211 103 3MB
Russian Pages 168
ВЕСТНИК Учредитель: Московский университет Министерства внутренних дел Российской Федерации Начальник Московского университета МВД России генерал-лейтенант милиции канд. юрид. наук Н.В. Румянцев Научный редактор, ответственный за издание лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники, докт. экон. наук, канд. юрид. наук, профессор Н.Д. Эриашвили E-mail: [email protected] тел.: 8-499-740-60-15 Редакция: Главный редактор канд. юрид. наук М.В. Максютин Ответственный секретарь И.Е. Савельев Редакторы номера Л.С. Антоненко, Е.Л. Каталина, А.Л. Миронов, М.И. Эриашвили Технический редактор О.Е. Кротова Верстка Т.А. Гридчина Журнал зарегистрирован Министерством Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций. Свидетельство о регистрации № 77-14723 Индекс по каталогу Агентства «Роспечать» – 84629
МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ № 3 • 2008 СОДЕРЖАНИЕ К 63-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.
3
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО А.П. МАЗУРЕНКО. Правотворческая форма реализации правоохранительной политики: общетеоретический аспект А.А. ОПАЛЕВА. Право на свободу и личную неприкосновенность или право на свободу и право на личную неприкосновенность? В.С. ДУРНЕВ. Проблемы гарантированности конституционного контроля и пути их решения Н.Б. АЛАТИ, К. БЕЛЯКОВ, В. УШАКОВ. П.Г. Редкин. Понятие права Е.В. ШКУРНАЯ. Право на жизнь как объективное право С.Н. БОНДОВ. Доктринальная и легальная трансформация семейного права М.С. ПАХОМОВ. Проявление конклюдентности в юридических действиях
10 11 13 17 19 21 25
ОБЕСПЕЧЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ Р.Д. КУРБАНОВ. Государственная правоохранительная служба в системе обеспечения национальной безопасности Н.Н. НАДЕЖИН. Реформирование российского рынка экономической безопасности в условиях вступления России в ВТО М.В. НАЗАРКИН. Административно-правовой институт безопасности высокорисковых объектов
26 29 32
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ В.М. ИСАЕВ. Проблемы реализации процессуальных правоограничений при задержании транспортных средств С.А. ПАХОМОВ. О понятии федерального имущества Э.В. ЗОТОВ. Нормативно-правовое регулирование функционирования общественных объединений в субъектах РФ
34 36 39
ПРОБЛЕМЫ ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ И.И. КОТЛЯРОВ, К.Л. ХОДЖАБЕГОВА. ПРИМЕНЕНИЕ НОРМ МЕЖДУНАРОДНОГО ГУМАНИТАРНОГО ПРАВА ВНУТРЕННИМИ ВОЙСКАМИ МВД РОССИИ И ОРГАНАМИ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ В ПЕРИОД ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
41
СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
46
А.В. АРЕНДАРЕНКО. УГОЛОВНОЕ НАКАЗАНИЕ И ПРИНЦИП
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ М.М. МАГОМЕДОВ. ОБЪЕКТ ПРЕСТУПЛЕНИЯ «ПОСЯГАТЕЛЬСТВО НА ЖИЗНЬ СОТРУДНИКА ПРАВООХРАНИТЕЛЬНОГО ОРГАНА» (СТ. 317 УК РФ) Л.З. ТАДЕВОСЯН. ОСНОВАНИЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ И ПОКУШЕНИЯ НА ПРЕСТУПЛЕНИЕ
И.И. КОСЫРЕВ. ХУЛИГАНСКИЙ МОТИВ КАК КВАЛИФИЦИРУЮЩИЙ ПРИЗНАК РЯДА ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПО УК А.Б. КИРЮХИН. СОГЛАСИЕ ЛИЦА КАК ОБСТОЯТЕЛЬСТВО,
48 50 52
ИСКЛЮЧАЮЩЕЕ ПРЕСТУПНОСТЬ НАСИЛЬСТВЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
54
ПРЕСТУПНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
57
С.В. ИВАНЦОВ. ОЦЕНОЧНЫЕ ПРИЗНАКИ ОРГАНИЗОВАННЫХ ФОРМ
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ
Адрес редакции: 109028, Москва, Малый Ивановский пер., д. 2 Тел.: 628-57-16
С.Н. ФРИДИНСКИЙ. Понятие экстремизма и основные направления борьбы с ним А.С. ЛЕБЕДЕВ. КРИМИНАЛЬНАЯ СМЕРТНОСТЬ В РОССИИ В.А. ШЕСТАК. НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ НАУЧНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ
E-mail: [email protected]
К.В. ДЕНИСЕНКО. ПРАВОВАЯ КУЛЬТУРА В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВОГО КОНТРОЛЯ НАД ПРЕСТУПНОСТЬЮ
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ПРЕСТУПНОСТИ В ВОЙСКАХ
59 62 64 66
Оригинал-макет подготовлен издательством «ЮНИТИ-ДАНА», журналом «Закон и право» Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения авторов публикаций. Ответственность за содержание публикаций и достоверность фактов несут авторы материалов. В первую очередь редакция публикует материалы своих подписчиков. Редакция не вступает в переписку с авторами писем, рукописи не рецензируются и не возвращаются. При перепечатке или воспроизведении любым способом, полностью или частично материалов журнала «Вестник Московского университета МВД России» ссылка на журнал обязательна.
Формат 60x84 1/8. Печ. л. 20,0. Печать офсетная Тираж 1500 экз. (1-й завод – 300) Отпечатано в ООО «Антей 21» Тел.: (495) 730-47-86 Цена свободная Заказ №
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ В.И. НОЗДРИН-ПЛОТНИЦКИЙ. ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ СОДЕРЖАНИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ЮРИДИЧЕСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ О.Б. ПАНОВА. СУЩНОСТЬ ПРАВОВОГО ВОСПИТАНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ОСУЖДЕННЫХ В ВК В.В. АНЦЫПЕРОВ. ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ФОРМИРОВАНИЯ ДВИГАТЕЛЬНОГО НАВЫКА В.Г. ЕРЫКОВА. КОРПОРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИОННО-ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ СИСТЕМА «ЛУЧ» В ПОДГОТОВКЕ БАКАЛАВРА Н.С. ШУЛДИКОВА. РЕАЛИЗАЦИЯ ИННОВАЦИОННЫХ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ ПРОГРАММ КАК СТРАТЕГИЧЕСКАЯ ЗАДАЧА НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОЕКТА «ОБРАЗОВАНИЕ» А.А. КАГАНОВИЧ. ПРОЕКТИРОВАНИЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ИДЕАЛА ЛИЧНОСТИ В ПЕДАГОГИКЕ: СИСТЕМНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД И.А. БУЛГАКОВА. ВОСПИТАНИЕ С ПОЗИЦИИ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ПОДХОДА В.И. ПАШКОВ. ПРИНЦИПЫ В ДУХОВНОМ ВОСПИТАНИИ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ Л.А. ДЕМИДОВА, В.В. ВОЛКОВА. ТЕХНОЛОГИИ ФОРМИРОВАНИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ИМИДЖЕЙ ПРОФЕССОРСКО-ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОГО СОСТАВА ВУЗА О.Н. АРТЕМЕНКО. ТЕОРИЯ УМСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ ЛИЧНОСТИ Л.С. ЕРИНА, Е.А. ЭМ. ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ ПЕДАГОГА КАК ИНТЕГРАЛЬНЫЙ ПОКАЗАТЕЛЬ КАЧЕСТВА ОБРАЗОВАНИЯ Э.Н. ПАВЛОВА, О.Г. ПАВЛОВ. САМОДОСТАТОЧНОСТЬ В СЕЛЬСКОМ ТУРИЗМЕ И.А. МАЛАШИХИНА, А.Н. КЛЮЧЕНКО. АКМЕДИНАМИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ИССЛЕДОВАНИЯ ГОТОВНОСТИ КУРСАНТОВ К ПРИНЯТИЮ УПРАВЛЕНЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ А.Н. КАРГАЛЕВА. ИНДИВИДУАЛЬНО-ТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ЛИЧНОСТИ В ПРОЦЕССЕ ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ О.И. КОВАЛЕВА. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КООНТОГЕНЕЗА ЛИЧНОСТИ В КОНТИНУУМЕ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ
68 72 74 76 77 78 79 80 82 84 86 89 90 92 94
ПСИХОЛОГИЯ Е.Н. ЗЕБРЕВА. ПСИХОДИАГНОСТИКА МЕЖЛИЧНОСТНОЙ ТОЛЕРАНТНОСТИ В.И. ШМЫКОВ. ГЕНДЕРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ СОТРУДНИКОВ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ О.В. ПОГОЖЕВА. ПОДРОСТКОВАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ В ГЕНЕЗИСЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ И ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ Ф.Л. КУТАРЕВ. РАННИЕ ПРИЗНАКИ РАССТРОЙСТВ, СВЯЗАННЫХ С УПОТРЕБЛЕНИЕМ ПСИХОАКТИВНЫХ ВЕЩЕСТВ В СРЕДЕ УЧАЩЕЙСЯ МОЛОДЕЖИ Л.А. ТРОИЦКАЯ. ЛОГОПЕДИЧЕСКИЕ ДЕФЕКТЫ У ДЕТЕЙ С РАЗНЫМИ ФОРМАМИ ЭПИЛЕПСИИ Е.А. СЕЛЮКОВА. ТОЛЕРАНТНОСТЬ И ИНТОЛЕРАНТНОСТЬ КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ МЕЖЭТНИЧЕСКОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
А.Д. ВИСЛОВА. Пределы терпимости в контексте проблем наркотизма
98 101 104 105 107 114 116
ВОПРОСЫ МЕТОДОЛОГИИ Н.М. МЕКЕКО. СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ УЧЕБНО-МЕТОДИЧЕСКИХ ПОСОБИЙ ПО ИНОСТРАННОМУ ЯЗЫКУ ДЛЯ СТУДЕНТОВ ЗАОЧНОЙ ФОРМЫ ОБУЧЕНИЯ НЕЯЗЫКОВЫХ ВЫСШИХ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ В.П. БАРАНОВ. КИТАЙСКИЕ ДИАСПОРЫ НА ТЕРРИТОРИИ СИБИРСКОГО ФЕДЕРАЛЬНОГО ОКРУГА (ПО ОПЫТУ УЧЕНИЙ «ВОСТОК – 2007») О.А. МАНЖУКОВА. СОВРЕМЕННАЯ ПРАКТИКА НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ Р.М. САИТМОМЕТОВ. СИСТЕМА ЦЕННОСТЕЙ КАК ОСНОВА КАЧЕСТВЕННОГО ПРЕОБРАЗОВАНИЯ ОБЩЕСТВА
119 120 131 134
ЭКОНОМИКА А.Н. ЦАРЁВА. ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ СЕТЕВЫХ ТОРГОВЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ В УСЛОВИЯХ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ С.И. ГОРБАНЬ. НОВАЯ ЭКОНОМИКА РОССИИ Н.И. СМОЛИН. РОЛЬ ИННОВАЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В ПОВЫШЕНИИ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ ЭКОНОМИКИ ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ И.В. ИВАХНЮК. УПРАВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ ТРУДОВОЙ МИГРАЦИЕЙ В М.П. МАКОВЕЦКАЯ. МУНИЦИПАЛЬНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА В УСЛОВИЯХ АДМИНИСТРАТИВНОЙ РЕФОРМЫ
РОССИИ
В.В. ПРИСТУПА. Многофакторный анализ финансовой устойчивости промышленного предприятия
135 137 144 145 146 148
ЗАРУБЕЖНЫЙ ОПЫТ Е.С. ГЛАДКИНА. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ОПЫТ ФОРМИРОВАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ОСОБЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЗОН КНР Е.В. ЕЖАК. ПАРАДИГМАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ЗАРУБЕЖНОЙ ТЕОРИИ САМОВОСПИТАНИЯ В.Д. ФЕДЧУК. ФОРМЫ ЗАВИСИМОСТИ КОМПАНИЙ В ПРАВЕ ГЕРМАНИИ: ВЗАИМНОЕ УЧАСТИЕ В.М. РЕДКОУС. ОРГАНИЗАЦИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА
150 152 154 156
СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ А.И. ВОРОБЬЕВ. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЙ ВНЕВЕДОМСТВЕННОЙ ОХРАНЫ ПРИ ОВД Ю.В. НАУМКИН. КАТОРГА ДОСТОЕВСКОГО А.А. КИРЕЕВ. ПРОБЛЕМА ОБРАЗОВАНИЯ ПАЛЕСТИНСКОГО ГОСУДАРСТВА
160 162 167
ЧИТАТЕЛЯМ ЖУРНАЛА «ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ» Дорогие друзья! Горячо поздравляю вас с 63-й годовщиной Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Праздник Победы над германским фашизмом – День воинской славы России, светлый праздник нашего народа и всех людей доброй воли, кому дороги мир, демократия и свобода. Благодарные потомки отдают дань глубокого уважения отцам и дедам – победителям в самой кровопролитной в истории человечества войне, преклоняются перед величием их подвига во имя жизни грядущих поколений. Летопись МВД России неразрывно связана с историей Великой Победы. Сотрудники органов внутренних дел и военнослужащие внутренних войск внесли достойный вклад в общее дело борьбы с врагом, самоотверженно выполняли боевые и служебные задачи по уничтожению противника на фронте и в тылу. Их имена золотыми буквами вписаны в яркие страницы великой эпопеи освобождения. Слова сердечных поздравлений и искренней признательности адресую ветеранам войны и службы. Для нынешнего поколения защитников правопорядка они являются требовательными учителями, мудрыми советчиками и заботливыми наставниками. На героическом примере ветеранов мы воспитываем молодежь, учим ее беззаветно любить и защищать родное Отечество, знать и чтить его историю, беречь и развивать славные боевые и трудовые традиции нашего народа. От души желаю всем крепкого здоровья, счастья, мира и благополучия. Начальник Департамента кадрового обеспечения МВД России генерал-лейтенант милиции
В.Я. Кикоть 3
УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ ЖУРНАЛА «ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА МВД РОССИИ»! Поздравляю вас и весь коллектив Московского университета МВД России с Днем Победы! Победа нашего народа в Великой Отечественной войне, равной которой по масштабам не знала мировая история, развеяла миф о непобедимости фашистской военной машины и навсегда похоронила надежды на завоевание России. Особых поздравлений, заботы и внимания заслуживают наши ветераны, которые ратным подвигом и самоотверженным трудом ковали славную Победу. В Университете стали традиционными встречи личного состава с героями, защитившими мир от фашизма, на которых ветераны, не жалея сил и времени, буквально выкладывая душу, рассказывают о суровых боях и испытаниях. Уничтожение Третьего рейха стало финалом Великой Отечественной войны, но не положило конец агрессии и насилию, имеющим место в современном мире. Сохранение исторической правды, увековечивание памяти о защитниках Отечества, формирование у молодежи способности реально оценивать события 1941–1945 годов, уметь отличать правду от различного рода фальсификаций, сохранять в их сердцах любовь к Родине, учить их быть патриотами на деле – это приоритетная задача командного, профессорско-преподавательского состава и ветеранской организации Университета. С Праздником Победы! Начальник Московского университета МВД России генерал-лейтенант милиции 4
Н.В. Румянцев
С ДНЕМ ПОБЕДЫ!
День Победы – великий и священный праздник гордости и славы нашего народа. День, в котором отражается эпоха подвигов, бесстрашия, героизма и мужества, боли и лишений, радости и слез – судьба миллионов участников беспощадной войны. 63 года назад была одержана героическая победа нашего народа в Великой Отечественной войне. Но чем дальше уходят те военные годы, тем дороже становится Победа. Время не щадит героев. Испытания, выпавшие на долю нашей Родины в годы Великой Отече ственной войны, обнаружили главные качества нашего народа: стойкость, бе спредельную жертвенность и неукротимую волю к Победе.
В Европе не нашлось сил, способных остановить фашизм. В войне против свободы и гуманизма, развязанной нацистами, не было правил. Мировое господство нацистской Германии должно было утвердиться на всеевропейском пепелище. Ответный удар Советского Союза, уничтоживший гитлеровскую армию, стал феноменом мировой истории. Не численным, техническим или стратегическим преимуществом победила наша армия. Подвиг стал правилом войны советского народа против фашистских захватчиков. Воина, решившегося на подвиг, ничто не остановит. В состав созданного в 2002 г. Московского университета МВД России вошел
5
Юридический институт МВД России, история которого началась в 1930 г. с образования Центральной высшей школы рабоче-крестьянской милиции с двухгодичным сроком обучения. В годы Великой Отечественной войны многие слушатели и работники Школы ушли на фронт. Среди них – начальник цикла военной подготовки А.А. Ошуйко, заместитель начальника учебного отдела Ф.И. Гудков, преподаватель криминалистики Р.А. Кеворков, инструктор стрелкового дела А.П. Филин, преподаватель А.А. Дербилин и другие. Многие из них погибли на полях сражений, в том числе в битве за Москву в 1941 г. В первые месяцы Великой Отечественной войны личный состав Школы
6
находился на казарменном положении и нес службу по охране общественного порядка на вокзалах, у городских застав. Но занятия продолжались. В ноябре 1941 г. по решению Правительства оставшийся личный состав был направлен в г. Горький для обеспечения охраны шоссейных и железнодорожных коммуникаций. В феврале 1942 г. Школа продолжила работу. Сроки обучения сократились, но профиль подготовки специалистов расширился. В 1943 г. Центральная высшая школа рабоче-крестьянской милиции была преобразована в Высшую школу НКВД СССР. Теперь из ее стен выпускались не только будущие оперативные работники, но и переводчики с немецкого, англий-
ского и польского языков, а также шифровальщики. Многие воспитанники Школы пали смертью храбрых. В Волгограде в братской могиле бойцов 10-й дивизии войск НКВД похоронены и сотрудники, и слушатели. В Московском университете МВД России по-прежнему работают ветераны Великой Отечественной войны. Жизнь каждого из них – история. Среди легендарных ветеранов – руководители подразделений, профессора и преподаватели. Их работа – самоотверженный труд и еще – стремление передать духовные традиции военного поколения молодым людям, чье призвание сегодня – защищать Родину и ее граждан. Тогда, в сороковых, юным бойцам помогли одолеть врага стойкость, терпение, единение, ве-
личие духа и любовь к Отчизне. Именно этому ветераны учат молодежь сегодня. На занятиях они открывают перед курсантами вуза не только книгу по предмету, но и книгу жизни. Для выпускников Московского университета МВД России славные дела и мудрые слова их героических преподавателей непременно станут маяком в жизненном пути. И чем больше времени пройдет со дня окончания Университета, тем ярче будет огонь этого маяка. Ведь все значительное лучше видится на расстоянии. В Московском у н и ве р с и т е т е МВД России в 2003 г. создана ветеранская организация, которую возглавляет помощник начальника Университета по вопросам международного сотрудничества генерал-лейте-
7
нант милиции Василий Петрович Игнатов. В организации 350 ветеранов, которые активно участвуют во всех сферах деятельности учебного заведения. Ветеранская организация, по сути, – центр работы по патриотическому воспитанию курсантов и слушателей Университета. А по составу своих членов она просто уникальна. В нее вошли ветераны Истребительного мотострелкового полка УНКВД СССР по Москве и Московской области. В Полку, сформированном 18 октября 1941 г., были только добровольцы, люди разных профессий, в том числе сотрудники Радиокомитета, С о в н а р ко м а , Н а р ко м ф и н а , Госбанка, преподаватели московских вузов, студенты и вчерашние школьники. Все они были официально освобождены от призы-
8
ва в Красную Армию. Во время войны бойцы Полка действовали в тылу врага, в районах сосредоточения охранных дивизий, полевых жандармерий, собирая развед ы в ат е л ь н у ю информацию, а также осуществляли диверсии, уничтожали живую силу и технику противника. В мирное время участники Великой Отечественной войны – нынешние активные члены ветеранской организации Университета посвятили себя науке. Сегодня они – профессора и доктора наук, авторы многочисленных исследовательских и учебно-методических трудов. Они воспитали не одно поколение высококвалифицированных специалистов. Их научно-педагогические достижения – гордость и слава
М о с ко в с ко г о у н и ве р с и т е т а МВД России. Мы свято храним память о воинах, отдавших жизнь за независимость нашей Родины на полях сражений. Многим из них было столько же лет, сколько нынешним курсантам Университета. Никогда не забудем ветеранов, которым не довелось отметить нынешний День Победы. Благодаря мужеству наших бойцов полным разгромом фашистской Германии завершилась самая тяжелая и кровопролитная в истории война. Победа сделала возможным сохранение человеческой цивилизации и определила перспективы ее развития в новом тысячелетии. Дорогие ветераны! Поздравляем вас с
Днем Победы! Восхищаемся героизмом, силой характера и отвагой, которые вы не раз проявляли в страшнейших боях. Вы и сегодня, в мирное время, – пример для нас! Вам, ветеранам, бескорыстно передающим лучшие традиции, богатый опыт молодежи, – слова особой признательности и сердечных поздравлений. С праздником! Низкий поклон вам, ветераны! Желаем вам крепкого здоровья и счастья, мира и благополучия! Поздравляем с Великой Победой! Это наш общий праздник, праздник всего народа. И главная задача для современника – сохранить мир на не покоренной фашистами земле. Жить и работать так, чтобы война никогда не повторилась.
9
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
ÏÐÀÂÎÒÂÎÐ×ÅÑÊÀß ÔÎÐÌÀ ÐÅÀËÈÇÀÖÈÈ ÏÐÀÂÎÎÕÐÀÍÈÒÅËÜÍÎÉ ÏÎËÈÒÈÊÈ: ÎÁÙÅÒÅÎÐÅÒÈ×ÅÑÊÈÉ ÀÑÏÅÊÒ
А.П. МАЗУРЕНКО, кандидат юридических наук
Необходимость определения и концептуального закрепления общих направлений и принципов выстраивания правоохранительной политики назрела давно, свидетельство тому – активное обсуждение проблем правоохранительной деятельности в научных кругах и высших органах государственной власти. Актуальна идея теоретической разработки концепции правоохранительной политики в РФ, проект которой подготовлен творческим коллективом Саратовского филиала ИГП РАН, Научно-образовательного центра правоохранительной политики и Саратовского юридического института МВД России в 2007 г. В проекте основательно разработаны разделы, посвященные научным основам правоохранительной политики, политике в сфере надзора и контроля, координации и взаимодействию правоохранительных структур и т.д. Однако особой проработки требует раздел, посвященный формам реализации такой политики. Универсальной формой реализации как правовой политики в целом, так и правоохранительной политики в частности является правотворчество. Эту точку зрения разделяет А.В. Малько, который считает, что правовая политика современной России должна складываться из следующих основных направлений, которые вполне могут считаться формами ее реализации: правотворческого, правоприменительного, интерпретационного, доктринального, правообучающего и т.п.1 Любая политика, в том числе правовая, нуждается в выражении вовне, реализации, воплощении. Только тогда она будет выполнять свое социальное предназначение. Правовая политика, представляющая собой деятельность государства в сфере правового регулирования, должна иметь какую-то оболочку, т.е. протекать в каких-то конкретных формах. В литературе отмечается, что правовая политика обретает свое внешнее выражение в форме правотворчества. По результатам (продукту) правотворческой деятельности – правовым нормам – мы можем судить о правовой политике, насколько она соответствует общепризнанным международным принципам и нормам в сфере правового регулирования, а также теории и практике построения правового государства2. Правотворческую политику проводят прежде всего законодательные органы, что должно выражаться преимущественно в планировании законотворческой работы. Верно подмечено, что «политика – это самая плановая вещь на свете. Если вы не планируете, вы проигрываете»3. Правотворческая форма реализации правовой политики помимо планирования и прогнозирования как стратегических элементов включает в
10
себя такие важные средства, как научное обоснование, учет общественного мнения, экспертное и методическое обеспечение законодательной деятельности, системный подход в сфере правового регулирования и др., с помощью которых решает стоящие перед ней тактические задачи. На эту особенность в отношении правовой политики обращает внимание Н.В. Исаков: «Правовая политика в идеале должна иметь свою стратегию и тактику, ясные и обоснованные цели и соответствующие средства их достижения… Правовые идеи стратегического характера могут стать выполнимыми, если их реализацию обеспечивают продуманные на основе правовой политики решения, задачи и действия тактического характера. Поэтому в тактическом плане правовая политика решает ближайшие задачи»4. Учитывая, что правовая политика служит базовой (сущностной) основой политики правоохранительной, можно утверждать, что последняя является одновременно тактикой и стратегией в сфере правоохранительной деятельности. Отсутствие тактических задач, а также стратегических концептуальных идей и целей, основанных на долгосрочном прогнозе, свидетельствует об отсутствии такой политики. Правотворческая форма воплощается преимущественно в принятии, изменении и отмене нормативных правовых актов и нормативных договоров. Основная проблема заключается в том, чтобы увязать их в единую систему. Важную роль в этом процессе играет умение законодателя гармонично сочетать новые и ранее принятые нормативные акты; многое зависит от грамотной стратегии и тактики субъектов, занимающихся правотворчеством в сфере правоохранительной деятельности. Так, одной из проблем правовой реформы является развитие принципа строгого следования жесткой зависимости, в том числе очередности издания актов, которая предопределена иерархическим построением нормативной системы. Во главе этой иерархической лестницы находится Конституция РФ, затем федеральные конституционные законы, федеральные законы, указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, ведомственные акты и т.д. Вот почему серьезной проблемой правотворчества, в том числе в сфере регулирования правоохранительной деятельности, является соблюдение общепринятой и обязательной иерархии нормативных правовых актов. Правильное и четкое разрешение этой проблемы имеет большое практическое значение, например в ситуациях, когда наблюдается коллизия правовых норм и выбор необходимой нормы права затруднен.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Верховенство закона принято считать одним из основополагающих принципов правовой системы, означающим исключительную роль и ценность законодательной формы в регулировании общественных отношений и тем самым возможность (или по крайней мере ограничение) государственного произвола. Важнейшим проявлением подобного верховенства является то, что при коллизии законодательных и подзаконных норм предпочтение отдается правилу, которое содержится в законе, что актуально для судов и других правоприменительных органов5. К сожалению, как правоприменители, так и сами правотворцы иногда забывают о верховенстве закона, да и об иерархическом строении системы права. Соблюдение жесткой иерархической зависимости нормативных правовых актов является одним из обязательных и важнейших требований, предъявляемых к процессу правотворчества, залогом эффективного регулирования общественных отношений посредс-
твом права. Решению этой и многих других проблем правотворчества в сфере регулирования правоохранительной деятельности и призвана служить продуманная, научно обоснованная правоохранительная политика. См.: Малько А.В. Формы реализации и виды правовой политики // Российская правовая политика: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова. – М., 2003. – С. 165. 2 См.: Коробова А.П. Правовая политика: понятие, формы реализации, приоритеты в современной России: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – Самара, 2000. – С. 125. 3 Павловский Г. Кто не планирует политику, тот проигрывает // Российская газета. – 2001. – 10 февраля. 4 Исаков Н.В. Основные приоритеты современной российской правовой политики / Под ред. В.А. Казначеева. – Пятигорск, 2003. – С. 32. 5 См.: Колесников Е.В. Верховенство закона и институт альтернативной (невоенной) службы // Правоведение. – 1998. – № 1. – С. 131. 1
ÏÐÀÂÎ ÍÀ ÑÂÎÁÎÄÓ È ËÈ×ÍÓÞ ÍÅÏÐÈÊÎÑÍÎÂÅÍÍÎÑÒÜ ÈËÈ ÏÐÀÂÎ ÍÀ ÑÂÎÁÎÄÓ È ÏÐÀÂÎ ÍÀ ËÈ×ÍÓÞ ÍÅÏÐÈÊÎÑÍÎÂÅÍÍÎÑÒÜ? А.А. ОПАЛЕВА, кандидат юридических наук, профессор С принятием Конституции РФ 1993 г. термин «право на неприкосновенность личности» был заменен термином «право на свободу и личную неприкосновенность», что соответствует терминологии, принятой в международно-правовых документах. В этой связи очевиден вопрос: изменилось ли содержание вышеназванного права, или произошло простое корректирование термина? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно уточнить, что понимается под объектами данного права, т.е. объектами неприкосновенности. От решения вопроса об объекте неприкосновенности зависит объем содержания права на свободу и личную неприкосновенность, а следовательно – ответ на вопрос о том, каким именно социальным благом обладает личность, пользуясь данным правом. Все ученые сходятся во мнении, что право на свободу и личную неприкосновенность представляет собой сложное понятие, образующееся из системы базовых составляющих. При ответе на вопрос: «Что конкретно охватывается этим общим понятием?» – такого единодушия нет. Во многом это можно объяснить отсутствием единого употребления терминов в нормативных актах различного уровня. Встречаются, например, такие сочетания прав и свобод: право на жизнь, свободу и личную неприкосновенность (ст. 3 Всеобщей декларации прав человека), право на сво-
боду и личную неприкосновенность (ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 16 Международной конвенции о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей), право на жизнь и личную неприкосновенность (ст. 5 Декларации о правах человека в отношении лиц, не являющихся гражданами страны, в которой они проживают, ст. 2 п. 2 Основного Закона ФРГ), физическое и психическое здоровье и неприкосновенность лиц (ст. 11 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям, касающегося защиты жертв вооруженных конфликтов немеждународного характера), посягательство на жизнь, физическую неприкосновенность или свободу лиц (ст. 1 Европейской конвенции о пресечении терроризма), право на личную свободу и безопасность (ст. 7 Американской конвенции о правах человека), право на жизнь, на физическую и моральную неприкосновенность, на свободу и безопасность (ст. 15, ч. 1 ст. 17 Конституции Королевства Испания). Существуют по меньшей мере четыре основания, из которых исходят исследователи при определении объекта неприкосновенности и которые условно можно назвать правовым, государственно-правовым, социальным и этимологическим. Основой правового толкования является текст нормативных актов, большинство из которых сводит
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
11
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО личную неприкосновенность к недопустимости незаконных арестов и задержаний. Так, по мнению Европейского суда по правам человека, ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которая посвящена праву на свободу и личную неприкосновенность, предоставляет защиту только против лишения свободы, а не против других ограничений физической свободы лица. Суд делает такой вывод, исходя из использования в ст. 5 таких терминов, как «лишение свободы», «арест», «задержание», а также учитывая тот факт, что ст. 2 Протокола № 4 содержит отдельное положение, касающееся ограничения свободы передвижения. Государственно-правовое толкование характеризует право на личную неприкосновенность как свободу личности от государства, как «комплекс юридических норм, определяющих границу для вторжения государственной власти в область физической неприкосновенности человека»1. Социальное толкование включает в содержание права человека на личную неприкосновенность недопустимость ограничения физической, волевой и духовной свободы человека в пределах социальной необходимости. При этом речь идет о недопустимости ограничения свободы человека не только со стороны государства, но и со стороны других людей. Это толкование личной неприкосновенности связано с личной безопасностью и свободой человека как социобиологического существа. Этимологическое толкование исходит из самого термина «личная неприкосновенность»2 и расширяет его содержание до свободы от какого бы то ни было принуждения со стороны других людей. При таком понимании право на личную неприкосновенность рассматривается как естественное, неотъемлемое право, присущее человеку от рождения и не подлежащее какому бы то ни было ограничению. С этой точки зрения, личная неприкосновенность фактически тождественна свободе личности, но рассматриваемой со стороны обязанных лиц. Ее можно охарактеризовать, как недопустимость незаконного ограничения свободы личности во всех ее проявлениях: в личной, трудовой, общественно-политической и других сферах. Она характеризует не право личности на обладание каким-либо благом, а обязанность других лиц не препятствовать личности пользоваться этим благом. В советской юридической литературе широкое распространение получило правовое понимание личной неприкосновенности, вытекающее из текста Конституций СССР 1936 и 1977 г. (до принятия Конституции РФ 1993 г. как в нормативных актах, так и в юридической литературе применялся термин «неприкосновенность личности». Использование этого термина и его последующая замена на термин «личная неприкосновенность» были связаны с концептуальными основами понимания субъективных прав в целом). Среди его сторонников неоднозначно решался и до настоящего времени неоднозначно решается вопрос
12
о том, следует ли ограничивать данное право лишь недопустимостью незаконных арестов, как это следовало из текста советской Конституции, или же оно включает в себя также охрану и защиту личности от неправомерного применения других мер государственного принуждения, связанных с ограничением индивидуальной свободы3. Тексты Конституций СССР 1936 и 1977 г. давали достаточно однозначное понимание неприкосновенности личности, которая связывалась с ограничением индивидуальной свободы человека. Так, ст. 54 Конституции СССР 1977 г. гласила: «Гражданам СССР гарантируется неприкосновенность личности. Никто не может быть подвергнут аресту иначе как на основании судебного решения или с санкции прокурора». В этом отношении Конституция РФ 1993 г. еще более усложняет уяснение содержания личной неприкосновенности, поскольку, повторяя положения международных документов по правам человека, допустимость ограничения индивидуальной свободы в законном порядке она увязывает с понятиями свободы и личной неприкосновенности. В ст. 22 Конституции РФ 1993 г. закреплено: «1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. 2. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов». В таком случае возникает вопрос: какое содержание вкладывается в понятие личной неприкосновенности, если «арест, заключение под стражу и содержание под стражей», по логике, должны относиться к понятию «свобода»? Интересный ответ на этот вопрос дает Д.Л. Мердок в комментариях к ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. По его мнению, «право на свободу и неприкосновенность личности должно восприниматься в целом. Соответственно слово «неприкосновенность» в сочетании со словом «свобода» должно восприниматься как защита от всякого процессуального или материально-правового посягательства на личную свободу со стороны государственных органов. Другими словами, под личной неприкосновенностью подразумевается физическая неприкосновенность, т.е. «гарантия от ареста и задержания»; в нее, таким образом, не могут входить притязания на пользование, например, услугами государства или на личную защиту от нападений»4. Правда, далее автор оговаривается, что «неприкосновенность является более абсолютным правом, чем та свобода, на которую в некоторых случаях, предусмотренных в п. 1 ст. 5, может быть совершено посягательство… Понятию «личная неприкосновенность» без сомнения можно дать более широкое толкование, но, выводя его за рамки произвольного лишения свободы, мы рискуем поднять такие проблемы, которые предпочтительнее рассматривать в связи с другими положениями»5. Близкую к мнению Д.Л. Мердока аргументацию объединения свободы и личной неприкосновенности
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО в одно субъективное право и понимания его как права на свободу от необоснованных арестов и задержаний приводит В.М. Лебедев. Поскольку, по его мнению, свобода является понятием достаточно широким, для обеспечения ее эффективной защиты она обычно дополняется соответствующими конкретизирующими аспектами: свободой слова, печати, передвижения и т.п. Личная неприкосновенность также многоаспектна, поэтому только сочетание свободы и личной неприкосновенности образует единую концепцию, разрабатываемую во всех государственно-правовых системах мира, а также на международном уровне и обозначающую свободу от арестов и задержаний6. В этой позиции содержится рациональное зерно. Действительно, объединение широкого понятия «свобода» с не менее широким понятием «личная неприкосновенность», как ни парадоксально, приводит к их обоюдному сужению и появлению нового понятия «право на свободу и личную неприкосновенность». Его следует рассматривать как единое понятие, содержание которого ограничивается тем, которое в него вкладывается международным и национальным правом. При использовании понятий «право на свободу» и «право на личную неприкосновенность» в качестве
самостоятельных каждое их этих прав приобретает несколько иное, более широкое содержание, чем то, которое они имеют в едином понятии. 1 Кистяковский Б.А. Государственное право (общее и русское). – М., 1908–1909. – С. 311. См. также: Елистратов Е.А. Очерки административного права. – М., 1922. – С. 118. 2 В русском языке слово «неприкосновенный» понимается, как «охраняемый в целости, защищенный от всякого посягательства со стороны кого-нибудь» (см.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1982. – С. 360). 3 См., напр.: Иванов В.А. Гарантии прав личности в сфере административного принуждения // Советское государство и право. – 1972. – № 8. – С. 55–56; Советский уголовный процесс: Учебник / Под ред. Д.С. Карева. – М., 1975. – С. 52; Конституция развитого социализма. – М., 1978. – С. 37; Ковалев М.А. Прокурорский надзор за обеспечением прав личности при расследовании преступлений. – М., 1981. – С. 37. 4 Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод: комментарий к статьям 5 и 6. – М., 1997. – С. 9. 5 Там же. 6 См.: Лебедев В.М. Судебная власть на защите конституционного права граждан на свободу и личную неприкосновенность в уголовном процессе: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1998. – С. 11.
ÏÐÎÁËÅÌÛ ÃÀÐÀÍÒÈÐÎÂÀÍÍÎÑÒÈ ÊÎÍÑÒÈÒÓÖÈÎÍÍÎÃÎ ÊÎÍÒÐÎËß È ÏÓÒÈ ÈÕ ÐÅØÅÍÈß Оценить состояние гарантированности конституционного контроля можно, обратившись к практической ситуации – к тому, насколько регламентирован конституционный контроль в законе, насколько он соответствует должному, насколько деятельность субъектов конституционного контроля эффективна, каков уровень правовой культуры в данной области. А.В. Зимин выделяет следующие «проблемы обеспечения конституционного контроля в РФ: �разграничение компетенции между Конституционным Судом РФ и конституционными (уставными) судами субъектов РФ; �разграничение компетенции между тремя высшими органами судебной власти; �невозможность отмены решений Конституционного Суда РФ; �признание нормативных актов недействительными (вопросы о критериях разграничения компетенции между судами общей юрисдикции и Конституционным Судом РФ); �проблема неисполнения решений органов конституционного контроля». А.А. Проскурин основными направлениями повышения эффективности конституционного контроля считает:
В.С. ДУРНЕВ
1) уточнение полномочий Конституционного Суда РФ; 2) оптимизацию организационно-управленческой модели деятельности Конституционного Суда РФ; 3) устранение проблем взаимоотношений между органами конституционного контроля субъектов РФ и Конституционного Суда РФ; 4) устранение пробелов правового регулирования в области конституционного контроля; 5) обеспечение исполнения решений Конституционного Суда РФ1. «Приоритетными направлениями повышения эффективности конституционного контроля на основе сравнительного подхода можно считать: совершенствование правовой базы, положенной в основу конституционного контроля в виде устранения пробелов, дополнения и гармонизации; сочетание принципов централизации и самостоятельности субъектов федерации; совершенствование информационного обеспечения; совершенствование организационноуправленческого блока; оптимизация работы Конституционного суда за счет расширения субъектов, имеющих право на обращение в Конституционный суд; создание органов конституционного контроля в субъектах федерации»2.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
13
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Н.Н. Харитонова обращает внимание на то, что «в настоящее время не достаточно четко установлены механизмы исполнения решений Конституционного Суда РФ, в частности юридическая ответственность за неисполнение решений Конституционного Суда РФ, что весьма негативно сказывается на деятельности этого органа»3. Она предлагает обеспечивать исполнение решений Конституционного Суда РФ деятельностью органов «общего»4 конституционного контроля, указывая на то, что органы исполнительной власти должны заниматься этим в первую очередь. В частности, ею предлагается наделить Министерство юстиции РФ полномочиями по контролю исполнения решений Конституционного Суда РФ, а также: «Президенту РФ – как гаранту Конституции, было бы целесообразно предоставить право применять установленные законом санкции к правонарушителям за неисполнение решений Конституционного Суда РФ не только в отношении органов государственной власти субъектов РФ, но и в отношении федеральных органов исполнительной власти»5. Помимо этого Н.Н. Харитонова говорит о том, что «требуется более полное регулирование деятельности конституционных (уставных) судов субъектов РФ», «требуется формирование и обязательное функционирование конституционных (уставных) судов субъектов РФ»6. На то, что «отсутствует действенный механизм контроля за выполнением решений Конституционного Суда РФ. В ряде случаев возникает проблема их реализации»7, обращают внимание Ю.А. Тихомиров, А.Я. Сухарев, И.Ф. Демидов. Е.А. Шапкина, анализируя деятельность Конституционного Суда РФ по рассмотрению жалоб граждан, приходит к выводу, что государственные органы не достаточно хорошо работают над разъяснением гражданам механизмов защиты их прав8. Она видит «необходимость в наличии квалифицированных специалистов конституционалистов при Конституционном Суде РФ, а также при иных органах специализированного конституционного контроля. Юридическая помощь в данном случае будет оказываться в двух направлениях: 1) в порядке консультирования граждан, имеющих основания полагать, что нарушение их прав связано с несоответствием Конституции РФ закона, примененного или подлежащего применению в конкретном деле; 2) в порядке представления интересов гражданина или группы граждан во время процесса»9. Е.А. Шапкина также говорит о проблеме исполнения решений Конституционного Суда РФ (проблемах конституционной ответственности), а также о проблеме действия акта Конституционного Суда РФ до принятия новых норм. «Конституционный Суд не законодатель, он формирует переходные нормы, действующие до принятия соответствующего акта законодателем. Это приемлемо в отдельных случаях, но временно регулировать частные вопросы и правовые институты в целом невозможно. Возникает
14
следующая проблема – действия тех норм, которые признаны неконституционными. При этом существует и иной спорный момент. Как способ нормативного урегулирования в описанном случае органы исполнительной власти принимают ведомственные акты, что можно расценить как возможность уклонения от решений Конституционного Суда РФ»10. О проблемах исполнения решений Конституционного Суда РФ говорит и Л.В. Лазарев: правовом нигилизме, сохраняющемся в обществе, во властных структурах, неуважении к закону и правопорядку, противоречивых процессах во взаимоотношениях федерального центра и регионов, ущербности процессуального механизма исполнения актов конституционной юрисдикции, а порой и несовершенстве самих актов – усложненном изложении их содержания, приводящем к недопониманию исполнителями11. Н.В. Витрук предлагает уполномочить Конституционный Суд РФ при вынесении решения о неконституционности нормы закона в случае пробела обязывать компетентные органы (с точным их указанием) в приемлемые, но точно фиксированные самим Конституционным Судом РФ сроки, в первоочередном порядке представить законопроект о восполнении пробела в законодательстве, обсудить и принять решение по данному вопросу12. Е.Б. Мизулина также считает необходимым возложить обязанность по исполнению решений Конституционного Суда РФ на конкретный государственный орган, в частности на Президента РФ, Правительство РФ. По ее мнению, необходимо, чтобы определенный комитет Государственной Думы РФ систематизировал эту работу, отслеживал, предупреждал и информировал депутатов о том, что нужно внести поправки в соответствующий закон. Она предлагает зафиксировать эту функцию в Регламенте Государственной Думы или в законе «О порядке принятия законов»13. Оценка эффективности обеспечения конституционного контроля в РФ требует глубокого и всестороннего анализа, а может оказаться и слишком объемной. В связи с этим полагаем возможным остановиться лишь на некоторых, наиболее важных аспектах эффективной реализации конституционного контроля. Нельзя сказать, что гарантии конституционного контроля реализованы полностью и конституционный контроль эффективно ими обеспечивается. Об этом свидетельствуют высказывания в юридической литературе, а также сама практическая ситуация. В целом, говоря о конституционном контроле, его гарантированности в нашей стране, практической ситуации в данной области, можно сказать, что она неудовлетворительна. Основными проблемами эффективности обеспечения конституционного контроля, на наш взгляд, являются: 1) отсутствие достаточной правовой регламентации конституционного контроля в целом, а также организации и деятельности субъектов конституционного контроля, правовой регламентации
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО конституционной ответственности в частности; 2) не всегда удовлетворительная деятельность субъектов конституционного контроля; 3) низкий уровень правовой культуры в данной области. В Конституции РФ, законодательстве РФ не дается определения конституционного контроля. Нет критериев отнесения к таковому. Нет и четкого перечня функций конституционного контроля. Законодатель говорит лишь о судебном конституционном контроле. Между тем в теории конституционного права и на практике (в других странах) существуют различные виды нормоконтроля (судебный и внесудебный контроль, предварительный и последующий и т.д.), а также другие виды конституционного контроля. Круг участников судебного конституционного контроля, установленных законодателем, недостаточен. Статьей 125 Конституции РФ Генеральный прокурор РФ не наделен правом обращения в Конституционный Суд РФ. Также, на наш взгляд, нелишним было бы наличие такой возможности у Уполномоченного по правам человека в РФ. В уголовном и административном праве общенадзорная деятельность прокурора логично сформулирована, а в конституционном, гражданском и арбитражном праве – нет. Для прокурора его общенадзорная деятельность, включая и надзор за соблюдением Конституции РФ, прав, свобод человека и гражданина является ни чем иным, как досудебным производством, которое в определенных случаях (например, в случае отклонения его протеста или оставления без реагирования его протеста или предостережения) должно быть завершено в судебной стадии производства по делам гражданского, арбитражного и конституционного судопроизводства, ибо в противном случае вся его деятельность по обнаружению и документированию правонарушения в данной области теряет всякий смысл. Отсюда вытекает объективная необходимость в увязке общенадзорных полномочий прокурора с его полномочиями именно в гражданском, арбитражном и конституционном судопроизводстве, поскольку в административном и уголовном судопроизводствах такая увязка есть, а в других видах судопроизводств в РФ – нет. Иначе говоря, конституционное судопроизводство должно иметь досудебную и судебную стадии и быть четко разделенными14. Прямой регламентации не имеет также и внесудебный конституционный контроль. А между тем он существует, и субъектами, его осуществляющими, являются Президент РФ, Государственная Дума и Совет Федерации Федерального Собрания РФ, Генеральная прокуратура РФ и т.д. Л.Н. Плеханова указывает на то, что замечание С.А. Осипяна («Вопросы, посвященные защите Конституции Президентом РФ, парламентом и иными органами, по сравнению с вопросами о конституционном правосудии, в литературе пользуются меньшим вниманием»), сохраняет свою актуальность и по сей день. По ее мнению, существует необходимость
разработки механизма правовой охраны Конституции Президентом РФ. «Этой стороне президентской власти уделяется недостаточное внимание в литературе; важность полномочий Президента для охраны Конституции значительно возросла в связи с формой правления, установившейся в нашей стране с принятием Конституции РФ 1993 г., «Сильный» Президент – важнейший элемент системы органов правовой охраны Конституции. Назначение гаранта Конституции позволяет направить властные полномочия главы государства в позитивное русло – на охрану Конституции, прав и свобод человека и гражданина». Помимо этого Плеханова отмечает сложность вопроса о взаимодействии Президента РФ с Правительством РФ в сфере «правовой охраны Конституции»15. На наш взгляд, вопросы взаимодействия не только Президента РФ с Правительством РФ, но и остальных субъектов конституционного контроля между собой плохо регламентированы законодательством. Между тем взаимодействие – очень важная часть системы конституционного контроля. Отдельного рассмотрения требует и уровень субъектов РФ. На уровне субъектов РФ нет единообразия в организации деятельности субъектов конституционного контроля. Во множестве субъектов РФ отсутствуют специализированные органы конституционного контроля. Федеральному центру следовало бы установить единую модель (или предложить несколько вариантов) организации и деятельности специализированных органов конституционного контроля. Необходим единый нормативный акт (закон), который регламентировал бы все или хотя бы общие вопросы конституционного контроля. В юридической литературе существует мнение о том, что следует выделить контрольную ветвь власти как отдельную наравне с судебной, законодательной и исполнительной. Мы считаем, что этого не следует делать, поскольку и в законодательной, и в исполнительной, и в судебной ветвях власти существуют контрольные органы, которые имеют достаточную независимость. Помимо этого и государству, и обществу следует заниматься правовым воспитанием, просвещением. Низкий уровень правовой культуры не станет выше сам по себе. Без активной деятельности по повышению правовой культуры не будет улучшения в данном направлении, а развитие негативных процессов (правового нигилизма, деградации правового сознания гражданина и т.д.) будет препятствовать развитию системы конституционного контроля. И здесь важную роль могут сыграть: �проведение различного рода конференций, рекламных акций, вовлечение СМИ (освещение вопросов конституционного контроля специалистами-конституционалистами); �консультирование, граждан, групп граждан, разъяснение им порядка, процесса конституционного контроля, его процедур; �организация контроля этих процессов.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
15
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Государство должно стремиться, чтобы граждане как можно активнее участвовали в осуществлении контроля, в том числе и конституционного. Повышению уровня правовой культуры способствует и развитие элементов гражданского общества, так как это взаимосвязанные явления. Важно также развивать научные представления, проводить исследования в области конституционного контроля и смежных институтов. 1
См.: Проскурин А.А. Перспективы развития конституционного контроля в Российской Федерации: Дис... канд. юрид. наук. – Орел, 2006. – С. 126. 2 Там же. – С. 136. 3 Харитонова Н.Н. Правовое регулирование осуществления конституционного контроля в Российской Федерации: системно-функциональные и федеративные аспекты: Дис... канд. юрид. наук. – М., 2006. – С. 164. 4 Харитонова Н.Н. разделяет органы конституционного контроля на общие (парламент, глава государства, правительство, орган (министерство) юстиции, иные исполнительные органы, а также прокуратура, уполномоченный по правам человека; высшие должностные лица субъектов федерации, законодательные и высшие исполнительные органы субъектов федерации, органы юстиции субъектов федерации) и специализированные (суды – общие или конституционные). См. Там же. – С. 185. 5 Там же. – С. 178. 6 Там же. – С. 182, 188.
16
7
Тихомиров Ю.А. Сухарев А.Я. Демидов И.Ф. Законность в РФ. – М.: Спарк, 1998. – С. 29. 8 См.: Шапкина Е.А. Правовые и организационные основы конституционного контроля в Российской Федерации: Дис... канд. юрид. наук. – М., 2005. – С. 150. 9 Там же. – С. 158. 10 Морщакова Т. Проблемы реализации решений Конституционного Суда РФ в деятельности Государственной Думы Федерального Собрания – Парламента РФ // Проблемы исполнения федеральными органами государственной власти и субъектов Российской Федерации решений Конституционного Суда РФ и конституционных (уставных) судов субъектов РФ: Материалы Всероссийского совещания / Под ред. М.А. Митюкова. – М., 2003. – С. 125. 11 См.: Лазарев Л.В. Исполнение решений Конституционного Суда РФ // Российская юстиция. – 2002. – № 9. – С. 17. 12 См.: Витрук Н.В. Конституционное правосудие в России. – М., 2001. – С. 474–500. 13 См.: Мизулина Е.Б. Проблемы реализации решений Конституционного Суда РФ в деятельности Государственной Думы Федерального Собрания – Парламента РФ // Проблемы исполнения федеральными... 14 См.: Амирбеков К.И. Проблема конституционности общенадзорной функции прокуратуры России // Конституционное и муниципальное право. – 2003. – № 5. – С. 10. 15 Плеханова Л.Н. Президент Российской Федерации в системе органов правовой охраны Конституции Российской Федерации: Дис... канд. юрид. наук. – Томск, 2004. – С. 51–52.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
Ï.Ã. ÐÅÄÊÈÍ. ÏÎÍßÒÈÅ ÏÐÀÂÀ Н.Б. АЛАТИ, доктор юридических наук; К. БЕЛЯКОВ, В. УШАКОВ Работам профессора П.Г. Редкина до сих пор не было уделено должного внимания; его учение о праве не исследовалось и не получило заслуженной известности; вклад П.Г. Редкина в развитие учения о праве до сих пор не оценен. Даже имя заслуженного профессора, ректора Санкт-Петербургского Университета практически забыто, несмотря на то, что более половины своей жизни он посвятил науке права и исследованию понятия права, его сущности. В своих трудах П.Г. Редкин указывал на значения слова «право»: одно – субъективное, личное, «подлежательное» («jus subjectivum», «jus subjectivo»), другое – объективное, «предлежательное» («jus objectivum», «jus objectivo»). В субъективном или личном смысле право, как говорили во времена Императорской России, есть основанная на законах общественного союза власть или сила лиц, определяющая деятельность других лиц этого же союза с тем, чтобы эти лица делали что-нибудь или воздерживались от чего-нибудь. Сегодня наиболее распространена (с некоторыми вариациями и дополнениями) дефиниция, согласно которой субъективное право есть установленная и обеспеченная законом мера, вид возможного (дозволенного) поведения субъекта права. Русское законодательство дало ему (субъекту) это право, оно само его определило, а вместе с тем охраняло и охраняет его. Поскольку эта власть составляет принадлежность одного лица, постольку оно является субъектом права. Поэтому и само право, по рассуждению П.Г. Редкина, в смысле власти называется субъективным. В объективном значении говорили, что право означает сам закон общественного союза, а также учение и вообще науку о законах. Эти
законы, равно как и учение о них, есть предмет законодательства, предмет для всеобщего руководства, руководства предоставленного для всеобщей деятельности; следовательно, право в этом смысле и называется предметным, предлежательным. Сегодня объективное право принято определять, как систему общеобязательных, формально определенных норм, которые служат критерием правомерности или неправомерности поведения субъекта права. П.Г. Редкин в своих трудах указывал на то, что можно говорить о праве в смысле неположительного права, но в смысле того, что называется естественным правом, в смысле правды и справедливости. Право в объективном смысле имеет значение положительного закона, а также само естественное право. При этом, рассматривая соотношение структурных элементов объективного права, П.Г. Редкин указывал: не только положительное право есть юридические законы, есть и естественное право. Его он ставил после положительного, поскольку оно «составляет переход от юридических законов к нравственности». При этом П.Г. Редкин считал, что всеми этими значениями понятие о праве не раскрывается во всей его всеобщности. Из этих определений не видно того, что представляет собой право вообще, не видно его сущности, его всесторонности. В них определено только то, что называется положительным законом, естественным законом, и определена власть, основанная на этих законах; на чем основана эта власть, на чем основана сущность этих законов, не определено. А потому такие употребляемые значения не определяют право в его всеобщности, не охватывают все-
го, что входит в состав понятия о праве, не определяют права в его единстве, как одно целое понятие, для которого необходимо развитие со всех сторон. Некоторые юристы прибегали к тому, что выводили понятие права в смысле сущности из какоголибо верховного принципа, той или иной философской системы, из какого-либо положения, из какого-нибудь понятия, что, с точки зрения П.Г. Редкина, неприемлемо. Такие верховные принципы, не признанные нами, являются потому недостаточным произвольным положением и не могут быть основой для верного понимания предмета. Единственный путь – путь не предположений, избранный П.Г. Редкиным для построения определения права, путь генетического развития познания права. П.Г. Редкиным выделял пять ступеней генетического развития понятия о праве, по тем самым ступеням, по которым развивается право. Путь положительный, основанный на доказанных положениях. Во-первых, право в значении «прямо». У нас право в этом значении не употребляется, как было прежде, особенно в церковнославянском языке. Именно от такого значения слова «право» остались производные значения «править», «выправить», «исправить», «правило». В самом языке (греческом, немецком, французском) первые значения какого-либо слова являются первоначальными, основными среди прочих значений, оттого и слово прямо должно быть основою для юридического понятия, заключающегося в слове «право». Во-вторых, право в значении «истина», «правда», «справедливость». От этого значения образу-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
17
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО ются слова «да», «истинно», «правда», «справедливо». От именно такого значения произошли слова «правоверие», «православие», «правомудрие», «правомыслие», «правдоподобие», «справедливость». Эти первые два значения слова «право» есть первоначальные. Они поставлены П.Г. Редкиным на первое место, потому что они суть самые общие, самые неопределенные, самые «скудные» по содержанию. Словом, это значения не юридические. Из них право в смысле «прямо» поставлено на первое место, а право в смысле правды и справедливости – на второе. Потому, что право в первом случае есть более общее и менее юридическое понятие, чем второе, которое есть уже переход к юридическому понятию. В-третьих, право определяется, как закон. Право в этом значении относится уже к способности не познавательной, а желательной и означает с одной стороны, законное («justum»), а с другой стороны – сам закон, определяющий свободную волю человека и ее обнаружение во внешней деятельности, касающейся взаимных отношений людей между собою. Истина теоретическая требует согласия нашего мышления с законами этого мышления, так что истина всегда есть закон, истина практическая (правда и справедливость) предполагает согласие нашей деятельности с законами этой деятельности. Законы мышления называются логическими, а законы нашей деятельности – этическими, а потому право в объективном смысле, т.е. в смысле закона, есть именно закон этический, а не логический. В этом и состоит сущность права. Словом «право» и выражается именно закон в этическом, т.е. нравственном смысле – в обширном смысле. Римляне употребляли слово «Jus» в смысле союза, связи. И во французском языке слово «droit» употребляется также в смысле закона и мирового, и этического. Немцы говорят «Recht». Но древние германцы употребляли
18
вместо слова «Recht», одну только гласную E или А, а потом Eh или An. Иными словами, словом «право» на древнегерманском и латинском языках выражается понятие о том, что сущность права состоит в том, что оно соединяет все в мире, а в особенности людей между собою в общении и единении. Самое короткое и совершенно верное, но не разъясненное определение закона делает Неволин, говоря, что закон есть правило, по которому что-либо происходит. В нашем академическом словаре закон определяется так: 1) есть постановление, предписание верховной власти; 2) определенный образ богопочитания; 3) правило, начало. Нетрудно заметить, что между этими значениями нет никакой связи. Такие и подобные «ходячие» определения не отвечают необходимым требованиям нашей науки, потому что они неполны и неточны, а значит между видами и родами таким образом не может быть никакого единства. Только генетически развивая понятие закона, мы получим его полное и точное определение, получим все его значения. Развивая генетическое понятие закона вообще, мы получим следующие главные ступени генетического развития или следующие роды и виды его: �закон как право есть письменное постановление верховной власти; �закон как право есть постановление общественных властей вообще во всех общественных союзах (шире); �закон как право есть собственно юридический закон или правовой внешний, т.е. положительное право или право в собственном смысле. В юриспруденции закон употребляется только в этих трех значениях. Закон есть закон нравственный в обширном смысле Закон как право есть закон мировой. И наконец, самое полное, и определенное значение слова «законность» – Закон как право есть
закон вообще. Далее генетическое развитие понятие закона продолжаться не может. В-четвертых, право есть возможность, способность, власть, сила лица. Мы видим, что данные значения – более определенные с юридической точки зрения; они полны юридического содержания, но все они не содержат определения права с юридической стороны по форме, потому что означают и власть, и способность, и возможность, которые суть понятия не только юридические, но и нравственные, даже мировые. Таким образом, считал П.Г. Редкин, о праве можно говорить как о власти в смысле юридическом, нравственном, мировом. Существует право дружбы, любви, которые не определяются положительными законами, а устанавливаются законами нравственными. Есть право сильнейшего над слабейшим, которое также не определяется юридическими и нравственными законами, а устанавливается законами природы. Эти два значения поставлены в таком порядке на том основании, что значение права, как и закона, есть основание для власти кого бы то ни было, потому что вся она основана на законе. Ибо надобно иметь прежде всего основу, чтобы основываться. В-пятых, право в значении правоведения. Это уже есть самое определенное с юридической стороны и самое полное юридического содержания значение права. Что же значит право? В праве как в правоведении, т.е. ведении, знании о праве или, лучше, в учении, науке о праве и определяется понятие права вполне. Потому что в правоведении право сознается вполне как знание, а всякое знание состоит в верном понимании своего предмета. В слове «правоведение» право получает самое обширное и самое определенное значение. Только объединив названные значения, рассмотрев ступени генетического развития права, можно определить его всесторонне, как единое целое.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
ÏÐÀÂÎ ÍÀ ÆÈÇÍÜ ÊÀÊ ÎÁÚÅÊÒÈÂÍÎÅ ÏÐÀÂÎ Право на жизнь – первооснова всех прав и свобод, абсолютная ценность мировой цивилизации, поскольку все остальные права утрачивают смысл и значение в случае гибели человека. Проблема обеспечения права на жизнь находится в центре внимания всего мирового сообщества, российских ученых, общественности, является злободневной задачей в деятельности каждого цивилизованного государства. Содержание, соблюдение и защита права на жизнь – предмет острой полемики, поскольку затрагивают широкий спектр различных сфер жизнедеятельности общества и государства: право, политику, мораль, религию, медицину. Проблемы, связанные с жизнью и смертью, дискуссии об эвтаназии, клонировании, трансплантации затрагивают фундаментальные права человека. Теория права способна объединить усилия представителей уголовного права, криминалистики, гражданского права, а также специалистов в области философии, биоэтики, психологии и т.д. для решения многих актуальных задач этой области человеческих знаний. В настоящее время при характеристике права на жизнь используются два подхода: естественно-правовой и позитивистский. При характеристике права на жизнь зачастую делается акцент на его естественном характере. При этом под естественным правом человека понимается получаемое человеком от рождения субъективное неотчуждаемое право. Это право, данное человеку природой (Богом). Естественные права человека первичны по отношению к действующему праву, и государственная власть обязана признать их и снабдить соответствующими гарантиями. В классическом понимании субъективное право зависит от воли и сознания субъекта. Если рассматривать право на жизнь как субъективное право, то оно является мерой возможного поведения, т.е. человек может решать, жить ему или не жить, но право на жизнь не может зависеть от субъекта. Человек не может решать, родиться ему или нет, ведь появление на свет нового человека не зависит от его собственной воли. Наоборот, в этом проявляется воля других лиц – его родителей. Процесс зарождения жизни включает в себя конкретные человеческие действия и объективные природные процессы, не зависящие от воли человека. Процесс зарождения человека и его появления на свет носит необратимый характер и самостоятельно приостановиться не может. Несмотря на кажущееся отсутствие права в моментах появления человека на свет, право достаточно активно изначально вмешивалось (и вмешивается) в
Е.В. ШКУРНАЯ
регулирование репродуктивной деятельности. Следует отметить, что государство своими действиями не может самостоятельно создать новую жизнь. Для этого необходима инициатива человека. Но государством создается система клиник, чья деятельность направлена на лечение бесплодия, искусственное оплодотворение, суррогатное материнство. Государство берет на себя дополнительные обязательства по обеспечению права каждого на собственное потомство, в том числе путем предоставления вспомогательных репродуктивных технологий. Понимание права на жизнь как субъективного приводит к тому, что существует и право на смерть, т.е. каждый человек имеет возможность самостоятельно распоряжаться жизнью, решать вопрос о ее прекращении; т.е. если рассматривать право на жизнь как субъективное право, то его обладатель может им пользоваться по собственному усмотрению, с помощью него определять свои конкретные действия, создавать обязанности для других лиц. Более того, человек может самостоятельно лишить себя этого блага (например, в случае самоубийства). Право на смерть можно реализовать путем эвтаназии. Но возможность распоряжаться собственной жизнью нельзя никому делегировать, а в случае эвтаназии мы наблюдаем передачу права на распоряжение собственной жизнью. Действующее законодательство устанавливает формы защиты права на жизнь, но никак не закрепляет право убить самого себя. Наличие права на жизнь ни в коей мере не предполагает включение в него права на смерть. В большинстве случаев правомочие по распоряжению жизнью ограничено комплексом правовых, религиозных и этических норм1. Государство негативно относится к самостоятельному решению вопроса о прекращении жизни, что опровергает понимание права на жизнь, в том числе и как права на смерть. Легальным это может признать лишь закон, отрицающий сам себя. Нельзя сформулировать отдельные исключения из правила об обеспечении и защите жизни, если разрушается само основание этого правила. Воззрения современности представляют и такую точку зрения, которая основывается на том, что есть только право на жизнь, но нет субъективной обязанности жить. Задача законодателя в этом случае состоит только в том, чтобы оградить человеческую жизнь от посягательств других лиц. Каждый человек волен распоряжаться только своей собственной жизнью. Если исходить из предпосылки свободы волеизъявления личности, в том числе по вопросу распоряжения собственной жизнью, то тогда должна отсутствовать и необходимость оказания медицинской помощи самоубийцам-неудачникам («воля человека священ-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
19
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО на»). Врач должен облегчить страдания, доведя до логического конца задуманное пациентом. В этом случае вся деятельность экстренной медицинской помощи ставится вне закона. Сам факт наличия вреда жизни и здоровью гражданина является условием медицинского вмешательства. Это предполагает наличие обязанности оказания медицинской помощи и выведения человека из тяжелого физического и психологического состояния. Для психиатрии желание прервать собственную жизнь является формой психической патологии. Нельзя не сказать о том, что государство допускает наличие таких профессий, основная задача которых выполняется с риском для жизни. При этом допускается правомерный риск по отношению к собственной жизни. В любом случае такой выбор профессии не означает свободу распоряжения собственной жизнью, так как риск является потенциальным, а поступление на службу не означает отказ от права на жизнь. Компенсацией возможного риска выступают дополнительные выплаты, обязательное государственное страхование, социальные льготы, иные гарантии правового, организационного, материального характера2. Наличие смертной казни также свидетельствует об объективном характере права на жизнь, так как в данном случае уход человека из жизни зависит не от его собственной воли, а от воли государства. Международно-правовые акты, посвященные вопросу смертной казни, содержат нормы, побуждающие государства к ограничению применения смертной казни, фиксируют гарантии для лиц, приговоренных к казни. Ни один из международных документов не направлен на поощрение применения смертной казни. Российская Федерация принадлежит к числу тех стран, которые не признали полную отмену смертной казни. Закрепив положение «впредь до ее отмены» в статью, посвященную праву на жизнь, государство взяло на себя лишь обязательство в будущем стремиться к отказу от практики вынесения смертных приговоров. Следует также отметить, что, рассматривая право на жизнь как субъективное, мы сталкиваемся с проблемами его реализации, так как право на жизнь нельзя реализовать как субъективное. Если рассматривать право на жизнь как субъективное, то в данном случае не защищается ни качество жизни, ни сама жизнь. Позитивистская концепция иначе определяет природу личных прав и свобод человека. Согласно данной концепции, источником всех прав человека выступает государство. Именно оно определяет вид, содержание и объем этих прав. Государство берет на себя функции защиты, обеспечения и законодательного закрепления прав. Благодаря позитивному праву человек ощущает себя правовой личностью. Позитивистская концепция, разрабатываемая наукой, находит практическое применение. В естественно-правовой концепции личные права человека всегда ставятся выше государства, которое
20
не может вмешиваться в порядок осуществления этих прав. Однако если личные права не будут закреплены в законодательстве, то представление о них будет абстрактным. Человек – существо социальное, он живет в обществе, включен в общую систему социальных отношений, и его право, как и всякое иное явление объективной действительности, не может существовать само по себе, вне связи с другими явлениями. И только объективное право, творцом которого выступает государство, может служить источником прав личности. Право не может стать реальностью, пока не будет облечено в правовую «одежду». Юридические государственные гарантии выступают как условия реализации и средства защиты прав и свобод человека. Государство должно создавать правовые, социальные, экономические и иные условия, обеспечивающие нормальную, полноценную, достойную человеческую жизнь. Право на жизнь – объективное право. Право в объективном смысле – это система выражающих государственную волю общеобязательных норм, направленных на регулирование общественных отношений, правил, установленных государством и охраняемых в случае нарушения силой государственного аппарата. Рассматривая право на жизнь как объективное право, следует отметить, что оно действует независимо от волеизъявления, желания, нежелания конкретных людей и потому объективно по отношению к их воле и сознанию. Л.О. Красавчикова, рассматривая право на жизнь как объективное право, определяет его, как совокупность правовых норм, регулирующих отношения, связанные с осуществлением индивидуальной жизнедеятельности лица на основе саморегулирования, исключающих какое-либо вмешательство в жизнь со стороны других лиц, кроме случаев, прямо предусмотренных законом, а также совокупность правовых норм, направленных на охрану жизни человека, устанавливающих недопустимость произвольного лишения жизни, запрет активной эвтаназии, дозволенность искусственного оплодотворения и имплантации эмбриона, а также самостоятельного решения женщиной вопроса о материнстве, в том числе об искусственном прерывании беременности3. Право на жизнь в объективном смысле – принцип взаимодействия человека, общества и государства, благодаря которому человек становится центром государственной политики. Право на жизнь как объективное право выступает в качестве общей меры оценки действующего законодательства, а также отражает объективные закономерности его развития. Государство имеет широкие обязательства по сохранению жизни каждого человека и его индивидуальности. Существуют юридический механизм защиты права на жизнь и эффективный механизм по расследованию каждого случая прекращения жизни и установления ответственности за неправомерное лишение жизни. Государство обязано принимать эффективные правовые нормы, которые должны гарантировать охрану
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО жизни каждого человека, проведение тщательного расследования в случае противоестественной смерти человека, возможность обращения родственников пострадавшей стороны в компетентные органы, установление ответственности лиц, виновных в лишении жизни другого человека. Для обеспечения права на жизнь государства должны создавать и поддерживать безопасную социальную и природную среду обитания, предпринимать положительные меры для обеспечения адекватного уровня здравоохранения, приемлемых жилищных условий, безопасности условий труда и жизни. Наличие прав личности, их законодательное закрепление и защита – главный показатель цивилизованности существующего строя, эффективной работы государства в лице государственных органов власти. Обеспеченность права на жизнь – показатель демократичности государства.
Любые усилия государства по созданию условий эффективного осуществления права на жизнь будут тщетны, если не будет здоровой духовной атмосферы общества, если она будет отравлена изнутри, если идеи жизни как высшей ценности не проникнут в общественное сознание. О состоянии духовного здоровья общества можно судить по превалирующим в нем гуманистическим воззрениям и идеалам, отводящим человеческой жизни определенное место в существующей иерархии моральных ценностей. 1 См.: Капинус О.С. Эвтаназия в свете права на жизнь. – М., 2006. – С. 182. 2 См.: Романовский Г.Б. Теоретические проблемы права человека на жизнь: конституционно-правовое исследование: Дис… докт. юрид. наук. – М., 2006. 3 См.: Глушкова С.И. Права человека в России. – М., 2006. – С. 366.
ÄÎÊÒÐÈÍÀËÜÍÀß È ËÅÃÀËÜÍÀß ÒÐÀÍÑÔÎÐÌÀÖÈß ÑÅÌÅÉÍÎÃÎ ÏÐÀÂÀ С.Н. БОНДОВ, кандидат юридических наук, доцент В российском законодательстве семейное законодательство (о браке и семье) образует самостоятельную отрасль. Это обстоятельство является настолько характерной чертой правовой действительности, что почти не подвергается сомнению в правовой науке1. Существование кодифицированного нормативного акта (сегодня это СК), в концентрированном виде вобравшего в себя нормы, регулирующие отношения в семье, и подчинившего своим общим положениям другие нормативные акты в этой сфере, считается достаточно убедительным свидетельством этого факта. Гораздо сложнее дело обстоит с системной характеристикой семейно-брачного позитивного права, главным образом с вопросом о семейном праве как самостоятельной отрасли права. Для советской юридической науки было характерно почти единодушное признание семейного права самостоятельной отраслью права. Правда, в 40-е – 50-е гг. прошлого века эта проблема оживленно дискутировалась в литературе и научных кругах, но споры закончились в пользу тех, кто считал семейное право самостоятельной отраслью советского права. В последнее десятилетие XX в. стали, однако, появляться мнения, подвергающие критике взгляд, до этого господствовавший в юриспруденции. Самостоятельность семейного права отдельные авторы начали подвергать сомнению, пытаясь доказать, что ему место преимущественно или исключительно в сфере частного права, которое охватывается преимущественно и даже почти исключительно правом гражданским. А.М. Нечаева связывает возникновение таких теорий с активной законотворческой деятельностью,
появлением Общей части ГК, что позволяет провести параллель между гражданско-правовым и семейноправовым регулированием отношений в семье2. Однако это только один из поводов той большой беды, которая обрушилась на юридическую науку, – отрицания того, что было достигнуто советской юриспруденцией под предлогом связи ее с тоталитарным режимом и идеологией социализма. Эту неизбежную крайность юриспруденции придется пережить как болезнь, в ходе лечения которой должно уйти в прошлое все то, что не имеет отношения к праву и противоречит современным реалиям, и оставлено то, что составляет отличительную особенность права и правосознания. Ярким примером критики самостоятельности семейного права в системе отраслей права является позиция, занятая М.В. Антокольской. Она исходит из того, что строгое деление системы права на отрасли по критериям предмета и метода, объективно идентифицирующим отраслевую принадлежность соответствующих правовых норм, следует считать скорее доктринальным, чем реальным явлением. Специфика отношений (предмет) не способна однозначно предопределять волю законодателя в выборе метода регулирования, вследствие чего одни и те же отношения могут регулироваться нормами и гражданского, и административного права. В обоснование своего мнения М.В. Антокольская ссылается на институт опеки и попечительства, в котором содержатся нормы сразу трех отраслей права: гражданского, семейного и административного (ранее он традиционно включался в КоБС, в настоящее время его переместили в ГК)3.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
21
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО По мнению М.В. Антокольской, не лучше дело обстоит и со вторым критерием выделения отрасли права – методом. Выбор метода регулирования, оказывается, также зависим от произвола законодателя, поскольку избираемый метод определяется планируемым результатом (видимо, по принципу «цель определяет средства»). Всегда имеется возможность заменить один метод правового регулирования другим, и это в значительной степени соответствует действительному положению вещей. Вот только это отнюдь не означает, что «планируемый результат» достижим при любом методе регулирования, в том числе избранном исключительно волевым решением, без учета специфики предмета правового регулирования4. На построение системы отраслей права влияние оказывают не только эти два объективных фактора (предмет и метод), но и идеологические аспекты: философские и этические установки законодателя, цели, которые он ставит перед собой, осуществляя правовое регулирование. При этом и то, и другое не всегда является осознанным побудительном мотивом, но нередко воздействие определенных убеждений приводит к различной оценке регулируемых правом общественных отношений. Чем иначе можно объяснить, что одни и те же отношения, например семейные, в нашей стране регулируются самостоятельной отраслью – семейным правом, использующей императивный метод, а в других странах – гражданским правом, использующим преимущественно диспозитивный метод5? М.В. Антокольская утверждает, что выбор императивного метода характерен для их правового регулирования в тоталитарных государствах, а диспозитивного – в демократических. Это утверждение явно не в ладу с исторической логикой. Германия, например, для которой особенностью является включение норм семейного права в ГГУ, пережила в своей истории разные, в том числе откровенно тоталитарную, формы политического режима, чему нисколько не мешало «либеральнодемократическое регулирование семейных отношений», которое вообще-то не всегда было одинаково либеральным и всегда отличалось особыми приемами, отличавшими частные семейно-правовые институты от иных институтов частного права. Следовало бы вообще отказаться от предвзятых политических оценок и наклеивания политических ярлыков, а обратиться к фактам. А они таковы. Особенностью законодательства является подход к регулированию семейных отношений как особой самостоятельной отрасли законодательства. Свидетельство этого – наличие особого кодифицированного нормативного акта – СК, выполняющего по отношению к иным нормативным актам семейного законодательства ту же функцию, что и ГК по отношению к иным актам гражданского законодательства. Конечно, это еще не доказывает, что семейное право является самостоятельной отраслью права, как и отсутствие ГК не свидетельствует о том, что страна лишена гражданско-правового регулирования иму-
22
щественных отношений. Однако наличие такого кодифицированного акта, содержащего общие принципы правового регулирования семейных отношений, действию которых подчиняются правовые предписания иных нормативных актов той же предметной направленности, служит весомым аргументом в пользу теории самостоятельного семейного права. М.В. Антокольская полагает, что выбор в пользу кодификации семейного законодательства есть явление исторически случайное, предопределенное негативным отношением советской власти к частному праву вообще и гражданскому праву в частности. До нэпа ни о каком гражданском праве и, соответственно, законодательстве не могло быть и речи, а в семейном законодательстве нужда была острой. Оно воспринималось как орудие политической борьбы с Церковью и свергнутыми классами. Позднее то, что явилось следствием стечения обстоятельств, приобрело свойство традиции: «Когда в 1922 г., во время нэпа, разрабатывался первый Гражданский кодекс, предложение включить в него семейное законодательство не было воспринято, и это оказало решающее влияние на дальнейшее развитие семейного законодательства и права в России»6. Видимо, дело не только в том, что практические выгоды, получаемые вследствие самостоятельной кодификации семейного законодательства, оказались более весомыми, чем можно было ожидать от простого формального разведения семейного и гражданского права по разным законодательным нишам. Не менее важно, что такая специализация оказалась более адекватной характеру регулируемых общественных отношений, складывающихся внутри и вокруг советской семьи. Кстати, М.В. Антокольская в своей статье почему-то не упоминает, что первые акты семейного законодательства для советской власти были скорее разрушающего, нежели созидающего воздействия, да и перспектива сохранения семьи была тогда для официальной идеологии не более привлекательной, чем сохранение гражданского оборота. По-настоящему над проблемами семейного права и законодательства впервые задумались только после перехода к нэпу и кодификации гражданского права. До той поры акты семейного законодательства строились как антитеза актам, существовавшим на территории Царской России7. Еще одной особенностью юридической науки является признание семейного права самостоятельной отраслью права. Несколько дискуссий по этой проблеме позволили сформировать единый для правоведения подход к оценке теории семейного права. Сторонниками самостоятельности семейного права в советское время были Г.Н. Амфитеатров, С.Н. Братусь, Е.М. Ворожейкин, Д.М. Генкин, О.С. Иоффе, Г.К. Матвеев, А.И. Пергамент, В.А. Рясенцев, Р.О. Халфина и др. В настоящее время этой теории продолжают придерживаться О.Ю. Косова, Н.М. Кострова, И.М. Кузнецова, А.М. Нечаева, Н.Н. Тарусина, Т.А. Фадеева, О.А. Хазова, Е.А. Чефранова, Н.Г. Юркевич и др.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Понимая недостаточность избранных аргументов, а также то, что их при желании можно было бы обратить и против самостоятельности самого гражданского права, предмет которого также не отличается четкостью, а метод – жесткой детерминированностью, М.В. Антокольская считает необходимым обратиться к анализу предмета семейного права, чтобы обосновать свой вывод о его субсидиарности по отношению к праву гражданскому. Лаконичным было бы определение семейного права, как совокупности правовых норм, регулирующих семейные отношения. Но это попытка определить одно неизвестное путем подведения его под другое неизвестное может привести к конструированию порочного понятия, вследствие чего приходится уточнять качественный и количественный состав отношений, включаемых в предмет семейного права. По мнению А.М. Нечаевой, «семейное право как самостоятельная отрасль права есть совокупность государственных предписаний, адресованных лицам, намеревающимся создать семью или установить семейные правоотношения»8. Почти то же самое утверждает и О.Ю. Косова, уточняющая, однако, что «в предмет семейного права должны включаться личные неимущественные и имущественные отношения, возникающие в связи с созданием, функционированием и распадом семьи, обладающие рядом характерных особенностей»9. В науке семейного права к середине XX в. установился преобладающий взгляд на состав предмета семейного права. Его характеризовали в виде отношений особого рода, а именно: совокупности личных и производных от них имущественных отношений, возникавших между людьми из строго определенных законом семейно-правовых юридических фактов – брака, кровного родства, усыновления, принятия детей в семью на воспитание10, из брака и принадлежности к семье11. При этом на первый план выносились личные неимущественные отношения, а имущественные обычно характеризовались как производные от неимущественных (Г.К. Матвеев, А.М. Нечаева, В.А. Рясенцев и др.), в редких случаях – как равнозначные им12. В настоящее время этот взгляд можно считать преобладающим. Против него и направляет свои усилия М.В. Антокольская, обращаясь для этого за поддержкой к дореволюционным юристам. В их числе на первое место ею выносится Г.Ф. Шершеневич, утверждавший в своих работах взгляд на семейное право как на субинститут (подотрасль) цивильного права. Впрочем, тогда эта позиция считалась почти что господствующей. Точно такого же мнения о семейном праве был и другой известный русский цивилист Н.Л. Дювернуа. Из позиции Г.Ф. Шершеневича для М.В. Антокольской существенным представляются следующие: �физический и нравственный склад семьи, как отмечает Г.Ф. Шершеневич, создается помимо права; �введение юридического элемента в личные отно-
шения членов семьи представляется неуместным и не достигающим цели; �определение внутренних и внешних имущественных отношений семьи составляет единственную возможную задачу права; �юридический элемент необходим и целесообразен в области имущественных отношений членов семьи; �к семейным правам не должны причисляться права на взаимную любовь, уважение, потому что это мнимые права, лишенные санкции. Право же имеет дело только с внешним миром, но не с душевным. Под личными отношениями Г.Ф. Шершеневич понимал отношения «мира душевного», нравственные чувства, такие, как взаимная любовь, уважение, которые и сегодня почти недоступны воздействию права, во всяком случае не затрагиваются его действием напрямую. Вместе с тем их нельзя считать недосягаемыми для права и даже юридически иррелевантными. В различные исторические периоды право пыталось по-разному взаимодействовать с моралью в рамках семейных отношений. Мнение о недоступности для права нравственных чувств несколько преувеличено. Право может и прямо, и косвенно содействовать либо, напротив, противодействовать нравственным чувствам. Сегодня право потому не может касаться личных отношений супругов, что не в состоянии принудить их любить и уважать друг друга, но вполне может а) поддерживать эти чувства в супругах, ограждая их от обязанностей и действий, способных поколебать эти чувства, и б) разделять супружеские узы в случаях, когда супруги таких чувств друг к другу не испытывают и не могут испытывать. В отличие от Г.Ф. Шершеневича, чьи научные интересы лежали в основном в области гражданского и торгового права, российский специалист по римскому частному праву В.М. Хвостов утверждал, что в классическом римском частном праве брак, по определению Модестина, был не только conjunction maris et feminae, но и означал consortium vitae, ограничивающийся областью только личных отношений. В числе прочего в состав этих отношений включались взаимные обязанности супругов любить и уважать друг друга, что юридически проявлялось в воспрещении предъявлять штрафные и инфамирующие иски друг к другу, а также запрещении принуждать к свидетельству друг против друга и в предоставлении взаимного beneficium competenciae. Иски супругов к другу о воровстве также не допускались13. Одновременно в составе правоотношений, создаваемых семейным союзом и доступных воздействию частного (гражданского) права, сам Г.Ф. Шершеневич различал только два вида: отношения личной власти и отношения по содержанию. С тех пор представления юридической науки о видах неимущественных и имущественных прав в семье существенно изменились, расширившись как в неимущественной, так и в имущественной сферах.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
23
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО Свобода заключения брака и развода, равенство полов в семейных правоотношениях, защита интересов несовершеннолетних, включая учет их мнения в семейных отношениях, были немыслимы во времена, когда Г.Ф. Шершеневич писал свой учебник по русскому гражданскому праву. В то время он едва ли мог себе и представить, что в недалеком будущем отношения личной власти сохранятся только рудиментарно и субсидиарно к отношениям равенства и охраны личного достоинства и, тем более, что «физический состав» семьи будет определяться если не под прямым, то под косвенным воздействием правовых норм (суррогатное материнство, донорство). В остальном личные неимущественные отношения если и выходили за пределы внутренних отношений семьи, то подпадали под сильнейшее воздействие религиозных догматов и норм церковного права. Нравственность, а более всего религиозная нравственность, вера – главные факторы, влиявшие на эти отношения. Светское право не то чтобы полностью устранялось от их регулирования, но относило их к области церковного права. Частное право на эту сферу в те времена не претендовало. Не может оно этого делать и сейчас, так как принципы автономии воли и юридического равенства несовместимы с природой этих отношений, нуждающихся в защите более слабой стороны. Вместе с тем с секуляризацией семейного права личные неимущественные отношения в семье не могли оставаться в правовом вакууме, и право начало вмешиваться в эти отношения, пытаясь воздействовать на них в определенном направлении. Современное семейное право, как отмечал А.И. Загоровский, развивается при весьма деятельном участии государства, которое, изъяв из рук Церкви брачное право, строит его на началах общекультурных, не связанных с вероисповедными различиями, а в других отделах семейного права стремится провести принципы равноправия, покровительства и защиты слабейших членов семейного союза14. Правда, следует признать правоту тех, кто утверждает, что воздействие права на область неимущественных отношений в семье и вокруг семьи разительно отличается от воздействия на имущественные отношения в семье и вокруг семьи. Сегодня невозможно настаивать на такой крайности, как объявление имущественных отношений в семье зоной исключительного влияния семейного права. Хотя во времена не столь уж отдаленные такая мысль не казалась абсурдной. Нет никаких препятствий для ее реализации и сегодня. Вот только законодатель предпочитает воспользоваться принципом субсидиарности и экономить на законотворческих усилиях там, где без вреда можно воспользоваться в семейной микроэкономике готовыми решениями, обращенными к сфере гражданского оборота, хотя и однородной с ней, но все же довольно далеко от нее отстоящей. Но и проводить ее последовательно по принципам гражданского права, оказывается, не всегда возможно. Яркий пример тому – реформа семейного права в
24
ФРГ 1976–77 гг., которая, коснувшись вначале только института развода, постепенно распространилась на имущественные отношения по содержанию нуждающегося супруга после расторжения брака вне зависимости от его вклада в доходы семьи, признав (в изъятие из традиционных положений гражданского права) равноценность труда по уходу за детьми и ведением домашнего хозяйства всем иным видам трудовой деятельности супругов, которыми они занимались в период брака. Конституционный Суд ФРГ решительно высказался за перестройку судебной практики в этом направлении. Введенная система компенсации обеспечения супругов после развода даже заставила судей пересмотреть традиционный принцип «judex non calculat», к которому они обычно прибегали при рассмотрении бракоразводных дел, и научиться считать, причем прибегая к использованию компьютерной техники и специального программного обеспечения. Принцип юридического равенства полов при их фактическом неравенстве потребовал и в Германии разработки особого юридического механизма его обеспечения в семейных отношениях, что в конце концов (первые попытки его введения относятся исследователями к 20-м гг. XX в.) и было сделано в изъятие из общих принципов гражданскоправового регулирования личных и имущественных отношений гражданского оборота. (продолжение следует)
1 За рубежом советский опыт объясняется идеологической редукцией гражданского права (см.: Кабрияк Р. Кодификации. – М., 2007). 2 См.: Нечаева А.М. Введение // Семейное право России: проблемы развития: Сб. обзоров и ст. – М., 1996. – С. 9. 3 См.: Антокольская М.В. Место семейного права в системе отраслей права в свете реформы законодательства о браке и семье // Там же. – С. 32. 4 См.: Там же. 5 См.: Там же. 6 Там же. – С. 35. 7 См.: Нечаева А.М. Основные направления развития семейного права // //Семейное право России... – С. 10–11. 8 Нечаева А.М. Семейное право: Курс лекций. – М., 1999. – С. 13. 9 Косова О.Ю. Предмет семейного права и семейное законодательство // Государство и право. – 2000. – № 7. – С. 73. 10 См.: Рясенцев В.А. Семейное право: Учебник. – М., 1971. – С. 8. 11 См.: Матвеев Г.К. Советское семейное право: Учебник. – М., 1985. – С. 37. 12 См.: Вильнянский С.И. К вопросу о системе советского права // Советское государство и право. – 1957. – № 1. – С. 107. 13 См.: Хвостов В.М. Система римского права // Семейное право. Наследственное право: Учебник. – М., 1909. 14 См.: Загоровский А.И. Курс семейного права / Под ред. и с предисл. В.А. Томсинова. – М., 2003. – С. 7.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
ÏÐÎßÂËÅÍÈÅ ÊÎÍÊËÞÄÅÍÒÍÎÑÒÈ Â ÞÐÈÄÈ×ÅÑÊÈÕ ÄÅÉÑÒÂÈßÕ М.С. ПАХОМОВ В последнее время категория «конклюдентные действия» из сугубо теоретического перекочевала в практическое русло, найдя свое закрепление в ряде правовых актов. Однако содержание данной категории остается достаточно размытым и неопределенным, свидетельством чего является практика его доктринального употребления. Возможно, решение данной проблемы кроется в изучении проявления конклюдентности сквозь призму юридических действий, которые следует рассматривать как родовую категорию по отношению к конклюдентным действиям. Конклюдентные действия (от лат. «concludo» – «заключаю, делаю выводы») – это действия лица, выражающие его волю установить правоотношение, но не в форме устного или письменного волеизъявления, а поведением, по которому можно сделать заключение о таком намерении1. «Помыслы и чувства, устремления и пожелания личности, не будучи изъявленными, не являются социальными фактами. О них мы можем говорить лишь тогда, когда они нашли свое внешнее объективное выражение»2, – отмечал О.А. Красавчиков. Этим объективным выражением являются действия. Констатация того, что конклюдентное действие является формой выражения юридического действия, не имеет никакой познавательной ценности. Связано это с тем, что проблема соотношения понятий «активность», «деятельность», «поведение», «деяние», «действие» до сих пор не нашла четких доктринальных очертаний. Очевидно лишь, что применительно к сфере права все перечисленное выше можно отнести к формам проявления правового поведения. Между тем исследовательский интерес представляет правовая природа юридического действия, так как, разрабатывая именно это направление, можно проводить параллели в исследовании природы конклюдентных действий. Действием называется внешнее проявление воли. Но не всякое действие является юридическим. Правовая наука не обращает внимания на такие действия, которые безразличны по отношению к праву. Совершение юридических действий влечет прекращение прежних или установление
новых правоотношений, возникновение новых правомочий и обязанностей, которые обусловливают возможность или необходимость совершения новых юридических действий. «Действие, следовательно, составляет условие возникновения права, но оно же является и результатом права»3, – отмечает О.С. Иоффе. Д.И. Мейер подразделял юридические действия на положительные и отрицательные. Первые он охватывал формулой: «Я хочу и показываю на деле, что я хочу»; вторые характеризовались другой формулой: «Я не хочу и показываю на деле, что я не хочу». О существовании отрицательного действия мы судим по несуществованию действия положительного4. По сути, отрицательное юридическое действие означает отсутствие определенного обстоятельства, с которым закон связывает определенные юридические последствия. Следовательно, конклюдентные действия могут возникать только на базе положительных юридических действий, ибо нельзя рассматривать в качестве действия бездействие. Однако конклюдентность в иных видах, помимо действий, может охватывать и терминологическое поле бездействия. На основании сказанного считаем изучение как проблематики юридических действий, так и проявления конклюдентности в них перспективным и оправданным как с практической, так и с эвристической точки зрения.
1 См.: Тотьев К.Ю. Конкурентное право: правовое регулирование конкуренции: Учебник. – М., 2000. – С. 311–318. 2 Красавчиков О.А. Юридические факты в советском гражданском праве // Категории науки гражданского права. Избранные труды: В 2 т. – Т. 2. – М., 2005. – С. 150. 3 Иоффе О.С. Избранные труды: В 4 т. – Т. 1. Правоотношение по советскому гражданскому праву. Ответственность по советскому гражданскому праву. – СПб., 2003. – С. 163. 4 См.: Мейер Д.И. Русское гражданское право: В 2 ч. – Ч. 1. – М., 1997. – С. 153, 154.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
25
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
БЕЗОПАСНОСТИ
ÃÎÑÓÄÀÐÑÒÂÅÍÍÀß ÏÐÀÂÎÎÕÐÀÍÈÒÅËÜÍÀß ÑËÓÆÁÀ  ÑÈÑÒÅÌÅ ÎÁÅÑÏÅ×ÅÍÈß ÍÀÖÈÎÍÀËÜÍÎÉ ÁÅÇÎÏÀÑÍÎÑÒÈ
Р.Д. КУРБАНОВ, кандидат юридических наук
Правоохранительной системе принадлежит важная роль в обеспечении национальной безопасности, в решении политических задач государственного управления. С организационно-правовой точки зрения, правоохранительная система России инкапсулированна («спрятанна») в оболочку системы обеспечения национальной безопасности России. В Концепции национальной безопасности отмечается важность «выработки комплексной системы мер для эффективной защиты личности, общества и государства от преступных посягательств». В.В. Путин отметил, что «слаженные действия всех правоохранительных структур, в том числе органов внутренних дел и внутренних войск, позволили в прошлом году нейтрализовать несколько серьезных акций…». Одной из приоритетных мер обеспечения национальной безопасности сегодня выступает взаимодействие всех правоохранительных органов, «чтобы в короткие сроки добиться качественного оздоровления криминальной ситуации в России». Правоохранительная система – это подсистема правовой системы, состоящая из двух элементов: системы охранительных правовых норм (нормативной системы) и системы правоохранительных органов. Система правоохранительных органов представляет собой структуру, согласованную по целям, средствам и методам с системой правоохранительных норм. Некоторые авторы понятие «система правоохранительного обеспечения общественной безопасности» рассматривают, как «совокупность мер политического, правового, экономического, организационного, научно-технического и иного характера, позволяющих поддерживать надлежащий уровень защищенности национальных интересов». На наш взгляд, формулировка состоит из двух понятий: «система обеспечения национальной безопасности» и «правоохранительная система». Цели правоохранительной системы определяются ее объектами. В соответствии с Законом «О безопасности», определившим объекты безопасности, цель правоохранительной системы – защита прав и свобод личности, материальных и духовных ценностей общества, конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности государства. В юридической литературе применительно к сферам общественной жизни различают социально-экономические, политические, идеологические и юридические отношения, которые выступают объектами правоохранительной системы. В контексте нашего исследования объектами правоохранительной системы, призванной защищать национальные интересы, являются личность, общество и государство.
26
Субъектами правоохранительной системы служат государство, правоохранительные органы, правоохранительные организации, граждане. Государство – основной субъект правоохранительной системы, так как именно государство создает систему правоохранительных органов, которые обеспечивают охрану законных интересов физических и юридических лиц. Оно несет ответственность перед личностью и обществом за состояние законности и правопорядка, за эффективность функционирования правоохранительных органов. Граждане также являются субъектами, поскольку, по Конституции России, «каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом». Роль правоохранительных органов в обеспечении национальной безопасности, по мнению одних авторов, определяется задачами по обеспечению общественной безопасности, связанными с предупреждением, раскрытием и расследованием преступлений, рассмотрением дел в судах, охраной общественного порядка и надзором за законностью; по мнению других – в аксиологическом и гносеологическом аспектах, так как они придают смыслосодержание, целополагание существующим угрозам и в ходе своей деятельности создают цепь причинно-следственных связей и отношений между элементами безопасности, придавая им целесообразный характер. Словосочетание «правоохранительные органы» в нашей стране начал употребляться в 60-е гг., когда в Законе СССР «О прокуратуре» была представлена функция прокуратуры по координации деятельности правоохранительных органов в борьбе с преступностью и иными правонарушениями. Вместе с тем понятие и система (круг, перечень) российских правоохранительных органов в законодательных актах Российской Федерации не получили своего достаточного и единого определения. Анализ самых различных правовых документов (от законов до ведомственных инструкций) позволяет сделать вывод о том, что это понятие используется законодателем как общепризнанное, не требующее специального раскрытия. Правовую основу деятельности правоохранительных органов составляет Конституция России, в которой определено, что запрещается «нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни», зафиксированы права и свободы человека и гражданина, перечислены органы, которые должны осуществлять правосудие. Не раскрывая понятие «правоохранительные органы», упо-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ОБЕСПЕЧЕНИЕ минаются «кадры правоохранительных органов» и органы, «призванные обеспечивать государственную безопасность, законность, права и свободы граждан, охрану собственности и общественный порядок, борьбу с преступностью». Также, не раскрывая понятия и не приводя перечня, правоохранительные органы упоминаются в Законе Российской Федерации «О частной охранной и детективной деятельности». Деятельность правоохранительных органов, как правило, рассматривается как основы правосудия. Действительно, правоохранительный орган обладает определенной компетенцией, позволяющей ему: во-первых, осуществлять правосудие (органы судебной власти); во-вторых, обеспечивать государственную безопасность (специальные службы); в-третьих, вести борьбу с преступностью (МВД России, специальные службы); в-четвертых, исполнять уголовные наказания (Федеральная служба исполнительная наказаний); в-пятых, осуществлять иную правоохранительную деятельность (например, МВД России обеспечивает общественный порядок и общественную безопасность). Спорным вопросом остается отнесение органов безопасности (спецслужб) к числу правоохранительных, так как правоохранительная составляющая в их деятельности присутствует, но не является определяющей. На наш взгляд, под правоохранительными органами следует понимать государственные органы, наделенные властными полномочиями и осуществляющие в пределах своей компетенции правоохранительную деятельность на основе действующего законодательства, т.е. в самостоятельный вид государственной деятельности следует выделить правоохранительную деятельность, которая обладает определенными свойствами. Правоохранительная деятельность определяется правоохранительной функцией государства, поскольку она: 1) осуществляется специально уполномоченными органами; 2) реализуется при соблюдении установленного порядка и определенных правил и процедур; 3) в процессе ее реализации применяются меры государственного или общественного воздействия с целью выявления, предупреждения или пресечения правонарушений; 4) нацелена на охрану и защиту права в стране. Правоохранительную систему можно представить в виде совокупности двух подсистем: государственных правоохранительных органов (органов государственной власти), негосударственных правоохранительных органов и организаций. Государственные правоохранительные органы, будучи частью государственного механизма, носят государственно-властный характер. Другие организации не могут действовать от имени государства и обладать государственно-властными полномочиями по отношению к физическим и юридическим лицам. «Создание органов обеспечения безопасности, не установленных законом Российской Федерации, не допускается». Государственные правоохранительные органы осуществляют в соответствии с законодательством пра-
БЕЗОПАСНОСТИ воохранительную службу, которая, являясь видом федеральной государственной службы, представляет собой профессиональную служебную деятельность граждан на должностях правоохранительной службы в федеральных государственных органах, службах, и учреждениях, осуществляющих функции по обеспечению безопасности, законности и правопорядка, борьбе с преступностью, защите прав и свобод человека и гражданина. К сожалению, законодательно не определена система федеральных государственных органов, в которых учреждаются должности правоохранительной службы. Поэтому в настоящее время нет единого мнения о том, какие федеральные государственные органы осуществляют правоохранительные функции. На основе действующего российского законодательства к таким федеральным государственным органам можно отнести МВД, ФСБ, Минюст, МЧС, Прокуратуру, ФМС и др. Как известно, перечни должностей всех групп начальствующего состава делятся на перечень должностей правоохранительной службы и перечень должностей федеральной государственной гражданской службы. Перечни типовых должностей правоохранительной службы и соответствующих специальных званий или классных чинов утверждаются Президентом России, на основании чего руководителями уполномоченных государственных органов в соответствии с особенностями функционирования государственного органа утверждаются перечни должностей правоохранительной службы в государственном органе, включающие в себя также нетиповые должности правоохранительной службы. В сфере обеспечения национальной безопасности существуют определенные особенности административно-правового регулирования федеральной государственной службы. Исторический опыт говорит о том, что обеспечение национальной безопасности России во многом зависит от состояния правовой урегулированности государственно-служебных отношений, эффективной работы аппарата государственного управления, а также качественного состава государственных служащих как на федеральном, так и на региональном уровнях. В связи с этим представляется важным совершенствование правового регулирования государственной службы с учетом обеспечения национальной безопасности по таким направлениям, как 1) оптимизация и сокращение численности государственных служащих в соответствии с экономическими возможностями государства по содержанию работающего государственного аппарата, 2) дебюрократизация государственной службы (сокращение вмешательства государственных служащих в предпринимательскую и коммерческую деятельность, уменьшение проверок, лишение проверяющих возможности произвола), 3) повышение служебной дисциплины, усиление государственного и общественного контроля деятельности государственных служащих, 4) разработка четкого механизма взаимодействия между государственными служащими различных органов при решении сов-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
27
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
БЕЗОПАСНОСТИ
местных задач в сфере обеспечения национальной безопасности, 5) совершенствование механизма материального и морального стимулирования государственных служащих, усиление их социально-правовой защищенности, материального положения, индексирование денежных выплат с учетом инфляции, 6) выработка действенного механизма ответственности государственных служащих за их принимаемые и претворяемые решения, 7) повышение профессионализма и компетентности государственных служащих, 8) совершенствование законодательства о государственной службе. К государственным правоохранительным органам относятся органы государственной власти, входящие в государственную систему обеспечения национальной безопасности, для которых правоохранительная функция является основной. Их можно разделить на две группы. В первую группу входят органы уголовной юстиции, которые «непосредственно связаны с осуществлением правосудия по уголовным делам; обнаружением события и лица, совершившего преступление, расследованием содеянного». Некоторые ученые к органам уголовной юстиции относят органы внутренних дел, службы контрразведки и общественные организации, реализующие функции по борьбе с преступностью. Вторую группу представляют другие правоохранительные органы: ФСБ, внутренних дел, таможенные, СВР, службы ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций и формирования гражданской обороны, природоохранительные, государственной налоговой службы, юстиции, юридические службы предприятий, нотариат и другие органы, создаваемые на основе действующего законодательства. По юрисдикционным полномочиям правоохранительные органы дифференцируются на органы предварительного следствия (органы ФСБ, органы внутренних дел в системе МВД, налоговой полиции), органы дознания (милиция в системе МВД, органы ФСБ, учреждения Минюста, органы налоговой полиции, таможенные органы), органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность (органы внутренних дел в системе МВД, органы ФСБ, органы налоговой полиции, таможенные органы, СВР, оперативные органы уголовно-исполнительной системы Минюста), органы, осуществляющие исполнение приговоров, определений, постановлений судов, органов расследований, прокурора (органы уголовноисполнительной системы и служба судебных приставов Минюста). Негосударственные правоохранительные органы входят в негосударственную (общественную) систему обеспечения национальной безопасности, к которым, как правило, относятся: органы охраны общественного порядка местного самоуправления; частные детективные и охранные организации (хотя законодателем упоминается о нераспространении на частных детективов и охранников статуса работников правоохранительных органов, т.е. в юридическом смысле правоохранительными они не являются); службы бе-
28
зопасности хозяйствующих субъектов; организации граждан по охране общественного порядка (казачьи общества, народные дружины, общественные пункты охраны порядка и др.); внештатные сотрудники правоохранительных органов, народные, присяжные и арбитражные заседатели и другие лица, осуществляющие правоохранительную деятельность. Государственные правоохранительные органы имеют определенные, присущие только им признаки. Во-первых, специализированная правоохранительная деятельность, которая является не только основной, но и единственной, а также конституционность создания и деятельности, которая оценивается по крайней мере двумя критериями: а) соответствием правоохранительного органа тем положениям, которые закреплены в Конституции Российской Федерации, б) законностью процедуры учреждения правоохранительного органа. Это не значит, что все они должны обязательно указываться в Конституции (например, органы внутренних дел не указаны), но имеется конституционное основание их организации и деятельности (охрана прав и свобод граждан, общественного порядка и общественной безопасности). Во-вторых, правоохранительные органы входят в соответствующие федеральные органы исполнительной власти, что в условиях правового государства исключает их «репрессивный характер, свойственный тоталитарному государству». В-третьих, правоохранительные органы имеют право применять в случаях и порядке, предусмотренных законами, меры государственного принуждения к нарушителям правопорядка и другие законные правоограничения, предусмотренные в целях предупреждения преступлений. В-четвертых, эти органы являются вооруженными и военизированными, т.е. в них предусмотрены специальные виды государственной службы (МВД, ФСБ, СВР и др.). В своей деятельности сотрудники правоохранительных органов применяют огнестрельное оружие, специальные средства и боевую технику, поэтому зачастую эти органы называют «силовыми». Взаимосвязь правоохранительных органов, обусловленная общностью целей, не означает их однородности, а следовательно, предполагает отличие в формах и методах работы. Специализация деятельности – основной принцип правоохранительной системы, которая обеспечивается постановкой конкретных отраслевых задач, организационно-правовой базой, разнообразием компетенций. Конкретные полномочия по решению этих задач составляют совокупность правовых и организационных основ, по которым можно судить о месте и роли каждого правоохранительного органа в системе обеспечения национальной безопасности на фоне разделения их компетенции. Это обусловлено необходимостью: во-первых, уточнения компетенции с целью освобождения их от несвойственных функций; во-вторых, систематизации их правового регулирования; в-третьих, укрепления законности в деятельности. Такая позиция позволяет установить общее в компетенции различных
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ОБЕСПЕЧЕНИЕ субъектов и частное, присущее каждому из них в отдельности. При этом совпадение предметов ведения не влечет за собой обязательного совпадения полномочий органов в сфере обеспечения национальной безопасности. Источники 1. Закон РФ от 12 августа 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности». 2. Постановления Правительства РФ от 19 января 2005 г. № 30 «О Типовом регламенте взаимодействия федеральных органов исполнительной власти» и от 28 июля 2005 г. № 452 «О Типовом регламенте внутренней организации федеральных органов исполнительной власти». 3. Барсегян С.Г. Внутренняя безопасность общества и правоохранительные органы: Монография. – М., 2003. 4. Гибов В.В., Григонис Э.П. Правоохранительные органы России: понятие, виды, место в государственном механизме // Вестник СПбУ МВД России. – 1999. – № 3. 5. Зубов И.Н. Правоохранительная функция государства:
БЕЗОПАСНОСТИ содержание, структура и механизм реализации // Там же. 6. Путин В.В. Необходим системный подход // Щит и меч. – 2006. – № 8. 7. Совершенствование системы экстренного реагирования ОВД и внутренних войск на чрезвычайные обстоятельства. – М., 1996. 8. Теория права и государства: Учебник / Под ред. проф. В.В. Лазарева. – М., 1997. 9. Семенов В.М. Правоохранительные органы в СССР. – М., 1990; Правоохранительные органы в СССР / Под ред. К.Ф. Гуценко. – М., 1991. 10. Идрисов Р.К. Теоретические и правовые проблемы обеспечения национальной безопасности: Дис… докт. юрид. наук. – М., 2002. 11. Правовая основа обеспечения национальной безопасности Российской Федерации: Монография / Под ред. А.В. Опалева. – М., 2004. 12. Кудрявцев В.Н. Уголовная юстиция как система // Правовая кибернетика. – М., 1973. 13. Васильев Н.Н., Кваша Л.Ф., Кваша Ю.Ф., Рыжак Н.И. Правоохранительные органы Российской Федерации / Под общ. ред. Ю.Ф. Кваши. – Ч. 1. – М., 2000.
ÐÅÔÎÐÌÈÐÎÂÀÍÈÅ ÐÎÑÑÈÉÑÊÎÃÎ ÐÛÍÊÀ ÝÊÎÍÎÌÈ×ÅÑÊÎÉ ÁÅÇÎÏÀÑÍÎÑÒÈ Â ÓÑËÎÂÈßÕ ÂÑÒÓÏËÅÍÈß ÐÎÑÑÈÈ Â ÂÒÎ Н.Н. НАДЕЖИН, кандидат юридических наук, доцент Из диалектики взглядов на безопасность можно сделать следующие выводы о понимании безопасности участников внешнеторговой деятельности. В общем плане такая безопасность рассматривается, как отсутствие опасности для функционирования или развития внешнеторговой деятельности, т.е. характеризует ее свойство и состояние. Применительно к внешнеторговой деятельности безопасность означает ее функционирование и развитие прежде всего со стороны других групп, общностей или их представителей, а затем уже со стороны других факторов (природных, техногенных и т.д.). Обеспечение безопасности может рассматриваться как создание условий по устранению опасности для жизненно важных интересов участников внешнеторговой деятельности. Преодоление противоречий интересов участников внешнеторговой деятельности составляет практическую деятельность по обеспечению безопасности ее участников. Из диалектики взглядов на экономическую безопасность следует, что экономическая безопасность участников внешнеторговой деятельности – это безопасность в конкретной сфере деятельности, связанной с производством, распределением, обменом и потреблением материальных благ – энергоносителей, товаров, работ, услуг, информации, результатов интеллектуальной деятельности и т.д. – во всех проявлениях и аспектах. В силу многообразия внешнеторговой деятельности экономическая безопасность
участников внешнеторговой деятельности охватывает производство, кредитно-финансовую сферу, строительство и т.д. Теперь несколько слов о соотношении понятий «безопасность», «экономическая безопасность» и «национальная безопасность». Концепция национальной безопасности Российской Федерации под «национальной безопасностью понимает безопасность ее многонационального народа как носителя суверенитета и единственного источника власти в Российской Федерации»1. Наиболее часто исследователи проблем безопасности при рассмотрении вопроса о безопасности склоняются к использованию термина «виды безопасности», что, например, нашло свое закрепление в ст. 13 Закона РФ «О безопасности», в соответствии с которым к видам безопасности относят государственную, экономическую, общественную, оборонную, информационную, экологическую и иные виды безопасности2. Таким образом, экономическая безопасность – один из видов безопасности. При этом «национальная безопасность» – также видовое понятие, характеризующее безопасное состояние определенной формы конкретной социальной структуры, в которой реализуется человеческая жизнедеятельность, – исторически сложившейся общности людей на основе общности экономических связей, территории, языка, духовной жизни, национальных особенностей психологи и т.д.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
29
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
БЕЗОПАСНОСТИ
При этом следует помнить, что отождествлять безопасность с экономической безопасностью и национальной безопасностью не совсем корректно, поскольку экономическая безопасность и национальная безопасность – более конкретные понятия. Таким образом, при характеристике соотношений безопасности, экономической безопасности участников внешнеторговой деятельности и национальной безопасности следует иметь в виду, что они отличаются масштабами охвата конкретной деятельности и уровнем совпадения интересов ее участников. Так, обеспечению энергетической безопасности был посвящен саммит государств «большой восьмерки», проходивший в Санкт-Петербурге в 2006 г. Недалек день вступления России в ВТО. После этого государство будет вынуждено признать и, возможно, поддержать Российский рынок безопасности (РРБ), в том числе через финансирование, создание национальных структур защиты. Произойдет модернизация РРБ на основе эффективного научно-технического прогресса и передового мирового опыта, но и одновременное его сокращение. Дополнительный приход иностранных операторов безопасности может принести ряд позитивных моментов, прежде всего через усиление конкуренции, а это уже хорошо. Чем сильнее конкуренция будет на РРБ, тем больше выиграет клиент, придут новые технологии и т.д. Конечно, усиление конкуренции приведет к тому, что ряд российских организаций безопасности разорится, но это – объективный процесс, разорение происходит и без вступления в ВТО. Примером активной деятельности различных участников рынка обеспечения безопасности служит деятельность многочисленных американских юридических лиц в Ираке и других государствах. Возникнут стимулы совершенствования и унификации правовой базы в сфере безопасности России на основе международного опыта. Следует подчеркнуть, что присоединение к ВТО может способствовать разрешению спора о роли государства, в том числе в сфере РРБ. Ведомственной и вневедомственной охране, возможно, придется пересмотреть свою деятельность на РРБ, что приведет к изменению этого рынка и другим далеко идущим последствиям. Уже сейчас наблюдается реформирование системы правоохранительных органов: создание Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков, Следственного комитета при Генеральной прокуратуре России, Федеральной службы по финансовому мониторингу и т.д. Правительство РФ в рамках переговоров о присоединении к ВТО исходит из необходимости принятия максимально ограниченных обязательств по допуску на российский рынок иностранных поставщиков услуг в области проведения расследований и обеспечения безопасности. К числу подсекторов услуг в сфере проведения расследований и обеспечения безопасности (применительно к которым Россия не берет никаких обя-
30
зательств в ВТО) относятся услуги по инкассации и депонированию, перевозке ценных бумаг, услуги по проведению расследований, а также осуществлению контроля сигналов тревоги. Это означает, что в будущем в этих секторах можно вводить любые ограничения для иностранцев вплоть до полного закрытия рынка. В контексте сектора «расследование и обеспечение безопасности» определенные обязательства принимаются только в части предоставления иностранными поставщиками услуг охранников и консультативных услуг по обеспечению безопасности. Консультативные услуги включают в себя услуги по определению потребностей клиента и предоставлению консультаций и предложений в отношении наиболее подходящего для клиента способа обеспечения безопасности или в отношении совершенствования существующих систем. Предполагается, что зарубежным поставщикам будет разрешено предоставлять указанные виды услуг на территории России путем учреждения коммерческого присутствия, т.е. через создание российского юридического лица. При этом предусмотрен ряд требований к иностранным поставщикам услуг, выполнение которых – обязательное условие обеспечения их доступа к функционированию в данной области. Так, им будет необходимо получить предварительное разрешение от российских компетентных органов на осуществление соответствующих видов деятельности. Процедура получения разрешения основана, среди прочего, на учете и оценке таких критериев, как компетентность, профессиональная репутация, независимость, знание соответствующего законодательства в области охранной деятельности, способность обеспечивать защиту общественной безопасности и публичного порядка. Кроме того, ограничивается круг лиц, которые могут быть руководителями таких юридических лиц. Зафиксировано требование, согласно которому руководителями указанных юридических лиц могут быть только граждане Российской Федерации, постоянно проживающие на ее территории. Возможно, взятие обязательств в части доступа иностранных поставщиков на российский рынок услуг по проведению расследований и обеспечению безопасности в указанном объеме, с одной стороны, будет содействовать притоку в эту область иностранных инвестиций, знаний и опыта, а с другой – позволит эффективно регулировать и контролировать иностранное участие в функционировании российского рынка безопасности. Точно прогнозировать последствия присоединения России к ВТО для РРБ весьма сложно. Необходимо знать условия членства, характер льгот и период адаптации к взятым на себя обязательствам, но первоначальные условия будут некомфортными, и это скажется на условиях темпов роста РРБ. Правда, со временем позитивные тенденции возьмут верх, но только для тех, кто выживет.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ОБЕСПЕЧЕНИЕ В настоящее время на рынке РРБ государству необходимо провести значительные преобразования. В первую очередь привести федеральное законодательство в соответствие с обязательствами международного права, а значит, подготовить и внести изменения в нормативную правовую базу, регулирующую систему лицензирования, налогообложения, в частную детективную и охранную деятельность, ведомственную и вневедомственную охрану, инкассацию, снизить административные барьеры, сократить переходные периоды и др. Полезно изучить механизмы, применяемые странами – членами ВТО для защиты и стимулирования рынка безопасности, и предусмотреть их в целях дальнейшего применения на РРБ. В условиях присоединения России к ВТО сфера деятельности субъектов РРБ заслуживает особого внимания государства; следует провести анализ состояния РРБ, определить его возможность открыться и готовность к выполнению обязательств ВТО, разработать реестр товаров и услуг РРБ, проработать процедуру специальных расследований в отношении ввоза отдельных товаров и услуг безопасности на территорию Российской Федерации, способных представлять угрозу нанесения ущерба экономике России и РРБ. Кроме того, необходимо разработать проекты федеральных законов и иных нормативных правовых актов в сфере РРБ в соответствии с соглашениями ВТО, ввести национальные стандарты, которые могут рассматриваться как стратегии ценообразования и технические барьеры на РРБ, оптимизировать применительно к РРБ механизмы разрешения споров или возможного введения дискриминационных ограничений, используемые ВТО, и проработать меры, способствующие притоку иностранных инвестиций на РРБ. Необходимо учитывать роль субъектов РРБ в системе безопасности и основных принципах соответствующей государственной концепции в новых социально-экономических и политических условиях. При этом следует исходить из того, что их деятельность имеет важное правоохранительное значение и может поставить на службу государству свои потенциальные возможности в обеспечении безопасности. Правоохранительным органам следовало бы наладить активное взаимодействие с представителями РРБ с целью содействия им в обеспечении безопасности России и принять действенные меры по пресечению деятельности незаконных и недобросовестных структур на РРБ.
БЕЗОПАСНОСТИ В порядке очередности надлежит осуществить следующие мероприятия: 1) оценить финансовое состояние РРБ и то, насколько оно может снизиться после вступления России в ВТО; 2) просчитать, насколько уменьшится численность работающих в этой сфере и насколько увеличится импорт; 3) определить возможность РРБ открыться и готовность к выполнению обязательств ВТО. Экономические условия развития РРБ значительно отличаются от зарубежных. Очевидно, что перед присоединением к ВТО необходимо модернизировать РРБ для того, чтобы быть конкурентоспособным на мировом рынке, создать механизмы, которые предусматривали бы возможность поддержки доходности РРБ, инструменты его регулирования, порядок страхования, вопросы социальной защиты с таким расчетом, чтобы РРБ мог видеть, на что он может рассчитывать со стороны государства и что он должен сделать сам, чтобы устоять в рыночных условиях. С целью обеспечения безопасности Российского государства необходимо рассмотреть ряд соответствующих ограничений для иностранных организаций безопасности, подающих ходатайство на работу: не участвовать в деятельности, где проводятся работы, составляющие государственную тайну; добросовестно выполнять представленный бизнес-план развития организации; качественно платить налоги в федеральный бюджет и др. Если иностранная компания соответствует установленным параметрам, то ее ходатайство может быть удовлетворено. Думается, что полное открытие РРБ, как и рынка банковских и страховых услуг, в настоящее время вряд ли целесообразно. Кроме того, необходимо обеспечить предсказуемый доступ соответствующих российских операторов к аналогичным зарубежным рынкам. Присоединение России к ВТО – крайне сложный и противоречивый процесс. Задача минимизации потерь РРБ при присоединении России к ВТО призвана быть решенной, и решить ее без волевого усилия государства, без специальной государственной программы в сфере безопасности невозможно. 1
См.: Указ Президента Российской Федерации от 17 декабря 1997 г. «Об утверждении Концепции национальной безопасности Российской Федерации» (в ред. от 10 января 2000 г.) // Российская газета. – 1997. – 26 декабря. 2 См.: Закон РФ от 25 декабря 1992 г. «О безопасности» // Российская газета. – 1992. – 6 мая.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
31
ОБЕСПЕЧЕНИЕ
БЕЗОПАСНОСТИ
ÀÄÌÈÍÈÑÒÐÀÒÈÂÍÎ-ÏÐÀÂÎÂÎÉ ÈÍÑÒÈÒÓÒ ÁÅÇÎÏÀÑÍÎÑÒÈ ÂÛÑÎÊÎÐÈÑÊÎÂÛÕ ÎÁÚÅÊÒÎÂ
М.В. НАЗАРКИН, кандидат юридических наук, доцент
В последние годы в нашей стране и за рубежом резко обострились проблемы, связанные с обеспечением безопасности потенциально опасных (высокорисковых) объектов. Это обусловлено угрозами совершения актов незаконного вмешательства в деятельность промышленных и транспортных предприятий, террористическими посягательствами на объекты жизнеобеспечения и городской инфраструктуры, которые приводят к гибели людей и причинению крупного материального ущерба. Другим, не менее значимым, фактором выступают техногенные аварии и катастрофы, влекущие за собой те же последствия. В то же время, развитие цивилизации формирует все большее количество подобных объектов: с развитием инфраструктуры крупных городов появляется все больше сложных технических объектов с массовым пребыванием людей (стадионов, торгово-развлекательных центров, аквапарков и т.п.), во многих странах мира возводятся новые объекты ядерной энергетики, химической индустрии, транспорта, появляется все больше опасных производственных объектов. Тем самым проблема безопасности, связанная с функционированием данной категории объектов, к настоящему времени обрела международный масштаб. Нет необходимости подробно описывать риски, которые несут эти объекты, и то, какую потенциальную и реальную опасность для человека и окружающей среды они представляют. Очевидно, что само их функционирование напрямую зависит от неукоснительного соблюдения установленных требований и стандартов в области безопасности. Последние носят характер обязательных, юридически закрепленных норм, которые регулируют общественные отношения, складывающиеся в столь специфичной сфере. Тем самым обеспечение безопасности высокорисковых объектов как строго регламентированный процесс осуществляется в основном в правовых формах. Это создает предпосылки специального нормативного регулирования этих отношений с учетом их особенностей. Сейчас в отечественной правовой системе действуют десятки нормативных правовых актов (в основном административных), регламентирующих рассматриваемые общественные отношения1. Анализ этих источников позволяет обоснованно утверждать, что в настоящее время в административном праве происходит формирование нового института – безопасности высокорисковых объектов. При этом процесс его оформления далеко не завершен. В пользу этого суждения можно привести ряд аргументов.
32
Развитие системы административного законодательства в настоящее время позволяет выделять такие виды безопасности, как безопасность дорожного движения, экологическая безопасность, биологическая безопасность, химическая безопасность, техногенная безопасность, термическая безопасность, пожарная безопасность, авиационная безопасность, промышленная безопасность, безопасность продукции и многие другие2. Все эти категории носят правовой характер, и их ряд постоянно расширяется. Рассуждая по аналогии, нетрудно прийти к выводу о том, что выделение понятия «безопасность высокорисковых объектов» вполне правомерно. Однако в этом случае закономерны следующие вопросы: выделяя безопасность высокорисковых объектов в качестве самостоятельного административно-правового института, не усложняем ли мы искусственно уже существующую довольно сложную систему данных институтов? Не является ли эта конструкция («безопасность высокорисковых объектов») чисто умозрительным построением? Наконец, что дает в теоретическом и прикладном отношении выделение данного института, в чем состоит его плодотворность? Попытаемся ответить на них. Ни один из существующих видов безопасности не охватывает своим содержанием понятие «безопасность высокорисковых объектов» в полном объеме. Ведь практически любой объект этой категории одновременно выступает источником разных по своей природе угроз: например, метрополитен несет техногенные, экологические, экономические, пожарные, транспортные и иные риски. В то же время, в большинстве из названных правовых институтов в той или иной форме «присутствуют» высокорисковые объекты: транспортная, промышленная, техногенная, авиационная и другие виды безопасности выделяются исходя из источников реальной и потенциальной опасности. Таким образом, безопасность высокорисковых объектов – интегральный институт. Его содержание, по сути, вбирает в себя элементы большинства из указанных выше видов безопасности. Доктринальное оформление данного административно-правового института и нормативное закрепление позволяют уйти от бесконечно расширяющегося круга разновидностей безопасности, тем самым позволяя решить важную методологическую проблему. Именно «объектовый» подход выступает эффективным направлением дальнейшего развития законодательства в сфере безопасности.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ОБЕСПЕЧЕНИЕ Безопасность высокорисковых объектов – комплексный институт. Это следует из того обстоятельства, что в регулировании правоотношений, связанных с функционированием этой категории объектов, велик удельный вес технических (или, как иногда их именуют в научной литературе, социально-технических) норм. Последние непосредственно связаны с уровнем развития производительных сил и регулируют отношения человека с несоциальными образованиями по схеме «человек – машина, человек – природа»3. Это различные технические правила, стандарты, регламенты, имеющие обязательный характер. Таким образом, нормативная система обеспечения безопасности высокорисковых объектов по содержанию шире аналогичной системы, регулирующей отношения исключительно в социальных общностях. Еще один важный теоретический аспект. Применительно к высокорисковым объектам термин «безопасность» в равной мере используется в двух равноправных, но не равнозначных смыслах – безопасность как техническое состояние и безопасность как защищенность от актов несанкционированного вмешательства в деятельность, в том числе в форме совершения диверсионно-террористического акта. В этом проявляется неразрывная дуалистическая связь между техногенными и террористическими рисками, которые имманентно присущи рассматриваемым объектам. Как неотъемлемые составляющие безопасности высокорисковых объектов в целом оба эти параметра равнозначны, дискуссионным может быть только вопрос об их соотношении и «удельном весе» каждого из них в содержании понятия «безопасность». Поскольку степень риска (потенциальной опасности) имеет техническую и социальную составляющие, она может рассматриваться в двух обозначенных аспектах. Таким образом, безопасность высокорисковых объектов как административно-правовой институт обладает своим специфическим предметом правового регулирования, складывается из совокупности регулирующих однородные общественные отношения правовых норм, содержащихся в определенной группе правовых источников. В то же время, этот институт пока не систематизирован, и его границы в правовом отношении окончательно не определены. В качестве основной проблемы юридического оформления института безопасности высокорисковых объектов следует назвать отсутствие единого, нормативно закрепленного понятийного аппарата. Так, например, до сего времени в нормативных правовых актах федерального и ведомственного уровня применительно к одним и тем же объектам используются самые разнообразные термины («потенциально опасные объекты и объекты жизнеобеспечения», «особо важные объекты», «критически важные объекты», «объекты повышенного риска», «гипераварийные объекты» – всего можно насчитать около полутора десятков определений). Отсутствие единого подхода к определению того или иного явления пре-
БЕЗОПАСНОСТИ пятствует пониманию сути проблемы и, в конечном итоге, негативно отражается и на практической деятельности. На наш взгляд, приведенные выше термины в нормативных правовых актах могли бы быть обобщены в рамках понятия «высокорисковые объекты». Данная категория выделена на основе родового признака, связанного с высокой степенью техногенного риска объектов одновременно с учетом высокой степени их уязвимости (а это ключевой фактор для выстраивания системы их физической защиты правоохранительными органами). Предпочтительность использования в законодательстве дефиниции «высокорисковые объекты» объясняется тем, что ни одно другое сходное по смыслу понятие не охватывает в полной мере всей системы объектов, несущих потенциальные техногенные риски и выступающих одновременно целями технологического терроризма и иных актов незаконного вмешательства. Для сравнения, в странах – членах Европейского Союза в настоящее время в качестве основного понятия закреплен термин «критические инфраструктуры»4. Поэтому отдельный раздел предлагаемого к разработке проекта федерального закона «О высокорисковых объектах» должен быть посвящен определению основных понятий и терминов. Итак, правоотношения, возникающие в связи с обеспечением безопасности высокорисковых объектов, оформляются в настоящее время в самостоятельный административно-правовой институт и требуют специального нормативного регулирования. Систематизировать понятийный аппарат, унифицировать подходы к организации деятельности в сфере обеспечения безопасности высокорисковых объектов, определить статус субъектов этой деятельности возможно путем принятия обобщенного («рамочного») нормативного правового акта. Таковым мог бы стать федеральный закон «О высокорисковых объектах». 1
См., напр.: Федеральный закон от 9 января 1996 г. № 3-ФЗ «О радиационной безопасности населения» // СЗ РФ. – 1996. – № 3. – Ст. 141; то же от 21 июля 1997 г. № 116-ФЗ «О промышленной безопасности опасных производственных объектов» // Там же. – 1997. – № 30. – Ст. 3588; то же от 21 июля 1997 г. № 117-ФЗ «О безопасности гидротехнических сооружений» // Там же. – 1997. – № 30. – Ст. 3589; иные правовые источники. 2 Так, А.И. Стахов на основе анализа правовых источников выделил около двадцати закрепленных в них видов безопасности (см.: Стахов А.И. Административно-публичное обеспечение безопасности в Российской Федерации: Монография. – М.: ЮНИТИ-ДАНА; Закон и право, 2006. – С. 18). При этом авторский список не носит исчерпывающего характера: к настоящему времени в связи с принятием в 2007 г. Федерального закона «О транспортной безопасности» появилась категория «транспортная безопасность». 3 «Классические» социальные нормы, как известно, регулируют поведение людей в обществе. В правовой системе любого государства они составляют большинство. 4 См.: Livre vert sur un programme europeen de protection des infrastructures critiques. Comission des communautes euroepeennes, Bruxelles, le 17.11.2005.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
33
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
ÏÐÎÁËÅÌÛ ÐÅÀËÈÇÀÖÈÈ ÏÐÎÖÅÑÑÓÀËÜÍÛÕ ÏÐÀÂÎÎÃÐÀÍÈ×ÅÍÈÉ ÏÐÈ ÇÀÄÅÐÆÀÍÈÈ ÒÐÀÍÑÏÎÐÒÍÛÕ ÑÐÅÄÑÒ В.М. ИСАЕВ Признание приоритета прав человека является основной идеей гражданского общества и правового государства. Однако демократия немыслима не только без самых широких прав для граждан, но и без определенных запретов и ограничений, установленных против различного рода антиобщественных проявлений. Свобода не может существовать без ограничений, ибо «подлинная свобода осознает свои границы»1. Проблема пределов свободы человека в обществе есть проблема реализации правовых ограничений. Немало правовых ограничений есть и в административном законодательстве, где они существуют в форме запретов, обязанностей, ответственности. Производство по делам об административных правонарушениях способно в значительной мере ограничивать права и свободы личности, в том числе гарантированные Конституцией РФ. Важнейшей гарантией реализации задач законодательства об административных правонарушениях должен выступать детально регламентированный и единообразно применяемый порядок принятия процессуальных решений, совершения процессуальных действий, фиксации их хода и результатов. Этот порядок призван обеспечить ограждение личности от возможных злоупотреблений должностных лиц, осуществляющих административно-процессуальную деятельность, и обеспечить оптимальный путь установления обстоятельств правонарушения. Одним из вопросов первостепенной важности являются совершенствование, детализация производства по делам об административных правонарушениях, т.е. создание такой процессуальной формы производства, которая явилась бы подлинной гарантией его законности. К сожалению, многие аспекты производства по делам об административных правонарушениях традиционно остаются без должного внимания законодателя. Это тем более опасно, поскольку ряд административно-процессуальных действий напрямую затрагивает конституционно охраняемую сферу. К числу таких действий относится задержание, транспортных средств, предусмотренное ст. 27.13 КоАП как мера обеспечения производства по делам об административных правонарушениях. Данная мера реализуется путем применения к лицу определенных ограничений, лишения некоторых благ, имеющихся в распоряжении субъекта, в отношении которого они применяются, прежде всего – во временном ограничении правомочий пользования и распоряжения имуществом. Самого определения термина «задержание транспортного средства» КоАП не содержит, а отсылает
34
правоприменителя к Правилам задержания транспортного средства, помещения его на стоянку, хранения, а также запрещения его эксплуатации, утвержденным постановлением Правительства РФ от 18 декабря 2003 г. № 759 (далее – Правила задержания), которые определяют задержание транспортного средства, как «…временное принудительное прекращение использования транспортного средства, включающее (в случае невозможности устранения причины задержания на месте выявления административного правонарушения) помещение его на специализированную стоянку – специально отведенное охраняемое место хранения задержанных транспортных средств (далее – специализированная стоянка)». Рассмотрим один из спорных аспектов, связанных с реализацией такого задержания. Так, транспортное средство подлежит задержанию при нарушениях правил его эксплуатации и управления, предусмотренных ч. 2 ст. 12.5 КоАП (управлении транспортным средством с заведомо неисправными тормозной системой, за исключением стояночного тормоза, рулевым управлением или сцепным устройством (в составе поезда) (ч. 1 ст. 27.13). Если лицо, управляющее автомобилем с неисправной тормозной системой, своим поведением дает достаточные основания полагать, что без применения такой меры, как задержание транспортного средства, добровольно не откажется от задуманной поездки и при отсутствии контроля со стороны сотрудника ГИБДД продолжит движение, применение вышеуказанной меры обеспечения является оправданным, потому что другими способами предупредить наступление вредных последствий как для самого правонарушителя, так и других участников дорожного движения невозможно. Однако как поступить, если водитель осознал противоправность и опасность своего поведения и выражает готовность либо устранить неисправность на месте, либо обеспечить безопасное перемещение транспортного средства к месту стоянки или ремонта (например, методом полной или частичной погрузки)? Тем более, что на месте выявления правонарушения доказать факт управления транспортным средством с заведомо неисправной тормозной системой, не прибегая к поиску дополнительных доказательств, например свидетельских показаний, сложно. Законодатель ответа на этот вопрос не дает, так как альтернативы в КоАП нет. Часть 1 ст. 27.13 содержит однозначную формировку: «…Транспортное средство подлежит задержанию до устранения причины задержания».
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ Таким образом, возникает противоречие между положениями КоАП, не предполагающими возможности устранения причины задержания на месте выявления, и Правилами задержания, предусматривающими такую возможность. Для устранения коллизии целесообразно в ч. 1 ст. 27.13 ввести формулировку «в случае невозможности устранения причины на месте задержания». Кроме того, возникает проблема с определением причины задержания транспортного средства. Логично было бы предположить, что основной причиной задержания является совершение водителем административного правонарушения, а именно – управление неисправным автомобилем, потому как само наличие технической неисправности транспортного средства, не участвующего в дорожном движении, состава правонарушения не образует. Следовательно, целью задержания является ограничение возможности дальнейшей эксплуатации неисправного источника повышенной опасности. Однако сама возможность управления ограничивается уже при применении такой меры обеспечения производства по делам об административных правонарушениях, как отстранение от управления (ч. 1 ст. 27.12 КоАП). Не стоит идеализировать дальнейшее поведение правонарушителя после того, как инспектор ДПС ГИБДД, оформив протокол об административном правонарушении и другие необходимые процессуальные документы, перестает контролировать его поведение. Вероятна возможность, что последний может беспрепятственно продолжить управление неисправным транспортом, потому как дальнейшее поведение водителя зависит только от его воли и будет сдерживаться правосознанием или угрозой наказания. Однако точно такая же ситуация может возникнуть и после того, как автомобиль будет возвращен владельцу с теми же неисправностями, с которыми был помещен на специализированную стоянку. Даже не вдаваясь в технические подробности, можно предположить, что в ряде случаев для устранения неисправностей, например тормозной системы, требуются не только квалифицированный специалист, но и наличие соответствующего стационарного оборудования. Вместе с тем ст. 27.13 КоАП устанавливает, а Правила задержания конкретизируют процедуру выдачи транспортного средства, указывая, что его выдача производится на основании разрешения (в письменной форме) уполномоченного должностного лица, убедившегося в устранении причины задержания. Можно предположить, что устранением причины задержания является появление на специализированной стоянке водителя, получившего соответствующее разрешение. Однако, если в качестве причины задержания рассматривать техническую неисправность, владелец попадает в замкнутый круг: невозможно получить разрешение должностного лица на выдачу транспортного средства, не устранив поломку, но и нельзя его отремонтировать, не получив со специализированной стоянки.
Сотрудники ГИБДД либо разрешают владельцу забрать автомобиль с использованием услуги эвакуатора, либо применяют другую меру обеспечения – запрещение эксплуатации транспортного средства, благо что ч. 2 ст. 27.13 КоАП допускает такую возможность. Причем законодателем не установлено каких-либо конкретных разграничений, определяющих, когда транспортное средство полежит задержанию с помещением на специальную стоянку, а когда запрещается его эксплуатация, сопровождающаяся снятием государственных номерных знаков. Эта неопределенность дает большой простор для усмотрения должностного лица, причем усмотрение может зависеть от многих субъективных факторов, в том числе от настроения инспектора дорожно-патрульной службы ГИБДД. Проведенный анализ не преследует цели под лозунгом защиты прав и свобод человека отменить все виды мер принуждения в отношении водителей, совершивших правонарушение. Общечеловеческие ценности нельзя рассматривать только с точки зрения их полезности для определенной группы лиц, поскольку имеется необходимость самоограничения прав индивида с учетом прав других людей. Должны соблюдаться свободы и законные интересы не только лица, совершившего правонарушение, но и пострадавших от этого противоправного деяния. Статистика аварийности на дорогах свидетельствует о том, что ежегодно в дорожно-транспортных происшествиях на территории России погибает 33–35 тыс. человек, получают травмы различной степени тяжести более 250 тыс. человек. Приведенные цифры, на первый взгляд, оправдывают предложения по усилению мер ответственности за нарушения Правил дорожного движения. Чрезмерно мягкое наказание, не соответствующее степени общественной вредности совершенного правонарушения, формирует чувство вседозволенности, переходящее в игнорирование любых запретов и правил поведения, а следовательно не обеспечивает своих основных целей – предупреждения совершения новых правонарушений как самим правонарушителем, так и другими лицами. Однако стоит задуматься: всегда ли ужесточение меры наказания является единственным стимулятором формирования законопослушности? Так, за ряд правонарушений, посягающих на безопасность дорожного движения, предусмотрена санкция в виде лишения права управления транспортными средствами, т.е. одного из наиболее жестких видов административных наказаний. По официальным данным, за 2006 г. в суды было направлено 2 607 594 административных материалов по нарушениям, за которые предусмотрено лишение права, а принято 1 111 196 решений о лишении права управления. Более половины из них были признаны судом либо необоснованными, либо не соответствующими соразмерности вины и наказания. Конечно, нельзя игнорировать и так называемый человеческий фактор, заключающийся как
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
35
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ в возможности различными способами повлиять на мнение суда, так и в «обходе закона» путем использования некоторых его пробелов. Кроме того, судебная практика свидетельствует о том, что лица, совершившие правонарушение, с целью избежания наказания за содеянное весьма активно используют процессуальные ошибки, допускаемые судами и должностными лицами. Так, постановлениями Верховного Суда РФ от 26 февраля 2007 г. № 53-АД07-5 и от 12 марта 2007 г. № 15-Ад07-1 были отменены постановления о наложении взыскания в виде лишения права управлением транспортным средством по мотиву ненадлежащего оповещения лица, в отношение которого ведется производство. Однако даже с учетом всевозможных причин, влияющих на достоверность результатов, можно констатировать, что общее количество случаев необоснованного привлечения к административной ответственности велико. А при неспособности использовать уже имеющийся арсенал административно-правовых способов обеспечения безопасности дорожного процесса вызывает сомнение, что введение дополнительных
запретов и ограничений в отношении участников дорожного движения будет способствовать формированию стереотипов законопослушного поведения на дороге. Для успеха правоохранительной деятельности необходимо обеспечить соответствие применяемых мер воздействия степени общественной опасности, реальным обстоятельствам конкретных проступков, личности нарушителей и их отношению к совершенным действиям. Таким образом, главным фактором эффективности закона является не его строгость, а точное и неукоснительное исполнение прежде всего правоприменителями. Любое отступление от требований нормы права либо ее свободное толкование по своему усмотрению недопустимо, так как неминуемо ведет к формированию негативной оценки обществом действий должностных лиц и, как следствие, к сомнению в способности государства защитить законные права и интересы граждан. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1991. – С. 168. 1
Î ÏÎÍßÒÈÈ ÔÅÄÅÐÀËÜÍÎÃÎ ÈÌÓÙÅÑÒÂÀ С.А. ПАХОМОВ Одним из важнейших результатов проводимых в нашей стране экономических и правовых реформ стало закрепление множественности публичных собственников наряду с Россией входящих в ее состав национальных и административно-территориальных образований, признанных независимыми собственниками принадлежащего им имущества. Вместо ранее существовавшей единой государственной собственности на все имущество появились федеральная собственность и собственность субъектов Федерации (по терминологии Конституции РФ 1993 г.). В законодательство потребовалось введение новых понятий, касающихся отношений собственности. Понятие «собственность» понимается чаще всего в двух смыслах: 1) право владения, пользования и распоряжения имуществом, т.е. право собственности (согласно классической доктрине), и 2) имущество. Однако имущество – это объект права собственности, поэтому некорректно употреблять термин «собственность» в значении «имущество», так как это приводит к смешению понятий права собственности и объекта, на который оно направлено. К сожалению, подобное смешение понятий имеет место во многих нормативных актах, где термин «собственность» означает понятие «имущество». Так, в Концепции внешней политики РФ 2000 г. в качестве одной из приоритетных задач государство должно «обеспечивать сохранение и оптимальное использование российской собственности за рубежом». В данном случае понятие «собственность» определяет не право, а объекты, на которые оно направлено, т.е. «имущество». Даже в формулировках Федерального закона «О приватизации государственного имущест-
36
ва и об основах приватизации муниципального имущества в Российской Федерации» обнаруживается некорректное использование терминов: «Действие настоящего Федерального закона не распространяется на… приватизацию государственной и муниципальной собственности» (ст. 3), хотя речь в Законе шла именно об имуществе. Но уже в Федеральном законе «О приватизации государственного и муниципального имущества» путаница была снята и термин «собственность» заменен термином «имущество». Имплицировать понятие «имущество» в современной правовой доктрине можно, анализируя ст. 128 ГК, определяющую виды объектов гражданских прав. К объектам гражданских прав отнесены: вещи, включая деньги и ценные бумаги, иное имущество, в том числе имущественные права; работы и услуги; информация; результаты интеллектуальной деятельности, в том числе исключительные права на них (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. Иными словами, объектом гражданских прав является то, на что направлены права и обязанности субъектов гражданских правоотношений. Понятие «имущество» является собирательным (синтетическим), и необходимо правильно определять его содержание применительно к конкретным правоотношениям. Понятие имущества, обозначая объект права, указывает и на его ценность. Тот или иной объект имеет объективную или субъективную ценность, в зависимости от того, обладает ли он ценностью для любого человека с учетом места и времени (общей ценой) либо для отдельного лица в силу его личной привязанности, иных эмоциональных переживаний по отношению к таковому объекту1.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ В содержание понятия «имущество» помимо вещей или их совокупности могут включаться имущественные права. Так, в п. 3 ст. 63 ГК под имуществом ликвидируемого юридического лица, продаваемым с публичных торгов, понимаются и вещи, и имущественные права. Они же имеются в виду, когда речь идет об ответственности юридического лица или индивидуального предпринимателя по своим обязательствам всем принадлежащим им имуществом. Под имуществом в широком смысле понимается совокупность вещей, имущественных прав и обязанностей, в том числе исключительных прав. Так, в соответствии с п. 2 ст. 132 ГК, в имущество предприятия, которое может быть объектом купли-продажи, залога, аренды и других сделок, входят предназначенные для его деятельности земельные участки, здания, сооружения, оборудование, инвентарь, сырье, продукция, права требования, долги, а также права на обозначение, индивидуализирующее предприятие, его продукцию, работы и услуги (фирменное наименование, товарные знаки, знаки обслуживания) и другие исключительные права. Несколько уже по объему трактуется понятие имущества наследственным правом. В наследуемое имущество входят вещи, а также имущественные права и обязанности наследодателя, за исключением тех, которые неразрывно связаны с его личностью (право на возмещение вреда, причиненного жизни и здоровью наследодателя, на получение алиментов, обязанности по авторскому договору заказа на создание произведения науки, литературы и искусства, а также другие подобные права и обязанности). Объектами права собственности являются вещи, имущественные права и обязанности (в том числе исключительные). Анализ употребления в праве понятия «имущество» позволяет выявить следующие его значения: �совокупность принадлежащих лицу прав или прав и обязанностей, а также комплекс таких прав и обязанностей; �единичная вещь: �любая меновая ценность – то, что с точки зрения оборота может быть его объектом и обладает ценностью в пределах, предусмотренных существующим правопорядком. Возможен и другой подход к определению понятия имущества – административно-правовой, позволяющий учитывать объекты, ограниченные в гражданско-правовом обороте или изъятые из него. Порядок владения, пользования и распоряжения этими объектами регулируется административным правом. Так, Указом Президента РФ от 22 февраля 1992 г. № 179 утвержден перечень видов продукции, свободная реализация которых запрещена (драгоценные металлы и камни, спирт этиловый, радиоактивные материалы, вооружение, боеприпасы и т.д.). Ограниченными в обороте также являются земли специального назначения, природные ресурсы, полезные ископаемые, памятники истории и культуры, другие объекты. В федеральной собственности могут находиться и объекты гражданских прав, и объекты, ограниченно оборотоспособные либо изъятые из оборота, поэтому объектный состав федеральной собственности шире,
чем частной и иных форм собственности. В состав имущества, находящегося в федеральной собственности, могут входить любые объекты материального мира, в отношении которых право собственности вообще возможно. Такая особенность права государственной (федеральной) собственности вытекает из превалирующей (властной) роли государства в системе общественных правоотношений. Здесь проявляется административно-правовой подход к отношениям собственности: налицо неравенство положений субъектов права государственной и частной форм собственности. Настало время дать в федеральном законе перечень имущества, которое может находиться исключительно в государственной собственности. В перечень должны быть включены следующие виды объектов федеральной собственности: �природные ресурсы, являющиеся народным достоянием (природные парки, заказники, заповедники и др.); �имущество для обслуживания деятельности самого государства (государственная казна, средства государственного бюджета, имущество Банка России, золотой запас, валютный фонд, федеральная связь и т.п.); �имущество, обеспечивающее обороноспособность и безопасность страны (имущество Вооруженных Сил РФ, государственный материальный резерв и т.п.); �имущество, обеспечивающее функционирование и развитие всей экономики страны (ценные недра, земли, водные ресурсы, воздушное пространство). Эти виды имущества не подлежат приватизации. В отношении такого имущества необходимо определить особый правовой режим, который, в частности, предусматривал бы неотчуждаемость объектов, порядок пользования ими, механизм включения в хозяйственный оборот. Практика реализации государственной собственности далека от совершенства. На уровне России и субъектов Федерации не решены вопросы определения собственника всех объектов. Несмотря на кардинальные преобразования общества, федеральная (государственная) собственность была и остается одним из важнейших государственных институтов и представляет собой множество объектов и прав на них (акции и доли участия, аренда и т.п.), закрепленных в собственности за Россией. Государству необходимо осуществлять управление рядом объектов собственности не только стратегических и оборонных, но и иных отраслей промышленности, что должно позволить центру эффективно контролировать всю национальную экономику, влиять на ее развитие. ГК разделяет государственную собственность на «имущество, принадлежащее на праве собственности Российской Федерации (федеральная собственность), и имущество, принадлежащее на праве собственности субъектам Российской Федерации – республикам, краям, областям, городам федерального значения, автономной области, автономным округам (собственность субъекта Российской Феде-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
37
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ рации)» (ст. 214). Появление понятия федерального, а не просто государственного имущества, основано на заложенном в Конституции РФ принципе федерализма и разграничения полномочий России и субъектов Федерации. Высказывается мнение, что сегодня нет ясного понимания правовой природы государственной (федеральной) собственности и собственности субъектов Федерации: «Их структурная модель не может быть втиснута в классическую «триаду» правомочий, составляющих содержание права собственности. В силу этого в законодательном закреплении права собственности появились противоречия и явные пробелы»2. Анализируя положения ст. 214 ГК о разделении государственной собственности на федеральную и собственность субъектов Федерации, С. Зинченко и С. Корх приходят к выводу о неясности правовой природы этих видов собственности, подразумевая, что они представляют собой общую долевую собственность. Предложенный подход, однако, не учитывает того, как осуществляются расходы по владению и пользованию долевой собственностью, каковы содержание, плоды и доходы от долевой собственности и т.д. Определять собственность федеральную и субъектов Федерации как общую долевую некорректно. Необходимо обратиться к Конституции РФ, где в ст. 71–73 говорится только о разграничении полномочий России и субъектов Федерации. В ведении России находится «федеральная государственная собственность и управление ею» (ст. 71). В совместном ведении России и субъектов Федерации находится «разграничение государственной собственности» (ст. 72). Детальное разграничение объектов федеральной и иных видов собственности следует искать в других нормативных актах. Однако до сих пор остаются нерешенными вопросы, связанные с отграничением объектов федеральной собственности от собственности субъектов Федерации. Так, постановлением Правительства РФ от 3 июля 1998 г. № 696 «Об организации учета федерального имущества и ведения реестра федерального имущества» определена необходимость учета объектов федерального имущества и ведения его реестра. Сегодня факт внесения имущества в реестр является основополагающим при решении вопроса об отнесении имущества к федеральному. В России, несмотря на декларируемые законодателем намерения осуществлять приватизацию, были до 1991 г. объективные трудности в ее проведении. Главная проблема заключалась в том, что при множественности субъектов, осуществлявших государственную власть, собственность имела единый статус. Чтобы определиться с компетенцией государственных органов при проведении приватизации, а также их полномочий в этом процессе, требовалось разграничить государственную собственность, закрепив ее на существующих уровнях осуществления государственной власти в стране. Проблема эта была решена с принятием постановления Верховного Совета РФ от 27 декабря 1991 г. № 3020-1 «О разграничении го-
38
сударственной собственности в Российской Федерации на федеральную собственность, государственную собственность республик в составе Российской Федерации, краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга и муниципальную собственность». Критерием разграничения собственности законодатель избрал статус субъекта государственной власти, которому должно принадлежать государственное имущество. Таким образом было произведено разграничение государственной собственности на собственность трех уровней: федеральную, субъектов Федерации и муниципальную. При этом законодатель установил два типа государственной собственности – государственную федеральную собственность и государственную собственность субъектов Федерации. Независимо от передачи объектов в собственность национально-государственных, национально- и административнотерриториальных образований управление ими до момента приватизации осуществлялось Правительством РФ. Виды собственности на землю и ее недра, водные ресурсы, лесной фонд, растительный и животный мир определялись в соответствии с законодательными актами. Нормативными актами предусматривается также ведение Реестра федеральной собственности, Реестра собственности субъектов Федерации и Реестра муниципальной собственности (см. постановление Правительства РФ от 3 июля 1998 г. № 696 «Об организации учета федерального имущества и ведения реестра федерального имущества»). Следует указать на специфику государства как собственника, которое коренным образом отличается от иных собственников. Можно даже утверждать, что и гражданско-правовые сделки (например, передача акций в доверительное управление, купля-продажа имущества в процессе его приватизации) приобретают административно-правовую окраску из-за того, что в лице государства совмещаются правомочия собственника и носителя политической власти. Таким образом, федеральное имущество является: �объектом государственной собственности; �частью собственности России, а не субъектов Федерации; �важнейшими производственными, хозяйственными, социально-культурными, оборонными объектами, имеющими общефедеральное значение; �объектом государственной собственности, организация и управление которым является функцией федеральных органов исполнительной власти отраслевой, межотраслевой и специальной компетенции; �объектом административно-правового и гражданско-правового регулирования; �объектом, закрепленном в Едином государственном реестре; �объектом, который не может подвергаться перманентной приватизации. 1 См.: Синайский В.И. Русское гражданское право. – Киев, 1917. – Вып. 1. – С. 70. 2 Зинченко С., Корх С. Вопросы собственности: законодательство и практика // Хозяйство и право. – 2000. – № 6. – С. 16.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
ÍÎÐÌÀÒÈÂÍÎ-ÏÐÀÂÎÂÎÅ ÐÅÃÓËÈÐÎÂÀÍÈÅ ÔÓÍÊÖÈÎÍÈÐÎÂÀÍÈß ÎÁÙÅÑÒÂÅÍÍÛÕ ÎÁÚÅÄÈÍÅÍÈÉ Â ÑÓÁÚÅÊÒÀÕ ÐÔ Э.В. ЗОТОВ
Интерес в отечественной конституционно-правовой науке к вопросам конституционного (уставного) регулирования общественных отношений появился сравнительно недавно. Произошло это преимущественно благодаря принятию всенародным голосованием Конституции РФ1. До конституционной реформы 1993 г. подобные проблемы по очевидным причинам не исследовались. Как показывает практика, законодатели субъектов Федерации вынуждены самостоятельно определять предмет правового регулирования в части организации и деятельности общественных объединений, что приводит к излишне разнообразной нормотворческой практике. Проведенный выборочный анализ содержания конституций республик и уставов субъектов Федерации в аспекте регламентации статуса общественных объединений и их роли в функционировании региональной государственной власти позволил выявить следующие важные закономерности. В большинстве конституций республик в составе Федерации закрепляются сравнительно общие положения об общественных объединениях, которые представляются очевидными из норм Конституции РФ и, по существу, не нуждаются в дополнительном гарантировании. Однако имеются исключения. Так, ст. 84 Конституции Республики Коми закрепляет за главой Республики обязанность координации взаимодействия общественных объединений с органами государственной власти данного субъекта Федерации2. К числу наиболее важных правомочий общественных объединений, зафиксированных в конституциях республик в составе Российской
Федерации, следует отнести право на обращение в конституционный суд соответствующей республики3, право законодательной инициативы в республиканском парламенте4, право участвовать в управлении государственными делами через своих представителей в выборных органах государственной власти и органах местного самоуправления5. В целом опыт конституционного регулирования организации и деятельности общественных объединений на уровне республик в составе Российской Федерации пошел по двум основным направлениям: с одной стороны, он предполагает дублирование или воспроизведение основополагающих норм Конституции РФ, связанных со статусом общественных объединений, с другой – намечены контуры собственного конституционного регулирования, не охваченного положениями Конституции РФ, которые в самом обобщенном виде можно сформулировать, как гарантирование права общественных объединений на представительство в органах государственной власти и местного самоуправления и права таких объединений на доступ к конституционному правосудию, если соответствующий суд имеется в структуре государственных органов данной республики. Примечательно, что практика уставного нормотворчества краев, областей, городов федерального значения и автономных образований в этой части оказалась более разнообразной. Достаточно сослаться на некоторые нормативные правовые акты учредительного характера. Так, Уставом г. Москвы запрещается образование в органах исполнительной власти структур общественных объединений, за исключением профессиональных союзов (ст. 47)6; Устав Мос-
ковской обл. определяет взаимодействие государственной власти с общественными объединениями, как принцип государственной гражданской службы (ст. 31)7; Уставом Хабаровского края гарантируется участие граждан в управлении общественными делами через различные общественно-политические объединения, профессиональные союзы, политические партии, которые вправе выражать свои интересы и выдвигать законные требования (ст. 15)8; Устав Архангельской области наделяет общественные объединения обязанностью по содействию органам государственной власти области в управлении областью (ст. 8)9; Устав Калужской обл. определяет участие граждан в деятельности общественных объединений как одну из форм непосредственной демократии (ст. 10)10; Устав Тульской обл. обязывает органы государственной власти и органы местного самоуправления обеспечивать на территории области соблюдение прав и законных интересов общественных объединений, условия выполнения ими уставных целей (ст. 57)11. При этом некоторые уставы субъектов Федерации, напротив, регламентируют общие начала организации и деятельности общественных объединений весьма фрагментарно и даже в значительно меньшем объеме по сравнению с конституциями республик в составе Федерации (Устав Санкт-Петербурга12, Устав Ленинградской обл.13, Устав Пензенской обл.14). Особенно важен опыт уставного регулирования субъектов Федерации, направленный на создание юридических гарантий общественного контроля деятельности органов государственной власти. В одних субъектах Федерации гарантии общественного контроля закрепляются применительно к
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
39
ПРАВОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ определенной сфере государственной деятельности, в других – устанавливаются общие концептуальные положения соответствующего контроля. Так, в соответствии с ч. 1 ст. 31 Устава (Основного Закона) Алтайского края15, в крае обеспечивается государственный и общественный контроль рационального использования природных ресурсов, сохранения окружающей природной среды коммерческими и некоммерческими организациями, должностными лицами, общественными объединениями, гражданами Российской Федерации, иностранными гражданами и лицами без гражданства. Подобный подход конституирует общественные объединения одновременно в качестве субъекта и в качестве объекта общественного контроля. Проведенный сравнительный анализ практики регулирования основ организации и деятельности общественных объединений в конституциях и уставах субъектов Федерации позволяет сформулировать следующие обобщения и выводы. Во-первых, в ряде уставов субъектов Федерации, в отличие от конституций республик, наблюдается излишне подробное регулирование соответствующих общественных отношений, что причиняет определенный вред текущему законодательному регулированию. Устав субъекта Федерации, как и конституция республики в составе Федерации, представляет собой нормативный правовой акт высокой степени нормативного обобщения, оставляющий значительную свободу усмотрения для регионального законодателя. В противном случае устав будет подвергаться частым изменениям и не сможет выпол-
40
нять стабилизирующую функцию в системе разделения властей. Во-вторых, определенный регулятивный опыт краев, областей, городов федерального значения может быть использован республиками в составе Федерации. Особенно это касается практики конституционного (уставного) регулирования общественного контроля.
1 См.: Гошуляк В.В. Конституционное и уставное законодательство субъектов Российской Федерации. – М., 1999; он же. Теоретико-правовые проблемы конституционного и уставного законодательства субъектов Российской Федерации: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – М., 2000; Жученко А.А. Проблемы соотношения конституций республик в составе Российской Федерации с Конституцией России: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1999; Игнатенко В.В. Устав Иркутской области как законодательный акт. – Иркутск, 1997; Побережная И.А. Конституции (уставы) субъектов Российской Федерации: проблемы теории и практики: Автореф. дис… канд. юрид. наук. – М., 1998. Самигуллин В.К. Конституция Башкортостана: история и современность. – Уфа, 1996; Умнова И.А. Устав области (края): первый опыт. – М., 1995. 2 Аналогичные нормы содержатся в ст. 72 Конституции Чувашской Республики, ст. 52 Конституции Республики Карелия, ст. 82 Конституции Республики Башкортостан, ст. 96 Конституции Республики Хакасия, ст. 78 Конституции Кабардино-Балкарской Республики, ст. 70 Конституции Республики Мордовия, ст. 74 Конституции Республики Бурятия. 3 См.: статья 95 Конституции Рес-
публики Марий Эл // Марийская правда. –1995. – 7 июля. – Ст. 122. 4 См.: статья 106 Конституции Кабардино-Балкарской Республики // Кабардино-Балкарская правда. – 2005. – 25 августа. 5 См.: статья 12 Конституции Республики Татарстан от 6 ноября 1992 г. // Ведомости Государственного Совета Татарстана. – 2005. – № 3 (Ч. 1). – Ст. 242. 6 См.: Устав города Москвы от 28 июня 1995 г. с послед. изм. // Вестник Мэра и Правительства Москвы. – 2006. – 22 марта. 7 См.: Устав Московской области от 11 декабря 1996 г. с послед. изм. // Ежедневные Новости. Подмосковье. – 2006. – 8 апреля. 8 См.: Устав Хабаровского края от 30 ноября 1995 г. с послед. изм. // СЗ ХК. – 2006. – № 12. 9 См.: Устав Архангельской области от 23 мая 1995 г. с послед. изм. // Волна. – 2005. – 15 июля. 10 См.: Устав Калужской области от 27 марта 1996 г. с послед. изм. // Весть. – 2005. – 29 июня. 11 См.: Устав Тульской области от 12 ноября 2001 г. с послед. изм. // Тульские известия. – 2005. – 10 ноября. 12 См.: Устав Санкт-Петербурга от 28 февраля 1998 г. с послед. изм. // Вестник Законодательного Собрания Санкт-Петербурга. – 2005. – 28 октября. 13 См.: Устав Ленинградской области от 27 октября 1994 г. с послед. изм. // Вестник Законодательного собрания Ленинградской области. – 2006. – Вып. 20. 14 См.: Устав Пензенской области от 10 сентября 1996 г. с послед. изм. // Пензенские губернские ведомости. – 2006. – № 10. – Ст. 1. 15 См.: Устав (Основной Закон) Алтайского края от 5 июня 1995 г. с послед. изм. // СЗ АК. – 2005. – № 115. – Ч. 1.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРОБЛЕМЫ
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
ÏÐÈÌÅÍÅÍÈÅ ÍÎÐÌ ÌÅÆÄÓÍÀÐÎÄÍÎÃÎ ÃÓÌÀÍÈÒÀÐÍÎÃÎ ÏÐÀÂÀ ÂÍÓÒÐÅÍÍÈÌÈ ÂÎÉÑÊÀÌÈ ÌÂÄ ÐÎÑÑÈÈ È ÎÐÃÀÍÀÌÈ ÂÍÓÒÐÅÍÍÈÕ ÄÅË Â ÏÅÐÈÎÄ ÂÎÎÐÓÆÅÍÍÛÕ ÊÎÍÔËÈÊÒÎÂ
И.И. КОТЛЯРОВ, К.Л. ХОДЖАБЕГОВА
Военнослужащие внутренних войск НКВД СССР и сотрудники органов внутренних дел принимали активное участие в боевых действиях против немецко-фашистских войск в годы Великой Отечественной войны, на начало которой Советский Союз был участником всех действовавших международно-правовых документов, относящихся к международному гуманитарному праву, за исключением Конвенции о военнопленных 1929 г.1 С юридической точки зрения, на личный состав внутренних войск, структурно входивших в Красную Армию с 1939 г., а также сотрудников органов внутренних дел, участвовавших в боевых действиях в составе истребительных батальонов (полков), партизанских отрядов или в рядах Красной Армии, распространялся правовой статус комбатантов (ст. I, III Положения о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.). Великая Отечественная война внесла существенные изменения в несение службы внутренними войсками. Главным видом их деятельности по-прежнему оставалось выполнение специальных задач. Вместе с тем, как и в годы Гражданской войны, многие соединения, части, подразделения и военнослужащие войск, прежде всего в трудные для страны 1941–1942 гг., принимали участие в боевых действиях2. Активно сражались и сотрудники органов внутренних дел. Так, директива НКВД СССР от 7 июля 1941 г. требовала, чтобы личный состав ОВД в любое время, в любой обстановке был готов к самостоятельному или совместно с подразделениями Красной Армии выполнению боевых задач по ликвидации диверсионных групп, парашютных десантов и регулярных частей противника, особенно в зоне военных действий, где боевая деятельность ОВД должна была быть тесно связана с тактикой армейских соединений. Во исполнение этой директивы приказами начальников Управлений НКВД областей, объявленных на военном положении, во всех управлениях и отделах милиции были созданы строевые подразделения: отделения, взводы, роты, батальоны численностью 12, 50, 200, 600 человек, соответственно, а весь личный состав был переведен на казарменное положение3. Перестраивая свою деятельность применительно к условиям военного времени, ОВД преодолели ряд серьезных проблем: коренным образом изменились условия работы, значительно возрос объем выполнявшихся служебных задач, повысились требования к
личному составу4. Органы внутренних дел принимали деятельное участие в развертывании всенародной борьбы в тылу врага, создании партизанских отрядов и забрасывавшихся в тыл врага диверсионных групп обычно численностью от 30 до 50 человек5. Внутренние войска МВД СССР и органы внутренних дел в 80-е гг. XX в. принимали участие в вооруженных конфликтах за пределами территории своего государства, на боевые действия которых также распространялись нормы международного гуманитарного права, в частности, в Афганистане, куда по просьбе правительства этой страны в 1979 г. был введен Ограниченный контингент советских войск и направлена группа советников по военным и другим вопросам6. Участие таких великих держав, как СССР и США, в афганской войне для оказания помощи противоборствующим сторонам фактически превратило ее в международный вооруженный конфликт. С января 1981 г. в стране, охваченной огнем гражданской войны вместо небольшой группы советников начали функционировать Представительство МВД СССР и оперативно-разведывательный отряд «Кобальт», подразделения которого формировались из числа высококлассных специалистов уголовного розыска и других служб органов внутренних дел Союза ССР. Перед Представительством была поставлена задача оказать практическую помощь Министерству внутренних дел ДРА не столько в решении традиционных правоохранительных задач, сколько в ускоренном создании, оснащении и обучении оперативных частей царандоя (своего рода внутренних войск) для усиления защиты народной власти. В работе по созданию и боевой выучке оперативных частей царандоя принимали непосредственное участие советники МВД СССР, которые, как правило, участвовали в планировавшихся боевых действиях вместе с афганскими командирами7, а потому на них как законных участников международного вооруженного конфликта распространялся правовой статус комбатантов. Вооруженный конфликт в Афганистане, как отмечал И.П. Блищенко, своеобразен прежде всего тем, что с самого начала приобрел характер международного, когда во внутренние дела независимой и суверенной страны вмешались иностранные государства. Пакистан предоставил афганским мятежникам свою территорию и в ряде случаев оказывал им вооруженную помощь; США и ряд других государств активно
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
41
ПРОБЛЕМЫ
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
снабжали оружием и иным военным снаряжением. Возникла реальная угроза независимости Афганистана. Вооруженный конфликт в этой стране поставил вопрос о применении Женевских конвенций о защите жертв войны 1949 г.8, участниками которых являлись Афганистан9, Пакистан, СССР и США. Очевидно, что в данном конфликте были воюющие стороны, независимо от объявления войны друг другу. Тот факт, что против законной власти Афганистана сражается вооруженная оппозиция, поддерживаемая Пакистаном и США, не означал, что в отношении оппозиции и вооруженных сил законного Правительства, а также СССР нельзя применять положения Женевских конвенций 1949 г. Наоборот, неукоснительное их соблюдение с самого начала ослабило бы жестокость конфликта и создало более благоприятные условия для решения возникавших проблем, в частности проблем военнопленных советских граждан, оказавшихся в руках оппозиции как в самом Афганистане, так и на территории Пакистана10. Как уже было отмечено, Российская Федерация является участницей международно-правовых актов, применяемых в период внутренних вооруженных конфликтов, к которым относятся: ст. 3, общая для четырех Женевских конвенций 1949 г., ст. 19 Гаагской конвенции о защите культурных ценностей 1954 г. и Второй протокол к ней 1999 г., Дополнительный протокол II 1977 г., Протокол II с поправками 1996 г. к Конвенции о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения и имеющими неизбирательное действие, 1980 г., а также Римский статут Международного уголовного суда 1998 г. (Россией подписан, но пока не ратифицирован). Знание правил ведения боевых действий военнослужащими внутренних войск МВД России было востребовано в конце 80-х – начале 90-х гг. ХХ в. в связи с участием в разрешении многочисленных внутренних вооруженных конфликтов в Средней Азии, Молдавии, на Кавказе и в других «горячих точках»11. В различные периоды чеченского конфликта группировка внутренних войск и органов внутренних дел включала до 25 тыс. человек, состояла из тактических групп и выполняла следующие задачи: участие в полномасштабных боевых действиях с разделением зон ответственности с группировкой Вооруженных Сил Российской Федерации, в последующем – проведение специальных операций по изъятию оружия у населения, охрану коммуникаций, сопровождение колонн и грузов, охрану правительственных зданий и жизнеобеспечивающих учреждений. Боевые действия Объединенной федеральной группировки войск РФ по ликвидации чеченских бандформирований, даже когда речь идет о первой чеченской кампании, представляли собой внутренний вооруженный конфликт. Согласно Дополнительному протоколу II, по формальным признакам вооруженные столкновения федеральных войск происходили с антиправительственными организованными неза-
42
конными вооруженными формированиями, последние находились в разное время под ответственным командованием президента так называемой Республики Ичкерия и полевых командиров; бандформирования в определенные периоды времени осуществляли контроль над частью территории Чеченской Республики. Конституционный Суд РФ высказался за применимость в Чечне воюющими сторонами Дополнительного протокола II, применяемого в период вооруженных конфликтов немеждународного характера12. Отдельными учеными даже высказывается мнение о том, что летом 1994 г. в стране развернулась гражданская война13, с чем, как представляется, нельзя согласиться. А.В. Наумов отмечает, что всплеск терроризма в России совпал с распадом Советского Союза, с ослаблением государственности, последствиями проводившихся политических и экономических реформ начала 1990-х гг. и в особенности с чеченской войной (официально именуемой контртеррористической операцией)14. Б.Г. Лабунец считает, что территорию Чечни нужно рассматривать не только как зону чрезвычайного положения и проведения контртеррористических операций, но и как часть территории государства, на которую, в соответствии с нормами Дополнительного протокола II 1977 г., должен распространяться режим вооруженных конфликтов немеждународного характера. Такая квалификация по международному гуманитарному праву позволила бы урегулировать положение местного гражданского населения Республики, закрепила правовое положение военнослужащих внутренних войск как законных участников вооруженных конфликтов и позволила привлекать к ответственности сепаратистов-преступников не только по национальному законодательству, но и в соответствии с международными нормами15. Такого мнения придерживается и Д.Ю. Якшин16. В то же время, судя по содержанию публиковавшихся нормативных актов федеральных органов власти, в середине 1990-х – начале 2000-х гг., ни у кого не вызывало сомнения, что в Чеченской Республике имеет место вооруженный конфликт. Так, в Федеральном законе РФ от 16 мая 1995 г. № 75-ФЗ указано: «Правительству Российской Федерации определить зону вооруженного конфликта (выделено нами – авт.) в Чеченской Республике, время выполнения военнослужащими, а также лицами рядового и начальствующего состава, курсантами и слушателями учебных заведений Министерства внутренних дел Российской Федерации задач в этой зоне и порядок предоставления им дополнительных гарантий и компенсаций» (ст. 2). Более того, как справедливо заметил Б.Р. Тузмухамедов, различные федеральные органы государственной власти в принимаемых ими правовых документах поразному подходят к определению временных рамок, в пределах которых к ситуации в Чеченской Республике было применимо понятие «вооруженный конфликт». Так, Правительство РФ в постановлении от 9 февраля 2001 г. № 96 определяет их, как 1994–1995 гг.,
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРОБЛЕМЫ в постановлении от 11 октября 2001 г. № 712 – как 1994–2001 гг. При ознакомлении же с распоряжением Правительства от 5 июля 2001 г. № 887-р вообще может сложиться впечатление, что Правительство признает существование вооруженного конфликта в Чечне с 1994 г. по 2000 г. В Послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 18 апреля 2002 г. применительно к ситуации в Чечне было заявлено: «Военную стадию конфликта можно считать завершенной». Поскольку с момента предыдущего послания прошло чуть более года, можно, по мнению Б.Р. Тузмухамедова, предположить, что условия, позволившие главе государства сделать такой вывод, сформировались именно в этот период17. И тем не менее, чеченский кризис не был признан официальными властями России внутренним вооруженным конфликтом, хотя Дополнительный протокол II, применяемый в таких ситуациях, подчеркивает, что ничто «не должно истолковываться как затрагивающее суверенитет государства или обязанность правительства всеми законными средствами поддерживать или восстанавливать правопорядок в государстве или защищать национальное единство и территориальную целостность государства» (ст. 3). В начале августа 1999 г. чeченские незаконные вооруженные формирования (НВФ) численностью до 3 тыс. боевиков вторглись на территорию Республики Дагестан и провозгласили Цумадинский и Ботлихский районы территорией, независимой от Дагестана и России. Боевые действия против НВФ на Северном Кавказе официальными властями были названы контртеррористической операцией (КТО), для проведения которой была создана Объединенная группировка федеральных сил18. Для формально-правового обоснования осуществления КТО в таком случае был использован Федеральный закон «О борьбе с терроризмом» 1998 г. Указанные в Законе правовые основы борьбы с терроризмом обязывают соблюдать также общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации (ст. 1, 7)19. Исходя из масштабности КТО, а также того, что в ней принимали участие с обеих сторон десятки тысяч вооруженных людей с использованием танков, ракетных установок, артиллерийских систем и боевой авиации, очевидно, что боевые действия и в процессе второй чеченской войны фактически переросли в вооруженный конфликт и его стороны обязаны были руководствоваться действующими международными договорами РФ, например об ограничении воюющих в выборе методов и средств ведения войны, относящимися к международному гуманитарному праву. Комментируя ч. 1. ст. 7 Федерального закона «О борьбе с терроризмом», вменяющую в обязанность правоприменителям руководствоваться «общепризнанными нормами и принципами международного права, международными договорами Российской Федерации», Б.Р. Тузмухамедов верно отмечает, что «столь открытая формулировка позволяет без особой
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ натяжки толковать ее как обязательство субъектов, осуществляющих борьбу с терроризмом, руководствоваться также и нормами международного гуманитарного права (выделено нами – авт.)20. В целях обеспечения национальной безопасности и территориальной целостности России в случае возникновения международного вооруженного конфликта подразделения ОВД могут быть включены, в соответствии с международно-правовыми актами (ст. 43 п. 3 Протокола I), в состав Вооруженных Сил России, и на их сотрудников как комбатантов будут распространяться принципы и нормы международного гуманитарного права. Правильность такой аргументации подтверждается мировой практикой ведения международных вооруженных конфликтов, когда в состав национальных войск государства включают иные вооруженные формирования, например милицию в период Великой Отечественной войны. Эта практика нашла в последующем отражение в международном гуманитарном праве; в частности, согласно Дополнительному протоколу I, «всякий раз, когда сторона, находящаяся в конфликте, включает в свои вооруженные силы полувоенную организацию или вооруженную организацию, обеспечивающую охрану правопорядка, она уведомляет об этом другие стороны, находящиеся в конфликте» (ст. 43). Профессор Э. Давид, ссылаясь на эту же статью, отмечает, что полицейские силы и другие военизированные организации могут, однако, быть приравнены к вооруженным силам, если только сторона, включившая их в состав вооруженных сил, объявит об этом всем другим сторонам конфликта. При невыполнении данного условия члены личного состава этих сил будут рассматриваться как гражданские лица21. Аналогичной точки зрения придерживается К. де Ровер, бывший заместитель директора Института общественного порядка и безопасности полиции Нидерландов, указывая, что после включения в состав вооруженных сил сотрудники правоохранительных органов приобретают статус комбатантов и, соответственно, подпадают под действие всех установленных для комбатантов норм22. Следует подчеркнуть, что еще в Проекте международной конвенции о законах и обычаях войны, внесенном Россией на Брюссельской конференции (1874 г.), к комбатантам были отнесены не только войска, но наряду с другими категориями воюющих и милиция (ст. 9)23. Изначально статус правоохранительных органов, включая ОВД, международным гуманитарным правом определяется как гражданский. Поэтому те сотрудники милиции, которые в период вооруженных конфликтов непосредственно не принимают участия в боевых действиях, выполняют свои задачи в соответствии с законодательством РФ, включая Закон «О милиции», а также международными договорами Российской Федерации (ст. 4)24. В данном случае речь идет о Женевской конвенции о защите гражданского населения, согласно которой «…полицейские и другие
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
43
ПРОБЛЕМЫ
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
власти, которые во время войны несут ответственность за покровительствуемых лиц (выделено нами – авт.), должны иметь текст конвенции и быть специально ознакомлены с ее положениями» (ст. 144 п. 2). В период вооруженных конфликтов правоохранительные органы, как отмечает К. де Ровер, должны функционировать как можно дольше. В это время важно не только бороться с различными преступлениями, связанными с военными действиями, но и поддерживать общественный порядок. Для выполнения этих двух задач вооруженные силы не имеют ни соответствующей подготовки, ни технических средств. Должно быть совершенно ясно, что, когда такие обязанности возлагаются на вооруженные силы, страдает качество борьбы с преступностью и мероприятий по поддержанию правопорядка25. С учетом того, что современные вооруженные конфликты порождают миллионы вынужденных переселенцев и беженцев, перед правоохранительными органами встает задача обеспечения защиты их прав и законных интересов. В частности, в период международных вооруженных конфликтов беженцы и апатриды находятся под защитой Конвенции IV (ч. I и III), Дополнительного протокола I (ст. 73) при всех обстоятельствах и без какого-либо неблагоприятного различия. Женевские конвенции 1949 г. требуют от воюющих сторон в случае вооруженных конфликтов немеждународного характера относиться ко всем лицам, не принимающим непосредственного участия в военных действиях, гуманно, без всякой дискpиминaции (ст. 3, общая для Конвенций I–IV). Дополнительный протокол II также содержит ряд положений о защите гражданского населения (ст. 13). На власти воюющих сторон, включая правоохранительные органы, распространяются нормы международного гуманитарного права, касающиеся оказания помощи в розыске, производящемся членами разрозненных войной семей с целью установления связи друг с другом и, при возможности, принятия мер для их соединения (ст. 26 Конвенции IV, ст. 74 Протокола I), а также, как только позволят обстоятельства, – осуществления розыска лиц, о которых противная сторона сообщает как о пропавших без вести (ст. 33 Протокола I). Женевские конвенции 1949 г. также обязывают воюющие стороны разыскивать лиц, обвиняемых в том, что они совершили или приказали совершить серьезные нарушения (военные преступления), предусмотренные конвенциями, и, каково бы ни было их гражданство, предавать их своему суду (ст. 49, 50, 129 и 146 п. 2, соответственно, Конвенций I, II, III, IV). Как известно, военнопленные, захваченные неприятелем, находятся во власти государства, поэтому ответственность за их содержание возлагается на государство, в плену которого они находятся. Правовой статус военнопленных определяется Гаагской конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., Женевской конвенцией об обращении с военнопленными 1949 г., Дополнительным протоколом I 1977 г.
44
Под защитой норм международного гуманитарного права (Конвенция IV, части II и IV) находятся и интернированные – иностранные граждане неприятельского государства, а также личный состав воюющего государства, задержанный нейтральным государством. Интернированию могут подвергаться также военнопленные (Конвенция III, часть II). Как показывает опыт Второй мировой войны, на органы НКВД-МВД СССР возлагались задачи, связанные с соблюдением договоров, относящихся к международному гуманитарному праву (имеется в виду Положение о законах и обычаях сухопутной войны, гл. II которого содержит нормы о военнопленных). Речь идет о создании в сентябре 1939 г. Управления по делам о военнопленных и интернированных (УПВИ) – структурного подразделения НКВД-МВД СССР, к основным функциям которого были отнесены: а) разработка мобилизационных планов по подготовке сети приемных пунктов и лагерей для военнопленных и интернированных; б) создание и руководство деятельностью этих пунктов и лагерей; в) прием, распределение по лагерям и учет военнопленных и интернированных; г) составление и издание инструкций и правил, касающихся содержания и трудового использования военнопленных и интернированных; д) руководство политработой; е) организация снабжения, медицинского и бытового обслуживания лагерного контингента; ж) подготовка и осуществление обмена военнопленными. Изначально периферийная сеть УПВИ состояла из 8 лагерей и 138 приемных пунктов, в которые поступали польские военнослужащие, оказавшиеся в плену в результате военных действий по присоединению к СССР западных областей Украины и Белоруссии, а также интернированные в Прибалтике граждане Польши. После финской кампании 1939–1940 гг. в них стали поступать финские военнопленные, а с 1941 г. – и германские военнослужащие других воевавших против СССР стран. В послевоенный период широко стали применяться операции по поддержанию мира (ОПМ), проводимые под эгидой Совета Безопасности ООН. Наряду с военнослужащими в них участвуют гражданские лица – полицейские, наблюдатели за соблюдением прав человека и проведением выборов, специалисты по оказанию гуманитарной помощи, разминированию и т.п. Особенностью современных ОПМ стало то, что они учреждаются для содействия урегулированию не только межгосударственных, но и, причем все чаще, внутренних конфликтов. Опыт участия сотрудников ОВД России в операциях такого рода свидетельствует о том, что они должны владеть знаниями международного гуманитарного права и навыками его применения. Деятельность такого рода полицейских миссий осуществляется под эгидой ООН, а также Европейского Союза26. Отдельное направление деятельности внутренних войск МВД России и органов внутренних дел с участием других силовых структур – пресечение преступлений терроризма и международного терроризма в
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРОБЛЕМЫ период вооруженных конфликтов27. Как известно, 1 июля 2002 г. вступил в силу Римский статут Международного уголовного суда 1998 г. (МУС)28, содержащий положение об индивидуальной уголовной ответственности за совершение более чем 50 международных преступлений. Давно назрел вопрос о ратификации Россией этого документа и имплементации его норм в национальное законодательство, что имеет непосредственное отношение к правоприменительной деятельности ОВД. Приведение национального законодательства в соответствие с нормами международного гуманитарного права, на наш взгляд, будет способствовать решению не только внешнеполитических, но и внутриполитических правовых проблем: а) укрепления законности и правопорядка в стране, обеспечения профилактики правонарушений в мирное время и в период вооруженных конфликтов; б) повышения эффективности деятельности органов исполнительной власти, судов, прокуратуры и ОВД; в) высококвалифицированной подготовки специалистов с высшим юридическим образованием с учетом происходящих изменений в уголовном законодательстве. Таким образом, принципами и нормами международного гуманитарного права должны руководствоваться: �внутренние войска МВД России как законные участники международных вооруженных конфликтов в тех случаях, когда они привлекаются к обороне страны и выполняют задачи в соответствии с Планом применения Вооруженных Сил Российской Федерации; �внутренние войска МВД России и органы внутренних дел, выполняющие задачи в условиях вооруженных конфликтов немеждународного характера; �подразделения органов внутренних дел в случае включения их в состав Вооруженных Сил Российской Федерации в период международных вооруженных конфликтов или участия в боевых действиях в составе партизанских и добровольческих отрядов, организованных движениях сопротивления, не входящих в состав Вооруженных Сил; � сотрудники органов внутренних дел, участвующие в проведении миротворческих операций ООН по поддержанию мира; � сотрудники органов внутренних дел, обеспечивающие законные права и интересы гражданского населения в период вооруженных конфликтов, включая беженцев и апатридов, оказывающие помощь в розыске, производящемся членами разрозненных войной семей с целью их воссоединения, а также в розыске лиц, совершивших серьезные нарушения норм международного гуманитарного права. 1 В Конвенции нашли дальнейшее развитие нормы о военнопленных, содержащиеся в Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., к которой СССР не присоединился. 2 См.: История органов внутренних дел России: Курс лекций / Под общ. ред. В.Г. Казакова. – М.: Московская академия МВД России, 2001. – С. 153.
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ См.: Архив ГУВД Московской обл. Ф. 111. Оп. 29. Д. 2. Л. 41,141. Цит. по: История органов внутренних... – С. 132–134. 4 См.: Там же. – С. 132–134. 5 Героическая борьба личного состава внутренних войск МВД СССР и сотрудников органов внутренних дел с фашистскими войсками в годы Великой Отечественной войны отражена в художественных произведениях (см., напр.: Федоров П.И. Генерал Доватор. – М., 1979; Чергинец Н. За секунду до выстрела. – М., 1992 и др.). 6 См.: Борщов А.Д. Опыт локальных войн (вооруженных конфликтов) второй половины XX в. и его влияние на строительство Вооруженных Сил и развитие военного искусства. – М.: ВАГШ, 2002. – С. 57; Ляховский А.А. Трагедия и доблесть Афгана. – Ярославль, 2004. – С. 212–213. 7 См.: МВД России. Энциклопедия / Глав. ред. В.Ф. Некрасов. – М.: Олма-Пресс, 2002. – С. 36–37. 8 Основополагающими источниками международного гуманитарного права являются: Женевские Конвенции о защите жертв войны от 12 августа 1949 г. («Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях» – Конвенция I; «Об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море» – II; «Об обращении с военнопленными» – Конвенция III; «О защите гражданского населения во время войны» – Конвенция IV и Дополнительные протоколы I и II к ним 1977 г.). 9 Афганистан является участником Женевских конвенций 1949 г. с 26 сентября 1956 г. 10 См.: Блищенко И.П. Афганистан: проблема освобождения советских военнопленных и международное право // Советское государство и право. – 1983. – № 1. – С. 105–106. 11 См.: МВД России. Энциклопедия... – С. 71–72. 12 См.: Российская газета. – 1995. – 11 августа. 13 См.: XX век. Краткая историческая энциклопедия. – Т. 1. – М.: Наука, 2001. – С. 197. 14 См.: Наумов А.В. Российское уголовное право: Курс лекций. Особенная часть. – Т. 2. – М., 2004. – С. 372. 15 См.: Лабунец Б.Г. Деятельность органов внутренних дел по пресечению терроризма в условиях немеждународных вооруженных конфликтов. РЕМП. 2003. Спецвыпуск. – СПб., 2003.– С. 314. 16 См.: Якшин Д.Ю. Международное гуманитарное право в деятельности внутренних войск МВД России. РЕМП. 2005. Спецвыпуск. – СПб., 2006. – С. 167. 17 См.: Тузмухамедов Б.Р. Хронологические пределы состояния «вооруженного конфликта» на Северном Кавказе. Формально-правовой этюд. РЕМП, 2005. Спецвыпуск. – СПб., 2006. – С. 122. 18 Контртеррористическая операция по ликвидации формирований террористов и религиозных экстремистов проводилась на юге Дагестана с 5 августа по 23 сентября 1999 г. 19 См.: Правовые акты Российской Федерации в сфере военно-гражданских отношений: Сб. документов. – М., 2002. – С. 546, 550. 20 См.: Тузмухамедов Б.Р. Контртеррористическая операция на Северном Кавказе и международное гуманитарное право: подходы к проблеме. РЕМП, 2000. Спецвыпуск. – СПб., 2000. – С. 70–71. 21 См.: Давид Э. Принципы права вооруженных конфликтов. – М.: МККК, 2000. – С. 320. 22 См.: Ровер К. де. Служить и защищать. Права человека и гуманитарное право для сил безопасности и правопорядка. – М.: МККК, 2006. – С. 245–246. 23 См.: Приложения к работе Мартенса Ф.Ф. «Восточная война и Брюссельская конференция 1874–1878 гг.» – С. 4. 24 См.: Закон Российской Федерации «О милиции». – М., 2006. – С. 4. Именно такой подход содержится и в положе3
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
45
ПРОБЛЕМЫ
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ
ниях Декларации о полиции 1979 г., принятой Парламентской ассамблеей Совета Европы. 25 Ровер К. де. Указ. соч. – С. 246. 26 См., напр.: распоряжение Президента РФ от 4 июля 2003 г. № 336-рп «О направлении сотрудников органов внутренних дел Российской Федерации в состав полицейской миссии Европейского Союза в Боснии и Герцеговине» // СЗ РФ. – 2003. – Ст. 2795. 27 Нормы международного гуманитарного права устанавливают запреты на проявления международного терроризма и терроризма в период международных вооруженных кон-
фликтов и вооруженных конфликтов немеждународного характера: «коллективные наказания, также как и всякие меры запугивания или террора» (ст. 33 Конвенции IV); «акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население» (ст. 51 п. 2 Протокола I); «акты терроризма», а также угрозу совершения таких действий (ст. 4 п. 2 «d», «h» Протокола II); «акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население» (ст. 13 п. 2 Протокола II). 28 На октябрь 2007 г. участниками Римского статута стали 105 государств.
ÓÃÎËÎÂÍÎÅ ÍÀÊÀÇÀÍÈÅ È ÏÐÈÍÖÈÏ ÑÎÖÈÀËÜÍÎÉ ÑÏÐÀÂÅÄËÈÂÎÑÒÈ А.В. АРЕНДАРЕНКО, кандидат юридических наук Рассмотрение восстановления социальной справедливости в качестве основной цели наказания позволяет не только согласовать различные эмпирические интересы при реализации наказания, но и разрешить противоречия «философского характера», возникающие при проецировании этих интересов на мир ценностей1. Однако выдвижение идеи восстановления социальной справедливости в качестве цели наказания со стороны некоторых авторов встречается с критикой. Так, М.Д. Шаргородский отмечал: «Наказание не ставит своей целью восстановление нарушенного права – это задача, которая стоит перед гражданским правом. Ни конфискация имущества, ни штраф как мера наказания не ставят перед собой цели получения государством какой-либо материальной выгоды»2. А.Д. Чернов, высказываясь о неудачности введения цели восстановления социальной справедливости, указывает: «Во многих случаях применения к осужденному наказания социальная справедливость не может быть восстановлена. В этом смысле была бы более корректной следующая формулировка целей наказания: наказание применяется в целях защиты и восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений»3. Этот аргумент может быть отнесен к любой из целей наказания, которые предлагает А.Д. Чернов. Тем более, это относится к защите, так сказать, состоянию социальной справедливости уголовно-правовыми средствами. Если рассмотреть данный тезис по существу, то в нем вопрос о цели подменяется вопросом об эффективности наказания. В первом случае предметом рассуждений выступает желаемый образ, т.е. должное, а во втором – впечатление от примененного наказания, т.е. сущее. В свою очередь, решение вопроса о том, в какой мере должное следует определять через сущее, лежит в сфере социальной справедливости, поскольку именно в ней происходит упорядочивание необходимого, желаемого и нравственно оправданного.
46
Существует еще один аспект определения цели наказания через категорию социальной справедливости. Во-первых, наказание не может полностью восстановить все нарушенные преступлением блага. Во-вторых, предметом суждений о социальной справедливости всегда выступают реальные социальные явления, воплощающие в себе ценности и имеющие динамический характер. Реализация наказания осуществляется в ситуации, когда восстанавливать ту обстановку, которая предшествовала совершению преступления и соответствовала в определенной степени идеалу социальной справедливости в настоящий момент, может быть несправедливо. При восстановлении социальной справедливости речь должна идти не о возвращении к ситуации, предшествовавшей преступлению, а о применении наказания, соответствующего принципу социальной справедливости к уже сложившейся ситуации. Возникает вопрос: почему речь идет об идеале, когда его характеристика переменчива? Юридическая оценка обстоятельств каждого дела – конкретно-историческая, и она производится одним субъектом – судом. Суд в разных ситуациях должен руководствоваться одними и теми же представлениями. Если этого не происходит, это свидетельствует о низком моральном уровне субъекта оценки, но в таком случае и восстановление социальной справедливости невозможно. Условием сравниваемых явлений служит наличие общего в них и одного основания оценки. Если мы хотим сравнить то, что было, и то, чего мы желаем, необходимо выявить общие признаки. Основной целью наказания, которая могла бы обеспечить эффективную реализацию функций наказания в обществе, может выступать лишь идея, определяемая через категорию социальной справедливости, – идея восстановления социальной справедливости, реализация которой предполагается в конкретных общественных отношениях.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПРОБЛЕМЫ Последовательность изложения законодателем задач УК в ст. 2 имеет серьезный недостаток: она не способна разрешить противоречия между целями наказания. На первое место выходят частные задачи, например обеспечение прав и свобод человека и гражданина, но эти права и свободы имеют и преступник, и потерпевший. Права и свободы этих лиц наивысшие, т.е. ущемлять их нельзя. В таком случае согласование целей наказания на теоретическом уровне невозможно, ибо логически противоречиво. Для разрешения противоречий между частными интересами нужно обратиться к тому, что составляет смысл существования самих прав и свобод. При сопоставлении наиболее общей из задач УК представляется идея мира и безопасности человечества, поскольку она не может быть воплощена без того, чтобы были обеспечены перечисленные личные и частные блага и идея отсутствия преступлений. Иными словами, цель мира и безопасности человечества может быть той, которая способна согласовать в себе конфликты частных отношений. В качестве основной своей цели УК, видимо, определяет мир и безопасность человечества. Согласно ч. 2 ст. 2 УК, для осуществления своих задач Кодекс устанавливает принципы. На что они ориентированы? Закрепленный в УК перечень принципов не образует системы, поэтому и не имеет той качественной характеристики, которая могла бы свидетельствовать о приоритете какой-либо из задач Кодекса и целей уголовного наказания. С точки зрения последовательности изложения в УК целей (ст. 43), восстановление социальной справедливости располагается на первом месте, что указывает на ее первоочередность в правотворческой и правоприменительной деятельности. Однако, утверждая основное значение этой цели, ч. 2 ст. 43 противоречит последовательности задач, закрепленных в ст. 2. Положения закона должны быть, по возможности, однозначны и просты для восприятия. Для упрощения понимания соотношения целей наказания и уточнения их содержания формулировку ч. 2 ст. 43 следует привести в соответствие со ст. 2. Закрепленная в ч. 2 ст. 43 УК редакция целей наказания имеет еще один недостаток. Цель предупреждения преступлений сформулирована, как «предупреждение совершения новых преступлений». Но преступления, которые уже совершены или совершаются, как, например, длящиеся, невозможно с помощью наказания предотвратить и «сделать несуществующими», так как они уже существуют. Можно пресечь свершающееся деяние или его последствия, но это еще не наказание. Употребление слова «новых» излишне, т.е. представляет собой плеоназм. Таким образом, ввиду того что восстановление справедливости является интегрирующей целью, ч. 2 ст. 43 УК можно изложить в следующей редакции: «Наказание применяется с целью восстановления справедливости, т.е. для приведения общественных отношений, возникших в связи с совершением
ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ преступления, к нравственно одобряемому состоянию – когда реализовано наказание, соответствующее характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного, возмещен вред и у виновного сформировалось уважительное отношение к основополагающим нравственным ценностям». При процедуре обжалования приговора для справедливости наказания и соблюдения направленности на восстановление справедливости необходимо обеспечить не только возможность коррекции наказания, но и осознание этой справедливости осужденным, потерпевшим и обществом. Для констатации факта реализации справедливого наказания необходима, в свою очередь, судебная процедура, в процессе которой должны учитываться те же обстоятельства, что и на этапе назначения наказания, а также иные обстоятельства, связанные с исполнением наказания и возмещением вреда, возникшие в процессе исполнения наказания. С установлением факта реализации справедливого наказания и связывается значение этапа прекращения наказания. И хотя это еще не означает, что справедливость будет восстановлена, поскольку вред к этому моменту может быть не возмещен, будет означать, что правоограничения в отношении конкретного лица отменены, поскольку их сохранение уже не имеет нравственного смысла в рамках деятельности по осуществлению правосудия. Регламентации этапа прекращения наказания посвящены ст. 84–86 УК. Как видно из их содержания, прекращение наказания в них связывается с появлением обстоятельств внешнего характера, не зависящих от воли осужденного (за исключением ст. 85). Эти статьи ориентированы на решение проблем государственно-организационного характера, поскольку (если их анализировать методом исключения в сопоставлении с практикой их применения) иных целей предусмотренные ими меры в их современном состоянии регламентации иметь не могут. Часть 5 ст. 86 УК предусматривает возможность досрочного снятия судимости, связывая это с одним обстоятельством – безупречным поведением. Однако данное обстоятельство – слишком широкое, что позволяет при решении вопроса о снятии судимости игнорировать цели наказания и задачи, указанные в ст. 2 УК, в том числе достижение справедливости. См.: Босхолов С.С. Основы уголовной политики: конституционный, криминологический, уголовно-правовой и информационный аспекты. – М., 1999. – С. 41. 2 Шаргородский М.Д. Наказание по советскому уголовному праву. – М., 1958. – С. 30, 31. Аналогичную позицию занял и Н.А. Беляев. См.: Беляев Н.А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. – Л., 1986. – С. 59, 60. 3 Чернов А.Д. Актуальные проблемы уголовного наказания: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – М., 2001. – С. 31. При оценивании используются одни и те же идеалы, ибо процесс их изменения в составе этноса длится веками и трудно представить себе разбирательство дела продолжительностью, например, в 30 или 50 лет. 1
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
47
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ
ÎÁÚÅÊÒ ÏÐÅÑÒÓÏËÅÍÈß «Ïîñÿãàòåëüñòâî íà æèçíü ñîòðóäíèêà ïðàâîîõðàíèòåëüíîãî îðãàíà» (ñò. 317 ÓÊ ÐÔ) М.М. МАГОМЕДОВ Большинство граждан в России – законопослушные граждане, выполняющие законы и распоряжения органов государственной власти Российской Федерации и их представителей. Однако здесь проживают и лица, нарушающие законы, не всегда подчиняющиеся им. К числу таких лиц относятся те, кто совершает преступления против порядка управления, посягая на нормальную и законную деятельность государственного аппарата и его должностных лиц. Подрывая своими действиями авторитет власти и управления в стране, преступники оказывают неповиновение, насильственное сопротивление и даже совершают убийства представителей власти и управления, препятствуют органам, охраняющим общественный порядок, в выполнении ими задач по борьбе с преступностью и иными правонарушениями. Приступая к определению понятия объекта преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ, необходимо уточнить, что таковым в юридической литературе признаются охраняемые уголовным законом от преступных посягательств общественные отношения. Последние призваны обеспечивать стабильность и нормальное функционирование государственной власти в целом и поставлены под уголовно-правовую охрану в разделе X Уголовного кодекса Российской Федерации. В российской уголовно-правовой науке традиционным является положение, согласно которому объективным критерием построения Особенной части УК выступает родовой объект, т.е. объект, единый для группы однородных преступлений, нормы об ответственности за которые объединены, как правило, в одной главе. Трехступенчатая классификация объектов преступлений (общий, родовой, непосредственный) соответствовала структуре прежних Уголовных кодексов России (УК РСФСР 1922 г., 1926 г., 1960 г.), в которых их Особенная часть делилась на главы. Новая структура УК РФ 1996 г., согласно которой в Особенной части выделяются и главы, и разделы, приводит нас к необходимости обратиться к нетрадиционной 4-ступенчатой классификации, предложенной в свое время Е.А. Фроловым, который указывал на необходимость выделения из родовых и непосредственных объектов видового объекта, соотносящегося с родовым как часть с целым, как вид с родом1. Принятие за основу идеи Е.А. Фролова предполагает изменения в подходе к определению родового объекта, под которым с этих позиций правильнее понимать группу близких общественных отношений, с учетом содержания которых составы преступлений объединяются в самостоятельные разделы Особенной
48
части УК2. Отсюда, родовым объектом преступлений, включенных в раздел X УК РФ («Преступления против порядка государственной власти»), выступают общественные отношения, обеспечивающие государственную власть, как власть политическую, публичную, суверенную, заключающуюся в руководстве обществом через специальные органы, именуемые государственным аппаратом. Данный объект складывается из составных частей, отраженных в главах, составляющих X раздел, в числе которых собственное содержание имеют общественные отношения, обеспечивающие нормальное функционирование органов исполнительной власти в сфере управленческой деятельности («Порядок управления» – гл. 32 УК РФ). Отношения, охраняемые нормами гл. 32 УК РФ, составляют видовой объект преступлений, под которым понимают совокупность качественно однородных по своему содержанию отношений, охраняемых одним комплексом уголовно-правовых норм, объединенных в одну главу Уголовного кодекса3. Поэтому относительно содержания видового объекта преступлений против порядка управления (гл. 32 УК РФ) большинство авторов сходятся во мнении о том, что таким объектом должна быть признана нормальная управленческая деятельность органов государства и местного самоуправления (порядок управления). При этом непосредственный объект ст. 317 УК РФ представляет собой совокупность качественно однородных общественных отношений, складывающихся между гражданами и субъектами управления в лице представителей компетентных органов при осуществлении последними государственного управления. Посягательства на вышеуказанные отношения имеют место со стороны преступлений против порядка управления. Вместе с тем внутри этой категории преступлений можно выделить самостоятельную группу, отличающуюся единым для них признаком, характеризующим воздействие на субъект управленческой деятельности. А.В. Кладков обозначает эту группу преступлений, как «посягательства на представителей власти и иных лиц в связи с управленческой деятельностью государственных органов»4. З.А. Незнамова считает, что это – «преступления против порядка управления, сопряженные с физическим или психическим воздействием на его представителей, преступные посягательства на субъектов управленческой деятельности»5. По мнению В.С. Комиссарова и Ю.М. Ткачевского, это «преступления, связанные с противодействием субъектам управленческой деятельности по осуществлению их функций»6.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ Таким образом, в рамках указанного перечисленными авторами видового объекта усматривается посягательство не только на порядок управления, но и на личность представителя власти как субъекта управленческой деятельности. В этой связи Е.А. Фролов отмечал: «В реальной действительности встречается немало таких ситуаций, когда преступление причиняет вред не одному, а сразу нескольким разнородным общественным отношениям, каждое из которых лежит в плоскости различных групповых объектов»7. В подобных случаях, по его мнению, следует различать основной непосредственный объект преступления, дополнительный и факультативный. При этом в качестве основного он выделяет то общественное отношение, тот интерес, который законодатель, создавая норму, в первую очередь стремился поставить под охрану уголовного закона8. К дополнительному объекту он относит «такие общественные отношения, которые в принципе, заслуживая самостоятельной уголовно-правовой защиты, применительно к целям и задачам издания данной нормы, защищаются уголовным законом лишь попутно, поскольку эти отношения неизбежно ставятся в опасность причинения вреда при совершении посягательства на основной объект»9. Интересная сама по себе мысль о «попутности» защиты личности субъекта управления в процессе исполнения им служебных обязанностей во взгляде Е.А. Фролова вызывает, тем не менее, возражение. Иерархия существовавших в советский период социальных ценностей (государство – общество – личность) сдерживала сомнения ученых по поводу определения приоритетов уголовно-правовой охраны. Сегодня эта позиция все чаще вызывает сомнения. На смену ей пришла новая иерархия ценностей: личность – общество – государство. В этой связи мы разделяем точку зрения А.В. Кладкова, который, характеризуя непосредственный объект преступления, предусмотренного ст. 317 УК РФ, пишет: «Конструкция составов преступлений, когда жизнь человека при умышленном посягательстве на нее является не основным, а дополнительным объектом охраны, не является безупречной, ибо жизнь всегда более важное благо, чем деятельность лица»10. Действительно, жизнь человека – наивысшая ценность, утрата ее невосполнима. Закон должен ставить эту ценность на самую высшую ступень применительно к УК РФ, а к ст. 317 УК РФ, в частности, – как основной (непосредственный) объект охраны данной нормы, хотя если говорить об опасности для порядка управления в государстве содержащегося в данной норме преступления, то данный аспект тоже играет немаловажную роль. Конституция и УК РФ определяют жизнь человека как высшую ценность. В уголовном законе России (ст. 2 УК РФ) среди объектов, взятых им под охрану, на первое место поставлены права и свободы человека и гражданина (в том числе и право на жизнь).
Вот почему, говоря о посягательстве на сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего и их близких, в ст. 317 УК РФ в первую очередь следует упомянуть охрану от посягательства на жизнь и здоровье представителей власти и их близких и лишь затем – об уголовно-правовой охране деятельности, на которую посягает преступник. Логически именно такой подход в определении объекта преступления предполагает и содержание ст. 317 УК РФ. Само название данной нормы «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» указывает, что виновный должен нести ответственность за посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, а осуществляемый сотрудником вид деятельности не упоминается. О ней говорится в диспозиции ст. 317 УК РФ, и то после упоминания о посягательстве на жизнь сотрудника и других лиц. Согласно статье, такое посягательство свершается «в целях воспрепятствования законной деятельности указанных лиц по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за такую деятельность». Таким образом, непосредственный объект преступления ст. 317 УК РФ: �основной – жизнь представителя власти (сотрудника правоохранительного орана, военнослужащего и его близких); �дополнительный – деятельность представителя власти, военнослужащего по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности. 1
См.: Фролов Е.А. Спорные вопросы учения об объекте преступления: Сб. науч. тр. – Вып. 10. – Свердловск: СвЮИ, 1968. – С. 204. 2 См.: Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник / Отв. ред. докт. юрид. наук Б.В. Здравомыелов. – М.: Юристъ, 1996. – С. 119. 3 См.: Уголовное право. Общая часть: Учебник / Под. ред. Н.И. Ветрова, Ю.И. Ляпунова. – М.: Новый юрист; Кио Рус, 1997. – С. 185. 4 Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник / Под ред. докт. юрид. наук, профессора А.И. Рарога. – М., 2004. – С. 584. Автор главы – канд. юрид. наук, профессор А.В. Кладков. 5 Уголовное право. Особенная часть: Учебник для вузов / Отв. ред. докт. юрид. наук, проф. И.Л. Козаченко, докт. юрид. наук, проф. З.А. Незнамова. – М.: ИНФРА М – НОРМА, 1998. – С. 665. 6 Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: Учебник / Под ред. Г.Н. Борзенкова и В.С. Комиссарова. – М.: ОЛИМП; ООО «Издательства АСТ», 1997. – С. 647. 7 Фролов Е.А. Объект уголовно-правовой охраны и его роль в организации борьбы с посягательствами на социалистическую собственность: Автореф. дис… докт. юрид. наук. – Свердловск, 1976. – С. 23–24. 8 См.: Там же. 9 Там же. 10 Уголовное право России. Особенная часть. Учебник / Отв. ред. докт. юрид. наук, профессор Б.В. Здравомыслов... – С. 478.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
49
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ
ÎÑÍÎÂÀÍÈß ÄÈÔÔÅÐÅÍÖÈÀÖÈÈ ÏÐÈÃÎÒÎÂËÅÍÈß Ê ÏÐÅÑÒÓÏËÅÍÈÞ È ÏÎÊÓØÅÍÈß ÍÀ ÏÐÅÑÒÓÏËÅÍÈÅ Л.З. ТАДЕВОСЯН, кандидат юридических наук Проблема разграничения видов неоконченного преступления (приготовления к преступлению и покушения на преступление) сводится к проблеме разграничения этапов реализации преступного намерения лица, направленных на совершение преступления. Осуществление преступного намерения означает, что интеллектуальная деятельность субъекта находит свое объективное выражение в определенных действиях (бездействии). Приготовление к преступлению и покушение как неоконченное преступление обладают признаком общественной опасности. Предварительная преступная деятельность наряду с общественно опасной сущностью наделена и другими обязательными признаками преступления – противоправным характером деяния (действия, бездействия), виновностью и наказуемостью. Поскольку предварительная преступная деятельность, как и оконченное преступление, имеет все признаки преступного посягательства, она, как и оконченное преступление, наделена всеми признаками состава преступления (объектом, объективной стороной, субъектом, субъективной стороной). Характер преступных действий (бездействия), направленных непосредственно на достижение общественно опасного результата, отделяет покушение на преступление от приготовления к преступлению, цель которого – создание необходимых условий для дальнейшего совершения преступления. Действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, нацелены на безоговорочное совершение преступления. При покушении действия (бездействие) лица, направленные непосредственно на совершение преступления, с одной стороны, входят во вторую стадию осуществления преступного намерения, в стадию совершения преступления, а с другой – не полностью совпадают с ней и входят в состав самостоятельного вида неконченого преступления – в состав покушения. Покушение на преступление охватывает не только действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, но и предшествующие им действия (бездействие) данного лица, направленные на создание условий для совершения преступления1, т.е. если лицо уже начало осуществление объективной стороны того деяния, на совершение которого направлено его преступное намерение, то предшествующие этому подготовительные действия какой-либо правовой оценке не подвергаются, а включаются в состав покушения Приготовление к преступлению и покушение на преступление различаются прежде всего содержанием и характером деяния.
50
И приготовление к преступлению, и покушение на преступление, и оконченное преступление наделены всеми признаками преступного посягательства (деяния), поэтому приготовление к преступлению и покушение на преступление, как неоконченные преступления, обладают всеми признаками состава преступления (объектом, объективной стороной, субъектом, субъективной стороной)2. Мы не разделяем мнения В. Ткаченко о том, что приготовление к преступлению отличается от покушения на преступление своей субъективной стороной. В. Ткаченко считает, что при приготовлении к преступлению лицо сознает, что в результате осуществляемых им действий объекту не причиняется общественно опасный вред, тогда как в случае покушения на преступление лицо предвидит, что осуществляемые им действия в обязательном порядке приведут к общественно опасным последствиям3. По нашему мнению, как при приготовлении к преступлению, так и при покушении лицо осознает общественную опасность своей преступной деятельности, предвидит ее общественно опасные последствия и желает их наступления. В обоих случаях умысел лица направлен на осуществление преступного посягательства. Не желая достигнуть определенных последствий, лицо не может подготовиться к совершению преступления или посягать на его совершение. Следовательно, как приготовление к преступлению, так и покушение на преступление субъективной стороной не отличаются друг от друга и могут совершаться только с прямым умыслом, поскольку в обоих случаях лицо осознает и предвидит, что в результате его действий (бездействия) возникнут общественно опасные последствия, желает их появления и направляет свои действия (бездействие) на достижение желаемого преступного результата. Мы полностью согласны с Л. Колодкиным, который считает, что разница между приготовлением к преступлению и покушением определяется содержанием объективной стороны составов приготовления к преступлению и покушения на преступление, различным характером и содержанием действий (бездействия) субъекта, который готовится к совершению преступления и пытается его совершить4. Приготовление к преступлению и покушение на преступление отличаются друг от друга степенью реализации преступного намерения субъекта, осуществления и развития объективной стороны того или иного состава преступления. Во-первых, при приготовлении к преступлению еще отсутствует непосредственное воздействие на объект задуманного преступления. Подготовительные дейс-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ твия, направленные на совершение преступления, составляют объективную сторону приготовления к преступлению, тогда как в объективную сторону подготавливаемого преступления они не входят, т.е. приготовление к преступлению характеризуется самостоятельной, только ему присущей объективной стороной. С объективной стороны приготовление к преступлению может проявиться только активными действиями, а с субъективной оно совершается только с прямым умыслом. Несмотря на то обстоятельство, что прежний Уголовный кодекс считал уголовно наказуемыми и устанавливал наказание за приготовление к любым видам преступления, подобные случаи в судебной практике, тем не менее, встречались редко, поскольку подготовительные действия к тому или иному преступлению очень отдалены от окончания преступного посягательства, вследствие чего не представляют из себя большой общественной опасности. Кроме того, практика показывает, что довольно трудно доказать факт приготовления к преступлению, поскольку совершение подготовительных действий не всегда свидетельствует о преступном намерении совершающего их лица. Исходя из этого, законодатель в действующем Уголовном кодексе отказался от принципа общей наказуемости приготовления к преступлению. Характерная особенность покушения на преступление, которой оно отличается от приготовления к преступлению, заключаются в том, что при покушении на преступление опасность наступления общественно опасных последствий, как и само наступление общественно опасных последствий, становится реальной5. При приготовлении к преступлению действия лица не входят в состав объективной стороны того преступления, на совершение которого был направлен умысел лица, а при покушении на преступление лицо уже осуществляет объективную сторону данной стадии преступления, на совершение которого было направлено его намерение. Общим признаком приготовления к преступлению и покушения на преступление является то, что в обоих случаях преступление не доводится до конца по не зависящим от воли лица обстоятельствам6. Как и приготовление к преступлению, покушение на преступление имеет присущие ему объективные и субъективные признаки, которые образуют состав неоконченного преступления. Если приготовление к преступлению лишь создает условия для совершения планируемого преступления, то покушение на преступление создает реальную угрозу причинения вреда объекту. В отличие от приготовления к преступлению объективная сторона покушения на преступление характеризуется следующими признаками: 1) субъект преступления непосредственно воздействует на его объект; 2) лицо выполняет действия, непосредственно направленные на совершение преступления, т.е. начинает или продолжает осуществление объективной стороны состава преступления. Для дифференциации приготовления к преступлению и покушения на преступление необходимо в первую очередь выяснить, является ли совершенное
деяние частью объективной стороны подготавливаемого или совершаемого преступления. Исходя из характера преступного посягательства, одни и те же действия в одном случае можно квалифицировать как приготовление к преступлению, а в другом – как покушение на преступление. Так, проникновение в жилище потерпевшего с целью убийства может рассматриваться как приготовление к данному преступлению, а с целью тайного хищения – как покушение на преступление. Во втором случае проникновение в жилище составляет часть объективной стороны тайного хищения имущества, тогда как в первом случае действия лица не входят в объективную сторону убийства. С субъективной стороны покушение на преступление, как и приготовление к преступлению, которое является разновидностью неоконченного преступления, проявляется умышленной формой вины. Теория уголовной науки и судебная практика исходят из принципа, что покушение на преступление может сопровождаться только прямым умыслом7. При непрямом умысле общественно опасное последствие, которое предвидит субъект, может наступить, а может и не наступить. В этом случае лицо не желает наступления общественно опасных последствий, а лишь мысленно допускает их. Тот факт, что в случае совершения преступления по непрямому умыслу лицо предвидит возможность наступления общественно опасных последствий в результате своих действий, еще не значит, что оно пытается достичь их осуществления. Наоборот, при данной форме вины лицо не желает, а лишь допускает наступление этих последствий. Именно по этой причине покушение на преступление с непрямым умыслом невозможно8. Как при приготовлении к преступлению, так и при покушении на преступление лицо осознает общественную опасность осуществляемой им преступной деятельности, предвидит общественно опасные последствия этой деятельности и желает их наступления. Без желания достичь четко определенных последствий лицо не может пытается достичь их осуществления или готовиться к совершению преступления. Следовательно, неоконченное преступление, в том числе и покушение на преступление, может иметь место только при прямом умысле. В этой связи М.Д. Шаргородский считает, что покушение на преступление и приготовление к преступлению могут иметь место и при неосторожной форме вины. По его мнению, покушение на преступление и приготовление к преступлению возможны при тех преступлениях, совершаемых с неосторожной формой вины, когда лицо совершает свои действия с умыслом, а общественно опасное последствие наступает по неосторожности. В качестве примера М.Д. Шаргородский указывает вождение автомобиля с превышением скорости или неосторожное обращение с оружием9. Мнение М.Д. Шаргородского подверг критике И.С. Тишкевич, справедливо указав, что его оппонент путает два разных понятия: осознанное выполнение действия, не являющегося уголовно-правовым поня-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
51
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ тием, и умышленное совершение преступления, являющегося одной из форм вины в уголовном праве10. Покушение, как и приготовление к преступлению, может вызвать другое оконченное самостоятельное преступление. Такие посягательства заключают в себе два разных преступления и должны квалифицироваться по совокупности11. См.: Редин М.П. Объективные и субъективные признаки приготовления к преступлению и покушения на преступление // Российский следователь. – 2003. – № 1. – С. 30. 2 См.: Иванов В.Д. Уголовное законодательство Российской Федерации. – Т. 1. Часть общая. – Ростов н/Д.: Булат, 1996. – С. 57. 3 См.: Ткаченко В. Приготовление к преступлению и покушение на него // Советская юстиция. – 1975. – № 16. – С. 8. 4 См.: Колодкин Л.М. Стадии преступления и предупреж1
дение преступлений: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Л., 1970. – С. 14. 5 См.: Караулов В.Ф. Стадии совершения преступления: Учеб. пособие. – М., 1982. – С. 21. 6 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. докт. юрид. наук В.М. Лебедева. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Норма, 2004. – С. 180. 7 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В.И Радченко. – М., 2000. – С. 50 и др. 8 См.: Караулов В.Ф. Стадии совершения преступления: Учеб. пособие. – М., 1982. – С. 26. 9 См.: Шаргородский М.Д. Преступления против жизни и здоровья. – М., 1947. – С. 197; его же рецензию на кн. А.Н. Трайнина «Учение о составе преступления» (М.: Советская книга, 1947, С. 72). 10 См.: Тишкевич И.С. Приготовление и покушение по уголовному праву. – М.: Госюриздат, 1958. – С. 194–198. 11 См.: Самойлов А.С., Ежов А.Н. Неоконченное преступление: Лекция. – Архангельск: МИУ, 2004. – С. 16.
ÕÓËÈÃÀÍÑÊÈÉ ÌÎÒÈ ÊÀÊ ÊÂÀËÈÔÈÖÈÐÓÞÙÈÉ ÏÐÈÇÍÀÊ ÐßÄÀ ÏÐÅÑÒÓÏËÅÍÈÉ ÏÎ ÓÊ И.И. КОСЫРЕВ Включив в состав ряда преступлений (например, против жизни, здоровья) квалифицирующий признак «хулиганские побуждения», законодатель в определенном смысле объединил по субъективному признаку все подобного рода умышленные преступления в одну категорию благодаря возможности их совершения с одинаковой мотивацией. По существу, законодатель создал блок умышленных деяний, которые могут быть совершены из хулиганских побуждений, попытавшись отграничить таким образом эти преступления от деяний, в основе которых лежат иные мотивационные комплексы. Однако вне поля зрения законодателя при новеллизации уголовного закона остались преступления, в которые также следует включить в качестве признака состава хулиганский мотив. К таким составам, в частности, относится истязание, ответственность за совершение которого предусмотрена ст. 117 УК. К объекту истязания так же, как к объектам всех других преступлений, в состав квалифицирующих признаков которых включены хулиганские побуждения, в частности к объекту побоев (ст. 116 УК), в теории уголовного права относят здоровье другого человека, хотя в Правилах судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью, утвержденных Приказом Минздрава России от 10 декабря 1996 г., указано, что в случае, если в результате многократного нанесения ударов возникает вред здоровью, такие действия не рассматриваются как побои. Непосредственным объектом побоев так же, как и истязаний, является телесная неприкосновенность личности1. Имея один и тот же непосредственный объект, побои и истязания отличаются друг от друга лишь сте-
52
пенью общественной опасности, которая выражается в количестве аналогичных признаков, составляющих объективную сторону соответствующих деяний. Объективная сторона побоев, согласно диспозиции ч. 1 ст. 116 УК выражается а) в нанесении побоев и б) в иных насильственных действиях. Под побоями понимается «многократное нанесение ударов по телу человека, избиение потерпевшего»2. К иным насильственным действиям в литературе относят «щипание, сечение, связывание, вырывание волос, выкручивание рук, прижигание отдельных частей тела, их защемление, воздействие на организм потерпевшего при помощи животных или насекомых и тому подобные действия, вызывающие болевые ощущения»3. Таким образом, иными действиями могут быть любые, которые в состоянии причинить физическую боль человеку. Объективная сторона истязания повторяет объективную сторону побоев, за исключением количества поведенческих актов. Объективная сторона истязания состоит из а) систематических побоев и б) иных насильственных действий. Под систематичностью побоев понимается многократное их совершение, не менее 3 раз в течение фактического года. При этом каждый из эпизодов может складываться из многократных ударов4. Трехкратное количество совершения побоев подтверждается и судебными решениями5. Истязание по объективным признакам состава представляет собой побои, которые «вырастают» в количественном признаке до системы, оставаясь между тем по своей сущности побоями, которые также могут быть совершены по хулиганским мотивам. К иным насильственным действиям, составляющим побои, в теории уголовного права относят
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ «длительное лишение пищи, питья или тепла либо помещения или оставления жертвы во вредных для здоровья условиях, а равно действия, связанные с многократным или длительным причинением боли: щипанием, сечением, причинением множественных небольших повреждений тупыми или острыми предметами, воздействием термических факторов и другими аналогичными действиями»6. При этом «закон не связывает иные насильственные действия с систематическим характером их совершения. Следовательно, они могут быть и единичными»7. Получается, что иные насильственные действия, образующие истязание, совпадают с подобными действиями, составляющими побои, за исключением отдельных разновидностей, свойственных только истязанию, которые так же, как и иные действия при побоях, могут быть совершены по хулиганским мотивам. Ссылка исследователей на то обстоятельство, что характер связи между периодически совершаемыми побоями должен определять линию поведения виновного, которая свидетельствует о стремлении причинить не только физическую боль, но и психические страдания и унижения8, не противоречит убеждению в том, что такие действия могут быть совершены по хулиганским мотивам. Поскольку и побои, и истязание совпадают по целому ряду признаков состава, необходимо дополнить ч. 2 ст. 117 УК п. «и» следующего содержания: «из хулиганских побуждений». Аналогичного рода доводы можно привести и в отношении имущественных преступлений, среди которых хулиганский мотив является квалифицирующим признаком только умышленного уничтожения или повреждения имущества (ст. 167 УК). Однако хулиганские побуждения вовсе не исключены и при совершении такого преступления, как неправомерное завладение автомобилем или иным транспортным средством без цели хищения (ст. 166). Учитывая «статус» хулиганского мотива, который символизирует повышенную опасность деяния, а также распространенность криминальных поведенческих актов, сопровождаемых таким мотивом, целесообразно дополнить ч. 2 ст. 166 п. «г» следующего содержания: «из хулиганских побуждений». Ответственность за вандализм предусмотрена ст. 214 УК. Состав вандализма – смежный с хулиганством, и на практике их трудно отграничить9. Как и хулиганство, вандализм может быть представлен в плане необходимой для субъекта демонстрации собственного «Я», личной значимости в конкретной среде. Вандализм – разновидность хулиганства и в этом качестве должен рассматриваться с позиций соотношения части и целого (общей и специальной нормы). Главное – мотив преступления, поскольку в полной мере вандализм не может быть признан разновидностью хулиганства как преступления из-за того, что не
предусматривает признак применения оружия или иных предметов. С определенной долей условности можно говорить о вандализме как разновидности мелкого хулиганства. Являясь разновидностью хулиганства, вандализм обладает большинством присущих хулиганству объективно-субъективных признаков. Так, вандализму может быть свойствен хулиганский мотив, что чаще всего и отмечают практические работники. Судьи на вопрос: «Чем мотивировали свои действия лица, привлеченные к ответственности за вандализм?» – ответили, что в качестве таких мотивов выступала бессмысленная бравада (98%). Хулиганский мотив презюмируется в действиях вандала. А.Н. Игнатов отмечает, что в качестве мотива вандализма может быть «стремление продемонстрировать свою удаль, проявить себя и т.д.»10, т.е. называются те мотивы, которые свойственны непосредственно хулиганству. Если из хулиганских побуждений совершены осквернение зданий или порча имущества даже с использованием предметов, соответствующих параметрам оружия, деяние не может быть квалифицировано по ст. 213 УК, но требует квалификации по ст. 214 с возможной совокупностью со ст. 222. Однако в литературе справедливо отмечается, что мотивами вандализма могут быть и другие побуждения: месть, ненависть и т.п.11 Вместе с тем опасность хулиганского мотива, если подобные деяния становятся масштабными, более чем очевидна. Вандализм полимотивирован. В целях справедливой квалификации деяния, дабы правоприменитель был вооружен легитимными императивами, целесообразно дополнить ст. 214 УК ч. 2 следующего содержания: «То же деяние, совершенное из хулиганских побуждений». 1
См.: Российское уголовное право. Особенная часть / Под ред. А.И. Рарога. – М., 2005. – С. 76, 77. 2 Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть / Под ред. Б.Т. Разгильдиева, А.Н. Красикова. – Саратов, 1999. – С. 60. 3 Российское уголовное право: Курс лекций / Под ред. А.И. Коробеева. – Владивосток, 2000. – Т. 3. – С. 223. 4 См.: Курс уголовного права. Особенная часть / Под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Комиссарова. – М., 2002. – Т. 3. – С. 189. 5 См.: БВС РСФСР. – 1979. – № 12. – С. 8. 6 Там же. 7 Российское уголовное право: Курс... – С. 227. 8 См.: Там же. 9 См.: Ткаченко В. Ответственность за хулиганство // Законность. – 2006. – № 7. 10 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.М. Лебедева, Ю.И. Скуратова. – М., 2002. – С. 215. 11 См.: Там же.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
53
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ
ÑÎÃËÀÑÈÅ ËÈÖÀ ÊÀÊ ÎÁÑÒÎßÒÅËÜÑÒÂÎ, ÈÑÊËÞ×ÀÞÙÅÅ ÏÐÅÑÒÓÏÍÎÑÒÜ ÍÀÑÈËÜÑÒÂÅÍÍÛÕ ÄÅÉÑÒÂÈÉ
А.Б. КИРЮХИН, кандидат юридических наук, доцент
Один из основных признаков насилия: оно всегда применяется вопреки желанию потерпевшего, а значит противоречит его волеизъявлению. Для уголовно-правовой оценки не имеет принципиального значения, применено насилие помимо чьей-то воли или против воли потерпевшего1. В любом случае воля потерпевшего игнорируется. Другое дело, когда на причинение вреда дает согласие сам потерпевший. Существует распространенная точка зрения, что согласие потерпевшего на причинение вреда его жизни или здоровью не должно исключать уголовной ответственности. Так, Л.Д. Гаухман отмечает, что «причинение смерти по просьбе или с согласия потерпевшего следует признавать насильственным преступлением»2. Причем он совершенно справедливо различает согласие потерпевшего на причинение ему вреда и такое волеизъявление3. Само согласие есть некий продукт отсутствия противоречий между субъектами. Согласие только тогда имеет правовую ценность, когда в нем выражается свободное волеизъявление лица, т.е. оно дано без принуждения извне путем насилия, шантажа, угрозы уничтожить или повредить имущество, огласить позорящие лицо или его близких сведения и т.д. Поэтому согласие, например, на участие в опасном для жизни или для здоровья эксперименте, данное в результате принуждения, не является свободным волеизъявлением и не должно приниматься во внимание при правовой оценке такого эксперимента. Согласие человека на причинение ему вреда, за который не наступает уголовная ответственность, должно отвечать следующим требованиям:
54
Лицо, дающее согласие, должно быть способным правильно понимать и оценивать характер и степень самого насилия и его последствий. Это означает, во-первых, наличие у лица полной дееспособности, под которой следует понимать способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их, т.е. обладать полномочиями по распоряжению своими интересами. Полная дееспособность возникает с наступлением совершеннолетия – по достижении 18 лет. Лицо, дающее согласие, не должно страдать психическими и иными заболеваниями, которые лишают его возможности понимать характер и истинное значение совершаемых с ним действий (например, хроническим психическим заболеванием или слабоумием) либо могут быть использованы иными лицами для вовлечения в совершение преступления (например, алкогольной или наркотической зависимостью потерпевшего). Во-вторых, согласие может исключать преступность деяния и в тех случаях, когда касалось охраняемых уголовным законом благ иных (третьих) лиц, если лицо, давшее согласие, на основании указания закона либо надлежаще оформленной доверенности вправе распоряжаться такими благами. Так, при невозможности по объективным причинам принять такое решение (например, в беспомощном, бессознательном состоянии) согласие на возможные последствия для жизни или здоровья могут дать близкие родственники, законные представители, консилиум врачей или лечащий врач (ст. 32 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан).
Согласие потерпевшего исключает преступность содеянного, если дано в пределах свободного распоряжения лицом своими личными правами. Это требование распространяется на охраняемые уголовным законом основные права и свободы человека, среди которых особое место занимают такие объекты уголовно-правовой охраны, как жизнь и здоровье. Жизнь человека является высшей ценностью: «Каждый имеет право на жизнь» (ст. 20 Конституции РФ). Однако наличие у человека права на жизнь не означает, что у него есть юридически закрепленное право на смерть. Поэтому согласие лица на лишение жизни не устраняет общественной опасности посягательства. Напротив, самоубийство или покушение на него как крайняя форма реализации человеком своего фактического права на жизнь в уголовном праве преступлением не признается. Признание согласия потерпевшего на лишение его жизни обстоятельством, устраняющим социальную опасность совершенного деяния, противоречит интересам как отдельной личности, так и всего общества. Оно подрывает осознание неприкосновенности жизни другого человека. Совершенно прав А.И. Бойцов, утверждающий, что, применяя насилие, преступник посягает не на охраняемое обществом состояние «конкретного лица», не на нарушение отдельного, частного интереса, а на неприкосновенность личности – ценность, имеющую не частное, а общественное значение4. Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. в первоначальной редакции ст. 143, предусматривавшей ответственность за умышленное убийство, стоял в этом отношении на иной точке зрения. Примечание к этой статье признавало непреступным лишение жизни, совершенное
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ из сострадания и по настойчивой просьбе убитого. Однако практика показала несостоятельность и нецелесообразность такой нормы, и она была отменена. Согласие на причинение вреда здоровью может исключать уголовную ответственность только в силу особого предписания закона. Причем такое согласие не должно преследовать общественно опасных целей и должно быть дано до окончания насильственных действий. Прощение потерпевшим виновного после совершения насильственных действий не исключает преступности содеянного, однако может учитываться как основание для освобождения от уголовной ответственности (например, примирение с потерпевшим – ст. 76 УК, если впервые совершенное деяние относится к категории преступлений небольшой или средней тяжести), а также в качестве смягчающего наказание обстоятельства. Не являются преступными действия, влекущие за собой причинение вреда здоровью человека с его согласия, в следующих случаях: �при проведении медицинских, научных или иных опытов и исследований (ч. 2 ст. 21 Конституции РФ), при условии, что лицо или лица, проводящие опыт или эксперимент, предприняли достаточные меры для предотвращения вреда, и риск не был заведомо сопряжен с угрозой для жизни (ч. 2 и 3 ст. 41 УК); �когда в диспозиции уголовноправовой нормы содержится примечание, позволяющее рассматривать согласие как специальный вид освобождения от уголовной ответственности (например, примечание к ст. 122 УК); �когда совершенное деяние относится к категории дел частного обвинения, т.е. может быть возбуждено только по заявлению потерпевшего. Так, согласно ч. 2 ст. 20 УПК, дела о преступлениях, предусмотренных ст. 115 УК (умышленное причинение легкого вреда здоровью) и ст. 116 (побои), возбуждаются только по заявлению потерпевшего. Значит, при
отсутствии такого заявления дело не может быть возбуждено и в том случае, когда признаки преступления установлены компетентными органами. Иная ситуация с делами частно-публичного обвинения. По смыслу закона (ч. 3 ст. 20 УПК), из числа насильственных к ним относится только одно преступление – изнасилование без отягчающих обстоятельств (ч. 1 ст. 131 УК). Но понятно, что в основе этого преступления лежит отсутствие согласия. Все остальные насильственные преступления относятся к делам публичного обвинения (ч. 5 ст. 20 УПК), которые возбуждаются и при отсутствии волеизъявления потерпевшего. При этом уголовное дело может быть возбуждено правоохранительными органами при отсутствии желания потерпевшего в любом случае при подозрении на отсутствие свободного волеизъявления (ч. 4 ст. 20 УПК); �при изъятии органов и (или) тканей у человека (живого донора) для трансплантации (ст. 11 Закона РФ о трансплантации органов и (или) тканей); �стерилизация человека, искусственное оплодотворение и имплантация эмбриона, оказание любой иной медицинского помощи, донорство крови и проведение вакцинации (см. ст. 32, 35, 36, 37 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан; Закон РФ о донорстве крови и ее компонентов; Федеральный закон «Об иммунопрофилактике инфекционных болезней»). Отдельно следует затронуть вопрос о юридической оценке спортивного травматизма. Среди спортивной общественности бытует мнение о ненаказуемости причинения вреда во время проведения спортивного соревнования или состязания. Это, конечно, не так. К сожалению, Федеральный закон «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» напрямую не затрагивает вопроса о морально-этическом поведении спортсмена-любителя или профессионала во время соревнова-
ния. Однако надо понимать, что спортсмен дает согласие не на непосредственное причинение вреда его здоровью, а только на участие, хотя порой в опасном для жизни или здоровья, спортивном соревновании. Больше того, он делает все возможное для предотвращения такого вреда. Возможность причинения вреда жизни или здоровью спортсмена должна быть сведена к минимуму и устроителями соревнований. Так, по данным Американской ассоциации боксеров-профессионалов, восемь из десяти боксеров страдают болезнями мозга или снижением умственной деятельности, полученными в результате травм5. Во всех видах спорта (за исключением, конечно, каких-нибудь явно криминальных) действуют определенные правила, одной из целей которых является сведение к минимуму спортивного травматизма. Если в случае умышленного или легкомысленно-небрежного грубого нарушения правил другим участником или устроителями причиняется вред жизни или здоровью спортсмена, его согласие на участие в этом мероприятии вовсе не исключает уголовной ответственности виновных. Это относится и к пациенту лечебного учреждения, который соглашается на проведение операции с целью улучшения, а не ухудшения состояния своего здоровья. Л.Д. Гаухман справедливо считает, что «возможность волеизъявления человека не безгранична, ибо воля – понятие не только психологическое, но и социальное, а следовательно, обусловливаемое общественными отношениями и соответствующими им нормами права, моралью, этикой и т.д.6 Если человек дает согласие на эвтаназию или на причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, такое согласие, конечно при отсутствии других обстоятельств, исключающих преступность, не должно исключать ответственность виновного. Некоторые правоведы полагают, что отнесение к насильственным
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
55
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ преступлениям тех, которые совершены с согласия потерпевшего, «основаны на гипертрофировании публичных начал уголовного права и нигилистическом отношении к возможности учета частного интереса при принятии уголовноправовых решений»7. Такую точку зрения следует оценивать критически. Действительно, воля есть категория сугубо психологическая. И на первый взгляд может показаться, что человек вправе распоряжаться собой по собственному усмотрению, как ему угодно. Точно так и было в первые перестроечные и постперестроечные годы, когда страну захлестнул вал насильственной и корыстно-насильственной преступности, когда количество зарегистрированных убийств превышало во много раз количество убийств в бывшем СССР. Так, за 1960–1991 г. абсолютное число умышленных убийств возросло с 14 258 до 25 437, т.е. на 278%8. Однако известно, что нет «абсолютной» воли, оторванной от социальных условий бытия каждого индивида. Иное понимание означает, что человек вправе совершать под диктовку своей воли любой поступок, в том числе противоречащей законному выражению воли другого. Анархия и вседозволенность несовместимы с демократией и законностью, они нарушают не только публичные, но и частные интересы. Не меняет эту оценку и попытка признать деяние, совершенное с согласия потерпевшего, преступлением, но ненасильственным9. Получается странная ситуация: когда с согласия потерпевшего кто-либо причиняет его здоровью физический либо психический вред, то налицо преступление, но
56
ненасильственное. А какое? Например, если потерпевшему с его согласия причинен тяжкий вред здоровью ударом тяжелой палки, то получается, что удар нанесен не палкой, а иным, нематериализованным предметом? И умышленное причинение тяжкого вреда здоровью перестает быть насильственным преступлением? Конечно, такие рассуждения могут привести к абсурдным выводам. Признавая право человека на жизнь, здоровье, личную свободу, половую свободу и половую неприкосновенность структурными элементами охраняемых уголовным законом наиболее важных общественных отношений, нельзя не заметить, что только в таком качестве они представляют собой абсолютную социальную ценность как для индивида, так и для всего общества. Попытка разорвать эту связь является конъюнктурнопопулистским шагом, грозящим поставить уголовно-правовой запрет на совершение насильственных преступлений в зависимость от обстоятельств, не имеющих никакого отношения к обеспечению безопасности личности. Учитывая сложность правовой оценки деяний против личности, совершенных с согласия потерпевшего, необходимо законодательно разрешить этот вопрос. Следует включить согласие потерпевшего в перечень обстоятельств, исключающих преступность деяния, дополнив УК ст. 42-1 следующиего содержания: «Статья 42-1. Согласие потерпевшего 1. Не является преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам лица с его согласия или по его просьбе, если эти интересы нахо-
дятся в свободном распоряжении данного лица. 2. Согласие или просьба потерпевшего признаются обоснованными, если они выражены добровольно и в пределах распоряжения лицом своими личными правами. 3. Согласие или просьба признаются обоснованными, если они выражены законными представителями лица, не способного самостоятельно представлять свои интересы, в целях защиты его жизни и здоровья. Согласие или просьба не признаются обоснованными, если посягательство сопряжено с применением или угрозой применения насилия, опасного для жизни лица, а равно с причинением либо угрозой причинения тяжкого вреда здоровью такого лица.». 1
См.: Симонов В.И. К вопросу о понятии физического насилия: Сб. аспирантских работ. – Свердловск, 1971. – С. 211–213. 2 Гаухман Л.Д. Уголовно-правовое значение «согласия потерпевшего» на причинение смерти или телесных повреждений // Тр. Киевской Высшей школы МВД СССР. – Киев, 1976. – С. 95–98. 3 См.: Гаухман Л.Д. Насилие как средство совершения преступления. – М., 1974. – С. 9. 4 См.: Бойцов А.И. Понятие насильственного преступления // Криминологические и уголовно-правовые проблемы борьбы с насильственной преступностью: Сб. – Л., 1988. – С. 146. 5 См.: Спорткурьер. – 2005. – № 6. 6 Гаухман Л.Д. Насилие как средство... – С. 8. 7 Шарапов Р.Д. Физическое насилие в уголовном праве. – СПб., 2001. – С. 213. 8 См.: Насильственная преступность / Под ред. В.Н. Кудрявцева и А.В. Наумова. – М., 1997. – С. 11–17. 9 См.: Шарапов Р.Д. Указ. соч. – С. 213.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ
ÎÖÅÍÎ×ÍÛÅ ÏÐÈÇÍÀÊÈ ÎÐÃÀÍÈÇÎÂÀÍÍÛÕ ÔÎÐÌ ÏÐÅÑÒÓÏÍÎÉ ÄÅßÒÅËÜÍÎÑÒÈ
С.В. ИВАНЦОВ, кандидат юридических наук, доцент
В уголовно-правовой науке совместное совершение преступлений всегда рассматривалось с позиции института соучастия. Как отмечает В.С. Овчинский, любая преступная группа как одна из разновидностей социальных групп людей представляет простое сложение нескольких индивидов, совместно совершающих преступления. С точки зрения психологии, каждая преступная группа, объединяя на основе совместного осуществления общественно опасной деятельности нескольких человек с явным стремлением к достижению преступной цели (с учетом степени организованности), превращается в единый субъект криминальной деятельности. В таком коллективном субъекте преступления появляются новые, не характерные для преступника-одиночки свойства, цели и возможности. В действиях, совершаемых преступной группой, происходит объединение индивидуальных способностей, общих и специальных знаний, умений и преступных профессиональных приемов каждого ее участника, а со временем – разделение преступного труда (с учетом состава группы разделение может быть и профессиональным)1. Формы совместного участия отдельных лиц в преступлениях отражают объективные характеристики преступного деяния, одновременно подчеркивая его внутреннее содержание – характер совместных действий в умышленном преступлении. Ученые-правоведы наряду со степенью субъективной связи соучастников предлагают в качестве критериев классификации соучастия в преступлении и другие критерии, характеризующие его объективные признаки, к которым следует отнести согласованность и совместность деятельности, взаимосвязь преступной деятельности соучастников и т.д. При этом некоторые авторы игнорируют организованную группу как законодательно закрепленную форму соучастия, что недопустимо, поскольку выделение в уголовном законодательстве организованной группы и преступного сообщества (преступной организации) как самостоятельных форм соучастия в преступлении свидетельствует о качественно ином подходе к регулированию ответственности за организованные формы соучастия в групповых преступлениях. Одно из первых судебных толкований признаков форм соучастия дано в п. 8 постановления Пленума Верховного Суда СССР «О применении судами законодательства об ответственности за спекуляцию» 1990 г. Пленум указал, что «под организованной группой следует понимать устойчивое объединение двух или более лиц с целью спекуляции. Об устойчивости такой группы могут свидетельствовать, в частности, предварительное планирование преступных действий, подготовка реализации преступного замысла, подбор и вербовка участников, в том числе и работников торговли, распределение ролей между ними,
обеспечение мер по сокрытию преступлений, подчинение групповой дисциплине и указаниям организатора группы». В постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» 2002 г. указано, что «в отличие от группы лиц, заранее договорившихся о совместном совершении преступления, организованная группа характеризуется, в частности, устойчивостью, наличием в ее составе организатора (руководителя) и заранее разработанного плана совместной преступной деятельности, распределением функций между членами группы при подготовке к совершению преступления и осуществлении преступного умысла». Об оценочных признаках, характеризующих организованную группу (стабильности состава, тесной взаимосвязи между членами, согласованности действий, постоянстве форм и методов преступной деятельности, длительности существования, количестве совершенных преступлений) говорится и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» 1997 г. Верховный Суд РФ идет по пути не содержательного раскрытия понятий «устойчивость» и «сплоченность», а количественного увеличения признаков, раскрывающих эти понятия. В признаки, указывающие на «устойчивость», попадают и такие оценочные признаки, как «техническая оснащенность», «постоянство форм и методов преступной деятельности». В качестве критерия устойчивости организованной группы следует использовать такой признак, как системность совершения преступлений. Систематичность не сводится к повторению совершенных преступлений, а предполагает значительное число преступных посягательств (от трех и более). Именно системность будет отражать направленность действий и уровень общественной опасности преступного объединения, что зафиксирует определенную линию поведения участников совместного преступления и их связи внутри такого объединения. Системность предполагает анализ всей совместной деятельности участников преступления, что будет свидетельствовать об организованном характере преступного объединения. Любой факт совершения такой структурой системных преступлений жестко зафиксирует ее организованный характер. Такой критерий отсутствует в законодательстве, хотя однозначно характеризует устойчивую систему криминальной активности соучастников преступного объединения. О системности может свидетельствовать единая финансовая база (находящиеся в распоряжении преступной группы денежные средства и ценности, добытые в результате преступной и иной незаконной деятельности), высокая материально-техническая
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
57
ТЕОРИЯ ПРАВОНАРУШЕНИЯ оснащенность (например, автотранспорт или оружие, которым оснащена преступная группа)2 и некоторые другие признаки. Сплоченность, между тем, определяется несколько иными признаками. Ими, в частности, являются: �иерархическая структура управления, возглавляемая руководителем; �система норм поведения с установленными санкциями за ее нарушение; �круговая порука, основанная на совместном совершении участниками группы преступлений ранее, включая осуждение за него по одному и тому же уголовному делу, отбывание наказания в одном и том же месте лишения свободы, наличие родственных или земляческих связей, взаимную осведомленность о компрометирующих друг друга материалах, договоренность об отказе от дачи показаний в случае разоблачения; �использование для поддержания дисциплины в группе насилия, угроз, жестокости, конспирация (выражающаяся в использовании условных наименований и сигналов, уголовного жаргона, шифров, паролей и т.п.). Основное отличие этих признаков применительно к формам соучастия заключается в степени организованности, которая достигает своего высшего показателя в преступном сообществе или при совершении преступлений сплоченной организованной группой с такой степенью организационного единства, которая не достигается в организованной группе. Приговором Ростовского областного суда от 27 декабря 2006 г. по уголовному делу № 2-85/06 установлено, что Печкуров В.В. с целью сбыта в г. Новошахтинске наркотических средств создал преступное сообщество (преступную организацию) с иерархической структурой, с наличием защитных мер, направленных на получение информации о проведении оперативных мероприятий сотрудниками правоохранительных органов и оповещение об этом всех членов преступной организации, объединенной на основе общих преступных замыслов, направленную на получение незаконной материальной выгоды путем совершения тяжких и особо тяжких преступлений. Сообщество имело свою конспирацию, что выражалось в том, что участники сообщества пользовались мобильными телефонами, зарегистрированными на посторонних лиц, постоянно меняли номера телефонов, в телефонных переговорах пользовались специальной лексикой, постоянно предупреждали друг друга о прибытии в Новошахтинск сотрудников наркоконтроля и их предстоящих рейдах. В судебной практике вывод об устойчивости или сплоченности преступного объединения часто обосновывается длительностью или многоэпизодностью преступной деятельности. Об этих оценочных признаках упоминала и Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР. Так, в определении 1946 г. отмечается следующее: «Совершение преступлений предполагалось участниками группы не в виде одного только намеченного акта нападения, после чего группа должна была прекратить свое существование, а в виде постоянной или временной деятельности, рас-
58
считанной на неоднократное совершение преступных действий». Современный толковый словарь русского языка определяет сплоченность через понятие «сплоченный», т.е. тесно сближенный, сомкнутый, дружный, единодушный, спаянный. Сплотить – объединить в одно целое; сделать согласованными, дружными чьилибо действия3. Сплоченность отражает наибольшую степень сближения, доверия, взаимопонимания внутри преступной группы. Законодатель же определяет организованную группу через признак устойчивости, а преступное сообщество – как сплоченную организованную группу. В то же время, оба термина фактически имеют одинаковую смысловую нагрузку, причем «устойчивость» определяется через признак «сплоченность» – наличие «устойчивости», Оба термина предполагают организованность4, что свидетельствует о тождественности устойчивости и сплоченности. В уголовно-правовой характеристике устойчивость и сплоченность могут в одинаковой мере присутствовать в содержании понятий преступных объединений (организованной группы и преступного сообщества)5. Это означает, что сплоченность как признак организованных преступных формирований дееспособен, но как критерий разграничения организованной группы и преступного сообщества его использовать трудно. В понятие «сплоченность организованной группы» должен входить объективный признак (организационное единство), что предполагает иерархическую структуру управления, возглавляемую руководителем, систему норм поведения с установленными санкциями за ее нарушение, единую финансовую базу и субъективный признак (психологическое единство), которое предполагает общность задач и целей, сознание, что достижение их может быть наиболее эффективно обеспечено совместными усилиями, единые ценностные ориентации, этнические, родственные, дружеские и иные связи. Для объединившихся преступных групп сплоченность предполагает наличие общего руководящего органа (единоличного или коллегиального), а также совместность преступной деятельности. Наличие же нескольких самостоятельных форм соучастия в преступлении должно дифференцировать ответственность участников организованной преступной деятельности. 1
См.: Основы борьбы с организованной преступностью: Монография / Под ред. В.С. Овчинского, В.Е. Эминова, Н.П. Яблокова. – М., 1996. – С. 149. 2 См.: Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Уголовная ответственность за организацию преступного сообщества (преступной организации). – М., 1997. – С. 10. 3 См.: Современный толковый словарь русского языка. – СПб., 2002. – С. 783. 4 См.: Советский энциклопедический словарь русского языка. – М., 1986. – С. 365. 5 См.: Водько Н.П. Уголовно-правовая борьба с организованной преступностью: Науч.-прак. пособие. – М., 2000. – С. 21.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ
ÏÎÍßÒÈÅ ÝÊÑÒÐÅÌÈÇÌÀ È ÎÑÍÎÂÍÛÅ ÍÀÏÐÀÂËÅÍÈß ÁÎÐÜÁÛ Ñ ÍÈÌ
С.Н. ФРИДИНСКИЙ, кандидат юридических наук
Явление экстремизма весьма сложное в юридической оценке и толковании. Прежде чем понять суть проблемы, выявить ее особенности, основные направления борьбы с данным явлением, необходимо определиться с основными терминами, составляющими основу, обеспечивающими целостность всего исследования. Таковыми терминами и понятиями, выступают: «экстремизм», «экстремистская деятельность». Сегодня ситуация в сфере противодействия экстремизму продолжает оставаться достаточно острой. По данным социологического исследования ВЦИОМ в 2006 г., значительная часть опрошенных (41%) воспринимают угрозу распространения экстремизма в России как существенную. Мы становимся очевидцами процесса повсеместного роста экстремистских настроений среди различных групп людей, проживающих в разных странах. Причин множество: и глобализация экономики, и волна религиозного возрождения, и развитие национального самосознания. Экстремизм (от лат. extremus – «крайний») как явление уходит в глубокую древность. Однако сам термин «экстремизм» многовековой истории не имеет и используется авторами многочисленной справочной литературы преимущественно в сфере политики для обозначения приверженности к крайним взглядам и мерам. Как научное понятие термин «экстремизм» одним из первых использовал в начале XX в. французский юрист М. Лерой, который основным отличием таких политических течений назвал требование от своих приверженцев абсолютной веры в исповедуемые политические идеалы. Примерами действовавших тогда на политической арене экстремистских политических сил М. Лерой назвал «красный экстремизм» большевиков и «белый экстремизм» монархистов. В начале XX в. политические противники называли «экстремистами» представителей левого крыла партии «Индийский национальный конгресс», поскольку те были последовательными сторонниками борьбы за полную независимость Индии1. Экстремизм в современном понимании этого слова служит олицетворением определенного рода негативных проявлений, имеющих своей целью породить у членов мирового сообщества сомнения в возможности поддержания стабильности в мире на принципах демократии, уважения прав и свобод человека и гражданина. Сегодня экстремизм в той или иной форме настолько прочно вошел во многие сферы жизни общества, что появилась необходимость дать этому явлению правовую характеристику. Однако многократно предпринимаемые в последние годы попытки раскрыть сущность экстремизма с позиции права по прежнему вызывают споры среди юристов о возможности правовой оценки этого явления в принципе.
В энциклопедическом словаре экстремизм определяется как «приверженность к крайним взглядам, мерам (обычно в политике)»2. Однако данное определение расплывчато и не отражает всех особенностей этого сложного явления, поскольку не совсем ясно, какие взгляды следует признавать «крайними», а какие – нет, и кто будет определять, являются ли те или иные конкретные взгляды крайними. Какого-либо универсального критерия для трактовки данного понятия пока не выработано, поскольку концептуальный анализ феномена экстремизма в целом и построение его теоретических моделей еще только начинают входить в исследовательские планы. При этом сами понятия «взгляды» и «меры» несут в себе совершенно различную смысловую нагрузку. Под «взглядами» с определенным приближением можно понимать идеологию, идейные убеждения, не всегда связанные с какими-либо практическими, тем более противоправными действиями. А «меры», в свою очередь, предусматривают совершение каких-либо конкретных действий, в том числе и насильственных, направленных на свержение конституционного строя или дестабилизацию ситуации в стране. Существует следующее определение: экстремизм – это деятельность по распространению таких идей, течений, доктрин, которые направлены на ликвидацию самой возможности легального плюрализма, свободного обмена идеями; на установление единственной идеологии в качестве государственной; на разделение людей по классовому, имущественному, расовому, национальному или религиозному признакам; на отрицание абсолютной ценности прав человека»3. Экстремизмом в правовом смысле можно назвать действия, а также в публичной форме выраженные взгляды и намерения, преследующие своей целью нарушение или проявление неуважения к установленным законом правам и свободам граждан, общепринятым и справедливым нормам морали, общественному порядку в обществе, когда юридическая значимость этих действий имеет правовую оценку. Поэтому экстремизм в той или иной форме может проявляться в сфере национальных, конфессиональных или этноконфессиональных отношений. В современной научной литературе экстремизм в его широком значении определяется как идеология, предусматривающая принудительное распространение ее принципов, нетерпимость к оппонентам и насильственное их подавление. Идеологически экстремизм не однороден, может проявляться как в левом, так и в правом спектре политического процесса. В отличие от радикалов, действующих легитимно, стремящихся реализовать свою стратегию и тактику в правовом поле, экстремисты стремятся к немедленному разрушению существующей государственно-правовой системы и созданию
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
59
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ общества на идеологической основе конкретных политических концепций и доктрин. Отличительный признак «экстремизма» – ориентация на захват политической власти или ее дестабилизацию, использование средств и методов борьбы, которые выходят за рамки законных с точки зрения международного или национально-государственного права, включая насильственные методы и террор. Ряд отечественных исследователей предприняли попытку рассмотрения экстремизма как системного образования с выделением основных признаков и характерных черт4. При этом они выделили следующие признаки экстремизма: �отрицание инакомыслия и нетерпимость к сторонникам иных взглядов (политических, экономических, конфессиональных и др.); �попытки идеологического обоснования применения насилия по отношению не только к активным противникам, но и к любым лицам, не разделяющим убеждения экстремистов; �апелляция к каким-либо известным идеологическим или религиозным учениям, претензии на их «истинное» толкование или «углубление» при одновременном фактическом отрицании многих основных положений этих учений; �доминирование эмоциональных способов воздействия в процессе пропаганды экстремистских идей; обращение к чувствам и предрассудкам людей, а не к их разуму; �создание харизматического образа лидеров экстремистских движений, стремление представить этих лиц «непогрешимыми», а все их распоряжения не подлежащими обсуждению5. При этом следует учитывать, что все эти признаки не только имеют место, но в большинстве случаев тесно взаимодействуют между собой; вытекают один из другого; имеют неразрывную внутреннюю связь. Большинство из них присущи любому экстремистскому движению: от радикальных религиозных сект до профашистских организаций. С учетом того, что экстремизм – явление сложное, динамичное и многоплановое, обладающее присущими ему особенностями, можно заключить, что экстремизм – совокупность действий, выражающихся в: а) деятельности общественного объединения, организации, движения, должностных лиц и граждан, направленной на распространение своих идей, доктрин, учений, носящих крайние взгляды и противоречащих конституционным принципам общества и демократического государства; б) создании какого-либо общественного объединения, организации, движения, а также в деятельности должностных лиц и граждан для борьбы с неугодным государственным строем, внутренней и внешней политикой, национальной, религиозной, экономической, социальной, военной программами государства; в) распространении идеологии, учений, сопровождающемся применением насилия или иных радикальных способов, нарушающих установленные государством правовые запреты. Мы разделяем точку зрения Н.Н. Афанасьева, который считает, что идеологию экстремизма можно
60
охарактеризовать как комплекс крайне радикальных идейных установок (крайне левых, крайне правых, национал-экстремистских, сепаратистских, великодержавных, религиозных, социально-экономических и духовно-психологических), выступающих теоретическим обоснованием применения насилия в различной форме на нелегитимной основе для достижения социальных, преимущественно политических целей указанных структур6. Для эффективного предупреждения экстремистской деятельности необходимы не только серьезные исследования экстремизма в Российской Федерации, но и научно обоснованная модель профилактического воздействия на указанный феномен. Полагаем, что основные направления борьбы с экстремизмом могут быть представлены следующим образом: �формирование и укрепление идеологии, исключающей приоритеты какой-либо расы, нации, религии или социальной группы; �проведение профилактических мероприятий по предупреждению антиконституционной деятельности общественных и религиозных объединений, юридических и физических лиц; �выявление и пресечение каналов финансирования экстремистских организаций различного толка. Следует отметить, что в последние годы резко возрос интерес к проблеме экстремизма, к исследованию его сущности и форм проявления. Об этом свидетельствует проведение ряда научно-практических конференций, внесение законопроектов и предложений в законы, затрагивающих указанную проблему. Одним из основных направлений деятельности правоведов в этой области стала разработка юридического понятия экстремизма. Толковый словарь русского языка определяет экстремизм как приверженность в политике и идеологии крайним взглядам и действиям7, в том числе и насильственным. Экстремизм является основным содержанием, характеристикой радикально настроенных партий, групп, движений, течений, организаций. Это могут быть общественно-политические организации, проповедующие безвластие, выступающие за немедленное уничтожение государственной власти и утверждение добровольных ассоциаций свободных индивидов и групп (анархизм). Некоторые понимают под экстремизмом «деятельность по распространению таких идей, течений, доктрин, которые направлены на: ликвидацию самой возможности легального плюрализма, свободного распространения и обмена идеями; установление единственной идеологии в качестве государственной; разделение людей по классовому, имущественному, расовому, национальному или религиозному признакам; отрицание абсолютной ценности прав человека»8. Одни экстремизм считают способом радикального отрицания общественных норм, основанным на приверженности крайним взглядам и действиям9, другие трактуют его как приверженность крайним взглядам и мерам10, третьи отождествляют его с терроризмом и насилием11. Однако все эти суждения не раскрывают сущности и содержания экстремизма.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ Как известно, экстремизм может иметь различную идеологию, и направлен на различные сферы социально-политических отношений: национальную, религиозную, политическую, т.е. экстремизм – это социальное явление, проявляющееся в различных формах, порождение нестабильных социально-экономических условий, национальных, политических, расовых, религиозных обострений. Следует отметить, что определение того, что следует понимать под «крайними взглядами», в чем они могут выражаться, кто и с учетом каких требований их будет оценивать, весьма затруднено. По нашему мнению, суть экстремизма состоит не только в распространении крайних взглядов, но и в сопровождении их противозаконными действиями. Мы полагаем, что под экстремизмом следует понимать деятельность общественных, политических и религиозных объединений, либо иных организаций, средств массовой информации, физических лиц, иностранных государств по планированию, организации, подготовке, а также подстрекательству к осуществлению действий, направленных на установление единственной идеологии в качестве государственной; возбуждению социальной, расовой, национальной или религиозной розни; пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии; нарушению прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии; насильственному изменению основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации; публичному оправданию терроризма и иной террористической деятельности; совершению преступлений по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы; пропаганде и публичному демонстрированию нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения; публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения, а также финансирование указанных деяний либо иное содействие в
их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг. 1 Энциклопедический словарь / Под ред. Б.А. Введенского. – Т. 3. – М., 1955. – С. 671. 2 Советский энциклопедический словарь. – М., 1981. – С. 52. 3 Доклад о целях и средствах противодействия политическому экстремизму в России. – М., 1999. – С. 10. 4 Барыгин И.Н. Социальная база крайне правых в Западной Европе. – СПб., 1990; Верховский А.К., Папп А.В., Прибыловский В.Н. Политический экстремизм в России. – М., 1999; Воронов И.В. Основы политико–правового ограничения социально–политического экстремизма как угрозы национальной безопасности РФ. – М., 2003; Грачев А.С. Политический экстремизм. – М., 1987; Иванов В.Н. Власть и массы: грани взаимоотношений. – М., 1993; Кудрявцев В.Н. Проблема причинности и механизм преступного поведения // Причинность и механизм преступного поведения. Материалы научно–теоретической конференции. – М., 1996; Лопаткин Р.А. Экстремизм религиозный // Политическая энциклопедия. – Т.2. – М., 1999. – С. 637, 638. Романов Н.А. Политический экстремизм как угроза безопасности страны: Дис… докт. полит. наук. – М., 1997; Семигин Г.Ю. Политическая стабильность общества. – М., 1997. 5 Даниленко В.И. Современный политологический словарь. – М., 2000. – С. 682, 791, 963; Арухов З.С. Экстремизм в современном исламе. – Махачкала, 1999; Грачев А.С. Политический экстремизм. – М., 1986 и др. 6 Афанасьев Н.Н. Идеология терроризма // Социально– гуманитарные знания. – 2001. № 1. – С. 234 – 235. 7 Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. – М., 1994. – С. 896. 8 Как обуздать политический экстремизм // Российская газета. – 1998; – 30 декабря. 9 Анкета опроса экспертов по проблемам предупреждения преступлений, связанных с политическим и религиозным экстремизмом, разработанная НИИ проблем укрепления законности и правопорядка и Институтом международного права и экономики им. А.С. Грибоедова. 10 Политический экстремизм в Российской Федерации и конституционные меры борьбы с ним: Материалы конференции – М., 1998. – С. 66. 11 Бюллетень фонда «Общественное мнение». – 1998. – № 77.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
61
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ
ÊÐÈÌÈÍÀËÜÍÀß ÑÌÅÐÒÍÎÑÒÜ Â ÐÎÑÑÈÈ А.С. ЛЕБЕДЕВ Современные криминальные реалии возводят обеспечение безопасности населения от преступности в ранг одной из приоритетных социальных проблем, требующих принятия кардинальных правоохранительных решений во имя сохранения нации. Базу таких решений призвана создать научно обоснованная криминологическая информация о действительном состоянии защищенности людей от преступности, ее объективных показателях и детерминантах, ресурсном обеспечении предупреждения преступлений, особенно той их части, которая напрямую затрагивает жизнь, здоровье, права и свободы россиян. Все эти вопросы легли в основу развития нового направления криминологических исследований, связанных с воплощением в жизнь новаторской идеи криминологической безопасности1. Новое направление направлено на создание адекватной современным криминологическим процессам и явлениям системы комплексной защиты граждан, общества и государства от криминальных угроз, обозначенных главным образом в Особенной части УК. Однако в ряду многочисленных криминальных угроз, безусловно, есть преступления, в большей мере волнующие людей по сравнению с другой их частью. Не секрет, что это преступления против личности, среди которых главную угрозу безопасности населения представляет посягательство на жизнь и здоровье человека. Современная уголовная статистика содержит внушительные данные о совершаемых в нашей стране убийствах. В то же время, по свидетельству специалистов, статистика криминальных смертей в России показателями убийств не ограничивается. По данным Центра демографии и экологии человека Института народно-хозяйственного прогнози-
62
рования РАН, в 2006 г. смертность от внешних причин в России остается одной из самых высоких в мире и составляет в среднем по стране 220 умерших на 100 тыс. человек. В 2005 г. число умерших от всех видов транспортных травм составило 28 человек в расчете на 100 тыс. населения. В Москве, где обеспеченность автомобилями достигает 224 на 1 тыс. человек, смертность от транспортных травм составляет 22 погибших на 100 тыс. человек. Помимо высокой смертности в результате дорожно-транспортных происшествий Россия и ее отдельные регионы отличаются высокой смертностью от алкогольных отравлений. Число умерших от случайных отравлений алкоголем в среднем составило в 2005 г. более 28 на 100 тыс. человек. Наиболее высока смертность от случайных отравлений алкоголем в Сибирском федеральном округе (45 на 100 тыс. населения), самая низкая – в Южном федеральном округе – 7. По данным экспертов ФСКН России, ежедневно от передозировки наркотиками в России погибают как минимум 200 человек. 80% из них – молодые люди в возрасте до 30 лет. В 2004 г. от передозировки наркотиков умерли 70 тыс. человек, в 2005 г. – уже 100 тыс. В России наркотики употребляют до 6 млн. человек, хотя бы раз в жизни наркотики пробовали около 15 млн. россиян. Основная причина человеческих потерь в нашей стране – высочайший уровень насильственных смертей. При такой смертности восстановление пресловутого уровня фертильности (2,15 ребенка на женщину) не спасает Россию от убыли населения. В 2005 г. было зарегистрировано 30 тыс. убийств и покушений на убийство, 18 тыс. человек умерли от причиненных им тяжких увечий. В 2005 г. в розыске находи-
лись около 120 тыс. граждан, пропавших без вести. К концу 2005 г. неразысканными оставались более 47 тыс. человек. В течение последних четырех лет количество обнаруженных неопознанных трупов увеличилось более чем на 42%. Статистический анализ заставляет предположить с высокой долей вероятности, что, во-первых, реальное количество убийств в России в 2 раза выше, чем это отражается в статистике, во-вторых, общий тренд регистрируемых и латентных убийств приведет к росту особо тяжкой насильственной преступности в реальном выражении минимум на 40–50% в ближайшие год-два. Это обстоятельство заставляет иначе смотреть на вопросы квалификации убийств, учета данных преступлений и адекватного отражения их в статистике, результативности разыскных действий. В течение последних 15 лет Россия является «лидером» по абсолютному числу жертв домашнего насилия среди детей и женщин. Это число даже не в абсолютном, а в относительном рассмотрении в 45–70 раз превышает аналогичный показатель во Франции и Великобритании, в 16 раз – в США и в 7 раз – в Пакистане. По расчетам экспертов, в России ежегодно несколько миллионов детей подвергаются домашнему насилию, около 60 тыс. – сексуальному насилию, 50 тыс. сбегают из дома, 2 тыс. кончают жизнь самоубийством. Региональный «срез» тяжких и особо тяжких преступлений позволяет выделить те регионы России, где уровень этих преступлений «зашкаливает» и значительно превышает среднероссийские показатели. Для объективной оценки был взят показатель 100 тыс. населения в возрасте 14 лет и старше. По коэффициентам убийств и покушений на убийства на 100 тыс. населения в течение последних пяти лет стабильно «лиди-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ руют» Республика Тыва, Эвенкийский автономный округ, Иркутская и Читинская области, Пермский край, Ярославская область. Самостоятельным фактором насилия в обществе следует считать алкоголизацию населения. Уровень физической деградации в мире – 8 л чистого алкоголя на душу населения в год. При этом рождается настолько много инвалидов и больных детей, что общество теряет способность к нормальному развитию. В России этот показатель в 2005 г. составлял 15,4 л. Специальные исследования показывают, что объем потребления алкоголя в России совпадает с колебаниями смертности от внешних причин. В медицине используется показатель – стандартизованный коэффициент зависящей от алкоголя смертности на 1 млн. населения. В случае убийств коэффициенты регрессии по алкоголю оказались незначимыми в связи с аномальным ростом убийств начиная с 1988 г., когда они стали больше зависеть от социально-экономических факторов и меньше – от алкогольного. После аномального всплеска убийств в 1998 г. доля связанных с алкоголем убийств выросла более чем в 2 раза у мужчин и почти в 2 раза у женщин. Характерно, что соотношение пьяных и трезвых убитых существенно не изменилось, несмотря на рост потребления спиртного. Доля связанных с алкоголем убийств очень высока – около 60% у мужчин и почти столько же у женщин. Этот показатель совпадает с данными судмедэкспертиз. По оценкам ученых-криминологов, в деле противодействия
преступности правоохранительные органы могут реально контролировать или влиять на весьма ограниченное количество факторов, ее продуцирующих, – не более 5–6%. Оставшийся объем превентивных мер связан с деятельностью не правоохранительных органов, которые по определению носят в основном репрессивный характер, а других институтов государственной власти и общества. Экономические направления превенции должны быть связаны прежде всего с повышением уровня жизни граждан, снижения до минимально возможного уровня безработицы, упорядочением оборота алкогольной продукции. Экстренные правовые решения, обладающие превентивным эффектом, – восстановление институтов принудительного лечения от алкоголизма и наркомании, причем следует обеспечить современный их медицинский уровень. Смертность от внешних (неестественных) причин (на 100 тыс. человек в год) в России составила 220 случаев (в США – 148, Китае – 90). Основные показатели смертности от транспортных травм: �Россия – 28 случаев (Алтай – 51,9, Московская область – 48,9, Тыва – 47,7); �Африка – 28,3; �Юго-Восточная Азия – 18,6; �Европа – 11; �США – 14,6. Домашнему насилию в России ежегодно подвергаются миллионы детей. Из них: �жертв сексуального насилия – 60 тыс.;
�сбегают из дома – 50 тыс.; �кончают жизнь самоубийством – 2 тыс. Динамика зарегистрированных убийств и покушений на убийство в России выглядит следующим образом. В 2001 г. было зарегистрировано 33 500 таких фактов, в 2003 г. – 31 800, в 2005 г. – 31 000, а в 2006 г. – 27 500. Ежегодно в России регистрируется: �убийств – около 30 тыс.; �погибших в результате причинения тяжкого вреда здоровью – около 20 тыс.; �без вести пропавших – более 100 тыс.; �самоубийств – более 40 тыс.; �смертей в результате употребления наркотиков – около 100 тыс.
См.: Бабаев М.М., Рахманова Е.Н. Права человека и криминологическая безопасность. – М., 2004; Бабаев М.М., Плешаков В.А. Криминологическая безопасность в системе национальной безопасности (опыт структурного анализа) // Криминологический журнал. – 2005.– № 7; Лебедев С.Я. Криминологическая безопасность в системе национальной безопасности России // Российский криминологический взгляд. – 2006. – № 3; он же. Криминологическая безопасность в зеркале общественного мнения // Россия: перспективы развития: Науч. тр. ИМПЭ им. А.С. Грибоедова. – М., 2007; Плешаков В.А. Криминологическая безопасность и ее обеспечение в сфере взаимовлияния организованной преступности и преступности несовершеннолетних. – М., 1998.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
1
63
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ
ÍÅÊÎÒÎÐÛÅ ÀÑÏÅÊÒÛ ÍÀÓ×ÍÎÃÎ ÎÁÅÑÏÅ×ÅÍÈß ÏÐÅÄÓÏÐÅÆÄÅÍÈß ÏÐÅÑÒÓÏÍÎÑÒÈ Â ÂÎÉÑÊÀÕ В.А. ШЕСТАК, кандидат юридических наук Предупреждение преступности в войсках – это система мер, направленная на устранение либо нейтрализацию обстоятельств, способствующих совершению преступлений. Научное обеспечение правового обеспечения предупреждения правонарушений и преступлений должно учитывать особенности их причинной обусловленности на современном этапе строительства государства и его Вооруженных Сил. Среди таких особых причинных факторов, которые до недавнего времена не имели широкого распространения, следует отметить: идеологическое расслоение общества, потерю частью населения политических и мировоззренческих ориентиров; обострение межнациональных отношении; осложнение морально-нравственной атмосферы (наркоманию, пьянство, проституцию, молодежную преступность и т.д.); активное развитие частнособственнических отношений и, соответственно, корысти, стяжательной ориентации; ослабление системы социального контроля, в том числе деятельности органов власти, правоохранительных органов; рост молодежной преступности и ее омоложение; организованную преступность и коррупцию и др. Все эти общие негативные факторы действуют в войсках и непосредственно и опосредованным образом формируют свои, «армейские» причины и условия: ухудшение материально-бытового обеспечения личного состава; ослабление социальной защищенности военнослужащих; потеря престижа воинской службы, неукомплектованность личного состава; ухудшение нравственных, социально-психологических качеств части военнослужащих, утрата к ним доверия, правовой нигилизм; потеря интереса к службе частью офицерского состава и т.д. Как мы видим, интересы правового обеспечения предупреждения преступности в войсках обусловливают необходимость учета быстро меняющейся динамики криминогенных факторов. Возрастает роль оперативного учета криминогенных факторов и правопредупредительного реагирования. В целом стоит проблема разработки гибко управляемой системы предупреждения преступлений и правонарушений в Вооруженных Силах. По мнению автора, многие методологические трудности при исследовании криминологических аспектов правовой работы, изучении противоправного поведения военнослужащих возникают вследствие попытки исследовать их как относительно самостоятельные феномены (проступки и преступления). Между тем преступность как социальное явление является лишь наиболее опасной составной частью противоправного поведения. Ввиду этого представляется целесообразным системный подход к изучению противоправного поведения.
64
По мнению автора, системному анализу могут подвергаться: конкретный поведенческий акт (например, преступление, его структура, элементный состав, стадии развития, функции и т.п.); различные формы противоправного поведения (например, преступность как социальное явление, ее качественная определенность структура, уровень, динамика, функции, связи между компонентами, а также с другими социальными явлениями и т.п.); противоправное поведение в целом (его сущность, генезис, структура, динамика, связи и отношения между компонентами и т.п.). Противоправное поведение выражается в армейских условиях в форме дисциплинарных, административных проступков и преступлений. Генетическая общность различных форм противоправного поведения обусловливает определенные закономерности их связей и отношений. Статистически значимые отношения между компонентами противоправного поведения, его видами и иными социальными процессами свидетельствуют о том, что оно обладает системным свойством. Успешное осуществление деятельности по предупреждению правонарушений предполагает: знание причин, факторов, усиливающих или ослабляющих их действие, а также разработку конкретного механизма их преодоления; наличие необходимых материально-технических, людских и прочих ресурсов; организованную деятельность, направленную на объекты правопредупредительной работы. В армейских условиях к антиобщественным проявлениям, требующим предупреждения, прежде всего относятся уклонение от военной службы, неуставные отношения, посягательства на порядок подчиненности, хищение оружия и некоторые другие. Показатели негативных процессов должны соответствовать ряду требований: представлять определенную систему свойств, отражающих существо процесса; система показателей должна быть необходимой достаточной для характеристики соответствующего процесса; все показатели должны быть измеримы, иметь количественное определение. При разработке системы показателей используются метод экспертных оценок, контент-анализ, моделирование. В качестве существенного источника информации выступают результаты социологических исследований, задачами которых являются: определение действительного состояния (структуры, уровня, динамики) различных видов антиобщественных проявлений в Вооруженных Силах; установление тенденций их изменения; выявление системы факторов, влияющих на состояние различных форм противоправного поведения военнослужащих; разработка криминологической характеристики правосознания военнослужащих;
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ выявление обстоятельств совершения антиобщественных поступков и возможностей предупредительного влияния органов военного управления и военной юстиции (в особенности – юридической службы); разработка, рекомендаций по социальному предупреждению правонарушений военнослужащих. При этом основное внимание уделяется выявлению и определению возможностей устранения тех факторов, процессов и явлений, которые отрицательно сказываются на условиях быта и воспитания военнослужащих. Большое значение в связи с этим приобретает взаимодействие системы органов военной юстиции с органами военного управления и юридической службы. Хотелось бы подчеркнуть, что такой подход предполагает дальнейшее и решительное укрепление режима законности и осуществление в реальной жизни основных конституционных прав и обязанностей военнослужащих. Социальная среда, условия службы и быта являются факторами формирования личности и поведения военнослужащих. Конфликты в данной сфере нередко оборачиваются преступлениями. Именно поэтому улучшение этих условий может рассматриваться как значительная криминологическая проблема. Криминологическое предупреждение воздействует как на внутренние, так и на внешние обстоятельства совершения конкретных преступлений, методы криминологического предупреждения в большинстве случаев по содержанию совпадают с методами общесоциальной деятельности и имеют экономический, организационный и правовой характер. При этом объектом криминологического предупреждения преступности являются детерминанты на уровне правонарушений, субъективные факторы внешнего и внутреннего порядка. По мнению автора, обоснование криминологической концепции правопредупредительной деятельности органов военного управления и военной юстиции (включая юридическую службу) как специального направления криминологической науки – военной криминологии – позволяет установить возможности соответствующего криминологического содержания и механизма их деятельности по предупреждению правонарушений и преступлений. Правопредупредительная деятельность как реальный механизм профилактической работы органов военного управления и военной юстиции, изучаемый и обсуждаемый наукой криминологией (и ее составной частью – военной криминологией), исследуется как процесс путем получения ответов на ряд вопросов: что представляют собой криминогенные факторы в условиях военной службы и каковы их основные причины; из чего складываются и каковы тенденции дезорганизованности и негативных явлений в среде военнослужащих; какими возможностями выявления, ограничения, и устранения криминогенных факторов и дезорганизованности располагают органы военного управления и военной юстиции; каковы закономерности исследуемых явлений и процессов и возможности их позитивного использования; какие организационные меры необходимы для оптимального использования правопредупредительных возможностей правовой работы командиров, началь-
ников и военных юристов. Следовательно, основная задача состоит в том, чтобы обеспечить положительное воздействие не только на тех, кто совершил или может совершить преступление, но также и на условия службы и быта военнослужащих которые в значительной степени определяют их поведение. Таким образом, к криминологическим направлением предупреждения преступности в войсках относятся: выявление и анализ состояния преступности, противоправного поведения военнослужащих; выявление криминогенных факторов военной службы и быта военнослужащих; изучение правосознания военнослужащих и формирование их социальной активности средствами правового обучения и воспитания; формирование правового актива и обеспечение его знаниями и навыками, необходимыми в правопредупредительной работе; нормативно-методическое, ресурсное, информационное обеспечение; воздействие на предкриминальные явления, представляющие начальную форму правонарушений и преступлений; удержание лиц с неустойчивым поведением от преступлений; пресечение преступлений и обеспечение неотвратимости справедливой ответственности правонарушителя; исправление в воинском подразделении лиц, совершивших преступления, но законно освобожденных от отбывания уголовного наказания. Основываясь на материалах проведенных исследований, автор полагает, что при осуществлении этой работы следует, руководствуясь законом, решительно отказаться от противопоставления уголовно-правовых, уголовно-процессуальных и собственно правопредупредительных мер. Представляется, что обеспечение целенаправленной правопредупредительной работы, проводимой командирами и начальниками, как комплекса, обеспечивающего предупреждение преступности, могут осуществлять не только органы военного управления, но и органы военной юстиции путем реализации не только уголовно-правовых, уголовно-процессуальных и криминалистических мер, но организационно-методическими средствами, включающими: анализ дисциплинарной практики и преступности, их тенденций и эффективности; методическое обеспечение нормотворческой, деятельности по предупреждению правонарушений; правовое обучение и воспитание командиров и начальников; методическое обеспечение деятельности органа дознания. Правовое обеспечение предупреждения преступлений в войсках как вид криминологической деятельности органов военного управления и военной юстиции исследуется составной частью криминологической науки – военной криминологией, предметом которой являются специфические особенности преступности в Вооруженных Силах. Рассмотрение правопредупредительной работы как вида криминологической деятельности органов военного управления и военной юстиции, ее сущности, содержания и актуальных проблем позволяет сделать вывод о возрастании ее роли в защите прав, укреплении дисциплины, предупреждении преступлений, совершаемых военнослужащими, и обусловливает значимость исследования научно-методических основ криминологических аспектов этой деятельности.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
65
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ
ÏÐÀÂÎÂÀß ÊÓËÜÒÓÐÀ Â ÑÈÑÒÅÌÅ ÑÎÖÈÀËÜÍÎ-ÏÐÀÂÎÂÎÃÎ ÊÎÍÒÐÎËß ÍÀÄ ÏÐÅÑÒÓÏÍÎÑÒÜÞ К.В. ДЕНИСЕНКО Регулирование и охрана общественных отношений предполагают существование конкретных механизмов, при помощи которых определяется соотношение поведения людей социально-правовым нормам, стимулируется позитивная, полезная для общества деятельность, предупреждаются и наказываются противоправные проявления1. Под социальным контролем понимается «механизм самоорганизации (саморегуляции) и самосохранения общества путем установления и поддержания в нем нормативного порядка, устранения, нейтрализации или минимизации нормонарушающего (девиантного) поведения»2. Без правовой культуры в обществе существование эффективной системы социально-правового контроля над преступностью в принципе возможно, так как именно правовая культура охватывает как «духовные» характеристики права – правовое сознание и идеологию, так и его «материальные придатки» – юридические учреждения, их организацию, правоотношения. Она определяет как роль в обществе права, судебной, нотариальной, арбитражной и иных систем, так и стиль, культуру их работы, отношения с гражданами, защиту законных интересов, знание и соблюдение законных интересов в обществе и т.п. Нетрудно заметить, что криминологические аспекты системы социально-правового контроля над преступностью проявляются в предупредительном контроле, целевое назначение которого известно. Однако возникает вопрос: как предупредить социальное явление, закономерно повторяющее себя в ряду нового времени3? По своей структуре социально-правовой контроль является весьма сложным образованием, в котором переплетаются экономические, политические, культурные, правовые, воспитательные, психологические и иные социальные связи. Содержание этой системы условно можно разделить на два относительно самостоятельных и одновременно взаимосвязанных блока – социальный (моральный) и правовой (нормативный) контроль. Социальный (моральный) контроль, с одной стороны, направлен против тех явлений действительности, которые детерминируют нарушение норм морали, а с другой – выступает как одно из средств правильной социальной ориентации всех членов общества, нравственного ориентира и стимула общественно полезного поведения4. Профилактические функции этой деятельности реализуются путем утверждения нравственных принципов, предписаний и оценок, моделирующих определенный тип поведения людей и ставящих под контроль общества устремления личности, мотивы и направленность ее поведения, тем самым закладывая основы правовой культуры индивида в процессе его социализации5. Социальный
66
(моральный) контроль вполне может быть охарактеризован как ранняя профилактика правонарушений, так как направлен на предупреждение комплекса антиобщественных проявлений, в том числе деяний, носящих противоправный характер. Правовой (нормативный) контроль как вид теоретической деятельности можно представить как определенную систему правовых знаний, полученных в ходе обобщения и анализа практики противодействия преступности. Он выступает как совокупность теорий, концепций, научных гипотез, аккумулирующих знания о профилактической деятельности общества, социальных групп, граждан, а также государства, его органов и институтов6. Посредством его правовая культура реализуется на практике, обеспечивая возможность постепенного ослабления факторов, которые обусловливают преступные проявления и способствуют совершению преступлений и формированию личности преступника. При этом правовая культура должна обеспечивать прежде всего общую идейную направленность всей системы предупреждения преступности, создавать базу для выработки стратегической линии социально-правовой деятельности, служить основой для определения ориентации профилактических мероприятий, обоснованием их принципов и методов реализации. Правовую культуру в системе социально-правового контроля над преступностью можно представить как систему овеществленных и идеальных элементов, создающих особую «правоохранительную атмосферу» в обществе и обеспечивающих разработку и реализацию мер, направленных на предупреждение девиантных проявлений. Сам социально-правовой контроль при этом охватывает все многообразие деятельности общества в сфере предупреждения преступности, во всей ее полноте, многоаспектности, внутренней взаимосвязи различных сторон, свойств и качеств7. Огромные масштабы антикриминогенных мероприятий, а также разнообразность проявления негативных явлений, порождающих преступления, обусловливают необходимость и целесообразность использования сложной системы различных методов, средств и способов, в единстве составляющих социально-правовой контроль8. Государственно-правовые методы социально-правового контроля охватывают основные пути и средства повышения эффективности профилактической деятельности государственных органов, учреждений и должностных лиц, а также развитие и совершенствование законодательства, повышение роли правовых инструментов в осуществлении предупредительных функций государства. На решение этих же задач направлена и работа по повышению правовой культуры представителей законо-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ дательной, исполнительной и судебной власти. Ведь правильная организация и эффективное осуществление правоохранительной деятельности возможны лишь тогда, когда соответствующие должностные лица обладают достаточно развитой правовой культурой, опираются на широкую поддержку населения, убежденного в целесообразности и необходимости этой работы9. Только в этом случае в обществе может сформироваться высокоразвитая правовая система. Социально-психологические методы социально-правового контроля образуют систему способов и форм воздействия на внутренний, духовный мир членов общества и социальных групп в целях утверждения и развития правовой психологии. Суть этого процесса выражается в деятельности общества, направленной на формирование такой психологии социума, такого правового сознания личности, в котором доминировала бы атмосфера нетерпимости по отношению к антиобщественным, противоправным проявлениям, на утверждение нравственно состоятельных межличностных отношений10. К способам, с помощью которых достигаются эти цели, следует отнести разнообразные формы пропаганды и воспитания. Культурно-воспитательные методы социальноправового контроля включают в себя способы, приемы и средства, пользуясь которыми общество положительно воздействует на чувства, интеллект, волю и поведение людей с целью предупредить возможные нарушения норм морали и права. Эти методы направлены на повышение общей и правовой культуры населения, устремлены на достижение общих целей правового воспитания. В результате формируется высокосознательное отношение граждан к своему моральному долгу и правовой обязанности – противостоять нарушениям закона; обеспечивается глубокое понимание ими того, как следует поступать, сообразуясь с требованиями морали и права; закрепляются основы правомерных поступков и действий. Кроме того, образовываются предпосылки широкого вовлечения населения в профилактическую деятельность; вырабатывается чувство ответственности за свое поведение и внутренние мотивационные барьеры, исключающие противоправную деятельность. Методы социально-правового контроля неразрывно взаимосвязаны и взаимозависимы. Воздействуя на правовую культуру, вся система социально-правового контроля, ее результативность зависит от того, насколько развита в конкретный момент правовая культура общества, которая, в свою очередь, совершенствуется во многом благодаря данным методам. Таким образом, правовая культура закладывает основу эффективного социально-правового контроля над преступностью, является залогом его действенности, а контроль – инструментом, который способствует ее развитию. В практической деятельности по предупреждению преступлений правовая культура является почвой для принятия решений применительно к ее целям, способам, средствам и «инструментам» и на этой основе позволяет сделать правильный выбор достаточно эффективных мер профилактического воздействия на те
или иные криминогенные факторы, на тех или иных индивидов. При этом имеет значение степень правовой культуры как всего общества, так и конкретного гражданина, что обеспечивает предупреждение преступных проявлений на самых различных уровнях11. Это обстоятельство предопределяет ту роль, которую призвана сыграть правовая культура общества в профилактике правонарушений и преступлений со стороны личности в рамках социально-правового контроля. Если она достаточно развита, вокруг индивида образуется такая социальная среда, которая причинно обусловливает развитие личности, уважающей общественные императивы и обладающей высоким чувством ответственности не только за свою деятельность, но и за действия окружающих людей. Сама по себе объективная сфера лишь создает реальные возможности успешной профилактики преступлений, реализация же этих возможностей осуществляется путем сознательной деятельности общества по ретрансляции правокультурных компонентов. Понятие социально-правового контроля в таком криминологическом смысле помогает глубже исследовать так называемый личностный аспект явлений преступности, а также возможности общества по предупреждению девиантных и преступных проявлений. Выполняя эту задачу, государству необходимо перенять и сохранить все лучшее, гуманное в сфере предупреждения и профилактики преступности, что было накоплено ранее, используя как зарубежный, так и отечественный опыт воспитательного воздействия. Речь может идти о создании с помощью специального криминологического обучения и просвещения соответствующей системы взглядов, навыков, привычек, наконец мышления. Более того, подготовленное криминологическим просвещением общественное мнение может стать самостоятельным позитивным фактором обеспечения эффективного социально-правового контроля над преступностью. 1 См.: Пеньков Е.М. Социальные нормы – регуляторы поведения личности. – М., 1972. – С. 11. 2 Гилинский А.Я. Социальный контроль над девиантностью в современной России: теория, история, перспективы // Социальный контроль над девиантностью в современной России. – СПб., I998. – С. 4. 3 См.: Лебедев С.Я. Проблема контроля над преступностью // Криминологический журнал. – 2003. – № 1. – С. 35. 4 См.: Игошев К.Е. Социальный контроль и профилактика преступлений. – Горький, 1976. – С. 36. 5 См.: Вицин С.Е. Правовая культура в системе предупреждения преступности // Криминологический журнал. – 2003. – № 1. – С. 31. 6 См.: Игошев К.Е. Указ. соч. – С. 37–38. 7 См.: Харитонов А.Н. Контроль над преступностью в демократическом обществе // Государство и право. – 1999. – № 8. 8 См.: Лунеев В.В. Социально-правовой контроль и предупреждение преступности // Проблемы социальной и криминологической профилактики преступлений в современной России. – М., 2002. – С. 145. 9 См.: Галиев Ф.Х. Формирование правовой культуры как основа борьбы с преступностью: Материалы международной науч.-прак. конференции. – Уфа, 2003. – Ч. 1. – С. 127. 10 См.: Яковлев А.М. Преступность и социальная психология. – М., 1971. – С. 11–12. 11 См.: Аграновская Е.В. Правовая культура и обеспечение прав личности. – М., 1988. – С. 14–15.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
67
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÎÑÎÁÅÍÍÎÑÒÈ ÔÎÐÌÈÐÎÂÀÍÈß ÑÎÄÅÐÆÀÍÈß ÏÐÎÔÅÑÑÈÎÍÀËÜÍÎÃÎ ÞÐÈÄÈ×ÅÑÊÎÃÎ ÎÁÐÀÇÎÂÀÍÈß В.И. НОЗДРИН-ПЛОТНИЦКИЙ, кандидат педагогических наук, доцент Новые социально-экономические условия требуют непрерывного развития системы образования, успешно отвечать на вызовы времени, готовить специалистов завтрашнего дня, влиять на общественные процессы, направляя их в цивилизованное, гуманное, демократическое, моральное, правовое русло. Особую роль и актуальность приобретают методологические и теоретические проблемы развития высшего профессионального юридического образования как целостной социально-профессионально-педагогической системы. Реформирование высшего профессионального юридического образования необходимо осуществлять с учетом тенденций гуманизации, демократизации, интеграции, дифференциации, интенсификации, кооперации, индивидуализации, социализации. Содержание высшего профессионального образования юристов имеет свои особенности, которые лежат в его происхождении и развитии. Это прежде всего тройственная природа его осуществления, основанная на законах социокультурного развития, производства и законах педагогики. В связи с этим оно является сложным объектом в непрерывной образовательной системе; с общим образованием различается целями, их расширительным диапазоном, включающим в себя цели социализации, цели профессионализации и персонализации личности, а отсюда – более сложной структурой. Изменения в характере и содержании труда, интеграционные процессы в научном и техническом знании, лежащем в основе профессионального юридического образования, оказывают непосредственное влияние на содержание профессиональной подготовки юристов, а процессы интеграции и дифференциации становятся необходимыми для структуризации содержания образования1. К содержанию высшего профессионального образования юристов предъявляют свои требования: заказчики, выражающие интересы государства, рынка труда и социальных групп общества; студенты, для которых определяется содержание профессионального образования; организаторы педагогического процесса (руководители, профессорско-преподавательский состав и др.); социальные институты (семья, культурные, социальной защиты, информационные организации и др.)2. Стратегическую и тактическую стороны содержания профессиональной подготовки юристов определяет стандарт. Он представляет собой системное изложение целей, принципов и положений профес-
68
сионального обучения и практики подготовки конкурентоспособных юристов. Современный уровень науки, техники, производства вызывает необходимость повышения роли знаний, умений и навыков, постоянного осуществления самообразования и самосовершенствования личности специалиста. Составные элементы профессиональной подготовки юристов в стандарте представлены в виде системы развернутого изложения и обоснования основных тенденций и закономерностей социально-экономического развития, сопряженных с логикой цивилизованного развития, развития отечественной культуры, науки, социально-политической организации общества, а также оснований и механизма их реализации, что придает профессиональной подготовке стройность, последовательность и логическую завершенность. Культурно-творческая деятельность человека превращается в обязательное условие профессионализма деятельности. Культура – органическая часть, подсистема общества, в котором она формируется, функционирует и развивается. Связь культуры, человека, общества и природы как смысл ее развития, восприятия, освоения и потребления, место и роль в жизнедеятельности человека и общества связана с исторически сложившимся типом общества как целостной системой и приобретает особенности в каждом обществе и на каждой ступени его эволюции в зависимости от возможностей развития физических, интеллектуальных и духовно-нравственных сил и способностей человека и их реализации. Культурнотворческий уровень приобретает гуманное, экономическое значение. Так, при исследовании труда юриста выявлено его существенное повышение интеллектуализации. Основная тенденция развития общества состоит в том, что возрастает потребность в конкурентоспособных, мобильных, интеллектуальных, творческих и воспитанных специалистах. Интеллектуализация вызывает потребность в развитии теоретического потенциала каждого студента. На педагогическом процессе и его результатах сказываются согласованность целей профессорско-преподавательского состава и студентов, усердие и добросовестность студентов, их отношение к занятиям и учебным заданиям, способности, настойчивость и упорство, организованность и трудолюбие, требовательность к себе, знание и умение строить свое учение, индивидуально и целеустремленно вырабатывать у себя профессиональные качества, желание знать больше и глубже, чем дают на занятиях.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ Конкурентоспособность – это стратегическое направление в подготовке специалистов, а в педагогике – категория и процесс. Конкурентоспособность обеспечивается за счет следующих компонентов содержания профессионального юридического образования: �стандартизации как универсального процесса по обеспечению интегрированного содержания, позволяющего компетентно решать социальные и профессиональные задачи; �социализации и профессионализации личности на основе развития способностей, формирования социально-профессиональных качеств личности; �индивидуализации обучения в целях выработки умений и навыков по самостоятельному решению профессиональных задач, формированию индивидуального стиля деятельности, социально-коммуникативных умений и навыков в целях осуществления рациональных условий деятельности, эффективного взаимодействия с людьми; �профессионального становления личности, обеспечивающего взаимосвязь внутренних и внешних факторов системы содержания профессионального юридического образования, взаимодействие студентов и профессорско-преподавательского состава, интеллектуальное человеческое развитие, определяемое не только образованием, но и психической и субъективной деятельностью студентов. Основой профессионального становления личности юриста является качество подготовки выпускников. Это реальные человеческие и профессиональные качества молодого специалиста, в частности профессионально-педагогические: его действительная образованность, воспитанность, обученность, развитость и их компоненты. В новых социально-экономических условиях развития общества можно выделить следующие элементы содержания профессионального юридического образования. Первый элемент состоит в том, что цели и задачи профессиональной подготовки – это воспитание молодежи, формирование развитой личности, способной быть основной движущей силой социально-экономического развития. Юрист – не специалист, если он обладает только профессиональными знаниями и умениями, но не образован, не воспитан, не развит. Без воспитанности, общей образованности, культуры «специалист» даже опасен как потенциальный бездельник, формалист, нарушитель законности3. Взаимосвязь науки, образования, производства обусловливает необходимость более глубокого и широкого применения законов науки в системе высшего профессионального юридического образования. Содержание профессиональных знаний все более приобретает общественный характер, для профессиональной деятельности юристу нужны не только специальные знания, но и знания основ наук. В содержании профессиональных знаний усиливается роль изучения законов природы, мышления и воз-
можности их технологического применения. Второй элемент – учет возрастающей степени интеллектуализации и наукоемкости труда. Это проявляется в усилении автоматизации отдельных сфер, связанных с развитием компьютерных методов сбора, хранения и обработки информации, использование современных инновационных технологий, что приводит к прогрессивным изменениям в содержании труда. Инновационные технологии – особые педагогические микросхемы, состоящие из специально подобранных, научно обоснованных и скомпонованных в единую упорядоченную целостность педагогических и психологических форм, методов, способов, приемов и средств, объединенных содержанием и направленностью на решение конкретной частной задачи, обеспечивающих ее качественное решение. Поворот педагогического сознания к инновационным технологиям повышает их целеустремленность, системность, деловитость, внутренне структурирует педагогическую деятельность и в совокупности дает итоговый, комплексный результат. В системе профессионального юридического образования, отвечая требованиям целевого управления, они особенно необходимы и эффективны. Третий элемент состоит в том, чтобы сообразовать профессиональную подготовку с закономерностями международного разделения труда между странами, процессами социализации и кооперирования, требованиями интегрирования и дифференцирования науки, необходимостью стандартизации и унификации соответствующих сфер материально-хозяйственной деятельности. Соответствие уровня подготовленности специалистов изменяющимся условиям и потребностям в сфере труда юриста достигается за счет интегративно-дифференцированного содержания профессионального юридического образования, углубления специализации, что расширяет возможности трудоустройства в разнообразных сферах жизнедеятельности. Необходимость обновления содержания профессионального юридического образования обусловлена объективной потребностью общества в подготовке конкурентоспособного специалиста, профессионала-личности, обладающего высоким уровнем квалификации, творческим потенциалом, способностью адаптироваться в изменяющихся социально-экономических условиях. Деятельность юриста требует, чтобы он был профессионалом-личностью, соединяющим в себе юридическую подготовку с качествами гражданина и цивилизованного специалиста, нацеленного на создание гуманного, демократического, правового государства и общества, желающего и способного это делать. Профессионализм юриста – нечто значительно большее, чем только знание законов и умение их применять, как бы не было это важно. Ничто не может стать достоянием ума и качеств человека без его собственной активной деятельности. Все компоненты профессионализма – продукт собственных, упорных и длительных усилий студента, профессионала. Для
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
69
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ реализации этих требований необходимо ввести в процесс обучения продуманную инновационную технологию образования, которая обеспечивала бы поэтапное продвижение личности в профессиональном образовании. Так, современные социально-экономические условия развития общества указывают на то, что нравственные цели борьбы с преступностью не могут быть достигнуты любыми средствами. Специфичность морального состояния следователя и лиц, участвующих в процессе, – это повышенное нервное напряжение в связи с высокой ответственностью за результаты расследования преступления. Особенность содержания профессиональной подготовки юристов проявляется в смещении акцента на развитие индивидуальных и творческих способностей студентов, нравственных и моральных качеств, осознанного профессионального самоопределения, в преобладании умственных операций и действий, которые требуют глубокого понимания, логического мышления и творческого осмысления основ наук. В основном содержание высшего профессионального юридического образования должно обеспечить: �готовность повышать квалификацию; �владение инновационными технологиями для самостоятельного приобретения знаний; �умение использовать знания в новой, нестандартной ситуации; �формально-логическое и системное мышление; �умение мыслить на перспективу; �умение использовать теоретические знания на практике; �ориентацию во всем профессиональном поле; �культурно-творческую деятельность; �воспитание духовно-нравственных и моральных качеств личности; �конкурентоспособность и мобильность специалистов на рынке труда. Содержание высшего профессионального юридического образования ориентируется не только на получение профессиональных знаний, умений и навыков, но и на достижение культурно-творческого уровня, нравственности и морали, которые соответствуют потенциалу каждого выпускника, обеспечивая продуктивную деятельность в границах выбранного профессионального поля. Культура определяется не приспособленчеством с целью удовлетворить корыстные интересы, а глубинными духовными потребностями, размышлениями, пониманием своего места в мире, осознанием себя в качестве духовного человеческого существа, живущего среди людей и отвечающего перед собственной совестью4. Идея профессионального культурно-творческого развития специалиста является исходной методологической предпосылкой обновления содержания профессионального юридического образования в высшем образовательном учреждении. Одной из основных целей и особенностей содержания высшего профессионального юридического образования является формирование личности профессионала, развитие
70
системы разнообразных профессиональных умений и навыков. Главный результат подготовки – высокообразованный юрист, главный критерий успешности юриста – уровень общей и профессиональной сформированности личности. Систематизирующим фактором является базовое, фундаментальное «ядро», составляющее сущность профессии. Иерархическая структура знаний, умений, навыков, норм и ценностей должна выстраиваться в комплекс социальных и профессиональных целей. В современных условиях перспективное направление развития высшего профессионального юридического образования связано с единством общего, профессионального и культурологического образования. Перед высшим образовательным учреждением возникает задача не просто обеспечить глубокое и прочное усвоение студентами определенной суммы знаний, но и, в гораздо большей степени, развить творческий потенциал студентов. Педагогическим обеспечением этого социального заказа являются разработка и внедрение инновационного образования, интеграции и дифференциации содержания профессиональной подготовки юристов. Интеграция является ведущей тенденцией совершенствования высшего профессионального юридического образования. Она обеспечивает новый подход к обоснованию структуры высшего профессионального юридического образования, когда новое знание выводится из целостных систем. Характеристики этих систем представляют сложные, многоаспектные категории, на функционирование которых влияют многие факторы: социальные, идеологические, экономические, терминологические, логико-познавательные, лингвистико-семантические, педагогические, психологические, физиологические, научно-технические, социально-гуманитарные, естественнонаучные, общепрофессиональные и специальные. Посредством интеграции осуществляется формирование закономерностей интеграции целей, содержания профессионального юридического образования как единой системы в интеграции профессионально-педагогической терминологии и с учетом профессионального профиля. Интеграция предусматривает единство всех факторов, воплощенных в профессионально-квалифицированную педагогическую модель подготовки юриста. Инновационная педагогическая модель подготовки юристов выполняет наряду с другими две основные функции – интегративную и конструктивную – в построении целостной системы формирования профессионализма деятельности студента высшего образовательного учреждения. Реализация этой задачи проводится через стандарт, учебный план, программы учебных дисциплин, содержание занятий, методику, технологии, обеспечение, условие, осуществление контроля, критерии оценивания. Модель подготовки юриста воплощается в высоком профессионализме каждого выпускника, т.е. достигается совокупный результат, полностью отвечающий поставленной цели.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ Таким образом, главные ориентиры педагогического процесса и условий его успешности по реализации содержания профессионального юридического образования состоят в приведении целей, содержания и методов работы с установкой на опережающую функцию, подготовку юристов, способных двигать практику вперед, делать все лучше, чем делается сейчас. Содержание высшего профессионального юридического образования – это единство целей и содержания педагогического процесса, которые развернуты в формах профессионального юридического образования, субъекта педагогического процесса – профессорско-преподавательского состава, его организующего (в какой степени удается придать педагогическому процессу признаки педагогической системности, оживить и воплотить возможности заложенного содержания образования, зависит от компетентности профессорско-преподавательского состава), объекта педагогического процесса – студентов, на которых он направлен, средств педагогического процесса, материально-технического обеспечения, учебно-методической литературы, компьютерно-информационных ресурсов, внедрения инновационных технологий. Следовательно, качество профессиональной подготовки юристов синтезируется исходя из следующих показателей: качества профессиональной подготовки; качества кадрового и научного потенциала, задействованного в процессе подготовки специалистов; качества средств педагогического процесса; качества материально-технического и учебно-методического обеспечения; качества инновационной образовательной технологии и качества обучаемого. Выпускники
высшего образовательного учреждения должны быть профессионалами-юристами. Главные технологии высшего образовательного учреждения – педагогические и психолого-педагогические, детерминации и регулирования происходящих со студентами превращений, возникающих и формирующихся должным образом необходимых юристу общей и профессиональной образованности, обученности, воспитанности, развитости. Это технологии становления у выпускников видения, понимания окружающего, юридической деятельности и себя на уровне достижений современной цивилизации, формирования профессиональных знаний, навыков, умений, профессиональных способностей, привычек, установок, жизненных и профессиональных ориентиров, норм поведения, профессиональных способностей и др. Это технологии использования потенциала системного комплекса «педагогических инструментов» – целенаправленных педагогических условий, средств и способов. Каждый выпускник должен быть полноценно сформирован как всесторонне подготовленный специалист-юрист, обладающий профессионально развитыми педагогическими свойствами – профессиональными образованностью, обученностью, воспитанностью и развитостью. См.: Батышев С.Я. Подготовка рабочих-профессионалов. – М., 1995. 2 См.: Беляева А.П. Методология и теория профессиональной педагогики. – СПб., 1999. 3 См.: Столяренко А.М. Юридическая педагогика: Курс лекций. – М., 2000. 4 См.: Лихачев Б.Т. Философия воспитания. – М., 1995. 1
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
71
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÑÓÙÍÎÑÒÜ ÏÐÀÂÎÂÎÃÎ ÂÎÑÏÈÒÀÍÈß ÍÅÑÎÂÅÐØÅÍÍÎËÅÒÍÈÕ ÎÑÓÆÄÅÍÍÛÕ Â ÂÊ О.Б. ПАНОВА В соответствии с российским уголовно-исполнительным законодательством, правовое воспитание является одним из основных направлений воспитательной работы с несовершеннолетними осужденными. Нацеленное на профилактику рецидивной преступности, оно выступает также в качестве одного из факторов ресоциализации воспитанников исправительных учреждений. В самом общем виде правовое воспитание осужденных можно определить, как целенаправленный процесс формирования правопослушного и правосообразного поведения в соответствии с целями исправления, основанный на взаимодействии воспитателя и воспитанников. Правовое воспитание предусматривает управление процессом приобретения осужденными социально-правового опыта, соответствующего задачам их скорейшей адаптации к условиям правовой действительности и интеграции в общество. Оно связано с рядом педагогических категорий, среди которых особое место принадлежит понятию «формирование». Данная категория ориентирует на завершенный результат, достижение качественного уровня определенных личностных образований, к числу которых в первую очередь относятся правосознание и правопослушание. Первое проявляется в мировоззренческой сфере, второе – в поведенческой. Основываясь на принятом в научном сообществе определении категории «правосознание» (Ратинова А.Р., Ефремовой Г.Х.)1, с позиций гуманистической педагогики данный феномен можно представить как синкретичное личностное образование, обеспечивающее способность воспитанника исправительного учреждения к ориентации и самоопределению в правовом пространстве на осно-
72
ве юридических знаний, оценочных отношений к праву, правовых установок и ценностных ориентаций. Поведение воспитанников в юридически значимых ситуациях может быть рассмотрено в разноуровневых аспектах: как правопослушное и правосообразное. Эти две категории, близкие по смыслу, отличаются одна от другой. В понятии «правопослушное поведение» изначально заложены такие составляющие, как повиновение, покорность, смирение, беспрекословное подчинение, следование возложенным обязанностям. И в этом смысле подросток выступает прежде всего как объект контроля и наблюдения: в случае нарушения каких-либо норм последует адекватное реагирование со стороны администрации исправительного учреждения. Отсюда следует, что в контексте правопослушания воспитаннику отводится пассивная роль; главное требование здесь – не делать то, что запрещено нормами права, в противном случае неминуемо последуют карательные санкции. Совершенно очевидна необходимость такого подхода при определении характеристик поведения несовершеннолетних осужденных. На самом деле для многих из них именно механизм устрашения является сдерживающим фактором при намерении совершить те или иные антиобщественные действия. Так, воспитанникам ряда исправительных учреждений (Вологодской, Архангельской, Ивановской ВК) был задан вопрос: «Почему необходимо соблюдать закон?» Анкетированием было охвачено 480 человек; ответы распределились следующим образом: «Из страха перед наказанием» – 75%, «Необходимо вести себя как все» – 20%, «Считаю, что законы справедливы» – 5%.
Основу определения степени правопослушания осужденных могут составлять определенные критерии, принятые в конкретном исправительном учреждении. Обобщенный индикатор правопослушания воспитанников выражается минимумом совершенных правонарушений, включающих нарушения правил внутреннего распорядка, режимных требований, и др. К числу самых опасных правонарушений относятся преступления. В отличие от правопослушания правосообразность поведения предусматривает активную позицию воспитанника. На самом деле вести себя сообразно праву – значит самому принимать те или иные решения в юридически значимых обстоятельствах с опорой на возможности существующего правового поля. Правосообразность может быть представлена как широкое понятие, включающее в себя многообразные аспекты взаимоотношений воспитанника с окружающим миром, основанных на использовании потенциала ближайшего правового пространства с целью организации позитивного развития жизненных событий. Такого поведения можно ожидать лишь от воспитанников, обладающих определенными интеллектуальными качествами. Неслучайно близким по значению к слову «сообразный» В. Даль называет «сообразительный», т.е. способный соображать, думать, соразмерять; антонимами же к слову «сообразность» великий филолог представляет «опрометчивость», «необдуманность»2. Правосообразное поведение проявляется в разных сферах отношений воспитанника: к себе и своему поведению, другим людям, обществу, труду (учебе), правовым нормам. В данном контексте показателями рефлексии осужденного высту-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ пают признание вины, раскаяние в совершенном преступлении, добровольное возмещение причиненного ущерба, активное стремление к примирению с жертвой. Проявлениями позитивного отношения к окружающим являются общительность, вежливость, доброжелательность, тактичность в контактах с воспитанниками, сотрудниками, родственниками, другими лицами, направленность коммуникативной сферы на общение преимущественно с положительно характеризующимися людьми, участие в органах самоуправления, стремление к участию в общественной жизни отряда (отделения, класса, бригады), проявление инициативы, справедливого подхода, неравнодушия. К признакам правосообразного поведения также следует отнести выражение интереса к приобретению актуальных правовых знаний через чтение специальной литературы, участие в предметном кружке (клубе и т.п.), др. формах повышения правовой грамотности, стремление с помощью правовых механизмов решить конкретные социально-бытовые вопросы. Таким образом, юридически значимое поведение несовершеннолетних осужденных выступает в качестве ведущего критерия эффективности правового воспитания. Условно такое поведение можно рассматривать в двух
аспектах: правопослушания и правосообразности, выделяя, соответственно, разные уровни проявления первого и второго. Правовое поведение, оцениваемое в контексте правопослушания, ограничивается минимальными требованиями к подросткам как носителям качеств субъектной личности. Так, их интеллектуальный кругозор в правовой сфере должен включать знание основных обязанностей осужденных, общих режимных требований, правил внутреннего распорядка с тем, чтобы следовать им в повседневной жизни. Основная задача сотрудников при этом состоит в обучении подростков навыкам самоконтроля и самоуправления, призванным обеспечивать нейтрализацию агрессивности, имеющей широкое распространение в среде воспитанников ИУ и нередко служащей основной причиной противоправного поведения. Проявления правосообразного поведения можно ожидать лишь от тех воспитанников, которые способны и хотят использовать право как инструмент решения своих проблем при одновременном следовании его нормам в повседневной жизни. Такие воспитанники наряду с развитыми познавательными способностями должны обладать определенными коммуникативными и нравственными качествами, необходимыми для позитивного
взаимодействия с окружающими в процессе реализации правового самоопределения. При оценке деятельности пенитенциарных учреждений для несовершеннолетних в условиях реалий сегодняшнего дня наличие такого показателя, как правопослушание воспитанников, уже следует рассматривать как безусловное достижение сотрудников. В то же время, гуманистические тенденции современной уголовноисполнительной политики России ориентируют на приоритетность ресоциализирующих функций в деятельности воспитательных колоний, что указывает на актуальность рассмотрения правового воспитания в качестве средства интеграции несовершеннолетних осужденных в правовую реальность. Данное обстоятельство предусматривает целенаправленную работу по формированию у воспитанников исправительных учреждений качеств субъектной (правосообразной) личности, ответственной за свою судьбу. См.: Ратинов А.Р., Ефремова Г.Х. Правовая культура и поведение // Юридическая психология: Хрестоматия / Сост. Т.Н. Курбатова. – СПб.: Питер, 2001. – С. 45–65. 2 См.: Даль В. Толковый словарь. – Т. 4. – М.: Русский язык, 1991. – С. 270–271.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
1
73
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÏÑÈÕÎËÎÃÎ-ÏÅÄÀÃÎÃÈ×ÅÑÊÈÅ ÀÑÏÅÊÒÛ ÔÎÐÌÈÐÎÂÀÍÈß ÄÂÈÃÀÒÅËÜÍÎÃÎ ÍÀÂÛÊÀ В.В. АНЦЫПЕРОВ, кандидат педагогических наук, доцент Потребности практики стремительно меняющейся жизни требуют по-новому взглянуть на процесс обучения, в другом свете представить методы обучения, которые постоянно видоизменяются в связи с требованиями текущего момента, обусловливают необходимость модификации этих методов, их расширения и дополнения. Обучение – составная часть любого педагогического процесса, в том числе и в сфере физической культуры и спорта. Специфика обучения в физическом воспитании состоит в том, что здесь основным предметом выступают разнообразные двигательные действия. При их освоении формируются знания, двигательные умения и навыки, необходимые во всех сферах человеческой деятельности. Способность к обучаемости обусловлена: сложностью изучаемого упражнения; индивидуальной одаренностью к обучению; наличием двигательного опыта; активностью занимающихся; инновационными технологиями обучения. Разучивание значительного количества сложнокоординационных упражнений во многих видах спорта (в борьбе, гимнастике, фигурном катании и т.д.) представляет собой целенаправленный конструктивный процесс, предполагающий поиск наилучшего решения задач, последовательно выдвигаемых перед исполнителем. Неизбежный атрибут такой работы – преодоление затруднений, проблемных ситуаций и, как следствие, ошибочно возникающих форм движений, которые трудно переделать. Достаточно полно определено, чему обучать; гораздо хуже обстоит дело с указаниями на то, как это осуществлять быстро и на высоком техническом уровне. Все это требует определенного пересмот-
74
ра содержания научного познания в области методологии обучения. Изучение вопроса указывает на необходимость осмысления процесса формирования двигательного действия не только с учетом современных психолого-педагогических концепций, главные из которых – теория деятельности и теория поэтапного усвоения знаний, умений и навыков, но и с позиций теории забывания. Как известно, обучение представляет собой мыслительный процесс, подчиняющийся закономерностям человеческой психики. Принципы и методы обучения, способы и приемы организации педагогического взаимодействия имеют психологическое обоснование. Образно говоря, педагогика – мастерская, а практическая психология – инструмент в ней. Поэтому на стыке педагогики и психологии возникали и продолжают появляться новые межнаучные дисциплины. В частности, педагогическая психология изучает особенности применения психологических закономерностей в педагогике. Причем многие из них часто применяются опытными педагогами на интуитивном уровне. Один из законов – закон протекания психических процессов – раскрывает особенности сохранения, забывания и воспроизведения информации из памяти. В психологии изучение памяти основано на диалектико-материалистическом понимании психики и деятельности. В основе его лежит принцип единства психики и деятельности. Многочисленные экспериментальные исследования памяти отечественных психологов базируются на этом методологическом принципе. В процессе разучивания движения возникают двигательные ошибки, которые тренер или педагог часто интерпретирует одно-
сторонне. При этом они упускают из виду такой естественный процесс, как забывание информации. Подобно сохранению и запоминанию оно имеет избирательный характер, физиологическая основа забывания – торможение временных связей. Психологами установлено, что основными причинами забывания являются время и деятельность, следующая сразу за обучением. Отрицательное влияние следующей за запоминанием деятельности они назвали ретроактивным торможением. Особенно ярко оно проявляется в тех случаях, когда вслед за заучиванием выполняется сходная с ним деятельность или если эта деятельность требует значительных усилий. При этом следует сказать, что все исследования психологов проведены на вербальном материале. Нельзя не заметить, что запоминание материала при вербальном и моторном обучении – вещи явно разные. Слово, как средство передачи информации, не может в том и другом случаях не играть разных ролей, свойства материала, подлежащего усвоению, там настолько различны, что чаще всего требуют описания в терминах совершенно разных наук (например, психологии и биомеханики); обучение прыжку вверх базируется вовсе не на тех положениях, которые лежат в основе освоения арифметических действий. Исходя из этого, можно предположить, что одним из перспективных направлений повышения эффективности обучения движениям является организация рациональной последовательности изучения упражнений, учитывающая условия проявления ретроактивного торможения. Проведенное нами экспериментальное исследование подтвердило существование данного вида
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ торможения. При этом особенно ярко оно проявилось при освоении нескольких упражнений на этапе формирования двигательного умения. А умение, как известно, – самая ненадежная форма исполнения движения и связана с частыми ошибками, срывами и падениями. Поскольку на тренировочных занятиях обучающиеся занимаются различными видами деятельности, нами в качестве деятельности, следующей за освоением упражнения, моделировались различные ситуации, наиболее часто встречающиеся в спортивной практике. При этом процесс обучения упражнениям был построен с учетом следующих положений: �важен не столько объем осваиваемых учеником движений, сколько их логическая структура; �необходима рациональная последовательность разучивания упражнений, обеспечивающая их максимальное запоминание и последующее качественное воспроизведение с минимальными двигательными ошибками; �отбирая упражнения для разучивания, необходимо четко представлять способы действия, которые помогут спортсмену понять и осваивать их с минимальными затратами времени и высоким качеством выполнения; �к разучиванию упражнений следует приступать при оптимальном состоянии центральной нервной системы и организма в целом.
В качестве реализации технологии обучения, учитывающей отрицательное влияние деятельности, следующей за заучиванием, на удержание в памяти ранее разучиваемого движения, предложена следующая последовательность освоения упражнений: �первым всегда разучивается упражнение, представляющее для занимающегося особую сложность или трудность, а также упражнения, связанные со страхом и риском; �последующие разучиваемые упражнения должны быть несколько проще по технике исполнения, и времени на их освоение отводится меньше, чем на первое; �для максимального снижения явления торможения перерыв между разучиваемыми упражнениями должен быть не менее 10 минут; �уровень заученности первого упражнения должен быть выше, чем следующего за ним. Для снижения интенсивности проявления ретроактивного торможения необходимо: �увеличить интервалы отдыха между выполнением разучиваемых движений; �повысить качество формирования навыка за счет увеличения количества выполнения первоначально осваиваемого движения; �принимать меры по снижению стресса в процессе освоения упражнения; �в качестве последующего материала для разучивания подбирать упражнения, не похожие друг
на друга, или другие виды деятельности. В процессе моделирования условия проявления ретроактивного торможения были подкреплены объективными биомеханическими показателями. Так, изучение кинематических и динамических параметров движения позволило установить двигательные ошибки, вариативность отдельных компонентов движения в различных стадиях и их отличительные признаки. В процессе рассмотрения техники разучиваемого движения изменения проявились в недостаточной рациональности и эффективности выполнения энергообразующих действий, лежащих в основе накопления кинетической энергии. При этом значительных изменений в завершающей стадии движения не установлено. Реализация на практике методики организации рациональной последовательности освоения упражнений показала ее высокую эффективность и позволила занимающимся за короткое время создать «начальную двигательную базу» в виде значительного количества двигательных умений, которые, в свою очередь, послужили основой для формирования разнообразных навыков, необходимых для становления технического мастерства. Таким образом, выявленные закономерности необходимо иметь в виду при организации процесса обучения движениям. Пренебрежение ими неизбежно приведет к значительной трате времени и низким результатам.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
75
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÊÎÐÏÎÐÀÒÈÂÍÀß ÈÍÔÎÐÌÀÖÈÎÍÍÎ-ÈÍÒÅËËÅÊÒÓÀËÜÍÀß ÑÈÑÒÅÌÀ «ËÓ×» Â ÏÎÄÃÎÒÎÂÊÅ ÁÀÊÀËÀÂÐÀ В.Г. ЕРЫКОВА Дидактико-методологическую основу образовательного процесса в Современной гуманитарной академии составляют дистанционные образовательные технологии, построенные по модульному принципу в соответствии с Европейской системой зачетных единиц, предусматривающей разделение учебной дисциплины на отдельные кредиты (модули), каждый из которых является логически законченной и самостоятельно изучаемой частью учебного курса. Модульный принцип распространяется на систему администрирования учебного процесса, технической основой которой является информационная система «Луч» как совокупность баз данных и специализированного программного обеспечения, предназначенного для автоматизации управления образовательным процессом на основе дистанционных образовательных технологий. Она построена по модульному принципу и состоит из взаимосвязанных, но самодостаточных модулей различного функционала, связанного с обработкой результатов одного из этапов учебного процесса. В системе «Луч» формируется электронное досье студента, в котором хранятся и автоматически заполняются модульный контроль знаний, приказ о переводе с курса на курс, оплата за обучение. Электронные досье студентов заполняются с момента их поступления и до выпуска. В информационной системе формируются выписки из учебных планов на каждый семестр, формируются заказы на учебные продукты для технологических подразделений и отслеживаются сроки их выполнения; при составлении индивидуального плана студента осуществляется заполнение дисциплин соответствующими учебными продуктами; осуществляется адаптация к содержанию реализуемых учебных программ к новым общественно-экономическим условиям. Система «Луч»: обеспечивает студентов необходимыми средствами обучения при использовании ими информационно-коммуникационных технологий; позволяет объединять принципы индивидуализации обучения с финансовой и материальной экономией за счет использования сетевых методов обслуживания. Кроме того, эта система включает в себя: а) программный комплекс «Учебные планы»; б) программный комплекс «Учебные продукты»; в) программный комплекс «Семестровая выписка»; г) программный комплекс «Луч-студент»; д) программный комплекс «Индивидуальный план»; е) единую систему справочников. Первым этапом администрирования образовательного процесса в вузе является учебное планирование. Для направлений и специальностей высшего профессионального образования, исходя из положений соответствующего Федерального государственного образовательного стандарта, с учетом примерных учебных планов и примерных программ дисциплин, утвержденных Министерством образования и науки РФ,
76
формируется основная образовательная программа по направлению подготовки или по специальности. Она включает в себя график учебного процесса, временной учебный план. На втором этапе разрабатывается модульный учебный план по каждому направлению и варианту обучения. Дисциплина разбивается на модули и получает уникальный код. Модули распределяются по семестрам пропорционально аудиторной нагрузке в семестре. Инструментом для создания временного и модульного планов служит программный комплекс (ПК) «Учебные планы», позволяющий автоматизировать работу с учебными планами и получать отчетную информацию. Сформированный в ПК «Учебные планы» план содержит полную информацию о модульных дисциплинах, о распределении по семестрам аудиторной нагрузки, модулей дисциплин и видов промежуточной и итоговой аттестации. Наличие в ПК «Учебные планы» полной информации позволяет сформировать отчеты «Временной учебный план», «Модульный учебный план», «Ведомость промежуточной аттестации», «Матрикул», другие отчеты. В ПК «Учебные планы» формируются учебные планы для бакалавриата, среднего и начального профессионального, и дополнительного образования. Следующим этапом формирования содержания образовательного процесса является определение принципов практической дидактики. На основе учебнометодического комплекта формируется дидактическая матрица – таблица, объединяющая сведения по составу и объему учебных занятий, а также требующийся для этого образовательный ресурс в виде электронного образовательного контента (учебных продуктов), учебного оборудования, площадей. Для заказа, учета и актуализации учебных продуктов по дисциплинам разработан ПК «Учебные продукты», позволяющий отслеживать процесс разработки новых учебных продуктов, регулярно обновлять содержание действующих, привязывать учебные продукты к дисциплинам, получать различные требуемые данные об учебных продуктах и их разработчиках. Наличие полной информации по каждой дисциплине в ПК «Учебные продукты» является необходимым условием формирования выписок из учебного плана. На основе временного и модульного учебного плана, сформированных в системе «Луч» на каждый семестр (полугодие), осуществляется семестровая выписка. Это часть учебного плана с перечнем дисциплин (модулей), изучаемых в конкретном учебном семестре (полугодии), с распределением учебной нагрузки по видам консультативно-тренинговых занятий и контрольных процедур по каждому модулю и указанием форм аттестации по дисциплинам. Она формируется в «Луче» в виде двух отчетов: выписки с указанием кодов учебных
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ продуктов по каждому виду занятий и выписки с указанием количества академических часов по учебным занятиям. Выписка по учебным продуктам как часть семестровой выписки определяет обеспечение модуля учебными продуктами применительно к каждому виду предусмотренных в нем занятий, продукты которых включают в себя: электронно-образовательные ресурсы – а) электронные рабочие учебники, б) слайд-лекции с обратной связью, в) обучающие компьютерные программы: «логическая схема»; « супертьютор», «профтьютор», «имитационный профтьютор», «R-тьютор», «тест-тренинг». текущее и промежуточное тестирование – а) модульные и предэкзаменационные тесты, б) модульные базы по дисциплине. Выписка по распределению аудиторных часов по видам занятий определяет продолжительность работы студента с электронным учебным продуктом.
Для формирования семестровых выписок на основе модульного плана с учетом данных ПК «Учебные продукты» служит ПК «Семестровая выписка», позволяющий формировать выписки из учебных планов с учебными занятиями и учебными продуктами. Семестровые выписки автоматически формируются на все направления подготовки, для всех форм обучения и семестров. ПК «Индивидуальный план» обеспечивает возможность на основе модульного учебного плана формировать индивидуальные планы для каждого студента, предоставляя техническую базу для построения своей образовательной траектории в соответствии с требованиями Болонской конвенции. Программные комплексы взаимосвязаны через единую систему справочников: справочников видов обучения, сроков обучения, вариантов обучения, кодов учебных планов, кодов дисциплин и учебных продуктов.
ÐÅÀËÈÇÀÖÈß ÈÍÍÎÂÀÖÈÎÍÍÛÕ ÎÁÐÀÇÎÂÀÒÅËÜÍÛÕ ÏÐÎÃÐÀÌÌ ÊÀÊ ÑÒÐÀÒÅÃÈ×ÅÑÊÀß ÇÀÄÀ×À ÍÀÖÈÎÍÀËÜÍÎÃÎ ÏÐÎÅÊÒÀ «ÎÁÐÀÇÎÂÀÍÈÅ» Н.С. ШУЛДИКОВА Основной целью приоритетного национального проекта «Образование», как сказал Губернатор Тюменской области В.В. Якушев, является не решение всех проблем за счет федерального бюджета, а изменение подходов к развитию системы образования и утверждение определенных «точек роста», которые будут усиливать сами регионы. Одним из направлений разрешения названных проблем являются разработка и внедрение новых инновационных технологий, основным признаком которых можно считать степень адаптивности всех элементов педагогической системы. Сегодня определился целый ряд проблемных вопросов, требующих комплексного решения. К их числу относятся: организационное переустройство учебного процесса с учетом психофизиологических особенностей обучаемых; совершенствование методических принципов, связанных с внедрением вариативного содержания обучения, индивидуализацией усвоения знаний, развитием познавательных интересов обучаемых, реализацией их творческого потенциала; рационализация процессуальных основ обучения и воспитания, позволяющая сделать приоритетным развитие личности обучающегося. В процессе реализации инновационных проектов в первую очередь необходимо уделить внимание основным образовательным системам, особенностям, проблемам и тенденциям развития традиционных и инновационных педагогических технологий в России и за рубежом, возможностям внедрения вариативного содержания обучения, обеспечивающего
индивидуализацию усвоения знаний, развитие творческого потенциала личности студента, овладению умениями и навыками по структурированию учебного материала в соответствии с принципами технологического обучения (интеграции, модульности, генерализации знаний и т.д.), разработке и проведению учебных занятий с использованием активных методов обучения учащихся и студентов, разработке диагностирующих материалов и осуществлению контроля качества знаний и учебной деятельности обучаемых применительно к конкретной технологии обучения, составлению визуальных моделей представления информации и др. В 2008 г. в рамках приоритетного национального проекта «Образование» второй раз реализуется новое направление «О мерах государственной поддержки подготовки рабочих кадров и специалистов для высокотехнологичных производств в государственных образовательных учреждениях начального профессионального и среднего профессионального образования». Стратегической задачей данного направления национального проекта выступает преодоление отставания в структуре, объемах и качестве подготовки квалифицированных рабочих и специалистов среднего звена от требований конкурентоспособных предприятий различных отраслей новой экономики. В Тюменской области ряд дополнительных мероприятий по реализации национального проекта инициирован на областном уровне. Это в первую очередь продолжение мероприятий по модернизации материально-технической базы образовательных учреж-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
77
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ дений области, в том числе дошкольных учреждений и организаций, учреждений профессионального образования, совершенствование механизма подушевого нормативного финансирования и отраслевой системы оплаты труда в общеобразовательных учреждениях, совершенствование системы подготовки и переподготовки педагогических кадров, поддержка высшей школы, науки. «К сегодняшнему дню наш регион активно включился в реализацию национального проекта «Образование» по всем основным направлениям», – отметил Владимир Владимирович. – Более того, уже известны итоги по большинству мероприятий, запланированных на 2006 г. Тюменская область была успешно
представлена на проводимых на федеральном уровне конкурсах инновационных школ, лучших учителей, талантливой молодежи, идет процесс информатизации школ». Губернатор подчеркнул, что в Тюменской области созданы все необходимые условия для обеспечения качественного общего образования на уровне государственных образовательных стандартов. Это касается и материально-технической базы учреждений, и уровня профессиональной подготовки педагогов, и применения на практике новейших достижений науки и передового педагогического опыта, что способствует реформированию системы профессионального образования.
ÏÐÎÅÊÒÈÐÎÂÀÍÈÅ ÎÁÐÀÇÎÂÀÒÅËÜÍÎÃÎ ÈÄÅÀËÀ ËÈ×ÍÎÑÒÈ Â ÏÅÄÀÃÎÃÈÊÅ: ñèñòåìíî-ôåíîìåíîëîãè÷åñêèé ïîäõîä А.А. КАГАНОВИЧ В современном обществе, направленном на формирование массового человека, в педагогике актуальна проблема проектирования идеала личности. В обществе сформировался и доминирует образ жизни, который отнюдь не располагает к умственным занятиям, при этом статус образования критически понизился: об уме человека стали судить исключительно по его материальному преуспеванию1. Современный массовый человек является и социально, и психологически новым образованием. Культурно-творческая позиция утрачивает свой статус и значение, а место ее занимает потребительская позиция, что свидетельствует о возрастании внешней активности человека, направленной на материальный, вещный мир, о пассивизации его в культурно-творческой сфере. Культура как мера бытия человеческого в человеке коренится в образовательном способе бытия человека, требующем воспроизводства и ретрансляции во времени, от поколения к поколению представленном в системе ненаследуемых культурных образов родовой информации. Образование превращается в один из основных факторов воспроизводства культуры, профессионального мастерства, общественного сознания и интеллекта. Образование есть также «орган» внутреннего самоопосредования человеческой деятельности, зацикливающий ее на себя, благодаря чему она становится саморазвивающейся системой. Это своеобразное «среднее звено» между теорией и практикой, прошлым и будущим. Всякая технология (в том числе педагогическая, которую следует отнести к группе гуманитарных, в отличие от производственных и социальных) представляет собой способ организации определенного усилия и реализации некоторой идеи. Основу этого подхода составляет теория проектирования, прогнозирования и выявления социально-педагогических явлений до момента их появления или обнаружения.
78
Содержательно образование предстает как овладение всеобщими схемами деятельности (от простейших операций до метафизических актов) в их национальноэтническом, стадиально-эпохальном и функционально-профессиональном выражении с целью включения индивида в многообразные социально-культурные тотальности разной пространственно-временной размерности. Суть образования – в распредмечивании, ретрансляции и интериоризации культурных образцов, объективированных в знаково-символических формах, деятельно-поведенческих стереотипах, материально-вещественных артефактах, образующих онтологию, реальность идеального, смысловые структуры которого могут быть реконструированы на основе феноменологической археологии. Остановимся на наиболее важных условиях выявления этого образовательного идеала. Из определения цивилизации, как социальной организации культуры, идеально ориентированной социальности2 и собственно исторического способа бытия человека, следует противоречивая и многомерная логика ее развития. История как необходимая связь развития, бытия во времени возможна лишь как определенная взаимосвязь его модальностей – вечности, времени, мгновения и т.п. Вопрос о соотношении мифа и науки относится к важнейшим метафизическим вопросам, значимость которого возрастает в пограничных исторических ситуациях3. По мнению А.Ф. Лосева, миф и религия есть сфера самоутверждения и бытия личности. Личностная история, образ порождения и бытия личности сообразно структуре слова4. Двум фундаментальным формам духовно-практического освоения действительности цивилизованным человеком соответствуют две ипостаси образования, выражающие взаимодополнительные формы отношения к миру, – овладение научными понятиями и социокультурными мифами.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ В самом процессе овладения научными понятиями наука возникает в лоне образования. Проникновение в тайны образования и условия формирования образовательного идеала личности тем самым требует перехода от философии науки к использованию в философии образования – феноменологии. Современная европейская цивилизация и основанный на классической науке тип ее рациональности переживают кризис, причины возникновения и пути преодоления которого артикулируются в разных направлениях философской мысли (феноменологии, экзистенциализме, фундаментальной онтологии, герменевтике и т.д.). Применительно к условиям формирования образовательного идеала российского человека, перед цивилизацией которого стоит задача
интеграции в мировую цивилизацию (характеризующуюся кризисными процессами), наиболее существенной является исследование специфики российской ментальности. Девиз «познай самого себя» – условие свободной субъективности не только на индивидуальном, но и на этническом уровне. 1 См.: Залунин В.И. К вопросу о феноменологии «образа» и образования цивилизованного человека // Современные проблемы высшего образования в странах АТР. – Владивосток, 1998. – С. 120–121. 2 См.: Ионин Л.Г. Социология культуры. – М., 1996. – С. 162. 3 См.: Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Из ранних произведений. – М., 1990. – С. 444–589. 4 См.: Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – С. 425–504.
ÂÎÑÏÈÒÀÍÈÅ Ñ ÏÎÇÈÖÈÈ ÀÍÒÐÎÏÎËÎÃÈ×ÅÑÊÎÃÎ ÏÎÄÕÎÄÀ И.А. БУЛГАКОВА Воспитание, являясь важнейшей и неотъемлемой составляющей образования, требует к себе самого пристального внимания, особенно в наше время, когда в обществе растут детская преступность, агрессия, беспризорность. Очевидна необходимость обновления содержания воспитательной работы с учащимися. Но предварять поиск нового содержания, форм и методов должно осмысление самого понятия «воспитание». Анализ материалов коллегий Минобразования России, всероссийских и областных конференций последних лет, посвященных вопросам воспитания подрастающего поколения, показывает, что в педагогической среде проблема воспитания сконцентрировалась на том, что «правильнее» употреблять: «воспитание» или «система воспитательной работы», «воспитательный процесс» или «воспитывающая деятельность», «воспитательная система» или «воспитательное пространство»; как лучше работать: с воспитательной программой или без нее. Однако размытость понятийного поля воспитания есть лишь самый верхний слой проявления проблемы. Основание ее лежит в отсутствии: понимания педагогами законов, действующих внутри воспитательного процесса; знания факторов, которые могут позитивно или негативно влиять на эффективность воспитания; знания его сущности (естественноисторического процесса возникновения и развития воспитания, взаимообусловленности культуры и воспитания и т.д.) и характеристик «воспитанного» человека. Сейчас нередко приходится сталкиваться с трактовкой воспитания в искусственно зауженной интерпретации, когда под значением этого термина понимают лишь воспитание моральности, общественно приемлемого поведения. Происходит подмена существа вопроса лишь одним из его частных проявлений. Понятийная узость оформляется в узость деятельностную, в узость отношений, когда формальный автори-
тет вынужден искать подкрепление в принуждении и наказании. Не будучи воспитанием во всем, в любой деятельности, по отношению к различным нормам, проявляясь лишь в узком сегменте содержательно-практической деятельности, воспитание вырождается в свою противоположность, рождая внутренний протест воспитуемого. За всем этим следует разрушение целостности образования, призванной дать на выходе положительно дееспособного и цивилизованного человека, а несбалансированное количественное приращение отдельных сторон и частей объекта ведет к выражению качества. Для выяснения сущностных и существенных характеристик воспитания необходимо рассмотреть его с позиции антропологического подхода. В русской педагогической мысли существовало два подхода к трактовке «воспитания» – в широком социальнокультурном аспекте (В.В. Зеньковский, С.И. Гессен, М.И. Демков, П.Ф. Каптерев и др.) и конкретный, практически ориентированный (в основном представители экспериментальной педагогики). Основной расцвет экспериментальной педагогики приходится на 1906–1916 гг., и развивается она под влиянием работ зарубежных исследователей В. Лая, А. Бине, Д. Торндайка и др. Наиболее активными представителями этого движения были А.П. Нечаев, А.Ф. Лазурский, Г.И. Россолимо и др. Экспериментальная педагогика, по их мнению, – единственная объективная и научная педагогика потому, что отказывается от обсуждения целей воспитания и ограничивается разработкой технических способов и средств в воспитании и обучении, которые нейтральны по отношению к целям воспитания. Очевидно, что философская основа таких взглядов – позитивизм. Определенный интерес представляет позиция представителей концепции «свободного воспитания». Согласно этой концепции, всякое воспитание основано
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
79
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ на властном начале, на внушении и насилии, поэтому от воспитания необходимо отказаться, а обновление школы должно начаться с того, чтобы образованию придать статус свободного общения, основанного на доверии учителя и ученика и уважении. Эта позиция обычно связана с именем Л.Н. Толстого, при этом не принимается во внимание тот факт, что, построив на этих идеях философию жизни с позиций этического персонализма, с течением времени Л.Н. Толстой пересмотрел свое отношение к воспитанию, признав его необходимость. Для русских мыслителей характерен аксиологический подход к проблемам воспитания и образования. При всем различии философских и политических позиций цели и задачи воспитания определялись исхо-
дя из основополагающих ценностей, таких, как Бог, добро, соборность, свобода, любовь к Родине. Проблемы воспитания носят автономный характер. «Педагогическая мысль все больше становится «автономной» и ставит свои вопросы все более независимо от того, что навязывают школе «жизнь» – но понятой не в рамках узкого практицизма и утилитаризма, а более широко и глубоко»1. Для того, чтобы были возможны внутренняя свобода, самосознание и самоопределение личности, необходимо отделить цели воспитания от политических задач и влияния технократизма. Зеньковский В.В. О педагогическом интеллектуализме // Педагогическое наследие русского зарубежья. – М., 1993. – С. 59. 1
ÏÐÈÍÖÈÏÛ Â ÄÓÕÎÂÍÎÌ ÂÎÑÏÈÒÀÍÈÈ ÂÎÅÍÍÎÑËÓÆÀÙÈÕ В.И. ПАШКОВ В духовном воспитании военнослужащих необходимо придерживаться определенных правил – принципов воспитания, в которых выражены основные требования к содержанию, методам и организации воспитательного процесса. Наличие принципов в духовном воспитании позволяет содействовать обретению человеком спасительного нравственного востребованного духовного опыта христианской жизни (самоотверженности, любви, патриотизма, готовности к подвигу и несению жизненного креста). Рассмотрим следующие принципы духовного воспитания. Христоцентричность. Именно во Христе впервые раскрылась и ожила неповрежденная Богоподобная человеческая Личность. Искупление Им человеческих грехов открыло людям путь к святости, обожению. Подлинная личность открывается в человеке только при его личной встрече с Господом Иисусом Христом. Воцерковление. Без воцерковления, глубокого вхождения в литургическую жизнь не может быть настоящего духовного воспитания. Воцерковление – это не только приобретение определенных знаний, но и встреча с истиной, обретение особого ума, который будет просвещать и облагораживать всю жизнь. При этом нельзя торопиться, потому что здесь последовательно происходят осмысление мира, познание жизни, ее назначения и смысла. Следование заповедям Божиим.Сущность заповедей изложил сам Господь: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим»: сия есть первая и наибольшая заповедь, вторая же ей подобная ей: «Возлюби ближнего твоего как самого себя», на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф., XXII, 37–40). «Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состареет» (Притч., XXII, 6). Любить воспитанника – означает видеть его в Божественном смысле, ощущать в нем образ Божий.
80
Опора на антропологическое представление о человеке как образе и подобии Божием. Этот принцип призывает изучать человека во всей его полноте, чтобы интуитивное чувствование было подкреплено церковным святоотеческим и научным знанием человека. Мы должны учиться видеть человека и понимать, что происходит в нем. Отсюда непременное требование: чтобы учить, надо самому учиться. Целенаправленное и иерархичное развитие личности. Неизменным стабилизирующим и связующим фактором в церкви, государстве, армии, семье и личности является живущая в душе иерархия ценностей. Весь уклад духовной жизни глубоко иерархичен. Стяжание Духа Святаго, Богообщение посредством Литургии, углубленного и непрестанного вникания в слова Священного Писания, пробуждение и укрепление в душе христианских добродетелей – это незыблемые высшие ценности, которым подчинено душевное и физическое развитие личности православного человека. Ян Амос Коменский говорит об этом так: «Главнейшую и величайшую заботу должно приложить к надлежащему воспитанию души, или духа, как главной части человека, а затем уже позаботиться и о теле, чтобы оно могло быть достойным и покойным жилищем бессмертной души. Хорошо воспитанной душой явится, которая, будучи просвещена божественной мудростью, сознает и хранит в себе величие божественного образа». Сообразность с природой воспитанника. При воспитании военнослужащих необходимо учитывать их возраст, наклонности, возможности и дарования. Индивидуальный подход. Большое значение имеют знание воспитателем индивидуальных особенностей военнослужащих, учет их личных характеристик, способностей переносить тяготы и лишения военной службы. Источником этого знания могут служить: �изучение науки о человеке – антропологии;
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ �общение с военнослужащими и наблюдение за ними; �изучение опыта других воспитателей. Индивидуальный подход призывает нас изучать человека во всей его полноте, т.е. мы должны учиться и видеть человека, понимать, что происходит в нем. Важно, чтобы индивидуальная работа проводилась во Христе и со Христом, соработничество человека и Его Творца использовалось в полной мере для воспитания воинов. Только так мы сможем передать воинам бесценное наследие веры, воспитать личность внутренне богатую, самостоятельную, одухотворенную, готовую служить своему народу. Единство и согласованность воспитательного воздействия. Этот принцип требует, чтобы все причастные к воспитанию лица действовали сообща, предъявляя воспитаннику согласованные требования. Приоритет воспитания над обучением. Практика показывает, что воспитанный военнослужащий качественно обучается знаниям и навыкам военной науки и добросовестно выполняет свои служебные обязанности. Ненасилие. Агрессивность и насилие в нашем обществе очень распространены. Поскольку Бог создал человека свободным, важно не делать насилия над душой. Воспитатель должен не навязывать ученикам своих идеалов, образов и желаний, а всегда учитывать в своей деятельности, что человек свободен и имеет право на собственный путь к Богу. Но нельзя забывать, что принцип ненасилия не есть вседозволенность для человека. Внимательность. Если процесс обучения может быть организован с перерывами, то воспитательный процесс должен быть организован непрерывно. «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет., V, 8). Эти слова говорят нам о бдительности и бодрости поведения и общения в этом мире. Своевременность. В Евангелии слова и дела Божии открываются людям по мере способности восприятия их. Воспитательное воздействие, если питается евангельским духом, будет воздействовать на духовное состояние и общий уровень развития человека. Духовный аскетизм. Под аскетизмом следует понимать планомерное и сознательное применение целе-
сообразных средств для достижения духовного совершенства. Аскетизм имеет своею ближайшею целью приспособить естественные силы и способности человека к восприятию воздействия Божественной Благодати, сделать их органом, послушным и удобным орудием для достижения и осуществления в человеческой личности вечной жизни. Все содержание наших молитв, говений, постов, почти монашеский строй духовной жизни предполагает восхождение от силы в силу. Понимание того, что вечная жизнь уже явлена, незримо присутствует в этой жизни, здесь и теперь, это ощущается личностью как удивительная радость в сердце своем. Ответственность. Воспитатель должен понимать, что, воспитывая ученика, он должен не нанести вред его душе, а приложить все усилия, чтобы воспитанник был не только гармонично развитым и образованным, но и благочестивым человеком, умел противодействовать греху. Послушание. Подвиг послушания утверждается на отречении от себялюбия и эгоизма. Этот принцип важен для выполнения служебных обязанностей, но необходимо помнить, что послушание должно быть разумным. Смирение. Истинным учителем является Господь, и каждый воспитатель должен понимать, что он – соработник Богу. Во время педагогической работы необходимо учитывать промысел Божий о каждой личности и о всяком деле. Рассудительность. Человеку, как существу разумному и свободному, необходимо всегда действовать рассудительно, обдуманно, во всяком деле иметь добрую цель, иначе можно делать все безрассудно, бесполезно и даже вредно для себя и других. «Все мне позволительно, но не все полезно; все позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор., VI, 12). Молитвенность. Молитва – глубинное действие духа, разумное обращение к Богу, она должна созреть как плод души. Духовное воспитание военнослужащих, осуществляемое с применением вышеперечисленных принципов, ведет к совершенству воинов и формирует у них определенный свод ценностей, предопределяет поведение в жизни.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
81
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÒÅÕÍÎËÎÃÈÈ ÔÎÐÌÈÐÎÂÀÍÈß ÈÍÄÈÂÈÄÓÀËÜÍÎÃÎ È ÏÐÎÔÅÑÑÈÎÍÀËÜÍÎÃÎ ÈÌÈÄÆÅÉ ÏÐÎÔÅÑÑÎÐÑÊÎ-ÏÐÅÏÎÄÀÂÀÒÅËÜÑÊÎÃÎ ÑÎÑÒÀÂÀ ÂÓÇÀ Л.А. ДЕМИДОВА, кандидат педагогических наук, доцент; В.В. ВОЛКОВА, кандидат педагогических наук, доцент
Понятие «имидж» является ключевым термином имиджелогии. Само же понятие «имиджелогия» стало предметом повышенного общественного внимания в конце 80-х гг. прошлого века в связи с новыми социально-экономическими условиями жизни общества. Причем это понятие рассматривалось как средство манипулирования массовым сознанием. Сегодня наиболее активно ученые занимаются разработкой принципов и технологий формирования индивидуального имиджа человека. Рассмотрим психологические принципы и технологии формирования индивидуального имиджа. В основу его формирования могут быть положены следующие принципы: �принцип повторения – учет того, что хорошо запоминается, информация, которая повторяется. Людям требуется время, чтобы сделать воспринятое сообщение своим, и многократное повторение способствует этому; �принцип непрерывного усиления воздействия – наращивание аргументов или эмоционального обращения: «Это только для вас!» или «Все – для вас!» Постепенное наращивание воздействия воспринимается лучше, чем взрывное, так как сенсорный аппарат противится всплескам информации. Если информация переходит порог возможного, то каналы восприятия и переработки поступающего информационного потока блокируются; �принцип «двойного вызова» – сообщение воспринимается не только разумом, но и подсознанием. Чтобы побудить человека к чему-либо, надо сделать ему «двойной вызов», т.е. обратиться к его сознанию и подсознанию. Существует несколько технологий формирования притягательного индивидуального имиджа в соответствии с задачами, которые необходимо решать. В.М. Шепель в процессе создания имиджа выделяет следующие шесть этапов: 1) подтверждение стартовых условий освоения технологии; 2) «строительство внешности»; 3) «коммуникативную механику»; 4) «флюидное излучение»; 5) отработку риторических приемов; 6) сведение всех мини-технологий в единое целое. Л. Браун строит свою технологию создания имиджа с учетом сильно возросшего влияния СМИ. Она предлагает заострять внимание на внешнем виде, голосе, публичных выступлениях, поведении перед камерой и поддержании формы.
82
И. Крикунова предлагает формировать имидж в следующие пять этапов: 1) изучение себя: прежде чем создавать тот или иной имидж, надо объективно оценить свои внешние данные; 2) определение своей цветовой гаммы, наиболее выигрышной для внешности; 3) выигрышное отражение своего внутреннего мира во внешнем облике (у двух сестер-близнецов с одинаковой внешностью, но разными характерами имидж будет различным); 4) приведение имиджа в соответствие той социальной роли, которая выбирается. Любая роль требует соответствующего «сценического костюма», и надо стать умелым «костюмером» в том «театре», на сцене которого вы играете свою главную роль; 5) выбор прически и макияжа. А.С. Пелих, Т.Г. Кизилова и А.Г. Пронченко считают, что процесс формирования личностного имиджа включает в себя три этапа. Первый должен быть связан с повышением самооценки; второй – с изменением внешнего облика (габитарного имиджа); третий – с изменением личностных характеристик, препятствующих закреплению положительного имиджа. Отрицательное влияние на формирование положительного личностного имиджа могут иметь лень, устоявшиеся привычки, излишняя напряженность (неуверенность, смущение и пр.), ослабленная целеустремленность, недостаточные возможности, плохая методология (незнание методов решения задачи). Обобщив соответствующие рекомендации и педагогический опыт, можно предложить формировать имидж профессорско-преподавательского состава вуза следующим образом: �определение стартовых условий: задача, время, степень подготовленности (человеку предлагается самоопросник, на основе которого он сможет выявить то, что необходимо для создания имиджа); �«строительство внешности» (подбор одежды, макияжа, прически, отработка жестов, походки, мимики); �освоение коммуникативной механики (овладение искусством публичных выступлений, ведения переговоров и бесед, умения слушать); �освоение техники поведения (принятых норм поведения, искусства оставлять хорошее впечатление о себе, тактики действий в конфликтных ситуациях);
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ �овладение технологией «личного ортобиоза» (практика здорового образа жизни, т.е. рациональное питание, методы снятия напряжения и расслабления); �самосовершенствование (самообразование, самовоспитание). Проблема формирования профессионального имиджа разработана достаточно слабо. Особенно актуальна проблема создания профессионального имиджа в нашей стране в связи с экономическими реформами. Там, где есть конкуренция, свободный выбор, где деятельность организации и личности все больше ориентирована вовне, на клиента, партнера, успех в большой степени зависит от того, что мы собой представляем, какое впечатление производим, как вписываемся в ту или иную ситуацию. И если наш образ не благоприятствует профессиональной деятельности, его следует изменить, руководствуясь следующими принципами: �имидж строится в соответствии с ожиданиями, потребностями, интересами людей, которые нас окружают; �при формировании своего образа следует учитывать особенности социальной психологии и психологии личности, обыденного сознания, идеологических воззрений, культуры, традиций, стереотипов и т.п. Может случиться так, что самый прекрасный образ вызовет негативные эмоции; �образ должен быть привлекательным, чтобы вызывать положительные эмоции и быстро приобретать популярность; �хорошо, если образ обладает индивидуальностью, которая является важным помощником в деятельности и общении. Уникальность может быть подчеркнута внешностью, одеждой, голосом, особенностями характера, мастерством, образованием, увлечениями и т.п. С помощью этого можно поражать воображение, оставляя свой образ надолго в памяти других; �важно, чтобы профессиональный образ был как-
то связан с родом деятельности и производимой продукцией. Можно предложить следующие этапы построения профессионального имиджа профессорско-преподавательского состава вуза: �анализ всех составляющих имиджа по принципу «что хорошо, а что плохо» (достоинства / нежелательные качества во внешнем облике, культуре речи, манерах, личностных качествах, профессиональных качествах, нравственных качествах). Это будет лишь приблизительное описание, поскольку есть свойства, которые не вписываются в данную схему. Кроме того, к подобному анализу необходимо подходить диалектически: с одной стороны, такое качество, как скрытность, – нежелательно, но с другой – в иных обстоятельствах оно может быть позитивным; �на содержание работы над своим имиджем большое влияние могут оказать такие факторы, как социальное происхождение, семья, образование, вероисповедание, политические предпочтения, друзья, партнеры, хобби; �по возможности необходимо составить еще несколько схем и попросить коллег заполнить их. Характеристики могут быть краткими, но очень важными: они укажут на достоинства и недостатки, о которых человек не подозревал. Содержание имиджа подвижно: это зависит от профессии и должности, культуры организации, места нахождения учреждения, личности партнера, а также от других факторов. Но, тем не менее, при создании профессионального имиджа следует ориентироваться на какие-то общие каноны, которые сформировались в результате исторической практики человека. Удачный профессиональный имидж определяется тем, насколько он соответствует характеру, требованиям выполняемой работы, образу организации. Он не должен вызывать сомнения в профессионализме, нравственности сотрудника и должен соответствовать ожиданиям коллег, клиентов.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
83
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÒÅÎÐÈß ÓÌÑÒÂÅÍÍÎÃÎ ÂÎÑÏÈÒÀÍÈß ËÈ×ÍÎÑÒÈ
О.Н. АРТЕМЕНКО
Педагогу постоянно приходится корректировать цели и процесс воспитания. В своих воспитательных устремлениях он может быть обращен назад, в прошлое, а иногда воспитание, напротив, призвано определить время. Не случайно в разные эпохи воспитание рассматривалось как средство переустройства общества и формирования личности подрастающего поколения. Процесс воспитания и обучения имел свои особенности в условиях различных исторических эпох. В древних цивилизациях Ближнего и Дальнего Востока, Древнем Египте, Древней Индии особенности воспитания и образования заключались в логике эволюции различных ценностей, важнейшие место и значение среди которых отводились умственным (интеллектуальным) ценностям. В Средневековье сформировалась теория авторитарного воспитания, которая сводилась к управлению детьми. Были актуальными проблемы книжного образования; идея умственного воспитания и культуры умственного труда тесно связывалась с нравственно-интеллектуальными сторонами общего развития и становления личности. В эпоху Возрождения воспитание приобретает иной характер. Я.А. Коменский, Д. Локк, Ж.Ж. Руссо стремятся к обучению масс. Роль и значимость воспитания в жизни человека были определены и обоснованы английским философом-материалистом Д. Локком. А.В. Дистерверг и И.Г. Песталоцци разработали дидактику развивающего обучения, в которой умственное воспитание в процессе образования тесно связывалось с культурой умственного труда. Главную задачу обучения они видели в развитии мышления, уделяли внимание развитию памяти, воображения, восприятия, неразрывно связывая развитие этих познавательных процессов с интеллектуальными умениями и формированием представлений и знаний учащихся; процесс умственного воспитания не отделялся от нравственного и физического. К.Д. Ушинский считал, что педагогический процесс должен постоянно базироваться на знании физиологии и психологии ребенка. Педагог, не знающий этих дисциплин, не может правильно осуществлять сложный процесс воспитания. Процесс умственного воспитания виделся им в неразрывной связи с физическими упражнениями1. Развитие проблемы умственного воспитания в первой половине XX в. было связано с развитием реформаторской педагогики (О. Декорли), теории творчества (В.П. Вахтеров, В.А. Лезин, А.А. Потебня), педагогики действия (В.А. Лай, Б. Скиннер), психофизиологии (П.К. Анохин, Н.А. Бернштейн, И.П. Павлов, М.И. Сеченов, А.А. Ухтомский), фи-
84
лософской педагогики (Э. Шартье). В советской педагогике теория воспитания личности и воспитания культуры умственного труда как составляющей умственного воспитания рассматривалась как функция учебного процесса (Ш.А. Генелин, Е.Я. Голант, М.А. Данилов, Т.А. Ильина, Н.А. Крупская, В.А. Луначарский, Г.И. Щукина и др.). В настоящее время в отечественной педагогике сформировалось несколько подходов к определению, описанию и структуризации содержания воспитания в учебно-воспитательных учреждениях. Традиционный (первый) подход сложился в советский период, когда содержание воспитания определялось его целью (всесторонним и гармоническим развитием личности) и конкретизировалось в ряде задач и направлений (умственном, идейно-политическом, нравственном, трудовом, физическом, эстетическом воспитании). В 90-е гг. XX в. такой подход был подвергнут критике главным образом за функционализм и внеличностную направленность. Поэтому ученые предложили содержание воспитания описывать как элементы, составляющие базовую культуру личности (второй подход). Считается, что воспитание направлено на формирование базовой культуры личности, которую можно определить, как систему норм, убеждений, ценностей, стиля жизни, поведения. Базовая культура личности является основой для определения и описания содержания воспитания и включает в себя совокупность культур, а именно – культуру жизненного, учебного и профессионального самоопределения, политическую и правовую культуру, экономическую и трудовую культуру, интеллектуальную, нравственную, художественную, физическую, а также культуру семейных отношений и общения. Ценностные отношения как содержание воспитательного процесса – такой подход развивает Н.Е. Щуркова. Смысл третьего подхода состоит в том, что содержанием воспитания являются ценностные отношения, которые автор называет отношениями личности к наиболее важным, жизненно значимым явлениям, среди которых особое место отводится культуре умственного труда. Начиная с XX в. педагогика и психология понимают процесс воспитания не только как воздействие, руководство взрослого, но и преимущественно как взаимодействие воспитанника и воспитателя. Речь идет о воспитании как педагогическом процессе, педагогической деятельности в рамках определенных педагогических систем. Структуру педагогической воспитательной системы составляют компоненты, в которых отражены основные категории педагогики, в том числе теории воспитания, а именно: цель воспитания, содержание, методы, средства, формы воспитания.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ Структура педагогического воспитательного процесса – это совокупность составляющих его частей, соответствующих компонентам педагогической воспитательной системы: �целевому – определение целей воспитания; �содержательному – разработка содержания воспитания; �операционно-деятельностному – организация воспитывающей деятельности и взаимодействия участников процесса; �оценочно-результативному – проверка, оценка и анализ результатов воспитания, суждение об эффективности процесса. В соответствии со структурой воспитательного процесса строится и педагогическая деятельность: разрабатываются цели, содержание, способы и виды деятельности, анализ и оценка результатов2. Воспитание как педагогический феномен прошло длинный путь своего становления и генеза. Это процесс целенаправленного формирования личности, специально организованное, управляемое и контролируемое взаимодействие воспитателей и воспитанников, своей целью имеющее формирование личности, нужной и полезной обществу. Содержание воспитания определяется на основе целей, задач воспитания, социальных ценностей и идеалов. Содержание воспитательного процесса описывается как деятельность по формированию базовой культуры личности и ценностных отношений. Немаловажным в умственном воспитании личности младшего школьника является развивающая образовательная среда, которая считается актуальным и перспективным направлением профессиональной деятельности учителей и имеет большое значение в становлении личности младшего школьника, поэтому должна обеспечиваться комплексом условий (общественных, пространственно-предметных, собственно учебно-воспитательных дидактических) для саморазвития всех субъектов образовательного процесса. Образовательная среда школы является сложным по структуре целостным образованием, включающим в себя разноплановые компоненты (в том числе имеющие психолого-педагогическую природу), например внутреннюю направленность школы, психологический климат, социально-психологическую структуру коллектива, психолого-педагогическую организацию передачи знаний, психолого-педагогическую характеристику учащихся и учителей. Школы с развивающей образовательной средой в основном направлены на детей. Наиболее ярко развивающий потенциал образовательной среды выражается в повышении уровня умственного воспитания школьника. В образовательном процессе на первый план наряду со знаниями, умениями и навыками выходит проблема формирования базовых умственных качеств личности, таких, как компетентность, инициатива, творчество, саморегуляция и уникальность склада ума (КИТСУ).
КИТСУ – это определенная система показателей умственного воспитания личности, в которых «снимаются» особенности индивидуального умственного опыта и которые, в конечном счете, характеризуют уровень развития индивидуальных интеллектуальных возможностей. Рассмотрим содержание новой аббревиатуры детально. «К» – компетентность. Умственная компетентность – это особый тип организации знаний, обеспечивающий возможность принятия эффективных решений определенной предметной области деятельности: �разнообразие – множество разных знаний о разном; �артикулированность – элементы знания четко выделены, при этом все они находятся в определенных связях между собой; �гибкость – как содержание отдельных элементов знания, так и связи между ними могут быстро меняться под влиянием тех или иных объективных факторов, в том числе тогда, когда знание превращается в незнание; �быстрота актуализации в данный момент в нужной ситуации – оперативность и легкодоступность знания; �возможность применения в широком спектре ситуаций, в том числе способность к переносу знания в новую ситуацию; �выделенность ключевых элементов – в многообразии знаний относительно данной предметной области отдельные факты, положения, определения сознаются как самые важные, решающие для ее понимания; �категориальный характер – определяющая роль того типа знания, которое представлено в виде общих принципов, подходов, идей; �владение не только декларативным знанием (знанием о том, «что»), но и процедурным знанием (знанием о том, «как»); �наличие знания о собственном знании. «И» – инициатива. Умственная инициатива – это желание самостоятельно, по собственному побуждению отыскивать новую информацию, выдвигать те или иные идеи, осваивать другие области деятельности. Интеллектуальная инициатива – это готовность выходить за пределы заданного и включаться в не стимулированную извне интеллектуальную деятельность. «Т» – творчество. Интеллектуальное творчество в детском возрасте – это процесс создания субъективно нового, основанный на способности порождать продуктивные оригинальные идеи и выходить за пределы стандартных требований деятельности. Важную роль в интеллектуальном творчестве играет возможность трансформировать интуитивные, выраженные в необычном, часто смутном виде субъективные представления в пригодные для человеческого общения формы (словесно-речевые, категориальные, коммуникативные).
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
85
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ «С» – саморегуляция. Умственная саморегуляция – это умение произвольно управлять собственной интеллектуальной деятельностью и, главное, целенаправленно строить процесс самообучения. «У» – уникальность склада ума. Уникальность склада ума – это индивидуально-своеобразные способы умственного отношения к происходящему, в том числе выраженность индивидуальных познавательных стилей, сформированность индивидуальных умственных предпочтений, наличие индивидуализированных форм компенсации слабых сторон своего интеллекта и т.д. КИТСУ – это те характеристики умственной сферы личности, по наличию которых «на выходе» школьного образования можно судить о степени его эффективности. Безусловно, КИТСУ не отменяет знаний, умений и навыков. Их формирование следует рассматривать в качестве составного элемента в более
широком контексте задач умственного воспитания личности. Таким образом, обеспечение полноценного развития личности ребенка и его умственной сферы в развивающей системе обучения требует своего уточнения, дальнейшей разработки и усовершенствования в аспекте программно-методического обеспечения, повышения педагогической компетентности учителей начальной школы, усиления взаимодействия администрации образовательного учреждения, учителей и родителей с целью организации комплексного воздействия на процесс умственного воспитания детей. 1 См.: Малашихина И.А., Таранова Т.Н. Педагогика. – Ставрополь, 1998. – С. 133. 2 См.: Подымова Л.С., Сластенин В.А. Педагогика. Инновационная деятельность. – М., 1997. – С. 123–125.
ÏÐÎÔÅÑÑÈÎÍÀËÜÍÀß ÊÎÌÏÅÒÅÍÒÍÎÑÒÜ ÏÅÄÀÃÎÃÀ ÊÀÊ ÈÍÒÅÃÐÀËÜÍÛÉ ÏÎÊÀÇÀÒÅËÜ ÊÀ×ÅÑÒÂÀ ÎÁÐÀÇÎÂÀÍÈß Л.С. ЕРИНА, Е.А. ЭМ Отечественная система образования является важным фактором сохранения места России в ряду ведущих стран мира, ее международного престижа как страны, обладающей высоким уровнем культуры, науки, образования. Российское общество, в котором знание становится основным капиталом и главным ресурсом экономики, предъявляет новые жесткие требования к образованию, которое, образно говоря, должно стать конвертируемым. На развитие образования влияют многие факторы, прежде всего экономические. Но в сложном современном мире свести все изменения только к экономическим факторам, ориентации исключительно на современные потребности существующего рынка труда невозможно. Сегодня все большее значение приобретает осознание человека как уникальной и неповторимой индивидуальности, готовой взять на себя ответственность за развитие общества, ход которого им и направляется. В этих условиях особое значение приобретает качественное образование на всех уровнях и ступенях обучения, что выдвигает проблему поиска объективных критериев для определения «качественности» полученного образования. Одним из таких критериев является профессиональная компетентность выпускников – интегральный показатель качества образования в вузе. В мировой образовательной практике понятие «компетентность» выступает в качестве центрального, так как объединяет в себе интеллектуальную и навыковую составляющую образования. Международная комиссия по образованию в XXІ в. пришла к
86
выводу, что будущий прогресс человечества зависит не столько от экономического роста, сколько от уровня развития личности. Исходя из недостаточности овладения только узкопрофессиональными знаниями, умениями и навыками и необходимости расширения содержания обучения широким спектром познаний, отражающих картину современного мира, ЮНЕСКО предлагает от классического понятия «человеческие ресурсы» перейти к концепции «компетентность человека». Эта концепция предполагает максимальный и всесторонний учет интересов человека: овладение не только профессиональной компетентностью, но и знаниями, умениями и навыками, необходимыми для охраны и улучшения здоровья, развития культуры, защиты окружающей среды, конкурентоспособности на рынке труда. Осмысление компетентности специалиста XXІ в. должно основываться на развитии интегративных и аналитических способностей человека. Растущий разрыв между темпами изменений в окружающем мире и возрастанием компетентности человека, необходимой для того, чтобы справиться или приспособиться к этим изменениям, определяет главную угрозу наших дней – кризис компетентности человека. Крупнейший американский деятель в области образования М.Ш. Ноулз выход из него видит в создании программы доведения компетентности людей до того уровня, который необходим для их деятельности, адекватной условиям постоянных изменений в окружающем мире. Компетентностный подход не нов для российского
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ образования. Ориентация на усвоение умений, способов деятельности и, более того, обобщенных способов деятельности была ведущей в работах отечественных педагогов (В.В. Краевского, И.Я. Лернера, М.Н. Скаткина, П.Г. Щедровицкого и их последователей). В отечественной науке развиваются идеи единства процесса формирования личности как профессионала и профессионала как личности (К.А. Абульханова, А.А. Бодалев, А.А. Деркач, Е.А. Климов, А.К. Маркова, В.А. Сластенин и др.). Поскольку в науке используются термины «компетенция» и «компетентность», для того, чтобы понять их природу, целесообразно выяснить, в чем их сходство и различие. Трактовка понятия «компетентность» в различных словарях не имеет больших различий и означает обладание знаниями, необходимыми для суждения о чем-либо, определяется, как осведомленность, авторитетность; «компетентный» – как сведущий, знающий, осведомленный в какой-либо области. Термины «компетенция» и «компетентность» часто используют как синонимы. В настоящее время имеется ряд попыток определить данные понятия с учетом международного опыта и необходимой адаптацией к потребностям и традициям России. Компетенция – совокупность взаимосвязанных качеств личности, заданных к определенному кругу предметов или процессов и необходимых, чтобы качественно и продуктивно действовать по отношению к ним. Компетентность – владение человеком соответствующей компетенцией, включающей его личное отношение к ней и предмету деятельности. Компетенция – это цели, ожидания образовательного процесса, а компетентность – результат, состоявшееся личное качество (совокупность качеств). Компетентность обладает интегрированной природой, является совокупностью знаний, умений и навыков по отношению к реальным объектам и процессам, а также готовностью и способностью их применить. Можно выделить множество различных компетентностей. Н.Ф. Радионова и А.П. Тряпицина отмечают определенную целостность этого понятия: «Профессиональная компетентность есть совокупность ключевой, базовой и специальной компетентностей»1. Исследователи выделяют многокомпонентность каждой компетентности, а в каждом компоненте – совокупность таких элементов, как взаимосвязанные смысловые ориентации, профессиональные знания, умения и навыки различного порядка, а также минимально необходимый личностный опыт профессиональной деятельности, без чего стратегия развития профессиональной компетентности не может быть сформирована. Ключевые, базовые и специальные компетентности, пронизывая друг друга, проявляются в процессе решения жизненно важных профессиональных задач разного уровня сложности, в разных контекстах, с использованием определенного образовательного пространства. Ключевые компетентности необходимы
для ведения любой профессиональной деятельности, приобретают сегодня особую значимость. Они проявляются в «способности решать профессиональные задачи на основе использования информации, коммуникации»2. В.Г. Воронцова и Г.Д. Воронцов отмечают, что в современных исследованиях «набор ключевых компетентностей определяется различный, но, на наш взгляд, общими для всех вариантов определились три составляющих: 1) знания (степень овладения научно-профессиональной информацией и способность к ее использованию в практике); 2) личностная и профессиональная позиция (ценностно-смысловые, нравственно-мировоззренческие ориентации); 3) профессиональная культура (как синтез ценностных ориентаций и творческой деятельности, в том числе на основе новых информационных технологий)»3. Базовые компетентности отражают специфику определенной профессиональной деятельности (педагогической, медицинской, инженерной и т.д.) Для профессиональной педагогической деятельности базовыми являются компетентности, необходимые для «построения» профессиональной деятельности в контексте требований к системе образования на определенном этапе развития общества. Базовые компетентности современного педагога позволяют решать стратегические задачи обновления школы. Специальные компетентности отражают специфику конкретной предметной или надпредметной сферы профессиональной деятельности. Специальные компетентности можно рассматривать как реализацию ключевых и базовых компетентностей в области учебного предмета, конкретной области профессиональной деятельности. Все три вида компетентностей взаимосвязаны и развиваются одновременно, что и формирует индивидуальный стиль деятельности, в том числе педагогической, и в конечном счете обеспечивает становление профессиональной компетентности как определенной целостности, как интегративной личностной характеристики специалиста. В педагогике все чаще используется понятие «профессиональная компетентность педагога (учителя)», или «педагогическая компетентность». В.А. Сластенин, определяя понятие «профессиональная компетентность учителя», отмечает, что данное понятие выражает единство теоретической и практической готовности учителя к осуществлению педагогической деятельности и характеризует его профессионализм. Проявлением теоретической готовности является теоретическая деятельность, выражающаяся в обобщенном умении педагогически мыслить, которое предполагает наличие у учителя аналитических, прогностических, проективных и рефлексивных умений: содержание практической готовности учителя выражается в организаторских (мобилизационных, ин-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
87
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ формационных, развивающих, ориентационных) и коммуникативных (перцептивных, педагогического общения, умениях и навыках педагогической техники) умениях4. А.Э. Симановский отождествляет понятия «профессиональная компетентность педагога» и «профессионализм». Он отмечает, что в профессиональную компетентность входят: �деятельностная компетентность (знания, умения, навыки и способы осуществления педагогической деятельности); �коммуникативная компетентность (знания, умения, навыки и способы осуществления педагогического общения); �личность самого учителя5. Профессиональная компетентность педагога определяется не суммой знаний и умений, а готовностью к решению типовых профессиональных задач в зависимости от уровня образования и является результатом образования. Под профессиональной компетентностью понимается «интегральная характеристика, определяющая способность решать профессиональные проблемы и типичные профессиональные задачи, возникающие в реальных ситуациях профессиональной педагогической деятельности, с использованием знаний, профессионального и жизненного опыта, ценностей и наклонностей»6. Способность понимается не как предрасположенность, а как умение, условие успешного выполнения определенного вида деятельности. Компетентность всегда проявляется в деятельности. Профессиональная компетентность педагога проявляется при решении профессиональных задач. При этом важно рассматривать контекст, в котором проявляется компетентность. Природа компетентности такова, что она может проявляться только в органическом единстве с ценностями человека, т.е. при условии глубокой личностной заинтересованности в
88
данном виде деятельности. На практике содержаним деятельности, имеющей личностную ценность, может быть достижение конкретного результата (продукта) или способа поведения. Сущностные признаки педагогической компетентности: �она имеет деятельностный характер обобщенных умений в сочетании с предметными умениями и знаниями в конкретных областях; �она проявляется в умении осуществлять выбор исходя из адекватной оценки себя в конкретной ситуации. Таким образом, компетентность превращается в ключевой ресурс, благодаря которому человек может развивать свое конкурентное преимущество, сделать его более устойчивым. Повышение качества образования тесно связано с понятием «компетентность педагога». Повышение качества образования предполагает приобретение профессиональной компетентности, которая в конечном счете является результатом педагогического образования.
Постдипломное образование: проблемы, опыт и перспективы: Материалы ІV междунардной науч.-прак. конференции кафедры педагогики и андрагогики. – СПб., 2004. – С. 18. 2 Там же. – С. 19. 3 Там же. – С. 24–25. 4 См.: Сластенин В.А. Основные тенденции модернизации высшего образования // Педагогическое образование и наука. – 2004. – № 1. – С. 43–49. 5 См.: Симановский А.Э. Структура профессионально важных качеств учителя, необходимых для организации творческого обучения // Мир психологии. –2002. – № 4. – С. 215–221. 6 Постдипломное образование: проблемы... – С. 18. 1
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÑÀÌÎÄÎÑÒÀÒÎ×ÍÎÑÒÜ Â ÑÅËÜÑÊÎÌ ÒÓÐÈÇÌÅ Э.Н. ПАВЛОВА, кандидат педагогических наук; О.Г. ПАВЛОВ, кандидат педагогических наук Сельский туризм – одновременно старый и новый феномен. Сельский туризм нашей эры характеризуется увеличением количества туристов. Кажется, что можно просто определить сельский туризм, как «туризм, который имеет место в сельской местности», но это определение не дает представления о сложности деятельности, разнообразии форм и значений, принятых в разных странах. Согласно более широкому определению, сельский «туризм включает в себя ряд видов деятельности, услуг и условий для отдыха, предоставленных фермерами и сельскими жителями для привлечения туристов в их регионы, чтобы получать дополнительный доход для местного населения. Сельский туризм подразумевает не только фермерский туризм, или агротуризм (т.е. то, что сельский туризм и означает для большинства людей), но и отдых на лоне природы в соответствии с особыми интересами, туры по сельским районам, а услуги включают кроме размещения такие мероприятия, как фестивали, развлечения на открытом воздухе, производство и продажу изделий ручной работы и сельскохозяйственных продуктов и т.д. Сельский туризм – один из главных приоритетов развития туристских дестинаций в европейских странах. Спрос на сельский отдых растет, в то время как будущее сельских районов неопределенно из-за изменений в сельскохозяйственной практике или растущей привлекательности городских стандартов жизни. Сельский туризм кажется подходящим инструментом для возвращения к жизни приходящих в упадок сельских районов и для обеспечения их самодостаточного будущего путем сохранения или даже создания новых рабочих мест, увеличения разнообразия видов работ, сохранения услуг, поддержки фермерства, расширения культурного обеспечения, со-
хранения пейзажа и природы или поддержания сельских искусств и ремесел с целью привлечения туристов. Сельский туризм часто обеспечивает стимул (и часть необходимых вложений) для развития инфраструктуры, которая потом будет способствовать росту другой экономической деятельности в сельских районах. Специфической выгодой развития сельского туризма может быть возрастающее количество возможностей для социального взаимодействия местных жителей, которые живут сравнительно изолированно в сельскохозяйственных регионах. С одной стороны, развитие сельского туризма может играть важную роль в расширении потенциала туризма страны и в создании комплексного и яркого имиджа страны. С другой – сельский туризм – не только цель, но и средство стимулирования экономического роста, повышения жизнеспособности слаборазвитых сельских регионов и улучшения уровня жизни местного населения. Если сельский туризм должен исполнять все эти роли, его необходимо развивать таким образом, чтобы обеспечить долговременную самодостаточность ресурсов и самого процесса развития. Но что такое самодостаточный путь развития в сельском туризме? Как можно контролировать и стимулировать самодостаточность? Объем и значимость туризма показывают, что недостаточно развивать новые формы «альтернативного» туризма, чтобы свести до минимума негативное и увеличить до максимума позитивное влияние развития туризма. Весь сектор необходимо развивать и управлять им таким образом, чтобы не причинить вреда природному и социально-культурному окружению. И это обязанность индустрии туризма, в том числе сельского, всего мира. Концепция самодостаточного развития была предложена Ми-
ровой комиссией по окружающей среде и развитию. Она определила самодостаточное развитие, как развитие, которое удовлетворяет потребности настоящего времени, не подвергая опасности способность будущих поколений удовлетворить их собственные потребности. Самодостаточный туризм имеет несколько определений, часто вызывающих серьезные споры. Согласно определению Федерации природных и национальных парков, самодостаточный туризм – это все формы туристского развития, управления и деятельности, которые поддерживают экологическую, социальную и экономическую целостность и благополучие естественных, созданных и культурных ресурсов навсегда. Возьмем за основу такие понятия самодостаточности, которые наиболее значимы для развития сельского туризма. Экологическая самодостаточность означает, что развитие туризма не вызывает необратимых изменений в экосистеме данного направления; самый общепринятый критерий, так как есть необходимость во всем мире защищать природные ресурсы от негативного воздействия туристской деятельности. Всеобщее осознание беспокойства за окружающую среду внесло значительный вклад в это направление. Социальная самодостаточность относится к способности сообщества принять туризм (саму индустрию и туристов), не нарушая дисгармонии. Культурная самодостаточность подразумевает, что данное сообщество способно сохранить и приспособить собственные культурные ценности к давлению со стороны так называемой туристской культуры и остаточных явлений культуры посетителей. Экономическая самодостаточность означает уровень экономической выгоды от туризма, которая
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
89
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ в достаточной мере обеспечивает соответствующий доход местному сообществу (по сравнению с беспокойством, вызванным деятельностью туристского сектора) и покрывает все затраты на мероприятия для удовлетворения запросов туристов. Предпосылкой экономической самодостаточности являются привлекательность региона и ощутимо высокое качество туристского предложения. Различные аспекты самодостаточности не соперничают, а должны рассматриваться как важные и дополняющие друг друга. Высокий уровень экономической прибыльности нельзя считать инструментом для покрытия ущерба, нанесенного социальным и природным ресурсам, но их сравнительная недолговечность не должна привести к планированию окружающей среды, где экономические соображения не учитываются. Самодостаточное развитие туризма должно быть экономически жизнеспособ-
ным и в то же время бережным по отношению к природе и культуре. Сельский туризм часто считается внутренне самодостаточным, так как привлекает небольшое количество туристов, нет необходимости интенсивного инфраструктурного развития, туристы обычно искренне интересуются местной культурой и традициями. Одна из главных прелестей сельского туризма – личное взаимодействие с местными жителями. Однако, если развитие сельского туризма анализируется на высоком уровне, определенные сомнения возникают относительно внутренней самодостаточности. Самая важная проблема для изучения – экономическая выгода услуг сельского туризма, так как спрос на них обычно сезонный, местные налоги от занятости невысоки, а вложения, требуемые для создания и улучшения мест для туристов, часто большие. Основой для развития сельского туризма на условиях устойчи-
вого самодостаточного развития должна выступить профессиональная подготовка специалистов для сельского туризма. Потребность в кадрах вызвала необходимость формирования системы непрерывного туристского образования. Одна из основных задач – формирование профессиональной туристской направленности учащихся сельских школ через создание профильных классов. Выпускники этих классов продолжат обучение в системе непрерывного образования (колледж – вуз), где должны быть введены курсы по организации сельского туризма. Такая система поможет сохранению населения в сельской местности через создание рабочих мест, будет способствовать повышению качества обслуживания при приеме туристов в сельской местности, что в итоге приведет к устойчивому и самодостаточному развитию сельского туризма в туристской дестинации.
ÀÊÌÅÄÈÍÀÌÈ×ÅÑÊÈÉ ÓÐÎÂÅÍÜ ÈÑÑËÅÄÎÂÀÍÈß ÃÎÒÎÂÍÎÑÒÈ ÊÓÐÑÀÍÒÎÂ Ê ÏÐÈÍßÒÈÞ ÓÏÐÀÂËÅÍ×ÅÑÊÈÕ ÐÅØÅÍÈÉ И.А. МАЛАШИХИНА, А.Н. КЛЮЧЕНКО Совершенствование качественных показателей образовательного процесса в высших военных образовательных учреждениях направлено на подготовку высококвалифицированных специалистов для Вооруженных Сил РФ, освоивших гуманистические ценности, способных компетентно решать служебно-боевые задачи в постоянно изменяющихся условиях, применять, обновлять, пополнять военно-профессиональные знания. В педагогической науке недостаточно определены педагогические условия, способствующие формированию готовности офицера принимать управленческие решения как на уровне содержания деятельности обучаемых, так и на уровне реализации педагогических технологий обучения. Требуют тщательной разработки методики
90
определения качественной характеристики уровней готовности офицера принимать управленческие решения. Процесс формирования готовности офицера принимать управленческие решения должен носить систематический и непрерывный характер в течение всего периода обучения курсанта в военном вузе1. Готовность офицера принимать управленческие решения рассматривается как качество личности, выраженное в совокупности управленческих знаний, умений, навыков, необходимых для осуществления управленческой деятельности в системе служебнобоевых отношений, оптимального решения возникающих управленческих проблем, эффективного выполнения управленческих функций как внутри воинского
коллектива, так и во взаимоотношениях в макросреде. Готовность офицера принимать управленческие решения есть цель и результат образовательного процесса в военном вузе и компонент в структуре готовности офицера к профессиональной служебно-боевой деятельности. Модель формирования готовности офицера принимать управленческие решения – сложная система, имеющая следующие взаимосвязанные блоки: �целевой – призван формулировать основные цели функционирования данного процесса; � мотивационно-ценностный – создает побудительную и направляющую основу для формирования готовности офицера принимать управленческие решения;
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ � содержательно-деятельностный – интегрирует требования предстоящей профессиональной деятельности будущих офицеров, возможностей военного образовательного учреждения по формированию готовности офицера принимать управленческие решения; �оценочно-результативный – оценивает результативность работы по формированию готовности принимать управленческие решения. Критерии и показатели готовности офицера принимать управленческие решения: �мотивационно-ценностный – наличие социально значимых, профессионально-ценностных, личностных, познавательных мотивов, осознание важности профессии офицера, интериоризация нормативных предписаний в сферу личностных ценностей; �когнитивный – знание и понимание специфики управленческой деятельности, их прочность и действенность, полнота, последовательность, качество выполняемых действий, составляющих структуру управленческих умений2; �эмоционально-волевой – отношение к избранной профессии, умение устанавливать определенные эмоционально-ценностные отношения в воинском коллективе, вера в свои силы, настойчивость, стремление и внутренняя готовность личности офицера к приобретению управленческих знаний, развитию умения принимать управленческие решения3; �деятельностный – правильная организация деятельности воинского коллектива при решении
стоящих задач, умение понимать, оценивать и позитивно изменять мотивацию подчиненных, разумно, сознательно, критично принимать и выполнять управленческие решения, способность брать на себя ответственность в служебнобоевой обстановке, умения ставить задачи подчиненным, выбирать стиль управления подчиненными, готовность и способность его видоизменять и адаптировать к новым условиям4; �рефлексивный – умение осознать цели и результаты собственной управленческой деятельности, умение подобрать адекватные способы достижения поставленных целей, самоанализ, самооценка собственных управленческих решений и действий, личных качеств, необходимых в управленческой деятельности, стремление к самообразованию5. Эффективность процесса формирования готовности офицера принимать управленческие решения обеспечивается совокупностью следующих педагогических условий: �разработкой и реализацией содержания учебной деятельности офицера; �обогащением образовательного процесса личностно ориентированными педагогическими технологиями, интерактивными формами обучения, основанными на субъект-субъектных отношениях преподавателя и курсанта (офицера), фасилитативной позиции преподавателя; �практически ориентированной направленностью формирования готовности офицера принимать управленческие решения;
�кадровым обеспечением процесса формирования готовности офицера принимать управленческие решения6. Таким образом, существует противоречие между объективной необходимостью совершенствования профессиональной подготовки офицеров Вооруженных Сил РФ, обладающих готовностью принимать управленческие решения, ориентированных на глубокие управленческие знания, умения, навыки, необходимые для осуществления управленческой деятельности в системе служебнобоевых отношений, и недостаточной разработанностью этого вопроса в педагогической теории. См.: Якунин В.А. Обучение как процесс управления. Психологические аспекты. – Л., 1988. – С. 123. 2 См.: Фишман Л.И. Моделирование образовательного менеджмента // Школьные технологии. – 1999. – № 3. – С. 41–45. 3 См.: Шадриков В.Д. Проблемы системного анализа профессиональной деятельности. – М., 1982. – С. 25–26. 4 См.: Бех В.Г. Педагогическое управление учебным процессом в военном вузе: Автореф. дис… канд. пед. наук. – Краснодар, 1999. – С. 84. 5 См.: Холод Ю.Г. Педагогическая система формирования у курсантов самоконтроля учебной деятельности (на примере изучения технических дисциплин): Автореф. дис… канд. пед. наук. – М., 2000. – С. 33–37. 6 См.: Лыщинский Г.П. Исследование некоторых вопросов планирования и управления высшим учебным заведением в процессе его организации и развития. – М., 1968. – С. 11.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
1
91
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ
ÈÍÄÈÂÈÄÓÀËÜÍÎ-ÒÈÏÎËÎÃÈ×ÅÑÊÈÅ ÎÑÎÁÅÍÍÎÑÒÈ ËÈ×ÍÎÑÒÈ Â ÏÐÎÖÅÑÑÅ ÂÎÑÏÈÒÀÒÅËÜÍÎÉ ÄÅßÒÅËÜÍÎÑÒÈ А.Н. КАРГАЛЕВА Успешная организация процесса гражданско-патриотического воспитания должна основываться не только на учете последних достижений в области педагогической деятельности, но и на грамотном построении этого процесса. Это возможно на основе изучения и учета одних и тех же индивидуальных особенностей личности, так как пластичность нервной системы дает возможность человеку развивать в себе многие качества и черты личности. Однако это не означает равенства людей с точки зрения их индивидуально-психологических и типологических особенностей. Воспитательно-образовательный процесс в любом образовательном учреждении предъявляет к человеку определенные требования, которые вытекают из его целей и задач. Успешность или неуспешность работы коллектива педагогов и психологов образовательного учреждения в развитии у воспитанников таких качеств личности, как гражданственность и патриотизм, во многом детерминирована соответствием его индивидуальнотипологических особенностей, проявляющихся в темпераменте, характере, способностях. Эти особенности личности влияют на сам процесс гражданскопатриотического воспитания и развития личности, интеграцию в сферу духовной жизни общества, что в будущем влияет на самореализицию личности. Выделяют определенные свойства личности, от которых зависит успешность развития таких качеств личности, как гражданственность и патриотизм. Это структура устойчивых и, в то же время, изменяющихся под влиянием обучения, воспитания индивидуально-психологических качеств личности, которые динамичны, находятся в процессе развития и во многом зависят от самовоспитания. Они обладают высокой пластичностью и компенсаторными возможностями. Особую сферу духовной культуры представляют патриотизм как чувство любви к Отечеству и гражданственность как чувство принадлежности к культурному гражданскому сообществу. Они формируются в воспитании не без учета индивидуальнотипологических особенностей личности и на основе культурных практик. Общая цель патриотического и гражданского воспитания постоянна – воспитывать у подрастающего поколения любовь к Родине, гордость за свою Отчизну, готовность способствовать ее процветанию и защищать в случае необходимости. Патриотизм и гражданственность проявляются в детском возрасте, развиваются и обогащаются в социальной, особенно духовно-нравственной сфере жизни. Высший уровень развития чувств патриотизма и гражданственности неразрывно связан с активной
92
социальной деятельностью, действиями и поступками, осуществляемыми на благо Отечества и на основе демократических принципов развития гражданского общества. Патриотизм и гражданственность – осознание своей исторической культурной, национальной и духовной принадлежности к Родине и понимание демократических перспектив ее развития в современном мире. Основные направления патриотического воспитания: �военно-патриотическое как многоплановая, систематическая, целенаправленная и скоординированная деятельность государственных органов, общественных объединений и организаций по формированию у молодежи высокого патриотического сознания, возвышенного чувства верности к своему Отечеству, готовности к выполнению гражданского долга, важнейших конституционных обязанностей по защите интересов Родины. Цель этого вида воспитания – развитие у молодежи гражданственности, патриотизма как важнейших духовно-нравственных и социальных ценностей, формирование у нее профессионально значимых качеств, умений и готовности к их активному проявлению в различных сферах жизни общества, особенно в процессе военной и других связанных с ней видов государственной службы; �краеведческое – вид воспитания, цель которого – дать более глубокие знания по истории и культуре родного края, научить охранять природу, воспитать любовь к малой Родине; �гражданское – целенаправленный, педагогически организованный процесс приобщения детей и молодежи к истории и культуре общества в прошлом и в современности, имеющий целью формирование исторического сознания и национального самосознания личности, национально-культурной идентичности. Ядром патриотического воспитания является гражданское образование и воспитание, а именно: �подготовка подрастающего поколения к сознательной деятельности в качестве полноправных граждан России; �усвоение ими идеи верховенства закона, понятия и сущности права; �знание и умение пользоваться и отстаивать свои права при уважении таких же прав других людей; �гражданская активность; �ответственность за собственные действия; �толерантное отношение к мнениям других, неприятие национальной и религиозной нетерпимости; �непримиримая позиция в отношении нарушения
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ закона кем бы то ни было, злоупотреблений положение должностными лицами, коррупции и других социальных патологий. Ценностной ориентацией для них должно стать создание в России гражданского общества и правового государства. При этом обязательным условием будет достижение единства российского общества. Особенность патриотического воспитания – увеличение значения регионального и местного компонентов патриотизма. Выражается это в составлении региональных и местных программ, в которых только и может быть отражена специфика патриотического воспитания в семье, образовательном учреждении, организациях и общественных объединениях данной местности. Среди эффективных путей патриотического воспитания можно выделить следующие: �использование обновленного содержания гуманитарного образования, прежде всего исторического; �создание модели образовательного учреждения на принципах русской национальной школы; �реализация туристско-краеведческих программ, активизация поисковой работы; �дальнейшее развитие многопрофильных музеев и выставок, организация и расширение всех видов краеведческой деятельности, включая подготовку авторских программ, участие педагогов и учащихся в краеведческих конференциях, героико-патриотических акциях, в сборе материала по истории родного края. Немаловажной в процессе формирования у обучающихся черт гражданственности и патриотизма является борьба с отклонениями и извращениями. Россия переживает глубокий и многосторонний кризис перехода в новое качественное состояние: изменились общественно-политический строй, экономический уклад. В последние десятилетия всему мировому сообществу, включая Россию, в качестве универсального образца устроения государства и человека предлагается деидеологизированный либеральный стандарт. Его сущность заключается в приоритете земных интересов над нравственными и религиозными ценностями, а также над суверенитетом государств и патриотическими чувствами. Этот стандарт во многом определяет сегодня российскую образовательную политику. Традиционные основы воспитания и образования подменяются «более современными», западными: �христианские добродетели – общечеловеческими ценностями гуманизма; �педагогика уважения старших и совместного труда – развитием творческой эгоистической личности; �целомудрие, воздержание, самоограничение – вседозволенностью и удовлетворением своих потребностей; �любовь и самопожертвование – западной психологией самоутверждения; �интерес к отечественной культуре – исключительным интересом к иностранным языкам и иностранным традициям.
Это кризис культуры, происходящий в душах людей. Утрачена система прежних духовных ценностей и ориентиров, а новые пока не выработаны. Распространяется система ложных ценностей «массовой» культуры и субкультур: потребительство, развлечения, культ силы, агрессия, вандализм, свобода безответственности, упрощенчество. Субкультура – совокупность социально-психологических факторов (норм, ценностей, стереотипов, вкусов), влияющих на стиль жизни и мышление людей и позволяющих им осознать и утвердить себя в качестве «мы», отличного от «они» (остальных представителей социума). Это самоутверждение часто имеет негативную социальную направленность, а порой – антисоциальную (пример: расизм бритоголовых – скинхедов). Поэтому одна из задач образовательных учреждений – борьба с отклонениями и извращениями общечеловеческой культуры. Необходимо выработать концепцию гражданского образования молодежи с обязательным привлечением ряда специалистов, приоритетное место среди которых должно отводиться психологам, изучающим и знающим индивидуально-типологические особенности личности, учет которых в образовательно-воспитательном процессе может положительно сказаться на индивидуальном подходе и результате работы. Гражданское образование – сложный многосторонний процесс формирования мировоззрения в результате сознательного освоения научных знаний об обществе и гражданских ценностях; формирование демократической личности, ее правовой культуры, механизма взаимодействия с государственными структурами; совокупность умений и навыков, позволяющих адаптироваться в социально-политической среде и стремиться к ее усовершенствованию, рационально и критически оценивать свои поступки, терпимо относиться к инакомыслию. К особенностям целей гражданского образования относятся следующие: �формирование гражданской грамотности и гражданского самосознания; �учить учащихся распознавать общественные структуры различных типов, критически осмысливать отношения власти и ее разделение, знать и уметь оценивать политические институты; �формировать убеждение, что демократия не означает соблюдение ее правил, а требует высокой степени заинтересованности и участия. Должна стимулироваться готовность реализовать свое право на участие в общественном управлении; �учить мыслить политическими альтернативами и воспитывать терпимость по отношению к другим политическим мнениям; �прививать учащимся понимание значения защиты своей страны во имя сохранения демократических свобод, конституционного и правового порядка, территориальной независимости нашей Родины; �развивать способность и готовность защищать неприкосновенные основные ценности, такие, как
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
93
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ свобода и достоинство, отказываться от предрассудков и выступать в защиту интересов обездоленных; �формировать представление о необходимости справедливого мирного порядка для выживания человечества, воспитывать четкое убеждение, что достижение этой цели требуется объединение всех сил, оно должно рассматриваться как личная обязанность каждого человека. О наличии и уровне развитости черт личности можно судить по поступкам, активности личности, материалам наблюдения, изучения продуктов деятельности, тестирования и анкетирования при психодиагностических исследованиях. Таким образом, для оказания психологической помощи в организации воспитательно-образовательного процесса, направленного на выработку таких качеств личности, как гражданственность и патриотизм, следует изучать и склонности учащихся. Под склон-
ностью понимаются потребность личности в определенной деятельноси, внутренне мотивированное отношение к определенному занятию. Стремление заниматься этой деятельностью, наличие интереса к ней служат показателями склонностей. Склонности развиваются, как правило, в единстве с соответствующими способностями. Длительное и углубленное изучение индивидуально-типологических особенностей личности, ее интересов, способностей и склонностей позволит облегчить процесс по формированию гражданственности патриотизма как качеств личности. В большей мере этому способствует и яркая выраженность какойлибо индивидуальной особенности личности (экстраверсии/интроверсии, акцентуаций характера), что уменьшает разнообразие психических функций, которые в норме достаточно поливариантны и сбалансированы.
ÈÍÒÅÐÏÐÅÒÀÖÈß ÊÎÎÍÒÎÃÅÍÅÇÀ ËÈ×ÍÎÑÒÈ Â ÊÎÍÒÈÍÓÓÌÅ ÆÈÇÍÅÄÅßÒÅËÜÍÎÑÒÈ
О.И. КОВАЛЕВА, кандидат педагогических наук, доцент
Философско-методологические концепции имеют непосредственное отношение к наукам о человеке, с их помощью можно было проследить генетические корни коонтогенеза личности в континууме его жизнедеятельности. Методологический анализ, проводимый учеными в целях выявления научности той или иной исследовательской программы, делится на следующие этапы: выдвижение рациональной реконструкции науки; сравнение ее с действительной историей соответствующей науки; критический анализ модели рациональной реконструкции с точки зрения отсутствия историчности и критический анализ действительной истории с точки зрения отсутствия рациональности. В науке явное знание представляется как интерперсональное, выраженное в понятиях и теориях, а неявное – как личностное знание, наработанный ученым практический опыт исследований, классификаций, диагностики, свободного владения теоретическим инструментарием. Согласно эволюционной теории познания идея развития человека является тем стержнем, вокруг которого структурируется представление о мире, его окружающем. Человеку присущи следующие характеристики: в познании выделяется как процесс, так и результат. Это коонтогенез личности как взаимосогласованное развитие системы человеческого организма с окружающим его миром с опосредованно общей структурой связи при сохранении человеком
94
всех его сущностных сил к процессу активной жизнедеятельности (И.А. Малашихина, О.И. Ковалева). Познание-процесс разворачивается между познающим субъектом и познаваемым объектом, при этом принцип эволюции – универсальный. Так, биологическая эволюция начинается в пренатальном периоде и заканчивается геронтологическим периодом человека. Процесс коонтогенеза можно рассматривать как взаимодействие индивида с окружающим миром и как формирование мозга и его функций в биологическом, психологическом и социальном аспектах. Нервная система представляет собой инструмент, посредством которого организм получает информацию из окружающей среды, используемую для построения представления о мире, на основании которого организм рассчитывает поведение, адекватное для его выживания в этом мире. Такая точка зрения требует, чтобы окружающая среда оставляла на нервной системе свой характерный отпечаток и чтобы нервная система использовала этот отпечаток. Нервная система расширяет область возможных вариантов поведения, наделяя организм необычно подвижной и пластичной структурой. Нервная система осуществляет связь между сенсорной и моторной системами через нейронную сеть, конфигурация которой может варьироваться в самых широких пределах. Этот механизм позволяет осуществляться многим различным областям поведения в филогенезе человека.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ Между моторными и сенсорными нейронами лежит головной мозг, в котором осуществляется непрерывно изменяющаяся динамика интернейронных связей. Поведение – это изменение состояния биологического организма относительно окружающей среды, с которой взаимодействует система. Нервная система не изобретает поведение, а значительно его расширяет в том смысле, что нервная система возникает в филогенетической истории живых существ как сеть специализированных клеток (нейронов), погруженная в организм так, что она связывает точки сенсорных поверхностей с точками моторных поверхностей. Под познанием понимается эффективное действие в той области, в которой осуществляется действие и ожидается ответ. Эффективность поведения определяется контекстом, который задается поставленным вопросом. Таким образом, два наблюдения, произведенные над одним и тем же субъектом в одних и тех же условиях, но при различных вопросах, могут привести к различным когнитивным оценкам поведения субъекта. Нервная система участвует в когнитивных явлениях двумя взаимно дополнительными способами, связанными с конкретным способом функционирования нервной системы. Первый и наиболее очевидный заключается в расширении области возможных состояний организма, возникающем вследствие разнообразия сенсомоторных паттернов, допускаемых нервной системы. Именно это разнообразие является ключом к участию нервной системы в функционировании организма. Второй реализуется через открытие новых измерений структурной связи для организма, вследствие которого в организме становится возможным установление соответствия между многочисленными различными внутренними состояниями и различными взаимодействиями, в которых организм принимает участие. Для понимания познавательной деятельности важно постоянно иметь в виду факт непрекращающегося взаимодействия биологического организма и окружающей его среды. Причем, если в процессе онтогенеза взаимодействие приобретает стабильный характер, то особое значение приобретает коонтогенез. В анализе континуума жизнедеятельности как условия становления личности мы стремимся найти межнаучные связи, которые содержательно раскрывают понятие «континуум». Трудность в том, что у нас нет ясного представления о гипотетической последовательности формирования этого понятия. Одно решение найдено в теории рекурсивных функций; рекурсивный анализ стал важной областью исследований. Но понятие рекурсивной функции появилось в 30-е гг., тогда как работа Брауэра, рассматривающая континуум с позиции естественнонаучной теории, происходила между 1907 и 1927 г. Более того, рекурсивные действительные математические числа не исчерпывают континуум; в отличие от последнего
множество рекурсивных действительных чисел перечислимо. Брауэр пытался найти конструктивное понятие, которое было бы, насколько это возможно, близко к обычному понятию континуума. Он в своей диссертации 1907 г. ввел континуум как первичное понятие. Человек имеет идею континуума (интуиция времени), в котором он может построить плотную, перечислимо бесконечную шкалу. Точка континуума определяется сходящейся последовательностью точек шкалы. Если мы ограничимся последовательностями, определяемыми некоторым законом (предопределенными последовательностями), то мы не получим всех точек континуума. Можно определить множество всех сходящихся последовательностей независимо от того, заданы они каким-либо законом или нет. Но для конструктивиста индивидуально существуют лишь предопределенные последовательности. Брауэр нашел выход, введя понятие «последовательность выбора». Педагогические закономерности, практически действенные учения, теории, модели, прогнозы, рекомендации, оценки сущего и чертежи должного могут строиться только на фундаменте целостного и системного знания о развивающемся человеке, и наоборот, каждый закон индивидуального и группового развития становится основой собственно педагогической практики. Знание «обо всей широте человеческой жизни» (К.Д. Ушинский), добываемое психологией, философией, историей, социологией, педагогикой, другими науками о человеке, религией, искусством, призвано дать фундамент для определения содержания понятия «педагогический континуум». Воспитание человека человеком изучается целостно, системно как педагогико-антропологическая наука. Именно отсюда мы черпаем научную интерпретацию педагогического континуума жизнедеятельности как условия становления личности ребенка. Конструируемые наукой модели педагогического процесса должны центрироваться вокруг достоверных знаний о природе человека. Эффективные педагогические технологии возможны как законо-, природо-, культуросообразное построение форм практики. Все они опираются на законы развития человека и человечества. Теория континуума жизнедеятельности есть изучение пространства, в котором человек развивается, очеловечивается, становится личностью. Мы соотносим теорию педагогического континуума с теорией «Я-концепции», так как «Я-концепция» включает в себя всевозможные грани индивидуального самосознания, чувство собственной преемственности и неповторимости, т.е. «Я сознающее» и «Я как объект». Однако не следует забывать об условности этого различия, которое, в сущности, является лишь удобной семантической моделью. В психической жизни элементы эти настолько слиты, что образуют единое, практически нерасторжимое целое. «Я как объект» существует лишь в процессах сознания
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
95
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ и является содержанием этих процессов постольку, поскольку человек может сознавать самого себя. Разделять результат и процесс рефлексивного мышления мы можем только в понятийном плане. Педагогический континуум жизнедеятельности выделяется в структуре педагогической науки как целостное знание о человеке. Это знание необходимо для решения важной методологической проблемы – перехода с уровня на уровень в изучении человека, например с биохимического, молекулярного уровня на поведенческий через многократно опосредующие этот переход звенья. Это знание может помочь в периодизации онтогенеза человека, в построении теории личности, при решении вопросов о структуре, сторонах и принципах (симптомах) развития личности, о границах изменения этих признаков и факторах, регулирующих эти изменения. Характеризуя стабильность и/или устойчивость индивидуально-личностных, индивидуально-типологических свойств на протяжении периода детства, мы имеем в виду прежде всего фенотипическое постоянство (последовательность и преемственность стереотипа поведения индивида), генотипическую устойчивость (наличие неизменных стойких глубинных качеств, проявляющихся по-разному, но стабильно сохраняющихся и детерминирующих стереотип поведения). Диалектика постоянства и/или изменчивости имеет свою количественную и качественную стороны. Индивидуальная изменчивость свойств человека как личности определяется взаимодействием и взаимопроникновением основных компонентов социального и биологического статуса, социальной детерминации психофизиологических механизмов развития человека в его психической эволюции. Преемственность между биологическим и социальным может быть восстановлена и раскрыта на основе методологического принципа детерминизма, провозглашенного в психологии С.Л. Рубинштейном. Согласно этому принципу, внешние причины действуют только через внутренние условия и, наоборот, внутреннее, психическое опосредуется, реализуется внешним, материальным, поэтому любая стадия психического может сформироваться лишь в том случае, если ей предшествовало в качестве внутреннего исходного условия другое, даже менее сложное психическое явление. Лейтмотивом исследований Е.В. Шороховой является тезис о том, что социальное действует на биологическое через психическое, при этом связующим звеном между социальной средой и биологическим организмом выступает личность. Только через влияние личности человеческий организм испытывает позитивное или деструктивное воздействие социального, общественного, культуры, истории. При этом важным фактором становления психических свойств являются биологические основы человека и их развитие.
96
Среди биологических факторов доминирующая роль принадлежит уровню и времени развития центральной нервной системы, опосредующей динамические качества и свойства личности – скорость, интенсивность, темп, длительность и т.д. Именно психодинамические качества испытывают на себе непосредственное и постоянное воздействие со стороны биологической организации человека, т.е. соответствующих биоритмов. Справедливым следует считать следующее положение: человеческая индивидуальность представляет собой продукт конкретных социальных и биологических непрерывных воздействий. Подтверждением является понимание того, что социальные факторы обусловливают содержательный аспект психики (интересы, убеждения, знания) и, следовательно, социально обусловленные свойства личности – направленность, отношения, навыки, умения, моральные установки и т.д. Структура личности включает в себя структуру индивида в виде наиболее общих и актуальных для жизнедеятельности комплексов органических свойств. Э. Кречмер выделял континуум, соответствующий психической норме, патологической конституции типа психопатии и собственно психическую патологию – «нозос». Вслед за психической нормой сразу же начинается диапазон патологической личностной конституции. У К. Конрада характеристика физической и психической изменчивости связывается лишь с генетическими факторами, при игнорировании влияния социальных и экологических факторов. В этом отношении следует признать более продуктивными рассуждения и идеи, идущие от С.Л. Рубинштейна, Г.К. Ушакова, А.Е. Личко. Личность и ее конституция органически взаимосвязаны, дополняют друг друга духовными и телесными особенностями. Вместе с тем от того, как будет происходить взаимодействие между конституционально-биологическими основами личности и внешней средой обитания, зависит вероятностная «конституционально-типологическая изменчивость»: позитивный дрейф в сторону диапазона нормы или негативный дрейф в сторону диапазона патологической конституции. Роль внешних воздействий в реализации наследственных признаков в процессе онтогенеза изучалась П.Г. Светловым По его мнению, хотя онтогенез представляет собой в основном осуществление наследственных потенций, было бы неправильно считать его автономным и спонтанным процессом. Генотип – не автономный «пульт управления» актами дифференциации клетки. Наследственный аппарат не только играет роль источника информации, но и сам является преемником сигналов извне, прежде всего из цитоплазмы. Концепция С.Л. Рубинштейна о психическом как «живом процессе», получившая развитие в трудах
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПЕДАГОГИКА И ВОСПИТАНИЕ А.В. Брушлинского, является методологической основой понимания и исследования преемственности и непрерывности (континуальности) психики и любого ее традиционно выделяемого компонента. Психическое как процесс, становление которого происходит на протяжении всей жизни индивида, представляет собой важнейшую психологическую реальность. Из нее формируются все психические явления (чувства, мотивы, установки), функции, состояния, личностные, психические свойства (характер и способности), превращающиеся в продукты этого процесса (личностно-характерологическую и поведенческую структуры), которые включаются в дальнейшее формирование и развитие как его существенное внутреннее условие. Конституционально-биологические основы личности следует считать тем внутренним фактором, внутренним условием, без которого невозможно сформировать педагогический континуум жизнедеятельности человека. Континуум жизнедеятельности – интегративное понятие, содержание которого может быть интерпретировано следующим образом: пространство, в котором происходит биологическое, физиологическое, культурологическое, психическое развитие личности, которое под воздействием внешних и внутренних факторов может носить целенаправленный или хаотичный характер. Педагогический континуум жизнедеятельности необходимо рассматривать во взаимодействии человека как субъекта социокультурного пространства в его диалектическом совершенствовании. Так как образовательное и социокультурное пространство есть конгломерат общественных отношений, и педагогический континуум необходимо рассматривать как часть единого развивающего пространства, которое представляет собой особый социально-психологический и социокультурный феномен: систему многоплановых и многомерных отношений, объективно воспроизводящихся и самостоятельно или под воздействием партнеров развивающихся в новой исторической среде. Их развитие происходит в процессе организации и трансляции определенной, необходимой в современном изменяющемся обществе совокупности сущностных сил человека, которые функционируют в реальном пространственно-временном континууме. Последний в качестве субъектов действия включает в себя различные страны и континенты, отличающие-
ся высокой коммуникативной способностью, устойчивостью и мобильностью. Системность, направленность, многообразие и саморазвитие определяют формирование такого пространства и его единство. Человеческое существование понимается как глубинное экзистенциальное рассогласование. Человек не в состоянии избежать этого процесса. Его существование неуклонно оборачивается проблемой, которую он должен постоянно решать путем самоопределения, т.е. поиска новых форм единения с природой, другими людьми и самим собой. Самоопределение человека предполагает наличие социально-психологического орудия, направляющего этот уникальный, не имеющий аналогов в природе процесс. Это орудие и есть личность человека. Понятие «личность» не имеет однозначного толкования. Нередко оно соотносится либо с индивидными свойствами человека, либо с индивидуальными чертами его характера, либо с особенностями его социального функционирования. Нет единого представления и относительно срока «вызревания личности». Одни ученые считают, что это происходит в момент рождения человека, другие полагают, что для достижения уровня личности человеку не хватит и всей жизни. Именно это доказывает реальность научного обоснования теории континуума жизнедеятельности. Одним из критериев оценки личности является способность обеспечить движение человека к человечности, т.е. помочь человеку обрести социальные формы единения с другими людьми и окружающим миром на основе жизнеутверждения. «Молекулой», или «клеточкой» (Л.С. Выготский), личности является целостный комплекс взаимосвязанных детерминант, а именно – мотивационное взаимоотношение. К числу устойчивых мотивационных образований относятся также ценности. Б.С. Братусь называет их конституирующими (образующими) единицами личности, которые определяют главные и относительно постоянные отношения человека к основным сферам жизни – к миру, другим людям, самому себе. Таким образом, основываясь на теории континуума жизнедеятельности как условия становления личности и в результате опытно-экспериментальной работы в дошкольных учреждениях Ставропольского края, были решены задачи, нацеленные на реализацию целостного формирования личности ребенка в условиях системы непрерывного образования.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
97
ПСИХОЛОГИЯ
ÏÑÈÕÎÄÈÀÃÍÎÑÒÈÊÀ ÌÅÆËÈ×ÍÎÑÒÍÎÉ ÒÎËÅÐÀÍÒÍÎÑÒÈ
Е.Н. ЗЕБРЕВА
Понятие «межличностная толерантность» – интегральное, содержит в себе социально-психологические категории, обозначающие свойства, качества личности. Межличностная толерантность развивается в рамках межличностных отношений и межперсональных коммуникаций, означает возможность конструктивного преобразовательного отношения к ситуации и воплощения его в субъект-субъектных отношениях, является характеристикой, определяющей коммуникативное поведение1. Недостаточная разработанность концепции толерантности, многоуровневость и многомерность этого социально-психологического явления выступают главными причинами отсутствия единого подхода к измерению толерантности. Общепризнанной методики диагностики толерантности не существует, предприняты лишь попытки измерить толерантность. И.Б. Гриншпун предлагает измерять отдельные личностные характеристики, связанные с толерантностью, но не создававшиеся специально для этого. Такая диагностика позволяет не выявить толерантность как таковую, а обозначить толерантные тенденции. В плане личностного образования толерантность может рассматриваться как некое подвижное личностное пространство, границы которого определяются, с одной стороны, готовностью к новому опыту и соответствующим личностным изменениям, с другой – устойчивостью базовых оснований личности, обеспечивающих отсутствие качественных ее изменений при взаимодействии2. Для психодиагностического анализа межличностной толерантности приоритетное значение имеет выделение ее структуры и составляющих компонентов. Межличностная толерантность функционирует одновременно как элемент психологической структуры личности, поскольку не существует вне индивида, и как элемент социальной структуры, так как содержание психологического переживания определяется внешними, локализованными в социуме объектами3. Структура межличностной толерантности имеет две составляющих ее стороны: «внутреннюю» – интрапсихологическую и «внешнюю» – интерпсихологическую. Интрапсихологическую сторону толерантности составляют социально-психологические установки и механизм взаимопонимания, такие, как эмпатийность, ассертивность, толерантность к неопределенности. Эмпатийность – способность индивида эмоционально отзываться на переживания другого человека, сопереживание, достигаемое мысленной постановкой себя на его место и представлением того, что он переживает в данный момент, что он чувствует, како-
98
во его эмоциональное состояние. Эмпатийность аккумулирует способность человека переживать те же чувства, которые испытывает другой человек, умение давать верные суждения о других людях, является выражением психологического принятия. Эмпатийность можно определить, как эмоциональную отзывчивость, чувствительность и внимание к другим людям, их проблемам, горестям, радостям. Процесс эмпатического принятия другого подразумевает смещение акцента с непосредственной эмоциональной реакции на понимание другого человека через воображаемое перевоплощение, вхождение в его роль, временное проживание его состояния, чувствительность к непрерывно происходящим в нем изменениям. Понимаемый таким образом процесс не является только эмоциональным, поскольку предполагает осмысление ситуации. Основу эмпатии составляют эмоциональная отзывчивость, разум и рациональное восприятие окружающих. Рациональное проявляется в сопричастности, во внимании к другому, в наблюдательности, восприятии его свойств и состояний. В качестве диагностического инструментария эмпатийности можно использовать опросник И.М. Юсупова «Тест эмпатии», методику диагностики степени выраженности эмпатических способностей В.В. Бойко, опросник А.А. Меграбяна «Эмпатия»4. Ассертивность (от англ. assertive – уверенность в себе, своих притязаниях) – способность личности открыто и свободно заявлять о своих правах, требованиях и добиваться их воплощения, не попирая при этом прав других и не причиняя вред другим людям; умение оптимально реагировать на замечания, справедливую и несправедливую критику и решительно говорить себе и окружающим «нет», когда этого требуют обстоятельства5. Ассертивное поведение – прямое, открытое, уверенное, основывающееся на способности отстаивать свою точку зрения и добиваться цели, уважая партнера и не нарушая отношений с ним (характеристики – твердость, честность и дружелюбие). Измерение уровня ассертивности целесообразно производить тестом на ассертивность, разработанным чешскими психологами В. Каппони и Т. Новак6. Эта методика выявляет показатели (частотность, приемлемость, ассертивность), определяющие степень проявления ассертивности в различных ситуациях. Толерантность к неопределенности – способность сохранять равновесие в неожиданных ситуациях, при неопределенности, риске, стрессах, конфликтах и способность принимать решения и действовать в этих условиях, даже если неизвестны все факты и возможные последствия. Как личностная характеристи-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ ка впервые на российской выборке была исследована Е.Г. Луковицкой. Толерантность к неопределенности рассматривается ею как социально-психологическая установка с трехкомпонентной структурой: 1) влияние ее на субъективную оценку действительности; 2) эмоциональное реагирование; 3) поведение индивида. Основная функция толерантности к неопределенности – научиться делать выбор, брать на себя ответственность. Реакция человека на неопределенность как фрустрирующий фактор зависит от индивидуальных особенностей личности и особенностей ситуации7. Инструментом, позволяющим измерить толерантность к неопределенности, являются методики С. Баднера (ТН-1) и Д. Маклейна (ТН-2)8. Авторы этих шкал под неопределенными ситуациями понимали ситуации, которые не могут быть адекватно структурированы или категоризированы индивидом, не имеющим достаточных подсказок или указаний. Обе методики направлены на измерение определенного компонента установки, поведенческих и эмоциональных характеристик отношения к неопределенности. Одним из наиболее распространенных классификационных критериев различения проявлений межличностной толерантности является ее позитивность/негативность (толерантность/интолерантность). В случае межличностной интолерантности действуют механизмы непризнания (отвержения), непонимания (негативной стереотипизации), неуважения (действия, направленные на превосходство одной из сторон различий). Интолерантность обладает рядом характеристик. Это инертность, закрытость, зависимость от внешнего влияния, развитие в направлении понижения сложности (упрощения), стремление разрешить конфликт насильственными методами и непризнанием равных прав другого человека. Границы толерантности/интолерантности достаточно условны. Очевидные показатели интолерантности – агрессивность и конфликтность. Агрессивность (в переводе с лат. – «нападать») – индивидуальное или коллективное поведение, действие, направленное на нанесение физического или психологического вреда. Агрессивность сопровождается эмоциональными состояниями гнева, враждебности, ненависти пр. Наиболее популярная методика диагностики агрессивности – опросник А. Басса и А. Дарки. Он нацелен на выявление следующих форм агрессивных и враждебных реакций: физической агрессии, косвенной агрессии, склонности к раздражению, обиды, подозрительности, вербальной агрессии9. Распространена также методика Ассингера, позволяющая определить, насколько человек корректен в отношениях с окружающими и легко ли общаться с ним. Конфликтность (в переводе с лат. – «столкновение, серьезное разногласие, спор») – столкновение противоположно направленных сил, несовместимых друг с другом тенденций в сознании индивида,
в межличностных отношениях, что сопровождается обычно отрицательными острыми эмоциональными переживаниями10. Предрасположенность к конфликтному поведению определяется на основе теста К. Томаса «Стратегии поведения в напряженной ситуации и ситуации конфликта», который позволяет выявить количественные показатели пяти таких стратегий – соперничества, сотрудничества, компромисса, приспособления и избегания. Для диагностирования агрессивности и конфликтности в межличностных отношениях можно применять авторскую методику С.В. Духновского «Субъективная оценка межличностных отношений», которая состоит из четырех шкал – напряженности, отчужденности, конфликтности, агрессии11. О «внешней», интерпсихологической, стороне толерантности можно говорить как о толерантности в действии, которая проявляется при взаимодействии людей и реализуется в определенных волевых актах. Реализуясь в определенном стиле поведения, деятельности, взаимодействии, может быть определена, как коммуникативная толерантность. Понятие «коммуникативная толерантность» ввел В.В. Бойко. Под ней он понимает характеристику отношений личности к людям, показывающую степень переносимости ею неприемлемых психических состояний, качеств и поступков партнеров по коммуникативному взаимодействию12. Механизм возникновения и проявления коммуникативной толерантности связан с явлением «эмоциональное отражение» личных различий. В механике коммуникативной толерантности решающую роль играет совместимость или несовместимость одноименных качеств партнеров: интеллекта с интеллектом, характера с характером, привычек с привычками, темперамента с темпераментом. Партнеры сопоставляют и оценивают качества, состояния друг друга на уровне отдельных подструктур личности. Чем меньше неприятных и неприемлемых для себя различий находит один человек в другом, тем выше у него уровень коммуникативной толерантности, тем реже он осуждает индивидуальность другого или раздражается по поводу его отличительных особенностей. Люди, обладающие высоким уровнем коммуникативной толерантности, уравновешены и хорошо совместимы с различными людьми. Коммуникативная толерантность проявляется в том, что человек не видит ярких различий между собой и партнером либо не испытывает негативных эмоций по поводу этих различий13. Коммуникативная толерантность диагностируется тестом В.В. Бойко «Коммуникативная толерантность», состоящим из девяти блоков. С помощью теста выявляются следующие компоненты установки на проявление коммуникативной толерантности: �неприятие или непонимание индивидуальности человека;
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
99
ПСИХОЛОГИЯ �использование себя в качестве эталона при оценке других; �категоричность или консерватизм в оценках людей; �неумение скрывать или сглаживать неприятные чувства при столкновении с некоммуникабельными качествами партнеров; �стремление переделать, перевоспитать партнеров; �стремление подогнать партнера под себя, сделать его удобным; �неумение прощать другому ошибки, неловкость, непреднамеренно причиненные неприятности; �нетерпимость к физическому или психическому дискомфорту партнера; �неумение приспосабливаться к партнерам. В.В. Бойко также разработал «Методику диагностики коммуникативной установки», включающую в себя 25 вопросов с вариантами ответов «да» – «нет». Эта методика позволяет выявлять пять признаков негативной коммуникативной установки: завуалированную жестокость, открытую жестокость, обоснованный негативизм, брюзжание, негативный опыт общения14. Для диагностики индивидуально-типологических характеристик, определяющих личностные детерминанты толерантности, целесообразно использовать показатели по некоторым шкалам «Калифорнийского психологического опросника», а именно: Em (эмпатия), Sy (общительность), Do (доминирование), Sp (социальное присутствие), Sc (самоконтроль), Ai (достижение через независимость), Ami (дружелюбие), D-AS (тенденция согласия), D-SD (социальная желательность). Кроме того, эта диагностическая методика включает в себя шкалу, выявляющую общий уровень толерантности личности испытуемого, – To (толерантность). Цель этой шкалы в опроснике – выявить терпимых, принимающих и не осуждающих социальных аттитюдов. Высокие баллы по шкале To свидетельствуют о том, что испытуемый является предприимчивым, живым, терпимым, ясно мыслящим и находчивым, интеллектуальным и разговорчивым, обладающим широкими и разнообразными интересами. Низкие баллы показывают подозрительность, ограниченность, отчужденность, осторожность, пассивность, склонность судить о других, наличие сомнений в личной и социальной перспективе. Уровень (степень) толерантности через характер психологической реакции индивида на определенную ситуацию выявляются с помощью авторской методики П.Ф. Комогорова «Тест на выявление уровня толерантной установки»15. Этот критерий непосредственно связан с подходом к толерантности как к установке. Автор смоделировал ряд ситуаций, в которых актуализирована толерантность, а также ряд возможных реакций на каждую из них, что дает возможность оценить уровень (степень) толерантной установки. Межличностная толерантность является сложным феноменом и требует изучения различных аспектов
100
различными методами, но на единой теоретической основе. Выбор диагностических средств в каждом случае должен определяться исходя из целей диагностики, диагностической ситуации и особенностей испытуемых.
1
См.: Шаврина О.Г. Формирование межличностной толерантности старшеклассников: Автореф. дис… канд. пед. наук. – Курган, 2005. – С. 25–26. 2 См.: Гриншпун И.Б. Понятие и содержательные характеристики толерантности // Толерантное сознание и формирование толерантных отношений (теория и практика): Сб. науч.-метод. ст. – 2-е изд., стереотип. – М.: Изд-во Московского психолого-социального института; воронеж: МОДЭК, 2003. – С. 34–35. 3 См.: Недорезова Н.В. Толерантность в межличностном общении старшеклассников: Автореф. дис… канд. психол. наук. – М., 2005. – С. 79. 4 См.: Юсупов И.М. Психология эмпатии (теоретические и прикладные аспекты): Автореф. дис… докт. психол. наук. – СПб., 1995. – С. 367–370; Щеколдина С.Д. Тренинг толерантности. – М.: Ось-89, 2004. – С. 75–78; Зеер Э.Ф., Сыманюк Э.Э. Психология профессиональных деструкций: Учеб. пособие для вузов. – М.: Академический проект, 2005. – С. 187–190. 5 См.: Панфилова А.П. Игротехнический менеджмент. Интерактивные технологии для обучения и организационного развития персонала: Учеб. пособие. – СПб.: ИВЭСЭП; Знание, 2003. – С. 75. 6 См.: Каппони В., Новак Т. Как делать все по-своему, или Ассертивность – в жизнь! – СПб.: Питер, 1995. – С. 11–17. 7 См.: Луковицкая Е.Г. Социально-психологическое значение толерантности к неопределенности: Автореф. дис… канд. психол. наук. – СПб., 1998. – С. 128–132. 8 См.: Budner S. Intolerance of ambiguity as a personality variable // Personality. – 1962. – № 30. – P. 29–48; McLain D. The MSTAT-1: a new measure of individual s tolerance for ambiguity // J. of Educational and Psychological Heasurement. – 1993. – № 53. – P. 183–188. 9 См.: Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике. – СПб.: Питер, 2003. – С. 19. 10 См.: Громова О.Н. Конфликтология: Курс лекций. – М.: ЭКСМО, 2000. – С. 35. 11 См.: Духновский С.В. Субъективная оценка межличностных отношений. Руководство по применению. – СПб.: Речь, 2006. – С. 40–42. 12 См.: Бойко В.В. Энергия эмоций в общении: взгляд на себя и на других. – М.: Филин, 1996. – С. 29–30. 13 См.: Безюлева Г.И., Шаламова Г.М. Толерантность: взгляд, поиск, решение. – М.: Вербум – М, 2003. – С. 41. 14 См.: Толерантное сознание и формирование... – С. 328–332. 15 См.: Комогоров П.Ф. Формирование толерантности в межличностных отношениях студентов высшего учебного заведения: Автореф. дис… канд. пед. наук. – Курган, 2000. – С. 125–126, 185.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ
ÃÅÍÄÅÐÍÛÅ ÐÀÇËÈ×Èß ÑÎÒÐÓÄÍÈÊΠÎÐÃÀÍΠÂÍÓÒÐÅÍÍÈÕ ÄÅË
В.И. ШМЫКОВ, кандидат психологических наук, доцент
Специфика личностного развития женщин и мужчин – основа дифференциации и индивидуализации обучения и воспитания, профориентационной и профконсультационной работы. Понятие «гендер» известно с 60-х гг. прошлого века и трактуется, как набор соглашений, которыми общество трансформирует биологическую сексуальность в продукт человеческой активности. В научное описание оно введено для того, чтобы провести грань между понятием биологического пола и социальными, психологическими, культурными импликациями, вкладываемыми в концепт «мужское-женское»: разделение ролей, культурные традиции. Теоретическое и практическое значение исследований половых различий на протяжении онтогенеза личности велико, и необходимость их проведения в различных сферах деятельности очевидна. Актуальность этой проблемы объясняется также участием женщин в различных сферах деятельности, необходимостью учитывать особенности женской психики и поведения в организации трудовой деятельности. История развития психологии пола состоит в изучении закономерностей и механизма взаимодействия социально-психологических и биологических факторов и их роли в детерминации половых различий в психических процессах, состояниях, свойствах личности, а также в продуктивно-стилевых характеристиках различных видов деятельности и общения. По мере того, как разделение труда по признаку пола в качестве главного принципа организации общества утрачивало свою жесткость, строгий нормативизм уступил место идее континуума маскулинно-феминных свойств. Мужчина может быть сильным и энергичным, не будучи при этом непременно грубым и агрессивным, а женская нежность не обязательно пассивна1. Полоролевая ориентация, измеренная соотношением маскулинности и фемининности, обеспечивает личности определенное психологическое благополучие. Дифференциальная психология имеет на этот счет три точки зрения. Первая, традиционная, полагает, что наиболее благополучными будут те, полоролевые ориентации которых максимально соответствуют их половой принадлежности, т.е. маскулинные мужчины и фемининные женщины. Вторая точка зрения считает оптимальной андрогинию, т.е. высокую степень проявления как маскулинности, так и фемининности для обоих полов, а третья – что самый благоприятный фактор для обоих полов – высокая маскулинность. Однако эти данные не следует абсолютизировать, сами шкалы маскулинности и фемининности неоднозначны. Андрогиния невольно ассоциируется с сексопатологией или отсутствием всякой
половой дифференциации2, но от этого актуальность изучения половых различий не уменьшается. Перспектива исследований психологии половых различий определяется еще задачей общества в обеспечении эффективной реализации способностей людей обоего пола. Социально-психологические проблемы, порождаемые особенностями половой дифференциации, требуют дополнений в психологические основы тренингов для психологов, педагогов, помогающих внести необходимые изменения как в их собственную систему взглядов, убеждений, ожиданий относительно разных полов, так и в систему взаимоотношений с разными полами в семье, аудитории, а также разработки социально-психологических основ превентивных и коррекционных программ помогающих адекватно оценить себя и сделать обоснованный жизненный выбор. Половое различие не детерминируется лишь социальными или биологическими факторами, не изолировано от психических явлений, а представляется результатом «многоплановости, многоуровневости и многослойности»3 человеческой психики и систем, в которые включена личность. Жизнь и деятельность человека в условиях современного общества неразрывно связана интенсивным воздействием на него неблагоприятных экологических, социальных, профессиональных и других факторов. Организм подвергается стрессорным воздействиям на протяжении всего онтогенеза, на всех этапах жизни человека. Нарушения, развивающиеся при нервно-психическом напряжении, затрагивают все уровни индивидуальности (физиологический, личностный, межличностного и социального взаимодействия), приводят к стойким личностным изменениям, развитию психосоматических заболеваний, перенапряжению физических и психических функций, формированию неблагоприятных отношений в семье, с друзьями и сослуживцами, изменению личностного статуса не только у лиц, непосредственно переживших стресс, но и у членов их семей4. Особенно выражен эффект воздействия на психику человека в психологически трудных ситуациях, при авариях и катастрофах, социальных и профессиональных конфликтах5. В психологии изучаются определенные формы нарушений здоровья в зависимости от личностных особенностей и различных стресс-состоянияй. Известно, что в стрессогенных ситуациях характер стрессовой реакции причинно связан с психологической структурой личности, взаимодействующей с внешней ситуацией посредством процессов оценки и самозащиты, психологической компенсации6. Наряду с характерной индивидуально-личностной со-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
101
ПСИХОЛОГИЯ ставляющей (конституциональными особенностями, предрасположенностью к определенному типу реагирования, особенностями личности и др.) значимыми являются физическая и психическая реакции на повреждающий фактор, детерминированные половыми различиями7. Разработка проблемы стресса и пола связана с изучением роли полового фактора в устойчивости к стрессам в связи с актуальностью для диагностики и коррекции последствий психологического кризиса с исследованиями обучения адаптивной стратегии поведения в кризисных ситуациях и изысканием способов резистентности к нервно-психическому напряжению. Значимость половой составляющей стресса находит свое подтверждение в факте повышенной склонности мужчин к так называемым болезням цивилизации – ишемической болезни сердца, гипертонии, инсульту, инфаркту миокарда, язвенной болезни, диабету, внезапной смерти8. Половые различия реактивности организма на стресс-факторы проявляются в изменении показателей физиологических и биохимических систем организма9. Женщины могут находиться в двух различных по реактивности состояниях – более устойчивом (на фоне продукции прогестерона) и менее устойчивом (на фоне экстрогенов), обладая при этом большей величиной сдвигов показателей физиологических, биохимических и психологических систем. Повышенная эмоциональная реактивность женщин способствует улучшению у них запоминания и скорости решения задач под влиянием положительных и отрицательных эмоций, чего не наблюдается у мужчин10. Повышенная реактивность эмоциональной сферы у женщин проявляется в более высоком уровне психологического дистресса. Женский организм обладает большей величиной сдвигов различных показателей, чем мужской11. Насыщенность жизни современного человека разнообразными стрессогенными воздействиями позволяет говорить о межсистемном стрессорном континууме «индивидуальность – стиль жизнедеятельности – среда», успешность адаптации в котором определяется психической устойчивостью (чувствительностью, надежностью, экономичностью, резервной мощностью адаптивных механизмов, соотношением личностных и психофизиологических характеристик человека), в том числе половыми особенностями реагирования на воздействие стрессфакторов. Влияние фактора пола на жизнедеятельность в условиях стрессового континуума проявляется, во-первых, в большей устойчивости представлений женщин о себе; во-вторых, в возрастании прямолинейного и снижении неуверенного и зависимого типов отношений у женщин; в-третьих, в возрастании недоверчивого скептического и неуверенного типов отношений к окружающим у мужчин. В соответствии с концепцией Б.Г. Ананьева и положений теории интегральной индивидуальности В.С. Мерлина о синтезирующем,
102
интегральном изучении психической организации человека как индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности выдвинута гипотеза о взаимосвязи и интеграции разноуровневых свойств индивидуальности в профессионально трудных ситуациях и обусловливания этого половыми различиями, обеспечивающих возможность сохранения психической устойчивости12. На основе принципов системного подхода, разработанных Б.Ф. Ломовым, изучены гендерные различия психической устойчивости юристов в условиях уголовно-правовой деятельности в межсистемном психотравмирующем континууме «индивидуальность – стиль взаимодействия – профессиональная среда»13. В качестве респондентов выступили 230 человек, средний возраст – 25 лет (n = 130 Муж + 100 Жен). Применялись методики для изучения психологического, психодинамического и социально-психологического уровней индивидуальности, позволившие выявить психическое напряжение, эмоциональность, активность, саморегуляцию, психическое состояние и механизм психической устойчивости в условиях уголовно-правовой юридической деятельности. Выявлена гендерная специфика психической устойчивости (ПУ) юристов. В обеих группах проявления психической устойчивости статистически достоверно связаны с нервно-психическим напряжением, психическим состоянием, саморегуляцией, эмоциональностью, активностью. Однако у мужчин ПУ в сложных условиях юридической деятельности определяется следующим симтомокомплексом: �мобилизующим нервно-психическим напряжением (p < 0,001); �соразмерными психическими состояниями (преобладанием агрессивно-ригидных тенденций: низкой тревожностью – p < 0,001, низкой фрустрационностью – p < 0,001, прямолинейностью – p < 0,001); �выраженной саморегуляцией (преобладают программирование – p < 0,02 и гибкость – p < 0,001); �сочетанием эмоциональности и активности (p < 0,001). ПУ у женщин в таких же условиях деятельности определяется следующим симптомокомплексом: �повышенным нервно-психическим напряжением (p < 0,03); �психические состояния соразмерны, но отличаются преобладанием агрессивных тенденций (p < 0,004): повышенной тревожностью (p < 0,002) и фрустрационностью (p < 0,001), настойчивостью (p < 0,001); �выраженной саморегуляцией (но с преобладанием оценивания результатов труда – p < 0,01); �односторонним преобладанием эмоциональности (p < 0,02). Показатели ПУ у мужчин связаны с пластичностью (p < 0,003), скоростью (p < 0,001), эмоциональностью (p < 0,001), у женщин – с эмоциональностью (p < 0,05). Личностные корреляты психической устойчивости связаны у мужчин с нормативностью по-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ ведения (p < 0,001), соответствием требований коллектива (p < 0,002), коммуникативными качествами (p < 0,001), самооценкой (p < 0,001), самодостаточностью (p < 0,001), конфликтностью (p < 0,001). У женщин личностные корреляты представлены меньшим количеством связей: коммуникативные качества (p < 0,001), самооценка (p < 0,001), самодостаточность (p < 0,03), конфликтность (p < 0,006). Показатели ПУ мужчин связаны со следующими социально-психологическими свойствами: дистанцией к труду (p < 0,001), тенденцией к отказу при неудаче (p < 0,001), удовлетворенностью жизнью (p < 0,001). У женщин – с тенденцией к отказу при неудаче (p < 0,001), активной стратегей решения задач (p < 0,002). Таким образом, психическая устойчивость мужчин и женщин детерминирована свойствами всех уровней интегральной индивидуальности. Однако ПУ мужчин теснее по сравнению с ПУ женщин связана со свойствами психодинамики, свойствами личности и социально-психологического уровня, а у женщин – с теми же уровнями интегральной индивидуальности, но с меньшим количеством связей. У женщин значимо преобладают связи психических состояний (тревоги, фрустрации, настойчивости и даже прямолинейности), психодинамической эмоциональности, эмоционально-личностных качеств (вплоть до вспыльчивости и конфликтности). При изучении психической устойчивости юристов рассмотрены также различия в степени выраженности ее показателей в гендерных группах. Обнаружено, что ПУ мужчин и женщин в одинаковых условиях уголовно-правовой юридической деятельности отличается не только качественно в виде определенного симптомокомплекса (но не в плоскости «хуже – лучше») и количественно своеобразно, что позволяет юристу противостоять неблагоприятным факторам жизнедеятельности. Выявлено, что в одинаковых условиях деятельности женщины при поддержании ПУ испытывают большее нервно-психическое напряжение (m = 40,89, p < 0,044) и большую выраженность психических состояний (тревога – m = 5,53, p < 0,001; фрустрация – m = 4,58, p < 0,002; прямолинейность – m = 9,03, p < 0,01), эмоциональность в коммуникативной и интеллектуальной сфере (m = 29,94, p < 0), коммуникативную активность (m = 98,78, p < 0,001). Мужчины испытывают мобилизирующее нервно-психическое напряжение (m = 38,47, p < 0,044), у них значимо преобладают проблемно ориентированные и активные способы решения профессиональных трудностей (m = 22,92, p < 0,04), они прилагают усилия для поддержания психического равновесия на работе (m = 20,85, p < 0,000), контролируют собственное соблюдение социальных норм поведения (m = 4,48, p < 0,01). Итак, анализ гендерных различий в выраженности психической устойчивости юристов позволяет сделать вывод о существенных отличиях структуры, характера опосредования показателей психической
устойчивости индивидуальными свойствами и степени выраженности компонентов ПУ в зависимости от пола. У мужчин и женщин применяют разные способы и приемы для поддержания ПУ в ситуации противодействия разрушающим факторам среды (профессиональных кризисов, жизненных трудностей, стрессов и др.). Кроме того, получены данные, не соответствующие ортодоксальным представлениям о психологических качествах мужчин и женщин. Так, у мужчин при столкновении с трудностями жизнедеятельности выявлены гибкая стратегия, уступчивость и соблюдение общепринятых норм, а у женщин –настойчивость, упорство и прямолинейность в специфических профессиональных особенностях уголовно-правовой деятельности. Человек постоянно преодолевает жизненные трудности, однако не все они разрушительно воздействуют на психику. Не всякая личностная проблема, переживание кризиса неизбежно приводят к дистрессу, так как сохранять гармонию позволяет психическая устойчивость. Для психически устойчивой индивидуальности характерна способность противостоять влиянию негативных факторов внешней среды.
См.: Каган В.Е. Воспитателю о сексологии. – М., 1991. См.: Кон И.С. Психология половых различий // Вопросы психологии. – 1981. – № 2. – С. 55–56. 3 Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. – 2-е изд. / Отв. ред. Е.В. Шорохова. – М., 1976. – С. 187. 4 См.: Лазарус Р. Теория стресса и психофизиологические исследования // Эмоциональный стресс / Под ред. Л. Леви. – Л., 1970. – С. 178–208. 5 См.: Бодров В.А. Психологический стресс: развитие учения и современное состояние проблемы. – М., 1995. 6 См.: Лазарус Р. Указ. соч. – С. 178–208. 7 См.: Грошев И.В. Влияние фактора пола на стресс в онтогенезе // Актуальные проблемы кризисной психологии: Сб. науч. тр. – Мн., 1999. – Вып. 1. – С. 86–95. 8 См.: Петров М.Н. Выявляемость хронических заболеваний в зависимости от пола и возраста // Советская медицина. – 1988. – № 6. – С. 58–60. 9 См.: Аршавский И.А. Стресс и функция иммунной системы // Успехи физиологических наук. – 1980. – Т. 11. – № 4. – С. 13–20. 10 См.: Акаев И.Г., Алексеева Л.В. Пол, реактивность, резистентность. – М., 1985. 11 См.: Акинщикова Г.И. Половые различия реактивности организма // Человек и общество. – Л., 1982. – Вып. 5. – С. 65–69. 12 См.: Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. – Л., 1968; Мерлин В.С. Очерк теории интегральной индивидуальности. – М., 1986. 13 См.: Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии. – М., 1984. 1
2
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
103
ПСИХОЛОГИЯ
ÏÎÄÐÎÑÒÊÎÂÀß ÏÐÅÑÒÓÏÍÎÑÒÜ Â ÃÅÍÅÇÈÑÅ ÎÒÅ×ÅÑÒÂÅÍÍÎÉ È ÇÀÐÓÁÅÆÍÎÉ ÏÑÈÕÎËÎÃÈ×ÅÑÊÎÉ ÍÀÓÊÈ О.В. ПОГОЖЕВА Каждая личность характеризуется свойственным ей кругом общения. По мере развития круг общения расширяется. Если в первые годы жизни круг общения ребенка ограничивается членами семьи, то с годами появляются общие знакомые, друзья, приятели, товарищи по учебе, работе, т.е. неформальное окружение, которое чаще называют ближайшим бытовым окружением. Чем старше становится подросток, тем шире круг его знакомых, его связи все больше выходят за пределы семьи, школы. Его поведение все больше начинает зависеть от друзей, приятелей, а не от учителей и родителей. Тесные контакты со сверстниками становятся важнейшим источником формирования взглядов и привычек подростка. Однако в нормальных условиях остается и круг более тесного общения. Чем уже (меньше) этот круг, тем большую роль играют лица, участвующие в процессе общения и тем больше их влияние. Наконец, чем более вынужденным оказывается общение человека, тем более важен учет его подлинных отношений к лицам, с которыми он общается. Особенно важно учитывать круг общения трудновоспитуемых подростков и несовершеннолетних правонарушителей. От того, с кем они общаются, каков характер и содержание этого общения, зависит дальнейшее формирование личности каждого подростка, его поведение. Если неформальное общение таких подростков будет носить социально позитивный характер, то в его процессе могут возникнуть группы положительной направленности; если общение будет социально негативным, то самовозникающие неформальные группы будут отрицательной направленности. Подростки собираются в группы часто совсем не для совершения правонарушений. Они стремятся к общению, дружбе, а случайные встречи возникают у них на основе отчуждения от первичных социаль-
104
ных групп: семьи, классного или производственного коллектива, общественных организаций. Это нарушение межличностных отношений с взрослыми и сверстниками, переживание дискомфорта приводит к тому, что у подростков парализуется основной механизм социализации, ведущий к неправильному формированию представления о себе, своего «Я-образа». У подростков происходит асоциальная идентификация, соотнесение себя с негативными эталонами, образцами поведения, которые являются отражением негативных межличностных отношений с взрослыми, а потом со сверстниками. Идентификация у них происходит с негативной микросредой, в которой вырабатываются соответственные устремления, убеждения, нормы и установки, происходит формирование устойчивого отрицательного «Я-образа». Идет процесс асоциального формирования личности, и закладываются предпосылки для возникновения асоциальной группы. У подростков появляется чувство социальной неполноценности, неспособности, изолированности и оторванности от других людей. Свою неспособность они подтверждают в учении, труде, общении, поэтому и уходят от реального преодоления трудностей. Это влечет, в свою очередь, появление у них повышенной тревожности, пассивности, социального угнетения и подавленности и в конечном счете ведет к формированию заниженной или завышенной самооценки, уходу из социально полезных групп и поиску оптимального для них круга общения. Все эти негативные социальные явления, вызванные неблагополучием в семье, недостатками учебно-воспитательной работы в школе, производственном коллективе нарушают нормальное общение подростков и «выталкивают» их на улицу. Это вытеснение, постепенное отчуждение носит пассив-
но-активный характер. Во-первых, отторжение таких подростков от деятельности социально полезных групп осуществляется медленно и незаметно, происходит стихийно. Трудновоспитуемые подростки не просто не выбираются своими сверстниками для совместной социально полезной деятельности, а, наоборот, указываются ими в качестве нежелательных партнеров по совместной деятельности и общению, получая на это прямое указание или поддержку старших. В основе уличных групп и дворовых компаний не лежат какие-либо познавательные, профессиональные или общественные интересы. «Трудновоспитуемых» влечет друг к другу отчужденность их от семьи, школы, производственного коллектива общественных организаций, от более благополучных сверстников. Влекут их также похожесть судеб и характеров, возможность реализовать свои интересы и склонности в досуговом общении. Но именно отчужденность и сходство их трудных характеров являются основными причинами объединения подростков в различные неформальные объединения, где встречаются вместе неуспевающие учащиеся школ и колледжей, молодые работники, лица, которые нигде не работают и не учатся. Мотивы объединения всех этих отверженных в группы – самые разнообразные. Ими могут быть общие интересы и склонности, единство судеб, преклонение перед силой, отвагой и независимостью новых друзей, отвращение к одиночеству, месту жительства, желание продемонстрировать перед «друзьями» свою силу, ловкость, осведомленность и т.д. Возникают такие группы сначала на игровой основе в процессе пустого времяпрепровождения, которое не контролируется ни родителями, ни учителями, ни другими лицами. В зависимости от возраста различно и количество времени, которое подростки тратят на игры и
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ прогулки с друзьями. А эти «игры» и «прогулки» есть не что иное, как времяпрепровождение подростков в неформальных группах, которые фактически неуправляемы и безнадзорны. В организационной структуре неформальных групп лежат не официальные связи и отношения, а чисто психологические. Эти группы, не сводимые к социально полезным делам, возникают обычно там, где нет соответствия между нормами и целями формальной организации и индивидуальными потребностями ее членов. Для удовлетворения личностных потребностей и возникают неформальные группы. Они складываются стихийно, их структура, пусть даже очень сложная, нигде официально не зарегистрирована, не охраняется общественными институтами и не отражена в законодательном порядке. Основное средство контроля – традиции, обычаи, групповые привычки, за-
крепленные в групповом мнении, т.е. средства моральные, а не юридические. Права и обязанности членов неформальных групп более аморфны, чем в социально полезных группах, хотя они бывают весьма сложными и обширными. В России отсутствует четкая подростково-молодежная политика, которая предусматривала бы позитивную социализацию личности, препятствовала бы расширению самовозникающих неформальных объединений особенно асоциально-криминальной направленности. Отсутствие работы с молодежью, оторванность от ее интересов, формализм, непомерный рост негативных явлений породили в подростково-молодежной среде нигилизм, пессимизм, упадничество. Подростки, не встречая взаимопонимания, не находя условий для самовыражения в социально позитивных общественных организациях, уходят
в различные самовозникающие неформальные молодежные группировки. Так появились группы фанатов (болельщиков), металлистов, панков, рокеров, хиппи, люберов и др. Стихийная деятельность этих группировок неподконтрольна общественным организациям. Никто ими не управляет, не организовывает их деятельность. Группы разгоняют, а они возникают вновь в другом месте, на другой основе. Мучаясь от безделья и скуки, они начинают употреблять алкогольные напитки, наркотики, нарушать общественный порядок, совершать правонарушения. Возникает острая необходимость социальной занятости подростков, в проявлении всех ее благоприятных форм: организационно-деятельностной, учебной, познавательно-развлекательной, информационной и др., которые вызвали бы интерес к продукту и результату этой деятельности.
ÐÀÍÍÈÅ ÏÐÈÇÍÀÊÈ ÐÀÑÑÒÐÎÉÑÒÂ, ÑÂßÇÀÍÍÛÕ Ñ ÓÏÎÒÐÅÁËÅÍÈÅÌ ÏÑÈÕÎÀÊÒÈÂÍÛÕ ÂÅÙÅÑÒ  ÑÐÅÄÅ Ó×ÀÙÅÉÑß ÌÎËÎÄÅÆÈ Ф.Л. КУТАРЕВ Если для специалиста (врачанарколога) обычно не составляет особого труда диагностировать проблемы, связанные с употреблением алкоголя или других психоактивных веществ (ПАВ), на этапе явных проявлений, то диагностика этих проблем у лиц на более ранних этапах – довольно сложная задача. Под ранним выявлением (скринингом) расстройств, связанных с потреблением ПАВ, мы понимаем выявление предрасположенности к зависимости от конкретного вида психоактивного вещества с помощью психологических тестов, которые обеспечивают максимально быстрый ответ на данный вопрос. Нами было проведено исследование учащихся первых курсов государственных высших учебных заведений г. Смоленска в возрасте от 16 до 20 лет в количестве 327 человек. Сплошным методом с помощью модифицированной анкеты, созданной на основе Мичиганско-
го теста (CAGE), теста-опросника, нацеленного на скрининг – выявление алкогольной зависимости. Данный тест был нами модифицирован и в конечном варианте представлен следующим образом: основные вопросы теста были адаптированы к принятой в Российской Федерации Международной классификации болезней, пересмотрены с учетом возможности мультифакторной диагностики зависимости. В результате вопросы приобрели следующий вид. 1. «У Вас когда-нибудь возникало чувство, что Вы должны постараться уменьшить потребление алкоголя или других психоактивных веществ (включая табак)?» 2. «У Вас когда-нибудь люди (родственники, товарищи…) вызывали раздражение своими упреками в отношении Вашего употребления алкоголя или других психоактивных веществ (включая табак)?» 3. «Испытывали ли Вы когда-ни-
будь чувство вины по поводу своего употребления алкоголя или других психоактивных веществ (включая табак)?» 4. «Вы когда-нибудь утром употребляли психоактивные вещества (включая табак), чтобы успокоить свои нервы, избавиться от плохого самочувствия или чтобы обрести способность что-нибудь делать?» Далее мы изменили и дополнили инструкцию к данному тесту. Инструкция приобрела следующий вид: «Прочитайте каждое из приведенных ниже предложений и запишите в столбик соответствующее для Вас утверждение: «да – 1 балл» или «нет – 0 баллов». Над вопросами долго не задумывайтесь. Суммируйте полученные баллы. Далее, если вы набрали 1 балл и более, дайте ответ на нижеследующие вопросы: А. Эти проблемы связаны с курением? (да или нет). Б. Эти проблемы связаны с алкоголем? (да или нет)»
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
105
ПСИХОЛОГИЯ Таким образом, оставив смысл и логику теста-первоисточника, мы обогатили его возможностью дополнительного объема исследования. Кроме того, в бланк оценки мы включили третий вопрос: «В. Эти проблемы связаны с наркотиком? (да или нет)». Ответ на этот вопрос давал сам психолог, проводящий тестирование, исходя из того, что при любом количестве положительных ответов обследуемый должен был указать проблемы, связанные с курением или с алкоголем. В случае, если он дал положительный ответ на первые 4 утверждения и отрицательный ответ на следующие два вопроса, мы вправе предположить, что вышеозначенные проблемы обследуемого в большей степени зависят от приема им веществ, отнесенных к группе наркотиков. Результаты, полученные при помощи данного модифицированного опросника, для анализа достоверности ответов были сопоставлены со шкалой IX («открытость») личностного опросника FPI. Шкала IX («открытость») позволяет охарактеризовать отношение к социальному окружению и уровень самокритичности. Оценки по данной шкале могут в той или иной мере способствовать анализу искренности ответов обследуемого при работе с данным опросником, что соответствует шкалам лжи других опросников. Таким образом, все 327 студентов первых курсов были разделены на две группы. Первая группа студентов (основная, или резистентная к потреблению ПАВ группа) – 189 человек (57,8%), из них 142 – лица женского пола, 47 – мужского, по данным теста-опросника, не обнаружила значимого уровня злоупотребления ни одним из основных психоактивных веществ и набрала 0 баллов. Студенты второй группы (группы риска) – 138 человек (42,2%), из них 98 – лица женского пола, 40 – мужского, по данным модифицированного теста-опросника, употребляли с той или иной частотой различные виды психоактивных веществ. Сложность структурно-динамических отношений, многофакторность влияний предопределили
106
применение в настоящем исследовании комплексного подхода, включающего в себя использование системы «STATISTICA» версии 6.0 – универсальной интегрированной системы, предназначенной для статистического анализа и обработки данных. При расчете цифровых данных, в частности при сравнительном анализе числовых характеристик, использовался критерий Стьюдента (t-критерий) сравнения средних. При этом p – уровень значимости t-критерия – составлял меньше 0,05. При сравнении основной группы с группой риска были получены следующие результаты. Средний возраст студентов в изученных группах составил 17,5 и 17,3 года; t = 1,38 при р = 0,17. Курение табака имело место у 20,5% обследуемых студентов (67 человек: 47 девушек и 20 юношей). Злоупотребление алкоголем было отмечено в 12,8% случаев (42 подростка: 34 девушки и 8 юношей). Употребление наркотиков, которое стало выявленной проблемой, имело место в 11,6% случаев (38 студентов: 24 девушки и 14 юношей). В 2,7% (9 человек) отмечалось длительное, совместное употребление как минимум двух психоактивных веществ; чаще всего подростки употребляли алкоголь и табак. По данным теста, балльная оценка, отражающая выраженность имеющейся патологической ситуации, колебалась от 1 до 4 баллов. Риск существования проблемы зависимости от конкретного вида ПАВ (1 балл) имеется у 28,4% (у 93 студентов). Проблема зависимости от конкретного вида ПАВ вероятна (2– 3 балла) у 42,5% (у 139 студентов). Высокая вероятность наличия зависимости от конкретного вида ПАВ (4 балла) имеется у 12,8% (у 42 студентов). Полученные результаты позволяют сделать следующие выводы: 1. Многофакторность причин развития аддиктивного поведения у подростков, связанного с приемом психоактивных веществ, позволяет говорить о необходимости поиска новых подходов к раннему выявлению подростков группы риска. 2. Модифицированный нами тест-опросник, созданный на ос-
нове Мичиганского теста (CAGE) и нацеленный на скрининг (выявление алкогольной зависимости), успешно адаптирован нами для комплексной, ранней диагностики дополнительных форм зависимости в среде учащейся молодежи. 3. Значимая часть подростков (42,2% учащихся первых курсов) относится к группе риска по потреблению различных видов ПАВ. 4. Основным видом психоактивного вещества, которым злоупотребляет учащаяся молодежь, является табак, курение которого было выявлено в 20,5% случаев. 5. Вызывают серьезные опасения подростки (11,6%), употребляющие с разной частотой вещества, отнесенные к группе наркотиков. 6. Признаки болезненной зависимости от конкретного вида психоактивного вещества, требующие принятия безотлагательных мер психолого-педагогического воздействия, были отмечены в 12,8% случаев. Проведенный психологический анализ позволяет выявить новые, перспективные направления профилактических мероприятий, в частности – связанные с адресным использованием психологопедагогических мер воздействия: психолого-педагогического сопровождения формирования личности подростка в отношении предупреждения развития отклоняющихся форм поведения, связанных с приемом психоактивных веществ в среде учащейся молодежи. Литература 1. Кутарев Ф.Л., Маслова Л.Ф., Олейникова В.М., Кутарева Н.И. Современные подходы к выявлению потребления наркотических и токсических веществ в образовательных учреждениях: Методическое письмо. – Смоленск, 2001. 2. Кутарев Ф.Л., Осипова Н.Н., Маслова Л.Ф., Олейникова В.М., Кутарева Н.И. Алкоголизм в подростково-юношеском возрасте (клиника, диагностика, лечение): Методическое письмо. – Смоленск, 2001. 3. Минко А.И., Михайлов Б.В., Мусиенко Г.А., Сердюк А.А. Психологические методы диагностики алкоголизма // Украинский медицинский альманах. – 2000. – Т. 3. – № 2. – С. 96–100. 4. Попова Т.М. Развитие копинг-ресурсов у подростков с риском алкоголизации: Дис... канд. психол. наук. – Тамбов, 2006.
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ
ËÎÃÎÏÅÄÈ×ÅÑÊÈÅ ÄÅÔÅÊÒÛ Ó ÄÅÒÅÉ Ñ ÐÀÇÍÛÌÈ ÔÎÐÌÀÌÈ ÝÏÈËÅÏÑÈÈ Л.А. ТРОИЦКАЯ, кандидат психологических наук Одним из ведущих дефектов в структуре познавательной деятельности детей с эпилепсией являются нарушения устной и письменной речи, которые негативно сказываются на процессе их обучения и социальной адаптации. В исследование были включены 185 детей, страдающих парциальной формой эпилепсии в возрасте от 1 года 9 месяцев до 16 лет (от 1 года до 3 – 45, от 3 до 7 лет – 85 и старше 7 лет – 55 человек). Диагноз эпилепсии выставлялся в том случае, если у ребенка в течение жизни наблюдалось 2 и более непровоцируемых эпилептических припадка с промежутком между ними более 24 ч.; парциальная форма определялась по наличию парциальных припадков и типичной картине на ЭЭГ. В исследование были включены также дети с парциальной вторично-генерализованной формой эпилепсии. Все дети прошли комплексное обследование, которое включало в себя: �нейропсихологическое обследование; �осмотр логопеда; �изучение анамнеза жизни, особенностей течения перинатального периода и раннего развития; �оценку неврологического статуса; �анализ истории болезни с выявлением особенностей течения эпилепсии; �нейрофизиологические методы исследования (ЭЭГ, суточное ЭЭГ-мониторирование); �нейровизуализационные методы исследования (КТ, МРТ). Оценка речевой функции проводилась в рамках нейропсихологического исследования с учетом возраста и интеллектуального развития ребенка. Оценивались импрессивная, экспрессивная стороны речи, слухоречевая память. У детей до 4 лет оценивались предпосылки к развитию речи – речевая инициатива (желание вступать в вербальное общение), понимание речи (отзывается на имя, выполнение инструкций, узнавание предметов), состояние фонетико-фонематического слуха (умение различать на слух близкие фонемы), состояние артикуляционного аппарата (объем движений языка, строение уздечки языка). Кроме того, оценивалась активная речевая активность: предметный словарь, глагольный словарь, слоговая структура слова, наличие фразовой речи. У детей 5–7 лет исследовались способности вести беседу по вопросам и связанная речь (составление рассказа по картинке или серии картинок): лексикограмматические средства языка – предметный словарь и словарь признаков; глагольный словарь, грамматический строй речи и правильное произношение
различения звуков, фонетическое восприятие и артикуляционный аппарат. У детей школьного возраста исследование речи проводилось по классическим нейропсихологическим методикам. Исследовалась: спонтанная речь (беседа) и автоматизированная речь (счет, дни недели); повторная речь (повторение звуков, слогов, слов, предложений). Оценивались: называние предметов по картинкам и понимание речи с опорой на картинку и без зрительной опоры; понимание логико-грамматических конструкций, спонтанная развернутая речь (рассказ по сюжетной картинке) и слухоречевая память (немедленное и отсроченное запоминание ряда слов). Нарушения речи характеризовались по принятой клинико-педагогической классификации. Согласно логопедической классификации, расстройства речи разделяются по тому, какой компонент речи нарушается; фонетический (звуковая сторона речи), лексико-грамматический, мелодико-интонационный, темпо-ритмический. В случае системного нарушения развития речи ставился диагноз – общее недоразвитие речи (ОНР) или задержка речевого развития (ЗРР). Все дети с различными логопедическими дефектами были объединены в группу «с нарушениями речи», остальные дети – в группу «без нарушений речи». Кроме характеристики речевой функции при нейропсихологическом исследовании определялась степень интеллектуального развития. При исследовании изучались: произвольное внимание и восприятие; графические навыки; конструктивный праксис; пространственный праксис; мнестические процессы; уровень обобщения. У детей младшего возраста оценивались эмоционально-волевая сфера, пространственно-конструктивный праксис, игровая деятельность, навыки самообслуживания. Интеллектуальное развитие по итогам исследования оценивалось по 3 категориям: в пределах возрастной нормы (включая психический дефект); снижение темпа психического развития (СТПР); задержка психического развития (различной степени умственной отсталости) (ЗПР). При анализе анамнестических данных особое внимание уделялось наличию в анамнезе осложнений беременности (токсикоз, внутриутробная инфекция, угроза невынашивания) и родов (преждевременные, оперативные, стремительные роды, длительный безводный период, родовая травма, обвитие пуповины и др.). При выяснении особенностей раннего развития обращалось внимание на наличие задержек в раннем психомоторном развитии, наличие фебрильных судорог в первые три года жизни и пол ребенка. В невро-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
107
ПСИХОЛОГИЯ логическом статусе учитывалось наличие нарушений в чувствительной и двигательной сфере, снижение или оживление нормальных рефлексов или наличие патологических сухожильных рефлексов. Особое внимание обращалось на сторону поражения, и наличие односторонней патологии определялось, как правосторонний/левосторонний гемисиндром. При изучении истории заболевания учитывался возраст начала эпилепсии, тип припадков (простые парциальные, сложные парциальные, генерализованные, абсансы); в случае односторонних парциальных припадков – правосторонняя/левосторонняя латерализация судорог, длительность течения заболевания, наличие припадков на период данной госпитализации, частота припадков, наличие ремиссии заболевания и ее длительность. При оценке тяжести течения заболевания была использована система баллов, отражающая частоту припадков: �4 балла – припадки чаще 1 раза в сутки; �3 балла – припадки реже 1 раза в сутки, но чаще 1 раза в неделю; �2 балла – припадки реже 1 раза в неделю, но чаще 1 раза в месяц;
�1 балл – припадки реже 1 раза в месяц. При оценке электрофизиологических характеристик головного мозга учитывалось наличие эпилептической активности на ЭЭГ при последнем обследовании, а при выявлении эпилептического очага – его фокус (лобная, височная, теменная, затылочная область). Данные нейровизуализационных исследований были получены только у 46 детей. При оценке результатов учитывались наличие структурных нарушений коры и подкорковых структур, гидроцефальный синдром и случаи отсутствия структурной патологии. Обработка результатов производилась с помощью сравнения частоты различных показателей в группе «с нарушениями речи» и «без нарушений». Значение �2 и р рассчитывались с помощью сопряженных таблиц 2 Х 2. В случае, когда количество детей в одной из подгрупп оказывался меньше 5, использовался точный критерий Фишера. Достоверными считались различия при уровне значимости р < 0,05. В ходе нейропсихологического обследования экспериментальная группа была разделена на подгруппу по характеру нарушения речевой функции (см. табл. 1 и рис. 1).
Таблица 1. Характеристика речевой функции у детей, страдающих парциальной формой эпилепсии Задержка речевого развития Общее недоразвитие речи Нарушение фонетико�фонематического слуха Снижение слухоречевой памяти Дизартрия Афазия Всего
Таким образом, в обследуемой группе у 89 человек (47%) не было выявлено нарушений речи. У 96 человек (53%) наблюдались нарушения речи различной тяжести; 14% детей были с задержкой речевого развития (ЗРР); 2% обследуемых имели общее недоразвитие речи (ОНР), а 19% – нарушение фонетико-фонематического слуха (НФФС). Задержка речевого развития в виде вербальных и литеральных парафазий, аграмматизмов была выявлена у 16% детей с эпилепсией. У 11% детей нарушение речи проявлялось в снижении слухоречевой памяти (ССРП), что приводило к сложностями в запоминании и воспроизведении ряда слов, в 2% случаях установлена сенсомоторная афазия, у 1% детей с эпилепсией была выявлена дизартрия, связанная с миоклонией языка. Важно, что в группе с нарушениями речи доля детей с более тяжелыми нарушениями (ЗРР и ОНР) составила 35%. При выяснении анамнеза детей обеих групп были получены следующие данные: в группе детей с нарушениями речи патологическое течение беременности или родов отмечалось достоверно чаще (29 человек (67%) из 43), чем в группе без нарушений речи (у 13 человек (35%) из 37) – р* < 0,01. Среди группы с нарушениями речи у детей с ЗПР патология беремен-
108
С нарушениями речи, % 14 2 16 11 1 2 46
Без нарушений речи, % 39
39
ности встречалась в 85% случаев, у детей с НФФС – в 81%, у детей с ССРП – в 40%. Среди этих групп достоверные различия выявлены между группой с ЗПР и ССРП (р* < 0,05) и группами с НФФС и ССРП (р* < 0,05), в то время как между группами с ЗПР и НФФС различия не достоверны (р > 0,5). При сравнении каждой группы с группой без нарушения речи достоверные различия выявлены у групп с ЗПР и НФФС, где патология беременности встречалась чаще (р* < 0,001), в то время как в группе с ССРП не было выявлено достоверных отличий по частоте встречаемости патологии беременности и родов от группы без речевых нарушений (р > 0,5) (рис. 3а и 3в). Частота встречаемости фебрильных судорог в анамнезе оказалась близкой в группах с нарушениями и без нарушений речи (соответственно, 11% и 18%), что оказалось статистически незначимым (р > 0,5)(рис. 4). В группе с нарушениями речи указания на задержку раннего физического развития встречались у 49 из 96 детей (51%), в то время как в группе без нарушений речи развивались с задержкой на первом году жизни 4 из 39 детей (10%), разница статистически достоверна (р* < 0,001). Среди группы с нарушени-
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ ями речи наибольший процент задержки раннего физического развития оказался в группе с ССРП – 91%, затем следует группа с ЗПР – 57%, меньший у группы с НФФС – 27%, однако различия между группами статистически не достоверны (р > 0,05) (рис. 5). В результате исследования было выявлено, что в группе с нарушениями речи средний возраст начала заболевания оказался достоверно ниже, чем в группе без нарушений речи, и составил, соответственно, 3,2 ± 2,9 и 6,2 ± 3,4 (t = -3,92, р* = 0,0003). Далее обе группы были разбиты на 4 возрастные подгруппы по возрасту начала заболевания (до 1 года; от 1 года до 3 лет; от 3 до 7 лет; старше 7 лет). Распределение по возрастным подгруппам представлено в табл. 4 и на рис. 6. В группе с нарушениями речи наиболее многочисленной оказалась группа с началом заболевания до 1 года – 14%, далее – от 1 года до 3 лет и от 3 лет до 7 лет – соответственно, 13% и 11%; в группе с началом заболевания в возрасте старше 7 лет – 4 человека. В группе без нарушения речи распределение получилось почти обратное – 2%, 5%, 15% и 17% человек, соответственно. При сравнении между собой соседних групп было выявлено, что группы с дебютом заболевания от 1 года до 3 лет и от 3 лет до 7 лет достоверно не различаются по соотношению детей с нарушениями и без нарушений речи (р > 0,1); после объединения этих возрастных групп выявилось достоверное различие между группой с дебютом до 1 года и от 1 года до 7 лет (р* < 0,05). При переходе через возраст 7 лет также наблюдаются различия, причем доля детей с нарушениями речи достоверно ниже, если заболевание начинается после 7 лет (р* < 0,05). Доля различных нарушений речи в каждой возрастной группе отражена на рис. 7. Из диаграммы видно, что в группе с началом заболевания до 1 года преобладают дети с ЗРР – 64%, затем НФФС – 21% и ССРП – 7%; у детей старшего возраста такого преобладания ЗРР уже не наблюдается. Показано, что доля детей с НФФС и ССРП достоверно выше в группе с дебютом заболевания от 1 года до 7 лет, чем в группе с дебютом до 1 года. Доля детей с ЗРР и ОНР, соответственно, достоверно снижается при переходе из первой возрастной группы во вторую (р* = 0,05). Соотношение между собой групп с НФФС и ССРП достоверно не различается между первой и второй возрастными группами (р > 0,1). При переходе из группы с дебю-
том от 1 года до 7 лет в группу с дебютом после 7 лет соотношения детей с различными нарушениями речи достоверно не различаются (р > 0,1). В группе детей с нарушениями речи представлены следующие формы парциальной эпилепсии: симптоматическая – 85% детей, идиопатическая (роландическая) – 2, криптогенная – 6,5, вторично-генерализованная – 6,5%. В группе детей без нарушений речи распределение по формам следующее: симптоматическая – 85%, идиопатическая (роландическая) – 7,5, криптогенная – 7,5%. Достоверных различий между группами ни по одной форме не установлено (p > 0,1). При неврологическом обследовании детей обеих групп было выявлено, что в группе с нарушениями речи очаговая симптоматика отсутствует у 3% детей. Правосторонний гемисиндром выявлялся у 12% детей, левосторонний – у 10%. Рассеянная микросимптоматика – у 10%, и мозжечковая симптоматика у 1%. В группе детей без нарушений речи правосторонний гемисиндром определялся у 6% человек, левосторонний – у 10, рассеянная микросимптоматика – у 8, и мозжечковая симптоматика – у 1%. В ходе сравнения частоты правостороннего и левостороннего гемисиндромов было установлено, что правосторонний гемисиндром встречается чаще в группе детей с нарушениями речи, а левосторонний гемисиндром достоверно чаще встречается в группе без нарушений речи, однако различия статистически не достоверны (р > 0,25) (рис. 9). Данные нейровизуализационных методов исследования были доступны у 30 детей из группы с нарушениями речи и у 16 детей из группы без нарушений речи. В группе с нарушениями речи очаговые нарушения были выявлены у 60% детей, гидроцефальный синдром – у 10, структурной патологии не выявлено у 30% (из них у 1% – дизартрия, НФФС – у 5% и ССРП – у 3% человек); в группе детей без нарушений речи очаговые нарушения были найдены у 25% детей, гидроцефальный синдром – у 31%. Структурных нарушений не выявлено у 44% исследуемых. Достоверно выше частота выявления очаговых нарушений в группе с речевыми нарушениями (р* = 0,05); гидроцефальный синдром и отсутствие структурных нарушений чаще встречаются в группе без речевых нарушений, однако различия статистически не достоверны (р > 0,1) (рис. 10). Таблица 2а. Интеллектуальное развитие детей с парциальной формой эпилепсии с нарушениями и без нарушений речи
Возрастная норма СТПР* ЗПР**
С нарушениями речи ЗРР НФФС
Афазия
�изартрия
1
1
2
0 1
0 0
3 9 (4)
ОНР
ССРП
Всего
Без нарушений
8
0
7
19
32
5 3
1 1
2 2
11 16
7 0
* СТПР – снижение темпа психического развития ** ЗПР – задержка психического развития (в скобках указано число детей с умственной отсталостью)
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
109
ПСИХОЛОГИЯ Из табл. 2 видно, что группа детей с нарушениями речи достаточно разнородна и в различных подгруппах выявляются неодинаковые распределения по степени интеллектуального развития. Для установления статистически значимых различий была составлена таблица для наиболее многочисленных групп – ЗРР, НФФС и ССРП, где оценивалось соответствие интеллекта возрастной норме (в пределах возрастной нормы и ниже возрастной нормы – СТПР и ЗПР). Все три группы сравнивались между собой и с группой без речевых нарушений. В результате исследования было выявлено: 1. В группе с нарушениями речи средний возраст начала заболевания достоверно ниже, чем в группе без нарушений речи: 3,2 ± 2,9 и 6,2 ± 3,4, соответственно (t = -3,92, р* = 0,0003). 2. В группе с началом заболевания до 1 года преобладают дети с ЗРР – 64%, затем НФФС – 21 и ССРП – 7%; у детей старшего возраста такого преобладания ЗРР уже не наблюдается.
13%
1%
3. Среди группы с нарушениями речи наибольший процент задержки раннего физического развития оказался в группе с ССРП – 91%, затем следует группа с ЗПР – 57%. Самый низкий процент задержки у группы с НФФС – 27%, однако различия между группами статистически не достоверны (р > 0,05). 4. Среди группы с нарушениями речи у детей с ЗПР патология беременности встречалась в 85% случаев, у детей с НФФС – в 81%, у детей с ССРП – в 40%. Среди этих групп достоверные различия выявлены между группой с ЗПР и ССРП (р* < 0,05). 5. При сравнении частоты правостороннего и левостороннего гемисиндрома было установлено, что правосторонний гемисиндром встречается чаще в группе детей с нарушениями речи. 6. Доля детей со сниженным уровнем интеллекта в группе с нарушениями речи достоверно выше, чем в группе детей, у которых речевая функция не нарушена (р = 0,0001).
���
19%
���
2%
������
2%
����
���������
����
��� ��������� ����
16%
47%
Рис. 1. Состояние речевой функции у детей с парциальной формой эпилепсии
45
���������� ������� ���� ������ � ���� ��
������� ���� ���
����� �����
40 35 30 25
100%
20
80%
15
60%
10 5
40%
0
20% 0%
���
� ����� ������ ����
��� ����� ���� ����
Рис. 2. Соотношение по полу в группах с нарушениями и без нарушений речи
110
����
��������� ������������/�����
��� ��������� ��� ���������
Рис. 3а. Патология беременности/родов в группах с различными нарушениями речи и без нарушений
Вестник Московского университета МВД России № 3 • 2008
ПСИХОЛОГИЯ % �����
100% 90% 80% 70% 60%
% �����
50% 40%
100%
30%
80%
20%
60%
10%
40%
0%
���
����
��� ���������
20% 0%
��������� ������������/�����
��� ���������
� ����������� ���� ��� ��������� ���� �� � �������� ���������� �� � ��������
Рис. 4. Фебрильные судороги (ФС) в анамнезе в группе с нарушениями речи и без нарушений
Рис. 3в. Патология беременности/родов в группах с различными нарушениями речи и без нарушений ����� �����
% �����
45 40
100%
35 80%
30 25
60%
20 40%
15 10
20%
5 0
0%
������
���
���
������ �������� � ���������
� ����������� ����
����+����
���������� ������ ��������
� �����������
�� 1 �� 7 ���
>7 ���
������� ������ �����������
Рис. 5. Раннее развитие у детей с различными нарушениями речи и без нарушений
% �����