергаменты, которые у святого Фомы выступали в качестве учений язычников. Можно было произвольно сохранить, переложить и переработать их все лишь потому, что потустороннего для книги не существовало. Ситуация изменилась. Универсальная дискретная машина, как Тьюринг называл свою компьютерную принципиальную схему, сегодня предшествует любому письму и познанию. Из ее необходимой, а именно встроенной (versenkt) в hardware, дифференциации данных, адресов и операций еще происходят понятия, исходя из которых философии прошлого вообще поддаются анализу в качестве медиатехник. Бумагоделательная машина под названием «книга» (говоря на языке Тьюринга) превратилась в подмножество машин, которые сами пишут и читают. Если книги в отношении слов, из которых они состоят, располагают лишь двумя возможностями (использования и цитирования), то биты и байты, из которых созданы программы, функционируют не только как данные или адреса, но и как приказы. На этом основывается власть, которая старается разыскать себе подобную в традиционной письменности. Пример из кода Intel17: бинарные числа, такие как, например, 11111110, не просто замещают мультипликацию, подобно тому как знак замещает свое значение; они, скорее, едва будучи прочитанными, запускают алгоритм фактической мультипликации. Подобные встроенные императивы делают возможным перенесение на автоматы всех операций, которые философские книги выполняли некогда в отношении уже данных речей и сочинений. От сканера, собирающего данные, через синтаксический анализатор, который их артикулирует, до компилятора, превращающего, наконец, входные данные в подлежащие исполне 16. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. С. 45. 17. См.: Intel486 Microprocessor Family Programmer’s Reference Journal. Santa Clara, CA: Intel, 1992. P. 25–218. 182

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

нию приказы, — повсюду знаки преобразуются в операции над знаками. На место характерного для техники книги дуализма чтения и письма заступают три шага: «чтение, письмо, выполнение»18. Лейбницевская формулировка, согласно которой мышление «означает не что иное, как соединение и замещение букв», становится техническим происшествием (Ereignis). Вопрос только в том, остается ли еще это техническое происшествие мыслимым философски. Конечно, оно поддается описанию. Однако оно не может ни комментироваться в книгах, ни быть в них снятым. Универсальная дискретная машина в столь значительной степени и столь просто совпадает с ее «полным описанием»19, что истины более высокого порядка касательно ее в прямом смысле слова исключены. Если все технические медиа, задолго до того как удостоиться философии техники, уже в качестве таковых имплементировали подмножества теорий (например, физиологию чувств или электромагнетизм), компьютеры продолжили эту тенденцию до таких пределов, что теория и машина, software и hardware, становятся взаимозаменяемыми. Об это обстоятельство разбиваются как привычные, так и новые теории, сводящие компьютер к инструменту или человеческому протезу. В то время как знаменитый молоток из «Бытия и времени» позволял впрячь себя в целостности имения дела с чем-либо, высшая из которых сводилась к тому-ради-чего вот-бытия, компьютерные архитектуры и операционные системы насмехаются над любой подобной финализацией. Они, в конце концов, не для того существуют, чтобы на определенный ввод данных отвечать определенным выводом данных. Они (как и любая система связи в буквальном значении Шеннона) должны быть в состоянии справиться с любым вводом данных. Перед лицом этой нередуцируемой комплексности возможным теориям, по всей видимости, остается только воспроизвести хайдеггеровскую позднюю самокритику по отношению к своему примеру с молотком, а это значит — исходить из того, что технические операции как таковые, а именно «извлечение, переработка, накопление, распределение, преобразование», сами по себе уже представляют собой «виды выведения из потаенности»20. 18. Coy W. Aufbau und Arbeitsweise von Rechenanlagen. Braunschweig-Wiesbaden: Vieweg+Teubner, 1992. S. 289. 19. Turing A. Über berechenbare Zahlen mit einer Anwendung auf das Entscheidungsproblem // Intelligence Service. S. 30. 20. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Он же. Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 227. Ф ридрих К иттлер  1 8 3

Философия, которая бы последовала такому предписанию, натолкнулась бы на ту же парадоксальность, с какой встретилась современная физика. Она бы нашла в технике свою вторую природу. Как разъяснил Петер Миттельштедт (Peter Mittelstädt), ни  один физик-экспериментатор не  может больше утверждать, что трансцендентальная апперцепция (как полагали некогда во времена зарождения физикализма) синтезировала содержания ощущения собственными силами в гипотезах или законах. Напротив, все данные физических измерений попадают сначала в интерфейс компьютера, который должен их оцифровать и статистически обработать, прежде чем в игру вступит зрительное восприятие, сводящееся к простому чтению чисел. Таким образом, физика становится зависимой переменной от машин, которые, хотя и возникли из физики твердого тела подобно кремниевому hardware, моделируют сферу знания всеобъемлющим образом подобно software. Соответственно, философия, которая всерьез принимает компьютер в качестве универсального медиума, не может уже исходить из того, что познание, методическую оптимизацию которого она собой представляет, располагается принципиально в людях или субъектах. Это комфортное допущение, правда, постоянно предоставляло самой философии право последнего слова попросту потому, что она имела в своем распоряжении более комплексную медиатехнику. Однако оно слишком поверхностно с тех пор, как деонтика оказалась вобрана в процедурные языки программирования, такие как С, а логика — в функциональные языки вроде Lisp. Самое позднее со времен появления разработчиков программного обеспечения — «прежде чем они начинают говорить о программировании, весьма охотно распространяются на тему взгляда на мир»21 — у философов были все основания перенести свой проверенный аналитический инструментарий для выработки воззрения на эту новую разновидность медиа. Даже в  качестве имплементированного знания hardware-архитектуры и software-иерархии не перестают быть контингентными. Во-первых, они принципиально представляют собой временные состояния, которые при попытке устранить ошибки своих предшествующих версий вводят новые ошибки. Во-вторых, их можно протестировать или «верифицировать» 21. Pflüger J. Über die Verschiedenheit des maschinellen Sprachgebrauchs // Computer als Medium / N. Bolz, Fr. Kittler, Ch. Tholen (Hg.). München: 1994. S. 173. 184

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лишь на hardware или software, которые сами поражены ошибками22. Наконец, в‑третьих, они, как прежде всего доказывает сорокалетняя история интерфейсов «человек–машина», шаг за шагом эксплуатируют исторические (и уже только поэтому контингентные) модели, которые медиум «книга» навязала техникам знания, поиска и упорядочения. Тезис Хайдеггера, согласно которому в компьютерной технике метафизика находит завершение и смерть23, пожалуй, можно было бы верифицировать этой небольшой медиатеоретической модификацией. Но метафизика означает также, что эта техника любит скрываться. Едва ли по-другому, нежели философии, завуалировавшие свою медиальность, компьютерная техника принципиально обнаруживает себя как software. Другими словами, она подпитывает видимость, будто ее имплементация в hardware абсолютно неважна, и уже вследствие этого оказывается на полпути по направлению к философиям искусственного интеллекта. Такое сообщничество, которое однажды должно было бы предоставить большую гарантию того, что сущностью техники не является нечто техническое, было бы, однако, именно тем, что философия медиа должна была бы оспорить. Слова могут быть счетными камнями (Rechensteine), потому что счетные камни занимали место в пространстве и в своей топологии оптимизированы в аспекте перемещаемости. Вычисления (Kalküle), которые уже с этимологической точки зрения восходят к тем же счетным камешкам (Kalksteinchen), предполагают, таким образом, имплементации, которые хотя и можно заменить другими имплементациями, однако невозможно проигнорировать. То же самое остается в силе для игральных костей, на каких основывается любое исчисление вероятностей, равно как и для известняка (Kalkstein), из которого изготовлены кремниевые функциональные схемы, выполняющие ключевую функцию в компьютерных принципиальных схемах. То, что они в равной степени способны опрокидываться, представляет 22. В качестве классического примера разработки Windows NT , ср.: Zachary G. P. Show Stopper! The Breakneck Race to Create Windows NT and the Next Generation at Microsoft. N.Y.; Toronto; Oxford; Singapore; Sydney: Free Press, 1994. P. 120–141. 23. Ср.: Heidegger M. La fin de la philosophie et la tâche de la pensee // Kierkegaard vivant Colloque organise par l’Unesco ä Paris du 21 au 23 avril 1964. P. : Gallimard, 1966. P. 178–181. Хайдеггер говорит даже (в словаре 1960‑х годов) о кибернетике, но контекст не оставляет сомнений, что речь идет о вычислительных машинах. Ф ридрих К иттлер  1 8 5

собой материальную, однако непременную предпосылку. Лакан сколь давно, столь и точно констатировал: кибернетика и компьютерная техника своим «появлением в мире» обязаны тому, что бинарный счет стал функционировать «в Реальном и от любой субъективности вполне независимо»24. Поскольку это положение (вопреки всем мифам о начале компьютерной эпохи) позволяет выявить различия между двоичной системой у Лейбница и ламповой схемой у Экклза, а следовательно, между философией и техникой, постольку оно способно послужить путеводной нитью в рамках задачи сделать имплементации мыслимыми. Однако нет и ничего более сложного. Сколь радушно смысл или дух философии вверял себя естественным языкам, столь беспрепятственно вверяет себя software философии формальным языкам, столь же трудным и неизведанным остается вопрос о техническом hardware. Он даже мог бы однажды стать невозможным в качестве вопроса, в случае если ныне существующая компьютерная техника оказалась погребенной под ее бесконечными software-иерархиями или замкнутой в них. Но только если он остается открытым, сохраняются виды на иные компьютерные архитектуры. Машина Тьюринга способна имитировать любую другую дискретную машину и, следовательно, на основании конвертируемости любого software также и быть ею25. Однако это вовсе не значит, что она способна быть всем, что только возможно с математической и физической точек зрения. Так что многое еще предстоит осмыслить.

Media of Philosophy, Philosophy of Media Friedrich Kittler (1943–2011). German scholar, media historian and electronic media theorist, for many years headed the Helmholtd Center for Cultural Techniques (HZK) at Humboldt University, Berlin. Keywords: media philosophy; media history; media technical conditions of philosophy; books; Thomas Aquinas; Hegel; Turing machine.

Friedrich Kittler is referred to as the most authoritative and celebrated contemporary European media theorist. This article is devoted to the problem of the scientific status of the media. The author, who always questioned the independent character of this discipline, looks for a way to prove that it is just an inversion of those changeable media conditions that made it possible. Kittler fundamentally criti-

24. Лакан Ж. Указ. соч. С. 424. 25. См.: Haslacher B. Beyond the Turing Machine // The Universal Turing Machine. A Half-Century Survey / R. Herker (Hg.). Hamburg, B.: Kammerer & Unverzagt, 1988. S. 417–433. 186

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

cizes traditional philosophy for its lack of attention to the technical conditions from which it originates. He states that the general notion of philosophy is more likely to be a homonym, while we should speak of many media philosophies of different periods and civilizations. In this manner, he compares two famous philosophical works, the Summa Theologica by Thomas Aquinas, and the Phenomenology of Spirit by Hegel, showing the way that their “pure” philosophical statements, related to the understanding of truth and the very philosophical structure of texts, are derived from the media of the time, and, what’s more, this does not depend on how they understand themselves. Kittler gives a variety of examples from the history of religion, philosophy, science, and language studies, in order

to show how the history of writing, book-printing etc., makes philosophical knowledge change through the centuries. The question is not only about the genres and forms of philosophic texts, but also about their more essential features, such as their interpretative or mnemonic character. For example, he demonstrates how “Hegelian media technology had practiced the threefold literal sense of superseding (Aufheben), long before it was discovered in his philosophy.” The same logic may be seen in the way knowledge exists in the media conditions of the present day, in that it can be unconscious but “superseded.” In his view, this explains the great divide between media philosophy and the philosophy of the media themselves.

References Aquinas Th. Summa theologiae, Iª q. 1–49 cum commentariis Caietani, Rome, Editio Leonina, 1888. Blondel E. Les guillemets de Nietzsche: philologie et généalogie. Nietzsche aujourd’hui. Tome II, Paris, Editions Hermann, 1973, pp. 153–182. Coy W. Aufbau und Arbeitsweise von Rechenanlagen, Braunschweig-Wiesbaden, Vieweg+Teubner, 1992. Fichte J. G. Deducirter Plan einer zu Berlin zu errichtenden höheren Lehranstalt. Sämmtliche Werke. Bd. VIII (Hs. I. H. Fichte), Berlin Veit und Comp., 1845. Haslacher B. Beyond the Turing Machine. The Universal Turing Machine. A Half-Century Survey (Hg. R. Herker), Hamburg, Berlin, Kammerer & Unverzagt, 1988, pp. 417–433. Hegel G. W. F. Fenomenologiia dukha [Die Phänomenologie des Geistes], Moscow, Nauka, 2000. Heidegger M. La fin de la philosophie et la tâche de la pensee. Kierkegaard vivant Colloque organise par l’Unesco ä Paris du 21 au 23 avril 1964, Paris, Gallimard, 1966, pp. 178–181.

Heidegger M. Vopros o tekhnike [Die Frage nach der Technik]. Vremia i bytie [Zeit und Sein], Moscow, Respublika, 1993. Illich I. Im Weinberg des Textes. Als das Schriftbild der Moderne entstand. Ein Kommentar zu Hugos Didascalicon, Frankfurt am Main, C. H. Beck, 1991, pp. 110–133. Intel486 Microprocessor Family Programmer’s Reference Journal, Santa Clara, CA, Intel, 1992. Lacan J. Psikhoanaliz i kibernetika, ili O prirode iazyka [Psychanalyse et cybernétique, ou de la nature du langage]. Seminary. Kn. 2. “Ia” v teorii Freida i v tekhnike psikhoanaliza (Seminar. Kn. II. 1954/55) [Séminaires. Livre II. Le Moi dans la théorie de Freud et dans la technique de la psychanalyse, 1954–1955], Moscow, Gnozis, Logos, 2009, pp. 417–436. Landgraf A. M. Dogmengeschichte der Frühscholastik. T. I: Die Gnadenlehre, Regensburg, Friedrich Pustet, 1952. Mainberger S. Schriftskepsis: von Philosophen, Mönchen, Buchhaltern, Kaligraphen, München, Wilhelm Fink, 1995.

Ф ридрих К иттлер  1 8 7

Turing A. Über berechenbare Zahlen mit Pflüger J. Über die Verschiedenheit des einer Anwendung auf das Entscheimaschinellen Sprachgebrauchs. Computer als Medium (Hg. N. Bolz, Fr. Kitdungsproblem. Intelligence Service: tler, Ch. Tholen), München, 1994, Ausgewählte Schriften (Hg. B. Dotzler, pp. 161–182. F. Kittler), Berlin, Brinkmann & Bose, 1986, pp. 17–60. Rosenkranz K. Georg Wilhelm Friedrich Hegel’s Leben, Berlin, Duncker und Zachary G. P. Show Stopper! The BreakHumblot, 1844. neck Race to Create Windows NT and Turing A. The State of the Art. Intelligence the Next Generation at Microsoft, New Service: Ausgewählte Schriften (Hg. York, Toronto, Oxford, Singapore, SydB. Dotzler, F. Kittler), Berlin, Brinkmann ney, Free Press, 1994. & Bose, 1986, pp. 183–207.

188

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Как следовать за пользователями программ? Перевод с английского Александра Писарева по изданию: © Manovich L. How to Follow Software Users? // SoftwareStudies. com. March 2012. Forthcoming in Digital Humanities Quarterly. URL: http://www.softwarestudies.com/cultural_analytics/Manovich.How_to_Follow_Software_Users.doc. Публикуется с любезного разрешения автора.

Лев Манович Доктор визуальных и культурных исследований, руководитель лаборатории Software Studies Initiative в Калифорнийском университете в Сан-Диего (UCSD), профессор Городского университета Нью-Йорка. Адрес: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected]. Ключевые слова: big data; программное обеспечение; интерактивная процессуальность; открытые исходники программ; критическое исследование кода; культурные паттерны.

00000000000000000000000000117 «Большие данные» (big data) — 00000000000000000000000000759 это новые медиа 2010‑х годов. 80000000901455465076000000072 14000000586462524213810000054 Подобно предыдущим волнам 42000000761473322808281700000 компьютерных технологий, 41000000848658612449048700006 37000000678685713653099403081 они изменяют то, что значит 16000000991333693398175340484 знать что-то, и то, как мы про37000000000000000000074382947 изводим это знание. Парадигма 45000000000000000000000004023 18000000814273699360000000008 больших данных вошла в гума97000000850874591787000000007 нитарные науки благодаря 37000000933983373661000000000 96000000031676182874700000000 усилиям Отдела цифровых 71000000762111774978100000000 гуманитарных наук1 в Нацио39000000814879146665000000004 60000000526499173790000000000 нальном эндаументе гумани00000000000000000000000006167 00000000000000000000004491928 тарных наук (Национальное 94125624184579332479691675341 агентство по финансирова65301024742343233570664646197 нию гуманитарных исследо74016145787517066429822287687 94714526128184978754721142996 46487636854151546766394785648 98752222451879815773698363582 41534660498482188245942277963 1. См. URL: http://www.neh.gov/odh/. Л ев М а нович  1 8 9

Статья посвящена проблемам изучения интерактивной культуры. Компьютерные программы и системы (software) заменили разнообразные механические и электрические технологии, использовавшиеся в XX веке для создания, хранения, распространения и взаимодействия с артефактами медиальной культуры. Программы стали нашим интерфейсом для коммуникации с миром, Другими, нашей памятью и нашим воображением — универсальным языком, на котором говорит мир, и его универсальным двигателем. Программное обеспечение в ХХI веке является тем же, чем были двигатель внутреннего сгорания и электричество в веке XX. Данная статья обобщает некоторые из идей, высказанные автором в недавней книге Software Takes Command (2013) — первой попытке теоретического и исторического осмысления программного обеспечения в сфере медиа и его влияния как на медиапрактики, так и на саму сущность медиа. Тема

статьи находится на передовой линии современных медиаисследований, направленных на анализ интерактивных процессов в пространстве между пользователями и программами. Автор обращается к вопросу о том, как парадигмы Digital Humanities и big data могут использоваться для исследования культурной деятельности современных компьютерных пользователей (дизайнеров, геймеров или простых потребителей). В фокусе его внимания — не код программ или контент медиафайлов, но сам интерактивный временной опыт пользователей. Целью подобных исследований является извлечениe и анализ разных паттернов, характеризующих интерактивные процессы. Если традиционная теория описывала структуру текста (semiotics) или восприятие некоего воображаемого читателя, то сегодня мы можем анализировать конкретные данные о поведении миллионов людей посредством программ, взаимодействующих с интерактивными текстами.

ваний)2, который совместно с другими организациями в 2008 году запустил программу «Эффективные вычисления в гуманитарных науках», в 2009‑м и 2011‑м — конкурс «Погружаясь в данные»3, а также благодаря нескольким новаторским проектам отдельных гуманитарных исследователей и их лабораторий. В статье The New York Times от 16 ноября 2010 года (в цикле Humanities 2.0) смело заявляется: «Следующий прорыв в языке, истории и искусстве? Данные»4. И хотя оцифровка историче



2. Digital Humanities Office at National Endowment of Humanities (National Funding Agency for Humanities Research). 3. Digging into Data Challenge (далее — «Погружаясь в данные») — конкурс международных исследовательских проектов на тему влияния и перспектив применения технологий «больших данных» и компьютерного анализа в  целом в  социальных и  гуманитарных науках. Конкурс организуется и спонсируется исследовательскими фондами США, Великобритании, Нидерландов и Канады. Победившие проекты получают грантовую поддержку. Всего проведено 3 раунда конкурса: в 2009, 2011 и 2013 годах. — Прим. пер. 4. Foys M. K. Digital Keys for Unlocking the Humanities’ Riches // The New

190

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ских культурных артефактов вроде бы производит такие данные, представление самой культурной деятельности как данных, которые можно анализировать с помощью компьютера, — это вызов. До сих пор все проекты с большими массивами данных в области цифровых гуманитарных наук, о которых я знаю, работали с оцифрованными культурными артефактами из прошлого. Если же применить парадигму больших данных к исследованию современных интерактивных программных медиа, то мы столкнемся с рядом интересных теоретических вопросов и вызовов. Что такое «большие данные» в случае интерактивных медиа? Каким могло бы быть исследование интерактивного временнóго опыта пользователей в отличие от анализа кода программ и контента медиафайлов? Настоящая статья дает возможные ответы на  эти вопросы. Они основаны на исследованиях в рамках проекта Software Studies Initiative, который я веду в Калифорнийском университете в Сан-Диего (UCSD ) и в Калифорнийском институте телекоммуникаций и информации (Calit2), а также на результатах нашего текущего проекта, поддержанного грантом Национального научного фонда (NSF ), в котором мы анализируем записи взаимодействий большого количества людей с огромным виртуальным миром Scalable City5. Проект Software Studies Initiative был запущен в 2007 году для работы в рамках двух взаимосвязанных программ: 1) изучение ПО и его использования в современных обществах с помощью методов гуманитарных и социальных наук и теории новых медиа; 2) исследование культурных содержаний и процессов с помощью основанных на  ПО методов. Иными словами, ПО является для нас и предметом исследования, и интеллектуальной технологией, которая добавляется к арсеналу других имеющихся гуманитарных методов чтения культуры. Первая точка зрения — часть повестки «исследований ПО» (Software Studies) в их обычном понимании6, вторая же относит-



York Times. November 16, 2010. URL: http://www.nytimes.com/2010/11/17/ arts/17digital.html. 5. См.: URL: http://www.scalablecity.net/. 6. См.  предисловие к  книжной серии «Исследования ПО» издательства MIT Press. URL: http://mitpress.mit.edu/catalog/browse/browse.asp?btype=6&serid=179. Л ев М а нович  1 9 1

ся к «цифровым гуманитарным наукам» (Digital Humanities)7. Для обозначения последних мы используем отдельный термин — «культурная аналитика», поскольку в понятие «цифровые гуманитарные науки» ныне включают все виды цифровой работы в гуманитаристике: от кураторства онлайн-коллекций до вычислительного анализа и визуализации больших массивов культурной информации. Исследования новых медиа (включая недавно появившиеся в их составе исследования ПО) за двадцать с лишним лет существования произвели тысячи книг, конференций и десятки тысяч статей, в которых были проанализированы многие аспекты интерактивных медиа8. Как бы то ни было, если мы хотим использовать парадигму больших данных для исследования интерактивных медиа, нам нужно теоретически рассмотреть этот тип медиа с дополнительных точек зрения. Такому анализу и посвящена первая часть данной статьи. Вторая же, опираясь на результаты первой, предлагает методологию для исследования интерактивных медиа как «больших массивов данных»9. Что такое «данные» в интерактивных медиа?

Использование ПО переопределяет большинство социальных и культурных практик и заставляет нас переосмыслить понятия и теории, созданные нами для их описания. Возьмем, к примеру, современный «атом» культурного творчества, передачи и памяти — «документ»: некое содержание, хранимое в физической форме и поставляемое потребителю с помощью физических копий (книг, фильмов, аудиозаписей) или электронной трансляции (телевидения). В программной культуре больше нет бывших в ходу в XX веке «документов», «работ», «сообщений» или «записей». Вместо фиксированных документов, чье содержание и смысл можно было определить, изучив их структуру и оглав



7. About Software Studies // SoftwareStudies.com. May 2007. URL: http://lab. softwarestudies.com/2007/05/about-software-studies-ucsd.html. 8. У  одного только издательства MIT Press в  категории «новые медиа» сейчас 368 книг. См.  URL: http://mitpress.mit.edu/disciplines/new-media-and-digital-humanities. 9. В этой статье я развиваю идеи, которые впервые были озвучены в конкурсном предложении «Погружаясь в исходно цифровые данные: методы анализа интерактивных медиа», подготовленном в 2009 году мной, Джереми Дугласом, Мэтью Фуллером и Ольгой Горюновой для конкурса «Погружаясь в данные». Текст данной статьи основан на введении к книге: Manovich L. Software Takes Command. L.: Continuum, 2013.

192

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ление (типичный для культурного анализа и культурной теории XX века ход, от русского формализма до литературного дарвинизма10), теперь мы взаимодействуем с динамическими «программными процессами». Я использовал слово «процесс», поскольку переживаемое нами в опыте конструируется посредством ПО в режиме реального времени. Так что независимо от того, исследуем мы динамический веб-сайт, играем в видеоигру или используем приложение на мобильном телефоне, чтобы определить местонахождение конкретных мест или друзей поблизости, во всех этих случаях мы взаимодействуем не с заранее определенными статичными документами, а с динамическими продуктами вычислительного процесса, в режиме реального времени происходящего в нашем устройстве и/или на сервере. Для создания этих процессов компьютерные программы могут использовать различные компоненты: шаблоны дизайна, хранящиеся на локальной машине файлы, медиа из баз данных на сетевом сервере, входной сигнал от мыши, сенсорного экрана, джойстика, наших движущихся тел или иного интерфейса и т. д. Следовательно, хотя какие-то статичные документы и могут использоваться, итоговый опыт медиа, конструируемый ПО , обычно не соответствует никакому статичному документу, хранящемуся на некоем носителе (media). Другими словами, в противоположность рисункам, литературным трудам, нотным записям, фильмам, промышленным схемам или заданиям критик не может просто обратиться к единому «файлу», который бы вмещал все содержание работы. Даже в таких, казалось бы, простых случаях, как просмотр документа в формате pdf или открытие фото в медиаплеере, мы уже имеем дело с «программными процессами», ведь именно программа задает возможность навигации, редактирования и пересылки документа, а не сам документ. Следовательно, изучая pdf- или jpeg-файл так, как в XX веке критики изучали роман, фильм или телевизионную передачу, мы бы узнали кое-что об опыте, получаемом нами при взаимодействии с этим документом посредством ПО, — что-то, но не все. Этот опыт в равной мере формируется интерфейсом и инструментами программ. Вот почему, если мы хотим осмыслить современные медиа, нам важно изучать инструменты, интерфейсы, допущения, понятия 10. Darwinian literary studies // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/ wiki/Darwinian_literary_studies. Л ев М а нович  1 9 3

и историю культуры ПО (Cultural Software), включая теории его изобретателей, которые в 1960–1970‑е годы определили большинство этих понятий. Изменение природы того, что конституирует «медиадокумент», ставит под вопрос устоявшиеся культурные теории, зависящие от  этого понятия. Рассмотрим интеллектуальную парадигму, преобладавшую в исследованиях медиа с 1950‑х годов, — разработанный в рамках исследований коммуникаций взгляд на культуру как «передачу». Исследователи коммуникаций позаимствовали и применили к массмедиа базовую модель передачи информации, сформулированную Клодом Шенноном в статье 1948 года «Математическая теория связи»11 и опубликованной следом в 1949 году книге12 в соавторстве с Уорреном Уивером. В этой парадигме массовая коммуникация (иногда и культура в целом) описывалась как процесс коммуникации между авторами, создающими и отправляющими «сообщения», и адресатами (audiences), которые их «получают». Согласно этой парадигме, сообщения не всегда полностью декодируются получателями по техническим (шумы при передаче) или семантическим (непонимание заложенных смыслов) причинам. Классическая теория коммуникации и индустрия медиа считали эту частичность приема проблемой; другую позицию занимал основатель британских культурных исследований Стюарт Холл. В своей влиятельной статье 1980 года «Кодирование/декодирование»13 он утверждал, что это позитивный феномен. Холл предположил, что адресат конструирует собственные смыслы на основе получаемой информации. Новые смыслы — скорее активная переинтерпретация посланных сообщений, нежели следствие неудачи коммуникации. Но и классические исследования коммуникации, и культурные исследования неявно принимали как само собой разумеющееся, что сообщение есть нечто завершенное и определенное — независимо от того, хранилось ли оно на физическом носителе (к примеру, на магнитной ленте) или создавалось в режиме реального времени отправителем (прямой эфир телевещания). Таким образом, предполагалось, что получатель коммуникации прочитает весь рекламный текст, посмо 11. Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication // Bell System Technical Journal. 1948. Vol. 27. P. 379–423, 623–656. 12. Shannon C. E., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication. Urbana, IL: University of Illinois Press, 1949. 13. Hall S. Encoding/decoding // Culture, Media, Language / Centre for Contemporary Cultural Studies (ed.). L.: Hutchinson, 1980. 194

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

трит весь фильм или послушает всю песню и только после этого верно или неверно проинтерпретирует полученное, припишет ему собственные смыслы, присвоит, перетасует и т. д. Такое допущение попросту неприменимо к интерактивным программным медиа, хотя оно и ставилось под сомнение уже в связи с появлением в 1999 году цифровой видеозаписи (DVR ), которая породила феномен «смещения времени». Интерфейсы обеспечивающих доступ к медиа приложений, таких как веббраузеры и поисковые машины, архитектура гиперссылок www и интерфейсы онлайновых медиасервисов, предлагающих множество медиаартефактов для игры, предпросмотра и/или покупок (Amazon, Google Play, iTunes, Rhapsody, Netflix и т. д.), побуждают людей «пролистывать» страницы, быстро перемещаясь между медиа одновременно горизонтально (от одного результата поиска к следующему, от одной песни к другой и т. д.) и вертикально (по структуре медиаартефактов, к примеру от списка треков музыкального диска к конкретному треку). Кроме того, благодаря им теперь можно легко начинать и заканчивать смотреть/проигрывать медиа в произвольной точке. Иными словами, «получаемое» пользователем «сообщение» не только активно «конструируется» им (посредством когнитивной интерпретации), но и активно управляется (он определяет, какую информацию и как получать). Не менее важно и то, что, когда пользователь взаимодействует с приложением, которое предоставляет медиаконтент, этот контент часто не имеет каких-либо определенных, конечных границ. К примеру, пользователь Google Earth каждый раз, используя приложение, будет переживать в опыте разную «Землю». Дело в том, что Google мог обновить какие-то спутниковые фотографии или добавить панорамы новых улиц. Кроме того, могли быть добавлены новые трехмерные здания, новые слои и новая информация об уже существующих уровнях. Более того, пользователь в любой момент может загрузить еще геопространственную информацию, созданную другими пользователями и компаниями, либо выбрав одну из опций в меню Add (интерфейс Google Earth 6.2.1), либо напрямую открыв KLM файл. Google Earth — хрестоматийный пример нового типа медиа, ставшего возможным благодаря сети: это интерактивный «документ», чье содержание целиком не задано заранее. Оно меняется и растет с течением времени. В некоторых случаях это может и не иметь особого значения для более крупных «сообщений», передаваемых в коммуникации Л ев М а нович  1 9 5

программными приложениями, веб-сервисами, играми и иными типами интерактивных медиа. Например, в случае Google Earth включенные уровни и новый контент, который был добавлен пользователями с момента вашего последнего посещения, не влияют ни на одну из встроенных в приложение норм обозначений — на представление территорий с помощью перспективной проекции (GPP , метод картографической проекции14). Однако Google Earth — не просто «сообщение», поскольку помимо прочего пользователь может добавлять собственные медиаинструменты и информацию к базовой репрезентации, предоставляемой приложением, тем самым создавая сложные и насыщенные с точки зрения медиа проекты на основе имеющейся геоинформации. Это платформа, на которой пользователи могут конструировать что-то. И хотя здесь можно усмотреть некоторую преемственность с тем, как в XX веке пользователи творчески перерабатывали коммерческие медиа (примеры — поп-арт и апроприация в искусстве, музыкальные ремиксы, слэши и видео15 и т. д.), различия гораздо значительнее, чем сходства. Переход от сообщений к платформам был в центре трансформации сети, которая получила название Web 2.0 в 2004– 2006 годах. Веб-сайты 1990‑х, предоставлявшие контент, произведенный другими (и потому передававшие «сообщение»), были дополнены социальными сетями и сайтами с социальными медиа, где пользователи могут делиться данными, комментировать и тегировать собственные медиа. Статья в «Википедии», посвященная Web 2.0, описывает эти различия следующим образом: Сайт Web 2.0 позволяет пользователям взаимодействовать и сотрудничать друг с другом в рамках социальных медиа в качестве создателей (просьюмеров) пользовательского контента в виртуальном сообществе — в противоположность веб-сайтам, на которых потребители ограничены пассивным просмотром созданного для них контента. К Web 2.0 относятся социальные сети, блоги, вики-проекты, арендуемые сервисы администрирования, веб-приложения, мэшапы и фолксономии16.

К примеру, если снова обратиться к Google Earth, пользователи добавляли разнообразную информацию о глобальной ситуа 14. См.: General Perspective Projection // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/General_Perspective_projection. 15. См., напр.: Penley C. Feminism, Psychoanalysis and the Study of Popular Culture // Cultural Studies / L. Grossberg (ed.). L.: Routledge, 1992. 16. См.: Веб 2.0 // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Веб_2.0. 196

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ции (Global Awareness Information), включая информацию о сертификации справедливой торговли, данные Гринписа и Цели развития тысячелетия (ООН)17. Либо, например, вы можете встроить Google Maps, Wikipedia или контент, предоставляемый большинством других крупных сайтов Web 2.0, напрямую в свой мэшап — еще более непосредственный способ взять предоставляемый веб-сервисами контент и использовать его для создания собственной платформы. Широкое распространение сервисов Web 2.0 и разнообразных веб-инструментов коммуникации (онлайн-форумы, посвященные обсуждению популярных ПО, коллективное редактирование в «Википедии», твиттер и т. д.) обеспечивает быстрое распознавание пропуска данных, отбора, цензуры и иных типов «плохого поведения» издателями ПО — еще одна черта, отличающая распространяемый веб-компаниями контент от массовых медиа XX века. К примеру, каждая статья на «Википедии», посвященная какому-нибудь сервису Web 2.0, содержит специальный раздел, посвященный дискуссиям, критике или ошибкам. Во многих случаях можно использовать эквиваленты платных и закрытых приложений с открытыми исходными кодами. ПО с открытыми исходниками и/или бесплатное ПО (не всякое бесплатное ПО предполагает открытые исходники) часто дают дополнительные возможности создания, комбинирования и распространения как контента, так и новых программных дополнений. Это не значит, что ПО с открытыми исходниками всегда использует другие, нежели коммерческое ПО, допущения и технологии. Например, можно выбирать между альтернативами Google Earth и Google Maps — OpenStreet­Map, Geocommons, WorldMap и др., каждая из которых имеет либо открытые исходные коды, либо лицензии свободного программного обеспечения18. Примечательно, что коммерческие компании зачастую используют данные, полученные от таких бесплатных, коллективно разрабатываемых систем, поскольку в них содержится больше информации, чем в собственных системах компании. Например, OpenStreet Map, имевшая к началу 2011 года 340 тысяч участников19, используется Flickr и Four 17. См.: Google Планета Земля // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/ wiki/Google_Планета_Земля. 18. См. URLs: http://geocommons.com/; http://worldmap.harvard.edu. 19. Cм.: Counter-mapping // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/ Counter-mapping. Л ев М а нович  1 9 7

square20. Кроме того, у пользователя есть возможность посмотреть код ПО с открытыми исходниками, чтобы лучше понять лежащие в его основе допущения и технологии. Непрерывно меняющийся и  растущий контент веб-сервисов и сайтов, разнообразие механизмов навигации и взаимодействия, возможность добавлять собственные содержания и объединять контент из различных источников, наличие архитектуры для совместных разработок и редактирования, а также механизмов мониторинга провайдеров — вот что решительно отделяет интерактивные сетевые программные медиа от медиадокументов ХХ века. Даже когда пользователь работает с одним локальным медиадокументом, который хранится в одном компьютерном файле (довольно редкая ныне ситуация), такой документ, опосредованный программным интерфейсом, отличается от медиадокументов XX века. Опыт пользователя все еще лишь отчасти определяется содержанием и организацией файла. Пользователь может произвольно перемещаться по документу, выбирая, какую именно информацию в какой последовательности просмотреть. И хотя «старые медиа» (за исключением теле- и радиовещания в XX веке) тоже предоставляли такую произвольность обращения, интерфейсы программных медиаплееров и приложений просмотра дают больше дополнительных возможностей для просмотра медиа и выбора того, к чему и когда обращаться. К примеру, Adobe Acrobat может отображать эскизы каждой страницы pdf-документа; Google Earth может быстро масштабировать картинку заданной местности; онлайновые цифровые библиотеки, базы данных и хранилища (репозитории), содержащие научные статьи и абстракты (к примеру, ACM Digital Library, IEEE Xplore, PubMed, Science Direct, SciVerse Scopus и Web of Science), показывают тексты, в которых есть ссылки на выбранную вами статью21. Что важнее, эти новые инструменты и интерфейсы реализованы не на аппаратном уровне самих медиадокументов (как в случае возможности произвольного обращения к страницам печатной книги) или механизмов доступа к медиа (радио). Они являются частью отдельного программного уровня. Такая архитектура медиа позволяет легко добавлять 20. См.: List of Academic Databases and Search Engines // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_academic_databases_and_search_ engines. 21. См.: Ibidem. 198

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

новую навигацию и новые инструменты управления, не изменяя сами документы. Например, я могу одним кликом добавить кнопку «Поделиться» в свой блог, обеспечив тем самым новые траектории циркуляции своего контента. Открыв текстовый документ в Mac OS Preview, я могу выделять цветом, добавлять комментарии и ссылки, рисовать и добавлять заметки. Photoshop позволяет мне сохранять свои правки в отдельных «корректирующих слоях», не меняя оригинальную картинку. И так далее и тому подобное. Как следовать за пользователями программ

Исследование новых свойств интерактивных программных сетевых медиа требует также новых методов и новых теоретических концептов. 1.

Нужно иметь возможность записывать и  анализировать интерактивный опыт, то есть конкретные временны`е взаимодействия определенных пользователей с ПО — в противоположность анализу исключительно «медиадокументов» (элементов, участвующих в конструировании этого опыта). К примеру, мы должны следовать за перемещением пользователей по сайту, а вовсе не ограничиваться изучением его контента. Мы должны следовать за игроками по мере их продвижения в видеоигре, не ограничивая анализ исследованием геймплея. Мы должны следовать за посетителями интерактивных инсталляций, изучающими пространство возможностей, заданное дизайнером, — возможностей, которые становятся актуальными событиями, лишь когда посетители действуют в соответствии с ними22. Почему это так важно? В чем состоит разница между регистрацией процесса взаимодействия пользователя с традиционными медиа и использованием таких записей для анализа, с одной стороны, и теми же операциями с программными ме 22. Здесь я провожу параллель с поворотом в исследованиях науки, произведенным Бруно Латуром и его коллегами, когда они сместили фокус внимания с исследования научных документов на следование за учеными в их лабораториях. См., напр.: Латур Б. Наука в действии: следуя за учеными и инженерами внутри общества. СПб.: Издательство Европейского университета, 2013. Сходным образом мы должны последовать за пользователями в их взаимодействиях с ПО, а не анализировать медиадокументы сами по себе. Л ев М а нович  1 9 9

диа — с другой? В конце концов, мы ведь можем использовать разнообразные технологии, чтобы фиксировать следы эмоциональных и когнитивных состояний субъекта, вызванных чтением книги, просмотром фильма, перемещением по антропогенной среде или взаимодействием с другими, более старыми формами медиа. Мы можем записывать показатели активности мозга, используя МРТ или ЭЭГ, записывать движения глаза, отслеживать пульс, реакцию кожи на раздражители, а также задействовать другие биометрические техники. К 2012 году ряд нейромаркетинговых компаний уже работали с голливудскими студиями, снимая такие показатели со зрителей тестовой аудитории и помогая режиссерам улучшать монтаж художественных фильмов и размещение скрытой рекламы23 — новая услуга, выросшая из академических исследований «нейрокинематики»24. Но совсем другое дело, когда мы записываем и анализируем движения курсора по экрану, пространственную траекторию контролируемого пользователем персонажа игры или иные элементы опыта взаимодействия с программными медиа. Во всех этих случаях мы фиксируем и анализируем актуальную «работу», как она совместно создается ПО и взаимодействиями с ним пользователя, — работу, которая возникает лишь в течение этого взаимодействия и меняется в зависимости от сессии и пользователя. Это отличается от записи биометрических данных тестовой аудитории фильма, который был создан заранее. Хотя все виды культурного опыта можно описать как формы взаимодействия, программные интерактивные медиа представляют собой новую форму человеческой культуры. Конечно, о читателе неинтерактивного текста тоже можно сказать, что он когнитивно конструирует свою собственную версию текста. Однако на материальном уровне «входные данные» (то есть текст на странице, фильм, показанный в кинотеатре, интерьер здания, форма продукта и т. д.) одни и те же для всех пользователей (по крайней мере, пока). В случае же взаимодействия с ПО эти «входные данные» изменяются при каждом его использова 23. См.: Randall K. Rise of Neurocinema: How Hollywood Studios Harness Your Brainwaves to Win Oscars // FastCompany.com. February 25, 2011. URL: http://www.fastcompany.com/1731055/rise-neurocinema-how-hollywood-studios-harness-your-brainwaves-win-oscars. 24. Hasson  U., Landesman  O., Knappmeyer  B., Vallines  I., Rubin  N., Heeger D. J. Neurocinematics: The Neuroscience of Film // Projections. Summer 2008. Vol. 2. Iss. 1. P. 1–26. URL: http://www.cns.nyu.edu/~nava/MyPubs/Hasson-etal_NeuroCinematics2008.pdf. 200

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

нии. Они совместно создаются ПО и моим поведением в момент взаимодействия. К примеру, видеоигра, в которую вы будете играть, скорее всего, будет отличаться от игры, в которую буду играть я. Почему? Потому что вероятность того, что другой игрок пройдет уровень по тем же пространственным траекториям, выполняя все квесты в той же последовательности и в точности повторяя все остальные действия, близка к нулю. Вариативность на самом деле еще выше, если учесть, что для управления производством объектов и персонажей и их действиями в играх используется генератор случайных чисел. Аналогичным образом содержание главной страницы Amazon.com будет меняться при каждом ее посещении, поскольку ПО сайта автоматически настраивает функциональные части контента страницы (раздел Your Recent History, рекомендации и прочее) в зависимости от данных о моей истории просмотра и покупок, а также данных о поведении людей, сделавших схожие выборы. И хотя в момент написания этой статьи интерфейсы компьютеров и мобильных устройств не меняются от сессии к сессии — программы не переупорядочивают себя на рабочем столе, а иконки документов не меняют свой цвет в зависимости от частоты своего использования, — вполне допустимо наделить их большей «интеллектуальностью». Исследователи в области «дополненного познания» разрабатывают интерфейсы и среды обучения, которые постоянно менялись бы на основании входных данных от сенсоров, регистрирующих телесную и мозговую активность человека25. Любой анализ программных интерактивных медиа должен учитывать лежащее в их основе совместное творение (пользователями и программой) как их генеалогическую черту и встроенную в них вариативность. Но если мы не можем просто анализировать медиадокумент, то как схватить множественные «программные действия» и опыт пользователей? Иными словами, как нам следовать за пользователями? Культура всегда включала в  себя взаимодействия между публикой и культурными объектами или между исполнителями и участниками. Однако до недавнего времени записывать и анализировать эти взаимодействия было трудно и затратно. Только голливудские киностудии и большие рекламные агентства могли позволить себе специальное оборудование, с помо 25. См. URL: http://www.augmentedcognition.org/. Л ев М а нович  2 0 1

щью которого можно было записать простые эмоциональные реакции зрителей из заданной выборки на рекламу или концовку фильма и объединить эти данные с результатами других техник исследования фокус-групп (интервью, вопросников и т. д.). Как уже упоминалось выше, теперь эмоции можно фиксировать с помощью ЭЭГ, МРТ и иных биометрических техник, но большинство из них все еще дороги, и их использование и интерпретация результатов требуют специального образования. Как бы то ни было, отслеживание взаимодействий пользователей с самими ПО тривиально. Почему? Дело в том, что сам феномен взаимодействия возможен благодаря тому, что программа постоянно отслеживает входные сигналы от интерфейса. Без этого не было бы никакого взаимодействия. Программное приложение постоянно фиксирует нажатия клавиш, движения мыши, выбор пунктов в меню, скольжение пальцев по тачпаду, голосовые команды и иные типы входных данных. Эти фиксируемые входные сигналы запускают предусмотренные приложением операции — масштабирование локации на карте, огонь из оружия в игре, изменение картинки с помощью инструмента «Кисть», поиск веб-страниц в соответствии с запросом пользователя и т. д. Используемые сегодня всеми приложениями графические пользовательские интерфейсы (GUI ) требуют фиксации множества типов вводных данных от пользователя и по иной причине. Если вы используете UNIX , то знаете, что после ввода команды часто не получаете никакой обратной связи (кроме случаев использования некорректного синтаксиса команды — тогда вы получаете сообщение об ошибке). Аналогично правка в  HTML документе не отображается до предварительного просмотра документа в браузере. Но в программах, использующих GUI , все входящие сигналы от пользователя эксплицитно подтверждаются. Компьютер дает немедленный текстовый, визуальный и/или звуковой ответ пользователю. Если я редактирую документ, программа сразу показывает внесенные мной изменения. Пока я печатаю это предложение, каждый раз, когда я наживаю клавишу, текстовый редактор фиксирует нажатие этой клавиши и немедленно обновляет отображаемый на экране документ. Можно сказать, что этот интерфейс имитирует печатную машинку XIX века, в которой нажатие клавиши вызывало механическое движение, посредством которого на бумаге печаталась соответствующая буква. Другой пример фиксации и хранения интерфейсами входных сигна202

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лов от пользователя — это окно «История» (или команда history в UNIX ), показывающее последовательность всех введенных в течение сеанса пользователя команд. Поскольку фиксация входных сигналов от пользователя уже является фундаментальным принципом современных интерактивных программных интерфейсов, ПО можно легко модифицировать, чтобы хранить значения этих входящих, а не стирать их, как только действие запущено. Это так же легко, как запись нового значения переменной в файл — действие, которое можно добавить с помощью одной строчки кода. Хотя запись и хранение этих сигналов в принципе были возможны еще с ранних этапов программной культуры, переход от настольного компьютера к веб-информатике в 1990‑е годы сделал эту возможность фундаментальным элементом «программно-медийного комплекса». Поскольку динамические веб-сайты и сервисы управляются программами, находящимися на серверах компании, можно легко протоколировать детали их взаимодействий. К примеру, каждый веб-сервер хранит подробную информацию обо всех визитах на данный сайт. Чтобы помочь пользователям анализировать эту информацию и настраивать веб-дизайн своего сайта, была создана отдельная категория ПО и сервисов вроде Google Analytics. Вслед за Google Analytics, запущенным в 2005 году, многие компании, занимающиеся социальными медиа, открывают пользователям доступ к части записываемой информации о взаимодействиях посетителей с сайтом, блогом или аккаунтом пользователя. Кроме того, они предоставляют пользователям интерактивные визуализации, чтобы помочь выявить паттерны и сделать их предложения в сети успешнее. Я могу работать с персональной аналитикой своего сайта, блога нашей лаборатории Software­ Studies.com, нашего аккаунта в Tube и Flickr, страницы в Facebook, могу увидеть оценку популярности любого поста в блоге, фото, видео и обновления. Кроме того, компании делают общедоступной такую информацию по всем страницам или аккаунтам в сети. К примеру, в YouTube статистика есть под каждым видео, в ней графически отображаются совокупное количество просмотров, важные рекомендации и основные демографические показатели аудитории видео. Однако остальная фиксируемая информация остается в частном доступе и используется для улучшения алгоритмов, подбора рекомендаций и продажи рекламы26. 26. См.: Social Search // Wikipedia.org. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Social_search; Рекомендательная система // Ibidem. URL: http://ru.wikiЛ ев М а нович  2 0 3

Игровые компании отслеживают множество деталей геймплея своих многопользовательских онлайн-игр (MMO ); затем эта информация используется для улучшения игрового дизайна. При разработке новых игр компании также систематически записывают и анализируют игру десятков тестирующих продукт пользователей («аналитика игр»). Другой пример того, как запись и использование информации о взаимодействиях пользователей с ПО оказываются в самом сердце современных веби медиаиндустрий, — поисковые алгоритмы Google27. Алгоритмы используют сотни переменных, чтобы определить наиболее релевантные конкретному поисковому запросу веб-страницы, и одним из типов входных данных является информация о том, на какие из ссылок, выданных ранее по тому же запросу, кликали пользователи. Сайты социальных медиа и электронной торговли вроде YouTube и Amazon тоже регистрируют и анализируют входные данные от пользователя, снабжая ими свои рекомендательные системы. Как показали Франк Кесслер и Мирко Тобиас Шаффер, в случае YouTube операции, кажущиеся пользователю побочными по отношению к основной деятельности, то есть просмотру видео (тегирование, комментирование и сообщение о недопустимости некоторых видео), оказываются ключевыми для работы сервиса в целом: Все эти операции, которые предлагаются пользователям YouTube (или, скорее, которые должны осуществляться, чтобы производились метаданные, необходимые для функционирования YouTube), на первый взгляд, являются вспомогательными опциями и дополнительными сервисами. Однако все наоборот: в действительности они обеспечивают необходимую основу для управления базой данных. Фактически каждый клик по одной из ссылок на клип, каким бы случайным он ни был, попадает в базу данных28.

Поскольку YouTube не раскрывает свои технологии, а его программисты на конференциях вдаются в подробности лишь отноpedia.org/wiki/ Рекомендательная_система; Semantic Targeting // Ibid. URL: http://en.wikipedia.org/wiki/Semantic_targeting. 27. См.  URL: https://www.google.com/insidesearch/howsearchworks/algorithms.html. 28. Kessler F., Schaffer M. T. Navigating YouTube: Constituting a Hybrid Information Managment System // The YouTube Reader / J. Burgess, P. G. Lange, M. T. Schafer (eds). Stockholm: National Library of Sweden, 2009. P. 284–285. 204

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

сительно некоторых из них, я не могу проверить, верен ли этот анализ во всех своих аспектах29. Нам также неизвестно, используются ли в его алгоритмах записываемые и сохраняемые данные обо всех типах пользователей. Наконец, записываемое хранится, конечно, не в одной базе. (Часть задачи исследований ПО состоит в том, чтобы побудить исследователей быть более точными в своих анализах ПО, так как все эти детали важны.) Как бы то ни было, в целом аргумент Кесслера и Шаффера верен — веби медиакомпании фиксируют и анализируют входные данные от пользователя, чтобы улучшать свои продукты и предложения, и эта информация очень важна для их бизнеса, даже если для пользователей это может быть не вполне очевидно. Дисциплинам, связанным с изучением культуры, тоже стоит использовать эти типы данных (и конечно, вы должны сначала спрашивать пользователей, согласны ли они на запись и анализ этой информации). Исследователи слишком часто полагаются только на свои интуиции и личный опыт в связи с такими продуктами. Необходимость работать с действительными фактами о поведении множества конкретных пользователей может порядком освежать. На деле это означает, что вдобавок к теоретизированию о воображаемом абстрактном пользователе (типичная для гуманитариев стратегия), или использованию опросов с целью ознакомления с культурным опытом людей, или этнографии (исследованиям коммуникаций) — вдобавок ко всему этому мы можем собирать и анализировать данные о действительных взаимодействиях людей с программными артефактами. Таким образом, мы сможем настроить культурный анализ на процессы культурного производства в эпоху программ (Software Society), используя те же методы, но для других целей. К примеру, дизайнеры программных приложений и контента собирают данные об опыте пользователей, тестирующих ПО, а затем используют эту информацию, чтобы улучшить свои продукты. Как культурные критики, мы можем собирать данные об опыте реальных пользователей, чтобы лучше понимать, что 29. Davidson J., Liebald B., Liu J., Nandy P., Vleet T. V., Gargi U., Gupta S., Yu He, Lambert M., Livingston B., Sampath D. The YouTube Video Recommendation System // Proceedings of the 4th ACM conference on Recommender Systems (RecSys ‘10). N.Y.: ACM, 2010. P. 293–296. DOI =10.1145/1864708. 1864770; Zhou R., Khemmarat S., Gao L. The impact of YouTube Recommendation System on Video Views // Proceedings of the 10th Annual Conference on Internet Measurement (IMC ‘10). N.Y.: ACM, 2010. P. 404–410. DOI =10.1145/1879141.1879193. Л ев М а нович  2 0 5

это за опыт, картографировать его изменчивость и, что важнее, сравнивать опыт разных продуктов, проясняя тем самым культурные паттерны. Например, если команда аналитиков игровой компании обычно только анализирует игры, разрабатываемые исключительно этой компанией, то мы можем взглянуть шире, проанализировав геймплей многих игр (одного или нескольких жанров) или геймплей разных версий одной игры на протяжении десятилетий их эволюции30. Если вас пугает предложение освоить программные техники, с помощью которых компании создают медиа, для анализа самих медиа, то простите, что втягиваю вас в XXI век… Поскольку у нас обычно нет доступа к коду коммерческих медиапродуктов, можно использовать другие методы регистрации взаимодействий. Один из  них — запись видео геймплея (он систематически использовался нами в лаборатории исследований ПО с 2008 года)31. Подход состоит в том, чтобы превращать каждую игровую сессию в эквивалент фильма, записывая видео с экрана игрока в течение игровой сессии. Этот процесс аналогичен использованию снимков экрана в обучающих видео для программных приложений. Создав такую запись, мы можем анализировать игровой опыт как процесс изменения с течением времени. Можно графически представить ритмы и паттерны в рамках одной игровой сессии. Можно собрать данные многих сессий для визуализации пространства возможного опыта, задаваемого конкретной игрой. Далее можно создать визуальные «ландшафты» более крупных областей культуры видеоигр — с массивами данных, представляющих различные игровые сессии для одной игры, и сверхмассивами, представляющими сравнение многих игр. Наконец, если включить еще больше данных, то можно визуализировать исторические паттерны игровой культуры. Поскольку многие старые игры доступны в программной эмуляции, этот метод хорош как способ понять историю игр.

30. Бен Миддлер рассматривает историю записи геймплея и ее использования в своей статье: Middler B. Generations of Game Analytics, Achievements and High Scores // Eludamos. Journal for Computer Game Culture. 2009. Vol 3. № 2. 31. Примеры наших проектов, в которых используется этот метод, URLs: http://lab.softwarestudies.com/2008/06/videogameplayviz-analyzingtemporal.html; http://lab.softwarestudies.com/2012/02/kingdom-heartsgame-play-visualizations.html. 206

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Обратите еще раз внимание на фундаментальную разницу между записью опыта интерактивных медиа и записью опыта статического медиадокумента (к примеру, регистрация движения глаз человека во время просмотра им видеорекламы). Запись изображения с  экрана играющего в  видеоигру пользователя схватывает не  только как нечто переживается, но и конкретный медиаартефакт, сконструированный пользователем и программой в течение конкретной сессии, — иными словами, объект опыта. Хотя сегодня исследователи видеоигр обычно основывают свой анализ на собственном взаимодействии с интерактивными медиа, есть веские основания полагать, что серия таких записей (представляющая множество сессий множества игроков) должна быть принята в качестве базовой «единицы» культурного анализа этого типа медиа. Можно распространить эту идею и на другие типы интерактивных медиа. Исследователь может совместить использование собственного опыта конкретного интерактивного артефакта с использованием записи множества сессий (в идеале представляющих как можно больше разных пользователей), тем самым получив репрезентативный образец пространства возможностей в целом, конституирующего «интерактивный текст». 2.

Особенности интерактивных медиа также ставят под вопрос значение термина «большие данные», установленное в исследованиях культуры. Уже упоминавшиеся грантовые программы, учрежденные в 2008–2009 годах в США Национальным фондом для Отдела гуманитарных наук для проектов в области цифровых гуманитарных наук, призывали гуманитарных ученых начать применять вычислительные техники для анализа крупномасштабных массивов информации, ставшего стандартом для других наук. Описание второго конкурса «Погружаясь в данные», совместно организованного NEH и NSF 32, начиналось с таких вопросов: Теперь, когда у нас есть большие базы данных материалов, используемых учеными в гуманитарных и социальных науках (от оцифрованных книг, газет и музыки до таких транзакционных данных, как результаты веб-поиска, инфор-

32. National Endowment for the Humanities, National Science Foundation. Л ев М а нович  2 0 7

мация сенсорных датчиков или записи сотовых телефонов), какие новые, основанные на вычислениях исследовательские методы могли бы мы освоить?33

Парадигма больших массивов данных особенно значима для исследований интерактивных медиа. Благодаря проектам по оцифровке, осуществляемым библиотеками, музеями, организациями по сохранению культурного наследия и различными компаниями, у ученых теперь есть доступ к большому количеству культурных артефактов из «старых медиа» — миллионам страниц газет, книг, карт, исторических записей, фильмов и телепрограмм, — и их можно анализировать вычислительными методами. Впрочем, на фоне количества доступных для исследования цифровых культурных артефактов масштабы «больших данных» традиционных культурных архивов довольно невелики. Сравните для примера следующие цифры. К 2010 году Google Books отсканировал свыше 15 миллионов книг34, Europeana предоставила доступ к 10 миллионам цифровых культурных объектов35, а ART stor.org (стандартный онлайн-ресурс для преподавания истории искусств) принял более 1 миллиона цифровых изображений произведений искусства, предоставленных музеями и коллекциями. Но если обратиться к интерактивным медиа, то здесь счет идет на миллиарды: к тому же к 2010 году Archive.org собрал 150 миллиардов веб-страниц (начиная с 1995 года), а пользователи YouTube.com ежеминутно загружали по 24 часа нового видео. А к началу 2012 года, по данным Facebook, его пользователи ежемесячно загружали по 7 миллиардов фотографий. И это еще не  все. Программная интерактивная культура не только значительно увеличивает масштаб количества создаваемых медиадокументов. Она также делает каждый из документов потенциально бесконечным по размеру. Другими словами, «массивы данных» цифрового опыта не просто велики — они бесконечны. Позвольте объяснить. В случае неинтерактивных медиаартефактов «большие данные» отсылают к размеру — как к размеру необходимого им физического или цифрового хранилища, так и ко времени, требующемуся человеку, чтобы обработать эти артефакты (прочитать книги, просмотреть фильмы и т. д.). Следовательно, хотя оци 33. См. URL: http://www.diggingintodata.org. 34. Crawford J. On the Future of Books. Пост в блоге Google Books Search. URL: http://booksearch.blogspot.ru/2010/10/on-future-of-books.html. 35. См. URL: http://version1.europeana.edu/. 208

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

фровка и создала большие массивы культурных данных, требующие вычислительных методов для своего анализа, эти массивы конечны. В случае же интерактивных цифровых медиа «большой» характер их данных требует переосмысления. К примеру, мы хотим исследовать определенную видеоигру. Как мы уже видели, такая игра не соотносится ни с одним конкретным текстом — напротив, каждый раз, когда игрок вступает в игру, он производит новый геймплей. Умножьте это на количество игроков, и массив данных существенно возрастет. Исследование одной игры теперь предполагает анализ тысяч часов видео с полными игровыми сессиями множества игроков. Учитывая, что обычная однопользовательская игра рассчитана примерно на 40 часов прохождения, 10 полных сессий для 10 игроков уже дадут 4000 часов видео. Таким образом, хотя игра, понятая как текст (или как работа), может быть довольно небольшой (программное устройство игры и ее медиаобъекты — это несколько гигабайт), та же игра в качестве интерактивного опыта (или порождающего процесса) потенциально бесконечна, поскольку каждая игровая сессия уникальна. Это значит, что мы начинаем систематически анализировать интерактивные медиа в терминах актуального участия пользователя и больше не работаем с просто большими массивами данных. Вместо этого мы вынуждены заняться бесконечными массивами данных. 3.

Поскольку «программные медиа» — это частный случай ПО в целом (то есть это одна или несколько компьютерных программ, написанных на некотором стандартном компьютерном или скриптовом языке, которые обычно используют набор медиаобъектов — тексты, трехмерные модели, изображения, графику, звуки — и входные сигналы пользователя, чтобы производить интерактивный опыт), то логично спросить, можем ли мы проанализировать и код этих программ. Однако, хотя существование кода отдельно от актуального опыта «интерактивного текста» — это одна из определяющих черт программной культуры, на деле исследование программ, реализованных программно, не так уж просто. Оно порождает собственные теоретические и методологические проблемы. Ранние программы, такие как видеоигры 1970‑х, были относительно короткими. Они представляют собой идеальные объекты для исследований кода. Однако в случае любых современных Л ев М а нович  2 0 9

коммерческих интерактивных медиапроектов, медиаприложений или операционных систем программный код будет попросту слишком длинным и сложным для осмысленного прочтения. К тому же придется исследовать все используемые им библиотеки кода. Обратите внимание на следующие цифры. Если Windows NT 3.1 (1993) по оценкам содержит 4–5 миллионов строчек кода, то в Windows XP (2003) уже 45 миллионов36. Mac OS , известная своей элегантностью и простотой по сравнению с Windows, на самом деле даже больше — OS X  10.4 (2006) содержит 86 миллионов строк. А как насчет Adobe Creative Suite? Предполагаемое количество строк в Adobe CS  3 — около 80 миллионов37. (Gmail в этом отношении преуспел — в нем только 443 тысячи строк Java­ script38.) Но размер программного кода — не единственная проблема. Если приложения и операционная система, работающие на одной машине, уже обладают потрясающей сложностью, то постепенное перемещение программных приложений в  сеть порождает множество новых аспектов. Допустим, мы хотим проанализировать веб-сервис, веб-приложение вроде Gmail или динамический веб-сайт. В противоположность статичным веб-сайтам, поначалу преобладавшим в интернете, контент страницы динамического веб-сайта может меняться в зависимости от действий пользователя. Javascript, Flash, PHP , Perl и CGI  — примеры технологий, используемых сегодня для создания таких сайтов39. Веб-сервисы, веб-приложения и динамические веб-сайты часто используют многоуровневую программную архитектуру, в которой разные программные модули (например, веб-клиент, сервер приложения и база данных40) работают вместе. В особенности в случае масштабных коммерческих динамических сайтов, к примеру amazon.com, то, что пользователь воспринимает как единую веб-страницу, оказывается узлом непрерывных 36. См.: Количество строк кода // Wikipedia.org. URL: http://ru.wikipedia.org/ wiki/Количество_строк_кода. 37. См. URL: http://www.craigfergusonimages.com/2007/03/80million-lines-ofcode-adobe-cs3/. 38. См. URL: Moga G. B. Gmail to Use More HTML5 Features // Google Operating System. June 28, 2010. URL: http://googlesystem.blogspot.ru/2010/06/ gmail-to-use-more-html5-features.html. 39. См.: Динамический сайт // Wikipedia.org. https://ru.wikipedia.org/wiki/Динамический_сайт.  40. См.: Трехуровневая архитектура // Wikipedia.org. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Трехуровневая_архитектура. 210

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

взаимодействий между десятками или даже сотнями отдельных программных процессов. В 2009 году Google начал разработку нового языка программирования Go, предназначенного для «большого программного обеспечения» — «больших программ, написанных множеством разработчиков и со временем разрастающихся, чтобы поддерживать облачные сетевые сервисы: одним словом, серверное ПО»41. Сложность и  распределенная архитектура современного крупномасштабного ПО ставят серьезные проблемы перед тезисом о том, что изучать интерактивные медиа — значит изучать код их ПО. Как бы то ни было, даже если речь идет об относительно короткой программе, а критик вполне осознает при чтении кода, что именно должна делать программа, такое понимание логической структуры программы нельзя перевести в какое-либо представление об актуальном опыте пользователя. Если бы это было возможно, то экстенсивное тестирование с участием настоящих пользователей, которое проводят до выпуска нового продукта все компании, производящие ПО и медиа (все что угодно — от нового программного приложения до новой игры), было бы излишне, а проблемного поля взаимодействий человек–компьютер просто не было бы. Привлекательность «чтения кода» в качестве подхода для гуманитарных наук состоит в том, что он создает иллюзию наличия статичного и конечного текста, который можно изучить, то есть распечатки программы. Но это все же иллюзия, и мы вынуждены принять фундаментальную изменчивость «выполнения программы». Поэтому вместо анализа кода как абстрактной сущности нам следует отслеживать, как он осуществляется или «выполняется» в конкретных пользовательских сессиях. Конечно, это отслеживание может сочетаться с такими записями чувственного измерения интерактивного опыта, как упоминавшаяся мной ранее видеосъемка геймплея на экране. Если говорить языком лингвистики, то вместо того, чтобы думать о коде как языке, нам стоит исследовать его как речь. Марк Марино и другие ученые, работающие в парадигме «критических исследований кода», разрабатывали более нюансированные, теоретически строгие и богатые идеи о том, что зна 41. Роб Пайк, цит.  по URL: http://readwrite.com/author/joe-brockmeier‑1; Brockmeier  J. Permanent link to Google’s Go Programming Language Grows Up: Now What? // ReadWrite. March 29, 2012. URL: http://readwrite.com/2012/03/29/googles-go-programming-languag. Л ев М а нович  2 1 1

чит «читать код», поэтому данная критика направлена только против наивной версии этой идеи, которая иногда встречается в гуманитарных науках. В своем введении в эту парадигму Марино уточняет, что «код» — это не только распечатка программы, но и программная архитектура42, что имеет решающее значение в масштабных программных системах. Есть другой концептуальный подход — можно сравнить компьютерный код с нотной записью, которая интерпретируется в процессе исполнения (этим предполагается, что музыкальную теорию можно использовать для понимания программной культуры). Хотя такой подход и выглядит многообещающим, он тоже ограничен, ведь не может работать с самым важным измерением опыта программных медиа — интерактивностью. Ключевой задачей для исследований ПО, несомненно, является развитие методов изучения современного ПО, редуцирующих его сложность к более абстрактным репрезентациям, которые затем можно обсуждать в статьях, на конференциях и в публичных дискуссиях с участием тех, кто программистом не является. Впрочем, я не думаю, что мы сможем решить эту проблему в обозримом будущем, учитывая сложность реальных программных систем и тот факт, что по крайней мере сейчас лишь немногие исследователи медиа и культуры подкованы в программировании. В области разработки ПО уже есть техники, позволяющие представлять алгоритмы и программы, используя высокоуровневые репрезентации вроде псевдокода, блок-схем и  UML -диаграмм, однако понимание этих представлений требует знания основ программирования. 4.

Хотя проект изучения и интерпретации программного кода — это вызов, мы можем воспользоваться общим свойством медиа, созданных на основе программ и осуществляющихся с их помощью, которое я бы назвал «самоописанием». Другой способ выразить эту идею — сказать, что «тексты» цифровых медиа содержат высказывания, сформулированные как на объектном языке, так и на метаязыке. Что я имею в виду под «самоописанием»? Практически во всех типах цифрового медиа некоторые аспекты их структуры и динамического поведения, возможный спектр пользовательского 42. Marino M. Critical Code Studies // Electronic Book Review. 12.04.2006. URL: http://www.electronicbookreview.com/thread/electropoetics/codology. 212

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

опыта взаимодействия и семантика описаны на «программном уровне». Этот уровень может принимать разные формы. HTML код веб-страницы, XML -документ, «проектный файл» Adobe ­After Effects, описывающий детали проекта динамического изображения, или действующий программный код, такой как код видеоигры. Заметьте, программный «код» — лишь одна из таких форм, и на самом деле его сложнее анализировать (по только что перечисленным причинам), чем другие типы «программного уровня» — языки разметки (HTML , XHTML , Вики-разметка) или шаблоны блогов. Конечно, во многих форматах «старых медиа» тоже есть элементы самоописания, упрощающие автоматический анализ. Например, в тексте пьесы эксплицитно даются имена каждому из персонажей. Статья разделена на части, и если имена этих частей отчетливо обозначены и понятны, то они дают краткое резюме структуры и содержания статьи. Но в цифровых медиа такие элементы самоописания более систематичны, подробны и обязательны. Так, HTML -код веб-страницы явным образом задает те типы медиа, что могут содержаться на этой странице. Последующие примеры, взятые со страницы на software­ studies.com, показывают код для включения изображения и видеофайла:

А вот другой, даже более наглядный пример черты самоописания в цифровых медиа — фрагмент из файла на языке Postscript, описывающий линию: 0.1 setlinewidth 2 2 newpath moveto 3 3 lineto 3 4 lineto 2 4 lineto 0 setgray stroke

Л ев М а нович  2 1 3

Если мы знаем язык Postscript, то поймем, что эта часть файла задает несколько соединенных прямых линий, и нам не понадобится видеть саму заданную картинку. Каково основание этой точности и ясности кодированных описаний содержания цифровых медиафайлов? Эти описания предназначены не для человеческого глаза. Что, однако, вовсе не означает, будто мы должны согласиться со знаменитыми словами в начале статьи Фридриха Киттлера «нет никаких программ» (1985): ……кипы написанных текстов, включая этот, больше не существуют в воспринимаемых времени и пространстве — они в транзисторных элементах компьютерной памяти.

Они читаются программой, производящей «медиа» (то, что мы смотрим, слышим, по чему перемещаемся и с чем взаимодействуем). Компьютерным программам нужны эксплицитные инструкции для любых действий — отобразить ли картинку и видео на веб-странице (первый пример) или просто нарисовать векторную линию (второй пример). Это рассуждение можно использовать для следующего определения цифровых медиа: медиаобъект состоит из данных и набора формализованных инструкций, которые описывают эти данные и указывают медиаприложениям, как их обрабатывать. Акцент на этом фундаментальном свойстве самоописания, характерном для всех типов цифровых медиа, делает их доступными для существующих техник анализа «больших массивов данных». Вместо того чтобы думать об интерпретации конкретных случаев программного кода (что обычно и недоступно для коммерческого ПО), мы можем использовать компьютеры для анализа паттернов использования элементов самоописания больших массивов цифровых медиадокументов. Например, Мэтью Фуллер предложил картографировать эволюцию веб-­ дизайна, анализируя частоту HTML -тегов в большом количестве исторических снимков экрана с веб-страницами, которые доступны на Archive.org. Можно представить себе изучение паттернов архитектурного дизайна на материале раздела историй команд, который поддерживается всеми программами для дизайна. К примеру, можно попросить студентов-архитекторов предоставить сохраненные истории команд, использовавшихся ими при работе над своими проектами, а затем проанализировать паттерны в их использовании. Можно распространить эту идею на все остальные типы 214

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

дизайна и авторской работы. Вспомните мечту о Семантическом Вебе — добавить семантическую разметку к каждому документу в сети. И если мы когда-либо хоть отдаленно приблизимся к этому, мы получим еще один удивительный инструмент для анализа культурных паттернов. Настоящий метод можно применить и к изучению самого компьютерного кода. Вместо анализа распечаток кода вручную мы можем использовать методологию «больших массивов данных», автоматически «прочитывая код» и извлекая паттерны. Так, Джереми Дуглас предложил изучать распространение медиатехник и конвенций, отслеживая использование программных библиотек в разных программных системах и проектах43. Очевидно, что эта блестящая идея сработает, только если у нас будет доступ к достаточному количеству программных распечаток. К счастью, благодаря движению за открытые исходные коды в каждой части программного мира мы найдем широко используемые и доступные для такого анализа эквиваленты коммерческих продуктов, например браузер Firefox (рыночная доля по разным оценкам от 16 до 21%44), программа Blender 3D (пятое место по частоте использования в 2010 году45). Другие объекты для применения этого метода «большого кода» (по аналогии с «большими массивами данных») — сценарии, написанные на Perl, Python, MEL , Javascript и других языках, шаблоны Blogger и Wordpress, а также любые другие ПО, распространяемые в формах, доступных для прочтения человеком (в противоположность бинарным). Итак, свойство самоописания, характерное для всех цифровых медиа, открывает новые возможности культурного анализа «больших массивов данных». Вместо анализа видимых аспектов интерактивных артефактов (к примеру, графического и интерактивного дизайна веб-сайта, его текста и любых других медиаэлементов) мы можем заняться разбором и визуализацией структур и паттернов «программных уровней» этих артефактов.

43. Douglass J. Include Genre. Presentation at «Softwhere 2008» workshop, University of California, San Diego. 44. См.: Mozilla Firefox // Wikipedia.org. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Mozilla_Firefox. 45. Community Reporter. CG Survey Initial Results In // Blendernation.com. April 18, 2010 URL: www./2010/04/18/cg-survey-initial-results-in/. Л ев М а нович  2 1 5

How to Follow Software Users Lev Manovich. PhD in Visual and Cultural Studies, Director of the Software Studies Initiative at the University of California, San Diego (UCSD), Professor at The Graduate Center of the City University of New York. Address: 365 Fifth Avenue, New York, NY 10016, USA. E-mail: [email protected]. Keywords: software studies; media theory; big data; software; interactivity; open source; critical code studies; cultural patterns. Software has replaced a diverse array of physical, mechanical, electronic technologies used before the 21st century to create, store, distribute and interact with cultural artifacts. It has become our interface to the world, to others, to our memory and our imagination—a universal language through which the world speaks, and a universal engine that the world runs on. What electricity and the internal combustion engine were to the early 20th century, software is to the early 21st century. This article looks at the cut-

ting edge of modern media research. It discusses the problems of analysing interactive, software-driven processes of media consumption and creation—in other words, the “space” between users and programs. It also asks how the new paradigm of “digital humanities” (quantitative analysis of cultural datasets) can be used to study these interactive processes. Three questions are considered in particular: 1) What is the “data” in interactive media? Software code as it executes, the records of user interactions (for example, clicks and cursor movements), the video recording of a user’s screen, a user’s brain activity as captured by an EEG or FMRI, or something else? 2) Can analysis of software system code give us a detailed understanding of interactive cultural experiences? 3) Who has access to detailed records of user interactions with cultural artifacts and services on the web, and what are the implications of being able to analyze these data?

References About Software Studies. SoftwareStudies. 2010. Available at: http://booksearch. blogspot.ru/2010/10/on-future-ofcom, May 2007. Available at: http:// books.html. lab.softwarestudies.com/2007/05/ about-software-studies-ucsd.html. Darwinian Literary Studies. Wikipedia.org. Brockmeier J. Permanent link to Google’s Available at: http://en.wikipedia.org/ wiki/Darwinian_literary_studies. Go Programming Language Grows Up: Davidson J., Liebald B., Liu J., Nandy P. , Now What? ReadWrite, March 29, 2012. Available at: http://readwrite. Vleet T. V., Gargi U., Gupta S., Yu He, com/2012/03/29/googles-go-proLambert M., Livingston B., Sampath D. The YouTube Video Recommendation gramming-languag. System. Proceedings of the 4th ACM Community Reporter. CG Survey Initial conference on Recommender SysResults In. Blendernation.com, April 18, 2010. Available at: http://blendertems (RecSys ‘10), New York, ACM, nation.com/2010/04/18/cg-sur2010, pp. 293–296. vey-initial-results-in/. Dinamicheskii sait [Dynamic Web Page]. Counter-mapping. Wikipedia.org. AvailaWikipedia.org. Available at: http://ru. ble at: http://en.wikipedia.org/wiki/ wikipedia.org/wiki/Динамический_ Counter-mapping. сайт. Douglass J. Include Genre. PresCrawford J. On the Future of Books. entation at “Softwhere 2008” workshop, Google Books Search, October 14, University of California, San Diego.

216

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Foys M. K. Digital Keys for Unlocking the Humanities’ Riches. The New York Times, November 16, 2010. Available at: http://nytimes.com/2010/11/17/ arts/17digital.html. General Perspective Projection. Wikipedia.org. Available at: http:// en.wikipedia.org/wiki/General_Perspective_projection. Google Planeta Zemlia [Google Planet Earth]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/Google_ Планета_Земля. Hall S. Encoding/decoding. Culture, Media, Language (ed. Centre for Contemporary Cultural Studies), London, Hutchinson, 1980. Hasson U., Landesman O., Knappmeyer B., Vallines I., Rubin N., ­Heeger D. J. Neurocinematics: The Neuroscience of Film. Projections, Summer 2008, vol. 2, iss. 1, pp. 1–26. Available at: http:// cns.nyu.edu/~nava/MyPubs/ Hasson-etal_NeuroCinematics2008. pdf. Kessler F., Schaffer M. T. Navigating YouTube: Constituting a Hybrid Information Managment System. The YouTube Reader (eds J. Burgess, P. G. Lange, M. T. Schafer), Stockholm, National Library of Sweden, 2009. Kolichestvo strok koda [Source Lines of Code]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/ Количество_строк_кода. Latour B. Nauka v dejstvii: sleduja za uchenymi i inzhenerami vnutri obshhestva [Science in Action: How to Follow Scientists and Engineers through Society], Saint Petersburg, European University at St. Petersburg, 2013. List of Academic Databases and Search Engines. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/List_of_ academic_databases_and_search_ engines. Manovich L. How to Follow Software Users? SoftwareStudies.com, March 2012. Available at: http://softwarestudies.com/cultural_analytics/Mano-

vich.How_to_Follow_Software_Users. doc. Manovich L. Software Takes Command, London, Continuum, 2013. Marino M. Critical Code Studies. Electronic Book Review, April 12, 2006. Available at: http://electronicbookreview.com/thread/electropoetics/codology. Middler B. Generations of Game Analytics, Achievements and High Scores. Eludamos. Journal for Computer Game Culture, 2009, vol. 3, no. 2, pp. 177– 194. Moga G. B. Gmail to Use More HTML5 Features. Google Operating System, June 28, 2010. Available at: http:// googlesystem.blogspot.ru/2010/06/ gmail-to-use-more-html5-features. html. Mozilla Firefox. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/ Mozilla_Firefox. Penley C. Feminism, Psychoanalysis and the Study of Popular Culture. Cultural Studies (ed. L. Grossberg), London, Routledge, 1992, pp. 479–500. Randall K. Rise of Neurocinema: How Hollywood Studios Harness Your Brainwaves to Win Oscars. FastCompany.com, February 25, 2011. Available at: http://fastcompany. com/1731055/rise-neurocinema-how-hollywood-studios-harness-your-brainwaves-win-oscars. Rekomendatel’naia sistema [Recommender System]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/ Рекомендательная_система. Semantic Targeting. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/ Semantic_targeting. Shannon C. E. A Mathematical Theory of Communication. Bell System Technical Journal, 1948, vol. 27. Shannon C. E., Weaver W. The Mathematical Theory of Communication, Urbana, IL, University of Illinois Press, 1949. Social Search. Wikipedia.org. Available at: http://en.wikipedia.org/wiki/ Social_search.

Л ев М а нович  2 1 7

Trekhurovnevaia arkhitektura [Three-Tier Architecture]. Wikipedia.org. Available at: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Трёхуровневая_архитектура. Veb 2.0 [Web 2.0]. Wikipedia.org. Available at: http://ru.wikipedia.org/wiki/ Веб_2.0.

218

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Zhou R., Khemmarat S., Gao L. The Impact of YouTube Recommendation System on Video Views. Proceedings of the 10th Annual Conference on Internet Measurement (IMC ’10), New York, ACM, 2010, pp. 404–410.

Рената Салецл: «Будущее не слишком радужно» Беседовала Мария Загоскина

Рената Салецл (Renata Salecl) — лакановский психоаналитик, философ, социолог, одна из самых ярких представителей Люблянской школы психоанализа, автор множества статей и книг, переведенных на разные языки мира. Ее книга «Извращения любви и ненависти» (1999) стала бестселлером в русскоязычной интеллектуальной среде.

В России одновременно вышли сразу две ваши новые книги: «Тирания ­ ыбора» и «О страхе»1. Значит ли это что-то для вас? в

Перевод первой моей книги на русский — «(Из)вращения любви и ненависти»2 — оказался весьма удачным и снискал массу положительных отзывов и рецензий. Так что я была счастлива получить от Виктора Мазина предложение перевести еще две моих работы. Я очень ценю возможность представить книги само`й, непосредственно обсудить с читателями отдельные свои тезисы сейчас, когда мир переживает капиталистический кризис и не имеет зримых предпосылок к выходу из него. Мы живем во времена, когда страх окружает нас повсюду. Для меня было важно издать эти книги в России, перед которой стоят свои специфические политические и социальные проблемы. С нетерпением жду, как воспримут мои работы у вас.  Сейчас как никогда остро у нас стоит вопрос об отсутствии авторитетов и о растущей авторитарности.

Поиск авторитетов, особенно во  времена страха, — то, о  чем я пишу в своей книге «О страхе». Часто доминирующая идеоло

1. Обе: Пер. с англ. В. Мазина. М.: Издательский дом «Дело», 2014. 2. См.: Салецл Р. (Из)вращения любви и ненависти / Пер. с англ. В. Мазина. М.: Художественный журнал, 1999. И Н Т Е Р В ЬЮ С Р Е Н А Т О Й С А Л Е Ц Л   2 1 9

гия создает страшные прецеденты, сообщая об опасности, которая может грозить нашему телу: отравленная еда, вирусы и т. д. Террористы, которых мы не можем поймать и остановить, появляются так же, как вирус, — где угодно. Я пишу о том, что вирусы и террористы — во многом сходные явления. Они являются новыми формами порождения страха с помощью медиа. Некий невидимый враг, который может атаковать в любой момент. Появляются фантазии «как же выглядит враг?» — будь то в России или в США, особенно в связи с проблемой ИГИЛ. К сожалению, зашкаливающая тревога в обществе заставляет людей идентифицироваться с лидером, который не имеет сомнений, все знает, не боится. Это успокаивает. Поэтому государство должно нагнетать атмосферу страха в обществе, чтобы появился сильный лидер — лидер как решение, лидер, который знает, куда идти во времена всеобщей неуверенности. Когда мы боимся, мы еще более неуверенны. Так появляются не только политики, но и разного рода гуру, ведающие, где опасность и как ее избежать. Лидеры общества не чувствуют вины, не выражают сомнений и при этом подвержены агрессии. Иногда ты можешь быть агрессивным по отношению к другим, к твоим соседям только потому, что такое поведение может быть оправданно. Раньше расовая вражда, расовая агрессия была связана с биологическими различиями между людьми. Антропологические исследования перевели все в плоскость культурных различий. И сейчас мы снова возвращаемся к биологии, к заявлениям, что другие люди могут иметь генетический дефект. Подобное, к примеру, произошло в Новой Зеландии, где исследователи пытались доказать, что популяция маори чаще заканчивает жизнь за решеткой, чем белые, в силу генетической предрасположенности. Сегодня ученые предпринимают все больше попыток найти биологические различия в устройстве мозга тех, кто может быть потенциальным врагом. Развиваются и исследования, которые смогут предсказать, кто имеет больше шансов связать жизнь с криминалом. Получается, что гораздо проще найти врага вовне, нежели решать ­ нутренние проблемы? в

Используя лакановскую терминологию, можно говорить о своего рода фантазии, в которой общество представляет другую нацию как ту, которая крадет у нас наслаждение. Но даже исчезнове220

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

ние наших соседей не сделает нас ближе. С нехваткой гораздо проще справляться, если есть фигура внешнего врага, который что-то отбирает, или фигура террориста, сопротивление которому позволяет обществу сплотиться. К сожалению, политики часто используют этот прием, конструируя фантазию об уничтожении этого врага. Фрейд утверждал, что любить своего ближнего — самая сложная задача. Общество пыталось сконструировать множество механизмов, поддерживающих идентификацию с другим, но чаще всего терпело неудачу. Радикализация позиций, настроений всегда была свойственна подросткам. Но сейчас она присуща всем. Что это — попытка понять, кто ты есть, попытка понизить уровень тревоги?

Наиболее болезненная ситуация — пытаться справиться с врагом внутри. Бессознательная борьба, которая происходит в каждом из нас, также затрагивает и общество. Гораздо проще справляться со своими травмами, если можешь обвинить другого — семью, например, — в своем страдании. Проблема всегда всплывает на поверхность, когда другой исчезает, когда больше некого объявить врагом. И тогда приходится иметь дело с наиболее травматичной ситуацией — с врагом внутри себя. Это связано с бессознательным, с собственной субъективацией. В этот момент в психоаналитической практике начинается самая болезненная работа. Англия (страна, в которой вы сейчас преподаете) предлагала политику мультикультурализма. Эта политика провалилась. Россия только недавно столкнулась с проблемой мигрантов. Что вы думаете об этом?

Это очень серьезный вопрос. Государство всегда получает огромную выгоду от иммигрантов. И богатство Англии в большей степени зависит от них. Почти все профессии, которые связаны с работой руками, заняты иностранцами. Проблема в том, что эти люди живут на очень низком уровне. Часто возникают дебаты на тему того, что иммигранты должны иметь столько же прав. И снова они конструируют фантазию, будто кто-то обкрадывает государство, имеет больше преимуществ и т. д. Это лишь еще один способ направить рассуждение в иное русло — подальше от корня проблем капиталистического общества. Обвинение иностранцев — всеобщая тенденция. Но проблема не в иммигрантах, а в том, что происходит внутри общества. И Н Т Е Р В ЬЮ С Р Е Н А Т О Й С А Л Е Ц Л   2 2 1

В Италии несколько лет назад была прекрасная акция: один день без иммигрантов. Их попросили один день провести дома, чтобы показать жителям, что будет, если иммигранты не выйдут на работу. Множество людей действительно не пришли. В этот день нельзя было съесть пиццу, не было свежего хлеба, для выпечки которого иммигранты так рано приходят на работу, улицы начали покрываться мусором. Даже в госпиталях некому было навести порядок, так как большинство низового медперсонала — иммигранты. К сожалению, по-настоящему масштабной акция не стала, так как многие иммигранты не могут позволить себе пропустить работу. Американское вторжение в Ирак, война в Афганистане и прочее — все это способствовало усилению радикальных позиций на Востоке. Исламское государство — это новая форма фантазма. Это детище того самого вторжения, попытка создать сопротивление, которое действует по пути разрушения. Нам показывают эти ужасные обезглавливания иностранцев, на это невозможно смотреть. Однако решение этой проблемы не менее жестоко. К сожалению, мы забываем о более глобальном исходе. Что стоит за радикализацией ислама? В чем его сила? Как он создают идентификацию? Люди сегодня разочарованы в либеральном капитализме, и они готовы принести себя в жертву. Я не вижу простого решения. И теоретики, которые работают с терроризмом, также отмечают, что в прошлом не было случаев, когда с террористами пытались разговаривать. К сожалению, начиная с политики Буша никто не пытается разговаривать. Но ведь разговор не означает согласие с их позицией. И один из важнейших шагов, которые мы можем предпринять, — это новые формы коммуникации. Удивительно, что после стольких терактов молодые люди добровольно едут в исламское государство. Почему в основном молодое поколение выбирает такой путь?

Уезжают даже из Словении. Они ищут новые формы идентификации в исламе. Они искренне верят, что существует иная организация общества. И я не удивлена. Люди ищут лидеров, ищут ответы. И некоторые находят. Сегодня общепринятые авторитеты уже не работают. Некоторые авторитеты могут успокаивать. И возвращение к религии является одним из ответов, пусть не во всех ситуациях. Мне кажется, в России тоже все больше возвращаются к религии. 222

ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Можно ли предположить, что у большинства людей, которые уезжают в исламское государство, психотическая структура личности? Ведь у них нет страха.

Сложно так обобщать. Но, конечно, многие из них могут иметь психотическую структуру. Некоторые могут быть просто невротиками, которые ищут мастера, гуру. Каково, по-вашему, будущее психоанализа в современном обществе, в котором господствуют идеи пользы, блага?

Будущее не слишком радужно. Во-первых, фармакологическая индустрия. Огромное количество симптомов приносят компаниям громадный доход. Фармацевты улучшают дизайн упаковки лекарств, переименовывают их, создают все новые заболевания. Также значительно учащаются медикаментозные решения в отношении детей, что связано с нехваткой самих родителей, с их неспособностью дисциплинировать ребенка, а еще неуверенностью. И лекарства выступают в роли решения проблемы. Во-вторых, всевозможные терапии, направленные на незамедлительную помощь. Набирает популярность поведенческая терапия. В этих условиях психоанализ отходит на второй план. Большинство людей ищут решение своих проблем в таблетках или пытаются найти неких гуру, тренеров личностного роста. Психоаналитические сообщества испытывают сходные трудности. Они создают новые теории, вместо того чтобы думать о проблемах, с которыми сталкиваются люди сегодня. Естественно, случаются и схватки между сообществами, некоторые из них начинают функционировать как один из видов религии, повторяя мантры старых авторитетов. Психоанализ выживет. Конечно, он находится в критическом состоянии с самого своего рождения. Теоретики уже умерли. Бурно развивается неврология. Но мы наблюдаем случаи в клинике, когда люди нуждаются в терапии разговора. Самая большая проблема — найти терапевта, который будет тебя слушать. Мы ощущаем очень большую нехватку внимания друг к другу, особенно в семьях. И психоанализ — один из выходов, свободный разговор, где тебя услышат. Люди, которые перепробовали разные виды терапии, лекарств, в итоге приходят к психоаналитику. Поэтому мы можем сказать, что у психоанализа есть будущее. Большое или нет, зависит от многих факторов: от могущества фармакологии, от самокритичности психоаналитических сообществ. И Н Т Е Р В ЬЮ С Р Е Н А Т О Й С А Л Е Ц Л   2 2 3

Критика

Неожиданные приключения Хайдеггера в России ВОТ,0НАПРИМЕР,0ПРОЕКТ0—0ВСЕРОССИЙСКИЙ94 ХОРОВОД.0ВЗЯТЬСЯ0ЗА0РУКИ0И0СОВЕРШИТЬ988 ОГРОМНЫЙ0КРУГ0МЕЖДУ...0ПСКОВОМ0И0ВЕЛИ-6 КИМИ0ЛУКАМИ...0САМОЕ0ПРАВИЛЬНОЕ0ДВИЖЕ-4 НИЕ0—0ЭТО ДВИЖЕНИЕ0ПО0КРУГУ.0ЭТО0САК-52 РАЛЬНОЕ0ДВИЖЕНИЕ.0ОНО,0КОНЕЧНО,0НИКУДА0 НАС0НЕ0ПРИВОДИТ,0НО0МЫ0НИКУДА8245782082 И0НЕ0ХОТИМ0ИДТИ!..0ВМЕСТО0МОДЕРНИЗАЦИИ0 НАДО0ЗАНИМАТЬСЯ0ХОРОВОДАМИ...0ЗАЧЕМ0НАМ МОДЕРНИЗАЦИЯ?0ЛУЧШЕ0НАМ0ВОДИТЬ244138865 ХОРОВОДЫ!634198339506762390281505469140 544617781864414367555172498447948125783 ИЗ0ПРОЕКТА0АЛЕКСАНДРА0ГЕЛЬЕВИЧА0ДУГИНА1 ПО0РЕШЕНИЮ0ВСЕХ0СТОЯЩИХ0ПЕРЕД9417595254 РОССИЙСКОЙ0ФЕДЕРАЦИЕЙ0ПРОБЛЕМ 1 864414367

Творчество Александра Дугина очень похоже на упомянутый хоровод: движение по кругу, которое никуда не ведет, поскольку незачем, ведь сам процесс так увлекателен! Практически все книги профессора социологии выстроены по одной простой схеме, а меняются только декорации (от древнеарийской магии до «эпистем» и «ризомы») и, так сказать, интеллектуальные попутчики (от авторов Вед до Хайдеггера). Сама же схема выАлександр Дугин. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала, 2010. — 389 с. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии, 2011. — 500 с. М.: Академический Проект; Гаудеамус

глядит так. Сначала фиксируется переживаемая современным миром вселенская катастрофа («десакрализация», «вырождение», «нигилизм» и т. д. и т. п. ), которая противопоставляется ушедшему «золотому веку», когда у власти стояли настоящие аристократы (священники

1. postactualidad. Александр Дугин — Порвать пасть креативному классу // YouTube. 26.01.2012. URL: https:// youtu.be/5mIJI5g7QF8.

224 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и воины), а кругом была Сакральность,

«ацефал, безголовый носитель креста,

Традиция и  прочие блага. Далее по  за-

серпа и  молота, коронованный вечной

кону жанра (мессианской проповеди, ка-

свастикой солнца»5 , «крестьяне»6 и даже

ковой по большому счету являются все

«древние, вечные, онтологические ар-

произведения Дугина) должен обнару-

хетипы», которые «выйдут на  поверх-

житься злой дух, из-за которого кончился

ность и  страшным образом покончат

«золотой век». И он, конечно, обнаружи-

с  игрой»7. Но,  с  другой стороны, точное

вается — в лице Запада и его агентов, та-

определение субъекта «консерватив-

ких, например, как «западник и ликвида-

ной революции», похоже, и  не  требует-

тор священного наследия Петр Первый»2 .

ся: «евразийство, по  сути, есть гносео-

Затем, опять-таки по закону жанра, надо

логический плюрализм»8 . Или, если еще

найти мессию, который вернет «золотой

проще, без всяких «гносеологических

век». Мессия у Александра Гельевича

плюрализмов»: как сказано в  манифе-

коллективный — это народы Евразии, со-

сте «Арктогеи», руководимого Дугиным

бираемые под знамена «консервативной

интернет-портала, «противостояние вла-

революции» (как механизма возвраще-

сти атлантической „империи зла“, США,

ния «золотого века») ее пророком и гла-

и  либерально-капиталистической моде-

шатаем (это, понятно, сам Дугин).

ли следует приветствовать во всех фор-

Впрочем, окончательной ясности

мах и в любых сочетаниях»9 .

с  тем, к  кому конкретно в Евразии обращается пророк «консервативной революции», все-таки нет.  В разное время субъектом этой революции у Дугина были «православная Русь»3 , Arbeiter4 2. Дугин А. Г. Абсолютная Родина. М.: Арктогея-Центр, 1999. С. 666. Далее по тексту цитируются работы Александра Дугина. 3. Там же. С. 420. 4. «„Труженик“, Der Arbeiter — это центральный тип всех тех политических, творческих, интеллектуальных и философских движений, которые, несмотря на их разнообразие, объединяются в понятии „Консервативная Революция“. „Труженик“ — главный герой этой Революции, ее субъект, ее экзистенциальный и эстетический стержень. Речь идет об особом типе современного человека, который в предельном критическом опыте профанической реальности, находясь в самом сердце технократического бездушного механизма, в железных недрах тоталитарной войны или ад-

ского индустриального труда, в центре нигилизма XX века, обнаруживает в себе самом таинственную точку опоры, которая выводит его по ту сторону „ничто“, к стихиям спонтанно пробужденной внутренней сакральности» (Der Arbeiter (об Эрнсте Юнгере)) // Тамплиеры Пролетариата (националбольшевизм и инициация). М.: Арктогея, 1997. URL: http://www.arcto.ru/article/79). 5. Метафизика национал-большевизма // Тамплиеры Пролетариата. URL: http:// www.arcto.ru/article/73. 6. «Только так мы сможем победить Мирового Змея, Змея Запада — проломив его рептильный череп крестьянским плугом, как это сделал когда-то индийский Индра» (Царский крестьянский труд // Тамплиеры Пролетариата. URL: http://www.arcto.ru/article/83). 7. Логос и мифос. Социология глубин. М.: Академический Проект; Трикста, 2010. С. 242. 8. Там же. С. 243. 9. Манифест Арктогеи. URL: http://www. arcto.ru/article/46.

К ритик а   2 2 5

Другая, куда более серьезная про-

Приблизительно нечто подобное

блема заключается в  том, что реши-

представляют себе консерватив-

тельно непонятно, что и как надо делать

ные революционеры: пусть шутов-

коллективному мессии для того, чтобы

ство постмодерна идет своим че-

вернуть Традицию. Цель Александр Гель-

редом, пусть оно размоет опреде-

евич обрисовывает достаточно четко:

ленные парадигмы, эго, суперэго, логос, пусть вступят в дело ризома,

Вырвать из структуры мира

шизомассы и расщепленное созна-

корень зла, упразднить время как

ние, пусть ничто увлечет в себя все

деструктивное свойство реально-

содержание мира, тогда-то…14

сти, исполнив какой-то тайный, параллельный, неочевидный замысел самого Божества . 10

И вот «тогда-то» либо «онтологические архетипы выйдут на поверхность», либо «Пролетарий

Endkampf und Endsieg («Времени больше не будет»)11 . Но  вот как упразднить время?

проснется.

Восстанет.

Убьет»15 . Покуда же никто не вышел и не восстал, можно заниматься «идеологиче-

Надо сказать, что Александр Гелье-

ской работой», запечатлевая ее резуль-

вич и  сам этого точно не  знает.  Напри-

таты, как сказано в  уже упомянутом

мер, вышеупомянутые хороводы нужно

манифесте «Арктогеи», «в книгах, пуб-

водить потому, что «модернизация — это

ликациях, программах, выступлениях,

движение куда-то, а  мы еще не  знаем,

статьях». Каковые книги, публикации

куда нам идти». Или как вариант: «Мы…

и статьи традиционно начинаются с того,

не знаем, куда идти, потому что впереди

что «катастрофа налицо»16 … Ну и так да-

rien ne luit, „ничего не светит“»12 . Да и во-

лее, по представленной выше схеме. Фи-

обще: «Ничего внятного и  вразумитель-

лософско-мистическо-метафизический

ного относительно надвигающейся но-

(и Бог еще знает какой) хоровод заходит

вой парадигмы постмодерна мы сказать

на новый круг.

не в состоянии»13 .

Но вот в  недавно опубликованных

И потому весьма разумной для

работах Александра Гельевича (вклю-

упразднителей времени оказывается

чая рецензируемые «Мартин Хайдеггер:

стратегия выжидания, то есть ожидание

философия другого Начала» и «Мартин

наступления того момента, когда «кон-

Хайдеггер: возможность русской фило-

сервативная революция» произойдет

софии») появляется новая, весьма не-

сама по себе.

ожиданная мысль: наступление Endsieg должно произойти через изучение трудов Хайдеггера. Таким образом, по-

10. Логос и мифос. С. 239. 11. Манифест Арктогеи. 12. Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли. М.: Евразийское Движение, 2009. С. 32. 13. Там же. С. 60.

226 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

является более или менее четкий план 14. Логос и мифос. С. 241. 15. Тамплиеры Пролетариата. URL: http:// www.arcto.ru/article/82. 16. Постфилософия. С. 21.

действий по  свержению «власти атлан-

отражающим русскую революцию

тической „империи зла“». Вот этот план:

зеркалом, можно добиться перемещения ее отражения на любое

Усвоение Хайдеггера является

другое государство, что приведет,

главной стратегической задачей рус-

по законам симпатической связи,

ского народа и русского общества

к аналогичной революции

в ближайшей перспективе. Пости-

в выбранной стране.

жение Хайдеггера — ключ к русскому завтра. Если мы с этим не спра-

Однако Молотов

вимся, мы обречены. Если справимся, у нас появляется шанс. Таким образом, развертывание хайдег-

… пришел к выводу, что зеркальность Льва Толстого является ду-

герианских штудий в современной

ховно-мистической и рефлекти-

России является приоритетной за-

рующая функция может быть осу-

дачей для всего русского гуманитар-

ществлена с помощью издания

ного образования. В этом смысле

нового собрания сочинений писа-

вполне уместной является максима:

теля, коэффициент отражения ко-

«Хайдеггер — все, остальное — ни-

торого будет увеличен за счет ис-

что». Пусть она утрирована, зато

ключения идеологически непри-

не оставляет иллюзий, что можно

емлемых работ вроде перевода

как-то еще. Больше никак нельзя17.

Евангелий.

Гениальный план Александра Гельевича

Как известно, Виктор Пелевин осведом-

очень напоминает строки из фантастиче-

лен о творчестве Александра Гельевича

ского рассказа (а проще говоря — пост-

и даже упоминает о нем в своих произве-

модернистского дуракаваляния) отече-

дениях как о «бородатом философе Дупи-

ственного писателя Виктора Пелевина.

не, очень умном мужчине кроме всяких

В «Откровении Крегера» Пелевин, ска-

шуток». Надо полагать, что и Александр

жем так, шутит (с  постмодернистской

Гельевич также почитывает Пелевина

лукавой серьезностью), что в «мистиче-

и даже берет на вооружение описывае-

ской системе Молотова и Кагановича»

мые Пелевиным методы для того, чтобы

название произведения Ленина «Лев

реализовать на практике «какой-то тай-

Толстой как зеркало русской революции»

ный, параллельный, неочевидный замы-

имело два толкования. «Тезис Каганови-

сел самого Божества». В самом деле, ве-

ча» заключался в том, что эту фразу надо

лика ли разница между осуществлением

понимать буквально.

«рефлектирующей функции» Льва Толстого с помощью издания нового собрания

Такая установка влечет за собой следующий вывод: манипулируя

сочинений и  утверждением, что «постижение Хайдеггера  — ключ к  русскому завтра»? И  разве не  органично вписа-

17. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. С. 455.

лась бы в пелевинский текст такая вот дугинская картина воздействия «постиК ритик а   2 2 7

жения Хайдеггера» на  российскую действительность:

ное  же неверно»20 . В  этой вселенной Германия проиграла мировую войну потому, что не  было «осмысления сущно-

Археомодерн [согласно Александру

сти Machenschaft и  ее интерпретации

Гельевичу — корень всех россий-

в  контексте истории западной метафи-

ских бед18] затрещит по швам, на-

зики»21 . Ну а почему тогда в этой вселен-

чнет лопаться, его структуры ста-

ной не может возникнуть гигантский, за-

нут осыпаться, как осенние листья…

стилающий горизонт земляной шар «Рус-

Из-под насквозь прогнившей над-

ское Начало» как результат того, что вся

стройки покажется само русское

страна в  едином порыве начнет читать

Начало… Это русское Начало будет

и постигать Хайдеггера? Разве это менее

глубинным и всеобъемлющим, как

вероятно, чем решение всех российских

гигантский, застилающий горизонт

проблем в результате вождения хорово-

земляной шар… Этот момент уже

да между Псковом и Великими Луками?

записан в анналах хаоса и в прин-

По этим же причинам не стоит ожи-

ципе состоялся, но приблизить его

дать того, что Александр Гельевич будет

или отложить — это зависит от нас19 .

как-то рационально оправдывать свой

Людям, склонным к  научному мышле-

спасителя России и всего мира от зара-

нию да и просто здравомыслящим, все

зы атлантизма. Тут все дело в доверии:

это может показаться странным. Но во

Хайдеггеру надо довериться.

выбор философии Хайдеггера на  роль

вселенной, где живет Дугин, действует закон, согласно которому «полити-

Если нам довериться Хайдеггеру,

ка есть следствие философии — обрат-

мы получим именно то, что нам необходимо в качестве предпосылки

18. «Термин „археомодерн“ описывает ситуацию, когда социальная модернизация осуществляется не естественно и органично, накапливая предпосылки в глубине общественных процессов, но навязывается сверху волевым образом, причем за модель модернизации берутся социокультурные и социополитические образцы, скопированные с обществ с совершенно иными историей, типом, находящихся в других фазах своего развития (да и само развитие может происходить в разных направлениях). Такая „модернизация“ является экзогенной, а не эндогенной и не трансформирует глубинную структуру подвергающегося модернизации традиционного общества, а лишь искажает ее» (Там же. C. 45). 19. Там же. С. 459.

228 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

для живого философского мышления. Вопрос, доверять или не доверять истории философии Хайдеггера, таким образом, остро стоит именно для тех, кто задумывается о возможности русской философии, и выбор «не доверять» представляется еще более сложным и проблематичным, чем доверять22 . Ну, то есть доверять сложно и  проблематично, но  нужно. Потому что альтер 20. Там же. С. 7. 21. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. С. 216. 22. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. С. 11, 15.

натив нет: Хайдеггер «велик, гениален

Аргументация проста (вернее, она

и ослепительно мудр» и «никакого, даже

отсутствует). Тот, кто не согласен с Алек-

отдаленно сопоставимого с Хайдеггером

сандром Гельевичем, не  разбирается

мыслителя нам не видится»23 .

в философии:

А если кто с  этим не  согласен, тот безнадежно испорчен «археомодерном»

Русские, пребывая под давлением

(тем самым, от которого происходят все

археомодерна, неспособны в силу

российские беды), и потому с ним вооб-

самого этого факта понять запад-

ще не о чем разговаривать:

ноевропейскую философию, и эта неспособность, по правилам

Возможность сомневаться в аде-

археомодерна, выражается в их

кватности выбора фигуры Хайдег-

уверенности, что они на все очень

гера проистекает из археомодер-

даже способны26 .

на… Мы ищем пути преодоления археомодерна, возможности выхо-

А на тот случай, если кто-нибудь скажет,

да за его границы. Тот, кто не соли-

что представленная концепция ненауч-

дарен с этой инициативой, просто

на, припасено особое откровение о ни-

не должен приниматься в расчет24 .

чтожности научного знания:

В сущности, смысл рецензируемых книг

Ученый! Это он Вольтера начитал-

Дугина можно уложить в один абзац. «Ка-

ся, наверное… Науки придумали

тастрофа налицо». Из-за археомодерна,

прямые предки глобалистов. Пол

который есть «нечто среднее между дивер-

Фейерабенд убедительно доказал,

сией правящего класса и  саморазруши-

что просветители — и особенно

тельным мазохизмом общества в целом» ,

Галилео Галилей — все свои опы-

все «очень плохо» (и даже русской филосо-

ты подделали. Наука основана

фии как таковой не существует и не суще-

на пиаре, внушении и подделках27.

25

ствовало). Чтобы избавиться от археомодерна, надо, основываясь на правильном

На этом я закончу изложение содержа-

понимании Хайдеггера, понять разницу

ния сочинений Александра Гельевича,

между «европейским Dasein» и «русским

поскольку рациональная критика оных

дазайном» (пишется именно кириллицей,

невозможна по  причинам, указанным

поскольку в этом его русскость!). Это при-

выше, и ограничусь только двумя заме-

ведет к  возникновению русской фило-

чаниями, которые, на  мой взгляд, сде-

софии (философии хаоса), которая опре-

лать необходимо.

делит политику и обусловит появление

Во-первых, надо отдать должное

гигантского земляного шара «Русское На-

Александру Гельевичу: как исследова-

чало». Конечно, шар все равно появится,

тель философии Хайдеггера он превзо-

но так он появится гораздо быстрее.

шел многих отечественных «официаль-

23. Там же. С. 146–147. 24. Там же. С. 147. 25. Там же. С. 46.

26. Там же. С. 144. 27. Поп-культура и знаки времени. СПб.: Амфора, 2005. С. 265.

К ритик а   2 2 9

ных специалистов» по  творчеству не-

Во-вторых, я  хотел  бы отметить вот

мецкого философа вроде культуролога

что. Александр Гельевич часто пишет

Владимира Бибихина. Трудно не  согла-

о постмодерне, и в весьма негативном

ситься со следующими словами Дугина:

ключе, хотя, как уже отмечалось выше, четких определений «ситуации постмо-

Представляется, что Бибихин и его

дерна» он избегает. Что, однако, не ме-

единомышленники на самом деле

шает ему давать иногда довольно ясные

горячо увлеклись Хайдеггером, но

и убедительные описания постмодерна.

кроме этой горячности в перево-

Например, такое:

дах и изложении Хайдеггера ничего нет. Читать их невозможно совер-

Из смешения — невозможного

шенно, так как эти тексты очень мно-

ни в парадигме премодерна,

го сообщают о состояниях, стараниях

ни в парадигме модерна как тако-

и страданиях самого Бибихина и его

вых — складывается стиль постмо-

коллег-переводчиков, но практиче-

дерна. В итоге мы получаем

ски ничего, кроме случайных совпа-

вначале ироничное, провокацион-

дений, не говорят о Хайдеггере либо

ное, откровенно эпатажное, напо-

дают такую картину, от которой воло-

минающее дадаизм или

сы становятся дыбом28 .

сюрреализм напластование парадигм премодерна и модерна30 .

С другой стороны, исследовательская позиция самого Дугина весьма специфич-

Да, несомненно, такое эпатажное со-

на — в том смысле, что он ищет (и нахо-

вмещение несовместимого, причем, как

дит) у Хайдеггера только то, что совпа-

правило, в ироническом ключе, являет-

дает с его собственными идеями. А все

ся одной из отличительных черт постмо-

то, что явным образом с этими идеями

дерна. И именно потому, если бы меня

не совпадает, объявляется своего рода

попросили проиллюстрировать ситуа-

шифрограммами, помещенными «в гу-

цию постмодерна конкретными приме-

манитарный контекст, где под влиянием

рами, я бы сказал: ситуация постмодер-

внешних факторов были цензурирова-

на — это когда Александр Дугин заведу-

ны и самоцензурированы темы второго

ет кафедрой социологии международных

периода»29 (то есть периода творчества

отношений факультета социологии МГУ,

Хайдеггера, который наиболее подходит

а Иван Охлобыстин является священни-

для целей и задач самого Дугина). Такой

ком православной Церкви.

избирательный подход, конечно, никако-

В самом деле, только в  ситуации

го отношения к  историко-философской

постмодерна возможно, чтобы завка-

науке не имеет, но от Дугина как от идео-

федрой социологии международных от-

лога ожидать ничего другого, наверное,

ношений главного вуза страны на  пол-

и не приходится.

ном серьезе утверждал, что

28. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала. С. 13–14. 29. Там же. С. 216.

30. Постфилософия. С. 65.

230 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

… вот человек повернул кепку назад,

фии хаоса», в  которой будут рассматри-

одел широкие штаны, пошел. Что

ваться «существа хаоса: камни, растения,

это значит? Он находится в состоя-

звери, люди, духи хаоса… Русские как на-

нии одержимости духом атлантиз-

род хаоса. Русские как носители природы

ма. Он служит Левиафану… Самые

хаоса. Русские как философы хаоса»33?

страшные гетто будут созданы для

Собственно, это вполне себе такой

серфингистов… Нет ничего более

постмодернистский пастиш (смешение

отвратительного, чем катание

фэнтези, оккультной литературы, ре-

с белозубой улыбкой на этой омер-

лигии, алхимии, философии и  компью-

зительной доске. Больше здесь

терных игр), задачей которого является

сказать нечего. Самое главное ска-

развлечение скучающих людей. Тот  же

зано. Кто не понял, ему уже ничего

самый дугинский Евразийский союз мо-

не поможет. Ничего31 .

лодежи, которым лет десять назад пугали друг друга представители «либеральной

Или, например, что «клонирование еще

общественности», оказался в итоге суще-

пока не поставлено на поток. Вот только

ствующим главным образом в интерне-

в Китае, говорят, уже клонируют вовсю.

те постмодернистским симулякром, кото-

Откуда их, кстати, столько?»32

рый то распускается, то возрождается, то

Как  бы Александр Гельевич ни  ру-

грозится вывести на улицы 150–200 ты-

гал постмодерн, он сам является его по-

сяч «опричников», а когда дело доходит

рождением, хотя и тщательно скрывает

до дела, выводит 50–60 скучающих под-

это c помощью традиционалистской ри-

ростков. Вся эта игровая ситуация впол-

торики. Но  дугинский постмодернизм

не может быть описана словами само-

проявляется даже на уровне символов.

го Александра Гельевича: «Нам скучно.

Например, Евразийский союз молоде-

Не то чтобы „модерн неправ“. Нам без-

жи (структура в рамках Международного

различно, прав „он“ или нет. Нам просто

Евразийского движения, возглавляемо-

скучно»34 . «Никакой веры в постмодерне

го Александром Гельевичем) использу-

ни у кого на самом деле нет»35 .

ет в качестве символа «знак хаоса», при-

В заключение хотелось бы привести

думанный писателем-фантастом Мурко-

еще одну цитату из  книги Александра

ком и популяризованный в 1980‑х годах

Гельевича, которая, на мой взгляд, вели-

адептами «магии хаоса» из  группы «Ил-

колепно характеризует его творчество:

люминаты Танатэроса», а также издателями игры Warhammer, где силам Им-

В интеллектуальной сфере это тра-

периума (в  котором легко угадывается

диционное русское [я бы сказал,

совокупный Запад) противостоят силы

правда, «современное постмодер-

Хаоса. И как тут не вспомнить о провоз-

нистское». — А. А.] иронизирование

глашаемой Дугиным «русской филосо-

над мыслью привело к накоплению

31. Четвертая политическая теория. Россия и политические идеи XXI века. СПб.: Амфора, 2009. С. 271. 32. Постфилософия. С. 91.

33. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии. С. 458. 34. Постфилософия. С. 66. 35. Там же. С. 651.

К ритик а   2 3 1

слишком больших издержек. И сегодня пробиться к тому уровню, где мы мыслим, а не валяем дурака (каким бы сакральным это «дуракаваляние» ни было), чрезвычайно сложно, если вообще возможно36 . 36. Там же. С. 21.

Алексей Апполонов Растворение в повседневности В своей новой книге известный итальянский литературовед Франко Моретти взялся за задачу сколь актуальную, столь и, кажется, безнадежную. Он вознамерился ответить на вопрос: куда в наше время, когда «капитализм силен как никогда», подевался, собственно, герой и субъект капитализма, владелец капитала — буржуа? Точнее будет сказать, впрочем, что эту тему автор заявил в предисловии, в то время как книга в целом, скорее, занята другим: она показывает (преимущественно на примере художественного текста), как рождается и в чем состоит идеология буржуа. Тем не менее к воФранко Моретти. Буржуа: между историей и литературой / Пер. с англ. И. Кушнаревой. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014. — 264 с. 

просу о судьбе этого класса Моретти, как дипломированный литературный критик-марксист, возвращается постоянно, не настаивая вместе с тем на его актуальности. Еще во введении автор признается, что современность знает плохо, так что никаких актуальных выводов делать не станет. И безукоризненно держит слово: книга заканчивается Ибсеном. К решению поставленной задачи Моретти идет через литературный текст. Полагая, что литература — место, где «разрешение диссонансов бытия» (как Лукач определял форму в «Теории романа») сохраняется в относительной неприкосновенности, он утверждает, что «обратная разработка» (reverse engineering, не путать с  деконструкцией) литературных произведений с  помощью анализа форм позволяет понять, решению каких задач эти формы служили, когда были актуальными. (Во введении Моретти сообщает, что намерен в числе прочего показать «то, например, как такое слово, как „комфорт“, намечает контуры легитимного буржуазного потребления или как темп повествования при-

232 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

спосабливается к  новому размеренно-

«духа капитализма», объясняющую по-

му существованию».) В силу небольшого

явление рациональных стратегий пове-

объема книги и очевидного намерения

дения буржуазии диссидентскими рели-

не изложить историю литературы, а дать

гиозными доктринами эпохи Реформа-

предельно краткое и  емкое описание

ции и  порожденными ими ценностями

метода (что Моретти прямо эксплици-

и социальными практиками. Во всяком

рует), отбор основных героев и  произ-

случае, едва он приступает к  разгово-

ведений, иллюстрирующих те или иные

ру о Робинзоне, как те качества, кото-

утверждения, носит неизбежно фраг-

рые он полагает «буржуазными»  — ра-

ментарный и  отчасти волюнтаристский

циональность, умеренность, аккурат-

характер. Здесь это, например, Робин-

ность, комфорт, — возникают уже сами

зон Крузо, Эмма Бовари, «Миддлмарч»

собой, притом поначалу даже скорее

Элиот, «Сердце тьмы» Конрада, чрезвы-

как цель, нежели средство (средства Ро-

чайно популярная в СССР «Кукла» Боле-

бинзон изобретает на ходу). Таким обра-

слава Пруса, Ибсен. О  русском романе

зом, «предметный» (и  очевидно, мелоч-

Моретти говорит вскользь, когда рассу-

ный) характер буржуазии детерминиру-

ждает о периферийных для капиталисти-

ется сразу, практически без объяснения

ческого мира эксцессах интерпретации

причин (но со ссылкой на авторитет Ве-

буржуазной догмы. Тем не менее по от-

бера), а  все дальнейшее повествова-

ношению к логике высказывания самого

ние посвящено его литературной ре-

Моретти примеры отобраны очень точ-

презентации. Столь  же безоговорочно

но, а  требовать большего при потенци-

он принимает и  вторую важную вебе-

ально необозримом материале было бы

ровскую идею — расколдовывания (En-

избыточно.

tzauberung) мира, которым занято капи-

Идеологические, социологические

талистическое общество, переходящее

и  экономические пристрастия Моретти

от сакральных к рациональным практи-

характерны для человека умеренно ле-

кам и на этом пути, несмотря на приоб-

вых взглядов (с  ударением на  оба сло-

ретенную точность описания, утрачиваю-

ва): это Маркс, Энгельс, Вебер, Веб-

щее его, мира, смысл.

лен, Лукач, Грамши, Шумпетер (в части

Ценность метода Моретти состоит

критики буржуазии), Хобсбаум. Именно

в  том, что в  своем анализе такой дву-

к  ним Моретти обращается, когда нуж-

смысленной и невесомой материи, как

ны «внешние» объяснения рассматри-

идеология, он идет дальше значений

ваемых черт буржуазии в диахронии ли-

слов, частотности и  контекста их упо-

тературных текстов, обходясь при этом,

требления, получая таким образом хоть

например, без Дюркгейма или Парето,

сколько-нибудь «объективные» (или, ско-

несколько иронически цитируя Джейм-

рее, «материальные» — в рамках той же

са Милля о  необходимости среднего

логики, что считает «материальным» эко-

класса и с совсем уже заметной ирони-

номический интерес) данные. Пользуясь

ей  — Карлейля, пишущего о «Рыцарях

несколькими словарями, тремя базами

Труда». В  целом Моретти безоговороч-

данных — корпусом книг Google Books,

но принимает веберовскую концепцию

базой данных «Чедвик-Хили» (ChadwyckК ритик а   2 3 3

Healey Database) и корпусом «Литератур-

капитализм как способ ведения хозяй-

ной лаборатории», — а также, что более

ства, которому свойствен учет капитала

существенно, возможностью с легкостью

в денежной форме — в первую очередь

производить лексический поиск по всем

в  виде бухгалтерской отчетности, а  ра-

ним, Моретти становится обладателем

циональная методичность, необходимая

статистического аппарата, мощь которо-

для такой бухгалтерии, уже заключена

го еще пятнадцать лет назад представля-

в телеологическом языке Робинзона.

ли себе только оптимисты.

По утверждению Моретти, языком

Такой метод позволяет ему проде-

детерминировано и  содержание поня-

монстрировать, как буржуазия прямо

тия «средний класс», вызывающее ныне

на  наших глазах в  буквальном смысле

столько затруднений. Возникшее в Бри-

рождается из  текста. Так, он анализи-

тании в момент, когда в стране разрыв

рует состав «Робинзона Крузо» (не толь-

между бедными и богатыми достиг наи-

ко первый новый европейский роман,

более драматических масштабов, это по-

но и первый роман о буржуазии), пока-

нятие присвоили классу, выступающему

зывая, как с помощью герундия появля-

опосредующим звеном и  медиатором

ется на  свет целеполагающая грамма-

между богатыми и бедными, upper и low-

тика нового класса (Моретти называет

er. Его появление как раз и было вызва-

ее грамматикой необходимости). Hav-

но необходимостью снять это угрожаю-

ing now brought, говорит Робинзон, на-

щее противоречие. Поначалу буржуазия

чиная выстраивать очередную телеоло-

с гордостью приняла на себя роль такого

гическую фразу, наводящую мост с  од-

посредника, ибо ценностями ее в самом

носторонним движением от неудобного

деле были умеренность и  срединность.

прошлого через хлопотное настоящее

Буржуазия как компромисс: между бога-

к комфортному будущему. И из этого так-

тыми и нищими, между консервативной

тического стиля мышления рождается

и прогрессистской идеологиями, между

новая парадигма, в которой опыт, любо-

рафинированным и низменным вкусом.

знательность и  мужество человека, об-

Со  временем компромисс становится

ретая инструментальное значение, ста-

синтезом, и  буржуазия рождается как

новятся ценностно нейтральными каче-

нечто актуальное, результирующее, фи-

ствами, необходимыми для достижения

нальное и (поэтому) тотальное.

чисто утилитарных целей. Честность, тру-

Далее, прибегая к  статистическому

долюбие, серьезность, предметность

и  семантическому анализу слов и  вы-

и комфорт как антонимы гедонизма вы-

сказываний в  исторической перспекти-

растают из того языка, которым Робин-

ве, Моретти показывает, как под давле-

зон описывает последовательность сво-

нием идеологии постепенно и незаметно

их действий. Чтобы называться хорошим

смещается смысл определений — от при-

человеком и иметь право отдохнуть, ты

надлежащих преимущественно физиче-

должен много и  методично трудиться;

скому миру к (по большей части) эмоцио-

прежде чем начать трудиться, ты должен

нальным, связанным с идеями и катего-

прикинуть, какие средства сможешь упо-

риями (например, strong и heavy у Дефо

требить на  этот труд. Вебер определял

или Элизабет Гаскелл столетие спустя).

234 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Моретти раскрывает феномен роста ча-

Но что стало с  самой буржуазией?

стотности «викторианских прилагатель-

Ссылаясь на  обозначенный в  англий-

ных», то есть понятий, содержащих кос-

ском буржуазном романе конфликт по-

венную  — «без строгости»  — этическую

колений, неизменно приводящий к тра-

оценку происходящего, и  неуклонное

гедии1 , Моретти делает парадоксальный

падение использования понятий прямо

вывод: «Буржуа исчезает в момент три-

оценочных, таких как «добродетельный»

умфа капитализма». В  стремлении пре-

(virtuous) или «недостойный» (unworthy).

одолеть комплекс выскочки буржуазия

Слово «чистый» вытесняет слово «непо-

начинает растворяться в представлени-

рочный» (используя русскоязычные ана-

ях о легитимной культуре: ее здания ми-

логии) и  тем самым снимает с  себя се-

микрируют под готику, ее привычки ко-

мантическое бремя оценки, становится

пируют старую аристократию, ее пафос

внешне нейтральным арбитром, импли-

скрепляющего общество цемента начи-

цитно предполагая, что описываемое им

нает уступать место своего рода классо-

качество не навязано предмету автором

вому рессентименту, объектом которо-

высказывания, но имманентно ему. Так

го, разумеется, выступает аристократия.

работает мягкая сила буржуазии, пре-

(Профессиональные музыканты танце-

вращающая мораль в  повседневность,

вальных и  военных оркестров Амери-

от которой уже невозможно избавиться

ки в  этот момент принимаются рассу-

(Моретти в этой связи упоминает выска-

ждать на  страницах цехового журна-

зывание Ницше о «постыдно обморали-

ла Metronome о миссии своего занятия,

зировавшейся манере речи»).

которая состоит в  том, чтобы воспиты-

«Объективный» тут ключевое слово.

вать в буржуазии рафинированный ари-

Рассуждая о  том, что буржуазия в  сво-

стократический вкус.) Буржуазия утра-

их романах не скрывает мотив эксплуа-

чивает свои идентичность, содержание

тации, а,  напротив, «заставляет все об-

и ощущение легитимности. За последней

щество взглянуть в глаза правде о себе»,

она обращается к аристократии. Однако

Моретти называет ее первым реалисти-

на  ее пути предсказуемо встают идеа-

ческим классом в истории. Подчиняясь

лы умеренности, скромности и практич-

логике реализма, буржуазия стремится

ности.

к объективности в описании мира (в том числе романном) через детализацию, перенос акцента с основных сюжетных линий на боковые (яркий пример — «Мадам Бовари», где второстепенно фактически все), через несобственно прямую речь, снимающую ответственность с  субъекта высказывания. Словом, стремление к  объективности приводит буржуазию к созданию того романа, который мы теперь знаем как квинтэссенцию литературной формы.

1. «…маленький Поль умирает из-за „недостатка жизненной силы“; сын Флетчера — инвалид, ненавидящий его кожевенную фабрику, которому очень повезло, что его опекуном становится „джентльмен“ Галифакс; сына Миллбэнка от неминуемой смерти спас маленький лорд Конингсби, тогда как дочь Грэдграйнда едва избежала адюльтера, а его сын становится вором и, по сути дела, убийцей» (157– 158).

К ритик а   2 3 5

Вознамерившийся стать аристокра-

превращения в  джентльменов. К  сожа-

том буржуа в итоге довольствуется ролью

лению, здесь книга Моретти как будто

джентльмена, дающей ему, с одной сто-

утрачивает фокус: две последние гла-

роны, необходимую степень социально-

вы, повествующие о  национализации

го признания, с другой — не требующей

буржуазии и  ее рефлексии в  эпоху ин-

прямой лжи, заключенной в фамильных

дустриализации, сообщают вещи более

гербах и генеалогиях (в качестве приме-

спорные и  существенно хуже фундиро-

ра последнего можно вспомнить барона

ванные. Местами возникает ощущение,

Данглара). Моретти показывает эту ме-

что текст Моретти отрывается от своей

таморфозу на примере романа «Джон Га-

статистико-эмпирической основы, от из-

лифакс, джентльмен», герой которого ви-

ложенного в самом начале метода и при-

дит, что толпа собирается напасть на его

нимается развиваться исходя из условий

благодетеля, поскольку у  того в  подва-

сформированной к этому моменту теоре-

лах полно пшеницы, поднимает писто-

тической системы, которая, в свою оче-

лет, выходит вперед и говорит: «Это его

редь, модифицируется общей, во  мно-

пшеница, не ваша. Разве не может чело-

гом априорной эпистемологией авто-

век поступать со своим добром, как за-

ра — вещь почти неизбежная, когда дело

хочет?» «Вот и  все», — поводит итог Мо-

идет об  идеологии. В  первой половине

ретти: вместо цветистых оборотов о Ры-

книги подобное ощущение быстро про-

царях Труда Карлейля, принадлежащих

ходит, в двух последних частях становит-

уже ушедшей эпохе самоутверждения

ся устойчивым.

нового класса, человек просто подни-

Моретти показывает, как буржуазия,

мает пистолет и  констатирует очевид-

становясь гегемоном, постепенно уходит

ное. Так буржуа делается силой, а став

в социальную и экономическую тень. (Ха-

ею, расстается с тем, в чем не нуждает-

рактерно его рассуждение о тетралогии

ся, — с велеречием, со ссылками на хри-

Переса Гальдоса «Торквемада»: герой,

стианскую традицию и с аффектирован-

который сохранял могущество, остава-

ностью жестов. Отношения между бур-

ясь на вторых ролях, превращается в пу-

жуа и  миром начинают выстраиваться

стое, комическое означающее с выходом

в  рамках еще более архаичного, чем

на авансцену.) По самому своему соци-

аристократический, патерналистского

альному императиву, качествами которо-

мифа отношений между «хорошим слу-

го являются скромность, честность и тру-

гой» и «добрым господином». С этого на-

долюбие, дело буржуазии — действовать

чал Робинзон, спасши Пятницу. Этим за-

за сценой. Выход на люди запускает дис-

канчивают свою социализацию буржуа,

сипативные процессы. В  финале книги

победившие в себе авантюрный дух ран-

на примере ибсеновских героев Морет-

него капитализма (и Робинзона). Так он

ти показывает, что удел буржуазии — «се-

становится повседневностью.

рая зона», пограничная полоса между за-

Однако после этого буржуазия про-

коном и произволом. Очевидно, однако,

существует еще более ста лет, и  даже

что эта территория скрыта от повседнев-

в рамках горизонта компетентности ав-

ных взоров, то есть является периферий-

тора она надолго переживет момент

ной и закулисной.

236 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Вместе с  тем именно этого вывода

тода, книга Моретти демонстрирует но-

Моретти не  делает.  На последних деся-

визну уже в постановке вопроса. Пред-

ти страницах на  примере героев Ибсе-

ложенный автором метод может служить

на он внезапно резко обособляет класс

хорошим инструментом демаркации.

буржуазии, сводя его, как представляет-

Как минимум здесь вполне исчерпы-

ся, только к  классу предпринимателей

вающе излагается, что такое средний

(во  всяком случае все примеры здесь

класс — экономически, этически и  эти-

относятся к  чисто деловым коллизиям).

мологически, — что способно положить

Он утверждает, что буржуазия индустри-

конец довольно бесплодным дискусси-

ального века, переместившись в «серую

ям о предмете. Кроме того, приводя два

зону», стала метафоризировать мир, пе-

определения буржуазии  — буржуазия

реводя его с  языка прозы, «самой бур-

собственности и  буржуазия культуры

жуазной», как говорит Моретти, формы

(Besitzs- и Bildungsbürgertum Хобсбау-

высказывания, на своего рода поэтиче-

ма), он вписывает в разговор о среднем

ский язык, и тем самым разрушать его.

классе творческих работников и  интел-

Утверждение это по сравнению с общим

лигенцию (интеллектуалов, если угодно),

корпусом книги выглядит как минимум

которые порождают массу затруднений

неожиданным и  малообоснованным,

у  догматических марксистов. Таким об-

а весь текст приобретает несколько ра-

разом, книга Моретти — не исчерпываю-

зомкнутый, незаконченный вид, что, ве-

щий проблематику труд (на чем и сам ав-

роятно, естественно для находящейся

тор совершенно не настаивает), а пролог

в  разработке гипотезы, но  сильно сби-

к  большой и  увлекательной дискуссии,

вает с толку. Несмотря на чувство недосказанности концепции и  недоработанности ме-

в  последние десять лет снова ставшей чрезвычайно актуальной. Артем Рондарев

Out of Frame У Вальтера Беньямина есть откровенно

рах занимаются женщины и  что между

сексистское эссе «Девушки и книги», где

ними — книгами и  женщинами в  сорти-

вдруг оказывается, что между девушка-

рах — есть странная корреляция: если

ми и книгами много общего. Например,

социальный и  образовательный статус

их обеих можно брать с собой в постель.

женщины ниже того, на который она пре-

Но Беньямин не  упомянул того, что де-

тендует, то в сортире лежит книга, кото-

вушку и  книгу можно также брать с  со-

рая должна читаться, с ее точки зрения,

бой в туалет. И тот же туалет позволяет —

той группой, на принадлежность которой

за закрытыми дверьми — использовать

она претендует.  У одной моей комплек-

и девушку, и книгу так, как они того, воз-

сующей по  поводу слабой самореали-

можно, не хотели бы.

зации подруги в  туалете десять лет ле-

Каких-нибудь британских ученых од-

жал постепенно тающий в  объеме ро-

нажды наверняка ждет социологическое

ман «Смилла и ее чувство снега», тогда

открытие, что управлением книг в сорти-

как у подруг, таких проблем не испытыК ритик а   2 3 7

вающих, в уборных валяются дамские романы или детективы Хмелевской. Мое туалетное чтиво в  последние дни составляет книга «Против безопасности: почему у нас все не так в  аэропортах, метро и  других местах, где нам якобы угрожает опасность» известного американского социолога Харви Молоча, серьезно повлиявшего в свое время на политические науки и городские исследования. К «другим местам» относятся также и  уборные — причем не только общественные. Хотя Молоч оговаривается, что по большому счету приватных уборных не существует — туалет является частной территорией, вреHarvey Molotch. Against Security: How We Go Wrong at Airports, Subways, and Other Sites of Ambiguous Danger. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2012. — 280 p.

менно взятой взаймы у публичного пространства. Общественный туалет, будучи сам местом гендерной и отчасти социальной сегрегации, подвергается серьезному давлению со стороны властей, которые видят в общественных уборных опасные и грязные места, где царят воры и насильники. Отчасти власти правы: злые языки говорят, что карьера экс-президента Украины Виктора Януковича началась именно в туалете — там он воровал у зазевавшихся мужчин шапки. В метро НьюЙорка когда-то было более полутора тысяч общественных уборных, на момент написания книги там оставались лишь десятки. В московском метро, напомню, вообще нет публичных туалетов (они строились рядом с павильонами, но теперь от той сети мало что осталось), что оправдывается вопросами безопасности лишь отчасти — туалетов нет и не будет, чтобы не создавать дополнительную нагрузку на инфраструктуру и не привлекать людей. Поэтому так радикально сократили торговлю в метрополитене, буйно расцветшую в золотой век Дмитрия Гаева. (В принципе, правильным было бы решение убрать из подземки и бесплатный Wi-Fi.) Исследование туалетов Молочем не основывается на широкой базе эмпирических данных, но по преимуществу на  личных наблюдениях и  беседах со  специалистами. А потому опирается в основном на сохраняющую пуританские традиции — особенно в уголках, куда дух просвещенья еще не добрался, — англосаксонскую культуру отправления большой и малой нужды. Здесь, в «обществе», разговор о туалете и его инфраструктуре до сих пор табуирован (как считает Молоч, но это вхо-

238 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

дит в противоречие с обилием туалетной

бы из  мужской половины туалета нель-

лексики, которую сам же Молоч эксплуа-

зя было  бы ничего увидеть в  женской

тирует; казалось бы, а откуда такому бо-

его части. Более того (и я его здесь под-

гатому вокабулярию взяться?). А  пото-

держиваю абсолютно), необходимо, что-

му объекты туалетной инфраструкту-

бы в публичных местах, где практикует-

ры — унитазы, биде и т. д. — выглядят так

ся разделение на «М» и «Ж», число жен-

консервативно, их внешний облик прак-

ских уборных превышало число мужских

тически не меняется целое столетие. Ди-

в три или даже в четыре раза. Это свя-

зайнеру очень трудно вести диалог с за-

зано не только с тем, что женщина боль-

казчиком на  эти темы. Так что тех про-

ше времени проводит в туалете, но так-

блем, с  которыми могут столкнуться

же и с тем, что у нее куда больше пово-

посетители японских ресторанов, чьи

дов для того, чтобы туалет использовать.

туалеты оборудованы какими-то косми-

Женская уборная должна быть простор-

ческими унитазами с гигантским числом

нее мужской  — не  только потому, что

кнопочек, Молоч не обсуждает. Многие

женщине, как правило, необходимо

феминистки выступают за  окончатель-

больше места, но  и  потому, что она за-

ную отмену разделения санузлов по по-

частую использует туалет не одна, а с ре-

ловому признаку, апеллируя к  опыту

бенком любого пола, а также с подругой,

установления равенства и  компенса-

где они могут вступать в неформальные

торной дискриминации, а также жалуясь

социальные коммуникации — занимать-

на то, что трансвестит, лесбиянка и гей

ся взаимным грумингом и т. п. (Именно

неудобно себя чувствуют, когда оказы-

поэтому хорошие дизайнеры дорогих об-

ваются перед визуально определен-

щественных уборных стараются вешать

ным соответствующими знаками жест-

зеркала на расстоянии от раковины, что-

ким половым различием. Оно требует

бы женские волосы не забивали слив.)

от  представителя ЛГБТ срочно сделать

Борьба властей с «публичными туа-

выбор в пользу своей половой идентич-

летами», такими, например, как «Мак-

ности, причем в пространстве транзита

доналдс» и «Старбакс», где менедже-

между публичным и  частным, где арти-

ры дают персоналу инструкции, кого пу-

кулируется гендерный статус, от опреде-

скать в туалет, а кого — нет, не приводит

ления которого желающий справить ну-

к увеличению безопасности, скорее на-

жду хотел бы уклониться. (Хорошей иллю-

оборот. Новопушкинский сквер Москвы

страцией для этого тезиса послужил бы

напротив закрытого осенью 2014  года

фрагмент фильма «Джентльмены удачи»,

«Макдоналдса» мгновенно опустел, не

где герои Крамарова, Леонова и Вицина,

спасли и акции столичного департамен-

переодетые в дамское платье, прячутся

та торговли и  услуг, организовывавше-

в мужском туалете.) Молоч же выступает

го в  сквере торгово-развлекательные

как консерватор (он полагает, что разде-

ярмарки. Меньше людей стало на Твер-

ление кабинок на мужские и женские не-

ском бульваре. Публичные пространства,

обходимо сохранить) не столько из сооб-

которые теряют людей, становятся опас-

ражений безопасности, хотя и ради них:

нее. И это — кумулятивный процесс. Если

часть женщин вообще требует того, что-

сегодня сюда пришло меньше народу, то К ритик а   2 3 9

завтра будет еще меньше. Страдают вла-

посвященная работе общества с  кол-

дельцы кафе и  ресторанов, располо-

лективной травмой, — фрагмент книги

женных по  сторонам бульвара, — мень-

о проектах застройки пустыря на месте

ше прохожих, которые невзначай гото-

обрушившихся зданий Мирового торго-

вы зайти, выпить и согреться или просто

вого центра в Нью-Йорке  — пересека-

пообщаться. Общественный туалет на-

ется с размышлениями известного гуру

против ТАСС на площади Никитские Во-

архитекторы Люббеуса Вудса об урбани-

рота закрыт давно и, кажется, навсегда.

стике войны.)

А те бронированные общественные убор-

Молоч выделяет сразу несколько ге-

ные цвета хаки, которые поставила сто-

терогенных  — и  конкурирующих  — со-

личная администрация, приспособлены

циальных логик, призванных сохранять

только для того, чтобы отпугивать обы-

и  устанавливать порядок. Это логика

вателей, а  отнюдь не  для комфортного

должностных инструкций, разработан-

справления нужды. Начальство, уничто-

ных экспертами и  навязанных началь-

жая публичные туалеты, очевидно поза-

ством;

имствовало решение проблемы безопас-

ства — на самом деле банальная логика

ности у  страуса. Город без обществен-

обывателей; логика поведения профес-

ных уборных опаснее города с таковыми.

сионалов по  соблюдению безопасно-

Здесь больше бомжей и меньше людей

сти. (Другой, возможно, ее не  стал  бы

на улицах; здесь исчезают уличные тор-

выделять, поскольку поведение этих

логика

гражданского

обще-

говцы, здесь меньше лавок, кафе и ре-

профессионалов, как правило, являет-

сторанов, чьи хозяева заинтересованы

ся компромиссом между инструкцией

в  том, чтобы вокруг их заведений был

и здравым смыслом.) Эти три логики кон-

порядок, и здесь нет зевак, пересечение

курируют и часто приходят в противоре-

ленивых взглядов которых останавлива-

чие друг с другом. Молоч считает, что при

ет воров и насильников куда эффектив-

прочих равных необходимо доверять об-

нее любых полицейских мер.

ществу, пусть оно и не всегда безгрешно.

Впрочем, книга Молоча не  о  без-

К этим трем режимам установления

опасных туалетах, а о безопасности в це-

безопасности я  бы добавил еще и  чет-

лом, о  том, как нас утомила гонка вла-

вертый, который неожиданно обнару-

стей в  ее преследовании, и  о  том, как

жил в обсуждении итогов одного из се-

с таковой бороться.

куритарных кейсов в фейсбуке у коллеги

Молоч показывает, что граждане за-

по философскому факультету МГУ. Суть

частую сами намного лучше справляются

истории, привычной для университета,

с установлением безопасности, чем спе-

состоит в печальном проявлении излиш-

циально обученные люди. И более того,

ней жесткости охранников по  отноше-

спасти порой людей или обеспечить без-

нию к сотруднику университета, просро-

опасность можно, лишь нарушив долж-

чившему пропуск. Обсуждение истории

ностные инструкции. Примеров подобно-

в фейсбуке у «жертвы» (обычно обсужде-

го Молоч приводит множество — из  ис-

ния подобных историй носят технический

тории про потоп в Новом Орлеане или

характер либо вписаны в  репрезента-

трагедии 11  сентября. (А  одна из  глав,

цию одной из логик, которые упоминает

240 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Молоч) неожиданно приобрело мораль-

инструкции и объявляющей виноватыми

ный оттенок после появления в коммен-

именно тех, кто заставляет эти инструк-

тариях непосредственного руководителя

ции вступать в действие, будь то случай-

«провинившегося». Руководитель указал,

ный пассажир, дополнительный досмотр

возможно в шутку, что его подчиненный,

которого тормозит очередь, или просто

нарушивший невольно пропускной ре-

человек, выглядящий немного неорди-

жим, достоин не только административ-

нарно, не  так, как с  точки зрения на-

ных мер воздействия, но и… возвраще-

чальства должен выглядеть или вести

ния к  практикам телесных наказаний!

себя любой. Логика безопасности — ад-

В  этой шутке начальника не  все, оче-

министративная, гражданская или про-

видно, шутка. Административный поря-

фессиональная — при чрезмерной арти-

док контроля привлекает на свою сторо-

куляции, воспроизводящей всеобщую

ну, пытаясь изъять подобные аргументы

подозрительность, заставляет субъекта

у  общества, мораль. Тот, кто нарушает

чувствовать ничем объективно не спро-

часто неявные административные уста-

воцированную вину, которая и  показы-

новления и  инструкции, не  только со-

вает существование и  действенность

вершает административный проступок,

«четвертой логики безопасности», мо-

но,  с  точки зрения руководителей, так-

ральной логики, авторитет которой пы-

же ведет себя аморально, и для его осу-

таются присвоить администраторы.

ждения необходимо привлекать и само общество. Нормативная логика инструкции хо-

*** Существует очень интересная русско-

рошо справляется с  рутинными ситуа-

язычная рецензия на книгу Молоча. Ав-

циями, но  часто ломается или приво-

тор ее  — довольно известный борец

дит к негативным последствиям именно

с  жуликами в  отечественной науке. Он

в  тех положениях, ради регулирования

уже пытался разрушить карьеру одного

которых она создавалась. В  нешаблон-

начинающего ученого, обнаружив в его

ной ситуации логика административно-

диссертации превышающий нормы объ-

го контроля не производит безопасность,

ем заимствований, то есть, грубо говоря,

а, скорее, наоборот, выступает как аксе-

плагиата. Сей автор беспощаден к книге

лератор опасной ситуации, примеров

американского ученого. Вот что он бук-

чему множество, и Молоч их также при-

вально пишет:

водит.  Слепое исполнение административных инструкций, как правило, пре-

… теоретическая слабость в допол-

пятствует действиям общества по  вос-

нение к эмпирической узости по-

становлению безопасности, а  потому

мещает ее где-то ближе к сфере

оно вдвойне опасно. Возможно, что чет-

научной журналистики, чем к соб-

вертая логика — логика морального осу-

ственно науке2 .

ждения, которая является также ситуативным элементом, — это тень всегда отсутствующего в  опасной ситуации авторитета, фигуры власти, расписавшей

2. Корбут А. Порядок на местах, или Борьба с безопасностью // Социологиче­ ское обозрение. 2012. Т. 11. № 3. С. 163.

К ритик а   2 4 1

Рецензент в  существенной мере

ния мер безопасности после трагедии

прав. Книга Молоча очень неровная,

11  сентября. В  частности, дискуссию

блестящие главы соседствуют со  сла-

о  том, почему метро в Нью-Йорке ста-

бо сгенерированным объемом неясно

ло куда более безопасным, чем ранее, —

как подобранного материала. Его реко-

в  результате  ли политики «нулевой то-

мендации отрывочны, иногда забавны,

лерантности» или мобилизации «мягкой

а  многословность временами раздра-

силы» самого общества. Увы, автор ре-

жает. Впрочем, надо заметить, и те кни-

цензии, который с  высоты усвоенных

ги, которые создали Молочу научную ре-

техник ученой легитимации сетует на то,

путацию еще в 1970‑е, также не отлича-

что Молоч незнаком с традициями сим-

лись излишней научной строгостью. Недавно по  сети распространялась

волического интеракционизма, этнометодологии и критической этнографии, ве-

ссылка на  юмористическую странич-

роятно, сам испытал трудности с  опре-

ку, на  которой выложены «отказы» ре-

делением того, в какой именно «фрейм»

дакторов современных научных журна-

встроена работа Харви Молоча. (Как

лов и глав научных институций на статьи

и в случае с поиском плагиата у коллег

и  заявления о  приеме на  работу клас-

по научному цеху, возможно, не учел, что

сиков политической науки и  социоло-

деятельность создателей проекта «Дис-

гии. Полагаю, что пришли Молоч свою

сернет» отнюдь не направлена на очище-

статью в «Социологическое обозрение»,

ние науки от псевдоученых.) Эта книга —

ее бы также отказались печатать.

совсем не  социология-для-социологов,

Ну что ж, русскому ученому виднее.

не  наука-для-науки, границы которой

Только вот книга живого классика аме-

должны охранять «научные полицей-

риканской общественной науки вряд ли

ские», принявшие чрезмерно близко

нуждается в  рецензии такого типа, ка-

к  сердцу совсем недавно ставшие все-

кой демонстрирует наш автор из НИУ

общими стандарты научности, совпадаю-

ВШЭ. Молоч не  писал заявку на  грант,

щие с принципами, по которым научные

его текст не претендует на публикацию

журналы подбирают себе статьи. Ирония

в  модном научном журнале вроде «Со-

заключается в том, что против чрезмер-

циологии власти». Это, в  конце концов,

ной активности в  применении инструк-

не рукопись докторской диссертации.

ций со  стороны такого рода «полицей-

Книга, которая так похожа на «на-

ских», как ее русский рецензент, и напи-

учную журналистику» и  встроена в  со-

сана книга Молоча. Логики, которая при

вершенно иной коммуникативный кон-

ее невоздержанном применении пре-

текст,  — своего рода вклад в  большую

вращает полицейских в полицаев.

дискуссию о  правомерности усиле-

242 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

Вячеслав Данилов

Изобретение тела: между чувственностью и патологией «История тела» — трехтомник, подготовленный в 2005 году международным коллективом исследователей под редакцией французских историков Алена Корбена, Жан-Жака Куртина и Жоржа Вигарелло. На  русском языке первая часть1 , охватывающая период от эпохи Возрождения до Просвещения, вышла в 2013 году. Второй том, рассматриваемый в данной статье, охватывает сравнительно небольшой промежуток — от Великой французской революции до Первой мировой войны. Заключительная часть трилогии посвящена XX веку. Название серии («Культура повседневности»), в которой издается книга, говорит само за себя — «История тела» представляет собой классический пример исследования в жанре новой культурной истории (histoire culturelle). Представители этого направления наследуют расширенное представление о культуре как исторически передаваемой системе значений, смыслов и представ-

История тела: В 3 т. / Под ред. А. Корбена, Ж.-Ж. Куртина, Ж. Вигарелло. Т. 2. От Великой французской революции до Первой мировой войны / Пер. с фр. О. Аверьянова. М.: Новое литературное обозрение, 2014. — 384 с.

лений, посредством которых люди сохраняют и развивают свое знание жизни и  отношение к  ней2 . Отход от некогда традиционного понимания истории как череды великих событий, дат и биографий мертвых белых мужчин в сторону описания повседневных практик — то, что некоторые исследователи называют антропологическим поворотом, — оказался чрезвычайно продуктивным и, что примечательно, коммерчески успешным. История религиозных представлений вместо теологии, история речи вместо лингвистики, история детства, курения, кулинарии — поворот от узкоспециальной академической теории к насыщенному описанию практик снискал популярность у широкой аудитории. Так  же как и  сам подход новой культурной истории, человеческое тело — сравнительно новая сфера 1. См.: История тела: В 3 т. / Под ред. А. Корбена, Ж.-Ж. Кур­ тина, Ж. Вигарелло. Т. 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения / Пер. с фр. М. Неклюдовой, А. Стоговой. М.: Новое литературное обозрение, 2012. 2. Бёрк П. Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. С. 64–91.

К ритик а   2 4 3

интереса для социальных и  гуманитар-

до анатомически точной скульптуры Ро-

ных наук; первые работы, посвященные

дена и первых эротических фотографий.

непосредственно телесности и  ее вос-

История восприятия человеком соб-

приятию, возникают во  второй полови-

ственного тела существует, очевидно,

не XX века. Прежде чем стать объектом

столько  же, сколько и  сам человек, од-

исследования, отношение к телу челове-

нако рассматриваемое во втором томе

ка переживает трансформацию: от кар-

XIX  столетие играет особую роль: раз-

тезианской традиции разделения «тела»

витие капитализма и урбанизация уско-

и «духа» до рождения субъекта, наделен-

ряют темпы жизни, и  за  сравнительно

ного индивидуальными чертами у Мише-

недолгий период представления о  че-

ля Фуко и Норберта Элиаса.

ловеческом теле переживают трансфор-

В современном мире проявления

мацию куда более кардинальную, чем

«телесности» относятся к интимной сфе-

в предыдущие эпохи со времен Антично-

ре человеческой жизни  — здоровье,

сти. Что служит толчком к рождению но-

секс, гигиена являются темами, которые

вого восприятия? «История тела» начи-

немногие готовы обсуждать публично.

нается с главы, посвященной развитию

Язык описания связанных с ними прак-

медицины в XIX веке, и это имплицитно

тик либо очень скован, либо предельно

задает канву всей работе. Каждый из нас

откровенен, и Вигарелло с командой со-

имеет приблизительное представление

авторов осознанно выбирают вторую

о  строении собственного тела; испыты-

крайность, порой оказываясь на грани

вая боль, мы определяем ее месторас-

допустимого для «солидного» академи-

положение благодаря приблизительным

ческого издания языка. «История тела»

представлениям о  расположении вну-

призвана привлекать внимание широ-

тренних органов. Какой  бы естествен-

кой аудитории: существенная часть вто-

ной ни казалась нам подобная телесная

рого тома посвящена разбору двух край-

«картография», в  действительности ей

них, будоражащих воображение форм

не более 200 лет. До середины XVII века

проявления телесной чувствительно-

в  медицине господствует гуморальная

сти — сексу и боли. Авторы заигрывают

теория, сводящая здоровье человека

с интересом читателей, осознанно отби-

к  балансу жидкостей в  организме. По-

рая наиболее эпатажные исторические

воротным моментом в  истории меди-

примеры (чего только стоит подробная

цинской науки, по мнению авторов, ста-

статистика по  случаям скотоложства

новится институционализация клиниче-

в  сельской местности), дополняя их ци-

ского наблюдения к концу XVIII столетия.

татами из нормативных памфлетов и медицинских трактатов. Не остается в сто-

Просвещенный деспот Иосиф II

роне и  графическая часть: второй том

в 1784 году учреждает Академию

книги дополнен иллюстрациями XIX века,

медицины и хирургии в Вене; фран-

призванными продемонстрировать из-

цузская монархия открывает учеб-

менение оптики  — от  идеализирован-

ные госпитали-амфитеатры для

ных форм одалисок, нарисованных в со-

повышения квалификации врачей;

ответствии с академической традицией,

во многих городах Англии, Италии

244 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и Швейцарии организуются курсы

ближенных к  современным) сыграла

практической медицины и хирургии

дискуссия о  единстве души и  тела. Ин-

для вольнослушателей (14–15).

ституционализированные клинические исследования подкрепляют критику тра-

Тот факт, что клиники создаются с помо-

диционного для Просвещения картези-

щью государства, определяет инструмен-

анского дуализма: методы наблюдения

тальный характер нового знания и сугу-

и  анатомического вскрытия позволя-

бо функциональную роль клиник: насе-

ют изучать нервную систему, сплетения

ление должно было расти и оставаться

рецепторов и функциональные участки

здоровым для обеспечения военно-

мозга. Ученые и  идеологи XIX  века (на-

го и  экономического могущества стра-

пример, Франц Йозеф Галль, Жорж Ка-

ны. Госпитали XIX  столетия представля-

банис, Филипп Пинель или Ж.-М. Шар-

ют собой не только «театр изученных бо-

ко) наделяют телесное и умственное от-

лезней», но  и  начинают принимать тех

ношениями взаимной связи: душа и тело

больных, чьи случаи не иллюстрируются

человека отныне связаны между собой

в лекциях. Двери больниц открыты для

как «психика» и «соматика», а отклонения

неимущих, однако лечение представля-

в одной из частей неизбежно отражают-

ет собой негласный контракт: «несчаст-

ся в другой. Впрочем, несмотря на явную

ный, пришедший за  помощью, отдает

тенденцию к  медикализации, говорить

свое тело в  жертву науке и  тем самым

о  господстве строго научного подхода

„платит“ за медицинские услуги» (16). По-

в этих вопросах было бы ошибкой. Новое

жертвовать изможденным, больным те-

видение тела на протяжении всего сто-

лом во благо науке было едва ли не са-

летия встречает сопротивление со сторо-

мой благородной кончиной, которую

ны религиозных и политических институ-

могли встретить нищие крестьяне, ка-

тов (32). Идея связи между «телесным»

леки или проститутки. Мертвое тело ста-

и «ментальным» оказывается достаточ-

новится не  менее важным, чем живое.

но умозрительной для возникновения

Препарирование трупов, первые опера-

трактовок и спекуляций. Влияние на нее

ции под наркозом и расширение частной

оказывают подчас совершенно антина-

врачебной практики приводят к тому, что

учные, детерминистские представления,

к  концу XIX  века тенденция к «дробле-

во многом обусловленные устоявшими-

нию» человеческого тела — привычному

ся в прошлые столетия представлениями

разделению на отдельные части и орга-

о нравственной чистоте и христианской

ны, функционирующие как единая систе-

морали. В первую очередь это касается

ма, — становится устоявшейся не только

представлений о  сексуальности, описа-

в  научных кругах, но  и  среди большин-

нию которых посвящена добрая полови-

ства населения. Хотя Оливье Фор (автор главы, посвя-

на книги: связь телесного и ментального ярче всего проявляется в крайностях —

щенной медицине) не  говорит об  этом

всевозможных отклонениях от  норма-

напрямую, ключевую роль в новых пред-

тивных представлений о репродуктивных

ставлениях о  человеческом теле (пред-

функциях и буржуазной морали. О сексе

ставлениях, несомненно, наиболее при-

начинают говорить, писать, признаватьК ритик а   2 4 5

ся в слабостях и склонностях, но этот ин-

ским и  мужским телом становятся все

терес далек от либерализации взглядов.

более отчетливыми; вслед за  функцио-

Здесь авторы во многом повторяют ли-

нальными физическими отличиями про-

нию рассуждений, представленную Ми-

тивопоставляется все, что касается «ду-

шелем Фуко в «Истории сексуальности»3 .

шевного» и «ментального». Ранее суще-

Сексология, возникшая в  этот период,

ствовавшее представление о  женском

скорее стремится создать яркий ката-

теле как, пусть и  неполноценной, раз-

лог всевозможных извращений, чем из-

новидности мужского исторически иг-

учить их причины. Тем не  менее более

рало важную роль в  легитимации удо-

пристальное внимание к источникам по-

вольствия: разве женщина не имела та-

зволяет авторам избежать утверждений

кого  же права на  него, как и  ее более

об  инструментально-рациональном из-

совершенная копия — мужчина?5 В уста-

бавлении от целостной личности больно-

ревших медицинских теориях женский

го в пользу препарируемого и подчинен-

оргазм считается одним из  главных

ного тела, за которые Фуко в свое время

условий зачатия ребенка. Однако иссле-

подвергся критике.

дования XIX  века позволяют предполо-

Обращаясь к представлениям о чело-

жить, что овуляция и способность зачать

веческом теле, сложно избежать фокуса

у женщины никак не зависят от получае-

на гендерных аспектах4 . Второй том «Ис-

мого удовольствия. В  женском оргаз-

тории тела» хорошо иллюстрирует этот

ме нет необходимости, он бесполезен

тезис: существенная часть главы о сек-

для производства потомства. Наслажде-

суальных практиках посвящена транс-

ние похоже на  эпилептический припа-

формации статуса женского тела. Цело-

док, и, что самое опасное, женщина, бу-

мудрие и  стыдливость сводят до  мини-

дучи по природе lustful («сосудом греха»),

мума прямые свидетельства, которые

может пристраститься к нему. Женская

напрямую касались  бы женской сек-

сексуальность одновременно вытесняет-

суальности. Специфические источни-

ся на периферию общественного созна-

ки,  — в  числе которых, например, лите-

ния, маргинализуется и  попадает под

ратура,  — также остаются крайне скуд-

контроль медицины: до  конца XIX  века

ными, не выходя за рамки сдержанных

истерия считается типично женской бо-

описаний собственного тела и волнений

лезнью. Расцвет витализма помещает

от флирта с юношами. Между тем разви-

очаг заболевания внутрь человеческого

тие медицины в XIX веке сыграло с жен-

тела. Причиной женской истерии стано-

щиной злую шутку. Различия между жен-

вится не одержимость дьяволом или помутнение рассудка, а  патологии репро-

3. См.: Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет / Пер. с фр. С. Табачниковой. М.: Касталь, 1996. 4. Сам интерес к телесности развивался параллельно с гендерными исследованиями. См. подробнее: Бёрк П. Указ. соч. С. 64–91.

246 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

дуктивной системы; XIX  век — «век маточных болезней». Аналогом женской истерии становится мужской сатиризм — склонность к запретным практикам, излишняя похотливость ведут за собой пси 5. История тела. Т. 1. С. 132.

хические нарушения и  потенциальную

сколько в  боязни заболевания, смер-

опасность для общества.

ти и  вырождения. На  протяжении боль-

Таким образом, в XIX веке тело чело-

шей части XIX века человек оказывается

века одновременно «принимается», ста-

в ловушке между строгой моралью и до-

новится важным, постоянным, неизбеж-

ступным вуайеризмом.

ным и при этом постоянно отрицаемым.

Второй аспект «новой телесности»

Осуждение сексуальной распущенности

XIX  века, которому уделяют внимание

парадоксальным образом соседствует

авторы,  — это изменение статуса боли

с раскованностью и допущением множе-

и  придаваемого ей значения. Здесь

ственных физических контактов не толь-

стоит выделить два ключевых момен-

ко в браке. Рождается жанр эротической

та: интерес развивающейся медицины

фотографии, впоследствии распростра-

к боли и в то же время внимание к боли

нившейся до массовых почтовых откры-

и увечьям как источникам эмоциональ-

ток; бордели превращаются во дворцы

ного страдания. В медицинском отноше-

с уютным интерьером, а самих проститу-

нии XIX век становится периодом откры-

ток становится трудно отличить от свет-

тий: изучаются сплетения рецепторов,

ских замужних женщин  — владельцы

а  в  1880‑е  годы начинаются исследо-

публичных домов перестают экономить

вания строения мозга. Отныне боль —

на  внешнем облике своих работниц.

не  просто ощущение, но  физиологиче-

Но  внешний антураж оказывается об-

ское состояние, которое выражается

манчив: между статусом тела «благород-

в повышении уровня адреналина и ряде

ной» женщины — матери, жены и храни-

других реакций симпатической системы

тельницы очага — и  телом проститутки

(220). Если человек объединяет в  себе

пролегает огромная дистанция, которую

«телесное» и «разумное», то боль, как

не  способен преодолеть ни  один соци-

одно из  проявлений чувствительности,

альный лифт.  Проститутка  — носитель-

превращается в  сложную эмоциональ-

ница признаков вырождения; ее тело,

ную конструкцию. Так, Поль Рикёр пишет:

каким  бы изящным и  ухоженным оно ни было, внушает опасение. Распростра-

Договоримся, что термин «боль»

ненность алкоголизма, курения опиу-

обозначает аффекты, локализо-

ма и венерических заболеваний в этой

ванные в отдельных органах тела

среде превращает женщину из  публич-

или ощущаемые во всем теле;

ного дома в  истеричную носительницу

страдание же соотносится

признаков вырождения, совмещающую

с аффектами, переносимыми

в  своем образе все опасности, грозя-

на мысль и язык, на отношение

щие здоровому телу (176). Хотя новое от-

к себе и другому, к чувству, к про-

ношение к телу как к сексуальному объ-

блематике (218).

екту постепенно — на протяжении всего столетия — легитимизуется, стремлению

Таким образом, субъективный опыт

к  удовольствию постоянно сопутству-

боли, включающий в  себя эмоциональ-

ет страх. Природа этого страха не столь-

ное страдание, связывается с телесной

ко в нарушении нравственного запрета,

картографией. К ритик а   2 4 7

Причины, по  которым использова-

милосердия, отныне становится предме-

ние анестезии укореняется в  медицин-

том гордости, как протез на месте поте-

ской практике, скорее функциональные,

рянной на войне конечности, либо требу-

чем гуманистические: боль доставляет

ет компенсации от работодателя, как по-

неудобства на операционном столе; она

вреждения, полученные в цеху.

превращает сцену операции в мучитель-

Образ тела как совокупности орга-

ный спектакль, сопровождаемый неис-

нов, слаженно работающей системы,

товыми криками и текущей кровью. Вра-

оказывается революционным и к концу

чи и исследователи нуждались не только

столетия захватывает умы не только ме-

в мертвом теле, доступном для изучения,

диков, но и других ученых. Идея общества

но  и  в  позитивной практике оператив-

как целостного организма, подвержен-

ного вмешательства. В  этом контексте

ного «социальным заболеваниям», вле-

смертность от болевого шока становит-

кущим за собой «вырождение», вряд ли

ся серьезной преградой для прогресса

возникла бы у социолога Герберта Спен-

самой науки; борьба с болью набирает

сера и его последователей (ранних функ-

обороты — анестезия сравнительно бы-

ционалистов), не  окажись он под влия-

стро распространяется по  всей Евро-

нием трудов Чарльза Дарвина. Впрочем,

пе и за пределами Атлантики, с начала

авторы уделяют внимание идеям Дарви-

XIX века в небольших дозах используют

на только в  контексте их последствий:

опий и морфин. В 1899 году, в последний

формированию тезиса о «вырождении»

год описываемой эпохи (символично),

и расовой идеологии, сыгравшей печаль-

в  открытую продажу поступает самый

ную роль в первой половине XX века.

простой, доступный анальгетик — аспи-

Сложно назвать ликбезом трехтом-

рин. Если изменение отношения к боли

ный труд, изобилующий деталями и иллю-

в  медицине оказывается во  многом

страциями. Тем не менее работа Куртина,

продиктовано научным прагматизмом,

Корбена и Вигарелло, скорее, обобще-

то социальное восприятие травм, уве-

ние и  систематизация актуального ис-

чий и болезней (не попадающих в кате-

торического и  антропологического зна-

горию «постыдных») позволяет говорить

ния о проявлениях человеческой «телес-

если не о торжестве гуманизма, то о по-

ности». Реферативный характер работы

вышении внимания к  индивидуальной

становится заметнее всего на фоне дру-

личности. Закон о  несчастных случаях

гой книги Жоржа Вигарелло, также пере-

на производстве, принятый в 1898 году,

веденной на русский язык, — «Искусство

становится своеобразным завершени-

привлекательности»6 (история телесной

ем трансформации: отныне неприятно-

красоты), содержание которой выглядит

сти и  зло вписаны в  законы развития

гораздо более упорядоченным. Во  вто-

общественного договора (243). Искале-

ром томе «Истории тела» (впрочем, как

ченное тело больше не  результат случайности или ошибки, человеческой глупости; теперь оно жертва социальных механизмов (244). То, что в начале столетия считалось жалким и  требующим 248 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

6. См.: Вигарелло Ж. Искусство привлекательности: История телесной красоты от Ренессанса до наших дней / Пер. с фр. А. Лешневской. М.: Новое литературное обозрение, 2013.

и в первом) практически не упоминаются

ся выстраивание связи между француз-

социально-экономические условия, ока-

ским обществом и  миром за  его пре-

завшие существенное влияние на прак-

делами. В  самом деле, «История тела»

тики и  восприятие человеческого тела

оказывается еще более специальной

в XIX веке. Так, идея о влиянии рыночной

по  причине того, что ее авторы уделя-

экономики и промышленной революции

ют основное внимание только Франции.

на сексуальность, которую развивали как

Часть, посвященная спортивной гимна-

Мишель Фуко, так и Томас Лакёр, прак-

стике и телесной дисциплине, включает

тически не упоминается в книге, а инсти-

в  себя упоминания викторианской Ан-

туционализации клинико-анатомическо-

глии; периодически упоминаются США,

го подхода в медицине благодаря усили-

однако большинство статистических

ям монархии посвящен всего один абзац.

и  фактических источников изложены

Второстепенная роль властных институ-

на французском языке и, соответствен-

тов и политики, в принципе, является от-

но, посвящены Франции. Это ведет нас

личительной чертой исследований «куль-

к неизбежной критике со стороны пост-

турной истории», однако стоит признать,

колониальных

что без них «История тела» выглядит мо-

ность как объект исследования нераз-

исследований.

Телес-

заичной. Изобилующее примерами и де-

рывно связана с  сенситивными поня-

талями повествование авторов лише-

тиями гендера и расы, и в этом смысле

но общего знаменателя — по  этой при-

«История тела» воспроизводит колони-

чине систематизировать прочитанное

альный взгляд на  тело — исключитель-

порой оказывается чрезвычайно слож-

но белое и  преимущественно западно-

но (на каждый пример приводится свой

европейское. Впрочем, этот подход мо-

контрпример). Одной из причин противо-

жет быть вполне осознанным. «История

речивости «Истории тела» является непо-

тела» — своеобразный гимн франкофо-

средственно тема исследования — чело-

нии среди исследований повседневно-

веческое тело совершенно по-разному

сти. Авторский коллектив второго тома,

репрезентировано в различных сферах

несмотря на  заявленную интернацио-

жизни. Любую главу «Истории тела» мож-

нальность, состоит в основном из фран-

но закончить тезисом о неоднозначности

цузских исследователей. Редакторский

изменений, происходящих в XIX веке. Куда более очевидной для внимательного читателя проблемой становит-

Вчерашние уроки

коллектив серии представлен исключительно французскими учеными. Тамара Кусимова

но  интересных ранних исследования —

Перу Джареда Даймонда принадле-

«Третий шимпанзе: Эволюция и перспек-

жат два бестселлера — «Ружья, микро-

тивы человеческого животного» (1991)

бы и  сталь: Судьбы человеческих об-

и «Почему нам так нравится секс? Эво-

ществ» (1997) и «Коллапс: почему одни

люция сексуальности человека» (1997).

общества выживают, а другие умирают»

Все они переведены на  русский язык.

(2005), а также два не столь знаменитых,

Лучше всех, конечно, «Ружья, микробы К ритик а   2 4 9

и сталь». За нее Даймонд получил Пулитцеровскую премию, книга была превращена в документальный сериал и переведена на 30 языков. Изначально у Даймонда было два образования — врача-физиолога и орнитолога. В ходе своих орнитологических экспедиций в Новую Гвинею, продолжающихся вот уже 50 лет, он заинтересовался антропологией и ее связью с экологией. Сейчас он преподает на географическом факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Тема книги ясна из подзаголовка: «Мир до вчерашнего дня. Чему мы можем научиться у традиционных обществ?» Однако не стоит ожидать от автора восторженJared Diamond. The World Until Yesterday: What Can We Learn from Traditional Societies? N.Y.: Penguin Books, 2012. — 513 p.

ной болтовни об изначальной доброте «дикарей», ньюэйджевских оздоровительных заклинаниях и  прочей славяно-горицкой борьбе. Перед нами академическое исследование, просто особого толка. Напрашивается аналогия с  эпизодом «На 10 тысяч лет старше» режиссера Вернера Херцога из  знаменитой дилогии «На 10 минут старше» (2002). И  тут и  там откровенно и  грустно показан мир недавнего прошлого (у  Херцога  — индейского племени, открытого в 1981 году в Бразилии), сохранивший следы очень древней и продолжительной истории человечества. Мир тех, кого Джаред Даймонд называет традиционными обществами. Таких в книге 39: 10 племен столь любезных автору новогвинейцев, 7  — австралийцев, 5 — африканских пигмеев и т. д. Важны именно различия, подтверждающие, что мир «традиционных обществ» не  монолитен. Довчерашнее человечество знало множество путей преодоления насущных проблем, таких как деление пространства и  установление границ с  различением категорий друзей, врагов и торговых партнеров; война и мир; постконфликтное восстановление отношений; воспитание детей; забота о стариках; воспроизводство пищевых привычек; противостояние опасностям и  стратегии, связанные с риском. Такова структура книги: одна глава — одна проблема. Всего глав 11, а частей 5. Как и в предыдущих работах Даймонда, тут есть пролог и эпилог (оба разворачиваются в лиминальном пространстве аэропорта), колоритные иллюстрации (детский мучительный ужас на лице новогвинейца, впервые увидевшего бе-

250 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лого человека) и убедительные таблицы

и прибегают к помощи полиции, говорит

и карты.

о том, что модерные общества со своей

Но коронный прием Даймонда — на-

работой справляются, но  немного раз-

бранные из разных исследований и уди-

нообразия им не  повредит.  Еще в  про-

вительно освежающие взгляд сведе-

логе автор дотошно, по  пунктам объяс-

ния, гипотезы и  теории. Тема книги по-

няет, на  какую информацию он полага-

зволила автору предаться и  личным

ется, какими методами ее анализирует

воспоминаниям  — сколь интересным,

и какие уроки традиционные общества

столь и  мудрым. О  том, как моторная

могут нам предложить. По первым двум

лодка, в  которой он плыл с  группой но-

вопросам лучше всего обратиться к са-

вогвинейцев по океану, перевернулась

мой книге. Но что может дать изучение

по  глупости команды. О  том, что он по-

уже «модернизированных» обществ, ме-

нял за  несколько часов, проведенных

няющихся до  неузнаваемости? По  мне-

в воде в основном в отчаянных попытках

нию Даймонда:

не замерзнуть. Какие импликации можно из этого вывести, особенно в отноше-

·· это просто интересно — изучать лю-

нии «конструктивной паранойи», кото-

дей, похожих на  нас, но  при этом

рой посвящена целая глава. Или как его

по-другому одевающихся, питающих-

знакомая молодая американка, мать-

ся, спорящих, воюющих, воспиты-

одиночка, упорно и рискованно искала

вающих детей, считающих и,  конеч-

себе нового мужа, при этом деятельно участвуя в  нечуждых современному об-

но же, думающих; ·· традиционные общества  — своего

ществу сплетнях. Это в главе, частично

рода живые отпечатки нашего про-

посвященной как раз долгим разгово-

шлого, а  мы сами — лишь несколь-

рам и  их несомненной пользе. Кстати,

ко видоизменившиеся их предста-

новогвинейские друзья Даймонда об-

вители: переход от охоты к земледе-

суждали, что ели и как они это добыва-

лию произошел всего около 11 тысяч

ли, не  просто часами, но  сутками, спе-

лет назад, металлические орудия по-

циально просыпаясь по  ночам, чтобы

явились 7000 лет назад, а письмен-

продолжить, и  всячески досаждая ав-

ность — около 5400 лет назад7. Мно-

тору, когда он еще специализировался

жество традиционных механизмов

на  птицах, не  интересуясь эволюцией

сохраняют силу в сельских общинах,

человечества. При этом Даймонд ни в коем случае

уличных бандах и т. д.; ·· традиционные общества гораздо

не  романтизирует традиционные обще-

разнообразней, чем модерные ин-

ства и не призывает вернуться к перво-

дустриальные, но  96% всех психо-

бытной простоте. Все в  его книге гово-

логических исследований 2008 года

рит о том, что простота эта мнимая. А то,

были посвящены именно последним,

с  каким энтузиазмом целые племена примеряют на  себя образ жизни индустриального общества, надевают шорты, пьют кока-колу, используют антибиотики

7. Конечно, подобные цифры условны и постоянно корректируются, чего Даймонд и не отрицает. 

К ритик а   2 5 1

а 80% и вовсе сконцентрировались

Речь в  главе идет о  некоем естествен-

на изучении американских психоло-

ном состоянии, о  мире до  вчерашнего

гов-первокурсников. Наше знание

дня. Скажем, нелепо считать соблюде-

человеческого мышления основыва-

ние границ между обществами проявле-

ется на  очень ограниченной выбор-

нием фетишизма, призывать забыть их

ке объектов исследования, так на-

раз и  навсегда и  всем предаться радо-

зываемых WEIRD8 — западных, об-

сти и любви. Да, любые границы неесте-

разованных, индустриализованных,

ственны, то есть не относятся к природ-

богатых, демократических обществ.

ным явлениям. Но они важны и нужны: люди их придумали не случайно. Приме-

Конечно, академический интерес пред-

ры несоблюдения границ, которые Дай-

ставляет и  эта выборка. Но  изучение

монд приводит, порой ужасают. Скажем,

традиционных обществ имеет огромный

аляскинские эскимосы, еще недавно

практический смысл. Они хранят резуль-

добывавшие пропитание крайне опас-

таты тысяч «естественных эксперимен-

ным и утомительным образом — с копь-

тов»9 по  выживанию и  решению чело-

ем на  льду у  кромки воды в  ожидании

веческих проблем. Этот опыт бесценен

тюленя в течение многих суток, где про-

хотя бы потому, что его невозможно по-

мах означал смерть от  голода, а  льди-

вторить в лаборатории и противозакон-

на могла в  любой момент унести эски-

но воспроизводить в  реальной жизни.

моса в море. И если льдину прибивало

Что лучше: потакать детям во всем или

к  берегу другого племени, несчастного

физически их наказывать? Постоянно

путешественника ждала смерть. Любое

держать на  привязи или давать самим

нарушение границы в  условиях нехват-

постигать мир, набивая шишки, получая

ки ресурсов приравнивается к  покуше-

царапины и  ожоги? Как реагировать

нию на них. Сам Даймонд неоднократно

на реальную опасность и нужна ли «кон-

становился свидетелем ступора, в кото-

структивная паранойя»? Эти решения

рый впадали его друзья-новогвинейцы

отличаются от наших, и ими еще можно

при одной мысли о возможности перей-

воспользоваться.

ти границу другого племени. Однако Дай-

Посвященная границам первая гла-

монд показывает, что все пограничные

ва  — одна из  самых захватывающих.

отношения чрезвычайно сложны и запу-

Есть здесь пища и для любителей скоро-

танны. Если вкратце, то чем скуднее ре-

спелых выводов консервативного толка.

сурсы и выше плотность населения, тем жестче и острее стоит вопрос о границах.

8. Акроним от англ. western, educated, industrialized, rich, democratic societies. 9. Кстати говоря, именно так назывался сборник из семи case studies, соредактором которого выступил Даймонд: Natural Experiments of History / J. Diamond, J. A. Robinson (eds). Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press, 2010.

252 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

И естественно, тем ограниченней территория одного общества. Скажем, для жителей густонаселенных горных районов Новой Гвинеи все, что дальше 50 миль, — это terra incognita. До недавнего времени ни один горец не то что не видел моря, он и не слышал о нем. Не говоря уж о белых людях из-за этого моря.

Эта глава вполне естественным об-

ния (или сохранения) систем примире-

разом переходит в  другие три (на  мой

ния в  современном государстве, ска-

взгляд, тоже чрезвычайно интересные),

жем в форме досудебных переговоров,

посвященные конфликтам, войнам и при-

арбитража и  т. п., Даймонд напомина-

мирению. Так, Даймонд сообщает о том,

ет, что в  традиционных обществах все-

что многие традиционные общества ча-

гда сохраняется возможность другого,

сто торгуют (а среди разбираемых лишь

полностью противоположного исхода —

два обеспечивали себя полностью) тем,

кровавой войны нескольких поколе-

что прекрасно умеют добывать/произво-

ний. Группа гарвардских антропологов

дить сами — исключительно для поддер-

в  1961 году оказалась свидетелем та-

жания связей. Он подробно разбирает

кой настоящей мини-войны между дву-

несколько случаев примирения. В  част-

мя конфедерациями племен дани в Но-

ности, такой: джип, принадлежащий не-

вой Гвинее. Война продолжалась не-

коей фирме, насмерть сбил мальчика. Во-

сколько лет, и  в  ходе самой жестокой

дитель не был виноват — мальчик выбе-

битвы было убито 125 человек. Однако

жал на дорогу из-за школьного автобуса.

в пересчете на все население она оказа-

Тем не менее при неблагоприятном раз-

лась страшнее самой кровавой (для аме-

витии событий водителю грозила смерть

риканцев) битвы Второй мировой войны

от  рук родственников мальчика, равно

и  даже взрыва атомной бомбы в Хиро-

как и менеджеру фирмы, всем тем, кого

симе. А если сравнивать среднее число

он вез, и т. д. В данном случае все было

жертв в год (за XX век) к общей числен-

иначе: на следующее утро к менеджеру

ности населения, то у понесших наиболь-

явились спокойные люди, которым ему

шие потери в  этом веке России и Гер-

хватило мужества улыбнуться. Удачные

мании этот показатель составляет 0,15

переговоры при посредничестве треть-

и  0,16% соответственно, тогда как для

ей стороны, уважение к  горю родствен-

дани и некоторых других — в шесть раз

ников и  возмещение (sori moni — sorry

больше, более 1%.

money10 на пиджин-инглиш), выговарива-

Столь  же неутешительные итоги де-

ние своих эмоций на похоронах — и на пя-

монстрирует статистика преступлений

тый день все было завершено. Все вер-

внутри обществ. Пигмеи кунг считались

нулись к  прежним отношениям (или их

тихим и  безобидным племенем, пока

отсутствию), что и является целью улажи-

живший среди них антрополог не обоб-

вания конфликта в традиционных обще-

щил все истории об  убийствах с  1920

ствах, в  отличие от  восстановления аб-

по 1969 год и не поделил число убитых —

страктной справедливости и исполнения

22 человека — на численность всего на-

предписанных процедур и законов в си-

селения. Тогда выяснилось, что пигмеи

стеме государственного правосудия.

были кровожадней американских ганг-

Но не  все просто: после подробно-

стеров ровно в  три раза. Но  с  прихо-

го рассмотрения возможности внедре-

дом даже не  европейцев, а  торговцев из племени «больших» африканцев они

10. Денежная компенсация в знак сожаления (англ.). — Прим. пер.

прекратили внутренние конфликты и сосредоточились на обмене. К ритик а   2 5 3

Кроме способов примирения, Дай-

ником значения неприметной воткнув-

монд предлагает нам присмотреться

шейся в  землю веточки на  горной тро-

к результатам других «естественных экс-

пе. В  случае неправильной оценки эта

периментов». Например, к тому, как вос-

веточка грозила им набегом враждеб-

питывают детей, а именно:

ного племени. К сожалению, содержание 11 глав

·· сохраняют тесный телесный контакт

неравноценно. Некоторые блестящи,

во младенчестве, перенося на руках,

другие, увы, тривиальны. Поначалу ка-

на  бедре, на  перевязи  — и  всегда

жется, что не удались только те, в кото-

в вертикальном положении (сравни

рых Даймонд выходит за  пределы сво-

это с  перевозкой в  коляске, в  гори-

ей компетенции. Ведь, несмотря на умо-

зонтальном положении, практиче-

помрачительную эрудицию, он все-таки

ски без контакта и  со  взглядом, на-

не социолог, не историк и не этнограф,

правленным в  сторону родителей,

что видно уже по библиографии. Да, он

а не туда, куда они смотрят);

ссылается на  гипотезу Сепира–Уорфа,

·· самостоятельно изготовляют игруш-

а это начало XX века, но в основном гу-

ки из  подручных средств, а  не  поку-

манитарная часть его этнографии взя-

пают их в магазине;

та из запасников XIX века. Однако дело

·· держат в смешанных, разновозраст-

не в классиках XX века, их интересных

ных группах, а не в классах сверстни-

интерпретациях, не  в Клиффордах Гир-

ков (хотя бы иногда) и т. д.

цах и Джеймсах Клиффордах, без которых он прежде обходился. Предполо-

Закон, который Даймонд назвал «кон-

жение о  том, что западная цивилиза-

структивной паранойей», можно опре-

ция вырвалась вперед благодаря почти

делить примерно так: внимания заслу-

случайному наличию в палеолитической

живают реальные риски, а не сенсации.

Евразии питательных и легко одомашни-

Незначительные, но повторяющиеся изо

ваемых растений и животных стóит мно-

дня в  день риски приводят к  основной

гих постструктуралистских теорий. Пред-

массе смертей — например, в результа-

принятый Даймондом блестящий анализ

те автомобильных аварий (причина но-

того, как некоторые цивилизации дове-

мер один во  всем современном мире)

ли себя до  вымирания, неверно оцени-

или сердечно-сосудистых заболеваний

вая условия жизни или следуя губитель-

(порожденных во многом неправильным

ным ценностям, изумляет не менее. Не-

образом жизни). В уже упоминавшемся

достатки «Мира до  вчерашнего дня»

рассказе о перевернувшейся лодке Дай-

лежат в иной плоскости.

монд вспоминает, как после спасения он

Скажем, глава о  религии, которую,

случайно разговорился с туземцем, пла-

признаюсь, я даже не смог толком дочи-

нировавшим сесть в ту же лодку, но по-

тать, поражает своей тривиальностью.

сле оценки всех рисков передумавшим.

Невыразимо скучна она и  по  сравне-

В другом случае более опытный Даймонд

нию с  поучительной хроникой жизни

провел несколько часов за  обсуждени-

цивилизации острова Пасхи, вымер-

ем со  своим новогвинейским помощ-

шей, истощив ресурсы в угоду своей ре-

254 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

лигии (излагается в его же «Коллапсе»).

жертв, вероятно, стал Иоганн Себастьян

То есть дело не только в естественно-на-

Бах. В результате естественного отбора

учном подходе Даймонда. Другая наве-

выжили те, у кого прежний «ген выжива-

вающая скуку глава — как раз про «па-

ния» проявлялся слабее, то есть на этот

леолитическую» диету — тоже из  разря-

раз те, кто был менее склонен обжи-

да банальностей, которых от этой книги

раться сладким. Многие неевропейские

не  ждешь. В  главе, посвященной этой,

народы обогащение настигло слишком

казалось  бы, хорошо знакомой бывше-

внезапно. Те, кто по-прежнему голодает,

му физиологу Даймонду области знания,

скажем в африканских странах или Бан-

не  сообщается ничего важного, кроме

гладеш, не  страдают от  диабета, равно

того, что соли надо есть поменьше, а за-

как и  от  гипертонии, рака или сердеч-

ниматься физическими упражнениями,

но-сосудистых заболеваний (у  Даймон-

напротив, побольше.

да приведена статистика). Внезапное

Впрочем, даже и в такой невырази-

обогащение жителей о. Науру, которым

тельной главе попадаются интересные

с  1925  года стали платить роялти с  до-

фрагменты. Такова, например, гипоте-

бычи на  острове фосфатов, тоже вы-

за Даймонда о происхождении диабета

звало эпидемию с похожим на европей-

второго типа. Интересно в ней объясне-

ский результатом. Если в  1952 году ни

ние относительной устойчивости к нему

один житель Науру не болел диабетом, то

белых европейцев, которых достаточ-

в 2002‑м таких было 41%, но в 2010‑м —

но сравнить с народами, разбогатевши-

уже 31%.

ми и перешедшими на «западный образ

На мой взгляд, скучными главами

жизни» только в XX  веке: 31% жителей

или фрагментами оказываются те, где

острова Нуару больны диабетом, так же

нет личных воспоминаний Даймонда,

как 35% вестернизованных австралий-

его восхитительных новогвинейских ис-

цев и 50% индейцев Пима. Средний по-

торий. Такова, помимо двух уже упомяну-

казатель среди европейцев — 6%. Гипо-

тых, и глава про языки, би- и мультилин-

теза Даймонада состоит в  следующем:

гвальность. Правда, в  своих шедеврах,

особый ген, заставляющий нас объ-

«Ружьях» и «Коллапсе», Даймонд не  зло-

едаться сахаром, некогда поспособство-

употреблял мемуаристикой. Да, в «Ружь-

вал выживанию, позволив успешнее за-

ях» есть сакраментальный вопрос ново-

пасаться подкожным жиром в условиях

гвинейца о «карго» (материальных бла-

скачкообразной доступности еды (то есть

гах в  целом) и  справедливости. Но  и

чередования голода и обжорства). Нас —

в них, и в «Коллапсе» много фактов и их

это всех, в  том числе и  потомков ев-

интерпретаций, вокруг которых обе кни-

ропейцев. Однако начиная примерно

ги и  строятся. Гипотезы и  теории раз-

с  1650  года европейцы стали богатеть.

виваются на наших глазах и обрастают

Голод отступал, а обжорство растягива-

примерами. Так что порой от изящества

лось. В результате Европу постигла под-

рассуждения захватывает дух.

линная эпидемия диабета. В Германии

В этом, по-видимому, и кроется при-

начала XVIII  века он был известен как

чина неудачи с последней книгой. Како-

«болезнь медовой мочи», и одной из его

ва ее гипотеза? Увы, та, что, в  общем, К ритик а   2 5 5

не требует доказательств. Нельзя выста-

ми, мыслями и заготовками для других,

вить условий о  последовательности по-

несостоявшихся глав. Но по объему эти

следних или необходимом и достаточном

фрагменты не  сравнятся с  основными

объеме примеров, поскольку она проста:

главами: о границах, конфликтах и при-

у традиционных сообществ есть чему по-

мирении, рисках и «конструктивной па-

учиться. Лично я  был согласен с Дай-

ранойе». Почти столь  же хороши главы

мондом заранее. Поэтому все, что сле-

о  воспитании детей и  отношении к  ста-

дует за вступлением, — лишь набор при-

рикам, но они все же из разряда нази-

меров. Вся книга — попытка составить

дательных, то есть несколько упрощаю-

энциклопедию полезного, поучительно-

щих. Самые интересные главы не  толь-

го и занятного у традиционных обществ.

ко насыщены личным опытом Даймонда,

В какой-то момент кажется, что Дай-

но  говорят об  очень сложных вещах

монд попытался разнообразить свою энциклопедию прекрасными история-

256 ЛОГОС. ТОМ 25, #2 [104] 2015

и не дают простых рецептов. Андрей Лазарев

И Н С Т И Т У Т Э К О Н О М И Ч Е С К О Й П ОЛ И Т И К И И М Е Н И Е ГО РА Т И М У Р О В И Ч А ГА Й Д А РА  — крупнейший российский научно‑исследовательский и учебно-методический центр.

Институт экономической политики был учрежден Академией народного хозяйства в 1990 году. С 1992 по 2009 год был известен как Институт экономики переходного периода, бессменным руководителем которого был Е. Т. Гайдар. В 2010 году по инициативе коллектива в ­соответствии с Указом Президента РФ от 14 мая 2010 года № 601 институт вернулся к исходному наименованию, и ему было присвоено имя Е. Т. Гайдара. Издательство Института Гайдара основано в 2010 году. Задачей издательства является публикация отечественных и зарубежных исследований в области экономических, социальных и гуманитарных наук, трудов классиков и современников.