#4–5 (72) 2009 Логос

Citation preview

Содержание По краям современности Мишель Ламонт. Как стать самым важным французским философом: случай Деррида . . . . . . . . . . . . . . . Дарья Лунгина. Современность в дневниках Серена Керкегора и Льва Толстого . . . . . . . . . . .

3 43

За краем философии Карл Поппер. Неоконченный поиск. Из автобиографии . . . .

54

Должен ли философ быть поэтом? Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

106

На краю спорта Ханс Йоахим Тайхлер. Кубертен и Третий рейх: О предыстории неопубликованного письма Кубертена Гитлеру (1937) . . . . . . . . . . . . . . . .

136

Винфрид Меннингхаус. Цена красоты: польза и вред от ее обожания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

177

Философский край Иван Болдырев. «Метафизика трагедии» Лукача: рецепция и контексты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

186

Ян Рейман. Перечитывая Ницше сквозь призму «Интеллектуальной биографии» Доменико Лосурдо

. . .

196

Курт Флаш. Как писать историю средневековой философии? К дискуссии Клода Паначчио и Алена де Либера о философской ценности историко-философских исследований . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

224

Курт Флаш. Для чего мы исследуем философию Средних веков? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

247

Перекраивая Средние века

2009-5_Logos.indb 1

18.03.2010 15:21:17

Л О ГО С #  –  ( )  философско-литературный журнал издается с  г., выходит  раз в год

Главный редактор Валерий Анашвили Редакционная коллегия Виталий Куренной (научный редактор), Петр Куслий (ответственный секретарь), Александр Бикбов, Михаил Маяцкий, Александр Павлов, Николай Плотников, Артем Смирнов, Руслан Хестанов Научный совет А. Л. Погорельский (Москва), председатель С. Н. Зимовец (Москва), Л. Г. Ионин (Москва), †В. В. Калиниченко (Вятка), М. Маккинси (Детройт), Х. Мёкель (Берлин), В. И. Молчанов (Москва), Н. В. Мотрошилова (Москва), Фр. Роди (Бохум), А. М. Руткевич (Москва), К. Хельд (Вупперталь) Центр современной философии и социальных наук Философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Addresses abroad: “Logos” Editorial Staff c/o Dr. Michail Maiatsky Section de Langues et Civilisations Slaves Université de Lausanne, Anthropole CH -  Lausanne Switzerland [email protected]

“Logos” Editorial Staff Dr. Nikolaj Plotnikov Institut für Philosophie Ruhr-Universität Bochum D -  Bochum Germany [email protected]

Выпускающий редактор Елена Попова Художник Валерий Коршунов Верстка Сергей Зиновьев E-mail редакции: logos@orc. ru http: ^ www. prognosis. ru / logos http: ^ www. ruthenia. ru / logos Отпечатано в ООО Типография «Момент» , Московская обл., г. Химки, ул. Библиотечная, д.  Тираж  экз. Заказ № 

2009-5_Logos.indb 2

18.03.2010 15:21:27

|} ~ € ‚ €ƒ | q„…

Как стать самым важным французским философом: случай Деррида¹

К аким образом теория интерпретации может быть легитимирована на таких различных культурных рынках, как Франция и ? В этой США

статье мы исследуем интеллектуальные, культурные, институциональные и социальные условия легитимации трудов Жака Деррида во французском и американском мире и на основе полученных выводов делаем некоторые предположения о том, как именно легитимируются теории интерпретации. Легитимированы были труды, которые удачно вписались в хорошо структурированную культурную и институциональную систему. Во Франции Деррида капитализовал структуру интеллектуального рынка, когда стал обращаться к широкой публике, а не к узкой группе академических философов. Среди этой публики его труды стали символом статуса и одновременно обновленным и более изощренным способом относиться к политическим событиям  года. В США теория Деррида была переработана влиятельными литературоведами и введена как обязательная на многих филологических факультетах. Труды Деррида импортировались одновременно с трудами других французских ученых-гуманитариев, и это известно как наплыв фран¹ Michèle Lamont. How to Become a Dominant French Philosopher: The Case of Jacques

Derrida. The American Journal of Sociology. Vol. . . No.  (Nov.). P.  – . Первая редакция этой статьи была представлена на ежегодной конференции Американской социологической ассоциации (Вашингтон, Окр. Кол., август  года). Я благодарю Говарда Бекера, Аарона Бенаво, Дьердра Бодена, Пьера Бурдье, Присциллу П. Кларк, Рэндалла Коллинза, Поля ДиМаджио, Фрэнка Р. Доббина, Марселя Фурнье, Уэнди Грисуольда, Фредрика Джеймисона, Аннетт Ларо, Шарля Лемера, Сеймура Мартина Липсета и Энн Суидлер, а также участников семинара по легитимации в Стэнфордском Университете (–) и анонимных рецензентов статьи за полезные замечания и обсуждение. Выражаю признательность Министерству иностранных дел Республики Франция, французскому правительству и фонду F. C. A. C. правительства Квебека за финансовую поддержку. По вопросам перепечатки статьи обращаться по адресу: Michèle Lamont, Department of Sociology, Princeton University, Princeton, New Jersey  .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 3

3

18.03.2010 15:21:27

цузской теории на американский рынок. Но в области литературоведения в США именно Деррида получил преимущественную поддержку, тогда как другие французские ученые не связывались так жестко с литературоведческой дисциплиной. Итак, в американских условиях главную роль в распространении трудов Деррида сыграли профессиональные институции и журналы, тогда как в жизни Франции Деррида больше всего ценил французские культурные медиа. Вот как писал об этом свидетель событий: «Где-то в начале -х годов мы пробудились от догматического сна, в который ввергла нас феноменология, и обнаружили перед собой явление, которое превосходило даже самое авангардное критическое воображение: Жака Деррида. Движение в сторону структурализма и полемика были важнее всего в интеллектуальной карьере Поля де Мана, Дж. Хиллиса Миллера, Джеффри Хартмана, Эдварда Саида и Джозефа Риддела — все они были в -е годы очарованы манившей их феноменологией. Но вот прошло пять или шесть лет, и появился Деррида: он привлек к себе самых одаренных и неординарно мыслящих студентов на обоих берегах океана, встал у истоков двух новых журналов… Все они, несмотря на молодость, стали людьми видными и уже обратили на себя внимание научного мира» (Lentricchia , p. ). Успех трудов Деррида в американском литературоведении сразу же ставит несколько необычных для социологов вопросов. Оценка культурных благ в высшей степени зависит от контекстуальных культурных норм. И каким образом одно культурное благо может получить легитимацию сразу на двух различных культурных рынках — французском и американском? Говоря проще, каким образом французский философ мог получить признание в той области, где обычно царствует чистая эмпирика? И более общий вопрос: каковы минимальные условия признания какого-либо культурного продукта «важным»? Ниже мы попытаемся, на примере легитимации трудов Жака Деррида во Франции и США , проанализировать культурные, институциональные и социальные условия существования теорий интерпретации. В социологии знания есть несколько разделов, которые непосредственно или опосредованно занимаются легитимацией теории. Обычно исследователи при этом сосредотачиваются на научных новациях, смене парадигм, законах коммуникации и распространения, научной продуктивности, а также оценке, стратификации и атрибуции научных достижений. По большей части все эти работы посвящены теориям в эмпирических науках. Вопрос об условиях легитимации интерпретации ставится только историками, изучающими отдельные случаи, но говорят скорее о побочных обстоятельствах, чем об интеллектуальной легитимации (например: Radnitsky ; Janik and Toulman ; Jay ; Kuklick ; Axelrod ). Существует также изучение проблем легитимации и рецепции интерпретации с точки зрения семиотики или политической истории (Jauss ; Chartier ). Социологическое изучение

4 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 4

18.03.2010 15:21:27

легитимации философских, исторических или литературных теорий обычно отвергается (за редкими исключениями: Turkle ; Simonton ; Amsterdamska ), и судьба каждой неэмпирической теории рассматривается обособленно². Главная цель исследования — развить гипотезу о том, как легитимируются теории интерпретации, рассмотрев распространение трудов Жака Деррида как показательный случай. Под интеллектуальной легитимацией мы понимаем процесс признания какой-либо теории частью научной работы, когда теорию уже не могут не замечать те, кто признают себя и признаются легитимными участниками создания когнитивного поля³. Я убежден, что легитимация теорий интерпретации не зависит от их внутренней ценности, но порождается вовлеченностью ее в сложную структурированную систему культурных и институциональных связей. Легитимация — это порождение двух различных, но одновременных процессов: () процесса, во время которого создатель теории объявляет ее важной и стремится легитимировать и институциализировать ее, приспосабливая к определенным академическим требованиям, обозначая вклад этой теории в общее когнитивное поле и создавая для этой теории исследовательские команды, институты, журналы и т. д.; () процесса, в ходе которого сначала коллеги, а потом и вся интеллектуальная публика определяют и одобряют теорию как важную и тем самым участвуют в конструировании теории и ее институциализации. Это говорит о том, что культурные рынки — не монолитные рынки, но сегментированы деятелями, признание которых само сегментирует культурный рынок. Исходя из этого, нам нужно понять, каким образом теория интерпретации легитимируется в различных аудиториях, располагающих, соответственно, различными нормами оценки. Есть исследования, посвященные трансформации теории при попадании в другую культурную среду (например: Cardoso ; Janik and Toulman ). Мы уви² Во французской социологии знания в последние два десятилетия активно исследуют-

ся различные аспекты легитимации — в науке, литературе и искусстве (см., например: Bourdieu , ; Charles ; Fabiani ; Karady ; Pinto ; Pollack ). В названных работах не предпринимается попыток создать полную систематическую теорию процесса легитимации интерпретативных теорий. Также почти не ставится вопрос о множественных источниках легитимации интерпретативных теорий; социологи знания сосредоточены на анализе социальной детерминированности культурных продуктов и рассматривают такие явления, как привычки производителя культурного продукта и его аудитории, структура «поля» предложения и спроса, сходство в отвоевании позиций теми деятелями, которые уже занимают сходные позиции, и проч. (Bourdieu , pp.  – ). Но изучение легитимации интерпретативных теорий невозможно без опоры на некоторые полученные при этом выводы. ³ Это определение отличается от анализа легитимации у Бурдье (Bourdieu , p. ), так как я сосредотачиваюсь на общественном признании научной работы независимо от ее ценности. Для Бурдье легитимация — это утверждение позиции данной работы.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 5

5

18.03.2010 15:21:27

дим, что интеллектуальная легитимация теории в различных условиях зависит от возможности приспособить ее к специфическим местным требованиям. Работа должна учитывать институциональную и культурную специфику различных рынков. Так, легитимация трудов Деррида в США стала возможна потому, что эти труды отвечали ожиданиям тех интеллектуалов, которым важно было утвердить себя не как представителей широкой публики, а как специалистов-литературоведов. Кроме того, популярности Деррида способствовал импорт идей других французских авторов: этот импорт и создал американский рынок для французских теорий интерпретации. В статье будут реконструироваться интеллектуальные, культурные, институциональные и социальные условия интеллектуальной легитимации трудов Деррида. Мы будем говорить о () конструировании, усвоении и институционализации теории деконструкции как важной теории самим Деррида, коллегами и интеллектуальной публикой и () структуре культурной и институциональной системы ограничений, сдерживающих этот процесс, то есть о тех правилах игры, о тех структурных требованиях, с которыми пришлось столкнуться трудам и личной траектории Деррида, прежде чем его теория была объявлена важной. Я определяю эти требования через сравнение с работами и траекториями других представителей новейшей французской философии⁴. Для этого необходимо было проанализировать контекст, в котором эти философы были легитимированы, а их работы обрели свое место. Рассматривая особенности деятельности этих интеллектуалов, мы начинаем лучше понимать, что такое легитимированный французский интеллектуал и какими свойствами он должен обладать, чтобы рассматриваться как член этой группы. Более систематический анализ этих требований, и особенно влияния структуры рынка на спектр возможностей и достижений, оставляется для дальнейших изысканий. В первой части работы кратко излагаются главные пункты теории Деррида. Я пытаюсь определить, какие аспекты его работ были необходимы для его интеллектуальной легитимации, с учетом парижско-

⁴ Этот пример был сконструирован с опорой на технику «идентификации элит»

(Kadushin ). Летом  года я попросил входящих в десятку выдающихся французских философов и пятерых издателей ведущих интеллектуальных журналов назвать десять «самых важных» современных французских философов. Я получил почти те же результаты, что и Декомб (Descombes ), применивший тот же метод, и Монтефьоре (Montefiore ). Затем я взял интервью у некоторых из этих философов, чтобы собрать данные об их интеллектуальных и институциональных траекториях. Также я обратился к различным вторичным источникам и библиографиям (см. Приложение) для дополнительного контроля полученных выводов. В список самых важных современных французских философов попали Луи Альтюссер, Жан Бодрийяр, Франсуа Шитле, Жиль Делез, Жак Деррида, Эммануэль Левинас, Мишель Фуко, Жан-Франсуа Лиотар, Поль Рикер и Мишель Серр.

6 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 6

18.03.2010 15:21:27

го интеллектуального и институционального контекста -х годов. В центре рассмотрения оказывается как вписанность работ Деррида в сложно структурированную культурную систему, так и особенности его интеллектуального труда, способствовавшие распространению его работ, например его писательский стиль. Во второй части я настаиваю на том, что интеллектуальная легитимация зависит от институциональной поддержки и что доступ к институциональной поддержке зависит от интеллектуального сотрудничества, а также что культурный капитал исключительно важен для блокирования или облегчения доступа в интеллектуальные круги и институции, а значит, в конечном счете определяет процесс институциализации. В этой части доказывается, что Деррида капитализовал структуру интеллектуального рынка, обратив свои труды к нескольким уже конституированным слоям публики, отказавшись от общения с профессиональными философами, и что культурные медиа оказались нужнее всего для распространения (disseminating) трудов Деррида среди широкой публики. И наконец, в третьей части подробно рассматривается легитимация трудов Деррида в США . Определяются условия импорта теории Деррида, особенно ее адаптация к теоретическим дебатам в американском литературоведении, ее инкорпорирование в труды известных в США ученых-гуманитариев и распространение в престижных академических институциях. Фокус внимания переносится на те особые свойства американского культурного рынка, которые и позволили без остатка воспринять труды Деррида. Я настаиваю на том, что обращение к широкой публике предопределило успех Деррида в США и что в распространении его идей в США решающую роль сыграли профессиональные институции и журналы, тогда как во Франции были важнее культурные медиа. Также я покажу, что сторонники Деррида находятся в основном на филологических факультетах, в отличие от приверженцев других французских интеллектуалов, например Фуко, которых можно найти в самых различных институциях⁵. ⁵ Необходимо заметить, что Бурдье и его коллеги понимают культурную легитимацию

как продукт целой сети отношений. При этом все сети рассматриваются как «поля», где (в согласии с соссюровским пониманием знаковых систем) ценность и значение каждого элемента (производители культуры, произведения, занятие эстетической или политической позиции, институции) определяются только в отношении друг ко другу. Например: «Любое занятие позиции… получает свою относительную ценность от негативного соотнесения с сосуществующим занятием позиции, с которым оно таким образом связано объективно и которое определяет его путем отграничения от себя» (Bourdieu , p. ); или: «Возникновение группы, способной „сделать эпоху“ или представить новую, продвинутую позицию, сопровождается смещением всей структуры временно иерархизованных позиций, которые противопоставляются внутри каждого поля: каждая позиция сдвигается на ступень ниже во временной иерархии, которая синхронно является социальной иерархии» (p. ). Признавая всю важность такого анализа, я не буду говорить о системах позиций вообще, но постараюсь сосредоточиться на структурных свойствах национальных исследо-

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 7

7

18.03.2010 15:21:28

Предложенный в этой статье анализ основывается на фактах биографии, на последних выводах из истории современных литературоведения и философии и на социологических разработках французских интеллектуалов. Дополнительные данные о Деррида и других интеллектуалах были собраны в интервью (; ) с французскими и американскими философами и литературоведами, а также другими деятелями, занятыми в производстве интеллектуального продукта во Франции (например, журналистами, издателями). Биографический источник по структурализму (Miller ) сослужил большую службу для понимания путей распространения трудов Деррида. . Деррида: теоретические основы

Любые надежды заключают в себе смущение: когда мы пытаемся понять, что сказал Деррида, мы чувствуем, что фальсифицируем его проект, и фальсификация здесь неотвратима (Culler , p. ). Чтобы понять связь теории Деррида с интеллектуальными условиями его работы, необходимо изучить основные доводы в трудах Деррида⁶. Ниже будет показано, что определенные свойства трудов Деррида, в частности его писательский стиль, способствовали их распространению во французских интеллектуальных кругах, ответили на текущие культурные запросы и обеспечили институциализацию этих трудов в качестве «важных». Распространению трудов Деррида во Франции за последние  лет способствовали такие три важные параметра, как () совпадение с интеллектуальной культурой специальных групп французского высшего среднего класса (specific fractions of the French uppermiddle class), () политическая насущность их для французских интеллектуалов конца -х годов и () обращение к профессиональным философским вопросам и обновление образа философии в условиях кризиса ее институциональной легитимации. Деконструкция

Отправной точкой для рассуждений Деррида стал знаменитый «Курс общей лингвистики» () Фердинанда де Соссюра (–), который, как в семени, уже содержал в себе весь структурализм. Де Соссюр различал между означающим (звуком или письменным знаком) и означаемым (понятием или идеей) как двумя принципиальными составляющими языка. Он доказывал, что связь означающего и означаемого конвенциональна — мы не сможем найти никакого сходства между идеей вательских полей (например, культурных требованиях, роли различных институций в регулировании этого поля, структуре интеллектуального рынка и т. п.). ⁶ Эти введения в труды Деррида: Jameson ; Culler ; Descombes ; Lentricchia ; Norris ; Leitch .

8 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 8

18.03.2010 15:21:28

трубки и теми звуками или буквами, которые составляют слово «трубка». Языки де Соссюр понимал как системы знаков, состоящие из конвенционально связанных означающих и означаемых. Значение каждого знака релятивно, то есть знак определяется только через свое отличие от всех остальных знаков. Например, буква «а» имеет смысл только тогда, когда мы отличаем ее от всех остальных букв алфавита. Языки, таким образом, это системы взаимосвязей, в которых каждый элемент определяет смысл только по соотнесению с другими элементами. Настаивая на структурной обусловленности языка, де Соссюр оспаривал филологический в широком смысле подход, который преобладал в лингвистике XIX века и требовал сосредоточиться на «исторической эволюции языка», понятого как продукт человеческого разума. В структуралистской теории де Соссюра нет места такому гуманизму: в языке познаваем только синтаксис, и синхрония для понимания смысла важнее диахронии. Деррида поставил соссюровскую идею различия под вопрос: вряд ли можно говорить, что А полностью отлично от Б. Деррида доказывает, что чистого различия не существует: А содержит в себе Б, раз хотя бы в чем-то им определяется. Оба знака дополняют и частично выражают друг друга. Такое отношение между элементами, знаками или «следами» (то есть записанными знаками) Деррида назвал различАнием (Derrida , pp.  – ). Созданное Деррида понятие «различание» — центральное в его теоретической системе. Оно означает одновременно различность (отделенность и отличие) и отличность чего-то как наличное отсутствие другого, потому что опущение чего-то сказывается в присутствующем. Французский глагол для понятия «различать» (différer) заключает в себе оба значения. Если говорить в терминах Деррида, означивание возможно только в том случае, если каждый «присутствующий» элемент, появляющийся в просвете, соотносится с другим, чем он, элементом, но при этом сохраняет маркер прошлого элемента и сам позволяет себе остаться всего лишь маркером соотнесения с будущим элементом. «След» отсылает скорее к будущему вещи, чем к ее прошлому, и его присутствие знаменует отсутствующий предмет, и само таким образом выражает только полное отсутствие того предмета, поэтому невозможно рассматривать прошлое или будущее как модификации настоящего. Конечно, между бытием и небытием есть разрыв, но этот же разрыв разрывает и настоящее любого предмета, и, таким образом, частное бытие может быть понято как «субстанция» или «субъект» только из-за иллюзий нашего метафизического языка (Derrida [] , pp.  – ). Любой элемент cодержит в себе другие элементы. Поэтому логически невозможна самостоятельная сущность или изначальное присутствие. Мир состоит из интерференции элементов, ни один из которых не знает прецедента. Названные предпосылки стали отправным пунктом для всесторонней атаки на философскую традицию, которая, как Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 9

9

18.03.2010 15:21:28

говорит Деррида, коснеет в дихотомиях бытие / ничто, правда / ложь и природа / культура. Деррида описывает западную интеллектуальную традицию как поиск трансцендентального бытия, которое должно породить или гарантировать смысл. Вслед за Ницше Деррида критикует философские занятия как «логоцентризм», то есть попытку изобразить смысловые связи как мировые, причем исходя из бытия, которое само ни с чем не соотносится. Труд де Соссюра не пропал в анализе речи у Деррида. Деррида предположил, что устная речь гораздо полнее раскрывает смысл, чем письменный знак. В своей книге «О грамматологии» Деррида отрицает существование основополагающих значений и пытается изучать письменные знаки как повод к множественным интерпретациям. Деррида выдвигает деконструкцию как метод дешифровки различных и часто противоречащих друг другу смыслов текста. Деррида согласен с Бартом в том, что нет никакой привилегированной точки, с которой мы могли бы уловить трансцендентальный смысл, вырвавшийся за пределы дискурса. Тогда получается, что и сами книги следует рассматривать как собрания знаков, наравне с именами авторов. Тексты отрешаются от предполагаемых намерений авторов, от всякого литературного контекста и всякого социального контекста. Традиционная граница между литературой и литературоведением проваливается в никуда, потому что всякое чтение — это новое сотворение текста, это нескончаемый процесс интерпретации (Derrida [] , p. ). Цель деконструкции — вскрыть подразумеваемые иерархии, содержащиеся в тексте, из-за которых мы приписываем реальности порядок и тем самым осуществляем репрессию, поскольку любая иерархия исключает, субординирует или утаивает различные возможные значения. «Деконструировать философию — это означает помыслить со всей возможной точностью и проницательностью структурную генеалогию философских понятий, но одновременно определить (с той внешней точки, которая не квалифицируется или не именуется в философии), что в этой истории могло быть диссимулировано или запрещено, так как, превращаясь в историю, вещи хотя бы в малой степени подвергаются мотивированной репрессии» (Derrida [] a, p. ). Деконструкция тогда понимается как метанаука, преодолевшая метафизику логоцентрических систем: «Она фиксирует и сдерживает науку… она отмечает и одновременно разрушает границы, поставленные классической научностью» (Derrida a, p. ). Ключевой для нас будет связь теории и интеллектуальной среды. Многие составляющие стиля и содержания трудов Деррида способствовали легитимации его теории и снисканию почтительного к ней отношения. Прежде всего, () стиль письма и аргументации Деррида отвечает культурным требованиям французской интеллектуальной среды. Затем, () оригинальность трудов Деррида, их подчеркнутая замкнутость на философской классике и их вклад в интеллектуальные дис-

10 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 10

18.03.2010 15:21:28

куссии отвечает требованиям, предъявляемым к академическим работам. Наконец, () применение деконструкции к классике и попытка трансценденции всей философской традиции добавляет работам Деррида престижа и гарантирует быстрое их распространение в среде интеллектуалов. Академические и культурные требования

Жак Деррида описывает свой писательский стиль следующим образом: «Запутываться в сотнях страниц письма, одновременно настойчивого и эллиптического, предавать печати взгляд, даже если что-то приходится выскабливать, помещать любое понятие в бесконечную цепь различий, окружать и облекать его таким числом оговорок, ссылок, примечаний, цитат, коллажей, приложений — тогда это „намерение ничего не сказать“ не может заслужить особых гарантий» (Derrida [] b, p. ). Некоторые авторы описывали стиль Деррида как игру, как «безответственное удовольствие» или как сознательную попытку сбить с толку читателя, «технически выверенную тревогу» (Watson , p. ). Деррида, как и другие французские интеллектуалы, прогремел своим изощренным и иногда темным стилем изложения (Lemert , p. ). Более того, большинство современных французских философов, как и Деррида, используют диалектическую манеру аргументации. Послевоенная французская философия подверглась сильнейшему влиянию построений Гегеля и Маркса, и их диалектический пафос был впитан культурой философского рассуждения (Descombes ). Писать и мыслить диалектически для интеллектуалов означает теперь капитализацию устоявшейся манеры мысли и читательских привычек французской публики, предвидя кратный рост тиражей (Bourdieu , p. ). Для сравнения: Жак Бувресс, один из немногих французских аналитических философов, написал в статье «Почему я совсем не похож на француза»: «Мне много раз говорили, что мои работы французская философская публика почти не читает, потому что они состоят из одной логики (и это означает, что читательский интерес не уменьшился, если бы я вообще исключил из книги философские элементы)» (Bouveresse , p. ). Изощренная риторика представляется нам структурным требованием для интеллектуальной легитимации во французском философском сообществе: риторическая виртуозность, как там считается, позволяет лучше утвердить свой статус и найти свое место в среде французских философов. Чтобы быть участником философской жизни, нужно уметь свободно играть возможностями риторики — и в трудах Деррида мы находим полное соответствие этому требованию. Приподнятый риторический стиль заимствовался и / или воспроизводился множеством менее успешных французских философов, и поэтому нельзя считать его определяющим критерием интеллектуальной легитимации и тем более считать, что каждый ритор во ФранЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 11

11

18.03.2010 15:21:28

ции автоматически становится философом. Гораздо важнее там создание теоретического бренда, вписывающегося в давнюю интеллектуальную традицию (Bourdieu , p. ). Деррида создал теоретический аппарат, непохожий на все предшествующие философские системы. Деконструкция располагает набором «непонятий»: в ней используются такие термины, как след, грамме, восполнение, гимен, тимпан, диссеминация и метафора. И за каждым из них стоят какие-то изучаемые явления. Теоретический аппарат Деррида — это такая хорошая оснастка, всегда отмеченная именно его мыслью, что его можно как он есть применять в разговоре в интеллектуальном сообществе. Как писал Хайрих (Heirich , p. ), «если обращать идеи в активы, то можно предвидеть их дальнейшее использование и обеспечить их проникновение в самые разные интеллектуальные среды». Можно вспомнить «экзистенциализм» Сартра, «эпистемологический разрыв» Альтюссера, «повседневность» Лефевра, «сон-текст» и «стадию зеркала» Лакана, «археологию» Фуко и «шизоанализ» Делеза (Descombes ; Kurzweil ) — они стали такими же теоретическими брендами, легитимировавшими труды этих мыслителей. Академическая работа всегда должна соотноситься с самыми важными дискуссиями в исследуемой области и требует ссылок на самых больших работающих в этой области авторитетов (Adatto and Cole ; Bourdieu ). Деконструкция напоминает другие теоретические системы, которые с легкостью вписались и встроились в парижскую интеллектуальную среду -х годов. Для философской аудитории было очень важно, что деконструкция распространилась вместе с другими, сходными идеями. Постоянные указания Деррида на трансцендентность философского дискурса и на «конец философии» разительно напоминают центральные темы самых популярных в -е годы философских трудов («За Маркса» Л. Альтюссера, «Немецкая идеология» Маркса и Энгельса (Ferry and Renaut )). Также в центре внимания интеллектуалов находились поставленные Соссюром вопросы о множественности смыслов и интертекстуальности — основополагающие темы семиологии. Сам Деррида представлял свои теоретические новации как продолжение трудов Гуссерля, Хайдеггера и Ницше в их противостоянии Гегелю. Феноменология Гуссерля, критика Хайдеггером логоцентризма всей философской традиции и критика гуманизма у Ницше широко представлены в трудах Деррида как теоретическое предвестие деконструкции. Введенное Деррида понятие интерпретации как свободной игры ума также было прямо заимствовано у Ницше. Деррида определяет себя как противника Гегеля и критикует гегелевские идеи «целостности» и «противоречия» как простое резюме идей единства и присутствия (Derrida a, pp.  – ). Наконец, вместе с Бартом, Фуко и Лаканом Деррида ориентируется на культурные установки левых европейских интеллектуалов: ведь он также изучает вопрос о власти в связи с культурой, знанием и рацио-

12 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 12

18.03.2010 15:21:28

нальностью. Вопрос о власти был центральным и для Франкфуртской школы, и для Бирмингемской школы, и для итальянского марксизма. Важность этому вопросу придали социалисты, для которых важно было подчеркнуть роль своей партии и вообще левых интеллектуалов в политической жизни. Легитимация трудов Деррида во многом обязана той философской традиции, к которой Деррида примкнул: деконструкция стала почитаться благодаря родству с деятельностью Хайдеггера, Гуссерля и Ницше — с их уже классической попыткой встать в трансцендентную позицию в отношении философской (Boltanski ). Такой подход легко воспроизводится благодаря двусмысленности его начальных приложений и приложимости к любому тексту. Деррида сделал такое преодоление философии еще более всеохватным, сразу же замахнувшись на легитимацию всех своих построений. Теперь нам следует рассмотреть, как именно сработал проект Деррида, обратив внимание на ключевые моменты деятельности этого мыслителя. Хайдеггер, Гуссерль, Ницше и Гегель пользуются во Франции бесспорным уважением как представители почтеннейшей традиции немецкой философской работы (Wahl ; Descombes ). Вступив в диалог с названными классиками философии, Деррида сделал заявку на собственное отношение к этой почитаемой всеми философской традиции. Если бы он решил заняться Юмом, Локком или Миллем, это была бы совсем другая история — по причинам, меньше всего связанным с действительным содержанием его аналитических рассуждений. Деррида сразу принялся за проблему, которую он назвал одной из центральных проблем философии — проблему судьбы самой философии. Он стал исследовать основания философского мышления, стремясь избавить философский разум от былого несовершенства. Деконструкция, которую адепты называют метанаукой, должна и охватить, и превзойти философию. Поэтому труд Деррида сразу же квалифицировался как важный (Boltanski ). Далее, деконструкция претендует заново интерпретировать всю философскую традицию и превзойти ее в качестве единой системой. Деконструкция при этом позволяет весьма свободно обходиться с классикой: например, один из моих корреспондентов сообщал мне, что американские студенты-дипломники, специализирующиеся по литературоведению, охотно критикуют логоцентризм философской традиции и потому обходятся без чтения философских книг. Теоретическая стратегия Деррида состоит в том, что он, смещая фокус интерпретации и становясь над всеми «текстами», вскрывает подразумеваемые значения. Деррида применяет названную стратегию к различным авторам, важным для западной литературы (Руссо, Малларме, Фрейд, Валери, Арто). Престиж этих авторов, конечно, распространяется читателями и на все интерпретации. Деконструируя известнейшие литературные тексты, Деррида поддерживает коллегиальное общеЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 13

13

18.03.2010 15:21:28

ние со специалистами, такими как Ролан Барт, Поль де Ман, Мишель Фуко, Эммануэль Левинас, Поль Рикер, чей статус в науке, несомненно, способствует признанию важности трудов Деррида. Сосредоточившись на скрытых значениях и возводя в принцип диалектические дебаты, Деррида наполняет свои работы двусмысленностями и тем самым провоцирует нескончаемые дискуссии вокруг им написанного. Согласно Сёрлю, доводы Деррида напоминают игру в орла и решку и представляют собой всякий раз очередное воспроизведение деконструкции, ведь все критерии, по которым можно было бы оценить его теорию, заранее объявлены относительными. Такое воспроизведение теории Деррида оправдывает тем, что одни и те же операции деконструкции можно применять к любому числу текстов. Поэтому те, кто перенимают технику Деррида, чувствуют себя свободно: любой текст им по плечу, и, главное, они могут чувствовать себя экспертами в любой новой для них области знаний. Наконец, Деррида прельщает интеллектуалов своей харизмой интеллектуала, находящегося в авангарде. Когда Деррида говорит, что читатель заново творит текст, он объявляет и собственные работы творчеством, близким художественному и писательскому (см., например, его «Позиции» [Derrida a]). Как и его предшественники, Барт и ЛевиСтросс, Деррида изображает интеллектуальную жизнь как приключения современного Прометея, рациональность которого бросает вызов власти. Как и другие харизматические интеллектуалы, Деррида стал ролевой моделью для молодых французских интеллектуалов и увеличил число приверженцев гуманитарного знания. Социальный, политический и институциональный контексты

Мы видели, что Деррида соответствует всем основным культурным и академическим требованиям французской интеллектуальной сцены: его писательский стиль достаточно изощрен, теоретические позиции продуманны, вопросы, которые он ставит, важны для философии сами по себе и значимы как часть «лучшей» философской традиции. Выполнить эти требования необходимо, прежде чем вообще представлять свою работу, а полное соответствие этим требованиям легитимирует работу независимо от ее содержания. Также мы утверждаем, что труды Деррида вписываются во все важнейшие интеллектуальные, политические и профессиональные контексты, существующие во Франции — и это максимально облегчило распространение его идей. Назову только самые важные контексты: () интеллектуальные отсылки к культуре французского высшего среднего класса (upper-middle-class), () политическая ситуация конца -х годов и () институциональные изменения в философии. . Привычки потребления в сегментах высшего среднего класса (профессионалы в культурной и социальной сферах, преподаватели, гражданские

14 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 14

18.03.2010 15:21:28

слушатели) и типология их участия в интеллектуальной жизни способствовали распространению работ Деррида. Ограниченные возможности вертикальной экономической мобильности между классами и внутри социальных групп в послевоенной Франции компенсировались инвестициями в образовательную и культурную мобильность — особенно в высшем и среднем классе (Marceau ). Весь этот период новые участники культурной жизни по большей части инвестировали в потребление «изощренного» культурного продукта (Bourdieu ; Lamont ) для повышения и поддержания собственного статуса. Только потребляя продукты де люкс, можно было стать полноценным членом статусной группы. Среди этих отменных продуктов важное место занимала интеллектуальная продукция, в том числе деконструкция, которую с трудом понимают даже люди с высшим образованием. Чтобы ее понять, нужно прочесть немало книг, прослушать целые курсы — на что только не пойдешь, чтобы стать частью интеллектуальной элиты. Парижский пропагандист творчества Деррида Люсетт Финас заметила: «Когда сложные и важные мысли Деррида приходится открывать перед широкой публикой, они неизбежно деформируются, ослабляются и обедняются. Сложность текстов Деррида не случайна, но связана с самим способом письменной передачи знания, выбранным этим мыслителем. Жак Деррида прежде всего писатель, и поэтому никакое систематическое и тем более учебное изложение его идей не может воспроизвести множащуюся сложность его текстов» (Finas , p. ). Если деконструкция предлагается покупателям как изощренный культурный продукт, то он получает широкое распространение, повышая символический статус целевой аудитории. Таким образом, можно сказать о том, что труды Деррида предназначены не для узкого, но для широкого рынка. . Тиражи трудов Деррида достигли пика в начале -х годов, всего лишь через несколько лет после политического обострения мая  года. После студенческого бунта интеллектуалы почувствовали, что они переросли свою прежнюю марксистскую риторику (Judt ; Wuthnow et al. , p. ). Первые годы после этих событий были периодом стагнации левой мысли — весь ее строй стал нуждаться в срочном обновлении. Деррида смог дать ответ на политическую ситуацию, и его теоретическая позиция показалась наиболее уместной. Как и другие интеллектуалы из структуралистов и постструктуралистов (Ролан Барт, Жиль Делез, Мишель Фуко) и как еще ранее — Сартр, Деррида стремился обнаружить скрытые пути реализации власти, которых не замечал классический марксизм. Как и Маркс в своей теории идеологии, так и Деррида утверждал, что власть и иерархии кроются позади явных значений в тексте. Деконструкция представляла собой тогда разоблачение этих смысловых иерархий. Теоретической задачей Деррида стало «утверждение, в духе Ницше, свободной и веселой игры в мире, из которого ушла истина, у которого уже нет больше истоков и который поэтому доступен преобразованиям через интерпретацию» (Derrida a, p. ). Как заметили

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 15

15

18.03.2010 15:21:29

Джей (Jay , p. ) и Райан (Ryan , p. ), эта свободная игра приобрела форму теоретического анархизма. Но анархизм и пользовался наибольшим спросом на французском рынке культурных достижений в конце -х годов. . Распространение трудов Деррида отвечало и профессиональным интересам философов. Французская философия в -е и -е годы переживала кризис легитимации: правительство пыталось сократить преподавание философии в лицее, а сами философы подвергались жесткой критике со стороны представителей социальных наук. Деррида выступил в защиту философии и атаковал логоцентризм этой критики, а затем переформулировал «философский проект», представив его интеллектуальным занятием на долгосрочную аналитико-критическую перспективу (G. R. E. P. H. ). Деррида удалось создать положительный образ философии, во многом за счет критики старого академизма, по стопам Барта. Деррида пошел еще дальше, чем Барт, и стал делегитимировать науку как логоцентрический дискурс. Его эпистемологический ответ нашел широкую поддержку в среде тех, кто давно уже хотел сказать о кризисе наук. Таким образом, распространению работ Деррида способствовал кризис научных дисциплин, на фоне которого предложенная Деррида концепция философии смотрелась очень выигрышно. В данном разделе я сосредоточился на эффектах институциализации теории, связанных со своевременным выпуском нужных книг. Важнее всего для меня было установить связь трудов Деррида с тем культурным и институциональным контекстом, в котором ему пришлось действовать. Но сейчас нам предстоит перейти ко второму уровню социальной легитимации и рассмотреть, когда именно коллеги и интеллектуальная публика начинают признавать какую-либо теорию «важной». . Интеллектуальная и институциональная траектория Деррида

Легитимация любого культурного продукта в большой степени зависит от интеллектуального сотрудничества и институциональных обстоятельств. Я попытаюсь доказать, что () институциональные обстоятельства (позиция школ, журналов, профессиональных объединений) и участие самого Деррида в спорах о структурализме способствовали признанию его работ важными; () профессиональная траектория Деррида отвечала институциональным требованиям, выдвинутым другими интеллектуалами; () Деррида смог правильно распорядиться формами культурного капитала и потому вписаться в профессиональную среду; () Деррида знал, с кем нужно сотрудничать, и потому заслужил институциональную поддержку, которая повлекла за собой и интеллектуальную легитимацию его трудов; () его участие в работе интеллектуалов было тесно связано с поддержкой со стороны инсти-

16 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 16

18.03.2010 15:21:29

туций и () деконструкция не распространялась (is not disseminated) на каком-то одном рынке, но смогла завоевать хорошие рабочие сегменты на культурных рынках. Институциональная поддержка как условие интеллектуальной легитимации

Деррида участвовал в деятельности институций, которые способствовали распространению его трудов и квалификации этих трудов как важных. Так как многие французские интеллектуалы были причастны к тем же престижным институциям, то участие Деррида в работе этих институций (журналы, школы, культурные медиа, профессиональные объединения) следует рассматривать как соответствие структурным требованиям интеллектуальной легитимации во Франции. Школы, в которых Деррида получил философское образование, придали ему облик представителя высочайшей философской культуры. Деррида изучал философию в Высшей Нормальной Школе на рю д’Юльм — философское отделение в этом вузе считается самым престижным, а сама Школа является признанным центром французской философии (Clark and Clark ). Деррида также учился в Сорбонне у Ж. Ипполита и М. де Гандийака. Поддержка этих двух влиятельных профессоров дала возможность Деррида опубликоваться и показать себя начинающим перспективным исследователем. И Высшая Нормальная Школа, и Сорбонна ввели Деррида в мир институциональной науки, где он мог удовлетворить свои чаяния и проявить способности. Большая часть парижской интеллектуальной элиты была связано со зданием на рю д’Юльм, и кружки, возникавшие в Школе, потом оказывались важны для их карьеры. Учащиеся принадлежали к единому интеллектуальному миру и ставили одни и те же «важнейшие» вопросы (Bourdieu , p. ). В распространении трудов Деррида важнейшую роль сыграли два журнала, обладавшие высоким институциональным статусом: Tel Quel и Critique. Как и Les Temps modernes Сартра, эти журналы публиковали литературные и философские эссе, адресованные парижской академической публике. Журнал Critique, во главе с Жаном Пьелем, открыл свои страницы для работ новаторов в философии, таких как Жиль Делез, Эммануэль Левинас, Мишель Фуко и Поль Рикер. В журнале Tel Quel не было такого эклектизма, он был трибуной одного направления — Новой критики, к которому принадлежали знаменитые интеллектуалы Ролан Барт, Юлия Кристева и Филипп Соллерс. Журнал пропагандировал взгляды этой группы, превращая ее из собрания единомышленников в полноценную институцию. Деррида сотрудничал с этим журналом, поскольку придерживался близких воззрений на культуру, и, конечно же, интеллектуальное сотрудничество переросло в институциональную поддержку. Интеллектуальный проект журнала Tel Quel представлял собой деконструкцию иерархий, зиждущихся на трансцендентальном означаемом (Caws ; Jameson , p. ). В -е годы журнал оказывал заметное влияние на левых интелЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 17

17

18.03.2010 15:21:29

лектуалов. Его критика традиционного академизма символизировала для интеллектуального авангарда идеалы мая  года. Все статьи, которые печатались в этом журнале, вызывали повышенный интерес. Таким образом, широкое распространение трудов Деррида среди интеллектуалов во многом было обязано авторитету этого журнала, оказавшегося в центре культурных процессов. Писать о культуре в журналах и газетах — это всегда было главное занятие парижских интеллектуалов, и эти журналы и газеты берет в руки каждый, кто считает себя «образованным» (Debray ; Hamon and Rotman ). Эти издания определяют интеллектуальную культуру верхнего среднего класса и контролируют доступ интеллектуального товара на этот рынок. Учитывая такую структуру французской интеллектуальной сцены, для всякого автора важнее всего попасть в круг тех, кто готовит эти публикации (Pinto ). Рецензии на труды Деррида удвоили интерес к ним. Так, в  году Деррида напечатал три важнейших книги: «О грамматологии», «Голос и феномен» и «Письмо и различие» (англ. пер., соотв., , , ). В  году он также выпустил сразу три книги: «Диссеминации», «Позиции» и «По краям философии». Рецензии на его книги вышли в – годах в таких многотиражных изданиях, как La Quinzaine Littéraire, Le Nouvel Observateur и Le Monde. В  году вышел специальный выпуск журнала Les Lettres Françaises, посвященный его трудам, а в  году этому примеру последовал журнал Arc. В статье, которая была напечатана в Le Nouvel Observateur в  году Деррида был поставлен в ряд четырех «первосвященников» французской университетской жизни наравне с Бартом, Фуко и Лаканом. Все это время Деррида получал поддержку в Le Monde, благодаря обзорам его бывшего студента Кристиана де ля Кампань, и в Le Nouvel Observateur⁷. Деррида устроился на полную ставку в Высшей Нормальной Школе в  году и стал преподавать в Школе Высших Научных Исследований в  году. В Высшей Нормальной Школе среди многих преподавали Луи Альтюссер, Мишель Фуко и Жак Лакан, а в Школе Высших Научных Исследований работали самые выдающиеся гуманитарии. Членство Деррида в штате этих престижных заведений позволило институциализовать его «видение мира», и он был вскоре признан видным философом. Он сразу поддержал кружок студентов с улицы д’Юльм, которые создали журнал Digraphe, где печатали вдохновленные творчеством Деррида статьи. При журнале было и издательство, где издавались книги о Деррида, члены редколлегии брали интервью у Деррида и о Деррида — достаточно назвать такие книги, как «Отклонения» (Ecarts — Finas et al. ), «Мимесис артикуляций» (Agacinski et al. ) и «Упадок письма» (Laruelle et al. ). Они же организовали крупные конференции, посвященные творчеству Деррида в  и  годах. Люсетт Фина, Сара Кофман, Филипп ЛакуЛабарт, Жан-Мишель Рей, Жан-Люк Нанси и другие стали обращаться ⁷ Нужно отметить, что Деррида, в отличие от других французских интеллектуалов, не стремился к широкой медийной известности.

18 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 18

18.03.2010 15:21:29

к проблематике Деррида как к лейблу их группы и создали себе теоретические и институциональные ниши, где и продолжили творить деконструкцию. Эти же ученики и последователи Деррида старались, чтобы проблематика Деррида была одобрена во всех кругах парижских интеллектуалов. Также нужно сказать и о двух организациях, занимавшихся продвижением французской философии: они также поспособствовали признанию и интеллектуальной оценке Деррида. В  году Деррида со своими студентами создал Группу исследования философского образования (Groupe de recherche sur l’enseignement de la philosophie; G. R. E. P. H.) с целью противостоять правительственной реформе, сокращавшей число вакансий для философов. Политические заявления Деррида в связи с «реформой Жискара-Габи» привлекли внимание прессы и превратили Деррида в своеобразного спикера философского сообщества. В  году социалистическое правительство назначило Деррида одним из руководителей Международного философского колледжа (Collège international de philosophie), общественная миссия которого состояла, в частности, в том, чтобы обеспечить международное признание французской философии (Collège ). Это назначение упрочило позицию Деррида во французской философской среде и легитимировало его участие в жизни философских институций США . И наконец, приверженность Деррида институциям значительно усиливалась его собственным культурным капиталом⁸. Особенности философских трудов Деррида, прежде всего ссылки на престижную интеллектуальную традицию и обширная эрудиция, позволили квалифицировать их как статусное культурное достояние. Ссылки на те книги, которые обладают высоким статусом в культуре, весьма способствовали легитимации интерпретативных теорий Деррида. Доступ в престижные институции всегда облегчает культурный капитал: достаточно показать, что твой культурный уровень не позорит твой высокий статус выпускника Высшей Нормальной Школы, и вот уже можно браться за важнейшие вопросы, считая себя коллегой не только образованных людей, но и философов (DiMaggio and Mohr ). Споры о структурализме

Деррида определял себя как постструктуралиста и критиковал традиционный структурализм за логоцентризм, за то, что он пытается все объяснить из простых принципов и ставит язык выше речи. В своей работе «Сила и означивание» ( [включена в «Письмо и различие»]) Деррида нападал на Фуко и на основателя структурализма Леви-Стросса и пощадил только де Соссюра. Фуко ответил Деррида в своей книге «Слова ⁸ Культурным капиталом называются высокостатусные культурные блага и практики,

служащие основанием социальной селекции (см.: Bourdieu ; обсуждение вопроса см. также: Lamont and Lareau ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 19

19

18.03.2010 15:21:29

и вещи: археология гуманитарных наук» и во втором издании книги «История безумия в классическую эпоху», где он критиковал интерпретацию Деррида декартовского когито (Giovannangeli , pp.  – ). В результате этих споров Деррида смог сделать свою теоретическую позицию достоянием публики и был признан видным участником споров о структурализме и едва ли не главным критиком структурализма. Философское поколение, которое определяло облик интеллектуальной Франции до -х годов, возникло в конце -х. Всего за несколько лет вышел целый ряд важнейших книг: «За Маркса» () и «Чтение „Капитала“» () Луи Альтюссера, «Слова и вещи» () и «Археология знания» () М. Фуко, «Сочинения» () Лакана, «О грамматологии» и «Письмо и различие» Деррида и «Различие и повторение» () Делеза. Это философское поколение создало новый тип интеллектуального продукта — эти книги адресовались не академическим специалистам из числа философов или историков, но получали широкое распространение, и слава о них шла благодаря таким культурным изданиям, как Le Novel Observateur. Эти интеллектуалы очаровали (и частично создали) широчайший круг интеллектуалов, пополнявшийся значительно возросшим тогда числом выпускников отделений социальных и гуманитарных наук (Bourdieu, Boltanski, and Maldidier ). Таким образом, Деррида дважды выиграл от того, что был частью своего интеллектуального поколения: он получил доступ к культурным медиа и обрел широкую аудиторию слушателей из числа новых интеллектуалов. На рис.  мы показываем интеллектуальное и институциональное место Деррида во Франции и США . Мы отметили предшественников, сторонников, оппонентов, пропагандистов и учеников Деррида. Также мы внесли в таблицу специальные журналы, массмедиа, учебные институции и профессиональные объединения, которые и обеспечили институциональную поддержку работе Деррида. Из этой таблицы мы видим, как тесно были связаны интеллектуальная и институциональная поддержка (о позиционировании Деррида в США мы подробнее расскажем в следующем разделе). Одни и те же линии связывают теоретические позиции, интеллектуальное сотрудничество и доступ к институциям, и мы видим, как интеллектуальное сотрудничество при определенных условиях может помочь распространению идей. Распространение трудов Деррида

Распространение трудов Деррида отличают три тенденции: () хотя работы Деррида первоначально предназначались специальной аудитории феноменологов, они привлекли в середине -х годов интерес весьма пестрой публики; () вскоре после этого феноменологи окончательно утратили интерес к работам Деррида; () популярность работ Деррида во Франции после бума  –  годов шла на спад, но в США она неуклонно возрастала благодаря усилиям множества литературоведов.

20 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 20

18.03.2010 15:21:29

Поля деятельности Интеллектуальное и институциональное позиционирование

Философия Ф РА Н Ц И Я

Литературоведение США

Ф РА Н Ц И Я

США

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ

Коалиции и приверженность

Хайдеггер Ницше

Противодействие

Сторонники

Оппоненты

Популяризаторы

Декарт Гегель Гуссерль

Руссо Соссюр

Ипполит Гандилак Рикёр Левинас Пьель

Рорти

Барт Соллерс Кристева

Де Ман Блум Хартман Миллер

Леви-Стросс Фуко Шатле Делёз

Серль

Батай

Абрамс Бут

Рей

Арак Каллер

Tel Quel Digraphe Poétique

Yale French Review Diacritics Substance Glyph

La Quinzaine Littéraire

New York Review of Books Times Literary Supplement

Кофман

Ученики

Финас Гранель Нанси Лаку-Лабарт Компания

Научные журналы

Revue de métaphysique et de morale Critique

Культурная пресса

Le Monde Le Nouvel Observateur»

Учебные заведения

Высшая нормальная школа (Париж) Высшая школа социальных наук (Париж)

Профессиональные организации

Группа исследований философского образования Международный колледж философии

Research in Phenomenology

Северо-западный университет (шт. Иллинойс)

Йельский университет Университет Джона Гопкинса Корнелльский университет Ассоциация современных языков

Рис. 1. Интеллектуальная и институциональная позиция Ж. Деррида в философии и литературоведении (Франция и США ) В таблице представлены не все лица и институции, с которыми был связан Деррида, но только те, роль которых была раскрыта в данной статье. Некоторые лица могут быть отнесены одновременно к философии и литературоведению и занять более одной позиции в таблице. Так, «популяризаторы» творчества Деррида являются его сторонниками, а многие французские философы работают также в области литературоведения.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 21

21

18.03.2010 15:21:29

В таблице  показана история публикации трудов Деррида во Франции, США и других странах. Для каждой страны публикации подразделены на философские журналы, литературоведческие журналы и книги. Первые публикации Деррида вышли во французских философских журналах: ученый начинал свою академическую карьеру по типичной модели, которая состоит в добросовестной интерпретации классического философского наследия в статьях по отдельным вопросам. Первоначально Деррида занимался Гуссерлем и печатался в специализированных философских журналах: Revue de métaphysique et de morale, Les Études philosophiques, Cahiers pour l’analyse (все эти журналы — издания Высшей Нормальной Школы). Опубликовавшись в журналах Critique и Tel Quel, Деррида заявил о расширении своих теоретических интересов, дающих ему возможность обратиться уже к более широкой аудитории. Деррида занял нишу на стыке философии и литературоведения как раз тогда, когда литературоведы сосредоточились на вопросах интерпретации и значения. Деконструкция заинтересовала и представителей социальных наук, принявших участие в спорах о структурализме. Психоанализ, феминистская критика и история искусства также стали примеривать на себя эту технику интерпретации. Публика Деррида оказалась смешанной, она представляла разные участки работы, и популярность философа росла — так Деррида капитализовал свое культурное окружение и приспособил свой труд к структуре интеллектуального рынка. Ведущие французские интеллектуалы обращаются сразу к нескольким уровням публики. Например, Фуко взывал одновременно к врачам, психоаналитикам, криминалистам, социологам, историкам и философам (Wuthnow et al. , p. ). Делез и Лиотар смогли заинтересовать психоаналитиков, философов и практических политиков-марксистов, а Рикер адресовал свои работы философам-феноменологам, психоаналитикам и литературоведам. Расширенная аудитория внимала теоретическим проблемам, будоражившим сразу несколько областей науки (показательный пример — анализ норм знания и власти в клинике для умалишенных и в тюрьме у Фуко). Увеличение аудитории усиливает базу легитимации, и поэтому такую стратегию следует назвать вполне успешной и современной, особенно в условиях сокращения числа философов и специалистов. Изменение аудитории работ Деррида преломилось и в том, какие журналы публиковали его работы. Несмотря на количественный рост публикаций Деррида, число статей, напечатанных им в философских журналах, в  году пошло на убыль, а те несколько статей, которые он напечатал в философских журналах после  года, больше напоминают простую защиту своего институционального места на философском поле (Miller , pp.  – ). Напротив, число статей Деррида в литературоведческих журналах после  года только возрастало и превысило число его философских статей.

22 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 22

18.03.2010 15:21:30

Таблица 1. Распределение публикаций Деррида по годам, странам и типам изданий (I — философские журналы, II — литературные журналы, III — книги) Франция

Другие страны

США

I

II

III

I

II

III

I + II

III

1959

1

—

—

—

—

—

—

—

1960

—

—

—

—

—

—

—

—

1961

—

—

—

—

—

—

—

—

1962

—

—

1

—

—

—

—

—

1963

3

1

—

—

—

—

—

—

1964

5

1

—

—

—

—

—

—

1965

4

1

—

—

—

—

—

—

1966

3

2

—

—

—

—

—

—

1967

5

1

3

—

—

—

—

—

1968

2

3

—

—

—

—

—

1

1969

—

1

—

1

—

—

—

1

1970

1

2

—

1

1

—

—

—

1971

—

4

1

—

—

—

—

3

1972

—

2

3

—

3

—

—

2

1973

3

2

—

—

2

1

1

—

1974

2

1

2

—

2

—

1

1

1975

2

3

2

1

2

—

1

2

1976

4

5

2

—

2

1

—

1

1977

—

2

—

3

2

1

—

—

1978

—

2

3

1

4

2

—

—

1979

—

—

—

—

3

—

—

—

1980

—

—

1

—

3

—

—

—

1981

—

3

—

1

1

1

—

—

1982

—

2

2

—

3

—

—

—

1983

—

1

1

—

1

1

—

—

1984

1

—

1

1

2

1

—

—

Примечание. Сведения по 1979–1984 годам взяты из МБКССЯЛ (International Bibliography of Books and Articles on Modern Languages and Literature 1979–1985), отдел 4 (общее литературоведение), подразделы «литературоведение» и «литературная теория». Данные по 1979–1984 годам не являются исчерпывающими, но они достаточны для производимого анализа.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 23

23

18.03.2010 15:21:30

Таблица 2. Распределение публикаций о Деррида по странам (Франция / США ) и типу журнала (I — философский, II — литературный) Франция

США

I

II

I

II

1963

3

—

—

—

1964

—

—

—

—

1965

—

—

—

—

1966

1

—

—

—

1967

5

2

1

—

1968

5

1

1

2

1969

6

2

1

1

1970

2

4

—

3

1971

1

4

2

1

1972

3

17

—

4

1973

15

13

2

8

1974

5

10

3

7

1975

1

4

1

12

1976

4

—

1

15

1977

2

—

10

10

1978

—

—

8

7

1979

—

—

3

6

1980

—

—

2

22

1981

2

—

—

27

1982

1

—

—

16

1983

1

1

2

26

1984

—

—

3

56

Примечание. Статьи, опубликованные в специальных журналах и литературных журналах, книжные рецензии и обзоры, книги. В сборниках каждая статья засчитывается как отдельная публикация. Если классификация статьи по типу журнала была невозможна, публикация классифицировалась по (1) теме статьи (2) профессиональной деятельности автора, если об этом есть данные. Публикации, которые не подпадают ни под одну из категорий, были исключены из рассмотрения (N = 51, включая 27 публикаций по «другим странам»). К французским публикациям относятся вышедшие во Франции и Бельгии, к американским — в США и Канаде. По периоду 1963–1978 годов нам удалось включить все с иоответствующие единицы библиографии Миллера (Miller 1981, pp. 130–166), дополнив ее библиографией Ливи и Аллисона (Leavey and Allison 1977). За период 1979–1984 годы мы брали сведения из МБКССЯЛ (International Bibliography of Books and Articles on Modern Languages and Literature т. 1–2, 4), разделы: литературная теория деконструктивизма, литературоведение — деконструктивизм, постструктурализм, Деррида (категории «персоналии» и «литература XX века»). Данные по 1979–1984 годам не являются исчерпывающими, но они достаточны для производимого анализа.

24 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 24

18.03.2010 15:21:31

60

Количество журналов :

философских литературоведческих

30

20

10

Годы

0 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84

Рис. 2. Публикации работ Деррида по типу журнала (философия / литературоведение) во Франции и США , 1963–1984 годы

В таблице  публикации Деррида разбиты по типу журнала (философский / литературоведческий) и стране (Франция / США ). Снижение влияния трудов Деррида на французскую философию сказалось и в снижении числа статей о нем во французских журналах после  года. Спад популярности Деррида в философской среде связан прежде всего с его пренебрежением профессиональными академическими нормами: так, он защитил диссертацию только в  году. Конечно, были и другие философы, прежде всего Альтюссер и Фуко, которые уклонились от защиты докторской диссертации по философии. Один из моих корреспондентов, также отказавшийся от защиты докторской диссертации, заметил, что непринятие ученой степени — важная черта французской интеллектуальной этики: могущество картезианского когито позволяет выиграть в философской игре без учета условных правил. Как показывает рис. , публикации о Деррида в специализированных философских журналах открываются  годом, и до  года их число опережает публикации в литературоведческих журналах. После бума  года число статей в философских журналах испытывает резкие колебания. Напротив, для литературоведческих журналов -е годы стали временем интенсивного восприятия трудов Деррида. Бум пришелся на  –  годы, а затем начался медленный спад. Но в любом случае после  года число литературоведческих статей о Деррида превышало число философских статей. В следующем параграфе будет показано, что Деррида не появился бы так вовремя на американском интеллектуальном рынке, если бы не поменялся состав его публики. На рис.  виден временной зазор между французскими и американскими публикациями, что объясняется запозданием переводов самих Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 25

25

18.03.2010 15:21:31

60

Количество журналов :

Франция США

30

20

10

Годы

0 6 3 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84

Рис. 3. Публикации работ Деррида по странам (Франция / США ) в журналах по философии и литературоведению, 1963 – 1984 годы.

книг Деррида в США . Бум публикаций во Франции в  –  годах был связан с одновременным выходом целых трех книг и широким освещением этих новинок в массмедиа. После же поток публикаций стал постепенно иссякать. В США статьи по деконструкции стали массово публиковаться после  года, когда в английском переводе вышла книга «Голос и феномен». Следующий скачок интереса —  год: выход перевода книги «О грамматологии» и активная пропаганда деконструкции йельской группой литературоведов. В других странах (не Франции и не США ) труды Деррида не получили широкого распространения. Например, по данным «Международной библиографии книг и статей о современных языках и литературе» (МБКССЯЛ — IBBAMLL ) в  –  годах в Британии вышло только  работ по деконструкции, тогда как в США — ⁹. Согласно Миллеру (Miller ), между  и  годами в Британии было опубликовано только  книг и статей, в которых рассматривается философское творчество Деррида, тогда как Барту было посвящено  работ, а Фуко — ¹⁰. В «других ⁹ Включены книги и статьи по следующим ключевым понятиям: деконструкция в литера-

туроведении, деконструкция — теория литературы, постструктурализм — теория литературы. По последней категории мы засчитывали только те публикации, в заглавии которых есть слова «деконструкция» или «Деррида». К американским публикациям мы относили публикации США и Канады, а к французским — Франции и Бельгии. ¹⁰ Хотя Барт и отсутствует в моем списке философов (Барта следует называть скорее литературоведом, чем философом), распространение трудов Деррида следует сопоставлять прежде всего с распространением трудов Барта и Фуко. О близости полученных численных характеристик см.: Miller .

26 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 26

18.03.2010 15:21:32

странах» за это же время вышло:  книга или статья о Деррида,  — о Барте и  — о Фуко. Такой разрыв в показателях можно частично объяснить скрытым нигилизмом философского подхода Деррида — об этом говорит слабое распространение его идей в тех странах, в которых существует левое интеллектуальное движение. В этих странах популярен Фуко: за период  –  годы о Фуко было  работы в Италии и  — в Испании и Латинской Америке, в отличие от, соответственно,  и  о Деррида. В  году журнал Lire, один из крупнейших культурных журналов Франции, опросил  отечественных интеллектуалов, попросив назвать трех самых влиятельных живых французских интеллектуалов. Среди опрашиваемых были ученые, преподаватели, писатели, деятели искусства, издатели, политики и журналисты. В списке из  лидирующих интеллектуалов Мишель Фуко оказался на третьем месте после Клода Леви-Стросса и Раймона Арона. Если говорить о философах, то девятое место занял «новый философ» Бернар-Анри Леви, четырнадцатое — Рене Жирар, двадцатое — Мишель Серр, двадцать четвертое — Филипп Соллерс и двадцать шестое — Луи Альтюссер. Имя Деррида вообще отсутствовало в этом списке. Это еще раз подтверждает резкое падение влияния Деррида после  года, как это показывает рис. . Частично такой провал объясняется отрешенностью Деррида от активной политической жизни. В отличие от Фуко, Деррида не высказывал никакого отношения к политическим событиям, будоражившим французскую интеллигенцию после  года (например, появление оппозиции в Польше, гей-движение, борьба за ядерное разоружение). Фуко активно поддерживал все эти движения и поэтому не сходил со страниц культурных журналов, особенно Le Nouvel Observateur¹¹. Итак, особенности распространения трудов Деррида подтверждают гипотезу, что () легитимация теории зависит от того, соотносится ли работа со структурой господствующей культуры, и что () культурные рынки не монолитны, но, напротив, сегментированы деятелями, признание которых само сегментирует культурный рынок. Например, труды Деррида не могли получить широкого распространения в тех странах, где интеллектуальную жизнь определяла левая интеллигенция. Во Франции легитимация трудов Деррида была облегчена тем, что, как мы говорили, он обращал свои работы не только к философам, но к слушателям разного уровня, тем самым капитализуя структуру парижского интеллектуального рынка. Когда Деррида стал обращаться к более широкой публике, он был вынужден перестроить свою манеру изложения, которая все меньше ¹¹ Культурные медиа (те, в которых информации о культурной жизни отводится значи-

тельное место) опубликовали между  и  годами  статей о Фуко и его идеях,  — о Деррида,  — о Барте. В список культурных медиа принято включать: Le Nouvel Observateur, Le Monde (включая приложения Hebdo и Le Monde des Livres), La Quinzaine Littéraire, L’Express, Figaro Littéraire. Данные по прессе см.: Miller .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 27

27

18.03.2010 15:21:32

теперь подходила для академической философской аудитории. В его работах уже не было следования традиционным нормам этой дисциплины: «Я пошел по другим направлениям: природа и различность тел, лабиринтная география маршрутов вывела меня в относительно неакадемические области… Это все убедило меня, что, конечно, невозможно более притворяться в своем письме, что оно соответствует академическим требованиям…» (Derrida , p. ). Стиль Деррида, его необычный подход к предмету, отказ от всей логоцентрической традиции и склонность к популяризации также способствовали скорому закату его влияния во французских философских журналах. А параметры интеллектуального рынка (рост и упадок дисциплин, расширение интеллектуальной публики…) и определяют возможное распространение и легитимацию любой работы. В этом разделе я сосредоточусь на институциализации трудов Деррида в аудитории и среди коллег. Я постараюсь доказать, что легитимация культурного продукта зависит от институциональной поддержки и что доступ к этой поддержке зависит от «культурного сотрудничества», то есть от наличия культурных и институциональных систем с высоким уровнем взаимосвязей (ср. рис. ). Общее признание какой-то работы необходимо не только для интеграции теории в культурную среду, но и для ее действенного распространения. Чтобы понять процессы легитимации, необходимо определить каналы распространения культурных продуктов. Эти продукты распространяются не на монолитных рынках, но среди тех деятелей, признание которых само сегментирует культурный рынок. Социологи науки поддержали выдвинутую в следующем параграфе гипотезу, как позволяющую лучше понять распространение равно эмпирических и неэмпирических теорий (Whitley ; Isambert ). . «Американские связи»

Легитимация трудов Деррида в Америке была сходна с легитимацией во Франции. Сработали те же механизмы: () признание важности работ Деррида коллегами и публикой и () уместность работ Деррида в американской интеллектуальной и институциональной ситуации (иначе говоря, их эффективность в уже существующих интеллектуальных условиях и пропаганда их престижными университетами и журналами). Я настаиваю на том, что второй фактор — ключевой, если речь идет о распространении трудов среди весьма «дифференцированной» интеллектуальной публики, какой и является публика и во Франции, и в США . Прежде всего, следует описать условия, при которых структурализм получил легитимацию в США , учитывая то, что именно он расчистил площадку для деконструкции и что те же самые факторы, которые способствовали распространению структурализма, способствова-

28 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 28

18.03.2010 15:21:32

ли потом и распространению деконструкции. Затем следует раскрыть условия легитимации деконструкции в американском литературоведении. И наконец, нужно показать, что распространение деконструкции было в США ограничено преобладающими нормами интеллектуального изложения. Ниже будет показано, что распространение структурализма в США было неизбежно в силу структурных тенденций в самом американском литературоведении, таких как постоянный импорт трудов французских интеллектуалов, дисциплинарный кризис и гегемония теоретиков в филологии. Структурализм в Америке

Легитимация работ Деррида потребовала благоприятных условий, и эти условия не заставили себя ждать. Одной из самых влиятельных теорий в американском литературоведении с -х годов до конца -х была Новая критика. В  году вышла «Анатомия литературоведения» (Anatomy of Criticism) Нортропа Фрая, в которой жестко отвергался принятый в Новой критике культ текста. Наравне с предшествующими выступлениями литературоведов (см.: Sutton , pp.  – ), книга Фрая ознаменовала глубокий кризис в американском литературоведении. Старая парадигма была отброшена, и новым парадигмам назначалось снискать одобрение ученых, чтобы поскорее заполнить образовавшийся провал. Отсюда и успех французского структурализма — он заполнил дыру, возникшую после крушения новой критики. Французский структурализм подготовил, сам того не ожидая, будущее наступление деконструкции. Международная конференция «Языки литературоведения и науки о человеке» прошла в Университете Джона Гопкинса в  году (Macksey and Donato ). На эту конференцию были приглашены многие французские интеллектуалы, связанные со структурализмом; прибыли такие крупные фигуры, как Ролан Барт, Жак Деррида, Серж Дубровски, Люсьен Гольдман, Жак Лакан и Цветан Тодоров. Это было первое знакомство американской общественности со структурализмом, которому по итогам конференции был посвящен специальный выпуск журнала Yale French Studies. Но признан структурализм в Америке был только в начале -х, когда вышло несколько книг, доступным образом объяснявших основы структурализма, например: «Тюрьма языка» Джеймсона, «От символизма к структурализму» Буна и «Структурализм в литературе» Шоулза (Ruegg ). Дальнейшему распространению структурализма в США способствовали новые веяния в науке, а распространение деконструкции обязано уже вполне конкретным обстоятельствам. Во-первых, кафедры сравнительного литературоведения не имели за собой долгой интеллектуальной традиции и находились в поиске парадигмы. Французские специалисты пользовались на этих кафедрах заслуженным почетом и уважением, поэтому и их опыты в облаЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 29

29

18.03.2010 15:21:32

сти деконструкции встречались с одобрением. Во-вторых, структурализм «раскрыл неотразимые соблазны стиля, он стал интеллектуальной модой, он был чувственным, необычным, остроумным и с ноткой экзотики» (Ruegg , p. ). Многие ученые стали надеяться, что структурализм поможет обновить традиционно строгое и дотошное американское литературоведение. В-третьих, некоторые американские исследователи вовремя почувствовали, что, присоединившись к структурализму, они создадут собственную институциональную и интеллектуальную позицию, и поэтому им выгоднее импортировать структурализм. Они стали собирать бесчисленные коллоквиумы; структурализм создал целое поколение, которое заняло свою нишу и стало вытеснять старых ученых введением новых теоретических стандартов. В-четвертых, как и Новая критика, структурализм назвал себя теоретическим подходом к литературе, то есть подходящим к самым разным жанрам и видам литературной продукции. Структурализм стал мощной основой интеллектуального сотрудничества различных литературоведческих кафедр в университете и позволил преодолеть непонимание между специалистами по разным периодам и разным национальным литературам. Распространение деконструкции

Деррида появился на американской интеллектуальной сцене почти одновременно со структурализмом. На конференции в Университете Джона Гопкинса Деррида выступил с едкой критикой Леви-Стросса. Прежнее французское литературоведение и структурализм уступили свой престиж деконструкции, которая теперь выглядела как прыжок выше головы и воспринималась как самая модная из новых теорий. Распространение трудов Деррида в США облегчил целый комплекс взаимосвязанных факторов, некоторые из которых связаны с возможностью интегрировать идеи Деррида в уже сложившиеся интеллектуальные поиски и распространить их через престижные институции. Еще больше этому способствовало наличие знаменитых «американских связей» (american connection), то есть постоянного общения и взаимодействия элиты университетов, центров американского литературоведения, прежде всего Йельского, Корнельского и Джона Хопкинса. Утвердившись в престижных институциях, труды Деррида стали читаться и в менее известных учреждениях (например, Ирвинском университете в Калифорнии, Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, Университете штата Нью-Йорк — Бингемтон [Arac, Godzich, and Martin , p. xiii]), что и обеспечило легитимацию идей Деррида на периферии. Этот момент очень важен, если учитывать широту американской академической структуры и отсутствие в ней единого центра. Распространению идей Деррида способствовали журналы, регулярно публиковавшие статьи по деконструкции: Diacritics, Substance, Glyph и Georgia Review. Эти журналы сыграли для признания деконст-

30 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 30

18.03.2010 15:21:32

рукции ту же роль, что сыграли для признания Новой критики Kenyon Review и Sewanee. Журналы создали американскую аудиторию Деррида и заставили воспринимать деконструкцию как легитимную теорию. Не меньше способствовали легитимации деконструкции книги и статьи, соотносившие ее с марксизмом, феминизмом, психоанализом и т. д.¹² Дж. Хиллис Миллер, главный американский «дерридианец», был избран в  году президентом МЛА (Modern Language Association) (Campbell ). Признание новейшего французского литературоведения консервативной ассоциацией профессионалов ознаменовало окончательную легитимацию трудов Деррида. После этого деконструкция стала вводиться не только на теоретических кафедрах, но и на кафедрах языка и литературы (английской, немецкой, итальянской), и аудитория деконструкции расширилась до небывалых пределов. Распространение идей Деррида в США вызвало живой интерес нового поколения ученых, которые ссылались на работы Деррида, представляя их американской аудитории как новое слово в науке. Поль де Ман и Джозеф Хиллис Миллер общались с Деррида на конференции в Университете Джона Хопкинса и после стали энергичными пропагандистами работ Деррида, вместе с Хэрольдом Блумом и Джоффри Хартмэном. Эти исследователи включили деконструкцию в свой интеллектуальный инструментарий и стали пересказывать труды Деррида в терминах, доступных и одновременно привлекательных для широкой американской аудитории. Например, «Структуральная поэтика» Каллера () связала деконструкцию Деррида с грамматикой Хомского: в этой книге доказывалось, что Деррида оставил позади не только Соссюра, но и Леви-Стросса и Барта. Де Ман обогатил Новую критику некоторыми аспектами деконструкции (Gasché ), а другие исследователи представляли деконструкцию как технику чтения, сопоставимую с техникой «близкого чтения» Новой критики (Atkins and Johnson ). Изысканный культурный продукт из Парижа подтвердил и даже усилил дисциплинарную позицию йельских филологов, влияние которых традиционно зависело от умения подтверждать свой высокий статус нужными культурными отсылками. Все участники Йельского кружка к  году имели уже сложившуюся репутацию, но при этом они не воспринимались как единая группа. Теоретическое участие Деррида привлекло интерес к ним ко всем и заставило смотреть на них как на объединение единомышленников, которые скоро будут лидировать в своей дисциплине. Сами эти ученые определили себя как группу, подготовив ряд совместных публикаций (например: Deconstruction and Criticism [Bloom et al. ]) и сделав методологию литературоведения основным предметом обсуждения на кон¹² По данным Миллера (Miller ), между  и  годами было опубликовано  статей, в которых Деррида сопоставлялся с кем-нибудь: Данте, Пиранделло, Расселом, Витгенштейном и т. д.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 31

31

18.03.2010 15:21:32

ференциях и профессиональных встречах. Вскоре они присвоили себе бренд «Йельские критики» или «Йельская литературоведческая школа» (Arac et al. ; Campbell ; Davis and Schleifer ), и к концу семидесятых годов они уже пользовались признанием на языковых отделениях большинства университетов. Как показывают тексты, присланные в журнал Publications of the Modern Language Association в  году, они входили в число самых цитируемых авторов: десять раз цитировался Деррида, семь — Барт, шесть — Дж. Хиллис Миллер, пять — Поль де Ман и четыре раза — Хэрольд Блум и Джоффри Хэртман (Conarroe , p. ). Именно йельским литературоведам Деррида обязан тем, что его труды оказались в центре многочисленных дискуссий. Как убедительно заметил Лентриккья: «Деррида и его последователи смогли организовать настоящий спор, ополчив против себя всех своих противников, которые до этого каждый занимался своим делом, не обращая особого внимания на то, что происходит вокруг. Традиционные историки литературы, чикагские неоаристотелики, литературоведы-американисты, стенфордские моралисты, критики мифа в духе Фрая, старомодные фрейдисты, критики сознания… подающие надежды структуралисты и научные внуки Новой критики… все они объединились против общего врага. Вместо множества направлений теперь было только два: Деррида и традиционализм, и казалось, что эти партии так и должны были существовать, в силу порядка вещей» (Lentricchia , p. ). Самую большую оппозицию вызвала атака Деррида на основополагающие принципы гуманитарной традиции и искусства интерпретации. Агрессивность этой атаки весьма способствовала институционализации деконструкции: с Деррида теперь приходилось считаться, независимо от отношения к нему (Arac et al. , p. xiii; Martin ). Влияние йельского литературоведения на распространение деконструкции невозможно переоценить. Статус Деррида в США зависит прежде всего от той стройной и слаженной академической поддержки, которую оказывают ему на отделениях литературы. Ни один другой французский интеллектуал не заслужил стольких академических сторонников, как Деррида: например, между  и  годами в США в год публиковалось в среднем  работ о Деррида, тогда как даже о Фуко в среднем только ¹³. Но другие отделения, не отделения литературы, оказались мало чем полезны для Деррида. Об этом говорит количество ссылок: в период с  по  год, по данным Индекса цитирования по социальным наукам (Social Science Citation Index), на работы Фуко было в сред-

¹³ Рассматривались единицы с ключевыми словами «Деррида» и «Фуко» в категориях

«персоналии» и «французская литература — ХХ век» в МБКССЯЛ . Разрыв между степенью распространения влияния Деррида и влияния Фуко в реальности еще больше, так как мы не учитывали некоторые категории, которые подразумевают отсылку к трудам Деррида, например «деконструктивизм — подход», «деконструктивизм — литературоведение», «теория деконструктивизма».

32 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 32

18.03.2010 15:21:32

нем  ссылок в год, а на Деррида — только . Фуко, во-первых, пользовался безусловной поддержкой марксистов, которые в США присутствуют во всех гуманитарных дисциплинах, а во-вторых, был наравне с Сартром, Леви-Строссом и Бартом и в отличие от Деррида частым героем культурных журналов, таких как Commentary, New Rupublic, New Yorker и New York Review of Books¹⁴. Это позволяет предположить, что Деррида попал на американский рынок иным путем, чем на французский. В Америке всегда были важны профессиональные институты: престижные кафедры, журналы и ассоциации. Во Франции гораздо существеннее доступ к широкой интеллектуальной публике через культурные медиа. Различие в структуре рынков обусловило то, что интеллектуалы во Франции оказывают большее влияние на высший средний класс, чем в США , — они используют ресурсы культурных журналов, превращая интеллектуальную культуру в важнейшую форму культурного капитала. В США культура высшего среднего класса вовсе не требует участия в интеллектуальной жизни. Культурный капитал в этой среде скорее художественный, чем когнитивный, он находит выражение в других формах высокой культуры и поведения: демонстративное потребление (conspicuous consumption), уверенность в себе (self-reliance), индивидуализм, активное решение проблем, предприимчивость и стремление к лидерству (см., например, анализ американского среднего класса: Bellah et al. ; Varennes ; см. также: Lamont and Lareau ). Успешная реализация Фуко в американских культурных журналах — это исключение, возможно, предвещающее перелом в отношениях между культурой специальных фракций американского высшего среднего класса и интеллектуальной культурой. Американские философы не обращали внимания на труды Деррида до середины -х годов, за единственным исключением нескольких феноменологов из Университета Северо-Запада (Northwestern University), для которых сочинения Деррида заключали в себе соблазн по-новому сформулировать герменевтические вопросы. Широкие круги американских философов узнали Деррида только после его дискуссии с Серлем в New York Review of Books () и частично благодаря книге Ричарда Рорти «Философия и зеркало природы» (). Рецепция идей Деррида была ограничена тем, что в англо-американской философской традиции центральное место занимает философия языка, а феноменология всегда остается на обочине интереса. Превознесение языка в аналитической философии диаметрально противоположно деконструкции, которая начинает с атаки на логоцентризм. Интеллектуальные опера¹⁴ Между  и  годами культурные медиа в Британии и Америки сообщали о Дерри-

да всего шесть раз, в сравнении с  упоминаниями Барта и  — Фуко. К этой прессе относятся: New York Times, Guardian (включая Guardian Weekly), Newsweek, Times Literary Supplement, New York Review of Books, Christian Science Monitor, Times (воскресный выпуск) и Economist. Эти данные см.: Miller .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 33

33

18.03.2010 15:21:33

ции и стиль изложения, принятые у деконструктивистов, полностью противоречат этосу аналитической философии, в которой ценятся точность, ясность и детально продуманная аргументация. В результате Деррида только частично признан и в американской, и в британской философии, а распространение его идей сдерживается также давней влиятельностью марксизма. Это еще раз доказывает, что культурная ситуация определяет и ограничивает оценку и, что еще важнее, рецепцию философского труда. Распространение идей Деррида в США шло в русле тенденций самого американского литературоведения. Прежде всего, как мы уже говорили выше, труды Деррида были импортированы в США вместе с трудами других французских ученых (Ролан Барт, Жиль Делез, Маргерит Дюрас, Мишель Фуко, Рене Жирар, Люс Иригарай, Юлия Кристева, Жак Лакан), и такое сочетание пошло на пользу идеям Деррида. Французские философы были представлены как единое явление мысли (см., например, такие работы, как «Современная французская философия» Декомба, «Французский философский модернизм» Дьюза и «Структурная аллегория: встречи реконструкции с новой французской мыслью» Фекете), несмотря на то что сходство между некоторыми из них было очень слабым, а позиции по некоторым вопросам оказывались противоположными. С опорой на труды этих интеллектуалов возникло некоторое число новых групп литературоведов, которые боролись за публику и за рынок и потому прежде всего сопрягали изученные ими подходы. Феминистская критика, герменевтика, постмодернистская теория, психоаналитическое литературоведение, постструктурализм, семиотика, марксизм, структурализм и деконструкция образовали интеллектуальную субкультуру не только на литературоведческих кафедрах, но и в других науках интерпретации, прежде всего теории коммуникации и антропологии. Как прежде труды Барта, Фуко, Леви-Стросса и Сартра, так и теперь труды Деррида помогали гуманитариям перейти от описательности к более жестким теоретическим выводам. Новые американские исследователи, почитая французских интеллектуалов как отцов интерпретации, помогли легитимировать различные традиции и стандарты «оценивания» научных достижений. Затем распространению деконструкции способствовало то, что в США на отделениях языка литературоведение стало доминировать уже в -е годы, и на его господство ко времени приезда Деррида в США уже никто не смел покушаться (Alter ; Graff and Gibbons ). Литературоведение по самой своей природе тяготеет к теории, поскольку оно, в отличие от, скажем, фонетики, может иметь большую аудиторию. Наконец, деконструкция стала ответом на дисциплинарный кризис. Легитимация филологических факультетов подрывалась постоянным прессингом, требовавшим направить академическую активность на решение социальных вопросов. Поэтому факультеты были вынуждены вновь заявлять о своих «отличительных признаках», которые

34 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 34

18.03.2010 15:21:33

и делали их престижными, — о высокой исследовательской культуре, о том исключительном интеллектуализме, который не поддается прямому инструментальному применению. Лейбл Деррида позволил воссоздать этот элитарный интеллектуализм — не случайно рецепция Деррида состоялась прежде всего в тех институциях, которые гордились своей возвышенной элитарностью, например в Йеле. Также, наравне с Фуко и Хабермасом, Деррида снабдил американских гуманитариев критическими доводами против сциентизма, после которых можно было заняться рекламой трансцендентного интеллектуального созерцания. Заключение

Итак, мы сделали важный шаг для понимания структурных оснований интеллектуальной легитимации теорий интерпретации. Я попытался показать, что легитимация теории зависит и от определения ее важности самим ее создателем, и от институционализации ее важности коллегами и вообще интеллектуальной публикой, а также от вписанности ее в структуру институциональной и культурной систем. Легитимация теорий обязана больше сложным взаимодействиям в интеллектуальной среде, чем своим внутренним свойствам. Поэтому теории не следует рассматривать изолированно, даже если их создатели и потребители видят в этих теориях «собственную логику» и «особый культурный контекст». В первой части я предположил, что легитимация трудов Деррида во Франции произошла благодаря тому, что они () отвечали определенным культурным ожиданиям (об этом говорит узнаваемый стиль письма, устойчивый теоретический бренд, сосредоточенность на вопросах, значимых для среды французских интеллектуалов конца -х годов), () нравились читателям своей двусмысленностью, легкостью пересказа и неповторимыми потребительскими свойствами. Работы Деррида вписывались в магистральную интеллектуальную традицию и формировали харизматический образ интеллектуала. Я попытался доказать, что и сам Деррида описывал себя как философа, отвечающего на фундаментальные вопросы, решающего важные проблемы и преодолевающего философскую классику, — и это тоже способствовало быстрой институционализации его работ. Также я предположил, что труды Деррида вписываются в культуру высшего среднего класса, выдержаны так, как требовал политический климат во Франции -х годов, и пытаются дать ответ на институциональный кризис философии. Популярность Деррида, завоеванная этими средствами, обеспечила распространение теории деконструкции. Во второй части статьи я утверждаю, что институциональная траектория Деррида отвечает институциональным требованиям французского интеллектуального сообщества, о чем говорят траектории других интеллектуалов. Выполнение институциональных требований и участие в дебатах о структурализме способствовали распространению его Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 35

35

18.03.2010 15:21:33

работ и восприятию их как важнейшего вклада в гуманитарную науку. Публикации Деррида в журнале Tel Quel и активное участие в дебатах о структурализме показывают, что теоретическое соглашение — условие интеллектуального сотрудничества, распространения идей, а значит, и дальнейшей институциональной поддержки в рамках возможностей культурных систем. Культурный капитал дает доступ к институциям, а отсылки, обладающие высоким культурным статусом, составляют основу легитимации в науке интерпретации. Наконец, в этой части статьи доказывается, что распространению трудов Деррида способствовало его умение капитализовать структуру рынка, адресуя свои работы к уже сложившимся (конституированным) рынкам, а не к узкоспециальной философской публике. В третьей части статьи я продолжаю обсуждать те же вопросы и прихожу к выводу, что легитимация трудов Деррида в США проистекала из их приспособленности к институциональным и культурным условиям, сложившимся в США на тот момент, а именно пригодности для интеллектуального обсуждения и распространению их престижными учеными и журналами. Умение Деррида критиковать структурализм убедительно для широкой французской публики очень заинтересовало американских литературоведов и сослужило ему большую службу на втором завоеванном им культурном рынке. Теории, чтобы их считали важными, должны прежде всего найти себе аудиторию приверженцев: это подтверждает то, что успех работ Деррида в американской философии был гораздо меньшим, чем в литературоведении. Как и при распространении работ Деррида во Франции, были важны структурные характеристики местного рынка, прежде всего дисциплинарный кризис литературоведения в США и одновременный импорт трудов Деррида и других французских интеллектуалов в середине -х годов. Но легитимация трудов Деррида во Франции и в США проходила по-разному, потому что эти рынки сегментированы различно: в США на легитимацию влияют в первую очередь профессиональные журналы и институции, а позиция культурных журналов никогда не бывает определяющей, а во Франции публика внимает культурным журналам, и легитимация теорий связана с контролем доступа идей на рынок со стороны этих журналов, тогда как профессиональные журналы обслуживают только отдельные сегменты рынка. Но между той и другой легитимацией немало общих черт, и мы можем отметить, какие условия являются необходимыми для легитимации: это институциональная поддержка и интеллектуальное сотрудничество, а также уместность идей в интеллектуальном и культурном контексте. Для того чтобы понять уникальность легитимации трудов Деррида и отличие от других случаев, необходимы дальнейшие исследования. Мы можем отметить сейчас только отдельные черты сходства и различия этих опытов. С одной стороны, случай Деррида исключителен по силе и интенсивности институциональной поддержки в США в рам-

36 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 36

18.03.2010 15:21:33

ках одной дисциплины, особенно с учетом слабой поддержки в других дисциплинах. Доказательство этому — степень признания в США трудов Барта и Фуко. Также, в отличие от аудитории Фуко, французская и американская аудитории Деррида гораздо более дифференцированы. Но, с другой стороны, успех Деррида напоминает успех других французских философов, посвятивших себя интерпретации. Они все создают изощренный культурный продукт, который может способствовать легитимации теоретически ориентированных ученых-гуманитариев в США , а во Франции стать предметом статусного потребления высшего среднего класса. Французские интеллектуалы создают вдохновенный и часто харизматический образ интеллектуальной жизни (например: Culler ). Наконец, они всегда имеют доступ к культурным журналам, участвуют в публичных дебатах и размещают свои работы сразу на нескольких уже сложившихся рынках. Сходства и различия между легитимацией трудов Деррида и других французских интеллектуалов во Франции и в США позволяют определить направления дальнейших, более систематических исследований процессов интеллектуальной легитимации теорий интерпретации. Результаты этих исследований позволят развести необходимые и периферийные условия интеллектуальной легитимации. Социологам предстоит исследовать случаи, когда небольшие институциональные ресурсы, которыми располагают науки об интерпретации, позволяют контролировать нормы и степень стабильности и структурированности процесса легитимации теорий интерпретации. Полезно будет также сравнить самые влиятельные формы культурного капитала, облегчающие доступ к культурным ресурсам, в науках об интерпретации и в эмпирических науках. Перевод с английского Александра Маркова Приложение О{„qª„ƒ¬ €}…­ƒ…®­ƒ Библиографии: Catalogue des publications périodiques universitaires de langue française (1969–1977). French XX Bibliography (1968–1977). Index Translation (1968–1975). Répertoire bibliographique de la philosophie (1971–1975). Исследовательские и учебные институты: Centre national de la recherche scientifique. Annuaire des sciences de l’homme (1979). Centre national de la recherche scientifique. Rapport national de conjuncture (1963–1964). Direction générale de la recherche scientifique et technique. Répertoire national des laboratoires (t. 3, 1974). Ministère de l’éducation nationale. Annuaire de l’éducation nationale (1970). Ministère de l’éducation nationale. Rapport de l’aggrégation philosophie (1958–1978). Ministère de l’éducation nationale. Rapport du C. A. P. E. S. philosophie (1958–1978).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 37

37

18.03.2010 15:21:33

Институциональные и интеллектуальные траектории философов: Association amicale des anciens élèves de 1’École normale supérieure. Annuaire (1979). Cercle de la librarie. Guide des prix littéraires (1965–1971). Current Biography (1979). Fondation nationale de science politique. Annuaire des anciens de science politique (1979). Literary and Library Prizes (1972–1978). Who’s Who in France (1979). Журналы: Critique (1963–1979). Esprit (1960–1980). Nouvelle Revue françаise (1963, 1973, 1977). La Pensée (1974, 1979). Tel Quel (1972–1975). Les Temps modernes (nos. 20, 27, 32, 64). Общая информация: École normale supérieure, личные дела. Archives nationale de France. Ministère de l’éducation nationale. Каталог докторских диссертаций (1950, 1959, 1961, 1962, 1967 – 1970). Université de Nanterre. Национальный фонд диссертаций. Presses universitaires de France и Editions du Seuil. Дела по публикациям.

Ц}…}­qªƒ„„¯ }{…q°„}±} } €}…­ƒ…®­ƒ Adatto, Kiku, and Stephen Cole. 1981. The Functions of Classical Theory in Contemporary Sociological Research: The Case of Max Weber. Knowledge and Society 3: 137 – 162. Agacinski, Sylviane, et al. 1975. Mimésis des articulations. Paris: Aubier-Flammarion. Alter, Robert. 1984. The Decline and Fall of Literary Criticism. Commentary 77 (3): 50 – 56. Althusser, Louis. (1965) 1969. For Marx. London: Lane. Althusser, Louis, and Etienne Balibar. (1965) 1967. Reading Capital. London: New Left. Amsterdamska, Olga. 1985. Institutions and Schools of Thought: The Neogrammarians. American Journal of Sociology 91 (2): 332 – 358. Arac, Jonathan, Wlad Godzich, and Wallace Martin, eds. 1983. The Yale Critics: Deconstruction in America. Minneapolis: University of Minnesota Press. Atkins, G. Douglas, and Michael L. Johnson. 1985. Writing and Reading Differently: Deconstruction and the Teaching of Composition and Literature. Lawrence: University Press of Kansas. Axelrod, Charles D. 1979. Studies in Intellectual Breakthroughs: Freud, Simmel, Buber. Amherst: University of Massachusetts Press. Bellah, Robert, Richard Madsen, William W. Sullivan, et al. 1985. Habits of the Heart. Berkeley and Los Angeles: University of California Press. Bloom, Harold, Paul de Man, Jacques Derrida, et al. 1979. Deconstruction and Criticism. New York: Seabury. Boltanski, Luc. 1975. Note sur les Cchanges philosophiques internationaux. Actes de la recherche en sciences sociales. Echanges 5 – 6: 191 – 199. Boon, James A. 1972. From Symbolism to Structuralism: Lévi-Strauss in Literary Tradition. Oxford: Blackwell.

38 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 38

18.03.2010 15:21:33

Bourdieu, Pierre. 1969. Intellectual Field and Creative Project. Social Science Information 8 (2): 89 – 119. ———. 1971. Champ du pouvoir, champ intellectuel et habitus de classe. Scolies 1: 7 – 26. ———. 1975. L’ontologie politique de Martin Heidegger. Actes de la recherche en sciences sociales 5 – 6: 109 – 156. ———. 1981. Les trois Etats du capital culturel. Actes de la recherche en sciences sociales 30: 3 – 6. ———. 1983. The Field of Cultural Production, or: The Economic World Reversed. Poetics 12: 311 – 356. ———. 1984. Distinction: A Social Critique of the Judgement of Taste. Cambridge, Mass.: Harvard University Press. ———. 1986. The Production of Belief: Contribution to an Economy of Symbolic Goods. PP . 164 – 193 in Media, Culture and Society: A Critical Reader, edited by Richard Collins et al. Beverly Hills, Calif.: Sage. Bourdieu, Pierre, Luc Boltanski, and Pascal Maldidier. 1971. La Défense du corps. Social Science Information 10 (4): 45 – 86. Bouveresse, Jacques. 1983. Why I Am So Very UnFrench. PP . 9 – 34 in Philosophy in France Today, edited by Alan Montefiore. Cambridge: Cambridge University Press. Campbell, Dolin. 1986. The Tyranny of the Yale Critics. New York Times Magazine. February 9. Cardoso, Fernando Henrique. 1977. The Consumption of Dependency Theory in the U. S. Latin American Research Review 3 (7): 7 – 24. Caws, Mary. 1973. Tel Quel: Text and Revolution. Diacritics 3: 2 – 8. Charles, Christophe. 1983. Le Champ universitaire parisien à la fin du 19 siècle. Actes de la recherche en sciences sociales 47 – 48: 77 – 89. Chartier, Roger. 1982. Intellectual History or Sociocultural History? The French Trajectories. PP . 13 – 46 in Modern European History: Reappraisals and New Perspectives, edited by Dominick LaCapra and Steven L. Kaplan. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press. Clark, Priscilla P., and Terry N. Clark. 1982. The Structuralist Sources of French Structuralism. PP . 22 – 46 in Structuralist Sociology, edited by Ino Rossi. New York: Columbia University Press. Collège international de philosophie. 1982. Rapport présenté à Monsieur Jean-Pierre Chevènement, Ministre d’État, Ministère de la Recherche et de l’Industrie par François Chatelet, Jacques Derrida, Jean-Pierre Faye et Dominique Lecourt. Paris. Conarroe, Joel. 1980. Editor’s Column. Publications of the Modern Language Association of America 95 (1): 3 – 4. Culler, Jonathan. 1975. Structuralist Poetics. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press. ———. 1983. Roland Barthes. New York: Oxford University Press. Davis, Robert Con, and Ronald Schleifer. 1985. Rhetoric and Form: Deconstruction at Yale. Norman: University of Oklahoma Press. Debray, Régis. 1979. Teachers, Writers, Celebrities: The Intellectuals of Modern France. London: New Left. Deleuze, Gilles. 1968. Différence et répétition. Paris: Presses universitaires de France. Derrida, Jacques. 1963. Force et signification. Critique 15: 483 – 499. ———. 1972. Marges de la philosophie. Paris: Minuit. ———. (1967) 1973. Speech and Phenomena. Evanston, 111: Northwestern University Press. ———. (1967) 1976. Of Grammatology. Baltimore: Johns Hopkins University Press. ———. (1967) 1980. Writing and Difference. Chicago: University of Chicago Press. ———. (1972) 1981a. Positions. Chicago: University of Chicago Press. ———. (1972) 1981b. Dissemination. Chicago: University of Chicago Press.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 39

39

18.03.2010 15:21:33

———. 1983. The Time of a Thesis: Punctuations. Pp. 34 – 50 in Philosophy in France Today, edited by Alan Montefiore. Cambridge: Cambridge University Press. de Saussure, Ferdinand. (1915) 1972. Cours de linguistique générale. Paris: Payot. Descombes, Vincent. 1980. Modern French Philosophy. Cambridge: Cambridge University Press. Dews, Peter. 1986. French Philosophical Modernism: A Critique of Derrida, Foucault, Lyotard and Lacan. New York: Schocken. DiMaggio, Paul, and John Mohr. 1985. Cultural Capital, Educational Attainment and Marital Selection. American Journal of Sociology 90: 1231 – 1261. Fabiani, Jean-Louis. 1983. Les Programmes, les hommes et les oeuvres: Professeurs de philosophie en classe et en ville au tournant du siècle. Actes de la recherche en sciences sociales 47 – 48: 3 – 21. Fekete, John. 1984. The Structural Allegory: Reconstructive Encounters with the New French Thought. Minneapolis: University of Minnesota Press. Ferry, Luc, and Alain Renaut. 1985. La Pensée 68, essai sur l’anti-humanisme contemporain. Paris: Gallimard. Finas, Lucette. 1973. Etude. Jacques Derrida: Le déconstructeur. Le Monde (des livres) No. 8838, July 14, pp. 22 – 23. Finas, Lucette, et al. 1973. Ecarts: Quatre essais apropos de Jacques Derrida. Paris: Fayard. Foucault, Michel. 1965. Madness and Civilization: A History of Insanity in the Age of Reason. New York: Pantheon. ———. (1966) 1971. The Order of Things: An Archaeology of the Human Sciences. New York: Pantheon. ———. (1969) 1972. The Archaeology of Knowledge. New York: Harper. Gasche, Rodolphe. 1979. Deconstruction as Criticism. Glyph 6: 177 – 215. Giovannangeli, Daniel. 1979. Ecriture et répétition: Approches de Derrida. Paris: Union générale des éditeurs. Graff, Gerald, and Reginald Gibbons. 1985. Criticism in the University. Evanston, 111: Northwestern University Press. G. R. E. P. H. (Groupe de recherche sur l’enseignement de la philosophie). 1977. Qui a peur de la philosophie? Paris: Aubier-Flammarion. Hamon, Herve, and Patrick Rotman. 1981. Les Intellocrates: Expédition en haute intelligentsia. Paris: Ramsay. Heirich, M. 1976. Cultural Breakthroughs. PP . 23 – 40 in The Production of Culture, edited by Richard A. Peterson. Beverly Hills, Calif.: Sage. International Bibliography of Books and Articles on Modern Languages and Literature. 1981 – 1984. New York: Modern Language Association. Isambert, François-André. 1985. Un ‘programme fort’ en sociologie de la science? Revue française de sociologie 26: 485 – 508. Jameson, Fredric. 1972. The Prison-House of Language. Princeton, N. J.: Princeton University Press. ———. 1980. The Political Unconscious. Ithaca, N. Y.: Cornell University Press. Janik, Clair A., and Stephen E. Toulman. 1973. Wittgenstein’s Vienna. New York: Simon & Schuster. Jauss, Hans Robert. 1982. Toward an Aesthetic of Reception. Minneapolis: University of Minnesota Press. Jay, Martin. 1973. The Dialectical Imagination: A History of the Frankfurt School and the Institute of Social Research, 1923 – 1950. Boston: Little, Brown. ———. 1984. Marxism and Totality. Berkeley and Los Angeles: University of California Press. Judt, Tony. 1986. Marxism and the French Left. Oxford: Clarendon.

40 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 40

18.03.2010 15:21:34

Kadushin, Charles. 1974. The American Intellectual Elite. Boston: Little, Brown. Karady, Victor, 1979. Stratégie de réussite et modes de faire-valoir de la sociologie chez les durkheimiens. Revue française de sociologie 20: 49 – 82. Kuklick, Bruce. 1977. The Rise of American Philosophy. New Haven, Conn.: Yale University Press. Kurzweil, Edith. 1980. The Age of Structuralism: Lévi-Strauss to Foucault. New York: Columbia University Press. Lacan, Jacques. (1966) 1977. Ecrits: A Selection. New York: Norton. Lamont, Michhle. 1987. The Influence of Intellectuals on the Production of Culture in France and the United States since WWII . In The Role of Intellectuals in Liberal Democracies, edited by Alain G. Gagnon. New York: Praeger. Lamont, Michhle, and Annette Lareau. 1987. Cultural Capital in American Research: Problems and Possibilities. Working Papers and Proceedings of the Center for Psychosocial Studies. Chicago: Center for Psychosocial Studies. Laruelle, Françoise, et al. 1977. Le Déclin de l’écriture. Paris: Aubier-Flammarion. Leavey, John, and David B. Allison. 1978. A Derrida Bibliography. Research in Phenomenology 18: 145 – 160. Leitch, Vincent B. 1983. Deconstructive Criticism: An Advanced Introduction. New York: Columbia University Press. Lemert, Charles, ed. 1981. French Sociology: Rupture and Renewal since 1968. New York: Columbia University Press. Lentricchia, Frank. 1980. After the New Criticism. Chicago: University of Chicago Press. Macksey, Richard, and Eugenio Donato. 1970. The Structuralist Controversy. Baltimore: Johns Hopkins University Press. Marceau, Jane. 1977. Class and Status in France: Economic Change and Social Immobility, 1945 – 1975. New York: Oxford University Press. Martin, Wallace. 1983. Introduction. Pp, xv — xxxvii in The Yale Critics: Deconstruction in America, edited by Arac et al. Minneapolis: University of Minnesota Press. Marx, Karl, and Friedrich Engels. 1972. German Ideology. New York: International. Miller, J. M. 1981. French Structuralism: A Multidisciplinary Bibliography. New York: Garland. Montefiore, A., ed. 1983. Philosophy in France Today. Cambridge: Cambridge University Press. Norris, C. 1982. Deconstruction: Theory and Practice. London: Methuen. Pinto, Louis. 1981. Les Affinités Électives: Les amis du Nouvel Observateur comme groupe ouvert. Actes de la recherche en sciences sociales 36 – 37: 105 – 124. ———. 1984. La Vocation de l’universel. La formation de la représentation de l’intellectuel vers 1900. Actes de la recherche en sciences sociales 55: 23 – 33. Pollack, Michel. 1979. Paul Lazarsfeld, fondateur d’une multinationale scientifique. Actes de la recherche en sciences sociales 25: 45 – 59. Radnitsky, Gerard. 1973. Contemporary Schools of Meta-Science. Chicago: Regnery. Rorty, Richard. 1979. Philosophy and the Mirror of Nature. Princeton, N. J.: Princeton University Press. Ruegg, Maria. 1979. The End (s) of French Style: Structuralism and Post-Structuralism in the American Context. Criticism 29 (3): 189 – 216. Ryan, Michael. 1982. Marxism and Deconstruction: A Critical Articulation. Baltimore: Johns Hopkins University Press. Searle, J. R. 1983. The Word Turned Upside Down. New York Review of Books October 27, pp. 74 – 78.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 41

41

18.03.2010 15:21:34

Scholes, Robert E. 1974. Structuralism in Literature. New Haven, Conn.: Yale University Press. Simonton, Dean. 1976. The Socio-Political Context of Philosophical Beliefs. Social Forces 54: 13 – 23. Sutton, Walter E. 1963. Modern American Criticism. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice-Hall. Turkle, Sherry. 1978. Psychoanalytic Politics: Freud’s French Revolution. New York: Basic. Varennes, Herve. 1977. Americans Together: Structured Diversity in a Midwestern Town. New York: Teachers College Press. Wahl, Jean. 1962. Tableau de la philosophie française. Paris: Gallimard. Watson, George. 1978. Modern Literary Thought. Heidelberg: Carl Winter Universitätsverlag. Whitley, Richard. 1984. The Intellectual and Social Organization of the Sciences. Oxford: Clarendon. Wuthnow, Robert, J. D. Hunter, Albert Bergensen, and Edith Kurzweil. 1984. Cultural Analysis: The Work of Peter L. Berger, Mary Douglas, Michel Foucault and Jurgen Habermas. Boston: Routledge & Kegan Paul.

42 Мишель Ламонт

2009-5_Logos.indb 42

18.03.2010 15:21:34

¸ƒ­ ‚¬ €®„x }„ƒ

Современность в дневниках Серена Керкегора¹ и Льва Толстого

В

 – -е годы собеседниками Толстого были аскеты, пророки и апостолы. Его дневники и публицистика тех лет свидетельствуют о такой новизне в понимании христианства, которая надолго захватит мир и введет его в XX век. И здесь Керкегор стоит для нас сегодня рядом с Толстым. Но они шли к своей общей цели — нахождение возможности для современного человека исполнения заповедей Евангелия — настолько разными путями, что начинает казаться: они не просто по-разному оценивали, но и по-разному видели современность. Керкегора Лев Толстой не включал в число своих единомышленников. Из всех доставленных в -е годы в Ясную Поляну произведений философа «Дневник»  года в переводе Петра Ганзена был, скорее всего, единственной до конца прочитанной им вещью². Знаменательно: рождением новой, современной эпохи оба мыслителя считали годы своего собственного вхождения в литературу, отмеченного началом ведения дневника³. Ни тот, ни другой не акцентируют в нем посторонние события; и того, и другого направляет явное, а чаще неявное намерение не зафиксировать происходящее, а отнестись к нему. Перед дневником — каждодневным собиранием себя в определенную установку — ставится задача, противоположная той, которая обычно осуществляется в записях такого рода: не дать растащить себя ложно понятому времени календаря, в котором дневные происшествия безвозвратно исчезают вместе с усилиями, потраченными на их регист¹ В русской философской литературе также встречаются иные варианты транскрип-

ции датской фамилии Kierkegaard — Киркегаард, Киркегард, Киркегор, Кьеркегор, Кьёркегор. — Прим. ред. ² Этот дневник с «оценками» и пометками Толстого опубликован в: Вестник религиозного христианского движения. № . Париж. . ³ Керкегор (ему двадцать лет) — между  и  годами, Толстой (ему почти девятнадцать) — в -м.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 43

43

18.03.2010 15:21:34

рацию. Не жить письмом, а писать, совпадая с жизнью, постепенно становится настоящей задачей пишущих. Выбор зрения, которое само по себе было бы средством спасения от распада, обнаружило бы способность быть творческим, то есть дающим действительность не только вещам, но и наблюдателю, кажется им делом крайней важности перед лицом реальных и воображаемых угроз. В Керкегора вселяют дрожь семейные тайны. После того как в  году отец раскрывает ему причину своей тяжкой меланхолии⁴ (в одиннадцать лет в приступе отчаяния, усомнившись в божественной любви, он проклял Бога, а в сорок один поддался соблазну и вступил в связь с дальней родственницей, бывшей у него в услужении; из семерых детей, родившихся в этом вынужденном браке, пятеро умерло, не дожив до зрелого возраста), Керкегор, истолковав обычную для тех времен раннюю смертность как наследственное проклятие семьи, решает уйти в писательство, как уходят в монашество. В журналистике он пытается найти спасение от собственных напастей — приступов височной эпилепсии, мало исследованного, таинственного и по тем временам постыдного заболевания, которое усиливает в нем чувство отщепенства и заставляет искать замену общеустановленным жизненным нормам («Что касается меня, то с юных лет мне было ниспослано жало в плоть. Не будь этого, я бы уже давно жил обычной жизнью»⁵). После разрыва помолвки с Региной Ольсен писание становится для него единственно возможным способом существования. Спустя годы он признается, что автор его дневника всегда был

⁴ Запись об этом «великом землетрясении, ужасном перевороте, внезапно обрушив-

шем на меня новую и абсолютно неопровержимую норму для понимания всех явлений» — Pap. II A  [SKS, b. , готовится к печати]. Здесь и далее ссылки даются на два издания. Первое — Søren Kierkegaards Papirer, bd.  – . P. A. Heiberg, V . Kuhr, E. Torsting, N. Thulstrup og N. J. Cappelørn red. Kbh.: Gyldendal,  – ,  – ,  –  (сокращенно — Pap.), предпринятое на основе первой публикации Г. П. Барфода (Af Søren Kierkegaards EfterladtePpapirer, bd.  – . H. P. Barfod og H. Gottsched red. Kbh.: C. A. Reitzel,  – ) и являющееся результатом обработки творческого наследия Керкегора — философа и религиозного мыслителя. В нем сохранен принцип систематизации заметок по рубрикам: A (дневниковые записи), B (черновики опубликованных и неопубликованных произведений) и С (историко-философские размышления и конспекты). Второе указание в квадратных скобках отсылает к продолжающемуся изданию Центра керкегоровских исследований при Копенгагенском университете Søren Kierkegaards Skrifter, bd.  – . Cappelørn, Niels Jørgen, Joakim Garff, Jette Knudsen, Johnny Kondrup og Alastair McKinnon red. Ugdivet af Søren Kierkegaard Forskningscenteret. Kbh.: Gads Forlag,  (сокращенно — SKS), в задачу которого входит максимально полное представление всей писательской работы Керкегора. В этом издании в меру возможности восстановлен принцип строгой хронологической последовательности записей, а также собственная керкегоровская систематизация: «Дневниковые записи [Journalen] AA — KK » с  по ; «Записные книжки [Notesbøger] с  по » с  по  (в печати) и «Дневниковые записи особой важности [Journalen NB — NB] с  по  (в печати). Отдельный том предназначен для записей, датировка которых затруднена. ⁵ Pap. VIII  A  [NB:, ]; ср. также Pap. X  A  [NB: , ].

44 Дарья Лунгина

2009-5_Logos.indb 44

18.03.2010 15:21:35

«Тем самым Единственным в своем роде человеком, который не совпадал с моим эмпирическим Я, но являлся всецело и полностью автором»⁶, только не в традиционном смысле — когда авторство учреждено произведением, а тем творцом, чья литературная деятельность — результат установки исключительности по отношению к самому себе. Толстой — восемнадцатилетний юноша без твердых принципов — заводит дневник, чтобы побороть тревогу от неумения жить по правилам. В ситуации крушения векового уклада, при отсутствии определившегося нового он, напротив, не доверяет себе и живет с чувством, что достоверно можно знать только то, что должно быть, — чему подчиняются, например, в силу природной необходимости животные, а человек может и малодушно избегать. Толстой выбирает себе в качестве опоры правила морального поведения и начинает вести дневник из обязанности «запоминать и записывать карандашом каждый день все преступления правил»⁷. Оба писателя переживают современность как каждодневность, требующую войти в отношение с самим собой. Керкегор осуществляет свое намерение при помощи ретроспекции⁸. Он понимает под этим не только частый взгляд назад. Детство и юность, отцовское воспитание в духе суровой, требовательной религиозности, привычка к умозрению, ранний блестящий интеллектуализм и замкнутость на самом себе, в конечном счете исключившая присутствие рядом другого человека, постоянно переосмысляются в дневнике как события прошлого, подлинное место свершения которого — в настоящем. Но в настоящем эти события предстают уже не как реакции на семейные несчастья: такое копание в минувшем, по ощущению Керкегора, никогда бы не смогло схватить то, что имеет место на самом деле, и только усилило бы морок неясности. Чтобы прогнать его, он берет на себя все — всю семейную историю. Силой ретроспекции он переводит эту застилающую взгляд и преследующую его с детства «всегдашнюю чудовищную беспокойность», denne rædsomme Uro, в событие исторического (экзистенциального) ранга, действие которого разворачивается прямо на его глазах. Этим он решает не только внутренние задачи. Настоящая цель его усилий — оказаться там, где диагностам по большому счету делать нечего и где психология так же неотделима от богословия, как проникновение в душу — от ее спасения. Он знает: анализ необходим для избавления от призраков. Пафос — для удержания себя в просветленности. Писа⁶ Pap. X  A  [NB: , ]. ⁷ Запись  января  года. Дневник Толстого цитируется по: Толстой Л. Н. Пол-

ное собрание сочинений: В  тт. Юбилейное издание (–). Серия : Дневники / Под общ. ред. В. Г. Черткова. При участии ред. ком. в составе А. А. Толстой, А. Е. Грузинского, Н. Н. Гусева и др. М.; Л.: Государственное издательство,  – . Т.  – . ⁸ Pap. X  A ,  [ — ].

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 45

45

18.03.2010 15:21:35

тельство, то есть прокладывание пути к человеку в слове и мысли, — для очерчивания нового горизонта, в котором он мог бы себя узнать. Поэтому теология Керкегора — не умозрение, а проповедь, и противопоставлена умозрению. Он сущностно заинтересован в читателе, чтобы тот самим своим воображаемым присутствием рассеял спекулятивную абстракцию «человека вообще» «с точки зрения вечности» (чего, едко добавляет Керкегор, нигде никогда не видела ни одна живая душа, ни даже Бог, который видит другое⁹) и рассмотрел себя с точки зрения конечности, когда человек определяется лишь тем, чем сам становится, отвечая на вызов собственной биографии. Эту ретроспективу Керкегор требует признать единственно возможным условием исторической действительности¹⁰. Давая ей, в логике своего построения, имя христианства, он ни на минуту не забывает о новаторских целях, которые перед нею ставит, то есть о первичности вкладывания себя в данное предприятие: «О, какая бы польза была официальному христианству, если бы кто-нибудь начал рассуждать и поступать следующим образом: я не знаю, истинно ли христианство, но лично я буду строить свою жизнь, как если бы оно было истинным, и поставлю на него всю свою жизнь — а если оно окажется неистинным, eh bien… я все равно не пожалею о своем выборе, потому что этот выбор единственное, что меня волнует»¹¹. Det er Christendommen jeg har villet og fremdeles vil fremstille, dertil har og er hver min Dags Time indviet («Представить христианство — вот чего я всегда хотел, хочу и поныне; и только этому посвящен каждый час моих дневных забот»)¹². Fremstilling af Christendommen, af det Christelige, возможность преподнесения, исполнения христианства — возможно, самая частая тема керкегоровских дневниковых записей. То, что это действие разворачивается лишь в одиноком размышлении, рефлексии, оглядывающейся назад, и никогда, по убеждению Керкегора, в сфере политического и социального усовершенствования (самой понятной и близкой в те годы для образованного европейца), заставляло его искать особого подхода к своему читателю. Ретроспекция как способ избирательного отношения к себе ляжет у него в основу приема, которым он воспользуется во многих своих публикациях, чтобы обмануть короткую память современников, приучаемых городской цивилизацией к быстрой смене ярких впечатлений. Винить в беспамятстве он станет не технический прогресс — такая установка никогда не будет определяющей идеологией в Дании, где область машинерии, ⁹ Pap. VIII  A  [NB: , ] и др. См. также: Керкегор С. Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам». СП б., . С.  – .

¹⁰ См. Pap. VI A  [NBJJ : , ]; Pap. VI A  [NBJJ : , ]; Pap. X  A  [NB: , ]. См также: «Философские крохи». — SKS, b. , s. ff.

¹¹ Pap. X  A ,  [ — ]. ¹² Pap. IX A  [NB:, ], см. также NB: , ; NB: , NB: , NB:  (все ) и др.

46 Дарья Лунгина

2009-5_Logos.indb 46

18.03.2010 15:21:35

предполагающей опору на точное и формально-логическое мышление, всегда противопоставлялась сфере искусства и религиозного переживания. Неспособность современного человека иметь дело с самим собой («Нынешняя эпоха в самом своем существе — благоразумна, рассудительна, лишена страсти»¹³) для Керкегора будет связана с политикой — как печальное наследие романтизма и наполеоновских реформ, когда невиданная демократизация и омассовление политики при помощи прессы превратили человечество в публику, а отдельного человека — в претенциозное представительство всемирной истории. Новый миф эпохи — «объективность» — создаст не только презумпцию полной зависимости личности от «истории», но и искаженное представление об этическом и религиозном усилии, лишив их автономии и намертво увязав с наукой и социальной инженерией. Но воздействовать на людей с их искаженной иерархией своего и чужого Керкегор предполагал лишь косвенно, незаметно меняя перед ними картину нашего настоящего, где в действительности все оказывается таким, каким увидел его мой взгляд и сохранила моя память. Эта уловка с самого начала служила конечной цели писателя — ввести людей обманом в религиозное, то есть личное, «…расчистить место, чтобы Бог на него сошел»¹⁴. Потом, когда непонимание его эстетики вызовет Керкегора постепенно на прямую проповедь, он объявит, что та эстетика служила не эстетическим целям, а преображению: «Занимаясь авторской деятельностью, я развивался сам, и поэтому все мое движение можно назвать движением назад — потому-то я и не мог с самого начала открыть все свои планы, хотя, конечно, прекрасно понимал, как много там всего во мне тлеет»¹⁵. Лев Толстой видит спасительную ценность в каждом новом дне, к началу которого нужно успевать как можно раньше. Чаще бывало наоборот: «Встал я поздно с тем неприятным чувством при пробуждении, которое всегда действует на меня: я дурно сделал, проспал. Я, когда просыпаюсь, испытываю то, что трусливая собака перед хозяином, когда виновата. Потом подумал я о том, как свежи моральные силы человека при пробуждении, и почему вот не могу я удержать их всегда в таком положении. Всегда буду говорить, что сознание есть величайшее моральное зло, которое только может постигнуть человека»¹⁶. Под «сознанием» здесь подразумевается не только «тяжесть содеянного», из-за которой сла¹³ Pap. VII  B  [ —] ; ср. b. , s.  черновик брошюры, выпущенной Керкегором в  году под заголовком «Литературная рецензия». Там фраза имеет продолжение: «…она мгновенно воодушевляется и так же легко впадает в предусмотрительную бездеятельность». ¹⁴ Pap. XI  A ,  [ — ]: «Я служу Богу, но без властных полномочий. Моя задача: расчистить место, чтобы Бог не него сошел. [Маргиналия] Моя задача — не командуя очистить место, но страдая очистить место». ¹⁵ Pap. X  A ,  [ — ]. ¹⁶ Запись  июля  года.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 47

47

18.03.2010 15:21:35

беют моральные силы человека. Сознание есть то, что направляет его внимание на вещи и овеществляет в том числе и его состояния, переводя «хорошо» и «плохо» в категории морального выбора. Но заключенная в человеке нравственность уже успела подействовать в нем раньше сознания; моральные силы пробуждают человеческую реакцию прежде, чем он проснулся для осознанного выбора между добром и злом. Мир с самого начала дан человеку в форме добра и зла. Толстому было интересно фиксировать в дневнике первый слой этой данности, то есть свои самые непосредственные отклики, включая настроение, то есть абсолютно непредсказуемое и неподконтрольное человеку событие мира, с которого только и может начаться для него этическое, религиозное и мистическое. Время «теперь» означает для него не внутреннее, а пограничное состояние, всегда готовое смениться на другое. На страже этой перемены и стоит Лев Толстой. Современность работает на него. Позитивизм отменяет старые догмы и обновляет древние учения. В век технического прогресса, после открытий Карно, Гельмгольца и Клаузиуса в области термодинамики, живое соревнуется с механическим и не боится уподобиться машине — оно знает, что непостижимая сложность живого организма гарантирована неизменностью ее законов, наглядность которых заимствована у физических процессов. Неприступность границы, отделяющей его от неживого, воспринимается живым как освобождение от невнятицы, а впадение в автоматизм (наряду с энергией, самодвижность, автомат — другая важная тема, вновь введенная в естествознание после возвращения к Аристотелю) в определенных случаях видится как настоящее спасение. Об этом думает Толстой, когда дает дневнику  года подзаголовок «Записки христианина» и продолжает фиксировать в нем ровным счетом то же самое, что и год назад, когда, по собственному признанию, он «жил без всякой веры»¹⁷. Перемена — не в прошлом, она происходит на наших глазах. Все так же наматываются дни, часы и минуты повседневной работы, в которую человек литературного труда опускается, чтобы не видеть изо всех углов глядящее на него отчаяние, а человек крестьянского труда — чтобы отодвинуть голод, болезни и смерть. Чирюкина я вчера видел на камне. Он тоже безлошадный, зиму сидел без дела, и, как только открылась работа, взялся за нее. Я вчера видел его, как он сумерками уже по воде шел домой с камня. Он шел веселый. Все-таки кончилась скука — сидеть без дела. Обгоняет он на камне, смотря какой попадет камень, от 30 до 40 копеек, работая без отдыха с утра до вечера. Дома у него со старухой 5 душ. Своего хлеба давно нет. Картошек нет. Коровы нет. Последнее молоко, то, которое было в грудях жены Чирюкина, увезли в Харьков в кормилицы сыну Т[оварища] П[ро¹⁷ Записки христианина. — Толстой Л. Н. Указ. соч. Т. .

48 Дарья Лунгина

2009-5_Logos.indb 48

18.03.2010 15:21:35

курора] С[удебной] Палаты]. Благодаря тому, что продали это молоко Т[оварищу] П[рокурора] С[удебной] П[алаты] и променяли на хлеб, семья еще жива. А то если бы 5 душам дать вволю хлеба, то они съедят 12 ф[унтов]. 12 ф[унтов] стоят 40 копеек. Стало быть, теперь он не заработает на хлеб; что ж бы было, когда не б[ыло] работы? Но он все-таки идет домой веселый, все-таки делает все, что можно делать, чтоб кормиться. Я спрашивал у мужиков вчера: весь ли роздан камень. Мне сказали, что выкрещен[ный] жид, который занимается этим делом от земства, не весь еще роздал. И потому вчера еще я подумал о Константине и, по старой нигилистической привычке мысли, в душе попрекнул Константина, что он не работает на камне. И теперь, когда он сказал, что плохо, подумал, что дело в недостатке хлеба, и сказал ему: а что я узнал, камень не весь роздан, что ты не пойдешь? — Куда я пойду? Мне уж не то от скотины, от бабы нельзя отойти. С часу на час ходит. Да и вдобавок того ослепла. — Как ослепла? — А Бог ее знает. Вовсе не видит. На двор вывожу. (Зачеркнуто: — Что ж это, плохо дело. — Да уж так плохо.) Я молчал. — Вдобавок того лошадь последняя околела. — Что ты, когда? — Да вот третьего дня ободрал. (Зачеркнуто: И он посмотрел на меня пытливо, как бы угадывая, как я приму это. Если позубоскалить — можно и позубоскалить.) Он шутливо перекосил рот. Но с тех пор, как он раз при мне упустил слезы, я уж знал, что значит эта шутка — надо шутить. Если не шутить, то надо или красть, или повеситься, или раскиснуть и реветь, как баба, говорил его взгляд, — а тошно. — Что ж, плохо твое дело. — Да уж так плохо, что и не знаю, что делать, добро бы с осени, я бы и говорить не стал. А то зиму кормил. У себя, у детей урывал, посыпал. — И он начал рассказывать, как у ней кострец сшиблен, болел и как до нутра пропрела, так и корм перестала есть, повалилась и пар вон»¹⁸.

Фактичность страшного втягивает в себя, подсказывая, что происходящее и глядящий — одно и то же, всегда. Перешагиванием через эту границу Толстой достигает освободительной ясности. Этим жестом уничтожается само место, с которого ситуация была бы видна с разных сторон и безнадежно тонула в бесконечном переборе оценок, ненужном, когда требуется совершенно другое — описать событие, которое просто не имеет «разных сторон». Быть христианином, говорит Толстой, означает видеть жизнь. Изменить ее нельзя, но она все время меняется перед нашими глазами. Христианство Толстого обращено лишь на эту

¹⁸ Там же, запись  апреля  года. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 49

49

18.03.2010 15:21:35

самодвижность жизни. Чтобы не упустить ее, нужно описывать жизнь как одно с заметившим. Так же, как и Толстому, Керкегору дневник служит прежде всего в писательском труде. Как проповедник, он видит, что современный человек распадается, не держится. Но автор его собственного дневника менее всего похож на праведника, давшего себя заговорить религиозной риторике. Он сам отнят у себя не меньше, чем люди толпы: «…причина моей внутренней беспокойности в том, что я всегда, повторяю, всегда был внешен самому себе»¹⁹. Апогей «чудовищной беспокойности»²⁰ из-за внутреннего разлада фиксируют записи Керкегора, сделанные в период разрыва с Региной Ольсен в августе — октябре  года. Тогда раскаяние вместо абстрактной религиозной формулы впервые стало для него спасительным средством остановить свой собственный распад, который он в себе потом еще раз намеренно вызовет, чтобы пережить его вместе с другими и в некотором смысле вместо них. Другие — это молодой человек из повести «Повторение» () и юноша по имени Quidam из «Стадий на жизненном пути» () (безымянность раство-

¹⁹ Pap. X  A  [NB: , ]. В более ранней записи это развернуто: «В этом заклю-

чена проблема всей моей жизни. Я был воспитан старым человеком в христианской вере в крайней суровости. Отсюда — ощущение страшной запутанности моей жизни. Отсюда же — вовлеченность в конфликты, значение которых никто не в силах понять, не говоря уж о том, чтобы его выразить. И вот, наверное, только теперь, когда мне исполнилось тридцать пять лет и я испытал всю тяжесть страдания и горький вкус раскаяния, я понял, что значит умереть для мира, где мог решиться вопрос о том, как мне найти свою жизнь в целом и спастись через веру в прощение грехов. Но, увы, на деле, несмотря на всю мою духовную силу, я слишком стар, чтобы полюбить женщину или сделать что-нибудь в этом роде. Чтобы христианство стало потребностью, нужно уже кое-что пережить в своей жизни. Если начать принуждать к нему раньше, это может поистине свести с ума. В ребенке и в подростке есть что-то, что настолько естественно входит в их существо, что может показаться, что этого захотел сам Бог. Их жизнь протекает, в большей или меньшей степени, лишь только в категориях души; тогда как христианство — дух. Заставить ребенка принадлежать к категории духа — жестокость, равносильная убийству, а вот этого христианство никогда не изобретало. Причина же, по которой официальное христианстве делает все христианское учение полным вздором, заключается в том, что дети получают христианское воспитание. Ведь ребенка редко, очень редко растят в строгости — что (хотя, возможно, я не прав) гораздо предпочтительней, даже если это загубит все его детство и юность. Но люди, как правило, взрослеют в болтовне, и тогда грош цена такому христианству. Право же, лучше пройти через все эти агонии в нежном возрасте, когда тебя распяливают, как одежду на вешалке, втолковывая духовные категории, до которых ты еще не дорос, и это кажется сплошным несчастьем — чтобы в конце, совершенно раскрепостившись, понять, что теперь христианство сослужит тебе добрую службу, что оно существует для тебя и является твоим Всем» [Pap. VIII I A ; пока не атрибутировано в SKS]. ²⁰ Pap. III A  [Not. : , ].

50 Дарья Лунгина

2009-5_Logos.indb 50

18.03.2010 15:21:36

ряет их в толпе живых людей). По сюжету они тоже ведут дневник, но фиксируют в нем именно то, что в свое время Керкегор в себе решительно остановил — бесконечный перебор своих психических состояний. Позднее, в  году²¹, он темпорально определит раскаяние как «задерживание, кладущее предел размышлениям и вводящее христианские ценности». Здесь необходимо вспомнить, что задерживание соответствует греческому понятию σχολή, которое в широком смысле означает «свободное время», но не ту передышку, что вызвана внешними обстоятельствами, а ту, что устраивает себе мыслящий человек, чтобы собраться. Без повторного собирания себя невозможно новое начало как условие спасения, замечает Керкегор в те же годы²². Собирание, re-ligio, которое выражается в постоянном самоотчете, частое возвращение к ключевым событиям своей жизни составляют устойчивый фон дневников Керкегора. Религиозное начало в них — в умении автора отойти от ложной своевременности текущего момента, вернуться к пройденному, совестливо и тщательно вдуматься в то, что по-настоящему серьезно. Всегда сопровождая Толстого как проект, раскаяние отнюдь не всегда приносило ему ожидаемые результаты — чаще неожиданные. В юности он каждый день строил планы по самосовершенствованию и скрупулезно подводил итог в выражениях вроде «вчера не любил» с твердым намерением завтра же измениться. Но он очень быстро заметил, что запись «вчера не любил» и не может констатировать раскаяние. Однако не обязательно означает она и повторный грех и потому должна быть продолжена. Зрелый Толстой доводит свое зрение до полной неопределенности, как будто запрещает себе решить категорически, хорош он или плох. Дневник — санкция такому состоянию, небегство из него, как, например, в записи  июня  года: «Совсем лето. Иван-да-марья, запах гнилого меда от ромашки, васильки, и в лесу тишина, только в макушках дерев не переставая гудят пчелы, насекомые. Ныне косил. Хорошо. Работа письменная плохо идет. Толкусь на месте. А много художественных впечатлений…». Где же здесь быть царствию Божиему, если хорошее и плохое поставлены в один ряд? Где же пресловутая моральность Толстого? Однако он знает, что между тем, что должно быть, и тем, что есть, всегда ножницы, поэтому поступком для него будет уже одно сопротивление ложным чувствам. Он работает или по крайней мере старается быть там, где волевое участие в принципе невозможно: это сам мир в аспекте его изменчивости перед глазами человека. Соответственно, раскаяние (перемена ума, μετάνοια) для Толстого — принципиально непредвиденно. Оно вторгается в механический процесс жизни через писательство, через искусство, через Откровение, культ, праздник. В своих дневниках он учит²¹ Pap. X  A  [ — ]. ²² Pap. X  A  [ — ]. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 51

51

18.03.2010 15:21:36

ся смотреть на мир всякий раз новыми глазами и следовать художественному времени в противовес ложному календарному, где текущий момент неуловимо скользит из еще-не в уже-небытие, а будущее расписано и тем самым заранее сделано прошлым. Цель Толстого — совпадение религиозного времени со временем искусства. Действительность Керкегора — это действительность себя заметившего и в этой перспективе (становления, Vorden) существующего человека. Чтобы броситься в свое дело, ему нужен длинный разбег, потому что еще со студенчества, затянувшегося почти на десять лет, он знает в себе одну особенность: «Я так неуверенно продвигаюсь по жизни, потому что еще в ранней юности перенапрягся и ослабил свои передние конечности (в смысле ожидания и т. п.)»²³. С молодых лет подчинивший себя категориям предназначения²⁴ и божественного призвания²⁵, он мыслит их как актуальное состояние, при этом зная, что и настоящее открывается не само собой, а в перспективе пройденного. В «Христианских речах» () он сравнивает ситуацию христианина с гребцом, который движется вперед к цели (к спасению), всегда сидя к ней спиной²⁶. В русле кантовских «Грез духовидца» Керкегор исключает встречу человека с Богом напрямую, лицом к лицу; Авраам (герой трактата «Страх и трепет», ) для него — почти что преступный божественный вызов людям. И лишь нарастающее удаление Бога из жизни позволяет ему по-настоящему поставить проблему не только этического, но и собственно религиозного существования. Чуждый гностицизму и духовным практикам отвергания материи, Керкегор осуществляет свое христианство исключительно как писатель, в форме критики такого понимания «современной эпохи» (Nutiden), которое подменяет временнóе сиюминутным. В записях поздних лет он поблагодарит Бога за свой писательский талант и впервые соотнесет свою миссию с формой вечности: «Я жаждал вечности, чтобы непрестанно благодарить Господа»²⁷. Точно так же понятие о вечности у Толстого неотделимо от того, как он понимает свое призвание, служение добру. Сравним высказывание Керкегора с записью Толстого, где он возражает против решения Священного Синода о своем отлучении от церкви: «Если разуметь жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями, дьяволами и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде, теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краю гроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то есть рождения новой жизни, верю, ²³ ²⁴ ²⁵ ²⁶ ²⁷

Pap. II A  [EE : , ]. См., напр. Pap. IV A  [JJ : , ]; Pap. XI  A  [ — ]. Pap. VII  A  [NB : , ]. S. Kierkegaard. Christelige Taler. — SKS . B. . S. . Pap. X  A  [ — ].

52 Дарья Лунгина

2009-5_Logos.indb 52

18.03.2010 15:21:36

что всякий добрый поступок увеличивает истинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его»²⁸. Вся дневниковая работа Толстого проникнута мыслью, что не существует вечного (будущего) помимо того, что идет уже сейчас. Как мыслитель нового, антиметафизического типа, Толстой был принципиальным противником потенциального в любых его проявлениях. Любое предписывающее — не важно, философское или теологическое — определение человека для него не имело смысла. Въевшаяся в плоть людей XIX века эта абстракция должна постоянно разрушаться под взглядом, который вырабатывает он в своем дневнике. Как религиозный мыслитель, Толстой апеллирует к разумности человека, понимая под этим непрерывную работу восприятия, по своей безусловной обязательности далеко перевешивающую умение оперировать готовыми идеями. В этом он смыкается с Керкегором, попадая вместе с ним в самую суть современной проблематики, а именно — что жизнь сама по себе есть острейшая проблема. И в этом таится не новый прихотливый виток развития философии, а необходимое, у Толстого на грани биологии, усилие человеческого спасения, усилие столь же автоматическое, сколь и трудное, и так же граничащее c абсурдом, как и керкегоровское требование существования. Вот почему им иногда самим казалось, что нигилизм, эмблема века, означает не смерть и не удаление, а, может быть, наоборот, приближение Бога.

²⁸ Ответ Синоду (). –Толстой Л. Н. Указ. соч. Т. . С. . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 53

53

18.03.2010 15:21:36

±ƒ­€ ºq º º ­

Неоконченный поиск¹

. Всеведение и ошибочность

К огда мне было двадцать лет, я стал учеником старого венского мастера-краснодеревщика по имени Адальберт Пош и работал у него с 

по  год, почти сразу после Первой мировой войны. Он выглядел как Жорж Клемансо, но был очень добрым и сердечным человеком. После того как я завоевал его доверие, он частенько, когда мы оставались одни в его мастерской, открывал передо мной свой неисчерпаемый кладезь знаний. Однажды он рассказал мне, что работал в течение многих лет над различными моделями вечного двигателя, и прибавил задумчиво: «Они говорят, что его невозможно сделать, но когда его сделают, они заговорят иначе!». Его любимым занятием было задавать мне вопросы по истории и отвечать самому, когда выяснялось, что я ответа не знаю (хотя я, его ученик, был студентом университета — факт, которым он очень гордился). «А ты знаешь, — спрашивал он, — кто изобрел высокие сапоги с отворотом? Не знаешь? Это был Валленштейн, герцог Фридландский, во время Тридцатилетней войны». После одного или двух еще более сложных вопросов, которые он задавал и на которые триумфально сам же и отвечал, мой мастер говаривал со скромной гордостью: «Вот, а ты меня можешь спросить о чем захочешь: я знаю всё». Я считаю, что узнал больше о теории познания от милого всеведущего мастера Адальберта Поша, чем от любого другого из моих учителей. Никто не сделал большего, чтобы обратить меня в ученика Сократа. Потому что именно мой мастер показал мне не только, как мало я знаю, ¹ Данный текст является переводом фрагментов автобиографии «Karl Popper. Unend-

ed Quest» (по изданию Routledge Classics, , London and New York), впервые опубликованной как «Autobiography by Karl Popper» в сборнике The Philosophy of Karl Popper, The Library of Living Philosopher, La Salle, IL , . Большая часть авторских ссылок и сносок небиографического характера опущены. Многоточия внутри главок означают пропущенные фрагменты. Некоторые имена также оставлены в той форме, в которой они стоят у Поппера: Фриц Вайсман, а не Фридрих Вайсман, Фредди Айер, а не Альфред Айер и т. д. — Прим. перев.

54 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 54

18.03.2010 15:21:36

но и то, что любая мудрость, к которой я могу стремиться, окажется лишь еще более полным осознанием своего невежества. Эти и другие мысли, которые принадлежат к сфере эпистемологии, занимали мой ум всё то время, что я работал над изготовлением одного письменного стола. Мы в то время получили крупный заказ на тридцать столов красного дерева с тумбами и множеством полок. Я боялся, что качество некоторых из этих столов, а особенно с французской полировкой, сильно пострадало от моего увлечения эпистемологией. Что указало моему мастеру, а также убедило меня самого в том, что я был слишком невежественен и слишком подвержен ошибкам для такого вида работы. Поэтому я решил, что по окончании ученичества в октябре  года мне стоит обратиться к чему-нибудь более легкому, чем изготовление столов из красного дерева. В течение года я занимался социальной работой с беспризорными детьми, что делал и раньше и что нашел очень сложным. Затем еще пять лет я потратил в основном на учение и писание, женился и счастливо устроился на работу школьным учителем. Это произошло в  году. В то время мои профессиональные амбиции не выходили за границы сферы школьного образования, хотя я несколько и устал от него после того, как опубликовал «Логику научного исследования» в конце  года. Поэтому я обрадовался, когда в -м получил возможность оставить школьное учительство и стать профессиональным философом. Мне было почти тридцать пять и мне казалось, что теперь, наконец, я решил проблему того, как работать над письменным столом и при этом заниматься эпистемологией. . Воспоминания детства

Хотя большинство из нас знают дату и место своего рождения — для меня это было  июля  года в местечке под названием Химмельхоф в венском районе Обер-санкт-Вайт — немногие знают, когда и как началась их интеллектуальная жизнь. Что касается моего философского развития, я действительно помню его с самых ранних этапов. Но оно началось бесспорно позже моего эмоционального и морального развития. Как ребенок я был, подозреваю, несколько пуристичен, даже педантичен, хотя такое отношение, возможно, смягчалось ощущением, что я не могу осуждать кого-либо, за исключением самого себя. Среди моих ранних воспоминаний было чувство восхищения теми, кто старше меня и лучше, например, моим кузеном Эриком Шиффом, которым я в основном восторгался за то, что он был старше меня на год, а также был опрятен и, особенно, умел хорошо выглядеть: качества, которые я всегда считал важными и недостижимыми для себя. В наши дни часто можно услышать, что дети жестоки по своей природе. Я в это не верю. Я был ребенком, как сказали бы американцы, «мягким», и сострадание было одним из самых сильных переживаний, Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 55

55

18.03.2010 15:21:36

которые я помню. Оно было основным элементом моего первого опыта влюбленности, который случился, когда мне было четыре или пять лет от роду. Меня привели в детский сад, и там была прекрасная маленькая слепая девочка. Мое сердце было разбито и ее очаровательной улыбкой, и трагедией ее слепоты. Это была любовь с первого взгляда. Я навсегда ее запомнил, хотя и видел всего один раз, и то в течение часа или двух. Больше меня в детский сад не посылали; возможно, моя мать заметила, насколько я был расстроен. Зрелище презираемой всеми бедности в Вене было одной из главных проблем, которые тревожили меня, когда я был еще маленьким — настолько, что она навсегда осталась у меня в голове. Немногие из людей, ныне живущих в одной из западных демократий, знают, что значила бедность в начале этого века: мужчины, женщины, дети страдали от голода, холода и безнадежности. Мы не могли сделать большего, кроме как попросить у родителей пару медяков, чтобы дать их некоторым из этих бедных. И только по прошествии многих лет я узнал, что мой отец очень тяжело и упорно работал над тем, чтобы как-то изменить эту ситуацию, хотя он никогда об этом не говорил. Он состоял в двух комитетах, которые управляли приютами для бездомных: франкмасонская ложа, мастером которой он был многие годы, управляла сиротским домом, а другой комитет (немасонский) выстроил и управлял крупным приютом для бездомных взрослых и их семей. (Одним из обитателей этого последнего — «Asyl für Obdachlose» — был Адольф Гитлер в свое первое время жизни в Вене). Эти труды моего отца получили неожиданное признание, когда старый император сделал его рыцарем ордена Франца-Иосифа (Ritter des Frans Joseph Ordens), что стало не только сюрпризом, но и проблемой. Ведь хотя мой отец, как и большинство австрийцев, уважал императора, он был радикальным либералом школы Джона Стюарта Милля и вовсе не поддерживал политику правительства. Как франкмасон он являлся членом общества, которое в то время было объявлено вне закона австрийским правительством, но не венгерским правительством Франца-Иосифа. Таким образом, франкмасоны часто встречались за венгерской границей, в Пресбурге (ныне Братислава в Чехословакии). Австро-Венгерская империя, хотя и была конституционной монархией, управлялась вовсе не своими двумя парламентами: у них не было никакой власти сместить двух премьер-министров или два кабинета, и они даже не могли выразить им вотум недоверия. Австрийский парламент, казалось, был даже слабее чем английский при Вильгельме и Марии², если такое сравнение вообще возможно. Принцип взаимоограничения властей едва соблюдался, ² Имеются в виду Вильгельм Оранский (–) и его жена Мария, дочь герцога Йоркского (позже — короля Якова II ). Парламент передал королевскую власть им обоим

56 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 56

18.03.2010 15:21:36

и политическая цензура была суровой; например, блестящая политическая сатира, «Год », которую мой отец написал под псевдонимом Зигмунд Карл Пфлюг, была арестована полицией сразу же после публикации в  году и оставалась в списке запрещенных книг до -го. Тем не менее в те дни, до  года, в Европе к западу от царской России существовала атмосфера либерализма; атмосфера, которая также наполняла собой Австрию и которая была уничтожена, как сейчас кажется навсегда, Первой мировой войной. Венский университет, с его многими действительно выдающимися преподавателями, обладал свободой и автономией в большой степени. Это же касалось и театров, которые были важны для венской жизни — почти так же важны, как музыка. Император держался в стороне от всех политических партий и не идентифицировал себя ни с одним из своих правительств. На самом деле он следовал, почти буквально, заповеди, которую некогда дал Серен Кьеркегор Кристиану VIII Датскому³. . Ранние влияния

Атмосфера, в которой я вырос, была, бесспорно, книжной. Мой отец, доктор Симон Зигмунд Карл Поппер, как и его два брата, получил степень доктора права в университете Вены. У него была огромная библиотека, и книги стояли повсюду — за исключением столовой, в которой стоял концертный рояль Бозендорфер и множество томов с нотами Баха, Гайдна, Моцарта, Бетховена, Шуберта и Брамса. Мой отец, который был ровесником Зигмунда Фрейда, чьи труды входили в его библиотеку, и чьи статьи он читал в журналах, был судебным адвокатом и давал юридические консультации. О своей матери Дженни Поппер, урожденной Шифф, я скажу больше, когда перейду к музыке. Мой отец был одаренным оратором. Я слышал его речи в суде только раз, в  или  году, когда я сам оказался подсудимым. Само дело, по моему мнению, было совершенно ясное. И поэтому я не собирался просить своего отца защищать меня, и был смущен, когда он сам настоял на этом. Но совершенная простота, ясность и искренность его речи произвела на меня большое впечатление. Мой отец в своей области работал упорно. Он был другом и партнером последнего либерального бургомистра Вены, доктора Карла Грюбля, (что невиданно!) после бегства Якова, однако парламент же принял «билль о правах», ограничивающих власть короля. — Прим. перев. ³ Здесь намек на разговор Кьеркегора с королем, во время которого он спросил у философа, как ему следует вести себя. «Во-первых, королю хорошо бы быть уродливым» (а Кристиан был красив), «Затем он должен быть слеп и глух, или, по крайней мере, делать вид, что он таков, потому что это избавит его от многих сложностей… И, наконец, он не должен много говорить, а должен завести себе одну маленькую стандартную речь на все случаи, т. е. речь без какого-либо содержания». Франц-Йосиф по этому поводу говаривал: «Это было очень мило, мне очень понравилось».

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 57

57

18.03.2010 15:21:37

и взял на себя его юридическую контору. Сама контора являлась частью большой квартиры, в которой мы жили, в самом сердце Вены, напротив центральной двери собора (Stephanskirche)⁴. Он задерживался в конторе допоздна, но на самом деле представлял собой скорее ученого, чем адвоката-практика. Он был историком (историческая часть библиотеки была значительной) и особенно интересовался эллинистическим периодом, а также восемнадцатым и девятнадцатым столетиями. Он писал стихи и переводил древнегреческую и латинскую поэзию на немецкий. (Он редко говорил об этих вещах. По чистой случайности я однажды нашел один беззаботный перевод стихотворения Горация. Его особенными талантами были легкость и хорошее чувство юмора). Он сильно интересовался философией. Я все еще храню его Платона, Бэкона, Декарта, Спинозу, Локка, Канта, Шопенгауэра и Эдуарда фон Гартмана; собрание сочинений Дж. С. Милля в немецком переводе Теодора Гомперца (чьих «Греческих мыслителей» он высоко ценил); большую часть работ Кьеркегора, Ницше, Эйкена и Эрнста Маха; «Критику языка» (Critique of Language) Фрица Маутнера и «Пол и характер» (Geschlecht und Charakter) Отто Вайнингера (оба они, кажется, несколько повлияли на Витгенштейна); и переводы большинства книг Дарвина (портреты Дарвина и Шопенгауэра висели у него в кабинете). Имелся и стандартный набор немецкой, французской, английской, русской и скандинавской литературы. У него были не только основные работы Маркса и Энгельса, Лассаля, Карла Каутского и Эдуарда Бернштейна, но и критиков Маркса: БёмБаверка, Карла Менгера, Антона Менгера, П. А. Кропоткина и Иосифа Поппер-Линкеуса (очевидно, моего дальнего родственника, так как он родился в Колине, маленьком городке, откуда явился мой дед по отцовской линии). В библиотеке был и пацифистский раздел с книгами Берты фон Зуттнер, Фридриха Вильгельма Фёрстара и Нормана Энджелла. Таким образом, книги стали частью моей жизни еще до того, как я научился их читать. Первой книгой, которая произвела на меня огромное и продолжительное впечатление была книгой сказок, которые моя мать читала двоим моим сестрам и мне незадолго до того, как я сам выучился читать (я был самым младшим из этой троицы). Это была книга великой шведской писательницы Сельмы Лагерлёф, в прекрасном немецком переводе («Чудесное путешествие маленького Нильса с дикими гусями», Wunderbare Reise des kleinen Nils Holgersson mit den Wildgansen). В течение многих лет я перечитывал эту книгу по крайней мере раз в год; и вообще я, вероятно, прочел Сельму Лагерлёф целиком больше, чем один раз. Я не люблю ее первую повесть, «Gosta Berling»⁵, ⁴ Собор Св. Стефана, главный готический собор во всей Австрии, начат в начале XII в., освящен в . — Прим. перев.

⁵ «Сага о Гесте Берлинге», неоромантическая рыцарская сага с элементами готики

и «магического реализма». Входит в списки популярных шведских книг, в  году по ней был снят фильм с Гретой Гарбо. — Прим. перев.

58 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 58

18.03.2010 15:21:37

хотя и она, безусловно, примечательное произведение. Но все остальные ее книжки остаются для меня шедеврами. Научиться читать и, несколько хуже, писать — это, конечно, самое важное событие в любом интеллектуальном развитии. Это не с чем сравнить, потому что очень немногие люди (Хелен Келлер — основное исключение) могут вспомнить, что для них значило научиться говорить. Я навсегда останусь благодарным моей первой учительнице Эмме Голдбергер, которая научила меня грамоте и счету. Это, я полагаю, и есть самое важное, чему надо учить всех детей; а некоторых детей даже не нужно и учить, они способны сделать это самостоятельно. Все остальное — это атмосфера и обучение через чтение и обдумывание. Кроме моих родителей, моей первой школьной учительницы и Сельмы Лагерлёф, самое большое влияние на мое интеллектуальное развитие на раннем этапе оказал мой друг на всю жизнь Артур Арндт, родственник Эрнста Морица фон Арндта⁶, который был одним из известных отцовоснователей немецкого национализма в эпоху наполеоновских войн. Артур Арндт был ярым антинационалистом. Хотя и немец по происхождению, он родился в Москве, где также провел и свою юность. Он был старше меня на двадцать лет — ему почти исполнилось тридцать, когда мы встретились в  году. Он обучался инженерному делу в университете Риги и был одним из студенческих вожаков во время неудавшейся русской революции  года. Он был социалистом и одновременно решительным противником большевиков, нескольких лидеров которых он знал лично еще с  года. Он описывал их как иезуитов от социализма, то есть способных пожертвовать невинными людьми, даже из одного с ними лагеря, потому что великая цель оправдывает все средства. Арндт был не только убежденным марксистом, он также верил, что Маркс являлся самым важным теоретиком социализма. Он нашел во мне очень внимательного слушателя при изложении социалистических идей; ничто, как я чувствовал, не могло быть важнее борьбы с бедностью. Арндт также сильно интересовался (даже больше, чем мой отец) движением, которое начали ученики Эрнста Маха и Вильгельма Оствальда, обществом, члены которого называли себя «Монистами». (Тут была связь со знаменитым американским журналом «The Monist», в котором печатался Мах). Их интересовала наука, эпистемология и то, что сейчас называется философией науки. Среди венских монистов «полусоциалист» Поппер-Линкеус имел много последователей, одним из них был Отто Нейрат. Первая книга по социализму, которую я прочел (вероятно, под влиянием моего друга Арндта — мой отец с неохотой оказывал на меня влияние) была «Взгляд назад» (Looking Backward) Эдварда Беллами⁷. Скорее ⁶ (–), немецкий поэт, публицист, историк. — Прим. перев. ⁷ Знаменитая утопия, на русском языке также выходила под названиями «Взгляд на прошлое», «Золотой век», «В  году» и др. — Прим. перев.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 59

59

18.03.2010 15:21:37

всего, я прочел ее в двенадцать лет, и она произвела на меня огромное впечатление. Арндт брал меня иногда на воскресные экскурсии, которые устраивали монисты, в Венский лес и по дороге рассказывал мне о марксизме и дарвинизме. Без сомнения, многое из того, что он тогда говорил, было за пределами моего понимания. Но это было интересно и волнующе. Одна из таких воскресных прогулок монистов случилась  июня  года. К вечеру, когда мы приблизились к пригородам Вены, мы услышали, что эрцгерцог Франц Фердинанд, очевидный наследник австрийского престола, был убит в Сараево. Через неделю или около того моя мать отвезла меня и двух сестер на летние каникулы в Альт-Аусзее, деревню недалеко от Зальцбурга. И там, на свой двенадцатый день рождения, я получил письмо от отца, в котором он писал, что очень извиняется, но не может приехать ко мне на праздник, как он намеревался, «потому что, к сожалению, война» («denn es ist leider Krieg»). Так как письмо пришло в самый день объявления войны между Австро-Венгрией и Сербией, мне кажется, что отец предугадал ее начало. . Первая мировая война

Мне было двенадцать лет, когда разразилась Первая мировая война; военные годы и послевоенные во всех отношениях были решающими для моего интеллектуального развития. Они сделали меня критичным по отношению к общепринятым убеждениям, особенно убеждениям, касающимся политики. Конечно, немногие знали в то время, что значит война. Оглушающий патриотический гул звучал по всей стране, в котором сливались голоса тех, кто входил в наш круг, прежде далекий от кровожадности. Мой отец был грустен и подавлен. А ведь даже Арндт видел что-то обнадеживающее. Он надеялся на демократическую революцию в России. Впоследствии я часто вспоминал эти дни. До войны многие члены нашего круга обсуждали политические теории, которые были решительно пацифистскими, или, во всяком случае, крайне критичными, по отношению к существующему порядку, к союзу между Австрией и Германией и к экспансионистской политике Австрии на Балканах, особенно в Сербии. Я был потрясен тем, что они вдруг стали сторонниками этой же самой политики. Сегодня я немного лучше разбираюсь в таких вещах. Дело было не только в давлении общественного мнения; дело было в разделяемой многими верности. А также был страх — страх насильственных мер, к которым в военное время должны были прибегнуть власти против инакомыслящих, в силу того, что между инакомыслием и изменой нет очень четкой границы. Однако в то время я был весьма озадачен. Я, естественно, не знал ничего о том, что случилось с социалистическими партиями Германии и Франции: как распался их интернационализм.

60 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 60

18.03.2010 15:21:37

(Изумительное описание событий того времени можно найти в последнем томе «Семьи Тибо» Роже Мартена дю Гара). На несколько недель, под влиянием военной пропаганды в школе, я оказался слегка заражен общим настроением. Осенью  года я написал глупое стихотворение под названием «Празднование мира», в котором выражал уверенность, что австрийцы и немцы успешно отбивают нападение (я полагал, что «на нас» напали), а затем описывал и восхвалял восстановление мира. Хотя это было не самое воинственное стихотворение, вскоре мне стало глубоко стыдно за предположение, что «на нас» напали. Я понял, что нападение Австрии на Сербию и нападение Германии на Бельгию — это ужасные вещи и что огромный аппарат пропаганды пытается убедить нас в том, что и то и другое было оправдано. Зимой  –  года я пришел к убеждению — под влиянием, вне сомнения, довоенной социалистической пропаганды — что мотивы у Австрии и Германии были скверные и что мы заслужили поражения в этой войне (и, следовательно, мы ее проиграем, как я наивно доказывал). Однажды, полагаю, это было в  году, я подошел к своему отцу с вполне подготовленным выражением этой позиции, но обнаружил его менее отзывчивым, чем ожидал. Он гораздо больше меня сомневался относительно всех правильностей и неправильностей войны, а также в ее исходе. В обоих отношениях он оказался, конечно же, прав, и очевидно, что я видел всё чересчур упрощенно. Однако он воспринял мои взгляды серьезно и после длительного обсуждения даже начал склоняться к тому, чтобы с ними согласиться. Также поступил и мой друг Арндт. После этого у меня почти не осталось сомнений. Между тем все мои кузены были достаточно взрослыми, чтобы воевать офицерами в австрийской армии, как и многие из наших друзей. Моя мать по-прежнему возила нас на каникулы в Альпы, и в -м мы снова оказались в Зальцкаммергуте — на этот раз в Ишле, где сняли маленький домик высоко на поросшем лесом склоне. С нами была сестра Фрейда, Роза Граф, которая дружила с моими родителями. Ее сын Герман, всего на пять лет меня старше, приехал к нам в гости в военной форме, на последнюю побывку перед отправкой на фронт. Вскоре после этого пришла весть о его гибели. Горе его матери и его сестры, любимой племянницы Фрейда — было ужасным. Это заставило меня понять значение этих длинных списков убитых, раненных и пропавших без вести. Вскоре после этого снова дала о себе знать политика. Старая Австрия была многоязыким государством: там были чехи, словаки, поляки, южные славяне (югославы) и италоговорящие. И тут пошли слухи, что чехи, югославы и итальянцы дезертируют из австрийской армии. Начался распад. Один друг нашей семьи, который работал адвокатом в суде, рассказал нам о панславистском движении, которое он, по его словам, изучал профессионально, и о Масарике, философе из университетов Вены и Праги, который был лидером чехов. Мы слышали о чешЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 61

61

18.03.2010 15:21:37

ской армии, которую собрали в России из австрийских военнопленных, говоривших на чешском. А потом до нас дошли слухи о смертных приговорах за предательство и о терроре, который творили австрийские власти против людей, подозреваемых в неверности. . Ранняя философская проблема: бесконечность

Я уже давно полагаю, что существуют подлинные философские проблемы, которые не являются простыми головоломками, возникшими в результате неправильного использования языка. Некоторые из этих проблем очевидны даже ребенку. Так случилось, что я столкнулся с одной из них, когда еще был ребенком, вероятно, лет восьми от роду. Каким-то образом я узнал о Солнечной системе и бесконечности космоса (без сомнения, ньютоновского космоса) и встревожился: я не мог представить себе как конечного космоса (а что тогда есть вне него?), так и бесконечного. Мой отец предложил, чтобы я спросил одного из его братьев, которому, по его словам, хорошо удается объяснять такие вещи. Этот дядя сначала спросил меня, беспокоит ли меня то, что последовательность чисел продолжается без конца. Меня это не беспокоило. Затем он попросил меня представить себе штабель кирпичей и прибавить к нему один кирпич, а потом еще один, и так без конца; эти кирпичи никогда не заполнят пространства Вселенной. Я согласился, хотя и скрепя сердце, что этот ответ весьма полезен, хотя он меня не устроил полностью. Конечно, я был неспособен сформулировать те сомнения, которые все еще меня тревожили: дело было в разнице между потенциальной бесконечностью и актуальной бесконечностью и невозможности привести актуальную бесконечность к потенциальной. Эта проблема, разумеется, является частью (связанной с пространством) первой антиномии Канта, а это (особенно, если к ней прибавить временную часть) серьезная и по-прежнему не разрешенная философская проблема — особенно с тех пор, как более или менее были оставлены надежды Эйнштейна разрешить ее, показав, что Вселенная — это замкнутое риманово пространство с конечным радиусом. Мне, конечно, тогда не пришло в голову, что это — открытая проблема. Скорее, я думал, что это вопрос, который умные взрослые наподобие моего дяди понимают, а я все еще слишком невежественен, или, возможно, слишком юн, или слишком глуп, чтобы постичь ее целиком. Я помню целый ряд похожих проблем — серьезных проблем, а не головоломок — занимавших меня позже, когда мне было лет двенадцатьтринадцать; например, проблема происхождения жизни, которую теория Дарвина оставила открытой, или того, является ли жизнь просто химическим процессом (я лично придерживался теории, что организмы являются огнями). Этих проблем, я полагаю, не избежать почти никому, кто когда-либо слышал о Дарвине, будь он взрослый или ребенок. Тот факт, что в свя-

62 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 62

18.03.2010 15:21:37

зи с ними проделываются некоторые эксперименты, не делает их менее философскими. Меньше всего нам следует безапелляционно заявлять, что философских проблем не существует или что они неразрешимы (insoluble) (хотя, возможно, и разложимы (dissoluble)). Мое собственное отношение к таким проблемам оставалось таким же довольно долго. Я никак не мог поверить, что некоторые из тех, что меня тогда беспокоили, не были давным-давно разрешены; еще меньше я верил, что какие-то из них могут быть новыми. Я не сомневался, что люди, подобные великому Вильгельму Оствальду, издателю журнала «Das monistische Jahrhundert» (т. е. «Век монизма»), должны знать все ответы. Вся сложность их для меня, полагал я, целиком объясняется ограниченностью моего понимания. . Мой первый философский провал: проблема эссенциализма

Я помню то первое обсуждение первого философского вопроса, которое стало решающим для моего духовного развития. Этот вопрос возник из моего неприятия такой позиции, при которой важность приписывается словам и их значениям (или их «истинным значениям»). Мне, должно быть, было около пятнадцати. Отец предложил мне прочесть несколько томов автобиографии Стриндберга. Я не помню, какой именно абзац побудил меня в беседе с отцом раскритиковать то, что, как я чувствовал, было обскурантизмом у Стриндберга: его попытки извлечь что-то важное из «истинного» значения некоторых слов. Но я помню, что когда я попробовал настаивать на своих возражениях, то к своей тревоге и даже шоку, обнаружил, что мой отец меня не понимает. Суть дела казалась мне такой ясной, и тем больше, чем дольше продолжался наш разговор. Когда же мы прервали его, уже поздней ночью, я осознал, что не сумел повлиять на мнение отца. Между нами в вопросе важности пролегала настоящая пропасть. Я помню, как после этого обсуждения я изо всех сил пытался внушить себе, что должен навсегда запомнить такой принцип: никогда не нужно спорить о словах и их значениях, потому что такие споры всегда поверхностны и несущественны. Кроме того, я помню, что не сомневался в том, что этот принцип хорошо известен и широко признан; я подозревал, что и Стриндберг, и мой отец в этом вопросе сильно отстали. Годы спустя я выяснил, что был к ним несправедлив и что вера в важность значений слов, особенно определений, была почти повсеместной. Позиция, которую я позже стал называть «эссенциализм»⁸, до сих пор популярна, и ощущение провала, которое я испытал, когда был школьником, часто возвращалось ко мне и впоследствии. ⁸ Термин «эссенциализм», ныне широко используемый, и особенно применительно к определениям («эссенциалисткие определения») был впервые, насколько мне известно, предложен в разделе  моей «Нищеты историцизма» ().

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 63

63

18.03.2010 15:21:37

Первое повторение этого ощущения случилось, когда я попытался прочесть несколько философских книг из библиотеки отца. Вскоре я понял, что позиция Стриндберга и моего отца была весьма распространенной. Это вызвало у меня большие трудности и даже породило неприязнь к философии. Мой отец посоветовал попробовать Спинозу (возможно, в качестве лекарства). К сожалению, я попробовал не его «Письма», а «Этику» и «Начала философии Рене Декарта, доказанные геометрическим способом», полные определений, которые показались мне случайными, бессмысленными и голословными, если вообще что-либо говорящими. Этот опыт внушил мне на всю жизнь отвращение к теоретизированию о Боге. (Теология, как я думаю и сейчас, обусловлена потерей веры). Я также ощутил, что сходство между методами геометрии, наиболее пленяющим меня предметом из школьной программы, и more geometrico⁹ Спинозы было чисто поверхностным. Кант был другим. Хотя я нашел его «Критику» чересчур сложной, но все же увидел, что она говорит о настоящих проблемах. Я помню, что прочитав (не скажу, что с большим пониманием, но определенно, в полном восторге) предисловие ко второму изданию «Критики» (в редакции Бенно Эрдманна), я перелистнул основной текст и был потрясен и озадачен причудливой системой антиномий. Я не уловил в этом смысла. Я не мог понять, что Кант (или кто-то еще) мог подразумевать, говоря, что аргумент может противоречить сам себе. Однако я увидел из таблицы по Первой Антиномии, что затрагиваются подлинные проблемы; а также вынес из предисловия, что для того, чтобы разбираться в таких вещах, нужны математика и физика. . Долгое отступление, касающееся эссенциализма: что до сих пор

разделяет меня и большинство современных философов¹⁰

. Критический год: марксизм, наука и псевдонаука

Именно в последние ужасные годы войны, вероятно, в -м, в то время, когда я страдал от затянувшейся болезни, я очень ясно осознал то, что интуитивно чувствовал уже давно: в наших знаменитых австрийских средних школах (называемых Gymnasium «гимназия» и — horribile dictu¹¹ — Realgymnasium «реальная гимназия») мы ужасающим образом ⁹ геометрическим способом. — Прим. перев. ¹⁰ В данном переводе пропущены такие «отступления», имеющие лишь косвенное

отношение к фактическим событиям биографии К. Поппера. Тем не менее даются их названия, чтобы читатель представлял, какие именно темы сам философ посчитал нужным обсуждать в своей автобиографии (эссенциализм, музыка, физика см. далее). — Прим. перев. ¹¹ страшно сказать (лат.) — Прим. перев.

64 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 64

18.03.2010 15:21:37

растрачиваем наше время, даже хотя наши учителя были хорошо образованы и изо всех сил старались сделать наши школы лучшими в мире. То, что большая часть их учения скучна до крайности — безнадежная пытка из часа в час — не было для меня новостью. (Они сделали мне прививку: больше никогда я не страдал от скуки. В школе если ты думал о чем-то не связанном с уроком, тебя подвергали допросу: ты был обязан внимать. Но стоило тебе вырасти, ты мог развлекать себя собственными мыслями, если вдруг лектор оказывался занудой). Существовал только один предмет, по которому у нас был интересный и действительно вдохновляющий нас учитель. Этим предметом была математика, а имя учителя было Филипп Фрейд (Я не знаю, состоял ли он в родстве с Зигмундом Фрейдом). Однако когда я вернулся в школу после болезни, продлившейся больше двух месяцев, то обнаружил, что мой класс практически не продвинулся дальше, даже по математике. Это было откровением и пробудило во мне желание бросить школу. Распад Австро-Венгерской империи и последствия Первой мировой войны, голод, продовольственные бунты в Вене, вышедшая из-под контроля инфляция уже многократно описаны. Всё это разрушило мир, в котором я вырос; а потом начался период холодной и горячей гражданской войны, которая закончилась вторжением в Австрию Гитлера, что привело ко Второй мировой войне. Мне уже было больше шестнадцати, когда закончилась война, и революция вдохновила меня учинить свой частный переворот. В конце -го я решил бросить школу и учиться самостоятельно. Я поступил в венский университет, поначалу вольнослушателем, потому что не сдавал вступительного экзамена (Matura) до -го, когда, наконец, был принят уже студентом. Никаких стипендий тогда не давали, но стоимость курсов в университете была номинальной. И каждый студент мог посещать любые лекции. Это было время переворота, хотя и не только политического. Я оказался достаточно близко, чтобы услышать свист пуль, когда по случаю объявления Австрийской республики, солдаты начали стрелять в членов Временного Правительства, заседавших наверху лестницы, ведущей в здание Парламента. (Это переживание побудило меня написать статью о свободе). Еды не хватало; что же касается одежды, большинство из нас могло позволить себе лишь списанную военную форму, переделанную для гражданского пользования. Немногие из нас всерьез задумывались о какой-либо карьере — таких и возможностей не было (за исключением, может быть, банков; но мысль о карьере в торговле никогда не приходила мне в голову). Мы учились не ради карьеры, но ради самого учения. Мы учились; и мы обсуждали политику. Тогда были три основные политические партии: социал-демократы и две антисоциалистические партии, германские националисты (тогда меньшая из трех основных партий, позже она была поглощена нацистской), и та, что на самом деле являлась партией католической Церкви (в Австрии было католическое большинство), называла себя и «хриЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 65

65

18.03.2010 15:21:38

стианской» и «социалистической» (christlich-sozial), хотя и оставалась антисоциалистической. Кроме того, существовала маленькая коммунистическая партия. Я стал членом ассоциации социалистов-учеников средних школ (sozialistische Mittelschüler) и ходил на их собрания. Также я ходил на собрания социалистов-студентов университета. Ораторы на этих собраниях принадлежали иногда к социалистам, а иногда к коммунистам. Их марксистские убеждения на тот момент были схожими. И все они любили указывать на ужасы войны. Коммунисты утверждали, что доказали свой пацифизм в России, закончив войну в Брест-Литовске. Они говорили: мы всегда стояли за мир. Конкретно в это время они не только были за мир, но и, по крайней мере, в своей пропаганде против любого «излишнего» насилия. Некоторое время я относился к коммунистам с подозрением, во многом из-за того, что мне рассказывал о них мой друг Арндт. Но весной  года я с немногими своими друзьями поддался на их пропаганду. В течение двух или трех месяцев я считал себя самого коммунистом. Вскоре меня постигло разочарование. Случай, обративший меня против коммунизма, и который скоро отвратил меня вообще от марксизма, был одним из самых важных происшествий в моей жизни. Это случилось незадолго до моего семнадцатого дня рождения. Во время демонстрации невооруженных молодых социалистов, которые, подстегиваемые коммунистами, попытались помочь бежать нескольким коммунистам, содержащимся под арестом в центральном полицейском участке Вены, началась стрельба. Было убито несколько молодых социалистов и коммунистов. Меня ужаснули и потрясли грубость полиции и я сам. Ведь, как марксист, я нес часть ответственности за трагедию — по крайней мере, в принципе. Марксистская теория требует усиливать классовую борьбу, чтобы ускорить приход социализма. Ее тезис состоит в том, что хотя революция может потребовать жертв, капитализм требует жертв гораздо больше, чем любая социалистическая революция. Такова была марксистская теория — часть так называемого научного социализма. Теперь я спрашиваю себя, может ли такие расчеты поддержать какая-либо наука. Весь этот опыт, а особенно этот вопрос, вызвали во мне отвращение к марксизму на всю жизнь. Коммунизм — это вероучение, которое обещает привести к лучшему миру. Оно утверждает, что основывается на знании: знании законов исторического развития. Я все еще уповаю на лучший мир, менее насильственный и более справедливый, но я спрашиваю себя, а действительно ли я тогда знал — не было ли то, что я принимал за знание, пустой претензией. Конечно, я читал немного Маркса и Энгельса — но понимал ли я их? Рассмотрел ли я их критически, как должен сделать любой, прежде чем принимать вероучение, которое оправдывает свои средства некоей далекой целью? В некотором шоке я был вынужден признаться самому себе, что не только кое в чем некритично воспринял запутанную теорию, но что

66 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 66

18.03.2010 15:21:38

на самом деле я еще раньше заметил нечто неправильное как в теории, так и в практике коммунизма. Но я скрывал это от себя — частью, храня верность по отношению к друзьям, частью из-за верности «делу», а еще из-за того, что существует некий механизм, который вовлекает человека все глубже и глубже: как только он жертвует своей совестью в чем-то малом, он уже не желает сдаваться легко; он желает оправдать свое самопожертвование, убеждая себя, что изначальная праведность дела якобы перевешивает любые мелкие нравственные и умственные компромиссы, которых оно может потребовать. С каждой такой моральной или интеллектуальной уступкой человек проваливается все глубже и глубже. Теперь он готов подкреплять свои нравственные и умственные затраты в дело еще большими затратами. Это все равно, что желание потратить чистые деньги после грязных. Я видел, как этот механизм действовал в моем случае, и я ужаснулся. Я также видел, как он действует на других, особенно на моих друзейкоммунистов. И этот опыт позволил мне позже понять многие вещи, которые иначе бы от меня ускользнули. Я принял опасное вероучение без должной критики, догматически. Сперва я отреагировал, впав в скептицизм; потом это привело меня, и очень скоро, к отказу от любого рационализма (Как я обнаружил позже, такова типичная реакция разочарованного марксиста). К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, я стал антимарксистом. Я осознал догматический характер этого вероучения и его невероятное интеллектуальное высокомерие. Отвратительно приписывать себе знание такого рода, которое якобы вынуждает рисковать жизнями других людей ради некритично принятой догмы или ради мечты, которая может оказаться несбыточной. Это было особенно плохо для интеллектуала, для человека, который умеет читать и думать. И для меня крайне угнетающим было осознать, что я попался на такую уловку. Как только я поглядел на это критично, все провалы, увёртки и несоответствия в марксистской теории стали мне очевидны. Взять их центральный пункт с уважением к насилию, диктатуре пролетариата: кто был пролетариат? Ленин, Троцкий и другие вожди? Коммунисты никогда не образовывали большинства. Они не имели большинства даже среди рабочих на фабриках. В Австрии, конечно, они были в слабейшем меньшинстве, и, по всей видимости, так было повсюду. Мне потребовалось несколько лет занятий, прежде чем я почувствовал уверенность, что ухватил самое ядро марксистских аргументов. Оно состоит из исторического пророчества в соединении со скрытым призывом к следующему моральному закону: Помоги приблизить неизбежное. Даже тогда у меня не возникло намерения опубликовать свою критику Маркса, потому что антимарксизм в Австрии был еще хуже, чем марксизм: так как социал-демократы были марксистами, антимарксизм был почти идентичен с теми авторитарными движениями, которые позже стали называться фашизмом. Конечно, я говорил об этом с друзьЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 67

67

18.03.2010 15:21:38

ями. Но только через шестнадцать лет, в -м, я начал писать о марксизме с намерением опубликовать написанное. Как результат, между  и  гг. появились две книги: «Нищета историцизма» и «Открытое общество и его враги». В то же время, о котором я сейчас говорю (вероятно, где-то между  и  гг.), меня возмущало то умственное ослепление некоторых марксистов из числа моих друзей и соучеников, которые считали само собой разумеющимся, что именно они являются будущими вождями рабочего класса. У них, как я знал, не было особенных интеллектуальных способностей. Все, на что они могли претендовать — это знакомство с марксистской литературой, хотя даже и не доскональное знание, и уж точно не критическое. О жизни рабочего они знали еще меньше, чем я. (Я, по крайней мере, несколько месяцев проработал во время войны на фабрике). На подобные установки я реагировал очень несдержанно. Я чувствовал, что мы занимаем привилегированное положение, имея возможность учиться — в действительности, незаслуженно — и я решил попробовать стать рабочим. Я также решил никогда не добиваться влияния на какую-либо партийную политику. На самом деле, я предпринял не одну, а несколько попыток стать рабочим. Моя вторая попытка провалилась, потому что у меня не оказалось достаточной физической стойкости, чтобы рыть дорожное покрытие, твердое, как бетон, одной киркой, день за днем. Моя последняя попытка была — ремесло краснодеревщика. Физически это не было утомительно, но трудность состояла в том, что определенные спекулятивные идеи, которые меня интересовали, мешали моей работе. Возможно, здесь самое место сказать, как сильно я восхищался венскими рабочими и их великим движением — руководимым социал-демократической партией — даже хотя я рассматривал марксистский историцизм их социал-демократических вождей как фатальную ошибку. Их вожаки умели вдохновить рабочих чудесной верой в их миссию, которая состояла, как они полагали, не в чем ином как в освобождении всего человечества. Хотя социал-демократическое движение было по большей части атеистическим (невзирая на маленькую и восхитительную группу тех, которые представлялись религиозными социалистами), все движение вдохновлялось тем, что можно описать только как пылкая религиозная и гуманитарная вера. Это было движение рабочих за самообразование для того, чтобы исполнить свою «историческую миссию», освободить самих себя и тем самым помочь освобождению человечества, а кроме того, закончить войну. В свое ограниченное свободное время многие рабочие, молодые и старые, ходили на дополнительные курсы или в один из «Народных университетов» (Volkshochschulen). Они горячо интересовались не только самообразованием, но и образованием своих детей и улучшением своих жилищных условий. Это была восхитительная программа. В своей жизни они, возможно, иногда несколько педантично, заменили алкоголь альпиниз-

68 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 68

18.03.2010 15:21:38

мом, свинг — классической музыкой, чтение триллеров — чтением серьезной литературы. Их деятельность была целиком мирной, и они продолжали ее в атмосфере, зараженной фашизмом и посреди латентной гражданской войны; а также, к еще большему несчастью, под повторяемые и смущающие угрозы рабочих вожаков отставить демократические методы и перейти к насилию — наследие двусмысленного отношения Маркса и Энгельса. Это великое движение и его трагическое разрушение фашизмом произвело глубокое впечатление на некоторых английских и американских наблюдателей (например, Дж. Э. Р. Геди). Я оставался социалистом несколько лет, даже после моего отторжения марксизма; и если была бы возможна такая вещь, как соединение социализма с индивидуальной свободой, я оставался бы социалистом до сих пор. Ведь нет ничего лучше, чем жить скромно, просто и свободно в эгалитарном обществе. Мне потребовалось некоторое время для того, чтобы понять, что это не более чем прекрасная мечта; что свобода важнее равенства; что попытка реализовать равенство грозит свободе; и что, если свобода потеряна, среди несвободных не будет никакого равенства. Знакомство с марксистами было одним из основных событий в моем интеллектуальном развитии. Оно преподало мне сразу несколько уроков, которые я не забыл. Оно научило меня мудрости сократического выражения: «я знаю, что я не знаю». Оно сделало меня фаллибилистом и показало мне ценность интеллектуальной скромности. И заставило меня осознать разницу между догматическим и критическим мышлением. По сравнению с этой встречей мое знакомство с «индивидуальной психологией» Альфреда Адлера и с психоанализом Фрейда — что случилось более или менее одновременно (в  г.) — было менее важным. Оглядываясь на тот год, я изумляюсь, как могло столь многое произойти в интеллектуальном развитии одного человека за столь короткий период времени. Ведь в то же время я узнал об Эйнштейне, и это оказало преобладающее влияние на мое мышление — а в долгосрочной перспективе, возможно, это было самое важное влияние. В мае  г. предсказанное отклонение света Эйнштейном в момент полного затмения было успешно подтверждено двумя британскими экспедициями. С этими подтверждениями внезапно появилась теория гравитации и новая космология, не просто как возможность, а как реальное улучшение Ньютона — лучшее приближение к истине. Эйнштейн читал в Вене лекцию, на которую я пошел; но запомнил я только свое изумление. То, о чем он говорил, было явно за пределами моего понимания. Я воспитывался в обстановке, в которой механика Ньютона наряду с электродинамикой Максвелла были приняты как неоспоримые истины. Даже Мах в «Науке механики», в которой он критиковал ньютоновскую теорию абсолютного пространства и абсолютного времени, сохранил законы Ньютона — включая закон инерЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 69

69

18.03.2010 15:21:38

ции, которому он предлагал новую и очаровательную интерпретацию. И хотя он допускал возможность создания не-ньютоновской теории, но полагал, что прежде чем ей заняться, нужно дождаться новых опытных данных, которые могли прийти из физического или астрономического исследования тех областей космоса, в которых происходят более быстрые и более сложные движения, чем те, которые можно встретить в нашей собственной Солнечной системе. Механика Герца тоже не отходила от ньютоновской, если не считать, что у него использовалось ее другое представление. Общее допущение истинности теории Ньютона было, конечно, результатом ее невероятного успеха, достигшего своего пика, когда обнаружили планету Нептун. Успех был столь впечатляющим потому (как я выразил это позже), что теория Ньютона неоднократно корректировала эмпирический материал, который должна была объяснять. Но, несмотря на все это, Эйнштейну удалось предложить реальную альтернативу, как оказалось, лучшую теорию, не ожидая новых экспериментов. Как и сам Ньютон, он предсказал новые эффекты внутри (а также в отсутствие) нашей Солнечной системы. И некоторые из этих предсказаний после экспериментальной проверки оказались правильными. Мне посчастливилось ознакомиться с этими идеями в изложении одного блестящего студента-математика Макса Эльштейна, друга, который умер в  г. в возрасте двадцати одного года. Он не был позитивистом (как Эйнштейн в те дни и многие годы впоследствии), и поэтому подчеркивал объективные аспекты теории Эйнштейна: подход с точки зрения теории поля; электродинамику, механику и их новые связи; и чудесную идею новой космологии — бесконечной, но не безграничной Вселенной. Он привлек мое внимание к тому, что сам Эйнштейн считал одним из основных аргументов в пользу своей теории то, что она оставляет теории Ньютона место очень хорошего приближения (к истине); а также что Эйнштейн, хотя и убежденный в том, что его теория является лучшим приближением, чем у Ньютона, рассматривал свою только как шаг к еще более общей теории; и наконец, что Герман Вейль уже опубликовал, даже перед наблюдением затмения, книгу (Raum, Zeit, Materie, ¹²), в которой предложил более общую и всеобъемлющую теорию, чем у Эйнштейна. Нет никаких сомнений, что Эйнштейн все это учитывал, и особенно свою собственную теорию, когда написал по другому поводу: «Не может быть более справедливой судьбы для любой физической теории, чем стать указателем на пути к более объемлющей теории, в которой она останется существовать как более ограниченный случай»¹³. Но на меня гораздо большее впечатление произвело его собственное ясное утвер¹² См. русский перевод: Вейль Г. Пространство. Время. Материя. Лекции по общей теории относительности. М.: Эдиториал УРСС , . — Прим. перев.

¹³ Albert Einstein. Über die spezielle und die allgemeine Relativitätstheorie. Braunschweig:

70 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 70

18.03.2010 15:21:38

ждение, что он признает свою теорию несостоятельной, если она не выдержит некоторых проверок. Так он писал, например: «Если выясниться, что красное смещение спектральных линий, вызванное гравитационным потенциалом, не существует, то и общая теория относительности будет несостоятельной». ¹⁴ Здесь — отношение, явственно отличное от догматического отношения Маркса, Фрейда и Адлера, и в еще большей степени их последователей. Эйнштейн искал решающих экспериментов, чье соответствие предсказаниям подтвердило бы его теорию; а несоответствие, как он первый и указал, показало бы несостоятельность его теории. Это, я полагаю, подлинно научное отношение. Оно радикально отличается от догматического, которое постоянно утверждает, что ищет «верификаций» (обоснований) для своих любимых теорий. Таким образом, к концу  года я пришел к заключению, что научное отношение — это критическое отношение, которое не ищет других обоснований кроме решающих проверок; проверок, которые могут опровергнуть проверяемую теорию, хотя они никогда не смогут ее подтвердить. . Ранние научные занятия

Хотя послевоенные годы были беспощадными для большинства моих друзей и для меня самого, это было бодрящее время. Не то чтобы мы были счастливы. У большинства из нас не было перспектив и каких-либо планов. Мы жили в очень бедной стране, в которой гражданская война была эндемичной, а время от времени вспыхивала всерьез. Мы были часто подавлены, обескуражены, возмущены. Но мы учились, наш разум был активен и рос день ото дня. Мы читали жадно и всеядно; спорили, обменивались мнениями, изучали, критически анализировали, думали. Мы слушали музыку, бродили по прекрасным австрийским горам и мечтали о лучшем, более здоровом, простом и честном мире. Зимой  –  гг. я уехал из дома и жил в заброшенной части бывшего военного госпиталя, превращенной студентами в чрезвычайно примитивное общежитие. Я хотел независимости и пытался не быть обузой своему отцу, которому было больше шестидесяти и который потерял все свои сбережения в неудержимой послевоенной инфляции. Мои родители предпочитали, чтобы я остался дома. Я выполнял некоторую неоплачиваемую работу в клиниках по воспитанию детей Альфреда Адлера, а также брался за случайные приработки, редко получая за них деньги. Некоторые из них были тяжелыVieweg, . С. . Поппер дает собственный перевод на английский, с которого и сделан данный русский. ¹⁴ Albert Einstein. Relativity: The Special and the General Theory. A Popular Expostion. London: Methuen & Co., . С. . Поппер слегка изменил английский перевод (что указывает в примечаниях). Русский сделан с его собственного, измененного.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 71

71

18.03.2010 15:21:38

ми (дорожные работы). Но я также подрабатывал репетитором для нескольких американских студентов в университете, а они были очень щедры. Мне было нужно очень мало: еды все равно было немного, я не курил и не пил. Единственной насущной вещью, которую порой было очень трудно достать, были билеты на концерты. Хотя билеты были дешевыми (на стоячие места), в течение многих лет они входили в мои почти ежедневные траты. В университете я попробовал лекционные курсы по самым разным предметам: история, литература, психология, философия и даже лекции в медицинской школе. Но вскоре я прекратил на них ходить, за исключением тех, которые читались по математике и теоретической физике. В то время в университете преподавали самые выдающиеся учителя, но читать их книги было несравнимо лучше, чем слушать их лекции (семинары были лишь для продвинутых студентов). Я также начал продираться сквозь «Критику чистого разума» и «Пролегомены». Только на математическом отделении предлагались по-настоящему восхитительные лекции. Профессорами в то время были Виртингер, Фуртвенглер¹⁵ и Ганс Хан. Все трое были творческими математиками с мировой славой. За мыслью Виртингера, которого на отделении ставили выше других двоих, мне было слишком сложно следить. Фуртвенглер был изумителен по своей ясности и знанию своих предметов (алгебра и теория чисел). Но больше всего я узнал от Ганса Хана. Его лекции достигли той степени совершенства, которой я больше нигде никогда не встречал. Каждая лекция была шедевром: драматичная по своей логической структуре, ни одного лишнего слова, совершенно ясная, и излагалась она прекрасным культурным языком. Сам предмет и порой некоторые обсуждаемые проблемы предварялись волнующим историческим очерком. Все было живым, хотя из-за своего совершенства немного холодным. Был еще доцент Хелли, который читал лекции о теории вероятностей и от которого я услышал имя Рихарда фон Мизеса. Позже появился на короткое время очень молодой и очаровательный профессор из Германии, Курт Райдемайстер; я ходил на его лекции по тензорной алгебре. Все эти люди — исключая Райдемайстера, который не возражал, когда его перебивали — были полубогами. Они были бесконечно далеко от нас. Между профессорами и студентами, которые не шли на докторскую диссертацию, не было никаких контактов. Я же никогда и не пытался завести с ними знакомство и даже не имел таких амбиций. Я никогда не ожидал, что позже буду лично знаком с Ханом, Хелли, фон Мизесом и Гансом Тиррингом, который преподавал теоретическую физику. ¹⁵ Филлип Фуртвенглер и Вильгельм Виртингер. Лекции этих трех профессоров (плюс

Карла Менгера) слушал в Венском университете, когда учился там с  по  год, и Курт Гёдель. На него самое большое впечатление произвел Фуртвенглер. — Прим. перев.

72 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 72

18.03.2010 15:21:39

Я изучал математику потому, что просто хотел учиться, и думал, что в математике я найду что-то о стандартах истины; меня также интересовала теоретическая физика. Математика была огромным и трудным предметом, и приди мне тогда в голову мысль стать профессиональным математиком, у меня бы очень скоро пропала такая охота. Но у меня не было подобного честолюбивого замысла. Если я и думал о будущем, то мечтал, как однажды стану основателем школы, в которой молодые люди смогут учиться без скуки, там бы их побуждали ставить проблемы и обсуждать их; школы, в которой выслушивали бы непрошеные ответы на незаданные вопросы; в которой учились бы не ради того, чтобы сдать экзамены. Я получил свой аттестат зрелости (Matura) как частный ученик в  г., на год позже, чем должен был, если бы продолжал учиться в школе. Но опыт, который я получил, стоил потерянного года. После этого я стал полноценным студентом университета. Через два года я получил еще один аттестат зрелости в колледже по подготовке учителей, который давал мне право преподавать в начальной школе. Я сдавал экзамены, параллельно изучая профессию краснодеревщика. (Позже я получил право преподавать математику, физику и химию в средней школе). Однако места учителя нигде не было, и завершив свое обучение мебельному делу, я стал, как уже упоминал, социальным работником (Horterzieher) в центре для беспризорных детей. В этот период я развивал дальше свои идеи о «демаркации между научными теориями (как у Эйнштейна) и псевдонаучными» (как у Маркса, Фрейда и Адлера). Мне стало ясно: то, что делает теорию или утверждение научным — это ее способность исключить возможность некоторых событий — запретить им случаться. Таким образом, чем больше теория воспрещает, тем больше она нам говорит. Хотя эта идея тесно связана с идеей об «информативном содержании» теории и также содержит в себе позднейшую идею о ядре¹⁶, в то время я ее еще не доразвил до этого места. Однако меня очень заботила проблема догматического мышления и его отношения к критическому мышлению. Особенно меня преследовала идея, что догматическое мышление, которое я рассматривал как донаучное, было стадией, которая необходима, если невозможно критическое мышление. Критическое мышление должно иметь нечто, что можно критиковать, а это, как я думал, должно быть результатом догматического мышления. Теперь я хочу сказать несколько слов о проблеме демаркации и о том, как я ее решаю.

¹⁶ «Критерий демаркации», «информативное содержание», «ядро» и др. — термины тео-

рии познания К. Поппера, которая излагается в его трудах «Логика научного исследования», «Предположения и опровержения» и др. — Прим. перев.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 73

73

18.03.2010 15:21:39

) Сперва мне пришло в голову, что проблема демаркации — это не проблема отграничения науки от метафизики, а, скорее, науки от псевдонауки. В это время я совершенно не интересовался метафизикой. Только позже я распространил свой «критерий демаркации» и на метафизику. ) Моя основная идея в  г. была такова. Если кто-то предлагает научную теорию, он должен ответить, как Эйнштейн, на вопрос: «При каких условиях я признаю, что моя теория несостоятельна?» Другими словами, какие мыслимые факты я признаю опровержением или фальсификацией моей теории? ) Меня потрясло, что марксисты (претендовавшие на научность, на исследование социального) и психоаналитики всех школ были способны интерпретировать любое мыслимое событие как верификацию своих теорий. Это, вместе с моим критерием демаркации, привело меня к точке зрения, что только те опровержения, которым не удалось выступить в роли опровержений, могут считаться «верификациями». ) Я все еще придерживаюсь пункта . Но когда немного позже я предло-

жил в качестве рабочей гипотезы идею фальсифицируемости (или проверяемости или опровержимости) теории как критерия демаркации, то очень скоро обнаружил, что любая теория может быть «иммунизирована» (этот прекрасный термин возник благодаря Гансу Альберту) от критики. Если мы разрешим такую иммунизацию, то любая теория становится нефальсифицируемой. Таким образом, мы должны, по крайней мере, исключить некоторые иммунизации. С другой стороны, я также осознал, что мы не должны исключать все иммунизации и даже не все те, которые вводят дополнительные гипотезы ad hoc. Например, наблюдаемое движение Урана может рассматриваться как фальсификация теории Ньютона. Вместо этого, ad hoc была предложена вспомогательная гипотеза о внутренней планете, таким образом, иммунизирующей теорию. Это оказалось весьма кстати; потому что дополнительная гипотеза была проверяемой, хотя и сложно проверяемой, и с успехом выдержала все проверки. Все это показывает не только то, что некоторая степень догматизма полезна, даже в науке, но и то, что, говоря логически, фальсифицируемость, или проверяемость, не может рассматриваться как очень жесткий критерий. Позже, в моей «Логике научного исследования», я очень полно проработал эту проблемы. Я ввел степени проверяемости, и они оказались очень тесно связанными со (степенями) содержания и на удивление плодотворными: повышение содержания становилось критерием того, насколько мы можем или не можем принять вспомогательную гипотезу в качестве рабочей. Несмотря на то, что все это было ясно изложено в моей «Логике научного исследования» в  году, о моих взглядах распространялось

74 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 74

18.03.2010 15:21:39

множество легенд. (Они продолжают существовать.) Во-первых, что я якобы ввел фальсифицируемость как критерий значения, а не критерий демаркации. Во-вторых, что я не видел, что иммунизация возможна всегда, и поэтому проглядел тот факт, что раз все теории могут быть спасены от фальсификации, ни одна из них не может быть описана как «фальсифицируемая». В других работах мои собственные результаты, согласно легендам, обратились в основания для отказа от моего собственного подхода. ) Может быть полезно показать в виде резюме и при помощи приме-

ров, как различные типы теоретических систем связаны с проверяемостью (или фальсифицируемостью) и процедурами иммунизации. А) Существуют метафизические теории чисто экзистенциального характера (они специально разбираются в «Предположениях и опровержениях»). Б) Существуют теории подобные психоаналитическим, Фрейда, Адлера, Юнга и им подобные (достаточно смутные) астрологические знания. Ни А) ни Б) не являются фальсифицируемыми или проверяемыми. В) Существуют также такие теории, которые можно назвать «безыскусными», как, например: «Все лебеди белые» или геоцентрическая «Все звезды, но не планеты, двигаются по кругу». Сюда можно включить и законы Кеплера (хотя они во многих смыслах весьма искусны). Эти теории фальсифицируемы, хотя фальсификаций можно, конечно, и избежать: иммунизация возможна всегда. Но избегание, скорее всего, будет нечестным: оно может состоять, скажем, из отрицания того, что черный лебедь — это лебедь, или что он черный; или что не-кеплеровская планета — вообще планета. Г) Случай марксизма интересен. Как я указал в своем «Открытом обществе»¹⁷, можно считать теорию Маркса опровергнутой событиями революции в России. Согласно Марксу, революционные изменения начинаются снизу, как это и было: сперва изменяются средства производства, затем социальные условия производства, затем политическая власть, и наконец идеологические догматы, которые меняются в самую последнюю очередь. Но во время российской революции сперва сменилась политическая власть, потом идеология (диктатура плюс электрификация) начала сверху изменять социальные условия и средства производства. Перетолкование теории революции Маркса, призванное избежать этой фальсификации, иммунизировало ее от дальнейших нападок, превратив в вульгарно-марксистскую (или социоаналитическую) теорию, которая говорит нам, что «экономические мотивы» и классовая борьба охватывает и социальную жизнь.

¹⁷ Open society and its enemies. Издание . С.  и далее. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 75

75

18.03.2010 15:21:39

Д) Существуют более абстрактные теории, такие как теории гравитации Ньютона или Эйнштейна. Они фальсифицируемы — скажем, в случае если не обнаружены предсказанные пертурбации, или, возможно, при негативном исходе радарных проверок при наблюдении смещения при солнечном затмении. Но в их случае prima facie¹⁸ фальсификации можно избежать; и не только скучной иммунизацией, но также, как в случае с Ураном-Нептуном, введением вспомогательных гипотез, которые приведут к тому, что эмпирическое содержание системы — состоящей из изначальной теории плюс вспомогательной гипотезы — станет больше, чем изначальная система. Мы можем рассматривать это как увеличение информативного содержания — как в случае с ростом нашего знания. Существуют, конечно, такие вспомогательные гипотезы, которые являются просто иммунизирующими, избегающими уловками. Они уменьшают содержание. Все это наводит на мысль о методологическом правиле не мириться с любыми понижающими содержание маневрами (или со «смещениями, дегенерирующими проблему», по терминологии Имре Лакатоса). . Второе отступление: догматическое и критическое мышление; учение без индукции

Конрад Лоренц — автор изумительной теории в области психологии животных, которую он называет «импринтинг». Она утверждает, что у молодых животных существует врожденный механизм, благодаря которому они делают непоколебимые выводы. Например, только что вылупившийся из яйца гусенок принимает за свою «мать» первый двигающийся объект, который оказывается перед его глазами. Этот механизм хорошо адаптирован к нормальным условиям, хотя слегка рискован для гусенка. (Также он может быть рискован для избранного приемного родителя, как мы узнаем от Лоренца). Но это успешный механизм в нормальных условиях; и даже в некоторых таких, которые не совсем нормальны. Здесь важны следующие пункты, касающиеся «импринтинга» Лоренца: . Этот процесс — и не единственный — обучения при помощи наблюдения. . Проблема, которая решается под влиянием наблюдения, врожденная; это значит, что гусенок генетически обусловлен искать свою мать: он ожидает увидеть свою мать. . Теория или ожидание, которая решает проблему, также до некоторой степени врожденная, или генетически обусловленная: она выходит далеко за пределы действительного наблюдения, которое просто (якобы) влечет или побуждает к принятию теории, во многом уже определенной заранее в организме. ¹⁸ на первый взгляд, очевидным образом (лат.) — Прим. перев.

76 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 76

18.03.2010 15:21:39

. Процесс обучения — неповторяющийся, хотя он может занимать некоторое время (недолгое), и часто включает в себя некоторые действия или «усилия» со стороны организма; поэтому он может включать ситуации, отошедшие, но не слишком далеко, от той, которая складывается в нормальных условиях. Я должен сказать о таких процессах неповторяющегося обучения, что они являются «не-индуктивными», взяв повторяемость как характерную черту «индукции». (Теория неповторяющегося обучения можно описать как избирательную или дарвинистическую, в то время как теория индуктивного или повторяющегося обучения это теория инструктивная, она же — ламаркианская). Конечно, это чистый вопрос терминологии: если кто-то будет настаивать на том, чтобы называть импринтинг индуктивным процессом, то я изменю свою терминологию. . Наблюдение само по себе работает как поворот ключа в замке. Его роль важна, но конечный, весьма сложный результат почти полностью предрешен. . Импринтинг — это необратимый процесс обучения; что значит, его нельзя скорректировать или пересмотреть. Конечно, я ничего не знал о теориях Конрада Лоренца в  году (хотя я знал его еще мальчиком в Альтенберге, где у нас были общие друзья). Я использую здесь теорию импринтинга просто как средство объяснения моих собственных предположений, которые тогда были похожими, но все же иными. Мои предположения касались не животных (хотя я находился под влиянием С. Ллойда Моргана и еще большим — Г. С. Дженнингса¹⁹), но людей, а особенно детей. Они были следующими. Большинство (или, возможно, все) из процессов обучения также входят в формирование теории; то есть в формирование ожиданий. Формирование теории или предположения всегда имеет «догматическую» и часто — «критическую» фазы. Эта догматическая фаза разделяет с импринтингом характеристики () и (), а часто также () и (), но обычно не (). Критическая фаза заключается в отказе от догматической теории под давлением несбывшихся ожиданий или опровержений и в попытках вывести другие догмы. Я заметил, что часто догма бывает так крепко окопавшейся, что никакие разочарования не способны ее поколебать. Ясно, что в этом случае — хотя только в этом случае — формирование догматической теории очень близко импринтингу, отличительным признаком которой является характеристика (). Тем не менее я был склонен рассматривать () как вид невротического помутнения ума (даже хотя неврозы не слишком меня интересуют: я пытался раскрыть психологию открытия). Это отношение к признаку () показывает, что то, что я подразумевал тогда, отличалось от импринтинга, хотя, возможно, и было с ним связано. ¹⁹ C. Lloyd Morgan. Introduction to Comparative Psychology. London: Scott, ; H. C. Jennings. The Behaviour of Lower Organisms. New York: Columbia University Press, .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 77

77

18.03.2010 15:21:39

Я рассматриваю этот метод формирования теории как метод изучения через пробы и ошибки. Но когда я называю формирование теоретической догмы «пробой», я не имею в виду случайные пробы. Некоторый интерес представляет проблема случайности (и не-случайности) пробы в методе проб и ошибок. Возьмем простой арифметический пример: деление числа (скажем,  ), таблицу умножения для которого мы не помним наизусть, обычно производится как раз методом проб и ошибок; но это не означает, что пробы здесь случайны, так как мы знаем таблицы умножения для  и . Конечно, мы можем запрограммировать компьютер производить деление методом случайной выборки одного из десяти цифр, , ,.., в качестве пробы и, в случае ошибки, одной из остающихся девяти (ошибочное число, таким образом, исключается), используя ту же самую процедуру случайного поиска. Но ясно, что это будет хуже, чем более систематическая процедура: по крайней мере, нам надо заставить компьютер отметить, что первая проба была ошибочной, потому что избранное число было слишком маленьким или слишком большим, таким образом сокращая ряд чисел для второй выборки. В этом примере идея случайности в принципе приложима, потому что на каждом новом этапе деления можно сделать выбор из хорошо определенного набора возможностей (цифр). Однако в большинстве примеров из зоологии обучение методом проб и ошибок, ряд или набор возможных реакций (движений некой степени сложности) не задан заранее; а так как мы не знаем элементов этого ряда, то не можем приписать им какую-либо вероятность, что обязаны делать, если хотим говорить о случайности в строгом смысле. Таким образом, нам придется отвергнуть идею, что метод проб и ошибок действует в целом, или нормально, с пробами, которые производятся случайно, даже хотя мы можем, пофантазировав, сконструировать сильно искусственные условия (такие как лабиринт для крыс), в которых применима идея случайности. Но одна ее эта применимость не позволяет, конечно, утверждать, что пробы являются случайными: наш компьютер может удачно приспособиться к более систематическому методу выбора цифр; и крыса, бегущая по лабиринту, так же может действовать на основе принципов, которые не являются случайными. С другой стороны, в любом случае, в котором метод проб и ошибок применяется для решения такой проблемы, как проблема адаптации (скажем, к лабиринту), пробы, как правило, не определяются или не полностью определяются самой проблемой; и они также не могут ожидать ее (неизвестного) решения в результате чего-либо, кроме случайного происшествия. В терминологии Д. Т. Кемпбелла, мы можем сказать, что пробы должны быть «слепыми» (я бы предпочел сказать, что они должны быть «слепы к решению проблемы»). Мы обнаруживаем, что наша проба была удачной догадкой или нет, благодаря не самой пробе, а критическому методу, методу устранения ошибок, уже после пробы — которая соответствует догме; то есть была ли эта проба успеш-

78 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 78

18.03.2010 15:21:40

ной для решения наличной проблемы в достаточной степени, чтобы не устранять ее еще какое-то время. Однако пробы не являются всегда слепыми к требованиям проблемы: проблема часто определяет ряд, из которого выбирается материал для проб (например, ряд цифр). Это хорошо описывает Дэвид Кац: «Голодное животное делит свое окружение на съедобные и несъедобные объекты. Спасающееся животное видит пути отступления и укрытия»²⁰. Более того, проблема в чем-то может измениться при успешной пробе; например, ряд может уменьшиться. Но могут также существовать и совершенно другие ситуации, особенно на человеческом уровне; ситуации, в которых всё зависит от способности пробиться сквозь ограничения исходного ряда. Эти ситуации показывают, что сам выбор из ряда уже является пробой (бессознательным предположением) и что критическое мышление может заключаться не только в отбрасывании какой-либо особенной пробы или предположения, но также и в отбрасывании того, что мы можем описать как более сильное предположение — допущение ряда «всех возможных проб». Так, я полагаю, происходит во многих случаях «творческого» мышления. Мне кажется, что характерной чертой творческого мышления, кроме интенсивного интереса к проблеме, часто бывает способность пробиться за пределы ряда — или изменить ряд — из которого менее творческие мыслители выбирают материал для своих проб. Эту способность, которая явно является критической способностью, можно описать как критическое воображение. Она часто возникает в результате культурного столкновения, столкновения между идеями или между целыми структурами идей. Такое столкновение может помочь нам пробиться сквозь обычные пределы нашего воображения. Замечания подобные этому, однако, вряд ли удовлетворят тех, кто ищет психологической теории творческого мышления и, особенно, научного открытия. Потому что таким людям нужна теория успешного мышления. Я думаю, что спрос на теорию успешного мышления не может быть удовлетворен и что это же касается и спроса на теорию творческого мышления. Успех зависит от многого — например, от везения. Он может зависеть от встречи с многообещающей проблемой. Он зависит от своей непредсказуемости. Он зависит от таких вещей, как удачное разделение своего времени между попытками быть в курсе новых данных и концентрацией над разработкой своих собственных идей. Но мне также кажется, что для «творческого» или «изобретательного» мышления непременным является сочетание острого интереса к какой-то проблеме (и, соответственно, готовность пробовать снова и снова) с высоко критичным мышлением; с готовностью атаковать даже те допущения, которые для менее критической мысли определяют ²⁰ D. Katz. Animals and Men. London: Longmans, . С. . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 79

79

18.03.2010 15:21:40

те границы, в которых проводятся пробы (выдвигаются предположения); со свободой воображения, которая позволяет нам увидеть ранее не вызывавшие подозрения источники ошибки: возможные предрассудки, которые требует критического рассмотрения. … «Проба» или новосформированная «догма», или новое «ожидание» — во многом результат врожденных потребностей, которые и дают начало специфическим проблемам. Но также это результат врожденной потребности формировать ожидания (в некоторых специфических областях, которые, в свою очередь, связаны с другими потребностями); и также частично это может быть результатом того, что не сбылись прежние ожидания. Я не отрицаю, конечно, что в выстраивании проб или догм присутствует элемент личной изобретательности, но я думаю, что изобретательность и воображение играют свою основную роль в критическом процессе устранения ошибок. Большинство великих теорий, которые входят в число высочайших достижений человеческого ума, является детищем прежних догм в сочетании с критикой. Сперва мне стало ясно, в связи с образованием догм, что дети — и особенно маленькие дети — экстренно нуждаются в обнаруживаемых закономерностях; существует врожденная потребность не только в еде и любви, но также и в поддающихся обнаружению структурных постоянных окружающей среды («вещи» являются такими обнаруживаемыми постоянными), в установленном распорядке, в установленных ожиданиях. Этот детский догматизм наблюдала Джейн Остeн: «Генри и Джон по-прежнему требовали каждый день, чтобы им рассказали историю про Гарриет и цыган, и с тем же упорством поправляли тетку, если она позволяла себе хоть чуточку отступить в каком-нибудь месте от первоначального варианта»²¹. Существует, конечно, особенно у старших детей, наслаждение вариациями, но по большей части в умеренных количествах или в рамках ожидания. Игры, например, относятся именно к таким; и правила (инварианты) игры часто почти невозможно выучить, просто за ней наблюдая. Моя основная идея состояла в том, что догматический способ мышления обусловлен врожденной потребностью в закономерностях и врожденными механизмами открытия; механизмами, которые заставляют нас искать закономерности. И одним из моих тезисов было то, что если мы бойко рассуждаем о «наследственности и окружающей среде», то мы склонны недооценивать подавляющую роль наследственности — которая, в ряду других вещей, во многом определяет какие аспекты этой объективной среды (экологической ниши) относятся, а какие нет, к субъективной, или же биологически значимой среде для животного. Я различал три основных типа процесса обучения, из которых первый являлся для меня фундаментальным: ²¹ Перевод взят из издания Остен Дж. Эмма. М.: АСТ , Ермак, . — Прим. перев.

80 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 80

18.03.2010 15:21:40

. Обучение в смысле открытия; (догматическое) образование теорий или ожиданий, или регулярного поведения, контролируемое (критическим) устранением ошибок. . Обучение через подражание. Это можно толковать как особый случай () . Обучение «повторением» или «тренировкой», как в обучении игре на музыкальном инструменте или вождению машины. Здесь мой тезис таков: а) не существует настоящего «повторения», но существуют б) изменение через устранение ошибок (как в образовании теории) и в) процесс, который помогает сделать некоторые действия и реакции автоматическими, тем самым позволяя им погрузиться на чисто психологический уровень и в дальнейшем выполняться без внимания. Значение врожденных предрасположенности или потребности в поддающихся обнаружению закономерностях и правилах можно увидеть в процессе обучения детей языку, который был хорошо исследован. Это, конечно, тип обучения через подражание; и самым изумительным является то, что этот самый ранний процесс тоже относится к тем, которые используют проверки и критическое устранение ошибок, в чем очень важную роль играет именно критическое устранение ошибок. Сила врожденных предрасположенностей и потребностей в этом развитии лучше всего видна у детей, которые, из-за своей глухоты, не участвуют нормальным образом в коммуникативных ситуациях своего социального окружения. Самыми убедительными случаями, возможно, являются дети, которые и глухи, и слепы, как Лаура Бриджмен — или Хелен Келлер, о которой я услышал только позже. По общему признанию, даже в этих случаях мы видим социальные контакты — контакт Хелен Келлер со своей учительницей — и также видим подражание. Но подражание Хелен Келлер тому, как ее учительница произносила слова, касаясь ее ладони, сильно отличается от того, как обычные дети подражают звукам, которые слышат в течение долгого времени, звукам, чьи коммуникативные функции даже собаки могут понять и ответить на них. … Пример изучения языка показал, что моя схема естественной последовательности, состоящей из догматической фазы, за которой следует критическая, слишком проста. В изучении языка явно присутствует врожденная предрасположенность корректировать (то есть быть гибким и критичным, чтобы устранять ошибки), которая с течением времени приглушается. Когда ребенок, научившись говорить «mice»²², используют «hice», как множественное число для «house»²³, тогда работает их предрасположенность к поиску закономерностей. Ребенок скоро скорректирует себя, возможно, под влиянием критики взрослых. Но, кажется, в изучении языка

²² в английском языке множественное число от «mouse», «мышь». — Прим. перев. ²³ дом (англ.). — Прим. перев. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 81

81

18.03.2010 15:21:40

наступает момент, когда языковая структура отвердевает — возможно, под влиянием «автоматизации», как объяснялось в  (в) выше. Я использовал изучение языка просто как пример, из которого мы можем видеть, что подражание — это особый случай метода проб и (устранения) ошибок. Также это является примером взаимодействия, с одной стороны, фазы образования догматической теории, или образования поведенческих закономерностей, и, с другой стороны, фазы критики. Но, хотя теория догматической фазы, за которой следует критическая, слишком проста, верно и то, что критическая фаза не существует без предшествующей догматической фазы, фазы в которой образуется нечто — ожидание, регулярность поведения — так чтобы могло начаться устранение ошибок. Это воззрение заставило меня отвергнуть психологическую теорию обучения через индукцию, теорию, которой Юм оставался верным даже после того, как отверг индукцию на основании логики (я не хочу здесь повторять того, что уже высказал в «Предположениях и опровержениях» по поводу взглядов Юма о привычке). Также это заставило меня увидеть, что не существует такой вещи, как беспристрастное наблюдение. Все наблюдения — это целенаправленная деятельность (чтобы найти или проверить некоторую закономерность, которая, по крайней мере, смутно предполагалась); деятельность, направляемая проблемами и контекстом ожиданий («горизонтом ожиданий», как я назвал это позже). Не существует такой вещи, как пассивный опыт; как и пассивно выражаемых (impressed) ассоциаций с внешними (impressed) идеями. Опыт — это результат активного исследования организма в поисках закономерностей или постоянных. Не существует такой вещи, как восприятие вне контекста интересов и ожиданий, а значит, закономерностей или «законов». Все это привело меня к взгляду, что предположение или гипотеза должна возникать прежде наблюдения или восприятия: у нас есть врожденные ожидания; у нас есть врожденное знание, в форме латентных ожиданий, которые активируются стимулами, на которые мы реагируем, как правило, когда мы вовлечены в активное исследование. Все обучение — это модификация (а может быть и опровержением) некоторого предшествующего знания и, таким образом, в последнем анализе, некоторого врожденного знания. Такова была психологическая теория, которую я выработал, в виде опыта и с неуклюжей терминологией, между  и  годами. Это и была теория формирования знания, которая занимала меня и отвлекала от изучения ремесла краснодеревщика. Одной из странностей в моей интеллектуальной истории является следующее. Хотя я в то время интересовался контрастом между догматическим и критическим мышлением и рассматривал догматическое мышление как донаучное (а там, где оно претендует на научность, и «ненаучное»), и при этом осознавал связь между критерием фальсифицируемости, как критерием демаркации, и наукой и псевдонаукой, я не придавал значения тому, что существует связь между всем этим

82 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 82

18.03.2010 15:21:40

и проблемой индукции. Годами эти две проблемы жили в разных (и, как кажется, почти водонепроницаемых) отсеках моего ума, даже хотя я верил, что решил проблему индукции простым открытием, что индукции через подражание не существует (так же как и обучения чему-либо новому через подражание): якобы существующий индуктивный метод науки должен был быть заменен на метод (догматических) проб и (критического) устранения ошибок, который является методом открытия у всех организмов, от амебы до Эйнштейна. Конечно, я понимал, что мои решения обеих этих проблем — проблемы демаркации, проблемы индукции — использовали одну и ту же идею: разделения догматического и критического мышления. Тем не менее эти две проблемы казались мне совершенно различными; демаркация не имела никакого сходства с дарвиновским отбором. Только через несколько лет я осознал, что между ними существует тесная связь и что проблема индукции возникает, главным образом, из ошибочного решения проблемы демаркации — из ошибочной (позитивистской) веры в то, что науку над псевдонаукой возвысил «научный метод» нахождения подлинного, надежного и подтверждаемого знания, и что этот метод является методом индукции: вера, которая грешит более чем одной ошибкой. . Музыка

Во всем этом значительную роль играли размышления о музыке, особенно во время моего ремесленного обучения. Музыка — это доминирующая тема моей жизни. Моя мать была очень музыкальна: она прекрасно играла на пианино. Судя по всему, музыка — нечто, идущее от семьи, хотя почему это так — загадка. Европейская музыка, кажется, слишком недавнее изобретение, чтобы быть основанным на генетике, а старомодную музыку очень многие музыкальные люди не любят, ровно так же, как они любят музыку, написанную уже после Данстейбла, Дюфэ, Жоскена де Пре, Палестрина, Лассю и Бирда. ²⁴ Как бы то ни было, семья моей матери была «музыкальной». Может быть, это шло от моей бабушки по материнской линии, урожденной Шлезингер. (Бруно Вальтер²⁵ был членом семьи Шлезингеров. Я не был, в действительности, его поклонником, особенно после того, как пел под его руководством в «Страстях по Святому Матфею» Баха). Мои бабушка и дедушка Шиффы были членами-основателями знаменитого «Общест²⁴ Упоминаются композиторы-новаторы Средневековья и Возрождения: первый полифонист Джон Данстейбл (–), контрапунктисты Гильом Дюфаи (Гиийом Дюфэ) (–), Жоскен де Пре (–), основатель фигуральной музыки Джованни Пьерлуиджи Палестрина (–), Ролан де Лассю (–), Виллиам Бирд (– ). — Прим. перев. ²⁵ Бруно Вальтер Шлезингер (–), Берлин — США (после  г.), композитор и дирижер, ученик и последователь Г. Малера. — Прим. перев.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 83

83

18.03.2010 15:21:40

ва друзей музыки» (Gesellschaft des Musikfreunde), которое построило прекрасный филармонический зал (Musikvereinssaal) в Вене. Обе сестры моей матери очень хорошо играли на пианино. Старшая сестра была профессиональной пианисткой, а ее три ребенка тоже оказались одаренными музыкантами — так же, как и три других моих кузена по материнской линии. Один из ее братьев играл на протяжении многих лет первую скрипку в превосходном квартете. Ребенком я получил несколько уроков игры на скрипке, но не слишком продвинулся. Я не занимался на пианино, и хотя мне нравилось играть на нем, я играл (и до сих пор играю) очень скверно. Когда мне исполнилось семнадцать, я встретил Рудольфа Серкина²⁶. Мы подружились и на всю свою жизнь я остался горячим поклонником его несравненной манеры игры, когда он совершенно погружался в те произведения, которые исполнял, и забывал о самом себе. Какое-то время — между осенью -го и, вероятно, -м — я сам весьма серьезно подумывал стать музыкантом. Но, как и со многими другими моими затеями — математикой, физикой, ремеслом мебельщика — в конце концов я почувствовал, что я, на самом деле, не достаточно хорош для этого. Я немного сочинял всю свою жизнь, беря в качестве платоновской модели пьесы Баха, но никогда не обманывался относительно достоинств моих сочинений. Я всегда был консервативен в области музыки. Я чувствовал, что Шуберт — последний подлинно великий композитор, хотя я любил и восхищался Брукнером (особенно его последними тремя симфониями) и кое в чем Брамсом («Реквием»). Я терпеть не мог Рихарда Вагнера, даже больше, как автора слов «Кольца Нибелунгов» (слов, которые, если честно, я нахожу смехотворными), чем как композитора, а также я терпеть не могу музыку Рихарда Штрауса, хотя полностью отдаю себе отчет в том, что оба были чистокровными музыкантами. (Любой может мгновенно убедиться, что «Der Rosenkavalier» должно было стать «Фигаро» современности; но, даже оставив в стороне тот факт, что это историческое намерение не осуществилось, как мог музыкант вроде Штрауса быть настолько бесчувственным, чтобы даже на секунду вообразить себе, будто такое намерение вообще осуществимо?). Тем не менее под влиянием некоторых творений Малера (влиянием, которое длилось недолго) и того факта, что Малер одолел Шёнберга, я чувствовал, что обязан постараться узнать и полюбить современную музыку. Итак, я стал членом Общества Частных Выступлений (Verein fur musikalische Privataufführungen), которое возглавлял Арнольд Шёнберг. Общество посвящало себя исполнению композиций самого Шёнберга, Албана Берга, Антона фон Веберна и других современных «прогрессивных» композиторов, таких как Равель, Барток и Стравинский. На какое-то время я даже стал учеником ученика Шёнберга, Эрвина Штайна, но я едва ли с ним занимался: вместо это²⁶ знаменитый пианист, (–), Эгер (Австро-Венгрия) — США . — Прим. перев.

84 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 84

18.03.2010 15:21:40

го я помогал ему немного в репетициях для выступлений в Обществе. В этом смысле я узнал некоторые сочинения Шёнберга очень близко, особенно Kammersymphonie и Pierrot Lunaire²⁷. Я также ходил на репетиции Веберна, особенно его Orchesterstücke²⁸, и на репетиции Берга. Примерно через два года я обнаружил, что преуспел в ознакомлении — с тем видом музыки, который сейчас я люблю даже меньше, чем любил, когда начал знакомство. Так что я стал, на целый год, учеником совсем другой школы музыки: в отделении церковной музыки венской консерватории («Академия музыки»). Я был принят на основе написанной мной фуги. Именно в конце этого года я пришел к выводу, который уже упоминал: я недостаточно хорош для того, чтобы стать музыкантом. Но все это лишь увеличило мою любовь к «классической» музыке и мое безграничное восхищение перед великими композиторами прошлого. Связь между музыкой и моим интеллектуальным развитием в узком смысле слова такова, что из этого интереса к музыке и вышли, по крайней мере, три идеи, которые влияли на меня в течение всей жизни. Одна была тесно связана с моими идеями о догматическом и критическом мышлении и значении догм и традиций. Вторая касалась различения между двумя видами музыкальных композиций, и я чувствую, что она чрезвычайно важна, и для нее я использую термины «объективный» и «субъективный» в моем собственном, изобретенном смысле. Третья — это было осознание интеллектуальной скудости и разрушительной силы исторических идей в музыке и в искусствах в целом. . Рассуждение о появлении полифонической музыки: психология открытия или логика открытия?

. Два вида музыки

. Прогрессивизм в искусстве, особенно в музыке

. Последние годы в университете

В -м, когда я еще работал в центре для беспризорных детей, муниципалитет Вены основал новое образовательное учреждение, называвшееся Педагогический институт. Предполагалось, что институт ²⁷ «Камерная симфония», «Лунный Пьеро». — Прим. перев. ²⁸ Пьесы для оркестра. — Прим. перев. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 85

85

18.03.2010 15:21:41

будет связан, хотя и слабо, с университетом. Он должен был сохранять автономность, но студентам полагалось слушать лекции в университете, в дополнение к собственно институтским курсам. Некоторые из университетских лекционных курсов (например, по психологии) были объявлены обязательными, выбор других оставили на усмотрение самих студентов. Задачей нового института было продвигать и поддерживать реформу, тогда проходившую в начальных и средних школах Вены, и некоторых социальных работников приняли в студенты; я был в их числе. То же случилось и с людьми, которые стали моими друзьями на всю жизнь — Фрицем Колбом, который после Второй мировой войны работал австрийским послом в Пакистане, и Робертом Ламмером. С ними обоими я наслаждался частыми и волнующими беседами. Все это значило, что после очень недолгого периода нашей работы в социальной сфере нам пришлось отказаться от этого заработка (без выходного пособия и какого-либо другого дохода — у всех, за исключением меня, который время от времени подрабатывал репетитором для американских студентов). Но мы были энтузиастами школьной реформы и энтузиастами учебы — хотя благодаря опыту работы с беспризорниками некоторые из нас испытывали скептическое отношение к образовательным теориям, которые нам пришлось поглотить в чрезмерных дозах. Эти теории в основном были заимствованы из Америки (Джон Дьюи)²⁹ и из Германии (Георг Кершенштайнер)³⁰. С личной и интеллектуальной точки зрения годы в институте были наиболее значимыми для меня, потому что я встретил там свою жену. Она была одним из моих соучеников и вскоре стала одним из самых строгих судей моей работы. Ее участие в ней было всегда по крайней мере столь же напряженным, как и мое. На самом деле, без нее большая часть работы просто не была бы сделана. Мои годы в Педагогическом институте были годами учения, чтения и писания — но не публикаций. Они были и моими первыми годами (неофициального) академического преподавания. На протяжении этих лет я вел семинары для группы своих соучеников. Хотя я тогда этого не осознавал, но семинары были хорошими. Некоторые из них были чрезвычайно неформальными и проходили во время велосипедных или лыжных прогулок, или отдыха на острове посреди Дуная. От своих учи²⁹ Философ и педагог (–). Верил в идеалы демократии, разрабатывал теорию

«опыта», пропагандировал связь между философией и образованием, утверждая, что «опыт» должен быть «смоделирован» школой. Считал, что образование — это практика философии. Его последователи в США остались в меньшинстве, их называют «педоцентристы». — Прим. перев. ³⁰ Педагог (–, Мюнхен). Автор теории «гражданского воспитания», вводил «народные школы», призванные воспитать прилежных граждан. Придавал большое значение армии и профессиональному обучению. В переделанных им учебных курсах мюнхенских школ также уделялось большое внимание математике, естествознанию и рисованию. — Прим. перев.

86 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 86

18.03.2010 15:21:41

телей по институту я узнал мало, но очень многому научился у Карла Бюлера, профессора психологии при университете. (Хотя студенты Педагогического института ходили на его лекции, он не читал в институте и не занимал там никакого поста.) В добавление к этим семинарам я читал лекции, тоже довольно неофициальные, чтобы подготовить моих соучеников к некоторым из бесчисленных экзаменов, которые мы были обязаны сдавать, среди них — и экзамены по психологии у Бюлера. Он говорил мне впоследствии (во время первой частной беседы, которую я имел с университетским преподавателем), что это был наиболее подготовленный выпуск, который он когда-либо экзаменовал. Бюлер тогда был толькотолько вызван в Вену преподавать психологию, и в то время он был широко известен благодаря своей книге «Умственное развитие ребенка». Он был также одним из первых психологов-гештальтистов. Наиболее важным для моего будущего развития была его теория трех уровней или функций языка: экспрессивная функция (Kundgabefunktion), сигнальная или апеллятивная функция (Auslosefunktion) и, на высшем уровне, дескриптивная функция (Darstellungsfunktion). Он объяснял, что две низшие функции являются общими в языках людей и животных и всегда присутствуют, в то время как третья — характерна только для человеческого языка и порой (как с восклицаниями) даже и к нему не относится. Эта теория стала для меня важной по нескольким причинам. Она подтверждала мою точку зрения о пустоте теории, утверждающей, что искусство является самовыражением. Позже она привела меня к выводу, что теория, утверждающая, что искусство является «коммуникацией» (то есть апелляцией) была столь же пуста, так как эти две функции заведомо есть во всех языках, даже языках животных. Она заставила меня усилить свой «объективистский» подход. И вынудила меня — через несколько лет — прибавить к трем функциям Бюлера то, что я назвал аргументативной функцией. Аргументативная функция языка стала для меня особенно важной, потому что я рассматривал ее как основу всего критического мышления. Я был на втором курсе Педагогического университета, когда встретил профессора Генриха Гомперца, которому меня рекомендовал Карл Поланьи. Генрих Гомперц был сыном Теодора Гомперца (автора «Греческих мыслителей», а также друга и переводчика Джона Стюарта Милла). Как и его отец, он был прекрасным эллинистом, и так же проявлял большой интерес к эпистемологии. Он оказался всего лишь вторым по счету профессиональным философом, которого я встретил, и первым университетским преподавателем философии. До него я познакомился с Юлиусом Крафтом (из Ганновера, он был моим дальним родственником и учеником Леонарда Нельсона), который позже стал преподавать философию и социологию во Франкфурте; наша дружба длилась до самой его смерти в  году. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 87

87

18.03.2010 15:21:41

Юлиус Крафт, как и Леонард Нельсон, был немарксистским социалистом, и примерно половина наших дискуссий, часто затягивавшихся до самого рассвета, концентрировались на моей критике Маркса. Другая половина касалась теории познания: в основном, так называемой трансцендентальной дедукции Канта (которую я считаю голословной), его решения антиномий, а также «Невозможности теории познания» Нельсона. На эти темы мы вели жаркие споры, которые продолжались с  по  гг., и мы начали приближаться к некоторому подобию согласия лишь в последние годы, предшествовавшие его безвременной смерти в  г. Насчет марксизма мы достигли согласия весьма скоро. Генрих Гомперц был всегда со мной терпелив. У него была репутация человека едкого и ироничного, но я никогда ничего такого не замечал. При этом он мог быть весьма остроумным, например, когда рассказывал истории о своих знаменитых коллегах, таких как Брентано и Мах. Он время от времени приглашал меня к себе и позволял мне говорить. Обычно я приносил ему часть рукописи на чтение, но он редко делал какие-либо замечания. Он никогда не критиковал то, что я говорил, но часто привлекал мое внимание к похожим точкам зрения, к книгам и статьям, посвященным моей тематике. Он никогда не указывал, что находит то, что я говорю, важным, до тех пор, пока я не дал ему, несколько лет спустя, рукопись моей первой книги (все еще неопубликованной). Затем (в декабре  г.) он прислал мне весьма любезное письмо, первое, которое я получил по поводу чего-то, что я сам написал. Я прочел все его сочинения, которые выделялись своим историческим подходом: он мог следовать за исторической проблемой по всем ее злоключениям, от Гераклита до Гуссерля, и (по крайней мере, в разговорах) до Отто Вайнингера, которого он знавал лично и считал почти что гением. Мы с ним придерживались разных взглядов на психоанализ. В то время он верил ему и даже писал для журнала Imago³¹. Проблемы, которые я обсуждал с Гомперцем, относились к психологии познания или открытия; именно в этот период я поменял их на проблемы логики открытия. Я все более и более горячо реагировал на любой «психологический» подход, включая и психологизм Гомперца. Гомперц и сам критиковал психологизм — только для того, чтобы впасть в него снова. В основном, как раз во время дискуссий с ним я и начал подчеркивать свой реализм, свое убеждение в том, что существует реальный мир и что проблема познания — это проблема того, как открывать этот мир. Я убедился в том, что если мы хотим обсуждать это, мы не должны начинать с того, что нам подсказывает опыт наших ощущений (или даже наших чувств, как требовала его теория), иначе попадем в ловушки психологизма, идеализма, позитивизма, феноменализма и даже солипсизма — все эти взгляды я отказывался принимать всерьез. ³¹ Известный психоаналитический журнал, выпускался в Вене с  по  гг. Отто Ранком. — Прим. перев.

88 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 88

18.03.2010 15:21:41

Мое чувство социальной ответственности говорило мне, что принятие всерьез подобных проблем — это своеобразное предательство интеллектуалов и напрасная трата времени, которое мы могли посвятить настоящим проблемам. С тех пор как у меня появился доступ в психологическую лабораторию, я провел несколько опытов, которые вскоре убедили меня в том, что данные органов чувств, «простые» идеи или впечатления и другие подобные вещи, не существуют: они были фикцией — выдумкой, основанной на ошибочной попытке перенести атомизм (или логику Аристотеля — смотри ниже) с физики на психологию. Сторонники гештальтпсихологии придерживались схожих с моими критических взглядов; но я чувствовал, что их взгляды были неумеренно радикальны. Я полагал, что мои взгляды ближе к Освальду Кюльпе и его школе (Würzburger Schule), особенно Бюлеру и Отто Зельцу. Они обнаружили, что мы думаем не образами, а проблемами и их пробными решениями. Открытие, что некоторые из моих результатов были предвосхищены, особенно Отто Зельцем, было, как я подозреваю, одной из второстепенных причин моего удаления от психологии. Расставание с психологией открытия и мышления, которым я посвятил многие годы, было длительным процессом, который завершился следующим озарением. Я обнаружил, что психология ассоциаций — психология Локка, Беркли и Юма — была простым переводом аристотелевской субъектно-предикативной логики в термины психологии. Аристотелевская логика имеет дело с утверждениями типа «Люди являются смертными». Здесь два «терма» и одна «связка», которая соединяет или ассоциирует их. Переведите это на язык психологии, и вы скажете, что мышление состоит из соединения «идей» человека и смертности. Нужно лишь почитать Локка, держа это в уме, чтобы увидеть, как это происходит: он, в основном, указывал на действенность аристотелевской логики и на то, что она описывает наш субъективный, психологический процесс мышления. Но субъектно-предикативная логика — это очень примитивная вещь. (Ее можно рассматривать как интерпретацию маленького фрагмента булевой алгебры, неопрятно смешанной с маленьким фрагментом наивной теории множеств.) Невероятно, что кто-либо всё еще ошибается относительно эмпирической психологии. Дальнейшие шаги показали мне, что механизм перевода сомнительной логической доктрины в якобы относящуюся к эмпирической психологии по-прежнему работает и по-прежнему угрожает даже таким выдающимся мыслителям, как Бюлер. В «Логике» Кюльпе, которую Бюлер принял и которой весьма восхищался, аргументы рассматривались как сложные суждения (что является ошибкой с точки зрения современной логики). Вследствие этого невозможно какое-либо различение между процессами спора и вынесения суждения. Дальнейшие последствия — описательная способность Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 89

89

18.03.2010 15:21:41

языка (которая соответствует «суждениям») и аргументативная функция сводятся к одному; таким образом, Бюлеру не удалось увидеть, что они могут быть столь же четко разделены, как и три функции языка, которые он уже выделил. Экспрессивная функция Бюлера могла быть отделена от его коммуникативной функции (то же самое: апелляционной или сигнальной), потому что животное или человек могут выражать себя даже если нет никакого «получателя» сигналов. Экспрессивная и коммуникативная функции вместе могут быть отделены от описательной функции Бюлера потому что животное и человек могут выражать страх (например), не описывая объект страха. Описательная функция (самая высокая, согласно Бюлеру, и присущая исключительно человеку) была, как я тогда обнаружил, явственно отлична от аргументативной функции, так как существуют языки, например, картографический, которые описательны, но не аргументативны. (Это, кстати говоря, делает известную аналогию между картой и научной теорией особенно неудачной. Теории — в основе своей аргументативные системы утверждений: в них наиболее важно то, что они объясняют дедуктивно. Карты же — не-аргументативны. Конечно, каждая теория может быть так же описательной, как и карта, и точно так же, как все описательные языки, коммуникативна, потому что она может заставлять людей совершать некие действия; она также экспрессивна, так как это внешний признак «состояния» коммуникатора — который может быть и компьютером). Таким образом, это был уже второй случай, когда ошибка в логике привела к ошибке в психологии; в этом случае дело касалось психологии лингвистических предрасположенностей и врожденных биологических потребностей, которые лежат в основе использования и достижений человеческого языка. Все это показало мне приоритет изучения логики над изучением субъективного процесса мышления. И это также вызвало у меня весьма большие подозрения в отношении множества психологических теорий, принятых в то время. Например, я осознал, что теория условного рефлекса была ошибочной. Не существует такой вещи, как условный рефлекс. Собак Павлова нужно истолковать как ищущих инвариантов (постоянных) в сфере приобретения еды (сферы, которая по природе своей «пластична», или, другими словами, открыта для исследования методом проб и ошибок) и как вырабатывающих ожидания, или предвосхищения, предстоящих событий. Это можно назвать «обусловливанием»; но это не рефлекс, сформированный в результате процесса обучения, это открытие (возможно, ошибочное) предвосхищаемого. Таким образом, даже очевидно эмпирические результаты Павлова, и рефлексология Бехтерева, и большая часть результатов современной теории научения оборачиваются, в этом свете, неправильной интерпретацией обнаруженных данных под влиянием логики Аристотеля; ибо рефлексология и теория обусловливания были просто психологией ассоциаций, переведенной в термины неврологии.

90 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 90

18.03.2010 15:21:41

В  году я представил докторскую диссертацию, в которой, хотя косвенно она была результатом нескольких лет работы над психологией мышления и открытия, я в конечном итоге отошел от психологии. Я оставил психологическую работу неоконченной; я даже не сделал хорошей копии того, что написал; и диссертация «О проблеме метода в психологии мышления» была своего рода торопливым, написанным в последнюю минуту текстом, который изначально должен был стать методологическим вступлением к моей психологической работе, а теперь стал указанием на мою перестройку в сторону методологии. Мне не нравилась моя диссертация, и я больше никогда в нее не заглядывал. Мне также не понравились два моих «строгих» экзамена (тогда публичные устные экзамены для защиты докторской диссертации так и назывались, Rigorosum, «строгий» или «научный»), один по истории музыки, а другой по философии и психологии. Бюлер, который до этого экзаменовал меня по психологии, не задал мне ни одного вопроса из своей области, но зато побудил меня высказать свои идеи по логике и логике науки. Шлик экзаменовал меня в основном по истории философии, и я так скверно выступил по Лейбницу, что думал, что провалился. Я с трудом поверил своим ушам, когда мне сказали, что я сдал оба экзамена на высший балл, «einstimmig mit Auszeichnung». Конечно, я испытывал радость и облегчение, но прошло некоторое время, прежде чем меня оставило чувство, что я заслуживал провала. . Теория познания: Logik der Forschung

Я защитил свою диссертацию в -м, а в -м я получил квалификацию учителя математики и физики в (низшей) средней школе. Для квалификационного экзамена я написал диссертацию по проблемам аксиоматики в геометрии, которая также содержала главу по неевклидовой геометрии. Только после защиты диссертации я осмыслил и привел в порядок свои ранние идеи. Я понял, почему так укоренились ошибочная теория науки, которая правила со времен Бэкона, говорящая, что естественные науки — это науки индуктивные, и что индукция — это процесс выдвижения и обоснования теорий путем повторяемых наблюдений или экспериментов. Причиной этого было то, что ученые должны были провести демаркацию, отделить то, чем они занимались, от псевдонауки, равно как и от теологии и метафизики, и они позаимствовали у Бэкона индуктивный метод в качестве своего критерия демаркации. (С другой стороны, они очень хотели обосновывать свои теории ссылкой на источники знания, сравнимые по надежности с источниками веры). Но я уже много лет имел на руках лучший критерий демаркации: проверяемость или фальсифицируемость. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 91

91

18.03.2010 15:21:42

Таким образом, я избавился от индукции, не забывая о демаркации. И я мог приложить свои результаты, касающиеся метода проб и ошибок, так, чтобы полностью заменить индуктивную методологию на дедуктивную. Фальсификация или опровержение теорий через фальсификацию или опровержение их дедуктивных последствий было, что очевидно, дедуктивным выводом (modus tollens). Это подразумевало, что научные теории, если они не фальсифицируются, навсегда остаются гипотезами или предположениями. Таким образом, вся проблема научного метода была прояснена, а вместе с ней и проблема научного прогресса. Прогресс заключается в выдвижении теорий, которые говорят нам все больше и больше, теорий с большим содержанием. Но чем больше теория говорит, тем больше она исключает или запрещает, и тем больше возможности ее фальсифицировать. Так что теория с большим содержанием — это та, которую можно испытать более строго. Это соображение ведет к теории, в которой научный прогресс оборачивается не накоплением наблюдений, а отбрасыванием менее хороших теорий и замещением их более хорошими, в особенности — теориями с большим содержанием. Таким образом, происходит конкуренция между теориями — своего рода дарвиновская борьба за выживание. Конечно, теории, которые мы объявляем не более чем предположениями или гипотезами, не нуждаются в обосновании (по крайней мере, меньше всего нуждаются в обосновании несуществующим «индуктивным методом», которому никто не может дать вразумительного описания). Однако мы можем иногда объяснить причины, по которым мы предпочитаем одно конкурирующее предположение другому, в свете их критического обсуждения. Все это было очень понятно и даже, если так можно выразиться, высококогерентно. Но это было весьма отлично от того, что говорили позитивисты из последователей Маха и последователи Витгенштейна из Венского кружка. Я услышал об этом кружке в  или  году, впервые — из газетной статьи Отто Нейрата, а затем из речи, которую он произнес перед группой молодых социал-демократов. (Это было их единственное заседание, которое я вообще посетил; и я сделал это потому, что немного знал Нейрата с  или  года). Я прочел программную литературу кружка и о Verein Эрнста Маха; в особенности памфлет моего учителя, математика Ганса Хана. В дополнение я прочел «Трактат» Витгенштейна за несколько лет до написания своей докторской диссертации, а книги Карнапа я читал по мере их публикации. Мне было ясно, что все эти люди ищут критерий демаркации не между наукой и псевдонаукой, а скорее между наукой и метафизикой. И мне также было ясно, что мой старый критерий демаркации — лучше, чем у них. Потому что, в первую очередь, они пытались найти критерий, который превратил бы метафизику в бессмысленную чепуху, полную тарабарщину, и любой такой критерий должен был привести

92 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 92

18.03.2010 15:21:42

к осложнениям, так как метафизические идеи часто являются предшественниками научных. Во-вторых, поиск демаркации между осмысленностью и бессмысленностью просто перекладывал проблему на другое место. Как признал кружок, это вызывало нужду в другом критерии, для различения смысла и отсутствия смысла. Поэтому они приняли верификацию, которая была взята как нечто тождественное доказуемости по утверждениям наблюдения. Но это был еще один способ утвердить проверенный временем критерий индуктивистов; не было никакой разницы между идеями индукции и верификации. Однако, согласно моей теории, наука не индуктивна; индукция — это миф, который был предложен Юмом… … Я написал (не публикуя) довольно много по всем этим темам, весьма детально проработав книги Карнапа и Витгенштейна. С той точки зрения, которой я тогда придерживался, все это было весьма исчерпывающе. Я знал только одного человека, которому я мог объяснить эти идеи, и это был Генрих Гомперц. В связи с одним из моих основных тезисов — что научные теории остаются гипотезами или предположениями — он направил меня к работе Алесиуса Майнонга «О предположении» (Über Annahmen, ), которую я нашел не только психологизирующей, но и имплицитно предполагающей — как и Гуссерль в его «Логических исследованиях» (Logische Untersuchungen, , ) — что научные теории истинны. Через многие годы я понял, что люди вообще с трудом принимают, что теории, если их рассматривать с точки зрения логики, являются предположениями. Господствующий взгляд был таков, что гипотезы — это пока непроверенные теории, а теории — это проверенные, или принятые, гипотезы. И даже те, кто признавал гипотетический характер всех теорий, все еще верил, что им требуется обоснование; что, если нельзя показать, что они истинны, их истинность должна быть высоко вероятна. … Учитывая мой роман с дедуктивизмом — точкой зрения, что теории являются гипотетико-дедуктивными системами и что научный метод не-индуктивен — Гомперц послал меня к профессору Виктору Крафту, члену Венского кружка и автору книги «Базовые формы научного метода», и я встретился с ним несколько раз в Volksgarten, парке близ университета. Виктор Крафт был первым членом Венского кружка, которого я встретил (если не считать Цильзеля, который, согласно Фейглю³², не был членом). Он был готов уделить серьезное внимание моей критике кружка — более, чем кто-либо из членов, с которыми ³² См. изумительный очерк Herbert Feigl «Wiener Kreis in America» в Perspective in American History (Harvard University, ) Vol. II , p.  – . Виктор Крафт причислял Цильзеля к членам кружка (Victor Kraft, The Vienna Circle, New York: The Philosophical Library, ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 93

93

18.03.2010 15:21:42

я встречался впоследствии. Но я помню, как он был шокирован, когда я предсказал, что философия кружка разовьется в новую форму схоластики и педантизма. Это предсказание, я полагаю, оказалось верным. Я намекаю на программный тезис, что задача философии — «прояснять концепции». В -м или -м (когда я, наконец, получил пост учителя в средней школе), я встретился с другим членом Венского кружка, Гербертом Фейглем. Встреча, устроенная моим дядей Вальтером Шиффом, профессором статистики и экономики при Венском университете, который знал о моих философских интересах, стала решающей для всей моей жизни. Меня немного обнадеживал тот интерес, который ранее выказали Юлиус Крафт, Гомперц и Витор Крафт. Но, хотя они знали, что я написал много (неопубликованных) работ, никто из них не подталкивал меня предать печати свои идеи. Гомперц даже убеждал меня в том, что напечатать какие-либо философские работы безнадежно трудно. (Времена изменились.) Это подтверждал и тот факт, что великая книга Виктора Крафта о научных методах была опубликована только при поддержке какого-то особого фонда. Но Герберт Фейгль во время нашей встречи, затянувшейся на всю ночь, сказал мне не только, что ему мои идеи кажутся важными, почти революционными, но также и то, что я должен изложить их и опубликовать в виде книги. Мне никогда в голову не приходила идея написать книгу. Я развивал свои идеи из чистого интереса к проблемам, а затем записывал некоторые из них для самого себя, потому что обнаружил, что это не только полезно для ясности, но и необходимо для самокритики. В то время я считал себя неортодоксальным кантианцем и реалистом. … Также я считал себя кантианцем в этике. И я часто думал, что в те дни моя критика Венского кружка была просто результатом прочтения Канта, и того, что я хорошо понял некоторые его наиболее значимые тезисы. Я думаю, что без этого побуждения со стороны Герберта Фейгля я, скорее всего, никогда бы не написал ни одной книги. Само писание книг не соответствовало ни моему образу жизни, ни моим воззрениям на себя. Я просто не был уверен, что то, что интересовало меня, представляет достаточный интерес для других. Кроме того, никто не побуждал меня после того, как Фейгль уехал в Америку. Гомперц, которому я рассказал о своей волнующей встрече с Фейглем, определенно, только обескураживал меня, как и мой отец, который боялся, что все это закончится тем, что я стану журналистом. Моя жена тоже воспротивилась этой затее, потому что хотела, чтобы я использовал свое свободное время, катаясь с ней на лыжах и занимаясь альпинизмом — что нам обоим очень нравилось. Но когда я начал книгу, она выучилась печатать и много раз перепечатывала все то, что я с тех пор написал. (Я никогда

94 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 94

18.03.2010 15:21:42

не смог научиться перепечатывать — у меня была привычка делать слишком много исправлений). Книга, которую я написал, была посвящена двум проблемам — проблеме индукции и демаркации — и их пересечению. Поэтому я назвал ее «Две фундаментальные проблемы теории познания» (Die beiden Grundprobleme der Erkenntnistheorie) намекая на название труда Шопенгауэра (Die beiden Grundprobleme der Ethik). Как только у меня появилось достаточное число перепечатанных глав, я показал их моему другу и некогда коллеге по Педагогическому институту Роберту Ламмеру. Он был наиболее вдумчивым и критичным читателем, с которым я когда-либо встречался: он оспаривал каждый тезис, который казался ему недостаточно ясным, каждый пробел в аргументации, каждый свободный конец логической цепочки… Благодаря ему я выработал привычку писать и переписывать, снова и снова, постоянно проясняя и упрощая. Я думаю, что обязан этой привычкой целиком Роберту Ламмеру. Я писал, как будто бы кто-то постоянно стоял у меня за плечом и указывал мне на те абзацы, которые были недостаточно ясны. Я, конечно, знал очень хорошо, что нельзя избежать всех возможных недопониманий; но я думал, что это возможно хотя бы для некоторых из них, надеясь на читателя, который захочет понять. Через Ламмера я незадолго до этого познакомился с Францем Урбахом, физиком-экспериментатором, который работал в Институте изучения радия при Венском университете. У нас было много общих интересов (музыка в их числе), и он меня во многом поощрял. Он также познакомил меня с Фрицем Вайсманом, который первым сформулировал знаменитый критерий смысла, который Венский кружок принял на такое продолжительное время — верификационный критерий смысла. Вайсмана очень заинтересовала моя критика. Я полагаю, что благодаря его инициативе я и получил первое приглашение прочесть несколько докладов, критикующих взгляды Венского кружка, в некоторых «эпициклических» группах, которые образовывали вокруг кружка своего рода ореол. Сам по себе кружок был, как я понял, частным семинаром Шлика, встречами по вечерам в четверг. Членами были просто те, кого Шлик приглашал. Меня никогда не приглашали, и я никогда не старался получить такое приглашение³³. Но были другие группы, собиравшиеся в квартире Виктора Крафта или Эдгара Цильзеля, и в других местах; и был знаменитый «математический коллоквиум» Карла Менгера. Некоторые из этих групп, о чьем существовании я даже не слышал ранее, пригласили меня представить свою критику центральных док³³ Фейгль пишет (см. ссылку ), что и Эдгар Цильзель и я пытались сохранить свою

независимость, «оставаясь вне кружка». Но на самом деле я был бы весьма польщен, получи я такое приглашение, и мне никогда не приходило в голову, что членство в семинаре Шлика могло угрожать чем-то моей независимости.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 95

95

18.03.2010 15:21:42

трин Венского кружка. Именно на квартире Эдгара Цильзеля, в набитой народом комнате, я прочел свой первый доклад. Я до сих пор помню свой тогдашний «страх сцены». Когда-то во время этих первых встреч я обсуждал проблемы, связанные с теорией вероятности. Из всех существующих интерпретаций я нашел так называемую частотную интерпретацию наиболее убедительной, а форму, которой ей придал Рихард фон Мизес, наиболее удовлетворительной. Но по-прежнему оставались открытыми многие сложные проблемы, особенно, если поглядеть на них с точки зрения того, что утверждения по поводу вероятности являются гипотезами. Центральный вопрос был следующим: являются ли они проверяемыми? Я пытался обсудить это и несколько связанных с этим вопросов, и с тех пор я начал пытаться усовершенствовать свое их понимание. (Некоторые до сих пор неопубликованы.) Некоторые члены кружка, которые бывали на этих встречах, пригласили меня обсудить эти тезисы с ними лично. Среди них был Ганс Хан, который произвел на меня такое впечатление своими лекциями, и Филипп Франк, и Рихард фон Мизес (во время своих частых визитов в Вену). Ганс Тирринг, физик-теоретик, пригласил меня выступить на его семинаре; а Карл Менгер пригласил меня стать членом его коллоквиума. Именно Карл Менгер (у которого я по одному вопросу попросил совета) предложил, чтобы я попытался применить к его теории измерения сравнение степеней проверяемости. В самом начале  года я закончил то, что тогда считал первым томом «Двух фундаментальных проблем теории познания». Он был построен изначально скорее как критическое обсуждение и исправление доктрин Венского кружка; несколько больших разделов были посвящены критике Канта и Фриса³⁴. Книгу, которая так и осталась неопубликованной, сперва прочел Фейгль, потом Карнап, Шлик, Хан, Нейрат и другие члены кружка; также ее прочел Гомперц. Шлик и Франк приняли в  году книгу к публикации в серии «Schriften zur wissenschaflichen Weltauffassung», редакторами которой они были. (Она представляла собой серию книг, большинство из которых писали члены Венского кружка.) Но издатели, в особенности Шпрингер, настаивали на радикальном сокращении. К тому времени, когда книгу приняли, я написал большую часть второго тома. Это означало, что в рамках того объема, который издатели были готовы опубликовать, могло остаться чуть больше, чем конспект моей работы. С согласия Шлика и Франка я предложил новую рукопись, которая состояла из отрывков из обоих томов. Но даже она была возвращена издателя³⁴ Якоб Фридрих Фриз (–), автор «Новой или антропологической критики зна-

ния» и «Системы логики», в которых интерпретировал взгляды Канта. Большую часть жизни проработал в Йене. Спорил по многим вопросам с Гегелем. — Прим. перев.

96 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 96

18.03.2010 15:21:42

ми, как слишком длинная. Они настаивали на максимуме в  листов (двести сорок страниц). Окончательную выборку — которую все-таки опубликовали под названием «Logik der Forschung» — сделал мой дядя, Вальтер Шифф, который безжалостно отрезал более половины текста. Я не думаю, что после стольких усилий выражаться ясно и понятно, я смог бы сделать это сам. … . Кто убил логический позитивизм? Логический позитивизм, уже мертв, или настолько мертв, насколько может быть мертвым философское движение. Джон Пассмор

Благодаря тому изначальному плану, по которому она строилась, книга «Logik der Forschung», опубликованная в конце  года, вышла частично в форме критики позитивизма. Такими были ее неопубликованная предшественница  года и мое короткое письмо редакторам Erkenntnis в  году. С тех пор моя позиция широко обсуждалась ведущими членами кружка и, кроме того, в связи с тем, что книга вышла в серии, в основе своей позитивистской, редактируемой Франком и Шликом, этот аспект «Logik der Forschung» имел некоторые любопытные последствия… … Все сейчас знают, что логический позитивизм умер. Но никто, кажется, не подозревает, что, может быть, тут нужно задать один вопрос — «По чьей вине?» или, скорее, «Кто его убил?» (Блистательная историческая статья Пассмора³⁵ этого вопроса не поднимала). Я боюсь, что должен признать виновным себя. Однако я сделал это не специально: моим единственным стремлением было указать на то, что мне казалось некоторыми фундаментальными ошибками. Пассмор корректно приписал распад логического позитивизма непреодолимым внутренним трудностям. На большую часть этих трудностей я указывал в своих лекциях и на обсуждениях, а особенно в своей «Logik der Forschung». На некоторых членов кружка произвела впечатление идея необходимости изменений. Таким образом, семена дали всходы. Они привели, через несколько лет, к дезинтеграции принципов кружка. Дезинтеграция принципов предшествовала дезинтеграции самого кружка. Венский кружок был восхитительной институцией. В самом деле, это был уникальный семинар философов, работавших в тесном сотрудничестве с первоклассными математиками и учеными-естественниками, остро интересующихся проблемами логики и основаниями математики ³⁵ John Passmore. Logical Positivism в Encyclopedia of Philosophy. Vol. V . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 97

97

18.03.2010 15:21:42

и привлекших к работе двух самых великих новаторов в данной сфере, Курта Гёделя и Альфреда Тарского. Развал кружка был очень серьезной потерей. Лично я многим обязан некоторым его членам, особенно Герберту Фейглю, Виктору Крафту и Карлу Менгеру — не говоря о Филиппе Франке и Морице Шлике, которые приняли мою книгу несмотря на то, что в ней содержалась суровая критика их собственных взглядов. И снова, косвенно, благодаря кружку, я встретился с Тарским, сперва на Пражской конференции в августе -го, когда я уже имел на руках верстки «Logik der Forschung»; потом в Вене в  – -м.; и затем на Конгрессе в Париже в сентябре -го. И именно от Тарского я узнал больше, как мне кажется, чем от кого-либо еще. Но, вероятно, больше всего Венский кружок привлекал меня своим «научным отношением» или, как я предпочитаю называть это сейчас, рациональным отношением. Это прекрасно выразил Карнап в последних трех абзацах предисловия к первому изданию своей первой главной работы, «Der logische Aufbau der Welt». Я не согласен со многим у Карнапа; и даже в этих трех абзацах есть вещи, которые я расцениваю как ошибочные: потому что, хотя я согласен с тем, что существует нечто «депрессивное» (niederdruckend) в большинстве философских систем, я не думаю, что в этом следует винить их «плюралистичность»; и мне кажется ошибкой требовать уничтожения метафизики, а также указывать в качестве причины то, что «ее тезисы нельзя рационально обосновать». Но, хотя особенно повторяющееся у Карнапа требование «обоснования» было (и остается) для меня серьезной ошибкой, в данном контексте это практически несущественно. Ведь Карнап здесь выступал за рациональность, за большую интеллектуальную ответственность; он просил нас изучать, как она действует у математиков и ученыхестественников, и он противопоставлял ее тем депрессивным трюкам, какими пользуются философы: их претенциозной мудрости, их высокомерию к знанию, которое они представляют нам с минимумом рациональных или критических аргументов. И именно в этом общем отношении, отношении просвещения, и в его критическом взгляде на философию — и на то, чем философия, к сожалению, является, и чем она должна быть — я по-прежнему чувствую себя очень близким к Венскому кружку и его духовному отцу, Бертрану Расселу. Этим и объясняется, почему иногда некоторые члены кружка, такие как Карнап, считали меня своим и чересчур подчеркивали мои отличия от них. Конечно, я никогда не собирался слишком выпячивать эти отличия. Когда я писал «Logik der Forschung», я надеялся только покритиковать позитивистов, моих друзей и оппонентов. В этом я не был совсем безуспешен. Когда Карнап, Фейгль и я встретились в Тироле летом  года, Карнап прочел неопубликованный первый том моих «Grundprobleme» и вскоре после этого, к моему удивлению, опубликовал статью в Erkenntnis, «Über Protokollsätze», в которой он дал подробный обзор книги,

98 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 98

18.03.2010 15:21:43

в целом признавая справедливость моих тезисов. Он подвел итоги, объяснив, что — и почему — он считает теперь то, что он называл моей «процедурой» (Verfahren B) лучшей из пока существующих теорий познания. Эта процедура была дедуктивной процедурой проверки утверждений в физике, процедурой, которая рассматривала все утверждения, даже утверждения самой проверки, как гипотетические или предположительные, так как они пропитаны самой теорией. Карнап придерживался этих взглядов довольно долгое время, и это же касается и Гемпеля. Чрезвычайно благоприятные рецензии на «Logik der Forschung», данные Карнапом и Гемпелем, были многообещающими знаками, и такими же, только с другой стороны, были нападки Райхенбаха и Нейрата. Так как я упомянул в начале этой главы статью Пассмора, я могу, вероятно, сказать, что считаю конечной причиной распада Венского кружка и логического позитивизма не их многочисленные серьезные доктринальные ошибки (на многие из которых именно я указал), а затухание интереса к великим проблемам: концентрацию на мелочах (на «головоломках») и, особенно, на значениях слов; короче говоря, их схоластицизм. Его же унаследовали и их последователи в Англии и в Соединенных Штатах. . Реализм и квантовая теория

. Объективность и физика

. Истина. Вероятность. Доказательство

. Приближающаяся война. Еврейская проблема

В июле  года, после большой стрельбы в Вене, которую я опишу ниже, я начал ожидать худшего: что демократические бастионы Центральной Европы падут и что тоталитарная Германия начнет еще одну мировую войну. К -му я осознал, что среди политиков Запада только Черчилль в Англии, тогда — аутсайдер, которого никто не воспринимал всерьез, понимает немецкую угрозу. Тогда я думал, что война начнется через несколько лет. Я ошибся: все развивалось гораздо медленнее, чем я предполагал, учитывая логику ситуации. Очевидно, я был алармистом. Но в основном я оценил ситуацию правильно. Я осознал, что социал-демократы (единственная оставшаяся политическая партия с сильными демократическими элементами) Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 99

99

18.03.2010 15:21:43

были неспособны сопротивляться тоталитаристским партиям Австрии и Германии. Я ожидал, начиная с  года, подъема Гитлера; я ожидал аннексии, в той или другой форме, Гитлером Австрии; и я ожидал войны против Запада. («Война против запада» — это название прекрасной книги Ауреля Колнай.) В этих ожиданиях моя оценка еврейской проблемы играла значительную роль. Мои родители оба были рождены в иудейской вере, но крестились в протестантизм (лютеранство) прежде, чем у них появились дети. После долгих раздумий отец решил, что жизнь в преобладающем христианском обществе накладывает обязательство представлять собой как можно меньший вызов — надо ассимилироваться. Это, однако, значило бросить вызов организованному иудаизму. Это также значило подвергнуться обвинению в трусости, стать человеком, который испугался антисемитизма. Все это было понятно. Но ответ на это был таков: антисемитизм — зло, которого боятся и иудеи, и не-иудеи, и задачей всех евреев по происхождению было стараться, чтобы его не спровоцировать: кроме того, многие евреи сливались с местным населением, ассимиляция работала. Естественно, вполне понятно, как люди, которых презирали за их расовое происхождение, могли реагировать на слова о том, что они должны им гордиться. Но расовая гордость — вещь не только глупая, но и дурная, даже если она спровоцирована расовой ненавистью. Любой национализм или расовый национализм — это зло, и еврейский национализм не исключение. Я полагаю, что до Первой мировой войны в Австрии и даже в Германии с иудеями обращались достаточно хорошо. Им дали почти все права, хотя и были некоторые барьеры, установленные традицией, особенно в армии. В совершенном обществе, вне сомнения, к ним бы относились как к равным в любом отношении. Но, как и все общества, эти были далеки от совершенства: хотя иудеи и люди еврейского происхождения были равны перед законом, с ними не обращались как с равными в любом отношении. Однако я верю, что с евреями обращались так хорошо, как можно было бы ожидать с разумной точки зрения. Один человек, происходивший из иудейской семьи и обратившийся в католичество, даже стал архиепископом (архиепископ Кон Оломоуцский); хотя из-за интриги, в которой использовался народный антисемитизм, он был вынужден оставить епископский престол в  году. Доля иудеев или людей еврейского происхождения среди университетских профессоров, людей медицинских профессий и юристов была велика, и открытое недовольство этим проявилось только после Первой мировой войны. Крещеные евреи могли занимать высокие посты на гражданской службе. Журналистика была профессией, которая привлекала многих иудеев, и совсем немногие из них не сделали чего-либо для повышения профессионального уровня. Тот вид сенсационной журналистики, которым занимались лишь некоторые из этих людей, на протяжении многих лет критиковался — в основном, другими евреями, такими как Карл

100 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 100

18.03.2010 15:21:43

Краус, жаждавшими защитить знамя цивилизации. Пыль, поднятая этими склоками не сделала спорящих более популярными. Были также иудеи, выделяющиеся среди вождей социал-демократической партии, а так как они были, в качестве вожаков, мишенью грубых нападок, то и они поучаствовали в нагнетании напряжения. Ясно, что проблема существовала. Многие иудеи выглядели подозрительно отличными от «автохтонного» населения. Бедных евреев было гораздо больше, чем богатых; но некоторые из богатых были типичными нуворишами. По случайности, хотя в Англии антисемитизм связан с идеей, что иудеи являются (или являлись) ростовщиками — как в «Венецианском купце» или у Диккенса, Троллопа — я никогда не слышал такого предположения в Австрии, по крайней мере, до подъема нацизма. Было немного еврейских банкиров, таких как австрийские Ротшильды, но я никогда не слышал, чтобы кто-то обвинял их в ростовщичестве того типа, который описывается в английских романах. В Австрии антисемитизм был в основном выражением враждебности к тем, кто воспринимался чужаком; это чувство эксплуатировалось не только немецкой националистской партией Австрии, но и католической партией. И, что характерно, это отвратительное неприятие чужаков (отношение, кажется, почти универсальное) разделялось многими семьями еврейского происхождения. Во время Первой мировой войны в Вену устремился поток еврейских беженцев из старой Австрийской империи, в которую вторглась Россия. Эти «восточные евреи», как их называли, прибыли из настоящих гетто, и их отвергали те евреи, которые давно осели в Вене, ассимиляционисты, ортодоксальные евреи и даже сионисты, которые стыдились тех, кого они считали своими бедными родственниками. Эта ситуация улучшилась в правовом смысле с распадом Австрийской империи в конце Первой мировой войны; но как мог предвидеть любой, обладающий хоть долей здравого смысла, ухудшилась в социальном плане: многие евреи, чувствуя, что свобода и полное равенство стали реальностью, вполне по понятным причинам, но не очень благоразумно, пошли в политику и журналистику. Большинство из них хотели добра; но приток евреев в левые партии способствовал падению этих партий. Кажется вполне очевидным что при росте латентного народного антисемитизма, лучшее, что мог сделать социалист еврейского происхождения для своей партии — это не пытаться играть в ней важную роль. Достаточно странно, но очень немногие поняли это очевидное правило. В результате борьба между правыми и левыми, которая почти с самого начала приняла вид гражданской войны, велась правыми все больше и больше под флагом антисемитизма. Были частые антисемитские выступления в Университете, и постоянно звучали протесты против чрезмерного числа евреев среди профессуры. Для любого человека Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 101

101

18.03.2010 15:21:43

с еврейскими корнями оказалось невозможным стать университетским преподавателем. И конкурирующие правые партии пытались перещеголять друг друга своей враждебностью к евреям. Описание других причин, по которым, как я ожидал, социал-демократическая партия могла потерпеть поражение уже, по крайней мере, с  года, можно найти в некоторых примечаниях к моему «Открытому обществу». В основном, они были связаны с марксизмом — в частности, с тактикой (сформулированной Энгельсом) использования насилия, по крайней мере, в качестве угрозы. Угроза насилия дала полиции повод в июле  года расстрелять в Вене множество мирных и невооруженных рабочих социал-демократов и случайных свидетелей. Мы с женой (тогда мы еще не были женаты) оказались в числе потрясенных очевидцев этой сцены. Мне стало понятно, что тактика социал-демократических лидеров, хотя они и действовали из добрых побуждений, была безответственной и самоубийственной. (Случайно я узнал, что Фриц Адлер — сын одного из главных вожаков венских социал-демократов, друг Эйнштейна и переводчик Дюгема — когда я встретил его в июле  года, через несколько дней после бойни, был того же мнения). Однако прошло более шести лет прежде чем окончательное самоубийство социал-демократической партии привело к концу демократии в Австрии. . Эмиграция: Англия и Новая Зеландия

Моя «Logik der Forschung», как не удивительно, прославилась далеко за пределами Вены. Было больше рецензий на большем количестве языков, чем через двадцать пять лет, после публикации «Логики научного открытия», и даже на английском рецензий было больше. Вследствие этого я получил много писем из разных европейских стран и множество приглашений выступить с лекциями, включая приглашение от профессора Сьюзен Стеббинг из Бедфорд-колледж в Лондоне. Я прибыл в Англию осенью  года, чтобы прочесть две лекции в Бедфорд-колледже. Меня пригласили поговорить о моих собственных идеях, но на меня произвели такое впечатление достижения Тарского, тогда совершенно неизвестного в Англии, что я выбрал их темой моих выступлений. Моя первая лекция была по «Синтаксису и семантике» (семантике Тарского), а вторая по теории истины Тарского. Я полагал, что именно тогда я впервые пробудил интерес у профессора Джозефа Генри Вуджера, биолога и философа биологии, к работе Тарского. В целом в  –  году я дважды подолгу оставался в Англии, с коротким перерывом, проведенном в Вене. В своей школе я считался в неоплачиваемом академическом отпуске, а моя жена продолжала преподавать и зарабатывать деньги. Во время этих визитов в Англию я прочел не только эти две лекции в Бедфорд-колледж, но и три лекции по теории вероятности в Империал-колледж, по приглашению Гаймена Леви, профессора математики в Империал-колледже; и прочел два доклада в Кембридже (в при-

102 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 102

18.03.2010 15:21:43

сутствии Дж. Э. Мура, а на втором докладе К. Г. Лэнгфорда, американского философа, который блистал во время дискуссии) и один в Оксфорде, где Фредди Айер еще ранее представил меня Исайе Берлину и Гилберту Райлу. Я также прочел доклад по «Нищете историцизма» на семинаре профессора Хайека в Лондонской школе экономических и политических наук (L. S. E.). Хотя Хайек прибыл из Вены, где он был профессором и директором Института изучения торгового цикла (Konjunkturforschung), я впервые встретил его в L. S. E., Лайонел Роббинс (ныне Лорд Роббинс) присутствовал на этом семинаре также и Эрнст Гомбрих, историк искусства. Через много лет Дж. Л. С. Шэкл, экономист, сказал мне, что он тоже там был. В Оксфорде я встретил Шредингера, и мы с ним подолгу разговаривали. Он был очень несчастлив в Оксфорде. Он приехал туда из Берлина, где руководил семинаром по теоретической физике, который, вероятно, был уникален в истории науки: Эйнштейн, фон Лауэ, Планк и Нернст³⁶ были среди его регулярных участников. В Оксфорде он был принят очень гостеприимно. Он, конечно, не мог рассчитывать на семинар гигантов; но ему не хватало страстного интереса к теоретической физике как среди студентов, так и среди преподавателей. Мы обсуждали мою статистическую интерпретацию принципа неопределенности Гейзенберга. Он очень интересовался квантовой механикой, но относился скептично к тогдашнему положению дел в ней. Он дал мне несколько напечатанных текстов своих докладов, в которых выражал сомнения относительно копенгагенской интерпретации; хорошо известно, что он никогда так и не примирился с ней — то есть с «дополнительностью» Бора. Шредингер упомянул, что может вернуться в Австрию. Я пытался разубедить его, потому что он не делал секрета из своих антинацистских взглядов, когда покидал Германию, и это могло быть использовано против него, если бы нацисты захватили власть в Австрии. Но в конце осени  года он все же вернулся. Кафедра в Граце оказалась вакантной, и Ганс Тирринг, профессор теоретической физики в Вене, предложил, что он оставит свою кафедру в Вене и поедет в Грац, с тем, чтобы Шредингер занял его пост в Вене. Но Шредингер на это не согласился, он сам поехал в Грац и остался там на восемнадцать месяцев. После вторжения Гитлера в Австрию, Шредингер и его жена Анне-Мария едва успели сбежать. Она повела их машину к одному месту у итальянской границы, и там они вышли. Взяв с собой только ручную кладь, они пересекли границу. Из Рима, куда они прибыли почти без гроша, им удалось позвонить Де Валера, премьер-министру Ирландии (и математику), который, по счастью, оказался в Женеве, и Де Валера сказал им приезжать к нему туда. На итало-швейцар³⁶ Макс фон Лауэ (–), нобелевский лауреат  г., защищал «еврейскую физи-

ку» (в том числе Эйнштейна, за что был досрочно отправлен на пенсию в  г.), Вальтер Фридрих Нернст (–), основатель физической химии. — Прим. перев.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 103

103

18.03.2010 15:21:43

ской границе они вызвали подозрение у итальянских пограничников тем, что почти не имели с собой багажа, а денег — всего на сумму, равную одному фунту. Их сняли с поезда, который покинул пограничную станцию без них. В конце концов им позволили сесть на следующий поезд в Швейцарию. Так Шредингер стал старшим научным сотрудником Института специальных исследований в Дублине, который тогда даже не существовал (и до сих пор в Британии нет такого института). Переживание, одно из тех, которые мне навсегда запомнились от моей поездки в Англию в  году, связано с посещением заседания Аристотелевского Общества, куда меня привел Айер, и где выступал Бертран Рассел, возможно, самый великий философ после Канта. Рассел читал доклад по «Пределам эмпиризма». Полагая, что эмпирическое знание достигается индукцией, и одновременно находясь под большим впечатлением от критики индукции Юмом, Рассел предположил, что мы должны признать некоторые Принципы индукции, которые, в свою очередь, не основаны на индукции. Таким образом, принятие этого принципа обозначило пределы эмпиризма. Тогда я в «Grundprobleme», и более кратко в «Logik der Forschung», приписал эти аргументы Канту, и мне показалось, что позиция Рассела была в этом отношении идентична априоризму Канта. После лекции было обсуждение, и Айер подтолкнул меня выступить. И вот я сначала сказал, что вовсе не верю в индукцию, даже хотя и верю в обучение на основе опыта, и не верю в эмпиризм без этих кантовских границ, которые предложил Рассел. Это заявление, которое я сформулировал очень кратко и язвительно, насколько позволял мой английский, было хорошо встречено аудиторией, которая, как казалось, приняла его за шутку и стала смеяться. Сделав вторую попытку, я заявил, что все неприятности происходят из ошибочного предположения, что научное знание является видом знания — знания в обыденном смысле, в котором если я знаю, что идет дождь, это должно быть истинным, так что знание подразумевает истину. Но, как я сказал, то, что мы называем «научным знанием» — гипотетично, и часто не-истинно, не говоря о тех случаях, когда оно истинно явно или возможно (в смысле подсчета вероятности). И снова аудитория приняла это за шутку или за парадокс, все засмеялись и захлопали. Я сомневаюсь, был ли там кто-нибудь, кто хотя бы подозревал, что я не только серьезно придерживаюсь этих взглядов, но и считаю, что со временем они станут широко распространенными и общепринятыми. Именно Вуджер предложил, чтобы я отозвался на объявление об открытии вакансии преподавателя философии в университете Новой Зеландии (в университетском колледже Кантерберри, как тогда назывался нынешний Университет Кантерберри). Кто-то — может быть, Хайек — представил меня доктору Уолтеру Адамсу (впоследствии ставшему директором Лондонской школы экономики) и мисс Эстер Симсон, которые совместно возглавляли Совет по академическому содействию,

104 Карл Поппер

2009-5_Logos.indb 104

18.03.2010 15:21:43

тогда пытавшийся помочь многим ученым-беженцам из Германии, и уже начавший помогать некоторым из Австрии. В июле  года я уехал из Лондона в Копенгаген — меня провожал Эрнст Гомбрих — чтобы поучаствовать в Конгрессе и встретиться с Нильсом Бором. Из Копенгагена я вернулся в Вену, проехав через гитлеровскую Германию. В конце ноября я получил письмо от доктора А. С. Эвинга, в котором мне предлагалось академическое гостеприимство от имени факультета моральных наук при Кембриджском университете, вместе с ним пришло письмо о поддержке от Уолтера Адамса из Совета по академическому содействию; вскоре после Рождества  года я получил по кабелю предложение занять пост лектора в Кантерберрийском университетском колледже, в Крайстчерч, Новая Зеландия. Это был нормальный пост, в то время как Кембридж предлагал мне положение беженца. И моя жена, и я предпочли бы поехать в Кембридж, но я подумал, что это предложение гостеприимства можно переадресовать и кому-то другому. Итак, я принял предложение из Новой Зеландии и попросил Совет по Академическому Содействию и Кембридж принять Фрица Вайсмана из Венского кружка вместо меня. Они согласились на эту просьбу. Мы с женой уволились из наших школ, а через месяц покинули Вену и уехали в Лондон. После пяти дней в Лондоне мы отплыли в Новую Зеландию и прибыли в Крайстчерч в первой неделе марта  года, успев как раз к началу новозеландского академического года. Я был уверен, что вскоре моя помощь может понадобиться австрийским беженцам, спасающимся от Гитлера. Но лишь на другой год, когда Гитлер вторгся в Австрию, начали приходить крики о помощи. В Крайстчерче был учрежден комитет по получению разрешений для беженцев приехать в Новую Зеландию; некоторых спасли из концлагерей и тюрем благодаря энергии доктора Р. М. Кемпбелла из Верховной Комиссии Новой Зеландии в Лондоне. Перевод с английского Андрея Лазарева

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 105

105

18.03.2010 15:21:43

Должен ли философ быть поэтом? ¸} ƒ €qx ªƒ¸}| ƒ ­q{ { | ƒ „ƒ } ¬­q{€ƒª ƒ ~ ­ƒ | ±q

Прудон написал книгу «Философия нищеты». Маркс ответил ему «Нищетой философии». Мы часто говорим о присутствии философии в поэзии и науке, но реже о научности или поэзии самой философии. В диалоге двух философов обсуждаются проблемы природы философского знания, статуса философии в современном мире, а также перспективы ее развития. В центре дискуссии — концепции философии как науки и философии как поэтического творчества, соотношение теоретического и нормативного подходов, иерархия разделов философии. Авторы также обсуждают особенности современной интеллектуальной ситуации, конвергенцию различных традиций, школ и направлений, знаменующую собой наступление своего рода «века сплавов в философии».

Ярослав Шрамко. Широко распространено мнение, что философия переживает сегодня далеко не лучшие времена. Ритуальные сетования по поводу «кризиса философии» регулярно воспроизводятся в различных профессиональных и полупрофессиональных изданиях и периодически озвучиваются на всякого рода форумах. В качестве неоспоримого признака такого неблагополучия обычно приводят те сложности, с которыми сталкивается философия в системе высшего образования. Учебные часы по философии постепенно урезаются. Иногда даже ставится под сомнение целесообразность чтения этого курса для студентов всех специальностей. Философам приходится сражаться за место под солнцем и, отстаивая свое право на существование, доказывать собственную нужность и значимость. Подобные процессы в той или иной степени характерны для всех стран так называемого «постсоветского пространства». Поэтому в нашем разговоре мне хотелось бы поднять ряд фундаментальных вопросов о сути философии, ее необходимости и пользе для профессиональной подготовки.

106 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 106

18.03.2010 15:21:44

Вадим Россман. За годы советской власти бывший советский человек, вероятно, так же устал от философии как чего-то назойливого и докучного, как западный человек устал от порнографии или рекламы. На Западе философия никогда не занимала того места, которое она занимала в СССР . Но и здесь после окончания холодной войны — не знаю, как точнее определить эту связь, но не думаю, чтобы это было простым совпадением, — социальный вес философии, как и некоторых других дисциплин гуманитарного цикла, снизился как в обществе в целом, так и в учебных процессах. Классы по философии стали уплотняться, как, впрочем, и по многим другим гуманитарным дисциплинам. В упадок пришла славистика, которая в значительной степени подпитывалась деньгами Пентагона. Несколько лет назад одна из наиболее популярных и многотиражных газет Великобритании Daily Telegraph опубликовала список ста ныне живущих гениев, куда каким-то образом попали и три философа. Хомский, скорее лингвист, чем философ, а также случайная новозеландская феминистка и переводчик Киркегора — малоизвестные и не очень значимые фигуры. Среди тех, кого по-английски называют public intellectuals, практически нет философов. Вероятно, можно говорить об определенном циклическом кризисе или конце какого-то важного этапа в интеллектуально-философском развитии. Весьма сходные процессы имеют место и в России. Видимо, сегодня теряется и ускользает смысл самого предмета философии, становится не совсем ясной ее природа. Я. Ш. В одном из современных учебных пособий по философии, предназначенном для студентов нефилософских специальностей, философия определяется как «теоретически осмысленное мировоззрение». Такое понимание философии как особого вида мировоззрения является у нас сейчас довольно распространенным и считается чуть ли не общим местом. На ваш взгляд, насколько это определение, и в целом такое понимание, обоснованно? Продуктивно ли вообще определять философию через мировоззрение? В. Р. Действительно, само слово «мировоззрение» кажется несколько расплывчатым, хотя я и не считаю его таким уж анахронизмом. Возможно, философию и в самом деле нужно определять каким-то более энергичным, активным способом. Философия, если угодно, — это особая форма интеллектуального насилия. Тем не менее термин «мировоззрение» обладает определенными достоинствами, так как в нем сочетаются моменты знания и ценности. Мировоззрение подразумевает наличие какого-то кругозора и ориентацию на определенные ценности. Этот термин также хорош тем, что указывает на предмет как на нечто целое, а как раз этот момент видения целого и оказывается упущенным в бесконечном процессе специализации и дробления знания. Поэтому видение и понимание целого приобретает особую значиЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 107

107

18.03.2010 15:21:44

мость, а философия по определению как раз и занимается этим целым. К тому же философия — это не совсем наука. В ней есть как научный элемент, так и элемент поэтический, элемент искусства. Ну а какое альтернативное определение предложили бы вы? Я. Ш. Дать определение философии, конечно же, чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Поэтому я бы избрал здесь более осторожный способ выражения и скорее вел бы речь о том или ином «понимании философии», то есть о том, что представляет (или должна представлять) собой философия в целом, какие задачи может (или должен) ставить перед собой всякий, желающий заниматься философией и претендующий на звание «философа». Здесь мне представляется важным с самого начала выделить и зафиксировать некоторые ключевые моменты. Прежде всего, я убежден, что основная задача философии — это давать новое знание. В этом отношении философия практически ничем не отличается от других наук, таких как физика, математика или история. Поэтому мой ответ на старый, но вновь и вновь оказывающийся в центре оживленных дискуссий вопрос о том, является ли философия наукой, — в целом утвердительный. В той мере, в какой философия способна и должна производить знание, философия, несомненно, является наукой. Другое дело, что эта наука, впрочем, как и любая другая, имеет свою особую специфику, обуславливаемую особенностями ее предмета, а также задействуемого понятийного и методологического инструментария. В. Р. Действительно предмет философии не так просто обозначить. Исторически сама конфигурация и пространство философии значительно менялись. Но моменты ценностей и поэзии поверх знаний всегда оставались фундаментальными. Идея ценности заложена уже в самом нормативном характере философии. Нормативный смысл философии проявляется в природе философских вопросов и отнюдь не только в области этики и эстетики. Что в жизни важно и что не так существенно, как нужно мыслить, как мыслить нельзя, что следует считать причиной, а что следствием, как следует поступать, что можно считать прекрасным, а что нельзя, как человечество на каждом данном этапе осознает свои задачи и как их можно осознавать? Все это нормативные вопросы, а следовательно, и вопросы о ценностях. В том числе, кстати, и логика. Я. Ш. Я бы не согласился с представлением о нормативном характере философии. В моем понимании нормативность предполагает выработку, и даже навязывание, тех или иных регуляторов и ценностей. Конечно, философия в значительной степени имеет дело с ценностями, но она их не вырабатывает (и не должна вырабатывать), а изучает. Вернее сказать, если философия и производит ценности, то не в боль-

108 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 108

18.03.2010 15:21:44

шей мере, чем любая другая наука. Ясно, что новое знание может иметь и часто имеет для человека большую ценность. Однако, на мой взгляд, ошибочно было бы полагать, что философия вправе определять, что именно для человека должно быть ценностью, а что — нет. Философия изучает актуальные и потенциальные (то есть как действительные, так и возможные) системы ценностей и норм, но она именно изучает их, а вовсе не разрабатывает или провозглашает. Кроме того, философия делает объектом теоретического анализа само понятие нормы и ценности. Нормы вырабатываются человечеством в целом или отдельными национальными, социальными, религиозными и т. п. общностями (группами) в значительной мере стихийно, в ходе, как это принято говорить, «исторического развития»; они выражаются и систематизируются посредством всевозможных религиозных, идеологических, политико-правовых учений, концепций и систем, в различного рода писаных и неписаных правовых и моральных «кодексах». Философия, конечно же, должна изучать такие учения, концептуальные системы и такие стихийно складывающиеся нормы. Возможно, она даже способна внести некоторый вклад в их оформление (формулировку) и уточнение. Но на большее подлинная философия, на мой взгляд, претендовать не может и не должна, если не хочет сама превратиться в разновидность религии или идеологии. Иными словами, философия, несомненно, изучает оценочные суждения, но сами суждения философии не имеют (да и не должны иметь) оценочного характера. Конечно, вовсе обойтись без использования «оценочной терминологии» в философии очень трудно, да и вряд ли возможно. Но точно так же, как для характеристики тех или иных явлений природы часто применяют «оценочные термины» (говорят, например, об «ужасном» землетрясении или «благодатном дожде»), однако было бы смешно на этом основании подводить такие явления под моральные нормы. Важно иметь в виду, что о нормах и оценках в собственном смысле можно вести речь лишь применительно к человеку, то есть имея в виду нормы человеческого поведения и отношения человека к миру и другим людям. Если же под нормами подразумевать те или иные условия, налагаемые на определенные объекты или структуры, то философия, конечно же, формулирует такие условия, но в этом она ничем не отличается от любой другой науки. Например, согласно евклидовой геометрии, кратчайшим путем между любыми двумя точками «должна быть» прямая. А в ньютоновской механике постулируется, что действие «должно быть» равно противодействию. Вряд ли, однако, здесь уместно говорить собственно о нормах и о подлинном долженствовании, разве только в каком-то метафорическом смысле. Вообще говоря, если исходить из представления о философии как о науке, то следует признать, что философия не может иметь нормативный характер, поскольку нормативных наук просто-напросто не существует. Наука, по самой сути, представляет собой совокупность истинных Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 109

109

18.03.2010 15:21:44

суждений, а нормативные утверждения не подлежат характеристике в терминах истины или лжи. Понятие «нормативной науки» является своего рода неокантианским пережитком. В. Р. Мне кажется, без оценки в философии просто невозможно обойтись. Более того, нормы незримо присутствуют не только в философии, но в самых разных науках. Даже самые незаинтересованные исследования, скажем, в социальных науках имеют в своей основе определенные нормативные предположения, часто имплицитные и далеко не всегда очевидные. Многие современные философские исследования пытаются преодолеть крайний дуализм между оценками и чистыми дескрипциями, который был характерен для века Просвещения, особенно у Юма, и в наиболее жесткой форме отстаивался британскими философами, например метаэтиками. Философия — это всегда медитация о ценностях, попытка их взвесить и обосновать, и логика всегда была и будет оставаться только вспомогательной дисциплиной в архитектонике философского знания, что, как мне кажется, нисколько не умаляет ее значения. Вообще ценности не кажутся мне какими-то чисто субъективными и внутренне иррациональными категориями, которые нельзя обсуждать объективно и рационально выбирать, но именно так они предстают в дискуссиях некоторых аналитических философов, которые предлагают вынести ценности за скобки философских занятий. Истина, добро, красота и экономическая польза — таковы фундаментальные ценности человека. Логика занимается одной из этих ценностей — истиной — и уже поэтому является нормативной наукой. Итак, философия оперирует ценностями и фактами, пропущенными через горнило науки, и с помощью логических процедур передвигается между ними. В выхолощенном варианте некоторых направлений аналитической философии логика и эпистемология, то есть чисто инструментальные элементы, наоборот, занимают центральное место. Но я, конечно, согласен с тем, что ценностями нельзя злоупотреблять или их просто провозглашать — в этом и состоит отличие философии от религии. Философия стремится к общезначимым и универсальным суждениям, для чего по возможности необходимо придерживаться ценностно-нейтральной позиции. Я. Ш. Все же следует проводить четкую границу между «взвешиванием» ценностей и их обоснованием. Я вполне согласен с тем, что одной из важнейших задач философии является теоретическое обоснование тех или иных систем ценностей. Этим в значительной степени занимается та же этика или, если угодно, такой раздел философии, как аксиология. Однако сами эти системы ценностей не принадлежат философии, и поэтому было бы несколько наивно ожидать от философии какой-то абсолютной оценки тех или иных ценностей, то есть их «взвешивания» на каких-то универсальных метафизических весах. Такое

110 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 110

18.03.2010 15:21:44

взвешивание может быть только относительным, например, специалист по этике вполне может констатировать, что в той или иной системе моральных норм данный поступок оценивается как недостойный. Пытаться же осуществить безотносительную оценку (или переоценку) всех ценностей означает уже выйти за рамки собственно этики и философии и вступить в область практической морали. По поводу логики замечу, что истина изучается этой наукой вовсе не в нормативном смысле. Логика никогда не претендовала на то, чтобы задавать какие-то абсолютные нормы для истины или же определять, чем она якобы должна быть. По выражению Фреге, логика — это «наука о наиболее общих законах бытия истины». В. Р. И такие законы, очевидно, не могут быть ненормативными… Я. Ш. Как раз наоборот — такие законы только и возможны как ненормативные, ведь истина рассматривается логикой в качестве некоторого абстрактного объекта, имеющего определенные объективные свойства и характеристики, подлежащие теоретическому изучению. Подчеркиваю, эти свойства не вырабатываются произвольно, не изобретаются, не навязываются или придумываются, а именно изучаются в качестве объективно существующих закономерностей — аналогично тому, как в геометрии изучаются объективно существующие закономерности таких абстрактных объектов, как геометрические фигуры. Несколько упрощая ситуацию, это можно проиллюстрировать следующим образом: логика говорит нам, что если истинными являются высказывания «всякий X есть Y» и «всякий Y есть Z», то истинным будет (именно «будет», а не «должно быть») и высказывание «всякий X есть Z» аналогично тому, как геометрия утверждает, что если прямая а параллельна прямой b, а прямая b параллельна прямой с, то прямая а будет параллельна прямой с. В этих утверждениях, которые представляют собой, соответственно, логический и геометрический законы, нет ни грана нормативности. Это точно такие же объективные законы, как законы физики, химии и других наук. Конечно, им вполне можно придать «модус долженствования», утверждая, например, что прямая а «должна быть» параллельна прямой с, но это, разумеется, будет не более чем риторическая фигура. И если мы всерьез попробуем говорить здесь о «нормативности», то это будет какая-то вырожденная нормативность, само понятие нормативности окажется тогда выхолощенным и потеряет свою специфику. Точно так же этика и эстетика в качестве философских дисциплин изучают объективные характеристики таких абстрактных объектов, как «добро» и «красота», а не изобретают или провозглашают их. Подчеркну — именно в качестве философских дисциплин, что, естественно, не исключает возможности существования, но уже за рамками собственно философии, морально-этических или поэтико-эстетических учений

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 111

111

18.03.2010 15:21:44

и доктрин. Кстати, что вы имеете в виду под «поэтическим элементом в философии»? В. Р. Поэзия кажется мне непреложной характеристикой философии. Философия всегда развивалась как нечто среднее между наукой и искусством, иногда полностью прилипая или даже сливаясь с наукой, как в эпоху научной революции, или, напротив, двигаясь синхронно с движениями в искусстве. Когда я говорю о поэзии философии, я имею в виду в том числе и следующее. Философия — это не плод каких-то чисто логических конструкций, это плод воображения, но воображения особого рода — воображения философского, более строгого и выверенного, которое качественно отличается от поэтического. Кстати, история, на мой взгляд, тоже требует особого рода воображения, но уже исторического (им в избытке обладал, например, Шпенглер именно в качестве историка). Так же, как и поэзия, философия ищет не только причинно-следственные связи в мире, но и каких-то иных соответствий и созвучий. Как и поэзия, философия обнаруживает какие-то изоморфные структуры в разных вещах и планах бытия. И в этом смысле философия является формой борьбы с идолопоклонством, указывая на альтернативную систему связей между вещами. Продолжая это сравнение, можно сказать, что философия, история и поэзия работают с разными типами дистанций. Историк смотрит на события с исторической дистанции: события получают исторический смысл и перспективу в свете последующей истории. Поэт смотрит на события с эстетической дистанции, через остранение в процессе эстетического познания и созерцания. Философия также предполагает дистанцию, перспективу отстраненности, невключенности в процессы столкновения вещей. Подобно тому как в поэзии есть своя философия, свое философское измерение, в философии должна быть своя поэзия. Некоторые философы стесняются поэзии и чувствуют какую-то неловкость по поводу сравнения своей дисциплины с поэзией: поэзия — это нечто нестрогое, не совсем обязательное, ненаучное, апофеоз произвольных метафор и случайных созвучий. Но философия всегда шла за пределы науки, за пределы прямолинейного целеполагания, за пределы самого знания. В этом именно и состоит смысл метафизики — она не только за физикой, но даже за логикой. Философия всегда боролась с разного рода идолами, которые Фрэнсис Бэкон когда-то обозначил как идолы пещеры, рынка, рода и театра. Но философия боролась и с идолами самой науки, с идолами самого знания, не менее опасными идолами. Я бы назвал их идолами Университета. Все это, конечно, не означает, что философия не причастна знанию и науке или что она им как-то враждебна. Но это именно особый род знания, более высокий уровень рефлексии — что не обязательно понимать в смысле более ценный — и во многом близкий поэзии. В свое время Роман Якобсон говорил о метафоре и мето-

112 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 112

18.03.2010 15:21:44

нимии как двух формах тропов. Метафора характерна для поэзии, метонимия — для прозы, возможно, синекдоха, частный случай метонимии (суждения типа все есть одно), особенно характерна для философии. Конечно, можно задаться вопросом: уместна ли поэзия в философии? Лет тридцать назад вышла книга американского философа Луиса Маки, одна из лучших книг о Киркегоре, — «Киркегор. Своего рода поэт», где он рассматривает датского философа как поэта. Главный объект критики Киркегора, Гегель, в своей системе, кстати, тоже широко пользуется метафорами, в том числе, например, и некоторыми метафорами Данте. И в его системе много поэзии (безусловно, я не имею в виду его тарабарский язык). Так что спор Киркегора с Гегелем — это также спор двух поэтов, что сам Киркегор, возможно, не совсем осознавал. Ницше тоже поэт — и в буквальном, и в фигуральном смысле. Но, безусловно, поэзия должна проникать в философию дозированно. Одно дело, когда нечто сказано для красного словца, а другое, когда весь речевой поток подчинен разным метафорам и нет никакой последовательности в высказываниях. Я. Ш. Любая творческая деятельность требует воображения. Сомневаюсь, что Эйнштейн смог бы прийти к своей теории относительности, если бы не обладал изрядной долей воображения. Думаю, что и Лобачевскому, чтобы сформулировать саму идею неевклидовой геометрии, также потребовалось задействовать все свое воображение. Это, однако, не превращает их в поэтов. Почему же философское воображение обязательно должно быть поэтическим? На мой взгляд, гораздо продуктивнее и ближе к существу дела сравнение философии с математикой. Для философии, как и для математики, характерен предельный уровень абстракции, хотя философская абстракция имеет дело с сущностями совершенно иного рода, чем абстракция математическая. Тем не менее то общее, что есть у философии и математики и что отличает обе эти дисциплины от остальных наук, заключается в самой природе их предметов, которая имеет абсолютно неэмпирический характер. Действительно, любая другая наука в той или иной мере обязательно опирается на эмпирическую основу и лишь две дисциплины составляют здесь исключение и как бы парят над землей — математика и философия. По-моему, это довольно показательно. В. Р. Предмет теологии тоже имеет абсолютно неэмпирический характер. Я. Ш. Да, с тем небольшим уточнением, что теология не является наукой… В. Р. Вы правы в том, что научное воображение не менее принципиально для науки, чем поэтическое или философское для поэзии и филоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 113

113

18.03.2010 15:21:44

софии. Но здесь есть и фундаментальное отличие. Если бы Галилей не сделал своего открытия, то его сделал бы кто-то другой. Если бы Эйнштейн не создал теории относительности, то через несколько лет к этой теории подобрались бы другие ученые. Если бы Тесла или Маркони не изобрели радио, это открытие сделал бы Попов. В науке все время к одному и тому же открытию приближаются сразу несколько ученых. Но если бы Данте не написал своей «Божественной комедии», то ее бы просто не было. Рискну утверждать, что то же самое относится и к философии, хотя этот тезис и менее очевиден. Если бы Гегель не написал «Феноменологию духа», возможно развитие философии пошло бы по какой-то другой траектории. Здесь совсем другая телеология движения. В полемически заостренной форме и иногда «террористическим» языком об этом много говорили феноменологи. По словам Хайдеггера, «наука не мыслит». «Ум Эдисона отличается от ума обезьяны не качественно, а только количественно», — писал Макс Шелер. Я не согласен с такой радикальной постановкой вопроса, но в каком-то смысле «поэтическая» составляющая философии — это как раз то, что они могли иметь в виду. Исторически философы часто были частью художественной богемы. Во Флоренции эпохи Ренессанса они вместе с художниками и поэтами окружают трон покровителя искусств Лоренцо Медичи. В опере Леонкавалла La Boheme философ оказывается полноценным участником артистической богемы. Греки обделили философию своей музой, но дали особую музу, Клио, истории — и в этом была их ошибка. Но Данте уже говорит о Беатриче как о музе философии. Я. Ш. Приводимые вами примеры научных открытий относятся главным образом к физике. Однако, выходя за пределы физики, мы тем самым вовсе не обязательно выходим за пределы науки вообще. Наука чрезвычайно разнообразна и не исчерпывается естественно-научным знанием. Во многих отношениях философия близка классическим гуманитарным наукам, таким как история или филология. Это касается и отмеченной вами проблемы уникальности отдельных произведений. В этом плане гуманитарные науки сближаются с художественной литературой и вообще художественным творчеством. Если бы Геродот не написал свою «Историю», то неизвестно, как бы выглядела современная историческая наука, вполне возможно, что ее развитие пошло бы по совсем другой «траектории». Никто, кроме Теодора Моммзена, не мог бы создать его великолепную «Римскую историю», удостоенную, кстати, Нобелевской премии по литературе, и любое другое исследование этого периода будет не чем иным, как именно другим исследованием, которое не может, да и не должно, заменить собой упомянутое произведение Моммзена, имеющее ценность именно как данный уникальный труд именно этого автора. В физике никто не будет пять раз открывать теорию относительности, но историки и филологи вновь и вновь пишут разнообразные статьи и монографии на одни

114 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 114

18.03.2010 15:21:45

и те же темы, посвященные одним и тем же событиям, личностям или явлениям. Дело в том, что если в естественных науках основной единицей научного знания выступает теория, то в гуманитарных науках это не так, и здесь в качестве такой единицы как раз можно рассматривать отдельное произведение. Физика как наука представляет собой в первую очередь совокупность определенных теорий, которые по самой своей сути в значительной степени являются обезличенными — вплоть до того, что названия конкретных произведений, в которых впервые были сформулированы те или иные теории, часто помнят лишь узкие специалисты по истории науки. Можно быть высококлассным специалистом в области ньютоновой механики, без того чтобы непосредственно прочесть «Математические начала натуральной философии». В отличие от этого любая гуманитарная наука складывается именно как «мозаика» конкретных произведений, изучение которых обязательно для любого, кто хочет проникнуть в глубины этой науки. Полагаю, нельзя стать полноценным специалистом по истории Древнего Рима, не усвоив упомянутый фундаментальный труд Моммзена. Все это обусловлено различием между номографической и идеографической составляющими научного познания, на которое обратили внимание неокантианцы. Философия в этом смысле занимает своего рода промежуточное положение между естественными и гуманитарными науками, впрочем, как и математика. В философии, как и в математике, мы имеем дело с общими концепциями, однако первостепенное значение имеет сама форма выражения этих концепций. Думаю, что, если бы не было Платона, теория идей все равно была бы сформулирована, пусть даже и не в таком виде. Тем не менее без платоновских диалогов сам облик философских произведений, несомненно, был бы во многом другим. Точно так же геометрия состоялась бы и без Евклида, но, не будь его «Начал», неизвестно, пользовались бы мы вообще при построении математических теорий аксиоматическим методом. Итак, научное и философское воображение — вовсе не рядоположенные понятия, здесь мы имеем родовидовое отношение. Иными словами, философское воображение является разновидностью научного, понимаемого в широком смысле. В. Р. В философии единицей знания тоже является теория или аргумент, который часто строится на какой-то аналогии. Но мне кажется, вы несколько тривиализируете мой пример с Эйнштейном и Данте. Все наши действия, мысли и слова, а не только терцины Данте очень индивидуальны, и их невозможно воспроизвести. В таком контексте, скажем, мой росчерк пера более уникален, чем любое объективное научное открытие. Но это вовсе не то, о чем у меня шла речь. Я сказал, что, если бы Данте не было, его поэму не смог бы написать никто другой. И высказал предположение, что в этом смысле философия ближе к поэзии и дальше отстоит от тех базисных сил, которые определяют развиЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 115

115

18.03.2010 15:21:45

тие науки и техники, которые развиваются более предсказуемо и телеологически. Философия более автономна по отношению к этим базисным силам. Момент субъективности в философии является в большей степени плюсом или даже преимуществом по сравнению с ученым, для которого кардинальную значимость имеет исключительно объективность. Кант, например, пишет в одной из своих работ, «Споре факультетов», что-то в таком роде: «Было бы самонадеянно желать увлечь других внутренней историей перехода моих мыслей, которые имеют субъективную значимость для меня, но не обладают никакой объективной важностью для других». Но эта субъективная значимость тем не менее принципиально важна для Канта и для любого философа вообще. Я. Ш. Вообще-то я просто хотел отметить, что в отношении уникальности отдельных произведений философия сходна не только с художественной литературой, но и с любой гуманитарной наукой, а значит, эта особенность не может служить аргументом против научности философии и в пользу ее художественности. Хотя эту уникальность не следует и абсолютизировать. Ведь утверждение, что если бы не Данте, то «Божественная комедия», в принципе, не могла бы быть написана, не так уж и бесспорно. Не вижу ничего невозможного в том, что, не будь Данте, достаточно близкое произведение мог бы написать какой-нибудь другой гениальный поэт. Почему бы не предположить, что к тому времени, когда творил Данте, идея «Божественной комедии» настолько созрела, что буквально витала в воздухе, и Данте просто был первый, кому удалось эту идею воплотить. Однако вернемся к вопросу о том, чем может и должна быть подлинная философия. В. Р. Заметим, что вы как раз предлагаете здесь свое именно нормативное, а не, скажем, историческое видение философии, когда говорите о том, чем философии надлежит заниматься, а не о том, что она представляла собой исторически и как философы относились к проблеме ценностей. Иначе нам бы пришлось изъять из философии, допустим, Ницше и Сократа. В этом вашем нормативном определении я абсолютно не вижу ничего плохого. Философия — нормативная наука, и это даже не зависит от интенций ее создателей. И в этом контексте аналитическая философия — такая же нормативная система, которая просто акцентируется на других, своих, ценностях. Я. Ш. Мне кажется, здесь имеет место определенное недоразумение. Даже если, говоря о своем видении философии, я и допускаю известную долю нормативности, это вовсе не означает, что тем самым философия определяется мной именно как нормативная дисциплина. Разница между нормативным определением предмета той или иной науки и определением предмета этой науки в качестве нормативной сущности, по-моему, достаточно очевидна. Например, если мы «нормативно»

116 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 116

18.03.2010 15:21:45

утверждаем, что геометрии надлежит изучать не эмпирические, реально существующие фигуры, а абстрактные пространственные формы, то это, конечно же, не означает, что тем самым геометрия определяется как нормативная наука. С другой стороны, не исключена возможность нормативного использования той же геометрии, так же как логики, этики и философии в целом, в тех или иных «прагматических» целях. Далее, излагая свое понимание философии, я меньше всего желал бы претендовать на роль «законодателя». Честно говоря, я бы не осмелился указывать философии, чем ей, по моему мнению, надлежит заниматься. Как раз здесь я в значительной степени «дескриптивен» и просто пытаюсь адекватно выразить, что действительно представляла собой подлинная философия (и в первую очередь классическая философская традиция) на протяжении столетий своего существования. В. Р. «Подлинная философия» — уже нормативное понятие. Я. Ш. Возможно, и так, но это никак не предполагает нормативности самого понятия философии. Разумеется, исторически это понятие претерпевало существенные изменения, и к философам часто причисляли тех, кто имеет к ней довольно опосредованное отношение. Далеко не каждый, кто когда-либо объявлял себя философом или кого провозглашали таковым восторженные поклонники, действительно им являлся (в этом отношении примечательна фигура упомянутого вами Ницше). Кроме того, в деятельности того или иного философа довольно сложно бывает отделить собственно философскую компоненту от какой-то иной, например политической, педагогической или религиозной. Так, тот же Сократ, пытаясь в диалоге со своими собеседниками прийти к определению понятия мужества или справедливости или прояснить взаимоотношение между знанием и добродетелью, несомненно, действовал как философ в самом что ни на есть подлинном смысле. Когда же он собирал вокруг себя молодежь и вел нравственно-поучающие беседы о том, как следует жить (если он действительно это делал), то здесь он в первую очередь выступал в роли своего рода воспитателя, учителя и наставника. Несколько утрируя, можно сказать, что Сократ пострадал вовсе не за те философские концепции, которые он развивал, а за свою педагогическую деятельность. В. Р. Философия без норм и оценок, философия чисто описательная — это все равно что философия без собственного мнения, то есть нечто никогда не существовавшее. Нормы мышления и поведения, а также экспликация нормативных предпосылок различных высказываний являются фундаментальным предметом философского рассуждения. Сократ, Эпикур, Сенека, Кант, Ницше, безусловно, говорили не столько о том, какие существуют нравы, сколько о том, что должно считаться нормой и почему, и формулировали критерии для этих норм. Юм, Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 117

117

18.03.2010 15:21:45

Милль, Кант, Фреге, Рассел, Карнап, Витгенштейн также занимались тем, что может считаться истиной и что не может и почему. Кроме того, нормативность не означает, что нормы произвольно конструируются или изобретаются из личных предпочтений. И философ никогда просто не изучает существующие нравы или практики использования истины (этим занимаются социальные науки, например антропология), а как раз пытается обозначить эти нормы и часто совершенно априорным путем. Нормативность предполагает, что мы говорим о стандартах правильного мышления или поведения. Геометры никогда не говорят о стандартах правильного поведения фигур, а только описывают идеальные объекты. Я. Ш. Не уверен, что здесь действительно имеет место строгая дихотомия — либо нормативность, либо «чистая описательность». Задача теоретического анализа, в том числе и обоснования, тех или иных объектов и связанных с ними закономерностей, не будучи по самой своей сути нормативной, вовсе не сводится к простому «фактофиксирующему» описанию их свойств. Конечно, описание существующих нравов — это не дело философа. Но точно так же в его компетенцию не входит и предписывание стандартов правильного поведения. Что касается «правильного мышления», то содержание этого понятия мне не совсем ясно, мне кажется, здесь мы имеем дело с чисто метафорическим выражением. Говоря об «историческом определении философии», то есть о том, чем фактически являлась философия в ходе своего развития, я бы хотел напомнить слова Гуссерля, что именно «по своей исторической задаче» философия, как «представительница исконного притязания человечества на чистое и абсолютное познание», всегда рассматривала себя в качестве «самой строгой из наук» и всегда стремилась ею быть. В. Р. Наука — это специфический феномен нового времени, и философия, вопреки Гуссерлю, никогда не была самой строгой из наук. Я. Ш. Но всегда стремилась ею быть… В. Р. Философия возникает задолго до науки, и научный прогресс нисколько не отменяет ее принципов и подходов. Поэтому философии нисколько не обязательно даже в век науки отказываться от своего права первородства. Философия имеет дело с донаучными формами мышления, но это формы именно рационального мышления. В конце XIX — начале XX веков возникли попытки создания чисто научной философии, которые объявили все предшествующее философское развитие метафизикой. Против философии, которую стали называть метафизикой, ополчились практически все философские школы — позитивисты, аналитики, марксисты и даже феноменологи. Но думаю, что философия, под которой я имею в виду не только новые научные философии,

118 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 118

18.03.2010 15:21:45

но и традиционную метафизику, не поглощаются полностью наукой, и философия и сегодня остается вполне автономной сферой по отношению к науке, которая не должна подгонять себя во всем под научные стандарты. Но и сами стандарты научности трансформируются и приобретают ныне новые измерения. Скажем, теория струн в физике мало отличается от философии по своему статусу и в плане возможной верификации. Впрочем, в строгом смысле философия и наука вообще не являются конкурентами. Исторически конкурентами философии — а позже науки — были мифология и религия, которые постепенно были вытеснены в качестве моделей объяснения реальности. Многие философские проблемы и сегодня возникают в каких-то научных провинциях и разрастаются в философские теории: так было со структурализмом, теорией эволюции, герменевтикой, системным подходом, логическим позитивизмом… Я. Ш. Утверждение о том, что философия возникает раньше науки, представляется мне не таким уж бесспорным. В определенном смысле можно утверждать, что дело обстояло с точностью до наоборот. Ведь уже относительно «первого философа», Фалеса, не так легко решить, кем он в первую очередь был: философом или все же ученым — естествоиспытателем, астрономом, геометром. До определенного времени «философия» по существу являлась синонимом «науки», поэтому в творчестве многих великих мыслителей (здесь уместно упомянуть того же Аристотеля, а в Новое время — Декарта и Лейбница) собственно философские моменты всегда тесно переплетались с конкретно научными. Да и по самой форме построения философские концепции (онтологические, теоретико-познавательные или этические) вплоть до самого недавнего времени практически ничем не отличались от математических или физических теорий. Еще Шопенгауэру само противопоставление философии и науки показалось бы просто нелепым. Поэтому для меня появление и развитие, начиная со второй половины XIX века, различных «ненаучных форм философии» знаменует как раз разрыв с многовековой традицией восприятия и самоосознания философии как определенного вида научного знания. Говорить о том, что философия и наука не являются конкурентами — значит допускать неточность, известную в логике как «скачок в делении» (аналогичным было бы утверждение, что не являются конкурентами наука и математика). Хотя следует учитывать, что на начальных этапах понимание философии часто (хотя и не всегда) оказывалось двояким — наряду с теоретическим осмыслением действительности от нее нередко желали получить своего рода универсальный рецепт идеального образа жизни, и в этом практическом аспекте философские концепции рассматривались в качестве основы для «искусства жизни». Характерный пример в этом отношении представляет конфуцианство или, скажем, стоицизм. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 119

119

18.03.2010 15:21:45

Излишне говорить, что теперь эта «функция философии» совершенно отошла в прошлое, подобно наивным представлениям ранних математиков о влиянии чисел на человеческую жизнь. В ходе своего развития философия выкристаллизовалась в сугубо теоретическую дисциплину, и любые попытки задействовать ее «непосредственно-прикладным» образом в наше время неизбежно имеют характер откровенного злоупотребления или вульгаризации. Сегодня философ, дающий советы о том, как «правильно жить», по существу, уподобляется нумерологу, рассчитывающему судьбу по дате рождения. Это, конечно, не означает, что результаты философского анализа не могут использоваться в других науках, наоборот, такое использование может быть очень плодотворным. И здесь опять уместно провести аналогию с чистой математикой. В. Р. Я не думаю, что идея искусства жизни так уж устарела. Другое дело, что она не укладывается в параметры аналитической философии и «науки», радикальные формулировки которой — скажем, Венского кружка — представляют собой не более чем экспериментальную философию, сопоставимую, например, с феноменом французского нового романа в контексте истории литературы. По крайней мере, сегодня дело видится именно так. Проект аналитической философии начинался с разговора о здравом смысле, но результат оказался на поверку не менее идеалистическим и неуклюжим, чем гегельянство и платонизм, против которых они боролись. Аналитики пытались создать особую философию для философии, подобную теории искусства для искусства. Проблема в том, что вопрос о смысле жизни отнюдь не сугубо научный вопрос, но вопрос, несомненно, философский. Человек, далекий от науки, вполне может понять и соотнестись с этими вопросами, но вряд ли он сможет найти ответ для себя в формулировках научных философов. На мой взгляд, философия ищет не только и даже не столько научную истину, сколько материал и формы построения идентичности человека, для которой субъективность и поэзия не менее важны, чем любая объективность. Я. Ш. Все же хочу подчеркнуть, что я здесь имею в виду вовсе не аналитическую философию, а философию вообще как таковую. Вопрос о смысле жизни, конечно же, относится к типичным, можно сказать, классическим, философским вопросам. Но как выглядит философское рассмотрение этого вопроса? Философ подвергает теоретическому анализу саму эту проблему, выявляет и сопоставляет различные ее формулировки и возможные решения, и такой анализ имеет вполне научный характер. Но было бы не только наивным, но и просто неоправданным ожидать получить от философии какой-то окончательный ответ на данный вопрос. Это просто выходит за рамки ее компетенции. Выше вы охарактеризовали философию как «особую форму интеллектуального насилия». Насколько такая характеристика уместна, когда

120 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 120

18.03.2010 15:21:45

речь идет о философии? Или ее следует понимать как своего рода поэтическую метафору, сказанную для красного словца? В. Р. Честно говоря, я отнюдь не считаю красное словцо каким-то чрезмерным излишеством или чужаком для философии. Куцые и робкие обтекаемые формулировки, скользкие высказывания и разные прочие экивоки компрометируют философию гораздо больше. Исторически философский язык всегда держался на метафорах и красных словцах. К тому же мою метафору несложно объяснить самыми простыми словами. Философия всегда противостояла мифологии здравого смысла, претензиям обыденного знания, с одной стороны, и предшествующим философским концепциям — с другой. Философские интерпретации обычно расширяли или деконструировали (задолго до появления деконструкции) конвенциональные представления и устоявшиеся законсервированные культурой интерпретации концепций, и в этом смысле философия, конечно, всегда была формой насилия над текстами, сознанием читателей, попыткой смотреть за пределы очевидностей. Исторически философия всегда была наиболее полнокровной и экзистенциальной наукой, и даже самые научные аспекты философии, в том числе логика и эпистемология, всегда были экзистенциально мотивированы. Например, эпистемология часто выступала проекцией политических программ философов, и это правило практически не знает исключений. В соответствии с законом единства и симметричности эпистемологического и политического либералы обычно тяготели к сенсуализму, авторитарные мыслители — к рационализму, тоталитарные — к иррациональным идеям познания. Здесь, безусловно, были разные нюансы, и я выражаю эту мысль несколько грубо и излишне социологично, но, в общем и целом, я убежден, что это так. Я. Ш. Мне трудно с вами согласиться. Современная, да и не только современная, физика, и вообще естествознание, не в меньшей степени противостоят здравому смыслу, чем философия. Уже гелиоцентрическая система Коперника была не чем иным, как прямым отрицанием обыденных представлений, подтверждаемых каждодневным опытом на уровне здравого смысла. Точно так же, например, расходится с элементарным здравым смыслом и утверждение Галилея, что ускорение свободного падения не зависит от массы тела. Кроме того, при желании несложно обнаружить экзистенциальную составляющую и в теории относительности, или теории естественного отбора, или даже в теории множеств. В. Р. Это другая экзистенциальность. Мы не ждем, скажем, от профессора математики или физики умудренности каким-то жизненным опытом, какого-то артистизма, чувства стиля. Хорошо, если это будет какая-то Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 121

121

18.03.2010 15:21:46

интересная личность. Но от философа у нас есть ожидания определенной харизмы и артистичности. И такие ожидания вполне легитимны, хотя, конечно, далеко не всегда оправдываются. В случае ученых экзистенциальные мотивы, несомненно, тоже могут присутствовать (скажем, смерть родных или родителей могла как-то мотивировать открывателя пенициллина), но такие толчки всегда будут оставаться внешними по отношению к самим научным теориям. Вряд ли можно сказать, что в теориях термодинамики или атома как-то отразились личности Карно и Резерфорда в том же смысле, в котором личность Киркегора или Канта воплотилась в их философии. Поэтому о философии и можно говорить не только как о науке, но и как о форме искусства. Здесь часто важно не только то, что говорят, но и кто и как говорит. Я. Ш. Мне кажется, тут происходит своеобразная подмена понятий, когда мы обобщенно говорим о «физиках», «математиках» или «философах». Если вести речь о великих и неординарных физиках или математиках масштаба Эйнштейна, Капицы, Ландау, Пуанкаре или Колмогорова, то от них также вполне уместно и оправданно ожидать той харизмы, о которой вы упомянули, и она обязательно присуща всем подлинно великим ученым. Конечно, «средний физик» может такой харизмой и не обладать, но точно так же это верно и в отношении любого «среднего» профессора философии. Простая причастность к профессиональной философии (преподавание философских курсов в университете, публикация статей в специальных философских журналах и т. п.) сама по себе, конечно же, не может служить достаточным основанием для оправдания претензий на какую-то особую «харизматичность». В. Р. В науке, конечно, есть множество ярких личностей, и ученые могут быть и часто бывают оригинальными и интересными людьми, экстравагантными и эксцентричными. Но их научные теории, как я уже сказал, связаны с их личностью внешне, а не внутренне. Безусловно, вы правы, что шапка Мономаха может быть слишком тяжелой или даже неуместной в случае рядовых преподавателей философии. Философы, как и великие ученые, — штучный товар. В данном случае я не говорю о среднестатистических доцентах, преподающих философию. Речь идет о философии как науке, которая требует не только более обширных знаний, но и жизненного опыта. Не случайно философ достигает своей зрелости в гораздо более позднем возрасте по сравнению с математиком или физиком. Для меня даже не так существенно — приходит к философским открытиям философ или ученый: философия может органически вырастать из самой науки. Кроме того, мне кажется, что потенциал философии как формы искусства был еще недостаточно реализован в самой истории философии. Философия могла бы быть особого рода представлением, которое сопровождается музыкой, особыми костюмами, пантомимой и декорациями. Но это, конечно, тема особого, специального разговора.

122 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 122

18.03.2010 15:21:46

С моей точки зрения, поэтическое и научное начала отнюдь не являются взаимоисключающими. Философия — это синтетическое искусство, как, скажем, опера, и может легко соединять в себе научное и поэтическое. Подобно тому, как в опере мы не можем судить о целом только по красоте голосов, игнорируя костюмы, декорации, сценическое действие, так и в суждениях о философии не всегда можно опираться только на научные критерии. Поэтому философ должен спрашивать себя прежде всего, не насколько состоятельным ученым он предстает в своей философии, а насколько хорошим философом. Платон хотел изгнать поэтов из своего государства. Хайдеггер хотел изгнать из своего философского государства ученых, которые пользуются языком как инструментом. Мне кажется, что в философии есть достаточно места и для философов-ученых, и для философов-поэтов; да и сами философы-ученые не всегда видят, как много поэзии в их философии. Я. Ш. В описываемом вами смысле настоящая наука также во многом родственна искусству. Великие произведения, обозначившие веху в развитии науки, такие как «Об обращении небесных сфер» Коперника или Principia Mathematica Уайтхеда и Рассела, при желании вполне можно назвать «научными симфониями». Математики очень часто используют своего рода «эстетический критерий» при оценке и характеристике той или иной теории или, скажем доказательства какой-нибудь теоремы. Если такое доказательство является «стройным», «изящным», да и попросту «красивым», то оно, скорее всего, окажется верным и со строго математической точки зрения. Вполне правомерно вести речь, допустим, о «математическом искусстве» или о «поэзии химических формул». И это далеко не всего лишь образные выражения. Тем самым, однако, математика и химия вовсе не превращаются в вид искусства или поэтического творчества, если только не понимать искусство и поэзию в предельно широком смысле. Точно так же справедливо это и для философии. В. Р. В этих ваших мыслях — о том, что изящное доказательство, скорее всего, окажется верным, — в вас, мне кажется, заговорил поэт. В самом широком смысле вся человеческая культура поэтична. Язык — стихийный поэт и диалектик, и разница между различными сферами культуры в отношении к поэзии скорее количественная, чем качественная. Поэтические мотивы и метафоры пронизывают всю сферу человеческого, и в этом смысле наука не менее ей причастна. В таком смысле можно говорить не только о научных, но и, скажем, о кулинарно-гастрономических симфониях или, следуя итальянской поговорке, назвать сон оперой бедняка. Однако в области философии в отличие от науки поэзия является одним из внутренних критериев ее состоятельности. Необходимо подчеркнуть, что философия может приближаться к поэзии не по статусу своих результатов и не по точности формулировок, Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 123

123

18.03.2010 15:21:46

но по способу производства концепций. Философия занимается целым, и такие критерии, как гармония и согласованность частей, безусловно, чрезвычайно для нее важны. Конечно, некоторые глобальные научные теории перерастают в философские, и их тоже можно считать поэтическими. Но поэтичность как таковая более свойственна философии. Я. Ш. Гармония и согласованность частей, разумеется, важны для философии. Но не менее важны они для математики и теоретической физики, которые также заняты рассмотрением целого. Все же, на мой взгляд, мы скорее сможем выявить специфику философии не на путях противопоставления ее научному знанию, а попытавшись обозначить ее место относительно других наук. В. Р. Целое философии носит более тотальный характер и включает в себя всю совокупность человеческих знаний. Турецкий поэт Назым Хикмет назвал как-то поэзию «самым кровавым из искусств». Я бы сказал, что философия была самой кровавой из наук. Не только потому, что она пыталась изменить мир, и не только потому, что многие самые кровавые политические режимы питались и вдохновлялись какими-то философскими идеями. Примерами тут могут быть различные концепции марксизма от Ленина до Пол Пота и Мао Цзедуна, философские пристрастия нацистов, зловещий профессор философии Гусман, вождь террористической организации Sendero Luminoso, мечтавший о воссоздании в перуанских джунглях империи инков, различные террористические организации, которые вдохновлялись философскими идеями. И многие крупные философы были открыты таким взаимоотношениям: Сартр, который пришел к оправданию терроризма; Фуко, которому импонировали многие акции аятоллы Хомейни; Хайдеггер, охотно откликнувшийся на первый призыв национал-социализма; Лукач, служивший красным комиссаром. Но главное здесь даже не это, а то, что в основе философских идей, даже, казалось бы, самых ценностно-нейтральных, лежали представления и приверженность определенным ценностям и мощная экзистенциальная заряженность. И это характерно не только для континентальных философов, но и для многих аналитических подходов. Весьма экзистенциальны Карл Поппер, Людвиг Витгенштейн, Карнап, Селларс, уже не говоря о тех современных разделах аналитической философии, которые переварили и абсорбировали прагматизм. Я. Ш. Не уверен, что философия имеет хоть какое-то отношение к национал-социалистическому энтузиазму Хайдеггера. Своим сотрудничеством с нацистами Хайдеггер запятнал лишь себя, но никак не философию как таковую. Что касается Пол Пота и Карла Маркса, то если теория марксизма и несет долю вины за геноцид в Камбодже и ужасы Туол Сленга, то прежде всего и даже исключительно, как социально-политическая доктрина, хотя можно и поспорить, насколько «революционная

124 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 124

18.03.2010 15:21:46

практика» красных кхмеров соответствовала действительным воззрениям Маркса на устройство справедливого общества. Однако в любом случае чисто философская составляющая марксизма политически абсолютно нейтральна. Большой натяжкой было бы утверждать, что представление о первичности материи и ее всеобщем диалектическом развитии обязательно влечет за собой тоталитарные общественно-политические убеждения. Не так уж важно, чем вдохновлялись и вдохновляются разного рода террористы и диктаторы, здесь могут быть самые причудливые и неожиданные сочетания. Как известно, Гитлер зачитывался приключенческими романами Карла Мая, но вряд ли будет справедливо на этом основании возложить на последнего какую бы то ни было ответственность за преступления нацистов. Точно так же тот факт, что некоторые немецкие физики в Третьем рейхе активно включились в проект по созданию атомной бомбы или отстаивали идею «арийской физики», вряд ли бросает кровавую тень на физику как таковую. В. Р. Вы здесь очень верно очертили возражения против идеи об исключительной ответственности философии как дисциплины за политические режимы, и я с ними полностью согласен. Но я бы не отделял философию от политической доктрины, а если бы и отделял, то связь чисто философской и социально-политической составляющих мировоззрения у меня, возможно, была бы прямо противоположной. Высказанная мною ранее мысль о симметричности эпистемологических концепций и политических программ как будто подтверждает такую позицию. Кроме того, политическая ангажированность философа или отсутствие таковой в противоположность ангажированности ученого является имманентной частью его философии. По той же причине вряд ли корректна аналогия между увлечением Гитлера приключенческими романами и приверженностью определенного политического деятеля какой-то конкретной философии. Конечно, довольно абсурдно выводить политическую доктрину из увлечения приключенческими романами, манеры сидеть на стуле или страсти к собакам (Гитлер любил собак). Но связывать ее с философской позицией вполне правомерно, хотя такая связь не всегда бывает вполне однозначной и прямолинейной. Я. Ш. Да, но у вас речь шла не столько о философских позициях политических деятелей, сколько о политических взглядах и предпочтениях некоторых философов. А взаимообусловленность последних для меня как раз далеко не очевидна. Продолжая вашу аналогию, я бы сказал, что связь между диалектическим материализмом и идеей массовых расстрелов классово чуждых элементов примерно такого же рода, как и связь между кинологией и национал-социалистической идеологией. В. Р. Однако, повторюсь, кровавый характер философии обусловлен не столько родословной кровавых идеологий (хотя здесь есть тема для Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 125

125

18.03.2010 15:21:46

особого разговора), а самой ориентацией философии на ценности и ее экзистенциальным характером. Вопреки одиннадцатому тезису о Фейербахе, идея о чисто созерцательном характере философии — плод недоразумения. Конечно, в истории философии были довольно созерцательные философы, скажем, Аристотель или Спиноза, но там было гораздо больше активных мыслителей, выступавших с развернутыми программами переустройства мира: Плотин, Руссо, Конт… Я. Ш. Вы правы, философ вполне может выдвинуть программу радикального переустройства мира, и многие философы даже считали это своим долгом перед человечеством. Тем не менее я убежден, что, как только философ принимает на себя роль преобразователя действительности, пусть даже на уровне чистого социального проекта, он тем самым неизбежно выходит за пределы собственно философии и вступает в сферу политики или идеологии. «Государство» Платона — великое социально-философское произведение, но таковым оно является вовсе не потому, что оно якобы предлагает некий план достижения идеального государственного устройства, а оттого, что здесь впервые в систематическом виде исследуются общие сущностные характеристики государства как такового и осуществляется теоретический анализ ключевых категорий, на которые вообще опирается идея человеческого социума, таких как справедливость, общественное благо и т. п. И хотя положения, сформулированные в «Государстве», неоднократно служили «философским базисом» для революционных проектов преобразования общества, это уже проблема использования научного знания, общая всем наукам. Проект разработки атомной бомбы выходит за рамки ядерной физики как таковой, хотя без открытия деления атомного ядра построение атомной бомбы было бы и невозможно. Конечно, в философии, как и в других теоретических науках, существуют и собственно прикладные разделы, например в политической философии, где вполне могут формулироваться те или иные более или менее конкретные «практические рекомендации», но такого рода преобразующая роль философии аналогична, к примеру, преобразующей роли биологии и генетики, использование достижений которых позволяет получить новые сорта зерновых или увеличить урожайность. Точно так же философ вполне может принимать непосредственное участие в политической деятельности (пример тут, как известно, подал сам Платон, подвизавшийся в Сиракузах при обоих Дионисиях), однако в этом случае он меньше всего выступает в качестве философа. Многие выдающиеся ученые гораздо успешнее Платона сочетали научную работу с политической деятельностью (тут можно вспомнить Лазаря Карно, Вильгельма фон Гумбольдта или Франсуа Арго), при этом отстаивая и претворяя в жизнь те или иные ценности, но это не придает какой-то особой экзистенциальности исчислению бесконечно малых или классической филологии.

126 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 126

18.03.2010 15:21:46

Мне бы не хотелось, чтобы мои возражения воспринимались всего лишь как мелкие и несущественные придирки. Основная мысль, которую я считаю важным подчеркнуть, заключается в том, что философия не представляет собой чего-то исключительного. Перефразируя Локка, можно было бы сказать, что в философии нет ничего такого, что в той или иной степени не было бы присуще и другим наукам. Философия является «всего лишь» одной из наук — не больше, но и не меньше. Она, конечно же, имеет собственную специфику, но точно так же свою специфику имеет и любая другая наука. Подобно каждой науке, философия располагает особой предметной областью, исследованием которой она должна заниматься, и особыми методами, при помощи которых такое исследование осуществляется. Но это, естественно, не дает ей права претендовать на какую-то исключительность, ибо в этом она скорее похожа на другие науки, чем отличается от них. Для меня отрицание научного статуса философии — столь популярное в последнее время — является несомненным признаком упадка. Философ не может и не должен выступать в роли некоего «учителя жизни», мудреца, претендующего на то, чтобы поучать всех и вся, как надлежит мыслить и поступать во всех (или даже в некоторых) возможных случаях. Такие претензии не просто необоснованны, они во многом граничат с (вольным или невольным) шарлатанством, не имеющим ничего общего с настоящей философией. Философия не может и не должна определять «истинные ценности» или вырабатывать «подлинное мировоззрение» — утверждать обратное было бы по меньшей мере нескромно. В. Р. Тем не менее я считаю, что философия неизбежно выступает за определенные ценности, вне зависимости от интенций философов, и за стенами университетов философ интересен именно системой ценностей. Что касается шарлатанства, то оно может возникать и часто возникает и на почве самой науки. Здесь уместно провести аналогию с ценностными посылками, лежащими в основе политического устройства общества. Политическое устройство никогда не бывает и не может быть абсолютно ценностно нейтральным, в нем всегда воплощена какая-то концепция добра. Либерализм часто видит или, точнее, видел себя ценностно-нейтральной идеологией, но в действительности он проводит совершенно определенную ценностную программу. То же самое и в философии. Даже наши когнитивные дистинкции, а часто и фактические суждения уже носят ценностный характер. В этом смысле аналитическая философия представляет собой такую же ценностную программу, как и любая континентальная философия, но в отличие от последней часто отказывается ее признавать. Философия занимается прежде всего ценностями, выполняя свою главную критическую функцию. Здесь я согласен скорее с Ницше, чем с Юмом. Относительно особых претензий философии. Философия естественным образом находится как бы в центре круга прочих дисциплин Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 127

127

18.03.2010 15:21:46

просто в силу масштаба рассматриваемых ею проблем и в силу характера своего материала. И естественным образом занимает верхнюю позицию в пищевой пирамиде знания. Прочие науки выступают при этом в виде сырья для философских концепций. Попытки современной аналитической философии уклониться от этой миссии и превратить философию в сугубо частную науку напоминают известную библейскую притчу об Ионе и ките. Напомним, что Иона стремился стать частным человеком и уклониться от своей миссии. Философия — это как бы брокерская служба знания. Язык философии представляет собой своего рода эсперанто для языков всех наук и искусств. Это место пересечения для разных способностей, видов знания и опыта. И это становится возможным именно благодаря тому, что философия не только система знания, но и форма опыта. Никакая другая наука не является нормативной. Ни в какой другой науке две противоположные в принципе точки зрения не могут быть одинаково легитимными (а не просто правдоподобными). Но эта ее позиция — хочу это подчеркнуть, — с моей точки зрения, отнюдь не предполагает, что философия обязательно является высшей формой знания. То есть я говорю здесь об исключительности вполне зримой и очевидной, но в смысле особенности, а не в смысле какого-то высшего и более авторитетного свода знаний, на который все должны ориентироваться. Я. Ш. Если понимать исключительность в смысле особенности, то тут я полностью с вами согласен. Как и любая другая область знания, философия обладает своей особой неповторимостью. Хотя, должен сказать, мне неизвестны упоминаемые вами аналитические философы, которые якобы стремятся превратить философию в сугубо частную науку. Не вполне ясен тот смысл, который вы вкладываете в понятие «сугубо частной науки». Относится ли к таким наукам математика? Очевидно, математика представляет собой нечто большее, чем какая-нибудь частная наука вроде физиологии растений. И к математике вполне приложимы ваши слова о центральном положении относительно других дисциплин. Это, однако, вовсе не ставит под сомнение научный статус математики и не дает нам основания приписывать ей какую-то вселенскую миссию. Точно так же не может претендовать на такого рода миссию и философия. В. Р. Под частной наукой я подразумеваю чисто служебную, обслуживающую функцию в системе научного мировоззрения, скажем, сведение философии к анализу языка. В результате специализации и фрагментации знания философия перестала справляться с общими задачами, утратила ощущение и видение целого и ушла в анализ отдельных парадоксов и софизмов. По сути, софизм — это и есть анализ какого-то вопроса, вырванный из контекста и видения целого. В результате фило-

128 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 128

18.03.2010 15:21:46

софия превращается из системы в комплекс модулей знания в своих различных разделах. Возвращаясь к вопросу о претензиях философии, можно сказать, что исторически они в некотором роде закономерны. Виндельбанд сравнил современное ему состояние философии с королем Лиром, который отдал все свое состояние дочерям. Мне кажется, учитывая специфически российский и отчасти германский контекст, здесь была бы более уместна аналогия с империей, от которой откололось множество частей-лимитрофов. История культуры предстает в этом контексте как история борьбы, противостояния и различных альянсов между сверхдержавами — Мифологией, Религией, Философией и Наукой. Пример альянса философии с мифологией — Плотин или Гермист Плетон. Пример альянса с религией — Фома Аквинский или русская религиозная философия. В новое время наиболее долгосрочным и крепким был альянс философии с наукой, по отношению к которой она выступала исторически в качестве метрополии. Но в разных странах отношения между этими сверхдержавами складывались по-разному. В англо-саксонских странах философия никогда не подминала под себя весь корпус знаний. Но в российско-германском контексте философия какое-то время подавляла остальные науки. Я думаю, философии следует отказаться от своих имперских амбиций, но, мне кажется, они отнюдь не отменят ее центрального географического положения. Я. Ш. Честно говоря, сравнение философии с империей не кажется мне особо удачным. И в Германии, не говоря уже о России, философия никогда не занимала доминирующего положения по отношению к другим наукам. Подозреваю, что такого рода доминирование — это своего рода миф, активно поддерживаемый самими философами. Скажем, даже в период наибольшего расцвета и политического влияния вершины немецкого идеализма — философии Гегеля — представители других наук не воспринимали всерьез его попытки вмешаться в дискуссии физиков, химиков или астрономов и просто игнорировали его высказывания по этим вопросам. Вообще, на мой взгляд, любые претензии на исключительность в духе какой-то великой мессианской роли, которую якобы призвана выполнять философия и с которыми, к сожалению, приходится сталкиваться со стороны отдельных членов нашего цеха, по сути, губительны для философии. Во многом именно такого рода претензии и вызывают вполне ожидаемую реакцию отторжения со стороны представителей других наук, когда дилетанты и невежды от имени философии пытаются поучать настоящих и добросовестных ученых, как они должны правильно жить и мыслить, что есть человек и как «на самом деле» устроен мир вообще и их науки в частности. Как результат, раздаются призывы удалить философию из перечня обязательных вузовских дисциплин. Насколько оправданны, на ваш взгляд, такие предложения? Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 129

129

18.03.2010 15:21:47

В каком отношении философия может быть полезна учителю, инженеру или финансисту? В. Р. Философия не является формой знания, как-то подотчетной науке, и не является чем-то внешним по отношению к науке. Сама концепция науки зиждется на чисто философских основаниях. Врачу-дерматологу неплохо знать общую анатомию. Таким же образом любому специалисту неплохо понимать систему общих принципов и категорий. Философия — это в том числе и искусство задавать вопросы, и такое умение полезно далеко за пределами чистой философии. Но наиболее важным мне представляется роль философии в построении собственной идентичности и гармоничном развитии личности. Преподаватель философии в известном смысле становится медиатором между культурой и цивилизацией. В дикорастущих формах философия не очень вписывается в контекст университетской практики, так как в ней слишком силен элемент борьбы с идолами и идолопоклонством. Такой опыт необходим всем людям, причастным образованию. Профессора пытаются приручить философию и включить ее в систему культуры, в том числе и науки. Я. Ш. Иными словами, вы считаете, что философия призвана выполнять в системе высшего образования совершенно особую миссию, и миссия эта — прежде всего воспитательно-мировоззренческого свойства («гармоничное развитие личности»), и именно в качестве такого инструмента воспитания философия должна включаться в учебные планы всех специальностей? У меня есть ощущение, что такое определение места философии в системе высшего образования во многом аналогично тем задачам, которые в советское время ставились перед «марксистско-ленинской философией» в деле воспитания «настоящего строителя коммунизма» и формирования соответствующего мировоззрения. В. Р. Я бы не использовал такую терминологию, но суть, если угодно, в этом. Не думаю, что идеалы и общегуманистические установки марксизма, которые уходят своими корнями в идеи немецкого романтизма Шиллера и Гете, а некоторые — и к древним грекам, хоть как-то устарели или потускнели, даже захватанные и затасканные. Я. Ш. К сожалению, философия часто рассматривалась преимущественно в качестве средства для достижения неких идеалов, пусть даже и самого возвышенного свойства. Я бы назвал такое представление о роли философии инструментальным. Но насколько вообще оправданно инструментальное отношение к философии? Более того, уместно ли в целом ставить перед университетом задачу «всестороннего развития личности» студента? Для меня эти вопросы вполне риторические, и негативный ответ на них очевиден. Человек поступает в выс-

130 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 130

18.03.2010 15:21:47

шее учебное заведение для того, чтобы получить определенную сумму знаний и приобрести соответствующую квалификацию по избранной специальности. Что же касается личностного развития, то это своего рода сопутствующий (и постоянный) жизненный процесс, осуществление которого возможно в том числе и в ходе изучения учебных дисциплин. Опять-таки философия в этом отношении ничем не отличается (или по крайней мере не должна отличаться) от любого другого предмета университетского курса. Поэтому роль преподавателя философии по существу сводится к тому же, что и преподавателя математики или истории — передать студентам определенные знания по своему предмету. Другой вопрос — нужны ли философские знания будущему инженеру, а если да, то в каком объеме? На мой взгляд, определенный «философский минимум» является необходимой компонентой высшего образования как такового. Начиная с известной ступени, овладение любой специальностью, особенно если речь идет о теоретическом, а не о всего лишь ремесленническом уровне такого овладения, предполагает знакомство с фундаментальными философскими категориями. Так, настоящий физик должен иметь представление о понятии субстанции, материи как таковой и истории развития этих категорий, сознавать проблематичный характер взаимоотношения понятий «причина» и «следствие». Квалифицированный историк должен ознакомиться с дискуссиями по проблеме «конца истории» или относительно возможности существования «законов развития общества». Не говоря уже об обязательности для любого специалиста с высшим образованием некоторого «общекультурного багажа», приобретению которого в значительной степени способствует хороший общий курс философии. В. Р. Не думаю, что это слишком отличается от мировоззрения, и также не вижу ничего особенно инструментального в своем подходе… Я. Ш. В связи с этим как вы считаете, насколько современной философской мысли на постсоветском пространстве удалось отойти от, казалось бы, въевшихся в ее плоть и кровь «марксистско-ленинских» штампов и соответствует ли она тому уровню требований (в том числе, если ориентироваться на мировой уровень), которому она должна бы соответствовать, чтобы иметь право предлагать свои услуги представителям иных областей? В. Р. Попробую ограничиться своими впечатлениями от российской философии, поскольку мало знаком с современной украинской или, скажем, казахской философией, хотя и могу предположить, что там происходят во многом сходные процессы. Прежде всего следует отметить, что за прошедшее двадцатилетие в российской философии произошло множество позитивных изменений, появилось немало добротных и квалифицированных переводов и в каких-то моментах ситуация Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 131

131

18.03.2010 15:21:47

приблизилась к мировой. Но тут остается и множество экзотических моментов. Мне кажется, в России до сих пор не сформировался какой-то единый контекст и формат дискуссий. В книжных лавках интеллектуальной литературы бросается в глаза чудовищное засилье мыслителей -х годов прошлого века (Зомбарта, Шпенглера, Хайдеггера, Карла Шмитта, Юнгера, Эволы, Батая, Ортега-и-Гассета, Бланшо и проч.), видимо наиболее актуальных в России на сегодняшний день. Наверное, сразу вслед за ними по уровню популярности следуют разнообразные, разнокалиберные и генетически связанные с мыслителями -х годов постмодернисты: Фуко, Делез, Деррида и проч. В негласной интеллектуальной иерархии именно этот тип мыслителей, вероятно, занимает сегодня первое место. Однако философский консенсус по поводу постмодернизма состоит сегодня в том, что это нечто не совсем съедобное и далеко не всегда полезное. В советские годы логический иммунитет русской культуры настолько ослаб, что галльский пустоцвет постмодеризма сумел легко пробраться в самый центр хрупкой постсоветской интеллектуальной жизни и расцвести здесь уродливыми и чахлыми второсортными цветами. Ослабленные многолетней идеологической муштрой постсоветские мозги, падкие на все французское и особенно на все малопонятное, оказались слишком податливыми для этого опасного и хмельного французского зелья. Но вряд ли такой тип философствования можно назвать удачным примером для подражания. Французский писатель и моралист XVIII века Антуан де Ривароль как-то сказал: Ce qui n’est pas claire n’est pas française («Все, что высказано неясно, не по-французски»), и это отражало интеллектуальную ситуацию во Франции. К сожалению, опознавательным знаком большинства французских интеллектуальных изделий, появляющихся на русском рынке, стала именно неясность и логическая неряшливость. Я. Ш. Меня беспокоит также и та проблема, что некоторые наши авторы научились очень ловко имитировать философский дискурс, выдавая свое цветистое пустословие чуть ли не за последнее достижение мировой философской мысли. В их исполнении философская деятельность сводится к умелому жонглированию вычурными терминами, а философский текст приобретает вид более и менее искусно оформленного хитросплетения витиеватых слов, за которыми, однако, не стоит никакого реального содержания. Такого рода текстов, к сожалению, становится все больше, и именно по ним зачастую скоропалительно судят о характере современной философии. Следует признать, что именно постмодернистская литература предоставляет особо благодатную почву для подобного рода мимикрии. В. Р. Но что особенно прискорбно, мы практически не видим хотя бы для баланса и в какой-то пропорции их оппонентов — скучных рационалистов и либералов, которые в книжных лавках представлены гораздо

132 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 132

18.03.2010 15:21:47

скромнее. Например, либерализм представлен сегодня в гораздо больших вариациях и обоснованиях, чем может себе представить средний постсоветский критик. Я. Ш. И это, в общем, не так уж и удивительно, учитывая, что рационалисты и аналитики не столь привлекательны в качестве возможного объекта для имитации. По самому своему характеру и в силу научной установки, скажем, аналитическая философия нацелена на рациональное рассмотрение реальных и вполне конкретных философских проблем, поэтому здесь не обойтись без разговора по существу, а значит, значительно сложнее скрыться за дымовой завесой бессмысленной терминологии — опять-таки в отличие от всяческого рода интеллектуальной мистики, умело рядящейся в псевдофилософское одеяние. В. Р. Такой род литературы (назовем его постмодернистским) на Западе относится скорее к разряду маргинальной, в России же он принадлежит к mainstream. Получается, что интеллектуалы страны, где традиции рационального мышления еще не вполне сформировались и окрепли, где формы либеральной мысли и демократии не утвердились, повально читают классиков антилиберализма. В этом, конечно, есть и определенная закономерность. Французские мыслители подхватывают факел этой мысли у немцев после Второй мировой войны, а русские перенимают его у французов после перестройки и, можно сказать, становятся его единственными на сегодня законными наследниками. Вероятно, сейчас Россия является наиболее постмодернистски интеллектуально ориентированной страной в мире. Но я не уверен, что можно так просто перепрыгнуть через модерн. Интересно, что все самые значительные и интересные русские мыслители были идеологами Контрпросвещения — Толстой, Достоевский, Флоренский, Леонтьев, Розанов… Критика Просвещения и либерализма в стране, которой еще недостаточно коснулся сам огонь Просвещения — и его блага, и его напасти, — кажется однобокой и значительно отличается по своей направленности и смыслу на Западе. В русском изводе такая критика как будто ничему не противостоит, а только подтверждает старые автохтонные антирациональные и антилиберальные идеи и рефлексы, которые изобильны в идеологии самого русского Контрпросвещения, способствуют апологии собственной отсталости и поддерживают феодальный каркас системы. Нерв как постмодернистской философии, так и русской идеологии Контрпросвещения — в отрицании универсальных законов мышления, релятивизации категорий, которые подводят к мысли о том, что Россия настолько уникальна, что здесь вообще не действуют универсальные социальные и логические законы. Поэтому мне кажется крайне неблагоприятной тенденция закладывать в основу философского образования наработки мыслителей -х годов, которые, безусловно, сами по себе чрезвычайно богаЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 133

133

18.03.2010 15:21:47

ты и интересны. В парламенте страны полезно иметь несколько эсеров и анархистов, но ситуация может стать фатальной, когда они составляют большинство. В качестве интересного соуса эти наработки могут быть вполне пикантны, но все-таки в меню необходимо иметь хотя бы пару основных блюд, которые следует ими приправлять. Остается актуальной и проблема связи времен. В России часто издаются сочинения, которые на Западе уже давно вышли из научного обихода (что, конечно, не отменяет их исторической ценности и целесообразности переиздания), но здесь вокруг них возникают какие-то неожиданные идеологические завихрения и малопонятные для постороннего взгляда дискуссии и даже своего рода культовые движения. Другой проблемой, мне кажется, является монологичность, зависание текстов вне живой дискуссии. Вместо диалога мы часто видим пересказы с рефератами. Не так много каких-то творческих переписок в духе, скажем, переписки «из двух углов» между Гершензоном и Ивановым. На Западе философия долго оплодотворялась дискуссиями между Хайдеггером и Карнапом, Патнэмом и Рорти, Фуко и Хомским, Роулзом, Макинтайром и Нозиком или Деррида и Гадамером. Порой дискуссии между двумя философами бывали не менее захватывающими, чем боксерский поединок. Наверное, и учебный процесс без такого боксерского компонента может оказаться вялым, скучным и бессвязным. Я. Ш. По поводу нашего философского образования хотелось бы также отметить, что оно до сих пор в значительной степени несет на себе отпечаток прежних подходов, доставшийся по наследству от советских времен. Это проявляется, например, в структуре и содержании большинства учебных пособий или в характере принимаемой философской терминологии. Несколько огрубляя и усредняя реальную ситуацию, можно утверждать, что в таких странах, как Россия и Украина, многие философы все еще смотрят на мир сквозь призму «бескомпромиссной борьбы материализма с идеализмом». Часто это даже не осознается, но такой взгляд закладывается уже на уровне понятийного аппарата, поскольку система основных терминов, принимаемых в курсе философии, не только решающим образом определяет структуру курса, но и оказывает существенное влияние на его содержание. Сама терминология, используемая в разнообразных курсах философии, читаемых сейчас в вузах России, Украины и многих других стран, образовавшихся на территории бывшего СССР , в основном (явно или неявно) продолжает терминологическую традицию марксистско-ленинской философии советского образца (диалектический и исторический материализм). Хотя многие понятия интерпретируются теперь «нейтрально» и «объективно», в духе отказа от былых идеологических оценок и с учетом их первоначального содержания (типичный пример — реабилитация термина «метафизика»), тем не менее сама терминологическая система наших философских курсов в значительной степени воспро-

134 Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

2009-5_Logos.indb 134

18.03.2010 15:21:47

изводит схемы советских учебников тридцатилетней давности. Следует признать, что терминологическая традиция советской философии имела определенный налет архаичности, развиваясь во многом автономно, независимо от мировой традиции последнего столетия, а часто и в противовес ей. Можно утверждать, что постсоветской философии пока еще не удалось до конца преодолеть эту изоляцию. В. Р. Многим сегодня кажется, что доступ к философской классике и текстам кардинально преобразует ситуацию. Но опыт показал, что простой доступ к ним автоматически не меняет интеллектуального ландшафта. Это напоминает ситуацию, когда человек среднего возраста и с не очень хорошим атлетическим сложением вдруг получает доступ к новейшему спортивному оборудованию. При этом часть оборудования во время доставки пришла в негодность (я имею в виду переводы), а некоторые якобы новейшие станки оказались на самом деле устаревшими тренажерами, которые откуда-то списали, хотя и привезли под видом новейших. Не мудрено, что в результате многие атлеты, жадно бросившиеся на эти снаряды, получают травмы. Философия, как и музыка, требует частых репетиций, поддержания мышечного тонуса, планомерной логической подготовки, которые могут предохранить от дилетантизма и иллюзий о том, что в философии можно достичь больших открытий простым использованием новейшего вспомогательного оборудования. Тем не менее, несмотря на сложности, можно сказать, что ситуация постепенно выравнивается. Если говорить о мировой философской ситуации, то можно сказать, что мы живем в век сплавов в философии. Его наиболее примечательной чертой является подспудный синтез ранее почти не пересекавшихся философских традиций — прежде всего континентальной и аналитической, — которые долгое время были монадически замкнуты и казались почти разными дисциплинами. Возникают интересные сплавы между, скажем, феноменологией и британским эмпиризмом, обнаруживаются пересечения между самыми радикальными направлениями аналитической и континентальной философии (к примеру, между Сартром и Муром). Это очень позитивный процесс: аналитическая философия неизбежно должна отказаться от некоторой присущей ей узости, а континентальная философия — начать говорить на более разборчивом языке. Наше время — это своего рода эллинистическая стадия развития цивилизации, эпоха, когда происходят беспрецедентные процессы конвергенции локальных и устоявшихся научных и философских традиций.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 135

135

18.03.2010 15:21:47

Àƒ„ { Á qƒÀ}| …ƒ ÁÀ€­

Кубертен и Третий рейх О предыстории неопубликованного письма Кубертена Гитлеру (1937)¹

Постановка проблемы и обзор исследовательской литературы

И стория Олимпийских игр есть вместе с тем история политических влияний и дипломатической борьбы, о которых в эпоху Кубертена в силу особого характера Международного олимпийского комитета (МОК ) общественность поначалу была мало осведомлена. Как следует из воспоминаний Кубертена² и других «олимпийских» историков, речь при этом часто идет о протокольных ухищрениях, возне вокруг орденов и почетных знаков, но также и о жестком политическом давлении, усиливавшемся по мере роста интереса мировой общественности к зрелищу, на которое столь падка публика. В точке пересечения этих противоположных интересов находился МОК — недемократическая мужская коллегия, состоявшая из политиков, баронов и военных, которая с помощью кооптационного принципа тщетно пыталась утвердиться как независимый орган мирового спорта. Организационная структура раннего МОК , предоставлявшая исполнительной власти (читай — Кубертену) большую свободу действий, и сметливость французского аристократа сделали современные Олимпийские игры детищем лично Пьера де Кубертена. После своего ухода с поста президента МОК () — он был назначен его пожизненным почетным президентом — Кубертен влиял на развитие и форму своего детища с осторожностью и сдержанностью. Лишь немецким организаторам XI Олимпийских игр () удалось преодолеть эту сдержанность стареющего Кубертена. Результатом этого стал обмен письмами и телеграммами между Кубертеном и Гитлером. Обнаружение неизвестного письма почетного президента МОК германскому рейхсканцлеру, написанного за несколько месяцев до смер¹ Hans Joachim Teichler. Coubertin und das Dritte Reich. In: Sportwissenschaft  () ,  – .

² Coubertin P. Olympische Erinnerungen. Berlin , Frankfurt a. M. .

136 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 136

18.03.2010 15:21:47

ти ( марта  года), дает повод проанализировать вопрос о характере и мотивах отношений между нацистским режимом и представителем движения, которому референт рейхсшпортфюрера (главы Имперской службы спорта) еще в  году в своей диссертации ставил в вину, что оно родилось из духа, «породившего тот мир, который националсоциализм преодолел в революционном порыве»³. В  году пропасть между национал-социализмом и олимпийским движением казалась непреодолимой. В журнале NS-Monatshefte с Олимпийскими играми воевали из-за их «индивидуалистически-демократической концепции спорта», они клеймились как «искусственное, механическое образование», которое, неся на себе печать презренных «либерализма», «индивидуализма» и «кубертеновской идеи равенства», в конечном счете «политически не может не поощрять большевистской борьбы против белой расы»⁴. Газета Völkischer Beobachter и журнал NS -Monatshefte критиковали прежде всего участие «несвободных черных»⁵ как «безрассудство и непоследовательность стран белой расы»⁶. В данной работе мы не будем обрисовывать прагматически-оппортунистический поворот Гитлера к «олимпизму»⁷, но предпримем попытку с помощью анализа обнаруженных документов и писем заполнить пробелы в биографии Кубертена и в истории возникновения Международного олимпийского института (МОИ ), тем более что именно последние годы жизни Кубертена и его взаимоотношения с Германией изображаются в литературе крайне противоречиво и далеко не полным образом. При этом необходимо с критической дистанции подвергнуть анализу биографические заметки Дима⁸ (аттестовавшего себя после Олимпийских игр  года как «хранителя планов обновителя олимпийской идеи»⁹) без поспешного осуждения и клеветы в его адрес, как это делается в работе Булоня¹⁰. Дим был участником событий, связанных с меж³ Wetzel S. H. Turnen — Sport — Gymnastik. Zur Theorie der neueren deutschen Leibesübungen. Phil. Diss. Berlin . S. .

⁴ Haller G. Der Olympische Gedanke. In: Nationalsozialistische Monatshefte. Hrsg. von A. Hitler,  () ,  – , .

⁵ Völkischer Beobachter, ... ⁶ Ср. прим. ; национал-социалистическая критика Олимпийских игр не щадила и Карла Дима, который был заклеймлен как сторонник «либералистски-демократических взглядов». ⁷ Bernett H. Sportpolitik im Dritten Reich. Aus den Akten der Reichskanzlei. Schorndorf . S. ff.; Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. Ihre außenpolitische Bedeutung unter besonderer Berücksichtigung der USA . Berlin . S. ff. ⁸ См.: Diem C. Olympische Flamme. Das Buch vom Sport.  Bde. Berlin . S.  – , в дальнейшем цитаты из этого источника приводятся под аббревиатурой OF ; а также Diem C. Pierre de Coubertin. — Zur Feier des jährigen Bestehens des Internationalen Olympischen Komitees am  / . Juni  in Lausanne. In: Olympische Rundschau,  () ,  – , в дальнейшем цитаты из этого источника приводятся под аббревиатурой OR . ⁹ NS -Sportschau (?) ..; газетная вырезка CDA ,  / . ¹⁰ Булонь изображает Дима как «нацистского волка», который «умел прикинуться овечкой». Boulongne P.-Y. Pierre de Coubertin. Ein Beitrag zu einer wissenschaftlichen Unter-

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 137

137

18.03.2010 15:21:47

дународной политикой тех лет в области спорта¹¹ и с олимпийским движением¹², а потому в статьях и главах из книг этого «спортивного историка», посвященных Кубертену и олимпийскому движению, ярко отражается дух того времени¹³. Это тем более печально, что Дим после  года играл важную роль посредника, контактировавшего с МОК в Лозанне и с гражданскими спортивными организациями Швейцарии. Нестор немецкого спорта, будучи беспартийным, вызывал в «образцовой стране» демократии, как и в других зарубежных странах, меньшее предубеждение, чем обергруппенфюрер СА фон Чаммер унд Остен, который как рейхсшпортфюрер занимал пост председателя Германского олимпийского комитета (ГОК ). В этой связи следует проанализировать также роль в полемике по поводу Олимпийских игр  года почетного президента МОК Кубертена и швейцарских спортивных функционеров, чье влияние на мировую дискуссию о бойкоте до сих пор рассматривалось в исследованиях по истории спорта лишь мимоходом.  год. Встреча в Шаффхаузене

Первая встреча Дима с Кубертеном — после назначения первого генеральным секретарем организационного комитета (ОК ) игр XI Олимпиады в Берлине () — отражена в двух отчетах, вышедших из-под пера Дима. Вероятно, он и был инициатором встречи, поскольку в своих «воспоминаниях»¹⁴ Дим упоминает о том, что пригласил Кубертена посетить физкультурный праздник в Штутгарте (). Последний, надо сказать, отклонил приглашение, и встреча состоялась на полпути в Штутгарт — в Шаффхаузене. Поводом для встречи было горячее желание Кубертена «связать церемонию открытия с Девятой симфонией Бетховена»¹⁵. Если в опубликованных «воспоминаниях» Дима вопрос о музыкально-художественном оформлении олимпийского праздника находился в центре «дней сердечной дружбы» (Ibid., прим. ) и Куберsuchung seines Lebens und seines Werkes. In: Schulke H. J. (Hrsg.). Die Zukunft der Olympischen Spiele. Die olympische Bewegung zwischen Montreal und Moskau. Köln . S.  – . См. S. . ¹¹ Начальник иностранного отдела Национал-социалистического имперского гимнастического союза (Nationalsozialistischer Reichsbund für Leibesübungen, NSRL ) и комиссар-фюрер гау «Аусланд» («Заграница») NSRL ; руководитель многих спортивных и гимнастических демонстрационных групп в  –  годах. ¹² Генеральный секретарь Олимпийских игр  года (не состоялись) и  года; директор Международного олимпийского института (–). ¹³ Ср. хотя бы: Diem C. Olympische Flamme. Das Buch vom Sport.  Bde. Berlin . S. ff; Diem C. Coubertin. Das Lebenswerk des großen Franzosen. In: Sport-Echo. ... В этой работе Дим представляется читателям как Генеральный секретарь XI Олимпийских игр и член МОК (sic!). ¹⁴ Diem C. Ein Leben für den Sport. Erinnerungen aus dem Nachlaß. Ratingen / Kastellaun / Düsseldorf o. J. (). S. . ¹⁵ Ibid. В другом месте Дим говорит о заключительной церемонии (S. ).

138 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 138

18.03.2010 15:21:48

тен «с восторгом» принял предложения Дима, то в своем конфиденциальном отчете председателю ОК Дим выдвинул на первый план, скорее, отсутствие политических разногласий. По словам Дима, Кубертен приветствовал «перевороты в Германии как знак поворота в мире, который охватит в не слишком далеком будущем все народы» и «хвалил Германию как страну, которая первой в Европе стала рассматривать физическую культуру как всеобщее право граждан и благодаря своей щедрой коммунальной политике последних лет… предоставила каждому возможность заниматься спортом, не принуждая записываться в какое-либо общество. Он надеется, что Олимпийские игры в Берлине станут выдающимся культурным событием»¹⁶. Крюгер, на основе своих архивных разысканий, предполагает, что Дим этим отчетом стремился, с одной стороны, добиться благожелательного отношения членов нацистской партии в президиуме ОК к олимпийской идее, а с другой — подчеркнуть свои заслуги «как посредника между основателем олимпийского движения и берлинскими Играми». Итак, отношение Кубертена к «новой Германии» оставалось поначалу неизвестным, в особенности потому, что его колебания по поводу поездки в Штутгарт наводят на мысль о некоторой сдержанности — пусть и не столько по отношению к властям предержащим, сколько к организаторам штутгартского спортивного праздника¹⁷.  год. Обхаживание Кубертена

После распоряжения Гитлера от  октября  года о грандиозном расширении олимпийского стадиона, которое превзошло самые смелые мечты немецких олимпийских чиновников, и обещания Геббельса «предоставить весь аппарат его Министерства пропаганды на службу… (олимпийской. — Х. Й. Т.) пропаганде», жребий в Германском рейхе был брошен в пользу показного проведения Олимпийских игр. С помощью такого «доказательства» миролюбия нового режима руководство рейха собиралось отвлечь внимание иностранных держав от тайной милитаризации страны, одновременно надеясь, что безупречная организация Игр произведет положительное впечатление на мировое общественное мнение¹⁸. Эти цели наталкивались на выжидатель¹⁶ См. конфиденциальную записку Дима членам президиума ОК от ... Цит. по:

Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. Ihre außenpolitische Bedeutung unter besonderer Berücksichtigung der USA . Berlin . S. , . ¹⁷ Организация «Германские атлеты» (Deutsche Turnerschaft, DT ), члены которой были настроены традиционно антиолимпийски, даже вышла в  году из «Германского имперского комитета по физической культуре» (Deutschen Reichsausschuss für Leibesübungen, DRA ) из-за планируемого участия в Олимпийских играх и вызвала возмущение зарубежной общественности своим жестким проведением в жизнь так называемых арийских параграфов  года. ¹⁸ См. отчет фон Чаммера унд Остена о совещании в Министерстве пропаганды в связи

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 139

139

18.03.2010 15:21:48

ную позицию национальных олимпийских комитетов (НОК ) Великобритании и США , которые ставили свое участие в Олимпиаде в зависимость от точного исполнения обещаний, данных Германией на Венском заседании МОК ( –  июня  года), не допускать никакой расовой дискриминации и соблюдать олимпийские правила¹⁹. К тому же в демократических странах все сильнее заявляло о себе «Антиолимпиадное движение против злоупотребления Олимпийскими играми  года», в котором возникла широкая коалиция демократических, социалистических и еврейских кругов, поддержанная немецкими эмигрантами²⁰. Дипломатическая стратегия ОК в борьбе против этих многообразных препятствий имела своей целью заручиться личной благожелательностью ведущих членов МОК и почетного президента МОК Пьера де Кубертена. Негативное отношение духовного отца олимпийского движения к Играм, проводимым под флагом со свастикой, могла бы вредно повлиять на настроение устроителей в преддверии берлинских Игр (например, в разгар дискуссии о бойкоте в США )²¹. ОК обхаживал Кубертена с самого начала. В передовой статье первого номера [бюллетеня] олимпийской пресс-службы, распространявшегося во всем мире тиражом в   экземпляров по  адресам (январь  года), Дим прославлял Кубертена в самых возвышенных тонах. К статье был приложен портрет Кубертена с автографом. В том же месяце ОК постановил поддержать инициативу Кубертена «по случаю Игр, согласно с эллинской традицией, побудить выдающихся мужей международной духовной жизни прочитать лекции, посвященные Играм»²². Однако честолюбивые планы ОК собрать в Берлине за счет рейха круг знаменитых ученых и писателей (Левальд попытался привлечь «Маркони²³ как представителя Италии, Поля Валери²⁴ — Фран-

с предстоящими Олимпийскими играми ( января  года). BA R  /  [BA — Bundesarchiv Koblenz — Федеральный архив ФРГ в Кобленце. — Прим. пер.]. ¹⁹ См. отчет о заседании президиума ОК  января  года в RMI (Министерстве внутренних дел), пункт  (участие зарубежных стран): «Если же Великобритания со своими доминионами, а возможно, и Америка не примут участия в Играх  года, то в результате этого все мероприятие полностью утратит блеск и значение, и преследуемые правительством цели не смогут быть осуществлены» (BA R  / ). ²⁰ См.: Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung; и Wetzel H. Der Kampf der Anti-Olympiade-Bewegung gegen den Mißbrauch der Olympischen Spiele . Diss. Potsdam . Оба автора, однако, ставят во главу угла различные моменты: Крюгер в большей мере учитывает еврейско-американскую часть движения бойкота, Ветцель — коммунистически-европейскую. ²¹ О своей попытке убедить Кубертена занять подобную позицию сообщает Рисс: Riess C. Einsam vor Millionen Augen. Große Sportler und ihre Schicksale. Gütersloh . S. . ²² См. отчет о заседании президиума ОК  января  года в RMI , пункт ; BA R  / . ²³ Итальянский изобретатель (беспроволочного телеграфа) и нобелевский лауреат (.. – ..). ²⁴ Французский поэт (.. – ..).

140 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 140

18.03.2010 15:21:48

ции, физиолога Хилла²⁵ — Англии и президента Колумбийского университета Батлера²⁶ — Америки») реализовать не удалось. Лекция «Роль лошади в истории Азии», прочитанная шведским исследователем Азии Свеном Хедином²⁷, оказалась единственным культурным вкладом зарубежья вне официального Олимпийского художественного конкурса. Чтобы с помощью личных контактов рассеять сомнения своих зарубежных коллег по поводу проведения Олимпийских игр в стране с расистским режимом, Дим и Левальд уже в  году добились согласия президиума ОК и рейхсминистра внутренних дел — в качестве финансирующих инстанций — на предоставление средств на обширную программу поездок (см. прим. ). Одна из таких поездок снова свела Дима и Кубертена друг с другом: оба были почетными гостями швейцарского НОК . Швейцарской публике Дим объяснил свое присутствие в Женеве потребностью «перед предстоящим делом… получить благословение как сыну у отца»²⁸. Вот почему он, мол, и «поспешил» к Кубертену. Дим, доложивший о широкомасштабных олимпийских планах рейха, сумел произвести на принимающую сторону хорошее впечатление²⁹. Кубертен, страдавший в старости от недостатка денежных средств и от отсутствия признания в своем отечестве³⁰, некоторое время размышлял о том, не принять ли ему высказанное Димом от имени имперского правительства приглашение на берлинские Олимпийские игры. Если бы он захотел, то мог бы участвовать в Играх как гость имперского правительства или ОК , ему даже был бы предоставлен комфортабельный салон-вагон³¹. Поскольку Кубертен, как будет показано, и впредь поддерживал хорошие дружеские отношения с германскими организациями (прежде всего через посредничество Дима и доктора Крауэля, германского консула в Женеве), было бы нелепо превращать его отказ в индивидуальный бойкот Олимпиады³². Для Дима и ОК , однако, самовольное приглашение Кубертена не обошлось без последствий. В связи с постановлением «Об олимпий-

²⁵ Английский лауреат Нобелевской премии по медицине Хилл отказался выступить

²⁶ ²⁷ ²⁸ ²⁹ ³⁰ ³¹ ³²

с лекцией в стране, где могут преследоваться его коллеги-евреи. См.: письмо Хилла ОК от .., PA AA [Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes — Политический архив Министерства иностранных дел (Германии). — Прим. пер.], Boykott, Bd. . Письмо Левальда фон Хасселю (немецкому послу в Риме) от .., PA AA ; Rom, KW  cl, XI . Olympiade. Diem C. Ein Leben für den Sport. S. . Ibid., S. . См.: Neue Züricher Zeitung,  сентября  года. Цит. по: Diem C. Op. cit. S. f. См.: Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. L’épopée olympique. Paris ; а также интервью Кубертена французской газете Le Journal, ... См.: Diem C. Ein Leben für den Sport. S. ; Scherer K. A. Der Männerorden. Die Geschichte des Internationalen Olympischen Komitees. Frankfurt . S. . Bohlen F. Die XI . Olympischen Spiele Berlin . Instrument der innen- und außenpolitischen Propaganda und Systemsicherung des faschistischen Regimes. Köln . S. f.; Eyquem M.-T. Op. cit. S. .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 141

141

18.03.2010 15:21:48

ском гимне»³³ в ситуацию вмешался министр внутренних дел. Он был недоволен тем, что при принятии обоих решений его обошли, и распорядился, чтобы впредь «рейхсминистру внутренних дел докладывали обо всех важных вопросах общей подготовки»³⁴. Хотя ОК была предоставлена известная независимость в общении с зарубежными странами, чтобы не давать дополнительного повода для критики со стороны зарубежной спортивной общественности, тем не менее ОК был обязан «что касается внутригерманской ситуации… по всем существенным вопросам… заручаться санкцией своего манданта (Германского олимпийского комитета под руководством рейхсшпортфюрера)»³⁵. После одобрения ОК этой инструкции по крайней мере три члена МОК , представлявших Германию, поступили вразрез с независимостью, предоставленной им Международным олимпийским комитетом³⁶. Однако дальнейший ход подготовки Олимпиады показывает, что возникший конфликт проистекал не из каких-то серьезных расхождений, а, скорее, из соперничества рейхсшпортфюрера фон Чаммер унд Остена и «старых» спортивных чиновников, которых он терпел из тактических соображений³⁷. Рейхсшпортфюрер, свободно изъяснявшийся на английском и французском языках, в последующие месяцы энергично включился в предолимпийскую челночную дипломатию³⁸, предоставив Левальду и Диму право поддерживать прежние контакты с Кубертеном и Швейцарией.  /  годы. Мессерли и Кубертен выступают в пользу Берлина

Хотя НОК Швейцарии одним из первых принял решение об участии Швейцарии в Олимпиаде (см. прим. ), Швейцария не осталась в стороне от широкомасштабной дискуссии о бойкоте; вопрос об участии, за обсуждением которого внимательно следило германское посольство в Берне, занимал летом  года также политические инстанции.  июня  года Национальный совет неожиданно отказал ( голоса против ) в предоставлении кредита в   франков на участие Швейцарии в Олимпийских играх  года. Лишь когда Совет кантонов, в котором социалисты были представлены лишь двумя депутатами, одобрил ( голосами против ) предоставление кредитов, Национальный совет отозвал  июня  года свое первоначальное решение ( голосами ³³ См. по данному вопросу: Bernett H. Die Olympische Hymne von . Ein Preisaussch³⁴ ³⁵ ³⁶ ³⁷ ³⁸

reibung und seine Folgen. In: Hecker G. u. a. (Hrsg.). Der Mensch im Sport. Festschrift zum . Geb. von Prof. Lieselott Diem. Schorndorf . S.  – . См. заметку RMI (рейхсминистра внутренних дел) ..; BA R  / . Ibid. (прим. ). Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. S. f. Bernett H. Die innenpolitische Taktik des nationalsozialistischen Reichssportführers. Analysen eines Schlüsseldokuments. In: Stadion  (). S.  – . Steinhöfer D. Hans von Tschammer und Osten. Reichssportführer im Dritten Reich. Berlin . S. , .

142 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 142

18.03.2010 15:21:49

против )³⁹. Этим, однако, дискуссия в швейцарской общественности о бойкоте не закончилась. Однозначным подтверждением положительного отношения к проведению Олимпийских игр в Германии должно было стать в этой ситуации обращение Кубертена уже  августа  года по немецкому радио⁴⁰, открывшее серию передач Имперского радиовещательного общества, которые транслировались всеми радиостанциями рейха каждое воскресенье как «праздничные передачи»⁴¹. Доклад начинался комплиментами и изъявлениями благодарности в адрес организаторов и самого Германского рейха⁴² и в очередной раз кратко излагала известные положения кубертеновской концепции неоолимпизма: 1) новый олимпизм, подобно прежнему, будет носить черты некоей религии; 2) олимпизм — это аристократизм и отбор в сочетании с рыцарственностью; 3) идея мира — существенная составная часть олимпизма; 4) олимпийский герой — это взрослый мужчина-борец, а роль женщины должна в основном сводиться к увенчанию победителя; 5) только благодаря участию духа и искусства в олимпийском празднестве оно может стать праздником весны человечества. Кубертен завершил свое радиообращение призывом к народам знакомиться друг с другом, чтобы научиться уважать себя. Правда, оно в этом пункте не слишком отличалось от стандартного на тот момент репертуара официальных ораторов в Третьем рейхе. ОК не постеснялся перевести [французские] слова civilisation и democratie, принадлежавшие духовному пространству, с которым боролся национал-социализм, словами Weltmenschentum⁴³ [всемирное человечество] и Volksherrschaft [народовластие]. Благодаря двуязычному изданию радиообраще³⁹ Сообщение германского посла в Берне Министерству иностранных дел, ..; PA AA , Bern Ku XIII B, Bd. .

⁴⁰ См. аудиодокумент  . In: Teichler H. J., Meyer-Ticheloven. Filme und Rundfunkre-

portagen als Dokumente der deutschen Sportgeschichte von  – . Schorndorf .

⁴¹ См.: Programmplan für die vorolympische Rundfunk-Kampagne. Reichssendeleitung, Olympiabeauftragter. BA R  / .

⁴² Новый перевод Крюгера в журнале Leistungssport ( () , S. ff) опускает данное

введение — без указаний на это — и совершает тем самым ничуть не меньшие манипуляции, чем переводчики-фальсификаторы ,  и  годов. См.: OK für die XI . Olympiade (Hrsg.): Pax Olympica. Weltsendung des Reichssenders Berlin am Sonntag, dem . August  mittags. Berlin ; Coubertin P. Olympische Erinnerungen. Berlin , Frankfurt a. M.  ; Coubertin P. Der olympische Gedanke. Reden und Aufsätze. Hrsg. v. Carl-Diem-Institut. Schorndorf . S.  – . См. Также: Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. S. , . ⁴³ Слово civilisation дважды было переведено в немецко-патриотическом духе как Weltmenschentum, лишь в третий раз — правильно.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 143

143

18.03.2010 15:21:49

ния Кубертена (см. прим. ; Pax Olympica) каждый читатель, владевший этими языками, мог распознать манипуляцию словами. Достоверно не установлено, узнал ли Кубертен об этом или вообще рассматривал немецко-патриотический перевод как искажение его слов (см. прим. , S. ). Во всяком случае вскоре он снова выказал готовность выступить по швейцарскому радио с обращением на олимпийскую тему. Внешним поводом для этого послужило мероприятие швейцарского НОК «по содействию Олимпийским играм  года», на котором после Кубертена должны были выступить также президент германского ОК и Вильям Хирши, президент швейцарского НОК . Конференция, на которой Кубертен в качестве почетного президента МОК надеялся выступить в защиту своего детища, была аранжирована доктором Мессерли, преследовавшим двойную цель. Во-первых, полагал «швейцарский олимпийский комиссар»⁴⁴, необходимо воздействовать на швейцарскую общественность; второй же целью стали США , где приближалось окончательное голосование спортивных союзов по вопросу об участии в Олимпиаде, исход которого в конце осени  года был еще абсолютно неясен. Несмотря на переданное по немецкому радио обращение Кубертена и недвусмысленные публикации Мессерли в прессе, в которых он уверял в неполитическом характере Игр и олимпийском духе Германии и ее фюрера, «Швейцарский олимпийский комитет… оказывал значительное противодействие»⁴⁵, как было указано в конфиденциальной заметке германского посольства. Об этих внутренних делах и том факте, что «американский посланец… агент контрпропаганды проник даже в Лозанну (штаб-квартиру МОК ), чтобы убедить Швейцарию отказаться от участия», германское посольство узнало не от кого-либо, а от самого Мессерли, который представился послу фон Вайцзеккеру, нанеся ему  октября  года личный визит. В качестве подтверждения своей прогерманской позиции Мессерли предъявил свои газетные статьи. После этой встречи Вайцзеккер записал среди прочего: «Господин Мессерли счел этот вечер весьма важным для нейтрализации довольно значительной пропаганды против участия в Олимпиаде» (см. прим. ). Обширная деятельность в Швейцарии была развернута и со стороны МОК (действующий президент МОК де Байе-Латур выступил с иΩнтервью в прессе⁴⁶, с заявлениями⁴⁷ и информационными бюллетенями, обращенными к членам МОК и президентам НОК (свыше ), в пользу

⁴⁴ Левальд — фон Вайцзеккеру, ..; PA AA , Bern Ku XIII B, Bd. . ⁴⁵ См.: Messerli F. M. Les jeux olympiques de la XI ième Olympiade au service de la paix. Nous

devons aller à Berlin la capitale de l’Olympisme mondiale. In: Pro Sport (Lausanne), .., f. ⁴⁶ Интервью Байе-Латура в газетах L’Auto, .., и Paris-Soir», ... ⁴⁷ Заявление для прессы от .. после его аудиенции у Гитлера ... См.: PA AA , OS , Boykott, Bd. .

144 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 144

18.03.2010 15:21:49

Олимпийских игр в Германии⁴⁸) благодаря Эвери Брендеджу, который в поисках поддержки обратился к своим европейским друзьям⁴⁹. Уже в сентябре  года германское генеральное консульство в Чикаго докладывало, что Брендедж нуждается в поддержке: «…а поскольку он не может найти ее в Америке, она должна исходить из Германии или из Международного олимпийского комитета»⁵⁰. В этих усилиях демократическая Швейцария, к тому же еще и сосед Германии, сыграла немаловажную роль. Еще большим публицистическим весом в данной ситуации обладало, вероятно, слово Кубертена, о чем Левальд  октября сообщил чиновникам Министерства иностранных дел, озабоченным развитием событий в США : «Родоначальник олимпийской идеи, старый барон Кубертен, собирается в ближайшее время направить соответствующий призыв американцам»⁵¹. Дабы гарантировать международный отклик, Левальд попросил германского посла в Берне посодействовать, «чтобы и другие члены дипломатического корпуса и Федерального собрания посещали лекции»⁵². Это, по его словам, отвечало желаниям Кубертена. Ведь он написал Левальду, «что из-за пошатнувшегося здоровья он, видимо, выступит перед публикой в последний раз и что он подчеркивает величайшую необходимость придать этому мероприятию огромное значение, чтобы оно тем самым оказало сильнейшее влияние на общественное мнение». Причину Левальд назвал со всей отчетливостью: «…конкретно — агитация американцев против проведения Игр в Германии». Однако для Кубертена, боровшегося после отхода от активной деятельности в олимпийском движении против выхолащивания «его Игр» и превращения их в своего рода суперчемпионат спортивных союзов, на первом плане стояло скорее стремление еще раз изложить суть олимпийской идеи. Все же он надеется, что на предстоящих Играх будет осуществлена олимпийская идея в ее сущности⁵³, — это высказывание можно было великолепно использовать, опровергая любые аргументы сторонников бойкота. Торжественное собрание в аудитории Швейцарского высшего технического училища стало вступлением к обширному спортивному митингу, в ходе которого, помимо прочего, швейцарским футбольному и атлетическому союзам был вручен кубок МОК . Кроме того, состоялось учредительное собрание объединения «Швейцарские спортивные журналисты» и прошли заседания центрального комитета Швейцарского федерального союза физической культуры. Прибывшие олимпийским ⁴⁸ См. письмо Дима в Министерство иностранных дел от ..; см.: PA AA , OS , Boykott, Bd. .

⁴⁹ Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. S. ff. ⁵⁰ Сообщение германского генерального консула в Чикаго германскому послу в Вашингтоне, ... PA AA , OS [далее текст в немецкой копии отсутствует].

⁵¹ Протокольная запись разговора Дикхофа, фон Бюлова-Шванте и Левальда в Министерстве иностранных дел, ... PA AA , OS , Beteiligung der Länder, Bd. .

⁵² Левальд — фон Вайцзеккеру, ..; PA AA , Bern Ku XIII B, Bd. . ⁵³ Diem C. Weltgeschichte des Sports.  Bde. Stuttgart  . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 145

145

18.03.2010 15:21:49

чартерным рейсом на украшенном олимпийскими кольцами «Юнкерсе-» высшие чиновники германского ОК использовали тщательно подготовленную программу встречи для проведения серии рекламных мероприятий. В субботу собравшимся журналистам и чиновникам было предложено совершить «экскурсионный полет над горами их родины»⁵⁴, и на высоте  метров швейцарцы были приглашены в Берлин. Германский железнодорожный центр, ответственный за рекламу Олимпиады за рубежом, организовал для немецких туристов в субботу, за несколько часов до международного футбольного матча Швейцария — Норвегия, утреннее угощение пивом (Frühschoppen) в отеле «Сити»⁵⁵. Накануне вечером Дим и барон Лефорт, а также генеральные секретари летних и зимних Олимпийских игр на «совместном ужине» Швейцарского олимпийского комитета и немецких гостей сделали доклады о состоянии подготовки Игр. Ход строительства олимпийских объектов был наглядно продемонстрирован участникам показом фильма⁵⁶, выпущенного Комитетом по пропаганде Олимпийских игр⁵⁷.  год. Швейцарский спорт в кампании по бойкоту Олимпиады в Берлине

Издержки в связи с этими и многими другими рекламными мероприятиями окупались самым большим в истории Олимпийских игр до  года участием зарубежных стран. Даже США приняли участие в Играх, хотя и после ожесточенных дебатов, которые Эвери Брендедж еле-еле выиграл с помощью ряда хитростей⁵⁸. Решающее значение для привлечения рекордного числа участников ( стран,  спортсменов⁵⁹), причем именно на Играх, которые впервые в еще недолгой истории неоолимпизма натолкнулись на противодействие — всемирную ⁵⁴ OK für die XI . Olympiade (Hrsg.): Amtlicher Bericht, Bd. . Berlin . S. . Далее цитируется как ABS .

⁵⁵ См. официальную программу мероприятий .. – .. в Цюрихе; Vereinigung Zuercher [далее текст в копии отсутствует].

⁵⁶ О содержании: F  . In: Teichler H. J., Meyer-Ticheloven. Filme und Rundfunkre-

portagen als Dokumente der deutschen Sportgeschichte von  – . Schorndorf ; а также: Jugend der Welt [«Молодость мира»] — Der Film von den IV . Winterspielen Garmisch-Partenkirchen . Filmedition G  des IWF , Göttingen ; обсуждение фильма и публикация [в исходнике невозможно прочитать год публикации статьи Бернетта, поэтому привожу обе ссылки, но первая наиболее правдоподобна]: Bernett H. Sportpolitik im Dritten Reich. Aus den Akten der Reichskanzlei. Schorndorf  или Bernett H. Die innenpolitische Taktik des nationalsozialistischen Reichssportführers. Analysen eines Schlüsseldokuments. In: Stadion  (),  – . ⁵⁷ Комитет по пропаганде подчинялся не ОК , а RM fVuP [Reichsministerium für Volksaufklärung und Propaganda — Министерству народного просвещения и пропаганды]. См. по этому поводу: Teichler H. J. Berlin  — Ein Sieg der NS -Propaganda? Institutionen, Methoden und Zielen der NS -Propaganda Berlin . In: Stadion  (), S.  – . ⁵⁸ Krüger A. Die Olympischen Spiele  und die Weltmeinung. S. f. ⁵⁹ См.: Kämpfer E. Enzyklopädie der Olympischen Spiele. Düsseldorf . S. f.

146 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 146

18.03.2010 15:21:49

кампанию по бойкоту⁶⁰, имели, видимо, личные усилия действующего президента МОК и его предшественника. Умело использованные МОК и германскими организаторами международная репутация и моральный вес личности Кубертена особенно облегчили задачу спортивных чиновников, доказывавших, что на Олимпийских играх  года речь шла «только» о неполитическом международном мероприятии на германской земле. Так швейцарское правительство ответило на короткий запрос депутата-социалиста Райнхарда, который за несколько недель до начала зимних Игр попытался побудить Федеральный совет отказаться от участия в Играх или прекратить дотировать участие швейцарских спортсменов⁶¹. Когда же во Франции незадолго до летних Игр «Международный комитет защиты олимпийской идеи», состоявший преимущественно из немецких эмигрантов и рабочих-спортсменов из разных стран, возбудил в прессе новую дискуссию по поводу бойкота, берлинское Министерство иностранных дел забеспокоилось. Учитывая недовольство в мире, вызванное милитаризацией Рейнской области Германией, и наличие среди сторонников бойкотов таких знаменитостей, как Генрих Манн и Лион Фейхтвангер, уже нельзя было исключить серьезных осложнений для проведения Игр. И когда в Париже  и  июня  года состоялась международная конференция, организованная «Международным комитетом защиты олимпийской идеи», — последняя попытка предпринять бойкот Олимпиады⁶², — Министерство иностранных дел [Германии] распорядилось о контроле во всем мире за международными «комитет ами по fair-play» и всеми акциями вышеуказанного комитета⁶³. В работе всех этих комитетов также принял участие доктор Штайнеманн, президент «Швейцарского союза рабочих по физкультуре и спорту» (SATUS ). Он даже произнес в Париже резкую речь и внес проект резолюции по «усилению борьбы против гитлеровской Олимпиады»⁶⁴. Хотя наряду с этим из Швейцарии поступали сообщения об инициированном «левыми союзами» росте пропаганды «…против участия Швейцарии в берлинских Играх…»⁶⁵, участие Швейцарии не подвергалось сомнению. Германский генеральный консул в Жене-

⁶⁰ Кампания бойкота  года отличалась от этой: другими были инициаторы, другим оказался и результат. См.: Teichler H. J. Spiel der falschen Parallelen. In: Vorwärts, v. , . S. . ⁶¹ [Ссылка не скопировалась на ксерокопии.] ⁶² Сообщения германского посольства в Париже Министерству иностранных дел, ... PA AA , OS ,  – , Fair-play. ⁶³ МИД (Бюлов — Шванте) германским дипломатическим миссиям, ... PA AA , OS ,  – , Fair-play. ⁶⁴ Приложение к отчету германского посольства в Гельсингфорсе (Хельсинки),.., PA AA , Fair-play. ⁶⁵ Сообщение германского генерального консульства через МИД Министерству пропаганды (RM fVuP), .., PA AA , Bern, Ku XIII B, Bd. .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 147

147

18.03.2010 15:21:50

ве, который поддерживал контакты с МОК и представителями любительского спорта в Швейцарии, мог успокоить берлинские инстанции: «Против этой антигерманской агитации выступил с отрадной прямотой в только что напечатанной газетной статье доктор Мессерли, живущий здесь в Лозанне генеральный секретарь Швейцарского олимпийского комитета. Статья опубликована в…экстренном выпуске женевской газеты La Tribune -го числа сего месяца»⁶⁶. Мессерли, соучредитель Швейцарского олимпийского комитета, давнишний близкий друг Кубертена, навещавший его в Лозанне⁶⁷ и назначенный душеприказчиком, аргументировал, как и в октябре  года, двойственным образом. С одной стороны, он обругал движение за бойкот (в честности этого движения он сомневался), а с другой — подчеркнул мирный характер Игр, которые «ничего общего не имеют с внутриполитическими тенденциями отдельных правительств»⁶⁸. Как и многие его современники, он скорее доверял миролюбивым речам Гитлера, не замечая масштабности политики милитаризации, которую к этому времени уже невозможно было скрыть.  год. Кубертен и Олимпийские игры

а) Кандидат на получение Нобелевской премии мира

Германский рейх проявил гибкость и постарался подать себя как «оплот олимпийского духа»⁶⁹.  января  года Гитлер одобрил предложение о присвоении имени Кубертена Южному входу на Олимпийский стадион⁷⁰ — это была официальная почесть, которой ему еще никогда не оказывали. Хотя он уже решил, что Франция его забыла⁷¹, немцы стали даже обсуждать возможность присвоения Нобелевской премии мира⁷². Так, «руководитель департамента печати имперского правительства», статс-секретарь Вальтер Функ «живейшим образом» приветство⁶⁶ Ibid. ⁶⁷ Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. S. ; Scherer K. A. Der Männerorden. Die Geschichte des Internationalen Olympischen Komitees. S. .

⁶⁸ Сообщение германского генерального консульства через МИД Министерству пропаганды (RM fVuP), .., PA AA , Bern, Ku XIII B, Bd. .

⁶⁹ См. информационный бюллетень №  ОК для IV зимних Олимпийских игр о речи

Вальтера Функа, руководителя департамента печати имперского правительства, с которой он выступил перед немецкими и иностранными журналистами. S. . BA R  / . ⁷⁰ См. депешу министра внутренних дел рейхсшпортфюреру, ОК и другим партийным и государственным организациям, ... BA R  / . ⁷¹ См. прим. . Еще в  году Дим гордо указывал на то, что только в Германии стоит памятник Кубертену и имеется площадь его имени. Sport-Echo, ... ⁷² Соответствующие конфиденциальные соображения членов МОК Функ изложил в своей речи перед немецкими и иностранными журналистами  февраля  года. См. прим. .

148 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 148

18.03.2010 15:21:50

вал инициативу членов МОК ⁷³ выдвинуть кандидатуру Кубертена на эту премию. Мотивы Функа, в центре выступления которого на международном приеме журналистов в канун зимних Игр стояла немецкая поддержка кандидатуры Кубертена, были прозрачные. Во-первых, в преддверии более важных летних Игр нужно было заручиться благосклонностью пионеров олимпийского движения, а во-вторых, присвоение Нобелевской премии Кубертену было бы для властителей Третьего рейха самым изящным выходом из положения, чтобы предотвратить утрату международного престижа, угрожавшую в том случае, если бы политзаключенного Карла Оссецкого, как ожидалось, действительно наградили бы Нобелевской премией⁷⁴. Но в данном случае высшие функционеры МОК и Третьего рейха ошиблись в оценке настроения международной общественности: Норвежский комитет вручил Нобелевскую премию мира противнику режима Карлу фон Оссецкому. Официальная поддержка рейхом кандидатуры Кубертена ( февраля  года МИД предписал дипмиссиям в Париже, Варшаве, Брюсселе, Копенгагене и Праге вести пропаганду в пользу соперника Оссецкого — Кубертена⁷⁵) скорее пошла во вред, чем на пользу этому кандидату. Сам Кубертен, который, очевидно, рассчитывал на почести со стороны норвежского Нобелевского комитета, не учитывал этой взаимосвязи. С разочарованием он писал на рубеже  /  годов рейхсшпортфюреру: «Поэтому я знаю, что я вот уже  лет больше содействовал миру во всем мире, развивая международный спорт, чем если бы занимался пустословием и бесплодными мероприятиями. Ваше признание в этой связи для меня очень ценно»⁷⁶. б) Выступления Кубертена по радио

После ухода с поста президента МОК Кубертен по формальным и личным причинам уже не мог больше присутствовать на международных олимпийских церемониях. Его не было в Амстердаме в  году, в ЛосАнджелесе в  году, а затем и в Берлине в  году. Свой самый крупный личный вклад (чему содействовали Дим и Левальд с привлечением новой техники — радиовещания) он посвятил берлинским Играм. После ⁷³ МОК утвердил свою инициативу лишь  февраля  года на -м заседании в Гар-

миш-Партенкирхене, на котором присутствовало всего  членов этой организации. См.: Mayer O. A travers les anneaux olympiques. Genf , p. . ⁷⁴ О кампании по присуждению Нобелевской премии Оссецкому см.: Frei B. Carl v. Ossietzky. Eine politische Biographie. . erw. Aufl., Berlin ; Vinke H. Carl v. Ossietzky. Hamburg ; Grossmann K. R. Carl v. Ossietzky receives the Nobel Peace Prize. In: Der Friede. Idee und Verwirklichung. Festgabe für Adolf Leschnitzer. Hrsg. V . E. Fromm u. H. Herzfeld. Heidelberg . S.  – . Дим еще в  году сожалел о присвоении Нобелевской премии «немецкому коммунисту». См.: OF , I , S. . ⁷⁵ См.: Frei B. Carl v. Ossietzky. S. f. ⁷⁶ DRL -Pressedienst, ...

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 149

149

18.03.2010 15:21:50

входа участвовавших в Играх команд, еще до речи Левальда и вступительного слова Гитлера, из громкоговорителей Олимпийского стадиона послышался звонкий, отчетливый голос Кубертена. Одновременно на демонстрационном табло появился немецкий перевод: «Смысл Олимпийских игр состоит не в победе, но в участии; не завоевывать, а по-рыцарски бороться — вот главное в жизни»⁷⁷. Свою речь, произнесенную в Олимпии перед стартом эстафеты с олимпийским огнем, Кубертен завершил похвалой немецким организаторам и участникам эстафеты с олимпийскими факелами по маршруту Олимпия — Берлин⁷⁸. Еще откровенней он был в черновике своей заключительной речи⁷⁹: после похвалы «гениальному и достойному восхищения другу Карлу Диму» он выразил свое почтение Гитлеру, который всем «трудностям с самого начала противопоставил свою волю, руководствуясь девизом «Мы хотим строить»⁸⁰, чтобы противостоять нелояльным и коварным нападкам, посредством которых то тут, то там стремились загубить начатое дело»⁸¹. Поскольку о строительстве стадиона в доолимпийской полемике практически не говорилось и критика этого показного объекта Третьего рейха в решающей фазе пропаганды бойкота полностью затенялась проблемой расовой дискриминации, Кубертен под словом construction, видимо, подразумевал само олимпийское «дело». Из этого контекста следует тогда, что упрек в «измене, вероломстве» (déloyale) и «подлости, коварстве» (perfide) должен был относиться к сторонникам бойкота. Тем самым Кубертен присоединялся к аргументации, используемой Брендеджом и Байе-Латуром, которые свои речи и статьи перед Олимпийскими играми уснащали аналогичными оскорбительными словами. В заключительной фразе наброска своей речи Кубертен еще раз недвусмысленно поблагодарил «германский народ и его фюрера за дело, которое они совершили здесь (то есть в Берлине. — Х. Й. Т.)»⁸².

⁷⁷ См.: ABS I , , и отличное от этого сообщение DNB [Deutsches Nachrichtenbüro — Гер⁷⁸ ⁷⁹ ⁸⁰

⁸¹

⁸²

манское информационное агентство, официальное агентство по печати в Третьем рейхе. — Прим. пер.] No. . ..: Olympische Spiele. Die Eröffnung. BA Rk  II / . Mayer O. Op. cit. P. f. Coubertin P. Der olympische Gedanke. S.  – . Эти слова, написанные и во французском тексте по-немецки, взяты из: Krause G., Mindt E. Olympia  — eine nationale Aufgabe. Berlin . В этом представительном томе данная цитата приведена в качестве подписи под фотографией, занимающей всю страницу , на которой изображен «Осмотр строительства» Гитлером  октября  года. Французский текст: Souvenirs de Courage car il en fallu pour faire face aux difficultés auxquelles le Führer avait opposé d’avance le mot d’ordre de sa Volonté. Wir wollen bauen, et pour Résister aux attaques déloyales et perfides par lesquelles on a tenté ici et là d’abbattre la construction qui s’élevait… (Coubertin P. Der olympische Gedanke. S. f.). Во французском оригинале говорилось: Que le peuple Allemand et son chef soient remerciés pour ce qu’ils viennent accomplir! Coubertin P. Op. cit. S. .

150 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 150

18.03.2010 15:21:50

в) Ошибки и фальсификации в переводе

Уместно будет остановиться здесь на переводе слов Кубертена с французского. Хотя существует немецкоязычное издание речей и статей Кубертена на тему олимпийских идей, которое в  году было опубликовано Институтом им. Карла Дима с целью «перевести работы без всяких купюр и приукрашиваний», нам пришлось заново перевести процитированный выше пассаж, поскольку в немецком переводе отсутствует половина предложения auxquelles le Führer (в тексте по-немецки. — Х. Й. Т.) avait opposé d’avance le mot d’ordre de sa Volonté (см. прим. , ), а слово chef, во франкоязычной прессе того времени синонимичное немецкому слову Führer, было с искажением смысла переведено как «правительство»⁸³. В этой связи удивительно также, что в  году (как и в  году) встречающиеся у Кубертена понятия «демократия» и «цивилизация» все еще переводят, соответственно, как Volksherrschaft [народовластие] и Weltmenschentum [всемирное человечество]⁸⁴. Тенденция удалять имя Гитлера из олимпийской истории и текстов Кубертена qua [посредством] перевода в последнее время претерпела существенные изменения и сменилась чуть ли не конструированием враждебного отношения к Гитлеру со стороны Кубертена. Французский спортивный педагог Булонь в своей биографии Кубертена () опубликовал в разделе документов фрагмент его воспоминаний, которому Кубертен дал то же название, что и своей последней речи по радио в Цюрихе (): La symphonie inachevée («Неоконченная симфония»). В этом тексте  года Кубертен окидывал мысленным взглядом всю свою долгую жизнь: Mon plus vieux souvenir de vie publique remonte à Napoléon III et à l’Exposition Universelle de ; et voici que sur le seuil de la celebration de la onzième des Olympiades () dont j’ai restitué le cours se montre cette étrange figure d’Adolphe Hitler, l’une des plus curieuses et de plus inattendues que j’ai rencontrées en étudiant l’histoire⁸⁵. Спортивный журналист Бледорн в своей публикации об «идее и реальности Олимпийских игр», опираясь на тот же текст, перевел скорее нейтрально-отстраненную кубертеновскую характеристику Гитлера («странная фигура», «одна из самых любопытных и самых неожиданных»), искажая ее смысл, таким образом: Кубертен-де подчеркивал, «что восхождение Адольфа Гитлера на сцену мировой истории непри-

⁸³ См.: Daume W. Zum Geleit. In: Coubertin P. Op. cit. S. VI . ⁸⁴ Coubertin P. Op. cit. S. , см. также прим. . ⁸⁵ Boulongne P.-Y. La vie et l’oeuvre pédagogique de Pierre de Coubertin  – . Otta-

wa . P.  –  [«Мои самые первые воспоминания об общественной жизни восходят к Наполеону III и Всемирной выставке  года; и вот на пороге открытия одиннадцатой из Олимпиад (), проведение которых я возродил, появляется эта странная фигура Адольфа Гитлера, одна из самых любопытных и самых неожиданных из тех, что я повстречал, изучая историю». — Прим. пер.].

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 151

151

18.03.2010 15:21:50

ятнейшим образом поразило и потрясло его»⁸⁶. Булонь, который видит в непонимании Кубертеном сути успеха гитлеризма единственную тень в его биографии⁸⁷ и хотел бы, чтобы Кубертен во имя олимпизма проклял Гитлера⁸⁸, ретуширует эту «тень», прибавляя от себя к известным определениям étrange, curieuse, inattendue фразу: Il (Coubertin. — Х. Й. Т.) est sur la reserve, étonné, medusé⁸⁹. То ли это «игра слов», то ли «ошибки переводчиков» — оба метода направлены на то, чтобы оберечь деятеля, восстановившего олимпизм. Однако в задачу историка не должно входить конструирование субъективных образов; проанализировав источники, он должен реконструировать действия конкретных исторических фигур и их жизненные ситуации — особенно в том случае, когда милитаризирующемуся авторитарному режиму удается использовать символическую фигуру определенного движения (как бы созданного для свидетельства о миролюбии и готовности к взаимопониманию) для создания собственного образа, который за границей должен свидетельствовать об абсолютном миролюбии нового режима и одновременно маскировать мероприятия по вооружению страны, чтобы преодолеть «зону риска» национал-социалистической внешней политики⁹⁰. Еще раз поясним: в  году Кубертен входил в то большинство, которое оставалось глухим к аргументам сторонников бойкота, к призывам многочисленных международных комитетов в защиту Оссецкого (см. прим. ) и полагалось на уверения в миролюбии официальной Германии. Кубертен не критиковал, он сотрудничал. Это не означает, что мы пытаемся бросить тень на репутацию старца, стоявшего на пороге смерти, назвав его сторонником национал-социализма, нет, наша цель — трезво описать наглость авторитарного режима, использующего человеческие слабости. г) Пожертвования и жесты

Незадолго до Олимпийских игр в Берлине общественность из послания президента МОК Байе-Латура его коллегам узнает об «отчаянном финансовом положении инициатора возрождения Олимпийских игр»⁹¹. Подобно французскому и норвежскому олимпийским комитетам, Германский организационный комитет также выразил готовность пере⁸⁶ См. Blödorn M. Der Olympische Meineid. Idee und Wirklichkeit der Olympischen Spiele.

Hamburg . S. . Boulongne P.-Y. Op. cit. P. . Ibid. P. . «Он сдержан, удивлен, окаменел от изумления». См.: Sywottek J. Mobilmachung für den totalen Krieg. Die propagandistischen Vorbereitungen der deutschen Bevölkerung auf den Zweiten Weltkrieg. Opladen . S. ff. ⁹¹ См. письмо Пфундтнера (МВД ) Ламмеру (ведомство рейхсканцлера), ... BA Rk  II / . Ср.: Bernett H. Sportpolitik im Dritten Reich. Aus den Akten der Reichskanzlei. Schorndorf . S. f, и Diem (OF , I , ).

⁸⁷ ⁸⁸ ⁸⁹ ⁹⁰

152 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 152

18.03.2010 15:21:51

дать фонду Pierre-de-Coubertin-Fonds  рейхсмарок. Но тут вмешался статс-секретарь Министерства внутренних дел Пфундтнер, ответственный за проведение Олимпийских игр. Он увидел в этом возможность продемонстрировать «олимпийскую щедрость» и выдвинул следующее предложение ведомству рейхсканцлера: «Это… тем не менее произвело бы несравнимо более сильное впечатление, если бы фюрер и рейхсканцлер предоставили в распоряжение человека, возродившего Олимпийские игры, почетный дар» (см. прим. ). Гитлер немедленно распорядился о выдаче   рейхсмарок, второй транш этой суммы Левальд вручил Кубертену лично. Реакцию Кубертена Левальд описал в коротком отчете, направленном в рейхсканцелярию, следующими словами: «Кубертен с великой радостью и огромной благодарностью принял чек, но, по моему совету, не стал благодарить фюрера вторично, поскольку уже выразил перед этим глубокую признательность фюреру»⁹². Но для Кубертена важнее денежных пожертвований⁹³ было, по-видимому, демонстративное признание Германским рейхом античной традиции Игр. Так, в день открытия Олимпиады Гитлер возвестил собравшимся в рейхсканцелярии членам МОК о возобновлении силами немецких ученых раскопок в Олимпии, на что он предоставил из своего фонда   рейхсмарок⁹⁴. В качестве патрона Игр Гитлер в тот же день послал приветственную телеграмму⁹⁵ Кубертену, которого Левальд в своей речи на церемонии открытия Игр аттестовал как «величайшего педагога всех времен»⁹⁶. ОК вручил всем почетным гостям и членам команд изданный по этому случаю иллюстрированный том о сокровищах античного искусства Греции; в Берлине была открыта выставка античного спортивного искусства. Но и это еще не все: во время приема членов МОК в музее «Пергамон» прозвучал гимн Аполлону, текст которого был найден в руинах Дельфийского храма. Этот гимн, впервые исполненный на открытии «Конгресса по возобновлению Олимпийских игр» в  году, был выбран самим Кубертеном, успешно создавшим вдохновляющую связь с античностью⁹⁷. Дим, который еще в последние дни перед Играми «…держал [Кубертена] в курсе всех подробностей подготовки»⁹⁸, уже во время Игр послал ⁹² Левальд — Ламмерсу, ... Rk  II / ; обнаружено Бернетом (H. Bernett) в ходе архивных разысканий.

⁹³ В работах Майера (Mayer O. Op. cit.), Эйкема (Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. Paris ) и Булоня (Boulongne P.-Y. Op. cit.) они не упоминаются.

⁹⁴ Bernett H. Op. cit. S. ff. ⁹⁵ Опубликована .. в Völkischer Beobachter. Эта телеграмма была послана одновременно с приветственным адресом, направленным Гитлеру Кубертеном в тот же день.

⁹⁶ Текст речи Левальда перепечатан в сообщении DNB No.  / . BA Rk  II / . ⁹⁷ На этот жест обращает внимание Мандель (Mandell R. Hitlers Olympiade Berlin . München ), который, однако, перепутал Конгресс  года с одним из «спортивных праздников». См. также: Diem C. Ein Leben für den Sport. S. , и Coubertin P. Olympische Erinnerungen. Berlin . S. f. ⁹⁸ См. интервью с Кубертеном в газете Münchener Neuesten Nachrichten, ...

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 153

153

18.03.2010 15:21:51

дипломатической курьерской службой в Женеву девять граммофонных пластинок с записью «своего» торжественного представления «Олимпийская юность»⁹⁹. Дим с гордостью наблюдал в этот торжественный час «кульминацию Игр». Для того чтобы «дать миру понятие о германской творческой силе» и «сознавая, что ни одна нация не способна предложить нечто подобное», Дим долго боролся за то, чтобы торжественное представление, исполненное на исходе дня открытия, завершалось финалом IX симфонии¹⁰⁰. В конце концов он даже преодолел сопротивление пуристски настроенного министра пропаганды, которому было жалко использовать Бетховена для украшения спортивного праздника, и исполнил тем самым желание Кубертена, высказанное за год до этого в речи по немецкому радио. Кубертен, который в Женеве слушал по радио открытие и вечернее праздничное представление и сопереживал, в тот же вечер послал Диму телеграмму с поздравлениями¹⁰¹. д) Интервью

Насколько Дим соответствовал представлениям Кубертена, доказывает интервью, помещенное следующим утром в газете Münchener Neuesten Nachrichten (MNN ). Кубертен продиктовал женевскому корреспонденту MNN : «Пусть этот эпизод олимпийской истории символически свяжет музыкальную красоту и мускульную энергию человека. На пути прогресса человечеству еще предстоит пройти через безводные пустыни, испытывая при этом жажду совершенствования. Пусть связь телесных упражнений и высшего наслаждения искусством будет поддерживать их мужество и волю»¹⁰². Кубертен, явно пребывавший в эйфории, — он особенно радовался бурным аплодисментам, которыми была встречена на Олимпийском стадионе французская команда¹⁰³, — выразил надежду, что Олимпийские игры будут способствовать взаимопониманию молодежи. Затем он перешел к главной теме, волновавшей его в последние годы: «Самое главное, по его мнению, — это фундаментальная реформа воспитания. Мир сегодня страдает от кризиса воспитания. С огромным удовольствием он наблюдает, что Германия, а также Италия встали ⁹⁹ См.: PA AA , Bern, Olympiade , Ku XIII B, Bd. . Подробнее о торжественном пред-

ставлении см. в: Diem C. Der olympische Gedanke. Reden und Aufsätze. Hrsg. v. CarlDiem-Institut. Schorndorf  и Diem C. Ein Leben für den Sport. S. ff. ¹⁰⁰ Diem C. Der olympische Gedanke. S. f. ¹⁰¹ Diem C. Ein Leben für den Sport. S. . ¹⁰² См.: O. Sch. Wir besuchen Pierre de Coubertin. In: Münchener Neuesten Nachrichten, No. , ... Журналист подчеркивает, что этот пассаж он записал буквально под диктовку Кубертена. ¹⁰³ Ср.: DNB  / : «…французы, которые были встречены неописуемым взрывом ликования за их энергичное приветствие». Здесь, видимо, имело место недоразумение: французы приветствовали главу государства олимпийским приветственным жестом, практикуемым уже с  года, который несколько напоминал нацистское приветствие (Hitler-Gruß).

154 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 154

18.03.2010 15:21:51

на путь такой реформы воспитания, которая только и может привести к окончательной реализации идеала спортивного воспитания, к которому он стремился»¹⁰⁴. Подлинность интервью с Кубертеном, включая высказанное им признание авторитарных государств Италии и Германии, по ряду причин не может подвергаться сомнению. Во-первых, речь идет о типичном стиле французского аристократа, во-вторых, никаких опровержений — да их в унифицированной германской прессе и не следовало ожидать — и никакого иного заявления в свободной западной прессе неизвестно. В пользу того, что Кубертен был согласен с такой передачей своих мыслей, говорят и продолжавшиеся хорошие отношения с немецкими властями и аналогичные высказывания в беседе с Андре Лангом, напечатанной во французской газете Le Journal от  августа  года¹⁰⁵. Это интервью заслуживает особого внимания, поскольку тексту Кубертена — за исключением мелких, но искажающих смысл ошибок в пассаже о любительском спорте — была присуща «замечательная объективность»¹⁰⁶. Поводом для беседы Андре Ланга с Кубертеном послужила статья Жака Годе в газете L’Auto под заголовком, заимствованным у Эмиля Золя, — J’accuse («Я обвиняю»), в которой Годе сетовал на искажение олимпийских идей в Германии шовинизмом и профессиональным спортом¹⁰⁷. Интервью Ланга с Кубертеном о проблеме интерпретации Олимпийских игр в различных странах и общественных системах — одно из последних публичных выступлений¹⁰⁸ Кубертена; поскольку до сих пор высказывания, связанные с Германией, в публикациях опускались, представляется оправданным привести статью полностью, согласно имеющемуся источнику¹⁰⁹: ¹⁰⁴ Ср. прим. . Высказывая свое мнение о новом немецком спортивном воспитании,

Кубертен примкнул к оценке, данной Байе-Латуром, который накануне во время приема в рейхсканцелярии похвалил немецкую систему физкультурных упражнений: по его словам, они — «теперь объединенные в твердый блок» — под руководством рейхсшпортфюрера фон Чаммер унд Остена «…за последние три года… достигли высочайшего уровня». Текст речи Байе-Латура см.: DNB  / . ¹⁰⁵ Это интервью, процитированное лишь фрагментарно Эйкемом (Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. Paris . S. f), можно оценить только в немецком переводе, который был сделан германским посольством в Париже для обзора прессы, составленного по заданию Министерства пропаганды об XI Олимпийских играх. Ср.: BA R  / . ¹⁰⁶ Кубертен: M. Lang, qui est venu m’interviewer apporta à construire son article un tact et une objectivité remarquable [«Г-н Ланг, прибывший взять у меня „интервью“, привнес при составлении своей статьи столько такта и замечательной объективности»]. Письмо Кубертена Андре Руссо, опубликовано в: Le Temps, ... Цит. по: Boulongne P.-Y. La vie et l’oeuvre pédagogique de Pierre de Coubertin  – . P. . ¹⁰⁷ О критике Олимпиады в газете L’Auto подробно сообщает германское посольство в Париже в обзоре прессы, составленном по заданию Министерства пропаганды. Ср.: BA R  / , Frankreich,  – . ¹⁰⁸ В ответ на общественную критику этого интервью Кубертен заявил, что больше не будет принимать представителей прессы. См.: Boulongne P.-Y. Op. cit. P. . ¹⁰⁹ Автор, к сожалению, не имел возможности произвести сверку текста с французским оригиналом (см. прим. ). Однако выборочные пробы показали, что в общем

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 155

155

18.03.2010 15:21:51

Пьер де Кубертен — легендарная личность. Он с такой легкостью несет на плечах свои семьдесят четыре года, что можно подумать, что красит усы и волосы в снежно-белый цвет, чтобы казаться чуть-чуть старше. Первые мои слова уже заставили его вспылить, но весьма благородно и с улыбкой, не сходящей с его уст: — Да что вы говорите, Игры изуродованы? Олимпийская идея принесена в жертву пропаганде? Это полная чепуха. Великолепный успех берлинских Игр превосходно послужил олимпийской идее. И только французы, или почти что только они, строят из себя Кассандру. Было бы вредно не понимать или не видеть этого. Нужно дать олимпийской идее возможность свободно развиваться, не боясь ни страсти, ни пересола, порождаемых неизбежными азартом и воодушевлением. Это была бы погоня за утопией, если бы мы пожелали зашнуровать атлетизм, предписывая умеренность как долг. Что касается ненужности любительского спорта или недовольства некоторых олимпийской клятвой, то у меня это вызывает только смех. Во-первых, любительского спорта¹¹⁰ не было и нет; во-вторых, в олимпийской клятве, которую я тщательнейшим образом продумал, нет ни одного слова, которое намекало бы на любительство. Детский спор. Важен лишь олимпийский дух, все остальное — буквоедство. — Не тревожит ли Вас тот факт, что с каждой Олимпиадой атлетизм распространяется все больше? — А почему это должно меня тревожить? Единственный настоящий олимпийский герой — это, как я всегда говорю, совершенная мужская личность, полная сил. Следовательно, никаких женщин, никаких спортивных команд. Но почему бы по случаю Олимпиады не допустить к соревнованиям женщин, спортивные команды и другие игровые группы? Вот ведь в Олимпии имелся священный участок — роща Алтис — для одного посвященного атлета-победителя, а вокруг кипели страсти собравшихся зрителей. Так и в Берлине проводили Игры с естественными отклонениями, учитывавшими сегодняшнюю жизнь. Во имя каких суровых нравов нужно это осуждать? — Не представляется ли Вам выбор Токио и желание японцев удивить мир в 1940 году чреватым более или менее серьезными опасностями для будущего? — Вовсе нет. Все это радует меня. Я этого хотел. Я считаю проведение Игр в Азии великой победой. На олимпийском уровне международные соперничества становятся только благотворными. Прекрасно, что каждая нация мира считает за честь возможность провести Игры и отпраздновать их на свой манер, по своему усмотрению и своими средствами. текст корректно передает голоса иностранной прессы в имеющемся источнике. BA R  / . ¹¹⁰ Здесь Кубертен напомнил о своих словах, сказанных прежде, что «абсолютного» любительства никогда не существовало. См. письмо Кубертена Руссо (прим. ).

156 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 156

18.03.2010 15:21:51

Во Франции люди были обеспокоены тем, что Игры 1936 года отличались энергией и дисциплиной, характерными для Гитлера. А как могло быть иначе? Напротив, нужно всемерно желать, чтобы Игры всегда так удачно выступали в том обличии, которое каждый народ творит для них на протяжении четырех лет. Что же может произойти? Развитие рабочих игр, возможно, радикально изменит характер XII Олимпиады. Тем лучше, тем лучше. Игры должны обручиться с жизнью всего мира и не быть в плену совершенно произвольных правил. — Таким образом, Вы полагаете, что Франция совершила бы серьезную ошибку, если бы не поехала в Токио? — Да. Она уже совершает сейчас одну ошибку, возмущаясь решением Международного комитета. — Но что нужно сделать, чтобы на XII Олимпиаде завоевать почетное место? — Работать. Немецкий пример доказывает нам, чего можно достигнуть, если люди чего-то сильно захотят. Если бы мне поручили тренировать конкурентов, то я уверяю Вас, что они показали бы себя на стадионе в хорошей форме. — А в самом деле, почему Вам не поручат хотя бы руководство этими тренировками? Почему? Де Кубертен посмеялся над моей наивностью. — Потому что я никогда не просил об этом. Потому что мне это никогда не предлагали. Потому что для меня важнее всего моя независимость. Когда мне исполнилось 70 лет, я получил бесценные свидетельства почитания и дружбы со всех уголков земли; одна Франция забыла обо мне. Да что уж там (подытожил Кубертен, сделав жест, исполненный сдержанной гордости), ведь не меня больше всего будут за это стыдить.

Итак, Кубертен ради всемирного распространения своих идей был готов пойти на широкую адаптацию Игр к национальному своеобразию стран-устроителей, причем многих еще и сегодня возмущает то, что Кубертен — знаток немецкой культурной и духовной жизни — отождествил в этом интервью немецкий национальный характер с гитлеровским. Тут он, вероятно, взирал на пропагандистские ухищрения в Гармиш-Партенкирхене и Берлине свысока, а потому более спокойно, чем внутренние и внешние противники нацистской Германии. Особенно критично в этих кругах были восприняты неумеренное восхваление «великолепного успеха берлинских Игр», проведенных с «присущими Гитлеру энергией и дисциплиной»¹¹¹, и предложение барона организовывать спортивную подготовку французской команды по немецкому ¹¹¹ В аналогичном стиле Мессерли (Messerli F. M. Histoire des Sports et de l’Olympisme.

Lausanne . P. ) описывает Олимпиаду  года:…parfaitement organisé et éclairé par la force et la discipline hitlériennes [«превосходно организованные и осененные энергией и дисциплиной, присущими Гитлеру»].

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 157

157

18.03.2010 15:21:52

образцу¹¹². Мощный отклик на высказывания Кубертена в некоторых французских изданиях побудил его впредь больше не давать интервью по спортивным вопросам (см. прим. ). В этой связи следует заметить, что сильная критика в адрес берлинских Игр прозвучала в левой французской прессе и в ряде буржуазных газет. Вот и Paris-Soir, в январе  года опубликовавшая на целую полосу эксклюзивное интервью с Гитлером, выделяла во время проведения Игр скорее их негативные стороны¹¹³. В своем резком отзыве Гастон Бенак усомнился в смысле Олимпийских игр, инсценированных подобным образом: Чествовали уже не атлета — вся нация ликовала, воодушевленная успехом своих национальных цветов, победой расы, правительства, армии. То, с каким преувеличенным восторгом встречались победы немцев, приняло характер вызова всем остальным. Немцы утратили всякое чувство меры, всю свою выдержку. Немецкая публика попирала самые элементарные правила вежливости. Такое не должно повториться, нельзя, чтобы какая-нибудь нация использовала Игры для унижения других стран¹¹⁴.

Министерство пропаганды немедленно отреагировало на этот выпад: немецким официальным организациям были запрещены «всякого рода контакты» с парижской газетой, а специальным корреспондентам газеты было отказано во въездных визах¹¹⁵. После XI летних Игр. Продолжение сотрудничества

В швейцарской печати, благожелательно освещавшей ход Игр, постепенно стали появляться критические статьи. Даже газета Neue Baseler Zeitung, всегда отличавшаяся симпатиями к Германии, задала вопрос: «Будет ли полностью воплощена в жизнь основная идея современных Олимпийских игр — стать местом встречи спортсменов разных стран — ¹¹² Удивительно, как Булонь (Boulongne P.-Y. La vie et l’oeuvre pédagogique de Pierre de

Coubertin  – ), который в своей работе упоминает это интервью (p. ), мог утверждать, держа в руках данный текст, что Кубертен «никогда публично не выражал симпатии к Гитлеру, которого он не мог не считать обыкновенным человеком, да к тому же низкого происхождения» (p. ). ¹¹³ В спортивной редакции Paris-Soir в  году работал также немецкий эмигрант Курт Рисс, который, лично встретившись с Брендеджем и Кубертеном, пытался убедить их в необходимости бойкота. См.: Riess C. Einsam vor Millionen Augen. Große Sportler und ihre Schicksale. S. , . Отклик зарубежной прессы никак не назвать всецело положительным, как утверждает Райнхардт, односторонне опиравшийся в работе  года на обзоры прессы, приводимые в унифицированной нацистской печати. Ср.: Reinhardt H. Internationaler Widerhall der Olympischen Spiele . In: Die Leibeserziehung  () . S.  – . ¹¹⁴ См.: Paris-Soir, ... ¹¹⁵ См. официальную бумагу, направленную Министерством пропаганды в рейхсканцелярию, ... BA Rk  II / .

158 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 158

18.03.2010 15:21:52

или же они в большей или меньшей мере будут окрашены в цвета национального тщеславия?»¹¹⁶. Многие газеты в большей мере затрагивали фундаментальные идеи, связанные со смыслом олимпизма, и приходили при этом к тем же выводам, что и Berner Tageblatt: Спортом уже не занимаются ради него самого, он стал средством для достижения определенной цели. Тщеславие, честь, социальное положение и ложно понятая национальная гордость — вот движущие силы, противостоящие олимпийской идее¹¹⁷.

Германское посольство в Берне, опасавшееся, что подобная серьезная критика «запятнает Германию»¹¹⁸, с радостью приняло предложение швейцарцев «организовать в Лозанне премьерный показ немецкого фильма об Олимпиаде»¹¹⁹. Немцы рассчитывали самым эффективным образом противодействовать этому виду критики благодаря участию Кубертена, который ведь однозначно принял ту помпу, с какой Берлин проводил Игры¹²⁰. Германское консульство в Женеве, где консул, доктор Крауэль, поддерживал дружеские контакты с Кубертеном, дополнительно уведомило об участии генерального секретаря Швейцарского олимпийского комитета, доктора Мессерли, и вице-президента МОК , де Блоне¹²¹. Швейцарские планы рухнули, поскольку фильм Лени Рифеншталь об Олимпиаде был закончен лишь после смерти Кубертена. Премьера, первоначально назначенная на пятую годовщину «захвата власти»  января  года, несколько раз переносилась еще и в связи с тем, что из-за первостепенной важности «пропаганды аншлюса»¹²² весной  года хотели дождаться более спокойных времен¹²³. В конце концов она состоялась во время другой кульминации «национал-социалистического года торжеств» — в день рождения «фюрера». В итоге предложение доктора Крауэля, назначенного в этот период генеральным консулом, послать копию фильма Кубертену в подарок реализовать также не удалось. Крауэль, вероятно, хотел таким образом выразить признательность за подробную информацию о кадровых изме¹¹⁶ См.: Neue Baseler Zeitung, ... Цит. по: BA R  / . ¹¹⁷ См.: Berner Tageblatt, ... Цит. по: BA R  / . ¹¹⁸ См.: Швейцарская пресса об Олимпиаде. BA R  / . ¹¹⁹ Депеша германского посольства в Берне Министерству иностранных дел, .., PA AA , Bern, Ku XIII B, Bd. .

¹²⁰ Mayer O. A travers les anneaux olympiques. Genf . P. . ¹²¹ См. письмо, направленное германским консульством в Женеве германскому посольству в Берне, .., PA AA , Bern, Ku XIII B, Bd. .

¹²² См.: Körner R. R. Die publizistische Behandlung der Österreichfrage und die Anschlußvorbereitungen in der Tagespresse des Dritten Reiches (–). Phil. Diss. Münster . ¹²³ См. инструкцию для прессы, ..: «Фильм не следует выпускать в настоящий момент, когда люди интересуются чем-то иным и фильм пройдет совершенно незамеченным…», BA ZS g  / .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 159

159

18.03.2010 15:21:52

нениях в Швейцарском комитете, полученную им в  году от Кубертена ¹²⁴. Но предложение бернского посольства, посланное телеграфом в Берлин, любопытно в другом отношении. Рукописное вычеркивание в черновике депеши через три месяца после завершения летних Игр сигнализировало об изменениях в персональной политике в сфере германского спорта. Если в первоначальном варианте еще говорилось: «В надлежащих рамках и в случае присутствия господина рейхсшпортфюрера Чаммер фон дер Остена (sic!), а также господ Левальда и Дима это мероприятие могло бы иметь существенный пропагандистский успех…» (см. прим. ), то в окончательной редакции, сохранившейся в архиве посольства, имена президента и генерального секретаря германского ОК были вычеркнуты. -летний Теодор Левальд сделал свое дело¹²⁵. Несмотря на то что о нем поговаривали как о кандидате на должность вице-президента МОК , в  году ему пришлось уступить свой пост в МОК верному стороннику режима генералу фон Райхенау¹²⁶ и удовольствоваться внешними почестями (и автомобилем, переданным в пожизненную аренду)¹²⁷. А для -летнего Карла Дима «олимпийская неблагодарность»¹²⁸ осталась эпизодом — вскоре появилась новая возможность применения способностей старшего по рангу спортивного организатора. Спор об «олимпийском наследии» Кубертена

В ходе -го заседания МОК в Берлине () члены МОК узнали от Кубертена, который в этот период уже перебрался в Женеву, что он не в состоянии постоянно заботиться об олимпийском музее Mon Repos¹²⁹ в Лозанне. Кубертен просил МОК и город Лозанну сберечь это учреждение. Затем,  декабря  года, представители города Лозанны встретились с членами Исполнительного комитета МОК , чтобы отделить личную собственность Кубертена от собственности МОК и города. Лозанна, в которой штаб-квартира МОК пребывала с  года, выразила готовность и дальше заботиться о музее Mon Repos; в ответ на это Кубертен навсегда передал построенному им музею свою собственность. Отто Майер, бывший канцлер МОК (–), заканчивает свое изложение данного урегулирования прав собственности следующим замечанием: «Мы можем добавить, что эти объекты находятся там до сих ¹²⁴ См. сведения германского консульства в Женеве о Хеннигере и Хафнере, посланные германскому посольству в Берне, .. и ... PA AA , Bern, Ku XIII B, Bd. .

¹²⁵ Der jährige Theodor Lewald hatte seine Schuldigkeit getan. Аллюзия на текст

¹²⁶ ¹²⁷ ¹²⁸ ¹²⁹

из драмы Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»: Der Mohr hat seine Schuldigkeit getan, der Mohr kann gehen («Мавр сделал свое дело, мавр может уходить»). — Прим. перев. Krüger A. Theodor Lewald. Sportführer im Dritten Reich. Berlin . Diem C. Ein Leben für den Sport. S. . Diem C. Ibid. См.: Diem C. Das Olympische Museum zu Lausanne. OF I ,  – .

160 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 160

18.03.2010 15:21:52

пор»¹³⁰. Здесь, однако, он предусмотрительно скрывает от читателя намерение Кубертена передать часть своего архива будущему институту по постоянному изучению Олимпийских игр¹³¹ в Германии, чего, кстати, швейцарские друзья Кубертена не допустили¹³², когда институт действительно был основан  февраля  года в Германском рейхе. Столь же неполным и к тому же искажающим суть дела остается описание Майером переговоров МОК по этому делу в ходе -го заседания МОК , проходившего с  по  марта  года на Ниле. Там члены МОК одновременно узнали об основании Международного олимпийского института (МОИ ) в Берлине и о намерении Мессерли объединить в Лозанне Международное бюро спортивной педагогики и Олимпийский институт Лозанны. Майер хоть и верно излагает выжидательную позицию МОК , стремящегося держаться в стороне от возможных споров обоих институтов, однако в своей официозной истории МОК , в которой он, как правило, придерживался текста протоколов заседаний МОК , добавляет — на сей раз отклоняясь от протоколов, — что в случае лозаннских институтов речь шла об основании их Кубертеном¹³³, при этом умалчивая, что — согласно протоколу¹³⁴ — немецкая делегация также ссылалась на письмо Кубертена. Манера изложения Майером переговоров в ходе -го заседания МОК  года, которая внушает читателю, что только лозаннские институты могли бы ссылаться на волю Кубертена, производит тем более странное впечатление, что одним из его первых действий в должности канцлера МОК в  году было выполнение решения МОК о переводе финансировавшегося рейхом МОИ из Берлина в Лозанну, в штаб-квартиру МОК ¹³⁵. Но и описания Дима, назначенного исполнительным директором МОИ , нуждаются в дополнении; с ними связана замалчивавшаяся до сих пор предыстория. Сам Дим описывал ситуацию неоднократно, но при этом ничего не говорил о своем визите к Кубертену в Женеве в мае  года. Через несколько недель после мартовского заседания МОК () он прослав¹³⁰ Nous pouvons ajouter que ces objets s’y trouvent encore aujourd’hui. См.: Mayer O. A travers les anneaux olympiques. P. , . См. письмо Крауэля Эссеру, ... PA AA , OS ,  – . Bd. . Mandell R. Hitlers Olympiade Berlin . S. . Mayer O. A travers les anneaux olympiques. Genf . P. . См.: Procès-verbal de la ième Session du CIO . Le Caire  au  mars . Опубликовано Мюллером: Müller N. Die Olympische Idee Pierre de Coubertins und Carl Diems in ihrer Auswirkung auf die Internationale Olympische Akademie (IOA ). Phil. Diss. Graz . S. . ¹³⁵ См.: Procès-verbal de la ième Session du CIO . Lausanne  au  septembre . Цит. по: Müller N. Op. cit. S. . Спортивная историография ГДР , стремясь подольститься к МОК , ухитрилась в двух работах — Geschichte der Körperkultur in Deutschland,  –  (Simon ) и в публикации Kleines olympisches Lexikon (K. J. Schönfelder u. F. Trogsch, Lepzig ) — вовсе не упомянуть «Международный олимпийский институт» в Берлине.

¹³¹ ¹³² ¹³³ ¹³⁴

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 161

161

18.03.2010 15:21:52

лял в газете Frankfurter Zeitung создание МОИ как доказательство «уважения, которое новая национал-социалистическая Германия завоевала в области спорта»¹³⁶. Кубертен уже в  году предложил «создать в Берлине¹³⁷ второй Олимпийский музей как аналог лозаннского»¹³⁸. О мотивах и реализации «предложения»  года Дим сообщает далее: «В мае  года он через посредничество доктора Крауэля, германского консула в Женеве, с которым у него сложились дружеские отношения, передал рейхсшпортфюреру предложение основать Международный олимпийский институт, которому он впоследствии хотел бы завещать еще не опубликованные материалы из своего письменного наследия, относящиеся к педагогическим и психологическим проблемам „олимпизма“… Кубертен однозначно обосновывал это тем, что именно Германия так хорошо поняла и воплотила в жизнь его идеи»¹³⁹. Дим, преобразивший в газете FZ нейтрально-выжидательную позицию МОК по вопросу об основании МОИ ¹⁴⁰ в «радостное одобрение» (см. прим. ), относившееся только к его проекту газеты Olympische Rundschau, с появлением которой страдавший от хронической нехватки средств МОК получал бесплатное средство коммуникации, обладал достаточной сообразительностью, чтобы не повторять это утверждение в редактировавшемся им трехъязычном органе МОК , первый номер которого вышел в то время¹⁴¹. Это не помешало ему и издателям текстов из его наследия утверждать и после  года, что МОК официально одобрил создание берлинского института¹⁴², а поскольку такого решения МОК не существует¹⁴³, ¹³⁶ См.: Frankfurter Zeitung, ... Почти те же слова встречаем в: Diem C. Ein Leben

für den Sport. S. . Статья в FZ о МОИ опубликована в: Diem C. OF , I ,  – , а также (со снятием пропагандистских фраз) в: Diem C. Der olympische Gedanke. S.  – . ¹³⁷ Это высказывание Дима в данном пункте некорректно, поскольку Кубертен в своей заявке однозначно подчеркнул, что МОИ не обязательно размещать в Берлине. Ср.: Olympische Rundschau,  () , . ¹³⁸ Diem C. Ein Leben für den Sport. S. . ¹³⁹ См. прим. . Формулировка соответствует тексту послания Крауэля Эссеру. См. прим. . ¹⁴⁰ В протоколе  заседания МОК говорится: Le CIO prend connaissance de lettres adressées par feu le baron de Coubertin à l’Institut International de Berlin et à ceux de Lausanne, et decide de se tenir en dehors des discussions éventuelles entre les Instituts précités («МОК ознакомился с письмами, направленными покойным бароном де Кубертеном в Международный институт в Берлине и в Институт в Лозанне, и принял решение не вмешиваться в возможные дискуссии между вышеупомянутыми институтами»). Цит. по: Müller N. Die Olympische Idee Pierre de Coubertins und Carl Diems in ihrer Auswirkung auf die Internationale Olympische Akademie (IOA ). S. . Непонятно, почему Мюллер, имея под руками этот текст, принимает версию Дима и снабжает протокол заголовком: «МОК одобрил в  году создание Международного олимпийского института в Берлине». ¹⁴¹ См.: Olympische Rundschau,  () , f. ¹⁴² См.: Diem C. Weltgeschichte des Sports. S. ; Diem C. Der olympische Gedanke. S. f, и Diem C. Ein Leben für den Sport. S. ; там -е заседание МОК в Египте ошибочно датировано  годом. ¹⁴³ Письменное сообщение Моники Берлиу (МОК ) автору, ...

162 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 162

18.03.2010 15:21:53

то формулировка, также идущая от Дима, о «пользе и об одобрении работы МОИ и газеты Olympische Rundschau Международным олимпийским комитетом», пожалуй, скорее соответствует действительному положению дел¹⁴⁴. Дим, которому создание МОИ обеспечивало относительно независимое поле деятельности, которое он использовал, проявив поразительно широкую научно-публицистическую активность¹⁴⁵, явно импонировал себе в роли хранителя «идей инициатора возрождения олимпизма, француза Пьера де Кубертена, который на смертном одре завещал ему продолжить дело своей жизни»¹⁴⁶; так, во всяком случае, Дим представился немецкой спортивной публике под современнобоевитым заголовком «Олимпийская идея на марше». Журналистски инсценированная «сцена у смертного одра» — как известно, Кубертен был найден мертвым  сентября  года на скамейке в одном из женевских парков — имеет удивительную предысторию и тем не менее содержит в себе зерно истины.  год. Визит государственного министра в отставке Германа Эссера к Пьеру де Кубертену

 февраля  года руководитель департамента II Министерства про-

паганды, министерский советник Хегерт, ведавший «вопросами молодежи, спорта и транспорта»¹⁴⁷, уведомил германское посольство в Берне о визите «заместителя президента Имперского комитета по иностранному туризму и президента Имперского союза по иностранному туризму, государственного министра в отставке Германа Эссера». Помимо обсуждения проблем иностранного туризма Эссер предполагал также «нанести визит в Лозанне почетному президенту Международного олимпийского комитета Пьеру де Кубертену». В своем письме, которое было адресовано не через Министерство иностранных дел, а прямо посольству в Берне, Хегерт сообщает о поводе неожиданного визита: «Цель визита состоит в выражении барону де Кубертену благодарности от официального германского учреждения за благожелательное отношение к Олимпийским играм в Германии»¹⁴⁸. ¹⁴⁴ Во всяком случае, если судить по одной неопубликованной при жизни Дима руко¹⁴⁵

¹⁴⁶ ¹⁴⁷ ¹⁴⁸

писи. См.: Diem C. Der deutsche Sport in der Zeit des Nationalsocialismus. Bearbeitet von L. Pfeifer. Köln . S. . Дим заполнил почти все номера Olympische Rundschau за  год собственными заметками. Кроме того, существуют и другие публикации в сериях книг, выпускавшихся МОИ . См. библиографию работ Карла Дима в: Körbs W., Wildt K. C., Mies H. (Hrsg.). Festschrift Carl Diem zur Vollendung des . Lebensjahres. Frankfurt / Wien . См.: NS -Sportschau (?), .., вырезка из газеты CDA ,  / . См. штатное расписание Министерства народного просвещения и пропаганды, ... BA Rk  II , . Письмо Министерства пропаганды германскому посольству в Берне, ... PA AA , Bern, Ku XIII , B, Bd. .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 163

163

18.03.2010 15:21:53

а) Споры о компетенциях

Уже беглый взгляд на путаницу компетенций в структуре должностей и учет важности личных связей для властных структур в Третьем рейхе позволяют понять, почему именно Министерство пропаганды, а в нем именно «старый борец» Герман Эссер (партбилет №  в фиктивном списке членов НСДАП  года) ощутили необходимость выразить официальную благодарность рейха. Поскольку в рейхе даже министр внутренних дел Фрик с  января  года располагал в своем учреждении отделом спорта, а министр пропаганды Геббельс, выступая перед журналистами, охотно позволял называть себя «спортивным министром», все это приводило к постоянному соперничеству между Министерством иностранных дел и Министерством пропаганды в области международных спортивных связей. Геббельс при создании своего министерства вырвал у МИД а ответственность за «спортивное дело за рубежом» — задачу, которую в практике предолимпийских лет новоиспеченное министерство должно было бы предоставить гораздо более опытному аппарату Министерства иностранных дел. Через «Комитет по пропаганде Олимпийских игр»¹⁴⁹, организованный сотрудниками Министерства пропаганды и работавший прежде всего в рейхе, и с помощью рекламного отдела иностранного туризма, обосновавшегося в Министерстве пропаганды и развившего за границей бурную деятельность перед Олимпиадой, Геббельс начал теперь и на практике реализовывать добытые в  году компетенции, что приводило к постоянным и ожесточенным стычкам и конфликтам между обоими ведомствами (типичное явление во властных структурах Третьего рейха), продолжавшимся и во время войны¹⁵⁰. Характерными для такой неустойчивой ситуации, в которой каждый участник спора пытался завоевать территорию для себя, были выпады, вроде предпринятого Эссером; ибо, как будет показано ниже, главное в идее совместить визит Эссера в Швейцарию с посещением Кубертена заключалось в независимости акции Министерства пропаганды, о которой не были уведомлены ни рейхсканцелярия, ни Министерство иностранных дел¹⁵¹. Подобное самоуправство в «фюрерском государстве» можно объяснить, если пристальнее приглядеться к действующим лицам, которые могли позволить себе тем больше «воль-

¹⁴⁹ См.: Teichler H. J. Berlin  — Ein Sieg der NS -Propaganda? S.  – . ¹⁵⁰ См., например, замечание начальника отдела пропаганды в Министерстве пропа-

ганды, советника министерства Берндта (..): «Мы крайне заинтересованы в том… чтобы подчеркивать нашу руководящую позицию в области спорта, в том числе и в сфере деятельности Имперского министерства внутренних дел» (BA R  / ). Аналогичные замечания по поводу таких же притязаний присутствуют и в документах МИД а. ¹⁵¹ См. письмо Эссера Ламмерсу, .., Rk  II / .

164 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 164

18.03.2010 15:21:53

ностей», чем теснее они были связаны с Гитлером на заре «эпохи борьбы»¹⁵². б) «Старый борец» Герман Эссер

Герман Эссер родился в  году в семье железнодорожного чиновника, в конце Первой мировой войны окончил школу с «досрочно сданными экзаменами на аттестат зрелости» и отправился добровольцем на фронт¹⁵³. С осени  года он служил вместе с будущим фюрером в рейхсвере, а с  по  год, по мнению Мазера, исследователя жизни Гитлера, сделался «одним из самых влиятельных сотрудников Гитлера в НСДАП » (S. ). Бывший студент-журналист и референт по печати Мюнхенского отдела рейхсвера Ib / P вскоре прославился в НСДАП как сочинитель скандальных историй про евреев, которые публиковал в газете Völkischer Beobachter (S. ). Беспорядочная жизнь, которую вел Эссер, и его ненадежный характер искупались в глазах Гитлера его безграничной преданностью фюреру, назначившего его начальником службы пропаганды. В стиле, который можно сравнить разве что со стилем Юлиуса Штрайхера, «этот столь же бездумный, сколь и фанатичный партиец задавал самый подлый тон антисемитской и антидемократической пропаганды», утверждает боннский историк Брахер¹⁵⁴. В возрасте  лет он стал главным редактором нацистского еженедельника Illustrierter Beobachter и выступил на литературном поприще как автор пасквиля «Еврейская мировая чума. Еврейские сумерки на земном шаре»¹⁵⁵. Позднее он стал депутатом баварского ландтага, в котором с  года занимал пост президента. Одновременно он был назначен баварским государственным министром хозяйства и начальником баварской государственной канцелярии¹⁵⁶. В  году он ушел в отставку со всех баварских постов, став в ранге «государственного министра в отставке» — в возрасте  лет — президентом Публичноправового имперского союза по иностранному туризму. Эссер, который в начале деятельности НСДАП был предшественником Геббельса на посту руководителя отдела пропаганды, стал в  году статс-секретарем в Имперском министерстве пропаганды, где сфера его деятельности, однако, была ограничена иностранным туризмом. Во время аго¹⁵² Несколько примеров см. в: Hüttenberger. Die Gauleiter. Studien zum Wandel des Machtgefüges in der NSDAP . Phil. Diss. Bonn ; Stuttgart .

¹⁵³ Maser W. Der Sturm auf die Republik. Frügeschichte der NSDAP . Stuttgart . ¹⁵⁴ Bracher K. D. Die deutsche Diktatur. Entstehung, Struktur, Folgen des Nationalsozialismus. Berlin . S. .

¹⁵⁵ См.: Esser H. Die jüdische Weltpest. Judendämmerung auf dem Erdball. . Aufl. , . u. . Aufl. München , . Aufl. .

¹⁵⁶ См.: Stockhorst E. Fünftausend Köpfe. Wer war was im Dritten Reich. Velbert u. Kettwig .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 165

165

18.03.2010 15:21:53

нии нацистского режима он получил право замещать Гитлера на проводившихся в Мюнхене в феврале в  и  годах торжествах по поводу годовщины основания партии¹⁵⁷. в) Кубертен принимает приглашение приехать в Баден-Баден

В  году Эссер не был членом ни Германского олимпийского комитета (DOA ), ни обоих организационных комитетов (OK ), не говоря уже о других спортивных организациях; с Олимпийскими играми  года его связывал только коммерческий аспект иностранного туризма, обеспечивавшего приток иностранной валюты¹⁵⁸. Трудно подобрать пару таких противоположностей, как далекий от спорта, антисемитски настроенный нацистский активист Эссер и вдвое старший олимпиец Пьер де Кубертен. Этот контраст смягчался тем, что Эссер доверил подготовку своего визита германскому генеральному консулу в Женеве, доктору Крауэлю¹⁵⁹, хорошо знавшему Кубертена. Крауэль обратил внимание Эссера на то, что Кубертен очень чувствителен к протокольным вопросам, поэтому Эссер, не запрашивая Берлин, сообщил Кубертену о (так или иначе задуманном) приглашении в Германию от имени Гитлера. Состояние здоровья Кубертена поначалу не вселяло уверенности в возможности посещения Германии, на которое он дал принципиальное согласие. Лишь после того как Крауэль уведомил Эссера о том, что Кубертен действительно намерен приехать и уже написал благодарственное письмо Гитлеру¹⁶⁰, Эссер был вынужден — с задержкой в три недели — уведомить рейхсканцелярию о своем своевольном поступке в Женеве¹⁶¹. «Старый борец» верно оценил пропагандистский потенциал олимпийского дела и склонность Гитлера к демонстративным жестам.  апреля  года Гитлер велел передать ему, что задним числом одобряет его «действия всецело»¹⁶². Другие подробности, рисующие беспардонность Эссера в эксплуатации возраста, гордости и ожесточения его одинокого визави в Женеве ¹⁵⁷ См.: Domarus V . Hitler. Reden  bis . Bd. II ,  (–). Wiesbaden . S.  u. .

¹⁵⁸ Лишь позднее Эссер снова проявит активность в вопросах спорта. .. он при¹⁵⁹

¹⁶⁰ ¹⁶¹ ¹⁶²

мет участие в беседе Гитлера, фон Чаммер унд Остена, фон Хальта и фон Райхенау в Оберзальцберге по поводу зимних Олимпийских игр  года. Юрист Крауэль (–) находился на дипломатической службе в Женеве с  по  год — частично в консульстве, частично в Лиге наций. На основе сохранившихся документов женевского консульства нельзя сделать какие-либо выводы о характере и интенсивности его отношений с Кубертеном; кроме того, не имеется никаких актов, относящихся к визиту Эссера. За эти сведения автор благодарит доктора Марию Кайперт (PA AA ). См. письмо Кубертена Гитлеру, ... BA Rk  II / . См. приложение. См. письмо Эссера Ламмерсу, ... BA Rk  II / . См. письмо Ламмерса Эсеру, ... BA Rk  II / .

166 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 166

18.03.2010 15:21:53

и чисто пропагандистские мотивы великодушного приглашения, всплывают при чтении его письма шефу рейхсканцелярии: В связи с моим пребыванием в прошлом месяце в Швейцарии по поводу переговоров о новом соглашении по взаимным поездкам граждан двух стран я получал с различных сторон рекомендацию все-таки засвидетельствовать свое почтение престарелому основателю Олимпийских игр барону де Кубертену. Это было бы полезно с точки зрения германских интересов, поскольку нельзя сказать, что барон де Кубертен осыпан знаками внимания со стороны Швейцарии и его родины — Франции. Поэтому я решился не только нанести визит барону в Женеве, но и передать этому известному во всем мире человеку приглашение отдохнуть на немецких водах или на каком-либо немецком курорте. Прибыв в Женеву, я узнал от германского консула, уведомленного мной о подготовке визита, что состояние здоровья барона очень плохое. Тем не менее он выразил желание принять меня. Примет ли он приглашение посетить Германию, зависело в сущности от лица, от имени которого фактически исходило бы это приглашение. Во время моего визита к барону де Кубертену у меня создалось впечатление, что я говорю с человеком, одной ногой уже стоявшего в могиле. Перед лицом этого обстоятельства я счел себя вправе передать старому господину, с крайним восхищением говорившему о фюрере и рейхе, привет от фюрера, а также приглашение от имени фюрера отдохнуть и подлечиться в одном из немецких бальнеологических курортов. К счастью, кажется, что состояние здоровья барона де Кубертена все же улучшилось, так что он теперь серьезно рассчитывает на поездку в Германию. Я уже позаботился о том, чтобы барон, чье присутствие в Германии имеет выдающееся значение для немецкого туризма и для посещения немецких курортов, был принят в Баден-Бадене со всей семьей по-княжески за счет Имперского союза по туризму. Полагаю, что подобные пропагандистские визиты для нас крайне необходимы, и считаю, что вследствие этого фюрер одобрит мое приглашение, переданное Кубертену¹⁶³.

Обработка этого документа в рейхсканцелярии доказывает, что Эссер выбрал верный тон, однако само происшествие привлекло всеобщее внимание. Статс-секретарь Ламмерс, начальник рейхсканцелярии, готовясь к докладу у Гитлера, подчеркнул для себя пассаж в письме с похвалой Кубертена в адрес «фюрера и рейха» и велел завизировать ответы Эссеру обоим руководителям отделов и ответственным референтам (см. прим. ). Да и в отношении Кубертена Эссер, по-видимому, нашел нужную тональность, что подтверждается тем, как было принято его приглашение, чего Дим ранее безуспешно добивался. Однако при всем том нельзя не заметить, что Эссер пожинал тут плоды многолетней предвари¹⁶³ См. письмо Эссера Ламмерсу, ... BA Rk  II / . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 167

167

18.03.2010 15:21:53

тельной деятельности Левальда и Дима. В то время Кубертен, видимо, испытывал искреннее чувство благодарности к Германии. Он явно не мог (или не хотел) распознать политически-пропагандистской эксплуатации олимпийского церемониала, доведенного немецкими исполнителями до совершенства, в котором равным образом слились нацистская пропагандистская рутина и организационный и творческий талант Дима; таким образом, инсценировка берлинских Игр должна была показаться ему адекватной реализацией его religio athletae («религии атлетов»). Предложение Кубертена основать Олимпийский институт

При виде идейной и материальной поддержки, которую Германия оказывала делу его жизни и его личной судьбе — почетный подарок Гитлера был вручен ему лишь десять месяцев тому назад, — Кубертен не ограничился этим благодарственным письмом Гитлеру, выдержанным в почтительных тонах и отточенном стиле (см. приложение). Практически сразу¹⁶⁴, на одном дыхании он выдвинул предложение основать в Германии «скромный институт», которому он обещал нотариально завещать все свои незавершенные бумаги, документы и планы относительно обновленного олимпизма¹⁶⁵. Пустив все свое личное состояние на службу олимпийским идеям¹⁶⁶, он уже ничего не хотел принимать безвозмездно. Вместе с тем он надеялся, как это следует из его частично известного письма, что такой Centre d’Etudes Olympiques [«Центр олимпийских исследований»] в Германии мог бы блюсти в чистоте дело его жизни. Версия тех лет¹⁶⁷, позднее повторенная Димом¹⁶⁸, о том, что Кубертен ¹⁶⁴ См.: Olympische Rundschau,  () , ; вероятно, выдержка из письма Кубертена Гитлеру, ...

¹⁶⁵ См. там же: Ce qui me serait de beaucoup le plus précieux ce serait que l’on veuille bien

en Allemagne en souvenir des Jeux de la XI e Olympiade créer un très modeste petit Institut auquel je pourrais leguer tous mes papiers, documents, projets inachevés concernant l’ensemble de l’olympisme renové car ailleurs, on ne prendrait guère intérèt à l’histoire de ce mouvement et il s’est publié déjà beaucoup d’erreur et de faussetés à cet égard («На мой взгляд, было бы чрезвычайно полезным, если бы в Германии согласились в память XI Олимпиады создать весьма скромный небольшой институт, куда я мог бы передать все мои бумаги, документы, незаконченные проекты, относящиеся ко всему возрождаемому олимпизму, поскольку в других местах не проявляют никакого интереса к истории данного движения, а в печати по этому поводу уже высказано множество ложных и ошибочных мнений»). ¹⁶⁶ Хотя президент МОК Байе-Латур в январе  года снова обратился к национальным олимпийским комитетам с призывом оказать помощь Кубертену (Mayer O. A travers les anneaux olympiques. P. ), по сообщению Эссера в марте  года, Кубертен жил «в одном из женевских пансионатов в крайне убогих условиях». См. телеграмму германского посольства в Берне в МИД , ... PA AA , OS ,  – , Bd. . ¹⁶⁷ См.: Olympische Rundschau,  () , . См. прим. . ¹⁶⁸ См.: Diem C. Ein Leben für den Sport. S. . В своей книге «Всемирная история спорта» (Diem C. Weltgeschichte des Sports, . S. ) Дим указывает верную дату,

168 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 168

18.03.2010 15:21:54

в мае  года будто бы поднял вопрос о создании Международного олимпийского института через посредничество Крауэля, нуждается в исправлении как в отношении датировки и повода, так и в отношении адресата кубертеновской инициативы. Крауэль уже  марта  года информировал Эссера об успехе своей поездки: по его словам, Кубертен за это время письменно зафиксировал свои планы¹⁶⁹. Мартовская (а не майская¹⁷⁰) дата под заявкой Кубертена подтверждает значение встречи Кубертена и Эссера в начале марта в Женеве. Не умаляя важной посреднической роли немецкого дипломата Крауэля в этом эпизоде олимпийской истории, все же приходишь к поразительному выводу, что спонтанно использованное «старым борцом» Германом Эссером пространство для игры, когда он пригласил Кубертена от имени Гитлера, не переговорив предварительно с фюрером и не заручившись его согласием, в конечном счете принесло Германскому рейху честь выступать в качестве законного наследника и хранителя кубертеновского наследия. Адресатами предложений Кубертена были не рейхсшпортфюрер, не Дим или Левальд, а сам Гитлер. Именно тому человеку, который в узком кругу насмехался над «трясущимися стариками из МОК »¹⁷¹, человеку, чьи мировоззрение и система ценностей были диаметрально противоположны кубертеновскому гуманизму и универсализму, Кубертен предлагал теперь основать Институт для постоянного изучения Олимпийских игр. Первое сообщение об этом намерении Кубертена Крауэль сделал в уже упоминавшемся письме от  марта  года: …Тогда барон объяснил мне на словах, что у него есть план предложить фюреру создать Институт для постоянного изучения Олимпийских игр. Барон Кубертен, когда поправится, изложит этот план письменно и перешлет его фюреру и рейхсканцлеру. В связи со своей поездкой в Германию он надеется переговорить с компетентными учреждениями относительно основания этого института; к тому же он хотел бы, чтобы его поездка в Германию, если в печати появится какой-либо материал на эту тему, была мотивирована тем, что он направляется в Германию для переговоров относительно создания этого института¹⁷².

¹⁶⁹ ¹⁷⁰

¹⁷¹ ¹⁷²

но в качестве адресата называет германское правительство, хотя письмо было адресовано Гитлеру; также в: Diem C., Gieseler K., Lotz F. Olympische Akademie. Dortmund o. J. (). S. , . См. письмо Крауэля Эссеру, ... PA AA , OS ,  – , Bd. . Что касается датированного «маем  года» последнего текста Кубертена, написанного его рукой и хранящегося в Институте им. Карла Дима, то речь идет, как можно было установить на месте, лишь о ксерокопии уже опубликованной выдержки из письма от ... См.: Coubertin P. Der olympische Gedanke, S. , No. . Видимо, по этой причине Булонь в своей биографии Кубертена также должен был исправить дату и место нахождения. См.: Boulongne P.-Y. La vie et l’oeuvre pédagogique de Pierre de Coubertin  – . P. . См.: Dietrich O.  Jahre mit Hitler. München . S. . См. письмо Крауэля Эссеру, ... PA AA , OS ,  – , Bd. . В конце своего пись-

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 169

169

18.03.2010 15:21:54

Упоминание возможных публикаций в печати о планируемой поездке Кубертена порождает вопрос, почему в прессе тех лет ничего об этом не сообщалось. Уже само согласие Кубертена можно было, как и предполагал Эссер, разыграть в пропагандистских целях. Эссер и попытался это сделать, но при этом неосторожно подключил к делу аппарат конкурирующей фирмы — Министерства иностранных дел.  марта  года он послал через посольство в Берне следующую телеграмму в берлинскую канцелярию МИД а на Вильгельмштрассе: Министр Эссер просит передать следующую записку через Министерство пропаганды в DNB : “…и передал приглашение престарелому основателю Олимпийских игр, живущему в одном из женевских пансионатов в крайне убогих условиях… Барон Кубертен выразил искреннее восхищение фюрером и олимпийским духом немецкой молодежи и высказал надежду, что состояние его здоровья позволит ему воспользоваться приглашением»¹⁷³. Пометки, сделанные на документе, хранящемся среди «олимпийских документов» в архиве Министерства иностранных дел, показывают, что происшествие привлекло к себе большое внимание в Берлине. Телеграмма в виде 17 копий была роздана важнейшим департаментам и отделам и даже удостоилась особого доклада у имперского министра иностранных дел. Очевидно, фон Нейрат поначалу не возражал против того, чтобы выполнить просьбу Эссера. Об этом свидетельствует его редакторская пометка, предлагающая вычеркнуть сомнительный пассаж о «крайне убогих условиях», в которых живет Кубертен. Но затем ему в голову пришла другая идея, и он решил оставить заметку Эссера для прессы в первоначальном виде. Давидсен, руководитель экономического отдела, ответственный за туризм, сделал пометку, указывающую на причину этого: «Эссер предварительно не уведомил МИД о своем визите к Кубертену¹⁷⁴.

В результате формальности и споры из-за компетенций — кто должен представлять рейх за рубежом — препятствовали желаемому улучшению престижа рейха.

ма Эссеру Крауэль шлет привет некоему господину «Дресслеру». Не удалось установить, идет ли тут речь о начальнике спортивной службы NSG KdF (Nationalsozialistische Gemeinschaft Kraft durch Freude — Национал-социалистическое общество «Сила через радость»), Дресслере-Андрессе, или он сопровождал Эссера в Женеве, что можно предположить исходя из формулировки Крауэля. ¹⁷³ Телеграмма германского посольства в Берне в МИД , ... PA AA , OS ,  – , Bd. . ¹⁷⁴ Пометка Давидсена; см. ibid.

170 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 170

18.03.2010 15:21:54

О дальнейшей предыстории МОИ

Вполне понятно, что Кубертен из-за резкого ухудшения состояния здоровья¹⁷⁵ не смог предпринять поездку в Баден-Баден. Так что Диму пришлось отправиться в Женеву, чтобы получить от Кубертена соответствующее разъяснение (датировано  мая  года¹⁷⁶), в котором тот повторил свое предложение об Олимпийском институте в той части, где он «мог бы завещать все свои документы, бумаги и незавершенные планы о сохранении возрожденного олимпизма»¹⁷⁷. Какая часть кубертеновского архива действительно попала в Берлин, невозможно реконструировать на основе сохранившихся документов. В первом номере ежеквартального журнала Olympische Rundschau Дим сообщает, что Кубертен завещал МОИ корпус своих сочинений, а кроме того, неизданные работы педагогико-философского характера¹⁷⁸. Непроясненные отношения по поводу владения в Mon Repos, сопротивление, оказанное в Швейцарии наверняка и со стороны города Лозанны, которая в июне  года предоставила Кубертену права почетного гражданина, препятствововали по крайней мере «переезду» библиотеки МОК из Лозанны в Берлин¹⁷⁹. Часть сочинений Кубертена сгорела ночью с  на  сентября  года во время авианалета на Берлин¹⁸⁰. Неясной остается роль Мессерли. Женевский друг Кубертена находился в то время, когда умер Кубертен, как раз в Германии¹⁸¹, хотя ни в имеющихся документах, ни в мемуарной литературе ничего не сообщается о других поездках или переговорах. Неясным поэтому остается также, почему Имперское министерство внутренних дел выжидало полгода, пока не приняло предложение Кубертена, сделанное в мае, и запросило у имперского министра финансов необходимые средства (см. прим. ). Это произошло  октября  года, через  недель после смерти Кубертена. Обоснование заявки в главных чертах текстуально соответствовало опубликованному в апреле  года перечню задач института: 1. научное изложение всех основных олимпийских вопросов и обмен

мнениями с носителями олимпийской идеи во всем мире,

¹⁷⁵ Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. L’épopée olympique. P. . ¹⁷⁶ См.: Имперское министерство внутренних дел имперскому министру финансов, ... BA R  /  . Разъясняя предысторию, Дим, однако, не упоминает Эссе-

¹⁷⁷ ¹⁷⁸ ¹⁷⁹ ¹⁸⁰ ¹⁸¹

ра. См. Также: Diem C. Spätlese am Rhein. Gedanken und Reden über den Sport aus den Jahren  – . Frankfurt . S. f. См.: Имперское министерство внутренних дел имперскому министру финансов, ... BA R  /  . См.: Olympische Rundschau,  () , . Mandell R. Hitlers Olympiade Berlin . S. , . См.: Olympische Rundschau,  () , . Eyquem M.-T. Pierre de Coubertin. L’épopée olympique, ibid.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 171

171

18.03.2010 15:21:54

2. создание олимпийского архива в качестве международного информационного учреждения олимпийского движения и олимпийского искусства, 3. издание ежеквартального журнала Olympische Rundschau как продолжения основанного Кубертеном журнала Olympische Revue»¹⁸².

Предполагавшийся годовой бюджет (  рейхсмарок) выглядел довольно скромно по сравнению, например, с гордой суммой в    рейхсмарок, которую Гитлер в тот же период выделил на покупку статуи «Дискобол» из частной итальянской коллекции¹⁸³. Тем не менее прошло еще два месяца, пока рейхсминистр финансов не дал своего согласия¹⁸⁴. В качестве юридической формы Имперское министерство внутренних дел предложило образование фонда, «поскольку создание имперского учреждения поставит под угрозу международный характер института и тем самым затруднит его деятельность» (см. прим. ). Назначение рейхсшпортфюрера председателем фонда¹⁸⁵ в любом случае поможет соблюсти интересы рейха. Хотя «фонд» МОИ юридически стал дееспособным только после подписания его устава  апреля  года Фриком, документ об основании, подписанный рейхсшпортфюрером, датирован  февраля  года; в этот день Гитлер дал свое согласие¹⁸⁶. Внезапная спешка в этом деле, затянувшемся на месяцы, может быть объяснена только непосредственно предстоявшим -м заседанием МОК в Египте. Фон Чаммер позаботился о том, чтобы Дим как исполнительный директор «был послан… на заседание МОК , чтобы добиться с его стороны одобрения и признания»¹⁸⁷. Как уже было упомянуто, МОК повел себя нейтрально и одобрил только проект Olympische Rundschau (см. прим. ). Это не помешало Диму публично объявить по берлинскому радио, что Германии «выпала задача стать духовной хранительницей олимпийской идеи». Дим в этой речи изложил, как он собирается интерпретировать «наследие Кубертена». Он представил Кубертена немецким радиослушателям как поборника «Трудовой повинности» и авторитарного государства и прославлял его как борца, ничего не желавшего слышать о пацифизме¹⁸⁸. Напротив, в первом номере выходившего на трех языках журнала Olympische Rundschau (на немецком, французском, английском, а с  года и на итальянском языках), который рассылался всем членам МОК бесплатно, был избран подчеркнуто мирный тон: «Осуществляемая нами в Международном олимпий¹⁸² См.: Olympische Rundschau,  () , . ¹⁸³ См.: PA AA , Rom; KW : Ankauf der Statue des Diskuswerfers. ¹⁸⁴ Согласно рукописной пометке на заявке Имперского министерства финансов, ¹⁸⁵ ¹⁸⁶ ¹⁸⁷ ¹⁸⁸

... См. прим. . См.: §  устава фонда. R  /  . См.: Carl-Diem-Archiv;  / . См.: Diem C. Hans v. Tschammer u. Osten. In: OR  () , . См.: Diem C. Das Erbe Coubertins. In: OF , I ,  – , .

172 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 172

18.03.2010 15:21:54

ском институте работа протекает в духе искреннего миролюбия, которое, как провозгласил наш фюрер и рейхсканцлер, рассматривается как политика немецкого народа»¹⁸⁹. К этому моменту в Германии стрелки уже были переведены на войну и агрессию. Кубертен умер в Женеве  сентября  года, смерть уберегла его от разочарованного осознания того, что он заблуждался и завещал свое наследие недостойным преемникам. Впоследствии «олимпийское воодушевление» партийных и государственных инстанций оказалось на поверку политическим расчетом, внешнеполитическим инструментом для достижения мирового господства. Взгляд в будущее. Управляющий становится хозяином олимпийского наследия

В сентябре  года в Баден-Бадене состоялся XI Олимпийский конгресс МОК . Его участники, собравшиеся в память о Пьере де Кубертене перед воздвигнутым уже в  году бюстом умершего  года назад инициатора возрождения Олимпийских игр, который по ходатайству конгресса МОК отныне обрел «достойное» место, едва ли думали о том, какими двойственными, оппортунистическими мотивами было пронизано немецкое почитание Кубертена в то время. Организатором немецко-французской культурной конференции в Баден-Бадене (), на которой среди прочих сделали доклады Дим, Л. Рифеншталь и французский член МОК а де Полиньяк, был Отто Абец, молодой референт по Франции в канцелярии Риббентропа. Ему принадлежала спонтанная идея в знак немецко-французской дружбы почтить память француза Кубертена, воздвигнув ему бюст. Позднее, в  –  годах, Абец был послом в оккупированном Париже¹⁹⁰. Там в октябре  года он получил письмо от Дима (ставшего уполномоченным руководителем иностранного отдела NSRL ), в котором Дим возвестил о введении Третьим рейхом «нового порядка в международном спорте»: Мы подготавливаем новый порядок в международном спорте и при этом, разумеется, позаботимся о том, чтобы существовавшее до сих пор несправедливое в спортивном отношении господство Франции в руководстве международным спортом было сведено к правильной пропорции. В качестве документов для этого мероприятия нам требуются сведения о двух французских спортивных чиновниках… Как утверждают ¹⁸⁹ См.: OR  () , . ¹⁹⁰ См.: Abetz O. Das offene Problem. Ein Rückblick auf zwei Jahrzehnte deutscher Frank-

reichpolitik. Köln . S. f. Абец не производит впечатление специалиста, разбиравшегося в спорте. Так, он будто бы видел Кубертена на почетной трибуне берлинского Олимпийского стадиона (S. ), которому он, кстати, приписал вместимость в   зрителей (S. ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 173

173

18.03.2010 15:21:54

наши друзья, венгерские стрелки, оба они — евреи, и мы были бы вам признательны, если бы вы отдали соответствующее распоряжение для выяснения этого¹⁹¹.

Сотрудники Гейдриха в Париже, к счастью, подтвердили «арийское» происхождение обоих «французских спортивных чиновников», что не помешало Диму и руководству NSRL продолжать работу над «единой направленностью спорта под немецким руководством»¹⁹²: «хранитель» олимпийского наследия стремился к господству. В современной дискуссии о «философско-педагогических» основах олимпизма необходимо разобраться с феноменом «межкультурной толерантности (Vielverträglichkeit) и неспецифичности его высказываний», которые позволяют ему стать «толерантной системой ценностей»¹⁹³. С одной стороны, многозначность и неопределенность содержания олимпийской идеи обеспечивают ее всемирное распространение и международное признание, с другой же стороны, у разнородных политических систем и идеологий возникает соблазн использовать добытые из «каменоломни Олимпии» подходящие клише для похвалы себе как хранителям и защитникам наследия Кубертена. Ради обеспечения непрерывности олимпийского четырехгодичного цикла и международного состава участников Игр МОК толерантно относился и относится к политическому угнетению, расовой дискриминации и военно-политической экспансии со стороны стран — устроителей Игр¹⁹⁴. Видимо, нелегко будет подыскать понятное «философско-педагогическое» обоснование дискредитированной с  года олимпийской максимы the games must go on¹⁹⁵.

¹⁹¹ См. письмо Дима Абецу, ... PA AA ; Ref. Partei, Sportwesen, Deutschland Bd. . ¹⁹² См. телеграмму Министерства иностранных дел германскому посольству в Берне, ... PA AA Ges. Bern, Sportwesen in Deutschland.

¹⁹³ См.: Daume W. Modernität und Olympische Idee. Vortrag auf einer Veranstaltung

der DOG , Bezirkgruppe Bonn, am .. in Bonn. Цитата из доклада приводится в нашей записи. ¹⁹⁴ Статуты МОК хотя и предусматривают, что Игры должны проводиться силами «города, а не страны» (§ ), однако в действительности решающую роль играет государственная поддержка при раздаче госзаказов и проведении Игр. Ярким примером политической близорукости МОК может послужить предоставление права на проведение зимних Игр  года Гармиш-Партенкирхену в июне  года, то есть в момент, когда ноябрьский погром  года и захват Чехословацкой Республики германскими войсками в марте  года уже встревожили мировую общественность, и уже нельзя было скрыть преступный характер основанного на насилии национал-социалистического господства и экспансионистские цели германской внешней политики. Имевшее место в Баден-Бадене предоставление права на проведение Игр  года в Сеуле подтверждает упрек в политической близорукости. ¹⁹⁵ «Игры должны продолжаться» (англ.). Имеется в виду решение продолжать летние Олимпийские игры  года, несмотря на террористический акт в отношении израильской команды. — Прим. пер.

174 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 174

18.03.2010 15:21:55

Приложение Письмо Кубертена Гитлеру, 17 марта 1937 года Расшифровка рукописного оригинала автором данной статьи (BA R 43 II / 769) Excellence J’ai été profondement touché de la demarche que M. le Ministre d’Etat H. Esser a faite près de moi au nom et de la part de Votre Excellence et je m’empresse d’en exprimer ma gratitude. Par là et de la façon la plus delicate l’Allemagne se trouve associée à mon année jubilaire inaugurée à Lausanne, à l’Université, le 20 Janvier dernier et à l’occasion de laquelle j’ai été invité à reunir les travaux accomplis depuis cinquante ans et qui tous, d’une manière ou d’une autre, se referent à la réforme et au perfectionnement de l’éducation. Dans cette oeuvre l’Allemagne a maintes fois temoigné sa sympathie et je lui en ai la plus vivre reconnaissance. Sitôt qu’avec le printemps ma santé rétablie le permettra, j’envisagerai le moyen de profiter de la si gracieuse invitation qui m’a été transmise au nom de Votre Excellence et qui ajoute ainsi un nouveau temoignage de bienveillance à ceux que j’en ai déjà recueilles. Je prie Votre Excellence de bien vouloir agréer l’hommage de mon respectueux et profond devouement Genève, 17 Mars 1937

Pierre de Coubertin

Ваше Превосходительство! Я глубоко тронут визитом, который нанес мне господин государственный министр Г. Эссер от Вашего имени и по Вашему поручению, Ваше Превосходительство, и спешу выразить мою благодарность. В результате этого — причем самым деликатным образом — Германия окажется связанной с моим юбилейным годом, который был торжественно открыт в университете Лозанны 20 января сего года, и по этому поводу мне было предложено собрать мои завершенные за 50 лет труды, все они тем или иным образом относятся к реформе и совершенствованию системы воспитания. Германия не раз выказывала симпатию к этой моей деятельности, и я ей за это горячо благодарен. Если весной здоровье мне позволит, я буду иметь возможность воспользоваться столь любезным приглашением, которое было передано мне от Вашего, Ваше Превосходительство, имени и которое служит новым доказательством благожелательства, свидетельства коего я уже получал. Примите, Ваше Превосходительство, это письмо в знак моего глубочайшего почтения. Женева, 17 марта 1937 г.

Пьер де Кубертен

Перевод с немецкого Алексея Григорьева Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 175

175

18.03.2010 15:21:55

Список источников Bundesarchiv Koblenz (BA ): R 2 Reichsministerium der Finanzen: 12 005. R 18 Reichsministerium des Innern: 5609, 5611, 5613. R 34 DNB -Sportdienst: 45. R 36 Deutscher Gemeindetag: 2080. Rk 43 II Reichskanzlei: 473, 730, 769, 1149. R 55 Reichsministerium für Volksaufklärung und Propaganda (RM fVuP): 961, 1054. R 78 Reichsrundfunkgesellschaft (RRG ): 674. ZS g 110 Sammlung Traub — расшифровки «доверительной информации» на прессконференции Имперского министерства народного просвещения и пропаганды. Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes Bonn (PA AA ): Referat Deutschland: Akt. betr. Olympiade, Az. 86 – 26, Bd. 1, 10. Referat Deutschland: Akt. betr. Olympiade, Boykott, Bd. 1, 3. Referat Deutschland: Akt. betr. Olympiade, Beteiligung der Länder, Bd. 3. Referat Deutschland: Akt. betr. Olympiade, Fair-Play. Referat Partei: Sportwesen in Deutschland, Bd. 5. Gesandschaft Bern: D Kult 12 No. 5, Sportwesen in Deutschland. Gesandschaft Bern: Ku XIII 17b. Olympiade 1936, Bd. 1. Gesandschaft Bern: Ku XIII 17b. Olympiade 1936, Bd. 2. Botschaft Rom: Kw 20 c 1, XI Olympiade. Botschaft Rom: Kw 17, Ankauf der Statue des Diskuswerfers [Закупка статуи «Дискобол»].

176 Ханс Йоахим Тайхлер

2009-5_Logos.indb 176

18.03.2010 15:21:55

ª} „ Ä­} ¸ |„„}„xÀƒ ®{

Цена красоты: польза и вред от ее обожания

Параллелью к повседневному культу красоты, который несет на себе

все признаки культурной конъюнктуры, подкрепленной технологиями и массмедиа, является в биологии и психологии теория «эстетических предпочтений» — как по отношению к телу противоположного пола, так и при усилении возможностей собственного пола. Таким образом, эстетическое чувство унаследовано нами от законов биологической эволюции¹. Если говорить о политике знания, то это явление вписывается во всеобщую переоценку биологических и генетических объяснительных моделей, которая наблюдается в последние десятилетия. В настоящей статье будут обсуждаться некоторые гипотезы эволюционной биологии, касающиеся благоприятных для существования вида характеристик красоты, в противоположность другим механизмам наложения свойств, когда красота оказывается вредна и ведет к вымиранию вида. Современный культ совершенной внешности, как мы покажем, обходится уже слишком дорого: слишком много в нем признаков тирании, затрудняющей каждый наш шаг и зачастую провоцирующей патологические эффекты. Эволюционные процессы, в трактовке Ч. Дарвина, в долгосрочной и среднесрочной перспективе производят отбор только тех телесных признаков и способностей, которые способствуют выживанию путем приспособления (survival fitness). Эти признаки, которые могут не просматриваться в жизни отдельной особи, проявляются в потомстве, которое становится успешной ветвью эволюции. Вопрос Дарвина состоял в том, почему же возникает эта «орнаментика» полов и почему они столь несходны у двух полов одного и того же биологического вида? В чем польза от таких украшений, если они часто непрактичны, как, скажем, пресловутый павлиний хвост? Дарвин дал ответ напряженным поискам многих поколений естествоиспытателей: свойственный полу ¹ Предлагаемая статья содержит аргументы, подробно развитые в моей книге «Что обе-

щает красота» (Menninghaus Winfried. Das Versprechen der Schönheit. Frankfurt/M., ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 177

177

18.03.2010 15:21:55

«орнамент» создает преимущество в борьбе за партнера. Более того, соперничества не было бы, если бы в результате эволюции не фиксировались все более эксцентричные расцветки. Зигмунд Фрейд подхватил тезис Дарвина об эволюционном характере телесной красоты как фактора сексуальной привлекательности: можно вспомнить, что еще Платон определял красоту как влекущий к себе эротический объект, и этот тезис многократно повторялся прежде чем обрел естественно-научное обоснование в эволюционной теории телесной красоты. Целью этого эволюционного объяснения было не вскрыть мотивы, по которым мы и сегодня тянемся к красоте, но только показать стоящую за этой красотой принудительность вечного природного влечения. Пытаясь осмыслить развитие часто поразительных внешних различий между полами (так называемых диморфизмов), Дарвин предположил, что в основе здесь лежит предрасположенность к новым и более резким средствам возбуждения (что впоследствии было названо неофилией), иначе говоря, предпочтение все новых отличий. Расширение спектра вариаций со временем радикализировало тенденцию этой «моды», которая сама стала главным фактором предпочтений в ходе эволюции по привлекательности. Естественный «сексуальный выбор» не знает никакого статичного идеала, но постоянно стремится к все новым и непредвиденным моментам привлекательности. Итак, Дарвин нашел настоящий двигатель эволюции — это был привлекательный орнамент, качество которого и определяло выбор особи для продолжения рода. Эволюция поэтому не может идти мимо этих телесных признаков, определяющих отношения между особями и отбор, и, таким образом, телесный орнамент оказывается прямой предпосылкой «выживания». Получается, что переменчивость орнамента вполне сопоставима с изменчивостью любой моды. Эстетические предпочтения отдельного вида — это не что иное, как репрезентирующееся в природе явление, которое в культуре известно как «мода». Как и мода, эти предпочтения — важнейший фактор разграничения ближайших признаков и начало эволюции новых видов. Но почему же предпочтение более «прекрасных» объектов менее «прекрасным» мы должны признать механизмом адаптации? Дарвин отвечает на этот вопрос следующим образом: существует механизм, который и руководит сексуальным отбором. Ведь нельзя не заметить, что большая часть животных не проходят через длительную фазу ухаживаний и знакомства; но для встречи партнеров достаточно оказывается весьма краткого срока. У некоторых видов происходят битвы конкурентов за партнершу, но победитель сразу автоматически принимается самкой. У гораздо большего числа видов эта битва полностью или частично заменена системой телесных знаков, которые в точности так же обслуживают исключительно сексуальную самопрезентацию. У птиц в период спаривания этим целям служат, помимо окраса перьев, пение, танец и в некоторых случаях импровизация. Дарвин противопоставил эту самопрезентацию, в которой возможны не только сексуальная

178 Винфрид Меннингхаус

2009-5_Logos.indb 178

18.03.2010 15:21:55

орнаментика, но и исполнительское красование, естественному отбору как «половой отбор» и указал на то, что пение, танец и строительство в животном мире представляют собой подготовку к будущим искусствам, продолжающим телесную жизнь. Таким образом, искусство, по мысли Дарвина, представляет собой изначально медиум самопрезентации, благоприятной для полового отбора. Дарвин был убежден, что привлекательность, а значит, и предпочтительность для полового отбора лучшим образом украшенного тела покоится на довольно простом механизме. Так, в результате чистой эволюции, без какого-то специального намерения, самки павлина стали по собственной воле выбирать самцов-павлинов с самыми длинными перьями и с приближающимися к совершенству симметричными пятнами, и последующие самки продолжили этот же капризный выбор. Таким образом, закрепление признака оказывалось связано с идиосинкразией выбора и одновременно с резким расширением сферы действия раздражений, которые и задают направление полового отбора. Целая популяция возникает благодаря предпочтению вполне определенного телесного орнамента, и следует ожидать, что потомство, орнамент которого слегка изменился, будет не менее активно участвовать в «гонке» полового отбора. Итак, внешний вид тела имеет один-единственный смысл — привлекательность, которая ничем не отличается от привлекательности платьев в мире моды. В скобках заметим, что существуют неодарвинистские гипотезы, которые ставят телесную привлекательность в один ряд со здоровьем, фертильностью и «хорошей наследственностью», при этом вроде бы не собираются рвать с каноническим учением Дарвина. В большинстве видов животных самки неприметны, тогда как самцы сразу бросаются в глаза своим зрелищным окрасом. Дарвин из этого делал вывод (который подтверждали и многочисленные наблюдения), что чем прекраснее мужские особи какого-то вида, тем чаще производится выбор их самками, которых ничем нельзя привлечь, кроме как пресловутым крикливым орнаментом. Когда мы смотрим на самцов, отличающихся выдающейся внешностью, — райских птиц, оленей, львов — мы убеждаемся в том, что «женский выбор» (female choice), воспроизводясь из поколения в поколение, приводил к эволюционному тупику, потому что во вкусе самок была все более эксцентричная расцветка. Или, говоря в целом, красота этих мужских особей, акцентирующая как вторичные, так и первичные половые признаки, была просто отобрана многими поколениями противоположного пола. Эта теория создает весьма рискованный повод к новому витку дискуссий вокруг политики мужского тела. Следующий шаг в наших рассуждениях: чем больше различие по «красоте» между самцом и самкой одного вида, тем больше самцам приходится выдерживать конкуренцию других самцов. Итак, чем больших успехов достигла красота, тем больше соревнование за обладание противоположным полом и, значит, тем больше риск неудачного отбора Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 179

179

18.03.2010 15:21:55

в случае, если побеждает не самый «красивый». Неприметные самки павлина достаются одному самцу, и потому в новом поколении особи окажутся довольно сходными. Но если павлин прекрасен, то оказывается, что и все направление эволюции идет в сторону торжествующей красоты. Буквально — выживает прекраснейший, и этот закон находит самое яркое выражение. Если рассматривать происходящее не с той точки зрения, что победителю достается все (к этому весьма склонна эволюционная теория), но более спокойно, получается, что право выбора остается за сравнительно неприметным полом, который принимает за красоту силу победителя. Но из этого же следует, что развитие «прекраснейших» животных видов происходит неровно: за кратким периодом блеска следует надлом, когда и сексуальная привлекательность, и социальная роль сходят на нет. Индивиды менее цветастых видов живут обычно дольше, дольше играют и в театре ухаживания и спаривания и менее драматично переживают вытеснение их с этой сцены более молодыми особями. Высочайшая степень красоты и руководимый красотой выбор обходятся гораздо дороже. Типичная биография любой «звезды» в искусствах подтверждает это правило. Эволюционная биология уже после Дарвина открыла важное правило: чем сильнее отличие по окраске одного пола от другого, тем меньше участвуют в воспитании потомства самые прекрасные и сексуально благополучные индивиды. Павлин полигамен и полезен потомству только тем, что произвел его на свет. В тех видах, в которых прекрасны самки, происходит то же самое: «Зачем красавице трудиться?». Отдаленный отзвук этого всеобщего правила мы находим и в нынешнем человечестве: самые красивые женщины, как показывают психологические тесты, редко бывают хорошими матерями. Такие параметры, как забота о других, ответственность и готовность к преодолению трудностей, развиты у них гораздо хуже, чем у ничем не выделяющихся из общей массы женщин. Эволюционная теория знает доказательство этому, прослеживая такого рода эволюционный ритм: большие различия в красоте между самцами и самками одного вида коррелируют с большими различиями в участии в воспитании, во вкладе для потомства, тогда как если оба пола одинаково красивы, то они с равным намерением делят работу по воспитанию. Можно найти отличные примеры действия этой закономерности. Таким образом, бытовое наблюдение над тем, что красота не располагает к активному участию в бытовой, профессиональной и особенно социальной жизни и все усилия ложатся на тех, кто обделен красотой, находит теперь обоснование в теории эволюции. Согласно Дарвину, человек совершает свой сексуальный выбор уже не по внешнему облику. Культура подавила в своем развитии тот отбор по красоте, который распространен в животном мире. Браки по договоренности, клановое распоряжение невестами, союзы семей, религиозная принадлежность и социальное положение — все это привело к тому, что внешний вид стал не так уж решающе значим при выборе партне-

180 Винфрид Меннингхаус

2009-5_Logos.indb 180

18.03.2010 15:21:55

ра. Но как раз в начале XIX века дали о себе знать первые предвестия грядущего поворота. Традиционные социальные детерминанты выбора партнера стали терять в своем прежнем значении. В действие вступило чисто индивидуальное «пристрастие», а значит, не соответствие готовым представлениям, но самопрезентация на основе внешности стала важна в упорядочении выбора. Мода, как одежды, так и самого тела, пришла на смену традиционному кодексу выбора партнера, составленному из положений религии, семейных законов и социальной принадлежности. В мире, без сожаления расстававшемся с былыми социальными ограничениями, индивиды, вышедшие из-под патронажа традиции, функционировали как абстрактные единообразные тела, и поэтому они искали и находили своего рода эрзац-религию, которая могла бы явить в новом откровении чистое бытие самого тела. Такое развитие можно понимать как лихорадочное отступление к допотопной звериной красоте или хотя бы как прямую до жестокости смычку рафинированной современности с архаической дикостью. Первоначально модная одежда служила в значительном числе случаев «покровом» тела: несовершенное тело снабжалось большим количеством материи, покроев, украшений и условностей и после этого становилось образцово привлекательным с точки зрения господствующей культуры. В ХХ веке, особенно во второй половине, мода в одежде стала иной: она уже не скрывала телесные недостатки, но безжалостно усиливала их, и потому, по выражению Амоца Захави, тело стало функционировать как «принцип гандикапа» — когда носителями генетической информации становятся лишь вредные для выживаемости признаки. Современная мода презентирует в конечном счете требуемое от всех пластически прекрасное обнаженное тело. Обнажение биологической субстанции превращает моду в одежде в биополитический акт «эстетического отбора». Таким образом, можно ли говорить о конвергенции динамично развивающейся современности с суровым отбором биологической эволюции? И правда, послужит ли эволюционная теория в биологии заделом для теории постмодерного времени? Диагноз Дарвина, по которому человеческая культурная способность выбирать прекрасное имеет длительную предысторию, принуждает выдвинуть для эволюции человечества противоположную гипотезу: здесь сексуальный отбор происходит по внешним признакам в силу того, что мужской пол уже не может развить в себе вторичные половые признаки (диморфизмы). Такие приметы сексуального отбора по эстетическим предпочтениям Дарвин усматривает прежде всего в резкой перемене внешности людей в сравнении с их предками: в утрате прежнего волосяного покрова, когда единственным украшением остаются волосы и борода. Именно отсутствие шерсти, согласно Дарвину, и позволяет говорить о возникновении человека — и, таким образом, только мода отделяет нас от наших ближайших предков. Нагой кожей невозможно никого привлечь; более того, она нуждается в защите Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 181

181

18.03.2010 15:21:56

от механических и тепловых повреждений. Значит, нужно создавать уже эстетическую дифференциацию: «Человек, особенно женщина, возник после исчезновения волосяного покрова, когда все отличия превратились в эстетические и потребовались искусственные украшения». Таким образом, Дарвин рассматривал современные практики стрижки волос на голове как культурный отзвук архаических селективных признаков, а именно стремление зрительно отличаться от наших волосатых предков. Человеческая кожа без волос, так сказать, изначально обрекает человеческое тело на модернистско-минималистскую эстетику, и тело бросается в глаза как медиум отсутствия прежде непременных волос. Но именно тогда становится возможно облечь свободное от покровов тело одеждой в качестве вторичной орнаментальной системы. Более того, голая кожа в большинстве сообществ — это кардинальный «орнамент», который нуждается в искусственной защите в виде одежды. Следовательно, можно сказать, что голая кожа — это исток всей культуры. Эволюционные биологи сходятся в том, что красота особи — положительный атрибут ее высокой сексуальной продуктивности, и, стало быть, привлекательность необходима для произведения на свет большего потомства. В человеческой культуре, особенно в наши дни, связь красоты и репродуктивности заметно ослабла, если не вообще исчезла. Многочисленные эксперименты показали, что те женщины, которых считают наиболее привлекательными внешне, редко расцениваются как потенциально многодетные матери и даже как «хорошие матери». Также ослаблена и привязанность к этим красавицам, и предпочтение по внешнему виду коррелирует со слишком кратким вниманием к ним как к сексуальным партнершам. Существует множество механизмов, в результате которых индивиды с отменной внешностью не оказываются на вершине эволюционных успехов. Этот немаловажный оборот часто упускается из виду и, более того, систематически скрывается от нас всей «индустрией красоты». На сознательном уровне выразительная красота, признанная всеми и превозносимая, служит теперь универсальным символом счастья: больше шансов найти лучшего партнера, легче устроиться на работу и завоевать социальный престиж и т. д. По этой причине все большее число людей работает над улучшением своей внешности, то есть человек сам на себя берет руководство эволюцией посредством усиленной работы над своей внешностью, замещая прежние формообразующие принципы естественной истории. Мы можем предположить, что эволюционная биология уже не просто вводит «эстетические предпочтения» как общее правило, но корректно описывает механизмы их действия, которые остаются в силе и среди современных людей. А значит, сразу становится ясно, почему те механизмы, которые в каноничной эволюционной теории служили жизни и выживанию, в современной культуре так часто порождают депрессию и патологии, ведущие к вымиранию.

182 Винфрид Меннингхаус

2009-5_Logos.indb 182

18.03.2010 15:21:56

Первый пример. Антропология, начиная с Канта, через Дарвина и Гальтона и до наших дней, приписывает человеку способность на основе внешности тела установить всю историю рода, что и становится основой любых ожиданий по привлекательности. Материальный фонд этой сравнительной работы с первобытных времен до XIX века образовывал круг жизненного общения, и потому такой взгляд был «реалистичным». Но тот же самый «механизм вычисления средних параметров» в условиях современной динамики жизни привел к острому разладу между эмпирическим и идеальным телами. Мир современных медиа утверждает длительное потребление блистательно-нереального, совершенно фантастически подготовленного тела-модели — потребление, всемирные масштабы которого уже не ставятся под сомнение. Тенденциозное восприятие личного взаимодействия в медийном потреблении усилило тенденцию, что весь фиктивный фонд зрительных телесных впечатлений был достигнут путем строжайшей селекции и отбора; тем слабее обращение к реальному среднему телу. При этом забывают о том, что именно усреднение признаков было выбрано как механизм эволюции, и только наша современная культура намеренно отказалась от адаптивной возможности, которая была выработана в ходе эволюции: сохранение фенотипа как усредненного образца для стабилизации генотипа. Из-за специфики медийного «ввода» эта линия сбилась, и теперь мерилом эстетической ценности тела считается только фиксация самых непохожих на обычные телесных признаков. Таким образом, собственное тело, действительно возникшее в порядке вещей, объявляется неудачным образцом, который должен быть переделан. Отсюда становятся ясны результаты долгосрочных статистических исследований начиная с конца -х годов, когда были показаны печальные депрессивные следствия современного культа красоты. Негативный эффект при этом имело не только стремление к недостижимому идеалу красоты, но и позитивные свойства этого впечатляющего облика. . Оборотной стороной обожания самых привлекательных женщин стало (предвзятое) отношение к ним как к холодным и недоступным, особенно при их «обуржуазнивании», когда «материалистический» интерес их к деньгам и статусу стал сочетаться с презрением к тем, кто социально слабее и не могут им «покровительствовать». Как показывают исследования по экспериментальной психологии, высоко оцениваемая красота ассоциируется с повышенной склонностью к неверности, малой степенью ответственности за свои поступки, тщеславием, разрушительным самомнением и общим невротическим поведением. Это все на социометрической шкале располагается в самом низу как противоположность положительных ценностей — эмоциональной стабильности, семейственности, житейской адекватности, рассудительности и внимания к другим. Таким образом, скажем, женщины с избыточным весом и меньшей внешней привлекательностью оказываются предпочтительнее, а значит, и связь красоты и жизненного успеха оказывается

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 183

183

18.03.2010 15:21:56

проблематичной. Особенно привлекательный партнер теперь кажется источником стресса; следовательно, те, кто рассчитывают на длительное партнерство, уже особо не смотрят на красоту. Весьма устойчивым является убеждение, что лучший и неизменный баланс преимуществ на стороне усредненной внешности или же внешности, только слегка возвышающейся над этим средним уровнем. Многих страданий, проблем с самооценкой и бесплодных усилий можно было бы избежать, если бы такое отношение к красоте появилось в мире медиа, потеснив всевластное присутствие «модельных» тел. . Особенно хорошо выглядящие индивиды склонны к тому, чтобы свой сексуальный успех считать своей профессией и приписывать его в первую очередь или исключительно своей внешности. Тогда их «я», поскольку его нельзя окончательно отождествить с физической внешностью, мало в чем выигрывает от таких успехов. Исследования показали, что особенно хорошо выглядящие женщины воспринимают комплименты их внешности не как отзыв на их внешний вид, но как знак признания их даже теми, кто ни разу их не видел. В дружбе и любви сразу возникает почти непреодолимая трудность: эти красивые женщины хотят, чтобы их признавали и любили за их «личные качества», потому что убеждены, что других людей привлекает в них только их тело. В результате им кажется, что ничего не идет на счет их «я», но весь их успех — успех их тела, точнее, внешнего облика. . Выделяющиеся своей привлекательностью школьницы, как показывают результаты многолетних социологических исследований, чувствуют себя через двадцать лет менее удачливыми, чем их непритязательные одноклассницы. Биографии звезд кино и моделей изобилуют примерами несовместимости красоты с «личным счастьем». Нравственные философы и психоаналитики диагностицируют причинную взаимозависимость неотразимой красоты с длительным одиночеством, депрессией и душевной раздвоенностью. . Специфическая «помешанность на красоте» уже в -е годы стала

предметом озабоченности: она плодит лишь недооценку собственных возможностей и все чаще порождает отрицательную самооценку. Новые медицинские исследования диагностицировали под названием «нарушения образа тела» (body image disorders) те заболевания, которые связаны с систематической недооценкой своего внешнего вида в сравнении с воображаемым фантазматическим обликом стройного и мускулистого тела. Пораженные этой болезнью действительно, как правило, слабы и хилы. Но даже тот, кто близок к идеалу совершенства, болезненно переживает свои недостатки как несчастья, его угнетает любая мелочь, и один вид более совершенного человека не дает почувствовать никакого удовлетворения от своей внешности.

184 Винфрид Меннингхаус

2009-5_Logos.indb 184

18.03.2010 15:21:56

. Когда успех становится не средством, а целью, лихорадочная работа над собственной внешностью поглощает человека полностью. Постоянный гиперкритический взгляд на себя, рассматривание себя в зеркале действуют на личность разрушительно: цель добиться социального и профессионального «успеха» заставляет человека непрерывно работать над улучшением своей внешности, до предела выматывая на этом принудительном пути к цели. . Этические исследования показывают негативное соответствие меж-

ду осознанной заботой о собственной красоте и реально переживаемой сексуальностью. Чем прекраснее индивид и чем более он заботится о своей красоте, тем больше опасность, что все преимущества его ослепительного внешнего вида будут куплены ценой невротических последствий сексуальных (взаимо) отношений. . Дальнейшие эксперименты показали, что не существует никакой статистически значимой корреляции между физической привлекательностью и контролем над собой. Еще меньше умение хорошо выглядеть, превращенное в наивысшую ценность, способствует таким важнейшим составляющим человеческой жизни, как нормальное самочувствие, удовлетворенность и субъективное ощущение себя счастливым. Таким образом, высокая степень физической привлекательности сейчас все чаще срывается в уже рассмотренный сугубый кризис самоидентичности (Attributionskrise). Личное преуспеяние и профессиональные достижения по умолчанию приписываются только своему ослепительному виду, а счет собственного «я» истощается до нуля. . Превращение собственного тела в предмет затратной и постоянно требующей контроля обработки делает гипертрофированный «идеал телесности» источником все большей неудовлетворенности собой. Любой успех в создании красоты уничтожается очередным изгибом более тонкой экспертизы: такая экспертиза исключительно негативна: она всегда указывает на телесные недостатки и никогда — на преимущества. Человек теперь полностью зависит от контролирующего взгляда в зеркале и не оставляет навязчивой заботы о своем облике, который нужно усовершенствовать прямо здесь и сейчас. И как показывают данные более чем за четыре века, систематическая неудовлетворенность собственной внешностью всегда сопровождалась стремлением возвести красоту в культ. Перевод с немецкого Александра Маркова

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 185

185

18.03.2010 15:21:56

} ªƒ„ Å q€¸¯ ­ª

«Метафизика трагедии» Лукача: рецепция и контексты

Чтобы хотя бы приблизительно очертить проблемное поле философских и эстетических дискуссий о сущности трагического и о жанровом своеобразии трагедии, необходимо отдать должное множеству различных направлений мысли. Трудно рассуждать о трагедии, никак не касаясь «Поэтики» Аристотеля, гегелевской «Эстетики» или «Рождения трагедии» Ницше. Тем более смущает философское рассмотрение трагедии как таковой, без внимательного отношения к идейным и сценическим реалиям того или иного времени. Всякий, кто пишет на эту тему, рано или поздно должен будет как-то решить эту проблему. Однако наша задача скромнее: проследить судьбу известного эссе Георга Лукача «Метафизика трагедии» () и показать, как жили некоторые его идеи в послевоенной философской эстетике. Рецепции «Метафизики трагедии» в немалой степени способствовали и личные контакты Лукача (прежде всего, близкая дружба с Эрнстом Блохом). Детали этого интеллектуального взаимодействия мы отчасти опишем ниже. Тексты Лукача, Блоха и Беньямина — пожалуй, наиболее яркие следы их разговоров. Именно тексты позволяют говорить о некоторой преемственности или, наоборот, о полемике. И хотя общность взглядов распространяется далеко за пределы метафизики трагедии, имеет смысл (особенно учитывая, что все трое переживали в то время быстрое и драматичное интеллектуальное развитие) остановиться на этой теме, тем более что в «Духе утопии» Блоха и в «Происхождении немецкой барочной драмы» Беньямина имеются явные реакции на эссе Лукача — вехи в герметичном пространстве эзотерической премудрости, столь характерной для интеллектуалов Веймарской республики. Текст «Метафизики трагедии»¹ посвящен творчеству Пауля Эрнста ¹ Текст должен был называться Metaphysik des Dramatisch-Tragischen, на более простой формулировке настояла редакция журнала «Логос», где текст был впервые опубликован (см. письмо Лео Попперу: Lukács G. Briefwechsel.  –  / Hrsg. von Eva Karádi und Еva Fekete. Budapest: Corvina Kiadó, . S. ).

186 Иван Болдырев

2009-5_Logos.indb 186

18.03.2010 15:21:56

(–), немецкого писателя и драматурга², и близок теоретическим исканиям последнего. Лукач, как и Эрнст, считает, что трагедии должны быть чужды «полутона» и незавершенность реальной жизни, «анархия светотени»³, в чьих тенетах прячется, боясь однозначности, обыденное сознание. Позиция Лукача созвучна исканиям символистов и декадентов — он нарочито антиреалистичен (а уже через десять лет навсегда проклянет эту эстетику): «Всякий реализм способен уничтожить все формотворческие и посему жизнеутверждающие ценности трагической драмы»⁴. Столь же чужда позднему творчеству Лукача нарочито декларируемая элитарность: «Напрасно наш демократический век хотел насадить равные права на трагическое; напрасны были все попытки открыть это небесное царство душевной бедноте»⁵. Трагедия есть удел избранных, способных позволить форме (как высшей этической и эстетической инстанции) возобладать над своей жизнью. Идея собственной избранности и учреждения незримой церкви не покидала Лукача и в дальнейшем, когда внимание его переключилось с эстетики на этику. Интересно, что впоследствии Беньямин, ссылаясь и на декадентские воззрения раннего Лукача, и на книгу Ницше⁶, будет критиковать современные ему представления об античной трагедии как «культурный снобизм» — прежде всего, с точки зрения этики⁷. Беньямин считал, что античную трагедию нельзя не только сравнивать с современной драмой (противопоставляя современного раскрепощенного и «свободного» буржуа задавленному обстоятельствами и потому гибнущему трагическому герою античности), но и подвергать окончательной оценке исходя из нравственных критериев. Этика по-настоящему действует лишь в жизни; осуждать или восхвалять героев трагедии, руководствуясь тем или иным моральным кодексом, бессмысленно⁸. Место этики sensu stricto — в жизни, а не в искусстве, где мы всегда имеем дело с цело-

² Впоследствии Лукач вел с ним активную переписку. Подробнее см.: Земляной С. Н.

³ ⁴ ⁵ ⁶

⁷ ⁸

Доброта как эсхатологическая категория. -я и -я этики в переписке Георга Лукача и Пауля Эрнста ^ Этическая мысль. Вып. . М.: ИФ РАН , . Текст эссе, однако, создает известные сложности — Лукач одновременно пишет и о метафизическом идеале трагического, и о трагедиях Эрнста. См.: Лукач Г. фон. Метафизика трагедии ^ Душа и формы. Эссе / Пер. с нем. С. Н. Земляного. М.: Логосальтера Eccehomo, . С. . Метафизика трагедии. С. . Метафизика трагедии. С. . Беньямин, несмотря на разногласия, много позаимствовал у Ницше, провозгласившего, что единственной подлинной формой драмы была античная, аполлонически-дионисийская трагедия, разрушенная сократическим духом рефлексии, вернуться к которой можно было, лишь восстановив утраченный миф (см., например: Fehér F. Lukács and Benjamin: Parallels and Contrasts ^ New German Critique. . No.  (Winter). P .  – ). Беньямин В. Происхождение немецкой барочной драмы. М.: Аграф, . С.  и далее. Об этом же Беньямин более развернуто писал и в своем трактате об «Избирательном сродстве» Гете.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 187

187

18.03.2010 15:21:56

стным, самодовлеющим, придуманным миром. И хотя этические принципы из этого мира не изъяты, их нельзя абсолютизировать. Но вернемся к Лукачу. Метафизической основой трагедии он считал тоску человеческой экзистенции по самости, по подлинному существованию. Трагедия как раз и основана на важнейшем в жизни мгновении существенности, на самообнаружении сущности, взыскуемой человеком, которая властно утверждает себя, отказываясь от всего незавершенного и от всех колебаний, от любой внешней орнаментации. В трагедии без всяких внешних причин формируется новое пространство, веет «жесткий горный воздух последних вопросов и ответов»⁹, учреждается новая этика, согласно которой все неопределенное (в том числе и прошлое) отбрасывается ради чистой существенности (как считает Лукач, именно это и удалось сделать Паулю Эрнсту). Трагедия брутально утверждает новую жизнь, которая полностью противоположна обыденной жизни¹⁰. Это жизнь, доведенная до своих последних возможностей, до предела, экзистенциально значимая жизнь. В трагедии стираются различия между миром идей и миром вещей. «Всякая истинная трагедия — это мистерия», пишет Лукач, а истинный смысл ее — пробуждение к жизни трансцендентального Бога, Бога, таящегося в человеке¹¹. Это пробуждение ничем не опосредовано, оно совершается резко и без всякой подготовки, которую Лукач отдает на откуп пропедевтике. Любое постепенное «развитие», воспитание, становление героя в трагедии лишается смысла. Заметим, что насильственное принуждение к форме, о котором говорит Лукач, есть отражение любого творческого акта и любой последовательной точки зрения, всегда сопряженной с насильственным отказом от компромиссов и упущенных возможностей, отказом от осознания альтернатив. Именно это насилие и лежит в основе творчества. Эстетизированная тирания формы может принимать вид религиозного обращения, политического акта или просто экзистенциальной настроенности. Ощутима здесь и антигегельянская направленность, возможно не осознаваемая Лукачем до конца. В знаменательном письме Л. Циглеру, автору сочинения «Метафизика трагического»¹², Лукач, ⁹ Метафизика трагедии. С. . ¹⁰ Отдельно отметим, что критика ранним Лукачем обыденной жизни, томление по под-

линности хотя и близки по сути устремлениям немецкого романтизма, — как полагает Л. Гольдман, Лукача можно даже соотносить с Хайдеггером и Ясперсом (Goldmann L. Recherches dialectiques. P.: Gallimard, ), — но не воспринимались так самим автором «Души и форм». В эссе о Новалисе Лукач упрекает романтиков в пассивном, чрезмерно созерцательном и субъективистском отношении к жизни и к художественному идеалу, в эстетической и метафизической «всеядности» их жизненных принципов. В этом смысле романтический идеал, по Лукачу, противостоит трагическому идеалу, сглаживая острые углы трагических противоречий. ¹¹ Метафизика трагедии. С. . ¹² Ziegler L. Zur Metaphysik des Tragischen. Eine philosophische Studie. Leipzig: Dürr’sche Verlagsbuchhandlung, . Поскольку «Метафизика трагедии» была (не полностью)

188 Иван Болдырев

2009-5_Logos.indb 188

18.03.2010 15:21:56

уже ретроспективно оглядываясь на быстро ставший ему чуждым текст, разъясняет, что Циглер исходит из классических (то есть вместе с тем и гегельянских) эстетических понятий вины и конфликта, он же — из понятий сущности и границы. Конфликт, а вместе с ним вина, воздаяние и смерть — лишь формы проявления трагического как становления существенным¹³. Да и в целом высший метафизический смысл трагедии выходит за пределы проблематики конфликта и этики долга — трагического героя эти понятия не затрагивают¹⁴. Метафизическая проблематика здесь обсуждается в самой что ни на есть канонической форме. Лукач заново, теперь уже на примере трагедии, ставит вопрос о существовании мира идей, о статусе идеальной существенности и — самое главное — о ее чувственном бытии. Жизненность существенности — вот главный философский и эстетический парадокс трагедии, парадокс «великих мгновений»¹⁵. Метафизика трагедии дает ответ «на самый деликатный вопрос платонизма: могут ли отдельные вещи также иметь идеи, существенности». Ответ таков: лишь «доведенное до своих крайних границ отдельное соответствует своей идее, является действительно сущим»¹⁶. Мир трагедии — это не мир всеобщностей (они слишком совершенны, чтобы жить действительной жизнью) и не спинозовский мир, он гораздо интереснее, в нем случай не отсутствует¹⁷, не выступает как внешний фактор, а интегрирован в трагедию, он там, как пишет Лукач, везде и нигде. Иными словами, мир существенной жизни выше противопоставления необходимости и случайности. Он возникает в единое мгновение, которое есть начало и конец, и здесь Лукач усматривает метафизическую основу единства времени¹⁸. Автор трагедии, поскольку она существует в языке, тщетно стремится выра-

¹³ ¹⁴ ¹⁵ ¹⁶ ¹⁷

¹⁸

напечатана в журнале «Логос» (Lukács G. von. Metaphysik der Tragödie: Paul Ernst ^ Logos. . Bd. . S.  – ; русский перевод см.: Метафизика трагедии. Статья Георга Лукача ^ Логос. Международный ежегодник по философии культуры.  – . Кн.  – . Репр. изд. М.: Территория будущего, . С.  – ), текст не могли не заметить, и в  –  годах он вызвал гораздо больше дискуссий, чем остальные работы, собранные в «Душе и формах». Лукач посылал статью, а затем и книгу многим выдающимся интеллектуалам того времени, среди которых были Л. Циглер, М. Бубер, Г. Зиммель и Э. Р. Курциус. Lukács G. Briefwechsel. S. . Feher F. Lukács, Benjamin, Theatre ^ Theatre Journal. Vol. . . No.  (Dec.). P. . Метафизика трагедии. С. . Метафизика трагедии. С. . Комментируя это положение Лукача, Блох пишет, что если из трагедии просто исключить случайность, то в результате останется лишь «самая пошлая и приземленнейшая жизнь» (Bloch E. Geist der Utopie ^ Gesamtausgabe. Bd. . Fr. a. M.: Suhrkamp. S. ). Концепция мгновения была заимствована Лукачем у Керкегора, эссе о котором также вошло в книгу «Душа и формы» (см.: Feher F. The Pan-Tragic Vision: The Metaphysics of Tragedy ^ New Literary History. Vol. . . No. . Literature / History / Social Action (Winter). P.  – ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 189

189

18.03.2010 15:21:56

зить мистическое переживание самости путем последовательного развертывания событий во времени. Мгновение как нечто вневременное может быть представлено в трагедии лишь неадекватным образом. Понятно, что нормативные требования классицистов Лукачем отвергаются как плоская пародия на мистическую вневременность, стремление протащить единство и целостность мгновения внутрь времени, тогда как в подлинной существенности временные отношения целиком изменены и перевернуты, а последовательность времен не имеет никакого значения. Именно поэтому Лукач пишет, что герои трагедии, идущие на смерть, уже давно мертвы, ибо мгновению неведомы отношения «прежде» и «после». Очень интересное отражение (на это обращает внимание Беньямин) мысли Лукача получили в замечательном труде немецко-еврейского философа Франца Розенцвейга (–) «Звезда искупления» (). Розенцвейг описывает фундаментальную метафизическую настроенность трагического героя как упорство молчания, позволяющее ему утверждать свою самость. Именно эта самость и есть главный и единственный герой трагедии, встречающий в молчании свою смерть как свое величайшее одиночество и торжество. Розенцвейг подчеркивает: герой и умирает, и не умирает, поскольку характер как героическая самость бессмертен¹⁹. Есть ли здесь место мистике? Лукач противопоставляет трагический и мистический опыт. Если первый — это путь борьбы и торжества самости в момент ее наивысшего проявления, то второй — путь самоотвержения, растворения самости в Абсолюте. В трагическом мироощущении самость сохраняет себя, но только чтобы — парадоксальным образом — стать свидетелем собственной гибели. Трагическое сознание интериоризирует смерть, для трагедии смерть «есть всегда имманентная действительность, с которой она неразрывно связана с каждым из своих событий»²⁰, тогда как мистик упраздняет реальную (в том числе и эстетическую) значимость смерти, тем самым упраздняя, делая избыточной и саму художественную форму трагедии. Продолжая эти мысли и соотнося их с «метаэтикой» Розенцвейга, Беньямин показывает, что молчаливое упорство трагического героя сменяется в истории развития драмы речью Сократа и готовностью к смерти, характерной для него в той же мере, что и для христианского мученика. Для Сократа смерть точно так же лишена смысла. Впрочем, сам дух диалога Беньямин ставит выше рациональной сократической пропедевтики. «Чистая драматичность (диалога. — И. Б.) восстанавливает мистерию, постепенно утратив¹⁹ Rosenzweig F. Stern der Erlösung. Fr. a. M.: Suhrkamp, . S.  – . ²⁰ Метафизика трагедии. С. . Ср. также: Lukács G. Heidelberger Philosophie der

Kunst ^ Werke. Bd. XVI . Darmstadt / Neuwied: Luchterhand, . S.  – , где смерть сама по себе описывается как высшая точка трагедии, независимо от того, что последует за ней.

190 Иван Болдырев

2009-5_Logos.indb 190

18.03.2010 15:21:57

шую сакральность в формах греческой драматургии: ее язык как язык новой драмы как раз и становится языком драмы барочной»²¹. И если трагический герой, идя на смерть, уже давно мертв, ибо его жизнь как бы выстраивается из смерти, то новый герой, презирающий смерть, становится в центр новых художественных форм. Последний из рассматриваемых Лукачем парадоксов касается исторической трагедии, а точнее, соотношения трагического и истории²². Вершинам трагического с их всеобщностью противостоит историческая всеобщность и необходимость. Трагедия, по Лукачу, борется с обыденной жизнью, и предмет распри — история. Но уникальность исторических фактов, вечное несоответствие исходных идей и намерений реальным историческим деяниям всегда будут провоцировать «метафизический диссонанс»²³ в трагедии. Однако форма выступает ее категорическим императивом, не меняющимся в зависимости от реальных проявлений трагического, вечным недостижимым идеалом чистоты и ясности, к которому, как считал Лукач, и стремились выспренные трагедии Эрнста (а также, возможно, некоторые драматические опыты Поля Клоделя). Форма, как пишет Лукач философу и литератору Саломо Фридлендеру, — это воплощенная парадоксальность, сосуществование взаимоисключающих и непримиримых принципов. В обычной жизни этой борьбы нет, принципы проходят друг мимо друга, не задерживаясь, не узнавая друг друга, поскольку они «неоднородны», не ровня один другому²⁴. Но в исторических драмах Эрнста за тяжелой поступью исторической необходимости Лукач прозревает высокий дух и слепящий свет художественной формы. Эстетика Лукача во многих важных моментах воспроизводится и у Эрнста Блоха (–), который, конечно, не мог не выразить интереса к «Метафизике трагедии», тем более что темы существенной жизни, мгновенного овладения самостью и пробуждения внутреннего Бога чрезвычайно характерны для его собственной ранней философии. Более того, именно благодаря полемике Блоха с Лукачем мы можем понять различия во взглядах двух близких друзей, которые в целом были на удивление единодушны, додумывали друг за друга новые мысли, посылали друг другу тексты и вносили в «красную книгу» мировоззренческие расхождения²⁵.

²¹ Беньямин В. Происхождение немецкой барочной драмы. С. . ²² Это особенно важно потому, что «Метафизике трагедии» предшествовала книга

«История развития современной драмы», где была представлена попытка социологического анализа эволюции драматургии. ²³ Метафизика трагедии. С. . ²⁴ Lukács G. Briefwechsel. S. . ²⁵ Немаловажен, по-видимому, и тот факт, что «Происхождение немецкой барочной драмы» Беньямин, внимательный читатель «Духа утопии», писал в  году на Капри, где много общался именно с Блохом.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 191

191

18.03.2010 15:21:57

Пересечения видны почти на каждом шагу: Лукач, например, во вступлении к «Душе и формам» трактует эссе как некоторый промежуточный, переходный жанр, жанр-«предтечу», проникнутый томлением по новому философскому синтезу, который должен явиться как новая большая система. Именно так мыслил свою будущую философию и Блох. В конечном счете именно к предвосхищению будущего тотального синтеза и сводится блоховская теория утопии, а жанр, в котором пишет Блох, несомненно, близок эссе²⁶. Еще очевиднее становится родство взглядов Блоха и Лукача в контексте метафизики мгновения — как вторжения вечности во время. Много страниц в «Духе утопии» посвящено «тьме проживаемого мгновения», в котором мистический опыт сочетается с опытом повседневности. Лукач же возносит мгновение на вершину трагической эстетики, придавая ему особый метафизический смысл. Революционный характер мгновения был осмыслен Лукачем исходя из эстетики трагического, а Блохом — по впечатлениям от революционных битв  –  годов. Оба презирают унылый пейзаж буржуазного мира и считают искусство главной альтернативой эпохе «абсолютной греховности». Но если Блох искал эти новые смыслы прежде всего в музыке, то Лукач — в литературе. В обеих редакциях «Духа утопии» ( и  годов²⁷) содержится текст, фактически представляющий собой рецензию на «Метафизику трагедии» и названный «Экскурс / задержка и трагедия на пути к реальному изобретению самого себя»²⁸. Как и во всей книге Блоха, здесь темный, запутанный слог и сложно реконструируемые отсылки (комментированного издания до сих пор не существует). Но ссылка на Лукача очевидна. Блох одобрительно отмечает, что трагическая смерть есть привилегия избранных, неотделимая от их жизни. Ее «нельзя определить иначе, кроме как исходящее всецело отсюда и возвращающееся, имманентное, совершенно немистическое принуждение к форме, к хоросу, к гештальту и к тому, что для Я наступает окончательный срок»²⁹. Блоху важно подчеркнуть, что трагедия (в том идеальном виде, в каком ее проповедует Лукач) есть продукт «обезбоженного» мира, мира, в котором нет Бога или судьбы как внешней необходимости, правящей героями, словно марионетками. Бог покидает сцену, но остается зрителем: «Это не только единственно возможное новое благочестие, но и историческая, утопиче²⁶ Фактически все книги Блоха — это собрание эссе, написанных в разное время и по разному поводу.

²⁷ В первом издании этот текст был частью большого раздела под общим названием

«Комический герой», от которого во втором издании осталось лишь обсуждение «Метафизики трагедии». ²⁸ В переписке Лукача и Блоха тематика трагедии тоже обсуждается, но лишь в одном письме, где Блох рассуждает конспективно и очень общо (см.: Bloch E. Briefe.  – . Bd. . Fr. a. M.: Suhrkamp, . S.  – ). ²⁹ Bloch E. Geist der Utopie. S.  – .

192 Иван Болдырев

2009-5_Logos.indb 192

18.03.2010 15:21:57

ская возможность трагических эпох, времен, покинутых небесами»³⁰. Трагедия для Блоха, как и для Лукача, возможна лишь в расколдованном мире — именно такой представала им современная эпоха, что отличало их от мифологического профетизма ницшеанской теории трагедии. Бог покинул этот мир, но остался зрителем — двусмысленное положение, для которого возможны различные интерпретации, но только не ницшеанская. Трагический герой, присвоив себе смерть, будучи открыт судьбе, побеждает свою виновность и свой грех. Но Блох пишет, что если рассматривать эту имманентность смерти с исторической и религиозной точек зрения, то осмысленность ей может придать лишь некое кармическое учение, связывающее судьбу с чем-то фундаментальным, предшествовавшим жизни героя. Проблема, которая интересует в трагедии Блоха и решения которой у Лукача он не находит, — это проблема внешнего мира, оставленного Богом и исполненного зла. Лишь когда этот мир абсолютно безразличен к лукачевскому герою трагедии, последний способен обособиться, выделиться из мира. Но мир — не просто пассивный фон трагедии, Блох не может поступиться проблемой мира как процесса, обретения «апокалиптического ядра»³¹. Трагедия представляет встречу не с самим собой (как все остальное искусство), а с сатаной, с препятствием, с «ущербом» (Hemmnis) мира. Но за этой встречей должен последовать иной, более фундаментальный опыт — «реальная», то есть вырастающая из мира, и абсолютная встреча с самим собой. И здесь Блох делает еще один ход мысли, стремясь обособиться от лукачевской эстетики. Фактически он провозглашает, что более существенным, более фундаментальным отношением к миру, которое ближе апокалиптическим и утопическим устремлениям, является комическое отношение. Осознание трагической основы мира, безусловно, имеет смысл, но комедия (Блох вспоминает о Данте) и комический роман открывают нам более глубокие тайны. Беспричинная радость, ощущение легкости и юмор как творческая сила души, полагающая реальность, ставятся у Блоха выше трагической судьбы. Трагедия и ее герои находятся по ту сторону истории, они суть фигуры утопии. Их путь всегда оказывается пройден наполовину, как путь Христа, преодолевшего судьбу, но вместе с тем покорившегося ей. «Герой не гибнет потому, что он обрел существенность, но потому, что обрел существенность, гибнет он; лишь это превращает подлинно значительное прибытие-к-себе-самому в героизм, в категорию могущественной судьбы и трагедии, что человека, которого крошит, превозносит, и именно потому, что делает из него крошево; лишь эта сверхсубъектная соотнесенность помещает трагическое внутрь связей завершенно³⁰ Ibid. S. . Ср. идею «расколдованного мира» у М. Вебера. ³¹ Ibid. S. . Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 193

193

18.03.2010 15:21:57

незавершенных, приобщает его к завершению самого себя, прерванному на полпути, к изобретению самого себя, к древнему безжалостному противостоянию Прометея, Христа, с Хранителем мира и с нечистой совестью конца времен»³². Трагический герой — это герой революции, но в лоне подлинной революционной эстетики всегда таится смех — могучее творческое начало, позволяющее всему новому, неопределенному, не случившемуся до конца проникнуть в мир и взорвать его изнутри. Революционерам чужды длинные, напыщенные речи, сколько бы ни было в них достоинства и самоутверждения. Конечно, различия между Блохом и Лукачем связаны не столько с эстетикой (хотя полемика о трагедии шла именно на этом поле), сколько с их онтологическими представлениями. Для Блоха неприемлема провозглашенная Лукачем тирания формы³³, ему не нравится статуарность трагического, он не понимает, почему форма не может быть историчной³⁴ и зачем так жестко противопоставлять жизнь и искусство. Иными словами, Блох предъявляет Лукачу негласный упрек в гегелевском духе, связанный в том числе и с тем, что если для Лукача важнейшую роль в философско-эстетическом исследовании всегда играл анализ объективаций, то Блох в центр своей философии поставил субъекта³⁵. Эта скрытая полемика возродилась в новых обстоятельствах и по иному поводу — в -е годы в спорах об экспрессионизме (ставшем для Блоха подлинным искусством будущего), когда позиция Лукача стала непримиримо классицистской, а Блоха — авангардной, когда Лукач выступал ревнивым блюстителем чистоты форм (правда, уже совсем других, реалистических), а Блох защищал право художника на самовыражение и право зрителя на свободу интерпретации. Произведение искусства для Блоха не есть нечто застывшее и вечное, это часть утопического процесса, постоянно переопределяющая себя и выходящая за собственные пределы. И если анархия жизни была для Лукача лишь бессмысленным брожением, столкновением неоднородных и равнодушных по отношению друг к другу элементов, которой были противопоставлены неизменные формы, то Блох видел в ней предчувствие апокалиптического будущего. А что касается драматического искусства,

³² Geist der Utopie. S.  – . ³³ Ср.: Münster A. Utopie, Messianismus und Apokalypse im Frühwerk von Ernst Bloch. Fr. a. M.: Suhrkamp, . S.  – .

³⁴ Проблему историчности форм прекрасно сознавал и Лукач (ср. его писмо П. Эрн-

сту: Lukács G. Briefwechsel. S. ), написавший «Историю развития современной драмы» и затем философско-историческую «Теорию романа». Он понимал, что в теории трагедии следует убедительно показать, чем трагическое отличается от других художественных форм. Впрочем, в метафизике трагедии Лукач ставил себе другие, более отвлеченные философские задачи. Историко-социологический анализ любого типа здесь просто неуместен. ³⁵ Radnóti S. Bloch und Lukács: zwei radikale Kritiker in der gottverlassenen Welt ^ Die Seele und das Leben. Studien zum frühen Lukács. Fr. а. M.: Suhrkamp, . S.  – .

194 Иван Болдырев

2009-5_Logos.indb 194

18.03.2010 15:21:57

то жизнь, будь она даже бессмысленной и враждебной, должна стать элементом действия, должна войти в трагедию. Тем художником, который создал драму такого типа и которого в первом издании «Духа утопии» Блох причисляет к тайновидцам, предвестникам будущего, был не Пауль Эрнст, а совсем другой автор — Август Стриндберг³⁶. Блох и Лукач не создали ни общей философской системы, ни теории трагедии. Полемика между ними — это не просто мелкие разногласия единомышленников, в конечном счете речь идет о фундаментальных политико-эстетических пристрастиях. Философия Блоха всегда характеризовалась радикальным протестом, бунтом против действительности, тогда как Лукач довольно быстро примирился с этой действительностью, имея на то основания не только политические, но и эстетические. Тоталитарность мышления, нежелание идти на компромисс в защите классики и в критике модернизма — все эти особенности лукачевского мировоззрения не позволили Лукачу примириться не только с Блохом, но и с новыми тенденциями в философской эстетике ХХ века. Вместе с тем в -е годы Блоху и Лукачу удалось радикально преобразовать господствовавший в то время в Европе теоретический дискурс и стать предшественниками эстетики совершенно нового типа. Метафизика трагедии Лукача и Ницше стала одним из исходных пунктов теории барочной драмы Беньямина, который затем (не без влияния Блоха) стал заниматься не XVII веком, а современным театром, проводя аналогии между эпохой барокко и экспрессионизмом³⁷. Впоследствии Беньямин описывал эпический театр Брехта, используя понятие «застывшая диалектика». Новый театр, далекий и от морализирования в традиции Аристотеля, и от аристократизма Пауля Эрнста, театр очуждения (Verfremdung) и шока, театр, где властвует жест, где овладение самостью не обрекает на тотальное одиночество, а приобщает зрителя к жизни коллективного революционного субъекта, стал для Беньямина предметом эстетической рефлексии. Но если избирательное сродство Блоха и Беньямина в  – -е годы было очевидным, то о Лукаче такого сказать нельзя. К началу -х годов у него уже почти не было стилистических разногласий с советской властью. Однако эта история выходит за рамки нашего обсуждения.

³⁶ Bloch E. Geist der Utopie. Erste Fassung ^ Gesamtausgabe. Bd. . Fr. a. M.: Suhrkamp.

S. . См. также: Jung W. The Early Aesthetic Theories of Bloch and Lukács ^ New German Critique. . No. . Special Issue on Bloch and Heidegger (Autumn). P .  – . ³⁷ Беньямин В. Происхождение немецкой барочной драмы. С.  – .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 195

195

18.03.2010 15:21:57

¬„ ­Á| ƒ „

Перечитывая Ницше сквозь призму «Интеллектуальной биографии» Доменико Лосурдо¹

Domenico Losurdo. Nietzsche, il ribelle aristocratico. Biografia intellettuale e bilancio critico, Torino: Bollati Boringhieri, 2002 [Paperback 2004] / Доменико Лосурдо. Ницше, аристократический бунтарь. Интеллектуальная биография и критический анализ.

Д

оменико Лосурдо, профессор истории философии Университета Урбино и известная фигура в кругах «Коммунистического возрождения», — один из ведущих мировых специалистов по Гегелю и эксперт по интеллектуальной истории XIX и XX веков. На его примере видна все еще сохраняющаяся культурная пропасть между теоретическими традициями континентальной Европы и англо-американского мира. В то время как более двадцати изданных им монографий серьезно повлияли на научное сообщество Италии, лишь две из них на данный момент переведены на английский язык: «Хайдеггер и идеология войны: сообщество, смерть и Запад»² и «Гегель и свобода модерна». И, несмотря на то что его книга «Ницше, аристократический бунтарь» вызвала жаркие споры на страницах итальянских изданий — от L’Osservatore Romano до Il Manifesto, от La Repubblica до IL Corriere della Sera, от La Stampa до l’Unitа³, — в англоязычной прессе она была встречена лишь несколькими обзорными статьями⁴. В данный момент книга переводится на немецкий язык, чтобы выйти в издательстве Argument Verlag. Английское издание будет готово в самое ближайшее время. Пожалуй, именно англо-саксонские гумани-

¹ Rehmann J. Re-Reading Nietzsche with Domenico Losurdo’s Intellectual Biography ^ Historical Materialism. . No. . PP .  – .

² См.: Milchman . ³ См. собрание статей, доступное на http:^www.filosofia.it / pagine / argomenti /Losurdo / Losurdo. htm.

⁴ См.: Santi  и Thomas .

196 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 196

18.03.2010 15:21:57

тарные науки, в значительной мере основывающиеся на постмодернистском ницшеанстве, особенно нуждаются в критической исторической реконструкции идеологических процессов, сформировавших их собственные исследовательские подходы. Объемистая — около  страниц — книга Лосурдо могла бы стать вехой в возобновлении критических исследований Ницше. Это не только наиболее всестороннее исследование связи между философией Ницше и его политическими воззрениями, но также самое тщательное и аналитическое. Ниже я воспользуюсь интерпретацией Лосурдо как одновременно отправной точкой и путеводителем для нового прочтения Ницше, которое позволит лучше понять, каким образом его читает Лосурдо⁵. Тем самым я постараюсь найти критерий для определения методологии Лосурдо и критической оценки даваемой им интерпретации. Отличие Лосурдо от Лукача

«И был он, наконец, разрушителем Разума» — таким был заголовок рецензии в известной немецкой газете, где Лосурдо превозносился как автор, который, выступая против господствующей тенденции смягчать образ Ницше, подвергает его критике «в духе Лукача»⁶. Рецензент, конечно, прав, когда подчеркивает неприятие Лосурдо «герменевтики невинности», которая даже самые резкие высказывания Ницше — начиная с поддержания рабства и заканчивая требованием истребления слабых и ущербных — подвергает аллегорическому толкованию, тем самым превращая их в метафору: Джанни Ваттимо, к примеру, рассматривает ницшевское воспевание войны как «отрицание целостности бытия» (pp. , ff, ff). Но действительно ли Лосурдо хочет возобновить борьбу против такого подхода, используя понятийную базу, предложенную Лукачем, где Ницше включается в традицию «философского иррационализма от Шеллинга до Гитлера» и, таким образом, рассматривается как непосредственный предтеча нацизма? Эта интерпретация стала настолько же популярной, насколько она спорная методологически, ведь она втискивает ницшеанскую философию в телеологию, ведущую к фашизму, игнорируя серьезную историческую дистанцию. Как, среди прочих, убедительно показала Марта Сапата Галинда, связь между философией Ницше и нацизмом нельзя представлять ни как необходимую причинную зависимость, ни как притянутую за уши преемственность, но скорее как процесс «фашизации» (Faschisierung) — в виде идеологиче⁵ Так как критического издания Ницше на английском не существует (работа над Стэнд-

фордским изданием, основанном на издании Колли и Монтинари, остановилась после третьего тома), некоторые куски из «Неопубликованных отрывков» я перевел самостоятельно. Ниже я буду указывать номер соответствующего афоризма, дополняя его номером тома и страницы из немецкого издания (KSA ). Значения аббревиатур см. в библиографии. ⁶ Flasch .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 197

197

18.03.2010 15:21:58

ской трансформации, заключавшейся в ряде вмешательств в специфическую совокупность представлений о буржуазной гегемонии⁷. К счастью, сравнение с Лукачем — результат заблуждения рецензента, вызванного, скорее всего, распространенной тенденцией делать Лукача символом любой марксистской критики Ницше (так же, как и козлом отпущения для любой антимарксистской реакции). Когда Лосурдо защищает Лукача от обвинений в том, что тот принял нацистскую интерпретацию Ницше, попросту добавив негативную оценку, когда он возобновляет лукачевский проект по расшифровке политической подоплеки ницшевских идей (в противоположность Фуко, который эпатажно заявляет о своем праве «исказить» их, заставить их «кричать» и «заявлять о себе», не заботясь о точности цитат (p. )⁸, это свидетельствует вовсе не о стремлении Лосурдо перенять подход Лукача, но лишь о его исследовательской честности. Говоря о враждебном отношении к социализму и к Французской революции как о мотивах, пронизывающих различные периоды творчества Ницше, Лосурдо тем самым отнюдь не становится последователем Лукача: он лишь делает заключение, вполне обычное для исследователей, всерьез относящихся к идее политичности философии Ницше. Даже придерживающийся радикально антимарксистских взглядов историк Эрнст Нольте приходит к заключению, что «Лосурдо прав, когда отмечает, что враждебное отношение к социализму проходит сквозь всю интеллектуальную биографию Ницше»⁹. Новизна и продуктивность подхода Лосурдо не в последнюю очередь заключается в том, что он в ряде решающих аспектов дистанцируется от лукачевского «разрушения разума»: согласно Лосурдо, допущение непосредственной связи между Ницше и нацизмом является «историографическим искажением», которое необходимо преодолеть посредством «сравнительного анализа идеологических процессов» (pp. , ). Как и многие другие, Лукач попал в плен представлений об «особом пути» (Sonderweg) Германии и не принял в расчет, что в конце XIX века идеологическая обстановка в Германии и других западных странах различалась не сильно (p. ). Лишь тщательно реконструировав место рассуждений (discourse) Ницше в структуре идеологиче-

⁷ Zapata Galindo . P. . ⁸ «Единственная дань уважения, которую я могу отдать мысли Ницше — это как раз использовать ее, деформировать ее, заставить ее рокотать и протестовать. А до тех, кто будет потом рассуждать, верно или неверно я изложил Ницше, мне абсолютно нет дела» (Foucault . P.  – ). ⁹ Нольте остается верен своим горячо антимарксистским взглядам, когда критикует Лосурдо за то, что тот принимает сторону Маркса и не замечает «избыточности» его идеи коммунизма: Is the image of the blonde beast really so much more absurd than the ideal of those classless and eschatological human beings no longer subject to any division of labour?.. (Nolte ) («Неужели образ белокурой бестии настолько уж абсурднее, чем идеал этого бесклассового, эсхатологического человеческого бытия, избавленного от всякого разделения труда?..»).

198 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 198

18.03.2010 15:21:58

ских реальностей того времени, можно подойти к исследованию того, что именно связывает (а также что не связывает) их с Третьим рейхом. В конце концов, выискивая, как это делает Лукач, примеры ницшевского «иррационализма», можно столкнуться с серьезной проблемой в лице «просвещенных» текстов Ницше, в которых он выступает против любой иррациональной мифологии и в защиту научного прогресса. Вопрос о рабстве

Приведем пример. Согласно Лосурдо, постоянно встречающееся у Ницше обоснование рабства нельзя понимать ни как невинную метафору, ни как предвкушение порабощения нацистами Восточной Европы, но, скорее, необходимо рассматривать в контексте современной ему борьбы за отмену рабства в США . Когда молодой Ницше писал о Феогниде из Мегар и был вдохновлен дорийско-арийской рабовладельческой аристократией (в противоположность насаждавшемуся «коммунизму»), гражданская война все еще продолжалась. Рабство в Северной Америке не было отменено вплоть до -го, а в Бразилии — до  года. В то время как постмодернистские интерпретаторы Ницше читают его концепцию рабства как чарующую метафору, Лосурдо видит в ней отсылку к «вполне земной реальности» и полю ожесточенных интеллектуальных споров (p. ). Противники отмены рабства, как и Ницше, приводили в пример его значение для высокой культуры античных времен. Положение Ницше о том, что рабы во всех отношениях более надежны и более доступны, чем современные рабочие, точно так же входило в стандартный репертуар антиаболиционистов, как и его замечание, что черные менее чувствительны к боли, чем европейцы (pp. ff, )¹⁰. Когда поздний Ницше рассматривал христианство, Французскую революцию и социализм как три проявления продолжающегося «восстания рабов в морали», это было не просто причудливой идеей, но, скорее, отражало специфическое господствующее положение вещей: противники рабства выводили свои аболиционистские требования из якобинских программ; после восстановления колониального рабства Наполеоном аболиционистское движение во Франции организовывалось по большей части социалистами, тогда как в Англии и США им руководили церкви. Таким образом, при ближайшем рассмотрении мы можем сказать, что Лосурдо ведет борьбу на два фронта. Он осуждает навязывание ложной альтернативы: либо сделать философию Ницше «ответственной» за фашизм и холокост, что всегда побочно ведет к снятию этого бремени с прочих учений, сыгравших свою роль в идеологической подготовке фашизма¹¹; либо освободить его от всякой ответственности, как это ¹⁰ См.: HH I , No.  (KSA  / ); GM II , No.  (KSA  / ). ¹¹ Whether we look at the main interpretations of Nietzsche or at those of Plato or of Hegel,

whether at the debates on humanism, or at phenomenology, the philosophy of value,

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 199

199

18.03.2010 15:21:58

делают аллегорические интерпретаторы «герменевтики невинности» от Кауфмана до Оттмана и Ваттимо. Как только эта ложная альтернатива отброшена, сразу начинает вырисовываться такая идеологическая реальность, где философия Ницше вплетена в обширный круг европейских и англо-американских течений, нацеленных на преодоление Французской революции, а также череды революций (, , ), ею порожденных. Специфика Ницше заключается в сочетании бескомпромиссного «аристократического радикализма» (как он сам это называл)¹² с особой способностью, сближающей его с его великим антагонистом Марксом, а именно расшифровывать любое явление в сфере истории, морали, религии, науки и искусства с точки зрения «сословной и классовой борьбы»¹³. Различие, однако, состоит в том, что Ницше рассматривал ее аисторично, как вечную борьбу рабов и господ (pp. ff). Шоковое воздействие Парижской коммуны

Какой побудительный мотив стоял за поисками Ницше доклассического, аристократически мужественного, «трагического» образа Греции, противоположного «нежному» образу, созданному Гете и Винкельманом? Начиная исследование, Лосурдо указывает на восприятие европейской интеллигенцией Парижской коммуны как предзнаменования заката западной культуры. Когда Ницше сообщили о том. что коммунары подожгли Лувр, весь его предшествующий философский и художественный опыт обернулся для него абсурдом. Даже по прошествии времени, когда ложность слухов о поджоге Лувра давно уже была доказана, а Коммуна — с ужасающей жестокостью уничтожена, Ницше писал с меланхолией: «Ощущение осени нашей культуры — это словно опять представить, будто Лувр сожжен. Ничто другое не причиняет такой боли»¹⁴. «Рождение трагедии» Лосурдо читает как зашифрованный заговор от надвигающейся революции. «История культурного кризиса от Сократа до Парижской коммуны» — таким мог бы быть подзаголовок этого произведения (p. ). Упадок современной культуры Ницше приписы-

ontology or anthropology: the different strands… endeavoured, each in its own way, to articulate Nazism and its leader as a philosophical fact, to supply them with the powers of their specific traditions, to offer their discourses as connecting and legitimising forces (Haug . P. ) («Куда бы мы ни взглянули — на основные ли интерпретации Ницше, Платона или Гегеля, на дебаты ли о гуманизме или на феноменологию, философию ценностей, онтологию или антропологию, — мы увидим, что все эти течения стремились, каждое по-своему, осмыслить нацизм и его вождя в качестве философского факта, снабдить их особой силой своих мыслителей традиций, предложить связующий и легитимирующий ресурс своих дискурсов»). ¹² См. его письмо Георгу Брандесу от  декабря  года, KSB , . ¹³ Stände- und Classenkampf, Unpublished Fragments, Autumn ,  [] (KSA  / ). ¹⁴ Unpublished Fragments, Spring — Summer ,  [] (KSA  / ).

200 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 200

18.03.2010 15:21:58

вает сократовскому познавательному оптимизму и его «вере в земное счастье для всех», которые во времена «александрийской культуры» эллинизма подорвали благотворный античный институт рабства: «Нет ничего страшнее варварского сословия рабов (Sklavenstand), научившегося смотреть на свое существование как на некоторую несправедливость и принимающего меры к тому, чтобы отомстить не только за себя, но и за все предшествовавшие поколения»¹⁵. Согласно Лосурдо, в основе глубинной структуры этого текста лежит противопоставление не аполлонического и дионисийского, но, скорее, «германского» и «сократического» (p. ). Он сравнивает его с вагнеровским «Еврейством в музыке» () и обращает внимание, что ницшеанские эпитеты для сократизма — абстрактный, оторванный от родной почвы, народных инстинктов и мифов — соответствуют тем, которые Вагнер использует в отношении современных евреев, особенно образованных (p. ff)¹⁶. Выставление германского против еврейского в «Кольце Нибелунгов» Вагнера воспроизводится в «Рождении трагедии» как антитеза (еврейского) сократизма и трагического дионисийского духа, который Германия унаследовала от досократической Греции (p. ). В своих публикациях Ницше следовал совету Козимы Вагнер «не называть евреев прямо… особенно не en passant», но в своих неопубликованных отрывках он отождествлял сократизм с «нынешней еврейской прессой»¹⁷. Термин «оптмизм», используемый в основном обобщенно в смысле «поверхностного оптимизма», отсылает одновременно к духу французского Просвещения и «еврейству» (p. ff). Борец за гегемонию одинокого мятежника

В целом Лосурдо следует традиционному тройному делению творчества Ницше на ранний период, отмеченный влиянием Шопенгауэра и Вагнера и увенчанный «Рождением трагедии» (); средний, «просвещенный» период, когда он пишет, среди прочего, «Человеческое, слишком человеческое» (); и поздний период, куда относятся «Так говорил Заратустра» (), «К генеалогии морали» () и «Антихрист» (– ). Но Лосурдо усложняет эту периодизацию, деля ранний период на две части, а именно на популистский (populist) период, когда Ницше находился под влиянием Вагнера, и период разочарованного отрече¹⁵ BT , No.  (KSA  / ). ¹⁶ См.: BT , No. , ,  (KSA  / , , ff, ). Когда Ницше предвкушает, как пробуждающийся немецкий дух «убьет драконов, уничтожит коварных карликов и разбудит Брунгильду» (GT , No. ; KSA  / ), он явным образом отсылает к еврейским карликам из вагнеровского «Кольца Нибелунгов» (p. ). ¹⁷ Продолжение письма Козимы Вагнер от  февраля  года такое: «Позже, если Вы захотите вступить в эту ужасную схватку, сделайте это во имя Небес» (KGB , III , , ). На тему «еврейства» Сократа и Платона см.: Unpublished Fragments, KSA  / ,  / ,  / , , .

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 201

201

18.03.2010 15:21:58

ния. В момент основания германского Рейха (Reichsgründung), в  году, Ницше боролся за одно из определений «немецкого духа», отстаивая идею о том, что его корни (и источник силы) — в досократической Греции. Взяв на вооружение вагнеровский популизм, он принял участие в соревновании различных новых мифологий: чисто германской, германо-христианской, греко-германской, германо-лютеранской, индоевропейско-арийской. Вскоре, однако, выяснилось, что у этого греко-германского мифа, несмотря на попытки Ницше соединить его с индоевропейско-арийским, не было явных шансов одержать победу, особенно, над господствующим германо-протестантским мифом (pp. ff, ff, ). Согласно Лосурдо, второе и третье «Несвоевременные размышления» (оба  года) знаменуют второй период, когда Ницше разочаровывается в политике Бисмарка, которую он считает теперь неспособной сдерживать «современные идеи» демократии и, прежде всего, подъем рабочего движения (p. ). Ницше все чаще и чаще преподносит себя как «одинокого мятежника», порвавшего с германским Volksgemeinschaft («народным сообществом»), на котором торжественно настаивали Вагнер и Трейчке (pp. ff, ff). Мне бы хотелось возразить, что тексты Ницше, на которые ссылается Лосурдо, не столько демонстрируют два последовательных периода его творчества, сколько два полюса одного противоречивого момента: важным стимулом, заставившим Ницше отказать правящему блоку в своей поддержке, была образовательная политика последнего. Но ведь Ницше осуждал общее образование как «подготовительную стадию коммунизма» уже в  –  годах¹⁸. В то же время, он заявлял, что «немецкий дух» противен текущей «государственной тенденции» и является «чуждым пришельцем» в системе образования¹⁹. Как замечает и сам Лосурдо (p. ), с самого начала своего существования немецкий Рейх олицетворял для Ницше тот сократический идеал, против которого он выступил в «Рождении трагедии». С другой стороны, преклонение Ницше перед популизмом Вагнера ярче всего выражено в четвертом «Несвоевременном размышлении»  года: его искусство «не говорит языком кастовой образованности и вообще не признает более противоположности между образованными и необразованными. В этом отношении оно является прямой противоположностью ко всей культуре Ренессанса»²⁰. В средний и поздний период отношение к Ренессансу будет полностью перевернуто. Это можно сравнить с постулированным Грамши контрастом между народно-демократической Реформацией и Ренессансом, культуру которого Грамши описывал как далекую от народной, и заключить, что подход раннего Ницше содержит в себе ¹⁸ Unpublished Fragments, Winter  –  to Autumn ,  [] (KSA  / ). ¹⁹ On the Future of our Educational Institutions, Lecture III (), KSA  / f. ²⁰ Richard Wagner in Bayreuth, UB IV , No.  (KSA  / ); см.: Unpublished Fragments, Spring — Summer ,  [] (KSA  / ).

202 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 202

18.03.2010 15:21:58

avant la lettre — что-то от грамшианства правого толка, и это находит свое сжатое и сомнительное выражение в его воспевании себя как «одинокого мятежника». Мы также можем обратиться к рассуждениям Грамши о «пассивной революции», посредством которой возникающие в XIX веке европейские государства реагировали на Якобинскую революцию, пытаясь «преодолеть» ее [reazione-superamento-nazionale]²¹. Ницше хотел принять участие в идеологическом устранении Французской революции как пережитка, но не был готов заплатить цену за «пассивную революцию», а именно частично принять некоторые из революционных достижений. Негодуя на государство (что было неправильно понято многими комментаторами в качестве анархистского индивидуализма), он ошибочно принял отдельные его компоненты, впитанные из якобинства и бюрократически ассимилированные, за якобинство само по себе. Тогда как Вагнер «разрешает» это противоречие с помощью своей антисемитской деятельности — в политической попытке прервать эмансипацию, гарантировавшую гражданское и юридическое равноправие евреев, — Ницше порывает с вагнерианской концепцией немецкого «народного сообщества» (pp. ff, ff, ff): «одинокий мятежник» становится «просвещенным» (p. ). Построение Ницше антиякобинского Просвещения

Одной из сильнейших сторон книги Лосурдо является отчетливость, с которой он изображает точки разрыва между разными периодами творчества Ницше. Действительно, мы можем увидеть, что почти все направления, по которым вел полемику ранний Ницще, изменены в его «просвещенный период» на противоположные: он отвергает романтизацию немецкого духа [Deutschtümelei] и в связи с этим отворачивается от лютеранской Реформации, обращая свой взор к Ренессансу (p. ff)²². В противоположность немецким националистам Ницше становится сторонником европейского космополитизма, который строится на понятии «европейской культуры», включающей в себя «дочь европейской культуры» [Tochterland] — Америку, но не Россию (p. ff)²³. Главная роль среди европейцев отводится французам, «ибо натура француза гораздо более родственна греческой, чем натура немца»; кроме того, ²¹ Gramsci , см.: Notebook , § ; and Notebook . II , § . ²² На фоне итальянского Ренессанса с его «освобождением мысли, презрением к авто-

ритетам… восторженной любовью к науке… снятием оков с личности» немецкая Реформация представала как «энергичный протест отсталых умов», которые препятствовали всему человеческому и этим отодвинули во времени «утреннюю зарю Просвещения» на два или три столетия (HH I , No. ; KSA  / ff). ²³ Cf. WS , No.  (KSA  / ). Исключение России Лосурдо выводит из заявления Ницше, что Европа включает «не все народы, а только те, у которых есть общее прошлое в виде греческого и римского мира, иудаизма и христианства» (Ibid.).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 203

203

18.03.2010 15:21:58

французы в лице Монтеня, Ларошфуко, Лабрюйера и других создали действительно «европейские книги» (p. )²⁴. Исходный миф о греческой античности сохранен, но его идеологическая функция изменилась в нескольких отношениях. Во-первых, он относится теперь не к Германии, а к «Европе» (и в первую очередь к «преемникам» античности — Ренессансу и французскому Просвещению). Во-вторых, характерная черта античности состоит теперь в том самом качестве, которое ранний Ницше обличал как «сократизм», а именно в том, что она является источником разума, критического мышления, чувствительности к науке, аргументации и коммуникации (p. ff). Что касается евреев, «просвещенный» Ницше предпринимает их переоценку, нанося удар по господствующей юдофобии: именно из-за своего кочевнического, «оторванного от корней» и многоязычного способа существования евреи должны сыграть передовую роль в возвышении Европы²⁵. Они «защитили Европу против Азии»; и, противостоя грозящей «овосточить» Европу силе христианства, иудейство поспособствовало «возвратной победе западного начала», а значит, помогло сделать задачу и историю Европы «продолжением греческой задачи и истории»²⁶. Тем не менее поменялось не все. Враждебный образ отвратительного «еврея-биржевика» можно найти и в работах «просвещенного периода»²⁷. Рассуждения Ницше по-прежнему строятся на дихотомии, которую можно удачно охарактеризовать с помощью концепции ориентализма, сформулированной Эдвардом Саидом: европейская история определяется в своей глубинной структуре антагонизмом «Европы» и «Азии» (p. ). Обращение Ницше к Просвещению было прежде всего органичной частью его попытки вырвать звено Французской революции из цепи европейской истории: истинное Просвещение по своей сущности чуждо революции, которая стала «плотью и духом» у Руссо. Предоставленное само себе, оно «просияло бы как луч солнца, пробившийся сквозь облака». И дело его должно быть продолжено, чтобы «в корне задушить революцию»²⁸. В свете этой установки Ницше требовал ставить себя в один ряд с Вольтером, которого он превозносил как одного из «последних людей, которые могли сочетать высшую свободу (freedom) духа с безусловно нереволюционным умонастроением», обрушиваясь при этом на «тарантулову мораль» Руссо, в чьем мифе о «добром человеке» Ницше видел корень «морального фанатизма» якобинцев (p. )²⁹. ²⁴ HH I , No.  (KSA , ); WS , No.  (KSA  / ff). ²⁵ HH I , No.  (KSA  / ff), No.  (KSA  / ); Dawn, No.  (KSA  / ). ²⁶ HH I , No.  (KSA  / ff). ²⁷ Ibid. ²⁸ WS , No.  (KSA  / ). ²⁹ О Вольтере см.: HH I , No.  (KSA  / ). Ницше подкрепляет свою интерпретацию цитатой из Вольтера: Quand la populace se mêle de raisonner, tout est perdu («Когда

204 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 204

18.03.2010 15:21:59

Как показывает тщательно проделанный Лосурдо текстуальный и контекстуальный анализ, «моральное Просвещение» Ницше среднего периода нацелено на деконструкцию двух взаимодополняющих этических позиций, а именно народного чувства справедливости и «религии милосердия», как соответствующего отклика высших сословий общества (p. ff). И то и другое атакуется во имя «духа науки», «психологического стола для вскрытий», «школы подозрения» — авторство последнего термина зачастую приписывают Полю Рикеру, хотя на самом деле он восходит к самому Ницше³⁰. «Вскрытие» ведет к тому, что вещи, на которые непросвещенные по привычке смотрят как на справедливость, доблесть, альтруизм и милосердие, оказываются ничем иным как проявлениями самолюбия, эгоизма, тщеславия и «воли к обладанию»³¹. Кроме того, отход Ницше от собственных идей раннего периода четко проявляется в его приверженности просветительскому замыслу Сократа³². Критика Ницше народных дискурсов справедливости относится не только к Руссо и якобинцам, но также к социализму, который «вбивает в голову полуобразованных масс, как гвоздь, слово «справедливость»³³. Не подлежит сомнению, что Ницше подразумевал и «Лигу Справедливости» (League of the Just), предшествовавшую «Лиге коммунистов» (League of the Communists). Если говорить о Вейтлинге, Ламенне и других ранних социалистах, то критика Ницше в чем-то перекликается с замечаниями Маркса и Энгельса, которые высмеивали их за приторность и сентиментальность³⁴. Но если последние стремились найти «более зрелое выражение» социального сопротивления, целью Ницше было разрушение социально-политического движения, находившего выражение в столь сентиментальных формах. Лосурдо также оспаривает утверждение Меринга, согласно которому критика Ницше относится лишь к социализму раннего, романтического периода, тем самым упуская из виду новый «научный социализм»: Ницше прекрасно знал о той внутренней взаимосвязи, известную формулировку которой Эрнст Блох дал в своем «Принципе надежды»: «Социализм — это то, что так долго тщетно искали под именем морали»³⁵.

³⁰ ³¹ ³² ³³ ³⁴ ³⁵

чернь начинает рассуждать — все потеряно») (HH I , No. ; KSA  / ); о Руссо см.: Dawn, Preface, No.  (KSA  / ). Schule des Verdachts (HH I , Preface, No. ; KSA  / ); Geist der Wissenschaft (HH I , No. ; KSA  / ); Psychologischer Seziertisch (HH I , No. ; KSA  / ). GS , No.  (KSA  / ); о «самолюбии» cf. (KSA  / ), о «воле к обладанию» (willing to possess) (KSA  / ). Unpublished Fragments, Summer ,  [] (KSA  / ). HH I , No.  (KSA  / f). См. «К истории раннего христианства» замечание Энгельса о «самом обыкновенном сентиментальном бреде, облеченном в полубиблейские фразы а la Ламенне и столь любимом «добрыми вейтлерцами» (Marx and Engels  – , Vol. , p. ). Bloch . Vol. . P. . Контекст — размышления о закрытом торговом государстве Фихте.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 205

205

18.03.2010 15:21:59

Определение границ позднего периода

Какой момент и согласно какому критерию можно назвать точкой перехода Ницше к позднему периоду его творчества? Лосурдо поддерживает периодизацию, предложенную Лу Андреас-Саломе, которая рассматривала «Веселую науку»  года как первую работу позднего периода (p. ). В качестве обоснования она цитирует некоторые пассажи, в которых Ницше приписывает своей книге «пробудившуюся веру в завтра и послезавтра», а также «жизнерадостность» и дыхание «весеннего ветра», на фоне которых средний период предстает как бесплодное время «неверия», сомнения, скептицизма и кризиса³⁶. Если рассматривать новую веру Ницше как критерий, то можно прибавить его открытие вечного возвращения того же самого, сделанное в Силс-Марии в августе  года во время работы над «Веселой наукой». В одном из отрывков того же года скептицизм рассматривается как неминуемая фаза, которая уже была пройдена³⁷. Если мы взглянем на все собранные Лосурдо материалы, то увидим, что эта периодизация не столь бесспорна, как может показаться. При попытке определить временную очередность едва ли можно полагаться на заявления самого Ницше о начале многообещающего нового этапа: их периодическое появление, похоже, зависело в большей степени от циклов его болезни, нежели от чего-то еще. Согласно Ecce Homo, «нижний предел» его жизненности пришелся на  год, в то время как зима  года в Генуе принесла «совершенно ясную и прозрачную» книгу «Утренняя заря»³⁸. С другой стороны, сам Лосурдо уже несколько раз использовал «Веселую науку» как пример творчества Ницше среднего периода (например, pp. , , ff, , ). Другая проблема состоит в том, что несколько главных цитат, призванных подкрепить его интерпретацию «Веселой науки» как принадлежащей к позднему периоду, взяты из ее пятой книги, которая вошла во второе издание  года³⁹. Когда, к примеру, Лосурдо доказывает, что появление «Веселой науки» с ее идеей ожидания «еще не открытой страны», «богатой прекрасным… страшным и божественным»⁴⁰, показывает переход к новому периоду, он, вопреки собственным намерениям, приводит аргумент в пользу того, что переход случился намного позже. ³⁶ GS , Preface to the Second Edition, No.  (KSA  / f); cf. BGE , No.  ( / f), EH , The Gay Science (KSA  / f).

³⁷ «Вы готовы? Вам надо иметь за плечами опыт всех стадий скептицизма и купания

в холодных, как лед, реках вожделения» (Unpublished Fragments, Spring — Autumn ,  []; KSA  / ). О Силс-Марии см.: EH , Thus Spoke Zarathustra, No.  (KSA  / ), и Unpublished Fragments, Spring — Autumn ,  [] (KSA  / ). ³⁸ EH , Why I Am So Wise, No.  (KSA  / f), и EH , The Gay Science (KSA  / ). ³⁹ Так же как и «Предисловие ко второму изданию» и «Песни принца Фогельфрай» (см.: KSA  / ,  / ,  / ). ⁴⁰ GS , No.  (KSA  / ).

206 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 206

18.03.2010 15:21:59

Узкое понимание политического?

Тем не менее главный аргумент Лосурдо связан с политикой и интерпретацией Ницше как «философа totus politicus» (p. ). Решающим поворотным пунктом, утверждает он, была знаменитая речь Вильгельма I перед Рейхстагом  ноября  года, в которой — во имя «достоинства» труда и трудящегося — объявлялось о введении новых законов о несчастных случаях на производстве и пенсионном страховании (p. ff). Нижеследующий афоризм из «Веселой науки» действительно может быть прочитан как прямой ответ Вильгельму I и интерпретация его речи как симптома недостаточной дистанции между рабочими и «даже теми из нас, кто больше других располагает досугом»: «Царственная учтивость в словах „все мы труженики!“ еще при Людовике ХV была бы цинизмом и непристойностью»⁴¹. С точки зрения Ницше, социально-политические уступки правительства, представленные как потребность в «практическом христианстве» (Бисмарк), шли рука об руку с дальнейшей радикализацией курса социально-демократической партии (а вовсе не способствовали разряжению революционных настроений) и должны были стать не меньшей угрозой, чем возникновение Парижской коммуны за десять лет до этого. Обобщая ответ Ницше, Лосурдо выделяет следующие черты его позиции: требование отмены парламентской системы, ликвидации всякого избирательного права и права создавать объединения; радикальный аристократизм, характеризующийся, однако, не ностальгией по феодальной собственности и сельской жизни, но «реакционным модернизмом», а именно идеей воспитания новой элиты индустриального века, определяемой «благородством своей формы», делающей ее «высшей расой» (pp. ff, ff, ff)⁴². Когда в книге «К Генеалогии морали» провозглашается аристократическое «чувство расстояния»⁴³, его следует понимать как символ ницшевского политического проекта «социального апартеида» (p. ). Разумеется, уже в свой «просвещенный» период Ницше обрушивался на партийную систему и ставил под вопрос оправданность всеобщего права голоса. Но тогда ему также было ясно, что демократизация Европы — не только «неизбежный процесс», но и характерная особенность, благодаря которой современность преодолеет средневековье⁴⁴. Таким образом, в том, что Лосурдо рассматривает радикализацию антидемократических взглядов Ницше как важную черту его позднего периода, есть свой смысл. ⁴¹ GS , No.  (KSA  / ). ⁴² «Фабрикантам и крупным торговым предпринимателям, по-видимому, слишком

не хватало до сих пор всех тех форм и отличий высшей расы, которыми только личности и становятся интересными» (GS , No. ; KSA  / ff). ⁴³ GM I , No.  (KSA  / ). ⁴⁴ WS , No.  (KSA  / f); по поводу критики партийной системы см., например: MMO , No.  (KSA  / ); по поводу вопросов к праву голоса, cf. WS , No.  (KSA  / f).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 207

207

18.03.2010 15:21:59

Вопрос, однако, состоит в том, является ли враждебность Ницше по отношению к бисмарковскому государству всеобщего благоденствия достаточной для объяснения того идеологического поворота, которым характеризуется поздняя философия Ницше. Рассмотрим для начала некоторые другие подходы. Как показал Дэвид МакНелли, первоначально Ницше использовал дарвинизм для критики кантовского трансцендентального идеализма с позиций натурализма, а затем совершил поворот в сторону «гиперволюнтаризма», идеализма и новой метафизики власти, которая позволяла избежать потенциальных демократических выводов дарвиновского подхода и заменяла его радикально-аристократической установкой⁴⁵. Приняв за критерий такой идеалистический поворот, мы должны были бы прийти к заключению, что логикой первого издания «Веселой науки» управляет дарвинистское (и спинозистское) понятие самосохранения, в то время как в пятой книге вышедшего в  году второго издания оно заменено более экспансивной и агрессивной «волей к власти». В свете этого прежнее понятие высмеивается как выражение «бедственного состояния», жест в сторону плебейского класса и отражение «удушливой атмосферы… перенаселения» и «мелколюдного запаха нужды и тесноты»⁴⁶. Мы, кроме того, взяли бы изложенную в «Веселой науке» программу исследования морали и сравнили ее с той, что представлена в первых параграфах «К генеалогии морали»: первая подчеркивает историю повседневной жизни различных «человеческих влечений» и «моральных климатов», например «историю любви, алчности, зависти, совести, благочестия, жестокости… различные подразделения дня… моральные воздействия продуктов питания», о которых, однако, ничего не сказано в классицистской «Генеалогии», где постулируется мифологическое происхождение аристократического «чувства расстояния», которое позже противопоставляется плебейской и прежде всего «еврейской» дихотомии «добра против зла»⁴⁷. Между двумя этими книгами лежит точка поворота, который можно описать как идеологическую «вертикализацию» (verticalisation), приводимую в действие установкой на безграничное господство аристократии (unfettered aristocratic rule)⁴⁸. С точки зрения биографии в качестве решающего поворотного момента можно рассматривать разрыв отношений Ницше с Лу Андреас-Саломе и Полем Рэ, пришедшийся на конец  года (период работы над «Заратустрой») — время кризиса, когда Ницше отчаянно пытался, как он писал Обербеку, «превратить эти фекалии в золото» и «подняться „вертикально“ из этой низменности к моему возвышению»⁴⁹. Именно этим новым сомнительным «возвышением» отмечен поздний ⁴⁵ ⁴⁶ ⁴⁷ ⁴⁸ ⁴⁹

McNally , p. ff. Cf. GS I , No. , , and GS V , No. . Cf. GS I , No. , and GM I , No. , , . Rehmann , p. ff. Письма от  декабря  года и от  февраля  года (KSB , , ).

208 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 208

18.03.2010 15:21:59

период творчества Ницше, вплоть до его апоплексического удара. Кроме того, термин «воли к власти» впервые появляется в конце  года⁵⁰, и с этого момента в ницшевскую риторику возвращаются юдофобские выражения раннего периода, которых, по справедливому замечанию Лосурдо, было значительно меньше во время его дружбы с этим «блестящим еврейским интеллектуалом» Полем Рэ (p. ). Лишь после разрыва с Рэ Ницше отдалился также и от Спинозы, серьезно повлиявшего на его философию «среднего» периода. Одна из фундаментальных ошибок Делеза и других постмодернистских интерпретаторов проявляется в том, что они не обращают внимания на враждебность позднего Ницше по отношению к Спинозе и на лежащее в ее основе противоречие между иерархической концепцией власти, с одной стороны, и кооперативной potentia agendi Спинозы — с другой⁵¹. Осенью  года Ницше рассуждает о проблематичном, но неизбежном переходе от свободного духа [Freigeist] к обязанности править [Herrschen-Müssen]⁵², что можно рассматривать как еще один важный шаг в сторону доктрины господства (doctrine of domination). Лосурдо мог бы возразить (и, возможно, стал бы), что подобные трансформации следует рассматривать как отсроченные философские последствия того сдвига в политических воззрениях Ницше, который свершился на страницах «Веселой науки». Тем не менее это поднимает методологический вопрос о том, не будет ли такое объяснение однобоким, а также основанным на узком понимании политического, искусственно изолированным от фактов цикличности болезни Ницше, депрессии и идеологических кризисов. Это не означает, что враждебная реакция Ницше на бисмарковское государство всеобщего благоденствия не была важным фактором обсуждаемого процесса. В любом случае для понимания этой трансформации, в ходе которой элементы натуралистической критики идеологии, господствовавшей в «просвещенный» период, были подчинены установке на бескомпромиссное господство аристократического класса (и переосмыслены в свете нее), стоит рассматривать переход к позднему периоду не как единичное событие, а, скорее, как серию отдельных сдвигов. «Партия жизни» Ницше

С точки зрения Лосурдо, поздний Ницше действует как «партийный лидер», следующий примеру Иезуитов, которые во время Контрреформации основали «партию борьбы» [partito di lotta] (p. )⁵³. Но и в этом ⁵⁰ Unpublished Fragments, November  — February ,  [] (KSA  / ). ⁵¹ Rehmann . P. ff. ⁵² Unpublished Fragments, Autumn ,  [) и  [] (KSA , , ). ⁵³ «Нашу природу мы должны держать в тайне: подобно иезуитам, которые устроили диктатуру посреди общей анархии, но только благодаря тому, что преподноси-

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 209

209

18.03.2010 15:21:59

отношении отличия от «просвещенного» Ницше не всегда легко определяемы: начиная со среднего периода своего творчества, Ницше провозглашает необходимость «нового воинственного века»⁵⁴, который, однако, должен принести не национальные войны между европейцами, но колониальные войны, в идеале — предпринимаемые объединенной Европой⁵⁵. В «Утренней заре» он призвал рабочих не предаваться иллюзии, «будто с помощью одной только высокой зарплаты можно разделаться с существенной частью их несчастья, то есть с их безличным порабощением»: только приняв участие в «подвиге» обширной колонизации, они могут избавиться от позора своего рабства⁵⁶. Лосурдо видит специфику позднего периода в установке на «автократическое» (Caesarist) решение, избавляющее от каких-либо парламентских препятствий (p. ff): по аналогии с Французской революцией, вырастившей своего Наполеона, «брожения» анархии и социализма должны были привести к новым экспериментам с отношениями господства в государстве (experiments in state domination), все более ведущим к «военному насилию». Это обстановка, в которой возникают отдельные «тираны», «предвестники» и «первые министры», а в конце «приходит Цезарь, последний тиран, который кладет конец изнеможенной борьбе за суверенитет, заставляя изнеможение работать на него»⁵⁷. Поздний Ницше провозглашает основание новой «партии жизни, достаточно сильной для великой политики» и для того, чтобы взять на себя «воспитание человечества и в том числе беспощадное уничтожение всего вырождающегося и паразитического»⁵⁸. Ницше выступал не только против социализма и демократии, он также порвал одновременно с либерализмом и консерватизмом, противопоставляя им непреклонный антиконформизм и клеймя любые господствующие религиозные и политические традиции. С другой стороны, переход на такие позиции вынудил его поддерживать дистанцию между ли себя как лишь орудие и средство» (Unpublished Fragments, Spring — Autumn ,  [); KSA  / ). ⁵⁴ BGE , No.  (KSA  / ). ⁵⁵ Лосурдо выводит это из того, как Ницше восхвалял Наполеона, «который, как известно, домогался единой Европы, и Европы как повелительницы земного шара» (GS , No. ; KSA  / ). «Просвещенный» Ницше уже придерживался мнения, что европейская культура «нуждается не только вообще в войне, но даже в величайшей и ужаснейшей войне, то есть во временном возврате к варварству» (HH I , No. ; KSA  / ). ⁵⁶ Dawn, No.  (KSA  / ff): «Должен же каждый, наконец, подумать про себя: лучше в диких странах мира быть господином и прежде всего господином себе самому, менять место до тех пор, пока мне будет грозить хоть малейший признак рабства» (Ibid.; KSA  / ). ⁵⁷ Unpublished Fragments, Spring — Autumn ,  [] (KSA  / ); GS , No.  (KSA  / f). ⁵⁸ Unpublished Fragments, December  — early January ,  [] (KSA  / ); EH , The Birth of Tragedy, No.  (KSA  / ).

210 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 210

18.03.2010 15:22:00

его понятием «свободного духа» и «вольнодумцами», которые чаще оказывались в рядах левых, — в Германии главой «лиги вольнодумцев» [Freidenkerbund] был в это время Георг Бюхнер⁵⁹. Согласно Лосурдо, Ницше умышленно и открыто стремится, чтобы его концепция свободного духа «впитала в себя» образ вольнодумца и тем самым «нейтрализовала» его (p. ; cf. p. ). «Мы не желаем быть не чем иным, как революционерами»

Когда Ницше бросает вызов доминирующим идеологическим ценностям, его рассуждения временами перекликаются с марксистской риторикой. Для Хабермаса этого было достаточно, чтобы поставить в один ряд Ницше, Адорно и Хоркхаймера как представителей «тотализированной, обращенной на себя критики идеологии», которая не признает нормативных достижений западной рациональности (как назвал это Вебер)⁶⁰. В противовес такой поверхностной аналогии Лосурдо проделывает необходимый проясняющий анализ, сталкивая критицизм Ницше с критикой религии молодого Маркса: в то время как Маркс, по собственному утверждению, срывает с цепей воображаемые цветы, но не для того, чтобы человечество носило цепи без всякого утешения, а для того, «чтобы оно сбросило цепи и протянуло руку за живым цветком», то Ницще делает прямо противоположное: срывает воображаемые цветы, чтобы народные массы «носили неприкрашенные, мрачные цепи» без утешений и без шанса на освобождение (pp. ff, )⁶¹. Лосурдо также ссылается на делаемое Грамши различие между прогрессивным творческим «сарказмом», направленным на помощь существующему идеологическому ядру в его поиске новой и более адекватной формы, и правым сарказмом, который «всегда „негативен“, скептичен и разрушителен по отношению не только к случайной «форме», но и к «человеческому» содержанию этих чувств и верований⁶². В своем радикальном аристократизме Ницше прибегает к бунтарской риторике и «анархистским» оборотам, но, «обличая революционное движение, он стремится разорвать знамя свободы (liberty) и ликвидировать беспринципность духа» (p. ). Как Ницше замечает в «Ecce Homo», «мы не желаем быть не чем иным, как революционерами»⁶³.

⁵⁹ «До сих пор нет для меня ничего более чуждого и менее родственного, чем вся евро⁶⁰ ⁶¹ ⁶² ⁶³

пейская и американская species libres penseurs (EH , Unfashionable Observations, ; KSA  / ). Habermas . P. , , , ,  FN . Contribution to Critique of Hegel’s Philosophy of Law. Introduction, Marx and Engels  – . Vol. . P. . Gramsci , Notebook . § . P. . EH , Why I Am So Clever. No.  (KSA  / ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 211

211

18.03.2010 15:22:00

Напряжение между аристократической реакцией и авторитарным популизмом

Но не сводится ли все это, несмотря на отмежевание Лосурдо от Лукача, к интерпретации, делающей Ницше непосредственным предшественником нацистов? Как показал Эрнст Блох в своем «Наследии нашего времени», революционное «обворовывание» рабочего движения составляет неотъемлемый элемент идеологического арсенала фашистского движения⁶⁴. Лосурдо возразил бы, что принятие Ницше «вольнодумческого» типа критики идеологии (и попытку впитать его в собственную философию) следует отличать от фашистского присвоения символов пролетарского движения. В действительности аргумент о том, что два эти феномена разделяет социальная дистанция, играет в теоретических оценках Лосурдо важную роль: Ницше представляет аристократическую реакцию, охватившую верхние эшелоны политических институтов с  по  год. Из противостояния феодально-буржуазного силового блока демократическому и социалистическому движениям выросла особая «безжалостность [spietatezza] элиты», нашедшая приемлемое идеологическое выражение в полемике Ницше против сострадания и мягкости по отношению к низшим классам (p. ff). В то же время мы можем наблюдать появление конкурентного этому элитаризму «авторитарного популизма», представители которого стремились объединить народные классы в единое органичное Volksgemeinschaft, определяемое своей противоположностью другим народам и расам (p. ). Этот проект в явной форме отвергался Ницше не только в средний, но и в поздний период, так как он привел бы к фатальному противостоянию между правящими классами Европы и к созданию патриотических блоков, что смазало бы антагонизм рабов и господ (p. ). Это различение также способно помочь распутать некоторые тупиковые дебаты о том, был ли Ницше антисемитом или антиантисемитом, которые обычно сводятся к бесплодному выдвиганию антиеврейских цитат из Ницше против проеврейских. Лосурдо различает три юдофобских «типажа еврея»: бедный рабочий-мигрант из Восточной Европы, еврейский «подрывной» интеллектуал, которого большая часть европейской интеллигенции винила в череде революций, и еврей с финансовым капиталом (p. ff). В опубликованном в  году письме «Об антисемитизме» Фридрих Энгельс воздает хвалу представителям не только первых двух типажей, но и третьего. Рассматривая (ошибочно) антисемитизм как «не что иное, как реакцию средневековых, гибнущих обще⁶⁴ «Самый страшный белый террор против населения и социализма, какой когда-либо

видела история, сам маскируется под социалиста. Для этого его пропаганда должна, крадя образы из идеи коммуны, приобрести чисто революционную наружность» (Bloch . P. ).

212 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 212

18.03.2010 15:22:00

ственных слоев против современного общества», и предсказывая его преодоление в процессе стремительного экономического развития, Энгельс отводит классу капиталистов — неважно, семитских или арийских, обрезанных или крещеных — прогрессивную, модернизирующую роль⁶⁵. Однако Ницше после разрыва с Рэ усиливает свои юдофобские выпады не только против пролетарских евреев из Восточной Европы, но и против «подрывных интеллектуалов», прообразом которых он считает Святого Павла⁶⁶. В этом отношении его взгляды совпадают с позицией ведущего антисемитского журнала того времени Antisemitische Correspondenz, издатели и сторонники которого после выхода «Заратустры» увидели в Ницше своего прирожденного союзника (pp. , ff). Однако с третьим типажом дела обстоят иначе. Поздний Ницше не просто вернулся к юдофобии раннего периода; скорее, он поддержал «европейскую» установку среднего периода: высшие слои еврейского народа должны быть интегрированы в европейскую элиту. В книге «По ту сторону добра и зла» Ницше предлагает соединить браком членов прусской знати с евреями, чтобы совместить наследственное искусство повелевать и повиноваться с гением денег, терпения и ума. Для этого было бы полезно и хорошо «удалить антисемитических крикунов из страны». Третий типаж еврея должен быть впитан в процессе «воспитания новой, господствующей над Европой касты» евгенически — и тем самым необратимо⁶⁷. Такое переустройство сделает возможным начало объединенного наступления против «восстания рабов» в целом. В этом «восстании» замешаны, с точки зрения Ницше, евреи первого и второго типажей, а также популисты-антисемиты — последние выразители протеста «черни», который Август Бебель назвал «социализмом глупости» (pp. ff, ff)⁶⁸. ⁶⁵ See Marx and Engels  – . Vol. . P. ff. По поводу первого типажа: «Антисе-

митизм… даже не знает этих евреев, против которых он вопиет… Здесь, в Англии и в Америке… имеются тысячи и многие тысячи еврейских пролетариев, и именно эти еврейские рабочие подвергаются наиболее жестокой эксплуатации и влачат самое нищенское существование. У нас здесь, в Англии, за последний год произошли три стачки еврейских рабочих — как же можно говорить об антисемитизме как о средстве борьбы против капитала?» (p. ). Что касается второго типажа — «подрывного» еврейского интеллектуала, Энгельс напоминает, сколь многим мы обязаны Гейне, Берну, Марксу, Лассалю, Виктору Адлеру, Эдуарду Бернштейну, Паулю Зингеру, и заключает, что «во всяком случае, если бы мне пришлось выбирать, так лучше еврей, чем „господин фон“!» (p. ). ⁶⁶ «Не пускать больше новых евреев! А главным образом запереть ворота на восток!..» (BGE , No. ;  / ); «Мы так же мало желали бы общения с „первыми христианами“, как и с польскими евреями, — не потому, чтобы мы имели что-нибудь против них: те и другие нехорошо пахнут» (AC , No. ; KSA  / ). О «подрывном» еврейском интеллектуале см., например: GS , No. ,  (KSA  / f, ), Unpublished Fragments, June — July ,  [ – ] (KSA  / ff); о святом Павле см., например: AC , No. ff (KSA  / ff). ⁶⁷ BGE , No.  (KSA  / ff). ⁶⁸ См. полемику Ницше против Евгения Дюринга, «берлинского апостола мести… который даже среди ему подобных является первым моральным крикуном и хвастуном»

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 213

213

18.03.2010 15:22:00

Горизонтальная и поперечная расиализация

Для лучшего понимания позиции Ницше Лосурдо вводит аналитическое различение между «горизонтальной» и «поперечной расиализацией» [razzizzazione orizzontale e trasversale]. Поначалу терминология трудна для восприятия, ведь семантически нормальным является, скорее, противопоставление «горизонтального» и «вертикального», а не «горизонтального» и «поперечного». Однако ее смысл становится яснее, когда Лосурдо описывает взгляды Ницше на иудаизм как на деталь социального конфликта, разорвавшего «поперечно» как греко-римский мир, так и современный (p. ). Термин прямо отсылает к антагонизму не только современного классового общества, но и античного. В то время как в результате «горизонтального» расизма выделяются различия между народами и нациями, «поперечный» расизм Ницше, отсылая к теории международной гражданской войны, ведет к непосредственной расиализации низших классов (pp. , , ). К такому же заключению я пришел в отношении «Антихриста», где термин «еврейский инстинкт» прямо описывает социальное положение, а также соответствующий плебейский социальный морализм — «знак международного низшего класса»⁶⁹. Как убедительно показывает Лосурдо, ницшевская расиализация низших классов не может быть объяснена идеей немецкого Sonderweg, но стоит в одном ряду с расистскими мотивами раннего либерализма (например, у Локка, Мандевиля, Константа), которые, как правило, выходили на передний план во время социальных кризисов (pp. ff, ff). Также подход Лосурдо помогает (по крайней мере отчасти) понять парадокс «еврейского ницшеанства», который часто используется как главный козырь против любых попыток связать Ницше с антисемитизмом. Действительно, Ницше призывает высшие иудейские слои определять себя как «господ» и избавиться от «холопских» пережитков своей традиции, то есть от первого и второго типажей еврея (p. ). С другой стороны, ницшевский «поперечный» сплав расизма и аристократической традиции был обречен на конфликт с основными антисемитскими тенденциями XIX века: «Если бы расизм состоял единственно… в натурализации наций и национальных различий, было бы трудно найти философа, более далекого от расизма, чем Ницше, по крайней мере в случае Европы» (p. ). Но поскольку это не так, вопрос о роли Ницше в приходе фашистов к власти остается на повестке дня.

(GM III , No. ; KSA  / ). См также: GM III , No.  (KSA  / ff).

⁶⁹ Rehmann , p. ; cf. AC , No.  (KSA  / ff).

214 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 214

18.03.2010 15:22:00

Ницше и идеологическая подготовка фашизма

Хотя и нет смысла пробовать провести прямую линию, которая соединяла бы Ницше с Третьим рейхом, не менее ошибочным было бы заключить, что между ними вообще нет связи. Пройдясь по разным стратегиям реабилитации Ницше, Лосурдо показывает их несостоятельность и связанные с ними заблуждения. Наибольшей известностью пользуется история о злобной сестре Элизабет, которая, вставив одновременно в свою биографию и в свое издание «Воли к власти» () антисемитские пассажи, тем самым сфальсифицировала философию Ницше, приблизив ее к нацизму. Как показывает Лосурдо, эта легенда, которую до сих пор то и дело преподносят как академическое исследование⁷⁰, лишь заставляет игнорировать тот факт, что Элизабет сделала прямо противоположное: история разрыва Ницше с Вагнером (из-за антисемитизма последнего) в ее биографии четко изложена, в то же время замолчаны резко антисемитские письма раннего Ницше и его выпады против «еврейской прессы» (p. ff). Ее компиляция «Воли к власти», безусловно, «интерпретация», но такая, которая в первую очередь сглаживает наиболее резкие ремарки из этой книги, например о христианстве и о церкви (p. )⁷¹. Элизабет была далека от того, чтобы делать из Ницше нациста; напротив, она пыталась как могла отмыть его образ от грязи антисемитских и социал-дарвинистских зверств, представить его добрым европейцем. То, что она сделала, не так уж и отличается от смягчительных усилий «либеральных» интерпретаторов, которые обвиняют ее в том, что она использовала Ницше в интересах нацистов. Предположение, что Ницше не мог иметь никакого отношения к политике потому, что был аполитичным «человеком искусства» [Kunstmensch], ошибочно: Муссолини с Гитлером и сами поддерживали «антиполитический пафос», говоря, что они ведут за собой массы подобно «артистам». Отзвуки ницшевского культа гения слышны в феномене, описанном Вальтером Беньямином как «эстетизация политического» и столь характерном для фашизма (p. ff). «Европейская» ориентация Ницше также не гарантирует отсутствия связи с фашизмом, ведь именно фашисты определяли себя как панъевропейское движение и апеллировали к «европейскому человеку» (p. ff). Различные соответствующие сюжеты из политической философии Ницше, в том числе «просвещенного» периода, восхвалялись в «Застольных разговорах»

⁷⁰ См.: Santaniello . P. , and Ottmann . P. ff. ⁷¹ К примеру, в «Волю к власти» включено замечание Ницше, что права человека соот-

носятся с его задачами и обязанностями и что «большинство людей не имеют права на существование, они только несчастье для людей высших». Но в ней опущено то, что следует далее: «Я отказываю в праве неудачникам. Есть, кроме того, народы-неудачники» (Cf. WP , §  и Unpublished Fragments, Spring ,  (], KSA  / ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 215

215

18.03.2010 15:22:00

Гитлера (p. ). Что поражает, так это то, как просто рассуждения Ницше, направленные против руссоистской «доброй природы человека» и против Святого Павла как лидера «коммунистического» восстания рабов, были взяты и применены к текущей ситуации (pp. , ff). Но было бы ошибкой принимать подобную очевидность за результат анализа. Как напоминает нам Лосурдо, «континуистский подход не более убедителен, чем „аллегорический“. Чтобы не поддаться на видимость прямой связи, необходимо переформулировать проблему на ином уровне: каковы те социально-исторические, политические и идеологические процессы, посредством которых «радикальный аристократизм» стал составным элементом фашистского движения и нацистского государства? При этом нельзя забывать о катастрофических событиях Первой мировой войны и Октябрьской революции, лежащих между смертью Ницше и подъемом европейского фашизма. В результате «неоднородности» времени политическое течение как таковое было отделено от сложной совокупности факторов своей идеологической подготовки (p. ff). Относительную несовместимость Ницше с фашизмом можно объяснить тем, что как для прихода к власти, так и для мобилизации Volksgemeinschaft перед Второй мировой войной фашистам необходимо было опираться на «горизонтальный» расизм. «Поперечный расизм» пришел в кризис еще до Первой мировой: зачем солдатам рисковать жизнью за «отечество», если для элиты все они — чандала (неприкасаемые) (p. )? Соответственно, в правой литературе⁷² Ницше критиковался за то, что он прославлял идеал «власти без народа», упуская из виду, что немецкие рабочие уже готовы были стать господами. Хайдеггер подошел к проблеме с другой стороны, доказывая, что презрительно употребляемый Ницше термин «массы» относился вовсе не к рабочим и крестьянам, а, скорее, к посредственным с культурной точки зрения обывателям (pp. , ). Исходя из приведенных Лосурдо сведений, можно заключить, что нацификация Ницше во многом состояла в переосмыслении его «поперечного» расизма как «горизонтального». То, что аристократическая дихотомия элиты и народа не исчезла бесследно, хорошо видно на примере близкого друга Муссолини Юлиуса Эволы, который ссылался на Ницше, критикуя «деградацию» понятия расы в фашизме (p. ff). К сходным рассуждениям прибегал и Людендорф, предупреждая об опасности социалистической революции и свержения власти; впрочем, он отбрасывает свой элитаризм уже тогда, когда пытается мобилизовать народ против иностранных врагов (p. ). Эти и другие примеры показывают, что введенное Лосурдо идеально-типическое противопоставление «поперечного» и «горизонтального» расизма герменевтически плодотворно и позволяет проанализировать сложную реальную картину, где оба типа на самом деле взаимо⁷² Начиная с Tille  и заканчивая Böhm .

216 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 216

18.03.2010 15:22:01

накладываются и проникают один в другой. Можно даже предположить, прибегая к марксистской теории идеологии, что функционирование расизма предполагает определенное колебание между «поперечной» и «горизонтальной» интерпелляциями. Изучая одну из речей Гитлера, В. Ф. Хауг отметил резкие скачки дискурса от семантики надвигающейся социалистической революции к «еврейскому мировому господству» (domination)⁷³. Социальный антагонизм, перемещаемый в расистский дискурс, не растворяется в нем бесследно, но сохраняется по крайней мере латентно. Лосурдо не уделяет внимания подобного рода рассуждениям, но некоторые из полученных им результатов указывают в том же направлении, что они: к примеру, когда он показывает, что изначально расиализация может быть нацелена «поперечно», против бедных, а затем быть перенаправленной на соседние нации или перекинуться с «подрывного еврейского интеллектуала» на «еврейскую расу». В каждый из переломных моментов, когда евреев начинали определять как homo ideologicus, а «вирус революции» наделялся этническим лицом, обращение к Ницше играло решающую роль (p. ff). Чрезмерно политизирующая интерпретация?

Филологическая и теоретическая обоснованность книги Лосурдо становится очевидной, как только мы сравним ее с произведениями исследователей мейнстрима, которые всегда знают наперед и активно убеждают нас, что «аристократия», «чернь», «война», «истребление» и т. п. ни в коем случае не должны пониматься буквально, потому что Ницше занимается высшими ценностями или глубинными истинами либо игрой со всем этим. Лосурдо уделяет много времени тому, чтобы близко ознакомиться с материалом, терпеливо проследить связи между текстами и политическими контекстами и подвергнуть свои эмпирические открытия теоретической рефлексии. Замечание, что методология Лосурдо по своей направленности избирательна и однобока, еще не является критикой; оно лишь указывает на ограничения, с которыми сталкивается любой подход. Тем не менее имеет смысл на минуту задуматься об ограничениях, специфических для подхода Лосурдо, — они становятся видны там, где он их нарушает. Он справедливо возражает тем интерпретаторам, которые под предлогом спасения Ницше как чистого «философа» фактически низводят его до аполитичного «идиота» (в древнегреческом смысле слова idiotes) подобно тому, как сам Ницше делал это с Иисусом из Назарета⁷⁴. Но, борясь с подобной карикатурой, Лосурдо, похоже, перегибает палку в обратном направлении: его Ницше в каждый период своей филосо⁷³ Haug . P. ff. ⁷⁴ См.: AC , §  (KSA  / ) — отрывок, убранный сестрой Ницше из первого издания «Антихриста» в  году.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 217

217

18.03.2010 15:22:01

фии оказывается абсолютно последовательным, в совершенстве ориентирующимся в текущей политической обстановке. Можно было бы возразить, что уже в то время стало очевидно, что антиреволюционная стратегия, опирающаяся на античную модель социального апартеида и отвергающая любого рода корпоративизм и интеграцию социал-демократов и торговых союзов, является с точки зрения интересов политической элиты анахронизмом. Немного спустя Макс Вебер и другие социальные реформаторы призывали к классовому компромиссу с «трудовой аристократией» (в терминологии Вебера, а не Ленина), что затем составило основную ось социальной политики фордистского периода развития капитализма⁷⁵. Предпринимая рассмотрение Ницше как «философа totus politicus», Лосурдо может, конечно, раскрыть важные детерминанты его творчества, но порой он рискует представить Ницше чересчур уж политизированным и упустить из виду многие идеологические и психологические движущие силы. Например, он игнорирует влияние спинозовской критики морали на творчество «среднего» периода и тем самым упускает важность резкого поворота позднего Ницше против «чахоточного» и «мстительного» Спинозы⁷⁶. А ведь этот поворот — ясный симптом осознания Ницше, что его собственное агрессивное слияние власти (power) и господства (domination) не в ладах со спинозовской potentia agendi. В то время как Лосурдо полностью осознает влияние дарвинизма на творчество среднего периода (pp. ff, ff, , ), ему не удается по достоинству оценить значение полемики позднего Ницше против «плебейских» нравов⁷⁷. Лосурдо убедительно показывает, что ни разрыв Ницше с Вагнером, ни его позднейшая концепция «вырождения» не могут быть объяснены средствами «психологического и биологического редукционизма» (pp. ff, ff), но он, похоже, заключает, что факты биографии — будь то неудавшийся роман Ницше с Лу Саломе или циклы его болезни — вообще не заслуживают рассмотрения. Можно было бы возразить, что такое абстрагирование оказывает негативное влияние и на политический анализ сам по себе. Например, оказывается упущенным колоссальное противоречие между ницшевским акцентированием боли как некоего экзистенциального принципа: результатом переноса его собственных страданий в философский дискурс, с одной стороны, и уничтожительной ненавистью к слабым и страдающим — с другой. Это противоречие могло бы пролить свет на то, почему философия Ницше была привлекательна не только для реакционных

⁷⁵ По поводу предвосхищения и идеологической подготовки фордизма Вебером см.: Rehmann . P. ff.

⁷⁶ Ср., например, знаменитую открытку от  июля  года, в которой Ницше объяв-

ляет, что, наконец, нашел в Спинозе своего «предшественника» (KSB , ), и едкие замечания позднего Ницше в GS , No. ,  (KSA  / , ). ⁷⁷ GS V , No.  (KSA  / ).

218 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 218

18.03.2010 15:22:01

элит, но и для достаточно немногих представителей мятежнических движений и «плебейских» классов. Адорно визуализирует фрагмент этой отчужденной структуры, когда описывает страстную ницшевскую любовь к судьбе [amor fati] как жизненную позицию пленника, who cannot help but be in love with the prison cell in which he is incarcerated⁷⁸. Марксистская критика философии Ницше не обязана, на мой взгляд, непременно держаться на расстоянии от психологических объяснений — она могла бы интегрировать их в свой анализ отчужденных идеологических структур и движущих сил⁷⁹. «Реакционная отчетливость» и «теоретический излишек»

Впрочем, не менее однобокой была бы и чрезмерно политизирующая интерпретация Лосурдо. В заключительных частях своей книги ( и ) он представляет нам интересную стратегию, призванную охватить те аспекты, которые ранее были исключены из его политического анализа. Лишь выдвинув «отчетливо реакционный тип характера» [carattere coerentemente reazionario], заявляет он, мы в нашей критике можем отдать должное «теоретической избыточности» [eccedenza teorica] мышления Ницше (pp. , ). Этот термин, вероятно взятый из концепции «утопической избыточности» [utopischer Überschuss]⁸⁰ Эрнста Блоха, Лосурдо использует, чтобы объединить различные достижения, составляющие «радикальность и величие» ницшевской критики (p. ). Во-первых, это движимая сильной политической страстью «филология-философия», которая не играется с отдельными событиями на уровне правительств и политических партий, но замахивается на весь исторический период современности (p. ). «Филология» здесь означает антисенсуалистскую и антиметафизическую эпистемологию, которая противопоставлена иллюзиям непосредственности и очевидности и призвана взглянуть «извне» на то, что стало привычным (ff)⁸¹. Во-вторых, это метакритический подход, позволяющий подвергнуть искусному анализу различные типы интеллектуалов: «теоретика» с его волей к истине, метафизика, философа как замаскированного священника (p. ff). ⁷⁸ Adorno, in Horkheimer  – . Vol. . P.  («…которому ничего не остается, кроме как полюбить тюремную камеру, в которую он заточен»).

⁷⁹ См.: Rehmann . P. ff, , . ⁸⁰ С помощью этого термина Эрнст Блох пытается показать, что буржуазные идео-

логии состоят из утопических сюжетов, которые выходят за пределы классовой функции этих идеологий. Таким образом, эти сюжеты должны быть унаследованы и трансформированы социалистическими движениями (e. g. PH II , , , ). ⁸¹ «Знакомое есть привычное, а привычное труднее всего познавать, то есть видеть в нем проблему, то есть видеть его чужим, отдаленным, „вне нас самих“ (GS , No. ; KSA  / ). Ср. ницшевское описание филолога как «учителя медленного чтения», который учит читать «хорошо, то есть медленно, всматриваясь в глубину смысла, следуя за связью мысли, улавливая намеки, видя всю идею книги как бы сквозь открытую дверь» (Dawn, Author’s Preface. No. ; KSA  / ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 219

219

18.03.2010 15:22:01

В-третьих, незаурядная способность совмещать различные дисциплины, которую Лосурдо оценивает, используя идею Грамши о «взаимопереводимости языков» (p. ff)⁸². В-четвертых, историческое чувство, позволяющее осмыслить раннехристианского «Бога на кресте» как огромный скандал для античной системы ценностей⁸³. Наконец, Ницше занимался реальными проблемами, которые также интересуют и левых: например, проблемой «ресентимента» как выражения стесненных условий жизни. Ресентимент — жизненная установка, которая в действительности не может вылиться в революцию, но которую саму надо преодолеть с помощью политики открытых объединений (broad alliances): грамшевский «момент катарсиса» как отправная точка для всякой философии практики (philosophy of praxis). Очевидно, что Лосурдо не только является экспертом по Гегелю, но также знаком с искусством диалектического анализа противоречий. Даже самые грубые и реакционные высказывания могут чему-то научить: Ницше выступает с открытой поддержкой рабства в то же время, когда европейский колониализм поднимает флаг универсализма и рядится в одежды гуманистической борьбы против варварства и рабства. Установка Ницше на прямое классовое господство может быть использована для обличения лицемерия «империализма человеческих прав» с его «гуманитарными войнами» (pp. ff, ). По сравнению с Локком «священное пространство культуры» [spazio sacro della civilta] здесь сократилось, но в то же время свобода (freedom) индивидов мыслится в таком пространстве более радикально — как свобода не только от тирании, но и от узких понятий морали. Однако пленительная утопия Ницше прямо и открыто строится на ужасающе антиутопической реальности порабощенных и презираемых масс (p. ff). Лосурдо заключает, что политически Ницше, конечно же, более реакционен чем Локк, но теоретически он на голову выше последнего: уже хотя бы тем, что выявляет исключающий характер либерального общества, где «индивидуализм» предполагает существование масс трудящихся, которым отказано в статусе индивидуальностей (p. ). В некотором отношении мир академической интерпретации Ницше стоит на голове. Именно постмодернисты заявили о намерении подвергнуть Ницше подрывному прочтению, открыв в нем изощренного пророка контркультуры, который, по словам Жиля Делеза, «декодирует» институты современного общества и создает посредством своих афоризмов номадическую «машину войны» против государства⁸⁴. ⁸² Traducibilitа dei linguacci scientifici e filosofici, в Gramsci , Notebook . § ff. P. ff.

⁸³ «Бог на кресте — неужели еще до сих пор не понята ужасная подоплека этого символа? Все, что страдает, что на кресте, — божественно… Мы все на кресте, следовательно, мы божественны» (AC , No. ; KSA  / ). ⁸⁴ Deleuze . P. ff, ff.

220 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 220

18.03.2010 15:22:01

Тем не менее вопреки собственной гиперрадикальной риторике «левого ницшеанства» Делез, Фуко, Ваттимо и другие просто-напросто прибегают к хорошо известной традиции аллегорической интерпретации, которая элиминирует всякое социальное значение и контекст⁸⁵. Парадоксальным образом не кто иной, как Лосурдо с его марксистской критикой, вводит практику подрывного прочтения, направленного на высвобождение некоторых критических и потенциально эмансипирующих сюжетов ницшеанской философии. Такое преобразующее чтение (transformative reading) было предложено Эрнстом Блохом как часть направленной против фашизма «многоуровневой революционной диалектики»⁸⁶. «Присвоение» Ницше левыми не может произойти без тщательной расшифровки его категорически революционной позиции в свете идеологической обстановки конца XIX века. Отказываясь, как это сделали постмодернистские неоницшеанцы, от подобного критического анализа, мы в итоге ошибочно деполитизируем Ницше, что является мошенничеством с точки зрения филологии и укрепляет позиции доминирующей «герменевтики невинности» (pp. , ff, ff). Перевод с английского Даниила Аронсона

Библиография Bloch, Ernst. 1986 [1959]. The Principle of Hope. Vol. 1 – 3. Cambridge, MA .: MIT Press. ———. 1990 [1962]. Heritage of Our Times. Berkeley: University of California Press. Deleuze, Gilles. 1983 [1962]. Nietzsche and Philosophy. New York: Columbia University Press. ———. 1995 [1973]. Nomadic Thought in The New Nietzsche: Contemporary Styles of Interpretation, edited by David B. Allison. Cambridge, MA .: MIT Press. Flasch, Kurt. 2003. Und er war doch ein Zerstörer der Vernunft. Ein neues NietzscheBild, hart an den Quellen: Domenico Losurdo liest den Philosophen auf detaillierte Weise konsequent politisch. Frankfurter Allgemeine Zeitung, 21 February. Foucault, Michel. 1980. Power / Knowledge: Selected Interviews and Other Writings 1972 – 1977. New York: Pantheon Books. ———. 2001. Dits et écrits 1954 – 1988. 2 vol. Paris: Gallimard. Gramsci, Antonio. 1975. Quaderni del Carcere, edited by Valentino Gerratana. Torino: Einaudi. Habermas, Jürgen. 1987. The Philosophical Discourse of Modernity: Twelve Lectures. Cambridge, MA .: MIT Press. Haug, Wolfgang Fritz. 1980. Annäherung an die faschistische Modalität des Ideologischen in Projekt Ideologietheorie. ———. 1989. Philosophie im deutschen Faschismus in Deutsche Philosophen 1933, edited by W.-F. Haug. Hamburg: Argument-Verlag.

⁸⁵ Об аллегорической ошибочной интерпретации «Генеалогии морали» Ницше см.: Rehmann . P. ff.

⁸⁶ Bloch . P. ff. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 221

221

18.03.2010 15:22:01

Horkheimer, Max. 1985 – 1996. Gesammelte Schriften, Vol. 19, edited by A. Schmidt u. G. Schmid-Noerr. Frankfurt: Fischer. Losurdo, Domenico. 2001. Heidegger and the Ideology of War: Community, Death, and the West. Amherst: Humanity Books. ———. 2004a [2002]. Nietzsche, il ribelle aristocratico. Biografia intellettuale e bilancio critico. Torino: Bollati Boringhieri. ———. 2004b. Hegel and the Freedom of Moderns. Durham, NC .: Duke University Press. Lukács, Georg. 1981 [1955]. The Destruction of Reason. Atlantic Highlands: Humanities Press. Marx, Karl and Friedrich Engels. 1975 – 2005. Collected Works. London: Lawrence & Wishart. McNally, David. 2001. Bodies of Meaning. Studies on Language, Labor, and Liberation. New York: State University of New York Press. Milchman, Alan. 2005. Review of Domenico Losurdo’s Heidegger and the Ideology of War, Historical Materialism, 13 (2): 253 – 262. Nietzsche, Friedrich: AC The Antichrist. BGE Beyond Good and Evil. BT BirThof Tragedy. Dawn Dawn. EH Ecce Homo. GM On the Genealogy of Morals. GS The Gay Science. HH Human, All Too Human. KGB Briefwechsel. Kritische Gesamtausgabe 1975ff, edited by Giorgio Colli and Mazino Montinari. Berlin: De Gruyter. KSA Kritische Studienausgabe 1999 (1980), edited by Giorgio Colli and Mazzino Montinari. Munich: De Gruyter. KSB Sämtliche Briefe. Kritische Studienausgabe 1986, edited by Giorgio Colli and Mazzino Montinari. Berlin: De Gruyter. MMO Miscellaneous Maxims and Opinions. TI Twilight of Idols. UM I – IV Untimely Meditations I – IV . UF Unpublished Fragments. WP The Will to Power. WS The Wanderer and his Shadow. Z Thus Spoke Zarathustra Ottmann, Henning. 1999 [1987]. Philosophie und Politik bei Nietzsche, 2. verbesserte und erweiterte Aufl age. Berlin: De Gruyter. Projekt Ideologietheorie 1980. Faschismus und Ideologie. 2 vol. Hamburg: Argument-Verlag. Rehmann, Jan. 1998. Max Weber: Modernisierung als passive Revolution. Kontextstudien zu Politik, Philosophie und Religion im Übergang zum Fordismus, Hamburg: Argument-Verlag. ———. 2004. Postmoderner Links-Nietzscheanismus. Deleuze & Foucault. Eine Dekonstruktion. Hamburg: Argument-Verlag. ———. 2005. Nietzsche, Paul, and the Subversion of Empire. New Testament and Roman Empire: Shifting Paradigms for Interpretation, Union Seminary Quarterly Review. 59 (3–4): 147 – 161. Santaniello, Weaver. 1994. Nietzsche, God, and the Jews: His Critique of Judeo-Christianity in Relation to the Nazi Myth. New York: State University of New York Press. Santi, Raffaella. 2004. Book Review of Losurdo’s Nietzsche, il ribelle aristocratico, The Journal of Nietzsche Studies. 27: 89 – 91.

222 Ян Рейман

2009-5_Logos.indb 222

18.03.2010 15:22:01

Thomas, Peter. 2005. Over-Man and the Commune. New Left Review. II , 31: 137 – 44. Zapata Galindo, Martha. 1995. Triumph des Willens zur Macht. Zur Nietzsche-Rezeption im NSStaat. Hamburg: Argument-Verlag.

При переводе были использованы следующие издания: Грамши А. Избранные произведения / Пер. с итал.; Под общ. ред. И. В. Григорьевой и др.; Вступит. статья Г. П. Смирнова; Прим. И. В. Григорьевой, К. Ф. Мизиано. М.: Политиздат, 1980. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 1. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 22. Ницше Ф. Антихрист. М: Фолио, 2009. Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей / Пер. с нем. Е. Герцык и др. М.: Культурная революция, 2005. Ницше Ф. Избранные произведения в 2 тт. М.: Сирин, 1990. Ницше Ф. Сочинения в 2 тт. Литературные памятники. М.: Мысль, 1990. Ницше Ф. Странник и его тень. М.: Азбука-классика, 2008. Энгельс Ф. К истории первоначального христианства. М.: Политиздат, 1979.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 223

223

18.03.2010 15:22:02

±®­ … Āƒ ~

Как писать историю средневековой философии? К дискуссии Клода Паначчио и Алена де Либера о философской ценности историко-философских исследований¹

И единицы те не породят Среди подобий ничего живого. К.

Поставленный в заглавии вопрос нужно понимать в том смысле, каким образом следует писать историю средневековой философии, а не в том, как именно ее написали. Исследование нормативных параметров ставит нас перед целым рядом вопросов, из которых подробно я смогу остановиться только на некоторых. Прежде всего, могут ли современные философские обсуждения обращаться к наследию средневековой философии? Нельзя не заметить, сколь различны бывают вполне убедительные ответы на этот вопрос, тем более что даже позиция одного исследователя может подразумевать изнутри себя различные выводы. Ведь мы сами еще не решили, что именно мы делаем: работаем со средневековыми рукописями, готовя их к научному изданию, или же в своих пособиях по средневековой философии знакомим со своим предметом представителей смежных дисциплин, или же мы пишем историю средневекового искусства и средневекового богословия, выдавая это за историю философии, подчиненную общепринятому монографическому канону изложения. Но нам важны не сами раз¹ Перевод выполнен по изданию: Flasch Kurt. Philosophie hat Geschichte. Bd. . Theorie der Philosophiehistorie. Frankfurt a / M.: Vittorio Klostermann, .

224 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 224

18.03.2010 15:22:02

бегающиеся возможности историко-философской работы, но только те философские ожидания, которые мы с ними связываем или хотя бы можем на каких-то основаниях с ними связать². Вопрос, вынесенный в заглавие, рассматривается не впервые. Несколько лет назад в Квебеке и Париже проходила научная дискуссия, спровоцированная некоторыми замечаниями в книге Клода Паначчио «Слова, концепты и вещи. Семантика Уильяма Оккама и современный номинализм»³. Ален де Либера (Париж) вычленил историографическую программу книги Паначчио (с.  – ) и подверг ее серьезной критике в своем докладе «Возвращение средневековой философии?»⁴. Паначчио дал развернутый ответ на лаконичные замечания де Либера в статье «О реконструкции в истории философии»⁵. Сначала я напомню об этой весьма дружественной дискуссии, особо рассмотрев теоретические вопросы, затронутые в ответе Паначчио, а потом попытаюсь изложить собственные размышления. I

В начале своего исследования об Оккаме Клод Паначчио декларирует те положения, которыми он руководствуется на протяжении всех своих изысканий. Его основные замечания можно резюмировать следующим образом. Целью исследования является введение наследия Оккама в современные дискуссии представителей аналитической философии (прежде всего, это Джерри Фодор, Дональд Дэвидсон и Нельсон Гудмен, а на заднем плане, несомненно, Уиллард ван Орман Куайн) по проблеме номинализма. Размышления наших дней по философии языка и мышления, имеющие некоторый выход на онтологические проблемы, могут получить подкрепление благодаря исчерпывающему анализу понятий у Оккама. Поэтому сначала надлежит реконструировать философскую позицию Оккама во всех подробностях, то есть изложить языком совре² Старая литература по теме, начиная с набросков к «Конкурсному сочинению о программе метафизики» Канта, «Введения в историю философии» Гегеля, затем Дильтея, Николая Гартмана (Философская мысль и ее история. Берлин, ) и, наконец, Э. Гарена (Философия как историческое знание. Бари, ), здесь не цитируется как всем известная. См. об этом: Paul Yorck von Wartenburg. Bewußtseinstellung und Geschichte / (Hg.) I . Fetscher. Hamburg, . ³ Panaccio C. Les mots, les concepts et les choses. La sémantique de Guillaume d’Ockham et le nominalisme d’aujourd’hui. Montréal, Bellarmin, Paris,  (далее — P). ⁴ Libera A. Retour de la philosophie médiévale? ^ Le Débat . Paris, . Nov. – Dec. P .  – , esp.  –  (далее — L). ⁵ Panaccio C. De la reconstruction en histoire de la philosophie ^ Cahiers d’Épistémologie: Publications du Groupe de Recherche en Épistémologie Comparée. Université du Québec à Montréal. . Cahier Nr. . P .  –  (далее — P, с двойной пагинацией: первая указывает на журнальную публикацию, вторая — на перепечатку доклада в сборнике под редакцией Босса, см. сн. ).

Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 225

225

18.03.2010 15:22:02

менной философии его тезисы. Тогда они могут быть непосредственно соотнесены с вопросами сегодняшнего дня. Конечно, любой историк философии стоит перед этой дилеммой: он вынужден едва ли не разрываться между своей приверженностью исторической правде и своим интересом к предметному содержанию текстов. Чаще всего историки философии ставят на первое место исторический интерес. Плотнее всего они занимаются описанием и анализом своих источников; в лучшем случае такой специалист может сказать, как выглядела данная теория в глазах современников. Такой подход опасен тем, что мы начинаем рассматривать построения средневековых ученых не как продукт мысли, но как предмет нашего собственного эстетического переживания, как памятник ушедшей культуры. Кроме того, мы отворачиваемся от самой прямой интенции этих философских текстов, а именно что их авторы хотели сообщить нечто действительное. Поэтому философы должны в первую очередь рассматривать утверждения этих философов и стоящую за ними структуру аргументации. Ведь философские утверждения средневековых ученых относятся к постоянным аспектам мира, языка или мысли (Р ). Они поэтому обращены не только к людям той эпохи, но и к любому человеку, который способен к их рациональному обсуждению (tout interlocuteur rationel possible). Для Паначчио решающим фактом является интенция всех философов передать вечности полученные в ходе аргументации результаты. Нельзя недооценивать философские тексты только потому, что мы не смогли извлечь и пересказать положения, которые преследуют цель отыскания истины. Только в случае перевода средневековых доказательств на современный язык историко-философская работа получит философский смысл, а иначе мы будем сводить всю старую философию к клубку долго мешавших прогрессу суеверий. Согласно Паначчио, между философской аргументацией средневекового автора и нашей не существует никакой радикальной несоизмеримости. Можно без принципиальных сложностей выработать общий язык между средневековыми философами и нами, иными словами, перевести все без исключения их высказывания на современный философский язык (Р ). Такой «перенос» из эпохи в эпоху должен стать главной задачей историка философии: только тогда мы лучше поймем философские опыты прошлого и, более того, сможем применить аргументативные достижения прошлого к лучшему обсуждению современных предметных вопросов. Мы видим, что Паначчио предлагает путь к разрешению той дилеммы, перед которой стоят историки идей. Здесь, правда, Паначчио делает одну оговорку. Мы не можем рассуждать об Оккаме, пока не отделим Оккама-философа, теоретика цельности естественного бытия, от Оккама-богослова, славившего божественное всемогущество (P ). Если мы вводим Оккама в наши

226 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 226

18.03.2010 15:22:02

сегодняшние философские разговоры, интерпретатор должен размышлять о естественном порядке вещей, который господствует внутри закономерных пространственно-временных и каузальных связей, не обращая внимания на богословские выводы Оккама. II

Ален де Либера сразу же поставил под вопрос все эти утверждения. Прежде всего, он отметил, что предприятие Паначчио в конечном счете направлено против других историков философии, тяготеющих к аналитической школе. Ведь не все виды номинализма можно совместить друг с другом. Далее, Паначчио должен сначала выполнить ту операцию, которую он назвал реконструкцией, прежде чем различные тезисы можно будет противопоставлять как относящиеся к миру вещей, а не к миру понятий. Паначчио должен признать, что правила, по которым строится философское высказывание, весьма изменились в XX веке по сравнению с XIV веком. Вместо этого он постулирует приоритет непрерывности над прерывностью в развитии философии. Паначчио пытается нас убедить, что между средневековыми авторами и нами нет «непреодолимого разрыва» (L ). Но так может обстоять дело только в том случае, если мы извлекли из средневекового текста всю полноту значений, и тогда только мы можем проверить верифицируемость или фальсифицируемость утверждений, как мы поступаем с современной философией. Де Либера задерживает наше внимание на допущениях Паначчио: с исторической точки зрения, если мы решили сопоставить две философские теории, выводы из этого сопоставления мы можем делать только при том условии, что обе теории направлены на рассмотрение тех самых «постоянных аспектов мира, языка или мысли», которые мы можем безупречно вычленить из текстов (L ). Де Либера ставит закономерный вопрос: откуда преуспевший в аналитической философии историк философии может знать, что «существует» непрерывное развитие философии? Разве можно отнести «непрерывность» к числу непосредственных исторических данностей? Что такое в данном случае «непрерывность» — коллективная конвенция представителей одной культуры или всего лишь рабочая гипотеза отдельных историков философии? Одним словом, что это — теоретическая фикция или постулат любого «эмпирического» историко-философского исследования? Де Либера вкратце обрисовывает предпосылки, из которых он исходит в своей критике. Прежде всего, мы видим не тот же самый мир, который видели люди Средневековья. И раз не существует никакой непрерывности феноменального видения мира, значит, мы не можем вычленить философские утверждения из того мира, в котором они возникли; и всякое философское утверждение раскрывает собственную природу только в своем мире (L ). Такая позиция де Либера может быть названа историческим релятивизмом, который настаивает на встроенЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 227

227

18.03.2010 15:22:02

ности любого философского утверждения в структуру теоретического суждения. Также де Либера, настаивая на отсутствии непрерывной линии развития философии, выделяет в ней обособленные единицы; и рамкой историко-философских исследований, по де Либера, должно быть изучение разрывов (которые приобретают различные «формы»), а не связей. III

Прежде чем вмешиваться в дискуссию между французским и канадским учеными, я позволю себе хотя бы схематически обозначить некоторые историко-методологические вопросы, с которыми нам неизбежно придется столкнуться. Если мы предположим, вместе с Паначчио, что существует такая особая непрерывность, которая позволяет подключить средневекового автора к современным философским дискуссиям, то каким образом мы можем опознать эту непрерывность? Можем ли мы ручаться за то, что мы правильно расслышали реплику средневекового философа, раздавшуюся где-то в стороне от наших бурных споров? Я охотно допускаю, что реконструкция одной из средневековых теорий предоставляет в наше распоряжение новый инструмент различений, которые помогут нам разрешить возникшие сложности. Но тогда все равно интеллектуальная честность требует от нас сначала увериться, что это различение действительно может быть соотнесено с современной проблематикой, а исторические особенности средневековой мысли случайны и могут быть вынесены за скобки. Научная реконструкция позволяет как фальсифицировать содержание средневековых текстов, так и контролировать возможную фальсификацию. Мне кажется, оба участника дискуссии сходятся в том, что из средневековой мысли нельзя извлекать все, что нам померещится как возможное ее содержание. Ни один историк философии не является таким радикальным релятивистом. Всякий раз по ходу конкретного исследования он приходит к выводу, что изучение той философии, которая отделена от нас веками, обязывает нас выверять на основании источников и часто изменять наши прежние воззрения на происхождение «философского настоящего». Выводить современное состояние философии из философии прошлого вполне уместно, хотя бы на основании общности терминологии, например таких обозначений, как «реалисты» и «номиналисты». Смысл занятий Оккамом тогда состоит не в том, чтобы верифицировать или фальсифицировать теории Оккама, как будто перед нами — философские гипотезы современника, но, напротив, верифицировать или фальсифицировать наши современные реконструкции путем сопоставления их с древними текстами. Прежде всего, нельзя не учитывать, что издревле введенные в философский оборот термины употреблялись несколько столетий назад в дру-

228 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 228

18.03.2010 15:22:02

гом смысле и для других целей, чем употребляем их мы, хотя, конечно, эти слова никогда не выпадали из философского лексикона, и поэтому не было нужды вводить их с чистого листа. А значит, не надо напропалую включать средневекового философа в число участников современной философской дискуссии. Это, конечно, не означает, что Оккама следует изучать лишь как предмет культурно-исторического интереса, но только еще раз напоминает, в какой значительной мере философское рассуждение принадлежит своему времени, даже если мы говорим о такой крупной фигуре, как Оккам. Нам не дано никакого права вводить теорию прошлого в современные философские дискуссии, не рассмотрев предварительно, что эти средневековые философские гипотезы значили сами по себе, независимо от наших современных философских дискуссий. Наше историческое знание развивается полностью в контексте модерности. Но это означает, что мы причастны к историзму, который и образовал контекст модерности, а историзм, в частности, подразумевает признание разрывов во временном развитии. Историзм требует читать любой древний текст в его связи с тогдашним контекстом (который, конечно, нам приходится реконструировать), а он весьма отличается от контекстов, в которых живут современные диспутанты. Конечно, у нас всегда остается возможность привлечь материал исторических штудий к современным предметным спорам: можно попытаться найти в работах Оккама предметные референции, которые помогут нам разобраться в сегодняшних предметах спора, равно как и прояснить некоторые основания поставленных нами вопросов. Но даже самое простое наблюдение показывает, что такое ангажирование стародавнего автора, даже если опирается исключительно на сопоставление его текстов, имеет относительную ценность. При всей нашей скрупулезности учет «опыта» средневекового автора все равно будет насильственным вмешательством в его деятельность. Само собой, и у Паначчио мы находим только частичную актуализацию воззрений Оккама, которые были сами в себе весьма целостными. Если мы и попытаемся произвести очередной «неоскотизм» или «неотомизм» как попытку целостной репрезентации осуществленной в Средние века философской работы, тем не менее опытный взгляд историка отметит существенную фрагментарность этого амбициозного предприятия. Обновленный медиевальный синтез рухнет, не будучи даже возведен под крышу. Например, вопрос Фомы Аквинского о зле в мире невозможно отрешить от его аристотелизирующего воззрения на безупречность движения небесных тел. Согласно Фоме Аквинскому, та часть универсума, в которой заявило о себе зло, — это небольшая, почти незаметная часть универсума, которая уж точно не может характеризовать целое; и значит, мы не можем умозаключать от той части мира, в которой проявилось зло, о свойствах всего мира и тем более Создателя. Рационализм томистского богословия в части аргументации во многом опирается на античную космологию. СледоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 229

229

18.03.2010 15:22:02

вательно, и конкретное содержание слова Бог в трудах Фомы Аквинского изменилось сразу после того, как была проложена качественная грань между подлунным и надлунным миром. Таким образом, томистское определение Бога может быть воссоздано только путем дополнительных интеллектуальных выкладок, и такое «томистское» определение будет уже только абстрактным понятием, оторванным от своего прежнего исторического существования. Из этого следует, что мы получим на выходе вовсе не томизм, а томистскую вариацию современной системы ценностей. Учитывая огромный опыт исследования томизма, мы можем реконструировать учение Фомы Аквинского во всей его конкретности. Но как только мы решим воспользоваться его основаниями, то мы уже получим не философию Фомы Аквинского, а модернизированную амальгаму фрагментов, выстроенных по линии движения современной философии. Итак, непрерывность развития оказывается искусственным конструктом, неуместным среди исторических фактов. Это вовсе не означает, что на месте признаваемой некоторыми учеными непрерывности мы хотим утвердить прерывность, превратив ее в новый исследовательский догмат. Как прерывность, так и непрерывность — это самопонятные в эпоху модерности способы работы с историческими документами; до эпохи модерности никто бы не понял, что означает эта пара противопоставляемых категорий. Когда мы обсуждаем мысль Макса Шелера, мы легко оперируем категориями прерывности или непрерывности философского развития; но наша уверенность исчезает там, где от материала нас отделяет более пяти веков. Даже мир до  года сейчас для нас является предметом исторической реконструкции. Когда мы вводим утверждения Макса Шелера в современные этические споры, мы не сталкиваемся с теми принципиальными трудностями, которые неизбежны при прояснении номинализма Оккама. Если мы будем, вместе с Аленом де Либера, подчеркивать разрыв между Средневековьем и нашей ситуацией, это будет означать только одно: невозможно непосредственным образом воспроизвести мысль, принадлежащую прошлому. Единственное, что мы можем сделать, — это найти исторические различия между мыслью, созданной в прошлом, и мыслью, продолжающейся в наши дни. Принцип историзма требует от нас все новых и новых различений, и всякая «актуализация» средневековой мысли выглядит как искусственное преуменьшение найденных различий. Ни прерывность, ни непрерывность не являются историческими реальностями, но любой опыт пребывания в истории показывает «другость» того, что было в прошлом, несмотря на постоянно повторяющиеся попытки свести многообразие исторических данных к простым схемам, предназначенным для обоснования непрерывности. Такой редукционистский подход слишком долго господствовал в изучении средневековой философии и поэтому в настоящее время вызвал противоположную реакцию: постоянное различение явлений, расширение документальной базы исследований, поиск нетипичного для данной эпохи, критика механиз-

230 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 230

18.03.2010 15:22:02

мов редукции, главным из которых является абстрагирование результатов с целью придания им «актуальности». После этого уже невозможно говорить о том, что мы сталкиваемся с «мыслью прошлого»: если мы с чем-то и можем иметь дело, то только с реконструкциями. Паначчио обосновывает излюбленную им «непрерывность» весьма замечательным способом: он говорит, что утверждения философов далекого прошлого «весьма часто», хотя и не всегда, относятся к «постоянным аспектам мира, языка или мысли» (P , ср. L ). Поэтому мы можем сосредоточиться на тех моментах в трудах средневековых философов, которые никак не выводятся из истории, обсуждать те их взгляды, которые не подвержены суду истории, поскольку вещи, попавшие в поле зрения средневековых философов, имеют не исторический, а внеисторический смысл. Тогда, разглядев за конкретной словесной оболочкой нечто «непреходящее», мы можем сделать философов Средневековья полноправными участниками нынешних дискуссий о непреходящих вещах. Участниками этой метафизической дискуссии будут уже не «мы» и «они», но все участники разговора, способные к учету разумных доводов. Вступив в это вневременное сообщество собеседников, мы сразу освобождаемся от всех связавших нас исторических условностей. Таким образом, Паначчио обещает нам ни больше ни меньше как возможность покидать историю всякий раз, когда мы обсуждаем поставленные философами вопросы, которые, по его утверждению, «весьма часто» никак не привязаны к нормам истории. Тем важнее рассмотреть, как обосновывает Паначчио возможность столь решительного выхода из истории. Его доводы можно свести к трем тезисам: . Мир, язык и мысль представляют собой явления, существующие независимо от нас, и поэтому философы, которые делают их предметом своего рассмотрения, вырабатывают общезначимые структуры, идеи, правила и законы, принадлежащие уже вневременному рассмотрению этих вещей, а не порядку исторического опыта. . Мир, язык и мысль представляют собой непреходящие явления, поэтому мы можем рассматривать их как непрерывно проявляющиеся в мысли аспекты и тем самым признать, что человечество созерцает и мыслит мир, язык и мысль исходя из раз и навсегда созданных категорий. . Мир, язык и мысль представляют собой область предметности, которая, как и любое природное бытие, мыслится как непреходящее; следовательно, вне зависимости от возникавших время от времени заблуждений, философы прошлого разрабатывали те же вопросы, которые мы пытаемся разрабатывать сейчас. Значит, можно верифицировать или фальсифицировать утверждения средневековых философов, которые обращались к стабильным и предметным вопросам, и обосновывать или отвергать предложенные ими решения. Таким образом, нужно говорить, о вещественной предметности философЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 231

231

18.03.2010 15:22:03

ских вопросов, которые тем самым изымаются из сферы собственных исторических предпосылок. Последовательно номиналистический подход Паначчио не мог привести его к другим выводам, раз он с самого начала решил разорвать (названную в начале нашей статьи) дилемму историка философии. IV

Прежде чем я исследую все эти вопросы с большей основательностью, позволю себе вновь вернуться к дискуссии и кратко резюмировать выступление Паначчио  года. Я не буду подробно останавливаться на тех доводах, которые признают бесспорными и де Либера, и Паначчио, и я в числе других моих коллег. Все мы признаем, что () невозможно изложить утверждения какого-либо философа прошлого его же словами. Любое историко-философское исследование по умолчанию исходит из того, что историк должен подытожить сказанное философом, придать рассуждениям философа окончательное (или неокончательное) оформление. Историк философии говорит на своем языке, даже когда он цитирует без изменений ранее жившего философа. Затем, () невозможно иметь дело с тем же самым содержанием, которое имел перед глазами философ прошлого, даже если идеи, структуры или содержание мышления философа прошлого всецело принадлежат миру объективных и непреходящих ценностей и смыслов. Конечно, первые историки философии теоретически выстраивали свое исследование, основываясь на своего рода «платоническом» восприятии содержания высказываний, но их подход весьма скоро встретил обоснованные возражения. Кроме того, () целью любого изложения философских воззрений прошлого является размещение их именно в истории философии, а не во вневременном пространстве. И наконец, () никогда нельзя утверждать, что твое изложение средневекового философского теоретизирования является точным и исчерпывающим. Все эти утверждения бесспорны, равно как несомненна и активная роль историка в построении истории философии, и сложность теоретического осмысления аргументации прошлого, требующая постоянного обновления нашего конструктивного инструментария. Конечно, историк философии, обратившись к оригинальным текстам, может исправить ошибки своих предшественников, но и его утверждения нельзя назвать истинными в том смысле, что специалисты не смогут найти в них спорных моментов. Поэтому я сосредоточусь на других, гораздо более далеко идущих и спорных утверждениях богатой идеями и ценной статьи канадского философа. Паначчио различает в методе работы историка философии два элемента (или две грани). Оба они необходимы для успешного проведения историко-философского исследования, но обычно один из них высту-

232 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 232

18.03.2010 15:22:03

пает на передний план, а другой оттесняется назад. Первый элемент — проясняющий рассказ (récit explicatif), служащий тому, чтобы мы разглядели за многообразием относящихся к делу фактов некий диахронический сценарий. Историк философии рассказывает о зависимости философского развития от культурных влияний, реакции на политические события, социологических детерминант и интеллектуального климата эпохи. Находя предшествующие каждому явлению события и обстоятельства, он утверждает причинную обусловленность явлений. Он, конечно, не считает, что философское содержание можно вывести из внешних обстоятельств, но никогда не сомневается в том, что существует фактическая обусловленность высказываний философа: например, утверждение всемогущества Божия мотивировано психологически. Второй элемент — теоретическая реконструкция (la reconstruction théoretique). Историк философии рассказывает нам, к каким выводам пришел такой-то философ и в чем суть его утверждений. Язык свидетельств должен быть переработан исходя из целей такого рассказа. Теоретическая реконструкция по определению вынуждена пропускать многие аспекты философских рассуждений прошлого — она подряжена к тому, чтобы установить общую линию развития мысли. А целью теоретической реконструкции, которую производит способный к философской работе историк философии, является привлечение более ранних аргументов в современное философское аргументативное хозяйство (Argumentationhaushalt). Это возможно только тогда, когда в текстах прошлого находят то, что может быть признано на основании проблем сегодняшнего дня, философских доводов и адекватных тем философского обсуждения. Поэтому пристальному рассмотрению в историко-философской работе подвергаются только аргументы, служащие доказательству какого-либо утверждения. Для теоретической реконструкции критерии, по которым определяется философия, требуется прилагать к исторической данности материала, отдавая себе отчет в насильственном характере такого вторжения в исторический материал. В ходе теоретической реконструкции мы можем выходить из круга привычных нам понятий, скажем восстанавливая последовательно онтологию Оккама какой она была, прослеживать весь ход его рассуждений о всемогуществе Божием (P  – ;  – ). Паначчио отстаивает собственное понимание непрерывности, защищая свое право производить «актуализацию» философов далекого прошлого. Как номиналист, он не нуждается в каких-либо метафизических инстанциях, санкционирующих такую практику. Нам предлагается поверить, что мир со времен древних греков остался тем же самым. Ведь мы можем, утверждает Паначчио, идентифицировать те вещи, о которых заходит речь у античных или средневековых философов, и, более того, можем судить, когда их рассуждения об этих вещах ложны. Несомненно, средневековые люди видели многие вещи не так, как мы видим их, но они видели те же самые вещи. Таким образом, квебекский исследователь постулирует не феноменальную, а реальную непрерывность мира Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 233

233

18.03.2010 15:22:03

(Р, ; ) по тождеству пространственно-временной непрерывности физического мира. Как и средневековый мыслитель, мы имеем дело с теми же самыми пространственными и временными параметрами. Деревья и металлы имели в XIII веке то же самое физическое или органическое строение, что и теперь. Самые важные единицы объективного мира остались теми же — горы, кафедральные соборы и (что для нас самое большое счастье) рукописи. Когда медиевист заказывает рукопись XIII века под таким-то номером из собрания Национальной библиотеки в Париже, он собирается взять в руки ту же самую вещь, которую держал перед глазами средневековый автор. Конечно, он глядит на эту вещь по-другому и вряд ли снискал бы в этом одобрение средневекового человека, но тем не менее сам предмет сохраняет свои знакомые свойства. Более того, все мы знаем, что человеческая физиология не поменялась с того времени, а также и языки сохранили свою синтаксическую и семантическую структуру во всех существенных чертах (Р, ; ). Та устойчивость вещей, о которой предлагает поговорить Паначчио, вызывает наше участие лишь потому, что мы мысленно составляем средневековый мир из этих вещей. Конечно, говорит Паначчио, от некоторых вещей остались лишь воспоминания, но в нашем мире немало отдельных вещей той же самой природы, что и у вещей много столетий назад. Ведь нередко фраза XIII века и фраза XX века оказываются семантически эквивалентны, а значит, и в философских дискуссиях XIII века может занять вакансию XX века. Паначчио анализирует условие семантической эквивалентности весьма подробно: о ней можно говорить, только если далеко расставленные во времени утверждения показывают хотя бы приблизительную коэкстенсивность своих референций и когда на передний план выступают признаки сродства в принципах употребления соответствующих предикатов (Р, ; ). Исследователь иллюстрирует это таким примером. Когда Аристотель размышляет, почему случаются приливы и отливы, мы можем отвергать данное им объяснение, но мы знаем, каким путем он его получил. Ведь существуют те же самые (или похожие) реально единичные вещи, к которым мы, как и Аристотель, относим или не относим какой-то предикат. И когда Аристотель говорит о небесных сферах и приходит к выводу, что за ними стоит некий движущий их ум, мы знаем, о чем он ведет речь. Сущее, которое движется вокруг Земли концентрическими кругами, должно, по Аристотелю, называться одушевленным. Чтобы обсуждать эту гипотезу, нам достаточно знать, что такое Земля и что такое концентрические круги. Мы, конечно, сразу отметим, что утверждение Аристотеля ложно. Но как бы то ни было, мы понимаем содержание этого утверждения, и, значит, оно соизмеримо с нашими рассуждениями о мире (Р, ; ). Также в нашем мире, как и в мире Оккама, существуют высказывания, слова и предметные референты этих слов, и поэтому языковую теорию Оккама вполне можно сопоставить, перелетев через века, с современными теориями языкового значе-

234 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 234

18.03.2010 15:22:03

ния. Паначчио находит два основания такого сопоставления. Во-первых, можно поставить под вопрос саму схему: слово — значение — референт. Паначчио вспоминает, как Куайн проблематизировал референцию, но сразу замечает, что Куайн критически исследовал общую теорию языка, а не ту проблематику языка, с которой имеют дело историки философии (Р,  – ;  – ). А если мы признаем правоту Куайна, то должны просто говорить о несоизмеримости его утверждений с традиционными. Во-вторых, смысл предиката устанавливается только в сопоставлении с другими предикатами внутри общих рамок. Если эти общие рамки поменять, это скажется на значении отдельных слов. «Различие горизонта» сделало бы невозможным перевод. Но понятные нам вопрошания Оккама были понятны и его современникам, и эта статусная общность позволяет ввести Оккама в круг участников современных дискуссий. Конечно, «одинаковая референтность терминов» и «эквивалентность речевых значений общих предикатов», признает Паначчио, не могут быть абсолютными, но для привлечения средневекового материала к современной работе достаточно примерного совпадения. И тогда теоретическая реконструкция древних философских рассуждений не только возможна, но и необходима. Паначчио заканчивает статью тем, что резюмирует в трех тезисах оспариваемую им позицию: Радикальный холизм, что означает: в любой философской системе любое утверждение неразрывно связано со всеми остальными утверждениями. . Радикальный релятивизм, что значит: любая философская система всецело принадлежит тому историческому контексту, в котором она сформировалась. . Радикальный дисконтинуизм, а именно: невозможно встать на точку зрения философов былых эпох, чтобы обсудить истинность их утверждений, поскольку произошла радикальная смена всех условий философской работы. Паначчио замечает, что если это так, то все философские системы прошлого должны утратить для нас какой-либо философский интерес. Они становятся совершенно чуждыми и непонятными нам, а историк философии превращается в нелепую фигуру. Поэтому нельзя поверить, чтобы хоть один историк философии принял приведенные три тезиса (Р, ; ). V

Спор Паначчио и де Либера, отличающийся классической краткостью и ясностью, затронул важнейшие вопросы, которые должен ставить перед собой любой историк философии. Ученые задели основополагающую проблему, исключительно сложную, и, более того, я говорю это Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 235

235

18.03.2010 15:22:03

без лести, они ее решили. Сначала я сделаю несколько предварительных замечаний, а потом уже перейду к делу. Паначчио определяет теоретическую реконструкцию как возможность сделать любую принадлежащую прошлому теорию обстоятельством теперешних философских дискуссий (Р, ;  et passim). К тому же он подчеркивает, что для достижения этой цели следует отыскивать в текстах прошлого все то, что, соответствуя современным стандартам аргументации, годится как тема для продуктивного обсуждения, так чтобы в самом доводе философа прошлого заключалась возможность сопоставления с определенными философскими течениями настоящего. Под последними имеются в виду дискуссии, которые шли вокруг тех же предметов в аналитической философии, особенно в США . Паначчио вводит принцип выбора параллелей между прошлым и настоящим. Проведение параллелей не должно становиться предметом произвола, но все же очевидно, что существует связь (если не соответствие) между страстью, обрекающей ставить вопрос об истине, и фактическим выбором, обусловленным продуктивностью задачи, вдруг пришедшей на ум во время разговора с интеллектуальным собеседником из прошлого. Но тот, кому дорого отличие истины от лжи, если он действительно не хочет оставаться на уровне эстетической блажи и культурно-исторических анекдотов, должен видеть, что и в настоящем не существует никакого консенсуса о том, что есть философски релевантный опыт и какая тема заслуживает философского обсуждения. Ради интеллектуального эксперимента, отвлекшись от сегодняшней рутины, представим, сколь различными оказались бы ответы, если, скажем, в  году во Фрайбурге-им-Бресгау, Франкфурте-наМайне, Лейпциге, Оксфорде, Париже и Турине были заданы вопросы: какой опыт следует считать философским и какие темы следует поднимать ради полноты философского опыта? В ответах этих враждующих философских школ Оккам либо не упоминался бы, либо был бы подвергнут со своими «идолами толпы» сокрушительному разбору. Кроме того, философы  года заметили бы, что у них есть свои собственные философские задачи, отличающиеся от задач филологов или простых профессоров философии. Они дали бы нам понять, что даже не хотят знаться со скучными фактологами и не нуждаются в исторических подробностях для общения с великими философами. Только они понимают, о чем говорят и о чем спорят философы, поскольку именно они работают с предметной сферой философии, а не собирают мнения ранее бывших философов. Такой афронт против «чистых историков» был в  году не в новинку: мы встречаем его уже у марбургских неокантианцев, у раннего Хайдеггера, у Николая Гартмана. Из этого можно сделать простой вывод: выбор однозначных стандартов метода и критериев релевантности — это сложный, часто грозящий подменами процесс, произошедший задолго до того, как Оккам понадобился американским аналитическим философам -х годов; это процесс,

236 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 236

18.03.2010 15:22:03

который весьма непрозрачен, в котором биографические случайности переплетаются с высокого уровня абстракциями, возносящими разговор об истине на небывалую высоту, но не позволяющими дать себе отчет в том, что истина появляется в конкретном географическом месте и, главное, в конкретный момент времени. Это понимают даже профаны, но философ, претендуя на систематизацию опыта истины, не хочет об этом знать или считает, что это знание никак не пригодится ему в работе. Изложение определенного опыта как философски значимого и постановка определенных вопросов как философски значимых должны, по его мнению, служить преодолению в самом себе чисто эстетического отбора восхитительных мыслей или культурно-исторического собирания интересных фактов, а иначе вся эта деятельность сведется к анекдотам из быта интеллектуалов. Философ требует от себя решимости, которую он ставит раньше, чем разбор истинности или неистинности конкретных суждений. Такая решимость неспособна к историческому прояснению понятий, но только к «пояснению»: для читателей — тех книг, которые признаны философскими, а для слушателей — выступлений уважаемых профессоров философии. Она образует прежде неизвестную «школьную» позицию философского рассмотрения, которой с привлечением большого историографического материала создается почтенная предыстория. Но эта новая позиция не просто преодолевает старомодный (осененный фигурой Пьера Дюэма) «поиск предшественников»; она начинает искать предшественников лишь для авторитетов, признаваемых у нас на глазах. Критика такой решимости означает вовсе не то, что видим в ней только «теоретическую реконструкцию», заставляя ее еще более заостриться и укрепиться, и вовсе не то, что мы внутри ее апостериорно рациональных оснований собираемся на нее покушаться, но только то, что мы рассказываем ее историю и показываем, сколь она партикулярна в пространственно-временном континууме Земли и как сложно соотнести ее притязания на обретение вполне рационального собеседника с фактическим положением дел. Паначчио основывает свою веру в непрерывность развития философии от Средних веков до наших дней на постоянстве нескольких (или многих) телесных вещей. Но он не замечает, что одно дело — быть постоянным в качестве отдельной вещи, а другое дело — независимо от перипетий времени сохранять ту же природу благодаря только родовой принадлежности (Р, ; ). Фундамент рассуждений Паначчио явно оползает. Возьмем, к примеру, луну. Конечно, средневековые люди видели луну и в некоторых из областей земли называли ее тем же словом, которым называем ее мы. Таким образом, если мы основываемся только на исторических данностях, существует фактическая непрерывная связь между прежними и нынешними созерцаниями луны. Вряд ли кто-то будет пытаться это оспорить, утверждая прерывный характер явлений: учение о прерывности явлений будет изначально изобличено как ложное. Но мы не можем не заметить, раз мы уже живем в истоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 237

237

18.03.2010 15:22:03

рии, что луна меняется, — конечно, и как физический объект, но для нас гораздо существеннее то, что перед нами открылась другая луна, чем та, которую воспевали Гете и романтики, и даже чем та, на которую ступил ногой Армстронг. Для людей Средневековья луна не была физическим объектом, что мы имеем в виду всякий раз, когда говорим о луне; она была границей между тленным и нетленным миром. Таким образом, то общее, что видит средневековый и современный человек, глядя на луну, сводится при ближайшем рассмотрении к неизвестному Х, к кантовской вещи в себе, доступной восприятию только тогда, когда внутри определенного порядка аргументации постулируется последний пункт рассуждений с целью осмысленного развития всей цепи аргументов. Возражая де Либера, Паначчио приводит пример средневековой рукописи, которая в XIII веке была «той же вещью», что и теперь (Р, ; ). Но мы видим эту рукопись по-другому, чем тогдашние читатели, потому что встраиваем этот объект в пространственно-временную непрерывность, без которой он был бы воспринят ложно, то есть не стал бы «рукописью XIII века». Различие между вещью и взглядом показывает, сколь содержательно бедной окажется вещь, если лишить ее всех временных коннотаций. Действительно, книга могла непрерывно передаваться по наследству, от святых мужей Средневековья до недавних владельцев. Если мы посетим православную или тридентскую службу, то переживем частичную непрерывность того исторического мира, в котором книги украшались золотом и драгоценными камнями, в котором они почитались как святыни: их лобзали и перед ними кадили. Но тем не менее ореол «редкости», окружавший книгу, и длительное время, требовавшееся на ее изготовление, делали книгу в XIII веке другим, чем то, чем она является сегодня. На торжественных службах в Средние века пелось последование, в котором возглашается, как в Судный день будет раскрыта великая книга, заключающая в себе суды Божии: Книга судеб отворится, Все, что было, разгласится, Суд над миром состоится.

Книги, которые по нашему определению суть физические объекты, оценивались в Средние века как частичные копии или затемненные отображения той протокниги, в которой содержатся все знания: и мы никогда не сможем сказать, действительно ли грозный Судия держит книгу в руке или это тусклая метафора всеведения Божия⁶. Неучет этой и многих других коннотаций как якобы чистых культурно-исторических напылений на непреходящей вещи — это абстрактная операция, которую, конечно, можно предпринять, но которую нельзя осуществить без ⁶ См. об этом важное пособие: Ganz Peter (Hg.) Das Buch als magishes und als Repräsentationsobject. (Wolfenbütteler Mittelalter-Studien, Bd. ). Wiesbaden, .

238 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 238

18.03.2010 15:22:04

потерь именно с философской точки зрения. Ведь такая операция есть вмешательство в вещь, которое должно показать ее «переводимость» и «соизмеримость», но при этом в интересах определенного фундаментального опыта это вмешательство нам предлагают принять как данность. Различение субстанции и акциденции было гениальным достижением, которое показало, что можно удержать и сохранить от нападок платонизирующее понимание знания путем его «перевода» на другой язык. Также и постулат о постоянстве родов при смене индивидов был заметным приготовлением к тому, чтобы перейти от опытного восприятия мира к научному овладению им. Поэтому-то утверждение, что предмет видения и способ видения могут весьма сильно расходиться, служит истине самих вещей, а не культурно-историческому любопытству вокруг отдельных явлений. В догматической метафизике такое различение могло бы оказаться мелочным и ненужным, но, если мы говорим об исследовании истории мысли, мы должны себе отдавать отчет, при совпадении каких условий осуществляется непрерывность. Конечно, можно не соглашаться с тезисом о радикальной прерывности, указывая, что на некоторых уровнях истории существует непрерывность. Но только эта непрерывность сама оказывается частью истории: ведь ее осуществление в конкретное время зависит от поведения определенных факторов, тех «исторических организмов» и «исторических институций», которые в различных исторических мирах проявляют себя совершенно по-разному. Довод Паначчио, что существуют средневековые вещи, на которые указывают средневековые высказывания, и поэтому мы существуем в едином мире со средневековыми авторами этих высказываний, на первый взгляд кажется убедительным. Однажды медиевист узнает из сообщения философа XIII века, что в библиотеке Доминиканской школы в Кельне хранится книга «Об одушевленности неба», и, значит, думает медиевист, нужно отправиться изучать это собрание там, где оно хранится сейчас. Медиевист находит древнюю рукопись, озаглавленную именно так: De animatione coeli, и провозглашает, что это та самая книга. Его гипотеза подтвердилась историей данного собрания: мы можем сразу реконструировать судьбу рукописи и показать, каким образом данный памятник давно исчезнувшего мира заявил о себе в мире сегодняшнем. Разумеется, говорить о «мире» вообще кажется мне слишком свободным словоупотреблением, но допустим, мы понимаем, о чем идет речь. Действительно ли этот довод здравого смысла заставляет нас признать непрерывность? Мне думается, что опираться на факт сохранности рукописи весьма рискованно. Посмотрим, что происходило. Фраза из средневекового автора заставила меня произвести поиск средневекового памятника. Но кто может мне гарантировать, что я на самом деле увидел тот же самый предмет? Историк привык читать тексты, в которых говорится, что автор этого текста своими глазами видел такое-то событие, но историк знает, что в этом нас зачастую уверяют люди, котоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 239

239

18.03.2010 15:22:04

рые никак не могли находиться на месте события. Средневековый автор мог быть введен в заблуждение, мог представить в уме картину событий, ему могло все это присниться, а может быть, он просто хотел придать авторитет своему изложению. Таким образом, тезис о реальной общности нашего мира со средневековым опирается только на фразу одного средневекового автора. А здесь как раз надлежит вспомнить все аргументы, разработанные философской традицией против того, чтобы опираться на достоверность повествования: скажем, анализ «недостоверности референции» в трудах Куайна. Предметные отсылки высказываний другого человека не подлежат нашему контролю, поэтому их не следует использовать при выстраивании научной аргументации. К тому же мы должны учитывать, что и достоверность наших собственных высказываний столь же сомнительна философски. Паначчио, конечно, весьма проницателен, чтобы увидеть ту опасность, которой грозят его концепции такого рода скептические замечания (Р,  – ;  – ), но он хочет отразить ее двумя краткими доводами. Его первый контраргумент состоит в том, что если мы одобрим скептическое восприятие референции, то навсегда попрощаемся с попыткой взаимопонимания между людьми. Ведь если мы говорим о несоизмеримости высказываний, нужно распространить это правило не только на средневековые высказывания, но и на высказывания любого рода, в том числе на то, что мы сами произнесли вчера (Р, ; ). На это я отвечу: оспаривая тезис о непрерывности и все основания этого тезиса, философы нисколько не отрицают, что люди понимают друг друга; просто они ищут другое, более убедительное объяснение этому взаимопониманию. Никто никогда не подумает, что наше общение друг с другом мнимо, но мы, как философы, должны разрабатывать новый концепт понимания и не полагаться только на объектную референтность пространственно-временного рода, — учитывая, что мы не можем контролировать истинность актов понимания. Может ли быть нами изобретен такой новый концепт понимания, не завязанный на реалистические предпосылки, — это другой вопрос⁷, но из довода Паначчио следует, что мы должны его отыскивать. Теория понимания, которая не строится на вере в контролируемость референции к внешнему миру, действительно, ведет к признанию несоизмеримости высказываний, но только той несоизмеримости, которая отвечает определению Паначчио. В другой теории понимания, при другом осмыслении «несоизмеримости», слушание и разговор с другим человеком остаются осмысленными — и эту модель слушания и разговора вполне можно перенести и на историю философии. Второй контраргумент Паначчио сводится к тому, что, если ставится под сомнение достоверность референции, все искусство толкова⁷ Об этом я писал в другой части своей книги: Flasch Kurt. Philosophie hat Geschichte.

Bd. . Theorie der Philosophiehistorie. Frankfurt a / M.: Vittorio Klostermann, . S.  – .

240 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 240

18.03.2010 15:22:04

ния также вырождается в бесплодные препирательства. Самым неприятным будет, что и вообще достоверность истории философии будет поставлена под сомнение, а значит, непонятно будет, каков собственно философский смысл историко-философской работы. Но как раз здесь видно, что тезис Паначчио о непрерывности и соизмеримости представляет собой допущение общего характера о речи и понимании, а не основу тотальной концепции. Ведь в лучшем случае Паначчио указал на то, какое понимание он имеет в виду, но вовсе не концептуализировал все возможные виды человеческого понимания. Следовательно, и это утверждение Паначчио ненадежно, поскольку основано на сужении аргументативного опыта. А все же тот, кто в ходе историко-философского исследования думает об истине, тот обязан затрагивать всеобщие проблемы истины, понимания, референции и соизмеримости. Рассмотрим подробнее этот второй тезис Паначчио, направленный на защиту идеи континуальности. Как уже говорилось, он утверждает непрерывность условий употребления всеобщих предикатов. Например, мы можем в наше время цитировать рассуждения Платона или Аристотеля о таких основополагающих понятиях, как единичность и множественность, необходимость и случайность, которые обозначают внутри исторического времени вполне определенные предметы. Таким образом, доказывает Паначчио, от Парменида до наших дней существует непрерывность, которая зиждется на факте единичности и общности нашего мира и на соизмеримости высказываний. Но более тщательное исследование разрушает эту картину прошлого европейской мысли. Например, исследуя предысторию и дальнейшую судьбу идеи Николая Кузанского о совпадении противоположностей и противоречий (coincidentia contrariorum et contradictoriorum), мы находим, что в этой простой единице, в ходе философских выкладок, сошлось множество мыслей: учение Кузанца окрыляли неоплатоническое рассуждение о Логосе и христианское спекулятивное осмысление Троицы. Конечно, все эти теории можно заклеймить как злоупотребление строгой философской мыслью, но их никто еще не решился вычеркнуть из истории европейской философии. Итак, нарисованный Паначчио образ непрерывного существования условий употребления всеобщих предикатов оказывается ложным. Но даже если примеры семантической несовместимости и несоизмеримости покажутся неубедительными, сама логика предиката подрывает второй довод Паначчио. Ведь полный смысл любого предиката складывается как сумма его употреблений. Безусловно, при употреблении в практической деятельности, например на стройке, уточнение смысла предиката, как правило, лишний труд. Но совсем в другой ситуации мы оказываемся, когда имеем дело с теоретическими и с поэтическими текстами. С помощью конвенциональных определений можно установить минимальный смысл каждого слова, но это годится только для сферы вторичного научного словоупотребления, но не для обычных слов Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 241

241

18.03.2010 15:22:04

нашей жизни или поэзии. Так же и философия, как все знают, созидает свое поле значений, отличающееся высоким уровнем абстракции определений, вовсе не путем подбора дефиниций. Бесспорно, и в ХХ веке происходила своеобразная рационализация употребления предикатов в философии, хотя и от случая к случаю, и никогда — систематически. Историк философии должен изучать, как происходило движение в этом направлении у Аристотеля или, скажем, у Оккама, но только ему не подобает думать, что такая рационализация может объяснить все те смыслы, которые встретятся ему в ходе его философского исследования. Вывод здесь может быть только один: традиционные философские термины перегружены смыслом. Что означает «перегруженность» — я попытался пояснить выше на вовсе не философском примере почтенной средневековой книги. Но то же самое можно сказать и о таких понятиях, как Бог, душа, вещь, время. Предпринятую Паначчио теоретическую реконструкцию можно определить как метод вычитания этого избыточного смысла. Но ведь обогащение слова значениями неотъемлемо от самой истории мысли. Чем больше мы замалчиваем прибавку значений, тем более соизмеримы с нашими становятся древние тексты, но тем меньше в них их собственного философского значения. В итоге мы пропадаем среди собственных абстракций, потратив все силы на их препарирование. Оккам оказывается просто ранним и очень некачественным предшественником современной англо-саксонской аналитической философии. А его теория всемогущества Божия только мешает сделать столь грандиозный вывод. Но здесь нам возразят: то же самое, что мы сказали о философе прошлого, придется сказать и о любом говорящем сейчас индивидууме. Чем дольше мы знаем человека, тем больше понимаем, какие различные значения приобретают в его речи такие обыденные слова, как собака или мышь. Действительно, верность истине повелевает нам признать все большую несоизмеримость наших высказываний, но ведь мы знаем, что вовсе не перестаем понимать друг друга. Бедна значениями только прагматичная и математичная речь. Профессионалы создают свой искусственный рай отчетливого употребления важнейших предикатов. Конечно, мы могли развивать и язык философии в этом направлении, только во всей истории философии до середины ХХ века найдется лишь несколько примеров, связанных с верой во всемогущество логики. Вся история философии подтверждает, что философская речь богата ассоциациями и поэтому приближается к поэзии. Это следует сказать не только о Платоне и Гегеле, но и о важнейших эпизодах «Метафизики» Аристотеля. Ссылка на единство дисциплины под названием «философия» нам не поможет. Мы все знаем философов, про которых их соперники, стараясь блеснуть при этом остроумием, говорят: «Ну, это же совсем не философ». Каковы бы ни были философские нравы, перед нами несомненное доказательство того, что всякая оригинальная философия по-новому определяет критерии, что является философией, а что ей не является.

242 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 242

18.03.2010 15:22:04

Кто хочет опровергнуть приверженцев концепции прерывного развития философии, начинает писать историю науки под названием «философия», выдвигая на первый план единство предмета философии и единство мира. Но его оппонент возразит: «Я тоже пишу историю философии как историю блужданий вокруг определения философии, поэтому история философии есть история в качественно другом смысле, чем история математики. Поэтому я вполне из прагматических соображений, дабы справиться с заданием, отодвигаю на задний план единство философии. Я обращаюсь к этому предварительному понятию только затем, чтобы скорректировать его на основании текстов и сказать: „Единство философии — это не единство предмета, а единство процесса“. В пользу такого взгляда на вещи говорит не только богатство индивидуальных коннотаций слова, но и вся полнота образованных историческими перипетиями ассоциаций. Эти ассоциации слова — не просто отзвуки конкретных употреблений или метафорические переливы: они оказывают влияние и на понятийное значение слова. Например, при слове «душа» ученый XIII века вспоминал все содержание трактата Аристотеля «О душе», а также различные учения о судьбе души на небе, в аду и в очистительном огне. Если нам потребуется «сконструировать» средневековое понимание души так, чтобы оно вошло в оборот современных дискуссий биологов-теоретиков, нам придется отрешить это понятие от всех названных ассоциаций. «Теоретическая реконструкция» Паначчио тогда должна быть определена как метод систематического отрешения понятий от индивидуальных смысловых нюансов — тех самых, благодаря которым данное понятие и нашло место в истории. Конечно, все мои размышления принадлежат общей теории несоизмеримости индивидуальных речевых высказываний и ставят нас перед проблемой, каким образом можно концептуализировать фактически происходящее понимание, не умалчивая при этом ничто из полученного на базе текущего и исторического опыта. В конце, разделив неудачу с обоими спорщиками — де Либера и Паначчио — в осмыслении фактического понимания, я попытаюсь по возможности кратко рассмотреть проблему соизмеримости и несоизмеримости высказываний. В философии, как и в повседневной жизни, лучше смиряться с бедностью, чем неосмотрительно брать кредиты. Все это можно сказать и по вопросу о референции и связанному с ним вопросу об истинности высказывания, заодно разобравшись со случаями совпадения предикатов. Два довода, на которые опирался Паначчио при обосновании своего тезиса о непрерывности, оказались на поверку слабыми, и поэтому дискуссия должна начаться заново. Я не собираюсь высказываться по поводу данной Паначчио интерпретации трудов Оккама: она требует другого уровня обсуждения с участием специалистов. Я просто попытался бы в ходе этой новой дискуссии воспроизвести (изложить) весь аппарат теоретической реконструкции Паначчио и посмотреть, каким образом он будет работать на конкретно-историЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 243

243

18.03.2010 15:22:04

ческом материале и чем придется пожертвовать при интерпретации средневековой философии в духе Паначчио. Нужно будет обозначить, какие «случайные моменты» сопротивляются вмешательству в философию Оккама в духе Паначчио, и показать, что уже интерпретация таких современников Оккама, как Раймонд Луллий и Майстер Экхардт, путем актуализации их мысли на основе исторических данных окажется неудачной⁸. Но раз мне сейчас приходится говорить столь же тезисно и декларативно, сколь и моим предшественникам, — на материале, который никак не годится для тезисов, но в атмосфере, которая никого не принуждает выходить во всеоружии, — тогда я могу резюмировать свою задачу как обеспечение философской продуктивности историко-философского исследования, даже если оно посвящено какой-то частности. Исследование не должно быть голым риторическим представлением отдельных позиций, которые Паначчио приписал своим противникам. Далее, если уж тезисы противников были редуцированы к трем -измам, то нужно принять правила игры и разобраться, что же означают эти пресловутые релятивизм, дисконтинуизм и холизм. Теоретическая реконструкция может быть только подчиненной фазой последовательного изложения истории, раз мы говорим не об индивидуальных свойствах мысли, а именно об ее истории. Паначчио подчиняет теоретической реконструкции нормы изложения, жертвуя для этого собственно историческим содержанием мысли. Всякий раз, когда он пытается исследовать отношение между истиной и историей, он их разделяет. Паначчио патетически заявляет о том, что он не собирается рассказывать анекдоты, но только определять, где находится истина, но он сразу же приносит в жертву своей отвлеченной конструкции как истину истории, так и истину мысли. Когда он спорит с взглядом на историю как на собрание анекдотов, он воюет с иллюзией: ведь никто из историков философии не будет отождествлять свою работу, требующую немалой философской подготовки, с собиранием анекдотов. Тем более в теперешней интеллектуальной ситуации было бы совсем излишне вступать в полемику с его заявлением о том, что историк философии не должен быть чисто воспринимающей инстанцией вроде фотопленки. По-настоящему можно считаться только с робко высказанным им предположением, что работа историка философии должна быть в чем-то близка работе художника (Р, ; ). В любом случае противопоставление пассивной и продук⁸ Здесь я могу сослаться на труд об Оккаме, который написан со сходным намерением

и где тоже наиболее спорным оказывается анахроническое представление философских тезисов, причем труд, который ни в чем не опирается на книгу Паначчио: Kaufmann Matthias. Begriffe, Sätze, Dinge. Referenz und Wahrheit bei Wilhelm von Ockham. (Studien und Texte zur Geistesgeschichte des Mittelalters). Leiden, . Также и заслуживающие внимания труды по философии Оккама Андре Годду (André Goddu) основываются на сходных методологических концептах.

244 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 244

18.03.2010 15:22:05

тивной историографии было спровоцировано поставленным де Либера вопросом. Теперь нам нужно поместить в конкретное окружение такие научные абстракции, как непрерывность и прерывность, несоизмеримость и самопонятность, холизм и отделимость. Воспользуемся решающей формулой: история мысли создает множество философских миров. Чем глубже мы погружаемся в конкретную реальность, тем более возрастает различие между этими мирами, доходя до несоизмеримости. Но всегда остается возможность сконструировать понятийные мосты на основании относительно гомогенных правил употребления предикатов, заслоняя от взоров исторический характер мысли. В истории европейской мысли, скажем, школьная логика Аристотеля и Боэция создала такой исторически посредующий момент непрерывности. И действительно, говоря словами Паначчио, там логические импликации всех концептов оставались относительно стабильными. Радикальная прерывность вовсе не исключает непрерывности на отдельных уровнях, и она при этом не выводится из схематических образов «эпох» или «ментальностей». Радикальный релятивизм (мы употребляем это выражение в том смысле, в котором оно возникало в ходе дискуссии) нужно принимать всерьез, то есть исключить и привязывание философских и поэтических заявлений к свойствам данного временного периода. Но тем не менее члены больших культурных групп всегда придерживаются заранее оговоренных условностей (хотя при определенных обстоятельствах они могут варьироваться), среди которых следует отметить одну: уже с XV века, конкретно с Лоренцо Валлы, а систематически — с XVIII века существуют правила исторической аргументации, которые мы, как участники исторической модерности, не можем отбросить без ущерба для себя. Паначчио, отказываясь считаться с приоритетом исторической истины, ставит ее ниже философской предметности. В результате он приходит к тому, что тот самый возможный интеллектуальный собеседник — это абстрактная предпосылка, философское утверждение, а может быть, даже сбой в философском рассуждении, а вовсе не позитивный факт. Ведь зачем нужен в мире радикально индивидуализированных лиц, где каждый занимается только предметностью, какой-то общий идеальный собеседник? Мое возражение Паначчио состоит в том, что он, хотя и всецело привержен номиналистической доктрине, рассуждает таким образом, как будто существует единый всеобщий человеческий разум, который и обеспечивает всеобщий характер и пересказываемость любых философских выступлений. И как будто все вещи мира, находясь в едином времени, захватывают своим тотальным движением мысль человека. Если он это докажет, это сделает ему честь и как исторически подготовленному философу, и как философски подготовленному историку философии. Исторически обоснованный холизм признает, что профессиональное рассмотрение вопросов, например логический анализ, математическая формула и все математизированное естественно-научное знание, Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 245

245

18.03.2010 15:22:05

успешнее всего развивается, освободившись от содержательного многообразия, конкретно-исторических коннотаций и прямой связи с жизнью. Утверждать, как это делает де Либера, множественность и несоизмеримость миров возможно только по отношению к мирам опыта и к их интеллектуальному и поэтическому представлению в речи, а не к дискурсивным универсумам, которые конструируются как набор специальных и потому соизмеримых понятий. Протест де Либера против уравнительного характера «теоретических реконструкций» Паначчио направлен на сбережение всего множества индивидуальных мировоззрений, которые породила старая европейская философия и которые в их взаимном отталкивании и породили чисто философское задание для истории средневековой философии. Это задание состоит в опровержении того воззрения, что философия всегда имеет дело только с единицами, которые никогда не породят из себя ничего живого: будто это единицы — лишь каким-то образом осмысленная форма абстрактных конструкций современных точных наук. Работа с мыслью прошлого становится философской не тогда, когда мы говорим, что занимаемся теми же вещами, что и мыслители прошлого, но когда мы противопоставляем наше отношение к нашим вещам в нашем мире их отношению к их вещам в их мире. Только когда мы окончательно и бесповоротно порываем со сложившимся у нас отношением к предметности, мы начинаем мыслить исторически. При этом мы переходим вовсе не к оправданию известных нам анекдотов о прошлом, но к осознанию самих себя как мыслящих существ, которые мыслят исторически и в своем мышлении с благодарностью вспоминают о роли времени, даже когда измышляют конструкции, почти выпадающие из времени⁹. Перевод с немецкого Александра Маркова

⁹ В сборнике под редакцией Босса (Boss G. (Hg.) La philosophie et son histoire. Zürich,

. P.  – ) воспроизводится обсуждение доклада Паначчио, где я отмечу только следующее: Паначчио признает у себя тенденцию к «деконтекстуализации» и проецированию современных понятий и интересов на отдаленную от нас эпоху (p. ). Он допускает, что это своего рода хирургическое вмешательство (p. ). Паначчио поясняет, что он не против того, чтобы добавить историзма в свои работы (p.  – ), но сам уклоняется от историзации, потому что полагается на свой метод реконструкции, который позволяет забыть об истории и говорить с людьми прошлого через века (par delà les siècles — p. ). Паначчио еще раз пытается обосновать свое основоположение о постоянстве мира и гипотезу свою формулирует так: «Мне достаточно, что, в принципе, термины прошлого и термины настоящего могут отсылать к тем же самым единицам или группам единиц» (p. ).

246 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 246

18.03.2010 15:22:05

±®­… Āƒ ~

Для чего мы исследуем философию Средних веков?

I

У же где-то в году, в самом начале индустриализации, тихую старую Европу начали тревожить приступы новой лихорадки, с частотой 

примерно в одно поколение, и имя ей — одержимость Средневековьем. После спада активности левого движения, в -е годы, мы видим, как вкус к Средним векам вновь стал воодушевлять создателей романов, фильмов, равно как и заявлений Апостольского Престола. Но к нашему вопросу эта мода на Средневековье и потребность вновь пережить его не имеет почти никакого отношения — мы говорим только об опирающемся на источники исследовании философии Средних веков и, если можно так сказать, о «философском проке» этих занятий. Прежде чем я предложу свой ответ, я должен определить, что означает то слово, которое мы и собираемся обсуждать, чтобы оно не вызывало никаких недоумений. Нам представляется очень важным обстоятельством шаткость и оценочность самого слова «Средневековье». Кто стремится к практическому решению вопроса, тот поначалу должен со всей остротой почувствовать возникшую перед нами проблему. Если уточнять просто даты, то речь идет о европейском мире между  и  годами. Но при этом мы берем просто недоказанную предварительную схему вместо того, чтобы ее историзировать, тогда в тень вопрос, когда именно закончилась история средневековой философии, и мы хуже видим огромный разрыв между  и  годами истории философии. Поэтому обозначим наш вопрос более проблемно: была ли в Средние века философия как специальная и обособленная сфера культуры? Усомниться в этом нас заставляет простой опыт чтения: когда Фома Аквинский говорит о «философах», он думает не об Альберте Великом и Бонавентуре, не об Августине и даже не о Боэции, которых мы помещаем в разделы истории средневековой философии под именем философов. Он думает при этом слове только о «нехристях», греках или араЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 247

247

18.03.2010 15:22:05

бах. Но дело не сводится лишь к изменению словарного значения слова: наша «философия» пользуется автономными правами, отвлекая свои интересы от всех вещей, составляющих образный мир средневековых текстов, в которых философия была теснейшим образом связана с наукой о природе, а может быть, даже полностью с ней совпадала. Физика, со времени рецепции Аристотеля, представляла собой философскую дисциплину. Поэтому если мы не сможем скорректировать послекантовскую тенденцию сводить философию к «науке о духе» и не сможем также понять относительность неосхоластических деформаций средневековой философии, то мы будем вместо анализа говорить просто о разнице времен и ставить Виолле ле Дюка рядом с Эрвином фон Штейнбахом. Затем, не вполне прозрачно короткое слово «мы». Кто эти «мы»? Когда Шиллер задавал вопрос, зачем и до какого предела человек изучает всемирную историю, он знал, что это за человек. Он мог последовательно выдвигать нормативные критерии и понимал различие между адептом хлебной науки и философской головой. В наши же дни субъект трансцендентальной философии размыт с точки зрения истории, эволюционной теории, глубинной психологии, структурализма и постструктурализма — и я не могу ничего с устанавливать о нем с несомненностью, хотя и продолжаю говорить, почему я изучаю средневековую философию. Названное обстоятельство затрудняет переход от «я» к «мы». У меня остается только субъективный ответ, и я радуюсь уже тому, что тот или другой человек, думая совсем другие вещи по этому поводу, тем не менее делает одну и ту же работу со мной. Я не могу говорить так, как будто мы находимся в ситуации интерсубъективно истинной системы философии, благодаря которой «мы» можем вместе что-то оценивать, находить, отличать тексты, заслуживающие издания, от вещей маловажных и делить на первые и вторые величины звезды на небе философии. Был ли Оккам «меньше» Фомы? Ответ на этот вопрос зависит от критериев оценки, которые в наши дни уже не покоятся беспроблемно в некоем «мы». Теперь можно исследовать и средневековые тексты Брюгге или Кракова, особенно если требуется создать своей нации высокую научную репутацию в прошлом. Я сам не могу сбросить этот запоздалый национализм со счетов, поскольку со времен основания «Корпуса германских философов» (Corpus Philosophorum Teutonicorum) мотивация этой региональной или локальной истории философии вполне заслуживает доверие: почему ученый из Болоньи не может изучать политическую философию местных юристов, а ученый из Кельта — наследие Альберта Великого? Наконец, слово «почему» имеет разный смысл: если понимать его нормативно, то мы можем стать догматиками, а если понимать с позиций эмпирической философии, то это будет попыткой заглянуть в чужую и в свою душу, на что мы вряд ли имеем право, если не хотим утонуть в необозримом море субъективных мотиваций. Так мы заходим в тупик: все нормативное уже дав-

248 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 248

18.03.2010 15:22:06

но подверглось историзации, а все субъективное выглядит непознаваемо мультиплицированным. Я, конечно, не собираюсь, бросаться в поток нынешней системы, но все же я признаю, что по-прежнему можно бороться против релятивистских тенденций, противопоставляя им историю, в рамках конструирования трансцендентальной философии. Но единственное, что я пытаюсь здесь сделать, — это изложить изначальные научные основания моего интереса к средневековой философии. Я могу здесь написать только мой субъективный ответ и обдумывать его истоки по тем критериям, которые другими будут опознаны как вероятные. Итак, вновь возвращаюсь к начальной формулировке и спрашиваю себя: зачем я изучаю философию Средневековья? Как знает любой читатель романов, всякая мотивация вблизи выглядит аморфной и изменчивой: схватывать «единый мотив» было бы ложью, и всякая нарочитая связь только разрушает общее впечатление. Как бы искренне человек ни признавался в своих чувствах, он не достигает этим твердого основания истины. Точно так же нужно сказать: я исследую философию Средних веков, потому что это мне доставляет удовольствие. Кто сумел продраться через дебри средневековой латыни, схоластической терминологии и палеографии, тот навсегда поселяется в блаженной стране, почти нетронутой цивилизацией. Все перед ним внове, все еще требует самого простого осознания. Разумеется, открытия совершают и во многих других областях знания, но история науки между  и  годами — это по большей части, за исключением нескольких тяжелых экспедиций, неизведанная земля. Земля эта чарует своей новизной, раскрывающейся во множестве диковинных форм, — только прислушайтесь к тому, что аргументация может иметь свою эстетическую сторону и что «прослогион» — это совсем особый стиль. Но есть и много других, совсем незаигранных тем: каким образом души чистилища страдают от огня, может ли глаз мертвого Христа называться глазом унивокально или эквивокально, должны ли дети иудеев быть крещены вопреки воле их родителей, можно ли молитвой выручить душу умершего и можно ли после смерти человека говорить, в числе он спасенных или погибших, должны ли богатые клирики платить десятину, чтобы множество женщин, вслед за множеством мужчин, были избавлены от первородного греха, — все эти проблемы, которые честно пытался решить Фома Аквинский, не имеют ко мне никакого отношения, напротив, они чужды мне, как и множество других этнологических проблем. Но хотя эти проблемы не мои, они интересуют меня, потому что, когда теперь я вступаю под сень Шартрского собора, я лучше понимаю, для чего он был построен. Я не верю в то, во что верили средневековые люди, но анализировать их верования — это подлинный восторг. Многим людям достаточно веровать, не прибегая к помощи анализа. Но я уточню свою позицию: я не собираюсь считать непонятное чем-то особым, но просто — избранным предметом нашего Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 249

249

18.03.2010 15:22:06

внимания и не думаю объявлять чем-то ужасным все нелепости и несогласования. Напротив, чтение средневековых текстов приносит нечаянную радость, потому что ставит под вопрос привычные доказательства и привычный путь рассуждений. Странное оттуда нельзя изгладить общими правилами или очистить для того, чтобы оно актуально прозвучало. Но можно сказать, что философское содержание этих книг оживляет мое внимание, пробуждая в моей жизни то, что Августин назвал простым словом «любопытство» (curiositas). II

Исповедовавшись в грехе, можно вспомнить и второй смысл слова «исповедь» — прославление. Я пытаюсь превзойти свою закоренело субъективную и несомненно греховную склонность к общим местам и морализациям и сказать в похвалу исследований средневековой философии: философия и богословие — это самые документированные страницы жизни между поздней античностью и Декартом. Они отличаются такой общительностью и выраженностью, которую мы в эти столетия более нигде не найдем: все свидетельства на землю и распоряжения по скотобойням составляют лишь небольшой фрагмент той массы текстов, которую имеет перед собой историк Средневековья. В этих текстах выразились самые важные институциональные, социальные и политические позиции: мирские клирики против монашеских орденов или доминиканцы против францисканцев. Играли свою роль различия местности и края: Кордова и Оксфорд, Париж и Краков, Салерно, Шартр, Болонья — все это названия известных собраний текстов, но также центры власти, политические единицы, узлы интересов и противоречий. По представлениям средневековой философии, которые никак не хотят поддаваться нашим хваленым актуализациям, как метафизика, так и этика и политика строятся на добром основании. Связь теории и практики, как показывают новейшие исследования, была важна и для величайших метафизиков Средневековья. Начиная с Каролингских книг и кончая буллой Unam Sanctam, средневековая философская мысль не отделяла себя от политики. Приведем только несколько примеров: возникновение правового института oblatio состоит в прямой связи с субъективистскими тенденциями мыслителей XII века, которые Шеню описывал как «открытие сознания». Фридрих II руководил рецепцией Аристотеля, Марсилий Падуанский черпал из опыта коммун Северной Италии, интеллектуальная работа Бонавентуры и Фомы сослужила службу собору  года, Николай Кузанский отреагировал на падение Византии — этих имен вполне достаточно, чтобы представить перед глазами связь огромной массы текстов средневековых мыслителей с самим миром Средневековья. Эти мыслители соприкасались с медициной и торговлей, предвещали физикалистскую картину мира, учились обращаться со временем и пространством, выводили географи-

250 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 250

18.03.2010 15:22:06

ческие представления и концепцию истории, вырабатывали политические ценностные представления и рассуждали о войне и мире. Сколь много ценностных понятий еще предстоит прописать из тех, что возникли еще в трудах позднего Августина и отозвались в путешествии Марко Поло в неведомые земли! Сколько теорий доколумбовой Европы еще предстоит обсудить! Одним словом, действительный интерес к средневековому миру может состояться только в одном — исследовании словесных реликвий. Когда мы заботливо рассматриваем очки, уроненные одной монахиней за певческую кафедру в монастыре Винхаузен около  года и найденные только несколько лет назад, тогда тексты, в которых выразились самые высокие порывы Средневековья, начинают быть видимыми и для нас. Так, в  году столкнулись Абеляр и Бернар, и король вместе с множеством рыцарей приехал на их диспут о содержании чувств. Кто «интересуется» средневековыми королями, должен хотя бы немного похлопотать о том, что было не последним интересом и самих этих королей — говорю о Бернаре и Абеляре, Аристотеле и Аверроэсе. Меня раздражает то кричащее несоответствие между заботой, с которой в ФРГ консервируют любой средневековый камень, причем нередко в реставрационном рвении к порядку доводя его до эстетической смерти, и полным равнодушием к средневековой философии. Может быть, они труднее для постижения, чем своды готических храмов? Несомненно. Средневековый текст говорит с нами, но его не приспособишь к нуждам сегодняшнего дня и, подобно туристу, не будешь на него глазеть. Их композиция непроста для восприятия, и их запутанность восходит к более ранним временам, чем готические дуги, которые после реставрации окончательно стали предметом фольклористического любопытства и туристического потребления. Блеск понимания теперь мало кому внятен, в отличие от гордости государственных и церковных реставраторов, взявшихся за ум после бомбежек и поведших учет всем дельным символам, осмысленным движением пленки, которая идет перед чувственным взором современников с их научными привычками, под шумящим названием вроде «Украшения церковные» (Ornamenta ecclesiae). III

Но нам следует, и даже необходимо, сделать еще один шаг в выбранном направлении. Без знания философско-теологико-естественно-научных текстов Средневековья все новации XVI и XVII веков видятся в ложном свете; Ренессанс, гуманизм или Реформацию начинают восхвалять, принимая за новое то, что новым не было; Лютера пытаются оправдать от обвинений за связь со Средневековьем, хотя уже в Средневековье были мыслители, которые искали других путей. Проще говоря, историческая оценка оказывается внешней историческим связям. Современные читатели производят ложные оценки, защищая наивЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 251

251

18.03.2010 15:22:06

ные представления о прогрессе и приписывая Средневековью те воззрения, которые величайшие представители Средневековья считали давно пройденным этапом. Когда Гарен, Кристеллер, Клибански и Вазоли создавали имидж так называемого Ренессанса, они не допускали такой грубой ошибки, потому что знали Средние века не хуже, чем XVI и XVII века. Но они просто буквально хотели перелететь через порог эпох. Я достаточно прочел текстов развитой средневековой мысли, чтобы конкретно диагностицировать в текстах XVI –XVII и даже XVIII веков новаторство и переоценку, искания и перемены — только после этого я берусь методически перечитывать Бруно и Декарта, Эразма и Лютера, чтобы с книгами в руках скорректировать расхожие клише о культурных эпохах. Радикальное обновление XV века — размышления о языке и текстология Л. Валлы, философия тождества Николая Кузанского, погружение в природу Леонардо да Винчи и безжалостно трезвый анализ истории у Н. Макьявелли — может быть понято только как оформленное Средневековьем. Тем более определенно вырисовывается перед нами провинциализация духовной жизни Германии, произведенная Лютером, с чем никто не спорит, хотя и научная буржуазия XIX века и мнила это фактом похвальным. Во всем: в терминологии и в постановке вопросов, опытах решения проблем и ценностных понятиях — знание в период с  по  год зависело от предшествующих времен и даже опиралось на них. Я достаточно изучал философию Средних веков, чтобы описать дело Галилея и Пико в его ординарности, не осовременивая его, но и не изолируя его в том времени и тем более не героизируя его в духе школы Георге. Без изучения средневековой философии мы слышим в «Божественной комедии» Данте Алигьери только запутанную любовную лирику или религиозный спиричуэл, для нас остается неопознанным единство трагической серьезности и юмора в великой чумной книге Боккаччо, а Рабле утрачивает свою соль. Все эти книги состоялись благодаря средневековой философии, которая, не без связи с античной философией, разработала между  и  годами в лице своих величайших представителей Данте, Луллия, Экхардта и Николая Орема научную терминологию на новых языках. Вот для чего еще полезно изучать эту философию — мы лучше видим становление европейских народов, не только «культурное», как до сих пор говорят в Германии, чтобы отодвинуть на дальний план прежнее конфессиональное изучение образов Средних веков и наук Средних веков, не задумываясь о том, что Средние века оказываются обедненными и чтение их текстов ничем не оправдывает себя. Но не все ли равно, изучаем ли мы историю средневековой философии для познания Средних веков или для правильной оценки раннего Нового времени, если мы не признаем за этой философией вещественной релевантности, то есть ее, как сейчас говорят, актуального значения в решении проблем современности? Попытаемся ответить и на этот вопрос.

252 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 252

18.03.2010 15:22:06

IV

С этим затруднением мы сталкиваемся очень часто. Кажется, что легче констатировать наш разрыв со средневековой мыслью, чем хоть как-то исправить это положение. Как следует писать историю средневековой философии, чтобы в конце у нас получалась содержательная и полноразмерная картина всех важных мыслей? Конечно, можно вспомнить о неотомизме Х.-Э. Плассманна и о неосхоластике И. Клейтгена и вообще о множестве попыток восстановить средневековую философию начиная со Льва XIII . Весьма часто простое перенятие домодерных тезисов казалось лекарством от болезней модерна, и тогда создавались риторические лозунги вроде: «Фома вчера, сегодня и завтра». Эти попытки сопровождались политэкономической критикой современности, так что даже Жак Маритен решил противопоставить «антимодернизму» Йозефа Пипера, попытавшегося придать новое звучание учению Фомы о добродетелях, свою более искусную программу. Труды Жильсона «Единство философского опыта» () и «Бытие и существование» () по своей учености, историографическому опыту и гибкости были предвестием нового пути мысли. У Жильсона были последователи, но уже непосредственные его ученики отказались от его унификаторского размаха. Путь этот заглох, и известно почему. Я могу обозначить для этого по крайней мере пять оснований: . Эти попытки выглядят как исторические, но об историческом содержании быстро забывают, и темы истории превращаются в метаисторические. Такой переход не встречает даже самых начальных попыток его обоснования. . Эти попытки направлены на постижение наследия Фомы Аквинского, даже если темой труда заявлена вообще схоластика. Названные авторы пытаются, с опорой только на слова Фомы, дать полную оценку всего Средневековья. В стиле Фомы они осмысляют всех схоластов или, по крайней мере, общее направление их мысли. Такая «схоластика» противопоставляется пантеистической средневековой мысли (в лице Эриугены, деятелей Шартрской школы, Экхардта и Николая Кузанского), а также прямому онтологизму (Августин, Ансельм, Бонавентура). А это значит, что взгляд на них сводится к подтверждению или неподтверждению выводов богословской цензуры, и их мысль ни за что не покидает русло богословия. . Даже когда речь заходит об Аристотеле, античное философское наследие изучается мимоходом, минуя методологический стандарт философии. Вклад древних и арабов в «схоластический синтез» неизбежно недооценивается, особенно вклад неоплатонизма, основополагающая роль которого для средневекового интеллектуализма была доказана Франсуа Пикаве. К сожалению, это нужно сказать даже о Жильсоне. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 253

253

18.03.2010 15:22:06

. Время после  года трактуется как упадок, точнее, как сползание к Реформации и пантеизму. С Дунсом Скотом еще можно помириться, но уже Оккам разоблачает свою некатолическую природу. Вспомним, что даже в  году папская нунциатура протестовала против планов нового издания трудов Оккама в издательстве Шенинга. . Изложенный взгляд на Средневековье заслоняет от нас действительные исторические события этого времени, а значит, и связь их с историей мысли. Например, Грабманн издал большое исследование о рецепции аристотелевской «Политики» в Средние века, но рассмотрел проблему только в рамках истории богословия. Точно так же раньше и античные философы — и не только Гегелем и его школой — изымались из течения древней истории: я вспоминаю большой труд Гроте об учениках Сократа. И это остается в работах многих историков средневековой мысли. V

Понятно, что другие почитатели средневековой мысли находят ее современность в иных вещах. Так, был объявлен целый список средневековых предтеч современной науки. Можно привести название книги выдающегося французского историка Пьера Дюэма о «системе мира». Как и Грабманн, он написал в  году исследование под названием «Предтечи Галилея — этюды о Леонардо да Винчи» (Париж, ). Аннелизе Майер предпочла передать это заглавие иначе: «Предтечи Галилея в XIV веке», и это нечто большее, чем просто разница заглавий. Такая перемена слова была жестом одобрения: раньше в Средних веках видели только традиции, но теперь факты позволяют ее скорректировать и говорить с полным правом о предшественниках Галилея. Понадобилось еще некоторое время, чтобы и эта историографическая схема была поставлена под вопрос: «А что, собственно, означает здесь слово „предтеча“? Это слишком почетное звание, которое во всех текстах Средневековья значило совсем другое — Иоанна Крестителя в отношении ко Христу. Но позволяет ли нам наш исторический профессионализм выстраивать последовательности с той же четкостью, с какой это делали богословы? И главное — что значит признать кого-то предтечей? Это значит принять, что некий цельный тезис, например о природе движения, был перенесен из области одних теорий, занятий и увлечений в совершенно чуждую и непохожую область. Но всем нам ясно, что чем больше тезис принадлежит своему контексту, тем больше он сопротивляется переносу в чуждый контекст. После первого чувства изумления сходством мы тем острее начинаем ощущать непреодолимое различие между двумя контекстами. Всякий образ преемственности этим разрушается. Некоторые моменты позднейшей теории и кажутся на первый взгляд близкими, но другая сторона этих явлений выдает слишком уж большое несходство. Когда два человека говорят одно и то же — а это

254 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 254

18.03.2010 15:22:07

случается не только среди философов, — действительно ли они говорят одно? А смена исторических эпох уже настолько меняет смысл одних и тех же высказываний, что для разгадки смысла нужно знать больше, чем знает средний ученый. Конечно, если долго заниматься данным вопросом, то можно препарировать и абстрагировать момент несомненной непрерывности или даже высказать о нем яркие догадки, но затем все равно придется объяснять, почему именно это сходство оказалось предметом внимания; придется обосновывать, почему именно этот аспект был обособлен и методично препарирован, то есть был отрешен от множества известных связей. И Петр Дамиани, и Ансельм, и Оккам и Николай Кузанский читали один и тот же Символ веры: «Верую во единого Бога Отца вседержителя…», но при этом вкладывали в слова Символа различное значение; и в этом различии и состоит суть их философии. Поэтому, если мы будем смотреть на тождество христианского исповедания этих философов на основе признания ими богословских авторитетов, мы как историки уйдем в ложном направлении. Бесспорно, догматическим богословам нужно всеми силами доказать, что Церковь верует и сейчас в то же, во что верила во все прежние времена, но догматические богословы опираются на вырванные из контекста отдельные высказывания, сырой материал истины, который вне теоретического подхода не имеет никакой ценности. Какой прок в том, чтобы брать признанное современное теоретическое положение (Theorem) и сводить его к масштабу древних текстов, обретая его в них уже значительно уменьшенным? И даже если мы обретаем его там, будет ли оно тем же самым? Философский интерес вовсе не в том, чтобы удивиться новому разыгрыванию той же сцены, но в том, чтобы понять, почему мы решили говорить о повторении и какой из языковых или мыслительных концептов мы сочли сходным или различным. Почему различное меньше привлекает нас, чем общее? Более того, почему ученые часто пытаются методически сглаживать различия вопреки голосу истории? Неокантианец Риккерт чтил тайну исторического опыта: «Только через историю мы можем прийти к тому, что вне истории». Я охотно допускаю, что исследователь мог оказаться в метаисторической области чистых понятий сознания, но при этом я не вижу пока, каким образом человек расстался с историей, как ему этого удалось добиться. И верно и то, что чем больше историческое исследование приближается к появлению современной науки, тем больше оно отвечает стандартному различению правильных и ложных утверждений, а значит, может лучше употреблять модель предтеч. Не случайно именно так обстоит дело с историей физики, но также и с историей логики или оптики. А в истории искусства, литературы или философии мы можем говорить только о несущественном сходстве, потому что здесь состав концепции определяется индивидом, и нам достаточно просто сказать, что в его работе содержится некоторая теория. Именно здесь образы предтеч менее всего истоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 255

255

18.03.2010 15:22:07

ричны, а «последователи» лишаются всякой своей индивидуальности. Тогда новые мысли, скажем, Галилея можно свести к готовым образцам, совсем убрав роль индивидуального начала. Зависимость от школы и отталкивание от нее, следование канону и свободное плавание, предпосылки и ограничения, то есть все новое, оказывается, возможно приручить. Слишком индивидуальные процессы, такие как создание нового в искусстве или философии, превращают метафору «предтечи» в механический подбор источников. Мысль историка, расставшись с одной некорректной метафорой, становится жертвой другой. Древние оказываются не такими уж древними, а новые — вовсе не новыми. VI

Всякий, кто хочет исследовать прошедшие обстоятельства, должен поделить интересующее его время на отрезки и дать им определения как тематическим единицам. Эти единицы можно понимать и в узком, и в широком смысле — это могут быть и топосы литературы, которые исследовал Э.-Р. Курциус, и такие сложные понятия традиционной истории, как платонизм и аристотелизм, и, может быть, даже Просвещение и Контрпросвещение. В таком случае нужно говорить уже не о совпадении отдельных тезисов, как в схеме предтеч, но о богатом поле взаимосвязей. Названная трактовка понятийных связей доказала свою продуктивность: например, Р. Клибански, опираясь на идеи Э. Кассирера, смог по-новому осмыслить непрерывность платонической традиции. В этом же направлении перерабатывалась и история более или менее локальных образований, таких как Шартрская школа. Это позволило интегрировать огромные пласты средневековых материалов во всеобщую историю философии и науки; при этом удалось преодолеть «ведомственную» (Ressort-Aspekt) общенаучную модель предтеч, а также миновать клерикальные компромиссы, на которые опирался Грабманн. Клибански связал такую историографическую установку с привычкой без устали работать в архивах и библиотеках, но я, скорее, усматриваю влияние неокантианского или гартмановского проекта «истории проблем» (Problemgeschichte), тем более что нигде больше так не превозносилась ценность средневековой мысли для настоящего времени. Слишком часто такие эпохальные масштабные понятия, как платонизм и аристотелизм, понятые как континуумы, разрушали и историческое, и индивидуальное. Именно здесь и обозначила себя редукционистская схема, которая превозносила одни абстрактные моменты и отсекала другие. Но при этом почти никто не пытался прояснить, какое место какой текст занимает во времени, то есть его индивидуально-генетический контекст и то окружение, к которому он себя относит. Значительная часть средневековых текстов представляет собой полемику, но если это не нашло (как в случае Августина) выражения в самом заглавии,

256 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 256

18.03.2010 15:22:07

начинающемся со слова «Против…» (Contra), то такому факту не придавалось большого значения. Вместо этого рассматривались «проблемы», или, как позднее стали говорить, «традиции», которым приписывалась онтологическая самостоятельность, как будто бы вопросы всегда ставятся в чистой сфере идеальных значений или как будто сочинения, со времен античности известные как «Проблемы», свободны от институциональных аспектов, от столкновения групповых интересов и от развития литературных форм. Прежде всего остается непоясненным, почему именно такие проблемы именно в это время стали столь неотвязными: например, вопрос о предопределении около  года и вопрос о Святом Причастии около  года? Каким образом в ходе дискуссии была выработана общая позиция? Чем закончились многовековые споры, такие как спор об универсалиях? Было ли действительно найдено решение проблемы? Или спорящие стороны остались при своем? Был ли создан общий тезис совместными усилиями или просто отпал интерес к спору? Эти вопросы мы обязательно должны ставить в ходе исторического исследования и добиваться их решения, хотя, конечно, эти вопросы не могут быть поставлены внутри «Истории проблем» платонизма и аристотелизма. Поэтому мне не кажется особо осмысленной задачей «ликвидация тех пробелов», которые остались в таких несомненно значимых работах, как «Великие темы средневековой философии» Хаймсота или «Дух средневековой философии» Жильсона. Проблематика этих работ была унификаторской, и история представлялась просто иллюстрацией каких-то определенно поставленных целей развития. При этом я вовсе не отказываюсь от тематического принципа в исторических исследованиях. Если отвлечь это от исконного, терминологически конкретного понятия «проблемы» как краткого изложения исторически сложного комплекса понятий, это мне кажется нужным и полезным. Невозможно написать историю смерти или детства, частной собственности или стыда без того, чтобы проанализировать трансформацию античных представлений в философско-богословско-специальные тексты времени между  и  годами. В этот период был развит и отработан, но и разрушен политико-социальный концепт иерархии, были тематизированы отношения между мужчиной и женщиной, взрослым и ребенком, человеком и животным, технико-цивилизаторским производством и природой, причем так прочно, что новое время, забросившее и миновавшее эти разработки, все равно показало невозможность исчерпывающего анализа процессов новейшей цивилизации без исследования средневековой философии. Нельзя не признать, что многие научные задачи и решения зависят от долго почитавшихся концептов знания, и нельзя не понять, что и наше собственное знание тоже исторично и поэтому может стать таким же предметом исследования в своей текучести, как и средневековое знание. Нужно понять, что именно исторические предпосылки, вполне поддающиеся нашему исследованию, и обусловили расхожее внеисторическое понимание знания. Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 257

257

18.03.2010 15:22:07

VII

Поэтому я могу сказать теперь так: я исследую средневековую философию, чтобы понимать средневековый мир более комплексно и многогранно. При помощи теоретических текстов Средневековья можно прослеживать взаимодействия в культуре, комментировать предметы изучения историков искусства, историков права, филологов-германистов и -романистов, такие, например, как «Божественная комедия» или «Роман о Розе», давая в миниатюре все необходимые решения. Когда сейчас предпринимаются попытки методически отодвинуть привычные профессиональные границы между философией, богословием и естественными науками, когда сейчас анализируются понятия ценности и знания в их изменчивости, без того чтобы выхватывать какой-то момент ради актуализирующей идентификации, тогда исследование средневековой философии-богословия-естествознания дает медиевисту непременную выгоду. Тогда начинают исследоваться история благочестия, смещения в значении понятий святого и священного, изумительные новации в теории искупления, оценка добродетелей и перечисление грехов, самосознание клириков и роль мирян, взаимосвязь между историей идей и историей архитектуры. Такие исследования вписывались в господствовавшую раньше в Германии схему мировой истории как истории власти и, кроме того, отвечали известным ожиданиям, а именно вульгарно-идеалистическому подходу к проблеме, когда в Средневековье видят в первую очередь особую «духовную жизнь», или, как еще говорят, «духовность». Здесь и происходит первая теоретическая выгода. Конечно, она может подействовать только в области так называемых «наук о духе», отправляясь от их прежде заявленных интересов и определяя их ориентиры, ценности и познавательные принципы, при этом без философского радикализма. В истории искусства, в романской и германской филологии, Средние века представляются благодатной для исследования эпохой, и даже если историку задают вопрос о средневековой теории напрямую, то это не значит, что его спрашивают об этом как философа. Как медиевист, этот историк всегда желанен, а как философ — очень сомневаюсь. Но именно поэтому оценка средневековой философии по праву не входит в число первых интересов профессиональных медиевистов. VIII

Здесь я должен двинуться несколько дальше, чтобы заново оценить «полемичность» Средневековья. Полемику мы встречаем прежде всего в самих средневековых текстах. Полемика в них столь очевидна, что можно сказать, составляет их нерв, но многие новые изложения средневековой философии просто пренебрегают этим ее качеством. Блаженный Августин, учитель Запада, написал по меньшей мере  книг,

258 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 258

18.03.2010 15:22:07

в заглавии которых было слово «против». Но и книги его размышлений, такие как «О Троице» и «Исповедь», вовсе не уклоняются от полемики. Читатель с пламенным сердцем, списатель легенд и художник, Августин был настоящим спорщиком даже когда он выходил наедине поразмышлять на берегу. То, что позднее будет названо «республикой ученых», то было в Средние века (и долгое время после этого) союзами людей с весьма сильной внутренней агрессивностью, с готовностью всякий раз при любом случае ввязаться в драку. Мне думается, что к этому аспекту средневекового знания нужно относиться без моралистических предрассудков и тем более не психологизировать его содержание, но понимать ситуацию, стоящую за текстами. Тексты нужно группировать не по душевной жизни авторов и не по проблемам и -измам, как будто это первичные единства, но в их многообразии предпосылок, не сводя их к простым способам исследовательской работы. Средневековая наука была такой еще в XII веке, отголоски чего слышны и сейчас, — разодранной, рассекающей и разделяющей. «Троичность индивида изучается тривиумом», — говорил канонист Стефан Турнейский. На эту непрекращающуюся полемику можно посмотреть и с другой стороны: она состоит в том, что связывает в один узел, то есть явно положительно, один текст с другим, одного автора с другим, одну институцию с другой, одну литературную форму с другой, — вместо воображаемых узловых моментов, вместо отвлеченных утверждений единства, при которых душевную жизнь авторов сводят к проблемам. А это ложно даже филологически, потому что их связи и увлечения требуют реконструкции реального контекста, и вполне естественно ожидать, что такая реконструкция еще не имеет у нас надежного основания. Но если хотя бы немного реабилитировать полемический задор, тогда не заставят себя ждать последствия и в практике исследований, и в признанном способе представления результатов. Конечно, тут не нужно так оглушать дубиной, как южный тиролец Ф.-Г. Денифле. Можно действовать элегантнее, как Жильсон. Но в любом случае, когда я начинаю примыкать к другому аргументативному ряду (здесь нет места воспроизводить его) и пытаюсь укрепить богословскую «ранговую» концепцию истории герменевтикой «вчувствования» Дильтея, то я тотчас становлюсь на ходули метафизических предпосылок и пытаюсь обрушиться с них в полемические тренды исследователей источников и вместе с ними заново начать осмыслять историю. Тогда я начинаю изучать вместе с ними по мере появления источников историю средневековой мысли, чтобы документировать новые тексты, новые взаимосвязи текстов, новые констелляции теорий, которые и разрушают господствующий образ Средних веков. Моментом исторического выбора, таким образом, будет опротестование документами признанной картины, а моментом рассмотрения будет изложение и контроль над весьма ситуативным и полемическим пониманием историографии, что означает и критику тех представлений, которые и называются «позитивистскими». Здесь как раз прихоЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 259

259

18.03.2010 15:22:07

дится забросить дильтеевское противопоставление понимания и объяснения и замкнуться на методологических концепциях XVIII века, которые принадлежат Пьеру Байлю и Жану ЛеКлерку, Муратори и Лессингу, который писал  октября  года Йохану Арнольду Эберту: Писать — это значит вместе преодолевать другие увлечения, всякое борение слушать лишь мимоходом, чтобы семь девятых моего народа заставить безумствовать и неистовствовать обо мне, и это все, что я для себя считаю нужным (Труды VI , 856).

Такое применение максимы Фукидида, с повышенной точностью выражения, я противопоставляю «компенсационной истории» Иоахима Риттера, которую остроумно реконструировал Одо Марквардт. Лессингова концепция историографии, совпавшая по времени с величайшим открытием в области изучения истории средневековой философии, а именно с находкой в Вольфенбюттеле рукописи труда Беренгария «О Трапезе Господней», представляет собой теорию исторического знания, заставляющую признать ту потребность в исторической непрерывности, которую и пытались компенсировать Риттер и Марквардт, как будто это не интеллектуальная, но природная необходимость. Они спрашивали, почему мы взываем к такой или сякой компенсации и почему она ведет, если говорить старомодно, к исторически расширенному самопознанию? В наши дни приходится спрашивать уже о другом: почему мы вообще изучаем средневековую философию, хотя еще тридцать лет назад никто и не думал задаваться таким вопросом? Теперь спрашивают самих вопрошающих об основаниях их интереса. Теперь уже тематизируют разрыв с теми сущностями, которые и предполагали жест компенсации как жест преодоления разрыва; теперь анализируют те деформации, которые и ведут прямо к этой актуализации; теперь уже отрекаются от сияния вечного знания, чтобы только на какой-то миг употребить его в полемике. IX

Почему же я все-таки исследую историю средневековой философии? Помню, несколько лет назад тогдашний министр культуры Баварии делал в кафедральном соборе Майнца доклад о Рабане Мавре, которого он изображал, в некоторых попутных замечаниях, как «наставника Германии» (praeceptor Germaniae) и противопоставлял его творцам нынешней образовательной реформы. В своем докладе он остановился на трех по меньшей мере различных пунктах, но я так и не узнал ни разу, относятся ли эти пункты к учению Августина о предопределении, рецепция которого со стороны Готтскалька была прямо осуждена Майнцским собором в  году. Таким образом, мне самому пришлось обратиться к источникам, к позднему Августину, и засесть за исследования, и прочитать книги, посвященные учению Августина о предопре-

260 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 260

18.03.2010 15:22:07

делении, начиная от трудов отца Роттманера из ордена бенедиктинцев и кончая множеством современных исследователей. Названный бенедиктинский исследователь, посвятивший себя служению в мюнхенском аббатстве святого Бонифация, открыл в блаженном Августине все положения Янсения и, более того, что меня изумило, все положения Готтскалька. Это заставило меня вновь открыть соборные акты и обратиться к текстам Рабана Мавра и тогда сказать моим любимым соотечественникам, что наставник Германии открыто обличал и травил самый оригинальный ум из всех, что возросли в области Рейна. Следовательно, и фактически, и действительно мы постепенно приближаемся с новой стороны к той традиции, которая казалась нам знакомой. Больше всего здесь востребована тщательность. С тех пор как политический романтизм взялся обслужить историю Средних веков, мысли и мифы того времени воспринимаются как арсенал консервативных стратегий — и доскональное изучение источников средневековой мысли может филологически неопровержимо подтвердить масштабность тех искажений в понимании Средневековья, которые и сделали возможными великие предприятия Жозефа де Местра, папы Льва XIII и даже малые предприятия Ганса Майера. X

Все это — политическая сторона вопроса, который мы вправе считать просто теоретическим. Но если просто смотреть на средневековые тексты, даже минуя их идеологическое применение, то это, боюсь, тоже изменит наше индивидуальное и, может быть, немного даже наше коллективное самопонимание в сторону конформизма, когда консерватизм Средних веков захочется вновь разыграть в учебниках и на выставках, в операх и энцикликах. Что можно противопоставить такому явному отклонению от цели? Само собой разумеется, рассмотрение средневековых теорий именно в качестве теорий. Исследование средневековой философии, актуализация которой оказывается столь «внеисторичной», показывает, какое место занимали мысли в историческом мире. Тогда Средневековье и образует идеальное поле исследований: с точки зрения языка и цивилизации оно богато и при этом поощряет новые поиски, оно интересно, однако, в отличие от XIX века, не так документировано. Но что значит рассматривать мысль в ее историческом мире? Это подразумевает особого рода исследование, в котором я выделю только два аспекта: А) Мы непременно деформируем мысли, если будем думать, что они могут быть перенесены к нам из уже давно минувшего мира. Теории прошлого оставили нас вместе с самим прошлым. Они не больше для нас, чем корабль, потонувший много веков назад, они умерли — и умерли своей смертью. Поэтому, если мы и награждаем титулом «основных Лqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 261

261

18.03.2010 15:22:08

проблем» то, что, как нам кажется, удалось спасти из реальной катастрофы, нужно понимать, что эти схемы — всего лишь бледные тени того, чего уже не существует. Приведем только один пример: философское учение о Боге Фомы Аквинского, особенно его ответ на то, что позднее будет названо проблемой теодицеи, невозможно отделить от его физической картины мира, а именно от представления о том, что в большей части универсума, в надлунном мире, нет никакого становления и изменения. Когда Кроче различал между тем, что живо и что мертво в средневековой мысли, он производил совершенно субъективное подразделение — живым он объявлял только то, что подходило к его собственной теоретической концепции. Но как только положение в науке меняется, приходится переводить оценку прежних элементов мысли уже в новой ситуации. Конечно, в Европе была минимальная преемственность текстов и производивших тексты институций, скажем, комментариев на Аристотеля и школьного аристотелизма, и это позволяет отрицать гибель идей и подчеркивать преемственность. Гибель идей происходит в социальном и географическом мире различным образом и в различные времена. Бесспорно, теоретические миры и античности, и Средних веков никогда полностью не исчезают — существует немало заслуживающих изучения факторов их устойчивости. Но именно эта устойчивость и должна быть исторически прояснена, а не приниматься как само собой разумеющийся факт: нужно понять роль здесь непрерывных практик, обстоятельств и, если можно так выразиться, «механизмов». Поэтому я не боюсь возражения, которое на самом деле более чем порадует мой радикальный историзм, что я пытаюсь найти что-то общее между собой и текстом XI века. Эта общность существует, но только как результат определенной исторической непрерывности — она есть продукт исторического процесса, а не априорных условий производства. Б) В философии существует давняя теория, которая мало подходит к ограниченным областям работы таких обособленных современных дисциплин, как логика или физика, но тем яснее видна ее важность для философии. В ней видна внутренняя, а не внешняя преемственность. Это философская теория, которая может восприниматься как произведение искусства: это то, что безумно и называют «вечностью произведения», и вечность эта состоит не в том, чтобы расстаться со своим временем, но чтобы трансформировать его в собственное содержание. Отражение исторического времени, ушедшее в глубь веков прошлого, тем не менее схваченное мыслями течение времени, которое не уменьшилось, потому что было подхвачено мыслью; это как раз повторение в историческом времени того, что, казалось, превратилось в абстракцию. Когда я говорю о том, что теории входят в мир истории, тем самым я поясняю, что история состоит не только из преходящих и непрерывных ценностей, но что она содержит в себе и неоценимый опыт самой

262 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 262

18.03.2010 15:22:08

жизни. Таким образом, мы приходим к тому, что выражения «исторический мир» (geschichtliche Welt) и «историческая ситуация» (historische Situation) не следует онтологизировать. Не нужно представлять себе дело так, будто историческая ситуация — это вещь определенного рода, которая несет в себе мысли, вмещающие в знакомый нам материал теории или формы знания. Итак, мы можем отчетливо увидеть причинную связь между ситуацией и теорией, чтобы не считать чем-то когерентным внушенное нам языком представление. В любом исследовании, которое касается сфер экономики, политики и философии, важно понимать, что «ситуация» или «реальная история» — это такая же реконструкция, как и любая теория. Мы вовсе не хотим говорить о чистых понятиях и представлениях и по-новому разводить базис и надстройку, но только о двух способах упорядочить направления опыта: теоретическом и историческом. Оба эти способа должны развиваться каждый в своем роде. Когда они оба, сохраняя верность себе, последовательно конвертируются, тогда уже можно не сводить область исследований средневековой философии к так называемой «медиевистике», находящейся в конце последовательной историзации не только академической дисциплины «философия», к которой она имеет немного отношения, но и к бесконечным оценкам и концепциям знания, которые теперь еще считаются непреходяще важными. Историчность мысли, считающаяся ее отрывом от природы, вошла в число расхожих представлений, но мы считаем историчностью мысли нечто другое. Под историчностью мы понимаем необходимость пристального всматривания, исследования документальных источников, погружения в мыслительные миры, которые, сообщаясь друг с другом, и образуют особый мир исторического, не имеющий ничего общего с расхожими мыслями об истории. Опыт мира, который сводится к внеисторической систематизации фактов и ссылается на средневековое переживание космоса, на наш взгляд, больше похож на средневековое устройство общества, причем излагаемое без всякого почтения, чем на физикалистский универсум. Изучение философии Средних веков и стало предметом систематического интереса, потому что позволяет пережить средневековый опыт детально, не преисполняясь скепсисом, а находя собственные темы. Мы узнаем, каким образом метафизики общались с физиками в их жизненных условиях, как их мысли соотносились с их фактическими жизненными формами, моральными и политическими концепциями. Эпоха демонстрирует нам высокую логическую школьную культуру, которую не возместить нашей терминологической точностью и утонченной стратегией аргументации: в современности хорошо известно, откуда что происходит, но никто не может объяснить те условия, которые произвели это знание. А мыслители Средних веков объясняли, уточняли, углубляли и изменяли то, что было в коллективном сознании времени. Но при всей своей продуктивности они не могли гарантировать своему времени то, что считали своей первейшей задачей, а именно обретение истиЛqxq{ 4–5 (72) 2009

2009-5_Logos.indb 263

263

18.03.2010 15:22:08

ны путем введения истинных понятий. Их мечта о философском искусстве как науке, честной, строгой и доказательной, оказалась пустой. Еще один вопрос требует решения: не будет ли для нас горьким разочарованием видеть эти катастрофы средневекового мышления и не превратимся ли мы, исчисляя все эти крушения, в чистых историков философии, перестав быть философами? Когда последователи этих философов говорят об относительности их достижений, они говорят о другом. Если философия мыслится как ряд тщательных попыток, ее границы не рушатся, но только подтверждаются. И поэтому, когда мы хотим говорить об относительности конкретно, а не декларативно, мы должны проверять наши данные, обращаясь к различным историческим документам мысли прошлого. Исследование средневековой философии не как собрания вестей о далекой экзотике, но как подхода к историческому осмыслению, как экзотической, но конкретной тяги к строгому европейскому пониманию сознания, теперь уже стало наглядным, и, как писал Гуссерль в «Кризисе…», оно «питает наше существование как философов и, соответственно, существование философии» (Husserliana VI , ). Тогда исследование философии Средних веков само становится философией. Перевод с немецкого Александра Маркова

264 Курт Флаш

2009-5_Logos.indb 264

18.03.2010 15:22:08