213 17 9MB
Russian Pages [97] Year 2013
ISSN 2305-8420
РОССИЙСКИЙ ГУМАНИТАРНЫЙ ЖУРНАЛ Liberal Arts in Russia 2013 Том 2 № 5
ISSN 2305-8420 Научный журнал. Издается с 2012 г. Учредитель: Издательство «Социально-гуманитарное знание» Индекс в каталоге Пресса России: 41206
www.libartrus.com
2013. Том 2. №5 ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
Федоров А. А. доктор филологических наук профессор
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ Баймурзина В. И. доктор педагогических наук профессор
СОДЕРЖАНИЕ ЦУРИКОВ В. И. О НЕОДНОЗНАЧНОМ ХАРАКТЕРЕ ВЛИЯНИЯ ПРАВОСЛАВИЯ НА РУССКУЮ МЕНТАЛЬНОСТЬ.............. 411
Власова С. В. кандидат физико-математических наук доктор философских наук профессор Галяутдинова С. И. кандидат психологических наук доцент Гусейнова З. М. доктор искусствоведения профессор Демиденко Д. С. доктор экономических наук профессор Дроздов. Г. Д. доктор экономических наук профессор Ильин В. В. доктор философских наук профессор Казарян В. П. доктор философских наук профессор Яковлева Е. А. доктор филологических наук профессор Кузбагаров А. Н. доктор юридических наук профессор Макаров В. В. доктор экономических наук профессор Мельников В. А. заслуженный художник России профессор Моисеева Л. А. доктор исторических наук профессор
ГОЛДЫРЕВА В. А. ВЗАИМОСВЯЗЬ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ И ОТНОШЕНИЯ К ИННОВАЦИЯМ ................................................ 426
САЛИМОНЕНКО Д. А. КЛАССИФИКАЦИЯ ФУНКЦИЙ ДЕНЕГ .................................. 435
КОСТРУБА А. В. ПОНИМАНИЕ ПРАВОПРЕКРАЩАЮЩИХ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ОСНОВАНИЙ ПРЕКРАЩЕНИЯ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ: ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ ................................................................................................. 448
ЩЕРБАКОВ С. В. КОМПЛЕМЕНТАРНОСТЬ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ СТУДЕНТОВ ........................................................................................ 459
Мокрецова Л. А. доктор педагогических наук профессор
ЛИВСКАЯ Е. В. ВЕБ-ЗАДАНИЯ ТИПА WEBQUESTS В
Перминов В. Я. доктор философских наук профессор
ПРЕПОДАВАНИИ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА В
Печерица В. Ф. доктор исторических наук профессор
КЛАССИФИКАЦИЯ, ПУТИ ВНЕДРЕНИЯ В
ЭКОНОМИЧЕСКОМ ВУЗЕ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ, ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ............................................... 482
Рахматуллина З. Я. доктор философских наук профессор Рыжов И. В. доктор исторических наук профессор Ситников В. Л. доктор психологических наук профессор
KRYLOVA N. V. THE RELATIONSHIP BETWEEN THE INDIVIDUAL AND SOCIETY IN THE PLAYS OF TENNESSEE WILLIAMS ............................................................................................. 490
Скурко Е. Р. доктор искусствоведения профессор Султанова Л. Б. доктор философских наук профессор Таюпова О. И. доктор филологических наук профессор
ЗАЙЦЕВА А. Р. РЕЛИГИОЗНО-ЭТИЧЕСКИЙ ИСТОРИЗМ Б. ПАСТЕРНАКА ..................................................................................... 495
Титова Е. В. кандидат искусствоведения профессор Федорова С. Н. доктор педагогических наук Хазиев Р. А. доктор исторических наук профессор Циганов В. В. доктор экономических наук профессор Чикилева Л. С. доктор филологических наук профессор Шайхулов А. Г. доктор филологических наук профессор Шарафанова Е. Е. доктор экономических наук профессор Шевченко Г. Н. доктор юридических наук профессор Яковлева Е. А. доктор филологических наук профессор Ялунер Е. В. доктор экономических наук профессор Яровенко В. В. доктор юридических наук профессор
Главный редактор: А. А. Федоров. Редакторы: Г. А. Шепелевич, М. Н. Николаев Корректура и верстка: Т. И. Лукманов Подписано в печать 25.10.2013 г. Отпечатано на ризографе. Формат 60×84/8. Бумага офсетная. Тираж 500. Цена договорная. Издательство «Социально-гуманитарное знание» Российская Федерация, 191024, г. Санкт-Петербург, проспект Бакунина, д. 7, корп. А, оф. 16-Н. Тел.: +7 (812) 996 12 27 E-mail: [email protected] URL: libartrus.com Подписной индекс в Объединенном каталоге Пресса России: 41206
© ИЗДАТЕЛЬСТВО «СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНОЕ ЗНАНИЕ» 2013
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
411
УДК 316.72 О НЕОДНОЗНАЧНОМ ХАРАКТЕРЕ ВЛИЯНИЯ ПРАВОСЛАВИЯ НА РУССКУЮ МЕНТАЛЬНОСТЬ © В. И. Цуриков Костромская государственная сельскохозяйственная академия Россия, 156530 г. Кострома, Караваево, Учебный городок. Тел.: +7 (4942) 662 564. E-mail: [email protected] Православная этика не согласуется с либеральными ценностями и «духом капитализма». Эта несовместимость ставит пределы для темпов экономического роста православных стран и предопределяет их отставание на современном этапе от наиболее развитых протестантских и католических стран. В работе обосновывается гипотеза о решающей роли географического фактора и некоторых случайных событий в принятии Русью православия и формировании специфических для русского менталитета характерных особенностей, в частности, мессианского духа. Ключевые слова: менталитет, Россия, христианство, протестантизм, католичество, православие, этика, славяне, Византия, ценности, богоизбранность, культура.
Введение Вероятно, никто не возьмется отрицать ту огромная роль, которую играет религия в формировании национального менталитета и системы ценностей. Религия своим многовековым воздействием на сознание народа способна коренным образом изменить изначально (до принятия соответствующего вероисповедания) присущие народу ценности. Например, Н. М. Карамзин в рассуждениях о воинственности древних славян и славянок, которые «ходили иногда на войну с отцами и супругами, не боясь смерти», говоря об их храбрости, отмечает, что «хищность родила ее, корыстолюбие питало» [7, с. 79]. В целом корыстолюбие, заключенное, конечно, в законные рамки, представляет собой необходимую составляющую либеральных ценностей. Ведь под бизнесом или предпринимательством подразумевается та деятельность индивида, которая направлена на получение прибыли. Именно стремление к обогащению, к наживе заставляет предпринимателя прилагать необходимые усилия и действовать на свой страх и риск. Что же касается православных ценностей и норм, то они несовместимы с корыстолюбием. «Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное. И еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь угольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» (Матфей, гл. 19, ст. 23–24). Как всем нам хорошо известно, извести корыстолюбие христианству оказалось не под силу. Однако в отличие от протестантизма, которому удалось ввести корыстолюбие в плодотворное русло, православие не смогло удержать его от широчайшего распространения в таких антиобщественных формах как воровство, казнокрадство, коррупция. За доказательствами обратимся к статистике европейских стран. По-видимому, не является секретом тот факт, что из всех стран Европы наиболее развиты и успешны протестантские страны, за ними идут католические, и только после них – православные. Все протестантские страны являются экономически развитыми с высоким уровнем жизни. Среди католических встречаются как высокоразвитые, так и среднеразвитые. А вот православные по-
412
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
хвастаться высоким уровнем жизни не могут. Например, среди тех европейских стран, в которых большинство жителей считает себя православными, самым высоким ВВП (по паритету покупательной способности), приходящимся на душу населения, по версии Всемирного банка обладает Греция, являющаяся в настоящее время самым слабым звеном Евросоюза. По данному параметру Греция не достигает ни одной из протестантских стран Европы и значительно уступает ряду католических стран, в частности, Австрии, Франции, Испании, Италии, Ирландии. Относительно уровня развития православных стран достаточно сказать, что в четырех из шести самых низкоразвитых стран Европы – Молдавии, Украины, Боснии и Герцеговины, Албании, Сербии и Македонии – православные жители составляют большинство населения. Согласно данным, полученным международной неправительственной организацией Transparency International и представленным в Индексе восприятия коррупции (ИВК) за 2012 год, наименее коррумпированными государствами в мире являются Дания (свыше 85% жителей относят себя к лютеранам), Финляндия (свыше 80% жителей считают себя лютеранами) и Новая Зеландия (более 40% жителей – протестанты). В десятку государств, наименее пораженных коррупцией, также вошли Швеция, Сингапур, Швейцария, Австралия, Норвегия, Канада и Нидерланды. Как видим, в десятке наименее коррумпированных стран мира девять христианских, из которых четыре (Дания, Финляндия, Швеция, Норвегия) населены по преимуществу протестантами, а все остальные,– в основном, протестантами и католиками, и ни одна не имеет католического большинства в населении. Что же касается наиболее благополучных в экономическом отношении православных стран, то они разместились в ИВК на следующих позициях: Греция – на 94-м месте, Россия – на 133-м, Румыния – на 66-м, Болгария – на 75-м, Беларусь – на 123-м месте. Другими словами, уровень коррупции в этих странах довольно высокий. Как известно, М. Вебер сформулировал и подверг анализу вопрос о влиянии вероисповедания на возникновение и становления «духа капитализма» [3]. Важно подчеркнуть, что он не подразумевал под капитализмом простое стремление к наживе или предпринимательству. Капиталистическое ведение хозяйства, по Веберу, основано на рациональном использовании свободного труда, на ожидании возможности извлечения прибыли в результате обмена, причем обязательно в рамках постоянно действующего, ориентированного на рентабельность предприятия с непрерывно нарождающейся прибылью. М. Вебер доказывает, что успехи западной цивилизации обусловлены пуританским мироощущением и, что именно оно способствовало установлению и торжеству буржуазного рационального с экономической точки зрения образа жизни. Протестантизм видит в труде служение «во имя славы Господней». Полезность труда определяется не внутренними побуждениями, не «душеполезностью» (как в православии), а объективной полезностью для общества и степенью доходности [8]1. Отметим, что труд нельзя изолировать от многих других ценностей. Труд становится основной ценностью только при наличии рынка, частной собственности и закона. Обратим внимание и на то, что закон в Западноевропейской цивилизации, в отличие от закона в Восточноазиатской и Российской православной цивилизациях, выше государства. Православию же «чужды протестантские идеи о том, что как раз в профессиональной деятельности проявляется любовь к Богу и ближнему» [8]. В православном обществе труд Глубокий сравнительный анализ протестантской, католической и православной систем этических норм и ценностей осуществила Татьяна Коваль в работе [8]. Особенностям российской экономической ментальности посвящена работа Е. С. Балабановой [2]. 1
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
413
расценивается как обуза, печальная необходимость, тяжкое бремя, а не как способ проявить себя в творчестве2. Отсюда – лень, бездеятельность, неорганизованность со всеми соответствующими последствиями [16, с. 22]. Это тот самый случай, когда сознание определяет бытие. Получается, что принятие Русью православия предопределило наше нынешнее экономическое отставание от наиболее развитых стран мира. По-видимому, мы не сделаем ошибки, если будем считать, что принятие Русью православия способствовало распространению таких несовместимых с «духом капитализма» норм, как нестяжательство, бессеребрие, обязанность поделиться с нищими3, а также специфическое отношение к труду, богатству, собственности, предпринимательству4. Цель настоящей работы состоит в том, чтобы показать, что в таком исключительно важном судьбоносном решении, как принятие Русью православия, предопределившему, по крайней мере, на тысячу последующих лет дальнейший путь России, исключительно большая роль оказалась отведена географическому фактору. Кроме того, случайное совпадение во времени таких событий как падение Византии и освобождение Руси от монгольского ига оказало огромное значение на формирование важнейших характерных особенностей русского менталитета. Роль географического фактора в крещении Руси Становление Древнерусского государства в 8–9 вв. осуществлялось путем объединения завоеванных территорий и городов. По свидетельству Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» все славянские племена имели свои законы и обычаи, свои предания и нравы. Кроме того, следует учесть, что некоторые из этих племен могли ранее не платить никому дани, или же платить ее очень нерегулярно, иначе говоря, могли быть незнакомыми с регулярным налогообложением. В этом коренится одно из основных отличий становления государственности в Восточной Европе и в Западной. В Западной Европе германцы пришли на территории, жители которых уже давно привыкли к упорядоченному налогообложению, у них давно сложилось представление о едином государстве, у всех была вера в единого бога, все были знакомы с принципами греко-римского права.
Отметим, что в отличие от протестантизма, православие никогда не смотрело на труд, как на служение во имя славы Господней. Труд рассматривался православными скорее как наказание за грехи в соответствии с Божьим проклятием: «В поте лица твоего будешь есть хлеб…» (Бытие 3, 19). Подтверждение этому легко увидеть в современных пословицах: «работа дураков любит», «работа не волк, в лес не убежит», «от работы кони дохнут» и пр. При таком отношении к труду, всякое избавление от него воспринимается как праздник. Русский язык подтверждает и это. Например, несанкционированный невыход на работы называется прогулом, а санкционированный – отгулом, т.е. обозначаются словами, производными от слова «гулять». Окончательный расчет и уход с работы или с военной службы называется увольнением или освобождением от должности, почти так же как и выход из мест заключения – освободиться или выйти на волю. 3 «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим» (Матфей, гл. 23, ст. 21). 4 Юрий Латов, обсуждая исторически сложившееся в России отношение к предпринимательству, отмечает, что «в классической русской литературе XIX века нет буквально ни одного в достаточной степени положительного образа предпринимателя, зато отрицательных – сколько угодно. Дореволюционные русские писатели, от А. С. Грибоедова до А. П. Чехова, считали людей, отдавших свои силы презренной материальной наживе, «мертвыми душами», рядом с которыми даже лентяй Обломов выглядит положительным персонажем. Ничего похожего на поэтизацию предпринимательства в духе О. Бальзака, Д. Лондона и Т. Драйзера в отечественной литературе нет и в помине» [9]. Сергей Лынов в своем анализе отношения к предпринимателю (барыге) отмечает, что «в общественном понимании «барыга» просто обязан делиться. Как говорил один из персонажей сериала «Бандитский Петербург»: «...мужика не трогать, но «барыгу» доить и спуску не давать». Уверенность в том, что «барыга» априори «должен денег» объединяет и мафию и власть и народ» [11]. 2
414
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
На территориях, завоеванных киевскими князьями, всего этого не было. Так как в Киеве поклонялись богам полян и, соответственно, киевский князь находился под покровительством этих богов, то у остальных племен (вятичей, радимичей, кривичей, северян и др.) эти боги могли не пользоваться вообще каким бы то ни было уважением. Тем самым легитимность киевской власти постоянно была под сомнением. Отсюда стремление отдельных племен к сепаратизму. В 945 году княгиня Ольга (бабка Владимира – крестителя Руси) жестоко покарала древлян. Возможно, это событие на время присмирило завоеванные племена. Однако позднее Владимиру пришлось в течение двух лет усмирять вятичей, отказавших платить дань, и в 984 году радимичей – спокойных, как пишет Н. Карамзин, данников великих князей со времен Олега, вздумавших объявить себя независимыми [7, с. 154]. Своего личного опыта консолидации племен с различными племенными культурами киевские князья, естественно, не имели. Но они видели вокруг себя сильные государства, в каждом из которых была вера в единого бога. Эти примеры, по-видимому, способствовали постепенному созреванию в Киеве убеждения в том, что в едином государстве все должны поклоняться одному богу. Киевский князь вынужден был идти тем же путем, которым шли до него многие правители различных стран. Нужно было заимствовать чужую веру, ибо предпочтение, отданное какой-то одной из своих культурных традиций, могло только обострить конфликт между племенами.5 Как могла решаться эта проблема? Естественно, выбором одной из мировых религий. В силу географического положения и исторических условий к тем религиям, которые в 10-м веке оказывали существенное влияние на ситуацию в Восточной Европе относились следующие три: православие, католичество и ислам [4, с. 69]. Владимир, по Нестору, с удовольствием слушал болгарских мусульман, когда они рассказывали ему о прелюбодеяниях, «но вот, что ему было нелюбо: обрезание, воздержание от свиного мяса и от питья», особенно не понравился ему последний запрет. Вот здесь он, якобы, и произнес свое знаменитое «Руси есть веселие пить, не можем без того быть» [6, с. 289]. Л. Н. Гумилев считает, что именно эти ограничения – не есть свинину и не пить вино, и послужили причиной для неприятия ислама. Он мотивирует это тем, что в кругу приближенных князя сложилась устойчивая традиция устраивать пиры и, шире, трапезы, в которых непременно принимали участие и князь, и его дружина. Этот ритуал способствовал укреплению дружбы между князем и его воинами, и, в целом, работал на упрочнение воинского братства. Это, конечно, немаловажное обстоятельство. Однако, как представляется, исламские ограничения ничуть не суровее, чем христианские, категорически запрещающие всякое прелюбодеяние и уж тем более многоженство, что дозволяется в исламе. Владимир же отличался необычным женолюбием. По-видимому, можно сделать вывод о том, что некоторое влияние на выбор религии эти мусульманские запреты оказали, но все же представляется, что далеко не самое главное. Что касается католичества, то на вопрос Владимира: «в чем заповедь ваша?» посланцы Рима ответили: «Если кто пьет или ест, то все это во славу Божию». Владимир же несколько неожиданно вдруг заявляет: «Идите откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого» [6, с. 289]. Л. Гумилев объясняет слова Владимира следующим образом. В 10-м века на святой престол в Риме всходили весьма порочные папы6. Занявший престол в 955-м году Иоанн XII «превраИнтересно отметить, что если безоговорочно принять летописную версию о призвании варягов, то просматривается некоторая аналогия между потребностью в едином правителе, взятом со стороны, и потребностью в единой вере и едином боге, также позаимствованными извне. 6 В начале 10-го века в Риме была велика роль семьи Теофилактов. Сначала глава этой семьи возвел на папский престол своего близкого друга, принявшего имя Сергия III (904–911), который сразу же приказал задушить двух 5
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
415
тил Лютеранский дворец в публичный дом» [10, с. 83]. Гумилев отмечает, что если бы папа ограничивался только пьянством и женолюбием, то это было бы еще полбеды. «Но римский первосвященник давал пиры с возлияниями в честь древних языческих богов и пил за здоровье Сатаны. Конечно, вести о таких «подвигах» достигали Руси» [4, с. 72]. И вот в это время, а точнее, в 961 году «на Русь прибыл епископ Адальберт с миссией крещения княгини Ольги и киевлян». Миссия эта потерпела неудачу. По мнению Гумилева, на эту неудачу и намекнул Владимир римским посланцам через четверть века в 986 году. Итак, что же явилось основной причиной принятия греческой веры? Представляется, что основная причина состоит в том, что, во-первых, в 9–10 веках Византия еще оставалась богатой, могущественной и культурной державой, а, во-вторых, ее связывал с Русью достаточно удобный и многократно апробированный как в процессе многократных военных, так и бесчисленных торговых предприятий путь «из варяг в греки». Именно богатство Византии, возможность с ней выгодно торговать или же удачно ее грабить, благодаря существованию этого пути, явились не только причиной принятия Русью православия, но становлением самой Киевской Руси. Действительно, чем был Киев до Рюриковичей? Небольшим городком. Почему он стал столицей, «матерью городов русских» и даже превратился к середине 11-го века в один из крупнейших городов Европы? Киев стоял на берегу Днепра, на великом пути из «варяг в греки». Фактически вся Русь обслуживала этот путь. После захвата Киева Олег первым делом наложил дань на многие племена. А затем в 907 году Олег пошел на греков. В летописи говорится, что пошел на конях и кораблях числом две тысячи. В 941 году на Византию пошел Игорь уже на 10 тысячах кораблей. Вероятно, здесь имеется некоторое преувеличение, но такое же число приводит и византийский источник. В 944 году Игорь повторил поход. Жители Крыма послали императору сообщение: «Вот идут русские, без числа кораблей их, покрыли море корабли». О размерах судов говорит тот факт, что каждое вмещало от 40 до 100 воинов7. Теперь учтем, что все эти корабли нужно было строить, ремонтировать, смолить, оснащать, шить и чинить для них паруса, изготавливать для них весла взамен сломанных и утерянных. Для всего этого требовалась целая «промышленность». Поэтому Киев быстро рос. Поэтому все князья стремились занять киевский стол. Так было до утраты Византией своего величия8 и соответствующего падения значения пути «из варяг в греки». С падением же значения пути понизилось и значение Киева, а затем и его статус. В результате, у потомков Рюрика исчезло стремление княжить в Киеве и на его смену пришло желание князей «приватизировать сегмент государства», что и обусловило междоусобицу. Славяне имели достаточно ясное представление о Византии. Все правители Киева, начиная с Аскольда и Дира, и Олег, и Игорь, и Ольга, и Святослав, и Владимир бывали в Византии, своих предшественников Льва V и Христофора. От него у дочери Теофилакта Марозии родился сын, ставший в 25летнем возрасте папой Иоанном XI (931–935), причем его предшественники папы Иоанн X, Лев VI и Стефан VIII были ликвидированы фактически его матерью. Перед этим Марозия возводила на папский престол своих любовников в качестве «временных» пап. Другой сын Марозии Альберих организовал бунт против матери и заключил ее и ее сына папу Иоанна XI в тюрьму. Альберих не допускал в течение ряда лет папских выборов, а совершенно открыто назначал пап сам. В 18-летнем возрасте его сын, внук Марозии, стал папой Иоанном XII (955–964) [10]. 7 Конечно, не следует думать, что Русь постоянно находилась в состоянии войны с Византией. Постоянными были интенсивные торговые отношения. В те мирные договоры, которые заключали с византийскими императорами киевские князья, входили статьи, регламентирующие отношения с купцами. 8 Константинополь был взят крестоносцами в 1204 году, в результате чего Византийская империя распалась на несколько государств. В 1453 году Константинополь пал под ударами Оттоманской империи, и Византия прекратила свое существование.
416
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
причем некоторые из них, неоднократно. Киевляне начали принимать православие, по крайней мере, за сто лет до крещения Руси. В Киеве в середине 10-го века уже существовала многочисленная христианская община. С 944 года в Киеве уже стояла церковь святого Ильи. С другой стороны, Византия была заинтересована в том, чтобы обратить Русь в свою веру. Византия нуждалась в мире с Русью. Император Иоанн Цимисхий в своем послании к Святославу, когда тот с войсками продвигался к Константинополю, предлагал ему остаться друзьями и призывал не нарушать «заключенного в давние времена мира»9. Императоры Византии неоднократно обращались к киевским князьям с просьбой об оказании военной помощи. После посещения Ольгой Константинополя между Русью и Византией надолго воцарился мир. Русские либо в качестве союзников, либо наемников принимали участие в военных походах Византии в Сирию, Францию, Италию. Следует отметить еще одно порожденное геополитической ситуацией обстоятельство, которое поспособствовало принятию православия. Дело в том, что принятие чужой, греческой, веры влекло за собой определенную духовную и моральную зависимость от Византии. Поэтому подобное насильственное принуждение населения к принятию чужого бога могло отрицательно сказаться на персональной легитимности самого крестителя [1, с. 77]. Совсем другое дело, если бы князь взял новую веру силой, как победитель берет трофей. По словам Н. Карамзина, Владимир не хотел унижаться «искренним признанием своих языческих заблуждений и смиренно просить крещения: он вздумал, так сказать, завоевать Веру христианскую и принять ее святыню рукою победителя» [7, с. 158]. Случай представился. Императоры Византии братья Василий II и Константин VIII попросили Владимира оказать им помощь в борьбе с самозванцем. Согласно договоренности русское войско посылалось в Византию и оказывало необходимую помощь, за что князь получал в жены сестру императоров Анну при условии крещения его и всей Руси. Войско Владимир послал, мятеж был подавлен, самозванец убит, а вот греки с выполнением договоренности не спешили. Тогда Владимир во главе большого войска осадил в Крыму греческий город Херсонес (Корсунь). Почти чудом с помощью нежданного предателя город удалось принудить к сдаче. Императоры были вынуждены уговорить Анну дать свое согласие и отправить ее в Херсонес, где Владимир весной 988 года и принял крещение. Как видим, географическое положение Руси, ее возможность быстро прислать на помощь Византии варягов сыграли свою важную роль в принятии Русью православия. Конечно, русские славяне поддерживали торговые и другие отношения не только с Византией, купцы ходили и к арабам, и в католические страны, но объемы торговли и насыщенность контактов с Византией в те времена были гораздо выше. Причем выше, благодаря существованию удобного и хорошо освоенного водного пути к Византии, самой культурной стране Европы, сохранившей еще к тому время свое могущество. Теперь обсудим некоторые последствия этого крещения, оказавших ключевое влияние на формирование специфических для русского менталитета особенностей. При этом мы не будем акцентировать внимания на благотворных последствиях. Гипертрофированное представление о богоизбранности Прежде всего, следует отметить, что к концу 10-го века Византийская империя начала клониться к своему закату. Собственно, согласие императоров на выдачу царевны Анны заВероятно, что речь идет о русско-византийском договоре, заключенном с князем Игорем (отцом Святослава) в 944 году. 9
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
417
муж за Владимира и было обусловлено началом упадка империи. Получилось так, что Русь подхватила знамя православия из рук слабеющей Византии и затем после ее гибели стала ощущать себя ее духовной правопреемницей. Это ощущение подогревалось духовной изоляцией Руси от Запада, так как еще в 983 году, т.е. до крещения Руси, в католическом мире было принято решение о войне против греков и сарацин. Подобное уравнивание мусульман с православными христианами «делало вполне реальной угрозу католического натиска на Восток, в том числе и на Русь». И на Руси во второй половине 10-го века это хорошо понимали, потому что прецеденты уже были [4, с. 70]. В 11-м веке в Киевской Руси стала складываться идея об особом положении русского народа в мире, идея о том, что Господь, даровав русским православие, будет больше с них спрашивать и строже наказывать за грехи [5]. В летописи Нестора рассказывается о том, как апостол Андрей прибыл на Днепр и стал под горами на берегу. «И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взошел на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился богу, и сошел с горы этой, где возник впоследствии Киев…» [6, с. 271]. Сама по себе подобная идея об особом избрании богом того или иного народа либо государства не является каким-то уником. Многие народы и государства считали себя избранными, особо ответственными перед богом, миром, человечеством за сохранение или распространение определенных идей, учений, религий среди других народов. С. А. Зеньковский указывает на то, что теократическая идея избранности была хорошо известна еще в дохристианские времена, т.е. до новой эры. О ней, в частности, говорил пророк Даниил: «…Бог небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу; оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно» (Даниил, гл. 2, ст. 44). Римские императоры, после принятия христианства, считали этим царством Римскую империю. Византийцы сначала называли себя «Вторым Римом» 10. Но после раскола христианства на католичество и православие византийцы стали считать Константинополь столицей единственной христианской империи. Запад, в свою очередь, считал, что только католический мир во главе с папой римским является подлинным христианским миром. 11 Идея богоизбранности, свойственная на разных этапах своего развития различным народам, не обязательно должна принять гипертрофированную форму, как это произошло с Россией. В истории России большую роль, по-видимому, сыграло совпадение во времени двух вроде бы независимых между собой событий: гибель Византии и распад Золотой Орды. Дело в том, что в 1439 году, незадолго до окончательного падения Византии под ударами турок, византийский император обратился, вероятно, от полного отчаяния, за помощью к папе с предложением организовать поход в Малую Азию против турок. Папа Евгений IV выставил ряд условий. В конце концов, византийский император заставил
В 451 году на Халкидонском соборе было принято постановление, согласно которому «всякое первенство и особый почет признаются за архиепископом Рима, но что такое же первенство и такой же почет признаются и за архиепископом Нового Рима (Константинополя), рукополагающего митрополитов Азии, Понта и Фракии» [10, с. 34–35]. 11 Официальное размежевание церквей произошло в 1054 году, когда папские представители, прибывшие в Византию, предали константинопольского патриарха Михаила Керулария анафеме. Обе церкви претендовали на значение вселенской («католической» по латыни, «кафолической» по-гречески). Греко-кафолическая церковь стала также называться православной (правоверной, ортодоксальной) [10, с. 87]. 10
418
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
греческих священников принять все условия, в том числе, признать главенство папства над всей христианской церковью. Помощи Византия не получила и через 14 лет была полностью завоевана турками. Москва, в отличие от Константинополя, отвергла претензии Рима и осталась верной православию. Поэтому падение Византии, естественно, было расценено Москвой и всей Русской Православной церковью как справедливое наказание за отступление от единственно светлой веры. Кроме того, скорое избавление от Золотой Орды добавило уверенности в том, что Господь, наказав изменников-греков, наградил Русскую землю за ее преданность православию. Таким образом, по словам Зеньковского «внезапное исчезновение грозной татарской империи поразило русских людей, привыкших со страхом взирать на эту страшную угрозу с Востока. Но еще большее впечатление произвело на них то странное совпадение, что Русь выросла в могучую и свободную от азиатских завоеваний страну как раз в то же время, когда Византия, бывшая в течение столетий главным источником культуры, веры и государственных норм для русских, пала под ударами более южных тюрков, создавших Оттоманскую империю. Падение Константинополя в 1453 году невольно привело к тому, что в умах русских людей зародилась мысль, что теперь сам Господь предназначил молодой Руси стать преемником византийских императоров в деле защиты православия, хранения самых чистых заветов Христа» [5]. С этого времени греков стали отодвигать от руководящих церковных должностей на Руси, и уже «около 1480 года у нас в архиерейскую присягу было включено обещание не принимать греков ни на митрополию, ни на епископию» [12, с. 191]. А. П. Прохоров подчеркивает, что почти каждый правитель России попадал прямотаки в своеобразный плен собственных амбиций чуть ли не планетарного масштаба. «Совсем еще неопытный царь Петр I в составе «великого посольства» едет по Европе, намериваясь разом включить русское государство в так называемый «больший политик». Екатерина II, будучи главой государства, в котором людей продавали как скот, а телесные наказания применялись повсеместно и по любому поводу, всерьез пыталась сделать Петербург культурной столицей Европы. Павел I, получив долгожданный трон, посылает донских казаков в поход на Индию. В своем рескрипте атаману Орлову он пишет: «Англичане имеют у них свои заведения… то и цель – все сие разорить и угнетенных освободить и ласкою привести России в зависимость. Мимоходом утвердите Бухарию, чтоб китайцам не досталась». Николай I послал армию на подавление мятежа в другой стране (Венгрии), подарил целый флот испанской монархии для борьбы с восставшими колониями в Южной Америке, так как считал себя и свою страну ответственными за поддержание порядка во всем мире. Едва взяв власть в разваливающемся государстве, большевики не только поставили задачу сделать Россию центром мировой революции, но сразу же стали решать ее» [12, с. 313–314]. Как тут не вспомнить слова Н. Бердяева об ушибленной ширью русской душе. Мессианский настрой и интернациональный долг Со временем «русский церковный патриотизм» разовьется в учение об особом мессианском пути русского народа. В 1492 году митрополит Зосима заявляет в своем послании Ивану III, что тот стал наследником вселенской религиозной миссии византийских императоров и называет его «новым царем Константином нового града Константинополя – Москвы и всея Руси» [5]. Русская земля в глазах населения превращается в Святую Русь, в то самое царство, о котором говорил пророк Даниил, а Москва – в третий Рим. Крепнет убеждение в том, что русское православие самое чистое и самое святое.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
419
Можно думать, что эта вера породила особый русский патриотизм. С одной стороны, это неприкрытая любовь к Русской земле, ярко выраженная С. Есениным: Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу: «Не надо рая, Дайте родину мою!» Эта любовь к своей стране, любовь только за то, что эта страна – Россия, отличается не просто некоторой иррациональностью, но и неким душевным надрывом, характерным для русского человека. Вот, например, стихи современного нам поэта. Не умирай, моя страна! Под злобный хохот иноверца Не умирай! Ну, хочешь, на! Возьми мое больное сердце.12 С другой стороны, на русских людей, побывавших за границей, смотрели с подозрением и недоверием. Казалось бы, чего бояться при таком патриотизме? Б. А. Успенский так трактует эту особенность. «Все пространство делится в древнерусской культуре на чистое и нечистое. Пребывание в чистом пространстве есть признак святости, …пребывание в нечистом, напротив,– признак греховности. …Соответственно, древнерусский духовник спрашивал на исповеди: „В татарех или латынех в полону или по своею волею не бывал ли еси?” …или даже „В чюжую землю отъехати не мыслилъ ли еси?” …и накладывал епитимью на того, кто был в плену или же случайно („нуждою”) оказался в нечистой земле» [14]. Это древнерусское анкетирование не только сохранилось до 20-го века, но и значительно расширилось в Советском Союзе. В разнообразных анкетах, заполняемых по самым различным поводам – при устройстве на работу, поступлении в вуз, поездке за рубеж и пр., – подобные вопросы относились уже не только к самому анкетируемому, но и к его родственникам. А. Прохоров совершенно справедливо связывает сталинские репрессии в отношении военнопленных и тех соотечественников, которые побывали за рубежом, с этой особенностью русского менталитета.13 Мессианский настрой русского человека со временем выработал в нем убежденность в том, что он лучше других знает, как всем надо жить, причем знает априорно, и более того, выработал желание помочь другим народом, причем, нисколько не интересуясь, а нужно ли им это. В Советском Союзе даже появилось соответствующее словосочетание: интернациональный долг. Вот довольно точно характеризующий его пример. Я хату покинул, Пошел воевать, Чтоб землю в Гренаде Крестьянам отдать.14 12 Николай Александрович Зиновьев. Обращение к стихотворной форме обусловлено тем, что именно поэт лучше всего способен вербальным способом выразить душу народа. 13 Согласно мнению О. Л. Шахназарова, запреты на различные контакты с иностранцами, в том числе на браки с ними «и на разные заимствования «чуждого образа жизни» имели длинные корни. Сам термин «чуждый образ жизни» был рожден в 1551 г. на Стоглавом Соборе русской церкви, с которого началось строительство «железного занавеса» для обособления истинно верующих от падшего мира» [15]. 14 М. А. Светлов Гренада. Интересно отметить, что в нашем любимом (особенно, нашими космонавтами) фильме «Белое солнце пустыни» главный (положительный) герой по-отечески обещает женщинам Востока, попавшим под его опеку, что у каждой будет отдельный супруг, причем, нисколько не интересуясь, а надо ли им это. В настоящее время подобным свойством в некоторой степени страдают американцы из США. Они стремятся навязать демократию западного типа тем странам, в которых она в принципе не может прижиться.
420
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
Мессианский настрой, смешавшийся в русской душе с ушибившей ее ширью, породил некий своеобразный сплав, который заставляет человека мечтать о счастье для всех сразу, причем не просто мечтать. Русский человек готов горы свернуть во имя счастья всего человечества15. Наверное, это неплохое свойство, если бы только оно не было столь однобоким и не принимало такие уродливые формы как у нас. Убежденность русских в особом мессианском пути России не только не была поколеблена в 20-м веке в результате разрушения того фундамента, на котором она возникла – православия, и на смену которому пришли атеизм и вера в светлое коммунистическое будущее, а напротив, достигла своего максимального накала. И снились мне индусы на тачанках, И перуанцы в шлемах и кожанках, Восставшие Берлин, Париж и Рим, Весь шар земной, Россией пробужденный, И скачущий по Африке Буденный, И я, конечно, – скачущий за ним.16 Нужно подчеркнуть, что это стремление пробудить и облагодетельствовать весь земной шар зачастую сочетается с нежеланием оказать помощь своему ближнему – соседу, коллеге, родственнику, да и самому себе русский человек помочь то ли не может, то ли не хочет. Для мелких повседневных забот русская душа слишком широка. С одной стороны – все люди братья, а с другой стороны, ограниченность материальных ресурсов ставит пределы для истинно братского отношения. Пресловутый «квартирный вопрос» постоянно вносит свои коррективы. Правовой нигилизм и языческое беззаконие Еще одно важное следствие принятие православия, точнее говоря, даже не следствие, а сопутствующее ему обстоятельство состояло в том, что крещение Руси, рассматриваемое в контексте культурного заимствования, было осуществлено в отрыве от всего культурного достояния. Христианство в Византии было органично связано с греко-римской правовой культурой, которая досталась Византии в качестве наследства от распавшейся Римской империи. В труде Ахиезера с соавторами подчеркивается, что эта выборочность заимствования отнюдь не была обусловлена недомыслием Рюриковичей или иерархов русской церкви. Избирательность в освоении культурного достояния Византии была обусловлена тем, что Киевской Русью византийская культура в сколько-нибудь полном виде просто не могла быть освоена. «Более того, само по себе христианство, даже в очищенном от античных примесей виде, осваивалось с трудом, ибо накладывалось на архаичное родовое сознание князей» [1, с. 82] и населения. В написанном в середине 11-го века митрополитом Иларионом, первым из русских священников возглавившим Русскую Православную церковь, «Слове о законе и благодати» противопоставляются друг другу закон и вера. Причем закон ставится ниже благодати. Иларион считал, что время закона прошло (правда, под законом он понимал не юридические законы Византии, а законы Моисея), а на смену его пришло христианство. «Ибо Закон – предтеча и слуга Благодати и Истины, Истина же и Благодать – служители Будущего Века, Жизни Нетленной» [13].
Братья Стругацкие нашли очень точную формулировку: «Счастья – всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным». 16 Е. Евтушенко. Братская ГЭС. 15
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
421
А. Ахиезер с соавторами полагают, что в этой работе Илариона проявились как его неспособность к освоению зрелой правовой культуры, так и стремление освободиться из-под духовной зависимости от Византии путем противопоставления ее юридическо-правовой практике, не имевшей места в Киевской Руси, духовного начала. «Закон – универсальный регулятивный принцип зрелой культуры, предполагающий развитие логического мышления, умение оперировать абстракциями и их конкретизировать, овладение искусством интерпретации, судебной дискуссии, освоение процедуры правоприменения. Древнерусский язычник не мог освоить правовую культуру, стадиально отстоявшую от него на две исторические эпохи – античную и христианскую» [1, с. 84]. Вот это языческое беззаконие оказалось очень устойчивым в России. До конца оно не изжито до сих пор. В Советском Союзе понятие благодати сменилось понятиями революционного правосознания и революционной целесообразности. Вот цитата из «Ежегодника советской юстиции» 1922 года: «Значит ли, что с изданием писаных законов революционное правосознание как база решений и приговоров сдается в архив? Отнюдь нет. Революцию в архив никто не сдал, и революционное правосознание должно красной нитью проходить в каждом приговоре и решении, оно лишь ограничено писаными нормами, но оно не упразднено» [12, с. 117]. Это, так сказать, установка теоретика. А вот мнение практиков. В сентябре 1917 года П. И. Стучка, в недалеком будущем советский нарком юстиции, писал: «Когда надо избавиться от противника революции, есть только одно средство – революционный трибунал, который руководствуется только политической совестью, а не лицемерной ссылкой на закон» [12, с. 117]. Член коллегии ВЧК М. Я. Лацис в 1918 году наставлял коллег: «Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым делом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, каково его образование и какова его профессия. Эти вопросы должны решить судьбу обвиняемого» [12, с. 117]. О. Л. Шахназаров усматривает в теории и практике большевиков такое сходство с христианскими догмами, что называет РКП(б)-ВКП(б)-КПСС не политической партией, а «псевдоцерковью – Русской коммунистической церковью (РКЦ), выросшей из квазиатеизма – веры в осуществление христианского идеала людьми на земле» [15]. Воспринимая церковь как соперника в борьбе за души людей, большевики во многом следовали догматам христианства. Сначала «cтрана была посажена за парты, для того чтобы, научившись грамоте, каждый мог припасть к живительному источнику спасительной истины. Проповедничество, названное агитацией и пропагандой, приобрело гигантские масштабы» [15]. При этом партия решала, что можно читать, а что нельзя, что можно говорить – что нельзя и т.п. Эта цензура также лежала в русле христианских традиций.17 Просто до 1917 года цензура находилась в руках церкви, а после 1917 года – в руках партии большевиков. Что касается насилия и осуждения, то здесь также хорошо просматриваются параллели между церковью и партией большевиков. Отношение к еретикам и со стороны церкви, и со стороны советского государства было примерно одинаковым. И там и здесь для получения доказательств использовались пытки. Причем, что немаловажно отметить, еретики преследовались настойчивее и подвергались более строгим наказаниям, чем простые уголовники. Аналогично и во времена правления И. Сталина уголовники считаЦерковь поступала в полном соответствии со Священным Писанием, ибо в Первом послании Петра имеется следующее наставление: «…кто любит жизнь и хочет видеть добрые дни, тот удерживай язык свой от зла и уста свои от лукавых речей» (1-е Петра, гл. 3, ст. 10). 17
422
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
лись чуть ли не своими, в противоположность инакомыслящим – социально чуждым элементам. Они объединялись с лагерным начальством для совместного преследования инакомыслящих (политических). И эта практика полностью согласуется с христианскими догматами: «Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам; а хула на Духа не простятся человекам»18 (Матфей, гл. 12, ст. 31). Заключение. Крещение как выбор определенной модели развития Если рассматривать, согласно концепции Ахиезера с соавторами, принятие Русью православия, как частичное заимствование чужой культуры в целях дальнейшей интенсификации собственной, иначе говоря, в целях придания собственной культуре новых импульсов для последующего саморазвития, то его нельзя признать достаточно успешным. Русь не смогла усвоить эту частично заимствованную культуру настолько, чтобы в дальнейшей истории перейти к интенсивному саморазвитию. Отметим, что в отличие от Руси, тем германским племенам, которые пришли на смену Римской империи, это удалось – пусть не сразу и не просто. Крещение Руси явилось первым крупным сознательным актом в модернизации жизненного уклада путем интенсификации за счет внешнего культурного заимствования. Однако этот культурный ресурс не пошел впрок в той степени, в которой он был бы достаточен для создания предпосылок и инноваций, необходимых для дальнейшего интенсивного развития. В этом смысле принятие православия можно рассматривать как очередной шаг на пути экстенсивного развития. В дальнейшем России будет суждено опять раз за разом по мере осознания своего отставания от развитых стран прибегать к этой практике заимствования «новых, более современных культурных ресурсов и воспроизведения на их основе прежней экстенсивной парадигмы» [1, с. 80]. Поэтому крещение Руси можно расценивать не только в качестве некоего нового начала (новой точки отсчета) в истории российского государства, но и как выбор определенной модели его развития, которая сохранится и в 20-м веке, несмотря на то, что и христианство и православная церковь будут ею на данном этапе отброшены. ЛИТЕРАТУРА 1. 2. 3. 4. 5.
Ахиезер А., Клямкин И., Яковенко И. История России: конец или новое начало? М.: Новое издательство, 2005. 708 с. Балабанова Е. С. Особенности российской экономической ментальности // Мир России. 2001. №3. С. 67–77. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М.: Прогресс, 1990. 808 с. Гумилев Л. Н. От Руси к России. М.: АСТ, 2003. 397 с. Зеньковский С. А. Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века // Седьмица. URL: http://www.sedmitza.ru/lib/text/439463/
Вот два уточнения: «Кто не со Мной, тот против Меня…» (Матфей, гл. 12, ст. 30) и «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем» (Матфей, гл. 12, ст. 32). Шахназаров отмечает еще одно сходство между партией большевиков и церковью. Любовь к богу расценивается христианством выше привязанности к близким. Более того, ради любви к богу «предаст же брат брата на смерть, и отец – сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их», «и враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Матфей, гл. 10, ст. 21, 36, 37). Шахназаров подчеркивает, что синдром «Павлика Морозова» известен на Руси с 1681 года. Этим годом датируется донос, поданный новгородскому воеводе от некоего дворянина с обвинениями матери и двух двоюродных братьев «в хуле на Церковь». В результате пыток были выявлены и другие еретики. «В итоге 20 человек было казнено» [15]. Аналогично, в Советском Союзе, по крайней мере, до середины века, преданность партии котировалась несравненно выше любви к близким. Иначе говоря, родство по вере расценивалось выше родства по крови. 18
ISSN 2305-8420 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16.
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
423
История государства Российского: Хрестоматия. X–XIV вв. / Сост. Г. Е. Миронов. М.: Книжная палата, 1996. 383 с. Карамзин М. Н. История государства Российского. Книга 1. Т. I–III. М.: РИПОЛ классик, 1998. 736 с. Коваль Т. Б. Этика труда православия. // Общественные науки и современность. 1994. №6. С. 55–70. Латов Ю. В. Антикапиталистическая ментальность россиян – барьер на пути к легализации. // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2003. №3. С. 64–70. Лозинский С. Г. История папства. М.: Политиздат, 1986. 382 с. Лынов С. Наброски о русской ментальности // Мир психологии. URL: http://psychology.net.ru/articles /content/1127409719.html Прохоров А. П. Русская модель управления. М.: Журнал Эксперт, 2002. 376 с. Слово о законе и благодати митрополита Илариона // Древнерусская литература. URL: http://oldrussian.chat.ru/13ilarion.htm. Успенский Б. А. Дуалистический характер русской средневековой культуры // Энциклопедия культур. URL: http://ec-dejavu.ru/j/Journey_Russia.html. Шахназаров О. Л. Советское общество 1917–1953 гг.: аномалия или закономерность? // Вопросы философии. 2004. №10. С. 33–46. Ясин Е. Модернизация экономики и система ценностей // Вопросы экономики. 2003. №4. С. 4–36. Поступила в редакцию 13.10.2013 г.
424
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
ABOUT AMBIGUOUS INFLUENCE OF ORTHODOXY ON RUSSIAN MENTALITY © V. I. Tsurikov Kostroma State Agricultural Academy Akademgorodok st., 156530 Karavaevo, Kostroma, Russia. Phone: +7 (4942) 662-564. E-mail: [email protected] Orthodox ethic is inconsistent with liberal values and the spirit of capitalism. This incompatibility sets limits on the rates of economic growth in Orthodox countries and determines their backlog from the most developed Protestant and Catholic countries at the present stage. In this paper is examined the hypothesis of the decisive role of geography and some random events in the adoption of Orthodox Russia and the formation of specific characteristics of Russian mentality, in particular, the messianic spirit. The adoption of Orthodoxy by Rus is viewed in accordance with concept of Akhiezer and his co-authors as a partial borrowing of foreign culture for further development of its own culture. From this point of view such borrowing was not sufficient. Unlike Germanic tribes Rus did not succeed in adoption enough to start a new period of cultural selfdevelopment. The Baptizing was a large-scale intentional action for modernization of Rus life-style through intensifying with a help of cultural borrowing. But this potential was not enough for genesis of innovations that required for further intensive development. Thus the Baptizing can be viewed as a step on the way of extensive development. In the future Russia would use same practice of adopting “modern, more advanced cultural resources and reproducing on their basis the same extensive paradigm” (Akhiezer A., Kliamkin I, Yakovenko I. History of Russia. The End or New Beginning? M., 2005). The Baptizing can be considered not only as some kind of start for Russian history but also as a choice of development pattern. This pattern would persist even in 20th century in the period when Christianity and Orthodox church would be discarded. Keywords: Mentality, Russia, Christianity, Protestantism, Catholicism, Orthodoxy, Ethics, Slavs, Byzantium, values, Chosen by God, Culture. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Tsurikov V. I. About Ambiguous Influence of Orthodoxy on Russian // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 411–425.
REFERENCES 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8.
Akhiezer A., Klyamkin I., Yakovenko I. Istoriya Rossii: konets ili novoe nachalo? [History of Russia: the End or a New Beginning?] Moscow: Novoe izdatel'stvo, 2005. 708 pp. Balabanova E. S. Mir Rossii. 2001. No. 3. Pp. 67–77. Veber M. Protestantskaya etika i dukh kapitalizma [The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism]. Moscow: Progress, 1990. 808 pp. Gumilev L. N. Ot Rusi k Rossii [From Rus to Russia]. Moscow: AST, 2003. 397 pp. Zen'kovskii S. A. Sed'mitsa. URL: http://www.sedmitza.ru/lib/text/439463/ Istoriya gosudarstva Rossiiskogo: Khrestomatiya. X–XIV vv. [History of the Russian State: Anthology. 10th-14th Centuries] / Sost. G. E. Mironov. Moscow: Knizhnaya palata, 1996. 383 pp. Karamzin M. N. Istoriya gosudarstva Rossiiskogo [History of the Russian State]. Kniga 1. T. I–III. Moscow: RIPOL klassik, 1998. 736 pp. Koval' T. B. Obshchestvennye nauki i sovremennost'. 1994. No. 6. Pp. 55–70.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
425
Latov Yu. V. Neprikosnovennyi zapas. Debaty o politike i kul'ture. 2003. No. 3. Pp. 64–70. Lozinskii S. G. Istoriya papstva [History of the Papacy]. Moscow: Politizdat, 1986. 382 pp. Lynov S. Mir psikhologii. URL: http://psychology.net.ru/articles/content/1127409719.html Prokhorov A. P. Russkaya model' upravleniya [Russian Management Model]. Moscow: Zhurnal Ekspert, 2002. 376 pp. Slovo o zakone i blagodati mitropolita Ilariona. Drevnerusskaya literatura. URL: http://oldrussian.chat.ru/13ilarion.htm. 14. Uspenskii B. A. Entsiklopediya kul'tur. URL: http://ec-dejavu.ru/j/Journey_Russia.html. 15. Shakhnazarov O. L. Voprosy filosofii. 2004. No. 10. Pp. 33–46. 16. Yasin E. Voprosy ekonomiki. 2003. No. 4. Pp. 4–36.
9. 10. 11. 12. 13.
Received 13.10.2013.
426
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
ВЗАИМОСВЯЗЬ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ И ОТНОШЕНИЯ К ИННОВАЦИЯМ © В. А. Голдырева Национальный исследовательский университет Высшая школа экономики Россия, 614070 г. Пермь, ул. Студенческая 38. Тел.: +7 (342) 265 98 63. E-mail: [email protected] В настоящее время для ученых многих стран становится очевидным, что обязательным условием экономического роста и процветания страны является переход экономики в инновационную фазу развития. Способность к инновациям вообще и к инновациям определенного типа в тех или иных областях это свойство ментальности народов, их культурная специфика. Различия в способностях разных народов и стран к инновациям зависят от характера культуры, культурной среды, в которой человек социализируется. В данной статье представлен теоретический обзор существующих на данный момент работ, направленных на выявление взаимосвязи между ценностями и отношением к инновациям. Ключевые слова: инновативность, отношение к инновациям, креативность, культурные ценности.
В последние годы тема инноваций получила широкое распространение, как в научной литературе, так и в государственной политике. В прошлом, инновационное развитие часто рассматривалось как стихийный процесс, которым трудно управлять. Главная роль в этом процессе отводилась отдельным личностям (новаторам) и фирмам. В последние десятилетия инновационные процессы все реже реализуются силами талантливых одиночек, малых и крупных организаций. Общепризнанной становится точка зрения о коллективном исполнении инновационных процессов, о значении социальной системы для развития инноваций, в которой главные роли играют предприниматели, представляющие государственный и частный сектор. Инновативность в самом общем смысле может быть определена, как способность к адаптации новых идей и использование их на практике, развитие новых продуктов [15, 22]. Другие ученые предлагают понимать под инновативностью способность субъекта черпать идеи вне существующей системы и привносить их вовнутрь, а также умение эффективно представлять эти идеи публике [9]. Отечественный специалист Ю. В. Яковец определяет инновацию как «внесение в разнообразные виды человеческой деятельности новых элементов (видов, способов, повышающих эффективность этой деятельности)» [3, с. 148]. Инициаторами инноваций могут быть ученые, предприниматели, менеджеры, люди творческих профессий, политически деятели и т.д. Одним из компонентов инновативности называют креативность. Креативность и инновации взаимосвязаны между собой. Том Келли, автор книги «The Art of Innovation», однажды сказал: «сущность инновации не в том, что мы делаем, а в том, как мы это делаем» [12]. В западной психологии креативность чаще всего определяется как качество индивида или процесса, способного предоставлять новые, подходящие, нетиповые решения проблемы [13]. Как отмечают другие исследователи и практики, инновативность – это своего рода практическое применение творческих и креативных идей. Организация не может вводить иннова-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
427
ций, если она не может генерировать творческие идеи. В более широком масштабе творчество и инновации являются жизненно важными не только для компании, но и для экономического развития страны. На сегодняшний день имеется большое количество исследований, демонстрирующих взаимосвязь отношения к инновациям с различными социально-психологическими конструктами. Ю-Фанг Йен утверждает, что инновационные возможности непосредственно влияют на эффективность работы организации [26]. М. Сабрамниан и М. А. Яндт выявили взаимосвязь между различными аспектами интеллектуального капитала и типами инновационных способностей [23]. М. Стойкан и А. Л. Камарда изучали особенности влияния человеческого капитала на инновации в развивающихся странах, где более явно выражены противоречия между потребностями в инновациях и характером общественных взаимоотношений [21]. Мак Лин пытался выявить взаимосвязь между инновациями, организационной культурой и креативностью [25]. В исследовании, проведенном Ли, было установлено, что высокий уровень инновативности связан с высоким уровнем образования, положительным отношением к науке и частыми поездками (путешествиями). Инновации также влияют на распределение власти [16, 18]. Можно с полным правом утверждать, что культура связана и с инновационным мышлением, и с отношением к инновациям. Вначале, определимся, что такое культура и культурные ценности. В самом широком смысле, культура определяется как «комплекс, включающий в себя знания, верования, искусство, мораль, законы, обычаи и любые другие способности и привычки, приобретенные человеком, как членом общества». Хофстед определяет культуру, как «коллективное программирование сознания, которое отличает членов одной группы от другой, совокупность общих характеристик той или иной группы, влияющих на их отношение к окружающей действительности» [10]. Более узкое определение дает Гирц: «культура – исторически передающийся паттерн значений, воплощенный в символах, системах, унаследованных концепций и выраженный в символических формах, с помощью которых люди общаются и развивают свои знания» [8]. Как отмечает Мацумото, одной из трудностей, с которой столкнулась психология, заключается в том, как концептуализировать культуру и измерить ее в психологии. Большинство исследований операционализируют культуру, как страну. Таким образом, возникает вопрос: как измеряется культура в психологии? Культура – это, прежде всего ценности [10]. Следовательно, культура реализуется через ценности, которые в свою очередь являются основой любой культуры. Ценности определяют отношения человека с социумом, природой, близким окружением и самим собой; они формируют цели, групповые убеждения и действия. Относительная стабильность является важной особенностью ценностей культуры. Культура влияет на многие показатели, например, на экономическое поведение [19], на государственную политику [7], на национальные институты и бизнес-системы [8], на экономический рост [7]. Тем не менее, на сегодняшний день в российской и зарубежной практике можно наблюдать небольшое количество работ, посвящённых проблеме влияния культуры на отношение к инновациям. По мнению ученого С. Ариети [4, р. 303], некоторые культуры способствуют креативности больше, чем другие, и он назвал эти культуры «креативогенными» (creativogenic). Он считал, что люди становятся креативными благодаря влиянию трех факторов (стимулирующей культуры, генов и подходящего взаимодействия).
428
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
В 1995 году Шейн с соавторвами провели исследование, в котором пытались выявить взаимосвязь между культурой и выбором в пользу протекции инновационных стратегий. В исследовании приняли участие 1228 человек из 30 стран. Авторы исследовали национальную культуру. Национальная культура является набором коллективных верований и ценностей, которые отличают людей одной национальности от другой. Для измерения национальной культуры, авторы брали три измерения Хофстеда: избегание неопределенности, индивидуализм, дистанция власти. Исследование показало, что чем выше уровень избегания неопределенности в обществе, тем больше стремление к соблюдению правил, норм и более благоприятное отношение к инновациям. Чем выше уровень дистанции власти, тем больше стремление к возможности получить поддержку людей, наделенных властью, и тем ниже стремление получить поддержку среди коллег на реализацию чего-то нового. В коллективистках культурах люди ищут поддержку при введении новшеств, инноваций. Тем не менее, члены организации не могут заранее предвидеть эффект введенных инноваций, поскольку невозможно предопределить развитие технологических стандартов [24]. Смит и Бонд, опираясь на эмпирические исследования, установили взаимосвязь между личностными характеристиками и культурными ценностями. За основу были взяты измерения Хофстеда (1980). Креативность связана с открытостью изменениям и интроверсией. Креативность относительно научных разработок связывают с низкой уступчивостью и добросовестностью; относительно искусства с эмоциональной неустойчивостью и низким уровнем сознательности. Маскулинная культура совпадает с чертами личности, наиболее благоприятными для творчества (табл.) [20]. Хофстед выдвинул предположение, что уровень высокой инновационной активности наблюдается в культуре с высоким уровнем индивидуализма и низким уровнем дистанции власти (таких, как США, Великобритания и Швеция). В других исследованиях, индивидуализм и низкая дистанция власти были связаны с различиями в уровне инновативности, контроле за экономическими факторами (доход на душу населения и структура промышленности) [17]. Джонс и Герберт (2000) предполагают, что культуры с низким уровнем дистанции власти наиболее благоприятны для инноваций, поскольку предоставляют больше свободы для их представителей. Они отмечают, что в культурах с высоким уровнем дистанции власти наблюдается тенденция к жесткой иерархии, централизации, соблюдению правил и норм. Таблица Взаимосвязь культуры и индивидуальных характеристик личности Измерение культуры Избегание неопределенности Маскулинность Высокая дистанция власти
Индивидуальное качество (personality trait) Низкий уровень открытости к изменениям Эмоциональная устойчивость Сознательность (добросовестность) Низкая уступчивость Сознательность (добросовестность) Уступчивость
Индивидуализм
Экстраверсия
Конфуцианский динамизм (позднее краткосрочная-долгосрочная ориентация)
Эмоциональная устойчивость
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
429
Джонс и Герберт полагают, что положительные инновационные результаты, вероятнее всего, будут наблюдаться в культуре, которая имеет (а) высокий уровень индивидуализма, (б) низкую дистанцию власти, (в) низкий уровень избегания неопределенности и (г) высокий и средний уровень маскулинности (Jones and Herbert, 2000). Роберт Вествуд и Дэвид Лоу также рассматривают взаимосвязь между культурой, креативностью и инновациями. В начале работы они рассматривают вопрос о том, как креативность воспринимается в разных культурах и какие социальные факторы лежат в основе различного отношения к креативности и инновациям. Авторы делают следующие выводы: (1) культура влияет на творческие и инновационные процессы (2) нет достаточных доказательств, чтобы окончательно заявить о наличие различий между культурами в их отношении к творчеству; (3) креативность и инновации являются сложными психосоциальными процессами, включающие многие факторы, в том числе и культуру [25]. Тифани Рин с соавторами пытались выяснить, как культурные измерения по Хофстеду (индивидуализм, избегание неопределенности, дистанция власти) связаны с инновационным успехом страны. С помощью множественной линейной регрессии, была установлена сильная отрицательная связь между дистанцией власти и Глобальным индексом инноваций (ГИИ), а также положительная связь между индивидуализмом и ГИИ. Никаких взаимосвязей не было найдено между уровнем избегания неопределенности и ГИИ. В ГИИ (INSEAD, 2009) входят те меры, которые позволяют экономике перейти в инновационную стадию развития. Иными словами, те меры, которые помогают обеспечить благоприятную среду для инноваций. Это институты и политика, человеческий потенциал, инфраструктура, емкость рынка и сложности ведения бизнеса. Нормативно-правовая база, которая помогает привлечь бизнес считается необходимым для всех стран, желающих достичь успеха в области инноваций. Человеческий фактор в купе со стандартами образования и научно-исследовательской деятельностью являются важными факторами инновационного потенциала. Далее рассмотрим результаты последнего зарубежного исследования и перейдем к изучению российской практики. Исследование Доллингера с соавторами, проведенное в США, показало, что студентам с более выраженной креативностью присущ отличающийся от менее креативных коллег набор ценностей: выявлена сильная взаимосвязь успешности выполнения тестовых заданий творческим способом и предпочтения таких ценностей по Ш. Шварцу как самостоятельность, стимуляция, универсализм [5, р. 111]. В российской практике также имеются исследования, которые подтверждают связь между инновациями и ценностями. Как отмечает, Л. Л. Черкасова, одновременно с большим количеством исследований креативности, внимания, упускается анализ культурных особенностей и, предпринимая шаги по развитию инноваций, необходимо также учитывать культурные факторы – культуру и социальный контекст, в которых планируется создание и распространение этих инноваций [2, с. 134]. Исследователь пыталась определить ценностные детерминанты креативного поведения в России. Методический инструментарий состоял из ценностного опросника Ш. Шварца (PVQ-R) для определения преобладающих ценностей и методики оценки креативного поведения С. Доллингера [6, р. 103]. Выборку исследования составили студенты московских вузов – Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», Московского государственного университета, Московского авиационного университета. Общий объем выборки – 353 респондента (127 мужчин, 226 женщин). Исследования показали, что индивидуальные ценности Самостоятельность
430
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
мысли, Самостоятельность поступков, а также Стимуляция связаны с креативным поведением индивида, а также с положительным отношением к инновациям. Именно открытость опыту, стремление к развитию своих идей и способностей, к свободе определений собственных действий и полноты жизни раскрывают потенциал креативных личностей и приводят к созданию новых продуктов. Это согласуется и с принятием инноваций, ведь именно открытость развитию и является предпосылкой принятия инноваций. Данные показатели также связаны с ценностными ориентациями Благожелательность-забота и Универсализм-забота о природе. Благожелательность и Универсализм предоставляют индивиду возможность мыслить шире, с учетом принятия и учёта интересов различных членов общества, а также необходимости охраны природной среды, ведь инновативные разработки сегодня зачастую касаются технологии поддержки экологии планеты. Таким образом, в результате исследования были получены взаимосвязи креативного поведения и отношения к инновациям с мегаблоком ценностей Открытость изменениям. Доказана гипотеза о взаимосвязи креативного поведения с ценностным мегаблоком Открытость изменениям. Также получены положительные взаимосвязи показателя креативного поведения и отношения к инновациям с ценностями Самостоятельность мысли, Самостоятельность поступков, Стимуляция, Благожелательность-забота и Универсализм-забота о природе. Индекс инновативности оказался также связан с ценностями Гедонизм, Достижение, Власть ресурсов, Власть доминирования и отрицательно – с ценностной ориентацией Конформизм-правила. В 2009 году Н. М. Лебедевой было проведено кросс-культурное исследование, направленное на изучение различий ценностей и отношения к инновациям студентов Канады и России (русских и представителей Северного Кавказа), выборку составили 426 человека. Автором были выявлены значимые межкультурные различия в ценностных приоритетах и установках по отношению к инновациям. С помощью множественного регрессионного анализа выявлено, что ценности Открытости к изменениям (Самостоятельность, Стимуляция) и Универсализма способствуют позитивным установкам по отношению к инновациям, а ценности Власти и Традиции – препятствуют [1, с. 81]. Мы рассмотрели основные подходы к изучению взаимосвязи культурных ценностей (по Хофстеду и Шварцу) и отношения к инновациям, имеющихся в российской и зарубежной литературе на данный момент. Далее попытаемся обобщить все вышесказанное. Итак, Самостоятельность поступков и Самостоятельность мысли связаны с позитивным отношением к инновациям; Конформность-правила и Традиции отрицательно связаны с отношением к инновациям; Открытость изменениям положительно взаимосвязана с отношением к инновациям; в обществах и организациях с низкой дистанцией власти инновационная активность намного выше; Власть препятствуют развитию положительных установок по отношению к инновациям; Универсализм положительно взаимосвязан с отношением к инновациям и креативностью. Инновации – это один из инструментов, с помощью которых предприятия могут добиваться успеха. Кроме этого, инновации считаются необходимыми для роста и выживания. Что можно сказать о Российской деловой культуре и что мешает развитию инновационной активности на сегодняшний день? Российская деловая культура – это культура с высокой степенью избегания неопределенности, большой дистанцией власти, краткосрочной временной ориентацией и преобладанием коллективизма. Россия относится к высококонтекстуальным культурам, то есть, статус человека и его место в обществе зависят, прежде всего, от многочисленных внешних факторов, например, социальной среды, происхождения,
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
431
принадлежности к определенной касте, элитному образованию, религии, расы и т.д. Высокая контекстуальность была характерна для СССР и сохранилась в России и странах СНГ. Для людей из такой культуры особое значение имеет то, как человек одет, какой институт закончил и т.д. По типу делового поведения российскую деловую культуру можно отнести к полиактивным и патерналистским культурам, ориентированным на эффективность, результат взаимодействия, на создание и сохранение межличностных отношений с партнером. Для россиян характерным является использование двойных стандартов, то есть, если для своих нормальными являются такие стандарты, как честность, надежность, взаимопомощь, то применительно к чужим возможно существенное понижение «планки моральных принципов». Что же мешает развитию инноваций в России? Если резюмировать имеющиеся на данный момент работы по данной проблематике, то можно заключить следующее: сословные предрассудки, отсутствие объективной оценки ресурсов страны, спекулятивный характер бизнеса, утрата профессионализма и господствующий дилетантизм, недостаток кругозора и разнообразного опыта, низкая культура производства. По мнению экспертов, человеческие ресурсы на 83.55% определяют отсутствие прогресса в инновационной деятельности отечественных предприятий. Что происходит сейчас с инновациями в России? Политические лидеры страны убеждены: сделав ставку на инновации и реализацию человеческого потенциала, Россия может и должна к 2020 г. стать одним из мировых технологических лидеров. Почему это может произойти? Одной из причин, является переориентации ценностей. В заключении хотелось бы сказать, что на сегодняшний день, как в зарубежной, так и в отечественной литературе имеется небольшое количество работ, демонстрирующих наличие взаимосвязи между культурными ценностями и отношением к инновациям. Возможно, проследив эту взаимосвязь, можно найти ответ на вопрос, почему Россия имеет низкий индекс инновационный активности. Вопрос взаимосвязи этих двух конструктов остается открытым и представляет огромный научный интерес для российских практиков. ЛИТЕРАТУРА Лебедева Н. М. Ценности и отношение к инновациям: межкультурные различия // Психологический журнал. 2009. Т. 30. №6. 2. Черкасова Л. Л. Взаимосвязь креативного поведения личности, отношения к инновациям и ценностей и Ш. Шварца // Альманах современной науки и образования. Тамбов: Грамота, 2012. №12(67). Ч. I. 3. Яковец Ю. В. Ускорение научно-технологического прогресса: теория и экономический механизм. М.: Экономика, 1988. 4. Arieti S. Creativity: the Magic Synthesis. New York: Basic Books, 1976. 5. Dollinger S. J. Autophotographic Individuality Predicts Creativity: a Seven-Year Follow-Up // Journ. of Creative Behavior. 2006. No. 40. 6. Dollinger S. J. Predictors of Creativity // Journ. of Creative Behavior. 2005. No. 35. 7. Fukuyama F., Culture and Economic Development: Cultural Concerns // International Encyclopedia of the Social and Behavioral Sciences. 2001. 8. Geertz C. The interpretation of cultures. New York: Basic Books, 1973. 9. Grewal R., Mehta R., Kardes F. R. The Role of the Social-Identity Function of Attitudes in Consumer Innovativeness and Opinion Leadership // Journ. of Economic Psychology. 2000. No. 21. 10. Hofstede, G., Culture’s consequences: International differences in work related values. Beverly Hills, 1980. 11. Jones G. K., Herbert J., National Culture and Innovation: Implications for Locating Global RandD Operations // Management International Review. 2000. V. 40. No. 1. P. 11–39. 12. Kelly T., Littman J., Peters T. The Art of Innovation: Lessons in Creativity from IDEO, America’s Leading Design Firm. New York: Doubleday Publishing, 2001. 1.
432
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 13. Mayer R. Fifty Years of Creativity Research // Handbook of Creativity / Ed. R. J. Sternberg. London: Cambridge University Press, 1999. 14. Rinne T., G. Steel D., Fairweather J., Hofstede and Shane Revisited: The Role of Power Distance and Individualism in National-Level Innovation Success // Cross-Cultural Research. 2012. No. 46(2). 15. Rogers E. M. Diffusion of Innovations. 5th ed. New York: Free Press, 2003. 16. Schon D., Champions for radical new inventions // Harvard Business Review. No. 41. 17. Shane S. Why do some Societies Invent more then others // Journ. of Business Venturing. 1992. No. 7. 18. Shane S., Venkataraman S., MacMillan I. The effects of cultural differences on new technology championing behavior within firms // Journ. of High Technology Management Research. V. 5. No. 2. 19. Smith A. An Inquiry into the Nature of Causes of the Wealth of Nations. London: Strahan and Cadell, 1977. 20. Smith P. B., Bond M. H. Social Psychology across Cultures: Analysis and Perspectives. New York – London: Harvester Wheatsheaf, 1993. 21. Stoikan M., Camarda A. L. Innovation economy and the importance of human capital in the developed countries // International Journ. and Information Technologies. Iss. 4. V. 5. 22. Styhre A., Börjesson S. Innovativeness and Creativity in Bureaucratic Organizations: Evidence from the Pharmaceutical and the Automotive Industry. Coventry, 2006. 23. Subramanian M., Youndt M. A. The influence of intellectual capital on the types of innovation capabilities // Academy of Management Journal. 2005. V. 48, No. 3., P. 450–463. 24. Venkataraman S., McMillan I., McGrath R. Progress in Research on Corporate Venturing // State of the Art in Entrepreneurship / Ed. D. Sexton. New York: Kent, 1992. 25. Westwood R., David R. Low The Multicultural Muse // Culture, Creativity and Innovation International Journal of Cross Cultural Management. 2003. V. 3. P. 235. 26. Yu-Fang Yen. The impact of bank’s human capital on organizational performance: how innovation influences performance. URL: http://www.innovation-enterprise.com/archives/vol/14/issue/4/article/4528/the-impa ct-of-bank%92s-human-capital-on. Поступила в редакцию 20.09.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
433
INTERACTION BETWEEN CULTURAL VALUES AND ATTITUDES TOWARDS INNOVATION © V. A. Goldyreva HSE Branch in Perm 38 Studencheskaya st., 614070 Perm, Russia. Phone: +7 (342) 265 98 63. E-mail: [email protected] The review of current innovation policy in Russia represented in this work. Author makes stress on personal attitude of the national leaders to innovations: they are sure that focusing on full realization of one's potential and on innovation inevitably would lead Russia to be one of technology leaders of the world before 2020. The basis of this belief lays in currently processing shift of social values in Russia. Author notes that there are just few works revealing connection between cultural values and attitude to innovation and the question of the connection is still open. Nevertheless nowadays it has become obvious for the scientists all over the world that an indispensable condition of economic growth and prosperity of the country is transition of economy to an innovative phase of development. Ability to innovations in general and to innovations of a certain type is a property of the one’s mentality, their cultural specifics. Distinctions in abilities of the different nations to innovate depend on the nature of culture and on the cultural environment. Keywords: Innovativeness, the attitude to innovation, creativity, cultural values. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Goldyreva V. A. Interaction Between Cultural Values and Attitudes Towards Innovation // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 426–434.
REFERENCES 1. 2. 3.
4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18.
Lebedeva N. M. Psikhologicheskii zhurnal. 2009. Vol. 30. No. 6. Cherkasova L. L. Al'manakh sovremennoi nauki i obrazovaniya. Tambov: Gramota, 2012. No. 12(67). Ch. I. Yakovets Yu. V. Uskorenie nauchno-tekhnologicheskogo progressa: teoriya i ekonomicheskii mekhanizm [Acceleration of Scientific and Technological Progress: Theory and Economic Mechanism]. Moscow: Ekonomika, 1988. Arieti S. Creativity: the Magic Synthesis. New York: Basic Books, 1976. Dollinger S. J. Journ. of Creative Behavior. 2006. No. 40. Dollinger S. J. Journ. of Creative Behavior. 2005. No. 35. Fukuyama F. International Encyclopedia of the Social and Behavioral Sciences. 2001. Geertz C. The interpretation of cultures. New York: Basic Books, 1973. Grewal R., Mehta R., Kardes F. R. Journ. of Economic Psychology. 2000. No. 21. Hofstede G., Culture’s consequences: International differences in work related values. Beverly Hills, 1980. Jones G. K., Herbert J. Management International Review. 2000. Vol. 40. No. 1. Pp. 11–39. Kelly T., Littman J., Peters T. The Art of Innovation: Lessons in Creativity from IDEO, America’s Leading Design Firm. New York: Doubleday Publishing, 2001. Mayer R. Handbook of Creativity. Ed. R. J. Sternberg. London: Cambridge University Press, 1999. Rinne T., G. Steel D., Fairweather J. Cross-Cultural Research. 2012. No. 46(2). Rogers E. M. Diffusion of Innovations. 5th ed. New York: Free Press, 2003. Schon D. Harvard Business Review. No. 41. Shane S. Journ. of Business Venturing. 1992. No. 7. Shane S., Venkataraman S., MacMillan I. Journ. of High Technology Management Research. Vol. 5. No. 2.
434
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 19. Smith A. An Inquiry into the Nature of Causes of the Wealth of Nations. London: Strahan and Cadell, 1977. 20. Smith P. B., Bond, M. H. Social Psychology across Cultures: Analysis and Perspectives. New York – London: Harvester Wheatsheaf, 1993. 21. Stoikan M., Camarda A. L. International Journ. and Information Technologies. Iss. 4. Vol. 5. 22. Styhre A., Börjesson S. Innovativeness and Creativity in Bureaucratic Organizations: Evidence from the Pharmaceutical and the Automotive Industry. Coventry, 2006. 23. Subramanian M., Youndt M. A. Academy of Management Journal. 2005. Vol. 48, No. 3., Pp. 450–463. 24. Venkataraman S., McMillan I., McGrath R. State of the Art in Entrepreneurship. Ed. D. Sexton. New York: Kent, 1992. 25. Westwood R., David R. Culture, Creativity and Innovation International Journal of Cross Cultural Management. 2003. Vol. 3. Pp. 235. 26. Yu-Fang Yen. The impact of bank’s human capital on organizational performance: how innovation influences performance. URL: http://www.innovation-enterprise.com/archives/vol/14/issue/4/article/4528/theimpact-of-bank%92s-human-capital-on. Received 20.09.2013.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
435
УДК 330.42 КЛАССИФИКАЦИЯ ФУНКЦИЙ ДЕНЕГ © Д. А. Салимоненко Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г.Уфа, ул. Заки-Валиди, 32. Тел.: +7 (347) 273 68 80. E-mail: [email protected] В статье приводится классификация функций денег, выделяются основные функции и производные от них. Автор выделяет следующие важнейшие функции денег: стимулирующую и целереализующую. Показано, что основными функциями денег являются: стимулирующая, целереализующая, регулятивная, информационная функции. Основное внимание уделяется диалектике целереализующей и стимулирующей функций денег. Сделан вывод, что нецелесообразно сводить функции денег только к сугубо экономическим аспектам. Автор считает, что чем больше функций выполняют деньги, тем в большей степени они являются инструментом, обеспечивающим социально-экономическое функционирование и развитие государства, а также и народа, живущего в этом государстве. Ключевые слова: функции денег, экономика, классификация
К настоящему времени, вроде бы, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что деньги, в первую очередь, – это средство платежа за экономические, социальные, природные и иные редкие блага. Из научной литературы известно, что деньги выполняют определенные функции. Правда, состав этих функций у различных исследователей существенно разнится, несмотря на то, что этим вопросом экономисты интересовались еще много столетий назад. Деньги как мера стоимости являются всеобщим эквивалентом для всех экономических благ, выступающих в указанном аспекте в качестве товаров [4]. Общеизвестно, что деньги в системе экономических отношений выполняют роль особого товара, служащего в качестве всеобщего, универсального эквивалента и являющегося орудием стихийного учета труда товаропроизводителей и продавцов. Западные ученые в своем большинстве сегодня рассматривают, как минимум, три функции: функция средства обмена, мера стоимости, а также средство накопления стоимости [5–8, 12]. Например, Карл Маркс отмечал пять денежных функций денег [10], в частности: мера стоимости, средство обращения, средство накопления, средство платежа, мировые деньги. Он утверждал, что труд, затраченный на производство и реализацию товаров, создает условия, при которых становится возможным уравнивание на основе такого (всеобщего) эквивалента, как деньги. В соответствии с теорией трудовой стоимости, цена, характеризующая стоимость товара, выраженную в деньгах (денежных единицах), определяется необходимыми затратами труда на его производство и реализацию. В данном случае имеется в виду равенство не фактическое, обусловленное какими-либо качествами товаров, а равенство их для потребителя. Кроме фактических характеристик товара при установлении такого равенства играют большое значение и психологические аспекты, что не было учтено трудовой теорией стоимости. По этой причине она неоднократно подвергалась критике и в настоящее время не является общепризнанной, в чем, на наш взгляд, состоит упущение современной экономической теории.
436
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
В самом деле, в трудовой теории стоимости содержится категория прибавочной стоимости. Так вот, как раз прибавочная стоимость и заключает в себе разницу между фактической потребительной стоимостью товара (т.е. его ценностью для покупателя) и трудовой стоимостью (которую целесообразнее характеризовать как неполную себестоимость). Причем прибавочная стоимость может иметь любую величину и может даже быть отрицательной. Поэтому напрашивается вывод, что указанное “противоречие” теории К. Маркса с современной теорией стоимости только кажущееся. Как отмечает Л. Красавина, английский экономист Т. Крамп выделяет четыре денежных функции: функцию средства платежа, меры стоимости, средства оборота и средства накопления сбережений [8]. Ученые – экономисты Р. Л. Миллер и Д. Д. Ван-Хауз вместо понятия «накопление богатства» используют понятие «сохранение стоимости» [12], что, на наш взгляд, является синонимом. Подход отечественной экономической науки в целом, солидарен с западными учеными, однако, имеются и различия. Например, А. Косой, предусматривают семь функций денег (меры стоимости, масштаба цен, средства оборота (обращения), платежа, накопления, средства сохранения стоимости, а также мировые деньги) [7]. В. В. Мартыненко [11] считает, что функция меры стоимости возникла не первой, а уже после функций средства обращения и платежа за кредит. Т.е. указанный автор ставит во главу угла первичность не товарно-денежных, а кредитных отношений. Это видится нам весьма сомнительным, ибо до возникновения ситуации, связанной с кредитом (т.е. ситуации, когда один индивид социума должен другому индивиду то или иное экономическое благо) должен быть вначале просто обмен: дело в том, что кредит по своей сути связан со взаимным доверием. А доверие может возникнуть только после того, как индивиды поверят в возможность возврата кредита, т.е. (причем необязательно тем же самым экономическим благом), убедятся в этом на практике. Поэтому товарный обмен должен предшествовать стадии возникновения кредита. Можно, конечно, в указанной связи привести и другие доводы. Но практически все авторы признают, что исторически первой, важнейшей и основообразующей функцией денег является их способность к измерению стоимости чего-либо, например, экономических благ, активов [3–8]. Посредством денег как меры стоимости не только измеряется стоимость товаров, но и выявляются отклонения цен от стоимости (например, выявляется, какой вид экономического блага наиболее выгоден для производства в рамках конкретной экономики). Именно это свойство позволяет говорить о такой дополнительной функции денег, как масштаб цен. Вместе с тем, эта функция является производной от главной функции – меры стоимости, ибо масштабирование цен осуществляется на основе измерения меры стоимости. По мнению Х.Н. Гизатуллина, Н.А. Исмагилова, «деньги по отношению к стоимости выполняют роль калибрующего начала, следовательно, по отношению к рыночной экономике в целом выступают в роли всеобщего регулятора» [2], что является аналогом масштабирующей функции. Отсюда вытекает такая функция денег, как регулятивная. В самом деле, история постоянно доказывает, что деньги фактически являются регулятором всей системы экономических отношений, да и не только экономических. Используя регулирующую функцию, государство может регулировать количество денег в обращении, что оказывает влияние на уровень цен, скорость оборота денежных средств, а также – и на объем национального продукта.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
437
Следующая важная функция, принимаемая, в той или иной трактовке, всеми авторами, является функция денег как средства обращения. Товарное обращение включает в себя такие стадии, как: продажа товара (Т), т.е. превращение его в деньги (Д); купля товара, т.е. превращение денег в товары (Т - Д - Т1). Т.е. деньги здесь выступают в роли посредника в процессе обмена (выступая для покупателя товара средством платежа). Считается, что если при выполнении первой функции товары оцениваются в деньгах мысленно, то при обращении товаров деньги должны присутствовать реально в том или ином виде, если не в виде номинальном, то, по крайней мере, в виде обещаний уплатить определенную, заранее оговоренную, сумму. Благодаря функционированию денег в качестве средства обращения преодолеваются многие индивидуальные, временные и пространственные границы, которые характерны для непосредственного обмена товара на товар. Это обуславливает развитие связей между товаропроизводителями, а также покупателями. Чем более ощутимее выражена функция обращения у денег, тем в большей мере развивается экономика. При этом она принимает глобальный, сетевой характер. Отметим, что некоторые исследователи рассмотренные выше две функции денег объединяют в одну [3]. Значение обращения, как функции денег состоит в том, что, имеющие широкое распространение и будучи всеобщим экономическим эквивалентом, деньги предоставляют их владельцу универсальную покупательную способность, являющуюся весьма важным преимуществом. Деньги, как мера стоимости не выполняют эту функцию в период быстрой инфляции [4]. Например, в России, рубль, в Украине купон (карбованец) выполняли почти лишь функцию обращения, а доллар (условная единица) выполнял роль меры стоимости. Тогда как функция меры стоимости является неотъемлемым атрибутом денег. Именно она, в первую очередь, и делает их деньгами. Поэтому функцию меры стоимости можно назвать одной из основных. Почти все остальные функции денег в той или иной мере являются производными от нее. Одной из функций денег является функция средства накопления (сбережения), предполагающая образование некоего запаса, оставшихся после продажи товаров и потребления доходов. Деньги выступают здесь в виде отложенного на будущее платежеспособного спроса, покупательной способности [15]. Деньги могут выполнять эту функцию, поскольку в любое время могут выступить в роли платежного средства. В некотором смысле данная функция денег совпадает и понятием «сокровище», что нашло отражение у К. Маркса [10]. Однако, во времена К. Маркса деньги зачастую и в самом деле представляли собой сокровища, ибо изготовлялись из драгоценных металлов; т.е. они имели ценность сами по себе, даже без учета функции меры стоимости. Однако, впоследствии деньги перестали быть сокровищем. Ценность современных бумажных банкнот, взятых сами по себе, вне функции меры стоимости, близка к нулю. Тем самым, функция накопления (сбережения) является более общей, чем «сокровище». Существуют экономические ситуации, когда способность осуществлять функцию сбережения у денег сильно снижается или практически отсутствует, не говоря уже о накоплении. Это, к примеру, галопирующая инфляция [12]. Подобное наблюдалось в России в 90-х годах в те периоды, когда цены на товары росли буквально каждый день. При этом деньги, собранные советским народом до того времени (на сберкнижках) практически потеряли свою
438
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
функцию сбережения, хотя не утратили функцию меры стоимости и меры обращения [15]. Сокровищем российские деньги в то время тем более не являлись. Поэтому целесообразно, на наш взгляд, признать за деньгами функцию сбережения (накопления), которая, при соответствующих условиях, может перейти в свой частный случай – в функцию образования сокровищ. Следующая функция денег – это средство платежа (например, за приобретаемый товар). Реализация этой функции осуществляется на базе основной функции – меры стоимости. Деньги, при помощи которых невозможно измерить стоимость товаров (работ, услуг), не могут служить средством платежа. Пятая функция, выделяемая большинством исследователей, это так называемые мировые деньги. В этом аспекте деньги представляют собой всеобщее платежное средство, всеобщее покупательное средство и всеобщую материализацию общественного богатства [9]. Главнейшая функция мировых денег – это служить платёжным средством для выравнивания международных балансов – излишков и дефицитов ввоза и вывоза. Функция мировых денег является сходной с функциями средства платежа и обращения. Поэтому ряд авторов делает вывод о нецелесообразности выделения этой функции [9]. Вместе с тем, существенным отличием функции мировых денег от перечисленных четырех функций является то, что она присутствует только у таких денег, которая могут служить средством обращения, платежа, измерения цен применительно к международным расчетам. Практика показывает, что так бывает не всегда. Например, доллар США в России в 90-х годах прошлого столетия являлся мировыми деньгами, а рубль – нет. С. И. Лушин предлагает такую функцию, как сохранение стоимости денег [9], которая реализуется, например, в системе государственных финансов, когда денежные суммы циркулируют от одного распорядителя к другому, сохраняя ценность вплоть до использования их конечным получателем. Она, видимо, по своей сути является близкой к функции сбережения и накопления и представляет собой развитие функции средства платежа. Кроме того, правильнее было бы назвать ее не функцией, а свойством. Далее, среди экономических функций денег С. И. Лушин выделяет и функцию обратимости. Обратимость имеет место при обмене валют (операции конвертации). Существуют соответствующие обменные курсы для всех валют. Таким образом, эту функцию можно считать продолжением международной функции денег в соединении с остальными функциями. Однако указанный автор предлагает вообще отказаться от международной функции денег («мировые деньги»), заменив ее на функцию обратимости [9]. На наш взгляд, функция обратимости недостаточно полно раскрывает понятие мировых денег. В самом деле, только факт возможности конвертации одной валюты в другую (реализация функции обратимости) еще не означает того, что данная валюта может служить эффективным средством в международных расчетах. С. И. Лушин считает [9], что пока говорить о мировых деньгах или мировой валюте преждевременно. Однако, на сегодняшний день такие валюты уверенно существуют. Среди них можно назвать доллар США, Евро [11, 12]. Выделяют также информационную функцию [3]: «С помощью информационной функции мы не только оцениваем реальное состояние экономики страны и отдельных хозяйств, мы можем также прогнозировать экономическое и социальное развитие страны, планировать работу предприятий и отдельного человека в условиях неопределенности. При объе-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
439
динении рынков с помощью современной банковской системы деньги становятся мировым информационным инструментом». Отметим, что эта функция представляет собой большее, чем функция измерения стоимости, ибо при помощи последней возможно лишь соотнести стоимость различных товаров между собой, тогда как информационная функция позволяет оценить, например, величину ВВП, структуру финансирования и доходности отраслей народного хозяйства и др. Однако, можно сказать, что эта функция основана на способности денег измерять стоимость товаров, работ и услуг. Т.е. по сути она является экономической, хотя Э. Дж. Долан, К. Д. Кэмпбелл, Р. Дж. Кэмпбелл относят ее к неэкономический [4]. Т.е. информационная функция денег – это обобщение функции измерения стоимости, если речь идет не только о товарах (работах, услугах), но и некоторых других категориях. Таким образом, выше обсуждены экономические функции денег. Однако, ученые выделяют также и неэкономические, несмотря на то, что деньги, как считают многие исследователи, являются типично экономической категорией. Некоторые ученые выделяют у денег военно-политическую функцию. Так, в бывшей социалистической системе единая валюта — рубль СССР — и ее производные в странах-сателлитах была тем каркасом, вокруг которого наращивались все виды экономических взаимодействий [1]. То же самое можно сказать и про доллар США – в настоящее время. По нашему мнению, она имеет некоторое сходство с функцией мировых денег, однако, в отличие от последней, имеет политический характер. Далее, выделяют ряд социальных функций [3]. Правда, теория монетаризма не упоминает о социальных функциях денег. Известна стимулирующая функция. В связи с тем, что деньги одновременно являются средством достижения целей и, нередко, самой целью, они естественно стимулируют деятельность людей, предприятий и государств. Чем выше предполагаемый доход в денежном выражении (и, соответственно, предполагаемое количество денег), тем выше стимул в экономической деятельности. После действия стимулирующей функции, для достижения цели коммерческий субъект осуществляет выбранную им экономическую деятельность и, как следствие, получает за это деньги. Тем самым, стимулирующая функция денег дает возможность управлять объемом производства, производительностью труда, объемом сбыта, многими другими показателями и, в конечном итоге, размером прибыли экономического субъекта. Конечно, реализация этой функции осуществляется на основе перечисленных выше экономических функций. Эту функцию можно считать как экономической, так и неэкономической – в зависимости от того, что именно стимулируется при помощи денег. Близко к ней примыкает статусная функция. Дело в том, что по мере развития экономических отношений деньги стали абстрактным символом ценностей. Они служат уже не для только накопления собственности, обмена, платежа, требования или учета, но и для создания бренда, имиджа, капитала доверия, уважения. «Деньги приобрели способность формировать человеческую личность, ее идентичность, статусность и авторитетность. Деньги в форме средства оплаты труда работника всегда в значительной мере определяли его положение и социальные возможности» [1]. На наш взгляд, это относится не только к отдельным работникам (индивидам), но и их объединениям (коммерческим предприятиям, организациям).
440
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
Историко-культурологическая функция, действие которой проявляется в условиях глобализации экономики, выражается в том, что «происходит стирание национальных особенностей во всех сферах общественной жизни, в том числе, в денежном обращении» [16]. Эта функция денег проявляется в результате интенсивного проявления всех перечисленных выше функций, при высоком уровне развития денежных отношений. Результат действия этой функции состоит в том, что общество, в котором обращаются деньги, в той или иной мере становится похожим на другие общества; деньги в определенной как бы уравнивают разные культуры, мышление большинства людей становится «рыночным», соответствующим образом корректируются моральные представления и ценности. Регулятивно-поведенческая функция денег [3] регулирует социальные и межличностные отношения между людьми в зависимости от уровня их обеспеченности и обусловливает выбор личностью модели экономического поведения, т.е. взаимосвязана с историко-культурологической функцией. Социально-стратификационная функция [3] обуславливает влияние денег на неуклонную социальную дифференциацию общества по уровню доходов и качеству жизни, что ведет к социальной поляризации на бедных и богатых. Хотя, конечно, отметим, что расслоение общества на богатых и бедных обусловлено не только указанной функцией, но и иными. Социально-стратификационная функция является дальнейшим развитием историко-культурологической функции. Как следствие действия историко-культурогенной и социально-стратификационной функций реализуется еще одна функция денег – конфликтогенная [2]. Суть ее в том, что деньги выступают основой возникновения социальной напряженности и конфликтной ситуации в обществе, которые могут достигать масштабов социального конфликта. Наконец, нравственная функция денег – весьма противоречива. Деньги, с одной стороны, разжигают низменные чувства людей: жадность, алчность, корысть, стремление к наживе и обогащению любой ценой, вплоть до преступлений, так распространенных сегодня в России, и ведут, как правило, к коррупции и к масштабной криминализации общества. С другой стороны, деньги служат стимулом экономической свободы и экономической активности, трудового поведения человека, основой его морально-психологического комфорта и уверенности в себе [3]. Эта функция имеет сходство со стимулирующей функцией и конфликтогенной. Таким образом, мы рассмотрели известные на сегодняшний из научной литературы экономические и неэкономические функции денег. Проведенный анализ показывает, что важнейшей функцией, на которой основаны все перечисленные, является функция денег как меры стоимости. Именно эта функция дает начало всем другим функциям. На наш взгляд, существует еще одна функция, которая не обозначена исследователями. Это – функция средства целереализации или целереализующая функция, которая является средством достижения той или иной цели, например, миссии организации. В самом деле, деньги являются одним из средств достижения какой-либо цели. Например, в качестве экономических целей можно назвать развитие производства, внедрение новой техники, инноваций, расширение товарного ассортимента, повышение качества продукции. В качестве неэкономических целей могут фигурировать, в частности, повышение качества образования образования и пенсионного обеспечения, совершенствование системы здравоохранения, повышение качества автомобильных дорог и др. Отметим, в рамках целереализующей функции деньги могут играть многоликую роль. Например, совершенствование системы пенсионного обеспечения можно проводить разны-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
441
ми путями. Так, если увеличить объем пенсионных отчислений, будет получен в основном экономический эффект. Если же повысить качество обслуживания пенсионеров, облегчить процедуру оформления пенсий, то получен будет социальный эффект. Наконец, если провести пенсионную реформу с тем, чтобы повысить эффективность пополнения и распределения пенсионных отчислений, то будет получен как экономический, так и социальный эффект. Однако, несмотря на характер эффекта, в любом случае потребуется вложение определенных денежных средств со стороны государства. Отметим, что целереализующая функция взаимосвязана с такими функциями денег, как историко-культурологическую, военно-политическую, статусную, стимулирующую, социально-стратификационная. Целереализующая функция находится в отношении противоположности со стимулирующей (целеполагающей) функцией. В самом деле, целереализующая функция денег позволяет достичь уже поставленной цели, тогда как стимулирующая функция способствует постановке цели и мотивирует достижение ее. Здесь проявляется диалектика сущности денег. С одной стороны, вложение (расход) денег позволяет достичь цели, в том числе и коммерческой. С другой стороны, для обладания деньгами необходимо их заработать, т.е. необходимо вначале поставить ту или иную коммерческую цель, а потом пытаться достичь ее. Итак, для выполнения целереализующей функции денег необходимо «включение» и действие стимулирующей функции. Выполнение же целереализующей функции обеспечивает «включение» стимулирующей функции денег; ибо вложение денег, как правило, ставит новые цели и создает новые потребности. Указанное соотношение иллюстрируется схемой на рис. 1. Конечно, данная схема сильно упрощена с целью облегчения понимания вышеприведенных рассуждений. В частности, нередко стимулирующая функция тесно переплетается с целереализующей еще до достижения цели. При этом вместо большого цикла будут образовываться микроциклы. Кстати, именно указанное диалектическое свойство денег, как экономической категории, в ряде случаев создает ситуацию, когда коммерческий субъект ставит цели, для того, чтобы заработать деньги; а деньги зарабатывает для того, чтобы достичь поставленных целей. И вот здесь отчетливо проявляется влияние духовности человека (неважно, наемного работника или управляющего собственным бизнесом). А именно, если у человека, не слиш-
Рис. 1. Цикличность целереализующей и стимулирующей функций денег.
442
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
ком развитого духовно, денег, по его мнению, денег, тогда он руководствуется в основном экономическими соображениями. Деньги ему необходимы, в первую очередь, для того, чтобы улучшить свое экономическое благосостояние и на этой основе реализовать действие экономических функций, а также таких, как социально-стратификационная, статусная, целереализующая и др. Чем большим количеством денег он будет обладать, тем больше функций будут работать. Важнейшей целью такого человека будет являться увеличение количества собственных денег. Т.е. стимулирующая функция денег у него будет подпитывать, усиливать целереализующую функцию (цель совпадает с деньгами, см. рис. 1). А целереализующая функция будет направлена на дальнейшее развитие стимулирующей функции. В итоге, по мере самоусиления и как результат слияния денег и цели, возникает порочный, короткозамкнутый круг, превращающий в итоге человека в механизм по добыванию денег и постановке все более масштабных целей для их добывания (см. рис. 2). Ибо, все больше и больше денег будет вкладываться в новые проекты, предприятия. Деньги используются и для некоммерческих целей. Так формируется экономический человек Gomo Econоmics; так реализуется фактор развития рыночной экономики (экономики, основанной на деньгах). Деньги превращаются в самоцель, в главное средство решения проблем. Остальное в жизни воспринимается только через призму пары «цель=деньги». Если же человек обладает достаточным уровнем духовности, то деньги ему необходимы только для того, чтобы достигать цели – по мере их возникновения. С одной стороны, целереализующая функция денег у него тоже будет функционировать, но не в той мере, как у Gomo Econоmics. С другой стороны, стимулирующая функция денег будет стимулировать не столько целереализующую, а иные функции. Факт того, что цель здесь не всегда совпадает с деньгами, круг не замыкается накоротко, имеет ненулевое сопротивление, ибо целереализующая функция далеко не всегда «включает» стимулирующую. Недостатком здесь является то, что такая модель поведения не способствует интенсивному развитию рыночной экономики, что подтверждается на практике экономических отношений в ряде государств, например, в Индии, Непале, отчасти и в России [16]. Поэтому, на наш взгляд, рыночная экономика заведомо не приветствует духовность, ибо
Рис. 2. Короткозамкнутый цикл целереализующей и стимулирующей функций денег.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
443
последняя зачастую является тормозом в ее развитии. Все, что нужно рынку в этой связи, это мораль добропорядочного, делового человека, но не более того (в рамках нравственной функции денег, которая, на базе стимулирующей функции, конечно, и формирует подобную психологию у человека). Возможно, этим объясняется тот факт, что подавляющее большинство экономических теорий практически не касается моральных сторон поведения коммерческих субъектов в системе экономических отношений. В целях обеспечения интенсивного развития рыночной экономики, ее коммерческий субъект не должен нарушать формулу «главная цель=деньги». Если же он ведет себя не в соответствии с этой формулой, то теория экономики (например, экономикс [4]) называет такое поведение нерациональным, т.е. не направленным на максимум экономической полезности. Теперь целесообразно обобщить проанализированные функции денег в виде структурной схемы (см. рис. 3). Между функциями существуют и дополнительные взаимосвязи, которые, однако, не показаны с тем, чтобы не загромождать рисунок. Исходя из проведенного анализа можно отметить, что основными функциями денег являются не сугубо экономические (те, которые принято перечислять в научных и учебных публикациях), а такие функции, как стимулирующая, целереализующая, информационная и регулятивная. Экономические функции – суть производные перечисленных четырех основных функций. Остальные (неэкономические) функции также являются производными от четырех указанных. На наш взгляд, в современное время – время глобальной экономики – выполнение деньгами таких 3-5 классических функций, как средство платежа, обращения (и т.д.) являет-
Рис. 3. Структурная схема функций денег.
444
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
ся лишь одним из аспектов их функционирования. Возможно, когда-нибудь раньше, во времена К. Маркса и ранее деньги, действительно, выполняли в основном экономические функции. На наш взгляд, подобная узость функций денег вызвана недостаточным развитием экономики. Однако, в условиях современной экономики их роль существенно расширилась; в настоящее время они представляют собой, прежде всего, важнейший инструмент экономических отношений, которым пользуется как государство (в целях управления и стабилизации экономики), так и иные экономические субъекты (в целях реализации своих миссий, индивидуальных в каждом конкретном случае). Следовательно, можно сделать вывод, что в полной мере деньгами можно назвать тот всеобщий эквивалент, который обладает всеми перечисленными функциями. Однако, так бывает далеко не всегда. Нередко часть функций бывает отсутствующей или реализуется не Таблица
a
Монопольный рынок
– – – – – – – – – –
Кредитные деньги
–
Товарный дефицит (административнокомандная экономика)
– – –
Галопирующая инфляция
Местная валюта, непопулярная на мировом рынке
Деньги, не обеспеченные правовыми гарантиями государства-эмитента
Деньги, не имеющие реальной ценности (купюры и т.д.)
Функция Мера стоимости Средство обращения Средство накопления сбережения Сокровище Средство платежа Мировые деньги Обратимость Масштабирующая Регулятивная Военно-политическая Стимулирующая Статусная Историкокультурологическая Социальностратификационная Конфликтогенная Нравственная Целереализующая
Деньги, имеющие реальную ценность (например, из драгоценных металлов)
Условия, которые являются факторами отсутствия функций денегa Особенности функционирования денег
–
–
–
– – –
–
– –
–
– – – – –
–
–
– – – –
–
–
– – –
– –
знак «–» означает, что соответствующая функция отсутствует
–
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
445
в полной мере. Вместе с тем, зачастую, это не мешает деньгам выполнять другие – присутствующие у них – функции. В полной мере все функции присутствуют только у таких денег, которые имеют ценность сами по себе, вне зависимости от их номинального содержания. Это деньги, изготовленные, например, из драгоценных металлов. В табл. перечислен ряд условий, при которых те или иные функции денег могут присутствовать или отсутствовать. Остальные же виды денег в той или иной мере «неполноценны». Вместе с тем, тот факт, что практически все без исключения современные деньги не имеют самостоятельной ценности (в отрыве от их номинального содержания), не мешает им выполнять многие другие функции. Более того, в современное время глобализации рынка если деньги будут иметь функцию сокровища, это даже затруднит выполнение некоторых других их функций. Например, рассмотрим такую функцию, как средство платежа. Если изготавливать деньги из драгоценных металлов, то для крупных сделок понадобятся многие тонны таких денег. Т.е. функцию сокровища можно в полной мере назвать устаревшей, не соответствующей За исключением этой функции, на наш взгляд, чем полнее будет представлен набор функций денег в конкретных экономических условиях, тем с большей эффективностью деньги будут выполнять свое предназначение. По результатам настоящей статьи можно сделать выводы. В статье проведен анализ функций денег на основе исследований ученых-экономистов. Проанализированы взаимосвязи между функциями денег. Некоторые функции денег являются производными от более общих функций. Показано, что основными функциями денег являются: стимулирующая, целереализующая, регулятивная, информационная функции. Остальные функции являются в той или иной мере производными от них. Этот вывод несколько противоречит современной экономической теории. Обозначена целереализующая функция денег, на сегодняшний день не упоминающаяся в теории экономики. Обсуждены аспекты диалектического взаимодействия целереализующей и стимулирующей функций. Показано, что если миссия экономических субъектов соответствует уравнению «цель = деньги», указанные функции замыкаются друг на друге, что, с одной стороны, способствует интенсивному развитию рыночной экономики, но, с другой стороны, формирует определенную, не всегда целесообразную с психологической точки зрения, мораль в социуме. Тем самым, деньги, с одной стороны, оказывают влияние на экономические отношения. С другой стороны, они оказывают свое влияние и на социально-психологический климат в обществе. Это позволяет сделать вывод о том, что деньги, в первую очередь, – это важнейший, многофункциональный социально-экономический инструмент управления обществом, экономикой в целом. И, уже как следствие этого, они выполняют такие функции, как мера стоимости, средство платежа, средство обращения и т.д. Нецелесообразно рассматривать функции денег только в сугубо экономической плоскости, как это делается во многих публикациях по экономической теории. Продемонстрировано, насколько полно работают функции денег в некоторых типичных экономических ситуациях. Сделан вывод, что чем больше функций (за исключением устаревшей) выполняют деньги, тем в большей степени они являются полноценным инструментом функционирования и развития экономики. И тем более эффективно они выполняют свое предназначение.
446
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
ЛИТЕРАТУРА 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17.
Брегель Э. Я. Денежное обращение и кредит капиталистических стран. М.: ИНФРА-М, 2004. 560с. Гизатуллин Х. Н, Исмагилов Н. А. Основы регулирования национальной экономики: Препринт научного доклада. УНЦ РАН. Уфа, 1995. 240с. Денежные реформы в России: История и современность. Сборник статей. М.: Древлехранилище, 2004. 280 с. Долан Э. Дж., Кэмпбелл К. Д., Кэмпбелл Р. Дж. Деньги, банковское дело и денежно-кредитная политика. СПб.: Санкт-Петербург Оркестр, 1994. Евтух А. Т. Совершенствование нормирования как вид организационной инновации // Проблемы науки. 2003. №9. Евтух А. Т. Суть денег: современный аспект. URL: http://ket-vdu.narod.ru/er1-1d.html Косой А. М. Современные деньги // Деньги и кредит. 2002. №6. Красавина Л. Проблемы денег в экономической науке // Деньги и кредит. 2001. №10. Лушин С. И. Функции денег и финансы // Финансы. 2006. №6. C. 63–68. Маркс К. Капитал. Т. 1–3 // Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. 2-е изд. Мартыненко В. В. Денежные власти и функции денег // Большой бизнес. 2006. №3(29). с. 44–56. Миллер Р. Л., Ван-Хауз Д. Д. Современные деньги и банковское дело. М.: Инфра-М., 2000. Пашкус Ю. В. Деньги: прошлое и современность. Л., 1990. Политическая экономия: Учебник для вузов / Под ред. В. А. Медведева, Л. И. Абалкина, О. И. Ожерельева. М., 1990. Харрис Л. Теория денег // Деньги. Киев: Україна, 1997. Ходсон Дж. Социально-экономические последствия прогресса знаний и нарастания сложности. // Вопросы экономики. 2001. №8. С. 34. Экономическая теория: Учебник для вузов / Под ред. А. И. Добрынина, Л. С. Тарасевича. СПб, 1997. Поступила в редакцию 04.06.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
447
CLASSIFICATION OF FUNCTIONS OF MONEY © D. A. Salimonenko Bashkir State University 32 Zaki Validi st., 450074 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia. Phone: +7 (347) 273 68 80. E-mail: [email protected] Classification of functions of money is given in article, the main functions and derivative of them are allocated. The author allocates the following major functions of money: stimulating and goal-implementing. It is shown that the main functions of money are: stimulating, goal-implementing, regulatory, informational. In article the dialectics of goal-implementing and stimulating functions of money is considered. The conclusion that it is inexpedient to reduce functions of money only to especially economic aspects is drawn. The author considers that than more functions carry out money, that more they are the tool providing social and economic functioning and development of the state, as well as the people living in this state. Keywords: functions of money, economy, classification. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Salimonenko D. A. Classification of Functions of Money // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 435–447.
REFERENCES 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17.
Bregel' E. Ya. Denezhnoe obrashchenie i kredit kapitalisticheskikh stran [Currency Circulation and Credit of Capitalist Countries]. Moscow: INFRA-M, 2004. 560s. Gizatullin Kh. N, Ismagilov N. A. Osnovy regulirovaniya natsional'noi ekonomiki: Preprint nauchnogo doklada. UNTs RAN. Ufa, 1995. 240s. Denezhnye reformy v Rossii: Istoriya i sovremennost'. Sbornik statei [Monetary Reforms in Russia: History and Modernity. Collection of Works]. Moscow: Drevlekhranilishche, 2004. 280 pp. Dolan E. Dzh., Kempbell K. D., Kempbell R. Dzh. Den'gi, bankovskoe delo i denezhno-kreditnaya politika [Currency, Banking and Monetary Policy]. Saint Petersburg: Sankt-Peterburg Orkestr, 1994. Evtukh A. T. Problemy nauki. 2003. No. 9. Evtukh A. T. Sut' deneg: sovremennyi aspekt. URL: http://ket-vdu.narod.ru/er1-1d.html Kosoi A. M. Den'gi i kredit. 2002. No. 6. Krasavina L. Den'gi i kredit. 2001. No. 10. Lushin S. I. Finansy. 2006. No. 6. Pp. 63–68. Marks K. Kapital. Vol. 1–3 // Marks K., Engel's F. Sobranie sochinenii. 2-e izd. Martynenko V. V. Bol'shoi biznes. 2006. No. 3(29). s. 44–56. Miller R. Leningrad, Van-Khauz D. D. Sovremennye den'gi i bankovskoe delo [Modern Money and Banking]. Moscow: Infra-Moscow, 2000. Pashkus Yu. V. Den'gi: proshloe i sovremennost'. Leningrad, 1990. Politicheskaya ekonomiya: Uchebnik dlya vuzov [Political Economy: Textbook for High Schools]. Ed. V. A. Medvedeva, L. I. Abalkina, O. I. Ozherel'eva. Moscow, 1990. Kharris L. Teoriya deneg // Den'gi. Kiev: Ukraїna, 1997. Khodson Dzh. Voprosy ekonomiki. 2001. No. 8. Pp. 34. Ekonomicheskaya teoriya: Uchebnik dlya vuzov [Economic Theory: Textbook for High Schools]. Ed. A. I. Dobrynina, L. S. Tarasevicha. Saint Petersburg, 1997. Received 04.06.2013.
448
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
УДК 347.13 ПОНИМАНИЕ ПРАВОПРЕКРАЩАЮЩИХ ЮРИДИЧЕСКИХ ФАКТОВ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ОСНОВАНИЙ ПРЕКРАЩЕНИЯ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ: ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОЙ АСПЕКТ © А. В. Коструба Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского Украина, Автономная Республика Крым, 95000 г. Симферополь, пр. Вернадского, 4. Тел.: +38 (0652) 62 05 70. E-mail: [email protected] В статье проведен анализ подходов к понимаю юридических фактов и определено понятие правопрекращающего юридического факта в гражданском праве. Исследованы классические для романо-германской правовой системы основания прекращения права собственности и проанализированы конкретные действия либо события, вследствие которых прекращается приведенное право. Ключевые слова: право собственности, юридический факт, правопрекращение, прекращение права собственности.
Вопрос юридических фактов не раз становился предметом исследования ученых-юристов, однако уникальные свойства этих базовых единиц юриспруденции всегда создавали новые сферы для научного анализа. К малоисследованным вопросам, в частности, относятся правопрекращающие юридические факты в гражданском праве, которые представлены основаниями прекращения прав, обязанностей и правоотношений. Вместе с этим, следует отметить, что на страницах юридической литературы достаточно скупо раскрыты особенности оснований прекращения права собственности именно как юридических фактов, что и обусловливает актуальность научного исследования этого вопроса и наш интерес к его рассмотрению. Вопросу юридических фактов и оснований прекращения права собственности в гражданском праве посвятили труды такие ученые, как В. Галов, А. Завальный, С. Зинченко, А. Иванов, А. Кутаталадзе, К. Пейчев, М. Рожкова, Д. Солтанова, А. Удовенко, А. Харченко, Н. Челышева, Я. Шевченко, В. Яроцкий и др. Целью статьи является исследование форм проявлений реальных обстоятельств действительности, которые приводят к юридическим последствиям в виде прекращения права собственности. Юридические факты как явления правовой действительности возникли давно и имеют длительную историю становления и развития. В римском праве различали несколько оснований возникновения правовых отношений. Уже в Институциях Гая и Юстиниана закреплялись такие из них, как: контракт, деликт, квазиделикт [1], хотя в некоторых источниках указывается на существование еще и четвертого основания – квазиконтракт [2]. Позже основанием возникновения правоотношений признавали одностороннюю сделку [1]. Выделялись также сроки, основания заключения и прекращения брака, перехода вещей по наследству и другие юридические факты. Бесспорно, такое большое количество их видов нуждалась определенной систематизации, классификации [2], но, несмотря на значимость и важность юридического факта, который является первоосновой не только возникновения, но и изменения и прекращения правоотношений, его общего понятия, как и понятия правоотношений, рим-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
449
ские юристы не сформулировали. В дальнейшем данная классификация стала общепринятой и нашла свое закрепление непосредственно в Кодексе Наполеона [1]. Дефиниционное оформление юридические факты приобретают лишь в XIX веке. Немецкий юрист А. Манигк [1] уверяет, что понятие «юридический факт» впервые ввел Савиньи [3]. В работе «Система современного римского права» он писал: «Я называю события, вызывающие возникновение или завершение правоотношений, юридическими фактами» [1]. Начатую им традицию продолжили Б. Виндшейд, Г. Дернбург и другие немецкие ученые [3]. Становление и развитие понятия юридического факта обусловлено преобразованиями в гражданском праве (Г. Дернбург, Р. Зом, Г. Пухта, А. Тон и проч). Развитие имущественных отношений требовало их детальной регламентации. Поэтому возникает необходимость применения общего понятия юридического факта. Следовательно, среда, из которой происходят юридические факты, есть сама жизнь (они возникают из потребностей юридической практики, реалий жизнедеятельности человека, общества и государства). В «Общей теории права и государства» В. С. Нерсесянц дает такое определение юридических фактов: «...это факты (фактические обстоятельства), имеющие в соответствии с законом юридическое значение в качестве правового основания (условия), необходимого для реализации нормы права». По мнению П. Н. Рабиновича – юридический факт является предусмотренным гипотезой правовой нормы конкретным обстоятельством, с наступлением которого возникают, изменяются или прекращаются правовые отношения. Следует отметить, что для советского права было характерным рассмотрение юридических фактов в их связи с государством. Так, в учебнике «Теория государства и права» под редакцией К. А. Мокичева говорится, что юридические факты – «это обстоятельства, избранные государством по целому ряду жизненных отношений и закреплены им в гипотезе правовой нормы как условие, вызывающее определенные правовые последствия». Профессор А. В. Сурилов, определяя понятие юридического факта, ссылается на позицию Р. А. Халфиной, согласно которой юридический факт служит обязательным основанием для возникновения, изменения или прекращения правоотношений. Юридические факты, по его мнению, это жизненные обстоятельства, что пускают в ход нормы права, в результате чего наступают определенные последствия – возникают, изменяются или прекращаются правовые отношения. В двух известных учебниках «Теория государства и права» под редакцией В. К. Бабаева и «Общая теория государства и права» под редакцией М. Н. Марченко приводится определение понятия юридического факта, предложенное В. Б. Исааком: «Под юридическими фактами в науке и на практике понимаются конкретные социальные обстоятельства (события, действия), вызывающие в соответствии с нормами права наступление определенных правовых последствий – возникновение, изменение или прекращение правовых отношений». В понятии юридического факта сочетается два момента: во-первых, это явление действительности – событие или действие (материальный момент), во-вторых, это явление порождает, учитывая указания норм права, определенные правовые последствия (юридический момент). Однако очень интересной и обоснованной, по-нашему мнению, является позиция М. Рожковой, которая вносит точность в понятие юридических фактов путем разграничения «правовой модели обстоятельств» и «юридического факта». Под правовой моделью обстоя-
450
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
тельств она понимает абстрактное (типичное) обстоятельство, которое закреплено в гипотезе нормы права (или нескольких норм права) и с которыми норма права связывает возникновение определенных последствий. Юридический факт, считает она, традиционно понимается как реально существующее жизненное обстоятельство – явление или процесс. И поэтому определение юридического факта не может базироваться на понимании его как правовой модели обстоятельств [10]. Считаем, что такая позиция является обоснованной, поскольку вносит точность в определение юридического факта, отделяя фактические обстоятельства от их нормативной модели. В связи с этим, считаем, что правопрекращающий юридический факт можно определить как конкретное обстоятельство объективной действительности, которое отождествляясь с правовой моделью, закрепленной в норме права, приводит к следствию в форме прекращения прав, обязанностей, правоотношений или правосубъектности. Несмотря на это, вполне логичным выглядит построение юридического факта как единого целого, которое состоит из юридической и фактической составных частей. Правопрекращающий юридический факт в классическом понимании юридического факта является определенным обстоятельством действительности (действием или событием), которое и вызывает юридические последствия. В юридической литературе под прекращением права собственности понимают абсолютную и безвозвратную потерю правовой связи между собственником и принадлежащей ему на праве собственности вещью в результате действия или наступления различных юридических фактов (сделок, решений суда, юридических поступков, событий, неправомерных действий участников гражданских правоотношений, правомерного использования и потребления имущества) [11]. Гражданское законодательство большинства стран романо-германской правовой системы содержит идентичный перечень оснований для прекращения права собственности (возможно с незначительными спецификациями). К таким основаниям, в частности, относятся: 1) отчуждение собственником своего имущества; 2) отказ собственника от права собственности; 3) прекращение права собственности на имущество, которое по закону не может принадлежать данному лицу; 4) уничтожение имущества; 5) выкуп земельного участка в связи с общественной необходимостью; 6) выкуп недвижимого имущества в связи с выкупом с целью общественной необходимости земельного участка, на котором оно размещено; 7) обращение взыскания на имущество по обязательствам собственника; 8) реквизиция; 9) конфискация; 10) прекращение юридического лица или смерти физического лица. На первый взгляд, кажется, что все приведенные основания прекращения права собственности являются отдельными юридическими фактами, которые соответственно прекращают право собственности. Однако для того, чтобы подтвердить или опровергнуть выдвинутое предположение, необходимо их проанализировать.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
451
Отчуждение. Несколько перефразируя определение, предоставленное К. Пейчевым, можно сказать, что под отчуждением понимают осуществляемую в соответствии с гражданским законодательством передачу (возмездную или безвозмездную) имущества в собственность от одного лица к другому в частно-правовом или публично-правовом порядке, что закрепляется в соглашениях или других, в том числе административных, актах [12]. Такая передача может иметь форму продажи, мены, дарения, передачи в счет оплаты долга и т.п. [13]. Специфичность отчуждения собственником своего имущества заключается в том, что один и тот же юридический факт (договор) одновременно является основанием прекращения права собственности у одного лица (отчуждаемого) и возникновение права собственности у другого (приобретаемого). Поскольку договор является производным (вторичным) способом приобретения права собственности на вещь, то к приобретателю переходят не только правомочия собственника, но и соответствующие обязанности, связанные с правом собственности на эту вещь (обременения сервитутом, залогом и т.д.) [8]. Договор как правопрекращающий и правоустанавливающий юридический факт является достаточно сложным и неоднозначным в различных условиях. В частности, различные по своей природе объекты гражданско-правовых договоров определяют особенность формы или других условий договора. Отказ собственника от права собственности. Под отказом от права собственности следует понимать отказ от всех правомочностей собственника имущества, входящих в состав права собственности. Отказ от права собственности имеет место, когда владелец отказывается от права собственности на имущество, которое является бесспорным действительным и надлежаще оформленным (подтвержденным). Как правило, гражданское законодательство не определяет конкретных действий собственника при отказе от прав на свое имущество. Как правило, отказ от права собственности без совершения действий, свидетельствующих об отказе от имущества, не влечет за собой прекращение права собственности и обязанностей собственника в отношении соответствующего имущества до приобретения права собственности на него другим лицом. Такое утверждение, с одной стороны, сохраняет за владельцем бремя содержания имущества, то есть обязанность платить установленные налоги, страховать имущество в определенных законом случаях, возмещать другим лицам вред, причиненный таким имуществом, а с другой стороны – это возможность возврата вещи бывшему владельцу [15]. Однако это обстоятельство свидетельствует о том, что правопрекращающий юридический факт как действие собственника вещи оформлено надлежащим образом и содержанием которой является отказ от всех трех правомочий, в реальной правовой действительности влечет следствие прекращения только двух, правомочностей – пользования и распоряжения, что может стать поводом для дискуссии в вопросе момента наступления последствия в виде правопрекращения в случае с недвижимой вещью. Правопрекращающим юридическим фактом в случае с отказом собственника от права собственности может быть односторонний волевой акт либо сделка. Обращение взыскания на имущество по обязательствам собственника как основание для прекращения права собственности очень тесно связано с исполнительным производством. Правоотношения, возникающие при обращении взыскания на заложенное имущество, имеют сложный характер. Их реализация лежит в плоскости специальных законов. Как правило, имущество должника на которое налагается взыскание, реализуется на публичных торгах с
452
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
целью обеспечения получения справедливой платы за такие вещи. Торги, в таком случае, являются инструментом определения цены имущества должника, которая не зависит ни от кредитора, ни от должника, что не позволяет кредитору получить средства сверх суммы кредита, а должнику – уплатить меньше от нее, или наоборот. Однако, как правило, имущество должника по результатам торгов именно отчуждается в пользу нового владельца, хотя и в специфический способ. Характерным является то, что правопрекращающим юридическим фактом в таком случае будет сделка или, по крайней мере, административный акт. Конфискация. Этот способ прекращения права собственности на вещи, безусловно, является межотраслевым. Более того, он имеет ряд особенностей, которые характеризуют его в большей степени как институт публичных отраслей права. Особенностью конфискации является то, что имущество переходит в собственность государства безвозмездно. Относительно момента наступления последнего правопрекращающего юридического факта, с которым связывается непосредственное прекращение права собственности лица на имущество, интересной является позиция Конституционного Суда Российской Федерации. Так, по отношению к моменту прекращения права собственности при изъятии и конфискации имущества он определил: «Изъятие имущества и принятие компетентными органами решения о его конфискации само по себе не является прекращением права собственности. Оно прекращается в результате реального исполнения такого решения и факта перехода имущества в собственность государства» [16]. Моментом лишения права собственности лица, по отношению к которому судом принято решение о конфискации имущества, является составление протокола о проведении аукциона по реализации конфискованного имущества. При этом государство приобретает право собственности на конфискованное имущество после получения средств, вырученных при реализации этого имущества [17]. Уничтожение имущества может быть результатом действий собственника или других лиц. В частности, это может быть такое использование имущества, в результате которого оно полностью и навсегда теряет свои свойства, индивидуальные признаки и т.д. Уничтожение имущества может произойти и независимо от воли собственника (например, в результате происшествия, непреодолимой силы, неправомерных действий других лиц) [8] и т.д. Уничтожение имущества также является основанием для прекращения права собственности. В результате случайного или умышленного уничтожения движимого имущества, как правило, не нужно совершать какие либо формальные действия. Относительно недвижимых вещей или имущества, права на которые подлежат государственной регистрации, устанавливаются правила и требования, аналогичные тем, которые предусматриваются для отказа от своего имущества. В частности, это касается обязанности собственника в таких случаях обратиться к органу, осуществляющему государственную регистрацию прав на недвижимость, с заявлением о внесении изменений в соответствующий реестр. При уничтожении имущества правопрекращающий юридический факт имеет место в момент уничтожения вещи, в то время, когда она теряет свои свойства. Способ уничтожения не имеет значения, разве что он не наносит ущерб другим участникам гражданско-правовых отношений. Можно сказать, что физическое уничтожение вещи влечет прекращение права на нее, при том, что вещь уничтожается физически и перестает существовать в реальной действительности, права на нее также не могут существовать без самой вещи.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
453
Прекращение права собственности на имущество, которое по закону не может принадлежать лицу. Так, если на основаниях, не запрещенных законом, лицо приобрело право собственности на имущество, которое по закону, что был принят позже, не может ему принадлежать, это имущество должно быть отчуждено собственником в течение срока, установленного законом. Если имущество не отчуждено собственником в установленные законом сроки, оно с учетом его характера и назначения по решению суда на основании заявления соответствующего органа государственной власти подлежит принудительной продаже. В случае принудительной продажи имущества его бывшему собственнику передается сумма выручки за вычетом расходов, связанных с отчуждением имущества. Если имущество не было продано, оно по решению суда передается в собственность государства. В этом случае бывшему владельцу имущества выплачивается сумма, определенная по решению суда. В данном случае речь идет об имуществе, которое находится в ограниченном обороте или о принадлежащих к определенному кругу субъектов, права которых на конкретный вид имущества ограничены. Правопрекращающий юридический факт в данном случае имеет форму фактического состава, поскольку только при правильном соблюдению процедуры и существования юридических фактов в необходимой последовательности и в нужном количестве наступает последствие в виде прекращения права собственности. Собственник имущества имеет альтернативу, которая проявляется в выборе модели поведения, в том числе самостоятельно отчуждать имущество или предоставить эту возможность государству по истечении определенного законом срока. Данное основание прекращения права собственности включает в себя в качестве альтернативы два правопрекращающих юридических факта, которые могут существовать самостоятельно. Первый правопрекращающий юридический факт это соглашение, направленное на отчуждение имущества. Однако характерным для этого юридического факта является наличие необходимых условий существования, посредством которых он и отличается от обычного отчуждения собственником своего имущества. Так, правопрекращающий юридический факт, который прекращает право собственности на имущество, которое по закону не может принадлежать лицу, имеет место в условиях временного ограничения волеизъявления лица. Второй формой правопрекращающего юридического факта является решение суда о передаче имущества в собственность государству. Как правило, суд вправе выдавать решение о передаче имущества в собственность государству с указанием суммы возмещения только после того, как собственник добровольно не осуществил его отчуждение, а также в случае невозможности его принудительной продажи. Решение суда в этом случае подменяет добровольное волеизъявление лица императивным желанием государства, направленным на отчуждение имущества. Правопрекращение как следствие, вызываемого этим юридическим фактом, наступает независимо от формы правопрекращающего юридического факта, в то время как форма юридического факта зависит от времени, при котором имеет место факт. Однако, по-нашему мнению, лицо может также прекратить право собственности на вещь путем ее уничтожения или приведения в непригодное для использования по назначению состояние и, таким образом, изменив целевое назначение, изменить природу вещи, что влечет к признанию вещи такой, которая может принадлежать лицу. Одним из оснований прекращения права собственности, помимо воли собственника, является выкуп земельного участка в связи с общественной необходимостью. Принудительный
454
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
выкуп, прежде всего недвижимого имущества, для удовлетворения тех или иных потребностей государственной власти широко использовался в отечественном гражданском праве ХIХ и начале ХХ веках. Для его определения использовались категории «экспроприация» или «понудительное отчуждение» [19]. По аналогии с прекращением права собственности на объект, который не может принадлежать лицу, владелец имеет возможность отчуждать земельный участок добровольно или по решению суда, но только четко определенному субъекту. Реквизиция. Суть реквизиции в современном понимании сводится к тому, что в случае стихийного бедствия, аварии, эпидемии, эпизоотии и других чрезвычайных обстоятельств, с целью общественной необходимости имущество может быть принудительно отчуждено у собственника на основании и в порядке, установленных законом, при условии предварительного и полного возмещения его стоимости. При некоторых условиях имущество может быть принудительно отчуждено у собственника с последующим полным возмещением его стоимости. Реквизированное имущество, как правило, переходит в собственность государства или уничтожается. Иными словами, реквизиция – это принудительное отчуждение государством имущества собственника для удовлетворения государственных или общественных интересов с выплатой ему стоимости последнего [20]. Как юридический факт, который прекращает право собственности и как один из способов его прекращения реквизиция имеет ряд особенностей. Д.И. Мейер писал, что принудительное отнятие у собственника его имущества органом государственной власти является таким способом прекращения права собственности, при котором с точки зрения гражданского права первостепенное значение имеет не приобретение имущества государством, а потеря его частным лицом. Хотя государство приобретает имущество, но его действия приводят к утратам права со стороны частного лица, поэтому гражданское законодательство в таких случаях регулирует не приобретения права, а его потерю. В современных исследованиях, в частности А. А. Рубанова, отмечается, что в процессе реквизиции между собственником и государственным органом складываются отношения, возникающие при осуществлении своих властных полномочий [21]. Как правило, реквизиция осуществляется посредством заключения соглашения между сторонами. Особенностью смерти физического лица как правопрекращающего юридического факта является то обстоятельство, что со смертью лицо теряет юридические связи, как с имуществом, так и с другими лицами. Вместе с тем эти же связи несколько изменяются или, можно сказать, перенаправляются. Юридическая связь между умершим лицом и его имуществом перенаправляется на связи между имуществом умершего и ее наследниками. Юридические связи между умершим лицом и ее кредиторами перенаправляются на связи между наследниками, которые вступили в наследство, кредиторами и т.д. В таком случае речь идет о правопреемстве. Ликвидация юридического лица. В научной литературе ликвидацию определяют как прекращение деятельности, предусмотренной уставом коллективного предприятия, его личных и имущественных прав и обязанностей. Ликвидация юридического лица как правопрекращающий юридический факт очень похожа на смерть физического лица. И хотя в первом случае определяющим является юридический критерий – внесение соответствующих сведений в Реестр, а во втором – физический в форме прекращения жизнедеятельности человека как биологического существа. При этом оба факта прекращают функциональные возможности указанных лиц как участников гражданско-правовых отношений.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
455
Обобщая вышеизложенное, можно сделать вывод, что проанализированные нами основания прекращения права собственности можно считать лишь условными названиями правопрекращающих юридических фактов, количество которых сводится к четырем основным: прекращение существования вещи (уничтожение имущества), прекращение существования владельца (смерть физического лица, ликвидация юридического лица), сделка об отчуждении (отчуждение собственником своего имущества, реквизиция), административный акт (отказ собственника от своего имущества, обращение взыскания на имущество по обязательствам собственника, конфискация). При этом такие основания прекращения права собственности, как прекращение права собственности на имущество, которое не может принадлежать лицу, и принудительный выкуп могут произойти посредством таких юридических фактов, как отчуждение или административный акт. Так, например, конфискация сама по себе не является юридическим фактом. Правопрекращение в случае конфискации наступает непосредственно с момента вынесения соответствующего административного акта. Собственно прекращающими юридическими фактами из тех, что были проанализированы, мы можем назвать лишь уничтожение имущества, смерть физического лица или ликвидацию юридического лица. Вполне логичным в таком случае становится вопрос: зачем же нужно закреплять в нормах законодательства такой перечень оснований прекращения права собственности, если они сводятся к четырем основным правопрекращающим юридическим фактам? Ответ на него лежит в природе механизма правопрекращения и структуре нормы права. Норма права, которая закрепляет правовую модель правопрекращающего юридического факта, должна вложить в нее конкретику, т.е. определить обстоятельства, при которых эта модель приведет к желаемому юридическому результату, иначе юридический факт будет слишком масштабным и может иметь место даже в тех правоотношениях, в которых его наступление является нежелательным. В связи с указанным выше, эти обстоятельства являются условиями наступления юридического факта. Именно поэтому, например, «прекращение права собственности на имущество, которое не может принадлежать лицу» является лишь общим названием правопрекращающего юридического факта или даже обозначает конкретный механизм правопрекращения, в связи с чем включает в свое содержание, как собственно юридический факт, так и условия его наступления. Приведенное позволяет провести разделение всех правопрекращающих юридических фактов на безусловные (т.е. такие, наступление которых не связывается с дополнительными условиями, установленными нормой права (смерть физического лица, уничтожение имущества)) и условными, результат которых достигается лишь при наличии определенных обстоятельств (условий). Однако этот вопрос должен стать отдельным предметом научного исследования. ЛИТЕРАТУРА 1. 2. 3.
Завальный А. Юридические факты: исторические и современные аспекты понимания // Право Украины. 2006. №1. С. 113–116. Ташьян Г. И. Место односторонних сделок в системе юридических фактов // Пробл. законности: респ. Межвед. наук. сб. Вып. 90. / Под. ред. В. Я. Тация. М.: Нац. юрид. акад. Украина, 2007. С. 60–66. Кутателадзе А. Д. Категория «юридические факты» и основания возникновения обязательств по гражданскому законодательству Украины // Таможенное дело. 2005. №4. С. 59–63.
456
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14.
Рожкова М. Юридические факты в гражданском праве // Хозяйство и право. 2006. URL: http://www.rozhkova-ma.narod.ru/books_text/JUR-FACTI.htm Харченко А. С. Основания прекращения права собственности: автореф. дис. … канд. юрид. наук., Киев. 2007. 20 с. Пейчев К. Правовые проблемы определения понятия отчуждения земельных участков // Предпринимательство, хозяйство и право. 2004. №12. С. 47–50. Бажанов М. И., Баулин Ю. В., Борисов В. И. Уголовное право Украины: Особенная часть: учебник. СПб., 2005. 544 с. Харитонов Е. А., Саниахметова Н. А. Гражданское право Украины: учебник. Киев: Истина, 2003. 776 c. Иванов А. Классификация оснований приобретения и прекращения права собственности // Предпринимательство, хозяйство и право. 2008. №7. С. 69–72. Зинченко С., Галловая В., Удовенко А. Проблемы изъятия и конфискации имущества собственника // Хозяйство и право. 2000. №1. С. 76–84. Скрипник В. Конфискация – как основание прекращения права собственности // Предпринимательство, хозяйство и право. 2010. №4. С. 78–81. Челышева Н. Ю. принудительный выкуп имущества граждан для государственных и муниципальных нужд: конфликт частных и публичных интересов // Российская юстиция. 2008. № 12. С. 5–8. Аврамова А. Конфискация и реквизиция с точки зрения жилищного права // Право Украины. 2003. №5. С. 103–107. Солтанова Д. А. Гражданско-правовое регулирование реквизиции в Украине // Государство и право: Сб. наук. пр. Юрид. и полит. науки. Вып. 31. 2006. С. 248–254.
Поступила в редакцию 12.09.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
457
THE UNDERSTANDING OF RIGHT DEPRIVING JURAL FACTS IN RESPECT TO THE REASONS OF DEPRIVATION OF RIGHT OF PROPERTY: LEGAL CIVIL ASPECT © A. Kostruba V. I. Vernadskiy Tavria National University 4 Vernadskiy st., 95000 Simferopol, Ukraine. Phone: +380 (95) 433 08 88. E-mail: [email protected] The analysis of approaches to understanding of jural facts is accomplished in the article. The definition of right depriving jural facts in civil law is brought. It’s researched the classical for Roman-Germany legal system reasons for deprivation of right of property and the concrete actions or events that deprive such a right are analyzed. All examined facts of property rights deprivation could be classified and arranged into four basic groups: cessation of the property existance (destruction of property), cessation of the owner existance (death of a natural person, liquidation of the legal entity), transaction on alienation (alienation of the property by the owner, requisition), administrative act (abandonement of the property by the owner, foreclosure on the property for the owner obligations, seizure). Such deprivation of property rights as termination of the right to property, which can not belong to the person, and the compulsory acquisition may occur through jural facts like seizure or administrative act. In the case of requisition termination of right takes place directly at the moment the relevant administrative act comes into force. In other words only destruction of property, death of a natural person or legal entity liquidation can be regarded totally as depriving jural facts. All jural facts of right of property deprivation can be grouped but can not be reduced to basic groups. The law model must determine the circumstances under which the model will lead to the desired legal result, otherwise the legal facts were too extensive and could take place even in undesirable cases. In this context these circumstances are conditions of jural fact o occurence. That is why, for example, "termination of the right to property, which can not belong to the person" is only a general name of right-depriving jural fact or even a specific mechanism of depriving the right itself, and therefore includes in its content as well as the actual jural fact and conditions of its occurence. In conclusion all the right-depriving jural facts are divided into unconditional, those which occurence is not associated with additional conditions established by rule of law (death of natural person, destruction of property) and conditional, the result of which is achieved only under certain circumstances (conditions). Keywords: right of property, jural fact, right-deprivation, deprivation of right of property. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Kostruba A. The Understanding of Right Depriving Jural Facts in Respect to the Reasons of Deprivation of Right of Property: Legal Civil Aspect // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 448–458.
REFERENCES 1. 2. 3. 4.
Zaval'nyi A. Pravo Ukrainy. 2006. No. 1. Pp. 113–116. Tash'yan G. I. Probl. zakonnosti: resp. Mezhved. nauk. sb. No. 90. Moscow: Nats. yurid. akad. Ukraina, 2007. Pp. 60–66. Kutateladze A. D. Tamozhennoe delo. 2005. No. 4. Pp. 59–63. Rozhkova M. Yuridicheskie fakty v grazhdanskom prave. Khozyaistvo i pravo. 2006. URL: http://www.rozhkova-ma.narod.ru/books_text/JUR-FACTI.htm
458
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14.
Kharchenko A. S. Osnovaniya prekrashcheniya prava sobstvennosti: avtoref. dis. ...kand. yurid. nauk., Kiev. 2007. 20 pp. Peichev K. Predprinimatel'stvo, khozyaistvo i pravo. 2004. No. 12. Pp. 47–50. Bazhanov M. I., Baulin Yu. V., Borisov V. I. Ugolovnoe pravo Ukrainy: Osobennaya chast': uchebnik [Criminal Law of Ukraine: Special Part: Textbook]. Saint Petersburg, 2005. 544 pp. Kharitonov E. A., Saniakhmetova N. A. Grazhdanskoe pravo Ukrainy: uchebnik [Civil Law of Ukraine: the Textbook]. Kiev: Istina, 2003. 776 c. Ivanov A. Predprinimatel'stvo, khozyaistvo i pravo. 2008. No. 7. Pp. 69–72. Zinchenko S., Gallovaya V., Udovenko A. Khozyaistvo i pravo. 2000. No. 1. Pp. 76–84. Skripnik V. Predprinimatel'stvo, khozyaistvo i pravo. 2010. No. 4. Pp. 78–81. Chelysheva N. Yu. Rossiiskaya yustitsiya. 2008. No. 12. Pp. 5–8. Avramova A. Pravo Ukrainy. 2003. No. 5. Pp. 103–107. Soltanova D. A. Gosudarstvo i pravo: Sb. nauk. pr. Yurid. i polit. nauki. No. 31. 2006. Pp. 248–254. Received 12.09.2013.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
459
УДК 519.9 + 316.34 КОМПЛЕМЕНТАРНОСТЬ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ ИНТЕЛЛЕКТ СТУДЕНТОВ © С. В. Щербаков Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32. Тел.: +7 (347) 273 67 78. E-mail: [email protected] В статье описываются результаты исследования социального интеллекта и комплементарности межличностных отношений между студентами и преподавателями. Предложен оригинальный подход определения социального интеллекта на материале оценки различных стратегий поведения в конфликтных ситуациях. Для определения эффективности ответов теста было предложено отталкиваться от системы групповых оценок, представлявших собой вектор медианных значений по всем пунктам опросника социального интеллекта. Результаты измерения социального интеллекта студентов сопоставляются с показателями комплементарности взаимоотношений между студентами и преподавателями. Получены значимые положительные взаимосвязи между уровнем социального интеллекта студентов и комплементарностью по аффилиации между студентами и преподавателями по опроснику Кислера. Ключевые слова: социальный интеллект, межличностные отношения, комплементарность
Как известно, социальный интеллект – это понятие, которое вошло в современную психологию усилиями таких известных психологов, как Д. Дьюи, Э. Торндайк, Дж. Гилфорд, Н. Кантор и др. Несмотря на большое число публикаций, посвященных проблеме социального интеллекта, современная психология испытывает дефицит исследований интегративного и обобщающего характера. Отсутствуют четкие разграничительные рамки между смежными с социальным интеллектом понятиями (психометрический интеллект, практический и эмоциональный интеллект, социальная и коммуникативная компетентность, мудрость и т. д.), недостаточно изученной остается проблема соотношения общих когнитивных способностей, психометрического и социального интеллектов. Фрагментарность эмпирического материала, особенно характерная для зарубежной психологии, не дает возможности построения единой и продуктивной теоретической платформы. К примеру, констатируя многозначность и недостаточную теоретическую разработанность социального интеллекта, Р. Стернберг отмечает, что существует так же много определений этого понятия, как и исследователей этой проблемы [1]. Анализируя современное состояние проблемы, отечественный исследователь С. С. Белова также констатирует отсутствие единого системного подхода, недооценку важности теоретического анализа изучаемого феномена [2]. К сожалению, необходимо отметить отсутствие общепризнанных современных теорий этого комплексного явления. Несмотря на почти вековую историю изучения проблемы социального интеллекта, ряд специалистов отмечают многообразие подходов и констатируют относительно небольшой прогресс в этом направлении (M. Ford, F. Landy, С. Вайс и др.). Этот феномен отождествляли
460
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
не только с мышлением и интеллектом, но и с другими процессами и когнитивными способностями: памятью, восприятием, креативностью и т. д. Наиболее часто, согласно результатам анализа О. В. Луневой публикаций в реферативном журнале Psychological Abstracts, под социальным интеллектом понимаются следующие явления: ‒ борьба за социальную справедливость; ‒ практическая социальная работа гуманистического содержания: уход за больными и людьми с ограниченными возможностями; ‒ обучение социальным навыкам разных категорий людей; ‒ эффективные взаимоотношения человека с другими людьми [3]. Современные немецкие исследователи С. Вайс и К. Зайдель сделали попытку классифицировать различные определения социального интеллекта и констатировали целый веер когнитивных и поведенческих феноменов [4, p. 25; 5, p. 28]. В частности, они отмечают, что социальный интеллект связывался с проникновением в настроения и качества других людей (Вернон), с пониманием своих и чужих мыслей, чувств и поведения (Марлоу), со способностью к принятию ролей (Феффер) и к интерпретации социальных ключей (О’Салливен и Гилфорд), с памятью на лица и имена (Мосс, Стернберг), с умением вообразить возможные последствия (Хендрикс). Социальный интеллект опирается на разнообразие знаний о социальной реальности (Кантор), предполагает способность к познанию других и самопознанию (Гарднер), знакомство с правилами социального взаимодействия (Орлик). Кроме того, высокий социальный интеллект предназначен для эффективного решения социальных проблем (Кантор), подразумевает способность уживаться и ладить с другими людьми (Вернон, Мосс), способность управлять ответными реакциями человека (Вайнштейн), способность к эффективному вербальному и невербальному общению (Форд и Тисак) и т.д. Впервые в научный обиход термин «социальный интеллект» вошел благодаря известному американскому философу и психологу Джону Дьюи, которые понимал эту способность как умение наблюдать и оценивать социальные ситуации [6]. В 1920 г. американский журнал «Психология и образование» («Psychоlogy and education») организовал дискуссионный круглый стол с привлечением известных специалистов, целью которого было выяснение содержания понятия «интеллект». В этом же году в популярном журнале «Harper’s Magazine» появилась публикация Эдварда Торндайка «Intelligence and its use». Публикация одного из корифеев американской психологической науки послужила импульсом к исследованию этого явления. В указанной работе не содержится развернутой теории социального интеллекта. В небольшой статье социальному интеллекту посвящено всего несколько строк. Э. Торндайк пишет о том, что измеряемый тестами интеллект является абстрактным, а существуют еще интеллекты механический и социальный. В своей модели он выделяет социальный интеллект наряду с абстрактно-логическим и механическим, наделяя каждый из этих видов интеллекта определенной спецификой. Механический интеллект позже стали называть практическим, а основной функцией социального интеллекта этот маститый ученый, президент ряда психологических ассоциаций, считал прогнозирование своего поведения и поступков других людей в реальных ситуациях, что является одним из ключевых факторов успешности построения межличностных отношений.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
461
Социальный интеллект описан Торндайком как «способность добиваться успеха в межличностных ситуациях, умение управлять мужчинами и женщинами, мальчиками и девочками ‒ вести себя мудро в человеческих взаимоотношениях» (to act wisely in human relations) [7, p. 228]. Чуть позднее Мосс и Хант трактуют социальный интеллект как способность ладить с другими людьми (ability to get along with others) [8]. Развернутое определение данного вида интеллекта дает Вернон: проникновение в настроение и качества других людей, способность уживаться с другими людьми и т. д. [9]. До конца жизни Торндайк полемизировал со Спирменом, отрицая существование общего фактора интеллекта. Согласно классификации О. В. Луневой, первый этап изучения со-циального интеллекта характеризуется появлением в психологии этого понятия и краткими комментариями автора (Э. Торндайка) о повсеместности проявления социального интеллекта и сложности его измерения и экспериментального моделирования [3]. Вероятно, идея о необходимости исследования социального поведения к этому времени в психологии была осознана многими исследователями, и вопрос о природе социального интеллекта и методах его измерения стал актуален. Несмотря на предостережение Торндайка о трудностях измерения социального интеллекта, появившиеся в научных публикациях определения этого явления были в соответствии с психометрическим подходом переведены в стандартные инструменты для измерения индивидуальных различий в выраженности социального интеллекта. Попытки операционализации социального интеллекта и перевода в стандартизированные измерительные инструменты знаменовали собой психометрический этап исследования этой проблемы. Первым из серии подобных тестов был тест Дж. Вашингтона (GWIST). Эта методика состояла из нескольких субтестов, результаты которых были представлены в баллах. В нее вошли такие субтесты, как оценка социальных ситуаций, наблюдение за поведением человека, распознавание состояний по выражению лица человека, чувство юмора и т. д. [6, 10]. Трудности разграничения социального интеллекта и IQ, наряду с проблемами проверки тестов на валидность, привели к утрате интереса как к подобным тестам, так к самой проблеме. Дж. Килстром и Н. Кантор констатируют, что социальный интеллект не вошел в известный перечень основных умственных способностей Терстона [10, 11]. Следующий этап исследований ознаменован плодотворным сотрудничеством Дж. Гилфорда с М. О’Салливен. В отличие от своих предшественников, этот творческий коллектив отталкивался от серьезной теоретической концепции Гилфорда и трактовал социальный интеллект как способность судить о людях по их чувствам, мотивам, намерениям, отношениям [12]. Резюмируя итоги исследования социального интеллекта группой Дж. Гилфорда, О. В. Лунева приходит к заключению, что именно этот этап способствовал развитию психологического представления о социальном интеллекте и дальнейшему росту интереса к его изучению [13, 14]. Как полагают Кантор и Килстром, в этом важную роль сыграло выделение двух различных аспектов социального интеллекта: понимания поведения людей и адаптивного взаимодействия с другими людьми [10, 11]. Пожалуй, наиболее важный теоретический вклад в изучении этой проблемы на современном этапе принадлежит Н. Кантор и Дж. Килстрому. Традиционной трактовке интеллекта как общей познавательной способности человека они противопоставили понимание этого феномена как индивидуального запаса знаний о социальной действительности [10, 11, 15]. В отличие от классической традиции рассматривать социальный интеллект как свойство или сово-
462
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
купность измеряемых свойств, эти исследователи выдвинули предположение о разумности и рациональности социального поведения в целом. В духе когнитивистских представлений своего времени они разделили социальный интеллект на две категории: ‒ декларативное социальное знание, состоящее из абстрактных понятий и воспоминаний; ‒ процедурное социальное знание, элементами которого являются правила, умения и стратегии поведения. Следуя Дж. Келли и У. Мишелу, ключевую роль в социальном интеллекте Кантор и Килстром отводят социальным понятиям. Кроме того, важную роль в социальном поведении играет жизненный опыт личности, который актуализируется в эпизодической памяти. Кантор и Килстром предполагают, что главной задачей социального интеллекта является решение жизненных задач (life tasks). При этом строгое психометрически обоснованное изучение этого явления представляет большие трудности ввиду контекстуальной специфичности социального интеллекта [10]. Значительной вехой в истории исследований социального мышления и интеллекта стали исследования психологов из Магдебурга – Х. Зюса, С. Вайс и К. Зайделя, разработавших Магдебургский тест социального интеллекта. Подвергнув критике данные самоотчетов и используя только тестовые методики, они предложили пятифакторную модель социального интеллекта: социальное понимание, социальную память, социальное восприятие, социальную креативность и социальные знания [3, 4, 16, 17]. Новейший период исследований, приходящийся на современное столетие, знаменуется «аффективной контрреволюцией» по меткому выражению Килстрома и Кантор. Как констатирует О. В. Лунева, перемещение исследовательских акцентов с социального интеллекта на эмоциональный интеллект сопровождается широким распространением практически ориентированных концепций (К. Альбрехт, Р. Стернберг, Р. Бар-Он, Д. Гоулмен и др.) [13, 14]. Например, триархическая модель интеллекта, предложенная Р. Стернбергом, основывается на критике академической психологии, которая абсолютизировала роль психометрического интеллекта. Стернберг справедливо замечает, что мы знаем о мышлении искусственными понятиями больше, чем о применении реальных концептов [18]. К. Альбрехт, специалист по организационной психологии, разработал собственную модель социального интеллекта «...базирующуюся в значительной степени на опыте и общих чувствах» автора [19]. Модель ориентирована на обучение персонала и обозначается аббревиатурой «SPACE» (пространство) состоящей из первых букв модели: ситуационная осведомленность (осознание, информированность, психологическая ориентированность), презентация личности, искренность, правдивость, ясность, эмпатия. Большой вклад в популяризацию социального и эмоционального интеллекта внес «гуру социального интеллекта» Д. Гоулмен, который в ряде работ нарисовал обширную и пеструю феноменологическую картину социального и эмоционального интеллектов [20]. Модель Р. Бар-Она дает очень широкую трактовку эмоционального интеллекта, включая в него некогнитивные способности, знания и компетентность, позволяющие человеку успешно справляться с различными жизненными ситуациями. Его концепция является отражением тенденции к интеграции проявлений социального и эмоционального интеллектов [21]. Г. Гарднер предположил, что интеллект не является унитарной когнитивной способностью, и выделил восемь различных видов интеллекта: лингвистический, логико-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
463
математический, пространственный, телесно-кинестетический, музыкальный, естественноиспытательский, межличностный и внутриличностный. Яркими представителями высокоразвитого межличностного (т. е. социального) интеллекта Гарднер считал М. Ганди и Л. Джонсона в противовес интровертированным и погруженным в себя М. Прусту и З. Фрейду. Хотя академическая психология восприняла критически теорию множественных интеллектов, тем не менее, для системы образования США идеи Г. Гарднера оказались чрезвычайно привлекательными. Как отмечает О. В. Лунева, многие из них легли в основу нормативов обучения в школах США [3, 13, 14]. В последние годы все большую популярность приобретает понятие «культурный интеллект» и «социальный кросс-культурный интеллект» как система когнитивных способностей к эффективному поведению в ситуациях межкультурного взаимодействия [22, 23, 24, 25]. Большой интерес представляет т. н. «гипотеза социального (макиавеллистского) интеллекта», в которой предполагается, что усложнение различных форм социального взаимодействия тесно связано с развитием и дифференциаций головного мозга приматов. В частности, своего окончательного решения ждет проблема соотношения социального и макиавеллистского интеллектов [26, 27]. Канун нынешнего столетия характеризуется еще одной тенденцией ‒ интеграцией исследований социального и эмоционального интеллекта с проблематикой искусственного интеллекта. Широкое распространение роботов, внедрение подобных устройств не только в промышленность и науку, но и в бытовую сферу, поставило проблему организации эффективного взаимодействия между человеком и роботом. В 2005 году была организована первая конференция по диалоговой информатике (conversational informatics). Например, японский инженер Ю. Катагари противопоставляет рациональный и социальный интеллекты. Рациональный интеллект служит решению классических когнитивных задач, а социальный интеллект предполагает эффективное внутригрупповое взаимодействие [28]. Другим примером такого рода исследований является проект SIFT (Social Intelligence for Tele-healthcare), направленный на конструирование эффективных интерактивных информационных систем [29]. Перспективы преодоления теоретического и эмпирического плюрализма в изучении социального интеллекта, на наш взгляд, невозможны без учета основных содержательных особенностей и эмпирических характеристик мышления в целом [30] и социального мышления и интеллекта в частности. Прежде всего, специфика социального мышления и интеллекта предполагает отражение субъект-субъектных связей и отношений (К. А. Абульханова-Славская, Н. А. Кудрявцева, А. Л. Южанинова, В. А. Лабунская). Развивая и конкретизируя эти идеи, можно прийти к выводу о полисубъектности социального мышления и интеллекта. В частности, в концепции К. А. Абульхановой-Славской социальное мышление личности ‒ это, прежде всего, функционирование ее сознания, характеризующееся активностью и аналитичностью. Социальное мышление есть мышление о социальной действительности, социальных связях, социальных ситуациях и противоречиях, субъектом которого является личность. Главным критерием социального мышления является относительность к субъекту. Автор выделяет такие процедуры социального мышления, как проблематизация, интерпретация, репрезентация и категоризация. Социальный интеллект представляет собой индивидуально-личностное свойство человека, которое проявляется в его способности формировать отношение к самому себе, про-
464
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
гнозировать результаты своей деятельности, понимать свое поведение и поведение окружающих. Она выделяет познавательно-оценочную, коммуникативно-ценностную и рефлексивно-коррекционную функции социального мышления [31]. Отечественный исследователь Н. А. Кудрявцева трактует социальный интеллект как способность к рациональным, мыслительным операциям, объектом которых являются процессы межличностного взаимодействия. Социальный интеллект обеспечивает также психологическую автономность и независимость субъекта, позволяющие противостоять давлению людей и обстоятельств. Социальный интеллект входит в качестве компонента в интегративный показатель интеллектуального потенциала человека: А) общий интеллект (способность решать задачи на субъект-объектном уровне); Б) социальный интеллект (способность решать задачи на субъект-субъектном уровне); В) рефлексия (баланс развития разных сторон интеллекта) (см. [32]). А. Л. Южанинова полагает, что социальный интеллект ‒ одна из трех характеристик интеллектуальной структуры в сочетании с практическим и логическим интеллектом. Практический и логический интеллект отвечают за сферу субъект-объектных отношений, а социальный интеллект ‒ за сферу субъект-субъектных. Таким образом, социальный интеллект ‒ это особая умственная способность, функционирующая в трех измерениях: 1) социально-перцептивная способность ‒ целостное образование, которое обеспечивает возможность адекватного отражения индивидуальных, личностных свойств реципиента, особенностей протекания его психических процессов и проявления эмоциональной сферы, а также точность в понимании характера отношений реципиента с окружающими; 2) социальное воображение ‒ способность адекватного моделирования индивидуальных и личностных особенностей людей на основе внешних признаков, а также способность прогнозирования характера поведения реципиента в конкретных ситуациях, точного предвидения особенностей дальнейшего взаимодействия. Проявлением социального интеллекта следует считать и наличие собственной жизненной теории, которая по своему содержанию близка к научно открытым законам развития социальной действительности; 3) техника социального общения проявляется в способности принять роль другого, владеть ситуацией и направлять взаимодействие в нужном для личности русле, в богатстве техники и средств общения [33]. В. А. Лабунская рассматривает социальный интеллект в комплексе социальных способностей, в который также входит интеллект межличностных отношений, социальное воображение, социальная проницательность, социально-психологическая наблюдательность и социально-перцептивные умения. Социальный интеллект проявляется в способности улавливать сложные отношения и зависимости от социальной сферы, в умении человека адекватно воспринимать и интерпретировать личность и поступки другого человека или какую-либо жизненную ситуацию. Социальная проницательность проявляется в быстром и адекватном познании людей и отношений, складывающихся между ними, в умении прогнозировать поведение партнеров [34]. Предметно-содержательная специфика социального мышления, опора социальных представлений на «предперцептуальные» модели реальности (Баркер), означает ситуативно-контекстуальную специфичность социального мышления и интеллекта. Пытаясь объяснить многообразие различных возможностей и поведенческих ресурсов индивида, современная зарубежная психология ссылается на Р. Баркера, который предлагает понятие «пове-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
465
денческого поля» или «сеттинга». Сеттинг подразумевает устойчивые шаблоны поведения, определяющие систему взаимоотношений участников сеттинга. Примером могут служить продуктовый магазин, учебная аудитория, туалет и т. д. Критикуя традиционную психологию, еще со времен У. Джемса неявно основанную на понятии «поток сознания», Баркер предлагает термин «эпизод поведения». Согласно эко-бихевиоральной психологии, люди изначально вписаны в регулярный и предсказуемый «предперцептуальный» мир [35]. Отталкиваясь от идей Р. Баркера, К. Хекхаузен предлагает понятие «поток поведения». Поток поведения состоит из цепочки отдельных действий ‒ эпизодов, а в основе его лежит непрерывный поток нарастающих и затухающих мотивационных тенденций, наиболее сильная из которых определяет действие в каждый момент времени [36, с. 43]. В этой связи необходимо отметить, что Н. Кантор и Дж. Килстром подчеркивают, что в отличие от научных концептов, социальные понятия и представления могут иметь нечеткий характер и основываться на эпизодических воспоминаниях и конкретных примерах. Авторы указывают на важность исследования автобиографической памяти, элементы которой тесно связаны с репрезентациями себя как субъекта или объекта действий, мыслей и переживаний [10, 11]. Непосредственным предшественником личностно-когнитивного подхода к социальному интеллекту считается У. Мишел. Как известно, он связывает познавательное развитие и социальное обучение личности с системой когнитивных и поведенческих компетенций. Критикуя традиционную теорию черт, Мишел подчеркивал важность того, как индивид понимает ситуацию и как он оценивает ее исходы [37]. В одной из своих современных работ он указывает на важность системного исследования взаимодействия между ситуациями и их интерпретацией индивидом [38]. Как и Н. Кантор, другой исследователь из США М. Форд важную роль отводит «значимым эпизодам поведения» (behavior episodes). Это ключевые поведенческие фрагменты или своеобразные поведенческие образцы, которые актуализируются в сознании индивида при соблюдении трех условий: А. Наличие хотя бы частично реализованной цели, координирующей деятельность человека; Б. Внимание субъекта должно быть привлечено тем или иным событиям или к тем или иным задачам; В. Определенная цель должна быть привлекательной и оставаться недостижимой (unattainable) в течение определенного отрезка времени [39]. В свете вышеизложенного, мы полагаем, что изучение психологических закономерностей конфликтных эпизодов и ситуаций существенным образом отражает специфику социального мышления и интеллекта. В самом деле, выбор эффективной стратегии выхода из конфликтной ситуации основан на учете уже сложившихся особенностей взаимоотношений между участниками конфликта, предполагает оценку характера будущих отношений в зависимости от статуса, роли и других особенностей оппонента. Участники конфликта вынуждены искать оптимальные решения, учитывая противоречивые интересы партнеров по конфликту, особенности их межличностных взаимоотношений и т. д. Изучение особенностей выбора той или иной стратегии дает нам возможность исследовать поведенческие аспекты социального интеллекта. В контексте нашего исследования особенно важную роль играет понятие конфликтной компетентности. Например, М. М. Кашапов и М. В. Башкин определяют конфликтную компетентность как способность человека оптимальным способом преодолевать возникающие
466
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
противоречия, противостоять деструктивному влиянию конфликта и умение их конструктивно разрешить. Авторы связывают конфликтную компетентность с надситуативным уровнем мышления, предполагающим способность выходить за пределы решаемой проблемной ситуации [40]. Как указывает К. Стагл, элементы ситуационной диагностики применялись еще в конце позапрошлого века, а одним из первых вариантов подобного рода методов считается тест социального интеллекта, предложенный Дж. Вашингтоном (GWIST), один из субтестов которого основывался на оценке социальных ситуаций. Ситуационная диагностика является гибким диагностическим инструментарием, который широко используется не только в индустриальной и организационной психологии, но и для отбора и развития творческих способностей. В силу своей универсальности ситуативно-оценочные (SJT) тесты дополняют результаты классической диагностики, основанной на использовании личностных и когнитивных тестов [41, 42]. Контекстуальная специфичность SJT-методик в значительной степени затрудняет понимание общепсихологической интерпретации получаемых при этом результатов. В современной литературе нет единого понимания содержательной специфики результатов применения подобных вопросников, существует даже представление о принципиально многозначном характере подобных методов [43]. Отталкиваясь от предположения о тесной связи проблематики социального интеллекта и конфликтологии и опираясь на исследования Р. Стернберга, Д. В. Ушакова и др., мы разработали новый метод измерения социального интеллекта, основанный на последовательной оценке системы выходов из конфликтных ситуаций. Все тестовые ситуации предусматривали семь вариантов ответов, оценивавшихся по семибальной системе. Каждый исход соответствовал определенной стратегии выхода из конфликтного положения. В дополнение к классическим стратегиям, хорошо описанным в литературе, таким, как уход, борьба, компромисс, сотрудничество, уступка и обращение к посреднику мы добавили тактику шутливого, а порой и язвительного ответа. Например, вторая ситуация теста социального интеллекта студентов, в которой решается проблема недостающей аудитории (см. рис. 1), заключалась в следующем: «Деканат по ошибке поставил занятия сразу двум группам в одной лекционной аудитории: твоей и на курс старше. Преподавателя пока нет, а ты – староста группы. Что ты будешь делать?». Это задание предусматривало следующие варианты ответов, каждый из которых оценивался по семибалльной системе: 1) Занять аудиторию и не выходить до тех пор, пока другая группа не уйдет. 2) Хоть ноги и не казенные, отправиться на поиски свободной аудитории по многоэтажному корпусу; 3) Пойти в деканат, чтобы там разрешили эту ситуацию; 4) Подождать, пока ситуация не разрешится сама собой; 5) Выяснить, есть ли другая аудитория: может, кому-то это помещение нужнее (у кого-то экзамен, а у кого-то – просто консультация; 6) Предложить заниматься в одной аудитории, так как она достаточно вместительная; 7) Сказать в шутку: «Пустите нас погреться!». Для определения эффективности ответов теста было предложено отталкиваться от системы групповых оценок, представлявших собой вектор медианных значений по всем пунктам опросника социального интеллекта. По каждому пункту и по каждой тестовой ситуации в целом рассчитывались медианы. В качестве меры соответствия ответов испытуемых с медианным профилем использовалась евклидова метрика. Для правильного понимания полученных
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
467
Рис. 1. Графическая иллюстрация второй ситуации теста социального интеллекта студентов.
результатов необходимо иметь в виду, что уровень интеллекта, измеренный с помощью индексов евклидового расстояния, отражает степень рассогласованности ответов испытуемых с усредненными групповыми оценками. Чем ближе ответы испытуемого к групповому профилю, тем выше величина социального интеллекта. Нами доказан самостоятельный психометрический статус социального интеллекта, измеряемый по предложенной нами методике. Социальный интеллект не образовал значимых корреляций ни со шкалами личностного опросника «NEO-FFI», ни с уровнем психометрического и эмоционального интеллектов. Показана ведущая положительная роль социального интеллекта в структуре ряда предикторов эффективности учебной активности студентов Башкирского государственного университета и успешности профессиональной деятельности сотрудников Уфимского спирто-водочного комбината. Обнаружены статистически значимые отрицательные связи социального интеллекта с уровнем дисгармоничности межличностных взаимоотношений [44]. Выше мы указывали, что еще первые исследователи проблемы социального интеллекта (Торндайк, Вернон и др.) подчеркивали важную роль социального интеллекта для гармонизации межличностных взаимоотношений. Как отмечают авторы обзорного исследования по истории изучения социального интеллекта Р. Уолкер и Дж. Фоули, взаимосвязь между социальным интеллектом и межличностным оцениванием «представляется очевидной» [45, p. 840]. Если отталкиваться от метафоры «ситуативных шахмат» в изучении социального интеллекта, предложенной Р. Бэйли [46], то можно выдвинуть предположение, что оценка характера взаимоотношений с ближайшим окружением во многом определяет степень успешности и статус индивида. В этой связи можно отметить, что ряд отечественных специалистов в области социальной психологии рассматривают социальный интеллект как основу для успешного межличностного общения (Ю. Н. Емельянов, Д. В. Ушаков, Е. А. Федорова и др.). Например, Ю. Н. Емельянов трактует социальный интеллект как способность понимать самого себя, других людей, их взаимоотношения и прогнозировать межличностные события на основе аффективного реагирования и социального опыта. Важнейшим способом повышения коммуникативной компетенции является осознание индивидом естественных межличностных ситуаций и самого себя как участника этих ситуаций с целью развития социальнопсихологического воображения, позволяющего видеть мир с точки зрения других людей [47].
468
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
Как и в отечественной, так и в зарубежной психологии, социальное мышление и интеллект трактуются как предпосылки социальной компетентности. Например, А. Г. Белицкая связывает социальную компетентность с высоким уровнем осознания социальных проблем и творческим проблемным осознаванием жизни общества [48]. Д. В. Ушаков, рассматривая социальный интеллект как способность к познанию социальных явлений, указывает, что социальный интеллект составляет лишь один из компонентов социальных умений и компетентности, но не исчерпывает их [49]. Анализируя понятия социальный интеллект и компетентность, Е. А. Федорова приходит к выводу о том, что социальный интеллект является когнитивной основой для реализации межличностного общения, поскольку в отличие от социального мышления выступает основой не только прогнозирования коммуникативного взаимодействия, но и формирования и развития межличностных отношений. Как и зарубежные авторы, она делает заключение о том, что социальный интеллект и социальная компетентность взаимосвязаны, но не тождественны: социальный интеллект выступает средством познания социальной действительности, социальная компетентность является продуктом этого познания [50]. В отечественной психологии разработка категории отношение связана, прежде всего, с именем выдающегося отечественного исследователя В. Н. Мясищева. Используя это понятие, он проясняет природу субъективного начала в человеке, раскрывает социальнопсихологическое содержание связей личности с ее средой, прослеживает взаимодействие мотивационных компонентов психики в их внутреннем единстве, объясняет происхождение характерологических особенностей личности. Подчеркивая исключительную важность этого понятия, он связывает эту категорию как с личностью, так и с мышлением. В частности, он указывал, что отношения вплетаются в живую ткань мыслительного процесса и ориентируют мышление [51]. Б. Г. Ананьев отмечал, что на любом уровне и при любой сложности поведения личности существует взаимозависимость между информацией о людях и межличностных отношениях, коммуникацией и саморегуляцией поступков человека в процессе общения, преобразованиями внутреннего мира самой личности [52]. А. Л. Журавлев определяет межличностные взаимоотношения и как субъективно переживаемые взаимосвязи между людьми, и как систему установок, ориентаций, ожиданий, стереотипов и иных диспозиций, через которые люди осуществляют взаимное восприятие и взаимную оценку. Межличностные отношения включают в себя три элемента – когнитивный (гностический, информационный), аффективный (эмоциональный) и поведенческий (практический, регулятивный) [53]. Н. В. Куницына рассматривает межличностные отношения как систему определенных шаблонов поведения, которые структурируют общение и обеспечивают его преемственность между данными партнерами [32]. Межличностные схемы (interpersonal schemas) содержат обобщенные и жизненно важные представления о межличностных интеракциях. Они носят когнитивно-аффективный характер, постоянно развиваются и совершенствуются [54]. Схематические репрезентации взаимоотношений применяются и в семейной психотерапии. Например, А. Кроник в ходе психотерапевтической работы использовал такие способы формализации отношений как дистанция, валентность (свой ‒ чужой) и т.д. [55]. Наиболее популярной моделью взаимоотношений между людьми является круговая модель (interpersonal circumplex model), предложенная американским психотерапевтом
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
469
Т. Лири [56] и модифированная в многочисленных работах его последователей [57–60]. Как известно, межличностный круг имеет два базовых измерения: вертикальное ‒ доминирование и горизонтальное ‒ аффилиация и четыре квадранта ‒ враждебно-доминантный, дружественно-доминантный, дружественно-покорный и враждебно-покорный. Кроме того, применяются и более дифференцированные оценки: квадранты, октанты и т.д. [61]. Еще Г. Салливен выдвинул предположение, что в процессе межличностного взаимодействия человек в попытках достижения безопасности и покоя во взаимоотношениях с другими значимыми людьми находит такие паттерны взаимоотношений, которые носят комплементарный (дополнительный) характер [62]. В дальнейшем был сформулирован принцип комплементарности, предложенный Р. Карсоном и Д. Кислером (interpersonal complementarity). Комплементарность предполагает, что действия личности A вызывают соответствующие ответные реакции личности Б как в вертикальном, так и в горизонтальном направлениях [63]. Кислер подчеркивал, что межличностное поведение не является простым пассивным ответом на действия собеседника. Оно представляет собой определенным образом организованное взаимодействие, основанное на стремлении к контролю и аффилиации. Например, дружественно-доминантное поведение одного человека предполагает дружественно-покорный ответ другого [64]. В современной литературе выделяют две основные формы некомплементарного поведения. Акомплементарный ответ происходит в случае несоблюдения комплементарности по одному из двух базовых измерений межличностного круга. Например, если интерактант Б демонстрирует дружественно-покорный ответ на враждебно-доминантное поведение интерактанта А, то поведение интерактанта Б расценивается как комплементарное только в вертикальном измерении (доминантное поведение одного является причиной покорности другого), но не в горизонтальном, поскольку вместо ожидаемого комплементарного агрессивного ответа интерактант Б ведет себя дружелюбно. Наконец, антикомплементарный ответ происходит тогда, когда комплементарное общение не наблюдается по обеим координатам межличностного круга. Общепринятым способом измерения комплементарности является проведение опросника межличностных взаимоотношений с двумя и более респондентами. Уровень комплементарности между респондентами определяется на основе сопоставления индексов доминантности и дружественности, рассчитанных с помощью октант межличностного круга. Во многих исследованиях обнаружено, что комплементарность гораздо чаще наблюдается в плоскости дружественных отношений, чем в вертикальной плоскости [65]. В ряде работ были получены взаимосвязи между комплементарностью стилей общения и удовлетворенностью взаимоотношениями, а именно: чем выше уровень комплементарности по обоим направлениям, тем благоприятнее субъективная оценка исходов ситуации межличностного общения [66]. В статье Шлехтмана и Горовица доминантные интерактанты проявили недовольство партнерами с высоким уровнем доминантности [67]. Проведен ряд исследований по изучения влияния близости между партнерами на уровень комплементарности общения между ними. В частности, выявлена положительная связь между комплементарностью и близостью общения у женщин [68]. Установлено, что в супружеских парах гармоничность отношений выше в тех парах, особенности общения которых носят комплементарный характер [69].
470
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
Авторы обзорного исследования П. Сэдлер, Н. Этьер и Э. Вуди указывают, что в настоящее время особый интерес вызывает изучение ситуативной комплементарности в процессе взаимодействия в диаде [70]. В частности, этот феномен нашел свое подтверждение в серии лабораторных экспериментов (act-by-act behavioral complementarity) [71, 72] и т. д. Как справедливо указывают авторы вышеуказанного литературного обзора, большинство исследований комплементарности выполнено в рамках лабораторного эксперимента, часто с использованием подставных лиц или незнакомых между собой испытуемых. В настоящее время большое практическое значение имеют работы по изучению комплементарности реальных партнеров по общению (друзей, сотрудников и романтических партнеров). Так, было установлено, что комплементарность по доминантности чаще проявляется на работе, чем вне её. Обнаружено влияние статуса интерактантов на уровень комплементарности между ними [73]. Несмотря на большое число доказательств положительного влияния комплементарности на эффективность общения открытым остается проблема устойчивости комплементарных и антикомплементарных поведенческих паттернов, с которой сталкиваются многие психотерапевты. П. Сэдлер, Н. Этьер и Э. Вуди предполагают, что у подобных индивидов формируются неадекватные ожидания и самооценка. Например, агрессивные лица склонны переоценивать агрессивность своих партнеров по общению. Учитывая многочисленные доказательства тесной связи комплементарности общения с удовлетворенностью взаимоотношениями в диаде, мы выдвинули предположение о том, что для студентов с высоким уровнем социального интеллекта характерен комплементарный стиль взаимоотношений с преподавателями. Поскольку по литературным данным комплементарность по аффилиации наблюдается гораздо чаще, чем по доминантности, то мы выдвинули гипотезу о наличии тесных статистических взаимосвязей социального интеллекта с комплементарностью по аффилиации. Для проверки этих предположений были использованы две методики: опросники IMI-C [64] и ISQ [25]. Выше мы указывали, что уровень комплементарности между респондентами определяется на основе сопоставления индексов доминантности и дружественности, рассчитанных с помощью октант межличностного круга. Оба опросника, переведенные на русский язык, предъявлялись как студентам, так и преподавателям. Во всех случаях студенты оценивали свои обобщенные представления о преподавателях, а преподаватели, соответственно, фиксировали собственные обобщенные представления о студентах. Таким образом, в нашей работе определялась комплементарность взаимоотношений не отдельных конкретных респондентов, а усредненных обобщенных представлений студентов о преподавателях и преподавателей о студентах. Для расчета комплементарности общения в диаде «студент-преподаватель» использовались формулы расчета контроля и аффилиации, предложенные С. Вагнером и использованные Д. Кислером [64]: compc = abs(con1 + con2)
(1)
compaff = abs(aff1 – aff2)
(2)
В формулах (1) и (2) символы abs обозначают функцию извлечения абсолютных значений, compc ‒ значение комплементарности по контролю, compaff ‒ уровень комплементарность по аффилиации, con1 и aff1 ‒ текущие уровни контроля и аффилиации каждого студента. Значения контроля и аффилиации второго члена диады con2 и aff2 представляли собой
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
471
усредненные значения по всей выборке преподавателей. Необходимо подчеркнуть, что чем меньше показатели compc и compaff, тем выше уровень комплементарности по Кислеру. Полученные таким образом индексы комплементарности сопоставлялись с уровнем социального интеллекта каждого студента. Опросник IMI-C (Impact Message Inventory-Circumplex) предложен Д. Кислером и предназначенный для выявления эмоциональных и других реакций, которые мы испытываем к другим людям в ходе непосредственного общения. Этот тест измеряет восемь категорий (октант) межличностного поведения, расположенных равноудаленно вокруг окружности межличностного круга: D ‒ доминантный, HD ‒ враждебно-доминантный, H ‒ враждебный, HS ‒ враждебно-покорный, S ‒ покорный, FS ‒ дружественно-покорный, F ‒ дружественный, FD ‒ дружественно-доминантный. Первоначально IMI-C был построен для изучения динамики взаимоотношений между пациентом и терапевт в ходе психотерапевтической работы. Однако затем стало очевидным, что IMI-C также может быть использована для изучения взаимодействия других диад, например, подросток ‒ взрослый, студент ‒ преподаватель и т. д. [64]. С помощью этой методики мы просили оценить перечень наиболее значимых лиц из непосредственного окружения студентов ‒ однокурсника, факультетского и общеуниверситетского преподавателей и отца. В исследовании принимало участие 85 студентов Башгосуниверситета, 73 девушки и 12 юношей, средний возраст ‒ 19 лет. Инструкция к опроснику носила следующий характер: «Мы исследуем особенности межличностных отношений между преподавателями и студентами и разработали анкету, в которой используются слова, фразы и утверждения, которые обычно применяются для описания эмоциональных впечатлений и переживаний в процессе межличностного взаимодействия. Очень просим вас ответить на анкету и указать, насколько точно каждый пункт опросника описывает ваши реакции к тем или иным людям. В ходе ответа желательно констатировать, какие чувства у вас вызывает данный человек, как вы себя хотите повести с ним и как вы его можете описать и охарактеризовать. Уровень соответствия ваших оценок тестовым критериям измеряется по четырехбалльной шкале: 1 ‒ совсем не подходит; 2 ‒ до некоторой степени; 3 ‒ умеренно подходит; 4 ‒ полностью подходит. Представьте, что вы находитесь рядом с этим человеком. Сконцентрируйтесь на своих непосредственных впечатлениях и переживаниях о нем или о ней. Прочитайте каждый пункт опросника и выберите такой вариант ответа, который лучше всего описывает ваши впечатления и побуждения, когда вы находитесь в присутствие данной личности. Следует иметь в виду, что не существует единственно правильных или, наоборот, неправильных ответов, поскольку разные люди вызывают разные впечатления. Обещаем хранить ваши данные в тайне, соблюдать анонимность и конфиденциальность». В табл. 1 приведены стандартизированные результаты первичной обработки вышеуказанной методики по всем первичным шкалам теста. Отметим, что оценки факультетского и Таблица 1 Результаты проведения опросника IMI-C на студентах Значимый другой однокурсник преподаватель отец
D
HD
H
HS
S
FS
F
FD
1.82 2.2 2.15
1.58 1.81 1.49
1.60 1.77 1.59
1.71 1.58 1.76
1.88 1.69 2.09
2.19 1.65 2.29
2.7 1.98 1.93
2.39 2.17 2.14
472
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 Таблица 2 Результаты проведения опросника IMI-C на преподавателях
Значимый другой студент коллега руководитель
D
HD
H
HS
S
FS
F
FD
1.57 1.61 1.92
1.38 1.44 1.46
1.42 1.55 1.68
1.62 1.66 1.46
1.95 1.76 1.84
2.11 1.84 1.93
2.40 2.41 2.49
2.18 2.16 2.14
общеуниверситетского преподавателей оказались очень похожими между собой, поэтому мы приводим усредненные результаты оценок обеих групп преподавателей. Из таблицы легко увидеть схожесть профилей преподавателя и отца по целому ряду параметров (D, F и FD), в то время как однокурсник оценивается как более дружественная и менее доминантная личность. Кроме того, аналогичную анкету заполнил двадцать один преподаватель БашГУ и БГПУ (17 женщин и 4 мужчины), средний возраст ‒ 45 лет. В этой серии исследований проводилась оценка особенностей межличностных отношений преподавателей со студентами, коллегами и непосредственными руководителями (см. табл. 2). Можно констатировать, что по ряду показателей наблюдаются отчетливые различия между оценочными профилями студента и руководителя. Так, руководитель получил более высокие баллы по доминантности и дружественности (D, HD и F) и, соответственно, меньшие оценки по покорности (S, HS и FS). Результаты оценки коллеги-преподавателя носят менее однозначный характер и приближаются к профилю студента (индексы F, FD и HS). В табл. 3 находятся коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и индексами опросника Кислера. Здесь и далее статистически значимые коэффициенты корреляции (p ≤ 0.05) выделены жирным шрифтом. Видно, что значимые взаимосвязи между социальным интеллектом и уровнем дружественности не обнаружены, но, с другой стороны, получены значимые отрицательные корреляции социального интеллекта студентов с оценками преподавателей по индексам D, HD и HS (доминантный, враждебнодоминантный и враждебно-покорный). В табл. 4 приводятся результаты проверки корректности выдвинутого нами предположения о тесной взаимосвязи между уровнем социального интеллекта студентов и показателями комплементарности взаимоотношений с преподавателями. Напомним, что чем меньше показатели compc и compaff, тем выше уровень комплементарности по Кислеру Таким обраТаблица 3 Коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и индексами опросника Кислера в диаде «студент-преподаватель» D HD H HS S FS F FD Социальный интеллект
-0.21
-0.30
-0.16
-0.31
-0.06
0.00
0.00
-0.04
Таблица 4 Коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и показателями комплементарности в диаде «студент-преподаватель»
Социальный интеллект
compc
compaff
-0.18
-0.34
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
473
зом, обнаружена значимая отрицательная связь между некомплементарностью по аффилиации и социальным интеллектом. Опросник «The interpersonal schema questionnaire» (ISQ) разработан Хиллом и Сафраном [25] для исследования межличностных интеракций со значимыми другими. Основываясь на схеме межличностных отношений Кислера, авторы методики предложили шестнадцать возможных сценариев взаимодействия, в которых испытуемый располагает различными вариантами ответов от партнеров по общению. Воображаемые ответные действия лиц из ближайшего окружения индивида, например, родителей, возлюбленного и т. д. базируются на личном опыте человека. Воображаемые ситуации и предполагаемые ответные действия основаны на сценариях, предполагающих дружественно-враждебные или доминантно-послушные межличностные ситуации. В конечном итоге предусмотрен расчет индексов аффилиации и контроля в соответствии со схемой Кислера. Как и в предыдущем случае, с помощью опросника ISQ мы просили оценить перечень наиболее значимых лиц из непосредственного окружения студентов ‒ однокурсника, преподавателя, старосту, отца и мать. В исследовании принимало участие 85 студентов Башгосуниверситета, 73 девушки и 12 юношей, средний возраст ‒ 19 лет. Приводим текст инструкции: «Вам предстоит проверить уровень своей наблюдательности. Представьте, пожалуйста, особенности общения людей, с которыми вы часто общаетесь ‒ студентов, преподавателей и родителей в тех или иных ситуациях. Конкретные объекты оценивания ‒ однокурсник, просто студент, преподаватель, отец и мать. Пожалуйста, сделайте ваш прогноз относительно их предполагаемого поведения. Варианты ответа обозначены латинскими буквами от A до H. Результаты оценивания надо вписать в клетки таблицы». В табл. 5 приведены результаты первичной обработки вышеуказанной методики по индексам аффилиации и контроля. Напомним, что положительные значения по аффилиации означают дружественное поведение партнера, а отрицательное ‒ враждебное. Соответственно, высокие баллы по контролю являются индикатором доминантного поведения, а низкие отражают стремление к подчинению. Легко видеть, что по результатам опроса наиболее дружественными оказались родители, а преподаватель получил относительно нейтральные оценки. Аналогичную анкету заполнил двадцать три преподавателя трех вузов г. Уфы ‒ БашГУ, БГПУ и УГАТУ (19 женщин и 4 мужчины), средний возраст ‒ 44 года. В этой серии исследоваТаблица 5 Обобщенные результаты проведения теста ISQ на студентах Индексы теста ISQ
однокурсник
студент
преподаватель
отец
мать
Контроль
-1.04
-2.53
-0.33
-1.40
-0.69
Аффилиация
2.36
2.19
1.21
4.06
5.33 Таблица 6
Индексы теста ISQ Контроль Аффилиация
Результаты проведения теста ISQ на преподавателях студент коллега -5.43 2.85
-2.65 1.53
руководитель -0.77 1.46
474
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 Таблица 7 Коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и основными индексами опросника ISQ в диаде «студент-преподаватель» Контроль Аффилиация Социальный интеллект 0.04 0.15
Таблица 8 Коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и показателями комплементарности в диаде «студент-преподаватель» по опроснику ISQ COMPс COMPa Социальный интеллект
-0.03
-0.05
ний проводилась оценка особенностей межличностных отношений преподавателей со студентами, коллегами и непосредственными руководителями (см. табл. 6). Результаты данного опроса интуитивно понятны, поскольку наиболее дружественной и подчиненной фигурой оказался студент, а наименее дружественной и наиболее доминантной ‒ руководитель. В табл. 7 находятся коэффициенты ранговой корреляции между социальным интеллектом студентов и основными индексами опросника ISQ, а в табл. 8 ‒ коэффициенты корреляции Спирмена между социальным интеллектом студентов и показателями комплементарности в диаде «студент-преподаватель» по данной методике. Вопреки результатам первой серии исследований с опросником Кислера, во втором случае значимые взаимосвязи в обеих таблицах не обнаружены. Заключение 1. Отталкиваясь от предположения о тесной связи проблематики социального интеллекта и конфликтологии и опираясь на исследования Р. Стернберга, Д. В. Ушакова и др., мы разработали метод измерения социального интеллекта студентов, основанный на последовательной оценке системы выходов из конфликтных ситуаций. 2. Учитывая многочисленные доказательства тесной связи комплементарности общения с удовлетворенностью взаимоотношениями в диаде, мы выдвинули предположение о том, что для студентов с высоким уровнем социального интеллекта характерен комплементарный стиль взаимоотношений с преподавателями. Для проверки этих предположений были использованы опросники IMI-C и ISQ. 3. Опросник IMI-C, предложенный Кислером, предназначен для детального и систематизированного анализа не только поведенческих, но и когнитивно-аффективных аспектов межличностного общения. По итогам сопоставления результатов этой методики с уровнем социального интеллекта студентов были получены следующие выводы: а. обнаруженные значимые отрицательные взаимосвязи между социальным интеллектом студентов и оценками доминантности и агрессивности преподавателей позволяют сделать вывод о важности учета неагрессивных и недирективных аспектов поведения для организации эффективного общения; б. полученные в нашем исследовании результаты согласуются с имеющимися в литературе многочисленными доказательствами благоприятного влияния комплементарного общения на удовлетворенность межличностными взаимоотношениями и с нашими данными о
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
475
положительных связях между уровнем социального интеллекта и дисгармоничностью взаимоотношений. Действительно, обнаруженную отрицательную корреляцию социального интеллекта с антикомплементарностью по аффилиации можно расценивать как доказательство тесных взаимоотношений между социальным интеллектом с комплементарностью взаимоотношений в диаде «студент-преподаватель». 4. Выявленные в первой серии наших исследований закономерности не подтвердились по итогам использования опросника ISQ. С нашей точки зрения, эта методика носит менее детализированный и систематизированный характер, направлена на изучение сугубо поведенческих аспектов межличностного общения и не позволяет в полной мере подойти к пониманию психологических механизмов социального мышления и интеллекта. Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научноисследовательского проекта РФФИ «Социальный интеллект и комплементарность межличностных отношений», проект № 13-06-00354А ЛИТЕРАТУРА 1. 2.
3. 4.
5.
6.
7. 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16.
Практический интеллект / Под ред. Р. Дж. Стернберга СПб: Питер, 2002. 272 с. Белова С. С. В психометрических поисках социального интеллекта // Социальный и эмоциональный интеллект: от процессов к измерениям / Под ред. Д. В. Люсина, Д. В. Ушакова. М.: Институт психологии РАН, 2009. С. 187–215. Лунева О. В. История исследования социального интеллекта // Человеческий потенциал. 2008. №4. С. 177–182. Seidel K. Social intelligence and auditory intelligence – useful constructs?: dissertation zur erlangung des akademischen grades doktor der philosophie. Magdeburg, 2007. URL: http://diglib.uni-magdeburg.de/Disserta tionen/2007/kriseidel.pdf Weis S. Theory and measurement of social intelligence as a cognitive performance construct: dissertation zur erlangung des akademischen grades doktor der philosophie. Magdeburg, 2008. URL: http://diglib.unimagdeburg.deDissertationen/2008/suzweis.pdf Landy F. J. The long, frustrating and fruitless search for social intelligence: a cautionary tale // A critique of emotional intelligence: what are the problems and how can they be fixed? / Ed. K. R. Murphy. New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, 2006. Pp. 81–123. Thorndike E. L. Intelligence and its use // Harper’s Magazine. 1920. V. 140. P. 227–235. Hunt T. The measurement of social intelligence // Journal of Applied Psychology. 1928. Vol. 12(3). Pp. 317–334. Vernon P. E. Some characteristics of the good judge of personality // Journal of Social Psychology. 1933. Vol. 4. Pp. 42–57. Kihlstrom J. F., Cantor N. Social intelligence // Cambridge handbook of intelligence / Ed. R. Sternberg, S. B. Kaufman. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. Pp. 564–580. Kihlstrom J. F., Cantor N. Social intelligence // Handbook of intelligence / Ed. R. J. Sternberg. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. Pp. 359–379. O’Sullivan M., Guilford J. P. Six factors of behavioral cognition: understanding other people // Journal of educational measurement. 1975. Vol. 67. Pp. 255–271. Лунева О. В. История исследования социального интеллекта // Человеческий потенциал. 2009. №1. С. 223–229. Лунева О. В. Социальный интеллект: история изучения и основные модели. М.: Изд-во Моск. гуманитарного ун-та, 2009. 124 с. Cantor N., Kihlstrom J. F. Personality and social intelligence. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1987. 200 p. Weis S., Süß H. M. Social intelligence – a review and critical discussion of measurement concepts // An international handbook of emotional intelligence / Ed. R. Schulze, R. D. Roberts. Göttingen: Hogrefe. 2005. Pp. 203–230.
476
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 17. Weis S., Süß H. M. Reviving the search for social intelligence // Personality and individual differences. 2007. Vol. 42. Pp. 3–14. 18. Sternberg R. J. The triarchic mind: a new theory of human intelligence. New York: Viking, 1986. 354 pp. 19. Albrecht K. Social intelligence: the new science of success. San Francisco: Jossey-Bass, 2006. 289 pp. 20. Goleman D. Social intelligence: the new science of social relationships. New York: Bantam Books, 2006. 413 pp. 21. Bar-On R., Maree J. G. In search of emotional-social giftedness: a potentially viable and valuable concept // International handbook on giftedness / Ed. Shavinina. Springer Science+Business Media B. V., 2009. Pp. 559–570. 22. Ang S., Dyne V. L. Conceptualization of cultural intelligence: definition, distinctiveness and nomological network // Handbook of cultural intelligence: theory, measurement, and applications / Ed. S. Ang, L. Van Dyne. Armonk-New York-London: M.E. Sharpe, Inc., 2008. Pp. 3–15. 23. Ascalon D. J., Schleicher D. J., Born M. P. Cross-cultural social intelligence: an assessment for employees working in cross-national contexts // Purdue CIBER Working Papers. Paper 42, 2006. URL: http://docs.lib.purdue. edu/ciberwp/42 24. Dyne V. L., Ang S., Koch C. K. Cultural intelligence: measurement and scale development // Contemporary leadership and intercultural competence: exploring the cross-cultural dynamics within organization / Ed. M. A. Moodian. Thousand Oaks: Sage Publications, 2009. P. 233–254 25. Wawra D. Social intelligence: the key to intercultural communication // European Journal of English Studies. 2009. Vol. 13. No. 2. Pp. 163–177. 26. Знаков В. В. Макиавеллизм, манипулятивное поведение и взаимопонимание в межличностном общении // Вопросы психологии. 2002. №6. С. 45–54. 27. Ларина А. Д. Подходы, установки и перспективы в исследовании макиавеллизма // Вопросы психологии. 2010. №3. С. 75–83. 28. Katagiri Y. “Robots with social intelligence” // IPSJ Magazine. Vol. 44. No. 12. 2003. Pp. 1233–1238. 29. Green W., de Reuter B. The design and evaluation of interactive systems with perceived social intelligence: five challenges, 2008. URL: http:/www.boris.borderit.com/docs/SID08-Green.pdf 30. Веккер Л. М. Психика и реальность: единая теория психических процессов. М.: Смысл: Per Se, 2000. 685 с. 31. Абульханова-Славская К. А. Социальное мышление личности: проблемы и стратегии исследования // Психологический журнал. 1994. №4. С. 39–55. 32. Куницына В. Н., Казаринова Н. В., Погольша В. М. Межличностное общение. Учебник для вузов. СПб: Питер, 2001. 544 с. 33. Южанинова А. Л. К проблеме диагностики социального интеллекта личности // Проблемы оценивания в психологии: межвуз. науч. сб. / Под ред. Л. П. Доблаева. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1984. С. 63–67. 34. Лабунская В. А. Не язык тела, а язык души! Психология невербального выражения личности. Ростов н/Д.: Феникс, 2009. 344 c. 35. Barker R. G. Ecological psychology: concepts and methods for studying the environment of human behavior. Stanford, California: Stanford University Press, 1968. 242 pp. 36. Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность. СПб: Питер; М: Смысл, 2003. 860 c. 37. Mischel W. Toward a cognitive social learning reconceptualization of personality // Psychological Review. 1973. Vol. 80. Pp. 252–283. 38. Mischel W. Toward an integrative science of the person // Annual Review of Psychology. 2004. Vol. 55. Pp. 1–22. 39. Ford M. Intelligence and personality // International handbook of personality and intelligence / Ed. D. H. Sakloеfske, M. Zeidner. New York: Plenum Press, 1995. Pp. 125–143. 40. Кашапов М. М., Башкин М. В. Психология конфликтной компетентности: учеб. пособие. Ярославль: ЯрГУ, 2010. 128 c. 41. de Meijer L. A. L. and Born M. Ph. The situational judgment test: advantages and disadvantages // Online Read ings in Testing and Assessment, International Test Commission. Erasmus University Rotterdam. 2009. URL: http://www.intestcom.org/publications/Orta/the_situational_judgment_test.php 42. Stagl C. K. The construct validity of a situational judgment test in a maximum performance context: a dissertation submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. Orlando, Florida. 2006. URL: http://etd.fcla.edu/CF/CFE0001309/Stagl_Kevin_C_200608_PhD.pdf
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
477
43. Weekly J. A., Ployhart R. E. An introduction to situational judgment testing // Situational judgment tests: theory, method and application / Ed. J. A. Weekly, R. E. Ployhart. New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, 2006. Pp. 1–12. 44. Щербаков С. В. Социальный интеллект и профессиональная компетентность инженерно-технических работников: монография. Уфа: РИЦ БашГУ, 2011. 170 с. 45. Walker R. E., Foley J. M. Social intelligence: its history and measurement // Psychological Reports. 1973. Vol. 33. Pp. 839–864. 46. Bailey R. Playing social chess: children’s play and social intelligence // Journal of international research and development. 2002. Vol. 22, No. 2. Pp. 163–173. 47. Емельянов Ю. Н. Активное социально-психологическое обучение. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 167 с. 48. Белицкая А. Г. Социальная компетентность личности // Субъект и социальная компетентность личности / Под ред. А. В. Брушлинского. М.: Институт психологии РАН, 1995. С. 24–108. 49. Ушаков Д. В. Социальный интеллект как вид интеллекта // Социальный интеллект: теория, измерение, исследование / Под ред. Д. В. Люсина, Д. В. Ушакова. М.: Институт психологии РАН, 2004. С. 11–28. 50. Федорова Е. А. Социальный интеллект как фактор формирования отношения к социально-значимым объектам у представителей различных этнических групп: дис. … канд. психол. наук. Ярославль, 2009. 306 c. 51. Мясищев В. Н. Психология отношений / Под ред. А. А. Бодалева. М.: практической психологии, 1995. 356 с. 52. Ананьев Б. Г. Психология и проблемы человекознания / Под ред. А. А. Бодалева. М.: Институт практической психологии, 1996. 384 с. 53. Журавлев А. Л., Соснин В. А., Красников М. А. Социальная психология: учебное пособие. М.: ФОРУМ: ИНФА-М, 2006. 416 с. 54. Scarvalone P., Fox M., Safran J. D. Interpersonal schemas: clinical theory, research and implications // Interpersonal cognition / Ed. M. W. Baldwin. New York-London: Guilford Press, 2005. Pp. 359–387. 55. Кроник А. А., Кроник Е. А. Психология человеческих отношений. Дубна: Феникс: Когито-Центр, 1988. 214 с. 56. Leary T. Interpersonal diagnosis of personality: a functional theory and methodology for personality evaluation. New York: Ronald Press Company, 1957. 518 pp. 57. Locke K. D. Circumplex scales of interpersonal values: reliability, validity, and applicability to interpersonal problems and personality disorders // Journal of Personality Assessment. 2000. Vol. 75. Pp. 249–267. 58. Locke K. D. Circumplex measures of interpersonal constructs // Handbook of interpersonal psychology: theory, research, assesment and therapeutic interventions / Ed. by L. W. Horowitz, S. Strack. Hoboken, New Jersey: Wiley, 2011. Pp. 313–324. 59. Pincus A. L., Ansell E. B. Interpersonal theory of personality // Vol. 5. Handbook of psychology: personality and social psychology / Ed. N. Millon, M. Lerner. Hoboken, NJ: Wiley, 2003. Pp. 209–229. 60. Carson R. C. Interpersonal behavior: history and practice of personality theory. Chicago: Adline Pub. Co., 1969. 306 pp. 61. Gurtman M. W. Exploring personality with the interpersonal circumplex // Social and personality psychology compass. 2009. Vol. 3. 62. Sullivan H. S. The illusion of personal individuality // Psychiatry: Journal for the study of interpersonal processes. 1950. Vol. 13. Pp. 317–332. 63. Kiesler D. J. The 1982 interpersonal circle: a taxonomy for complementarity in human transactions // Psychological Review. 1983. Vol. 90. Pp. 185–214. 64. Kiesler D. J., Schmidt J. A. The impact message inventory ‒ circumplex (IMI-C) Manual. 2006. URL: http://www.safranlab.net/uploads/7/6/4/6/7646935/impact_message_inventory_manual.pdf 65. Orford J. The rules of interpersonal complementarity: does hostility beget hostility and dominance, submission? // Psychological Review. 1986. Vol. 93. Pp. 365–377. 66. Dyer D. C., Horowitz L. W. When do opposites attract? Interpersonal complementarity versus similarity // Journal of personality and social psychology. 1997. Vol. 72. Pp. 592–603. 67. Shechtman N., Horowitz L. M. Interpersonal and noninterpersonal interactions, interpersonal motive, and the effect of frustrated motives // Personality and Social Psychology Bulletin. 2006. Vol. 32. Pp. 1126–1139. 68. Yaughn E., Nowicki S. Jr. Close relationships and complementary interpersonal styles among men and women // Journal of Social Psychology. 1999. Vol. 139. Pp. 473–478.
478
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 69. Markey P. M., Markey C. N. Romantic ideas, romantic obtainment, and relationship experiences: the complementarity of interpersonal traits among romantic partners // Journal of Social and Personal Relationships. 2007. Vol. 33. Pp. 517–533. 70. Sadler P., Ethier N., Woody W. Interpersonal complementarity // Handbook of interpersonal psychology: theory, research, assessment and therapeutic interventions / Ed. L. W. Horowitz, S. Strack. Hoboken, New Jersey: Wiley, 2011. Pp. 123–143. 71. Tracey T. J. An examination of the complementarity of interpersonal behavior // Journal of personality and social psychology. 1997. V. 67. P. 864–878. 72. Tracey T. J. Levels of interpersonal complementarity: a simplex representation // Personality and social psychology bulletin. 2004. Vol. 30. Pp. 1211-1225. 73. Moscowitz D. S., Ho M.-H. R., Turkotte-Tremblay A.-M. Contextual influences on interpersonal complementarity // Personality and Social Psychology Bulletin. 2007. Vol. 33. Pp. 1051–1063.
Поступила в редакцию 24.07.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
479
THE COMPLEMENTARITY OF INTERPERSONAL RELATIONS AND THE SOCIAL INTELLIGENCE OF STUDENTS © S. V. Scherbakov Bashkir State University 32 Zaki Validi st, 450074 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia. Phone: + 7 (347) 273 67 27. E-mail: [email protected] As a result of interviews with the students of the psychology department of Bashkir State university the set of everyday conflict situations has been picked up and a new situational judgment test of social intelligence was worked out. The positive correlations between social intelligence and the stability and harmony of relations between university students were discovered. The main purpose of our current investigation was to explore the correlations between the social intelligence of university students and the complementarity of interpersonal relations between them and university teachers. The significant positive correlation between social intelligence and complementarity scores on the affiliation axis of the IMI-C test has been obtained. We may conclude that this fact implies that students with high social intelligence are able to self-control and affiliation in conflict situations. Keywords: social intelligence, interpersonal relations, complementarity Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Scherbakov S. V. The Complementarity of Interpersonal Relations and the Social Intelligence of Students // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 459–481.
REFERENCES 1. 2. 3. 4.
5.
6. 7. 8. 9. 10. 11. 12. 13.
Prakticheskii intellekt [Practical Intelligence]. Ed. R. Dzh. Sternberga Saint Petersburg: Piter, 2002. 272 pp. Belova S. S. Sotsial'nyi i emotsional'nyi intellekt: ot protsessov k izmereniyam. Ed. D. V. Lyusina, D. V. Ushakova. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2009. Pp. 187–215. Luneva O. V. Chelovecheskii potentsial. 2008. No. 4. Pp. 177–182. Seidel K. Social intelligence and auditory intelligence – useful constructs?: dissertation zur erlangung des akademischen grades doktor der philosophie. Magdeburg, 2007. URL: http://diglib.uni-magdeburg.de/Disserta tionen/2007/kriseidel.pdf Weis S. Theory and measurement of social intelligence as a cognitive performance construct: dissertation zur erlangung des akademischen grades doktor der philosophie. Magdeburg, 2008. URL: http://diglib.unimagdeburg.deDissertationen/2008/suzweis.pdf Landy F. J. A critique of emotional intelligence: what are the problems and how can they be fixed? Ed. K. R. Murphy. New Jersey: Law-rence Erlbaum Associates, 2006. Pp. 81–123. Thorndike E. L. Harper’s Magazine. 1920. Vol. 140. Pp. 227–235. Hunt T. Journal of Applied Psychology. 1928. Vol. 12(3). Pp. 317–334. Vernon P. E. Journal of Social Psychology. 1933. Vol. 4. Pp. 42–57. Kihlstrom J. F., Cantor N. Cambridge handbook of intelligence. Ed. R. Sternberg, S. B. Kaufman. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. Pp. 564–580. Kihlstrom J. F., Cantor N. Handbook of intelligence. Ed. R. J. Sternberg. Cambridge: Cam-bridge University Press, 2000. Pp. 359–379. O’Sulliva. Moscow, Guilford J. P. Journal of educational measurement. 1975. Vol. 67. Pp. 255–271. Luneva O. V. Chelovecheskii potentsial. 2009. No. 1. Pp. 223–229.
480
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5 14. Luneva O. V. Sotsial'nyi intellekt: istoriya izucheniya i osnovnye modeli [Social Intelligence: the History of Study and Basic Models]. Moscow: Izd-vo Mosk. gumanitar-nogo un-ta, 2009. 124 pp. 15. Cantor N., Kihlstrom J. F. Personality and social intelligence. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1987. 200 p. 16. Weis S., Süß H. M. An international handbook of emotional intelligence. Ed. R. Schulze, R. D. Roberts. Göttingen: Hogrefe. 2005. Pp. 203–230. 17. Weis S., Süß H. M. Personality and individual differences. 2007. Vol. 42. Pp. 3–14. 18. Sternberg R. J. The triarchic mind: a new theory of human intelligence. New York: Viking, 1986. 354 pp. 19. Albrecht K. Social intelligence: the new science of success. San Francisco: Jossey-Bass, 2006. 289 pp. 20. Goleman D. Social intelligence: the new science of social relationships. New York: Bantam Books, 2006. 413 pp. 21. Bar-On R., Maree J. G. International handbook on giftedness. Ed. Shavinina. Springer Science+Business Media B. V., 2009. Pp. 559–570. 22. Ang S., Dyne V. L. Handbook of cultural intelligence: theory, measurement, and applications. Ed. S. Ang, L. Van Dyne. Ar-monk-New York-London: M.E. Sharpe, Inc., 2008. Pp. 3–15. 23. Ascalon D. J., Schleicher D. J., Born M. P. Cross-cultural social intelligence: an assessment for employees work-ing in cross-national contexts // Purdue CIBER Working Papers. Paper 42, 2006. URL: http://docs.lib.purdue. edu/ciberwp/42 24. Dyne V. Leningrad, Ang S., Koch C. K. Contemporary leadership and intercultural competence: exploring the cross-cultural dynamics within organization. Ed. M. A. Moodian. Thousand Oaks: Sage Publications, 2009. Pp. 233–254 25. Wawra D. European Journal of English Studies. 2009. Vol. 13. No. 2. Pp. 163–177. 26. Znakov V. V. Voprosy psikhologii. 2002. No. 6. Pp. 45–54. 27. Larina A. D. Voprosy psikhologii. 2010. No. 3. Pp. 75–83. 28. Katagiri Y. IPSJ Magazine. Vol. 44. No. 12. 2003. Pp. 1233–1238. 29. Green W., de Reuter B. The design and evaluation of interactive systems with perceived social intelligence: five challenges. 2008. URL: http:/www.boris.borderit.com/docs/SID08-Green.pdf 30. Vekker L. M. Psikhika i real'nost': edinaya teoriya psikhicheskikh protsessov [The Mentality and Reality: a Unified Theory of Mental Processes]. Moscow: Smysl: Per Se, 2000. 685 pp. 31. Abul'khanova-Slavskaya K. A. Psikhologicheskii zhurnal. 1994. No. 4. Pp. 39–55. 32. Kunitsyna V. N., Kazarinova N. V., Pogol'sha V. M. Mezhlichnostnoe obshchenie. Uchebnik dlya vuzov [Interpersonal Communication. Textbook for High School]. Saint Petersburg: Pi-ter, 2001. 544 pp. 33. Yuzhaninova A. L. Problemy otsenivaniya v psikhologii: mezhvuz. nauch. sb.. Ed. L. P. Doblaeva. Saratov: Izd-vo Saratov. un-ta, 1984. Pp. 63–67. 34. Labunskaya V. A. Ne yazyk tela, a yazyk dushi! Psikhologiya neverbal'nogo vyrazheniya lichnosti [Not a Body Languge, but Language of a Soul! Psychology of Nonverbal Expressions of Personality]. Rostov-on-Don: Feniks, 2009. 344 c. 35. Barker R. G. Ecological psychology: concepts and methods for studying the environment of human behavior. Stanford. California: Stanford University Press, 1968. 242 pp. 36. Khekkhauzen Kh. Motivatsiya i deyatel'nost' [Motivation and Action]. Saint Petersburg: Piter; M: Smysl, 2003. 860 c. 37. Mischel W. Psychological Review. 1973. Vol. 80. Pp. 252–283. 38. Mischel W. Annual Review of Psychology. 2004. Vol. 55. Pp. 1–22. 39. Ford M. International handbook of personality and intelligence. Ed. D. H. Sakloefske, M. Zeidner. New York: Plenum Press, 1995. Pp. 125–143. 40. Kashapov M. Moscow, Bashkin M. V. Psikhologiya konfliktnoi kompetentnosti: ucheb. Posobie [Psychology of Conflict of Competence: Textbook]. Yaroslavl: Yar-GU, 2010. 128 c. 41. de Meijer L. A. L. and Born M. Ph. Online Readings in Testing and Assessment, International Test Commission. Erasmus University Rotterdam. 2009. URL: http://www.intestcom.org/publications/Orta/the_situational_judgment_test.php 42. Stagl C. K. The construct validity of a situational judgment test in a maximum performance context: a dissertation submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. Orlando, Florida. 2006. URL: http://etd.fcla.edu/CF/CFE0001309/Stagl_Kevin_Pp. 200608_PhD.pdf 43. Weekly J. A., Ployhart R. E. Situational judgment tests: theory, method and application. Ed. J. A. Weekly, R. E. Ployhart. New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, 2006. Pp. 1–12. 44. Shcherbakov S. V. Sotsial'nyi intellekt i professional'naya kompetentnost' inzhenerno-tekhnicheskikh rabotnikov: monografiya [Social Intelligence and Professional Competence of Engineering Staff: Monograph]. Ufa: RITs BashGU, 2011. 170 pp. 45. Walker R. E., Foley J. M. Psychological Reports. 1973. Vol. 33. Pp. 839–864.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
481
46. Bailey R. Journal of international research and development. 2002. Vol. 22, No. 2. Pp. 163–173. 47. Emel'yanov Yu. N. Aktivnoe sotsial'no-psikhologicheskoe obuchenie [Active Socio-Psychological Training]. Leningrad: Izd-vo LGU, 1985. 167 pp. 48. Belitskaya A. G. Subaekt i sotsial'naya kompetentnost' lichnosti. Ed. A. V. Brushlinskogo. Moscow: Institut psikhologii RAN, 1995. Pp. 24–108. 49. Ushakov D. V. Sotsial'nyi intellekt: teoriya, izmerenie, issledovanie. Ed. D. V. Lyusina, D. V. Ushakova. Moscow: Institut psikhologii RAN, 2004. Pp. 11–28. 50. Fedorova E. A. Sotsial'nyi intellekt kak faktor formirovaniya otnosheniya k sotsial'no-znachimym obaektam u predstavitelei razlichnykh etnicheskikh grupp: dis. ... kand. psikhol. nauk. Yaroslavl, 2009. 306 c. 51. Myasishchev V. N. Psikhologiya otnoshenii [Psychology of Relationships]. Ed. A. A. Bodaleva. Moscow: prakticheskoi psikhologii, 1995. 356 pp. 52. Anan'ev B. G. Psikhologiya i problemy chelovekoznaniya [Psychology and the Problems of Anthropology]. Ed. A. A. Bodaleva. Moscow: Institut praktiche-skoi psikhologii, 1996. 384 pp. 53. Zhuravlev A. Leningrad, Sosnin V. A., Krasnikov M. A. Sotsial'naya psikhologiya: uchebnoe posobie [Social Psychology: Textbook]. Moscow: FORUM: INFA-M, 2006. 416 pp. 54. Scarvalone P., Fo. Moscow, Safran J. D. Interpersonal cognition. Ed. M. W. Baldwin. New York-London: Guilford Press, 2005. Pp. 359–387. 55. Kronik A. A., Kronik E. A. Psikhologiya chelovecheskikh otnoshenii [Psychology of Human Relations]. Dubna: Feniks: Kogito-Tsentr, 1988. 214 pp. 56. Leary T. Interpersonal diagnosis of personality: a functional theory and methodology for personality evaluation. New York: Ronald Press Company, 1957. 518 pp. 57. Locke K. D. Journal of Personality Assessment. 2000. Vol. 75. Pp. 249–267. 58. Locke K. D. Handbook of interpersonal psychology: theory, research, assesment and therapeutic interventions. Ed. by L. W. Horowitz, S. Strack. Hoboken, New Jersey: Wiley, 2011. Pp. 313–324. 59. Pincus A. Vol. 5. Handbook of psychology: personality and social psychology. Ed. N. Millon, M. Lerner. Hoboken, NJ: Wiley, 2003. Pp. 209–229. 60. Carson R. C. Interpersonal behavior: history and practice of personality theory. Chicago: Adline Pub. Co., 1969. 306 pp. 61. Gurtman M. W. Social and personality psychology compass. 2009. Vol. 3. 62. Sullivan H. S. Psychiatry: Journal for the study of interpersonal processes. 1950. Vol. 13. Pp. 317–332. 63. Kiesler D. J. Psychological Review. 1983. Vol. 90. Pp. 185–214. 64. Kiesler D. J., Schmidt J. A. The impact message inventory ‒ circumplex (IMI-C) Manual. 2006. URL: http://www.safranlab.net/uploads/7/6/4/6/7646935/impact_message_inventory_manual.pdf 65. Orford J. Psychological Review. 1986. Vol. 93. Pp. 365–377. 66. Dyer D. C., Horowitz L. W. Journal of personality and social psychology. 1997. Vol. 72. Pp. 592–603. 67. Shechtman N., Horowitz L. M. Personality and Social Psychology Bulletin. 2006. Vol. 32. Pp. 1126–1139. 68. Yaughn E., Nowicki S. Jr. Journal of Social Psychology. 1999. Vol. 139. Pp. 473–478. 69. Markey P. Moscow, Markey C. N. Journal of Social and Personal Relationships. 2007. Vol. 33. Pp. 517–533. 70. Sadler P., Ethier N., Woody W. Handbook of interpersonal psychology: theory, research, assessment and therapeutic interventions. Ed. L. W. Horowitz, S. Strack. Hoboken, New Jersey: Wiley, 2011. Pp. 123–143. 71. Tracey T. J. Journal of personality and social psychology. 1997. Vol. 67. Pp. 864–878. 72. Tracey T. J. . Personality and Social Psychology Bulletin. 2004. Vol. 30. Pp. 1211-1225. 73. Moscowitz D. S., Ho M.-H. R. Personality and Social Psychology Bulletin. 2007. Vol. 33. Pp. 1051–1063 Received 24.07.2013.
482
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
УДК 681 ВЕБ-ЗАДАНИЯ ТИПА WEBQUESTS В ПРЕПОДАВАНИИ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА В ЭКОНОМИЧЕСКОМ ВУЗЕ: ОПРЕДЕЛЕНИЕ, КЛАССИФИКАЦИЯ, ПУТИ ВНЕДРЕНИЯ В ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС © Е. В. Ливская Финансовый университет при правительстве РФ Россия, 248016 г. Калуга, ул. Чижевского, 17. Тел.: +7 (4842) 76 23 69. E-mail: [email protected] Стремительное развитие информационных технологий и неизбежность их внедрения в образовательный процесс требует от современного преподавателя иностранных языков в вузе не только знаний по предмету, но также компетентности в области применения ИКТ. В статье обосновывается целесообразность использования проблемно-поисковых веб-заданий в процессе обучения студентов неязыковых вузов (экономических) иностранному языку, на примере следующих форматов заданий: Hotlist, Scrapbook, Treasure Hint, WebQuest. Предлагаются пути внедрения веб-заданий в образовательный процесс с учетом уровня их сложности и уровня подготовленности преподавателя и студентов. Анализируются преимущества и трудности работы с ними. Приводятся конкретные примеры успешного использования проблемно-поисковых заданий на семинарах по иностранному языку и в самостоятельной внеаудиторной работе студентов в экономическом вузе. Ключевые слова: компьютерные коммуникационные технологии, ИКТ в преподавании иностранных языков, инновационная деятельность, проблемно-поисковые задания, веб-задания.
Интенсивное развитие компьютерных технологий за последние несколько лет, а также их использование в учебном процессе привели к значительным изменениям в системе образования. Эти изменения затронули не только структуру, методологию и технологии процесса обучения, но и его стратегическую ориентацию. Главная цель системы образования сегодня – научить человека учиться [1, с. 15]. Простого воспроизведения усвоенных знаний оказывается недостаточно для развития критического мышления обучающихся, необходимы усилия по развитию их активной познавательной позиции, эффективной самостоятельной деятельности. Не удивительно, что акцент в развитии педагогических технологий делается на обучение умению самостоятельно находить необходимую информацию, выделять проблемы и искать пути их решения, критически анализировать полученные знания и применять их на практике. В последнее время в экономических неязыковых вузах успешно применяются веб-задания определенных форматов на занятиях по иностранному языку. Как известно, проблемно-поисковый метод основан на использовании подобных веб-заданий. Наиболее востребованные и популярные форматы проблемно-поисковых заданий разработаны американскими педагогами. Это задания типа Hotlist, Multimedia Scrapbook, Treasure Hunt, WebQuest, подробное описание которых можно найти на сайтах Filamentality, Error! Hyperlink
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
483
reference not valid. Именно применение подобных веб-заданий помогает гармонично интегрировать новые педагогические технологии в учебную программу. Начнем с Hotlist (Полезный список), пожалуй, наиболее простого в использовании из существующих веб-заданий [2, с. 187]. Преподаватель подбирает интересные и полезные сайты по исследуемой теме и размещает их в собственном/университетском блоге или сайте. Заранее подготовленный список электронных ресурсов существенно экономит время, которые студенты могут затратить на поиск в Интернете, а потому наиболее эффективен в слабых группах, когда 1) у студентов еще недостаточно технических навыков для самостоятельного поиска информации, 2) заявленная тема задания новая и может представлять сложности для студентов, 3) студенты и преподаватель ограничены во времени для выполнения задания. С другой стороны, составление Hotlist можно преобразовать и в творческое задание для самих студентов. В рамках проекта «История экономических учений» студенты могут быть разделены на группы с индивидуальным заданием по поиску и подбору сайтов по соответствующим периодам – Античность, Средневековье, эпоха Просвещения и т.д. Другой пример: тема «Конкуренция» может быть представлена списками сайтов по следующим направлениям: «Модная индустрия (индустрия красоты)», «Автомобили, транспортные средства», «Информационные технологии, интернет» и пр. Таким образом, студенты взаимодействуют с аутентичным материалом на иностранном языке, развивают навыки различных видов чтения, письма и оттачивают навыки командной работы. Можно сделать вывод, что полезный список – это легкий и эффективный способ внедрения Интернет-ресурсов в процесс обучения, который • уже содержит дополнительный учебный материал, который можно варьировать по степени сложности; • существенно уменьшает время, затрачиваемое студентами на поиск информации; Еще одно свойство полезного списка – это возможность его постоянного обновления и дополнения в то время, когда это удобно преподавателю или студентам. Следующий вид веб-задания – Multimedia Scrapbook (Мультимедийный альбом). Его использование оправдано и является эффективным, когда у студентов уже есть определенное представление об исследуемой теме [3, с. 117]. Задача преподавателя -поиск в Интернете и подбор различных ресурсы по данной теме и их последующая классификация по категориям (фото, карты, текст, цитаты, аудио- или видеоматериал, виртуальные туры и т.д.) на веб-странице. Используя подобные альбомы, студенты выполняют всевозможные и разнообразные задания по теме: доклады, презентации (со слайдами), коллажи, создают собственные веб-страницы и т.д. Этот формат задания: • не ограничивает преподавателя и студентов в выборе того, как именно будет выполнено и представлено то или иное задание; • способствует развитию критического мышления, ориентирует студентов на самостоятельную работу; • на определенном этапе позволяет синтезировать различные материалы и логически их организовывать, выбирать наиболее интересный аспект темы. Subject Sampler (Образец постановки проблемы) – особый вид задания, позволяющий выявить интересующие студентов аспекты темы и нацелить их на критическую оценку по-
484
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
лученной информации. Преподавателям уместно использовать Образец постановки проблемы, когда: • необходимо сфокусировать внимание студентов на последующем подробном изучении проблемы; • необходимо вызвать интерес студентов к исследуемой проблеме или отдельному ее аспекту; • существует ряд качественных авторитетных источников по интересующей теме. Создавая Образец постановки проблемы, преподаватель подбирает определенное число веб-сайтов, посвященных обсуждаемой теме или каким-то образом относящихся к ней, обычно не более шести-семи. Желательно, чтобы выбранные сайты содержали обширную информацию, охватывающую различные аспекты проблемы, и включали последующие вопросы и задания. Непосредственно после изучения веб-материала студентами (во внеаудиторное время, например) преподаватель организует дискуссию по исследуемой теме, где студенты выражают свои мнения и суждения по поводу прочитанного и по поводу проблемы в целом. Удобство использования Образца постановки проблемы в том, что он не требует от студентов академических, глубоких знаний по обсуждаемой проблеме, и его можно использовать на начальном этапе изучения темы. Одной из ключевых целей введения подобных заданий в учебный процесс является фокусирование внимания аудитории на определенной проблеме, а также выявление конкретных аспектов данной темы (с помощью преподавателя) для дальнейшей их тщательной проработки. Таким образом, Образец постановки проблемы: • обеспечивает (при должной предварительной подготовке, разумеется) активную дискуссию на оригинальном языке; • позволяет обучаемым проводить анализ полученной информации и выражать свое мнение; • помогает преподавателя выделить темы и проблемы, наиболее актуальные и вызывающие отклик у студенческой аудитории; • достаточно прост в использовании. Известно, что современное студенты часто воспринимают Интернет как гигантскую энциклопедию и соответственно используют его как источник получения информации. Задача преподавателей в этом случае – тактично направлять и фильтровать этот поиск с целью нахождения качественной и полезной информации [4]. Облегчить эту задачу может формат задания Treasure Hunts (Поиск Сокровищ). Его эффективность обусловлена возможностью получения студентами базовую информацию по выбранной теме – но в том случае, когда веб-ресурсы оказываются более удобными в использовании, нежели остальные материалы (например, при изучении актуальных экономических понятий и примет времени, которые еще не так тщательно и подробно освещены на бумажных носителях). Задача преподавателя – 1) подбор необходимого материала, весьма разнообразного по форме представления (текст, графические изображения, аудио- и видеоматериал), 2) создание списка ссылок и последующее их размещение на веб-странице. Каждая ссылка сопровождается отдельным вопросом или рядом вопросов. Таким образом, внимание студентов направляется на именно те аспекты проблемы, которые преподаватель считает наиболее важными. Ито-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
485
говый этап работы над заданием предполагает суммарный вопрос, при ответе на который студентам понадобится синтезировать уже полученные знания, благодаря чему у них и сформируется глубокое понимание проблемы. Подобный тип веб-задания • ориентирует студентов на изучение конкретного материала по данной проблеме; • предполагает взаимодействие в команде, ведение дискуссии и нахождение некоей «золотой середины» в ходе обсуждения проблемы; • направлен на использование студентами критического мышления и способности делать самостоятельные выводы. WebQuest (Веб-поиск) – один из самых сложных видов веб-заданий, которое предполагает работу с большим объемом материала, исследовательскую деятельность и критическое осмысление информации. Веб-поиск объединяет в себе идеи проектного метода и игровых технологий, в частности квестов. Под квестом (от англ. quest – путешествие) понимаем компьютерную игру, целью которой является достижение определенной цели игроком (выполнение ряда заданий или прохождение определенного маршрута) благодаря собственным знаниям и умениям и помощи других участников квеста. Оправданным является использование веб-поиска на завершающей стадии исследования той или иной проблемы, когда студенты уже обладают необходимой информацией, имеют определенные навыки самостоятельного поиска и отбора электронной информации. С какой целью преподаватель может использовать Веб-поиск? • Для стимулирования мотивации студентов при решении сложных противоречивых проблем; • Для достижения студентами глубокого осмысления и понимания разнообразных аспектов проблемы; • Для знакомства обучающихся с вариативными интерпретациями темы или проблемы; • Для развития или оттачивания навыков работы в команде. Принято использовать в процессе обучения два основных вида веб-поиска – краткий и полный. Очевидно, что цель краткого варианта – аккумуляция и освоение информации. Цель полного варианта – расширение и углубление познаний в той или иной области. От студента в таком случае требуется не только ознакомиться с материалом, но также проанализировать информацию и продемонстрировать понимание материала, представив некую концепцию для обсуждения [5]. При создании данного задания преподаватель выбирает какую-либо противоречивую тему или многостороннюю проблему, которая не имеет однозначной интерпретации. Это могут быть последние события в мире, социальная, экологическая или этическая проблема и т.д. Например, проблема негуманного обращения с животными. Используя ресурсы Интернета, студенты исследуют и анализируют данную проблему и предлагают свое решение (или решения). На первом этапе обучающимся необходимо предоставить базовую, общую информацию, чтобы сформировать представление о теме/проблеме: в рамках темы негуманного обращения с животными это могут быть видеоматериалы организаций PETA, Greenpeace, журнальные или газетные публикации, интервью известных деятелей и/или обычных граждан. На следующем этапе аудитория делится на группы, каждая из которых работает над
486
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
конкретным заданием и имеет определенную роль в рамках выполнения проекта. Работая в парах и группах, студенты обрабатывают и анализируют информацию и становятся «экспертами» по тому или иному аспекту темы, например: уместность использования организациями агрессивных методов пропаганды, действие подобных организаций в вашей городе и ваше отношение к ним. Практическим и финальным итогом всей работы может быть публикация результатов исследования в блоге или сайте университета. Таким образом, структура веб-поиска предполагает использование следующих компонентов [6–7]: • введение (формулирование темы, базовая информация по данной проблеме); • целеполагание (перечень целей и задач, решить которые необходимо студентам); • источники (список веб-сайтов, содержащих информацию по проблеме); • подробный план (детальное описание этапов работы, конкретных целей и матералов для каждой группы); • оценивание (оценочная шкала работы студентов); • заключение (предполагаемые итоги и выводы работы, сформулированные преподавателем). Разумеется, можно смело назвать веб-поиск полезным и эффективным заданием в рамках курса иностранного языка, т.к. благодаря введению подобного типа заданий: • студенты получают доступ к актуальной информации из различных источников; • развивают навыки критического мышления; • улучшают навыки общения и ведения дискуссии. В заключение мы подробно остановимся на разборе ресурса ESLvideo.com, представляющего собой программу по созданию динамических тестов, которые преподаватель может разместить у себя на сайте или в блоге, или предложить студентам на семинаре (при условии использования интерактивных средств).На сайте www.eslvideo.com имеется библиотека уже готовых тестовых заданий, которые разделены по двум параметрам: • тематическому (подбор нужных примеров осуществляется поиском по ключевым словам и тэгам); • уровневому (разделение заданий по уровню подготовки студентов: от beginning (начинающий) до high intermediate (достаточно свободное владение языком)). Отдельные разделы сайта содержат последние загруженные задания – New Quizzes и задания, созданные ранее, – Archived Quizzes. Что представляет собой ESLvideo Quiz? Данный ресурс позволяет создать насыщенную динамическую тестовую систему, состоящую из видеоматериала (как правило, это отрывок выступления, новостей, интервью с известными людьми), ряда контрольных вопросов и – при необходимости – распечатки текста (в случае работы с еще не подготовленными к данному виду задания студентами или студентами уровня low intermediate и ниже). После просмотра видеоматериала студентам дается определенное время для ответа на вопросы, касающиеся содержания данного отрывка. Как правило, вопросы составлены по принципу multiple choice и затрагивают ключевые аспекты видеоматериала. Анализируя библиотеки вебсайта, можем выделить следующие принципы построения заданий:
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
487
• Видеоматериал представляет собой фрагмент (или законченное произведение) профессионально созданного учебного кинофильма, как правило, с использованием титров – акцентуацией ключевых слов/предложений/понятий задания; • Видеоматериал взят из художественного фильма и по тематике соответствует профилю задания; • В качестве видеоматериала используется музыкальный клип; • Видеоматериал создан непосредственно автором задания и произвольно может сопровождаться дополнительными слайдами. В рамках начального уровня (beginning) задания формируются по следующему принципу: в качестве базового материала выбирается песня/песенный отрывок известного исполнителя, - а контрольные вопросы к ней (нему) представляют собой отдельные предложения из песни с пропущенными словами или словосочетаниями. В некоторых случаях появляется еще один, дополнительный раздел в рамках задания, – транскрипт текста песни. Подобного рода задания могут быть использованы при работе над лингвистическим тематическим материалом, либо с отдельными грамматическими понятиями. Например, задание ESL Video Quiz: comparatives and superlatives http://www.eslvideo.com/esl_video_quiz_beg inning.php?id=14879 направлено на закрепление грамматических понятий «Степени сравнения прилагательных в английском языке» на материале известных молодежных фильмов (Harry Potter, Twilight), тв-шоу и компьютерных игр. Интенсивное развитие компьютерных технологий за последние несколько лет, а также их использование в учебном процессе привели к значительным изменениям в системе образования. Эти изменения затронули не только структуру, методологию и технологии процесса обучения, но и его стратегическую ориентацию. Не удивительно, что акцент в развитии педагогических технологий делается на обучение умению самостоятельно находить необходимую информацию, выделять проблемы и искать пути их решения, критически анализировать полученные знания и применять их на практике. Именно эти предпосылки способствовали стремительному и успешному внедрению в образовательный процесс (в частности, преподавание иностранных языков) проблемно-поисковых заданий, сама специфика которых требует от студента включения критического самостоятельного мышления, совершенствования навыков работы с Интернет-ресурсами. Пожалуй, среди основных сложностей, возникающих при работе с webquests, выделим: • недостаточность технических знаний и навыков преподавателя и/или обучаемых; • отсутствие в университете достаточного количества аудиторий, оснащенных компьютерами и имеющими выход в Интернет (при выполнении заданий в аудиторное время); • трудности с поиском студентами выхода в Интернет за пределами вуза; • недостаточность предварительной подготовки студентов к предстоящей самостоятельной работе. Таким образом, данный тип заданий, полностью базирующийся на активном использовании информационных Интернет-ресурсов, можем использовать в преподавании иностранных языков для достижения конкретной образовательной цели, например, обучения языковой и речевой компетенций. Более того, проблемно-поисковые задания способствуют
488
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
развитию навыков осуществления поиска нужного материала, критической оценки качества представленной информации и логичной ее интерпретации, наряду с умением избирательно использовать информацию, анализировать ее, перерабатывать и представлять в разнообразных формах, другими словами, постоянно повышать уровень информационной компетенции обучающихся. ЛИТЕРАТУРА 1.
2.
3. 4.
5.
6. 7.
Ливская Е. В. Мультимедиа в образовании: Современные педагогические и информационные технологии в преподавании иностранных языков. Обучение навыкам работы с интерактивными ресурсами: Учебно-методическое пособие. Часть II. Калуга, 2012. 153 c. Ливская Е. В., Панова О. В. Условия успешной интеграции блог-технологий в процесс преподавания иностранных языков // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2012. № 11. С. 187–191. Титова С. В. Информационно-коммуникационные технологии в гуманитарном образовании: теория и практика: Учебное пособие для вузов. М., 2009. 259 c. Титова С. В., Авраменко А. П. Эволюция обучения в преподавании иностранных языков: от компьютера к смартфону // Вестник Московского университета. Серия XIX. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2013. № 1. URL: http://titova.ffl.msu.ru/for-teachers/our-portfolio.html Трифонова С. А. Методологические подходы к формированию готовности педагогов к реализации инновационной деятельности // Гуманитарные и социальные науки. 2012. №1. URL: http://hses-online.ru /2012/01/13_00_01/25.pdf Anderson T. Distance learning – social software's killer ap? ODLAA 2005 Conference. URL: http://www.unisa. edu.au/odlaaconference-/PPDF2s/13%20odlaa%20-%20Anderson.pdf Lee S., Berry M. Effective E-Learning through Collaboration // Coming of Age: Introduction to the new world wide web. 2006. P. 20–24. URL: http://www.terry-freedman.org.uk/db/web2/ Поступила в редакцию 05.09.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
489
USING WEBQUESTS IN FOREIGN LANGUAGES TEACHING IN ECONOMIC UNIVERSITIES: DEFINITION, CLASSIFICATION, METHODS OF USING IN THE EDUCATIONAL PROCESS © E. V. Livskaya Financial university under the Government of the Russian Federation, Kaluga Branch 17 Chizhevskii Street, 248016 Kaluga, Russia. Phone: +7 (961) 126 71 86. E-mail: [email protected] Intensive developing of computing technologies and the necessity of using them in the educational process ask a modern teacher to possess both skills on a discipline and knowledge of information technologies. The paper analyzes the reasons of using webquests in the process of teaching foreign languages, and focuses on the following formats of webquests like HotList, Treasure Hunt, WebQuest, etc. Pros and cons of using them in the educational process are analyzed as well. The most popular up-to-date webquests are classified starting with the simplest programs like Hotlist and up to the most sophisticated platforms, for example WebQuest. The paper offers a possible review of webquest platforms and programs and explores their educational potential also giving certain examples of efficient using of the web quests either at seminars or during students’ self-work in economic universities. Keywords: higher education, computer communicating technologies, foreign languages teaching, webquests, innovative activities. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Livskaya E. V. Using Webquests in Foreign Languages Teaching in Economic Universities: Definition, Classification, Methods of Using in the Educational Process // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 480–487.
REFERENCES 1.
2. 3.
4. 5. 6. 7.
Livskaya E. V. Mul'timedia v obrazovanii: Sovremennye pedagogicheskie i informatsionnye tekhnologii v prepodavanii inostrannykh yazykov. Obuchenie navykam raboty s interaktivnymi resursami: Uchebno-metodicheskoe posobie [Multimedia in Education: Modern Pedagogical and Information Technologies in Teaching Foreign Languages. Skills Training of Interactive Resources Usage: Methodical Manual]. Chast' II. Kaluga, 2012. 153 c. Livskaya E. V., Panova O. V. Aktual'nye problemy gumanitarnykh i estestvennykh nauk. 2012. No. 11. Pp. 187–191. Titova S. V. Informatsionno-kommunikatsionnye tekhnologii v gumanitarnom obrazovanii: teoriya i praktika: Uchebnoe posobie dlya vuzov [Information and Communication Technologies in Humanities Education: Theory and Practice: Textbook for High Schools]. Moscow, 2009. 259 c. Titova S. V., Avramenko A. P. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya XIX. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommu-nikatsiya. 2013. No. 1. URL: http://titova.ffl.msu.ru/for-teachers/our-portfolio.html Trifonova S. A. Gumanitarnye i sotsial'nye nauki. 2012. No. 1. URL: http://hses-online.ru /2012/01/13_00_01/25.pdf Anderson T. Distance learning – social software's killer ap? ODLAA 2005 Conference. URL: http://www.unisa. edu.au/odlaaconference-/PPDF2s/13%20odlaa%20-%20Anderson.pdf Lee S., Berry M. Coming of Age: Introduction to the new world wide web. 2006. Pp. 20–24. URL: http://www.terry-freedman.org.uk/db/web2/ Received 05.09.2013.
490
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
THE RELATIONSHIP BETWEEN THE INDIVIDUAL AND SOCIETY IN THE PLAYS OF TENNESSEE WILLIAMS © N. V. Krylova Petrozavodsk State University 33, Lenin Street, 185910, Petrozavodsk, Republic of Karelia, Russia. E-mail: [email protected] This article shows how dramatic works of Tennessee Williams serve as a clue to understanding the position of an artist in today’s world and the relationship between the individual and society as expressed in his plays, interviews and memoirs. The characters of these plays are forced to reassess the quotidian values represented by all that is material and monetary against the backdrop of an examined life. The artist is viewed by the playwright as a true visionary who can see the light in the darkness, who can discover hope in the midst of despair and who can still find and create beauty in the everyday life of an increasingly violent world. Keywords: Tennessee Williams, drama, individual vs. society, the role of an artist in relationship to the changing needs of society, the American dream, symbolism, text analysis. America doesn’t need artists because they don’t count in America; artists have no more place in American life that the employers of the weekly pictorial magazine staffwriters have in the private life of a Mississippi novelist. William Faulkner. On Privacy: the American Dream: What Happened to It. They are hell-bent upon I, and such is the force of their unconscious deathwish and if all the artists and philosophers should unite to oppose them, by this opposition they could only enact a somewhat comical demonstration, suitable for the final two minutes of a television newscast: desperate farmers driving their pigs and goats up the stately Capitol steps would be scarcely more consequential… We do not wish to destroy. We are powerless to prevent. Tennessee Williams. The Misunderstandings and Fears of an Artist’s Revolt.
The title of the article is taken from an interview with Tennessee Williams during which the interviewer defined the role of an artist in a society as “an unacknowledged legislator of the world” [9, p. 50]. Tennessee Williams’s own ideas on the issue, less categorical, are expressed in the epigraph to this article. This article studies the playwright’s insight into the position of an artist in today’s world and the relationship between the individual and the society as expressed in his plays and in some of his interviews and memoirs. The fabric of Williams’s social life begs for close inspection. The current reassessment of many traditional values now occurring in America, combined with the many concomitant social and political cataclysms of the beginning of the 21st century make this study especially timely. The inability to self-determine one’s destiny, to outline the power over one’s individual being no longer suppressed by the whims of a larger society is a mainstay of literature. William Faulkner defines the American dream as “a sanctuary on the earth for individual man: a condition in which he could be free not only of the old established closed-corporation hierarchies of arbitrary power which had oppressed him as a mass, but free of that mass into which the hierar-
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
491
chies of church and state had compressed and held him individually thrilled and individually impotent” [6, p. 33]. In this definition Faulkner is rather pessimistic about the role of an artist in today’s world calling him “the champion of the weak and the oppressed” for whom “America hasn’t found any place” [6, p. 38]. Tennessee Williams shares Faulkner’s bitter skepticism and speaks disparagingly of the rags-to-riches Cinderella story, as a destructive national myth, for the fate of his own characters is to miss the life’s party. Charles Bigsby, one of the best critics on Williams, supports this suggestion in his brilliant analysis of The Glass Menagerie. Acknowledging the political and social dimensions of Williams’s plays, he concludes “At the same time [Williams] was wedded to art, whose power does lie in its ability to outlive even the traumas of history” [5, p. 43]. The choice of society’s outcasts as the subject was not accidental. Not only is it connected with his own “inner immigration” caused by family dramas and homosexuality leading to the theme of escape in his plays, but, more importantly, it reflects his message to contemporary society, his profound existential despair. Williams’s works represent a cry against the oppressors of the human spirit and asserts the right to be different and weak in the realm of the American dream, the realm of financial and social success. The play that best illustrates this point is Camino Real, the play that was greatly underestimated and severely criticized during Williams’s lifetime. In The Cambridge Companion to Tennessee Williams, edited by Matthew C.Roudané, Jan Balakian describes Camino Real as an “allegory about the fifties” [4, p. 67], the time when the romantic ideals of valor, nobility and honor gave way to desperation. Interviewed on the subject, Williams said that the play had presented the dilemma of an individual caught in a fascist state and was an expression of his belief in the difficulties of romanticism in a predominantly cynical world [8]. The play was attacked and labeled as anti-American and leftist. For Williams, however, the Red Scare became analogous to the “real road” in his play, where fascism crushes outcasts, rebels, homosexuals, prostitutes, dreamers, writers, idealists, and simply those who are weak, lonely or emotionally disturbed. Camino Real’s plea for compassion was a message for the American society of the 1950-s. The message was either misunderstood or rejected; the play received vitriolic reviews, was derided for its symbolism, language and one-dimensional characters. Williams records that at each performance people would “stamp out of the auditorium, with little regard for those whom they have had to crawl over, almost as if the building had caught on fire, and there have been sibilant noises on the way out and demands for money back if the cashier was foolish enough to remain in his box” [3, p. 69]. In the foreword to Camino Real the playwright fails to explain the reasons for the play’s unfortunate fate, but a good critical analysis might unveil some of the misunderstandings caused by the play’s stage representation. Regardless of its aesthetic properties, the play might be looked upon as a metaphor for the United States or for any consumer society at large [7, p. 105]. We find here allusions to consumerism, mass media and bureaucracy shown in the sad context of deep existential crisis. We come across a series of paralleled rhetorical questions parodying pseudo-psychological commercials: “Do you feel yourself to be spiritually unprepared for the age of exploding atoms? Do you distrust the newspapers? Are you suspicious of governments?.. Does further progress appear impossible to you? Are you afraid of anything at all? Afraid of your heartbeat? Or the eyes of stran-
492
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
gers! Afraid of breathing? Afraid of not breathing? Do you wish that things could be straight and simple as they were in your childhood?..” [1, p. 766–767]. It is quite ironic that the hard sell advertisement belongs to the gypsy who was offering her daughter to strangers. The satiric tone of the passage is reinforced later on as Kilroy finds out he is swindled by the fortune-teller: Kilroy: How about my change, Mamacita? Gypsy: What change are you talking about? Kilroy: Are you boxed out of your mind? The change from that ten spot you trotted over to Walgreen's? Gypsy [counting on her fingers]: Five for the works, one dollar luxury tax, two for the house percentage and two more pour la service! – makes ten! Didn't I tell you? Kilroy: What kind of a deal is that? Gypsy [whipping out a revolver]: A rugged one, Baby! [1, p. 819]. More than one character in the play serves as the author's mouthpiece. In fact, most critics accused Williams for making his schematic characters more a set of attitudes than individuals [10, p. 183]. The characters can be roughly divided into three categories: decadents (Casanova, Marguerite, Baron de Charlus), outcasts and idealists (Kilroy, Byron and Don Quixote). For Williams the essential ambiguity of man in the twentieth century culture was alienation of self from a society filled with contradictions – personal ones, contradictions between characters, between an individual and the society, cultural contradictions. Williams reinforces the characters’ internal contradictions. Thus he has his major characters observe themselves as though from an inner distance during their monologues and soliloquies. Despite the play’s seemingly dreamlike qualities and characters, Williams gives his allegory a conscious purpose which he articulates mostly through the characters of Don Quixote (“old meanings will be remembered and possibly new ones discovered”), of Kilroy and Casanova. Jacques Casanova speaks harshly of the imaginary society where “any exchange of serious questions and ideas between persons from opposite sides of the plaza” is inconceivable here [1, p. 775], and if “you have a spark of anarchy in your spirit” it will not be tolerated as “nothing wild and honest is tolerated here” [1, p. 784]. It is only natural that the airplane everyone wants to escape on is called The Fugitivo, as no one wants to live on the Camino Real. The place is ruthless toward individuals: “Now you know what is done to a body from which the soul has departed on the Camono Real! – Its disposition depends on what the Streetcleaners happen to find in its pockets. If its pockets are empty as the unfortunate Baron's turned out to be, and mine are at this moment – the “stiff” is wheeled straight off to the Laboratory” [1, p. 775]. Any attempt at thinking independently is punished: “And there the individual becomes as undistinguished member of a collectivist state. His chemical components are separated and poured into vats containing the corresponding elements of countless others” [1, p. 775]. Misfits and outlaws gathered there, with the implicit understanding that there was no way out but dying. Kilroy cannot accept it. He has more life about him, more hope. He hates to be trapped and yearns to break through the city walls and escape on il fugitive which might perhaps take him to another ring of hell. As the Camino protagonist is buried, he is encouraged to be thought of “as he was before his luck failed him”, during the time of his “greatness, when he was not faded, not frightened” [1, p. 835]. Camino was difficult for Americans because “its moments of darkness contradicted an intrinsic American optimism” [4, p. 85]. However Williams’s politics are humanitarian, not partisan. All his
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Том 2. №5
493
plays call for a deep human bond between people, for romantic quixotry. By romanticism he meant the ability to feel tenderness toward another human being, the ability to love. His romantic characters are often in conflict with the harsh material world, which brings about a collapse of culture and its myths. Yet their tragic sensibilities are humane and creative. The working title for Orpheus Descending was The Battle of Angels. In that battle the angels were defeated. Williams’s characters seldom win. It is not the victory but the struggle itself that counts. “We are all of us sentenced to solitary confinement in our own skins”, says the character in Orpheus Descending. The barriers, walls and curtains in his plays symbolically denote the isolation between individuals and the impossibility of communication. Williams most definitely identified himself with Blanche from A Streetcar Named Desire. The home in A Streetcar is an environmental antagonist to Blanch. Her chief problem in the dirty, crowded, and oppressive apartment is that she is subject to too many disclosures at the hands of too many strangers, and on terms not her own. The flimsiness of walls, and the necessity to open windows guarantee that the Kowalski and the Hubbels will never be free from each other. Inside the apartment there are no doors, and there are only two rooms. Its inhabitants must dress and undress in the presence of each other. Nothing is safe from another person’s scrutiny in such a place. Another detail is Blanche’s trunk – it remains in a high-traffic area in Stanley and Stella’s bedroom. Besides, Blanche’s bed seems the most public place of all. Everything about that place metaphorically reinforces the permanent lack of privacy for Blanche. In his multilayered works nothing is simple. Williams never used symbols for the sake of frivolous images. He insisted that symbols were “the natural speech of drama” and “a symbol in a play has only one legitimate purpose, which is to say a thing more directly and simply and beautifully than it could be said in words” [3, p. 70]. The image of caged birds is one of the leitmotifs Camino Real: the porters carry luggage – “which is mainly caged birds”; Marguerite and Jacques are referred to as “a pair of captive hawks, caught in the same cage” – the metaphor that best describes the nature of their relationship. Williams establishes “violets in the mountains” as the symbol of love and tenderness, and he uses it to the end when Quixote exclaims: “The violets in the mountains have broken the rocks!” The dried up fountains in the center of the plaza stand for the universal loss of communication with its accompanying pragmatism and materialism. Gutman and his thugs, who ruthlessly rule Camino Real metaphorically render Williams’s criticism of any authoritarian regime, past as well as present. In Williams’s own words, the brutalities, madness, rape, and murder in his plays metaphorically represent “what society is doing to individuals” [9, p. 50]. The role of an artist, therefore, is defined by the playwright not as the one of a legislator, but rather as “a visionary”, “a soothsayer”. You won’t find a harsh attack on the contemporary society in Williams’s plays. Tennessee Williams ironically concludes in one of his interviews that he would be happy if people would just “read newspapers with a different eye” [9, p. 52]. Despite his irony, Williams believes that art can really make a difference, enabling people to make a moral judgement: “It should act as catharsis and purify them of the violence within themselves” [9, p. 54]. Williams concludes Camino Real with a prayer to return to the ideals of valor and dignity to the world. In other words, love, beauty and imagination ultimately triumph over cruelty, violence, and mendacity.
494
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
REFERENCES 1. 2. 3. 4.
Williams, T. Camino Real. New York: New Directions Book. 2008. 170 pp. The Theatre of Tennessee Williams. Vol. 3. New York: New Directions Book. 1991. 423 pp. Williams T. New selected essays: Where I Live. New York: New Directions Book, 2009. 256 pp. Balakian J. Camino Real: Williams’s Allegory about the Fifties // The Cambridge Companion to Tennessee Williams / Ed. Matthew C. Roudané. Cambridge: Cambridge UP, 1998. Pp. 67–94. 5. Bigsby C. W. Entering “The Glass Menagerie” // The Cambridge Companion to Tennessee Williams. / Ed. Matthew C. Roudané. Cambridge: Cambridge UP, 1998. Pp. 29–44. 6. Faulkner W. On Privacy: the American Dream: What Happened to it // Harper’s Magazine, July 1955. 7. Fisher J. Camino Real // Tennessee Williams: A Guide to Research and Performance / Ed. Philip C. Kolin. Westport, Conn.: Greenwood Press, 1998. Pp. 100–107. 8. Leverich L. Tom: The Unknown Tennessee Williams. New York: Crown. 1995. 678 pp. 9. Prism International. A Journal of Contemporary Writing. Spring 1981. 10. Robinson M. The Other American Drama // PAJ Publications. 2005. 218 pp.
Received 26.09.2013
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №5
495
УДК 821. 161. 1. 09(19) РЕЛИГИОЗНО-ЭТИЧЕСКИЙ ИСТОРИЗМ Б. ПАСТЕРНАКА © А. Р. Зайцева Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32. Тел.: +7 (347) 273 67 26. E-mail: [email protected] Статья посвящена актуальной проблеме творчества Б. Пастернака, не получившей в науке самостоятельного рассмотрения – проблеме историзма. В центре внимания автора стали мировоззренческие и художественные искания поэта, связанные с его христианским пониманием истории как части всечеловеческой истории и месте художника в ней. В статье показано противопоставление двух концепций истории Б. Пастернака: социально-политической и всехристианской. Доказывается, что свойственный поэту религиозноэтический историзм снимает с него многочисленные обвинения в его оторванности от судьбы страны и народа, в его антипатриотизме и антинародности. В христианской понимании времени и участия в нем человека проявился онтологический оптимизм поэта, его философия искусства. Ключевые слова: философия истории, мировоззрение, пантеизм, христианское сознание, онтология, образ, тема, мотив, Гамлет, Христос, лирический герой, лирический сюжет.
Известно, что главным обвинением в адрес Б. Пастернака на протяжении всего его творчества были антиисторизм и антинародность. Его называли «равнодушным наблюдателем», «очернителем истории и народа», у которого «нет чувства советского гражданина и патриота» [1, с. 48, 57]. В дни разгрома романа «Доктор Живаго» о нем был вынесен общий вердикт: «Нет поэта более далекого от народа, чем Б. Пастернак» [1, с. 54]. Однако творчество поэта глубоко исторично. Хотя «Пастернак никогда не писал о связи своей поэзии с задачами и целями революции» [2, 14], его «нельзя понять вне его времени, вне революций и войн» [3, т. 1, с. 32]. Певец природы, пантеист Б. Пастернак был уверен, что «человек живет не в природе, а в истории» [3, т. 3, с. 14], «он герой постановки, которая называется „история” или „историческое существование”» [3, т. 4, с. 671]. Известная строчка о художнике «ты – вечности заложник у времени в плену» выражала творческую программу поэта, который неизменно утверждал связь своей поэзии с временем: «Поэзия моего понимания протекает в истории и в сотрудничестве с действительной жизнью» [3, т. 5, с. 105]. Собственно, за свою философию истории он поплатился жизнью. Историзм в творчестве Б. Пастернака, обусловленный сложными отношениями поэта с эпохой и властью, претерпел существенную эволюцию. В 1920-е гг. он пережил этап социально-пантеистического историзма. Поэт воспринял революцию как «очистительную бурю» истории, как природную данность, естественную и неуправляемую: «История… наподобие растительного царства… вечно растущая, вечно меняющаяся, неуследимая в своих превращениях жизнь общества, история» [3, т. 3, с. 183]. Аналогия стихии революции и природы определяет образный строй Пастернака, выражающий не конкретно-исторические события, а духовную «атмосферу бытия», «вкус времени», переданные в запахах, в ощущениях, в грохочущих аллитерациях. Его революционная гроза «Пахнет волей, мокрою картошкой. / Пахнет почвой, норками кротов. / Пахнет штормом» («Лейтенант Шмидт»); «История, нерубленою
496
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
пущей иных дерев встаешь передо мной» («История»). Б. Пастернак, как и его Живаго, видел в революции правоту исторического возмездия, «великолепную хирургию», «чудо истории, откровение», способные преобразить и исцелить мир. Она сродни взрыву эпохи, равному смене времен года и суток: «В нашу прозу с ее безобразьем / С октября забредает зима»; «В неземной новизне этих суток, / Революция, вся ты, как есть» («905 год»). Мечтая о «фамильной близости с историей», Б. Пастернак искренне хотел вжиться в историю и не смог. Его «роковые разногласия с временем» и трагические прозрения наступили уже в 1918 году, когда поэт ужаснулся «вакханалии» зла и насилия. В стихотворении «Русская революция» возникает образ гибнущей в крови России: «Здесь Русь, да будет стерта!»; здесь «плещется людская кровь, мозги и пьяный флотский блев», «и взвод курков мерещится стране», где обесценена человеческая жизнь: «Лей рельсы из людей», «дыми, дави… дави, стесненья брось!». Новая Россия для Пастернака-христианина – это богооставленная земля: «Где Ты? На чьи небеса пришел Ты? / Здесь, над русскими, Тебя нет» («Боже, Ты создал быстрой касатку»); «А что если бог – сорвавшийся кистень, / А быль – изломанной души повязка» («Ремесло»). Уже ранний Пастернак видит, что современная история – это не только прекрасный природный хаос, но время «чада и угара невежественности и нахальства», «дурные дни» кровавых расправ, «ночь Варфоломеева». В стихотворении «Разрыв» 1918 г. видение истории предельно трагично: «А в наши дни и воздух пахнет смертью: / Открыть окно, что жилы отворить». Это ощущение безысходности, исторического тупика будет усиливаться год от года: «…и поняли мы,/ Что мы на пиру в вековом прототипе – / На пире Платона во время чумы» («Лето»). В перекличке с древним и пушкинским «прототипами» прочитывается трагическая сущность настоящего. После арестов и гибели друзей-поэтов, после охлаждения слепой веры в Сталина как воплощение справедливости, после запрещения книг поэта в библиотеках его восторженное приятие революционной эпохи заканчивается «отпадением от истории» – «фальшивой, риторической», «голой, хамской, проклинаемой и стонов достойной» [3, т. 5, с. 436]. Б.Пастернак писал о своем стремительном расхождении с временем: «Все сломилось во мне, и единение с временем перешло в сопротивление ему, которого я не скрывал» [4, с. 320]. И поэт открыто отворачивается от кровавой истории: «Сарказм на Маркса. О, тупицы! / Явитесь в чем своем. / Блесните! Дайте нам упиться! / Чем? Кровью? – Мы не пьем» («Сарказм на Маркса»). Обращаясь к современности в лице «стрелка-охотникапризрака», под которым угадывается фигура Сталина, Б.Пастернак, по сути, бросает вызов эпохе: «Рослый стрелок, осторожный охотник, призрак с ружьем… Целься, все кончено! Бей меня влет!». Поэт предвидел исход противостояния времени, но его выбор был сознательным и бесповоротным: «Назад не повернуть оглобли, / Хотя б и затаясь в подвал» («Художник»). Мировоззренческий слом, который произошел в 1930-е гг., углубление христианского сознания Б. Пастернака обернулись сменой пантеистического историзма религиозноэтической философией истории. В «книге жизни» «Доктор Живаго» и в поздних стихах поэта противостоят две истории: социально-политическая, названная в романе «кровавой колошматиной и человекоубоиной», и та, что пошла от Христа, всечеловеческая история. Для зрелого художника современность есть не что иное, как «из библии исполненный фрагмент». Его лирический герой приобщен к истории не идеологически, а всей своей жизнью: «растительной», «частной» и свободной. Эта жизнь оглядывается не на «объектив», как поэт называл социальные веления века, а только на «записную книгу человечества», так он назвал Библию [5, с. 91]. В поэзии 1920–1950-х гг. Б. Пастернак сверяет современную историю с
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №5
497
праисторией, с судьбой и делом Христа и велением Бога-отца: «Народ, как дом без кром, / Он, как свое изделье, / Кладет под долото». Уже в поэме «Лейтенант Шмидт» (1927) жертвенному выбору русского дворянина, офицера Шмидта, который, не разделяя политических целей восставших матросов, возглавил бунт, Б. Пастернак придает всечеловеческий, библейский смысл: «Я жил и отдал душу за други своя». Герой поэмы не творит историю, он делает в ней выбор, определяемый лишь совестью и человеческим долгом. Мысль о том, что жизнь человека в истории есть прежде всего жизнь духа, нравственный выбор, будет крепнуть в сознании поэта и определит его христианскую философию истории в зрелом творчестве. Религиозно-этический историзм как сотрудничество человека, Бога и времени наиболее полно проявился в поэтическом цикле Живаго и открывающем его стихотворении «Гамлет». Оно было итогом обращения Пастернака к переводам Шекспира и особенно к его одноименной трагедии. Работа над переводом «Гамлета» была актом самоопределения и сопротивления Б. Пастернака времени, его личным решением «быть» и погибнуть. Шекспировский «Гамлет» был поиском ответов на вопросы своего трагического века, охваченного, как и Датское королевство, «общим гниением». Б. Пастернак ясно видел аналогию времен: сейчас, как и во времена метаний принца-правдоискателя, «век расшатался», «распалась связь времен». «Сумрак ночи», «наставленный» на героя, пытающегося понять, «что случится на моем веку», – это «ночная пора истории» (Н. Бердяев), где «все тонет в фарисействе». В лирическом сюжете, пронизанном евангельскими и шекспировскими проекциями, возникает единое время – экзистенциальное и историческое, в котором происходит трагическое самоопределение триединого героя: художника-Христа-Гамлета. В подтексте образной аналогии поэт видит родство миссии, жертвенность пути Гамлета, Христа, художника. Главная тема стихотворения – тема трагизма нравственного выбора, обретения свободы универсального героя через колебания выражена в мотиве Гефсиманского моления Христа о чаше: «Если только можно, Авва Отче, / Чашу эту мимо пронеси». Поэт буквально цитирует библейский пратекст: «Авва Отче! Все возможно Тебе. Пронеси чашу сию мимо меня; но не чего я хочу, чего Ты» (Ев. От Марка, гл. 14, ст. 36). Лирический герой Пастернака, как некогда Христос и Гамлет, охвачен страданием духа и отчаянным сомнением: «Я люблю твой замысел упрямы / И играть согласен эту роль. / Но сейчас идет другая драма, / И на этот раз меня уволь». Как видим, в стихотворении сливаются мотивы колебаний Христа и Гамлета. Гамлетовское «быть или не быть» проецируется на всехристианскую коллизию и современность. При этом Пастернак делает упор и обыгрывает именно вторую часть Христова моления, его отречение от права собственного выбора и приятие воли Отца: «Но не чего я хочу, чего Ты». Герой Пастернака также добровольно принимает высшее предопределение: Божий «замысел упрямый», «играть согласен эту роль». В этом трагическом самоопределении Б. Пастернак видел и драму Гамлета: «„Гамлет” – драма долга и самоотречения Гамлет отказывается от себя, чтобы творить волю пославшего его» [5, с. 179]. Трагедия героя Шекспира заключалась в призвании восстановить опрокинутую истину, «распавшуюся связь времен», собой заполнить разрыв: «Век расшатался, и скверней всего, / Что я рожден восстановить его». В этом, по Б. Пастернаку, состоит миссия и Христа, и поэта: жизнью свой восстановить попранный миропорядок. Этот путь гибелен, Богом заповедан, «неотвратим»: «Но продуман распорядок действий, / И неотвратим конец пути». Но герой, соглашаясь «играть роль», отведенную ему Отцом во всечеловеческой драме истории, не желает участвовать в «другой» исторической «драме» – современной, социальной: «Но сейчас идет другая драма / И на этот раз меня уволь».
498
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
Таким образом, христианский историзм зрелого Б. Пастернака неразрывно связан с главной темой его творчества: темой судьбы поэта. Мысль о том, что путь художника в истории – это Христов путь, добровольное мученичество за истину, идея мессианской богоизбранности поэта определяют пастернаковское «чувство истории» и его понимание судьбы художника как «смертного дела». «Эсхатология творчества» (Н. Бердяев) Б. Пастернака связана с темой гибели художника и с трагическим образом поэзии-крови: «…строчки с кровью убивают, нахлынут горлом и убьют»; когда творчество «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез» («О, знал бы я»). История в поздней лирике поэта – это «территория совести», требующая однозначного внутреннего выбора. Лирический герой позднего Пастернака – уже не «праздный созерцатель», как это было в ранний, пантеистический период его творчества, а «участник драмы жизни», жертвенно приобщенный к истории и судьбе народа своим предназначением поэта и гражданина. Обращаясь к веку, он пишет: «Я – не ваш. / Я беспечной черни беззаботный и смелый брат». Так трагическая тема «распада», «разрыва» времен и поколений, свойственная многим стихам поэта 1920-х гг., сменяется темой родства, единения судьбы героя-художника с судьбой народа: «Я льнул когда-то к беднякам / Не из возвышенного взгляда, / А потому, что только там / Шла жизнь без помпы и парада / И я старался дружбу свесть / С людьми из трудового званья, / За что и делали мне честь, / Меня считая тоже рванью» («Перемена»). В поздних стихах поэта проявились отличавшие его высокий дворянский демократизм и тяга к низовой, народной России: «Люди! Люди! Там я преклоняю колени» («Посвящение»). Спутниками и собратьями поэта становятся «бабы, слобожане, учащиеся, слесаря»: «В них не было следов холопства, / Которые кладет нужда. / И новости и неудобства / Они несли, как господа» («На ранних поездах»). Таким образом, религиозно-этический историзм Б. Пастернака проявился не в поэтизации социально значимых событий и лиц, не в писании исторически злободневных вещей, в чем он обвинял В. Маяковского и что стало одной из причин их разрыва. Его историзм сводился к социальному антиисторизму: к мужеству личного неучастия в творении неправедной политической истории и нравственного соучастия в гибельной судьбе народа, в «сораспинании» с ним (А. Блок), в «равенстве в страдании» (А. Платонов): «Я чувствую за них за всех, / Как будто побывал в их шкуре» («Рассвет»). Так сбылась мечта поэта о «фамильной близости с историей»: «всей кровью – в народе», «всей слабостью клянусь остаться в вас». В его стихах слова «история» и «страдание» становятся сквозными и нераздельными в своей сути, и поэт часто пишет о своей «готовности разделить человеческие страдания» [5, с. 490], лечь со всеми «в погостный перегной», «чтоб тайная струя страданья согрела холод бытия» («Земля»). Современность, которая в поэме «Лейтенант Шмидт» «пахла волей» и «штормом», теперь «пахнет пылью трупною мертвецких и гробниц» и входит в жизнь героя трагедией «замученных» жертв. И эта трагедия становится «личным сердечным событием автора»: «Душа моя, печальница / О всех в кругу моем, / Ты стала усыпальницей / Замученных живьем. / Тела их бальзамируя, / Им посвящая стих, / Рыдающею лирою / Оплакиваешь их. / Ты в наше время шкурное / За совесть и за страх / Стоишь могильной урною, / Покоящей их прах». О главной задаче художника искать историю и народ только в своем сердце Б. Пастернак писал поэту и другу Т. Табидзе: «Забирайте глубже земляным буравом без страха и пощады, но в себя, в себя. И если Вы там не найдете народа, земли и неба, то бросьте поиски, тогда негде и искать» [3, т. 5, с. 358].
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №5
499
Поздние стихи поэта («На страстной», «Дурные дни», «О, знал бы я», «Гефсиманский сад» и др.) пронизаны метатемой добровольного самопожертвования, самосожжения героя «во имя переделки мира»: «Жить и сгорать у всех в обычае, / Но жизнь тогда лишь обессмертишь, / Когда ей к свету и величию / Свою жертвой путь прочертишь» («Сапер»). Религиозный историзм Б.Пастернака связан с христианской темой искупительной смерти и бессмертия. Деля с народом и страной их гибельную участь, герой обретает бессмертие, воскресает в веках. Эта мысль венчает цикл Живаго и весь роман-завещание: «Ты видишь, ход веков подобен притче/ И может загореться на ходу. / Во имя страшного его величия / Я в добровольных муках в гроб сойду / / И в третий день восстану. / И как сплавляют по реке плоты, / Ко мне на суд, как баржи каравана, / Столетья поплывут из темноты» («Гефсиманский сад»). Показательна смена художественного пространства в поздней лирике поэта, где местом «действия» становится не «жизнь-сад», омытый дождем и «световым ливнем» (М.Цветаева), как в раннем периоде творчества, а «Вифания», «Ерусалим» и «Гефсиманский сад» - место испытания духа, последнего выбора судьбы. В стихотворении «Гефсиманский сад» очевидны перекличка со стихотворением «Гамлет» и соотнесенность судьбы Христа и поэта. Вновь через моление-сомнение («Чтоб чаша смерти миновала, / В поту кровавом он молил Отца») герой принимает судьбу-предназначение: «Сейчас должно написанное сбыться, / Пускай же сбудется оно. Аминь». В «Докторе Живаго», где, по словам автора, воссоздан «исторический образ России за последнее сорокапятилетие» [6, с. 224], устами философа Веденяпина озвучена суть религиозного историзма Пастернака: «Что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению… человек умирает… у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти» [3, т. 3, с. 14]. Так в творчестве Б. Пастернака выстраивается онтологическая триада: история-смерть-бессмертие. В христианской философии Б.Пастернака история есть естественное, каждодневное жизнетворение, совместное творчество человека, Бога, природы, устремленное к бессмертию. Смысл этой исторической жизни – в «любви к ближнему, в жизни как жертве» [3, т. 3, с. 14]. В любви человек добровольно, жертвенно «растворяется» в другом, прорастает в нем и остается навечно: «Жизнь ведь тоже только миг, / Только растворенье / Нас самих во всех других, / Как бы им в даренье». По Б. Пастернаку, история движется не через «потрясенья и перевороты», войны и распри: «Спор нельзя решать железом, / Вложи свой меч на место, человек» («Гефсиманский сад»), а путем естественного самообновления жизни и нравственного развития: «Не потрясенья и перевороты / Для новой жизни очищают путь, / А откровенья, бури и щедроты / Души воспламененной чьей-нибудь» («После грозы»). В жизни как «участии в истории человеческого существования» заключаются свобода и «счастье существования каждой умирающей личности» [5, с. 214], ее победа и высшее оправдание жизни: «Со мною люди без имен, /Деревья, дети, домоседы, / Я ими всеми побежден, / И только в том моя победа» («Рассвет»). Христианский историзм Б. Пастернака, связанный с евангельской темой нравственного выбора и жертвы как идеала высокого участия в истории, выражал свойственный ему онтологический оптимизм, «восторженное восприятие жизни» со всей ее радостью и трагизмом. Эта философия истории снимает с поэта многочисленные обвинения в его «антипочвенности», в оторванности от судьбы страны и народа и доказывает его христианскопантеистическую укрепленность в жизни. Б. Пастернак – поэт-почвенник, в его стихах и ро-
500
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
мане «дышат почва и судьба». Именно эту грань таланта поэта имела в виду А. Ахматова, когда писала о нем: «И вся земля была ему наследством, / И он его со всеми разделил». Жертвенность и страдание как единственный способ участия в истории были не только поэтической формулой Б. Пастернака, но сутью его собственной жизни. Понимание жизни и творчества как христианской гибельной стези определяло судьбу и поведение самого поэта, который, как и его герой, прошел этот путь до конца. Его стихи и роман, названный автором «книгой жизни», стали настоящей высокой жертвой и страданием, «благом гибельного шага», актом искупления. Отдавая рукопись книги итальянскому издателю, Б. Пастернак сказал: «Вы пригласили меня на собственную казнь». Так он сделал свой последний выбор, о котором он писал: «Напрасно в дни хаоса / Искать конца благого. / Одним карать и каяться, / Другим кончать Голгофой». Б. Пастернак примкнул к «другим», и сожалений о выборе не было. В дни, когда решалась его судьба и судьба романа, он писал: «Если правду, которую я знаю, надо искупить страданием, это не ново, и я готов принять любое» [1, с. 150]. ЛИТЕРАТУРА 1. 2. 3. 4. 5. 6.
С разных точек зрения: «Доктор Живаго» Бориса Пастернака. М., 1990. 288 с. Озеров Л. О Борисе Пастернаке. М., 1990. 132 с. Пастернак Б. Собрание сочинений: В 5 т. М., 1989–1992. Иванова Н. Борис Пастернак: Времена жизни. М., 2007. 566 с. Борис Пастернак об искусстве: «Охранная грамота» и заметки о художественном творчестве. М., 1990. 399 с. Переписка Бориса Пастернака. М., 1990. 575 с. Поступила в редакцию 10.10.2013 г.
ISSN 2305-8420
Российский гуманитарный журнал. 2013. Т. 2. №5
501
THEOLOGICALLY-ETHIC HISTORICISM OF B. PASTERNAK © A. R. Zaytseva Bashkir State University 32 Zaki Validi st., 450074 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia. Phone: +7 (347) 273 67 26. E-mail:[email protected] This article devotes the relevant problem, which wasn't examined in B. Pasternak's works- the problem of historicism. The aim of the author – ideological and artistic quests of the poet which are connected with his Christian view of history as a part of universal history and artist's place within. The article shows the opposition between two conceptions of B. Pasternak history: politico-social and all the Christian. The evolution of poet's works is fully connected with this opposition. In first post-revolutionary decade Pasternak-pantheist perceived modern history as natural and necessary he saw historic and moral probity there. Tragic events in the country in 1930s, the arrest of his friends-artists and deepening into his Christian feelings led B. Pasternak to a rupture with modern life/reality and a change of his socialpantheistic historicism with religious-ethic one. Christian philosophy of history in mature works of the poet is inseparably connected with a theme of artist's soul as it is a benefaction of his moral not social choice in history. The most part of religious-ethic historicism was embodied in cyclus of “Yuri Zhivago's poems” especially in “Hamlet” that was created on an analogy Hamlet-Christ-Artist. The persona of the poetry and the novel “Doctor Zhivago” by B. Pasternak chooses fatal way predetermined to him by his father – the Lord in universal history, and he refuses to take part in "drama" of modern history. Christian historicism of the poet ends up at social-anti-historicism when the persona doesn't participate in politico-social history and oblational shares fatal destiny given by Christ with a nation. Late works of B. Pasternak arise the theme about destinies unity – the artist and the nation, about equality of sufferings in a tragic century. It proofs, that theologically-ethic historicism peculiar to the poet relieves him of all the accusations because of his isolation of the destiny of his country and the folk, because of his antipatriotism and anti-nationalism. Ontological optimism of the poet, his philosophy of art appeared in Christian point of time and human's part within. Keywords: philosophy of history, worldview, pantheism, the Christian consciousness, ontology, image, theme, motif, Hamlet, Christ, lyrical hero, lyrical story. Published in Russian. Do not hesitate to contact us at [email protected] if you need translation of the article. Please, cite the article: Zaytseva A. R. Theologically-ethic Historicism of B. Pasternak // Liberal Arts in Russia. 2013. Vol. 2. No. 5. Pp. 495–502.
502
Liberal Arts in Russia 2013. Vol. 2. No. 5
REFERENCES
1
S raznykh tochek zreniya: «Doktor Zhivago» Borisa Pasternaka [From Different Points of View: «Doctor Zhivago» by Boris Pasternak]. Moscow, 1990. 288 pp.
2
Ozerov L. O Borise Pasternake [About Boris Pasternak]. Moscow, 1990. 132 pp.
3
Pasternak B. Sobranie sochinenii [Collection of Writings]: V 5 t. Moscow, 1989–1992.
4
Ivanova N. Boris Pasternak: Vremena zhizni [Boris Pasternak: Lifetimes]. Moscow, 2007. 566 pp.
5
Boris Pasternak ob iskusstve: «Okhrannaya gramota» i zametki o khudozhestvennom tvorchestve [Boris Pasternak about Art: "Safe Conduct" and Notes about Art]. Moscow, 1990. 399 pp.
6
Perepiska Borisa Pasternaka [Boris Pasternak Correspondence]. Moscow, 1990. 575 pp.
Received 10.10.2013.